Глава 29. Опоздавшие красавицы

31 марта, 1661. Парижская дорога

Большая карета с золотыми гербами на дверцах стояла посреди широкого двора трактира, расположенного аккурат в полпути между Парижем и Фонтенбло. Суматоха из-за приезда высокородных путешественниц, воспринималась ими самими как должное, а вот заминка со сменой лошадей на тех, что были присланы загодя из личных конюшен графа де Суассона, вызвала огромное неудовольствие его супруги и невестки.

- Сколько ещё ждать? Симонетта, пойди и спроси, когда уже мы сможем уехать из этой дыры?

Тонкая рука, затянутая в перчатку из полупрозрачного шёлка, легла на дверцу кареты, чтобы открыть её для служанки, не считавшей необходимым прятать своё недовольство. Графиня могла сколько угодно ругать её и подгонять, используя наряду с любезными напутствиями на французском цветистые обороты на родном итальянском, но синьорина ди Стефано изволила выйти из кареты в обычной неторопливой манере. Оправив оборки и подобрав тяжёлые юбки, чтобы не замарать подолы брызгами от вездесущей грязи из луж, которые развезли сотни проехавших через постоялый двор карет, она направилась в сторону конюшен.

- Поторопись! Живее! - крикнула вдогонку спутница графини, её младшая сестра Гортензия, новоиспечённая герцогиня де Мазарен. Ей не терпелось прибыть в Фонтенбло, пожалуй, только чуточку меньше, чем старшей сестрице.

- Гортензия!

Олимпия метнула в насупленное личико младшей сестры полыхающий молниями взгляд, но стоило ей снова повернуться к окну, и вместо молний в её глазах загорелись янтарные всполохи радостной улыбки. Подавшись вперёд, графиня положила локоть на раму дверцы, и милостиво кивнула подошедшему к карете рослому мужчине, одетому в скромный дорожный костюм, давно вышедший из моды и утративший былую элегантность. В руках он держал шляпу без плюмажа и с полями, загнутыми волнами не то по причине сильной влажности, не то от чрезмерной старости.

- Маркиз, наконец-то вы возвращаетесь ко двору!

- Пока нет, моя дорогая графиня, - де Вард отвесил поклон и приложился губами к протянутой из каретного окошка руке. - Однако же, за мной прислали, и это обнадёживает!

- Но приказ о вашем аресте всё-таки отменён?

Де Вард улыбнулся, услышав нотки искренней радости в этом вопросе, и не ошибся. Графиня действительно переживала за судьбу капитана Дворянской сотни, и на это у неё были причины. Приказ об аресте маркиза был подписан её личным недругом - министром Лувуа, а причиной тому послужила ссора де Варда с другим недругом Олимпии де Суассон - маркизом дю Плесси-Бельером, маршалом Королевского двора. И это при том, что сам маршал нисколько не пострадал ни вследствие дуэли, ни из-за неё, как таковой. Якобы его участие не являлось доказанным фактом! И это несмотря на то, что только ленивый не помянул забавный анекдотец о ссоре двух маркизов на узком мосту у набережной богадельни Кармелиток.

- Нет, моя очаровательнейшая, - блеснув улыбкой, покачал головой де Вард и тут же встретил обжигающий до самого нутра взгляд младшей сестры графини, которой была не по нраву его нарочитая фамильярность.

- Так вы решили взять Фонтенбло штурмом? - восхитилась Олимпия, не замечая недовольства сестры, которая со злобным шипением откинулась на мягкую спинку сиденья:

- Лучше бы он и остался там, где прятался.

- Ну что ты говоришь? - обернулась к ней Олимпия. - Наш бравый капитан не виноват во всех тех прегрешениях, которые ему приписывают кумушки в салоне вдовствующей принцессы де Кариньян. Уж тебе-то не следует верить их сплетням.

- Как же! - в голос рассмеялась Гортензия, нисколько не заботясь о том, что де Вард мог расслышать слово в слово всё, что она говорила. - Что-то ты не спешишь защищать того же дю Плесси-Бельера. А уж о нём сколько небылиц насочиняли!

- Замолчи! - взорвалась Олимпия, слишком быстро и резко, чтобы можно было обмануться о её отношении к маршалу двора - вот уж кого она не жалует и в чью невиновность не поверит никогда, даже если бы сам папа Римский решил стать адвокатом его добродетелей.

- Синьоры, лошадей перезапрягут не раньше, чем через час! - послышался голос Симонетты, а через мгновение она показалась за широкой спиной капитана Дворянской сотни. - Доброго вечера, синьор марчезе! А вас уж и не чаяли увидеть при дворе!

