Читать онлайн "Псы улиц"

Я смотрю на себя в зеркало, стоя в ванной комнате в одних трусах. У меня разбита нижняя губа с левой стороны, на переносице и на скуле справа глубокие ссадины, такая же на лбу. Под левым глазом чёрный фингал. Худощавое тело тоже в ссадинах и кровоподтёках. Я чувствую, как болят ребра, и мне тяжело дышать. Я провожу руками по волосам и чувствую болезненные шишки на макушке и затылке. Костяшки правой руки у меня сбиты и опухли, большой палец левой руки тоже распух и им трудно шевелить. Опираюсь на левую ногу, стараясь не нагружать правую — в районе щиколотки сильное растяжение, это место опухло и болит.

На голове у меня пышная шевелюра, которая отросла с того момента, как я вернулся домой из армии. Я мечтал о причёске, какую носил до службы, когда волосы опускались на плечи, а чёлка закрывала лицо. Такие прически носили мои кумиры из мира рок-музыки.

Но это время романтики безвозвратно прошло. Теперь нужно выживать и приспосабливаться. Нужно становиться таким же уличным псом, как эта толпа, которая запинала меня на дискотеке.

Я взял старую электрическую машинку для стрижки волос, воткнул вилку в розетку и включил. Машинка завибрировала у меня в руке, издавая громкий лязгающий звук, неприятно бьющий по ушам, и добавляя страдания моей больной от ушибов голове. Я провёл машинкой прямо от середины лба к макушке, и первый густой локон каштановых волос упал в раковину. Я продолжил дальше работать машинкой, время от времени вздрагивая, когда она наезжала на синяк. Через несколько минут раковина заполнилась волосами, волосы лежали у меня на плечах и валялись на полу, а в зеркало на меня смотрел парень двадцати лет с правильной лысой головой в ссадинах и шишках, с кустами нестриженных волос и лицом в синяках и кровоподтёках. Но он мне теперь нравился больше прежнего: под круглой лысой головой — покатый лоб, густые брови, длинные ресницы, прямой нос, овальное лицо и упрямый подбородок. И теперь к нему добавились кривая ухмылка на ровных прямых губах и злой блеск в карих глазах.

Из армии я не стал возвращаться в деревню, где жил до призыва в армию, а приехал в город, в квартиру, где мы жили с отцом, когда я учился в последних классах средней школы. Отец сам там не жил, но она была нужна ему, чтобы приезжать туда с любовницами. Сам он жил в соседнем городе со своей семьёй и поначалу наотрез отказался меня туда пускать. Но когда я ему сказал, что если он меня не пустит, то никогда меня больше не увидит, он, скрепя сердце, отдал мне ключи, поручив при этом платить квартплату.

На второй день как я вернулся, отец отвёз меня на рынок и купил мне штаны, рубашку и обувь на мои же деньги, которые я заработал на заводе в деревне до призыва в армию. Он сказал, что это все деньги, которые я заработал за полтора года работы; я не стал с ним спорить. И в этот же день, возвращаясь ночью пьяным от друзей, подрался на улице, и одежда превратилась в лохмотья. Утром я посмотрел на одежду, понял, что брюки и рубашку уже не восстановить, и просто выкинул их в мусоропровод.

Следующий месяц прошёл примерно в таком же ритме — я ходил по своим знакомым — одноклассникам, но кого-то посадили, кто-то был в бегах, а кто-то просто начал избегать со мной общаться из-за моего неадекватного поведения. Это произошло в первую же нашу совместную вечеринку.

Как-то мы с компанией, с которой я общался, учась в школе, собрались у Дэна и Рыжего на даче. Мы с Рыжим учились в одном классе. Он был небольшого роста с рыжими волосами и с очень уравновешенным, но твёрдым характером; он обычно не ввязывался в неприятности и вёл себя спокойно.

