Читать онлайн "Заговорщики. Пролог"

Святки 1895 года были особенно веселы.

Погода стояла настоящая праздничная. Легкий мороз создал великолепный санный путь, по которому то и дело проносились резвые тройки, уносящие «веселящихся петербуржцев» в многочисленные «загородные шато кабаки»... Театры были полны «блестящей» публикой. В маскарадах пройти нельзя было от толпы людей, спешащих всюду, где можно было «убить время». Шумная столица точно спешила насладиться последними годами спокойствия перед ужасными событиями, еще скрытыми таинственной пеленой будущего.

Но как будто предчувствие чего-то мрачного уже носилось в воздухе, заставляя «веселящихся» людей внезапно задумываться и порождая мучительную жажду заглянуть в неведомую даль судьбы.

Быть может, поэтому и развелось в Петербурге столько предсказателей, гадалок и ворожей, обещающих почтеннейшей публике самые точные сведения о настоящем, прошедшем и будущем. Последние страницы газет пестрели объявлениями хиромантов, медиумов и предсказателей – на все вкусы и для всех кошельков – и никто из них не мог жаловаться на отсутствие посетителей.

Особенно лестной известностью среди этих самодельных пророков пользовался некий «доктор белой и черной магии» мистер Иеремия Джеральд Смис, величавший себя в широковещательных объявлениях «Петербургского Листка» единственным обладателем таинственной науки халдейских мудрецов, прямых наследников библейских снотолкователей Иосифа и Даниила.

Правда, злые языки утверждали, что единственной правдой во всем объявлении было указание на племенное родство с родоначальником хазарейского народа, все же остальное – от английской фамилии и до халдейской премудрости сфабриковано в Шклове или Бердичеве, – но это не мешало модному хироманту пользоваться громадной известностью среди суеверных людей. А кто же в России чужд суеверия, победоносно проникающего даже в сердца людей, отрекшихся от веры своих предков.

Поэтому «сеансы» и «приемы» мистера Смис усиленно посещались самой разнообразной публикой, а сам он приглашался «на правах артиста» в такие салоны и к таким «особам», одно имя которых заставило бы английского хироманта свернуться в три погибели в те, не слишком далекие времена, когда он занимался не черной или белой магией, а только разборкой старых часов в черте хазарейской оседлости в качестве Сруля Айзика Пух.

С тех пор прошло немного больше десяти лет. Полуграмотный юденок, не успевший доучиться ремеслу часовщика, но зато успевший практически познакомиться с уголовными законами Российской Империи, изучая нравы различных «домов» более или менее предварительного заключения, в одно прекрасное утро исчез безследно. Но вместо него вернулся из-за границы, несколько лет спустя, «английский подданный», обладатель безукоризненно правильного паспорта на имя «Иеремий Смис, доктор психологии, хиромантии и магии». Сопровождающие его две необычайно красивые женщины значились – по тому же паспорту – женой и дочерью английского «ученого», хотя незначительная разница лет между обеими красавицами исключала всякую возможность кровного родства перед ними. Очевидно 20-илетняя миссис Сиденя Смис могла быть только мачехой 15-илетней Ли, помогающей отцу при его магических «сеансах».

Почтенный предсказатель поселился в одной из отдаленных «линий» Васильевского острова, где еще сохранились барские «особняки», полускрытые за палисадниками. Для посетителей, не желающих встречаться с кем либо в приемной у хироманта, даже самого модного – имелся второй выход, на пустынный и глухой переулок, что позволяло мистеру Смис обставлять глубокой таинственностью некоторые «отдельные сеансы», за которые ему платили – по слухам – громадные деньги. Но в общем модный хиромант отличался дешевизной, сообщая за один рубль весьма ценные сведения любителям заглядывать в будущее.

Благодаря этой доступности цен, «приемы» профессора магии в часы объявленные в газетах – отличались многолюдностью и разнообразием публики. Тут можно было встретить и чернорабочего, и гвардейского офицера, и кухарку с Песков, и княгиню с Сергиевской. Военный писарь сталкивался с миллионером-биржевиком, а хорошенькая модистка с «бриллиантовой» дамой известного пошива. Мистер Смис ни кем не брезговал и отлично умел ладить со всеми, начиная с полиции.

