Читать онлайн
"Этот длинный, длинный день"

ЯНЬШИН ЮРИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ

Р А З Р Ы В

(роман-хроника)

Моему горячо любимому соавтору и критику,

моей маме – Морозовой Тамаре Павловне

посвящается

От автора

Данное произведение, как и многие его собратья, в последнее время заполонившие просторы интернета, относится к жанру «что было бы, если бы…». Признаваясь в том, что не является ни военным, ни политиком, ни не дай Бог – экономистом, автор просто перенес все свои «хотелки» на бумагу, которая, как известно, все стерпит. Все события, описываемые на страницах этого романа, происходят в параллельной Вселенной, являющейся почти зеркальным отображением с нашей. Ключевое слово здесь - «почти». Разница между нашими мирами заключается лишь в том, что наше Солнце – желтое и круглое, а в описываемом мире – зеленое и квадратное. Автор уверяет почтеннейшую публику в том, что все имена и фамилии персонажей не имеют никакого отношения к своим земным аналогам, а какие либо совпадения носят исключительно случайный характер.

Книга первая

ЭТОТ ДЛИННЫЙ, ДЛИННЫЙ ДЕНЬ

Во всем свете у нас есть только два верных союзника – наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас.

(Император Александр III)

ПРОЛОГ

14 декабря 1840 г., Российская империя, г. Санкт-Петербург, Дворцовая набережная, Зимний дворец.

Император стоял возле окна своего кабинета, заложив руки за спину и прислонившись лбом к холодному стеклу. Одет он был как обычно в белый колет с эполетами Лейб-гвардии конного полка. Он надеялся, что стекло хоть немного остудит, его разгоряченную последними событиями, творящимися в заснеженной пустыни оренбургских степей, голову. Последние вести о хивинском походе Василия Перовского были безрадостными. Все говорило за то, что наспех организованная экспедиция под водительством его любимца, заканчивалась самым плачевным образом так и не добившись результата по усмирению разбойного логова ханов Хивы. Единственное окно императорского кабинета, расположенного на первом этаже северо-западной части дворца, выходило на Адмиралтейство. Леса, опоясавшие дворец после приснопамятного пожара 1837 года уже убрали и поэтому здание Адмиралтейства и кусок набережной было хорошо видно. Сегодня был особенный день. Пятнадцать лет тому назад именно в этот день провалился заговор кучки офицеров, намеревавшихся воспользоваться сумятицей в деле престолонаследия, для установления в Империи власти кровавой военной хунты. Как и в тот год, зима опять выдалась почти бесснежной. Злой ветер дул с Финского залива, выдувая и без того куцые остатки снежного покрова. Помимо императора в длинном и узком, как чулок кабинете присутствовали еще двое. Тот, что выглядел постарше, имел большие залысины, открывавшие высокий лоб с большим количеством морщин и усталыми печальными глазами серого цвета. Одет он был в лазоревый генеральский мундир 3-го отделения Е.И.В. канцелярии, так нелюбимый всеми великими русскими поэтами первой половины XIX века. Он сидел на стуле у края большого стола, чинно сложив руки на коленях. Второй гость императорского кабинета выглядел гораздо моложе первого. И имел две особенности. Во-первых, он сидел на стуле напротив «лазоревого», вольготно вытянув ноги, и имел куда более свободную позу. На нем сидел мундир генерал-фельдцейхмейстера, что говорило о принадлежности его хозяина к артиллерийскому делу. Второй его особенностью было поразительное сходство с Его Императорским Величеством Николаем Павловичем, но в отличие от него имел вид очень бравый, о чем свидетельствовали лихо закрученные кверху пышные усы.

- Сегодня исполнилось ровно пятнадцать лет с тех страшных для России лет, - глухим голосом проговорил император, не отрываясь от окна. – А я все помню, как будто это было только вчера.

- Да, Ваше Величество, - поддержал его пожилой. – И я тоже это помню. Погоды как раз стояли такие же, как и ныне – ветреные и малоснежные.

- Что там наши сидельцы? Леонтий Васильевич доносил мне, что никто из них прошения о помиловании не подавал. Так ли это?

- Так точно-с, Ваше Величество. Никто из причастных к делу «14 декабря» прошений на Ваше высочайшее имя не подавал, - подтвердил пожилой, невольно кривясь при упоминании фамилии своего заместителя. Ни для кого в этом кабинете не было секретом, что милейший Леонтий Васильевич аки крот неустанный «копает» под своего шефа.

- Гедиминовичи! Упорное семя. Боярская толща, - скрипнув зубами, произнес император, не оборачиваясь к присутствующим. – Зубы-то им повыдергали, да корни остались. И ничего тут с этим не поделаешь. Сидят, ждут и держат свой камень за пазухой.

