Читать онлайн "Кукольный театр-призрак"

На окраине города, можно сказать, за его чертой, огромный участок пустыря был по всему периметру огорожен стеной, по высоте сопоставимой со средневековыми крепостями где-нибудь во французской Бретани. И в ней не было ворот, даже небольшой калитки. Не садились там и вертолеты.

«Что там может находиться? Как люди туда попадают и выходят обратно?» - этот вопрос донимал человека непрерывно. Ведь его дом, последний в микрорайоне, прилегал к пустырю, а окно выходило как раз на него, поэтому из окна можно было наблюдать за этой стеной, превосходящей по высоте его хрущевскую пятиэтажку.

Но это не мог быть военный объект: ведь не было ни КПП, ни колючей проволоки, ни часовых.

Несколько раз человек приходил на пустырь и обходил вокруг стены, и занимало это немало времени. Но и услышать ему ничего не удавалось. Ленивая тишина – и все.

Соседей эта загадка не занимала. Им было все равно, что находится за этой стеной. Почему-то он это знал, хотя ни с кем из соседей ни разу не общался, если не считать ритуального «Добрый вечер!»

Однажды человек вдруг подумал: а не подойти ли туда ночью? Вдруг в это время суток он что-нибудь услышит? А вдруг и увидит?

После того, как часы пробили полночь, а радио отыграло гимн СССР, он без спешки оделся, вышел из дома и зашагал по пустырю в сторону едва угадывающейся в темноте гигантской стены, на ходу поеживаясь от ночной сырой прохлады.

По мере того, как перед ним вырастала приближающаяся громада, он вспоминал прочитанный им лет в двенадцать рассказ Алексея Толстого «Старая башня». Там жутко было, особенно в самом конце. А здесь?

- Фиг его знает…

Подойдя к исполинскому заграждению, он прислушался, пытаясь уловить хоть какие-то оттенки звуков. Но бесполезно. Тишина.

Разочарованно вздохнув, человек развернулся, чтобы направиться домой, но вдруг что-то заставило его глянуть назад. И едва не подскочил на месте.

Потому что все вокруг изменилось.

Никакой стены не было, да и пустыря тоже. Он стоял на огромной мощенной булыжниками площади, от которой в разные стороны разбегались узкие улочки с невысокими средневековыми домами в пару этажей. И эта площадь была заполнена народом, откуда-то звучал незнакомый вальс.

Люди были одеты в непривычную одежду. Мужчины – в камзолах, ботфортах и треуголках, многие со шпагами. Женщины – в длинных, до земли, платьях, муфтах и шляпах. И все они, огибая его, застывшего на месте от потрясения, направлялись потоками к стоящему в другом конце площади зданию, своими габаритами заметно превосходящему все соседние.

Обычно в старинных городах на таком месте располагалась ратуша. Но это сооружение имело совсем иные архитектурные формы, близкие к античной классике, что особенно подчеркивалось колоннами, своей конструкцией заставляющими вспомнить древний Парфенон. Здание было подсвечено множеством медных светильников, вставленных в кольца в стене, а в глаза бросалась огромная вывеска:

ТЕАТР КУКОЛ

Человек вздрогнул: надпись-то была на его родном языке.

Почти все прохожие были с детьми, которые шли со счастливыми лицами. Собственно, такими же выглядели и лица их родителей. Люди жестикулировали, о чем-то оживленно разговаривали, но вот их разговоров человек разобрать не мог.

«Родители не просто сопровождают детей, - мелькнула у него мысль. – Там, куда они направляются, они сами хотят почувствовать себя детьми. Что же это за театр такой?»

Он сделал несколько неуверенных шагов вперед и едва не столкнулся с полным лысым мужчиной, спешившим ему навстречу. Одет он был в какой-то смешной наряд, отчасти напоминающий бухарский халат со множеством разноцветных узоров.

От неожиданности человек даже отпрянул назад. А толстяк сбивчиво заговорил:

- Как же мы из-за вас переволновались, месье! До представления осталось десять минут! Мы уже думали, что с вами что-то стряслось! Идемте скорее, иначе публика вас сейчас узнает.

Но на них уже оборачивались. По площади прошел гул: «Это он, кукловод!» Люди останавливались и в упор таращили на него глаза.

