Читать онлайн
"Лесничий"

Лес упрямо отказывался кончаться.

Ноги двигались сами, словно преисполнившись презрения к глупой хозяйке и отказавшись далее ей подчиняться. Ну и ладно, отстранённо подумала Аня. Хозяйка не прочь отдохнуть.

Она хихикнула вслух, с любопытством отметила истерические нотки в голосе и продолжила размышлять в том же направлении. Взбунтовавшиеся ноги сами выведут её из чащи, прямо на полянку, где она оставила машину. Руки отвесят подзатыльник — пособирала грибы в лесу, курица городская — приготовят ужин и займутся делом. А там, глядишь, и мозг образумится — начнёт мыслить логически и не то что в лес, но и на очередное идиотское свидание бестолковую хозяйку не пустит…

Ноги всё же не вынесли ответственности, и Аня грохнулась на землю, уже почти не чувствуя, как сухие ветки обдирают коленки сквозь джинсы. Сердито всхлипнула. Слёзы, вопреки всем стараниям, потекли по щекам. Но не от жалости к себе — скорее, от злости.

Темнело. Неумолимо, по-лесному стремительно. Осины перешёптывались над головой, сплетничая о незваной гостье, и в шёпоте их звучало всё больше угрозы.

Кое-как приведя себя в вертикальное положение, Аня привычно проверила в кармане телефон; едва удержалась от того, чтобы вытащить его, бесполезную ерунду, и зашвырнуть в кусты — так же, как недавно поступила с полным ведром лесных грибов. Зябко повела плечами. Днём было жарко, и куртка осталась в машине. Джинсы, старые берцы и тонкая рубашка с длинным рукавом вряд ли защитят от ночного холода.

А значит, надо идти.

Но сделать первый шаг она не успела. Застыла, уставившись в просвет между деревьями.

Там, на пригорке, сидел заяц. Или кролик. Аня, выросшая среди серых городских стен, понятия не имела, в чём разница. Но в одном она была уверена: ранней осенью лесной зверёк не должен быть белым.

Чёрные глаза смотрели так внимательно и осмысленно, что ей ничего не оставалось, как махнуть дрожащей ладонью и произнести:

— Привет…

Зверёк повёл ушами, неторопливо развернулся и запрыгал прочь, вглубь леса. Потом снова замер, повернул голову вполоборота и уставился на Аню блестящим угольком глаза.

— Что? Идти за тобой?

Интересно, это нормально — разговаривать с лесным зверьём? А может, белячок — лишь плод воображения, сбой в работе вымотанного и перепуганного сознания? Если так, то уже не страшно и поговорить. Хуже не будет.

Заяц нетерпеливо тряхнул длинными ушами, сделал несколько прыжков к вставшей столбом девушке, затем развернулся, махнув коротким хвостом, и поскакал обратно в чащу.

— Ну… Ладно, — пожала плечами Аня и зашагала следом. — Будем считать, что ты добрый лесной дух. Недаром же белый. Ты уж выведи меня отсюда, а?

Через некоторое время, впрочем, она начала подозревать, что добрый дух был каким-то неправильным. Лес становился всё гуще, непролазнее: то и дело приходилось перебираться через груды валежника, пару раз на пути попадались едва различимые в сумерках русла ручейков, да и темнело очень быстро.

— Ну нет, — Аня остановилась перед очередной преградой из стволов и веток, опираясь о ближайшее дерево и пытаясь отдышаться. — Там же вообще не пройти. Я назад.

Заяц, обернувшись, сердито сверкнул глазами-бусинками и забавно заколотил по земле лапкой. Аня, не удержавшись, рассмеялась.

Да и какая уже разница…

Осторожно пригибаясь и перешагивая, а кое-где и карабкаясь, она продолжила своё безумное путешествие вслед за белым проводником. Джинсы, разорванные в нескольких местах, должно быть, приобрели весьма модный вид, а царапин по всему телу уже набралось столько, что понадобился бы целый душ из перекиси, чтобы соблюсти санитарию.

И только в очередной раз впечатавшись щекой в низко склонённую ветку, она осознала, что идти дальше стало совершенно невозможно — просто не видно. Наощупь опустившись на землю, она прислонилась спиной к стволу того самого дерева, что отвесило ей пощёчину, вытащила из рюкзака почти пустую бутылку, сделала экономный глоток. Закрыла глаза, пытаясь не думать о пробирающем до костей холоде. Представить, что на самом деле тепло…

Что-то закопошилось в волосах. Аня брезгливо стряхнула насекомое, не открывая глаз. Хорошо, хоть комаров нет. Наверное, спрей ещё действует. Хороший спрей…

Сквозь подступающую дремоту донёсся шорох листвы под мягкими лапками.

— Прости, зайка. Утро вечера мудренее, — сонно пробормотала она.

Самовнушение помогало: стало теплее. Словно бы согревающая волна полилась сверху, окатила макушку, плечи… Тёплое и светлое солнышко.

Светлое?

Аня разлепила веки. Не показалось — освещённые мягким тёплым сиянием, вокруг теперь чётко вырисовывались стволы и ветви деревьев, каждая травинка на земле. Под ближайшей кочкой белело, пробиваясь сквозь плотный ковёр полуспревшей листвы, целое семейство груздей. А ещё чуть дальше — недовольная заячья мордочка.

— Что…

Заяц фыркнул, закатил глаза (честное слово, закатил!) и, выразительно вертанув ушами, указал куда-то вверх.

Аня задрала голову.

— Она, она! — радостно взвизгнул светящийся комочек над головой. — Пришла, пришла!

Аня судорожно вдохнула и на четвереньках шарахнулась в сторону, не сводя взгляда с сияющей круглой штуки в воздухе, от которой ощутимо веяло теплом. Поверхность шарика искрилась и переливалась, и вдобавок на ней неуловимо угадывались черты лица.

— Не бойся, не бойся! — задорно воскликнуло живое солнышко. — Пойдём, пойдём!