Его старший брат Дэн был человеком немного другого склада. Широкоплечий и крепкий, с широкой грудью и развитой мускулатурой, такой же спокойный и уверенный в себе, он, как и брат, был неконфликтным человеком. Все уважали его за физическую силу, но главное — за смелость и уверенность. Находясь вместе с ним в передрягах, можно было ничего не бояться. Ещё он умел находить возможности заработка, чаще всего — незаконного.

Но у него была другая черта, за которую его не любили, и по большей части он оставался одиночкой — его желание показать своё превосходство над остальными. Он любил насмехаться над слабостями других, демонстрируя свои таланты делового человека как преимущество. Простыми словами, он считал себя умнее других и постоянно это подчёркивал, зачастую не замечая, как сам становился объектом насмешек.

С нами на вечеринке были ещё мои одноклассники — Лёха, Дима и Илья. Все, кроме меня, Дэна и Лёхи, были со своими подружками. В тот вечер я, напившись, стал кричать и петь песни. Потом со всего размаху воткнул железную вилку в середину стола и ударом кулака разбил лампочку, висевшую над столом. После этого случая все, кроме Дэна и Лёхи, меня избегали.

В первое время я общался с Лёхой чаще всего. Он нигде не работал и часто ввязывался во всякие мутные дела, связанные с карточными играми — играл на деньги, и у него это хорошо получалось, хотя по-крупному играть он дрейфил.

Он был невысокого роста, худой, со светлыми волосами и бледным узким лицом. Имел напористый и наглый характер, хотя никогда не лез на рожон первый и никогда не дрался, но часто первый отхватывал в драках и потасовках. Он очень любил выпить, покурить травку и пошуметь и никогда не отказывался от хорошей гулянки.

Как-то я и Лёха сидели у Илюхи дома и пили водку. Илья был нашим одноклассником, но ушёл из школы после девятого класса, и его брат, имевший связи с бандитами, устроил его работать на рынке. Илюха продавал куриные окорочка и зарабатывал за месяц столько, сколько наши отцы за полгода. В то время как мы стреляли сигареты на улице и соображали на бутылку палёной водки, Илюха ни в чём себе не отказывал и ел и пил, что душа пожелает. Но он был жлобом и никогда никого не угощал.

За то время, пока меня не было в городе, он купил машину, продолжал работать на рынке и постоянно общался с жуликами и бандитами.

— Все наши приблатнённые ровесники, с которыми мы учились в школе и кто лазил по конторам, мертвы, сидят, в бегах или работают пушечным мясом у жуликов, — рассказывает мне Илюха.

«Лазить» — в то время, когда я учился в школе, означало состоять в группировке, а «контора» — это как раз та самая преступная молодёжная группировка и есть. В нашем районе их было несколько, и вступить в контору мог любой желающий, и это обеспечивало тебе защиту — если тебя кто-то обидит, контора обязана была за тебя вписаться. Правда, для вступления нужно было принести деньги в общак или снять с кого-то куртку.

— Конторы теперь никому не нужны, — продолжает Илья, — всё решается более-менее мирным путём. Сейчас всё просто: жулики работают, бандиты бухают, а бритоголовые отморозки сами по себе.

Позже мы отправились на местную дискотеку познакомиться с девчонками. И почти сразу же нарвались на толпу парней лет восемнадцати, которые увидели в нас потенциальных жертв.

Я хорошо запомнил этот момент. Мы втроём танцуем в общей куче, время от времени подкатывая к девушкам. Вдруг вокруг нас начинает формироваться толпа бритоголовых подростков. Они теснят меня и окружают со всех сторон. Я уже понимаю, что будет драка, но продолжаю танцевать. Звучит Prodigy «Smack my bitch up», работает довольно скудная светомузыка, и висящий в центре зала зеркальный шар отражает во все стороны направленные на него разноцветные огни.

Толпа малолеток обступает меня теснее. Я смотрю, как там Лёха и Илья. Илья уже стоит и не танцует, а с кем-то спорит. Вокруг него собралась толпа, Лёха трётся возле него.