«Уж не попал ли я в пьесу «Три толстяка»? Там тоже были какие-то куклы… Суок одну из них звали, кажется? Да, еще наследник Тутти был. Но там толстяки были какими-то упырями, а этот излучает добродушие. И почему я – кукловод? Они что, меня сейчас заставят…»

Додумать он не успел и крикнул почти в ухо толстому мужчине:

- Я не смогу играть! Я ролей не знаю! Потому что я… все забыл.

- Ничего страшного, месье, - расплылся в улыбке толстяк. – Делайте то, что вам придет в голову. Разве вы не знаете, что здесь кукловод по наитию и вдохновению сам создает на ходу сценарий?

Люди вокруг, которые прислушивались к их разговору и ловили каждое слово, принялись рукоплескать.

С человеком происходило что-то странное. Он перестал воспринимать происходящее как неестественный поворот событий. Напротив, он вдруг почувствовал, что его жизнь впервые начала наполняться тем, чего он раньше не ощущал – смыслом. И состояние, которое его в этот момент охватило, было сродни эйфории.

Еще мгновение – и он вместе с толстяком рванется туда, к освещенному зданию театра, вбежит вовнутрь, займет место под сценой и воодушевленно…

Но все исчезло. Как будто кто-то невидимый небрежно провел по школьной доске мокрой тряпкой, в одно мгновение стерев все записи, отбросил тряпку в сторону и, не оглядываясь, пошел прочь от доски.

Человек снова стоял перед стеной, а слева и справа все так же простирался ночной пустырь с его лениво-безразличной тишиной.

- Суки, твари! – выкрикнул человек и, подскочив к стене, что есть силы пнул ее ногой. Но стена никак не отреагировала. Так же, как ее прабабушка в сотых степенях, когда-то опоясавшая рубежи терзаемого кочевниками северного Китая, она словно презрительно разглядывала его – словно какого-то безумствующего пигмея, а то и личинку, извивающуюся под микроскопом.

- Да пошли вы все, - уже без особых эмоций пробормотал человек. Его вспышка ярости куда-то ушла и уступила место усталому разочарованию.

Развернувшись, он сделал несколько шагов назад, споткнулся о невидимую в темноте пустую консервную банку, пнул ее ногой и зашагал в сторону своего дома.

«Стоп! А почему я решил, что я вообще иду куда-то к себе домой? Только сейчас мне почему-то пришло в голову, что призрачный город с театром – главная, но не единственная бутафория, потому что бутафорией является и все остальное: стена, пустырь, этот квартал с домом, где я якобы живу. Почему я не помню ничего о себе, как меня зовут, что со мной было раньше, как я вообще здесь оказался?»

Он резко остановился, осознав, что не может ответить на эти вопросы. А потом в голову пришел единственно разумный ответ – сразу на все. Он просто пребывает во сне. И, значит, скоро проснется в своей собственной, нормальной, привычной ему реальности.

Но тут же внутренний голос ехидно подсказал ему, что, когда он вернется к этой реальности, она может его совсем не обрадовать.

Он не мог видеть, как на площади, где он только что стоял, начали один за другим гаснуть светильники, а люди принялись быстро и безмолвно расходиться, растекаясь по лабиринту узких извилистых улочек погружавшегося во тьму города. Вскоре остались гореть лишь два светильника с обеих сторон от двери в кукольный театр.

Толстяк задумался, привалился к стене, затем поднял голову, принял у слуги поднесенную ему шкатулку, раскрыл и принялся выбирать из нескольких разноцветных сигар. Подошедший к нему мужчина в камзоле и треуголке жестом попросил разрешения тоже взять сигару, на что толстяк молча кивнул, после чего первым нарушил молчание:

- В последнее мгновение сбежал. А я уже был уверен, что зайдет.

- Получается, еще есть силы ТАМ держаться, - буркнул конферансье. – Живучий, хотя на вид этого не скажешь. Впрочем, как ты помнишь, Роберт даже со второго раза не зашел. А с третьего или четвертого, точно не помню.

- Так этот…

Мужчина не договорил, а толстяк закончил за него:

- Все верно. Наступивший на те же грабли, что и Роберт.