Сувенир из Вильнюса (Леена Лехтолайнен) / Tuliainen Vilnasta (Leena Lehtolainen)

Этот звонок раздался через два дня после моего возвращения из Вильнюса.

- Верните то, что вам не принадлежит, - прохрипел голос на ломаном финском прежде, чем я успела что-либо сказать. – У вас два дня, а затем…

- Кто это?

- Вы знаете, кто.

- Не знаю. Вероятно, вы ошиблись номером. Меня зовут Юлия Лейво. Кому вы звоните?

- Только давайте без этого. Я звоню именно вам. Нам известно, чт#8057; вы привезли из Вильнюса, но это не ваше. Верните, а не то…

Связь прервалась. Я растерянно уставилась на экран телефона. Открыла перечень принятых вызовов – звонили с неизвестного номера. Я понятия не имела, кто это был и о чем шла речь, однако шуткой это не выглядело.

В Литве я провела неделю, была в Вильнюсе и Каунасе. Я пишу диссертацию о финско-шведском поэте Генри Парланде, который умер в Каунасе в 1930, прожив всего двадцать два года. Моя диссертация была бы неполной, если бы я не повидала город, в котором Парланд провел последние полтора года жизни. Деньги на поездку я заработала статьей о знаменитых литовских фигуристах для одного крупного женского журнала. Это была танцевальная пара –

Маргарита Дробязко и Повилас Ванагас. Несколько лет назад они оставили любительскую карьеру, но вернулись на лед на туринской Олимпиаде, став первой парой, которая участвовала в Олимпийских играх пять раз подряд.

Моя поездка шла по плану. Сначала я отправилась Каунас и побывала на том месте, где была могила Хенри Парланда, – до того, как оккупанты уничтожили кладбище. Правда, я забыла дома распечатанную из интернета карту города. Найти ее на месте оказалось практически невозможно, но в итоге я ее раздобыла. В Вильнюсе такой проблемы не возникло. Я наслаждалась красивыми зданиями и узенькими улочками литовской столицы и радовалась тому, что страна вновь обрела независимость. Фигуристы оказались милыми собеседниками, интервью удалось. Я общалась и с другими приятными людьми, но никто не давал мне ничего такого, чего не следовало брать.

Я понятия не имела, о чем этот загадочный абонент пытался мне сообщить.

Я, конечно, приобрела несколько сувениров, а также поэтический сборник на литовском в «Академической книге». Мне нужно было прочувствовать ритмы и звуки этого языка, хоть я его и не понимала. Были еще красивые янтарные серьги, но они вряд ли представляли особую ценность – я купила их в обычном магазине, где было полно точно таких же сережек. Этот человек, должно быть, ошибся. Или кто-то из друзей подшутил надо мной. Например, у Паули иногда довольно специфический юмор. Однако в трубке точно был не Паули – этот голос был ниже и звучал как-то более грозно.

Я разобрала все вещи сразу по приезде и даже успела перестирать грязную одежду. Мог ли кто-то что-то незаметно подложить в мою сумку или ручную кладь? Я слышала ужасные истории про людей, которые десятилетиями томились в тюрьмах каких-нибудь восточных стран только потому, что попались, будучи наркокурьерами. Тридцатилетняя, неброско и опрятно одетая аспирантка-литературовед, само воплощение среднего класса, очень подходила на роль подобной жертвы. Меня никогда не останавливали на таможне, у меня не было судимостей.

Мне пришлось на несколько часов оставить сумку в гостинице, потому что вылет в Хельсинки был только без пятнадцати шесть вечера. За это время, конечно, мне могли что-нибудь подбросить. Сумка у меня была прочная, хотя и немного поистрепавшаяся, и на ней был кодовый замок. Неужели кому-то удалось открыть ее? Мое имя, адрес и телефон были указаны и внутри, и снаружи – на случай, если она потеряется.

Сумка уже была в кладовке на чердаке. Я была уверена, что в ней ничего не осталось, но решила сходить проверить. Я живу в Каллио, на последнем этаже шестиэтажного дома, так что квартиру от чердака отделяет лишь один пролет. Когда я открыла дверь на лестницу и поняла, что впереди меня поджидает темнота, я остановилась в нерешительности. А что если это была ловушка, и таинственный абонент хотел заманить меня на чердак? Не лучше ли позвать на помощь моего соседа Лео? Он был приветлив и зачастую помогал мне с ремонтом, а я в свою очередь иногда присматривала за их с Биргитой детьми.

Что за дурочка! Я поднимусь на чердак и без всякого Лео. Ходила же я туда раньше! Никого там нет. Нижняя дверь всегда была заперта, и незваные гости редко забредали в наш подъезд. Но, наверное, надо прихватить с собой что-нибудь. Я вернулась в квартиру. Однако вместо ножа я захватила банку белого перца, заранее ослабив крышку. Вышла на лестницу и открыла чердачную дверь. Мои шаги по бетонным ступенькам отдавались эхом. Прежде чем войти на чердак, я включила свет.

