Читать онлайн "Волшебник Лукоморья. Книга 1."

Сумеречный лес стоял перед путниками сплошной, мрачной стеной. Ветви двухсотлетних елей будто сучились костлявыми пальцами и царапали низкое небо. Туман, плотный и холодный, стлался по земле — кусты превращались в смутные силуэты, камни — в неожиданную угрозу.

Костёр, вокруг которого расположились двое путников, прорезал мрак тёплым пятном. Пламя, колеблющееся на холодном ветру, отбрасывало на лица резкие тени, делая черты мужчин грубыми и жесткими.

— Слышал про селение впереди? — спросил Добромир, не поднимая головы. Голос звучал спокойно, но в нём чувствовалась сталь. — Нечисть, говорят, совсем распоясалась.

— Да уж, — Тихон подбросил в огонь сухую ветку; она треснула. — Заказ будет не из лёгких. Местные уже который месяц в страхе живут.

— Что говорят? — Добромир приподнял голову.

— Будто бы она приходит только по ночам, — Тихон понизил голос. — Молодых парней тащит в болото, прямо с порога уводит. Никто не вернулся.

— А плата? — Добромир потёр подбородок. — Достойная?

— Селяне собрали всё, что могли, — Тихон вздохнул. Голос стал хриплым от дыма. — Но главное — избавление от твари. Она уже всю округу в страхе держит.

— А следы? — Добромир нахмурился. — Есть какие-то особые приметы?

— Следы босых ног, но будто бы с перепонками между пальцев, — Тихон перевёл дыхание. — И запах — гниль и тина. А ещё… — он помедлил, словно боясь нарушить тишину, которая могла услышать его слова. — Местные уверены, что слышат её смех. Холодный, пробирающий до самых костей.

Внезапно тишину разорвал хриплый крик. Стая ворон, до этого молча сидевшая на ветках, взлетела в небо, кружа над путниками тёмным облаком. Их крылья рассекали воздух с пугающим свистом, а глаза светились в полумраке, словно угольные огоньки.

— Не к добру это, — Тихон поёжился, глядя на кружащих птиц. — Плохая примета.

— Не примета, а знак, — ответил Добромир. — В лесу что‑то не так.

— А как мы её выманим? — Тихон пригладил кончики своих усов.

— Возможно, придётся использовать приманку, — задумчиво произнёс Добромир, сжимая рукоять меча так, будто проверял её прочность. Его ум уже работал над планом.

— Какую? — Тихон насторожился.

— Пока не знаю, — Добромир мотнул головой. — Возможно, это болотная кикимора.

Ветер прошёл холодной волной, принёс запах сырости и болота. Где‑то вдали взвыл волк; звук отозвался эхом в стволах деревьев, и луна, спрятавшись за тучей, едва освещала тропу. Тени стали гуще; лес будто придвинулся ближе к костру, чтобы послушать.

— Слышал я тут кое-что, — Тихон понизил голос до шёпота. — Говорят, на севере объявилась какая-то новая сила.

— Культ, — Добромир тяжело вздохнул, потирая переносицу. — Детей Нави.

— Дети Нави, значит, — Тихон нахмурился, пытаясь осмыслить услышанное. — И чего же они хотят?

— Власти, — коротко ответил Добромир, его голос звучал мрачно. — Нордград может стать их целью. Если они захватят власть в северном городе…

— То что? — Тихон напрягся.

— То получат ключ к северным землям, — тихо произнёс Добромир. — Захотят ли они остановиться на этом?

Пламя костра трепетало на ветру. Ночь сгущалась, словно живое существо, готовое поглотить их целиком. Но двое путников были готовы встретить то, что ждало их впереди.

*****

Солнце палило нещадно — июль выдался таким, что асфальт на площадке словно парил, и в воздухе плыли размытые миражи.

Никита и Серёжа мчались на скейтбордах по заброшенной территории старого завода. Ржавые остовы машин, поросшие травой, полуразрушенные стены и одинокое кирпичное здание без крыши создавали необычный лабиринт для их игр.

— Ну что, Никитос, — Серёжа затормозил у покосившейся стены, — скоро в пятый класс! Представляешь?

Никита пожал плечами, разглядывая трещины в кирпичной кладке:
— И что? — сухо ответил он. — Всё равно ничего не изменится.

— Как это «ничего»? — возмутился Серёжа. — В пятом классе всё по-другому будет. Новые учителя, новые предметы…

— И, может, новые одноклассники, — добавил Никита, вспоминая, как в прошлом году в их класс уже переводились нескольких ребят из другой школы.

— Точно! — оживился Серёжа. — Может, найдём наконец нормальную компанию? А то эти все…

— Да уж, — вздохнул Никита. — Света, которая считает себя самой умной…

— И Петька, который вечно пытается всех задирать, — подхватил Серёжа. — Но в пятом классе всё точно изменится.

Мальчики присели на корточки у старого бетонного блока. Трава вокруг была выжжена, но в тени ещё держала зелёный цвет. Воздух пах раскалённым битумом и засохшей травой; когда мимо просвистел ветер, на лице оставался солёный налёт жары.

— Надеюсь в нашей школе появится кто-то нормальный… — мечтательно протянул Серёжа. — Ну, знаешь, такой, с кем можно будет реально дружить.

Никита усмехнулся:
— Или девчонка какая-нибудь красивая…

— Да ну тебя! — Серёжа толкнул друга в плечо. — Я серьёзно говорю.

— Я тоже серьёзно, — Никита поднялся. — Погнали ещё разок прокатимся?

Они помчались между ржавыми каркасами старых станков, оставляя за собой клубы пыли. Ветер трепал волосы, а смех эхом отражался от голых стен заброшенного завода. Солнце всё ниже клонилось к горизонту, вытягивая длинные тени по выцветшей площадке. Наконец Никита, уставший, но довольный, свернул с территории и пошёл домой.

Подъезд хрущёвки встретил гулом шагов и запахом, который знали все, кто жил в таких домах: пыль, старая штукатурка и что‑то родное, пропитанное временем. Никита поднялся на пятый этаж по выцветшим от времени ступеням. На каждой площадке стояли цветы в жестяных банках — «бабушкинские», подумал он, вспоминая соседку с первого этажа.

Дверь квартиры скрипнула. Мама, как всегда, была на кухне — Никита услышал звон посуды и приглушённый звук телевизора. В квартире было прохладно. Типичная хрущёвка: узкий коридор, маленькая кухня и две комнаты. Стены выкрашены в бледно-жёлтый цвет, который когда-то считался модным. На полу — выцветший линолеум с узором, напоминающим паркет.

В своей комнате Никита чувствовал, что время здесь будто замедляет ход. Письменный стол стоял у окна; на полках — его книги: Верн, Толкин, Лондон и Сапковский — соседствовали аккуратно, как старые знакомые. Скейтборд прислонил к шкафу; он выглядел новым на фоне посеревшей мебели, но уже вписался в этот мир. В углу — старенькая кровать с железной спинкой, покрытая цветастым покрывалом; над ней висели постеры героев из фильмов и игр.

На крючке у стены висела шестиструнная гитара — потертая, с заметными царапинами, но любимая. Подарок от бабушки и дедушки. Рядом — самодельная полка с нотными тетрадями и сборником аккордов. Никита снял гитару, и прикосновение к лакированному корпусу вызвало в памяти тепло: как дед учил настраивать струны, как бабушка подпевала, когда он брал первые аккорды. Пальцы прошлись по струнам — раздался чуть дребезжащий, но тёплый звук. Он улыбнулся, отложил инструмент и открыл очередной том про волшебников и драконов, который лежал на столе.