- Да, собственно, я покуда ещё не там, - де Вард шутливо взмахнул шляпой в ответ на реверанс кокетливой субретки и отвесил галантный поклон графине, недовольство которой было красноречиво написано у неё на лице. - К сожалению, не в моей власти заставить поторопиться этих ленивых болванов. Зато я могу предложить вам отдых в комнате, которую мне удалось снять в этом убогом заведении.

- Не нужно нам никаких комнат! - выкрикнула из глубины кареты младшая из сестёр Манчини, но графиня тут же погрозила ей указательным пальцем, и вновь повернулась к окошку, чтобы ответить капитану с самой обворожительной улыбкой из своего арсенала:

- Вы не представляете, как вы обяжете нас, дорогой капитан! Пусть распрягают лошадей и меняют на свежих. А мы с радостью воспользуемся вашим предложением и подождём наверху!

- Что? - возмутилась Гортензия, едва обратив внимание на то, как Симонетта влезла в карету и уселась рядом с нею, заставив её подвинуться. Герцогиню де Мазарен злила перспектива остаться в долгу перед напыщенным фанфароном, которому, помимо всем известных грехов лично она прежде всего вменяла солидный по её меркам возраст - сорок один год - это же настоящий старикан!

- Можешь и дальше сидеть здесь, голубушка, - с лёгкой издёвкой ответила ей Олимпия, - а мы с Симонеттой поднимемся в комнату маркиза. Полагаю, что часа будет достаточно для того, чтобы причесать и переодеть меня к балу? Уж если опаздывать, так с блеском!

- Что? Как? Нет! Ты не успеешь! - сообразив, что из-за собственного упрямства она теряет возможность с триумфом появиться на балу в честь свадьбы Месье и Мадам, Гортензия едва не задохнулась от волнения.

- Ну, уж не знаю, что умеет твоя Марцела, но моя Симонетта и за полчаса способна сотворить с моими волосами настоящее чудо, - легонько пожав коленку служанки, улыбнулась Олимпия и тут же повернулась к ожидающему решения сестёр де Варду. - Мой дорогой маркиз, я буду признательна вам, если вы соблаговолите отдать приказ поднять в комнату один из сундуков из нашего багажа. Моя камеристка укажет им, который из всех.

- И мой! И мой тоже! - выкрикнула Гортензия, согласившись на время проглотить гордость и предубеждения против капитана.

Шумное общество молодых женщин, говорящих на смеси французского с итальянским, привлекало внимание трактирных слуг и других путешественников, также опаздывающих на бал в Фонтенбло. Яркая внешность вкупе с прирождённой гордостью потомков истинных римских патрициев делали сестёр Манчини узнаваемыми повсюду. Равно как и слухи об унаследованных ими несметных богатствах покойного кардинала Мазарини, которые, по слухам, уступали лишь состоянию Великой Мадемуазель, Анны Марии Луизы де Монпансье, кузины короля, которая в свои тридцать четыре года являлась самой богатой и знатной невестой в Европе.

  - Эй, любезный, а ну-ка, подойди сюда! - молодой человек, одетый с иголочки и с лицом, гладким и не тронутым ещё растительностью, подозвал мальчишку, заглядывающего в окно кухни.

  - Чего надо?

  - Невежда! - прикрикнул на босоногого сорванца парижанин, но, решив дать ему второй шанс, демонстративно подбросил на ладони серебряную монетку и поманил мальчишку.

  - Чего изволите? - блеск благородного металла на ладони молодого господина напомнил тракторному слуге о хороших манерах, и тот приблизился, не позабыв отвесить неуклюжий поклон.

  - Сходи наверх и посмотри, куда отнесут сундуки из той кареты. И спроси у той рыженькой девушки, которая слугам приказы раздаёт, не пожелает ли её госпожа встретиться со старинным другом. Пусть передаст своей госпоже слово в слово: маска Коломбины была лучшим украшением на празднике на улице Турнель. Ну, беги! Вернёшься с доброй вестью, награжу!

  - А ежели взашей прогонят? - недоверчиво поинтересовался мальчишка, видимо имевший горький опыт, когда обещанные су сами собой превращались в тумаки.

  - Всё равно возвращайся! Я заплачу!

  - Да ну... - протянул сорванец и, запустив ладони за пояс, удерживающий непомерно широкие штаны, неторопливо побрёл прочь.

