Читать онлайн "Монастырь на излучине"

- Cпасайтесь, сёстры!- раздался голос инокини Фотинии, приветствующий трудниц, работающих на монастырском огороде.
Женщины, прервали садовые занятия и согласно откликнулись:
-Спаси Господи!
Сестра Фотиния, Благочинная Зареченского женского монастыря была правой рукой Игумении Митрофании.
Она нередко навещала огород, курятник, пекарню, швейную и другие мастерские подворья, следя по своей должности за добросовестностью выполнения работ, назначенных послушникам монастыря.

-Бог в помощь, сестра! - заглянула Благочинная в теплицу.
Молодая девушка обрезала листья с ботвы помидоров, оставляя сами плоды дозревать на голых стеблях.
- Спасибо - откликнулась та с поклоном.
- Вижу, Отец наш Небесный даровал нам богатый урожай в этом году! - удовлетворённо отметила Фотиния, обозревая длинные грядки вместительного парника и любуясь многочисленными плодами.
- Вашими молитвами. - согласно кивнула девушка.
- Слава Богу за всё !- перекрестилась монахиня и обратилась к труднице:
- Сестра Вера, ты, говорят, языки разумеешь? Говорят, по ночам в келье книги иноязычные читаешь.
- Да матушка, изучаю- смущённо ответила девушка.

Вера приехала в монастырь месяц назад и успела подружиться с его насельницами. Она вела себя скромно и тихо, старательно выполняя послушания и исправно посещая службы.
На вопросы о себе, она отвечала, что закончила школу милиции и собирается поступать на юрфак, а в
монастырь приехала за духовным окормлением и для отдыха от шумной суеты города.

Сестра Фотиния мягко улыбнулась Вере и взгляд её проницательных глаз как будто просветил девушку насквозь.
- К экзаменам готовишься? В обители библиотека обширная имеется, пользуйся, Христа ради.
- Благодарю вас, матушка.
- Вот что, сестра Вера, я к тебе с просьбой. Матушке Игумении помощь нужна. Письмоводительница-то наша в Предтеческий монастырь перевелась, а Матушке Митрофании в инностранной корреспонденции самостоятельно не разобраться.
- Я с радостью помогу- пообещала Вера .
- Закончишь здесь дела, приходи в приёмную настоятельницы.

Через час Вера уже была в канцелярии со своим ноутбуком и, с благословения Игумении, переводила с английского письма из инностранных подворий, помогая составлять ответы под диктовку Матушки и рассылая их по электронной почте.
Работу прервала казначея Феоктиста. Она вбежала в приёмную и затараторила, едва переводя дыхание:
-Матушка Митрофания,, благодетель с дарами прибыл! Благослови принять! Сам Котельников Абрам Игнатьевич! Колокольню обещает нам достроить!
Матушка с тяжёлым вздохом произнесла благословение, взяла пастырский посох и вышла к гостю.

Котельников Абрам Игнатьевич был богатейшим человеком в Зареченске, где содержал сеть прибрежных гостиниц и престижных ресторанов.
Зареченский монастырь располагался на противоположном от города берегу и являлся главной туристической достопримечательностью в округе, не считая самой реки Студёновки, прозванной в народе Сытной из-за обилия рыбы.
Расположенный в живописнейшем месте, на холме, у речной излучины, монастырь красиво дополнял открыточные виды природы края.
Сияющие на солнце луковки и кресты монастырской церкви отражались в медленно текущих водах реки Студёновки.
С одной стороны монастыря открывался вид на избушки соседней деревни, а с другой - на раскинувшийся до горизонта лес.
К монастырю прилегала обширная береговая зона с белым песком и лодочным причалом. Оттуда открывался прекрасный вид на сам Зареченск.