- Есть здесь кто-нибудь? – спросила я на всякий случай, но ответом было лишь издевательское подвывание вентиляции.

Моя кладовка располагалась в дальнем конце чердака. За сеткой виднелся всякий хлам – отправленный сюда на лето зимний спортивный инвентарь, теплая одежда. Знакомые, домашние вещи – но сейчас мне казалось, что за каждой из них таится угроза.

Навесной замок на сетчатой двери поддался не сразу. Сумка была в углу, под коньками. Вид ее не вызывал никаких подозрений. Я взяла ее, заперла дверь и вернулась обратно по коридору настолько проворно, насколько мне позволяло чувство собственного достоинства. Всего лишь двадцать метров, а пот выступил у меня на лбу.

В прихожей я открыла сумку. Как и ожидалось, в ней ничего не было. Я еще раз проверила оба отделения и боковые карманы, но там не обнаружилось ничего кроме канцелярской скрепки. Вряд ли она могла для кого-то представлять интерес. Подкладка была цела. Я потрясла сумку, но не услышала ничего необычного. В голове крутилась мысль о микропленках и прочих шпионских штуках – они ведь очень маленькие, и спрятать их можно где угодно.

Рюкзак! В отличие от сумки его я разбирала не так тщательно. В рюкзаке оставался мой дневник, в котором я делала записи во время перелета, а также кошелек и паспорт. А карманы жакета и брюк, еще не постиранных! Косметичку же я опустошила еще в вечер приезда.

Я стала копаться в рюкзаке, но не нашла ничего особенного – лишь календарь, пудреницу, дневник и несколько открыток с видами Вильнюса. Теперь кошелек. В нем было несколько лит, которые я оставила на память о путешествии. Кошелек был легким – я вынула из него ненужные в поездке читательские билеты и бонусные карточки. Настало время положить их обратно.

Очередной звонок заставил меня вздрогнуть. Я посмотрела на экран – опять незнакомый номер. Ответить? Телефон звонил долго, и все же я нажала зеленую кнопку и попыталась назвать свое имя.

- Вы уже образумились? – хриплый мужской голос перебил меня. – Вы ведь знаете: то, что находится у вас, дороже вашей жизни.

У меня выступили слезы, я уже ничего не понимала.

- Вы ошибаетесь! У меня нет ничего чужого! Прекратите досаждать мне или я обращусь в полицию!

Последовало недолгое молчание, но когда он заговорил снова, голос звучал еще страшнее.

- Не советую – ради вашей же безопасности. Думаете, вам поверят? Послушайте-ка, госпожа Юлия Лейво. Верните то, что вам не принадлежит, и с вами ничего не случится.

- Я не знаю, о чем вы!

- Не выдумывайте. Американец, который после вас брал интервью у фигуристов, все рассказал. Сейчас он в больнице, в Вильнюсе, и вернется в Делавэр без мизинца на левой руке.

Связь снова прервалась. Ноги больше не держали меня, я опустилась на пол и заплакала. Как такое могло случиться со мной – со скромным и тихим литературоведом, которому не нужно было других приключений, кроме как пройти по следам Генри Парланда и встретиться со знаменитыми фигуристами? Разумеется, я помнила американского журналиста – мы жили в одной гостинице в Вильнюсе. Он заговорил со мной на следующее утро после интервью, когда увидел, что я изучаю «Пируэт», немецкоязычную газету о фигурном катании. Он оказался очень милым, и мы с ним сошлись во мнении, что с литовцами поступили очень некрасиво, когда в результате в судейского сговора на чемпионате мира 2002 они лишились медалей. Как же, черт возьми, его звали? Он ведь дал мне свою визитку. Дэйв Флеминг или что-то в этом роде. Где эта карточка?

В поисках визитки я открыла кошелек, но тут снова раздался телефонный звонок. Я опять чуть не разрыдалась. Еще один звонок с угрозами – это было бы уже слишком. Я решила, что не возьму трубку, если опять звонят с неизвестного номера. Однако с облегчением увидела на экране имя Паули.

- Привет! – выдохнула я в трубку, стараясь не всхлипывать.

Паули всегда переживал за меня понапрасну. Он не хотел отпускать меня в Литву одну, напрашивался ехать вместе. Но в итоге я убедила его, что речь о командировке, и что вечерами мне предстоит делать заметки у себя в номере, а не веселиться с ним. В сущности, этого оказалось достаточно.

- Ты уже освободилась? Я на Хаканиеми, могу заскочить, если ты не против.

- Конечно, - согласилась я.

Сейчас мне очень не хватало его объятий, в которых можно свернуться клубком и успокоиться. Мы встречались уже полтора года, но в последний месяц наши отношения несколько остыли. Я с головой зарылась в диссертацию, а у Паули было много работы в его компьютерной фирме. Я толком не знала, чем он там занимается, но после нескольких парней-гуманитариев дипломированный инженер казался мне надежной опорой. По мне он был весьма честолюбив. Мы не планировали совместное будущее – я хотела прежде завершить диссертацию, а потом уже думать о муже и детях. Стихи, критические эссе и проза Генри Парланда настолько захватили меня, что иногда предмет диссертации казался мне более живым, чем реальные люди.