Вдруг кто-то бодает меня плечом. Я оборачиваюсь и чувствую толчок с другой стороны — резко разворачиваюсь и толкаю в ответ. В этот момент меня уже грубо толкают в спину. Я разворачиваюсь и со всего размаху бью кулаком в лицо первого попавшегося. Сразу же на меня со всех сторон обрушиваются удары. Я опускаю голову и начинаю работать руками во все стороны, куда попало. Толпа, окружавшая меня, отходит, и бритоголовые просто начинают запинывать меня, не подходя близко. В какой-то момент я не выдерживаю и падаю на пол; пытаюсь встать, но десятки ног не дают мне подняться. Музыка по-прежнему играет, а все вокруг продолжают танцевать, как ни в чём не бывало. Краем глаза я вижу, как Илья с кем-то кричат друг на друга, Лёха прижался к Илье, и их окружает толпа. Потом я теряю сознание.

Начинаю помнить себя уже на улице, когда, оперевшись на Лёху, хромая на одну ногу, пытаюсь идти. Мы дошли до Лёхи, потому что он жил недалеко, и я остался у него дома, а утром, ковыляя, ушёл домой.

Отлежавшись дома две недели, я решил устроиться работать на завод. Зарплата была маленькая, но платили без задержек плюс можно было ничего не делать. Фактически это было главное преимущество работы на заводе — можно было приходить без опоздания, отмечаясь на проходной, и потом весь рабочий день просто валять дурака. В основном я ходил всё время по разным цехам и общался с парнями. Чтобы не вызывать подозрения, я всегда носил с собой ведро, и когда мне навстречу попадался мастер, прораб или начальник цеха, то я прибавлял шагу и на вопрос: «Куда идешь?» отвечал: «На склад» или «Со склада».

В основном я ходил в соседний цех к парням, которые работали токарями по металлу. Они тоже отлынивали от работы, так как, в основном, всем вокруг было наплевать. Мы бродили по катакомбам под заводом, курили анашу или делали поджиг и испытывали его. Парней звали Макар и Витёк. Они оба отсидели в СИЗО по малолетке несколько месяцев. Витёк был небольшого роста, коренастый, с чёрными глазами и кудрявыми чёрными волосами. Макар — высокий и долговязый, с длинными оттопыренными ушами, большим носом и длинными руками. Его родной брат в двадцать два года стал практически овощем после плотного сидения на героине и лечения после него. Сам он, как и его друг Витёк, любил покурить травки или сварить манягу. Часто, пока было тепло, мы ездили на планы за город, собирали дичку и потом варили у меня дома. Иногда приносили на работу и пили во время рабочей смены, а потом шли гулять по катакомбам.

Ещё один плюс работы на заводе — это то, что можно было воровать. Я работал в цехе покраски и выносил оттуда через проходную краску, растворители, скотч и наждачную бумагу, а потом сдавал всё это оптом на местном рынке. Каждую неделю в субботу я сдавал вынесенные за неделю материалы на сумму, равную месячной зарплате.

Но жирный минус был в том, что я совершенно не высыпался. Утром на проходной нужно было появиться не позднее 7:50, и если опоздал, то выговор, объяснительная, штраф и прочее. А если утром поймают с перегаром, то ещё хуже. И часто, когда, проснувшись утром, я понимал, что моё состояние не соответствует, приходилось звонить и говорить, что заболел зуб, а потом идти и искать врача, который за деньги выпишет справку.

Не высыпался я ещё по причине того, что в это же время познакомился с Олей и Марго. Оля была подружкой Дэна; где и при каких обстоятельствах они познакомились, я даже не мог представить. Оля была совершенно сумасшедшей и неадекватной в обычных обывательских представлениях натурой, вела себя как парень — курила, бухала, материлась и иногда дралась. Она носила распущенные прямые тёмные волосы ниже плеч, челка всегда закрывала её лицо наполовину. Круглое лицо, большие и чуть раскосые глаза, маленький ровный нос, ровные тонкие губы, очень выразительный рот. Она никогда не улыбалась — выражение её лица было или серьёзное и даже какое-то злое, или же она смеялась, широко открыв рот, показывая ровные зубы. Кажется, она никогда не придавала значения макияжу.

