Читать онлайн
"Магия пластика Байбакова"

1.

Найденный пластик позволял Байбакову тратить только тысячу. Пин-код он, конечно, не знал. Ну, хорошо хоть так, по мелочевке. Все-таки существенная добавка к пенсии отставного учителя физкультуры. Может теперь себя многим побаловать. Даже красной икоркой с шампанским «Абрау-Дюрсо».

Суеты только много.

Приходилось в продуктовый шалман заворачивать по несколько раз. Продавцы уж косились. Да и тьфу на них.

За месяц-другой Семен Байбаков округлился, подернулся, так сказать, поросячьим жирком.

Золотую карточку же он поднял возле ржавого мусорного бака средней школы, где когда-то ишачил. В тот памятный воскресный день падал нежный снежок. Ноябрь был на излете. Сеня оттер от наледи изрядно сверкающую металлом карточку. Читает фамилию владельца — AHMAD BURANBEKOW.

Чурка какой-то! Вот и ладушки. Много они из русского народа крови попили. Теперь чуркины деньги будет тратить Сеня. Принцип бумеранга. Торжество стальной справедливости.

Для пробы Семен Егорович свернул в аптеку «Несчастный случай». Решил прикупить аспирин и перекись водорода. Стоит это копейки. Главное узнать, жив ли пластик.

Слонообразная аптекарша с лиловым чирьем на носу товар ему выдала.

— Блин, она работает! — не удержался от победного клича Семен.

Тетка сощурилась:

— Чужая карточка? Ась?

— Плоть от плоти. Я только думал, что её обнулил.

— Дайте сюда… Вы — Ахмат Буранбеков?

— Разве не похож?

— По виду русак.

— Что вы! Во мне столько намешено. Если по-простому, я — чурка!

2.

О финансовых ограничениях находки Сеня пожаловался другану, ментовскому майору в отставке, Василию Ивановичу Шмелькову.

— Васька, дорогой мой человек, — вскричал от всего сердца, — душа просит размаха. Каких-нибудь яхт под алыми, блин, парусами. Как в романе Грина. Топ-моделей с татушкой на тугом лобке. Помнишь распутницу «Эммануэль»? Эх!

— Эко ты, брат, раздухарился. Возраст у нас с тобой такой, хоть шей гробовой саван. Не до татушек под парусами.

— Погоди ты с саваном. Успеем! Я безудержного размаха хочу. Русской удали. А тут, елы-палы, какая-та жалкая тысяча. Курам на смех.

— Почему жалкая? Как падишах теперь живешь из арабской сказки! — Василий указал медвежьей рукой на обеденный стол. — И малосольные огурчики есть. И водочка. Даже, мать ее ети, икорка. Заливной свиной язычок, опять же.

— Всё это так, мелочевка…

— М-да… А кто этот Ахмат Буранбеков? Пытался найти?

— Интернет пошерстил. Ни одного следа. Человек-невидимка. Зеро.

— Может, помер?

— Дай-то бог… То есть, не дай бог. Я уж сам не понимаю, что говорю. Нервы. Артрит. Сплю дурно. Опять же газы.

Вася нацепил на вилку пупырчатый крепкий огурчик, продолжал свою мысль:

— Или героически Ахмат погиб, скажем, на Украине…

— Об этом остается только мечтать.

Шмельков сноровисто перекрестился и швырнул стопарь «Молодецкой» в бородатый рот.

Задумчиво оттер пунцовые губы:

— Мечты они, Сеня, иногда сбываются. Нашел же ты свое пусть и небольшое, но очевидное счастье.

— Это так… Может, споем?

— Давай фронтовую. Из «Белорусского вокзала».

Дружно запели. Сеня тенором, Вася церковным, каким-то даже замогильным, басом.

3.

Несколько дней Семен не мог спать. Ни днем, ни ночью. Сам себе накаркал. Видимо, заболел. Бросало то в лютый жар, то в жестокий холод.