Паули встретил меня в аэропорту, но в тот вечер у него были еще дела на работе, а мне нужно было срочно заканчивать интервью с Дробязко и Ванагасом, так что увиделись мы лишь мельком. Да и сегодня мне нужно было разбирать записи о Парланде, но я знала, что больше не смогу сосредоточиться на работе. Кроме того, было уже больше шести. В конце концов, я заслужила отдых.

Когда в дверь позвонили, я не стала открывать, а выглянула в окно. Но вместо страшного незнакомца перед подъездом стоял Паули. Я с облегчением нажала на кнопку домофона. Было слышно, как дернулся и начал спускаться лифт – эхо отражалось от каменных стен старого дома. Я открыла дверь и бросилась к Паули.

- Привет Юлия, как же я соскучился! – сказал он и поцеловал так, что у меня перехватило дыхание. Я ощущала знакомый запах Паули и его лосьона для бритья, который выбирала сама. Он был всего на десять сантиметров выше меня, метр семьдесят, мускулистый и стройный. Паули ходил в спортзал, играл в теннис и катался на лыжах. Вместо очков он часто носил контактные линзы, чтобы его не приняли за ботаника. Тем более что его темные виски уже начинали лысеть.

- Что случилось? – спросил он и отстранил меня, держа за плечи. – Ты заболела?

Я замотала головой и закусила губу, чтобы опять не заплакать. Запинаясь, стала рассказывать обо всем, что произошло. Лицо его налилось румянцем, было видно, что он приходит в ярость – и это придало мне сил. Когда я закончила свой рассказ, он стал задавать вопросы. В отличие от меня он с интересом смотрел полицейские сериалы и остросюжетные фильмы, из которых много чего почерпнул. Мне не нравилось насилие и стрельба, тем более в реальной жизни.

- То, о чем он говорит, наверняка маленького размера. Что это за ценность такая, ради которой кто-то готов на убийство? – причитала я, и Паули положил руку мне на плечо.

- Прости, Юлия, но я отношусь к этим угрозам серьезно, ты очень дорога мне. Покажи-ка сережки – как бы они не оказались дороже, чем кажутся!

Я отдала серьги Паули, он внимательно их изучил, понюхал и даже попробовал одну на вкус. Затем помотал головой.

- Симпатичные. У тебя хороший вкус, но ничего особо ценного они не представляют. Давай-ка еще разок поищем в рюкзаке – вдруг что-нибудь обнаружится в подкладке?

Рюкзак у меня был обыкновенный, из спортивного магазина. Несколько карманов и сетка для бутылки. Удобный и для природы, и для города. Кошелек и паспорт я обычно держала во внутреннем кармане или в специальной сумочке, а вот в рюкзак – за спиной, в толпе – запросто могли что-нибудь подсунуть. Рюкзак был при мне за завтраком, когда я общалась с американцем. Я даже попросила его присмотреть за ним, когда отходила за кофе и апельсиновым соком. В этот момент он мог положить туда что угодно.

- Здесь ничего нет, - он отложил рюкзак. – Ты проверила все свои кремы, шампунь, кондиционер?

- Нет. Кому придет в голову… Да я уже пользовалась молочком и увлажняющим кремом после возвращения!

Паули молча встал и пошел в ванную. Я слышала, как он гремит моими баночками, которые за время нашего знакомства научился различать.

- Там пусто, - сказал он и вышел из ванной. – Может, все же распороть швы в рюкзаке? На случай если туда запрятали что-то микроскопическое.

- Да как это возможно? Рюкзак все время был со мной, – тут я опять вспомнила, что я на минуту оставляла рюкзак Дэйву Флемингу.

Но мог ли он успеть распороть шов, а потом зашить его? Конечно, нет.

- А крем для ног ты проверил? – спросила я Паули.

Я пользовалась жирным кремом из гомеопатической аптеки – в литовской поездке я сильно перетрудила ноги, гуляя по старому Вильнюсу. Но дома я его не открывала. Он стоял на полке рядом с шампунем в душевой кабинке.

- Ох, про него я забыл, - Паули встал, но я оказалась быстрее.

Мгновенно очутившись в ванной, я открыла 100-миллилитровую стеклянную банку. Она была полнее, чем в Вильнюсе. Я погрузила палец в крем и наткнулась на какой-то посторонний предмет.

- Паули! Здесь что-то есть… Полиэтиленовый пакет.

Паули стоял у меня за спиной и видел мою находку. Это был обычный пакет, какие продаются в продуктовых магазинах. Внутри было что-то, завернутое в фольгу.

- У тебя есть резиновые перчатки? – голос Паули дрогнул. – Не хочу повредить отпечатки пальцев.

Я принесла ему перчатки и наблюдала, как осторожно он открывает сверток. Содержимое заставило Паули вскрикнуть. Я ожидала увидеть блеск драгоценных камней, но в фольге оказалась горка коричневого порошка со странным запахом.