И поплыло прочь, вслед за нетерпеливым зайцем, чья белая шкурка уже мелькала среди деревьев.

Аня, как бы ни была ошарашена увиденным, ощутила снова подступающие темноту и холод, ужаснулась, подскочила на ноги и припустила следом. И только потом поняла, как изменился лес.

Не было больше непролазных буреломов и хлещущих по лицу ветвей — напротив, деревья словно бы расступились, открыв широкую и ровную лесную аллею; а говорливые листья осин теперь шумели на ветру не сердито, а торжественно. Среди стволов и сучьев тут и там мелькали огоньки, искорки и всполохи.

Лес жил.

А ровно в тот момент, когда Аня набралась наконец смелости, чтобы спросить, что происходит, и даже уже открыла рот, на пути словно из ниоткуда появилось чрезвычайно мохнатое рыжее существо примерно с неё ростом, воздело лапы кверху и неожиданно глубоким басом провозгласило:

— Она пришла!

Потом, не обращая более внимания на попятившуюся в ужасе девушку, драматично схватилось за голову, закатило глаза и простонало:

— Она пришла, а его нет!

— Кого нет? — неслушающимися губами переспросила Аня, уже не пытаясь уточнить, почему на неё указывают с подобным придыханием; но вопрос потонул в грянувшей суматохе.

Десятки причудливых созданий выметнулись из-за деревьев и принялись скакать, жужжать и хлопать крыльями вокруг неё, выкрикивая нечто взволнованно-радостное на все голоса. Должно же быть страшно, с каким-то отстранённым удивлением подумала Аня. Да, должно. Но не страшно.

И она просто продолжала стоять столбом, переводя взгляд то на большого морщинистого кота нежно-бежевого цвета; то на миниатюрного кентавра, радостно прыгающего на месте с очень хмурым выражением лица; то на пунцовую четырёхкрылую змею с широкой зубастой улыбкой, носящуюся над их головами. И слушая, как пронзительный голос светящегося шарика твердит в ответ на причитания рыжего мохнатого чудища: «Будет, будет! Он придёт, он придёт! Она подождёт, она подождёт!»

— Кто придёт? — упрямо прошептала Аня, покрываясь мурашками.

Страх с запозданием потянул липкие щупальца изнутри, с глубины сознания. Страх, молчавший при виде фантастических чудовищ, почему-то ожил от звука одного-единственного слова, что те произносили с благоговением. «Он».

— Помогите мне! — взмолилась она, обращаясь к галдящим лесным созданиям. — Мне нужно… Назад. Найти мою машину. Такая маленькая, красная, стоит где-то на поляне, недалеко от границы леса…

Чудища притихли, переглянулись.

— Она торопится, — пискнула зависшая в воздухе белая мышка. За её спиной, переливаясь, трепыхались слюдяные крылышки, как у стрекозы.

— Ты торопишься? — обеспокоенно прогудел мохнатый.

— Э-э-э… Да, — выдавила Аня, чувствуя, что ещё немного — и просто упадёт на землю. — У меня дома кошка и…

Она умолкла.

Вся разношёрстная лесная компания, однако, по-прежнему пристально глядела на неё, явно ожидая продолжения. Аня молчала.

— И — кто?.. — не вытерпела крылатая змея, примостившаяся на ближайшем суку.

— И никого, — раздражённо отрезала Аня. — Никого больше. Только кошка.

А ведь и правда, внезапно осознала она. Не вернись она из этой дурацкой поездки — никто её даже не хватится. Только электронный ящик продолжит копить непрочитанные заявки и техзадания, да пушистая подружка будет бродить по квартире, жалобно зазывая хозяйку, пока не помрёт от голода…

— Кошка — это серьёзно, — словно прочитав её мысли, бежевое котообразное создание испуганно прижало лапы к морде. — Надо вернуться.

— Поможете? — с надеждой произнесла Аня.

Хоть и понимала в глубине сознания, что столпившиеся вокруг существа — лишь плод её воображения или, что вероятнее, часть сна. Может, и злополучная поездка в лес — тоже всего лишь сон?

— Конечно поможем! — громогласно объявил мохнатый. — Стрелки, друзья!..

И, не успела Аня больше сказать и слова, как пёстрая толпа подступила, подхватила её и понесла, ничего не понимающую, вглубь ночного леса.

А лес снова изменился. Освещённые сиянием чудища-солнышка, по бокам теперь вместо берёз и осин вздымались огромные сосны; кустов и травы стало куда меньше, а из-под земли тут и там выпирали скалистые пригорки. Голые внизу и тесно переплётшиеся разлапистыми ветвями над головой, деревья создавали иллюзию просторного зала некого таинственного дворца.

Но не успела она проникнуться этим ощущением и вдохнуть полной грудью аромат хвои, как сосны расступились, открыв взору просторную поляну на склоне холма, словно бы некогда нарочно вырубленную — до того её форма напоминала идеальный круг.

— Торопится, торопится! — взвизгнул светящийся шарик.

И, словно по приказу, деревья по краю поляны вспыхнули огоньками светлячков, а в самом центре, не замеченный Аней прежде, зашумел ветвями огромный старый дуб.

Девушка растерянно задрала голову. Дуб был вышиной с пятиэтажный дом, не меньше. Как можно было его сразу не увидеть? Да что там — по идее, его должно было быть видно и снизу, из тех зарослей, где она всё это время плутала… А ещё прямо посреди ствола красовались круглые старинные часы, наполовину вросшие в кору. Стрелки шли.

— Н-но… — обратилась она к ближайшему из чудищ, бежевому морщинистому коту. — Вы обещали помочь…

— Мы помогаем, — промурлыкал тот. — Смотри.

Стайка разноцветных птичек, которые издали даже не казались странными, вспорхнула вверх, к загадочным часам, и зависла в воздухе. С открытым ртом Аня смотрела, как из-под крылышек сказочных созданий протянулись крохотные ручонки, схватились за минутную стрелку и потянули на себя. Внутри старого дуба что-то треснуло. Стрелка замерла. Лесные чудища разразились одобрительными возгласами.