Мерещился ужас.

Дверь кованым сапогом открывает сам Ахмат Буранбеков. Врывается с автоматом АКМ-47, с китайским навороченным электрошокером, наконец, с российской бензопилой «Дружба».

Вариантов не счесть.

Заплачет тогда Сеня кровавыми слезами, сполна ответит за стыренное бабло.

Ахмат его, конечно, будет сладострастно пытать. Выбьет ему все остатние зубы. Чем потом есть? Чем, спрашивается, жевать твердую пищу, превращая ее в удобную для проглатывания жидкую кашицу?

Нет, блин, ответа!

Так быть или не быть?

— Это мне от чёрта треклятая карточка! — слезливо стонал Егорыч.

— Врешь! — волосатым пальцем грозил ему Васька. — Этот пластик — божье знамение. Знак божий! Ты, дурында этакая, мамой клянусь, типа, избранный.

Василий Иванович, тут следует отметить, был страстно набожен. Хотя это не мешало ему с завидной регулярностью зверски избивать свою жену Матрену. Каждую неделю Шмельков исповедовался в храме «Нечаянная радость». На Пасху святил куличи. Лично красил отваром луковой шелухи куриные диетические яички. На любую встречную церковь истово, с оттенком истеризма, крестился.

— Избранный? Шутишь? — сжимал в ладонях свою лысеющую голову Егорыч. — Я чувствую себя эдаким гламурным подонком.

— Зря! Ты же не украл эту карточку, а благородно нашел. Какие к тебе претензии?

— Но все же…

— И хозяина искал. Так что, расслабься и получай удовольствие.

— А вдруг Буранбеков явится?

— Вот когда объявится, тогда и станешь переживать. Don’t worry, be happy. Это я на английском. Сечешь?

4.

Вот и жил Семен потихоньку. На старости лет увлекся духовностью и культурой. Посещал, к примеру, музей Востока, он располагался неподалеку от его дома. Любовался там мистическими полотнами Рерихов.

Именно в музее Востока познакомился со скромной барышней, Анфисой Спиридоновной, младшим библиотекарем просветительного центра имение А.И. Солженицына.

Им синхронно понравилось одно полотно. Сюжет такой, мудрец Лао-Цзы трясется на хмуром осле у горного ручья. Отличный сюжет. Завораживающий. Семен и Анфиса столкнулись у этой картины буквально лбами. Потерли лобешники, рассмеялись.

Семен Егорович пригласил барышню в ближнюю кафешку «Три поросенка». Заказал пирожков с ливером, арабский кофе, круассаны.

— Значит, вы отставной учитель физры? — с аппетитом вкушала Анфиса. — И увлекаетесь Рерихами?

— Не только Рерихами. Я после одного знакового случая задумался о самом мироздании, о жуткой геополитической энтропии.

— Ничего себе!

— Вы так молоды и красивы. Расскажите чуток о себе.

— 33 года. Трижды разведена. Детей пока нет.

— Эко вас по жизни кувыркало…

— А вас? Выглядите, уж извините, очень на троечку.

— Возраст кого угодно скрутит в бараний рог. А так я молодцом. Зарядку делаю. Бегаю по утрам. Потенция, как у пионера.

— Какой вы смешной! Значит, у пионеров наилучшая потенция.

— Это такая фигура речи. Пионер же — «всегда готов!»

Егорыч зорко оглядел случайную подругу. Ладненькая такая. Компактная. Грудки торчком. На носу рыжие конопушки. Когда же она пошла в туалет, Семен, искушенно сощурившись, следил за ее аппетитно виляющей попкой.

При прощании обменялись телефонами.

Домой Семен летел на золотых крыльях любви.

5.

На другой день пил с Васькой водочку на кухне. Тот ему исповедовался, желваки Шмелькова так и ходили.

— Не нравится мне эта война на Украине. Ой, не нравится. К чему? Зачем? С какого бодуна?