- Что это?

Паули осторожно принюхался.

- Я не разбираюсь в наркотиках, но по-моему это курительный героин. Сильное словечко для хельсинкских улиц!

Хоть я и прожила всю жизнь в Хельсинки, я ни разу не видела даже, как курят гашиш, не говоря уже о героине. Я вращалась в таких кругах, где считалось, что от наркотиков надо держаться подальше. А теперь в моем собственном доме оказалась такая огромная куча героина, что кто-то был готов убить меня из-за нее! Страшно представить, сколько он стоил.

- Но как он оказался в банке с кремом?

- Ты же сказала, что американец жил в том же отеле, что и ты. Он легко мог под каким-нибудь предлогом проникнуть в твой номер и запрятать наркоту.

- Но как я смогла провезти такое… Ведь багаж чертовски тщательно просвечивают!

- Подумай сама. В аэропорту были собаки? – лицо его было сосредоточенно, он подошел к делу со всей основательностью инженера, и я была рада, что оказалась в этой ситуации не одна.

В Вильнюсе действительно были военные с собаками, но лишь у входа, у рамок контроля безопасности. В Хельсинки я прошла с багажом без таможенного досмотра.

Мне захотелось пить. Я пошла на кухню и залпом опорожнила два стакана воды. Ощущалась такая сухость, будто я была чайным пакетиком, который оставили на солнцепеке.

- Визитка этого американца – посмотри, может, она в кошельке? – крикнула я Паули с кухни.

Надо было выпить чаю для бодрости.

– Там был его имейл. Давай проверим, действительно ли он в больнице или… - я не хотела договаривать.

Я услышала, как Паули идет на кухню. Он обнял меня за талию.

- Увы, я не нашел никакой визитки. Может, она где-то среди твоих записей?

Я не успела ответить – снова позвонили, но это был телефон Паули. Он тут же взял трубку.

- Привет. Понял. Договорились. Отлично, спасибо. До завтра! – я слушала его короткие, быстрые ответы, а в голове тем временем гудело. Я чувствовала себя зайцем, за которым гонится рысь.

- Извини, это по работе. Похоже, что подчиненные не в состоянии принимать решения без меня. Расскажи еще о человеке, который звонил. Как он разговаривал?

Мне показалось важной деталью, что он называл меня на «вы». Финны довольно редко обращаются так друг к другу. Его манера говорить, а также акцент, указывали на то, что это был иностранец. Ведь торговлю наркотиками в Финляндии в основном контролируют русские и эстонцы? Могли же они оказаться и в Литве?

Я сказала об этом Паули, тот серьезно выслушал меня.

- Очевидно, этот Флеминг попытался таким образом переправить наркотик. Вечером перед твоим отлетом в Финляндию вы с ним не договаривались встретиться еще раз?

Я попыталась припомнить, но нет, ни о чем таком у нас речи не было. Дэйв Флеминг был молодым парнем, немного старше двадцати, в Европу приехал впервые. Бывший фигурист, оставивший танцы на льду из-за травмы спины.

Паули включил компьютер и стал гуглить Флеминга.

- Двенадцать тысяч результатов, - сказал он угрюмо и попытался использовать разные другие ключевые слова, но так и не нашел того, кто представился мне Дэйвом Флемингом.

Возможно, имя было вымышленным. Но ведь не отправят же кого попало брать интервью и Маргариты Дробязко и Повиласа Ванагаса? По крайней мере, он достаточно хорошо разбирался в фигурном катании.

- Может, обзвонить вильнюсские больницы и попытаться выяснить, нет ли там Флеминга? – предложила я.

- Мы же ему не родственники, - отверг он мою идею.

- Соврем, что родственники, - сказала я, но уже и сама начала сомневаться.

Паули не ответил, продолжая возиться с компьютером. Я пошла вскипятить чаю. Мне очень не хватало ромашки с лавандой – эта смесь успокаивала. Пейзаж за кухонным окном был привычным: квадратный двор, огороженный светло-желтыми оштукатуренными стенами, два ряда мусорных баков, чахлая рябина, все еще без признаков зелени, хотя май был уже в разгаре. А в Вильнюсе уже наступило настоящее лето. Почему я не осталась там, зачем приехала сюда, в этот кошмар? Впрочем, никакого кошмара не было бы, если бы не эта поездка в Вильнюс.

- Может, заявим в полицию? – спросила я, когда, наконец, в моей чашке заблагоухал чай с медом.

- Ага, о неизвестных людях, которые спрятали в твою сумку наркотиков на сотни тысяч евро? Думаешь, тебе поверят? – Паули отхлебнул чай из своей чашки, хотя в большей степени был кофеманом.

- Бедная аспирантка, которая за минимальную стипендию пишет диссертацию… Именно таких, как ты, проще всего завербовать в наркокурьеры!

