Читать онлайн "Экзамен"

Гладков встретил Перешивкина в коридоре Двенадцати Коллегий. Тот оторвал красные близорукие глаза от засаленных страниц «Зоологии беспозвоночных» Догеля и внимательно-боязливо всмотрелся в Гладкова:

– Готов?

– На семьдесят пять процентов, – серьезно ответил Гладков. – Третьи сутки на кофеине.

– Аналогично, – слегка успокоился Перешивкин.

После сухого рукопожатия оба неприязненно отдернули руки. В желтой насыщенной атмосфере витал заразный вирус неудачи, и телесные контакты провоцировали передачу смертельной инфекции.

– Кто-нибудь уже сдал? – Гладков старательно сглатывал дурное предчувствие, поднимаясь по лестнице на кафедру.

– Плохо дело, – ответил на совсем другой вопрос Перешивкин, – втроем принимают.

У дверей рокового кабинета их встретили пустые разочарованные взгляды бледных худых однокурсников. Все стояли порознь. Все кандидаты на отчисление. Такая она – последняя пересдача. Гладков нашел незанятый темный угол, попытался открыть распечатку конспекта, но почти сразу сдался и свернул ее трубочкой, подчинившись слепой воле горькой судьбы. В мозгах уже больше ничего не умещалось.

– Еще один, – из двери высунулась узкая голова профессора Сиверцева.

Рой переглядывающихся студентов испуганно отпрянул. Гладков почувствовал, как солонеет у него во рту и как подкашиваются безвольные ноги, и, чтобы не упасть, шагнул вперед из своего тихого закутка:

– Я, если можно.

Облупленная дверь легко проглотила сплющенное гербарное тело Гладкова, а ребристый паркет занес в аквариумный полумрак, где на зеленом сукне его уже ожидала разложенная веером колода экзаменационных билетов. Любопытные твари из стеклянных шкафов, предвидя большую игру, зашевелились в своих колбах, задвигали мягкими бескостными конечностями. Защелкал пупырчатыми клешнями огромный камчатский краб.

Гладков крутанул рулетку. Единица красное! Кишечнополостные! Он чуть не закричал от восторга:

– Готов отвечать без подготовки!

– Очень хорошо, – живительная волна прокатилась по преподавательскому трио, – тогда присаживайтесь, молодой человек, и зачетку на стол.

Ветхий стул скрипнул ненадежными суставами под потяжелевшим Гладковым.

– Ага, – бодро просипел профессор Сиверцев, занося запись в протокол, – билет номер одиннадцать, мшанки, просто великолепно.

Гладков ощутил, как кровь отступила от его ссохшегося лица. Как мшанки? Почему одиннадцать? Про мшанок он помнил только то, что по латыни они зовутся «бриозоа». Паника туманила взор. Он пытался прочесть размытые строки на дрожащем в его пальцах билете, но хаотично подпрыгивающие буквы разбегались тонкими ручейками и растворялись в суконном болоте антикварного стола. В затылке заломило тупое отчаяние.

– Итак… – сидящий в центре румяный профессор Гуревич подтянул к себе поближе стакан с чаем, и в мутной янтарной взвеси весело колыхнулся растрепанный ломтик лимона.

– Мшанки, или, как их еще очень часто называют, Бриозоа, – Гладков внушительно откашлялся, – являются одним из многочисленных типов животных, беспозвоночных животных, – сделал он важное уточнение, – и изучают их, как можно легко догадаться, бриозоологи…

Сидящий слева профессор Сиверцев заинтересованно подставил ухо, а сидящий справа доцент Кацман расслабленно откинулся в кресле, еще больше выпятив свое круглое пятнистое брюхо. Председательствующий профессор Гуревич наклонился над стаканом и попытался длинным шершавым языком выудить проворно ускользающий лимончик.

– Ну же, продолжайте, – метнул он Гладкову дружелюбно-ободряющий кивок и вернулся к ловле своенравного лимончика.

