Читать онлайн "Не от мира сего"

На Радуницу Маша решила сходить в церковь, помянуть родителей. Она торопилась, так как ей надо было забирать дочку из танцевальной студии. Выйдя из своего белоснежного «мерседеса», она включила сигнализацию и, на ходу накидывая на голову платок, вошла в приоткрытые двери храма.

Женщина в церковной лавке засуетилась, собирая в коробочке мелочь на сдачу с крупной купюры, однако Маша жестом остановила ее:

- Не надо. Это на храм.

- Помогай Бог! – строгое лицо пожилой женщины осветила растроганная и восхищенная улыбка. – Деточек тебе, красавица, и мужа любящего!

- У меня есть и муж, и ребенок.

- Неужели? Такая молоденькая! Красивая и добрая… Бог тебя любит.

Женщина перекрестила Машу.

Служба уже закончилась. В храме – пустынно, дрожащие огоньки малочисленных свечей не в силах развеять таинственный полумрак. Маша поставила свечки за упокой родителей, постояла, задумавшись. Торжественная тишина помогала сосредоточиться.

Помолившись, она направилась к иконе Божьей матери - поставить свечи за здравие мужа и дочери. Чтобы подойти к иконе, ей пришлось пройти мимо женщины, стоящей рядом с инвалидной коляской, в которой сидел ребенок лет восьми. Маша с жалостью на него посмотрела, а женщина вдруг тихо сказала:

- Маша? Ты не узнаешь меня?

Маша вздрогнула и внимательно посмотрела на нее. Ну конечно, она узнала бы ее из тысячи – это же Лиля! Ее подруга из детского дома! Ее льняные волосы, родинка на щеке…

- Лиля!

- Да.

Бывшие подруги обнялись. Маша с болью увидела, что Лиля одета бедно и неряшливо, на лице отпечаталось выражение забитости и робости.

- Да как ты узнала меня? Столько лет…

- Как же тебя не узнать? Такая красавица, с такой-то косой, только одна.

- А это?

- Это мой сын.

- Как же так… Как?! – Маша в волнении стала теребить косу. - Слушай, мне так не хочется расставаться! Так хотелось бы поговорить с тобой! Ведь столько лет…

- Да! И такая случайная встреча!

- Случайностей не бывает, - назидательно заметила Маша.

- Так пойдем ко мне, я живу совсем рядом.

Машину Маша оставила припаркованной у церкви, так как Лиля действительно жила совсем рядом, в бараке, бывшем общежитии. Они с сыном занимали маленькую комнатку. Кухня была общая на несколько семей. Из мебели – кровать, на которой, видно, мать с сыном спали вместе. Да стол со стулом. Одежда висела на гвоздях за шторкой.

- Боже мой, - всплеснула руками Маша. – Да как же вы так живете?

- Да так и живем…Извини, угостить-то тебя нечем.

- Погоди-ка… - Маша позвонила мужу и необычным для нее решительным тоном заявила, чтобы он сегодня забрал дочку с занятий. Она задержится. Объяснения потом. Затем они с Лилей отправились в ближайший продуктовый магазин, где Маша закупила всякой всячины на кругленькую сумму. Лиля смотрела на нее с удивлением и благоговением, казалось, она готова руки ей целовать.

…Маша до шести лет жила в детском доме. У нее не было ничего, кроме страсти мечтать. И она мечтала. О чем, догадаться несложно – о чем мечтает всякий сирота? Конечно, о том, что в один прекрасный день найдутся родители и заберут из детского дома в другую – сказочную - жизнь, в которой есть свой дом, свои игрушки, свои мама и папа. Есть что-то свое! В детском доме ничего своего не было.

У Маши была подружка Лиля. Их кроватки стояли рядом. И перед сном девочки, взявшись за руки и наклонившись друг к другу, шептались – рассказывали страшные истории про белую простыню, подлетающую к ничего не подозревающему городу, про рыжие шторы и черные перчатки на белых клавишах, по ночам играющие на рояле... А еще шептались о том, что, возможно, когда-нибудь, за ними приедут родители.

И Маше повезло. В один действительно прекрасный день ей объявили:

- Машенька, за тобой пришли твои мама и папа. Они заберут тебя домой.

Через несколько минут Маша вышла из здания детского дома, чтобы уже никогда сюда не возвращаться.