Аня понадеялась, что они не сломали чего-нибудь важного, закрыла рот и только потом робко продолжила:

— Но моя машина…

— Ох, — нахмурился бежевый. — Точно. Эй, вы! — внезапно громко заорал он, задрав морду к рукастым пташкам. — Она сильно торопится!

Те защебетали, словно совещаясь, и ухватились на этот раз за часовую стрелку. Под глухой скрип механизма и натужный птичий писк резная металлическая планка двинулась с места. Десятки маленьких ручек протащили её через пару делений и отпустили.

— Всё, теперь можно не спешить, — мурлыкнуло бежевое чудовище. — Можно присесть, отдохнуть и дождаться его.

— Да кого? — Аня ощутила, что начинает свирепеть. — Послушайте, я ценю вашу заботу, уважаемые… э-э-э… лесные жители, но мне нужно домой! Просто проводите меня к моей машине, умоляю, и я уеду и больше вас не побеспокою…

— Уедет, уедет! — в ужасе воскликнуло солнышко, не дослушав.

— Всё пропало!.. — воздел руки к звёздному небу лохматый, упал на колени и разразился басовитыми рыданиями.

— Как эгоистично, — заметила пунцовая змея. — Даже в прошлый раз такого не было.

— Но как же ты уедешь? — бежевый котище даже пожелтел от досады. — Он столько ждал тебя, а ты…

— Моя кошка, — напомнила Аня, решив надавить на сострадание. — Одна в пустой квартире, без еды, представляете?

— Но мы ведь остановили стрелки, — обиженно возразила молчавшая до этого бирюзовая лягушка, жутко худая, размером с сенбернара и с длиннющими, словно накрашенными тушью ресницами. — Даже перевели на час назад.

Облачко цветастых птичек подняло согласный гвалт, дружно указывая ручками на циферблат.

Аня обвела их всех глазами. Они же, в свою очередь, пристально и с ожиданием глядели на неё.

— А! Это же сон, правда? — вдруг вспомнила она с облегчением. — Вы мне все снитесь?

— Честно говоря, я бы скорее предположил, что это ты снишься нам, — лениво промурлыкал бежевый. — Но ты, конечно, имеешь право думать по-своему; как и имеешь право думать, будто всё, что ты считаешь явью, тебе на самом деле не приснилось.

Аня открыла рот, чтобы начать спорить, но ощутила лёгкое головокружение и сдалась. Опустилась было на траву, чувствуя, как подгибаются от усталости и впечатлений ноги, но через мгновение с удивлением поняла, что её подхватили под локти и куда-то ведут. А ещё через мгновение — обнаружила себя сидящей на скамье за деревянным столом, накрытым в лучших традициях гостеприимства. Пахло свежеспиленным деревом и горячими булочками; над головой весело качались разноцветные фонарики; а лесной народец, ни на секунду не прекращая галдеть, рассаживался по соседству.

— Прошу, — кто-то сунул ей в руку деревянную кружку, изящную и забавную одновременно.

От кружки шёл пар. Аня с подозрением принюхалась — из горячего питья она признавала только кофе — но светлый отвар пах на удивление приятно. Мятой, смородиной, немного корицей… и чем-то ещё, полузнакомым, полузабытым.

— Так что тут у вас за «он», которого мы ждём? — смирившись, поинтересовалась она.

— Хозяин, — просто ответил нарисовавшийся напротив бежевый, пожав усами.

— Ваш хозяин?

— Всех хозяин.

— Он мне поможет?

— Себе помочь способна только ты сама, — вклинилась крылатая змея и с легко читаемой неприязнью воззрилась на гостью: — Нас больше интересует, поможешь ли ты ему.

— О-о-о, — простонал рыжий лохмач, снова хватаясь за голову. — Ему уже ничто не поможет, ничто!

— Она поможет! — возмутилась белая мышка.

— Поможет, поможет! — с энтузиазмом поддержал светящийся шарик.

Пёстрая птичья стайка же просто накинулась на несчастного пессимиста и принялась мутузить почём зря крохотными кулачками густую рыжую шерсть.

— Поможешь ведь, правда? — тихий вкрадчивый голос бежевого непонятным образом перекрыл безумный гвалт. — За себя уже не просим…

Аня воздержалась от комментариев и вместо этого решилась наконец отхлебнуть из кружки — напиток манил теплом. Прислушалась к ощущениям. Определённо, присутствовали её нелюбимые травяные привкусы, но… Теперь они даже не казались нелюбимыми. Напротив, как будто оживляли что-то из далёкого детства, что-то давно забытое. Кроме того, отвар ощутимо бодрил — разлившись по телу, мигом прогнал усталость и напряжение, притупил надоедливую боль в многочисленных ссадинах и порезах…

Оглушительный грохот совсем рядом заставил её вздрогнуть и выронить кружку из рук. Горячая жидкость плеснула из упавшей на землю посудины, обожгла лодыжку. Аня тихо ойкнула и уставилась на источник шума.

Прямо на столе, посреди развороченных чашек и блюд с едой, сидел сегодняшний знакомец, не по сезону белый заяц. Сидел боком к девушке, а лапкой и вытянутыми ушами указывал куда-то ей за спину.

Чудища, притихшие на мгновение, радостно загомонили. Аня взволнованно обернулась.

Хозяин леса шагнул из-за сосен в круг света. Но если она ожидала увидеть очередное нелепое лесное чудище, то жестоко ошиблась. На краю поляны стоял человек — долговязый, нескладный, черноволосый. Всего лишь человек.

Она нерешительно поднялась с места. Но долгожданный хозяин даже не посмотрел в её сторону. Уставшей походкой пересёк поляну, остановился напротив дуба. Задрал голову, чтобы поглядеть на застывшие стрелки часов.