Вера слышала разговор Настоятельницы с посетителем через приоткрытое окно.
В беседе с матушкой Абрам Игнатьевич выказывал горячее желание помочь в расширении возможностей обители, как места, представляющего туристический интерес.
Он предлагал профинансировать строительство гостиницы на территории подворья для приёма гостей, а также дополнительных корпусов для иных нужд.
Он обещал восстановить полуразрушенную колокольню, расположенную на храмовой территории.
Матушка Митрофания мягко возражала отельеру, что монастырь и так всегда открыт для паломников, ищущих духовных сокровищ, но не представляет себе, чем он мог бы быть интересен для праздных туристов.
Но надо признать, что Зареченская обитель восстановлена совсем недавно на месте разрушенного большевиками скита, и, конечно, остро нуждается в финансовой помощи.
Поэтому, предложение многоуважаемого Абрама Игнатьевича будет передано в епархию и обязательно принято к сведению и обдумыванию, заключила настоятельница.
В знак признательности Абрам Игнатьевич просил милостиво принять в дар монастырской церкви иконописный образ святого Спиридона Тримифунтского в богатом серебряном окладе с золотыми вставками.
Настоятельница поблагодарила за подношение и тут же распорядилась передать икону в ризницу храма для освящения.
Наконец, Абрам Игнатьевич, испросив у Матушки Игумении благословения, удалился восвояси.
В этот момент ударили в било, созывая насельников на трапезу.

В последующие дни Вера после утренней службы и завтрака в трапезной, сразу шла в приёмную Игумении, где всегда было много работы для неё.
Матушка Митрофания по достоинству оценила способности девушки к языкам, а также её познания в правовой сфере, поэтому каждый новый день желала видеть её при себе как секретаря.
Все последующие дни послушание для Веры назначалось одно и то же - помощь в канцелярии.
Работа была не скучная - то и дело в приёмную к Матушке заходили то должностные лица обители с докладами, то мирские посетитили со своими требами, то Священник Илий за советом по духовным вопросам, поэтому Вера всегда была в курсе того, что происходило в монастыре.

Вот и сегодня день начался как обычно. Утром, когда служили утреню, освятили дарственную икону Спиридона и присовокупили к иконостасу в алтарной.

Только приступили к делам после трапезы, как
является к настоятельнице сестра Гликерия и говорит:
- Матушка Митрофания, а старица - то наша заговорила!
В Зареченском монастыре давно жила схимница Елисавета, давшая обет молчания еще тридцать лет назад. Она была уже девяностосемилетней старухой, и всё больше лежала в своей келье, а сестра Гликерия призирала за ней.
На службы схимонахиню вывозили на кресле-каталке, но редко, только по большим праздникам . Зато паломники к ней в келью наведывались часто и в очереди стояли, чтобы к ручке её приложиться . Говорили люди, что чудеса совершаются по молитвам схимницы и тяжелобольные исцеляются.
В монастыре всячески опекали молчальницу и сама Настоятельница часто ходила к ней за благословением.
Поэтому Матушка Митрофания в сопровождении сестры Гликерии и помощницы Веры немедленно отправились в келью к вновь заговорившей схимнице.

Они застали схимонахиню сидящей на постели в парамане и чёрной мантии. Она что-то мычала себе под нос, раскачиваясь из стороны в сторону.
Сестра Гликерия, всплеснув руками, подбежала к старухе и стала уговаривать её прилечь.
-Помолчи сестра , Христа ради - остановила её игумения. - Дай послушать, что хочет сказать Матушка Елисавета?
Схтмница повторяла, мерно раскачиваясь, одно и то же:
-Усне ое оерсеш; усне ое оерсеш, усне ое оерсеш, усне ое оерсеш...
Гликерия перестала всхлипывать, а Вера внимательно прилушалась к монотонным причитаниям старицы и прошептала:
- .Что-то очень знакомое. Постойте! Это ж из покаянного псалма!
Митрофания вопросительно посмотрела на Веру и вдруг её лицо озарилось:
- Точно, дочь моя: " Устне мое отверзеши "!
Гликерия охнула, вскочила и схватила с тумбочки книжку :
- Вот! Каждый день псалмы Давидовы читаем во славу Божию!
Женщины перекрестились, по очереди пртложились к руке схимницы и вышли из кельи.
На обратном пути Митрофания задумчиво сказала Вере:
- Похоже, молчальница наша к преставлению готовится.
Господи, помилуй!

А в приёмной их ждала трапезничая сестра Варвара.
- Матушка, смилуйся!Беда! Все помидоры в парнике почернели!- чуть не плача, сообщила она.
Вызвали Благочинную и все вместе отправились в парник.
По дороге сестра Фотиния сокрушалась об испорченных помидорах, пеняя на фитофтору, мол, недосмотрели, вовремя не сняли с веток плоды, но когда вошли в теплицу, стало ясно, что дело не в болезни.
В парнике стоял сильный токсичный запах ацетона.
Его источала земля вокруг растений, которые выглядели мёртвыми: сухие стебли, почерневшие, подёрнутые гнилью плоды.
Выглядело всё, как намеренное вредительство, но следов преступления как не искали, так и не нашли, хоть и поручали казначее проверить запасы химикатов на складе.
Запасы оказались не тронуты и вокруг не было найдено ни одной канистры или бутылки, в которой мог бы быть ацетон.
Подозрение пало на деревенских мальчишек, которых не раз гоняли с монастырского причала, куда они повадились ходить на рыбалку,
Как бы то ни было, весь урожай помидоров был безвозвратно утрачен, а земля в парнике испорчена.