  - Дам пять су сейчас, и десять, когда вернёшься! - пообещал парижанин и швырнул монетку в пять су, которую мальчуган поймал налету.

  - Бегу! - крикнул он и побежал следом за рыжеволосой субреткой, которая только что скрылась в дверях трактира.

  Выдохнув, молодой человек с облегчением обратил взгляд к небесам, словно там, в вышине кто-то и впрямь наблюдает за тем, что творится в мире и на широком трактирном подворье на полпути к Фонтенбло. Подняв щегольскую шляпу над густыми русыми волосами, собранными в нехитрый хвостик, обвязанный шёлковой чёрной лентой, он помахал ею перед собой, чтобы остудить зардевшиеся от жарких лучей весеннего солнца щёки. Внезапно шляпа дрогнула в холёной руке с тонким запястьем и была поспешно водружена на голову.

Вид шагающего к нему на встречу капитана Дворянской сотни был пугающе решительным.

  - Чёрт бы вас побрал, маркиз... - грубое ругательство не вязалось с миловидным обликом и нежным тенорком юноши.

  - А я вот тоже смотрю и думаю, что за чёрт! Нинон! - смеясь заговорил с ним де Вард и остановился в двух шагах, чтобы отвесить поклон. - Какими судьбами? Вы уже не в монастыре?

  - Де Вард! Вы не в Эг-Море? Как вы здесь оказались? - с такой же усмешкой спросила переодетая в мужское платье Нинон де Ланкло, самая одиозная и дерзкая законодательница моды среди парижских красавиц.

  - Право слово, я сражён! В этом костюме вам нет равных, Нинон! Но неужели вы рискнёте приехать в Фонтенбло в таком виде? Осмелюсь предположить, что это лишь подтвердит правоту Её величества в суждениях о вас в глазах многих, и в том числе, короля.

  - Маркиз, я и не рассчитываю на вашу скромность в вопросе оценок, - смеясь ответила Нинон. - Но ведь вы останетесь верным себе, как человек слова и чести, не так ли?

  - И я могу даже проявить скромность, когда того требует честь женщины, - с поклоном ответил де Вард. - Чем я могу быть полезен прекрасной Шахерезаде?

  - О нет, титул восточной сказительницы оставьте для мадам Дианы, мой дорогой маркиз. Я довольствуюсь своим собственным именем! Или можете называть меня Нико, пока я путешествую в таком обличье, - мелодичный смех Нинон разжёг искры так и не угасшей страсти в душе капитана, и он с пылким взором перехватил её руку и поднёс к своим губам.

  -  Я и не мечтал о такой удаче, но, кажется, я могу оказаться полезным двум самым ярким бриллиантам французской короны.

  - Вы льстите мне, маркиз, - упрекнула его Нинон, забирая руку из его ладони, чтобы не привлекать любопытство зевак. - Но в отношении графини де Суассон вы как нельзя более правы. Я буду очень признательна вам, если никто пока что не узнает меня в этом маскарадном костюме. 

  - Включая и саму мадам де Суассон? - уточнил де Вард, давая понять, что сумел расслышать поручение, которое Нинон отдала трактирному мальчишке.

  - О нет, зачем же? - лицо Нинон просияло в лукавой улыбке. - Я как раз намереваюсь просить Фортуну в лице графини взять меня под своё покровительство.

  - Вы делаете ставку на положение графини? - приподнял брови де Вард. - Ну что же, в этом мы с вами согласны. Что-то мне подсказывает, что несмотря на своё опоздание, блистательная Мазаринетка вернёт расположение и благосклонность короля.

  - Мне не кажется, что она теряла его, - с серьёзным лицом возразила мадемуазель де Ланкло.

  - Вы давно не были в Париже, дорогая Нинон.

  - Но вы забываете, что у меня остались глаза и уши как в самом Париже, так и при дворе, милый капитан. Однако же, вот и мой вестник!

  Нинон помахала рукой своему гонцу, и тот подбежал к ней с протянутой рукой, требуя получить обещанную награду.

  - Ну что? Что тебе сказали?

  - Пожалуйте монету вперёд, сударь! - потребовал сорванец и получил чувствительный подзатыльник от маркиза. - Ай! А вот это вы, сударь, зря! У нас уговор был.

  - Был, конечно же! - успокоила его Нинон и подбросила на ладони серебряную монетку. - Ну, что тебе сказали?