В этот момент из кухни донёсся голос матери: — Никит, ужин!

На кухне был полумрак; лампа над столом отбрасывала мягкое желтоватое пятно. Мать, лет тридцати, спешно накрывала на стол, будто торопилась успеть до очередной подработки. Её движения были автоматичны — привычный ритм, выработанный годами. Лицо, некогда красивое, не скрывало следов усталости: тонкие морщинки у глаз, в уголках губ, тёмные впадины под большими голубыми глазами. Волосы, коричневые и волнистые, выглядели не такими блестящими, как прежде. Встано‑минутная сутулость и лёгкая усталость в плечах говорили о том, что забот слишком много.

Никита сел за стол, в голосе слышалась обида: — Опять до ночи?

— Работа не ждёт, — коротко ответила мать и поставила перед ним тарелку с супом. — В этом месяце нужно особенно постараться.

— А когда ты будешь со мной? — Никита поднял глаза. — Вечно ты на работе!

— Я работаю ради тебя, — её голос стал твёрже. — Чтобы у тебя было всё.

— А разве время с мамой не важнее вещей? — в Никите поднимался гнев.

Мать на миг замерла, ложка в её руке дрогнула. — Ты не понимаешь, — тихо сказала она. — Я делаю это для твоего будущего.

— А как же настоящее? — Никита повысил голос. — Мы почти не проводим время вместе!

— Хватит! — резко встала мать. — Ты не представляешь, каково это — тянуть всё одной.

— А ты не представляешь, каково — расти без отца и почти без матери! — слова сорвались с губ Никиты, и он вскочил из‑за стола.

В кухне повисла тяжёлая тишина.

Мать сжалa глаза; в уголках их блеснули слёзы. — Ты не имеешь права так говорить, — голос её дрожал. — После того, что случилось с твоим отцом…

— Именно! — Никита, почти крича, продолжил: — Что случилось с папой? Ты никогда не рассказываешь!

— Потому что это слишком больно, — ответила она, схватившись за грудь. — Ты был слишком мал, когда он исчез.

— Мне уже не пять лет! — он почти плакал от обиды. — Я имею право знать!

Их взгляды столкнулись, полные боли и непонимания. Разговор оборвался. Мать молча убрала тарелки и принялась мыть посуду, а Никита вышел в свою комнату, хлопнув дверью.

Дни текли ровно, почти не отличаясь друг от друга. Никита и Серёжа по‑прежнему проводили время вместе: гоняли на скейтбордах по знакомым улицам, спорили о прочитанных книгах, строили планы на предстоящий учебный год.

В конце августа, за неделю до дня рождения Никиты, он стал замечать, что с другом что‑то не так. Серёжа как будто растерял привычную лёгкость: шутки звучали не так задорно, в катании он частенько отвлекался и выглядел задумчивым.

— Слышь, Серёг, — не выдержал однажды Никита, когда они сидели в тени покосившегося завода, — ты в последнее время какой‑то не свой. Всё в порядке?

Серёжа вертел ремешок часов. — Да так… — протянул он, отводя взгляд. — Просто много всего.

— Что именно? — Никита всмотрелся в друга. — Если что‑то случилось, ты знаешь, я всегда выслушаю.

После длинной паузы Серёжа, наконец, решился:

— Мы… переезжаем.

Эти слова врезались в Никиту, как удар.

— Как — переезжаем? — голос его дрогнул. — Куда? Когда?

— Завтра, — тихо ответил Серёжа. — Родители говорят, что временно, но…

— И ты молчал всё это время?! — в голосе Никиты послышалась обида. — Почему не сказал раньше?

— Не хотел расстраивать, — признался Серёжа, опустив голову. — Думал, может, передумают.

Несколько минут они молчали. Никита чувствовал, как внутри сжимается грудь: все планы и договорённости рушились в один момент.

— И ты даже не знаешь, куда? — спросил он, стараясь сдержать эмоции.

— Нет, — покачал головой Серёжа. — Родители ничего не говорят.

Остаток дня прошёл как в тумане. Они делали вид, что всё как всегда — смеялись, катались между ржавых каркасов, — но оба понимали: это их последние часы здесь. Когда стемнело, пришло время прощаться. Они встали у старого бетонного блока, где раньше мечтали о будущем. — Ну, пока, — тихо сказал Серёжа, глядя в сторону.

— Пока, — ответил Никита, стараясь не показывать чувств.

Уже отходя, он вдруг обернулся:

— Серёг! — крикнул он. — Хоть позвони, когда переедете. Расскажешь, как всё.

Серёжа остановился, оглянулся, кивнул и промолчал. Просто махнул рукой и пошёл прочь. Никита долго смотрел вслед — в горле застрял ком обиды и пустоты.

Тусклые фонари разбрызгивали по асфальту бледные островки света. Никита шёл медленно, мысли вязли одна за другой: учебный год, Серёга, планы, которые вдруг рассыпались. Где‑то в глубине горело раздражение — не на пустом месте, а оттого, что всё вокруг менялось без его согласия.

Внезапно из-за угла вышли трое. Старшеклассники из его школы, те самые, что вечно искали повод поиздеваться над младшими. Во главе компании стоял высокий парень с наглым выражением лица.

— О, гляньте-ка, кто тут у нас! — протянул он, преграждая путь. — Куда спешим, герой?

Никита остановился, стараясь сохранять спокойствие:
— Прочь с дороги.

— Ой, как грубо, — ухмыльнулся задира и сделал шаг вперёд. — Кто это у нас такой смелый?

Двое его приятелей загоготали. Никита сжал кулаки, но промолчал.

— Что, язык проглотил? — не унимался задира. — А где же твой дружок, как его там… Ах да, Серёжка? Небось испугался и спрятался?

«Только не поддавайся на провокации», — мысленно приказал себе Никита, но упоминание друга задело его.

— Отстань, — выдавил Никита.

— Ой-ой, какие мы грозные, — продолжал издеваться парень. — А что это? Скейт? Дай-ка посмотреть.

Не дожидаясь ответа, он схватил доску и перекинул её приятелю. Хулиганы начали швырять друг другу, будто игрушку.

— Верните! — рванулся Никита.

— А ну стой! — задира схватил его за плечо. — Будешь знать, как дерзить старшим.

В голове Никиты зашумело. «Только не поддавайся. Не давай им повода».

— Что, испугался? — насмехался задира. — Думаешь, мы не справимся с таким задохликом?

Его дружки снова загоготали.

В лёгких что‑то заскрежетало, сердце стукнуло резко и ровно. В пальцах Никиты появилось странное покалывание, как будто по венам растекался утренний холод. Он не успел понять, откуда это — инстинкт или вихрь эмоций — но мир на мгновение притормозил: звук шагов, смешки и его собственный дыхание стали объёмнее.

Сначала прозвучал щелчок — тонкий, как перелом веточки. Затем плафоны фонарей вокруг них будто откликнулись: стекло дало трещину, и треск разошёлся паутиной. Свет померк, улицу накрыла густая тьма с прорезающимися отблесками из окон домов.