Рыжий лохмач не выдержал и, с грохотом выпрыгнув из-за стола, завопил своим трагическим басом:

— Хозяин! Она пришла!

Тот неторопливо повернул голову. Застывшая в замешательстве Аня рассмотрела наконец его лицо: бледное, чертовски уставшее; тёмные глаза под густыми бровями, нос с горбинкой, тонкие губы. Волосы взлохмачены и будто бы давно не стрижены; щёки и подбородок при этом чисто выбриты, что неожиданно для жителя такой глуши.

Он тем временем без особого интереса окинул гостью взглядом и лишь меланхолично спросил:

— Опять?

После чего махнул рукой в её сторону. Аня вздрогнула, но ничего не произошло. Обернувшись, она поняла — в том числе по обиженным возгласам зверья — что стол вместе со всей утварью и скамьями бесследно исчез. Лишь кружка, из которой она пила, всё ещё валялась в траве, будто незамеченная.

Развернувшись обратно, она обнаружила, что так называемый хозяин уже поднимается по скрипучим деревянным ступенькам в невесть откуда взявшийся дом — настоящий, чёрт его побери, дом на дереве, добротное бревенчатое сооружение на ветвях того самого дуба с вросшими часами!

Часы, кстати снова шли. Секундная стрелка неторопливо отмеряла шажки назад — против часовой стрелки.

Хихикнув про себя над каламбуром, Аня растерянно перевела взгляд на притихший, словно дети во время родительской ссоры, лесной народец.

— Чего это он? — пискнула белая мышка, трепеща полупрозрачными крылышками почти у самого Аниного уха.

— Наверное, с прошлого раза злится, — вполголоса мурлыкнул бежевый.

— С прошлого?.. — Аня ощутила, как беспомощное раздражение снова проступает в голосе. — А что тогда…

— Иди давай, — не слишком-то вежливо шлёпнула её хвостом по спине пунцовая змея. — Может, хоть сегодня получится всё исправить.

Девушка резко развернулась и с подозрением воззрилась на разношёрстную компанию.

— А вы меня ни с кем не путаете?

— Нет, — хором ответили те.

— Тебя спутаешь, — прибавила бирюзовая лягушка почему-то обиженно.

Шагая по густой траве к дубу, Аня думала, что ещё долго не сможет ничему удивляться. Кажется, весь свой запас этой эмоции она сегодня израсходовала.

Она специально давила подошвами на ступеньки, чтобы те скрипели погромче — пусть хозяин знает, что она поднимается. У двери застыла было в нерешительности, но внезапно разозлилась на себя, сухо постучала и отворила.

Из помещения в прохладный ночной воздух дохнуло теплом, светом и уютом.

— Заходи, — не поворачиваясь, буркнул хозяин, как будто уже перешагнувшей через порог Ане требовалось приглашение.

Он был занят тем, что доставал из заплечного мешка и раскладывал по многочисленным шкафчикам пучки трав, сосновые шишки, ещё какие-то не определяемые на глаз субстанции. Аня, вздохнув, опустилась в ближайшее — и единственное — кресло и принялась ждать, пока хозяин соизволит обратить на неё внимание.

Заодно удалось его хорошенько рассмотреть. Крепкий, даром что худой и длинный; невнятного возраста — не старик, но и не юноша; одежда — настолько простого кроя, что даже не поймёшь, современная или старинная. Аня смущённо покосилась на собственные шмотки: мало того что самые старые, что нашлись в шкафу, так теперь ещё и изорванные да заляпанные.

Подняв глаза, она обнаружила, что хозяин уже повернулся к ней лицом и теперь тоже внимательно её разглядывает. Спокойно, без выражения — лишь в глубине тёмно-карих глаз мелькнули отголоски необъяснимой тоски.

Аня тряхнула головой.

— Э-э-э… Ой. То есть… извините за вторжение, но я тут немного… А вы, значит, лесник?

Его ресницы чуть дрогнули, и Ане показалось, будто он едва сдержал смех. Показалось, наверное — лицо собеседника оставалось таким же холодным, а глаза — такими же печальными.

— Тогда уже лесничий, — тихо ответил он. — Я здесь главный.

— А-а-а… — Аня растерянно моргнула и проглотила комментарий. — Значит… вы не могли бы мне…

Хозяин, однако, больше её не слушал, словно потерял всякий интерес. Развернулся и отправился вглубь комнаты, к узкой дверце, на ходу стягивая тёмную рубаху.

Аня с открытым ртом проследила, как он исчезает за дверью. Успела заметить, как блеснула на свету загорелая обнажённая кожа, обтягивающая тугие мускулистые плечи. Наверное, ежедневный физический труд. Может быть, даже этот забавный дом он сам построил?..

Она снова потрясла головой, прогоняя непрошенные видения. За дверью послышался шум воды. У него что, здесь душ? Хотя… После говорящего зверья кислотных расцветок и возникающих из ниоткуда домов и столов — подумаешь, душ.

Воображение снова разыгралось. Аня покраснела и, чтобы хоть чем-то занять мысли, принялась озираться по сторонам.

Во-первых, в просторном помещении — куда более просторном, чем казалось снаружи — горел камин. Добротный, сложенный из круглых камней, с кованой решёткой. Горел жарко, весело и, наверное, давно.

Во-вторых, на старомодной, но явно газовой плите в казанке что-то булькало. Судя по запаху, что-то мясное и весьма аппетитное. Аня почувствовала, как желудок робко намекнул, что он бы не прочь провести дегустацию лесничьей стряпни.

А ещё на полу лежал пушистый серо-бежевый ковёр, а бревенчатые стены были увешаны небольшими картинами в резных рамках. Она встала и медленно побрела по кругу, разглядывая рисунки. В основном пейзажи — не только лесные; и морское побережье, и бескрайняя степь, и вздымающиеся в небо горные вершины… Но остановилась она напротив одной — самой странной. На ней не было ничего, кроме размытой женской фигуры со спины: распущенные каштановые волосы до пояса, устало опущенные плечи, простое белое платье… и темнота вокруг.