  - Они ждут вас. Та дама и её компаньонка, не то сестра, не то подруга. Они в комнате, которая четвёртая с правой стороны, от лестницы, - ответил мальчишка, сгрёб монетку с ладони Нинон, стоило той всего на миг отвести взгляд в сторону смеющегося де Варда, и тут же умчался прочь, не желая испытывать удачу.

  - О, я предвкушаю новые розыгрыши! - смеясь воскликнул маркиз. - Вы и Олимпия - это самый взрывной дуэт, какой только можно себе представить! Первые красавицы Парижа, и каждая по-своему обворожительна и предприимчива.

  - Берегитесь, капитан, ваши шутки могут вернуться на вашу же голову, - улыбнулась Нинон и направилась к трактиру, чтобы подняться на второй этаж и заглянуть к Олимпии де Суассон, с которой её связывала дружба не столь же тесная, как с Анной Марией де Монпансье, но достаточно крепкая для того, чтобы рассчитывать на содействие графини в вопросе о милости короля к ней. Не зря же Нинон согласилась воспользоваться свадебным переполохом в Фонтенбло для возвращения из ссылки, в которую её отправила Анна Австрийская ещё в то время, когда она могла управлять двором и государственными делами руками Мазарини и подчинённых ему министров.

Де Вард спрятал улыбку и бросил молниеносный взгляд в сторону хохочущих слуг. 

Те, видимо, нашли забавным для себя то, как заехавшие на постоялый двор провинциалы искали замену своим двум клячам, с тощих боков которых сыпались хлопья пены. Решительно, не только двор и парижское общество устремились в Фонтенбло! Туда съезжалось всё французское дворянство от живущих в опале герцогов и принцев крови до владельцев полуразрушенных замков, чьи дворянские грамоты почти истлели вместе с регалиями давно почивших предков.

- Посторонись! - рыкнул капитан на зазевавшегося провинциала, который во все глаза пялился на стройного юношу с лицом утомлённого херувима.

Нинон всё же привлекала к себе внимание даже исподволь, а что же будет, когда эта сумасбродная женщина объявится в королевском замке? Неужели она настолько не боится скандала, что решит показаться в мужском костюме прямо на глазах у всего двора? Впрочем, де Вард не слишком опасался возможной шумихи и скандала хотя бы потому, что несмотря на одиозную репутацию, мадемуазель де Ланкло обладала тонким чутьём на настроения сильных мира сего. Если она решилась покинуть монастырь, значит, у неё появился заступник, готовый встать на её защиту перед гневом Анны Австрийской.

- Интересно бы узнать, кто на этот раз пожалован вашим вниманием, очаровательная Нинон? - пробормотал про себя де Вард, провожая взглядом привлекательную фигуру переодетой куртизанки.

Ждать смены лошадей для кареты Великой графини де Суассон пришлось чуть менее часа, однако же сама Олимпия спустилась в двор только спустя полчаса после того, как измученный ожиданиями же Вард послал наверх служанку с напоминанием о том, что до открытия бала оставалось времени ровно столько, сколько требуется на дорогу до Фонтенбло.

- Тысяча чертей! Мы приедем под фанфары!

- О, не уж то я слышу признаки вашего нетерпения, дорогой капитан?

С этими словами в дверях трактира показалась смеющаяся Олимпия. Плотный дорожный плащ закрывал её всю от плеч до пят, и де Вард уже задался вопросом, на что были потрачены те полтора часа, которые графиня провела в снятой им комнате? Но тут полы плаща приподнялись под дуновением ветра, и взору маркиза открылось роскошное платье из тёмно-зелёной парчи со вставками из нежно-охрового атласа с вышитыми на них узорами из золотой нити. Всего лишь одного мгновения было достаточно, чтобы опытный глаз убедился, что время не было потрачено зря, и графиня де Суассон готова появиться на королевском балу во всём своём великолепии.

- Звёзды, неужели я выгляжу настолько плохо? - насмешливо приподняв брови, спросила графиня, видя ошеломлённый взгляд капитана.

- Настолько восхитительно, насколько и внезапно, - сглотнув, ответил де Вард и с уже меньшим восхищением взглянул на юную герцогиню де Мазарен, которая вышла вслед за старшей сестрой.

- Да, - усмехнулась Олимпия. - Вы немногословны, как и положено военному. Посмотрим, что скажут словоохотливые кавалеры в Большом зале Фонтенбло.

- Могу заверить вас, дорогая графиня, в первые четверть часа вы не услышите в свой адрес ничего связного - все они будут ошеломлены! - де Вард с поклоном предложил ей руку и повёл к ожидающей их карете.