Квартирка, где жили родители, оказалась малогабаритная: спальня и детская. В детской на пушистом коврике родители организовали для дочки настоящий кукольный уголок – с игрушечной мебелью, пупсиками и прочей девчачьей радостью. Маша прижимала к себе то одну куклу, то другую, не веря, что никто не придет и ничего не отберет. А родители тем временем сообразили чай с каким-то вкусным печеньем… Первое в жизни чаепитие с папой и мамой! Это был самый счастливый день в ее маленькой, бедной на радости и впечатления, жизни…

Родители Маши были уже людьми не молодыми, да и здоровьем похвастать не могли. Мама быстро вышла на пенсию, за ней – отец. Супруги редко выползали из дома. Жили размеренной стариковской жизнью. Дочка стала единственной их радостью. Мать шила ей нехитрые наряды. Отец был доволен, что она вместе с ним смотрит футбол. Маша, в свою очередь, радовала родителей отличными отметками, росла неприхотливым, тихим, замкнутым ребенком. Казалось, кроме мамы и папы, - ничего ей не надо.

Один раз ее вывезли в деревню к бабушке. Ехали долго, сначала на поезде в плацкартном вагоне, затем на автобусе. Измучились. Но отец всю дорогу твердил, что хоть изредка навещать старенькую бабушку – их долг. И Маша терпеливо переносила неудобства пути – долг…

Бабушка жила в маленькой глухой деревушке, в старенькой покосившейся избенке, и сама она показалась Маше такой старенькой, что вот-вот, казалось, рассыплется в прах. Девочка с любопытством и робостью рассматривала горницу с печкой, вязанками душистых трав на стенах и потемневшими от древности иконами в «красном углу». Бабушка некоторое время внимательно ее рассматривала, затем ласково заговорила:

- Ну, здравствуй, внучка. Как тебе живется с папой и мамой?

- Очень хорошо живется! – горячо воскликнула Маша.

- А кого надо благодарить за то, что у тебя есть папа и мама? – строго спросила старушка. Девочка недоуменно на нее взглянула:

- Кого?.. Не знаю.

- Бога надо благодарить, - назидательно сказала бабушка, подводя ее к иконам. – Вот почему именно о тебе Бог позаботился – родителей дал? Чем ты лучше других?

- Не знаю, - тихо ответила Маша. Она уже подросла и поняла, что родители ее ненастоящие, это просто добрые люди, которые удочерили ее. Действительно, почему именно ее? А не ее подружку Лилю, славную девочку с льняными волосами?.. Она почувствовала себя виноватой.

Прошли годы. Старенькая бабушка давно умерла, а Маша, помня ее строгий наказ, не забывала благодарить Бога за родителей, за то, что все здоровы, да и вообще за все.

Но тихая, счастливая жизнь скоро закончилась. Наступили девяностые. Страна распалась. Не все смогли быстро «перестроиться» и приспособиться к новым реалиям. А родители Маши и не пытались – куда им, на седьмом-то десятке. Вскоре оказалось, что на такую пенсию, как у них, прожить почти невозможно. И у Маши появилась новая обязанность: после уроков она обходила все окрестные помойки, перегибалась в мусорные баки и сосредоточенно принималась перерывать отбросы. Иногда ей везло – удавалось выудить целую, не треснутую, бутылку. Маша складывала находки в старый рюкзак и продолжала свой путь – со двора во двор, от одной помойки к другой. Затем шла проторенной дорожкой к ларьку, где, отстояв очередь за нищими – пенсионерами и алкоголиками – сдавала бутылки и, получив мелочь, направлялась в магазин за продуктами. Она наизусть знала, что сколько стоит, привыкла, прежде чем что-то купить, обойти несколько магазинов, везде прицениться, не ленилась вернуться туда, где какой-либо продукт оказывался дешевле, и только потом, закупив все необходимое, шла домой. Дома ее неизменно ждал горячий обед, только проще и скромнее, чем прежде. Вечером, изрядно уставшая, Маша садилась за уроки. Однако училась по-прежнему хорошо. И никогда не жаловалась, всегда оставалась ровной, жизнерадостной, доброжелательной.

Кто-то из одноклассников, случайно увидев, как она роется в дворовой помойке, рассказал об этом всему классу. Машу стали дразнить бомжихой, кидались в нее разным мусором со словами:

- На, бомжиха, сходи на базар продай!

Несмотря на то, что она всегда приходила в школу чистенькая и аккуратная, хотя на локтях у нее заботливой маминой рукой были пришиты заплаты, дети брезговали сидеть рядом с ней. Когда учителя спрашивали, почему никто не хочет садиться с ней за одну парту, отвечали:

- Да она по помойкам шарится…

…Теперь у Маши появился смысл жизни. Как в детстве она неутомимо обходила дворы в поисках бутылок, потому что надо было содержать беспомощных родителей, так и теперь она выкраивала деньги и убегала из дома, чтобы купить поесть бедной женщине и ее больному ребенку. Они нуждались в ней, она снова чувствовала себя незаменимой.

