Читать онлайн "Комендантский час. Книга первая. Сон Магдалены"

Они завтракали в большой светлой гостиной. Эта комната была угловой в доме на улице Набережной и казалась пустой от обилия света и белой меблировки. Но сегодня сквозь все четыре окна падал такой жизнеутверждающий солнечный свет, что на душе становилось легко и ладно.

Магдалена сидела напротив Гавриила. Перед ними стоял их завтрак, состоящий из жидкой овсянки и оладушек. В легких фарфоровых чашках янтарно благоухал свежезаваренный цейлонский чай. На плазменном экране в полстены беззвучно менялись картинки: дети в летнем лагере, реконструкция памятника, увеличение посевных площадей, новый спектакль в театре оперетты… Шла одна из тех утренних телепередач, в которой все проблемы представляли решаемыми, а будущее рисовали в розовом свете. Незачем было даже включать звук. Гавриил предпочитал завтракать в тишине.

Накануне вечером Магладена очень обрадовалась, узнав, что они поедут на пикник. Это вселяло надежду, что в эти выходные она, наконец, увидит Сашеньку и Любаню. Это было бы просто чудесно! …Но тем солнечным субботним утром нехорошее предчувствие терзало Магдалену. И опять не подумав о последствиях, она не выдержала и сказала:

– А ты мог бы вообразить, что мир, который мы знаем, навсегда исчез?

Гавриил неопределенно взглянул на жену и спросил:

– Тебе не нравится, как устроен мир?

– Ну почему же, наоборот! В том-то и дело, что нравится, просто…

Гавриил продолжал есть, и его ложка позвякивала о тарелку. Улыбчивые лица продолжали беззвучно меняться на экране, а голос жены мелодично скрашивал пустую солнечную тишину.

– Просто мне почему-то кажется, что всего этого скоро не станет, – она осторожно, но твердо отложила свою ложку на скатерть.

– О чем ты говоришь? – спросил Гавриил, оторвавшись от еды, и посмотрел на нее в упор.

Магдалена беспомощно захлопала ресницами, будто ее застали врасплох за непотребным занятием, и вмиг потеряла остатки своей неустойчивой твердости. Она и сама себе не могла объяснить эту неловкость и неуверенность, которая всегда накатывала, когда он смотрел на нее вот так – будто обвиняя, но еще даже не зная, что она собирается сказать.

– Ты никогда не думал, – собравшись с мыслями, заговорила она, – что наш мир, все наше общество, все эти законы, понятие о добре и зле и даже Библия…

Он спокойно и внимательно смотрел на Магдалену с выражением лица «К чему ты клонишь?»

– …все эти проповеди о победе света над тьмой – это не совсем так. А что, если этот мир – всего лишь… кусочек Вселенной, который мы когда-то самонадеянно отвоевали у хаоса и попытались установить здесь свои законы? – отрывисто заговорила она. – И нам лишь до поры удается поддерживать в нем порядок, сохранять его привычный облик. А за пределами этого мира – мрак, боль и жуткие потусторонние силы, которые иногда просачиваются сюда, к нам – вроде вирусов или преступников. Но если все так, то почему они до сих пор с нами возятся? …День за днем зло наваливается по всему периметру, – понесло Магдалену, – все с большим и большим напором. И однажды… однажды оно поглотит нас!

В ее глазах мелькнул ужас – похоже, она сама испугалась того, что сказала.

– Откуда такие мысли? Я же говорил, что тебе не следует читать перед сном всякую дребедень, – недовольно пробормотал Гавриил, когда она умолкла.

– Пойми, я что-то чувствую! Я сегодня видела сон…

– Начинается! – внезапно выйдя из себя, Гавриил швырнул свою ложку на стол, забрызгав кипенно-белую скатерть. Овсянка выглядела на ее поверхности грязными серыми пятнышками.

– Ну почему ты не хочешь меня выслушать? Нам всем грозит опасность – что-то непременно будет! – отчаянно воскликнула Магдалена.

– Надоели твои предсказания, вещая Кассандра! Что может случиться плохого? Будь проклята твоя сумасшедшая покойная бабка! Это она научила тебя всякой ерунде. Осторожнее, не то окончишь свои дни, как она, – в дурдоме!

Магдалена замолчала, нервно сунув в рот ложку горячей каши. Обожженный язык усугубил душевное состояние. В глазах встали слезы.

По утрам у Магдалены всегда бывало хорошее настроение, но потом его обязательно что-нибудь портило. У нее не хватало мудрости предположить, что она портила его себе сама – так думал Гавриил. Он был старше ее на десять лет и считал себя намного мудрее. Однако его раздражало, что жена была умнее, чем ему хотелось бы. А больше всего раздражала ее чудовищная интуиция. Да что там! Она пугала его с тех пор, как два года назад Магдалена «накаркала», что его брат попадет под трамвай. Хотя и сказала-то она, проснувшись, всего лишь: «Мне приснился Вальдемар и кровь на рельсах». В тот же день беднягу перерезало пополам.

Некоторое время они ели молча. Вскоре Магдалена забылась, глядя в сторону, за окно. Утренний свет в конце концов ослепил ее до такой степени, что она перестала видеть и Гавриила, и все вокруг. Воздух стал казаться иссиня-фиолетовым. Это успокаивало и навевало неуместные размышления о том, что в белом содержатся все цвета радуги.

– Ну и что же тебе приснилось? – мягче спросил Гавриил, подливая в ее чашку сливок из белого молочника, по форме напоминающего волшебную лампу Аладдина. Ему показалось, что Магдалена обиделась, и как будто даже стало совестно за резкий тон. Как будто – потому что на самом деле ему никогда не бывало стыдно. Он ставил себя выше окружающих: настолько высоко, что даже стыдиться и расстраиваться по поводу чьих-то оскорбленных чувств обычно находил ниже своего достоинства. Так он был воспитан.