Никита инстинктивно вытянул руку. В ладонях — металл, холод и странная тяжесть, как будто кто‑то схватил воздух между ними. Он ощутил не силу мышц, а давление в голове, которое будто велело: «Держи». Хулиган, который держал его, выпучил глаза; руки его застыли в воздухе, плечи задрожали. Тело зависло, колени подогнулись — и он повис, словно что‑то невидимое ухватило его за воротник.

— Что… что ты делаешь? — пролепетал тот, губы белели.

Его приятели попятились, скейт выскользнул, ударившись об асфальт. Один из них прижал руку ко рту, другой заорал:

— Отпусти! Мы всё вернём, только отпусти!

Никита не понял сам, как отпустил — рука опала, пальцы расслабились. Парень с грохотом свалился на асфальт и бросился бежать, визжа на ходу:

— Ты псих! Псих! Ты не жилец мелюзга!

Дружки, не оглядываясь, помчались следом.

Тишина опустилась сначала тяжёлая, затем режущая. Никита стоял, дрожа, ладони ещё горели от странного напряжения. Он поставил скейт перед собой, присел, провёл по доске пальцами — царапин не заметил, только сердце не унималось.

В голове ворочались вопросы, тяжёлые и острые. «Что это было? Как я мог…?» Телом пробежала волна страха — не перед хулиганами, а перед собой. Он вспомнил исчезновение отца, отъезд Серёги, усталость матери; казалось, мир требовал слишком многого.

Никита поднялся, глубоко вдохнул полуночный холод. Где‑то в окнах мерцали обычные семейные сцены — телевизор, разговоры. Никто не догадывался, что только что произошло на пустой улице.

«Никому не скажу, — сказал он себе. — Сначала разберусь сам».

Внутри, помимо страха, проснулась решимость: понять, что это за сила, научиться её контролировать.

Он обнял скейт и пошёл домой, чувствуя, как шаг за шагом растягивается новая, чуждая ответственность.

*****

В просторном зале корчмы было тепло и уютно. Тусклый свет лучин мягко разливался по бревенчатым стенам, отбрасывая длинные тени. Добромир и Тихон устроились у окна — оттуда открывался вид на шумную площадь, по которой бродили тени прохожих и мелькали огни.

Корчма встречала путников знакомым ароматом жареного мяса и свежего хлеба; после нескольких дней на охоте этот запах казался особенно аппетитным. Вдоль стен тянулись тяжёлые лавки и длинные столы, покрытые льняными скатертями. На резных балках висели связки сушёных трав и пучки лука, добавляя в воздух пряные ноты. В центре зала пылал очаг, над которым болтался котёл — из него доносилось негромкое бульканье. За стойкой стоял хозяин — крепкий мужчина с густой бородой, который встречал гостей с вниманием и почтением.

Пока Тихон уплетал наваристую кашу и отламывал свежий хлеб, Добромир внимательно разглядывал селение. Узкие улицы, вымощенные круглыми брёвнами, петляли между домами, словно жилки по коже земли. Избы, сложенные из цельных стволов, стояли плотно, образуя плотный ряд; крыши порой были покрыты ровной дранкой, где‑то золотилась старая солома, местами виднелись заплаты из бересты. На некоторых домах выделялись резные коньки и замысловатые наличники под окнами.

Селение окружал высокий частокол из заострённых брёвен. От двух главных улиц к массивным двустворчатым воротам вели мощёные тропы, а над воротами возвышались сторожевые башни; на постах дежурили стражи, зорко следившие за окрестностями. В самой середине лежала просторная площадь: колодцы с журавлями, амбары с резьбой, кузница с постоянно дымящейся трубой. По краям площади молодели берёзки.

Вдали виднелись поля, где местные жители выращивали овощи и зелень. За полями — заливные луга; дальше темнел лес, мрачный и молчаливый, хранитель множества нерассказанных тайн.

Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая небо в багряные тона. В заведении становилось всё оживлённее: селяне возвращались с работы и спешили отпраздновать избавление от того ужаса, что их пугал. Дым от лучин смешивался с паром горячих блюд, создавая в зале особую, тёплую атмосферу.

Помещение наполняли голоса, смех и звон кружек. За каждым столом обсуждали недавнее происшествие, а в центре внимания был заметно захмелевший Тихон — невысокий, жилистый старик, в котором даже в преклонном возрасте чувствовалась немалая сила. Голова его почти лишилась волос, лишь несколько седых прядей торчали на висках, тогда как усы, густые и пышные, обрамляли рот, придавая лицу благородную суровость. Светлые глаза, обычно проницательные и спокойные, теперь искрились весельем. Широкий нос и массивный подбородок делали его лицо запоминающимся.

Он был одет просто: рубаха, поверх неё туника из плотной ткани. На плече виднелось крепление для колчана — знак охотника, а на кожаном поясе звенел мешочек с монетами, подбрасываясь при каждом движении.

Его голос звучал громко и воодушевлённо. — А как я её, как я её! — размахивал руками Тихон, расхваливаясь. — Прямо в самое сердце, одним махом! Она выскочила из болота вся такая страшная, а я ей — раз! Мечом богатырским!

Селяне слушали, улыбаясь и переглядываясь: кто-то кивал с пониманием, кто‑то посмеивался, видя, как история всё растёт и растёт.

Добромир сидел в стороне и наблюдал. Лицо его было невозмутимо, но порой он не мог удержать лёгкой улыбки, слушая невероятные подробности. Он знал правду, но не прерывал старика — пусть повеселится, заслужил.

— А потом она, значит, завыла так, что даже волки в лесу притихли! — продолжал Тихон, входя в раж. — И тут я ей — второй удар, да такой, что голова с плеч слетела вон!

Хозяин корчмы, протирая кружки, слушал, покачивая головой и улыбаясь в бороду; он подливал медовухи разгорячившемуся рассказчику. В углу несколько молодых парней раскрыли рты: для них Тихон уже стал героем, победившим страшное чудовище.

Добромир время от времени бросал взгляд на дверь — он оставался настороже, несмотря на общее веселье. Его острый взор замечал каждую мелочь: движение теней, перемену лиц, тихие переговорах между посетителями.

Тем временем история становилась всё более фантастической: Тихон рассказывал, будто сражался с целой армией нечисти, будто его меч излучал свет, а он сам был неуязвим. Слушатели верили каждому слову.

Когда сумерки окончательно окутали корчму и зал стал тесен от народа, Добромир решил, что пора уходить. Незадолго до того, как он произнёс: «Пора, Тихон. Завтра нас ждёт дорога», в корчму вошли стражники. Один из них, разгорячённый выпивкой и самоуверенностью, решил высмеять рассказ Тихона.

— И это всё? — протянул стражник, вытирая пот с лба. — Да мы бы и сами с этой кикиморой управились! Чего только не наплетёт старый хрыч ради славы!

Тихон, раскрасневшийся от медовухи и бахвальства, хотел было возразить: — Да что ты понимаешь! Мы не просто так её одолели… Мы… мы особыми знаниями и умениями пользовались. Такое под силу только волшебнику да ведьмаку!

— Ты что ли, ведьмак али… волшебник, старик? — рассмеялся стражник и сделал шаг вперёд, намереваясь обидеть. — Или у тебя язык быстрее меча работает?

— Нет, не я... Мой товарищ... Он... он ведьмак... — заплетающимся языком произнёс Тихон, стараясь сохранить достоинство.