- Послушай, - однажды сказал ей муж, в его голосе звенели до сих пор незнакомые металлические нотки.- Я удивлен. Честно. После того, как ты стала таинственно исчезать куда-то, просить деньги на что-то, и у тебя опять заблестели глаза, я было подумал, что ты… что у тебя… появился кто-то.

- Ты заподозрил меня? Зная, что я верующая?

- Ну, верующая или не верующая, а с женщинами, особенно у которых много свободного времени, это случается… Так вот, я нанял человека, и вот какой фотоотчет он мне представил…

Виталий разложил перед Машей фотографии, на которых она увидела себя с Лилей на улице, когда они ходили за продуктами, у подъезда, закатывающими инвалидную коляску…

- Как ты мог? Это обидно.

- Мне тоже обидно за такое недоверие, которое я, кажется, не заслужил. Почему ты ничего не говорила об этой женщине?

- Я не думала, что тебе может быть интересно.

- Кто она такая?

- Девочка, с которой мы дружили в детдоме. Я помогаю им.

- Хорошо она устроилась. Пользуется твоим добрым жалостливым характером.

- Она не пользуется! Наоборот, стесняется моей помощи. Говорит, что ей от меня ничего не нужно. Но пойми – они пропадут без меня. Ее, в отличие от меня, никто не усыновил. Она выживала в одиночку. Выпустилась из детдома, даже не знаю, как ей досталась эта комната, родила от непонятно кого… Ребенок больной. Ей работать никак – с ним сидит. Живут на его инвалидскую пенсию. Понимаешь, если бы в тот день усыновили ее, а не меня, такая же судьба ждала бы меня!

- Дорогая моя, всех не осчастливишь! В общем, так - я запрещаю тебе общаться и с этой женщиной, и вообще с такими людьми. Займись лучше Инной. Мной! Ты на себя не похожа в последнее время. Такое общение вредно сказывается на тебе.

Маша молча выслушала мужа. Она всегда слушалась его. Муж – глава семьи. Жена – да убоится мужа. Они супруги, Богом венчанные. К тому же – он столько сделал для нее! Маша крепко задумалась. Воспоминания, воспоминания… Вспомнились времена, давно минувшие, люди, которые составляли смысл всей ее жизни, а сейчас их нет…

…Вновь вспомнилось детство. Шли годы… Жизнь постепенно налаживалась. Машу уже не дразнили в классе. Напротив, ее уважали за отличную учебу, а сшитые ею самой оригинальные наряды вызывали зависть у девчонок.

Закончив школу с золотой медалью, она поступила в университет на физмат. Пенсию родителям больше не задерживали. Кроме того, в семейный бюджет добавилась Машина стипендия. Маша и в университете училась отлично, да еще и подрабатывала поломойкой. Когда однокурсники после лекций веселой стайкой собирались домой, она надевала серую робу, поднимала полное ведро и шла драить аудитории. Ребята подсмеивались над ней, но она делала свое дело сосредоточенно, монотонно, старательно.

Когда она заканчивала последний курс, в их дом пришла беда – умер отец. Мать от переживаний сильно сдала – стала слезливой и беспомощной. И когда Маше, как лучшей выпускнице, предложили работу во Франции, она отказалась. Мать и по этому поводу пролила немало слез:

- Бедная ты моя девочка! Если бы не я, какое будущее было бы у тебя! Франция… Интересная престижная работа… А уж ты бы там не пропала – посмотри на себя, какая же ты у меня красавица! А вот приходится тебе здесь, со мной прозябать…

Маша действительно внешность имела замечательную – темнорусая коса в кулак толщиной, из-под длинной челки и черных бровей открыто смотрят на мир огромные синие-пресиние глазищи… На щеках – ямочки… Высокая, стройная, длинноногая. Правда, от таскания рюкзака с бутылками остались последствия в виде искривления позвоночника, но должен же у человека быть какой-то недостаток…

- Ой, мама, - отмахивалась она. – Если бы не вы с папой, какое будущее у меня было бы?.. Это я должна вас за все благодарить. И здесь, дома, все у нас хорошо будет, не надо никуда ехать. Все ведь от человека зависит – если он несчастлив, так ему и во Франции тошно будет.

Однако устроиться по специальности не получилось. Маша уже готова была на любую работу – надо себя с матерью на что-то содержать, она обращалась ко всем своим знакомым, и наконец ее старания увенчались успехом – ей сообщили, что в издательство, выпускающее развлекательные журналы, нужен наборщик текста. Не раздумывая, радуясь, что подвернулось хоть что-то, Маша вышла на работу. Она попала в мир, который до сих пор был ей незнаком – издательство: творческая шумная атмосфера, сотрудники, которые, казалось, всегда находились в приподнятом веселом настроении, еще бы, концепция журнала обязывала – всякие развлечения: рецепты, гороскопы, кроссворды, рекламные и шуточные статейки… Маша, будучи человеком закрытым, предпочитающим тихонько спрятаться в свою раковину – лишь бы не трогали, сосредоточенно трудилась, не поднимая головы из-за монитора своего компьютера. Здесь у нее не появилось новых друзей, она избегала общения, и на нее не обращали внимания.

