Читать онлайн "Путь Агнешки Волынской"

Введение

Сквозь века

Мир никогда не стоял на месте. Славянские земли знали войны, миграции, кровь и веру.

В VI–VIII веках славяне расселились от Балтики до Чёрного моря. Они жили общинами, почитали древних богов, но их мир часто сотрясался от набегов. Русы-грабители приходили с востока, уводили в плен женщин и детей, убивали мужчин. Время было суровым, и лишь сильные могли выжить.

Средневековая эпоха и её вызовы

XIV-XV века – время перемен, войн и религиозных конфликтов. Европа находилась в эпохе Средневековья, где вера и меч правили судьбами людей. Великие княжества боролись за влияние, а церкви – за души. В Восточной Европе католическая экспансия проникала всё глубже, пытаясь вытеснить православные традиции. Особенно страдали земли Волыни и Галиции, где католические правители Польши насаждали свою религию, изгоняя православных священников и разрушая древние обычаи. Простые люди, оказавшиеся между двух миров, жили в страхе перед инквизицией, ордынскими набегами и предательством соседей. В это время медицина была практически недоступна – большинство болезней и родов сопровождались смертельной опасностью, а целители часто оказывались вне закона.

Волынская земля, 1412 год.

Агнешка, полька по происхождению, родилась в небольшой деревне, затерянной среди холмов Волыни – земли, расположенной между Польским королевством и Великим княжеством Литовским. С детства она отличалась способностью исцелять недомогания людей, помогая детям, родителям и родственникам справляться с болезнями. Её мать, Ядвига, тайно молилась перед святыми иконами, передаваемыми в семье из поколения в поколение. Раньше их семья была свободной православной, а теперь её заставляли отказаться от веры: Ядвига сама наносила кресты на тела младенцев и крестила их, так как священников уже не было. Отец, трудолюбивый крестьянин, с утра до вечера работал в поле, а дети помогали матери по хозяйству. Из пятерых детей двое не пережили младенчества.

Агнешка мечтала стать акушеркой. Её умение помогать роженицам справляться с болями и обмороками, а также знания в траволечении сделали её известной в деревне. Однако, поскольку ей было 15 лет, её не допускали самостоятельно принимать роды – она могла лишь помогать опытной повитухе.

Во время одних родов, когда роженица была почти без сил, повитуха, суровая женщина средних лет, отдала приказ:

— Агнешка, понеси отвар сей, да поспеши!

Девушка, осознавая всю серьезность ситуации, поспешила с отваром. Чаще всего подобные роды заканчивались трагически, но она не могла допустить гибели матери и ребёнка. Сосредоточившись в молитве, она почувствовала тепло, исходившее из её ладоней, и, коснувшись живота роженицы, словно услышала голос, доносящийся из глубины самой души. Закрыв глаза, она увидела образ Иисуса Христа и маленького мальчика, который, глядел на Бога и тихо улыбался.

В этот момент повитуха громко воскликнула:

— Тужься же, тужься!

Агнешка продолжала ощущать присутствие малыша, и ей словно неким внутренним взором было открыто, что Господь шептал ей:

— Не бойся, Я всегда буду с тобою.

С этими словами младенец, как будто уменьшившись в размере, вышел на свет. Раздался громкий крик, охвативший весь дом. Роженица упала без сил, а Агнешка, быстро схватив ребёнка, вынесла его для оказания помощи.

Слава Богу, живый! — воскликнула она, радуясь чуду.

Мать ребёнка, несмотря на слабость, улыбалась, не веря своему счастью: она была жива, и её ненаглядный малыш явился на свет.

Повитуха не могла поверить своим глазам, она с недоверием обратилась к молодой помощнице:

— Как ты сие сотворила, дева младая?

Агнешка всё ещё потрясённая увиденным, тихо ответила:

— Господь не оставит тех, кто в Него верует.

Она скрыла от недоверчивой бабки самое сокровенное — свою просьбу ко Господу, когда молилась о том, чтобы дитя и мать не погибли.

***

Чудесное событие не покидало мыслей Агнешки. Она понимала, что обладает целебным даром, который вызывает как восхищение, так и зависть. Старуха-повитуха, у которой она некогда училась, завидуя её способностям, донесла на неё священникам, обвинив в колдовстве и нечистых делах. В деревне постепенно поползли слухи и зазвучали обвинения:

— Ведьма! Колдовство!

Так началось преследование молодой целительницы в её родной деревне. Люди, которые раньше обращались к ней за помощью, теперь отвернулись от девушки. Когда инквизитор прибыл в деревню, мать Агнешки, Ядвига, поняла, что её дочь оказалась в смертельной опасности. Ночью она крепко обняла её и, проливая слёзы, произнесла:

— О, Иисусе Христе, Пресвятая Богородице, защити моё дитя!

В ту же ночь Ядвига повелела дочери бежать. Вместе с верной подругой Милошей Агнешка устремилась в поле, а затем скрылась в лесу, где, по словам местных, всегда можно было найти помощь. На прощание Милоша обняла Агнешку и сказала:

— Прощай, милая; да хранит тебя Господь! Я буду молиться о тебе...

Со слезами на глазах Агнешка тихо ответила:

— И я о тебе. Прощай, сестра моя, память о тебе останется в моём сердце навечно...

Так Агнешка, ведомая верой и надеждой, покинула родную деревню и вступила на путь, полный испытаний и чудес, дарованных свыше.

Бегство в лес

Агнешка бежала, раздирая руки в колючем подлеске, пока ноги не начали заплетаться. Лес дышал сыростью, сквозь ветви едва пробивался бледный свет. Она не знала, куда бежит, но знала — назад дороги нет.

Ночь была уже на исходе, начинало светать. В слабом утреннем сумраке впереди мелькнул силуэт.

Сначала девушка подумала, что это зверь, но затем различила: мальчонка лет десяти, худощавый, в домотканой рубахе до пят, подпоясанной верёвкой. Лицо у него было смуглое и взгляд настороженный. Он держал охапку валежника.

Агнешка перекрестилась, не веря глазам.

— Кто ты? — голос её был сиплым от жажды.

Мальчик вскинул голову, покосился исподлобья.

— Веси не ведаю, — ответил он незнакомым говором.

Она поняла, что говорит он иначе, чем в её деревне. Может, из литовских земель или местных лесных племён?

Он помедлил, потом молча махнул рукой: "Ступай за мною".

Поселение староверов

Они брели сквозь чащу, пока впереди не открылась прогалина. Там, под нависшими соснами, виднелись тёмные строения — бревенчатые келии, крытые берестой, полуземлянки, шатры из толстых шкур. Дым от костров поднимался к небу, запахло горькими травами.

Люди здесь были строгие: женщины с покрытыми головами, мужчины в долгополых свитах. Говорили мало.

Навстречу Агнешке вышел старец — высокий, сгорбленный, с бородой, спутанной, как корни дуба. На нём был долгополый кафтан из грубого сукна, подпоясанный простой верёвкой, а поверх накинут капюшон из тёмного холста, спадающий на плечи.

Он опирался на резной посох, а глаза его, глубокие и холодные, смотрели так, будто видели её насквозь.

— Кто такова? — голос его был глух, но твёрд.

Мальчик, что привёл её, ответил, глядя вниз:

— В лесу была, сама.

Старец Савватий долго молчал, изучая её.

— Нужду имеешь. Живи меж нас, пока Господь путь твой не явит. – наконец ответил он.

***

Агнешка жила в поселении уже несколько дней. Люди были молчаливы, настороженно следили за ней, но не спрашивали откуда она и как оказалась в лесу одна.

Её поселили в полуземлянке — тёмной, с низкими стенами из брёвен, крытой дерном. Внутри пахло дымом, в углу на постелях из овчины лежали связки сушёных трав.

Женщины кормили её постной похлёбкой, не расспрашивали.

Они носили простые домотканые одежды, длинные льняные рубахи, шерстяные понёвы, а поверх — тёмные шерстяные платки или капоры, закрывающие волосы.

Мужчины ходили в длинных рубахах, подпоясанных верёвками, а поверх носили кафтаны из грубого сукна. У каждого на груди висел простой деревянный крест на шнурке, потемневший от времени.

Вскоре к ней пришёл старец Савватий.

— Мы не из рода земских, не из нововерцев, — сказал он. — Мы, яко святые отцы заповедали, в мире не живём, зла не приемлем. Останешься ли с нами, девица?

— А иные люди, православные? — осмелилась спросить она.

— Нет иных, окромя нас, — сурово ответил он. — Ложь за пределами.

Агнешка молчала, но внутри словно кольнуло: что-то здесь было не так.

— В мире том — ложь и погибель. Князья пируют, церкви служат им, а не Богу. Мы ж храним путь истинный, от предков и праотцев наших. – продолжал старец.

— Но ведь есть монастыри, скиты — осторожно возразила девушка.

Старец нахмурился.

— Ложь. Они княжьи, а не Божьи.

В его голосе было что-то холодное, пугающее.

С вечера её велели разместить с женщинами. Дали место на лавке, грубую ткань вместо подушки, шерстяной платок, чтоб укрыться. Утром, не дождавшись, когда её разбудят, сама поднялась – так велел внутренний страх.

Женщины уже суетились, кто тесто месил, кто шерсть теребил, кто воду носил.

— Что умеешь? — спросила пожилая, крепкая, с седыми прядями в косе.

— Всё, что по хозяйству нужно, — ответила Агнешка, но та явно не удовлетворила ответом.