— Ведьмак, говоришь? — хмыкнул стражник. — А где же этот ведьмак? Или только и умеет, что прятаться за спиной старого пьяницы?

Другие стражники загоготали, подталкивая друг друга локтями. Тихон, чувствуя, как земля уходит из‑под ног, обернулся к Добромиру в поисках поддержки.

— Мой друг — великий воин! — настаивал он, пытаясь выпрямиться. — Он много нечисти истребил!

— Великих воинов мы знаем, — процедил стражник, наступая ближе. — А ты, старик, просто болтун. И твой дружок — такой же олух.

Добромир, высокий и крепкого телосложения, с волосами, ниспадавшими до плеч, небрежно откинул прядь со лба. Его щетина, отросшая за дни охоты, придавала лицу суровый вид. Серо‑зелёные глаза холодно сверкнули; он незаметно толкнул Тихона в бок — пора уходить. Сделав шаг вперёд, он попытался увести друга; потрёпанные стёганые доспехи тихо заскрипели. Но было поздно: стражники уже окружили их, преграждая путь к выходу.

Стражник не унимался:

— Слышь, ведьмак, — процедил он, глядя Добромиру прямо в глаза. — Скоро вас всех перебьют, как блудливых собак, — прошипел он, наклонившись ближе. — Культ детей Нави наведёт порядок во всём Лукоморье, это лишь вопрос времени. Твой жалкий меч не поможет тебе при встрече с ними.

— Я уже встречал их много лет назад, — спокойно ответил Добромир, не отводя взгляда. Его рука невольно скользнула к рукояти меча, бережно укутанного в мешковину и перекинутого через плечо. — И, как видишь, жив.

— Посмотрим, как ты заговоришь, когда они придут за такими, как ты! — оскалился стражник.

Не говоря больше ни слова, Добромир накинул капюшон дорожного плаща, слегка толкнул стражника плечом и направился к выходу, увлекая за собой пошатывающегося Тихона.

Снаружи их встретил прохладный вечерний воздух. Добромир крепко схватил друга под руку и быстро повёл прочь от корчмы.

— Ты слышал? — прошептал Тихон, когда они отошли достаточно далеко. — Они служат этому культу...

— Слышал, — коротко ответил Добромир. — И запомни: больше никаких рассказов о наших подвигах. Особенно в трактирах.

*****

Неделя тянулась медленно и однообразно.

После того, как Никита остался без своего лучшего друга, жизнь его будто потеряла остатки ярких красок. Теперь он часто бродил один по окрестностям, находя утешение в одиночестве. Заброшенный завод, который раньше был их любимым местом для игр, теперь казался ему чужим и немного пугающим. Тем не менее мальчик всё равно часто приходил туда. Ржавые конструкции, что когда‑то казались крепостью, теперь выглядели старыми и унылыми. Никита залезал по тем же лестницам, где они с Серёжей устраивали приключения, и вспоминал, как вместе придумывали истории о пиратах и рыцарях. Завод стал для него не только местом одиночества, но и размышлений.

Большую часть времени он проводил за чтением. Книги стали верными спутниками в эти одинокие дни. Он погружался в волшебные миры, где герои сражались со злом, совершали невероятные подвиги и находили настоящих друзей. Страницы уносили его далеко от серых будней; в фантазиях он то был отважным рыцарем, то волшебником, то путешественником между мирами. Там он мог быть кем угодно и делать что угодно, не боясь осуждения и одиночества.

И вот настал его одиннадцатый день рождения. Утром в этот особенный день мама, как обычно, проснулась раньше всех. Она тихо вошла в комнату Никиты и села рядом с его кроватью.

— С днём рождения, мой дорогой! — нежно сказала она, поглаживая сына по голове.

Никита сонно улыбнулся и сел на кровати.

— Спасибо, мам! — ответил он, потягиваясь.

— Знаешь, — немного замялась мама, — у меня сегодня снова много работы. Но я придумала: поедешь к бабушке с дедушкой? Они уже всё подготовили для праздника.

Никита немного расстроился — он так хотел провести этот день с мамой. Но, видя её озабоченность из‑за работы, он кивнул:

— Хорошо, мам. А ты мне что‑нибудь подаришь?

Мама улыбнулась:

— Подарок ты получишь вечером, когда вернёшься от бабы с дедом. Обещаю, он тебе очень понравится.

Собрав небольшой рюкзачок с вещами и любимой книгой, мальчик отправился в пригород — всего час пути на автобусе. Сидя у окна, он смотрел на знакомые улицы и думал о том, как будет праздновать.

Когда автобус подъехал к остановке, он увидел, что бабушка с дедушкой машут ему издалека; они держали в руках воздушные шарики.

— Никитушка! — радостно воскликнула бабушка, едва заметив внука. — Иди скорее к нам, мой хороший!

Дедушка подхватил рюкзачок:

— Ну‑ка, герой, давай помогу! Как доехал?

— Хорошо, дедушка, — улыбнулся Никита, чувствуя, как в груди разливается тепло от их заботы.

Бабушка приобняла его за плечи:

— Ой, да ты, наверное, замёрз! Пойдём скорее в дом, там уже всё готово. И пирог ждёт, и подарки!

В доме стоял уютный запах свежей выпечки. Бабушка усадила внука за стол:

— Сначала чай с пирогом, а потом всё остальное! Дедушка, неси подарок!

Дедушка торжественно вынес небольшую коробку, перевязанную лентой:

— Это от нас с бабушкой, именинник! Открывай скорее!

Никита засветился от радости и развернул подарок. Внутри оказалась новая книга с красочными иллюстрациями — сборник его любимых рассказов про волшебство.

— Спасибо, бабушка, дедушка! — воскликнул он, обнимая родных.

Бабушка потрепала его по голове:

— Мы знали, что тебе понравится! Теперь давай зажжём свечи на пироге.

Весь день прошёл в заботе и внимании: бабушка рассказывала истории из своего детства, дедушка интересовался успехами в игре на гитаре.

Когда наступил вечер и пришло время собираться домой, Никита начал складывать вещи в рюкзак. Вдруг дедушка остановился и внимательно посмотрел на внука:

— Никитушка, постой. У меня для тебя ещё один подарок.

Никита удивлённо обернулся:

— Какой ещё подарок?

Бабушка с дедушкой переглянулись, и дедушка медленно подошёл к комоду.

— Твой отец просил меня передать это тебе на одиннадцатый день рождения. Он приезжал незадолго до… своего исчезновения.

Никита замер.

— Почему вы молчали всё это время?

Дедушка вздохнул:

— Я уважал твоего отца и обещал сделать так, как он просил.

Он аккуратно достал из ящика комода небольшой свёрток, завернутый в старую бумагу.

— Открой его дома, внучок. На нас с бабулей не обижайся — мы не со зла, — мягко добавил он.

Никита осторожно взял свёрток. Внутри его сердца зародилось странное чувство — смесь волнения и любопытства. Он понимал, что этот подарок особенный, ведь его оставил отец.

— Спасибо, дедушка, — тихо сказал мальчик.

Бабушка подошла и обняла внука:

— Мы знаем, как тебе не хватает папы, Никитушка. Он очень любил тебя и всегда думал о тебе.

Никита прижался к бабушке, чувствуя, как ком подступает к горлу. Он никогда не забывал отца, хотя прошло уже много времени с тех пор, как тот пропал.

Дедушка положил руку ему на плечо:

— Твой отец был хорошим человеком. Он хотел, чтобы ты получил этот подарок именно в этот день.

