Они шли под Старым Кварталом, вглубь сырых катакомб, по приказу князя: найти и привести Тряпичную Княжну, что называла себя истинной наследницей Белолесья, как и все самозванки, к слову. Вова держал фонарь, свет которого дрожал на сырой, покрытой плесенью стене, а Лесток шел впереди с пистолем и Вове никак не удавалось увидеть его лица.
— Она просто фанатичка, — сказал Вова, стараясь звучать уверенно, — таких в Белолесье много.
— Ты-то у нас много знаешь о фанатиках, — ответил Лесток язвительно; голос его тихий, но каждое слово отражалось эхом от стен и звук совсем не стихал, а только нарастал, — и об ужасе в деревне, о котором ты предпочел забыть.
Из тьмы появилась полупрозрачная фигура похожая на ту, о ком Вова предпочел умолчать: то же красное платье в пол, хушпу на голове, пронзительный взгляд. Все говорило о том что она была настоящей, не наваждением и не обманом его испуганного сознания. Тень провела пальцами по щеке Лестока, опустила голову ему на плечо, шепнула что-то на ухо, тот лишь приосанился и шел дальше, ни на секунду не останавливаясь.Тень поползла по стенам, прячась в выцарапанных символах на непонятном языке; затем они зашевелились и Вова вновь увидел знакомые черты лица: она прильнула к нему, дыхание ледяное обдало огрубевшую кожу, пальцы скользнули под рубаху.
«Мне здесь так страшно одной, Володя... Останься со мной, прошу... Не бросай меня!»
Тень говорила точь в точь ее голосом, отчего у Вовы на душе скребли кошки, ибо не мог он бросить ее одну и оставить тоже не мог, — они поклялись друг другу перед Матерью Сущего и клятва та нерушима, — Вова отступил, но стены будто сжались вокруг, тьма шевелилась, дышала, как голодное существо, и холодная рука сущности скользнула по его груди.
— Не может быть... как... она здесь? — выдавил он, дыхание прерывалось, тело будто сдавливали невидимые тиски, когда тень обвилась вокруг его шеи; фонарь выпал из Вовиных рук, свет в нем погас, и покатился к ногам Лестока. Только сейчас он остановился, медленно обернулся; глаза его по-кошачьи светились в темноте:
— Ты прав, она здесь... и то, что спит под Южными Палатами, древнее, голодное и искажённое, уже учуяло тебя.