Владелец издательства, симпатичный интеллигентный мужчина лет тридцати, одетый всегда безукоризненно в стильные дорогие костюмы, появлялся в издательстве раза три в неделю. Его появление всегда вызывало оживление – народ толпился у дверей его кабинета – кто с документами на подпись, кто с макетами, кто с идеями… Он обходил дозором владения свои. Несколько раз останавливался возле Маши, спрашивал о чем-то, заглядывал в монитор. Но вот однажды он подошел к ней как будто чем-то смущенный. Маша сразу же почувствовала себя неловко, прекратила печатать, нахмурилась.

- Над чем работаем? – прервал он затянувшееся молчание.

- Допечатываю статью о путешествиях для десятой полосы.

- Что за статья?

- О путешествиях в Европу на автобусах. Рекламная статья.

- А вы любите путешествовать?

- Наверно, мне бы понравилось… Но я до сих пор нигде не была.

- Как – совсем?

- Да.

- Вы не любите путешествовать?

- У меня… нет возможности.

- Вот как?.. Знаете, Маша, сегодня дождитесь меня после работы. Мы с вами сходим в одно место и кое-что обсудим.

- Хорошо, Виталий Валерьевич.

Он направился к другому сотруднику. А Маша, спохватившись, позвонила матери.

- Ты не против, если я задержусь после работы? Начальник велел, что-то обсудить ему надо.

- Боже мой! Уж не уволить ли он тебя собрался? А? Маша? Ты там стараешься? Все делаешь, что тебе говорят?

- Вроде бы все…

- Ну, конечно, оставайся, раз начальник велел. А я что? Обед готов. Буду тебя ждать…

После окончания рабочего дня, когда сотрудники уже покинули офис, Виталий Валерьевич вышел из своего кабинета в накинутом на костюм легком пальто – погода стояла по-настоящему весенняя. Апрель… Мельком взглянул на Машу, продолжавшую печатать.

- Идемте…

Маша накинула свою дерматиновую куртку и двинулась за ним. Он быстро шел впереди нее, не оглядываясь. Сел в машину. Маша растерянно остановилась. Он выглянул, властно махнул ей – садись, мол. Маша неловко забралась на переднее сидение, ударившись головой о дверной проем.

Ехали молча. Виталий Валерьевич сосредоточенно молчал. Маша обмирала от страха, гадая, что же она не так сделала… Машина остановилась около кафе. Начальник и подчиненная вошли в камерный уютный зал, сели за уединенно стоящий столик. Он протянул ей меню.

- Спасибо, но я не голодна.

- Это после рабочего-то дня? Бросьте…

Маша, внимательно изучив цены, выбрала что-то самое дешевое. Виталий Валерьевич, посмотрев ее заказ, усмехнулся и сказал:

- Если вы не против, я закажу еще кое-что.

Ужинали молча. Наконец начальник прервал молчание:

- Почему вы не ездите никуда?

- У меня больная мама.

- Расскажите вообще о себе.

- Я… даже не знаю, что рассказать.

- Вы встречаетесь с кем-нибудь?

- Нет, что вы…

Маша смутилась.

- А что тут таково, если бы вы и встречались?

- Ну не знаю…

Виталий Валерьевич внимательно посмотрел на нее и, видно, поняв, что ничего от нее не добьешься, заговорил сам. Он рассказывал о себе, о том, как у него возникла мысль заняться своим бизнесом, о том, что он любит путешествовать… Домой Маша пришла поздно.

- Ну, что? – встретила ее встревоженная мать.

- Сидели в кафе.

- И что он говорил?

- Да так – о себе в основном рассказывал.

- О себе?! Господи, девочка ты моя, дай-то Бог, дай Бог… - загадочно взглянув на нее, сказала мать.

- Ну что ты, мама?! Он! И я…

Летом сыграли свадьбу.

Виталий организовал все с размахом: лимузины, ресторан, около двухсот гостей… Маша произвела фурор в изысканном роскошном платье, заказанном женихом на свой вкус, и нежными живыми розами в волосах. Она выглядела чудо, как хорошо! Гостьи, приглашенные со стороны жениха, смотрели на нее с нескрываемой завистью.

- Да кто она такая? – вдруг долетел до Маши чей-то недоуменный шепот.