Никита кивнул, стараясь сдержать слёзы.

— Спасибо вам, бабушка, дедушка, — прошептал он. — Я буду хранить его как самое дорогое.

Они вместе вышли на улицу проводить его до остановки. Бабушка накинула на него тёплую куртку.

— Приезжай к нам почаще, внучок, — сказала она, целуя его в щёку.

Дедушка добавил с улыбкой:

— И не забывай учиться игре на гитаре — станешь у нас музыкантом!

Когда подошёл автобус, Никита помахал родным на прощание. В рюкзаке, рядом с вещами и книгами, лежал загадочный свёрток от отца. Мальчик не мог дождаться момента, когда останется один и сможет его открыть.

В салоне автобуса он сел у окна и смотрел, как удаляются родные, машущие ему вслед. В груди смешались грусть и предвкушение. Что же скрывается в этом свёртке? Почему отец выбрал именно этот день рождения, чтобы передать его сыну?

Не в силах больше сдерживать любопытство, Никита осторожно достал свёрток из рюкзака. Он огляделся по сторонам — в салоне было немного пассажиров, и никто не обращал на него внимания. Мальчик аккуратно развернул старую бумагу, и перед ним появился небольшой медальон на тонкой цепочке.

Медальон был потемневшим от времени, но даже в тусклом свете автобуса можно было разглядеть его необычную красоту. Он имел круглую форму, а в центре был вычурный знак, напоминавший древо жизни: большой круг, от которого расходились четыре ветви, каждая заканчивалась маленьким кругом. Между ними искусно выгравированы узоры, похожие на руны. Поверхность украшения украшала тонкая резьба, создававшая эффект объёмного изображения. Металл имел тёплый золотистый оттенок; в некоторых местах виднелись следы чеканки. Цепочка, выполненная из того же материала, выглядела прочной.

Никита почувствовал необычное тепло, исходившее от медальона. Он осторожно надел цепочку на шею.

— Красивый медальон, молодой человек, — резкий голос раздался прямо у его уха.

Мальчик вздрогнул и поднял голову. Перед ним стоял высокий, стройный мужчина с аккуратно уложенными каштановыми волосами. На носу блестели круглые очки в тонкой оправе, на нём был необычный удлинённый пиджак, ниспадавший почти до колен; брюки — строгого покроя, идеально выглаженные.

Незнакомец внимательно смотрел на медальон; глаза за стёклами очков словно пытались заглянуть внутрь украшения.

— Вы… вы меня напугали, — пробормотал Никита, инстинктивно пряча медальон под рубашку.

Мужчина мягко улыбнулся:

— Прошу прощения, не хотел. Этот медальон… он особенный.

Никита насторожился — никто, кроме семьи, не должен был знать о подарке.

— Откуда вы знаете? — спросил он, стараясь звучать увереннее.

Незнакомец снова улыбнулся; в его улыбке промелькнуло что‑то загадочное:

— Скажем так, я разбираюсь в древних символах.

В салоне как будто воцарилась тишина. Другие пассажиры будто растворились; только слова мужчины и его фигура заполняли пространство вокруг.

— Что вы имеете в виду? — спросил Никита, по спине пробежал холодок.

— Позже, — тихо ответил незнакомец. — Когда будешь готов. А пока… береги его.

Никита оцепенел; он не знал, что думать и что сказать. Мужчина, пригнувшись ближе, прошептал:

— Никита, ты хочешь научиться управлять своей силой? Я могу помочь.

Эти слова ударили по нему, как гром среди ясного неба. Кровь отхлынула от лица, в ушах зашумело. Что этот человек знает? О чём он говорит?

Никита резко вскочил с кресла. В этот момент автобус затормозил на остановке. Не думая ни о чём, мальчик рванул к выходу, будто за ним гнались все демоны мира. Он вылетел из транспорта, словно пуля, и побежал, не разбирая дороги; сердце колотилось так, будто готово выскочить из груди, лёгкие горели, но он не останавливался.

В голове билась только одна мысль: «Откуда? Откуда он знает?!»

Никита бежал, пока силы не начали покидать его. Только тогда он остановился, прислонившись к стене какого‑то дома. Тяжело дыша, он пытался прийти в себя, но образ странного мужчины и его пугающие слова никак не выходили из головы.

Что это было? Кто этот человек? И главное — откуда он знает о том, что было с хулиганами? Ведь Никита никому не рассказывал о том странном событии, даже маме.

Мальчик достал медальон из‑под рубашки. Теперь он казался не просто украшением, а чем‑то зловещим. Никита спрятал его поглубже и побрёл домой, стараясь держаться в тени.

Дорога до дома казалась бесконечной. Он шёл, погружённый в мысли, то и дело оглядываясь через плечо, словно опасаясь преследования. Мысли о незнакомце и его словах не давали покоя.

Когда впереди показались знакомые окна их квартиры, Никита почувствовал облегчение. Мама ждала у подъезда, в руках праздничный торт в коробке.

— Привет, сынок, мой именинник! — радостно воскликнула она и поцеловала мальчика в щёку.

Но Никита лишь машинально ответил:

— Привет, мам...

Его голос звучал отстранённо, взгляд был устремлён куда‑то вдаль. Мама сразу заметила неладное.

— Что случилось, сынок? Ты какой‑то бледный.

— Всё в порядке, — выдавил Никита, натянуто улыбаясь. — Просто устал с дороги.

Он понимал, что не может рассказать обо всём. Не сейчас.

В квартире мама предложила:

— Пойдём, я хочу показать тебе твой подарок.

Она повела его в комнату, и то, что Никита увидел, заставило на мгновение забыть обо всех тревогах. На его столе у окна стоял новенький компьютер с большим монитором. Рядом лежали клавиатура, мышь и стопка дисков с играми.

— С днём рождения, сынок! — улыбнулась мама.

В этот момент страхи отступили на второй план. Никита почувствовал, как к глазам подступают слёзы: он осознал, сколько сил и труда мама вложила в этот подарок, работая с утра до ночи.

— Мама... — прошептал он, и в голосе дрогнул ком. — Прости меня за тот грубый разговор на кухне. Я очень счастлив, но не хотел, чтобы ты так мучилась ради этого.

Мама обняла его:

— Главное, что ты счастлив. А остальное мы как‑нибудь переживём.

Никита прижался к ней, одновременно счастливый и виноватый. В его голове всё ещё звучали слова незнакомца, но сейчас, в объятиях матери, они казались не такими пугающими.

*****

В разгар битвы, когда сталь звенела о сталь, а воздух был густым от пыли и запаха крови, Тихон вскинул лук. Его руки, испещрённые венами, двигались с точностью механизма, отлаженного годами практики. Стрела, сорвавшись с тетивы, прорезала воздух с пронзительным свистом. Она пролетела в волоске от лица Добромира, едва не задев его щёку.

В тот же миг раздался глухой стук — стрела нашла свою истинную цель. Головорез, торжествовавший мгновение назад, теперь лежал неподвижно, сжимая в окоченевших пальцах меч. Его глаза, ещё хранящие отблеск недавней победы, теперь смотрели в никуда. Стрела вошла точно в сердце пробив стёганный доспех на груди, и кровь медленно растекалась по земле, рисуя узоры.