— Держи.

Аня вздрогнула, обернулась и поймала летящее в неё сложенное полотенце — зелёное, махровое. Уставилась на лесничего. Тот стоял напротив в одном обёрнутом вокруг бёдер полотенце, таком же, как и у нее в руках.

— Разговор будет долгим, — передёрнул он плечами в ответ на её недоумённый взгляд. — Советую освежиться.

Задвижки в душевой, конечно же, не было — да и зачем она лесному отшельнику? Стоя под горячими струями, Аня размышляла: если он ворвётся и она начнёт кричать во всё горло, услышат ли волшебные создания на полянке? Придут ли на помощь?

Ерунда, конечно.

Горячая вода вместе с грязью, казалось, смыла и часть усталости. Царапин на коже, кстати, обнаружилось не так уж и много — да и те, что были, казались уже наполовину зажившими. Странно.

Выбравшись из стеклянно-деревянной душевой кабины, она тут же утонула ступнями в пушистом коврике — кажется, таком же, как и в гостиной, только поменьше. Без особого энтузиазма воззрилась на собственную одежду, грязную и порванную. И тут раздался деликатный стук в дверь.

Она поспешно закуталась в полотенце и отворила. Лесничий молча стоял на пороге, глядя в сторону и протягивая тканевый свёрток. Сам уже надел штаны, но пренебрёг остальными предметами гардероба. Снова мазнув взглядом по его крепким плечам, Аня схватила свёрток и поспешно захлопнула дверь. Сердце почему-то колотилось как сумасшедшее.

Развернула, с недоумением уставилась на белое платьице. Она-то ждала какую-нибудь безразмерную футболку. Пожала плечами, натянула на себя. Размер в размер. Непривычная, почти новая ткань; старомодный целомудренный крой. Может быть, у буки-лесничего раньше была девушка? Или даже жена? Если так, то где она теперь?

Мурашки стаей побежали по коже: вспомнился странный рисунок стоящей спиной девушки с распущенными волосами… Девушки в белом платье. Девушки, уходящей во тьму.

Он ждал, прислонившись плечом к толстой деревянной колонне посреди комнаты и вперившись глазами в огонь. По-прежнему босиком и без рубашки.

— И о чём же будет разговор? — по-деловому бодро поинтересовалась Аня, усаживаясь в то же самое кресло и пытаясь не обращать внимания на его обнажённый торс. — Честно говоря, я бы предпочла закончить его побыстрее… И была бы благодарна, если бы вы помогли мне отыскать мою машину. Денежное вознаграждение — не вопрос. Наверное, как раз об этом вы и хотите…

Она умолкла под его насмешливым взглядом. Слова «денежное вознаграждение» будто бы повисли в воздухе, отдаваясь шепчущим эхом от бревенчатых стен, красуясь своей неуместностью и нелепостью здесь, в сказочном домике на дереве, за стенами которого раскинулся полный невероятных волшебных существ лес…

— Вы — колдун? — по-детски наивный вопрос вырвался как бы сам собой, и кровь тут же стыдливо прилила к щекам.

— И не я один в этой комнате, — пожал плечами лесничий, не сводя с неё взгляда.

— Что?.. Да вы… вы просто не в своём уме, — убеждённо заключила она наконец.

Он расхохотался.

— Я-то не в своём, я? И это ты мне говоришь?

Аня сердито сжала кулаки, царапнув ногтями грубую обивку кресла.

— Извини, пожалуйста, — виновато махнул он рукой, всё ещё посмеиваясь. — Просто ты каждый раз что-нибудь такое выдаёшь, но это… Видишь, у меня не выходит даже злиться на тебя за прошлый раз.

— «Каждый раз»? — холодно повторила Аня, раздумывая, не больше ли смысла в том, чтобы просто встать и уйти. — «Прошлый раз»? Во-первых, вы меня определённо с кем-то путаете. Я вас никогда раньше не встречала, и здесь не бывала. Во-вторых…

— Анна! — резковато перебил он, теряя улыбку и снова темнея глазами.

Она растерянно умолкла, пытаясь припомнить, когда успела представиться. Он, однако, тоже молчал, словно желая и не решаясь что-то сказать. Молчал долго, так долго, что она начала чувствовать себя крайне неуютно под обжигающим взглядом его чёрных глаз, но не могла ни отвести своих, ни даже просто пошевелиться, словно загипнотизированная.

Лишь когда пауза стала невыносимой, он прикрыл глаза, тяжело вздохнул и тихо спросил:

— Будешь… кушать?

Ожидавшая любого другого, пусть даже самого эксцентричного, вопроса, Аня неуверенно кивнула. Стремительно развернувшись, хозяин в два широких шага оказался у плиты, ловким движением снял крышку с котелка, а с полки — половник и пару мисок, и лихо влил в каждую по порции чего-то густого, до одури аппетитно пахнущего.

Аня следила за этими манипуляциями с открытым ртом. Была в его движениях некая звериная грация, скрытая, едва уловимая мощь, не дающая отвести глаз. Какой же он странный…

В следующий момент прямо перед ней оказался низкий столик, о дощатую поверхность которого тут же стукнуло донышко миски, а следом глухо звякнула о глиняный край ложка.

— Каждый раз всё дольше, — заметил лесничий, усаживаясь напротив с миской в руках и отправил в рот первую ложку. Прожевал под Аниным вопросительным взглядом, критически всмотрелся в содержимое миски, и лишь затем пояснил: — Всё больше времени уходит на то, чтобы ты пришла в себя.

— Я в себе. А вы?

— А я ещё не в тебе.

Аня едва не поперхнулась чертовски вкусным тушёным мясом с овощами и с негодованием воззрилась на собеседника:

— Что?..