Вечером на литургии, когда пели " Господи, воззвах" и Отец Илий совершал каждение храма, вбежала запыхавшаяся монахиня Гликерия и о чём-то горячо зашептала в ухо Игумении. Обе быстро покинули храм.

На утро весть о том, что молчальница заговорила, нарушив обет, данный тридцать лет назад, облетела весь монастырь.
Схимница произнесла всего несколько слов, но они были страшные:
" Чёрная туча ползёт над крестами. Дождь. Яд. Плач."
Из уст прозорливой старицы эта фоаза прозвучала как зловещее предсказание. Одни интерпетировали её, как предупреждение, другие, как проклятие.
Посетителей кельи схимницы Елисаветы заметно прибавилось. Каждой инокине хотелось своими глазами посмотреть на чудо восставшей из немощи пожилой монахини и услышать голос, молчавший столь долгое время.
"Дождь.Яд.Плач Дождь.Яд.Плачь!
Дождь.Яд.Плач." - пугающим рефреном твердила она, поминутно вскрикивая и ритмично раскачиваясь на своём ложе.

Ночь следующего дня выдалась тревожная.
Сразу несколько монахинь почувствовали себя плохо.
С симптомами острого отравления слегло четырнадцать человек. Дело осложнялось тем, что сообщение монастыря с городом осуществлялось только по воде, через паромную переправу, поэтому скорая помощь могла прибыть в монастырь только рано утром.
Между тем у больных неуклонно развивались опасные для жизеи симптомы: неукротимая рвота, высокая температура, обезвоживание.
Деревенский фельдшер и сёстры-монашки отпаивали больных до тех пор, пока не прибыли с паромом три машины скорой помощи.
Шестерых монахинь госпитализировали в тяжёлом состоянии.
Вместе с врачами прибыли полицейские. Участковый в присутствии Игумении и её секретаря допросил трапезничую.
Выяснилось, что женщины из числа пострадавших, за ужином угощались грибами, собранными накануне глухонемым сторожем Арсением.
Полицейские возбудили уголовное дело о массовом отравлении, а г сторожа забрали в участок, как главного подозреваемого.
Несмотря на суматошное утро, литургию всё же отслужили и всем монастырём молились за здравие болеющих.

Вера разбирала бумаги, когда в приёмную Настоятельницы явилась инокиня Гликерия, келейница старицы Елисаветы.
Вид у неё был встревоженный.
Игумения Митрофания справилась о здоровьи молчальницы.
- Слава Богу, Матушка, как будто силы откуда-то взялись у неё. Днесь Мать Елисавета попросила трость и встала, оперевшись на неё. Говорит, что надо ей в церковь идти немедля.
- Помилуй Господи, зачем самой-то? Перевезём её в кресле, передай ей.
-Хорошо, Матушка, но боюсь, что сама пойдёт.
Упрямая она. И всё твердит про панцирь какой-то...
- Какой ещё панцирь ?
-Говорит: "Вижу большое чёрное облако под железным панцирем". Бредит как-будто, а глаза такие серьёзные. Ночью так кричала, так металась в постели, что мне самой жутко стало.
- Соборовать её надо.Не иначе, преставится, спаси Господи.
- Пойду я к батюшке Илию, приглашу его к ней. Благословите, Матушка.