- Какая-то нищенка, даже, говорят, детдомовка…

- Да вы что! И Виталий, с его деньгами, с его внешностью… Он мог бы сделать не такую партию!

Маше стало мучительно стыдно, словно она заняла чье-то чужое место, словно она украла что-то и в скором времени это откроется… Зато ее мать не скрывала счастья, постоянно плакала и то и дело повторяла всем, кто готов был ее слушать:

- Какое счастье, что я дожила до Машенькиной свадьбы! Эх, отец не дожил – как бы он радовался… Как моей доченьке повезло! И по справедливости – уж не она ли красавица, не она ли умница… Дождалась я! Дождалась такого счастья!

Через год Маша родила дочку Инну. К ее услугам были – няня, горничная, повариха. Она только ребенком занималась.

Дочку Маша обожала! Она предупреждала малейшее ее желание, могла часами перебирать с ней игрушки, катала на своей больной спине. С увлечением начала было вязать ей ползунки и шить распашонки, но муж высмеял ее порыв.

- Ну, еще не хватало, чтобы моя дочь в самошитых рубашонках ходила! Уж мы ли не сможем купить ей все, что надо!

- В самом деле… - виновато согласилась Маша, пряча подальше спицы и нитки.

Когда Инна немножко подросла, стали путешествовать. Калейдоскопом проносились города и страны: Париж в тающей дымке, причудливые каналы Венеции, строгие соборы Реймса, роскошная живопись Италии, торжественные руины Греции, напоенные экзотическими ароматами южные ночи Египта, ласковые моря – Средиземное, Красное… Маше казалось, что она находится в театре на бесконечном представлении, с вечно сменяющимися декорациями. Самое сильное впечатление произвел на нее Иерусалим, Храм Господень с расколотой надвое колонной, как бы предупреждающей об опасности неверия... Маша, как и другие паломники, спустившись в Голгофы, простиралась на каменной плите, на которую, по преданию, было положено тело Иисуса после снятия с креста. Пригнувшись и замирая от страха и благоговения, протискивалась она в Гроб – тесную пещеру, с выдолбленным в камне выступом, на котором несколько часов до своего воскресения лежал Он… Она опаляла свечки в пламени благодатного огня и плакала от умиления, что Бог сподобил, избрал, приблизил… Ни дочь, ни муж не разделяли ее экстаз. Для них Храм Господень был такой же достопримечательностью, как восточный базар. А Маше казалось, что после паломничества к святым местам она поняла что-то важное, что пока не может не только облечь в слова, но и поймать саму мысль.

… И вот теперь ей казалось, что она поймала эту мысль, теперь эта мысль, как откровение свыше, будет с ней всегда:

«Мой христианский долг – помогать людям. Если я счастлива, сыта, имею достаток, я не должна забывать, как много людей, у которых ничего этого нет. Не должна забывать, что все это мне досталось незаслуженно, не потому, что я такая замечательная, а потому, что так Бог милостиво соизволил. Я должна помогать людям, которые нуждаются в помощи! Если не я, то кто? В мире так много равнодушия! Мы ускоряем шаг и прячем глаза, проходя мимо несчастного бездомного человека, больной собаки или подбитой птицы. Нас это не касается! Это не наши проблемы! Но это неправильно! А мы, христиане, которые должны показывать пример доброты, щедрости, милосердия, бескорыстной помощи, умения не цепляться за богатство, вообще за все, что есть в этом мире – чем мы отличаемся от других? А, как сказано в Евангелии, вы – соль земли, если соль не будет соленая, что тогда?.. Виталий запретил помогать! А я – взяла и послушалась? Да еще и вздохнула с облегчением – можно успокоиться, укрыться в своем мирке, ведь так хочет муж? Никогда! Я все равно буду помогать всем несчастным! Я не буду огорчать мужа - буду помогать так, чтобы он ничего не заметил, не заподозрил. Я буду вдвойне осторожна…»

В ближайший выходной она сказала мужу, что пойдет в церковь к обедне. Однако она не привыкла врать, а щеки ее предательски вспыхнули. Виталий внимательно на нее посмотрел, но ничего не сказал.

Запрыгнув в свой белоснежный «мерседес», она поехала в ближайший продуктовый магазин, купила продуктов на неделю, а для малыша - игрушечного мишку, чтобы спал, прижав к себе мягкого друга. Приехав к Лиле, она загрузила ее холодильник и объяснила, что часто приходить не сможет – дела…

- Ты не обязана к нам ходить, - возразила ее детская подруга. На глазах у нее выступили слезы от радости за сынишку, который смеялся, обнимая игрушку.

- Спасибо! – повторял ребенок, стараясь заглянуть Маше в глаза. – Я так всегда хотел такого вот мишку!

- А еще что ты хочешь? Я вижу, у тебя мало игрушек.

