Читать онлайн "Последний Танец Бессмертного"

Меня зовут Вит, я последний бессмертный человек в галактике, и это моя история.

Имя «Вит» лишь аббревиатура, данная мне еще в пробирке. Если говорить по правде, оно даже пишется правильно как «ВИ-Т» — где «Ви» это серия, а «Т» — три, просто номер…

Почему я это вам рассказываю? Честно, я просто устал постоянно скрываться и хранить тайны о себе. На самом деле, мое имя не так важно, за долгую жизнь я успел сменить их множество. Вит — мне никогда не нравилось, оно какое-то бездушное. Из любимых — «Кайрос» или «Кейн» — этими я чаще всего представляюсь.

Знаете, мне на самом деле сложно понять, с чего начать историю из моей очень длинной жизни. Мне бы не хотелось заострять внимание на самых неприятных и крайне скучных моментах, где я веками мог бродить по неизвестной планете, слоняясь от безделья. В такие времена лишь молясь, что на всеми забытый клочок земли в открытом космосе, где из живого только деревья и папоротники, спустится шаттл. Или те моменты, где я десятки лет проводил в заключении, запертый наедине с собой и рвущий свою плоть от нарастающего безумия и давящей тишины.

Нет, пожалуй, я начну с относительно недавних событий…

Первый год моего пробуждения после сна в криостазе на какой-то безымянной и до невозможности холодной планете на краю галактики. Как я на ней оказался? Я понятия не имел, как и толком не мог вспомнить, кто я.

Сейчас я находился в «Баре свободных Наёмников», как его величаво звали местные. На деле же это просто вонючая дыра, в которую стекаются самые безнадежные личности. Тут я пытаюсь загнать бармену, который по совместительству является местным «скупщиком», несколько энергоячеек.

— Пятьдесят тысяч юнитов, — сказал мне бармен с половиной железного лица и ярко светящимся красным глазом.

— Орикс, какие пятьдесят? — недовольно торговался я. — Неделю назад было семьдесят, три дня назад шестьдесят, и вот ты снова сбрасываешь цену?

— Декстер, а чего ты хочешь? — спросил он меня. — Что сказать, сам виноват. Ты их настолько часто мне приносишь, что спрос уже начал падать. Или ты думаешь, что в этой дыре на два с половиной космолёта я смогу твои ячейки толкать до одури? Хочешь, чтобы цена опять выросла, — просто потерпи пару лет, запасы пилотов закончатся, и мы их хоть за сотню будем сбывать.

— Ладно, — согласился я, уже понимая, что с Ориксом бесполезно спорить, и протянул ему руку. — По рукам. — Когда бармен пожал мою, я в последний момент добавил: — Только с тебя кружка Био-Пива!

— Чёрт бы тебя побрал, Декстер, ты решил разуть меня еще на пять тысяч? Хорошо, но только одну! — недовольно прозвучал ответ. — Допьешь и проваливай с глаз моих.

Как производят это пенное «Био-Пиво», я понятия не имею. Да и наверное лучше не знать, что и где там бродит, чтобы получился такой чудесно отвратительный на вкус алкогольный напиток. Но тут выбор невелик: либо переработанный машинный спирт, либо это пиво.

Итак, почему же этот бармен называет меня «Декстер»? Ответ на этот вопрос очень прост: когда я проснулся в непонятной лаборатории на этой планете, первое, что я увидел, были огромные буквы на стене «Декс» (Dex), а надпись «Тер» (Ter) была на моей капсуле. Эти две вещи, непонятные буквы почему-то вызывали странное чувство во мне и очень сильно запомнились тогда, вот я и взял их себе.

Возвращаясь же в бар, я уже допивал кружку, смотря на наручном терминале, как юниты капают мне на счет (выглядел терминал как наручные часы с длинным, прямоугольным экраном). Орикс же на своем терминале уже давно набрал нужную комбинацию, и транзакция постепенно подходила к завершению. Юниты были загружены на мой счет, я успокоился и с тяжелым выдохом осмотрел весь бар.