— Опасные вещи говоришь? Вдруг я на тебя настучу?

— Стучи… Сколько мне жить осталось? А так погибну героически, за горькую правду в подвалах гэбни.

— Проехали… Я хотел с тобой посоветоваться. О своей, так сказать, страсти!

— В это грозовое время?

— Погоди ты… Влюбился я в молодую девицу. Анфисой зовут.

— Не связывался бы ты на старости лет с развратными бабами. Я, думаешь, почему свою Матрену луплю? Из-за обманки любви. Любовь — жупел! Нет этого небесного огня. Выдумка! Фейк! Так о чем совет-то?

— Да все из-за этого пластика. Финансовая, едрить, составляющая. В богатый ресторан Анфису не поведешь. Сколько на карточке? Вдруг там всё к нулю? Тут, как по Высоцкому, гуляй, рванина, от рубля и выше.

Василий Иванович жадно выпил, подцепил вилкой жирную шпроту, поднял ее к бородатому рту и сказал:

— Ты лучше об Ахмате думай. А то ведь нарисуется и начистит твое влюбленное рыло.

— Фу, как грубо.

— Правду не скрыть! Хотя об Ахмате, в конце концов, можно забыть. Если бы пластик был привязан к его мобиле, он бы у тебя давно нарисовался. По геолокации.

— Да, тьфу на Ахмата. Совет?

— Гульни с Анфисой в ресторане на свою пенсию. У тебя, верно, много скопилось. Вот и своди за живую наличность. Не будь жлобом.

— Ах, как ты прав! С пенсии же я плачу только за ЖКХ. Конечно, скопилось! Что-то туплю… Сучий возраст.

6.

С Анфисой у Сени зашло вплоть до свадьбы. Души их на удивление оказались синхронны, релевантны, если говорить по-мудреному.

После очередного медового соития (пластик будто повернул время для Сени вспять), Байбаков поведал свою заповедную тайну.

— Значит, можно тратить до тысячи? — Анфиса на спине застегивала свой с рюшками бюстгальтер. — А еще удивлялась, что ты все покупаешь по мизеру.

— Теперь, дорогая, начались еще психологические проблемы. Вдруг как-то стыдно стало выходить на улицу. Так и ждешь, что кто-то заорет за спиной: «Вор! Держи подлеца!»

— Прорвемся, козлик!

— Откуда у тебя такой жаргон? — оледенел Семен.

— Я же тебе рассказывала о своих трех мужьях. Один из них была вором в законе. Другой…

— Достаточно. Скажи, какой ты видишь нашу свадьбу?

— Если откровенно, публичность я не приветствую. Я человек почти келейный.

— Тогда я позову своего другана, Васю.

— Отставного мента? Который лупцует жену?

— Нет, он человек хороший. А супругу бьет из-за утраты веры в высокую любовь.

— Экий мерзавец…

Во входную дверь позвонили.

С двумя бутылками «Московской» наперевес стоял сам майор Шмельков.

— На ловца и зверь бежит, — хмыкнула Анфиса.

— Ребята! У меня для вас отличная новость!

7.

Выпили, закусили маринованной килечкой, свежей тугой редиской.

Щеки майора запунцовели:

— Я, миленькие мои, решил уйти он жены Матрены. Ну, ее! Она меня только вводит в дьявольское искушение. Дразнит, так сказать, своей плотью.

— Вот оно как… — прибалдел Сеня.

— В монастырь пойду. В скит какой. Запишусь в схимники. Буду питаться ягодами-грибами, копчеными сусликами.

— Звучит, так себе, — щелкнула языком Анфиса.

Вася стукнул кулаком по столу:

— Женщина, молчи, когда говорят мужчины!

— Это еще что за Домострой? — Анфиса с вызовом поправила свои высокие груди. — На свадьбу нашу мы вас не пригласим. Вы хам и дебил.

— Прикуси язычок! Эх, попалась бы ты мне в ментовке….