— Хлеб месила?

— Да.

— Ткать умела?

—Неколи было. С младшими нянчилась, помогала матушке. Но шить умею.

— А травы ведаешь?

Она на миг замялась, а потом кивнула.

— Ведаю.

— Что на ожог класть?

— Тысячелистник да мёд. Если рана свежая – чистотелом присыпать.

— Воду в избе чем очистить?

— Крапивой. Она всякую нечистоту вытянет.

— А от худа, чтоб в хате не стояло?

— Полынь в углы, а зверобой под порог.

— В квас что кладут?

— Хмель, ржаную муку, ягоды, если надо покрепче.

— А чтоб кашель не давил?

— Липу, багульник да мёд с тёплым молоком.

Женщины переглянулись. Та, что расспрашивала, хмыкнула.

— Будешь травы собирать. Да на кухне помогать. Коли знаешь, что в еду класть, верно и людям не навредишь.

***

Дни шли за днями. Агнешка собирала травы, заваривала отвары, помогала на кухне. Её сперва сторонились, но когда от её настоев старики стали дышать легче, а дети перестали кашлять по ночам – стали звать к больным.

Прошло несколько недель, прежде чем кто-то из женщин шутя молвил: "Лекарь у нас есть, да нет ли мужа для неё?" Агнешка смутилась, но промолчала. Тогда ещё не ведала, что слова сии – не просто шутка.

Однажды её позвал старец Савватий. Он сидел у костра, его длинная борода спадала на грудь, а узловатые пальцы сжимали резной посох. Взглядом он пригласил девушку к очагу.

— Видишь ли ты путь свой? — спросил он, не глядя на неё.

— Не знаю… — честно ответила она.

— Жена — есть послушание. Оставленная без мужа — блудница.

Она опустила глаза.

— Мне не нужен муж, я с Богом — прошептала она.

— Заблуждаешься. Девица, не имеющая мужа, слабее зверя в лесу.

Слова старца звучали как приговор:

— Завтра обряд. Готовься.

Агнешка не спросила, о каком обряде от толковал— она уже догадалась.

Она видела, как жили здесь женщины. Ни одной незамужней — все под чьей-то рукой, с потухшими глазами. Они не разговаривали с мужчинами первыми, не спорили.

Агнешка поняла: «завтра её выдадут замуж».

Старец Савватий не объяснил ничего — он только намекнул:

— Завтра перед рассветом ты станешь другой.

Сердце Агнешки сжалось. Она начала усиленно молиться Пресвятой Богородице.

На следующий день до рассвета её разбудили.

Две женщины — старшая и молодая, но такая же молчаливая — ввели её в тёмное помещение. Это была не землянка, не дом — нечто большее, более облагороженное «помещение».

Там горели лучины, стены были из брёвен, а в центре — чаша с водой.

— Окропи лицо. Да смири дух, — приказала старшая.

Агнешка прикоснулась к холодной воде и вдруг почувствовала, что её движения больше не принадлежат ей.

Её словно сковало.

В избу вошли мужчины. Впереди — старец Савватий, позади него — тот, кого ей назначили.

Молодой человек был широкоплечий, с густой бородой, в потускневшем кафтане.

Это был её будущий муж.

— Отныне ты не одна, — проговорил Савватий.

И в этот момент она поняла — это не просто сватание. Это посвящение.

Её навсегда привяжут к этому месту.

Православной девице нельзя было здесь оставаться. Нужно было что-то делать.

***

Ночью, когда все спали, она выскользнула из землянки.

Воздух был тяжёлый, тёмные тени строений будто смотрели на неё.

Она осторожно двигалась вдоль домов, стараясь не наступать на сухие ветки.

— Куда?

Агнешка вздрогнула.

Перед ней стоял мальчик, что привёл её сюда. Он страдал лунатизмом, и часто ходил по ночам. На это в секте уже не обращали особого внимания, отдав его на волю Бога.

— Мне нельзя здесь оставаться, — прошептала она.

Мальчик долго смотрел, потом отвернулся.

— Беги.

Агнешка кивнула мальчику, поблагодарив его и устремилась вглубь леса. Она бежала всю ночь, не разбирая дороги, пока земля не ушла из-под ног.

Она споткнулась о коренья и упала в какую-то глубокую яму или овраг. В её глазах потемнело.

***

Агнешка лежала без движения, ощущая, как от холодной земли и влаги промокла её одежда. В висках глухо стучало.

Она не знала, сколько прошло времени. И не понимала где именно находится.

Где-то наверху шелестели листья, вдалеке ухнула сова.

Ей казалось, что она уже мертва.

— Вот и всё… — пронеслось в голове. — Медведь унёс меня, утаил в своей берлоге…Богородица спасла от них, но се конец мой пришёл. Спаси, Господи душу мою окаянную...

Вдруг она почувствовала движение.

Тёплый, влажный нос ткнулся в её щёку.

Агнешка замерла.

Не медведь. Волк?

Она почуяла запах псины, услышала тихое рычание.

С трудом приоткрыв глаза, она увидела над собой морду большого волка — темного, лохматого, с яркими умными глазами.

Волк внимательно смотрел на неё.

Он не нападал, не кусал, только обнюхивал, словно изучал.

— Волк ли? … — еле слышно прошептала она, не веря своим глазам.

Волк протяжно взвыл.

Агнешка замерла, сердце гулко стучало в груди, ноги словно отнялись от страха и перенапряжения, она их не чувствовала.

Наверху послушалисы шаги. Тяжёлые, уверенные. Шуршание листьев заполонило тишину.

Кто-то спускался к ней по откосу, и через миг она увидела человеческую тень.

— Что там у тебя, Вериг? — раздался хриплый голос.

Перед ней стоял мужчина.

Высокий, крепкий, в кольчуге, поверх которой накинут дорожный плащ.

Лицо его имело резкие черты, оно было обветренное, а в глазах — напряжённость.

Он внимательно осмотрел её, затем шагнул ближе.

— Ты жива?

Агнешка не сразу смогла ответить.

— Жива… — прошептала она, всё ещё думая, что это сон.

Мужчина протянул руку.

— Вставай. Здесь опасно.

Она почувствовала, как тёплая крепкая ладонь сжимает её пальцы, и впервые за долгое время внутри вспыхнула надежда.

Так начался её новый путь.

Знакомство с Ярославом

Они устроились на ночлег под широкою сосной. Ярослав развёл костёр, сложив сухие ветви, и пламя вскоре загудело, отгоняя сырость лесную.

Из сумины своей он вынул кусок сушёного мяса, переломил надвое и подал ей.

— Ешь, дева. Силы надобны.

Агнешка приняла кусок, но не спешила подносить ко рту. Тело её ломило, а в голове пульсировала боль.

— Долго ли ещё нам идти?

— Лес этот велик, нет в нём дороги прямой. Княжьи земли далече, но к утру, коли добрым путём ступать, речку пересечём. За нею путь восточный. Там земли князя Василия, православные монастыри, люд русскою молвой глаголет. Там Божий закон.

— Ты туда держишь путь? Как кликать тебя? – поинтересовалась девушка с осторожностью.

Ярослав кивнул, не отводя взора от огня. Он любил смотреть на костёр.

—Агнешка я. Туда иду. А ты?

Она придвинулась ближе к пламени, пытаясь согреться.

— Я… тоже.

Ярослав помолчал с минуту, переломил ещё кусок мяса, жуя медленно.

— А откуда будешь?

Она медленно перекрестилась, словно вспоминая что-то далёкое.

— Из Волыни. Деревня наша мала была… Дом был, семья. Да сгубили люди меня. Назвали ведьмой, инквизитора призвали.

Ярослав, не поднимал взора, слушал.

— Чем же гнев их стяжала?

— Роженицам помогала, травами лечила. Господь послал мне дар сей… Люди видели, как дитя родилось, а жива быть не должно. Да выжило. Тогда и сгинула я для них.

Ярослав шевельнул бровью, изучающе взглянул на Агнешку.

— Так ведьма ли ты, аки рекли они?

— Господу молюся! Не ведаю бесовства!

Он слегка усмехнулся.

— Не гневайся. Се шутка была.

Агнешка отвела взгляд.

— Шутка? Добре шутка...

Ярослав отложил нож, которым разрезал мясо.

— Милуй. Не привык я к таким, как ты.

Она молчала, вглядываясь в пламя.

— А ты кто будешь?

Мужчина глубоко вдохнул, будто собираясь с мыслями.

— Ярослав я. Служил князю. В дружине был. Татары нагрянули, порубили нас. В живых трое осталось. Я ушёл в лес. Один.

— И волк?

Ярослав опустил руку на чёрную морду зверя, тот лежал у ног его, и едва слышно дышал.

— Волк сей нашёл меня, когда смерть моя близка была. Теперь брат мой. Вериг звать.

Агнешка осторожно протянула ладонь, но зверь не шевельнулся, лишь тихо смотрел в темноту леса.

— Вериг... А почто он не трогает тебя? Волк, - не собака.

Ярослав приподнял голову, в его взгляде прослеживалась решительность.

— Ибо я с Богом. Волк не природой смирён, но силою Его. Потому Вериг. Страж.

— Он меня нашёл, когда смерть рядом стояла. От того и стережёт меня.

Агнешка перекрестилась, про себя сотворив молитву.

— Думаешь, путь наш добр будет?

Ярослав кинул в огонь сухую ветвь, пламя сверкнуло.

— Господь ведает. Да только к своим я тебя доведу.