Прогнившие почти до основания кресла пилотов, и местами вместо стульев использовались бочки, а вместо столов — куски обшивки из композитного пластика с примесью железа. Некоторые края таких столов были будто вырваны из кораблей, имея неровные, заостренные края, как зубы хищника.

Само здание бара некогда было научной станцией. Куполообразное строение с широкими, потертыми до блеска в местах касания дверьми, из-под которых тянуло ледяными сквозняками. Изначальная планировка предполагала одно большое помещение, но здешние нынешние владельцы, с присущей им «заботой» об уюте, соорудили кривую перегородку из пористого, вспенивающегося металла, безобразной стеной закрывавшую подсобку бармена.

Несмотря на бесконечный холод снаружи, это старое, потрепанное здание кое-как держало тепло благодаря покрывающему его тепловому полю. Генератор теплового поля стоял на крыше, переделанный из энергощита доисторического боевого корабля. Возможно, раньше он выдерживал залпы орудий, пока не пришел в негодность, и теперь единственное, на что он способен, — так это поддерживать тепло в этой дыре. Причем делая это крайне погано: температура в баре редко поднималась до двадцати градусов, а сейчас тут не больше пятнадцати. В особо плохие времена тут было и плюс десять.

В слабом свете мерцающих панелей копошилось это самое «свободное» братство. У стойки, вкручивая в гнездо на шее канистру с мутной жидкостью, стоял тип, чья левая половина лица была заменена на грубый кибернетический протез с единственным желтым оком. Провода от него уходили под засаленную куртку. В углу, за самодельным столом, двое с полностью роботизированными руками — одна напоминала сварочный манипулятор, другая была утыкана разнокалиберными отвертками и щупами — негромко клацали на столе костяшками пальцев, ведя бессловесный диалог. Возле входа, закинув на спинку кресла ногу, заканчивающуюся не стопой, а практичным зажимным крюком, дремал очередной беглец, чьи бионические глаза беспокойно бегали под веком. Воздух был густым коктейлем из запахов перегорелого масла, озоном пропахшей пластмассы и немытых тел, чьи органические части давно смирились с соседством с железом.

Я посмотрел на свою железную кружку, на отполированной поверхности можно было разглядеть свое слегка искривленное отражение. В этом отражении был уставший человек с заросшими длинными белыми волосами и заросшей длинной бородой. В голове я крутил то, каким образом я умудрился докатиться до такого вида. Потом я снова посмотрел на местных посетителей и понял, что отлично подхожу к местному отребью, хоть во мне и нет множества аугментаций.

В какой-то момент мне надоело сидеть в этом месте, и я вышел на улицу. Как только я переступил через защитное поле бара, пришлось надеть дыхательную маску, так как местная атмосфера перенасыщена озоном, поэтому дышать тут своими легкими долго не получится.

Укутавшись потеплее в свою длинную куртку из искусственной кожи и подшубка из обшивочной ваты, я поковылял по снегу в сторону другого маленького строения. В эти моменты я думал о том, что с радостью бы модифицировал себе некоторые органы, особенно легкие, чтобы проще было дышать в подобных условиях, или установил себе в тело бионический стабилизатор температуры, чтобы не мерзнуть, но есть проблема. Практически все хирургические вмешательства с участием инородных тел крайне быстро отторгаются моим организмом, причем крайне болезненно. И в моем теле существует только одна вещь искусственного происхождения, но о ней позже.

Сейчас же я проходил через взлетную площадку, где было несколько космолётов, закрытых от снега брезентами. Я уже десять лет грезил о том, чтобы сбежать с этой холодной планеты, но билет отсюда стоит два с половиной миллиона. Не такая уж и большая сумма на самом деле, но сейчас у меня на счету около восьмисот тысяч, даже и не половина от нужного.