Только Гликерия вышла, звуковой сигнал электронной почты уведомил о получении нового письма.
Из полиции сообщали, что следствие выяснило о наличии у сторожа Арсения мотива для совершения преступления.
Участковый установил личность привратника. Арсений Анатольевич Тигль был из бывших военных. Когда он вернулся с контузией из зоны боевых действий(Афган), то узнал, что в его отсутствие молодая супруга Тигля ушла в монастырь и там по трагическому стечению обстоятельств скоропостижно скончалась.
Арсений долго выяснял обстоятельства её внезапной смерти и узнал, что женщина заболела туберкулёзом в острой форме и долгое время не получала должного лечения, полагаясь на молитвы сестёр. В чего результате погибла от тяжёлой запущенной формы заболевания.
Таким образом, оставшийся в одиночестве инвалид войны мог озлобиться и вступить на тропу мести за своё несчастье.
Так предположили в полиции.
Между тем диалог подозреваемого со следствием пока был затруднён в связи с его глухонемотой. Читать и подписывать протоколы он категорически отказался.
До выяснения дополнительных обстоятельств дела гражданина Тигля пока поместили в СИЗО.

Вера зачитала послание Настоятельнице.
В конце письма участковый высказывал просьбу подробно изложить обстоятельства дела о вредительстве в парнике, в котором тоже заподозрили сторожа.
- Не верю я в то , что Арсений мог намеренно вредить - вздохнула Митрофания - Он столько трудился на благо обители! Видит Бог, человек он добрый и отзывчивый, я ведь его знаю много лет.
- Написать и об этом тоже?- спросила Вера.
- Обязательно напиши, ради Христа.

После трапезы Игумения с помощницей посетили келью, в которой монахини устроили лазарет для выздоравливающих. Слава Господу, время немощи для них миновало без последствий, чего нельзя было сказать о сёстрах, до сих пор остающихся в больнице.
Но помочь им можно было только горячей молитвой и упованием на всемилостивейшую волю Божью.
После навестили старицу Елисавету. При виде гостей та привстала на постели и глядя на Игумению, горестно произнесла:
- Ох, Митроша, беда, беда пришла в обитель. Вижу, тень проклятия нависла над монастырём. Вижу, огонь под шапкой! Огонь под шапкой!
Тут схимонахиня затряслась и задрожала всем телом и вдруг разрыдалась. Она сорвала с головы параман и бросила его. Седые волосы разметались по плечам, покрытым черной мантией схимницы. Сестра Гликерия подскочила к старухе со стаканом воды и стала успокаивать Елисавету, указав женщинам жестом, что им лучше покинуть келью.

- Матушка Митрофания- спросила Вера, когда они возвращались в канцелярию - а как аы думаете, какую шапку имела ввиду старица Елисавета?
- Господи, спаси и помилуй Матушку схимонахиню...Не знаю, сестра, Бог знает. - задумчиво ответила Игумения.
- Я думаю, что к словам Матушки Елисаветы надо прислушаться. Ведь о яде она предупреждала, и сёстры наши отравились.
- Да... Благодатью Божией преисполнена молчальница, и многое происходящее по Воле Господа для её взора открыто .Того, что от нас скрыто и того, чего мы по духовной нашей слабости не разумеем - ответила матушка.
- Получается, и панцирь, и шапка, и огонь - то же чего-то значат?
- Получается так. Спаси и сохрани, Господи от всех сих действ злых - произнесла Игумения и женщины одновременно перекрестились.

Ночью Веру разбудили крики и суета. Во дворе били в било - это был знак тревоги, созывающий общий сбор.
Над монастырём вставало зарево пламени, как будто освещая лица встревоженных монахинь светом адской огненной геенны.
Горели хозяйственные постройки на заднем дворе.. Полыхали склады и сараи. Занимался курятник. Женщины бросились спасать птиц.
Их успели выпустить на свободу, прежде чем деревянный птичник полностью охватило пламя. Теперь петухи и куры громко и встревоженно квохтали, бегая по двору, путаясь под ногами мечущихся людей.
Монахини, подоткнув рясы, гоняли к реке и таскали оттуда воду, кто в ведре, кто в лохани, кто в чём.
Водой, песком, пеной огнетушителей смиряли пламя, но огонь был упорный. К приезду деревенских пожарных рыжим всполохом занялась швейная мастерская.
Общими усилиями огонь удалось остановить только к утру. Весь хоздвор превратился в пепелище.
Сгорели склады с годовым запасом урожая, курятник и ризничная мастерская с вместе дорогим оборудованием и ценными материалами.
Огонь остановили на подступах к жилым помещениям и храмовому двору, и, Слава Богу, эта часть монастыря не пострадала.
Однако, ущерб обители был нанесён существенный.