В дверь опять позвонили.

На пороге стоял коренастый чел в длиннополом кожаном пальто и кожаной черной шляпе.

Спрашивает тихо:

— Семен Егорович Байбаков?

— Он самый.

— А я — Ахмат Буранбеков. Слышали такую фамилию?

— Мама дорогая! — сипло вскрикнул Семен.

— Я, пожалуй, пойду, — засуетился Василий, воровато прихватив непочатую водку.

— Скатертью дорожка! — оскалил золотые зубы Ахмат.

Васька, как ошпаренный, выскочил.

— Присаживайтесь к столу, — задушевным почему-то голосом пригласила Анфиса.

— Отличное предложение, — Ахмат отодвинул Сеню рукой с прохода.

8.

Анфиса с феерической скоростью накрыла стол. Убрала дешевую хамсу, достала черную паюсную икру, жареного в сметане заморского гуся, армянский коньячок с пятью звездочками.

— Ну что, чувачок, — Ахмат с треском оторвал ногу сальному гусю, — бабки будешь кэшем отдавать или скинешь так, безналиком? У меня записана вся сумма. Потратил ты много.

— Да я… Да мы… — заблеял Егорыч. — Всё из лучших побуждений. Вы уж поверьте. Богом клянусь. Даже аллахом!

Визитер по-наполеоновски скрестил на груди руки:

— Богом, значит… Любишь мою дочку?

— Какую?

Ахмат ткнул пальцем в Анфису:

— Эту!

Сеня как от удара качнулся:

— Дочку? Мне что-то плохо с сердцем.

— Дочурка, накапай старому пню валерьянку. А потом пусть глотнет коньячок. Прочистит сосуды.

— Сейчас, папулек!

Трясущейся рукой Сеня принял стакан с валокордином, взахлеб выпил.

Незваный гость набулькал себе целый стакан коньяка, рывком проглотил.

— Что-то ты, чувачок, трусоват. Или совестлив?

— Скорее, совестлив.

— Так и быть, открою тебе свое настоящее имя. Оно тебя успокоит.

— Какое еще настоящее? — Сеня клацнул зубами по стакану.

— Зовут меня Иван Иванович Иванов. Дочурку же мою кличут Евдокией. По-гречески это благоволенье, любовь. Но можешь ее звать просто Дуней. А меня Ваней.

— Так вы не чурка?

— Сам ты чурка! Хотя у меня много паспортов. А по крови же я — породистый русак.

— Почему вы так долго не появлялись?

— Налей-ка, шибздик, себе еще коньячок… Разговор будет обстоятельный, долгий.

— Папа, я оставлю вас наедине, — покинула кухню Анфиса-Дуня. — Так сказать, обговорите всё тет-а-тет, келейно.

— Ага, дочурка. Верный вектор мысли.

9.

Выяснилось следующее обстоятельство. Ахмат Буранбеков, он же И.И.Иванов, нажил несметное состояние на криптовалюте.

— Что же за криптовалюта такая? — бледнел Семен, коньяк его как-то не брал.

— Потом объясню…

— Да-да. Извините.

— И вот мне понадобился человечек, коему я могу финансово доверять. И тут не обойдешься без проверки.

— И сколько вы проверили людей?

— Много. Ты сорок первый.

— Что со мной? Испытание прошел?

— Вроде бы прошел.

Семен вымученно улыбнулся, алчно глотнул коньяк, кажется, его начинало отпускать.

— Выходит, эту каточку я нашел не случайно?

— Дунька тебе ее у школы подкинула. Потом дочурка зашхерилась в кустах бузины. Ничего ты тогда не заметил.

— Да я обалдел от находки.

— Балдеть не надо. Ведь ты не глуп. Даже умен. Дочка мне предоставила подробные отчеты о тебе. Твой адрес. О твоей ментальности. Ты даже черную икру вкушал при шальных бабках нечасто. Не жадный, значит. Хвалю.