- Машину хочу! Я не могу встать, чтобы катать ее, поэтому я хочу такую машину, чтобы она сама вокруг меня, и везде, ездила! Такие машины есть, я по телеку видел.

- Перестань выпрашивать! – резко крикнула Лиля.

- Я не выпрашиваю – тетя сама спросила.

- Лиль, помолчи… Ты говоришь про машинку с дистанционным управлением. Хорошо, я куплю тебе ее в следующий раз.

- Правда?! Добрая тетя!

Маша смотрела на него и думала о том, какая пропасть между этим больным ребенком, бедным, ютящемся в каморке, не имеющем игрушек, да и вообще радости в своей маленькой жизни, и ее дочкой, благополучной, здоровой, уверенной в себе, заласканной родителями, с безразличием принимающей дорогие подарки, да и вообще все, как должное. Ее бы сюда, в эту бедную комнату, чтобы она поняла, какая она счастливая и всегда помнила, что может быть и вот так… Может, она стала бы добрее, может, что-то в ее душе перевернулось бы, и она поняла, что за все надо благодарить Бога…

…Когда дочке Инне исполнилось десять лет, умерла мама Маши. Как-то тихо и незаметно, словно свечку задули. Маша заказала панихиду, на которую взяла с собой Инну. Девочка начала было отказываться:

- Может, ты одна сходишь? Ты же знаешь, не люблю я церковь – мне стоять тяжело.

Однако Маша, слепо выполняющая прихоти своего ребенка, на этот раз проявила решительность:

- Как же тебе не стыдно! Бабушка так любила тебя, а ты не можешь сделать для нее такую малость – на службе постоять, помолиться, чтоб там ей хорошо было.

- Вот папа – он вообще в церковь не ходит.

- Папа сильный, он верит только в себя, а мы с тобой верим в Бога, мы слабые – нам помощь нужна. От Бога.

- Я тоже хочу быть сильной, как папа, и верить в себя.

- Ну вот что, это твой долг – постоять на службе и помолиться за бабушку. Долг!

Инна никогда не видела маму такой гневной и покорилась.

На службе она все время отвлекалась, зевала, то и дело демонстративно поглядывала на часы, разрушая мамин благочестивый настрой. Когда вышли из храма, Маша подошла к нищим старушкам и стала щедро раздавать деньги:

- Мама умерла, помолитесь за упокой…

- Ты почему раздаешь им столько денег? – прошипела Инна, дергая ее за рукав. – Ты что, забыла, как папа говорил, что нищим подавать нельзя – это у них бизнес такой, попрошайничать.

- Есть нищие, у которых, может, это и бизнес, но бедным старушкам возле храма как не подать?

- А если они притворяются нищими?

- Знаешь, дочь, если люди вынуждены притворяться, чтобы получить деньги, мне их жалко. И я тем более подам человеку за то, что он вынужден притворяться, унижаться, в душе, может быть, ненавидя всех нас, за то, что мы – благополучные, а он – нет. Ведь обязательно такой человек задает вопрос – почему так? Почему именно он вынужден побираться? А другие живут припеваючи? А я задаю другой вопрос – почему, за что мне много дано? А ему – нет? И не могу найти ответа. И не могу я быть счастливой, когда есть несчастные, когда кругом столько горя!

- Мама, ты вот рассуждаешь так красиво, а раздаешь-то папины деньги.

- Что?!

- Ты раздаешь этим бездельникам папины деньги, которые он заработал, потому что у тебя своих денег нет. Ты же не работаешь…

Маша остановилась.

- Это тебе папа сказал?

- Нет, не папа… Сама все вижу. А что – разве не так?

- Не совсем… Я, например, собираюсь продать бабушкину квартиру и отдать эти деньги папе. Значит, в его бизнесе будет и мой вклад.

После этого разговора с дочкой у Маши как будто что-то надломилось внутри. Она впервые почувствовала, что дочь – ее дочь, ее маленькая копия, ее кровиночка, растет не похожей на нее. У нее формируются свои ценности, свой взгляд на все, чуждый взгляд, и она не может повлиять на дочку. Она не знает, что надо говорить, чтобы убедить ее… А может, ничего говорить не надо? А надо своими делами, поступками формировать это еще маленькое, не сформировавшееся в законченную личность, существо? Инна должна вместе с ней помогать людям! Вот что! Но как? Муж против!

… Мысли ее нарушил властный стук в дверь.

- Не помешаю?

На пороге стоял Виталий, нарядный, красивый, и брезгливо осматривался.

- Это мой муж, - пробормотала Маша, сконфузившись.

- Очень, очень приятно! – воскликнула Лиля. – Ваша жена – такая добрая, она столько делает для нас! Посмотрите, какую игрушку она купила моему Славику… Сына, поздоровайся с дядей!