Встреча с Вереславой. Поселение язычников родноверов

Они шли уже три дня. Лес становился всё глуше, дорога была тяжела, бурелом крепчал.

Сквозь деревья Агнешка заметила женщину.

Она стояла на коленях, острым ножом вырезая из земли корень, рядом валялись сухие травы, бурые клубника и коренья.

Одежда её была тёмна, вышита незнакомыми узорами, на шее висел серебряный диск с резьбой в виде солнца.

Ярослав остановился, сжал рукоять меча.

— Стой, Агнешка. – скомандовал он.

Женщина подняла голову.

— Что глазите? С пути сбились, али зла ищете?

— Дорогу ищем, — ответил Ярослав.

Она встала, отряхнула юбку, прищурилась.

— Не княжьи вы, не дружинные… На чужие тени походите.

— Чужие, но не враги.

Женщина долго смотрела на них, она словно испытывала их взглядом.

— Тогда идите со мною. В лесу чужакам нет добра.

Поселение язычников родноверов

Они вошли в глухое языческое поселение.

Пред их взором предстала картина: дома рублены грубо, крыты мхом и корой, вокруг жертвенники.

На поляне возвышались истуканы, идолы для поклонения.

Вокруг курился дым, на алтаре лежала голова барана, а подле капища тлела куча перьев.

Агнешка перекрестилась, шёпотом молвила: "Господи, ты со мной". Спаси и Сохрани.

Из-за жертвенника вышел мужчина.

Это был Радимир, муж Вереславы. Высокий, светлый, лицо его было словно высечено из камня, на шее мерцал отблеском медный обруч, на одежде были вышиты языческие символы.

Но в глазах его плясал лукавый огонь. Радимир любил женщин. Он никогда не скрывал этого, но и не говорил прямо.

В общине девушки хорошо знали его ухмылку, знали, когда его взгляд задерживался на них дольше, чем следовало бы, знали, что он ласков, но не постоянен.

Одни хихикали, прикрываясь руками, другие опускали глаза, но ждали его внимания, а некоторые — шли за ним в ночь, зная, что утром он будет уже с другой. Но Радимир не был глупым. Он знал, кто была Вереслава. Она не просто его женой. Она — сила поселения. Она — потомственная языческая ведьма. В общине Вереслава была одной из сильнейших. И он уважал её.

Когда их маленький сын заболел, Радимир прибывал в молчании. А у Вереславы что-то сломалось внутри её души и тела, и она не могла больше забеременнеть, как они не старались. Беременности обрывались. Она больше не хотела пытаться, сосредоточившись на своём больном ребёнке и поиске лекарства.

Радимир не мог помочь малышу, которого успел полюбить задолго до его появления на свет, не мог дать ответов, а его жена могла.

Она знала травы, знала заговоры, знала, как уговорить духов. Колдунья Вереслава сидела ночами у очага, шептала, плела, молчала.

И когда однажды, после долгого молчания, она сказала ему:

— Общине нужны наследники. Нельзя семя укрывать из-за нас.

Он взглянул на неё серьёзно, без насмешки, без лукавства.

— Ты мудра, жена моя.

И на следующий день он уже не скрывался.

Несколько девушек общины вскоре понесли.

Но от него ли — никто не знал.

Он был не единственным, кто приходил к ним под лунным светом. Но Радимира это не заботило. Он был доволен. Но и Вереславу он не оставлял.

Она умела управлять им так, как удав управляет кроликом. Только не словами, не угрозами, не укорами.

Она была холодна, но хитра.

Она не унижала его перед людьми, не срывалась, не бросала злые взгляды. Она смотрела на него, как на силу, которую можно использовать для процветания секты.

Она делала своё дело.

И все в общине склоняли перед ней головы.

Вереслава не просто колдовала, не просто знала травы. Она умела ткать узоры, в которых жила магия. Она плела корзины, прочные, словно корни дуба. Она вязала узлы, вплетая в них судьбы.

Она не боролась за мужа, не отвоевывала её у молодых девиц. Она боролась за жизнь сына. А Радимир ходил к другим.

Но если бы кто-то спросил его, кто главная женщина в его жизни…Он бы ответил: Вереслава. Просто она стала ледяной и отстранялась всё больше.. При этом, в её руках держался огонь всей общины.

— Чужаки.. С чем идёте? - с лёгкой ухмылкой спросил Радимир

— Дорогу ищем, — ответил Ярослав.

Родновер кивнул, внимательно разглядывая их.

— На дорогах чаяния не сыскать, как в воде огня. Садитесь у очага, слово молвим.

Странники расположились у костра.

Вереслава молча вглядывалась в пляшущие языки пламени, перебирая сухие травы в руках. Затем подняла голову и заговорила, не скрывая насмешки:

— Вы, крещёные, глядите на нас, как на дикарей.

Агнешка подняла взгляд.

— Не дикари… но чужды православным.

Вереслава усмехнулась.

— А ты нам, как ранняя весна лютой зиме.

Агнешка выпрямилась, и решительно ответила:

— Я боюсь только одного — согрешить.

Вереслава наклонила голову набок, в глазах её промелькнуло любопытство.

— Грех?.. Кто придумал грех, как не ваши попы? — она махнула рукой в сторону тёмного леса. — Наши предки жили без страха перед вашими заповедями, солнцу славу возносили, воде жертву давали, землю вольно топтали. Не в грехе живём, а в силе.

Агнешка ничего не ответила, она усиленно творила про себя «Иисусову молитву».

Вереслава пристально на неё посмотрела.

— Ты скажи мне, крещёная... Если твой Бог так велик — может ли он хворь с тела снять?

— На Его волю всё...

Лицо Вереславы помрачнело, в голосе зазвучала требовательность:

— Мой ребёнок едва дышит, не встаёт с ложа. Если твой Бог велик, пусть исцелит его.

Агнешка ощутила, как в груди нарастает тревога.

— Я не… не знаю.

Вереслава прищурила взгляд, в её глазах словно вспыхнуло пламя.

— Покажи силу его. А не поможет — тут и останешься.

Они вошли в тёмную избу.

На ложе из шкур лежал мальчик лет 5 отроду, его губы были бледные с синеватым оттенком, дыхание его было чуть слышимым, кожа была бледной.

В углах, на полках, у изголовья ребёнка были размещены изображения древних языческих богов и символов, истуканы были повсюду, лики их были тяжёлые, безглазые.

Агнешка перекрестилась. Ей было тяжело и душно в этом месте.

— Господи, веди…

Воздух становился всё более вязким, густым, словно чёрная вода наливалась в лёгкие.

В углах зашевелились тени.

— Оставь! Он наш!— прошелестело вокруг.

Агнешка сжала в руке крест с изображением распятия Господа Иисуса Христа, который мама Ядвига вшивала ей в одежду, и начала молиться, а губы её дрожали.

— Матерь Божия, Спаси. Пресвятая Богородице, помоги.. Господи, Иисусе Христе, Помилуй мя …

Жар охватил её ладони. Она положила их на грудь ребёнка.

Внезапно всё словно исчезло.

Агнешка шла по полю, золотому, словно солнце пало на землю.

Рядом шёл Человек, в белых одеждах, свет от него был мягок и ярок одновременно. Это был Иисус Христос.

Он держал её за руку, и она чувствовала силу, бесконечную, незримую, заботливую.

— Не бойся, только веруй.— Я не покину моё дитя.

Она очнулась на полу, вся в холодном поту.

Её руки горели жаром, а мальчик затих.

Его дыхание остановилось.

— Она сгубила дитя! — закричала Вереслава, и метнулась за кинжалом.

Радимир остановил её.

— Смотри!

Мальчик глубоко вдохнул. Он открыл глаза. На лице малыша была чуть заметная улыбка.

— Он дышит! Господь его вернул! - воскликнула Агнешка

Она достала крест, вшитый в одежду, окунула в воду. Она читала молитвы не переставая. Вода осветилась.

Она окропила мальчика святой водой.

— Это дитя ныне Христово! – заключила целительница.

И вдруг на его руке проявился знак — тонкий крестик, словно шрам.

Вереслава всматривалась в него, будто впервые видела.

— Се знамение, — прошептала она.

Наутро мальчик ходил сам.

Ночь была безлунной, ветер гулял меж деревьев, развеивая разорванные мысли. В поселении родноверов стояла тишина, лишь изредка потрескивали угли в кострищах.

В избе, где лежал мальчик, всё ещё витал неясный запах свежей воды и трав.

Агнешка никак не могла уснуть. Она непрестанно читала молитвы и накладывала крестное знамение на себя и на то место, где находилась вместе с Ярославом. Колени её ныли от долгой молитвы, глаза были тяжёлыми от усталости, но сердце было наполненно радостью о явленном чуде.. Теперь этот малыш приведёт их к Господу Иисусу Христу! Агнешка тихо улыбнулась и задремала.

В соседней избе возле дверного проёма стояли Вереслава и Радимир.

Мужчина привалился к косяку, молчаливо разглядывал сына, пока тот сладко спал. Лицо его было казалось умиротворенным, но в глазах была растерянность.

На рассвете Вереслава пришла к Агнешке. На пороге её встретил Ярослав, рука его легла на рукоять меча.

— Спит она. Устала дева, поди. Пошто ты пришла в таку рань?

Вереслава же не сводила взгляда с Агнешки. Она открыла глаза, и увидела женщину в растрепенных чувствах. К ней подошёл Радимир, и слегка приобнял за плечи.