— Не знаю, говорю, в себе я или нет, — как ни в чём не бывало вздохнул тот. — Пожалуй, ещё несколько твоих визитов — и точно не буду. Стану вон как они, — он кивнул в сторону окна, за которым как раз с чересчур беспечным видом пролетала пунцовая змея, отчаянно кося глазом в стекло.

Некоторое время Аня жевала молча, подозрительно поглядывая на лесничего. Наверное, и в самом деле послышалось.

— А кто они? — не выдержала она наконец, глядя в окно — на этот раз мимо пронеслась стайка разноцветных птичек.

— Друзья. Соратники. Ученики, — в глазах хозяина теперь плескалась болезненная горечь, и Аня даже пожалела, что задала этот вопрос. — Все, кого ковену удалось поймать. А поймать удалось почти всех.

— Ковену?

— Добавки будешь?

Она удивлённо опустила глаза на свою миску. Сама не заметила, как всё смела.

— Нет, спасибо… Очень вкусно. Очень.

— Травянца?

— Чего? — не поняла Аня, но затем вспомнила ароматный напиток в смешной деревянной кружке, что ей вручил на поляне кто-то из лесного народца. — А, того отвара… А кофе нет?

— Фу.

— «Фу»? Кофе — «фу»?

Несколько секунд они глядели друг на друга: она — возмущённо, он — снисходительно, сложив мускулистые руки на крепкой обнажённой груди.

— Хорошо, травянца, пожалуйста, — сдалась наконец Аня.

Он торжествующе усмехнулся и шевельнул пальцами над столом. Тут же под его ладонью возникла дымящаяся кружка, точно такая же, из какой пила Аня — или та же самая?

— Как… — задохнулась от изумления девушка. — Как ты это сделал?

Нет, она уже сегодня видела и говорящих неведомых существ, и исчезнувший стол с угощениями, и появившийся из ниоткуда дом на дереве — но здесь, в уютной обыденности человеческого жилища всё ощущалось совсем иначе.

Она протянула руку к кружке, но лесничий с хитрющей улыбкой снова махнул ладонью — и та исчезла.

— Сама, — велел он.

— Что «сама»? — с лёгкой обидой отозвалась Аня. — «Сама наколдуй»? Я не умею.

Он фыркнул.

— Я бы уже давно что-нибудь случайно сколдовала, если бы могла, — неуверенно добавила она, оценив скепсис.

— Здесь особое место. Чары спадают, — загадочно произнёс он, но потом, вполголоса и отведя взгляд, добавил: — Должны спадать…

По коже побежали мурашки. Пальцы сами собой потянулись вперёд, замерли над столом. Она чётко представляла себе гладкое, полированное дерево, затейливую форму, обжигающую ароматную жидкость, плещущуюся внутри… Но дальше легкого покалывания в кончиках пальцев дело не шло.

— Анна! — внезапно рявкнул лесничий, с грохотом опуская кулак на стол. — Вспоминай!

Она вздрогнула от неожиданности, но не испугалась и не рассердилась. Напротив, что-то в его голосе, в его тоне, в его сверкающих гневом чёрных глазах тронуло тайные струны в глубине души, заставило сердце биться быстро, но чётко, разгоняя тьму…

Кружка охотно, с тихим стуком материализовалась на столе, ручка с готовностью легла в ладонь. Ещё один взмах — и точно такая же появилась перед лесничим. Он секунду пялился на неё, затем выдохнул и откинулся на спинку своего кресла. На лице его расплывалась широкая улыбка и чётко читалось облегчение.

Как во сне, Аня поднесла свою кружку к губам и жадно отхлебнула, словно и не ощущая, как горячий отвар обжигает рот и горло. Прикрыла глаза, рассмеялась. В голову ударило, как от хорошего вина.

Все ощущения внезапно стали ярче и яснее: жар потрескивающих в камине поленьев; аромат мясного рагу, смешанный с травами из отвара; звуки ночного леса, доносящиеся через приоткрытую створку окна; многозначительный блеск чёрных глаз хозяина; крохотные капельки пота, покрывшие его загорелые плечи, его крепкий торс…

Не отдавая себе отчёта, Аня сделала ещё один большой глоток, словно алкоголик с похмелья, со стуком поставила кружку на стол и медленно поднялась.

Он глядел на неё с интересом, водя пальцем по губам. Эта мелочь, в сочетании со всеми остальными, разогнала остатки сомнений в её груди, разлила по телу жидкий огонь, который тут же стёк вниз и свернулся там тугим жарким клубком.

— Аннушка, — с внезапной нежностью произнёс он, — я вовсе не…

— Что ты туда подмешал? — перебила она, указывая на кружку. Звук собственного голоса казался чужим.

— Думаешь, я тебя опоил? — улыбнулся он. — Родная, но ты же сама материализовала отвар…

Она отмахнулась: не важно. Всё равно. Одно только она сейчас знала точно: что хочет его. Словно сломался тонкий лёд, удерживавший её от опрометчивых действий, сковывавший неудобными кандалами приличий, не дававший дышать полной грудью… Не позволявший принять очевидное.

— Как тебя зовут? — поинтересовалась она, скидывая тапочки и ступая босиком в мягкий ворс ковра.

— Сама вспоминай, — ворчливо отозвался лесничий.

Она лишь печально улыбнулась в ответ и сделала два шага к нему. Опустилась на ковёр у его ног. Белое платье разлетелось складками по коленям.

— Помоги мне, — шепнула она, ощущая себя на краю бездны. — Они просили меня помочь тебе — но я не знаю как. Я ничего не знаю. Ничего не помню. Помоги!

Она задрала лицо вверх, чтобы поймать его взгляд — взволнованно-изумлённый, полный боли и нежности. А в следующий миг он соскользнул с кресла и оказался рядом, на коленях, обнимая её за плечи, прижимая свои губы к её лбу.

Хотелось плакать. Но глаза, как назло, словно пересохли.

— Кто я такая? — настойчиво спросила она, обвивая руками его шею. — Кто я тебе? Почему твои… друзья — откуда они все меня знают?