Добромир, успевший лишь кивнуть в знак благодарности, уже встретил нового противника. Огромная туша, сплошь состоящая из вздутых мышц и вен, ринулась на него, словно гора. Мощным толчком ноги он попытался сбить Добромира с ног, но тот, обладая недюжинной реакцией, совершил изящный кувырок. Взмыв на ноги, он молниеносно нанес ответный удар. Клинок его меча описал сверкающую дугу, отразив яростное рубящее движение секиры. Враг не успел прийти в себя, а Добромир уже перешёл в наступление — как будто сам меч жил собственной жизнью, он протиснулся в щель в защите противника и глубоко вонзился в чрево. С усилием оттолкнувшись ногой от тела, сталь его клинка, с противным чавкающим звуком, освободилась из поверженного врага.

Добромир выпрямился, тяжело дыша, его грудь вздымалась, словно кузнечные мехи. Взгляд его, холодный и расчётливый быстро отыскал Тихона — старый охотник уже был вовлечён в новую схватку с двумя молодыми головорезами. Откинув лук, он уже крушил их щиты топорами.

Старик, несмотря на свой возраст, двигался с удивительной лёгкостью. Один из юношей, не выдержав напора, совершил роковую ошибку — попытался провести слишком широкий взмах. Тихон, предугадав движение, молниеносно разрубил его щит в щепки и продолжил кружиться в смертоносном танце, отбивая атаки обоих противников. Один из молодых головорезов, получив рану в плечо, отступил, прижимая руку к кровоточащей ране. Второй, видя слабость товарища, попытался провести обманный манёвр, но Тихон был начеку, используя свой богатый опыт, он легко разгадал замысел молодого бойца.

Добромир ринулся в самое пекло сражения. Его глаза, холодные и расчётливые, выискивали бреши в строю врага, и вдруг среди хаоса он выхватил знакомый контур — хрупкую фигуру в плаще, который казался ему до боли родным.

Отбив со всей силы колющий удар сбоку, который едва не сломал клинок противника, Добромир мгновенно перешёл в контратаку. Серия быстротечных выпадов свалила первых трёх нападавших: один с рассечённым плечом, другой с пробитым боком, третий тщетно пытался защититься щитом, но меч словно прорезал воздух — лёгок и смертоносен — проходя сквозь дерево.

Кровь фонтаном брызнула на землю, окрашивая траву в багровый цвет. Воздух наполнился криками раненых, звоном клинков и хрипом умирающих. Добромир двигался среди этого хаоса, словно призрак смерти: его движения были отточены годами, каждое действие — выверено до миллиметра.

Наконец, пробившись сквозь живую стену врагов, он оказался рядом с таинственной фигурой. Перед ним стояла девушка в плаще цвета молодой листвы, пропитавшемся кровью сражения. Её волосы, цвета осенних листьев после первого инея, были в алых пятнах. В глазах — бездна тайн и загадок; в руках она сжимала короткий меч, испещрённый тёмными разводами.

«Ведунья…» — мелькнуло в голове Добромира. Он не успел до конца осознать это озарение, как взгляд его метнулся в сторону: Тихон, спрыгнув с повозки, уже летел, чтобы обрушиться на головы противников. Головорезы, до того теснившиеся в сторону, оказались лицом к лицу с неистовым гневом ветерана.

— Чёрт бы тебя побрал, Тихон! — процедил сквозь зубы Добромир и ринулся в завершающийся бой.

*****

— Елена Викторовна, вы же знаете, что я прав! — настаивал незнакомый мужской голос.

— Я не могу, он единственное, что осталось у меня, к тому же он слишком маленький, как он без меня будет, — отвечал мамин голос, в котором слышалась тревога.

Никита приоткрыл глаза. В полумраке комнаты он не мог понять, спит он или бодрствует. До его слуха доносились приглушённые голоса из соседней комнаты.

— Хочу вам напомнить, что дети в нашу школу поступают с семи лет, — продолжал незнакомец. — Он, минуя младшие классы, будет зачислен в среднюю школу. На счёт его состояния и здоровья вам не следует беспокоиться, я лично прослежу, чтобы он освоился. Ему столько необходимо наверстать, и для него же лучше начать прямо сейчас. У нас с вами нет времени на споры и… сентиментальность.

— Я знаю… — голос мамы дрожал. — С трёх лет знала. Его отец мне всё рассказал, я не верила, до того, как сама не увидела… немыслимые… его навыки.

В комнате повисла тяжёлая пауза. Незнакомец молчал, давая маме возможность собраться с мыслями.

Никита осторожно поднялся с кровати и на цыпочках подошёл к двери. Прижавшись к ней ухом, он старался разобрать каждое слово.

— Его отец хотел оградить его от всего этого, — продолжала мама. — Хотел, чтобы он рос обычным мальчишкой, как и все дети…

— Но он не обычный мальчик, и вы это знаете, — голос незнакомца стал более серьёзным, почти строгим.

В этот момент Никита похолодел. Он узнал этот голос! Это был тот самый незнакомец из автобуса, который говорил о его внутренней силе и медальоне. Страх холодной змеёй заполз в душу мальчика.

«Что ему нужно? — пронеслось в голове. — Как он нашёл нас? И почему мама разговаривает с ним так, будто знает его давно?»

Сердце колотилось как сумасшедшее. Никита отпрянул от двери, стараясь не шуметь. Его руки дрожали, а в голове крутились мысли одна страшнее другой.

— Я понимаю ваши чувства, Елена Викторовна.

Мама тяжело вздохнула:
— Я знаю… Но как же я… как я буду без него?

Никита больше не мог оставаться на месте. Тихо, на цыпочках, он вернулся к своей кровати и юркнул под одеяло, стараясь дышать как можно тише. Его глаза широко раскрылись в темноте, а мысли метались как испуганные птицы.

«Что всё это значит? — думал он. — Кто этот человек? И почему мама так послушно его слушает? А главное — что за способности во мне он имеет в виду?»

Медальон под рубашкой снова потеплел, словно живой. Никита машинально сжал его в руке, чувствуя, как от украшения исходит странное, успокаивающее тепло. Но страх не уходил. Наоборот, он разрастался внутри, заполняя всё существо мальчика.

Разговор за дверью продолжался, но Никита уже не слышал слов. В его ушах стоял гул, а перед глазами мелькали картинки вчерашнего дня: встреча в автобусе, странный незнакомец, его пугающие слова…

Некоторое время Никита не слышал никого и ничто, веер мыслей крутился у него в голове, и только мамин голос вывел его из раздумий:

— Сынок, доброе утро, ты вчера допоздна играл в компьютер, уже полдень. Вставай, завтрак готов.

Немного помедлив, она добавила:
— У нас гости. Я хочу тебя кое с кем познакомить, — в её голосе прозвучала печаль, которая заставила Никиту встрепенуться.

Мальчик медленно поднялся с кровати, чувствуя, как каждая клеточка его тела наполняется напряжением. Проходя по узкому коридору, Никита прислушивался к каждому звуку. В квартире царила странная, гнетущая тишина. Даже обычно весёлые солнечные лучи, проникающие через окна, казались сегодня тусклыми и безжизненными. Когда он вошёл в кухню, его взгляд сразу упал на незнакомца, сидящего в стуле. Тот словно ждал его появления, спокойно попивая чай. Их глаза встретились, и Никита почувствовал, как по спине пробежал холодок.

— Никита, — начала мама, стараясь говорить спокойно, — познакомься. Это…

Незнакомец поднялся со стула, и его взгляд, казалось, проникал прямо в душу мальчика.