- Н-да?.. Однако я вынужден забрать от вас мою супругу, - галантно произнес Виталий.

На улице он дал волю своему гневу:

- Я сказал, чтобы ты не общалась с подобными людьми! И не шлялась по таким трущобам! Еще вшей в дом принесешь…

- Но в чем же провинились эти люди, что живут так? Им просто не повезло!

- Вот именно! Им не повезло! Это неудачники. А невезучесть заразна! Невезучих людей надо сторониться, как бешеных собак!

- Какой ты, оказывается, жестокий…

- Да, я сопли не распускаю, потому и успешен в бизнесе, и вообще – успешен! В этом мире надо быть жестоким, чтобы выжить!

…Проходили дни. Внешне все выглядело по-прежнему. Виталий с головой ушел в работу. Инна училась. Маша руководила хозяйством, возила дочку с одних занятий на другие. И никто – ни муж, ни дочь, ни обслуга – не догадывались, что у нее на душе. А в душе ее творился хаос. Она всегда была умиротворенная, уравновешенная, никогда не унывала и не сгибалась под любыми ударами судьбы. Она знала свой долг и ответственно его выполняла. Она справилась с испытаниями – бедность, унижения, болезнь и смерть родных людей… И вот теперь, когда в ее жизни прочно утвердилось благополучие, когда не надо было никого спасать – она чувствовала, что ей чего-то не хватает, что она как норовистая лошадь простаивает в стойле в то время, когда надо бежать. Конечно, главное, что ей не давало покоя – это Лиля и ее сын. Наверно, они ждут ее, а она не приходит. Что думает Лиля? Что она ее бросила? А что они едят? А несчастный больной ребенок! Она обещала ему машину с дистанционным управлением. Наверно, он до сих пор ждет! Или уже не ждет? Значит, думает, что она обманула его. Возможно, плачет. А, как сказал Достоевский, ничто в этом мире не стоит слезинки ребенка… Но Виталий – ее муж, он запретил ей посещать этих людей. А ее долг – слушаться мужа. Помогать бедным – тоже долг! Ее христианский долг! Как быть?!..

Несколько ночей она потихоньку плакала в подушку. Она не знала, как поступить, но жить так, как прежде, уже не могла. Решение пришло не сразу. Все взвесив, она решилась…

Это был выходной. Виталий собирался вывезти семью на пикник. За завтраком Инна рассказывала о своих детских делах, Виталий шутил. Маша же сидела, ни к чему не притрагиваясь, с лихорадочно горящими глазами. Виталий обратил внимание на ее состояние:

- А что же наша мама ничего не ест? Не приболела?

- Нет… Виталий, я ухожу от тебя!

- Куда? – опешил он.

- К Лиле и ее ребенку.

- Надолго?

- Надолго…

- Не понял… - он бросил вилку и нож. За столом повисло наэлектризованное молчание.

- Объясню… Ты запретил мне общаться с ними, а я не могу так… Мне их жалко! Они пропадут без меня.

- До сих пор не пропали.

- Я им нужна. И я решила развестись с тобой и уйти к ним.

- То есть, эта чужая женщина для тебя дороже нас?

- Я им нужна.

- Им нужна, а нам не нужна?

- Тебе я не так нужна… Ты сильный человек, хозяин жизни. Я лишь придаток к твоему быту. Не будет меня, будут горничная, гувернантка, повариха.

- То есть, ты бросаешь меня, бросаешь Инну, чтобы жить с этой женщиной?

- Инну я забираю с собой.

- Ну уж нет! Я от папы никуда не уйду! – подала голос девочка, враждебно глядя на мать. – Папа, что с мамой – она с ума сошла?

- Похоже… А теперь давай поговорим серьезно, - нахмурился Виталий. – Это блажь! От безделья!

- Это не блажь.

- На что ты собираешься жить?

- Я… устроюсь на работу.

- Хм… Куда? Кем?

- Не знаю.

- Не знаешь, где ты будешь работать, на что жить, и собираешься забрать в эту неустроенную, нищую жизнь ребенка? Инну я тебе не отдам.

- Я подам в суд!

- Спасибо, жена. Это за всю мою любовь к тебе? За мое доброе отношение?

- Пойми, я не могу иначе! – Маша всхлипнула, но взяла себя в руки – нельзя плакать, нельзя показывать свою слабость.

- Суд тебе ребенка не отдаст: у тебя нет жилья, нет работы. У тебя вообще ничего нет! Все – мое! Подумай, Маша! Что касается нас с Инной – мы прощаем тебя. Давай забудем этот разговор. Если тебе так хочется общаться с этой женщиной – ради Бога! Считай, что ты проявила характер и настояла-таки на своем. В конце концов я же не изверг какой! Я не против, бедным надо помогать. В этом даже что-то есть.