Как я слышал из разговоров местных, заработать миллион юнитов достаточно просто даже на какой-нибудь честной, не связанной с криминалом работе. Буквально за месяца четыре, максимум за полгода, даже обычный рабочий сможет собрать эту сумму, не особо напрягаясь. Но в этом богом забытом месте все не так просто. Тут едва можно зарабатывать столько, чтобы хватило на жизнь. Все дорого, все в дефиците и всегда нужно что-то чинить, на что опять уходят деньги. Ничего, был у меня и запасной план, если я не смогу купить билет на космический корабль. Я только недавно выбрался из бесконечного круга долгов и уже очень сильно хочу отсюда свалить. Почему же тут все так грустно с заработком? На планету «Близ-2», находящуюся на орбите скромной звезды в виде маленького красного карлика, где постоянно холодно и почти круглые сутки идет либо пушистый снег, либо осадки в виде маленьких и острых кусков льда… В общем, сюда прилетают только в виду крайней необходимости. Преступники, скрывающиеся от закона, контрабандисты, которые хотят залечь на дно, или попросту те, кому пойти-то больше некуда. Многие тут быстро погибают, другие не задерживаются на долго и у всех их почти нет денег. О какой местной экономике может идти речь, если у каждого второго ни гроша в карманах?

В какой-то момент, прокручивая все это в голове, я остановился, чтобы еще раз осмотреть виды вокруг. Холодное солнце-карлик висело в блеклой малиновой дымке, отбрасывая длинные, искаженные тени. Воздух, насыщенный озоном, переливал свет, окутывая пейзаж призрачным сиреневым сиянием. Огромные горы в виде остроконечных глыб льда, выщербленных вечными ветрами, высотой пронзающие густые облака и отливающие синивой. Лучи скользили по их граням, вспыхивая ослепительными бриллиантовыми бликами и утопая в глубоких ультрамариновых трещинах. Монстрозные расщелины, словно пасть титана из подземного острого льда, зев которых терялся в фиолетовой мгле, уходя вглубь планеты. Виды безумные, пугающие, но чарующе красивые. Над этим ледяным собором плыли перламутровые облака, подсвеченные изнутри кровавым закатом, а у самого горизонта висела тонкая, как бритва, полоса полярного сияния, мерцающая ядовито-зеленым светом.

И так везде: вокруг небольшого местного поселения, куда глаза ни погляди, везде монстрозные куски льда, и так по всей планете. На самом деле, виды очень красивые, если бы не смертельный холод, пробирающий до костей, и атмосфера, насыщенная озоном, разъедающая легкие, то все было не так уж и плохо.

Когда я стал понемногу замерзать, да так, что даже легкий алкоголь уже полностью, казалось, выветрился, начал идти дальше. Следующим местом, которое я посетил, была маленькая лавка с техникой в треугольном строении. Выбор тут был крайне небольшой, да и по сути практически весь товар видавший виды или старье, едва совместимое с нынешними технологиями.
Продавцом тут работала роботизированная машина по имени Тигс с загруженным в него «сознанием». Тигс вел себя едва отличимо от человека и, как я могу судить, даже имел свою волю. Только внешний вид у него крайне сильно выделялся: широкое прямоугольное тело в виде местами проржавевшей железной коробки, сверху которой был округленный терминал головы. Вместо глаз — две поцарапанные линзы с широкой оправой, на макушке две кривые, короткие антенны и прорезь с динамиком вместо рта. Функцию рук у него замещали "отростки" по бокам, на конце которых тонкие металлические клешни, выполняющие функцию пальцев.

Увидев меня, Тигс поздоровался хриплым голосом из динамика и сразу же протянул мне парочку разряженных энергоячеек. Я кивнул, закатал рукав на руке с терминалом и перевел ему двадцать тысяч юнитов. Пока он получал перевод, я прошелся немного по его скромной лавке. В этот раз ничего не зацепило мое любопытство, и я не стал тратить больше денег на очередную безделушку со сгоревшими микросхемами.

Когда перевод был завершен, я забрал ячейки, прикрепил их на магнитную панель своего пояса, попрощался и снова вышел на мороз к леденным горам. Оставалось самое трудное — путь домой. То место, в котором я сейчас находился, с баром, лавкой, маленькой посадочной площадкой и еще несколькими постройками, называлось «Станция-17». Я же жил в нескольких километрах от неё и добирался сюда на гусеничном байке, который обычно парковал на окраине станции.