— Что от меня-то требуется?

— Будешь моим доверенным лицом. Кошельком, то есть.

Байбаков хитро спросил:

— Зачем это вам? И кто же вы все-таки будете по национальности?

— Родился я в Тегеране. Учился в Амстердаме. А о криптовалюте все разузнал в Калифорнии, в Силиконовой долине. Зачем мне это нужно? Потом растолкую. Напомни мне как-нибудь. О криптовалюте и об этом вопросе.

10.

От всего пережитого Семен Егорович как-то помолодел. Подтянулись горестные морщины на брылах. Исчезли лиловые круги под глазами. Седины, кажется, и той поубавилось.

По утрам стал бегать трусцой вдоль Яузы-реки. Дома же делал упражнения с пудовой чугунной гирей. Походка его стала какой-то летящей. Он старик? Куда там! Молоко с кровью… То есть, кровь с молоком. Русский джигит. Гордость нации. Опора сексуально озабоченных женщин.

Долго только не мог привыкнуть к диковинному имени супруги. Кстати, они недавно обвенчались в Храме Христа Спасителя. Так вот об имени. Евдокия… Дуня! Подумать только. По ошибке всё звал ее Анфисой. Та лишь скалила зубки.

Заглядывал потенциальный монах Васек. Он познакомился накоротке с Иваном Ивановичем. Всё пялился бараном на Сенину молодую жену, кажется, уже забеременевшую. Та с хрустом трескала соленые огурцы. Вся еда в доме была жутко пересолена.

Отставной майор чесал густую сивую бороду:

— Ничегошеньки я не понимаю в этом мире. Криптовалюта какая-то. Пудовая гиря. Молодая жена в бикини с огурцом в руках.

— Что же вы в монастырь не пошли? — глуповато хихикнула Дуняша.

— Декабрь на дворе! Не заметила? Завернули крутые морозы. Я хотел питаться исключительно мухоморами и сусликами. А где их теперь сыщешь? Под искристым-то снегом? А где же Иван Иванович? Криптовалютный бог и король?

— Уехал в деловую командировку, — ковырял спичкой в зубах Семен.

— Куда, например?

— Зачем вам? — горлово вскрикнула Дуня. — Много будете знать, быстро состаритесь.

— Ваша правда! Хочу я заняться своим здоровьем. Плох я уже, ой плох. Можно, Сеня, я буду с тобой бегать по утрам вдоль Яузы-реки.

— На здоровье. Я всё Дуняшу соблазняю, она же никак.

— Растолстела я что-то, — рассмеялась Дуня, — как русская купчиха с полотна Кустодиева. А бегать? Можно и побегать? Сейчас только по интернету закажу себе стильные треники.

— И мне закажи, — подмигнул Семен. — Папа твой велел денег не жалеть. Мол, душа — мера. Сам я не могу их расфыркивать. Жалко мне живую наличность. Ой, как жалко!

11.

Сеня не врал. Деньги он тратил со скрипом. И чем у него больше было наличности, тем ее становилось жальче. Дуняше, например, отказал в собольей шубке. Случился даже дурной разговор, с руганью, с битьем фаянсовой посуды и со слезами.

Какой-то у Сени появился пунктик. Заря, как знать, шизофрении. Стыдно ему быть богатым напоказ в нищей стране. А ведь сам грезил о яхте с алыми парусами и блудливыми топ-моделями. О новом элитном доме. Теперь же держался за свою чмошную хрущобу и бомжеватый быт крепче прежнего.

Даже деньги дружку Ваське одалживал неохотно. Хотя тот в срок отдавал. Копейка в копейку.

К тому же, синхронно с зажимистостью, начались у него нешуточные проблемы с сексом.

— Сеня, что с тобой? — потягиваясь кошечкой на тахте, спрашивала Дуня. — Раньше ты в постели был как Ниагарский водопад. Сам Везувий. Теперь же, какой-то жалкий ручеек.