— Что ты сотворила? — наконец нарушила тишину Вереслава.

Агнешка подняла утомлённый взгляд.

— Не я сотворила, но Господь.

— Ты зову его молилась?

— Я смирилась пред Господом, и Он явил милость.

Вереслава долго глядела на неё, потом хмыкнула, и отвернулась.

— Ты молвила, что дитя наше ныне ваше?

— Христово оно. Не ваше и не моё.

Радимир повёл плечом, лицо его оставалось бесстрастным, но рука легла на груди, будто тянулась к чему-то невидимому.

— А коли Он заберёт его назад? - Радимир, казалось, на минуту встревожился.

Агнешка спокойно ответила:

— На всё Его воля. Но дитя дышит, ходит, иное предзнаменование вам дано.

***

Когда солнце поднялось над лесом, мальчик вышел из избы сам, босыми ногами ступая по сырой земле.

Женщины, что мешали тесто у очага, выпустили из рук ковши, они замерли, и тихо наблюдали как некогда пораженный смертельным недугом мальчик ловко перемещался вдоль по территории поселения.

Старик, что чинил плетень, словно застыл в изумлении, держа в руках ветки.

Родноверы потихоньку начали собираться, исподлобья разглядывая исцеленное дитя.

Вереслава шла позади сына, сама будто не веря увиденному.

— Как?.. — прошептала одна из женщин.

— Что за волхование? — хрипло молвил мужчина с широкой бородой.

Радимир не отвечал, только смотрел, как сын его ловко пробегает между людьми, а в глазах блестела радость.

Перед дорогой

Ярослав стоял у выхода из деревни, опираясь на меч.

Волк сидел рядом, подняв уши, но не рычал, только смотрел, будто ждал.

Агнешка молилась в лесу, прижав к груди вшитый крест, что был с нею всегда.

Вереслава приблизилась, окинув её взглядом с головы до ног.

— Ты нас бедой не предашь?

Агнешка перекрестилась.

— Греха на душу не беру. Вам бы самим подумать, куда вас путь ведёт.

Вереслава помолчала, глаза её вспыхнули каким-то светом — то ли злым, то ли задумчивым.

— Ты какая богиня?

Агнешка устало улыбнулась, но глаза её остались серьёзными.

— Нет. Бог есть Иисус Христос, Единый в Пресвятой Троице. Нет иных богов, кроме Него. Православие есть истинна вера.

Радимир вышел следом за женою, посмотрел на них обоих.

— Ступайте с миром. Коли боги ваши столь сильны — путь ваш долог будет. Благодарствуем за дитя здраву.

Ярослав молча кивнул, держа за плечо Агнешку.

Вереслава глаза опустила, будто что-то обдумывая, а потом резко парировала:

— Будь Он силён, дитя наше — не последнее знамение.

Вереслава развернулась, уходя вглубь языческого мира. Через минуту она вернулась. В руках у неё была котомка из плотного домотканого полотна, перевязанная кожаным ремешком. Она протянула её Агнешке.

— Заберите. За дитя.

Ярослав сжал губы, но не сказал ничего. Агнешка взглянула на котомку, затем перевела взгляд на женщину.

— Что в ней?

— Хлеб сушёный, горсть ягод, медвяник. Коренья, что хворь отводят. Пути вам дальние — не пустыми руками уходите.

Агнешка нерешительно приняла подношение.

— Да воздаст тебе Господь, — тихо сказала она.

Вереслава скривила губы, но не ответила. Только посмотрела на неё снизу вверх.

Ярослав взял Агнешку за плечо, отвёл в сторону. Вереслава наблюдала, пока они не скрылись в чаще.

Когда деревня скрылась за изгибом лесной тропы, Ярослав остановился.

Волк, что шёл рядом, вдруг насторожился, замер, затем начал рыть землю лапами. Сухая листва и тёмная земля разлетались в стороны, пока не образовалась неглубокая яма.

Ярослав молча взял котомку из рук Агнешки.

— Не надо нам подаяний от служителей врага рогатого, — глухо сказал он и бросил корзину в яму. Затем Ярослав перекрестился и подхватил Верига за верную службу.

Волк тихо рыкнул, обнюхивая воздух, затем завалил землю обратно.

Агнешка перекрестилась, но промолчала.

Они продолжили свой путь.

Дорога в скит

Наши путники шли уже четыре дня. Лес дышал тишиной, только ветви поскрипывали да хрустели суие ветки под ногами. Дорога казалась бесконечной, тёмные стволы деревьев то смыкались, то вновь раскрывались, пропуская полосы светлого неба.

Агнешка шагала босая, её ноги, израненные о камни и коренья, порой дрожали от усталости. Ярослав замечал это, но молчал, пока вечером, у костра, не развернул из своей сумы охапку тонких лубяных полос.

— Что ты делаешь? — спросила она, когда он сел на поваленный ствол и начал ловко скручивать древесное волокно.

— Лапти тебе сплету. Нечего ногами землю резать.

Она замерла, глядя, как его крепкие пальцы быстро переплетают полосы, превращая их в плотную вязь.

— Ты умеешь?

— А как же. В дружине всякое бывало — иной раз сапоги на ногу не натянуть, а босым не пойдёшь.

Она усмехнулась, но в глазах блеснула благодарность.

— Может, ты и рубаху мне новую сотворишь?

Он не отрывал взгляда от своей работы.

— Рубаху не обещаю, а вот чтоб ты по лесу не хромала — дело не велико.

Агнешка обхватила руками колени, слушая, как потрескивает огонь.

— Мне душно на сердце, Ярослав...

Мужчина взглянул на неё поверх костра.

— Что тревожит?

Агнешка провела рукой по лицу, как будто прогоняя сон.

— Я видела их… ночью. Матушку, братьев, нашу деревню. Ветры чёрные пришли, дым по земле стелился, а в небесах воронье каркало. Люди кричали... Я слышала голоса, но не могла ответить. Бежала к ним, а дорога— как вода, уходила из-под ног…

Ярослав не сразу ответил.

— Сон — не правда, дева.

Она покачала головой.

— Но после него… сердце сжимается. Будто беда пришла раньше нас.

Ярослав бросил в огонь сухую ветку.

— Давно ты с родом своим не была?*

— С тех пор, как побежала в ночь. Мать напутствовала, а я... Я не знала, что не вернусь.

Девушка ещё сильнее обхватила колени руками.

— Думаешь, живы ли они?

Ярослав некоторое время молчал, только потрескивание углей был слышен в ночной тишине.

— Ты не спрашиваешь, боюсь ли я ответить?

Она посмотрела на него, в глазах стоял страх.

— Я видела знамение, Ярослав. Ордынцы пришли в село. Я молилась, но слышала, как пламя хлещет крыши, как стонут раненые...

Агнешка судорожно вдохнула, закрыла глаза, словно хотела отогнать страшные образы, возникающие в её сознании.

— Может, Бог утаил меня от той беды, но в душе пусто, будто род мой уж не на земле…

Ярослав перевёл взгляд на пламя, его тень дрожала на стволах деревьев.

— Если такова судьба — ты не могла бы спасти их. А коли живы — дороги у Господа неисповедимы. Может, однажды найдёшь их.

Агнешка слабо улыбнулась.

— Ты мудрость говоришь.

Ярослав пожал плечами.

— Я говорю, как тот, кто видел много смертей.

Они молчали. Лес шумел, огонь потрескивал в кострище, а где-то вдалеке завыл волк.

Ярослав закончил работу и протянул ей лапти.

— Примерь. Ходить легче будет.

Она осторожно взяла обувь, скользнула пальцами по шероховатому плетению.

— Тепла в них мало.

— А ты сено подстели, да обвей тряпицей. Не княжеские сапожки, но в дорогу сгодятся.

Агнешка натянула лапти, поднялась, прошлась по мягкой земле.

— Спасибо…

Он кивнул.

— Ложиться надо. Завтра путь дальний.

***

День клонился к закату, когда они вышли на невысокий холм. Внизу, среди лесов и перелесков, виднелись крыши скита — небольшого, но крепкого. Деревянные постройки теснились у подножия холма, обнесённые частоколом. Над ними возвышался купол церкви, тёмный от времени, но крепкий.

— Далече ещё? — спросила Агнешка, придерживая край плаща.

— Верст пять будет. К ночи дойдём, — ответил Ярослав, осматривая тропу.

— Слыхал о ските сем?

— Сказывали, место верное. Здесь богомольцы живут, стены крепки, люд веру держит. Вора не укроют, но беглеца не выдадут.

Они двинулись вниз, углубляясь в чащу.

Дорога становилась круче, лес редел, и вскоре они вышли на поляну, где виднелся деревянный частокол. За ним угадывались крытые соломой постройки, а чуть дальше — возвышалась Церковь с тёмным куполом.

Ярослав поправил ремень с мечом и кивнул Агнешке:

— Дошли.

Они приблизились к воротам. Две женщины в длинных тёмных одеяниях работали у входа, сортируя травы. Завидев путников, одна из них скрылась за воротами.

Спустя мгновение появился мужчина в простой рясе, с окладистой бородой и цепким взглядом. Это был священник, отец Гавриил.

— Кто идёте и откуда держите путь? — голос его был строг, но не враждебен.

Ярослав поприветствовал батюшку поклоном:

— Ярослав я, с дружины княжьей. Из земель Великого княжества Литовского ушёл.

Священник взглянул на Агнешку.

— А ты, девица?

Агнешка опустила голову.

— Раба Божья Агнешка… с Волыни.