Подойдя к своему месту парковки, я обнаружил там троих, трущихся возле моего байка. Я сразу признал их, и моя рука потянулась за пазуху:

— Силк, чего тебе надо? — раздраженно спросил я у человека, сидящего на сиденье, пока еще двое рядом с ним от чего-то беспрерывно хохотали. — Слезай давай, мне пора ехать.

— И тебе привет, Декстер. Ты почему сегодня такой недружелюбный? — язвительно спросил Силк, от чего его друзья еще сильнее засмеялись. — Да пожалуйста, я попытался завести твою развалюху, но мне кажется, что ей уже совсем плохо. — Когда он слез, то пнул заднюю гусеницу, от чего прозвучал металлический звон.

Силк выглядел как самый обычный представитель, обитающий на Станции-17, продукт свалки и отчаяния. Большая часть его тела была заменена самыми разными, дешевыми протезами, собранными на скорую руку из того, что было. Вместо глаз — две металлические сферы с красными лампочками, которые тут же, с противным жужжанием, начали сканировать меня на предмет чего-то ценного. На нем была недлинная куртка с пушистым капюшоном, заляпанная машинным маслом и покрытая инеем, и полностью распахнутая в такую холодину, оголяя грудь. Хотя, если быть точным, это была не совсем грудь, а пластиковая пластина, имитирующая рельеф мышц и выкрашенная в бледный, бежеватый цвет, имитирующий кожу. В нескольких местах пластик был протерт до дыр, обнажая пучки проводов и тусклую сталь каркаса.

На фоне его тела сильно выделялась роботизированная правая рука, раза так в три больше левой, грубая и угловатая, словно вырванная из промышленного пресса. От нее во все стороны тянулись толстые силовые кабели, вплетенные в его живое плечо, от чего его всего немного косило в бок, когда пытался стоять ровно. Эта рука напоминала большой домкрат с выпирающими наружу цилиндрами, похожими на амортизаторы. При малейшем ее движении раздавалось шипение сжатого воздуха, а гидравлика подергивалась нервными толчками, будто готовая сорваться с предохранителей.

Остальные двое имели аугментации попроще и в целом ближе походили на обычных людей. Первый, низкорослый и вертлявый, щурился неестественно голубыми глазами-диодами — верный признак дешевого кибернетического зрения. Его правая рука от кисти до локтя была заменена на хромированный протез с проступающими пятнами коррозии, пальцы заканчивались стандартными универсальными разъемами вместо фаланг. Второй был крупнее, его тяжелую, одутловатую голову венчала стальная пластина, вживленная прямо в череп, от виска к углу рта тянулся грубый шов, прихваченный заклепками, скрывающий, должно быть, не менее грубый костный усилитель. И что было самым примечательным — оба дышали ледяным, насыщенным озоном воздухом полной грудью, без масок. Их гортани издавали при каждом вдохе легкий, влажный хрип.

— Силк, бери своих дружков и проваливай, — коротко сказал я.

— Да ладно, чего так злиться? Мы же просто по-дружески болтаем. Разве нет? И, может, у тебя, друг, есть что-то интересное для меня? — ответил он, и они втроем начали делать шаги в мою сторону.

— Ничего, кроме этого, — спокойно прозвучал мой ответ, и я резким движением достал из-за пазухи импульсный пистолет.

Трое все-таки остановились, пока Силк внимательно рассматривал мое оружие. Собранный мною пистолет из чего попало не внушал не то чтобы страх, со всеми торчащими из него проводами и мигающим зарядом, он даже не выглядел как что-то надежное.

— Это? — остатки мимики на некогда человеческом лице выражали нотки брезгливости. — Нет уж, спасибо, такой мусор мне не нужен. «Оно» то хоть стреляет?

— Вот мы сейчас и проверим.

Силк еще какое-то время сверлил меня протезами-глазами, после чего поднял руки и с ухмылкой отступил.

— Ладно, ладно. Мы же просто пошутили, верно, ребята? — двое других в такт закивали. — С тебя и забрать-то нечего, так что мы пойдем, а ты тут как-нибудь сам разбирайся со своей развалюхой.