- Вот как? - на этот раз соболиные брови сошлись над тонкой переносицей отнюдь не в наигранном удивлении.

Олимпия недовольно качнула головой и переглянулась с шагавшим по левую руку от неё пажом - к удивлению де Варда Нинон де Ланкло не только не рассталась со своим маскарадом, но добавила несколько штрихов в незримом для неискушенного взора макияже, привела в художественный беспорядок густые локоны, разметавшиеся по плечам. Теперь она была ещё больше похожа на неоперившегося юнца, едва успевшего покинуть стены пажеского корпуса.

- Я же говорила, - мелодичный голос Нинон, прервал её негромкий смех, - вы так обворожительны в этом нарочито скромном платье, что даже у капитана, никогда не страдающего немотой, не нашлось и пары связных фраз. При вашем появлении в Фонтенбло все будут настолько поражены, что вряд ли сумеют связать и пару слов. Этот ваш, так называемый дорожный всполох в причёске и изящная небрежность в выборе драгоценностей, восхитительны. Вряд ли кому-нибудь ещё удастся повторить ваш успех.

- Вашими бы устами, дорогая Нинон, - проговорила Олимпия, довольная комплиментами подруги и непроизнесённым вслух, но столь очевидным восторгом капитана.

И всё же маленький червячок сомнений не переставал грызть её изнутри, напоминая о том, что вопреки высказанным вслух намерениям, Людовик так и не послал за ней. Никого! Даже противного дю Плесси-Бельера, который наверняка успел уже воспользоваться её отсутствием, чтобы влить очередную порцию яда в уши короля.

- Едем уже! - позвала Гортензия и первой забралась в карету, не дожидаясь, когда Олимпия потребует от неё уступить место присоединившейся к ним мадемуазель де Ланкло.

Дудки! Герцогиня де Мазарен приедет в Фонтенбло пусть и одна, не в сопровождении супруга, но всё же в карете, на дверцах которой красовались не менее значимые гербы савойских принцев. А уж, что скажет на это новоиспечённый герцог де Мазарен, оставивший её днём раннее ради того, чтобы прибыть в Фонтенбло в королевском кортеже, ей совершенно неинтересно. Ну разве что чуточку - чтобы потом повеселиться, пересказывая всё это своим подругам.

- Капитан, - в глазах графини де Суассон загорелись искорки веселья, она игриво улыбнулась де Варду и взглядом указала на статного жеребца, громко всхрапывающего и роющего копытом рыхлую после недавних дождей землю.

- Да, моя дорогая, я буду вынужден отказаться от вашего щедрого предложения, - поняв её взгляд, де Вард ответил на него с лёгкой грустью, которую ему не потребовалось разыгрывать – ведь он рассчитывал на приглашение проехать оставшийся путь до Фонтенбло в роскошной карете графини. - Мой скакун получил достаточно корма и времени для роздыха.

- Но маркиз, вы можете воспользоваться моей каретой, если пожелаете! - тонкие пальцы Нинон указали в сторону экипажа, всё то время скромно ютившегося в дальнем конце трактирного двора.

Сощурив глаза, Олимпия попыталась разглядеть герб на замызганной грязью дверце, но тщетно. Проследив за её взглядом, Нинон легонько тронула графиню за локоть и прошептала, впрочем, не настолько тихо, чтобы её не могли не расслышать чуткие ушки герцогини де Мазарен:

- Франсуа-Анри прислал за мной экипаж, и вручил матери-настоятельнице какое-то письмо, благодаря которому она, пусть и с сомнениями, но всё же согласилась на мой отъезд.

- Вот как? Так это было письмо, подписанное самим королём? - спросила Олимпия, когда обе они сели в карету.

- По-видимому, да, раз меня отпустили, - ответила Нинон, усаживаясь на сиденье напротив Гортензии. - Я не знаю никого другого во Франции, у кого был бы столь высокий авторитет, чтобы отменить приказ королевы-матери.

- Как странно… - совсем тихо произнесла Олимпия, - что ему могло понадобиться от вас? Или Людовику?

- Его величеству скорее всего ничего, - ободряюще улыбнулась ей Нинон, - а вот маршалу сердец… как знать? 

Озадаченная скрытой во всём этом интригой, Олимпия рассеянно кивнула де Варду. Тот вскочил в седло и отдал приказ об отъезде. И вот кортеж из двух карет и нескольких верховых вооружённого эскорта с шумом, который привлёк внимание всех обитателей и постояльцев трактира, выехал на дорогу в сторону Фонтенбло.