Отец Гавриил нахмурился.

— С Волыни? Там ныне неспокойно.

Агнешка кивнула, нервно перебирая пальцами подол юбки.

— Гонения там… Православие вытесняют. Священников всех разогнали.

Он задумался, затем повернулся к женщине, стоявшей в воротах.

— Матушка Матрона, что скажете?

Из тени ворот вышла высокая женщина в монашеском одеянии. Игумения Матрона была строгой, но во взгляде её была мягкость и мудрость.

— Долго ли путь держали? — спросила она.

— Четыре дня, — ответил Ярослав.

Матрона перекрестилась.

— Слава Богу! Дивно, что живы. По этим лесам лихие люди ходят.

Она посмотрела на Агнешку.

— Измождена ты, дитя.

— Дорога тяжка… — тихо ответила девушка.

Игумения кивнула.

— Заходите. Христиане странников не гнать должны.

Они вошли в скит. В воздухе пахло печным дымом, травами, свежим хлебом. Женщины работали у колодца, кто-то молотил зерно. Всё дышало неким умиротворением.

Игумения указала на небольшой домик.

— Девицу в женские кельи определим. А ты, воин, в мужском скиту присядь. О делах позже речь поведём.

Ярослав и Агнешка переглянулись.

— Благодарствуем, матушка, — сказал Ярослав и сделал поклон.

Матрона кивнула.

— Ступайте. Господь вас привёл.

Так начался этап их жизни среди православных христиан.

***

Наутро, по окончании заутрени, батюшка Гавриил призвал Агнешку в свою избу. Лампада теплилась у иконы, воздух был насыщен воском и горечью трав.

— Что гнетёт тя, чадо? — молвил он, взирая испытующе.

Девица склонила главу, пальцы стиснулись в узел.

— О роде своём думаю, батюшка… Матушка моя, братья… Где они, живы ли? Не ведаю. Да и о душе моей страх берёт.

— Как же ты дом отчий покинула?

Она глубоко вздохнула.

— Люд гнал мя… глаголили, что ведьма.

Батюшка нахмурился.

— За что ж?

Она подняла на него взор, очи её были полны боли.

— У повитухи служила помощницей, по окушерству. Травы ведала, молитву творила, Богородицу взывала о младенцах. Да случилось раз…

Она запнулась, голос дрогнул.

— Женка рожала, сил не осталось, плод великий был. Повитуха, баба строгая, махнула рукою: "Не выжить ни той, ни дитю."

Агнешка стиснула руки в кулаки, словно вновь переживая тот тяжёлый опыт.

— А я не могла смиритися с сим. Душа взывала, и вознесла я молитву ко Господу.

Священник молчал, внимая ей.

— Ладонь возложила я на чрево её, и свет в очах моих стал. Узрела Господа, и младенец с Ним был, Он на него взирал.

Батюшка склонил главу.

— Видение то было?

— Было, батюшка… А после…

Она зажмурилась, вспоминая.

— Повитуха воскликнула: "Тужься же, тужься!"

Глаза её заблестели от слёз.

— И тогда младенец, как малый став, из утробы вышел.

Она судорожно вдохнула.

— Раздался крик, громкий, на весь дом. Мать без сил упала, а я, схватив дитя, вынесла его, дабы помочь.

Священник перекрестился.

— Чудо Божие…

— А я не ведала, что речить. А повитуха смотрит на мя, зырк очами дикими. "Как творила ты сие?" — вопрошает.

Она опустила голову.

— Я молила как Матушка учила: «Господь не оставит тех, кто в Него верует.»

Батюшка долго молчал.

— Истинно так, чадо.

— Но люд сего не восприял, — прошептала она. — "Не может христианка тако творити!" — рекли. Повитуха к священникам донесла, и возопили они: "Колдовство! Ведьма!"

Девушка содрогнулась.

— И тогда матушка моя рекла: "Беги!" И бежала я, как могла…полем, лесом..

Агнешка тяжело вздохнула. Батюшка с горечью взглянул на неё.

— К староверам попала… Почитали Христа, а сами мир отринули, князей проклинали, монастыри гневом своим жгли. Я ж думала, Божьи они, а то вражьи.

Батюшка сдвинул брови.

— Кто ж тя спас?

— Ярослав… — голос её дрогнул. — Он вытащил меня из рва, да опосля мы к язычникам угодили.

Священник перекрестился.

— Да куда ж тя, девица, мотало…

— И там, у них… было дитя. Больное, издыхающее.

Она взглянула на него, губы дрожали.

— Ведьма, что их вела, рекла: "Не выйдешь отсель, покуда его не спасёшь."

Батюшка крепче сжал крест в руках.

— И что ж ты?

— А что могла? Господа молила! И снова чудо было…

Она закрыла глаза.

— Дитя очи отверзло, воздышало, да голос подало…

Священник долго смотрел на неё. Затем тяжко вздохнул.

— Господь Сам вёл тебя, чадо. Испытал, но не оставил.

Агнешка перебирала пальцы, и это её немного успокаивало.

— Я не ведьма, батюшка?

— Не ведьма, а орудие Господне.

Тут девушка не смогла сдержать слёз.

— Но Крещение…

— Крещение — сие Таинство церковное, дитя. Матушка твоя с великою верою поступила, но исполнить всего не могла.

Он перекрестил её.

— Не бойся. Ныне ты под покровом Господа и Церкви Его.

Она пала на колени.

— Благодарю, батюшка…

— Не мне благодарение, а Господу.

***

В храме, при зажжённых свечах, Агнешка вошла в святую купель. Вода была холодной, но её сердце горело огнём. Священник читал молитвы, погружая её в воду трижды.

После завершения крещения батюшка Гавриил обратился к Агнешке:

— Отныне, чадо Божие, ты носишь имя Агния — в честь святой мученицы Агнии Римской. Да будет она тебе небесной покровительницей.

Она склонила голову, осознавая важность момента. Теперь у неё было новое имя, данное святой Православной Церковью, записанное в Небесной Книге Жизни.

Батюшка Гавриил передал р. б. Агнии небольшую книгу – Изборник, содержащий отрывки из св. Евангелия и Псалтири.

— Читай, чадо, когда душа метаться будет. И Псалтирь, по кафизме в день, как подобает.

Она прижала святую книгу к груди.

— Спасибо, батюшка.

— Не мне, а Господу благодарность! Ему одному слава и поклонение!

Они перекрестились. Батюшка благословил Агнешку и отпустил с миром.

***

В ночь после Таинства Крещения Агнешка долго молилась. Колени её ныли от усталости, но она не прекращала. Шёпотом творила молитву.

Когда силы иссякли, она опустилась на жёсткую постель, но едва сомкнула веки, как сон унёс её в иной мир.

Она словно стояла на окраине родной деревни. В воздухе пахло дымом, вокруг стлался густой, чёрный туман. Земля дрожала от топота коней. Люди кричали, звенели сабли, вспыхивали крыши.

Ордынцы.... Бегите, спасайтесь!! – было слышно отовсюду.

Она пыталась бежать, но ноги тонули в вязкой грязи. Её мать звала её, но голос Ядвиги тонул в грохоте пожаров. Маленький брат плакал, сестры бросились к дому, но там уже полыхало пламя.

— Матушка! — вскрикнула Агнешка, но голос её был слаб.

Фигуры воинов с кривыми саблями мелькали среди дыма. Она видела, как их отец с мечом в руках пытался защитить семью, но его сбили с ног. Подруга Милоша закрыла лицо руками, когда её повалили на землю.

Сердце Агнешки разрывалось. Она хотела помочь, но тело не слушалось. Казалось, невидимая сила сковала её, не давая сдвинуться с места.

А потом всё стихло.

Над деревней стояла мёртвая тишина. Только воронье каркало над выжженной землёй.

Агнешка зажала рот рукой, не веря в происходящее. Всё её родное, её семья, её жизнь — исчезло.

Агнешка проснулась с криком, сердце колотилось в груди. Вся в холодном поту, она упала на израненные колени и начала молиться, задыхаясь от рыданий.

***

Рано утром, едва рассвело, она поспешила к отцу Гавриилу. Её глаза были покрасневшими от слёз, а руки дрожали.

— Батюшка Гавриил… — прошептала она, всхлипывая.

Священник взглянул на неё внимательно.

— Что случилось, дитя?

— Сон… я видела их. Матушку, отца, братьев, сестёр… Подругу Милошу… — голос её срывался. — Орда… их больше нет… Они сгорели, сгинули в набеге…

Она закрыла лицо ладонями.

Священник перекрестился.

— Не спеши верить снам, чадо. Возможно, это искушение, посланное тебе после Крещения, чтобы поколебать твою веру.

Агнешка подняла на него полный боли взгляд.

— Но если это правда? Если я осиротела?

Отец Василий взял её за руку.

— Ты не знаешь этого. Пока ты не видела их мёртвыми — молись за них, как за живых. Господь управит их судьбой.

Агнешка снова расплакалась.

В это время в храм вошёл Ярослав. Увидев Агнешку в слезах, он нахмурился и подошёл ближе.

— Что стряслось?

Священник кивнул ему.

— Душа её в смятении. Ей привиделся страшный сон о гибели родных.

Ярослав сжал губы, затем положил руку Агнешке на плечо.

— Ты боишься, что одна осталась?

Она кивнула, утирая слёзы.

Ярослав тяжело вздохнул.

— Я сам сирота, Агнешка. Но сироту я не брошу.