Когда они ушли, я подождал еще несколько минут, чтобы убедиться, что никто из них не решится вернуться. Какое-то время я слыш удаляющиеся голоса этой троицы, а когда они стали так далеко, что я уже вовсе не различал их голоса, то занялся байком. Благо у такого идиота, как Силк, и в жизни не хватит мозгов, чтобы разобраться с тем, как заводится мой транспорт.

Я сел на широкую сидушку, с правой части щелчком открыл внутреннюю панель, в ней мигала энергоячейка; всего-то надо было её перезапустить и подключить к электронике байка с помощью двух штекеров. Прозвучал тихий шлепок, и возле руля управления открылся мигающий экран управления. После того как я включил основные двигатели, выбрав нудную функцию на экране, то подождал немного, пока байк «прогреется», ведь на нем была система обогрева против обледенения. Работала она уже плохо, и вместо того чтобы сразу приводить в чувство всю систему, система запускалась медленно, поэтому приходилось ждать несколько минут.

Минут через пять все было готово, сидушка начала греть, и мне даже стало не так холодно. Я надел защитные очки с квадратной оправой и треснувшим стеклом, снял рычаг ручного тормоза и поехал со скрипом в гусеницах.

Вокруг проносился снег, сливаясь со льдом в единую, бескрайнюю картину. Гусеничный след оставался за мной широкой полоской, а холодный ветер все сильнее "морозил" меня. Мой байк едва разгонялся до сорока километров в час, из него можно было выжать и побольше через перегрузку системы, но так в нем вся видавшая виды электроника попросту сгорит. Все предохранители уже не работали, провода местами сгнили, а система управления с навигацией постоянно сбоили. Поэтому я старался не разгоняться более тридцати.

Минут через сорок, когда я проехал сквозь узкое, ледяное ущелье, то остановился и «заглушил» байк, прикрыв его брезентом, спрятанным в снегу. В этом ущелье была трещина высотой метра в три и шириной в два. Я прошел в нее, пока не уперся в стену из металло-пластика. В этой стене была небольшая дыра с вваренной в неё герметичной дверью из композитного материала с железной оправой. Достав магнитный ключ и прислонив к замерзшему замку, очутился внутри.

Мое обиталище было скромным, переоборудованное из исследовательского модуля разбившегося когда-то давно космического корабля. Тут я впервые и очнулся в беспамятстве, и когда пришел в себя, понял, что от корабля в более-менее «живом» виде осталось только это место.

Первым делом, не снимая маску, я включил фильтр кислорода и систему обогрева. Все, что тут находилось и работало, я сделал своими руками. К примеру, кислородный фильтр, очищающий помещение от переизбытка озона, я смастерил из старого мусорного контейнера, который нашел на «Станции-17», и из нескольких воздушных насосов. А тепло мне давали несколько электрических пластин на стенах, переделанных из неработающих солнечных батарей, к которым я просто подключал питание, из-за чего панели начинали нагреваться практически до красна.
Когда датчик на моем рабочем столе перестал светиться красным и издал тонкий писк, я снял дыхательную маску и вдохнул глубоко. Пока все еще пахло озоном, но терпимо. Через пару часов фильтр должен полностью очистить это помещение, и запах пропадет.

Когда я снял свою неудобную куртку, то кинул её на свою кровать, чтобы потом использовать вместо одеяла. Далее поставил энергоячейки на специальные держатели, подсоединил пару тонких шлангов к ним и оставил заправляться.

Пальцы на руках и ногах у меня сильно замерзли, сначала посинели, потом потихоньку стали краснеть, когда я немного согрелся, от чего чувствовал крайне неприятную, колющую боль, будто в кожу впивались тысячи раскаленных иголок. Сидел на ящике из-под оборудования, растирая онемевшие кисти, и наблюдал, как пар от моего дыхания застывает в луче единственной неоновой лампы, висящей на болтающемся проводе. Пыль кружилась в ее свете, оседая на разбросанные по полу детали и обрывки схем.

Когда конечности стали меня лучше слушаться, я дополз до импровизированной кухни — участка стола, заваленного консервами и тюбиками с пайком. Я достал с полки маленькую, помятую кастрюлю, на дне которой остались следы от прошлых ужинов, наполнил её холодной, мутной водой из канистры с растопленным льдом. Лед я наколол утром в ближайшей расщелине, и в воде плавали мелкие соринки. После поставил ее на маленькую, походную электрическую плиту, сплетенную из старого нагревательного элемента и блока питания. Плита затрещала, запахло паленой пылью, но спираль медленно начала накаляться.