— Подруга, возраст.

— И ведь бегаешь по утрам, подбрасываешь свою дурацкую гирю. Может тебе попить настойку на черных мухоморах. Кореш твой Васька советовал.

— Вот пусть сам и хлещет. Старость — время мудрости, а не тупого разврата.

Дунька же всё наседала:

— А может, нам прикупить в магазине интимных товаров наручники с такими, знаешь, розовыми бантами. Блестящий костюм из черного латекса. Хочешь, я стану женщиной-кошкой?

— Господи, спаси и сохрани! Подруга, ты же вроде беременна?

— Не-а… Тест отрицательный. Это я так в боках от жратвы раздалась. Хотя и бегаю по утрам. Надо, наверно, научиться подбрасывать твою чугунную гирю.

— С гирей осторожней. Не бабское это дело жонглировать пудовыми тяжестями.

— Много ты о бабской жизни знаешь, суслик.

— Не называй меня сусликом.

— Почему же?

— Васька их хотел употреблять в вяленом виде, если бы жил в схиме.

— Хорошо. Только я хочу перемен. Помнишь, как Виктор Цой пел: «Перемен! Мы хотим перемен!» Купи нам, для затравки, царскую квартиру, такие, есть апартаменты, на Патриарших прудах.

— А сколько у нас сразу появится завистников? Настучат, подлецы, в ФСБ, в ментовку. Васька Шмельков первый и настучит.

— Плевать на него… Да и на всех завистников. Хочу перемен!

12.

Приходил Васек Шмельков. От непонимания моментов текущей жизни он дико исхудал, стал походить, что греха таить, на восставшего из могилы покойника. Щеки заморщинились и обвисли. Под глазами сизые круги. Походка какая-то кавалеристская, шаркающая.

— Что-то ты, брат, того… — с любопытством рассматривал его Семен.

— Не сыпь мне соль на рану. Я пришел за денежным вспомоществованием.

— А как же твоя пенсия?

— Задерживают, козлы.

— Много нужно?

— Мне только на дорогу в Иерусалим. Хочу постоять у Стены Плача. Покаяться в своих ментовских грехах. Ведь я же, как маркиз де Сад был. Ей богу! Взяточник и садист. Утюги, мать их, швабры…

— Почему только на дорогу? Как будешь там жить? На что?

— За меня не волнуйся. Климат там теплый. Можно спать в парке на лавочке, под какой-то развесистой агавой. На базаре, ближе к закрытию, просить у хлебосольных евреев овощи-фрукты. В интернете пишут, мол, на халяву так можно жить годами.

— Ты вроде бы недолюбливал иудеев.

— А сейчас полюбил. Умные они. И хитрые. Полный респект им.

— Напиши номер мне своей карточки. У тебя «Сбербанк РФ»?

— Ага! Карточка «Мир».

Чтобы поразмышлять об изгибах человечьей судьбы, Сеня Байбаков отправился в ближайшую «Пятерочку». Проходит наискосок сквер возле школы. Вот памятный ржавый мусорный бак. Рваные целлофановые пакеты торчат из оного.

Мамочки! Что такое?!

На тропинке, чуть прикрытая палым дубовым листом, лежит себе золотая карточка.

Семен Егорович поднял пластик, обтер его о зад штанов. Читает: «ZULFIA MODZEBAEWA».

Везёт же ему на чурок!

Сеня понюхал карточку. Разила она дубовой прелью, почему-то грибами. Опятами? Боровиками? Лисичками?

Сунул находку в нагрудный карман.

Как с ней быть?

Денег у него до чёрта. Тем более, возможно на этой карточке ничего нет. Или сразу же прибежит монструозный владелец с револьвером.

Не отдать ли этот пластик Ваське Шмелькову? Пусть поиграет с судьбой. Может, у него чего и выгорит.

*** "Наша Канада" (Торонто), 2023