Она взглянула на него, не веря ушам.

— Ты…

— Я потерял всех от набегов монголов на наши деревни. Но жив, ибо Бог вёл меня. И тебя не оставит.

Священник с горечью посмотрел на них, и поднял руку в благословении.

— Да будет так. Пусть молитва укрепит тебя, а братство верных не даст пасть духом.

Ярослав кивнул.

— Пойдём. День новый настал. В нём нет места прошлым страхам.

Агнешка вытерла слёзы и кивнула.

Снаружи сиял свет утреннего солнца. Позже, они решили, что достаточно времени провели в этом Божьем месте и пора держать путь дальше.

***

На следующий день, перед их уходом, отец Гавриил спросил:

— Какие у вас нынче планы?

Ярослав посмотрел на Агнешку.

— Хочу её в жёны. Чтобы под Господом жить.

Агнешка потупила взгляд, но кивнула в ответ. Ярослав достаточно проявил себя, и в её сердце уже теплилось ответное чувство.

— Я тоже. Пусть он будет мне мужем, а я ему женою. Благословите, батюшка

Священник улыбнулся.

— Хорошо. Тогда, когда будете в православной церкви, пусть священник вас обвенчает. Обещайте друг другу, что сохраните чистоту и верность.

— Обещаем.

Отец Гавриил благословил их на брак и новую жизнь в вере.

***

Игумения Матрона также благословила новобрачных, и вышла проводить их перед дорогой. В руках у неё была котомка, перевязанная льняной тесьмой.

— Пусть Господь хранит вас.. Она протянула корзину.

— Вот. На дорожку вам. Хлеб, сушёное мясо, горсть орехов и ягод. Коренья, да травы целебны. Полотно чистое, свеча освящённая. Пути вам дальние.

Они поблагодарили её с поклоном, и взяли котомку.

Им вывели коня — серого, крепкого, с умными глазами.

— Он обучен сам возвращаться в скит, — пояснил монах. — Когда доберётесь до торгового пути, пустите его.

Они сели в седло — Ярослав впереди, Агнешка за ним.

Отец Гавриил перекрестил их.

— С Богом, православные. Ангела в путь!

Агнешка плакала, прощаясь не только с этим Божьим местом и людьми, к которым успела привязаться. Она будто бы оплакивала свою прошлую жизнь и шла навстречу новой — полной неизведанного, где уже не было её семьи рядом, но зарождалась новая её собственная.

Из леса выбежал волк Вириг, которого конь совсем не испугался, словно знал его всегда. Они тронулись в путь, а позади них остался православный скит, где верующие во Христа обещали молиться за них. Это святое место навсегда останется в их сердцах.

Караван купцов и испытания Ордой

Ярослав и Агнешка медленно поднимались на холм, пробираясь через редкий кустарник. Дорога была нелёгкой, но интуиция подсказывала, что впереди что-то изменится. Наконец, поднявшись, они увидели вдалеке медленно движущийся караван купцов. Телеги с товаром, люди, укутанные в дорожные плащи, звон упряжи и негромкие разговоры – всё говорило о том, что перед ними шанс добраться до Москвы безопаснее, чем в одиночку.

— Караван… — тихо произнесла Агнешка.

— Надо спуститься к реке, — ответил Ярослав. — Они двигаются медленно, коли поспешим, догоним.

Они начали спускаться по склону, ступая осторожно, чтобы не поскользнуться. Вскоре впереди блеснула вода — широкая и спокойная река, пересекающая их путь.

Конь, что был дан им в скиту, учуял воду первым, фыркнул и, не дожидаясь приказа, направился к берегу. Вериг, всё это время тихо следовавший за ними, тоже ускорил шаг.

Когда они дошли до воды, конь и волк жадно припали к прохладной реке. Ярослав присел на корточки, смочил лицо, руки, ощущая, как холодная влага освежает после долгого пути.

— Хороша вода… — сказала Агнешка, проводя пальцами по её поверхности.

— Живая, чистая, — кивнул Ярослав. — Благодать Господня.

Они дали животным время напиться, но уже знали, что скоро их дороги разойдутся.

Ярослав повернулся к коню, провёл рукой по его шее, похлопал по загривку.

— Благодарствуем, добрый друг. Ты верно служил… а нынче ступай домой. С Богом в добрый путь!

Конь фыркнул, вскинул голову и медленно направился в сторону леса.

Затем Ярослав присел рядом с волком, положил руку на его загривок.

— Вериг… — Он опустился на одно колено, погладил зверя по шерсти. — Ты был мне братом. Но пора проститься. Далече тебе нельзя. Ступай, охраняй Воронного в пути сем.

Волк посмотрел на него долгим, осмысленным взглядом, словно понимая каждое слово. Затем коротко рыкнул, и

Эне оборачиваясь, растворился в чаще.

Агнешка перекрестила их во след.

— Пусть Господь хранит их…

— Да… — тихо ответил Ярослав. — А нам пора.

Купеческий караван медленно двигался по широкой дороге. Люди везли товары, переговаривались, но были настороже – в этих землях часто случались набеги.

Ярослав и Агнешка ускорили шаг, стараясь догнать их. Когда они приблизились, Ярослав поднял руку в знак мирных намерений.

— Мир вам, добрые люди!

Старший купец, широкоплечий мужчина с густой бородой, придержал вожжи.

— Кто такие?

— Странники, — ответил Ярослав. — В Москву путь держим. Если позволите, присоединимся.

Купец внимательно осмотрел их, прищурился.

— Дорога нынче неспокойна. Люди в пути нам нужны… Но чем полезны будете?

— Я воин, — ответил Ярослав. — Если разбойники или ордынцы нападут, постоим за караван.

— А девка?

— Травница я, — спокойно сказала Агнешка. — Людям помочь могу, коли хвори настигнут.

Купец переглянулся с товарищами, затем кивнул.

— Добро. Люди в дороге нужны. Ступайте с нами.

Так они стали частью каравана, но впереди их ждали новые испытания…

***

Караван двигался медленно, продвигаясь через холмы и лесные чащи. Третьи сутки в пути, и тревога не покидала путников. Здесь дороги редко были безопасными.

Внезапно раздался тревожный крик.

— Ордынцы!

Из-за холма вылетели всадники, их кони были окутаны пеной. Воины выглядели устрашающе. Одетые в кольчуги, с луками и саблями, они быстро сомкнули полукруг вокруг каравана.

Ярослав выхватил меч, стиснул челюсти.

— К оружию!— рявкнул старший купец.

Но ордынцы не спешили убивать. Их предводитель, высокий воин с пронзительно взглядом, оглядел караван.

— Дань, — произнёс он на ломаном русском. — Золото, шкуры, еда. Быстро!

Купцы переглянулись. Они знали, что торг здесь бесполезен. Лучше отдать часть, чем потерять всё.

— Берите, что нужно, но не трогайте людей, — сказал старший купец, протягивая мешочек монет.

Ордынцы начали обшаривать телеги. Всё шло относительно спокойно, пока один из всадников вдруг не замер. Его взгляд остановился на Агнешке.

— Эта дева — Он указал рукой. — Я беру её.

Агнешка похолодела, но старалась успокоиться, начала молиться.

Ярослав мгновенно шагнул вперёд, заслоняя её собой.

— Она не твоя.

Монгол ухмыльнулся, спешился, уверенно подошёл ближе.

— Выкуп. Золото, серебро. Или заберу силой.

Ярослав уже занёс было меч, как в этот миг ордынец вдруг вскрикнул. Он резко выпрямился, его лицо исказилось в гримасе боли. Он дёрнулся, согнулся пополам, руки схватились за поясницу.

— Ааааах! Моя спина...

Его лицо покраснело, глаза расширились. Он попытался выпрямиться, но тут же скорчился, его тело сковал жуткий спазм.

— Что с ним?! — удивлённо произнёс другой ордынец.

Ярослав недоумённо замер. Это не он ранил врага — боль настигла его сама.

Агнешка увидела, как монгол в панике морщится, не понимая, что с ним происходит. В его глазах мелькнул страх.

Она шагнула вперёд.

— Позволь мне помочь.

Остальные всадники удивлённо переглянулись. Их предводитель, всё ещё скованный болью, скрипнул зубами.

— Ты… целитель?

— Да.

Ярослав тут же добавил:

— Если излечит, оставишь нас в покое.

Ордынец, задыхаясь, кивнул.

— Лечи.

Агнешка перекрестилась, сосредоточилась на молитве, закрыла глаза.

— Господи, если на то воля Твоя, даруй исцеление.

Она протянула руки, осторожно коснулась его спины.

Тепло наполнило её ладони. Оно было мягким, как солнечный свет, и медленно перешло в тело ордынца. Боль в его пояснице начала отступать. Его дыхание выровнялось, он осторожно выпрямился…

И вдруг замер.

— Что… ты сделала?! — в его голосе звучал испуг. Он оглядел себя, пошевелил руками, спиной. Боль ушла.

Остальные всадники молчали.

— Она колдунья?— настороженно спросил один из них.

Но Ярослав покачал головой.

— Нет. Целительница от Бога

В глазах ордынца промелькнуло уважение. Он посмотрел на девушку, затем на Ярослава, покачал головой и резко махнул рукой.

— Оставить их! Уходим!

Ордынцы развернулись и, не оглядываясь, поскакали прочь, унося награбленное.

Купцы молчали, не веря в то, что только что произошло.

Ярослав выдохнул.

— Ты спасла нас…

Агнешка скромно опустила глаза.

