Читать онлайн "Игра в Богов"

Все началось с Холода. Не пустоты, а плотного, вязкого холода, что был и началом, и концом. Промежуток между Холодами заполнялся Толчком, заставляющим грубые глиняные ноги оторваться от земли, и Голосом. Он рождался не снаружи, а изнутри, там, где у других существ должен быть разум, и становился единственной волей.

Голос отдавал команды. «Щиты – стену!», «Клин – пробить!», «Тени – в обход!». Он не знал этих слов, но их смысл вплавлялся в него, становясь его собственной целью. Когда звучало «Щиты!», его тело напрягалось, тяжелело, ноги впивались в песок. Когда кричали «Клин!», он чувствовал, как его ведут вперед, становиться острием. Он был частью механизма, инстинктивно зная, какая команда для кого. Он не думал, он был действием.

Его первая смерть была стремительной. Он был Щитом, прикрывал тех, от кого исходило странное тепло и треск. Голос рявкнул: «Сдвиг! Назад!». Он повернулся, подчиняясь, но из рядов противника вырвался сноп багрового света. Свет не жёг, а разрыхлял. Его грудь рассыпалась, превратившись в горячую грязь. Холод.

Второе пробуждение. Толчок. Голос: «Оружие – в руки!». Его пальцы сомкнулись на древке с заостренным камнем. Он был Копьём. Команда: «Клин, на остриё!». Их строй сам собой сложился в стрелу, и он оказался на её кончике. Враг, солдат с дубиной, замахнулся. Его тело само дёрнулось в сторону – не по приказу, а в ответ на угрозу. Но сбоку ударило другое Копьё. Глухой удар, треск, и снова – холод.

Третье воплощение. Четвёртое. Пятое. Вспышки между вечными Холодами. В одной – его группа, подчиняясь невысказанной воле, шла в обход по каменному уступу. «Обход. Тишина». Они двигались, и скрежет их ступней о камень казался оглушительно громким. В другой – он стоял в строю, и Голос выкрикивал: «Стена! Держать!». Они сомкнулись, и он чувствовал, как удар вражеского тарана отдаётся вибрацией во всём теле. Он держался, пока зелёное свечение своих не опалило нападавших.

С каждым возвращением в нём накапливались осколки. Не воспоминания, а ощущения. Знание, что если враг замахивается слева, нужно подставить щит под определённым углом. Понимание, что после команды «Залп» из тыла следует ждать ослепительной вспышки. Эти осколки делали его эффективнее. Он жил дольше. Голос иногда звучал иначе – не просто приказ, а нечто острое, напряжённое, и это рождало внутри смутное тепло, желанный контраст вездесущему Холоду.

В шестой жизни осколки сложились в нечто новое. Между Толчком и первым шагом в его сознании вспыхнул образ: не поле боя, а ровная серая плита, уходящая в никуда. Он стоял на ней, подняв голову. Над ним висело бледное, безжизненное светило, чей свет не грел, а лишь подчёркивал каждую трещину на его глиняных руках. Одиночество. Абсолютное и беззвучное. Потом Толчок – и он снова в строю, слышит Голос: «Расширить фронт! Взять высоту!». Но чувство одиночества не ушло, оно стало новой, бездонной пустотой внутри, куда большее, чем просто Холод.

Он начал сомневаться в цикле. А что, если есть что-то помимо Холода, Толчка, Голоса и очередного падения?

Восьмая жизнь была долгой. Он выживал, используя накопленные осколки. Уворачивался, прикрывался, бил точно. Он видел, как гибнут другие, и в их падении он теперь видел не просто прекращение движения, а возвращение к изначальному Холоду. Было ли это наказанием? Или просто паузой?

Именно тогда, в миг затишья, когда Голос отдавал тихие, размеренные приказы по перестроению, а в нём самом впервые не было готовности немедленно умереть, а было лишь это новое, гнетущее чувство, его взгляд… сам поднялся выше уровня вечной битвы.

Туда, где за пределами каменного рва находился высокий каменный выступ. На нём стоял трон, мерцающий тусклыми прожилками. И на нём сидело… Существо.

Оно было другим. Не из глины. Его облик был резким, угловатым, словно высеченным из твёрдого материала. Его темная оболочка не облегала тело, а была составлена из жестких форм: прямые линии плеч, высокий воротник, рассекающий воздух, и четкие прямоугольные складки на груди. Его тонкие пальцы, обтянутые той же темной материей, с раздражением били по ребристым подлокотникам трона. А там, где у солдат была лишь гладкая, безликая глина, у Существа располагался сложный, подвижный рельеф, обрамленный жестким, геометричным контуром. Сейчас этот рельеф был искажен и напряжен: горизонтальные выступы над глазами сдвинуты, вертикальная впадина между ними углубилась, а узкая линия внизу плотно сжалась. Существо смотрело на поле боя, и его Голос, знакомый и всеобъемлющий, звучал оттуда, из этой искаженной маски, и в нем слышалось не только приказание, но и чуждое чувство — острое напряжение, граничащее с яростью.

В этот миг осколки сложились в уродливую, но ясную картину. Их вечное возвращение из Холода было не наградой и не испытанием — оно было прямым следствием воли Существа на троне. Его один-единственный приказ, невысказанный, но фундаментальный, витал в самом воздухе: «Будьте». И они были. Снова и снова. Их падения, их инстинктивные озарения — всё это было лишь топливом для механизма, который Существо завело и наблюдало с холодным, яростным интересом.

И Холод, который он ощутил тогда, был страшнее того, что нёс конец. Это был Холод понимания. Его Бог был Ветром, а он — пылью, что этот Ветер гнал по полю брани. И Ветер этот говорил его устами, двигал его руками — без гнева, без пристрастия. Лишь холодная, неумолимая воля, для которой он был ничем.