Я расслышала резкие нотки в голосе Паули, и это меня неприятно удивило. Он что, подумал, что я по собственной воле связалась с наркоторговцами? Если даже Паули мне не верит, то что решат в полиции? Уж не думал ли он, что мое нежелание брать его с собой Вильнюс связано с тем, что он мог помешать мне в этих делишках?

Я посмотрела на себя в зеркало. В нем отражалась типичная финнка, с прямыми короткими волосами, круглощекая, курносая, с живыми синими глазами. Грушеподобное, как у многих финнок, тело, неброская полосатая сорочка из Маримекко, в ушах сережки от Калевалы. Сложно представить более заурядного человека. Почему же именно моя жизнь из-за какого-то американского журналиста превратилась в невообразимый кошмар?

Снова раздался звонок, на этот раз звонил мой телефон. Казалось, барабанные перепонки лопнут от этого звука. Паули схватил аппарат и посмотрел на экран.

- Неизвестный номер. Лучше возьми трубку. Не говори ему, что кто-то еще знает о наркотиках.

Разумеется, я бы не стала этого говорить, чтобы не подставить еще и Паули! Голос мой дрожал, пока я называла свое имя. На этот раз человек дослушал, не перебивая, а затем сказал:

- Госпожа Лейво, вы наконец образумились? Вы вернете то, что вам не принадлежит?

Поначалау вместо ответа у меня вырвался какой-то стон – стон зайца, которого настигла рысь.

- Да… - выдавила я.

- Отлично. Я так и понял, то вы умница. Если все сделаете в точности как я скажу, мы вас не тронем. Больше никто не в курсе?

- Нет, - ответила я, как велел Паули.

- Хорошо. Помните, полицию сюда впутывать ни в коем случае нельзя! Если сообщите им, мы вас найдем. Где угодно. Это ясно?

Мое горло издало какой-то нечленораздельный звук. Почему стены гостиной позеленели, ведь здесь же были теплые, кремовые обои?

- Дождемся темноты. Вы знаете парковку у культурного центра Ханасаари в Эспоо?

- Да… Это на Западном шоссе.

- Верно. Причем я говорю именно о парковке центра, в глубине острова, а не об автобусной остановке. Будьте там сегодня в одиннадцать. Мы вас узнаем. А когда получим то, что требуется, оставим вас в покое. Еще раз: никому ни слова!

Голос в трубке замолк. Паули вопросительно посмотрел на меня.

- В одиннадцать на парковке у культурного центра на Ханасаари. И тогда все закончится.

Паули думал недолго.

- Я поеду туда прямо сейчас. Возьму дома машину и аккуратно припаркуюсь. До вашей встречи еще три часа. Они не обратят внимания на машину, которая уже несколько часов стоит на парковке. Ты же понимаешь, что я не отпущу тебя одну на встречу с бандитами! У нас будет возможность застать их врасплох.

Паули жил на Кулосаари, удобнее всего туда было добираться на метро. Но на случай поездок за город у него была машина.

- Поезжай на автобусе, такси слишком заметно. И не переживай, моя бедная Юлия. Я не дам тебя в обиду, все будет хорошо, - Паули снова обнял меня.

Я не хотела, чтобы оставлял меня одну на несколько долгих и страшных часов, но иначе было нельзя. Звонивший не должен был увидеть нас вместе.

- Выключу звук на телефоне. Напиши, как доберешься до Ханасаари, - велел он мне перед уходом.

Компьютер все еще был включен, и я попыталась вернуться к своим записям, но, как и следовало ожидать, безуспешно. На крыше дома напротив кричали чайки, солнечные лучи падали на мой диван. К девяти начало темнеть. Я не боюсь темноты, но решила захватить фонарик, потому что не помнила, хорошо ли освещена парковка на Ханасаари.

Время шло, и я паниковала все больше. А что если спустить героин в унитаз? Если скажу им, что меня ограбили? Нет, этого они мне не простят. Я испугалась за свою жизнь. Где гарантия, что меня оставят в покое после того, как я отдам им наркотик?

Я почувствовала себя по ту сторону реальности, словно герой Парланда из романа «Вдребезги», который не различал жизнь и фантазии. Он не мог понять, нужно ли что-то предпринимать или оставаться сторонним наблюдателем. У меня же выбора не было: я должна была выполнить чужие требования.

Эта мысль добавила к моему страху еще и ненависть. По какому праву Дэйв Флеминг выбрал именно меня и калечит именно мою жизнь? Я знала, что теперь уже ничего не будет по-прежнему, что бы там ни говорил Паули. Ненавижу бояться.

Детство я провела уткнувшись носом в книжки, и это бесило многих моих одноклассниц. Они думали, что я считаю себя лучше других, раз предпочитаю чтение играм с ними. Благодаря книгам мне открылись другие миры. Вот почему в школе надо мной издевались – отпускали язвительные шуточки, крали книги. Я стала бояться школы и библиотеки, но этот страх, а также желание избегать одноклассниц, лишь распалял их.