Он не стал отвечать. Честно говоря, она и не ждала ответа. Она ждала совсем другого…

Ставни, повинуясь движению его руки, захлопнулись, белое платье скользнуло прочь с тела, и спина утонула в пушистом ворсе под тяжестью горячего мужского тела, покрываясь мурашками от его обжигающих поцелуев…

А потом они ещё долго лежали в обнимку и смотрели на пляшущие в камине языки пламени. Она вдыхала терпкий запах его тела и вслушивалась в его слова, которые он повторял снова и снова, словно заклинание:

— Вспомни, Аннушка… Восемьдесят три года назад. Наша ошибка. Последствия. Гнев ковена. Наказание… Вспомни.

И она закрывала глаза, и вспоминала. Каждый образ, каждую фразу приходилось силой вытягивать из тумана памяти.

Просторный, но полутёмный зал со сводчатыми потолками, древний, как и само колдовское сообщество. Десятки фигур в тёмных мантиях, десятки пар глаз, глядящих с осуждением, десятки требующих возмездия голосов…

Она перевернулась на бок и уткнулась лицом ему в шею. Широкая крепкая ладонь бережно скользнула по её распущенным каштановым волосам.

— Это правда была наша вина?

— Как сказать, — с заминкой отозвался он. — Это случилось из-за наших с тобой действий; но никто тогда не мог предположить, что последствия будут такими. Мы просто сделали трудный выбор, и он оказался неверным. Чудовищно неверным…

Чёрная мантия путается под ногами, мешается. Она никогда терпеть не могла чёрный цвет. Магические оковы больно жгут руки, ноги и шею.

«Аннушка!..» — его крик полон отчаяния. — «Отпустите её! Это я, я один во всём виноват! Не трогайте её!»

Слёзы катятся по щекам, обжигают пуще оков. Губы безостановочно и беззвучно шепчут его имя.

— Гриша…

— Вспомнила! — грустно улыбнулся он.

— Что они наделали… Они сделали только хуже… Ковен обречён.

— Ковена не существует уже больше трёх десятков лет, Аннушка.

— Но наше наказание… Срок уже давно прошёл. А чары могли снять только они!

— То-то и оно, родная, — тихо отозвался он и мягко прикоснулся губами к её лбу у границы волос. — То-то и оно.

Голос верховного чародея звенит гневом, отдаётся зловещим эхом от древних каменных стен.

«Признаются виновными… Чародей Григорий и его супруга чародейка Анна… Вместе со своими многочисленными подельниками… Поимённо…»

И грохочут, вонзаясь иголками в сердце, имена людей — близкие и любимые имена.

— Барт… — слёзы всё же наполнили глаза, защипали уголки. — Барт и остальные ребята, там внизу, на лужайке… Молили помочь тебе. Сказали, что за себя уже не просят. Вот только что я могу… Что, Гриша?..

И, уже не в силах сдерживаться, она разрыдалась, прижимаясь к мужу так крепко, словно пытаясь проникнуть внутрь, под его кожу, укрыться там от страшной догадки.

— Ничего, — сумрачно произнёс он, поглаживая её по спине. — Ничего из того, что мне приходит в голову. Но ты всегда была умнее и талантливее меня, Аннушка. Если кто и сможет что-нибудь сделать…

«Чародей Григорий с вышеперечисленными подельниками приговаривается к заточению в лесной глуши без права покидать границы означенной территории, без права контакта с другими чародеями и людьми».

— Мы можем, — Аня судорожно вздохнула, нащупала за спиной своё белое платье и тщательно стёрла им слёзы с лица. — Мы теперь вместе, Гриш, мы всё сможем.

— Вообще-то…

— Ведь ковена больше нет — значит, чары ослабли, правда? Ведь ты можешь выходить за границы, можешь разговаривать с людьми?

— Нет, Аннушка. Я лишь могу плутать по миру во снах, и не более. Я знаю, что происходит в мире, я подглядел у людей несколько бытовых хитростей — но там я бесплотный дух, и только лишь. Не думаешь же ты, будто за столько лет я не пытался…

«Чародейка Анна приговаривается к забвению».

Страшный, негодующий Гришин крик несётся по залу ковена. Забвение — высшая мера наказания для бессмертного чародея.

«Протестую!» — старушка Хельга рискует положением и авторитетом, защищая провинившихся. — «Молодая семья — дайте им послабление. Дайте надежду…»

— Я смогу! — Аня вскочила на ноги, принялась натягивать обратно белое платьице. — Я разрушу чары, Гриш! Я вытащу тебя за границу заклятия — ты вернёшь свои силы и разрушишь моё…

— Погоди, погоди, — он тоже поднялся и бескомпромиссно сжал её в объятиях, не дав просунуть вторую руку в рукав. — Ты просто не помнишь… Мы уже пытались так сделать. Несколько раз пытались, Аннушка. Не вышло.

Она замерла, скованная его руками и не надетым до конца платьем, прижатая к его груди, окутанная родным запахом. К горлу снова подступали рыдания.

Ковен совещается долго, мучительно долго. До слуха доносятся звуки жаркого спора.

«Нашей милостью чародейке Анне на посещение супруга даруется одна ночь в году — от заката до рассвета — и временное восстановление памяти на территории его заключения…»

— Напомни, что случилось, когда я приходила в прошлый раз? — прошептала она, чувствуя, как бегут по телу мурашки от неприятной догадки. — Что я тебе наговорила?

— Ничего, кроме правды, — после паузы отозвался он. — Очень жестокой, но правды. В тот раз ты, видишь ли, необычайно быстро схватила суть: мы обречены.

— Нет! — жарко воскликнула Аня, отстраняясь. — Ничего подобного! Поверить не могу, что я так сказала… Что я была такой…

— Ты разная каждый раз, — тяжёлым тоном сообщил Гриша. — Думаю, ты расшатываешь свой характер из крайности в крайность нарочно — в надежде, что одна из этих крайностей однажды решит загадку.