— Здравствуй, Никита, я профессор Святозар — произнёс он тем же спокойным голосом, что и вчера в автобусе. — Нам предстоит многое обсудить.

*****

Вороны сидели на ветвях деревьев, их чёрные глаза-бусины жадно следили за происходящим внизу, предвкушая скорую трапезу. Их хриплые крики разрезали воздух. Оставшиеся в живых путники каравана, следовавшего по тракту, занимались мрачной работой — собирали тела павших в битве. Одни тела, принадлежавшие тем, кто заслужил последнего покоя, готовились к погребению. Их укладывали в ряд, прикрывая плащами и тряпьём, найденным в обозе. Другие же, те, кто принёс смерть и разрушение, были оставлены там, где пали — добыча для голодных клювов воронов.

— Давно я не встречала ведьмаков, — произнесла незнакомка, и в её голосе прозвучало нечто среднее между удивлением и признанием. Её зелёные глаза на мгновение сверкнули.

— Ах да… спасибо, — добавила она, и её губы изогнулись в лёгкой улыбке, которая, несмотря на грязь и кровь, покрывавшие её лицо, казалась удивительно светлой и искренней.

— Как тебя зовут? — спросил Добромир, внимательно наблюдая за её реакцией. — И что ведунья делает в такой глуши? — он кивнул в сторону путников, которые уже начали собираться в группы.

Незнакомка на мгновение задумалась, словно решая, сколько правды можно открыть.

— Настасья, — просто ответила она. Затем, не дожидаясь новых вопросов, она начала указывать рукой на собравшихся в стороне своих компаньонов:

— Гордан, — Настасья указала рукой на фигуру.

Добромир перевёл взгляд, оценивая комплекцию незнакомца. Гордан оказался низким и коренастым, с широченными плечами и мощными руками. Его смугло-землистая кожа отливала бронзой, а маленькие янтарные глаза сверкали из-под массивного, выдающегося вперёд носа, борода, заплетённая в единую косу, всё выдавало в нём представителя расы Корников — потомков древних хранителей гор и пещер Лукоморья.

Заметив любопытный взгляд Добромира, Гордан, стоявший ближе всех, широко осклабился, обнажая зубы, среди которых поблескивали искусно вырезанные золотые вставки.

— А это Захир и Закир, — продолжала Настасья, указав на двух молодых людей.

Перед взором Добромира предстали два юнца среднего роста, ещё не успевшие нарастить достаточную мышечную массу. Их кучерявые волосы цвета угля и гладко выбритые лица с медным загаром кожи, явно отличало их от коренных жителей Лукоморья. В этот момент они увлечённо о чём-то спорили.

— Не было ни дня, чтобы два брата не поспорили друг с другом, — с улыбкой добавила Настасья.

— И последний, но не менее важный наш спутник — Тенемира, — представила она следующего попутчика.

Взору Добромира предстала загадочная фигура в чёрной дорожной накидке с капюшоном, скрывающим лицо. Лишь большие карие глаза сверкали из тени, а фигура выдавала в ней искусную воительницу. Сидя в отдалении у костра и начищая свои кинжалы, она на мгновение встретилась взглядом с Добромиром, едва заметно кивнула, словно слышала весь разговор между Настасьей и Добромиром, и продолжила заниматься своим оружием.

— А это Златолюб, — широким жестом Ведунья указала на купца, вокруг которого суетились его люди, занятые починкой повозок и сбором вещей. — Это его караван и его люди.

Добромир молча наблюдал за происходящим, впитывая каждую деталь. В стороне тем временем Тихон уже успел завести разговор с могучим Горданом, и они о чём-то оживлённо беседовали, то и дело жестикулируя.

— Ещё раз спасибо за помощь, — Ведунья устало опустилась на поваленное дерево. — Вы появились как нельзя вовремя. Эти головорезы из банды Зверобоя преследовали нас с самого Междуречья.

В её голосе проскользнула тень тревоги, а в глазах мелькнуло что-то похожее на страх при упоминании этой банды.

— Добромир, — произнёс он, словно пробуя своё имя на вкус, будто размышляя о чём-то важном. — Я Добромир, а этот старик — Тихон.

— И куда же вы держите путь, Добромир? — Настасья вновь одарила его своей дружелюбной улыбкой, в которой теперь читалось искреннее любопытство.

После недолгой паузы, во время которой он словно взвешивал каждое слово, Добромир посмотрел ей прямо в глаза:

— Мы держим путь в Нордград.

— Что ж, хорошая новость! Нам по пути, — оживилась ведунья. — Приглашаю вас присоединиться к нашему каравану. Думаю, Златолюб будет рад принять искусных воинов в дорогу.

Не дожидаясь ответа, она воодушевлённо продолжила:

— Предлагаю отпраздновать нашу победу мясной похлебкой и пройти ещё пару километров. Помнится, где-то здесь должно быть отличное место для стоянки. Всем нужен отдых, а мне — приготовить целебные растворы, — она оглянулась на раненых. — Залечим раны — и в путь.

В этот момент Тихон, весело смеясь и о чём-то беседуя с Захиром и Закиром, стоял у костра. Гордан снимал котелок с огня, а Тенемира уже подготавливала кухонную утварь для общей трапезы.

Настасья, слегка приподняв бровь и кивнув в сторону костра, пригласительно двинулась вперёд. Добромир, последовав за ведуньей, лишь глубоко вздохнул, размышляя о неожиданном повороте событий.

Широкая брусчатая дорога сменила извилистые просёлочные тропы и лесные тропинки. Теперь пейзаж вокруг разительно отличался — то и дело попадались добротные трактиры и постоялые дворы, манящие путников теплом и уютом. Всё чаще встречались одинокие всадники, гружёные повозки, а порой и целые караваны, двигающиеся навстречу.

По пути то и дело попадались Лесоводцы — загадочные хранители природы, живущие обособленно в лесах западных землях Лукоморья. Их называли также лесвеями, они славились своим умением находить общий язык с лесной чащей.

— Ты же понимаешь, — одним из вечеров тихо произнёс Добромир ведуньи, глядя вдаль на дорогу, — что Гордану, как, впрочем, и тебе, сейчас опасно появляться в Нордграде. Вставший на престол Владимир ведет угнетающую политику в отношении тех, кто не принадлежит к расе людей. И народ его слушает. Всё начинается с косых взглядов, а потом… пройдёт не так много времени, как начнутся гонения на всех. Даже на таких, как мы с тобой.

Он помолчал, собираясь с мыслями.

— Почти сто лет прошло с тех пор, как некогда единое Лукоморье раскололось на части. Волшебники отошли на второй план, а правители земель ведут свои политические интриги, тебе ли не знать... — закончил он.

Ведунья долго смотрела на дорогу, прежде чем ответить.

— Именно поэтому я и должна попасть туда, — произнесла она наконец.

За время долгого пути Добромир успел лучше узнать не только ведунью, но и остальных спутников. Каждый из них хранил свои тайны, каждый имел свою историю, которая, несомненно, когда-нибудь будет рассказана. В этих долгих днях пути, наполненных разговорами у костра, совместными трапезами и общими заботами, зарождалось то особое чувство товарищества, которое может возникнуть только в совместных испытаниях.

— Как ты поняла, что я ведьмак? — как-то спросил Добромир, внимательно глядя на ведунью.