Пристав его участка ценил «великобританского подданного», как безукоризненно «спокойного» человека, «не вмешивающегося в проклятую политику» и ...не забывающего поздравлять с праздниками кого и как следует – по древнерусскому обычаю. Мелкая же административная сошка могла только низко кланяться человеку, получающему «приглашения» от таких тузов – обоего пола, при одном имени которых спины служащих сами собой сгибались...

Таким образом ничто не мешало «доктору Иеремии Смис» благоденствовать в богоспасаемом граде Петербурге, ежегодно расширяя свою практику и неустанно приобретая известность почитателей и покровителей...

Рождественские святки были самым выгодным временем для почтенного хироманта. В эти дни усиленной работы для всех гадалок и ворожей, салоны доктора Иеремии наполнялись с 12 часов и не пустели до позднего вечера. Так было и 5 января 1895 года.

В 9 часов вечера к главному подъезду все еще подъезжали извозчики и «собственные» экипажи, а из боковой калитки все еще выходили закутанные фигуры, быстро исчезая в пустынном переулке. Очевидно обильная жатва сыпалась в карман ловкого «профессора магии», так успешно забывшего и, главное, сумевшего заставить других забыть бердичевское прошлое Сруля Айзика Пух.

У входных дверей посетителей встречал негр громадного роста в красном халате и белой чалме. На ломанном русском языке спрашивал он желает ли посетитель «отдельного сеанса» или довольствуется общим приемом. На вопрос о цене негр, молча, предъявлял кусок золотообразного картона с печатным прейскурантом различных «сортов» предсказаний, и затем передавал посетителя другому слуге в желтом кафтане с коричневым лицом, ростом поменьше первого, который и провожал лиц, избравших более дорогой «сеанс», в один из маленьких «салонов». Остальным негр любезно отворял двери общей гостиной, ничем не отличающейся от «приемной» любого адвоката или врача. Характерным в этой красиво убранной комнате был только подбор книг на столиках, да картины по стенам, изображающим «Эндорскую волшебницу» – «Пир Валтасара» и тому подобные «таинственные» исторические случаи. Точно так и книги трактовали о гипнотизме, спиритизме, магии и подобных предметах, разобраться в которых не мог никто из случайно раскрывавших их посетителей, а, быть может, менее всех сам хозяин квартиры.

Тем сильней поражался входящий во «святая святых» храма магии, то есть в кабинет предсказателя. Здесь он находил нечто похожее на декорации оперы Аида или зал ассирийского музея. Черные стены были разрисованы яркими фигурами, причудливыми иероглифами; с черного потолка спускалась люстра в виде полутора-аршинного крокодила, прозрачное тело которого светилось зеленым блеском, в то время как из открытой пасти виднелся ярко-красный огонь электрической лампочки. На затянутом черным сукном полу резко выделялись большие позолоченные сфинксы, как бы охраняющие все четыре двери, завешанные черными бархатными портьерами, изукрашенными теми же золотошвейными иероглифами.

Посреди комнаты помещалось кресло, вроде трона, сделанное виде большого золоченного льва, стоящего на корточках. Его согнутые колени служили сиденьем, грудь и голова с раскрытой пастью изображали спинку кресла, а четыре больших крыла поднимались сзади и, загибаясь над головой сидящего, служили, как бы, балдахоном.

Прямо против этого странного седалища подымалась высоко, почти в рост человека, эстрада, вся обитая черным бархатом и без всякого признака ступенек. На ней стояла маленькая серебряная скамейка в виде треножника с красной бархатной подушкой и большая плоская чаша на высокой ножке, кажущаяся золотой. Сквозь крышку этой чаши, под которой слабо горело голубое пламя спирта, прорывалась струйка какого то неизвестного чрезвычайно приятного благоухания. Позади скамейки треножника помещался высокий семисвечник, красные лампы которого слабо мерцали полускрытыми человеческими черепами – искусственными или настоящими нельзя было различить в скудно освещенной комнате. В общем это громадное, почти пустое, помещение, с низко нависшим черным потолком и странным зеленовато-красным освещением, производило удручающее впечатление, действуя на воображение входящих и невольно предрасполагая наивных или нервных людей к таинственности и доверию.