- И до каких пор я могу им помогать – до очередной смены твоего настроения? Нет. Я решила. Это мой долг, я христианка.

- А что, твоя религия разрешает тебе разрушать венчанный брак?

- Я останусь с тобой в венчанном браке. Ты мой муж, и будешь моим мужем всегда. У меня не будет других мужчин.

- Ну, ты какая-то не от мира сего! Взял я тебя из грязи, а ты так ничего и не оценила. Обратно в грязь тебя тянет.

Было сказано еще много чего, но Маша, словно зомби, собрала минимум вещей, и ушла, не оглянувшись на дочь и мужа.

Лиля была в шоке, когда ее подруга объявилась после долгого перерыва и, бросив на пол сумки с вещами, объявила, что пришла к ним жить. Насовсем.

И началась для Маши новая жизнь. Более понятная и привычная: она устроилась уборщицей в дом к обеспеченным людям, работала с утра до ночи, затем несла трудовую копейку Лиле и ее ребенку, по дороге обходила магазины в поисках того, что подешевле. Вечером, усталая, измотанная, но счастливая от сознания того, что она выполняет свой долг, что она – на своем месте, Маша засыпала. На полу, так как на еще одну кровать они никак не могли накопить.

Параллельно Маша занималась разводными делами. И каждые выходные, как на работу, ходила к дочери – воспитывать, проверять уроки, интересоваться ее жизнью. Поначалу Виталий и Инна уговаривали ее вернуться, однако она, повидавшись с дочерью, упрямо уходила. На суде муж вновь попробовал уговорить ее, однако Маша оставалась непреклонна. После официального развода Виталий перестал ее уговаривать, встречал сухо. Маша подала в суд, чтобы забрать дочь. Она представляла, как они будут жить вчетвером – они с Лилей и их дети. Инна, как и она в детстве, выучится шить, вязать, вести домашнее хозяйство, то есть будет готова во всеоружии встретить черный день. И, находясь рядом с больным мальчиком, наверняка станет добрее, собьется с нее спесь избалованного ребенка… Однако суд удовлетворил ходатайство отца, Инна осталась с ним. И вот тут-то Маша дала волю слезам. Однако судьи смотрели на нее, как на сумасшедшую и возражали, что она должна была понимать, на что идет, когда уходила из семьи. Впрочем, было решено, что выходные она может проводить с дочерью.

Маша попыталась познакомить дочку с ее новой семьей – Лилей и ее сыном. Однако Инна, придя в их комнату, смотрела вокруг с такой брезгливостью, а на больного ребенка – с таким отвращением, что Маша перестала приводить ее в свою берлогу. Со временем она стала с горечью замечать, что дочь отвыкает от нее. Свидания с матерью превратились для девочки в тягость и скучную обязанность. Она стала грубить матери, смотреть на нее свысока. Однажды Маша предложила ей сходить куда-нибудь, однако дочь, скептически посмотрев на нее, заявила:

- Нет уж… Извини, но ты выглядишь как какая-то…

- Как я выгляжу?

- Ну смотри – у тебя ногти обломаны, на руках жилы. Ты плохо одета, в каких-то стоптанных тапках… Седые волосы хоть бы закрасила!

- Тебе не стыдно?

- Мне – стыдно?! – холодные голубые глаза девочки смотрели с недоумением. «Кому должно быть стыдно, так это тебе!» - ясно читалось в них.

Виталий не долго проходил в холостяках. Он привел в дом молодую жену, с которой Инна быстро нашла общий язык и даже стала называть мамой. И теперь новая мама отвозила девочку на занятия. А вскоре в их семье появился еще один ребенок. А Маша? Она по-прежнему жила с Лилей. До тех пор, пока не умер ее больной сын. Лиля впала в депрессию, плакала целыми днями, ни на что не реагировала, работу искать не спешила, а Маша продолжала тянуть лямку. Но как-то раз Лиля вернулась откуда-то не одна, а с мужчиной помятого вида и, смущенно и виновато отводя взгляд, сказала:

- Я… это… как бы замуж выхожу… Сама понимаешь, втроем нам в этой комнате никак… Я тебе, конечно, благодарна за все, но… я хочу создать семью…

- Да что там! – перебил ее мужчина, угрожающе поигрывая мускулами. – Сваливай отсюдова, и все дела. Комната не твоя, ты тут не прописана. Об чем еще говорить?

Маша безропотно собрала сумку и ушла. С сознанием выполненного долга. Ее выгнали? Ну и что? В этом мире тысячи несчастных людей, которым нужна ее помощь…