Её нельзя было назвать ни красивой, ни даже симпатичной. В её лице было что-то азиатское. Рост был у неё выше среднего, маленькая грудь и выдающаяся упругая задница. И когда она шла впереди тебя в штанах (юбки и платья она никогда не носила), то невозможно было отвести взгляд. Это была не мягкая женская походка со слегка покачивающимися бедрами, а наоборот с резкими, настойчивыми движениями — как будто её задница жила своей жизнью. Со стороны казалось когда ты наблюдаешь за Олей — вот Оля, а вот задница Оли сама по себе.

Но больше всего меня привлекали в ней её характер и живой ум. С ней можно было похулиганить, поспорить, подурачиться и от души посмеяться, но также можно было поговорить про литературу и историю, про культовые фильмы или музыку. Она умело вставляла нужные крылатые выражения и цитаты и хорошо шутила и подшучивала над всеми из нашей компании, особенно над Дэном. Но и над собой могла пошутить. Оля тщательно скрывала своё прошлое: мы не знали, кто её родители, какая у неё национальность, где она училась и прочее. Она любила хорошо поесть и выпить, и часто не знала меры.

Её отношения с Дэном тоже были странными Он показывал холодность в эмоциях, а она — грубость и наглость, но при этом налицо была её эмоциональная зависимость от него. Оле, при всей её вычурной беспечности и развязности, Дэн был нужен больше, чем она ему.

В первый же вечер нашего знакомства Оля сказала мне, что у неё для меня есть подруга. Рита была полной её противоположностью — высокая, слегка полноватая девушка, старше меня на год или два, она выглядела как с обложек старых плакатов пятидесятых годов. Светлые волосы, завитые и уложенные, большая высокая грудь, длинные ноги, тонкая талия, но при этом полные руки и плечи. Большие голубые глаза с длинными ресницами, высокие широкие скулы на круглом лице и полные чувственные губы, и как фишка — две маленькие сексуальные родинки под обоими глазами на щеках делали её лицо особенно драматичным. Она много улыбалась и говорила всегда глубоким голосом, как будто просящим всегда об одном: утоли мою страстную натуру, возьми меня и делай со мной всё что хочешь.

И у нас с первого вечера начались отношения, завязанные только на сексе. Она загоралась от одного прикосновения, от одного слова, и остановить этот пожар уже было невозможно. Марго погрузила меня в пучины секса, позволяя мне делать с ней всё что хочешь. Её ненасытная страстная натура не знала усталости и стыда— я буквально мог делать с ней всё что захочу.

Но мы встречались только ради секса. Я приходил к ней вечером и отводил к себе домой. Или же мы встречались компанией — Дэн, Оля и я с Ритой — и ехали к Дэну на дачу. Там мы пили пиво, играли в карты, часто на раздевание, и потом Дэн с Олей уходили спать в соседний домик, а мы с Ритой трахались всю ночь.

Естественно, я не высыпался и на работе пытался в обеденный перерыв поспать на узкой скамейке в раздевалке. В конце концов меня вызвал к себе начальник цеха и сказал, что они вынуждены меня уволить. Я этого давно ждал, и ответ у меня уже был готов:

— Вы не можете меня уволить…

Начальник цеха через опущенные очки с изумлением посмотрел на меня.

— Я сам увольняюсь — добавил я.

Я был рад, что отделался наконец от этой проклятой работы. Теперь не нужно будет вставать рано утром и тащиться на остановку, откуда переполненный автобус везет работяг на завод. Теперь, наконец, я почувствовал настоящую свободу.