Когда я рискнула рассказать обо всем родителям, они не восприняли это всерьез. Мать даже стала настаивать, чтобы я больше общалась с другими девочками и меньше читала. Когда я поняла, что от родителей в этом вопросе толку мало, решила действовать самостоятельно: сказала обидчицам несколько резких слов, потребовала другого отношения. Удивительно, но это подействовало.

Наконец-то я оказалась в состоянии постоять за себя. Это мне очень пригодилось в дальнейшем – ни одного из моих парней нельзя было назвать рыцарем. Именно потому я и влюбилась в Паули – он был заботлив и оберегал меня от всего плохого. Как-то раз он даже вызвался позвонить моему профессору, чтобы поругаться с ним из-за излишне критичного отзыва какой-то моей работе. Если я выходила куда-то с подругами, то должна была сообщать ему о благополучном возвращении домой. Из Литвы мне приходилось ежедневно звонить и докладывать, что у меня все хорошо. Это даже начинало немного раздражать меня. Но сейчас Паули ждал меня на Ханасаари, готовый разобраться с этим подонком, и я совершенно не была уверена в том, что он действительно знает, что делает.

Вместе с кошельком и ключами я положила в сумку фонарик и, поразмыслив немного, банку белого перца. Теперь нужно было заставить себя выйти на улицу. Я пошатывалась – казалось, я иду по надувному матрасу. Прохожие наверняка думали, что я пьяна. Страшно было подумать, что у меня в сумке – наркотики на сотни тысяч. Заходя в метро, я крепко прижимала ее к себе. Вагон был практически пуст: лишь женщина моего возраста, мальчик-сомалиец в наушниках и дружинник, взгляд которого заставил меня вздрогнуть.

Не глядя по сторонам я доехала до Камппи и села в первый же автобус, следовавший через Западное шоссе, – он как раз отъезжал. Все они останавливаются на Ханасаари. Дорога туда оказалась гораздо короче, чем я представляла, и уже в половине одиннадцатого я была на острове. Остановка автобусов из Хельсинки и культурный центр располагаются по разные стороны шоссе, и мне предстояло миновать туннель. Там со мной могло произойти что угодно, и Паули из своей машины ничего не увидит. С дороги доносился шум автомобилей, но в туннеле я оказалась бы совершенно одна.

Я твердила про себя свое любимое стихотворение Парланда, «Гамлет», в котором речь шла о свободе выбора. Черт, я вовсе не хотела, чтобы какой-то преступник выбрал своей жертвой именно меня. Я не желала быть плаксивым трусишкой и вечно полагаться на других. Отдаваться на милость бандитов было безумием. Мир превратился бы в джунгли, если бы все поступали так.

Мне показалось, что я соображаю лучше, если Паули не говорит мне, что делать. Я нашла в телефонной книге номер полиции и набрала его. Мне ответил деловитый и дружелюбный голос. Когда я сказала, что хочу заявить о звонках с угрозами, меня переключили на другого полицейского, который представился Пууппоненом. Тот внимательно выслушал меня.

- Такие звонки всегда следует воспринимать всерьез, однако трудно поверить, что вам удалось провезти в Финляднию курительный героин. У собак нюх в тысячу раз острее, чем у людей. Сколько, говорите, он весит?

- Я не знаю, граммов сто…

Полицейский долго молчал.

- К сожалению, я не могу быстро получить данные о звонившем. Если речь о профессионале, то у него вполне может быть «серый» телефон. Так вы уже на Ханасаари? К вам немедленно выезжает наряд.

- Но он испугается и сбежит, и угрозы не прекратятся, а мне бы этого не хотелось. Его нужно поймать! Что если я пойду и пообещаю отдать ему наркотик, а ваши люди его схватят? Я могла бы задержать его немного, - предложила я.

У меня начинали стучать зубы – с моря дул пронизывающий ветер.

- Мы не хотим подвергать тебя риску, Юлия, - Пууппонен перешел на «ты».

Я услышала звук СМС-ки. Черт. Я совсем забыла, что должна написать Паули.

- Иди к машине своего парня, укроешься в ней в случае чего, - приказал Пуппонен. – Полиция сейчас прибудет. Я скоро перезвоню.

Разговор был окончен. Я написала Паули, что нахожусь у туннеле, и заставила себя шагнуть внутрь. К счастью, на другой стороне дороги появился человек с собакой, а шум движения в туннеле был не таким громким. Все обойдется. Полиция уже на подходе.

Когда я шла к культурному центру, свет едва сквозил между деревьями, уличные фонари еще не зажглись. Я увидела какую-то машину на парковке и узнала в ней серебристую «ауди» Паули. Я уже двинулась по направлению к ней, как вдруг от деревьев отделилась какая-то тень.

На голове у человека была балаклава. Я успела отметить еще две вещи: солнечные очки и пистолет. Мелькнула мысль, что добром это не кончится.

- Добрый вечер, госпожа Лейво, - его сиплый и грозный голос был уже знаком мне.

Я не смогла выдавить из себя ответ.

- Положите сумку на землю. Хорошо. А теперь наклонитесь, достаньте пакет и протяните мне.