Магдалена ответила сразу же, будто только и ждала момента, чтобы выговориться. Силуэт мужа вырисовывался на ослепленной солнцем сетчатке расплывчато, словно в пылающей темноте. Она смотрела прямо на него:

– Мне снились огромные толпы народа, одержимые. Страшная давка… Голодные остервенелые люди…

– Рабочие? – предположил он, вспоминая недавние события на фамильном заводе. Может быть, какая-нибудь крупная забастовка? В последнее время в рабочем сословии действительно неспокойно.

Магдалена покачала головой, припоминая:

– Их было очень много – весь город. Нет! Весь мир словно сошел с ума! И небо было таким грозным, кроваво-черным. И… и ты среди них, – она прикрыла рот рукой, внезапно вспомнив еще один эпизод своего сна.

– Я? – Гавриилу стало не по себе. – Что же я там делал? – как можно беззаботнее поинтересовался он, отхлебнув из своей чашки.

– Ты был в той толпе. Тебя страшно давили со всех сторон. И там… растоптали ребенка, – Магдалена перешла на шепот. Теперь она словно смотрела сквозь Гавриила, не видя его.

В ослепительно-прозрачном воздухе повисла напряженная, гнетущая тишина, как будто этот воздух вот-вот свернется, как прокисшее молоко.

– Какого ребенка? – спросил Гавриил.

Она молчала.

– Какого ребенка?! – повысил он голос.

– Чужого ребенка, – сказала Магдалена ледяным голосом. Солнце зашло за перекладину оконной рамы, и на ее лицо упала тень. – Всюду стоны и плач, словно в Дантовом аду. Очень много крови. А потом…

– Что потом? – не выдержал еще одной паузы Гавриил.

– Я видела будущее тех, кто выжил. Их жизнь была совсем другой, не похожей на ту, что сейчас.

– Какой же?

– Светлой и пустой – вроде этой гостиной, – она обвела руками пространство вокруг себя. – И такое ощущение, знаешь, как будто всюду ветер сквозит, – подобрала она сравнение, покосившись на открытое в майское утро окно.

– А что делала ты в этом сне?

– Меня там не было. Я видела это твоими глазами.

С подоконника спрыгнула серая кошка. Легкий ветерок пошевелил шторку тюля, на которой были изображены белые ромашки с желтыми серединками. Промежутки между цветами заполняли переплетения бледно-зеленых с золотыми прожилками стеблей.

– Бред! – нервно пробормотал Гавриил и почувствовал, что еда встает в горле комом. Аппетит исчез – и он бы тотчас же выплюнул то, что жевал, обратно в тарелку, если бы не правила приличия, которые он впитал с молоком матери. Сделав над собой усилие, он прожевал и проглотил.

– Мне кажется, я бы не смогла принять такую жизнь. А ты? – тихо, очень осторожно спросила она.

Гавриил сидел мертвенно-бледный. Ему сделалось дурно. Но он быстро совладал с собой.

– Судя по твоему сну, нетрудно предположить, что нас не ждет ничего хорошего, – произнес он неожиданно скептически.

Магдалена удивилась. Он что, насмехается? Гавриил терпеть не мог ее, как он их называл, высокопарных монологов. Невозможно было привыкнуть к этому то и дело проскальзывающему презрению. А тон, которым он это сказал! Такие интонации были равносильны ударам хлыста.

– Ты что-то знаешь? – она взглянула на мужа пронизывающим, доставшимся в наследство от «сумасшедшей бабки» взглядом. Гавриил состоял в руководстве промышленной компании, и его не могли не беспокоить возможные волнения черни. Но он никогда ничего не рассказывал жене о том, чем занимается. Обрывки новостей о работе его предприятия можно было услышать лишь краем уха, когда к нему заходили приятели, или из газет, в которых никогда не писали правды. С этим все уже давно смирились, но все равно продолжали читать эти газеты – по привычке и просто потому, что так было принято.

– Ничего я не знаю, – холодно и насмешливо ответил Гавриил. – Но все может быть.

И снова было непонятно, серьезно он говорит либо, по своему обыкновению, злобно шутит. Гавриил часто говорил двусмысленно – так что и не угадаешь, в каком из двух смыслов следует понимать его слова. И когда он так своеобразно шутил, то даже не улыбался.

– Мя, – коротко попросила кошка, и Магдалена, наклонившись, мягко притянула ее к себе на колени.

– Сейчас некому бунтовать, – раздраженно заговорил он, теребя свою благородную рыжую бородку по последней моде. – А главное, незачем. Им не на что жаловаться!

– Ты так думаешь?

По выражению его лица она поняла, что разговор окончен.

– Устроила ты мне утро, ничего не скажешь!

Промокнув рот салфеткой, он встал.

– Прости, – тихо сказала Магдалена, опустив взгляд и созерцая оставленные на столе объедки.

– Сумасшедшая! Ненормальная! – бормотал Гавриил. Взял в прихожей пальто и шляпу и ушел, одеваясь на ходу.

Она догадалась, что пикник отменяется. Не стала даже уточнять, куда он уходит.

«Язык мой – враг мой. Но все-таки… кто же может восстать? – напряженно думала Магдалена, блуждая взглядам по столу и вплетая тонкие пальцы в шелковистую шерсть кошки, которую держала на коленях. – Когда и еды вдоволь, и босиком никто не ходит, и кров у всех есть. Люди давно осознали, что кровопролития ни к чему и что можно все решить мирным путем. Если только…»

У Магдалены не возникло даже мысли, что это мог быть ничего не значащий сон.