Она упала на колени, глядя на свои дрожащие руки, и прошептала:

— Очевидно, не эта…

Он не ответил — молча опустился рядом и обнял. Затем принялся гладить обнажённую кожу. Успокаивающие движения постепенно становились чувственней.

— Может быть, следующая, — жарко шепнул он ей прямо в ухо. — А в этот раз нам и без того есть, чем заняться.

И они занялись — любили друг друга посреди мягкого пушистого коврика, любили отчаянно и горько, ни на миг не забывая, о той пропасти, что разворачивалась перед ними.

«Срок наказания — пятьдесят лет. Привести приговор в исполнение немедленно».

Он долго хмурился и молчал, но в конце концов сообщил:

— Не могу больше держать стрелки, родная. Тебе пора.

Она уже догадалась и без его слов — но тянула до последнего.

— Поверь, лучше, если ты покинешь мои владения до рассвета, — извиняющимся тоном проговорил Гриша, словно приняв её молчание за обиду. — Это слегка… болезненно, когда тебя переносит прямо отсюда. Тоже уже пробовали.

— Я знаю, — тихо шепнула она, кидая на него быстрый взгляд.

Год без его глаз, без его голоса и запаха. Даже без знания, что он вообще существует.

Аккуратно сложила белое платье и повесила на спинку кресла, пошла в ванную, натянула грязные джинсы и рубашку. Уже у порога снова заглянула ему в глаза. Пожалела — своей боли хватало.

— Почему на них деформирующие чары? — спросила она, когда они под руку спустились на поляну, к настороженно примолкшим лесным существам. — Этого не было в приговоре.

— Они подняли бунт на третий же год, — усмехнулся Гриша, добродушно оглядывая пёструю компанию. — Требовали освободить меня. Я не смог их усмирить. Честно говоря, пятеро членов ковена еле-еле с ними совладали.

— Мы не жалуемся, — промурчал хитрец Барт в обличие бежевого морщинистого кота. — Так даже веселее.

— Веселее, веселее! — подтвердила неугомонная Прасковья, ещё пуще заливая своим светом поляну.

— Не то чтобы обхохотаться, — мрачно отрезала Клара, оборачивая длинное пунцовое тело вокруг плеч Барта и складывая крылья. — Из преимуществ могу отметить умение летать. Ну и стоит, пожалуй, быть благодарной, что меня не расщепило на две дюжины особей, как бедолагу Игната.

Стайка цветастых птичек дружно высунула крохотные ручонки из-под крыльев. Похоже, старина Игнат вовсе не считал себя бедолагой.

Громкий всхлип оповестил, что Яшка больше не в силах держать себя в руках. И точно: секунду спустя тот рухнул на колени посреди поляны, задрал к светлеющему небу мохнатые рыжие лапы и голову, и срывающимся басом провозгласил:

— Снова провал!..

— А ну уймись! — шикнула на него Герда и хлопнула длиннющими ресницами в сторону Ани: — Ничего не провал. Они теперь на шаг ближе к решению. Ведь правда же?

— Конечно правда, — Гриша наклонился и ласково провёл рукой по её бирюзовой лягушачьей спине. — Аннушка сегодня молодец. Глядишь, следующей осенью вернётся с хорошими новостями.

Аня прикусила губу и поспешно спрятала глаза. Она никогда не умела лукавить — даже ради таких благих целей. Молясь, чтобы друзья не заметили (хотя что там, конечно они заметили, просто виду не подали — как всегда), она вздохнула и тихо произнесла:

— Пора, ребята.

Пальцы выскользнули из его ладони, оставив в ней, по ощущениям, добрую часть Аниной души. Она не хотела оглядываться; она строго запретила себе оглядываться — но не сдержалась, смалодушничала, бессовестно нарушила собственный же запрет.

Он стоял на прежнем месте, сумрачно глядя ей вслед своими чёрными глазами, которые теперь впитали в себя, казалось, всю темноту, что только нашлась у проведённой вместе с ней лесной ночи.

Она шагала через зачарованный лес, через его тюрьму. Слёзы застилали глаза; по сторонам то и дело мелькали бросившиеся провожать друзья, что-то тараторили — она улыбалась им и даже машинально отвечала, так же машинально, как и расчищала себе путь движениями пальцев, привычными, ничуть не забытыми за эти бессознательные годы чарами.

Граница ничем не выделялась — лес как лес, точно такой же, как и раньше. Но дала о себе знать лёгким тревожным покалыванием в пальцах и шее, стоило приблизиться. Аня повернулась к друзьям:

— Позаботьтесь о нём.

— Как будто мы чем-то другим занимаемся, пока ты сидишь в этих своих городах, — раздражённо отозвалась пунцовая змея, взмахнула крыльями и скрылась среди деревьев.

Аня, несмотря на всю тягость момента, не смогла удержаться от улыбки: Клара в своём репертуаре — чем сильнее расчувствуется, тем резче грубит.

Бормоча слова прощания, один за другим исчезали в чаще и остальные. Барт задержался, многозначительно посмотрел ей в глаза своими пронзительными рыжими и молча пропал из виду.

— Эрик, — шепнула Аня, протягивая руку к сидящему у ног белому зайцу, но тот лишь вертанул ушами, отпрыгнул и ускакал.

Она задумчиво смотрела ему вслед ещё какое-то время. Потом поправила на локте ведро, заглянула внутрь — пожалуй, хватит уже грибов, и это-то чистить завтра весь день. Тем более что солнце уже определённо клонилось к закату.

Вздохнув, она тряхнула головой, сбрасывая непонятную тоску — в лесу она всегда становилась чертовски сентиментальной — и зашагала к краснеющей среди деревьев машине. Зафиксировала ведро в багажнике, чтобы не опрокинулось, отряхнула джинсы — слегка испачкала где-то — и уселась за руль.

Хорошее место, подумала она, разворачивая машину. Полянка милая, лес красивый и грибов много.

Надо будет вернуться сюда в следующем году.