Я сделала, как он сказал, не слыша ничего, кроме его злобного голоса, и, пошатываясь, выпрямилась. Человек направил пистолет прямо на меня.

- Подойдите поближе. Я не кусаюсь, - по голосу я поняла, что он улыбается. Я сделала шаг, но тут…

Из машины выскочил Паули. Для нападавшего это оказалось настолько неожиданно, что он в первое мгновение не знал, в кого целиться, а затем выбрал Паули.

- Юлия, беги! – крикнул Паули, но не успела я шевельнуться, как на бешеной скорости на парковку влетела полицейская машина. В последний момент я отскочила в сторону.

- Бросайте пистолет! – раздалось из полицейской машины.

Нападавший явно не был готов к такому повороту событий. К моему удивлению Паули вдруг бросился прямо на него, и тут прогремел выстрел. Я услышала, как Паули вскрикнул, и зажмурилась. Это случилось. Паули мертв, а я – всему виной.

Открыв глаза, я увидела, что преступник лежит на земле, а Паули трясет его, продолжая кричать.

- Дариус, боже! Скажи что-нибудь, Дариус!

Тут ноги у меня окончательно подкосились. Откуда Паули знает его? Они заодно? Я увидела, как к Паули и человеку, которого он назвал Дариусом, бросились полицейские. Их было четверо. Пятый подбежал ко мне – это была высокая, уже начинающая седеть женщина.

- Юлия Лейво? Ты цела? Я констебль Лииса Расилайнен, - представилась она, но я, рыдая, не слышала ее.

- Дариус не наркоторговец, он – мой коллега! Сделайте что-нибудь, вызовите скорую или вертолет! – Паули пытался зажать рукой его бедро, из которого хлестала кровь, а один из полицейских принялся помогать ему. У него была аптечка, из которой он в спешке рванул давящую повязку.

- Хайкала Саамари, зачем же опять так суетиться, - проворчала себе под нос Расилайнен.

Последующие минуты пролетели сумбурно. Расилайнен оживленно говорила по телефону. Дариус отключился – пуля попала прямо в бедренную артерию, и кровопотеря была огромная. Приехала скорая и еще несколько полицейских машин. Я видела, как Паули посадили в одну из них, но уже ничего не соображала. Кто-то забрал у меня пакет с наркотиком и вернул сумку. В итоге констебль Расилайнен объявила, что и мне придется проехать в участок.

- С вами хочет поговорить констебль Пууппонен.

- Он умрет? – спросила я, сев рядом с Расилайнен на заднее сидение машины, которая помчалась а направлении эспооского полицейского участка в Кило.

- Сложно сказать. Но теперь я понимаю, почему твой друг так смело бросился на вооруженного человека. Пистолет оказался игрушечным, - устало ответила Расилайнен.

В участке она угостила меня чаем с бананом и оставила одну в комнате с белыми стенами, где слышался только шум кондиционера. Я закрыла глаза и попыталась ни о чем не думать, благо это было бесполезное занятие – я совершенно не понимала, что к чему.

Я очнулась, когда Лииса Расилайнен назвала меня по имени.

- Вас ожидает констебль Пууппонен.

Мы поднялись на лифте на несколько этажей и по длинному белому коридору прошли в другую комнату. Там сидел рыжеволосый и веснушчатый человек немногим за тридцать, который улыбнулся приветливо, но устало.

- Я Вилле Пууппонен, здравствуй. Мы общались по телефону. Вечерок у тебя выдался так себе, так что долго мучить не буду. Можешь рассказать еще раз обо всем, что сегодня произошло?

Я стала рассказывать, хотя голова была полна вопросов. Мужчина, сидевший рядом с Пууппоненом, старательно печатал на компьютере. Тут же сидела и Расилайнен, и ее присутствие успокаивало меня. Когда я закончила, Пууппонен долго сидел молча.

- Твой рассказ полностью совпадает с показаниями Паули Линда. Почти все ясно. Плохо, что нельзя допросить Дариуса Катукевичуса. Сожалею, что ты попала в такой переплет.

- Расскажите! Паули что, наркопреступник, а Дариус – его дружок?

- И да, и нет, - ответил Пууппонен. – Дариус Катукевичус и Паули Линд – действительно близкие знакомые, но наркотики тут не при чем. Лииса, приведи Линда. Пусть он сам объяснит своей девушке, в чем тут фишка, - Пууппонен налил еще кофе и предложил мне. Я отказалась – меня тошнило.

На куртке Паули все еще была кровь Дариуса. Щетина уже начала отрастать на его лице. Он выглядел растерянным, а когда попытался подойти и обнять меня, Расилайнен остановила его. К счастью, Паули спокойно подчинился.

- Ну-ка, Паули, расскажи Юлии, что на самом деле кроется за этими угрозами, - велел Пууппонен, когда Паули в итоге сел подальше от меня.