— Точно так же, как и ты понял, что я ведунья, — ответила Настасья с весёлой улыбкой. — Думаю, школа волшебства оставила на всех нас свою отличительную черту.

Добромир понимающе кивнул, вспоминая те дни, когда он проходил обучение.

— Добромир, смотри! — ведунья вдруг указала рукой куда-то вдаль.

Перед взором ведьмака с возвышенности открылся величественный вид: за широкой рекой, на противоположном берегу, раскинулся огромный город. Высокие каменные стены с многочисленными башнями возносились к небу, а за ними виднелись крыши домов, покрытые красной черепицей.

- Нордград – прошептал Добромир.

Вся компания невольно приостановилась, заворожённая открывшейся панорамой.

— Старик, ведьмак, ведунья, корв, два юнца и пугающая меня Тенемира, — неожиданно нарушил тишину Тихон, задумчиво глядя на своих спутников.

Его слова повисли в воздухе, словно невесомый пух, подхваченный ветром, а затем Настасья первой рассмеялась, её звонкий смех рассыпался по округе серебряными колокольчиками. Гордан громыхнул своим низким басом, его золотые зубы сверкнули в широкой улыбке. Захир и Закир, переглянувшись, тоже разразились хохотом, их кучерявые головы покачивались в такт смеху. Даже сдержанная Тенемира, позволила себе лёгкую улыбку.

— Что за нелепая компания у нас собралась, друзья! — уже открыто смеясь, продолжил Тихон, качая головой.

*****

Никита стоял в прихожей, сжимая в руках небольшой рюкзак. Мама обнимала его, и её плечи вздрагивали от беззвучных слёз. По щекам катились слёзы, оставляя мокрые дорожки на её лице.

Профессор Святозар, стоял у двери. Его удлиненный пиджак сегодня был другого фасона — более строгий, с серебряными пуговицами. Но взгляд оставался таким же проницательным.

— Никитушка, — шептала мама, прижимая сына к груди, — всё будет хорошо, обещаю. Я должна была рассказать тебе раньше… о твоей необычности, о том, кто ты на самом деле. Прости меня.

Она отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза:
— Когда ты приедешь на летние каникулы, я расскажу тебе всё об отце. Всё, что ты захочешь узнать…

Её голос дрожал, но она старалась говорить твёрдо:
— Ты сильный, мой мальчик. Ты справишься.

Профессор кашлянул, напоминая о времени:
— Елена Викторовна, нам пора.

Мама снова прижала Никиту к себе, словно пытаясь передать ему всю свою любовь и защиту.

— Будь сильным, — прошептала она. — И помни — я всегда буду любить тебя.

Никита чувствовал, как ком подступает к горлу. Он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Вместо этого он просто кивнул, стараясь выглядеть храбрее, чем чувствовал себя на самом деле.

Профессор шагнул вперёд:
— Никита, пора.

Мальчик последний раз обнял маму, чувствуя, как её руки дрожат. Затем, не оглядываясь, вышел за дверь. Медальон под рубашкой стал тёплым, словно давая ему силу и поддержку.

Они проходили мимо знакомых Никите мест — здесь он играл с другом, здесь ходил в школу, здесь всё было таким родным и привычным.

Профессор Святозар шёл, не останавливаясь.

— Итак, кто я, откуда я… — начал он на ходу, его голос звучал размеренно и спокойно.

Тотчас профессор остановился и повернулся к Никите лицом. Его глаза внимательно смотрели на мальчика.

— Кто ты — мы уже обсудили, — продолжил он, придавая словам особое значение.

— Вы… вы профессор Святозар, прибыли из Лукоморья, а я… я волшебник, — пробормотал Никита, всё ещё не веря собственным словам. Его голос звучал неуверенно, словно он произносил что-то невероятно важное, но совершенно невероятное.

— Совершенно верно, — подбадривающе ответил профессор, положив руку на плечо мальчика. Его голос стал теплее, почти отеческим.

Он сделал паузу, собираясь с мыслями и вновь тронулся в путь прежде, чем продолжить:

— Ты должен был поступить к нам в школу ещё четыре года назад…

На долю секунды профессор замолчал, словно подбирая правильные слова.

— Но сложились обстоятельства, не способствующие, так скажем, этому.

Никита шёл молча, переваривая всю информацию. В его голове крутились тысячи вопросов, но он не решался их задать. Мысли путались: волшебник? Школа? Лукоморье? Всё это звучало как сказка.

— А как… как и чему я буду учиться? — наконец выдавил Никита, нарушая тишину. — И… и что будет с мамой?

Профессор Святозар, не останавливаясь, кинул взгляд на мальчика:

— Учиться ты будешь так, как учатся все наши ученики. А что касается твоей мамы… Она знает, что делает всё правильно. Для твоего же блага.

Никита кивнул, хотя внутри него бушевал ураган эмоций.

Профессор снова двинулся вперёд, и Никите ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

— Вот мы и на месте, — сказал профессор.

Никита, будто только сейчас выйдя из своих мыслей, огляделся. Они были на старом заброшенном заводе, где он вместе с Серёжей катался на скейтбордах.

— Почему мы здесь? — не скрывая своего недоумения, спросил Никита.

— Здесь находится один из порталов, — ответил профессор, словно удивляясь вопросу мальчика.

Заметив растерянность Никиты, он решил объяснить подробнее:

— Давным-давно, Никита, мир волшебников и мир людей — этнов, как мы называем обычных людей в мире волшебства — были едины. После определённых событий, о которых ты узнаешь на уроках истории, — сказал профессор, подмигнув Никите, — было принято решение разделить эти миры. Точнее говоря, спрятать мир волшебства от мира людей.

Никита внимательно слушал, стараясь усвоить каждое слово.

— Волшебники создали порталы по всей Земле для перехода между мирами. Важно понимать, что пользоваться ими могут только волшебники с достаточной внутренней силой. Существуют также волшебники с меньшей силой — их называют ведичами.

Профессор внимательно посмотрел на мальчика:

— Обо всём этом ты подробнее узнаешь в школе. Тебе предстоит многое освоить, Никита.

Видя, что мальчик переваривает информацию, профессор подошёл к полуразрушенной стене. Его движения руки были плавными и уверенными. Он что-то тихо прошептал, и Никита увидел, как кирпичная кладка начала странно двигаться.

Кирпич за кирпичом, словно живые, стали расступаться в стороны, открывая тёмный проход в неизвестность. Никита затаил дыхание, наблюдая за этим чудом. Проход становился всё шире, пока не образовал достаточно большое отверстие.

— Готов? — спросил профессор, протягивая руку.

Никита кивнул, хотя внутри него всё дрожало от волнения.

— Помни, — добавил профессор, — страх — это нормально. Но ты должен доверять своей силе и интуиции.

Профессор сделал шаг к проходу. Никита, собрав всю свою смелость, шагнул вперёд, чувствуя, как пространство вокруг него искажается. Последнее, что он увидел, была знакомая стена завода, а затем темнота за стеной словно ожила. Она зашевелилась, заискрилась тысячами маленьких огней, и Никита почувствовал, как его затягивает в этот волшебный водоворот.

Мгновение — и он уже не в старом заводе. Перед ним раскинулся величественный двор, окружённый старинными зданиями, чьи шпили уходили в самое небо.

— Добро пожаловать в Школу Волшебства, — улыбнулся профессор.