— Не я. Господь! Ему одному Слава!

Один из купцов перекрестился.

— Да хранит тебя Бог, девица…

Так караван продолжил свой путь, а эта встреча стала ещё одним испытанием, которое доказало, что вера сильнее меча.

Прибытие в Московское княжество и жизнь в деревне

Караван пересёк границу Московского княжества, и вскоре Ярослав и Агнешка оказались в небольшой деревне на берегу реки. Здесь их приютила семья верующих крестьян – Василий и Мария.

— Слава Богу! Что вас привело? — Мария, добродушная женщина, посмотрела на Агнешку с теплотой. — У нас в селе дело всем найдётся. Если останетесь, польза будет.

— Я могу работать, — добавил Ярослав. — На поле, в кузнице – дело не страшно.

Василий хмыкнул, окинув его внимательным взглядом.

— Руки у тебя крепкие, да и воякой видать был. Люди у нас простые, но живём с миром. Примем, пока Господь не укажет вам путь.

Так Агнешка начала помогать в родах и врачевании, а Ярослав работал в кузнице, но душа его требовала большего – меч звал в руки.

Сборщики податей и путь в Москву

Однажды в деревню прибыл княжеский сборщик податей с отрядом. Как обычно они ходили по домам, и крестьяне вытаскивали мешки с зерном, шерстью и прочими дарами князю.

Высокий мужчина в тёмном суконном кафтане, с мечом у пояса, оглядывал людей прищуренным взглядом. Это был боярин Родион, служилый человек великого князя.

Ярослав стоял в стороне, пока взгляд боярина не упал на него.

— Ты кто такой?

— Ярослав. Был дружинником. Теперь живу тут.

— Был дружинником? — Родион вскинул бровь. — А чего по полям ходишь? Твои руки меч держать должны, а не соху!

Ярослав молчал.

— Князь людей собирает. Московская дружина крепнет, да на ратное дело воеводы глаз держат. Пойдёшь?

Ярослав посмотрел на Агнешку. В её глазах промелькнула тревога, но она кивнула.

— Ты воин. Это твой путь.

Так они покинули деревню и отправились в Москву.

Жизнь в Москве и служба в дружине

Москва была большой, многолюдной, шумной. На рынках гомон стоял беспрестанный, возы с товарами катились по улицам, бояре проезжали верхом на конях.

По прибытии Ярослава записали в княжескую дружину. Он принёс присягу великому князю и получил доспех, меч и землю под Москвой.

Им выделили избу и небольшой участок земли.

— Ты служишь, и земля твоя, пока с князем стоишь, — пояснил Родион. — Будешь верен – семья твоя под защитой.

Так началась их новая жизнь в Москве.

Венчание и укрепление семьи

В один из дней они обвенчались.

В Церкви у белокаменных стен Кремля их благословил священник.

— Союз перед Богом нерушим, — сказал он, соединяя их руки. — Берегите друг друга, ибо путь ваш долог.

В тот день они стали мужем и женой, не только перед людьми, но и перед Богом.

Дом, хозяйство и служение

Ярослав продолжал службу. Он охранял дороги, сражался с ордынцами, участвовал в княжеских походах.

Агнешка, как и прежде, помогала людям – целила хвори, принимала роды.

— Ты ведьма, да не ведьма, — шутили женщины. — Руки у тебя благодарные. От Бога сей дар!

Но никто не осуждал – её уважали.

Агнешка часто посещала православную церковь. Лишь в Боге успокаивалась её душа.

У них с Ярославом родились дети — трое сыновей: Михаил, Владимир и Даниил.

Всё у них было по Божьему, да пришла беда в их дом...

Роковой бой и разлука

Шли годы. Их дети выросли, и каждый выбрал свой путь.

Москва крепла, князь Иван III собирал земли, готовил великое дело — свержение ордынского ига.

Ярослава отправили в бой.

— Вернусь, жена, не плачь, — сказал он, целуя её перед отъездом. Агнешка как обычно благословила мужа и перекрестила во след. Но на душе было неспокойно.

В тот день Агнешку вызвали в другой уезд – к боярыне, которая ждала ребёнка. Вот-вот роды, а состояние роженицы было тяжёлым. На целительницу Агнию была вся надежда.

— Ты одна можешь помочь, — сказали ей.

Она не могла отказать, пришлось отправиться в путь.

Агнешка уехала далеко от Москвы, зная, что в это время её муж сражается за князя.

В том бою Ярослава тяжело ранили. Он сражался до последнего, не оставляя товарищей, но копьё врага пронзило его в бок, и силы начали покидать его.

Соратники не бросили его. Ярослава привезли в Москву, в их с женой и детьми дом.

Но Агнешки рядом не было.

Он не хотел уезжать в боярский дом, не желал лечь в постель под надзором знахарей. Он ждал жену.

Соседи и местные лекари ухаживали за ним, как могли. Меняли повязки, давали отвары, но рана оказалась слишком серьёзной. Когда стало совсем плохо, пригласили священника.

— Господь с тобой, воин Христов, — тихо сказал он. — Покайся, прими Святые Дары.

Ярослав исповедался и причастился. Он был православным христианином, защитник земли Русской.

— Прости, Агния… прости, что не дождался…

Он закрыл глаза, и душа его отошла ко Господу.

Возвращение Агнешки

Когда она вернулась, в доме толпились люди, готовили к погребению её супруга. Сыновья плакали. Священник успокаивал их как мог. Увидев её, они молча вышли из комнаты, оставив жену с мужем наедине.

— Господи, прими его в Царство Небесное…прошептала Агнешка.

Она упала на колени, просила прощения и рыдала, ибо очень его любила. Её ум отчаянно пытался не верить в происходящее.

Она молилась, умоляла Господа спасти его, пыталась лечить, накладывала ладони, но не выдержала и потеряла сознание.

Перед ней вдруг открылось видение.

Она увидела Пресвятую Богородицу, идущую по воздуху над полем битвы. Внизу лежали павшие воины, их было великое множество.

Агнешка начала вызывать к Ней:

— Матушка Небесная, Спаси мужа моего! Пошто он меня покинул?

Она рыдала, ком подступил к горлу. Дышать становилось всё труднее..

Пресвятая Богородица обратила на неё печальный взор, полный сострадания и указала рукой вдаль.

Там, на горизонте, в туманной дымке виднелись белокаменные стены Алексеевского монастыря.

А затем рабе Божией Агнии было открыто, она увидела духовным зрением как два больших ангела несут её мужа к Небесам, высоко высоко. Душа Ярослава обретала покой.

Внезапно всё вокруг наполнилось светом, теплом и спокойствием.

Когда соседи нашли её, она лежала на полу, без сознания.

Люди кинулись на водой, и Агнешка постепенно пришла в себя. Её волосы были белёсого оттенка.

Матушка, вся седая – опешил сын Михаил. Он помог матери подняться и сесть на стул. Да, боль потери в момент отняла несколько лет её жизни.

Чуть позже Агнешка поведала батюшке о своём видении. И поблагодарила, что её мужа исповедовали и причастили перед уходом..

— Матерь Божия указала мне путь...А раб Божий Ярослав уже с Богом. Спаси, Господи, батюшка. Она поклонилась.

Священник перекрестил её и благословил.

— Крепись, Матушка. На всё воля Господа.

Похороны Ярослава

Ярослава хоронили по-христиански, со всеми почестями, как православного воина и защитника Руси.

Агнешка днями жила у его могилы.

Их сыновья также сильно скорбели.

Младшему сыну Даниилу она сообщила о гибели отца сама.

Он был в монастыре с 16 лет. Несколько лет назад он принял постриг под именем Григорий.

Младший сын тяжело переживал смерть отца, но Господь укреплял его.

Молодой инок молился день и ночь за усопшего.

— Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя Твое...

Его голос разносился под сводами монастыря, а свеча в его руках дрожала в темноте ночного бдения. Он верил, что его отец с Господом и молится о них.

Поездка Агнешки в Алексеевский

женский монастырь

Однажды, когда боль стала нестерпимой, сердцем потянулась она в монастырь.

Матушка Агния отправилась в Алексеевский женский монастырь – тот самый, что увидела в своём видении. Это было в середине XV века, когда монастырь возвышался среди деревянных стен Москвы, окружённый сосновыми рощами и холмами.

Она вышла на пригорок и увидела скромные, но крепкие белокаменные стены обители, защищающие покой его насельниц. За ними возвышался купол небольшой церкви, над которой горел крест, отражая последние лучи заходящего солнца. Входные ворота украшала икона Пресвятой Богородицы – заступницы монастыря.

Перед воротами монахини перебирали сушёные травы, шёпотом обсуждая предстоящие службы. Завидев путницу, одна из них поспешила внутрь, предупреждая об её приходе.

Агния перекрестилась, приложила ладонь к холодному камню стены и прошептала:

— Матушка, Пресвятая Богородица, веди меня…

Двери монастыря отворились, и ей навстречу вышел отец Симеон, духовник обители – высокий старец в простой чёрной рясе, с добрым, проницательным взглядом.

— Добро пожаловать, душа, — тихо сказал он. — Ты ищешь прибежища в доме Божием?

Она поклонилась.

— Батюшка, я пришла с покаянием. И за советом как мне поступить.

Они прошли через монастырские ворота. Внутри царила умиротворённая тишина, прерываемая лишь далёким пением сестёр на вечерней службе. Узкие тропинки вели к небольшому храму, деревянным кельям монахинь, огороду с лекарственными травами и хозяйственным постройкам.

