Комсюк (соседи)

Когда нет волнистого перехода ото лба к носу, а вместо губ тонкая полоса, как прорезь, небрежно сделанная бритвой, и глаза, спрятанные глубоко в черепе, но, тем не менее, готовые вот-вот встретиться, потому что расположены на расстоянии пятнадцати миллиметров друг от друга, при этом ум заменяет жестокость, то, глядя на такого человека, становится не по себе. А уж если он облечен хоть малой властью, хочется убежать и спрятаться у мамы под подолом.

Это не выдуманный персонаж, это Саша Мангушев. Он председатель отряда комсюков Образцовской площадки, по-простому "Образины", - так называется наш район.

Комсюк - что-то среднее между комсомольцем и полицаем, или и то, и другое в одном флаконе. Комсюки появились недавно, они помощники милиции по борьбе с преступниками в городе. Преступником может стать любой не понравившийся комсюкам.

У местных база в подвале нашего дома, там раньше был штаб гражданской обороны. Через подвал можно пройти в само бомбоубежище, коридоры которого долго тянутся под землей. Знаю, о чем говорю, проходили.

"Образина" считается стратегическим объектом - рядом нефтеперерабатывающий завод. Прошло едва больше десяти лет с тех пор, как каждое утро все население шло на работу по гудку и, хотя бы раз в день, включали сирену, как в фильмах при бомбежке. Она выла страшно и долго. Я тогда ходила в детский сад, и на прогулке вся наша группа притихала в беседке на эти долгие минуты.

Мангушев живет рядом, сколько я себя помню. Он всегда держится особняком. Девчонки его сторонятся, а пацаны относятся презрительно. Все это до поры, пока он не выбивается в начальники. Теперь его боятся - еще бы, главный комсюк.

Кто-то же придумал им такое название? Оно очень подходит этой банде – хлестко и обидно. Каждый вечер в штабе кого-нибудь допрашивают, а дерзких бьют прямо под окнами дома. Особенно лютует Мангушев.

Я стою на балконе, в руках держу кастрюлю с галькой, которая предназначена для аквариума и думаю – если я сейчас высыплю ее с ускорением, долетит ли она до комсюков и не поранит ли Ласнова, которого уже пинают ногами? С балкона меня силой уводит мама, когда видит, что я раскачиваю кастрюлю в террористических целях. Всегда кто-нибудь вмешивается и прекращает бойню. Сегодня, вот, мама. Она перегибается через перила и кричит, что сейчас вызовет милицию. Комсюки орут в ответ - «мы сами милиция», но Ласнова бросают и уходят в штаб. Скоро их штаб спалят, правда, от этого пострадает весь дом, потому что горящие подвалы отрежут верхние этажи от выхода, и всех будут снимать пожарные, выдвинув лестницы прямо к балконам. Лишь меня в противогазе поведут через подъезд, я боюсь высоты и уперто хочу остаться в квартире.

Через некоторое время комсюков упраздняют. Теперь Мангушев через двор не ходит, а бегает. Без своих подчиненных он трусит и не зря, потому что его все-таки однажды избивают. После побоев неприятное мангушевское лицо становится несколько симпатичнее – шишка во весь лоб организует ему волну к носу, щель, через которую он раньше говорил, оформляется в подобие губ, а глаза прикрываются цветными подушечками. По двору ходят бывшие друзья комсюков – милиционеры, они проводят дознание, но никто ничего не видел и не слышал. Сам Мангушев говорит, что ему накрыли голову тряпкой и били молча. Его никто не жалеет, кроме матери тети Шуры, горластой, грубой бабы. Да и она иногда кричит ему, поссорившись, - мало тебе всыпали.

Мангушев живет тихо, работает на крекинге, а потом пропадает. "Куда делся Мангушев?" - как-то спрашиваю я у соседей. "Черт его знает," - вот и весь ответ.