Настоятельница со слезами звонила в епархию, жаловалась на несчастье, обрушившееся на монастырь, как на какое-то проклятие.
С утра снова были полицейские, ходили,что-то высматривали, записывали, спрашивали.
Монахини, уставшие, не спавшие всю ночь, со следами сажи и гари на лицах и одежде, собрались возле монастырского храма на утреннюю службу. Их духовный Отец Илий вышел к пастве с ободряющим словом.
Он тоже был участником ночного происшествия, помогая вместе со всеми тушить пожар.
Его голос звучал устало и скорбно. Он призывал к смирению и принятию воли Божьей, как вдруг его речь прервалась.
Все обернулись, чтобы посмотреть, на чём замер взгляд пастыря - и расступились.
По дорожке к храму, опираясь одной рукой на посох, а другой держась за келейницу, в полном облачении шла девяностосемилетняя схимница Мать Елисавета.
Инокини почтительно склонили головы перед старицей, священник Илий спустился с паперти и с поклоном протянул Елисавете крест для целования.
- Ведите к амвону - тихо молвила схимонахиня, перекрестившись с поклоном перед входом в храм.

В маленькой церкви собрались все насельники.
Игумения Митрофания и отец Илий подвели схимонахиню Елисавету к иконостасу.
Та опустилась на колени, поддерживаемая монахинями и стала вслух молиться, склонив голову:
- Тебя, Бога, Отца Всемогущего, усердно молим об обители сей и обо всех, живущих в ней : благослови, освяти силою Святаго Креста, сохрани от огненного пламени....
Вдруг старица замолчала.Она выпрямилась и внимательно посмотрела на икону, висящую на правом клиросе. Она поднялась с колен с помощью сестёр и приблизилась к иконостасу.
- Что это? - вдруг громко спросила она, указывая посохом на подаренную меценатом Котельниковым икону.
- Подношение благодетеля, Матушка Елисавета! Образ святого пастуха Спиридона Тримифунтского.- разъяснил отец Илий.
- Благодетеля, говоришь? - нервно произнесла старуха - А ну снимай её!-
вдруг приказала она.
- Да что ты, Матушка, икона освящённая, уже и акафист Спиридону по ней служили.- запротестовал священник.
- Нож несите - хрипло выговорила старица Елисавета и грузно опустилась на скамеечку, заботливо подставленную сестрой Гликерией.
Матушка Митрофания вдруг побледнела и шепнула Вере: "Исполняй".
Через три минуты девушка примчалась с большим тесаком из кухни.
Икону Спиридона в дорогом окладе сняли и поднесли к Елисавете.
Она посмотрела на изображение святого и лицо её почернело:
- Ишь ты, в шапке!
Отец Илий стал оправдываться:
- По общпринятой иконографии, Матушка, изображают святого Спиридона в пастушьей шапке и с овечками.
- Бери нож отковыривай панцирь - гневно перебила священника схимница .
Отец Илий сильно смутился:
- Господи, помилуй, матушка, святотатство же это! Не могу я этого сделать, рука не поднимается.
- А кто может?- спросила схимонахиня, окинув взором изумлённых сестёр.
- Я могу- вызвалась Вера.
- Ради Христа, только не сдесь чините беззаконие, вынесите, Бога ради, во двор -взмолился священник.
- Твоя правда, - согласилась старица, перекрестилась с поклоном и покинула церковный придел.

Во дворе все столпились вокруг Елисаветы, игумении Митрофании, отца Илия и Веры, которая с ножом подошла к иконе в серебрянном окладе.
- Рви панцырь, дочка не жалей!- приказала схимница.
Вера аккуратно просунула лезвие широкого ножа в зазор между деревом и металлом.
Пришлось предпринчть немного усилий, чтобы сорвать несколько маленьких гвоздиков, осуществляющих крепёж тонкого чеканного металлического оклада .
Вера прошлась по периметру рамы, и наконец, оклад полностью отсоединился от деревянной доски.
Под "панцырем" оказалась заурядного письма поясная икона святого Спиридона Тримифунтского в традиционной шапке кипрского пастуха, сплетённой из ивовых веток.
Отец Илий облегчённо выдохнул:
- Слава тебе, Господи!
- Скобли ему шапку - не отступалась старуха.
Вера осторожно поскоблила верхний слой олифы над ликом святого, как вдруг, легко поддавшись этим манипуляциям, от изображения шапки отошёл кусок краски.
Вера продолжтла счищать заолифенный слой, котороый легко отделялся от левкаса , обнажая иную роспись под собой.
И тут все ахнули!
Под плетёной шапкой "Спиридона" обнаружились рога!