- Юлия, пойми, это была всего лишь шутка! Дариус – настоящий литовец, вот ведь совпадение. Это натолкнуло меня на мысль, - казалось, Паули в большей степени обращается к Расилайнен, чем ко мне. – Я знал, что Юлия ничего не понимает в наркотиках. Этот курительный героин – на самом деле биодобавка из гомеопатической аптеки. Отлично я придумал, правда?

Констебль Пууппонен не видел в этом ничего отличного.

- К счастью, госпожа Лейво описала внешний вид и объем этого вашего наркотика, так что я сразу понял, что это не курительный героин, и, тем более, что он не настолько ценен, как она уверяла. Только поэтому я согласился, чтобы она пошла на встречу со звонившим – было очевидно, что кто-то шутит над ней, а когда Юлия упомянула своего парня, ты оказался первым в списке подозреваемых.

Паули начал сердиться.

- По-моему, это был отличный план! Юлия, ты же помнишь, мы созванивались в тот вечер после интервью, и ты рассказала мне об этом янки-журналисте. Он в полном порядке и знать ничего не знает обо всей этой истории. Я вытащил его визитку из твоего кошелька, когда ты попросила поискать ее. Гляди, вот она!

Паули достал из внутреннего кармана карточку Дэйва Флеминга и протянул ее мне. Я не взяла ее и отодвинулась подальше от Паули.

- Я не рассказывал тебе, что в детстве увлекался фокусами? Этот порошок был у меня в рукаве, и я подложил его в крем, пока проверял другие банки. Я хотел засунуть его в сумку под подкладку, но ты успела проверить сумку до моего прихода, - голос Паули начинал звучать кисло.

Я смотрела на это лицо, такое знакомое, и думала о том, что совершенно не скучала по Паули в Литве, а, напротив, наслаждалась собственными мыслями, собственным обществом, могла зайти в любой магазин и сама выбрать ресторан. Паули считал, что женщина должна пить вино, а я смаковала литовское пиво.

- На черта ты это затеял?

- Мне показалось, что теперь тебя интересую не я, а тот парень из твоей диссертации! Я подумал, что так ты поймешь, как много значишь для меня. Что я могу защитить тебя.

Я с удивлением и грустью посмотрела на Паули. Как же он заблуждался!

– Ни от какого преступления ты бы меня не защитил. Я сама защитила себя, позвонив в полицию.

- Если бы ты послушалась меня, Дариус был бы жив!

- Так он умер? – никто не ответил, все сидели с постными физиономиями.

И тогда я начала раскаиваться. Зачем я позвонила в полицию, почему не позволила Паули довести эту игру до конца?

- Я думал поразить тебя тем, как нападу на вооруженного человека, как он сбежит при виде меня. Ты очень нужна мне, хоть я и не умею писать стихи, как этот твой Генри Парланд, - Паули чуть не плакал.

- Ты что, действительно ревнуешь меня к тому, кто уже семьдесят пять лет как умер? – спросила я.

Констебль Расилайнен понимающе кивнула мне.

- А тебе не приходило в голову, что я испугалась за свою жизнь?

- Это длилось всего ничего! – выпалил Паули.

Я не могла поверить своим ушам. У Пууппонена зазвонил телефон, он молча выслушал звонившего и коротко его поблагодарил.

- Дариус Катукевичус поправится, - сообщил он.

Я видела, что его лицо под веснушками стало серым от усталости.

- Юлия, тебя отвезут домой, а вот господин Линд задержится, чтобы ответить еще на несколько вопросов.

- Но я же ничего не сделал! Это вы подстрелили Дариуса! – сопротивлялся Паули.

- Телефонная угроза – это наказуемое деяние, за которое можно получить до двух лет тюрьмы, - сухо заметила Расилайнен и жестом пригласила меня следовать за собой.

-Тюрьмы! Да это всего лишь шутка! Вы же не… Юлия, ты же сама скоро посмеешься над всем этим! - Паули встал и приблизился ко мне.

Я не боялась его, ведь рядом было трое полицейских.

- Поцелуй меня, Юлия. Я приеду завтра, как только выберусь отсюда, - Паули попытался прикоснуться к моим волосам, но я отстранилась.

- Не приезжай. Ни завтра, ни когда бы то ни было еще, - сказала я дрожащим голосом и вслед за Расилайнен вышла из комнаты.

Я услышала, как Паули попытался последовать за мной, но Пууппонен и второй полицейский остановили его.

Весенняя ночь уже близилась к рассвету, золотисто-розовое небо на востоке предвещало скорое появление солнца.

- Обращайся в полицию, если Паули снова тебя потревожит, - сказала Расилайнен, поворачивая на мою улицу.

Я пообещала, что так и сделаю.

Дома я приняла душ, сделала чаю и принялась читать эссе Генри Парланда о кинематографе. Утро уже превращалось в день, а я думала о том, где раздобыть грант. Вильнюс не был виноват в том, что по его имени на мгновение пробежала тень. Это была вина Паули. Сувениры из Вильнюса были настолько приятными, что мне захотелось вернуться – и завершить диссертацию именно там.