Читать онлайн "Любо думать"

На утёсе, выглядывающем из-под крепости Фазьарн, две женщины по традиции провожали вечер, сидя на скамье под рябиной. Одна допивала наполовину пустую бутыль наливки, другая — закутывалась в меха. В платке между ними лежали хлебные крошки.

Море вдалеке переливалось из сизого в золотой, прощаясь с солнцем, уходившим за горизонт. Полумесяц повис на пока голубоватом небе. Жухловатое лицо поморщилось, морозный воздушный поцелуй отрезвительно коснулся Доны. Женщина нехотя отлипла от бутылки, вскочила со скамьи, стягивая накидку, и затоптала ногами.

— Поднимай! — послышался далёкий, и оттого глуховатый мужской рёв по левое плечо от неё, — пока не стемнело!

Гарнизон латал последнюю дыру в крепостной стене. Ремонт сопровождался стуком молотов под пляску разноразмерных теней от только что зажжённых кострищ.

— Какой там «пока не стемнело»! Уж тьма-тьмущая, а они никак не смолкнут. Удар, удар. Стук-стук. «Э-э-эй, поднимай!» — Дона недовольно отмахнулась, — Будто это никогда не прекратится.

— Ну, только с десяток лет прошло, такие шрамы быстро не затягиваются.

— О том я тебе и говорила — рябина твоя делу не поможет. Уж давно с неё кран смастерили б, так и слушали б шум прибоя да крики чаек. Спокойней было б, чем ты себе там, как это… фантазируешь.

— А что моя рябина? Не будет стука молотов, так мужики наши ударятся в пьянство и кутёж, вот как мы. И мне это всё ещё мирно будет. И стук молотов заодно, — девушка отпила наливку, — я-то не жалуюсь.

Дона топнула ногой в последний раз и шагнула к рябине.

— Да вот потому что не могу я понять, с чего тебе тут так спокойно, — встав на мыски, она сорвала гроздь, как ей казалось, самую привлекательную, — Сейчас же с неё не пронесёт?

— Холода порядочные стоят, не должно.

Сделав пару жадных укусов, Дона подсела к собеседнице. Желая услышать разъяснения, она стала назойливо чавкать.

— Твоё упорство да где-нибудь бы поодаль отсюда! С чего спокойно? — та кивнула, — Мне вот любо думать, что острова наши Рябиновые не по указанию смерти так названы, а по воле природы. Вот, растёт деревце тут, так и зовутся острова. Пьёшь ты наливку из чего?

— Из рябины.

— Не теплит тебя это?

— Не с рябины, так с чего другого б пила, — она поболтала только что отобранной бутылью, — как раз заканчивается.

— Так теплит тебя это или нет? Наша наливка, не солдатское пойло! Мой муж варит, такой он у меня молодец. Во всём слушает жалобы, угождает. И такая вкусная получается. Разве не вкусная?

Побыв в раздумьях пару мгновений, Дона всё же ответила:

— Ох, не побивай меня мой муж за враньё, и тебе б соврала. Теплит, пожалуй, — судя по сверлящему взгляду собеседницы, этих слов ей было мало — и вкусная. Но позволь!

Женщина приосанилась и поправила меховой воротник накидки.

— Не видишь ты, дорогая, что название это гордое!

— Нет же, Дона, это название поистине горестное!..

Продолжить ей не дали.

— Мы отбились от врага, показали ему свою силу. Эта скамья, между прочим, из мачты ихнешнего корабля. Тоже твой любимый муженёк сколупал, чтоб удобней сиделось! Так что, спокойно тебе на ней? — ответа не последовало, — Пущай, головушка, Рябиновые Острова будут назиданием всем врагам, кто придёт на наши земли. Не видишь ты этого.

Собеседница раздосадованно ударила в ладони и вскочила со скамьи.

— Вижу! К сожалению, вижу! Но ты? Видишь ли ты? Слышишь ли?

— Слышу что?

Пока Дона стала оглядываться, собутыльница отобрала напиток и сделала заключительные глотки. Пустая бутыль упала на землю. Девушка прерывисто выдохнула.

— Звон… сигнальных колоколов. Перекрики, возгласы. Видишь ли вдали приближающуюся армаду неприятеля?

Дона посмотрела на собутыльницу с недоверием. Позади неё тихо шли себе волны друг за дружкой, отражая нависший над ними полумесяц. Она посмотрела левее. Около крепости, где обычно проходит граница мели, чуть виднелись мшистые остовы затонувших кораблей. Их накрыл собой грянувший прилив.

Собутыльница не останавливалась:

— Видишь, как крепость заходила ходуном не от пушечного рокота, но от людского смятения? Человек пошёл на человека! Как рой саранчи та армада, что было не сосчитать.

Холодок шаловливыми пальцами пробежался по спине Доны. Её немного тряхнуло. Она стала вглядываться усерднее. Раз волна, два волна. Три, четыре. Дальше темнота, которой сторонится даже свет полумесяца. Небо только больно затянуто. В остальном, всё как и прежде.

— Эх, твою мать, верёвка рвётся! Разойдись!

По острову промчался гулкий звон колокола. Думалось Доне, на него что-то свалилось с крана.

— Извини, мужики!

Голоса слышались резко хуже, ведь звон женщину не покидал. Она снова вгляделась в море, и веки её распахнулись: либо облака так спрятали полумесяц, либо застыло на месте само море, что волны было не разглядеть.

Звон утих.