Отец Симеон, не торопясь, повёл Агнию по обители. Они подошли к крыльцу настоятельского корпуса, где находилась игумения Марфа – женщина с благородными, строгими, но добрыми чертами лица. Она внимательно посмотрела на гостью.

— Матушка, это Агния, — сказал отец Симеон. — Она пришла в поисках утешения и пути.

Игумения жестом пригласила её присесть.

— Расскажи, душа, что привело тебя сюда?

Агния, опустив взгляд, поведала о своей боли, о потере мужа, о том, как сердце рвётся к Богу, но страх не даёт решиться. Она рассказала про видение Пресвятой Богородицы, указывающей ей дорогу.

Игумения слушала молча, не перебивая. В её взгляде было понимание – не просто сострадание, а нечто большее, как если бы она знала эту боль не понаслышке.

Когда-то, давно, она сама стояла на пороге монастыря, лишённая любви, семьи, будущего. Только Господь знал, каким был её путь.

Но сейчас не время для рассказов о прошлом.

Она лишь тихо вздохнула и сказала мягко:

— Да, я понимаю.. Монастырь — место, где боль становится молитвой. Я не спрашиваю, уверена ли ты. Только Господь знает..

Агния перебирала пальцы, пытаясь найти ответ.

— Я… не знаю. Сердце тянется, но боязно, матушка..

Игумения едва заметно улыбнулась, но в её глазах была тихая скорбь.

— Ты уже сделала шаг, Агния. Но окончательное решение пусть зреет в молитве.

Она протянула руку и едва заметно коснулась ладони женщины, передавая ей ту немую поддержку, которая не нуждается в словах.

— Возвращайся домой. Молись. Если Господь приведёт тебя обратно – двери монастыря будут открыты.

Агния покинула обитель в раздумьях.

***

Эпилог

Время шло. Сыновья Агнешки и Ярослава выросли крепкими молодыми мужчинами.

Она с любовью смотрела на них, гордясь их силой и мужеством, но в сердце затаилась боль. Они больше не нуждались в ней как раньше, а её душа всё чаще стремилась к монастырскому уединению.

Михаил и Владимир уже были при князе. Они служили в дружине, как когда-то их отец.

А Даниила уже давно отдали в монастырь.

Он с детства был тихим, молитвенным.

Мать помнила, как он сам попросил:

— Мама, пусть братья станут воинами. А я буду молиться за них, за тебя и за папу.

Она не препятствовала.

Она знала – Господь уже положил ему путь.

И вот теперь он служил Богу.

А её душа?

Она больше не принадлежала миру.

Однажды она собрала старших сыновей и сказала спокойно:

— Дети мои, я люблю вас. Но моя душа стремиться к Богу, к уединению от мира сего.

Михаил и Владимир переглянулись.

Они не удивились.

— Ты уходишь в монастырь? – спросил старший.

Она кивнула.

— Я получила благословение.

Они молчали, но в глазах не было боли. Сыновья приняли её выбор. Потому что это был её путь.

Уход в монастырь и последние годы жизни инокини Феофании

Раба Божья Агния переступила порог монастыря и больше никогда не покидала его стен.

Здесь, в тишине келий и под сводами древнего храма, её сердце нашло покой. Она приняла постриг под именем Феофания, смиренно отдав свою жизнь Господу.

Каждое её утро начиналось с молитвы. Она молилась за всех, кого знала, за живых и усопших. За мир на земле, за матерей и жён, потерявших своих воинов, за детей и внуков.

Но монашеский путь — это не только молитва, но и труд.

Феофания несла послушание в монастырской лечебнице. Она ухаживала за больными сестрами, варила травяные отвары, растирала мази. В свободные часы трудилась в огороде, копала землю, сажала капусту и репу, поливала травы и выращивала сады. Когда настоятельница назначала её в пекарню, она месила тесто, раскладывала караваи по полкам, вдыхая тёплый запах ржаного хлеба.

Но вместе с молитвой и трудом Феофания несла и свой дар.

Люди тянулись к ней, как некогда тянулись в глуши Волыни, в дружинных становищах, в крестьянских избах. Они ехали из далёких деревень, кто пешком, кто на телеге — за исцелением, за советом, за надеждой.

Неодобрение настоятельницы и благословение отца Симеона

Игумения Марфа поначалу не одобряла этого.

— Монастырь — не лазарет, матушка Феофания. Иноки должны заботиться о душе, а не о телах мирян.

Тогда Феофания склонилась перед ней, тихо сказав:

— Матушка, Господь вложил этот дар в мои руки, и если я отвергну его, разве не отступлюсь я от Его воли?

Игумения задумалась.

Она долго советовалась с отцом Симеон ом, повидавшим многое мудрым священником, что много лет духовно окормлял монастырь.

— Если Господь даёт кому-то талант, не человеку решать, скрывать его или нет, — сказал батюшка. — Пусть лечит. Но только с благословения.

Игумения кивнула.

— Так тому и быть. Но, матушка Феофания, помни: в первую очередь ты монахиня. Пусть твои руки исцеляют, но не забывай о душе.

Так Господь устроил, что её дар не угас.

Феофания принимала всех, кто приходил к монастырю — и бедных, и знатных. Крестьяне приносили ей мёд и травы, знатные боярыни подносили дорогие ткани и свечи для храма.

Но дороже всех были те, кого она ждала с особым трепетом.

Её ненаглядные сыновья. Они приезжали к ней со своими семьями, внуки жались к её монашескому одеянию, а она гладила их волосы, осеняла крестом, благословляла.

— Бабушка, когда ты приедешь в гости? - звонкими колокольчиками переливались голоса внуков и внучек.

Она улыбалась, но глаза её были печальны.

— Дом мой теперь здесь, детки мои. Но я всегда с вами в молитвах.

Она благословляла их, слушала вести из Москвы, молила их жить в мире, хранить веру.

Последний путь. Встреча с родными

Годы шли, и Феофания чувствовала, что её земной путь подходит к концу.

Сил становилось всё меньше, но сердце было спокойно. Однажды она позвала настоятельницу.

— Матушка, время моё пришло...

Игумения внимательно посмотрела на неё, кивнула и тотчас велела позвать священника.

Когда отец Симеон прибыл, он исповедал её, наложил крестное знамение и причастил Святых Христовых Таин.

— Господь с тобою, чадо Божие... — произнёс он тихо.

Она с трудом проглотила святую частицу, перекрестилась. Душа её ликовала. Она исполнила всё, что было предназначено ей Господом.

Вечернее солнце окрашивало небо золотом, но для матушки Феофании оно уже меркло. Её дыхание стало тихим, лёгким, как дуновение ветра. Она беззвучно шептала последние слова:

— Господи, прими душу мою...

Постепенно мрак исчез. Феофания оказалась в белом свете, таком чистом и мягком, что сердце наполнилось бесконечной радостью.

Перед ней был он — Ярослав. Её единственная настоящая любовь. Сильный, молодой, с той самой доброй улыбкой, что согревала её много лет назад. Рядом – матушка Ядвига, отец, её младшие брат и сестра. Подруга Милоша и многие другие из тех, кого она знала и помнила.

— Агнешка... — тихо произнёс Ярослав.

Слёзы навернулись на её глаза, но теперь это были слёзы счастья.

— Ты здесь... вы все здесь...

Она сделала шаг, и в тот же миг оказалась в их объятиях.

Матушка гладила её волосы, отец смотрел с гордостью, младшие тянулись к ней с детской радостью.

— Ты вернулась домой, Агнешка, — прошептал Ярослав. — Теперь мы вместе. Навсегда.

И небеса озарились сиянием, а её сердце наполнилось бесконечным миром.

Народная память и чудеса на могиле

"Инокиня Феофания, в миру р. б. Агния Волынская. Да упокоит Господь её душу. Любима и поминаема в народе."

Так выглядело надгробие, отражая её земное имя и монашеское служение.

После её смерти люди продолжали приходить к её могиле.

Особенно женщины, которым она помогала явить в мир их чад, и дети, уже подросшие, помнящие её или знавшие о ней по рассказам их матерей. Они приходили с благодарностью, вспоминая её добрые руки, мягкий голос, молитвы, которыми она сопровождала каждое новое рождение.

Но не только память жила среди людей – начали происходить чудеса.

Женщины, которым трудно давались роды, молились у её могилы – и рождали здоровых детей. Больные младенцы выздоравливали, беспризорные находили семьи, а матери, потерявшие надежду, обретали утешение.

Люди говорили:

— Святая Феофания помогает!

Хотя православная Церковь не канонизировала её, в народе она считалась святой помощницей.

Так завершился её путь – путь надежды, веры и жертвенной любви .

Имя её осталось в памяти людей навсегда.

Краткая историческая ремарка

К моменту кончины инокини Феодосии великим князем Московским был Иван III Васильевич (1462–1505). Его правление стало важным этапом укрепления Москвы и превращения её в центр объединённой Руси.

Золотая Орда к этому времени ослабла, её влияние на Русь значительно уменьшилось, но татарские набеги ещё продолжались.

Москва же, напротив, росла и укреплялась. Продолжалось строительство Кремля, развивались города и торговля, расширялось влияние княжеской власти.

Особое значение приобретало Православие – возводились новые храмы, монастыри, а Московское княжество всё больше утверждалось как главный защитник православной веры. Русские земли постепенно осознавали свою самостоятельность, готовясь к окончательному освобождению от чужеземного влияния.

Конец