– В первую очередь мшанки характеризуются… – Гладков лихорадочно перебирал свалявшиеся под черепной коробкой колтуны, но все они оказывались одинаково бессодержательными ватными катышками, – характерными для них морфологическими и физиологическими особенностями…

Язык профессора Гуревича безрезультатно извивался и скоблил по стенкам стакана. Толстый доцент Кацман еще шире растекся по креслу и надул пузырем довольно выпирающий зоб:

– Все-таки надо было ходить на лекции, а, Гладков?

– Тип мшанок, или Бриозоа, подразделяется на несколько классов, – торопливо добавил Гладков и обвел экзаменаторов недоуменным взглядом, будто удивленный их реакцией на свой ответ.

– Перечислите нам их, пожалуйста, – мирно прошелестел профессор Сиверцев и покачал тоненькими членистыми усиками.

– Ну, в первую очередь… – Гладков понял, что погиб.

Доцент Кацман выдержал садистскую паузу и округлил полные слюнявые губы:

– Последняя пересдача, Гладков. Список отчисленных уже в деканате.

Немой холод сковал внутренности Гладкова. Как? Уже в деканате? Он представил свое имя на белом листке, в коротком позорном списке, где он единственный русский среди десятка фиктивных китайцев. Представил, как идет забирать документы. Как сдает студенческий билет. Как сообщает новость родителям. Как получает повестку из военкомата. Тягучая боль сдавила мозг в тисках височных костей.

– Может быть, вы расскажете нам об их жизненном цикле? – милостиво подкинул спасительную соломинку профессор Сиверцев.

Но Гладков не помнил ничего. Даже есть ли у этих проклятых мшанок половое размножение. Куда уж там жизненный цикл! В его измученном сознании болезненно пульсировал теперь только один вопрос: почему его имя уже висит в списке отчисленных? Капающая на темечко вода сводила его с ума.

– Печальное зрелище, Гладков, – доцент Кацман постучал ручкой по пустому табелю и удовлетворенно надул защечные мешки, под тонкой кожицей которых мельтешило броуновское движение его крошечных мальков.

– Вспомнил! – радостно закричал Гладков. – Вспомнил! – Голова его словно разродилась долгожданным решением, вырвавшимся наружу и оставившим после себя приятную, чуть саднящую пустоту. – Это сон! Чертов сон! Не может быть моей фамилии в деканате до экзамена!

Профессор Гуревич от неожиданности выкашлял в стакан свою вставную челюсть и еще какой-то слизистый сгусток. Профессор Сиверцев издал раздраженный стрекот и поджал скрюченные лапки, а доцент Кацман налился сердитым малиновым цветом.

Разгадка оказалась такой очевидной и исчерпывающей! Гладков уже давно благополучно окончил университет, женился, родил двоих детей, а ему до сих пор с упрямой регулярностью снится этот мучительно изматывающий кошмар! Однако теперь страха больше нет. Он ежедневно ходит на идиотскую бесполезную работу, но зато никогда в жизни он больше не будет сдавать экзаменов! Гладков радостно выдохнул и окинул победным воодушевленным взором изумленную преподавательскую коллегию.

– Может быть, устройство колоний? – процыркал профессор Сиверцев.

Гладков громко расхохотался прямо в его глупо расставленные фасетки:

– Ну, вы-то вообще откуда взялись, Никанор Евстигнеевич? Вы ж уже давно умерли. В гробу лежите, червей там кормите!

Профессор Сиверцев возмущенно зашевелил сяжками и боевито приподнял мятые надкрылья. Гладкову захотелось дернуть его за старческую бороду, но у того под подрагивающими жвалами виднелся только тусклый хитин головогруди.

– Вы мне снитесь, понимаете? – изливал переполняющее его ликование Гладков. – Осознанное сновидение! Тут все будет, как я захочу!