- А икону-то вам адописную подсунули!- возмутилась старица.
Вера продолжала снимать легко отходящий слой краски, открывая всеобщему взору копыта и хвост под облачением "святого".
Все пришли в ужас от увиденного, монашки плакали и крестились, Отец Илий побагровел от изумления и начал читать охранительную молитву.
Вскоре вскрылась вся истинная картина , бывшая спрятанной под железным панцирем оклада и фальшивым слоем краски и лака.

Это было изображение мерзкого чёрта, с дьявольской ухмылкой на поросячьем рыле, выкидывающего глумливое коленце тонкой ножкой с копытцем, выставившего блудливый зад в похотливой позе и с извивающимся как эдемский змий хвостом с копьевидным отростком на конце.

Игумения Митрофания тут же приказала отнести в лес и сжечь там на пустыре безобразную доску, а храм освятить по обряду с омовением и помазанием места на иконостасе, гдн висела проклятая адописная доска.

Прошло много времени с тех пор, как Вера покинула Зареченский монастырь и поступила, как и хотела , в университет.
В летние каникулы она навещала матушку и сестёр и подолгу жила на любимом подворье..
После тех злосчастных событий обитель быстро восстановили средствами, собранными фондом, организованным Епархией.
Построили новые хозблоки, благоустроенные мастерские, восстановили колокольню.
Вера сердечно радовалась за обитель и иногда вспоминала историю с подаренной иконой.
Однажды она спросила матушку настоятельницу, неужели несчастливые события , произошедшие тогда в монастыре, были вызваны появлением этого гнусного " подарка".
Игумения Митрофания ответила ей так:
- Много чистых и боголюбивых сердец поклонились тогда обманной доске с любовью и верой.
В результате этого она обрела поистине дьявольскую силу. Пришёл в движение механизм проклятия, заложенный коварным дьяволопоклонником, написавшим тот сатанинский образ.

Матушка Митрофания прошептала молитву и осенила себя крестом.

- А ты знаешь, Вера, дитя моё, что было на самом деле? К нам приезжали следователи и что-то искали. Сторож Арсений, сам того не ведая, смог навести их на след организованной преступной группы, которые устраивали диверсии на территории нашего монастыря.
Это они облили томаты растворителем, канистры от которого потом нашли в камышах на берегу. Сторож вспомнил, что возвращаясь из леса, наткнулся на веселую компанию, предложившую ему выпить, но он отказался.
Тогда-то эти ребята и подсыпали ложных опят в лукошко подслеповатого сторожа. Они же устроили пожар на складах.
Их быстро вычислили и поймали, и хулиганы во всём сознались.
Они показали на того самого Абрама Игнатьевича Котельникова, который нанял их для совершения пакостей по его отмашке в пределах монастыря.
И икону адописную он вручил монастырю, в надежде наслать проклятие на нашу Богом хранимую обитель.
Уже потом следствие вышло на коррупционную схему, по которой бизнесмен был в сговоре с начальником лесохраны.
Котельников предложил крупную взятку высокопоставоенному лицу за обещание посодействовать в освобождении территории нашего монастыря под гостиничную застройку.
А на берегу Студёновки он мечтал построить ресторан с живой рыбалкой, а наш монастырь ему по-просту мешал.
- И что же теперь ? - удивилась Вера.
- Схему Котельникова разоблачили, он обанкротился и был осуждён за взятку должностному лицу в особо крупном размере. Ныне он отбывает срок в местах не столь отдалённых.
- "Мне отмщение, аз воздам"- задумчиво произнесла Вера.
- "По вере вашей да будет вам", сестра Вера - добавила, улыбнувшись, Матушка.

Каждый раз, посещая монастырь на излучине, Вера радовалась тому, как с каждым годом преображается и расцветает Зареченская обитель. И всегда сожалела, что Старица Елисавета, не дожила до этих дней.
Она ушла тихо и благочинно , накануне рождества, как и подобает богоугодникам.
Но её могилу под монастырской стеной круглый год посещают паломники .
Они приходят, чтобы поклонится святым мощам и в любое время года несут старице живые цветы.
А недавно кто-то положил у её изголовья необычный венок, сплетённый из тоненьких ивовых веточек, похожий на гнездо или пастушью шапку святого Спиридона.