Когда вода почти дошла до кипения, с той же полки, сдвинув банку с окисленными болтами, я взял большой, запыленный брикет, размером с кирпич. Его обертка когда-то была цветной, но теперь выцвела и истрепалась по краям. Я вскрыл ее по перфорации, отчего тонкая струйка пыли содержимого напором вырвалась наружу. Внутри был спрессованный белковый блок цвета грязного бетона. От него тянуло легким химическим запахом, который я давно перестал замечать. Я отломил от него одну четвертую часть жесткой, резиновой текстурой и бросил в кастрюлю с водой. Брикет с тихим всплеском утонул, и вода моментально помутнела.

Готовый ужин в виде белковой, безвкусной каши, в которую для видимости я добавил щепотку ароматизированной соли, стал моим последним усилием перед сном. Я ел ее стальной ложкой прямо из кастрюли, глядя на потрескавшуюся стену, где когда-то висел плакат с схемой корабля. За последние четыре дня я спал только три часа, продираясь через груды металлолома в поисках хоть чего-то ценного, и мне уже было невыносимо тяжело бодрствовать. Веки налились свинцом, а в висках стучало. Как только я доел последнюю безвкусную ложку, то, не убирая посуду, повалился на твердую кровать, сколоченную из пластика и обшитую обрезками старого напольного покрытия, и вырубился практически моментально, даже не успев снять сапоги.

Мой сон был черным и безвоздушным, как открытый космос. И сквозь эту тьму начали прорезаться искры — сначала редкие, как одинокие звезды, потом все чаще, превращаясь в судорожную сполоховую пляску. Глухой гул двигателей нарастал, сливаясь с металлическим скрежетом разрываемого корпуса. И сквозь этот грохот пробивались крики — не слова, а чистые сгустки ужаса, которые рвали палубы и затихали в вакууме так же внезапно, как и начались.

Потом — тишина. Абсолютная, давящая, всепоглощающая. Та самая, что наступает после взрыва, когда звуку больше не в чем распространяться.

И в этой тишине я начал ощущать себя. Не мыслить, а именно ощущать. Холод. Пронизывающий, кристаллический, выжигающий изнутри. Я был в капсуле. Сознание возвращалось мучительно медленно, а с ним — леденящий ужас от понимания: я заморожен. Мое тело «оттаивало», и это было похоже на миллион стеклянных игл, впивающихся в плоть изнутри. Кожа, мышцы, даже кровь в сосудах — все хрустело и трескалось с тихим, сухим звуком, будто ломались ветки старых деревьев. Любой другой человек умер бы от шока в первые же секунды этого адского пробуждения, если вообще мог бы прийти в сознания. Мое бессмертие было не благословением, а проклятием в этот момент, заставляющим чувствовать каждую молекулу разрывающегося и срастающегося заново тела.

Капсула изнутри была запотевшей и покрытой толстым слоем инея. Сквозь матовое, ледяное стекло я не видел ровным счетом ничего, только смутную молочную пелену. Ожидание было пыткой. Я чувствовал, как регенерация начинает свою работу — медленное, мучительное восстановление, от которого по нервам ударила волна безумной, всепоглощающей боли. Это было похоже на то, как тебя живьем пропускают через мясорубку, а потом собирают обратно, не давая потерять сознание. Я закричал, но звук застрял в ледяном горле, превратившись в хриплый, беззвучный стон. Я орал внутри, чувствуя, как истонченные, хрупкие, будто стеклянные, руки и ноги наполняются жизнью, которая обжигала хуже плазмы.

Когда боль отступила до тлеющих углей под кожей, я едва собрал силы в кулак. Мои пальцы, все еще слабые и почти прозрачные, с трудом обхватили аварийный рычаг. Я дернул. Раздался скрежет заклинившего механизма, потом шипение — и крышка с противным скрипом отъехала в сторону.

И на этом сон оборвался.