Он лихо вскочил и в доказательство своих слов легко запустил стулом в стену, расколотив его на мелкие дощечки. Профессор Гуревич выплюнул в стакан обильную порцию темно-фиолетовых чернил, а доцент Кацман, на шаровидной физиономии которого отпочковывались большие противные наросты, злобно процедил:

– Ну, пусть поизголяется напоследок.

– Хочу – подпрыгну, хочу – летать буду, – счастливый Гладков взмыл под потолок.

– В армии пригодятся такие таланты, – мстил густо ослизнившийся Кацман.

Гладков вдруг ощутил жгучий прилив старой затаенной ненависти.

– А знаете, чего мне хотелось все эти годы, Борис Натаныч? – он приземлился рядом с доцентом Кацманом, который теперь беспорядочно менял цвета, тщетно пытаясь мимикрировать под зеленое сукно. – Отхлестать вас по щекам!

И Гладков с размаху влепил увесистую оплеуху по расплескавшейся физиономии Бориса Натановича. Профессор Сиверцев истерично скрипнул, присосчатые щупальца профессора Гуревича вяло потянулись к Гладкову. Вторая пощечина шлепнула по липкой полупрозрачной мембране, и та, прорвавшись, выпустила из себя зловонную студенистую массу, в которой закопошились гадкие хвостатые личинки. Содержимое доцента Кацмана хлестало наружу, забрызгивая все вокруг и являя все новых и новых гнусно издыхающих тварей.

Старинные шкафы затряслись, на их полках одна за другой стали лопаться колбы, разливая тошнотворный формалин, отовсюду полезли многоногие, многорукие, многоротые создания. Спрыгнул с лакированной подставки камчатский краб и, вращая высохшими глазами на длинных стебельках, воздел кверху хитиновые конечности с клацающими клешнями. Гладков ощутил, как со всех сторон его облепляют полужидкие холодные полипы, и что было сил рванул к двери.

Но, вырвавшись из разгромленного кабинета, он оказался в незнакомом грязно-сиреневом коридоре, больше похожим на бесконечную сегментированную трубу. Над головой плотными гроздьями свисали белые медленно пульсирующие черви, их гнилостные испарения отравляли и без того удушливый смрад. Неожиданно пол под ногами дрогнул, через стены прошлась долгая перистальтическая волна. Гладков понял, что находится в гигантской сокращающейся кишке. Черви стали отпадать от кожистых стенок, оставляя после себя бурые кровоточащие язвы, и подползать к нему, щетиня свои острые крючья вокруг жадно раскрытых округлых ртов.

Гладков побежал. Ноги его пружинили на бугрящихся вздутиях, проваливались в морщинистые расщелины, вязли в едких лужах зеленоватой слизи. Мягкотелые паразиты отваливались от содрогающихся стен и цеплялись зубами за его одежду, а просвет кишки все сужался, погружая пространство в сплошную темно-бардовую колышущуюся кашу. Гладков споткнулся и упал. Мгновенно в его икры, плечи и шею вонзились тысячи острых крючков, присосались десятки голодных глоток. Проснуться! Надо проснуться! Гладков поднял голову и увидел впереди крохотное пятнышко света. Из последних сил, едва выдерживая вес прицепившихся к нему паразитов, он поднялся на ноги и снова побежал.

Пятно света росло. Выход из жуткого тоннеля был уже совсем близко. Расходящиеся стенки кишки уходили в кровавую темноту, а из ослепительно белого круга выглянуло добродушное лицо в очках с пышными седыми усами. Гладков оторопело остановился.

– Годен, – седые усы зашевелились, – абсолютно годен. У нас, знаете ли, свежий воздух, физическая активность. Скоро будет как огурчик.

Добрый доктор развернулся к письменному столу и, мурлыча себе под нос, принялся чиркать оранжевой шариковой ручкой с синим колпачком. Его халат разошелся длинной щелью на согнутой спине, и между ровных краев странно зарозовела голая нежная плоть. Гладков напряг зрение. Из-за белых известковых створок его дразнил нахальный мокрый язычок.