Вода закипела, вспенилась, забурчала, понеслась в разные стороны, бросалась сама на себя, вздымалась, пока не собралась в единую могучую волну с распахнутой пастью. Урчащая пучина Серого Моря изрыгнула на свободу деревянных исполинов, несущих напасть. Давно затопленные галеоны собирались вновь из собственных остатков. Балки, якоря, каркасы, каждый болтик поднимался за исполинами прямиком из бездны. Свистели реи, швартовы и тросы, завязывались морские узлы. Море, что должно было придавить их своей толщей, бежало с них водопадом. Ветер не давал смяться дырявым парусам, неся корабли вперёд. И на тех кораблях враги. Восставшие из мёртвых, нетронутые, будто живые, слепленные из гнилой плоти и спёкшейся крови. Вцепились, кто за что успел, но твёрдо знающие, куда они идут.

Загромыхали первые залпы, испуская искры. В смертельном танце кружились меж собой покорители водной стихии.

— Ты слышишь? Вмиг ударили сотни молний, одна за другой. И так раз за разом, пока они не пошли на приступ. Пока наших бравых защитников не утащило на дно агония битвы. Как трещала и гудела древесина, разламываясь напополам от неумолимой силы ядер, когда уходила глубже земли! И только её мы слышали, ведь пальба замолкла. Замолкла крепость. Мы ждали. Мы не видели.

Полем боя завладел непроглядный дым. В море болтыхались бездыханные тела. Выбитые глаза, размозжённые головы и до неузнаваемости покорёженные конечности. Они плыли вдогонку за сотворёнными дымкой шлюпами, где битком набились оскалившиеся мужи. Те расправили свои крылья из вёсел, а как заверещали рулевые, понеслись к берегу сквозь пылающий дождь.

— Врагов стало намного больше. Ещё раз загромыхали залпы. Ходуном крепость заходила по другой причине. Опалённый порохом металл столкнулся с камнем в неумолимой схватке. И мы проигрывали, пусть пытались стрелять в ответ.

Костры, что сейчас еле освещали замок, заполыхали вихрем. Со стен звездопадом валились горящие воины. С визгами, с мольбами, с надеждами. Падали оземь со стуком. Удар, удар. Стук-стук. Человек за человеком. Ненавидимый Доной молот, с неистовостью вбивающий гвозди. Приближающиеся шлюпы расцветали багровой пеленой, когда по тем удавалось попасть. Развеивающиеся там флаги, гербы, знамёна, хоругви — всё, чтобы тебя заметили в пылу битвы, всё оно не имело значения. Вода принимала ошмётки чего бы то ни было с распростёртыми объятиями.

Лицо Доны окоченело в ужасе, смоченное слезами.

— Мы ведь обе были там. И наши мужья. Неужели ты до сих пор не унюхала удушающий запах пороха, не прочувствовала на себе сдирающее кожу пламя и ненасытный ветер? Не лицезрела, как тогда, бурю, ураган мечей, когда завоеватели всё-таки высадились на берег. Ты до сих пор не слышишь? Как неприятель отдавал команды. Как солдаты отказывались идти в бой на пороге смерти. Не видишь, как к берегу прибивало потроха, коими так славны наши Рябиновые Острова?

Дыхание Доны перехватило. Вылупленные глаза смотрели сквозь рассказчицу и проедали Фазьярн, откуда доносились истошные звуки кровопролития, в бреши которого тучами проникали захватчики.

Женщина видела всё наяву, там, у одной из пробитых стен. Ровно перед ней, к бреши медленно подбирался стальной табун врагов. Табун, к которому по кусочку прибивались из-под земли их почившие сородичи. Всего миг затишья перед рыком горна, трубящим атаку, когда сквозь женщину с воплями и кличами понеслись рьяные мужи, сталкивались разбитыми рядами, грызли друг другу глотки, мечами всковыривали доспехи, в суматохе раскраивали свои же черепа. Толпились и теснились, ступая по дороге из раненых и живых, из соратников и врагов. Человек пошёл на человека.

Дона, теперь на скамье, цеплялась зубами в гроздь рябины, заедая вспыхнувший в груди огненный ворох. Ягоды не раскусывались, но хрустели и ездили между дёснами, липли на щеках, позывали к рвоте. Дрожащий рот женщины выплюнул гроздь в красные от сока руки. Потроха, коими так славны Рябиновые Острова, пожёванные свисали с её пальцев.

Она запищала, вскочила и понеслась к краю утёса, наотмашь запустив кишки в море. Дона видела ту битву, слышала каждый звук, принюхалась ко всем мерзотным запахам, и оттого упала на колени в отчаянном плаче.

В ушах нескончаемый вой, а в глазах тьма, и легче не становилось. Снова стук ненавистного молота. Сердце билось с надрывом, дробя грудную клетку. Удар за ударом. Стук-стук.

Дона застучала ему в такт.

Пара ударов по земле.

Стук-стук.

Ещё пара.

Стук-стук.

Последняя.

Стук-стук.

По руке прошёл знакомый холодок.

Дона расправила ладонь и почувствовала шелестящую зелень. Вцепилась в неё, прислушиваясь к округе: слева раздавался приглушённый смех, справа неторопливо подвывал ветер. Еле приоткрытые глаза увидели играющиеся меж собой волны под светом полумесяца. Никаких кораблей. Никаких захватчиков. К берегу не прибивались тела, а костры так же лениво освещали крепость. Последняя брешь Фазьарна была заделана, гарнизон разбирал строительные леса.

Женщина нерешительно обернулась, не поднимаясь с коленей. Сзади, как ни в чём не бывало, сидела рассказчица и дрыгала ножками. Рядом, машущая своей сенью, стояла рябина.

Её обкусанная гроздь мирно покачивалась на водной глади.