- Не дождутся! – коротко хохотнув, выпалил моложавый артиллерист. – Надолго урок получили. То же, мне, оппозиция! Переворот затеяли, а что дальше делать и сами не знали толком…

- Дурак ты, Мишкин! – беззлобно прервал его император. – Это только на берегах Туманного Альбиона существует легальная оппозиция Его Величества. Заметь - Его Величества, а не Его Величеству. Там даже оппозиция и то в руках монарха. А наша же - только и ищет повода, чтобы вилку в горло воткнуть, либо табакеркой в висок приложиться. И в этом я вижу большие неустройства на Святой Руси в будущем. Да и насчет того, что они не знали куда и как вести Россию, ты не прав. Почитай-ка, если еще не читал, чего там нацарапал этот Пестельв своей, так называемой «Русской Правде».Почитаешь, так волосы дыбом встают от их истинных замыслов. Они готовы были залить кровью всю Русь-матушку, во имя своих призрачных целей. Вот уж где была бы кровавая диктатура! А они еще меня смеют называть «Николай Палкин», бесстыдники, право слово. Я иной раз жалею, что сразу не предал публичной огласке их дальнейших планов, тем самым давая кое-кому проявлять жалость к этим извергам.

- Я не обижаюсь на тебя, brat, - возразил императору артиллерист, все же недовольно покрутив носом, - но ты напрасно назвал меня этим словом. Дворцовые перевороты, сиречь аристократические революции, какова бы то ни была их подоплека, никогда не угрожали самому государственному устройству. В наихудшем своем проявлении одна династическая ветвь сменяла другую. А вот чего действительно надобно опасаться, так это бунта черни. Бунта – бессмысленного и беспощадного по меткому выражению незабвенного господина Пушкина.

- Ваше Высочество, Ваше Величество! Умоляю вас, не ссорьтесь. Вы оба правы. Самодержавию угрожают со всех сторон, - взмолился пожилой, прикладывая руки к сердцу.

- Не волнуйся, Александр Христофорович. Мы не ссоримся. Это наш, сугубо семейный и давний спор, - проговорил Николай I, по-прежнему не отворачиваясь от окна. – Однако же ты прав, старый мой служака. Трону угрожают со всех сторон, и я даже не знаю, какая из угроз более страшная. Перед нами неразрешимая дилемма. Дать свободу крестьянам, обещанную моим старшим братом еще на заре юности я не могу, ибо это грозит нам недовольством аристократии. И тогда выступление «декабрьских бунтовщиков» покажется детской репетицией к настоящей аристократической революции, наподобие шляхетского восстания тридцатого года, только во много раз страшнее. И не дать крестьянам свободу тоже нельзя, потому что терпение народа не бесконечно. Сам же не раз докладывал, что, то там, то тут пускают «красного петуха» в дворянских усадьбах. А когда оно полностью иссякнет, то заполыхает вся Россия. И опять вылезет на свет Божий кто-то, вроде Емельки Пугачева.

- И самое интересное заключается в том, что их можно в какой-то степени понять, - вставил Великий Князь.

- Еще бабушка Вашего Величества, венценосная матушка Екатерина издала специальный рескрипт по поводу обуздания изуверств некоторых помещиков над своими крепостными. Еще по материалам следствия над Салтычихой. Только сие все равно ни к чему не привело, - горестно констатировал жандарм.

- Понять можно всех. И я, как помазанник Божий, властию, врученной мне Всевышним, сколь могу, буду всячески противостоять как тем, так и этим. Но, тем не менее, признаю, что самодержавию в том виде, в котором оно находится сейчас уготовано печальное будущее. Я то еще надеюсь умереть в своей постели, не испытав на себе крушения основ государства Российского. Возможно, удастся это сделать и нашим детям, а вот внуки, думаю, излиха изопьют из сей чаши. И как избежать неизбежного не знает никто. Смуты – вот чего больше всего страшусь я.

- Ты намекаешь brat на пророчество монаха Авеля? – почти шепотом спросил Михаил.

Монарх молча кивнул, не желая вдаваться в подробности. В кабинете повисла тягостная тишина, нарушаемая только стуком маятника больших напольных часов, стоявших у дальней стены кабинета. Михаил не решался нарушать тишину, поэтому закинув ногу на ногу, нервно покачивал ею, озираясь то на старшего брата, то на шефа жандармов. Тишину рискнул нарушить Бенкендорф:

- Ваше Величество, - обратился он к императору, делая движение корпусом, как бы намереваясь встать, но император, заслышав скрип стула, отмахнулся, разрешая тому говорить сидя, - Разрешите мне старику высказать некие крамольные мысли?

- Крамольные мысли? – Николай I медленно повернулся всем туловищем от окна к столу. – Шеф жандармов и крамола, это даже не смешно, это из разряда невероятного. Ну что ж, тем интереснее будет выслушать вас, любезный Александр Христофорович.

Бенкендорф старчески пожевав губами и как бы собираясь с мыслями начал:

- Довелось мне недавно, будучи в гостях у своей сестры – баронессы Ливен прочесть книгу Никколо Макиавелли «Государь». Во дни своей юности довелось мне впервые прочесть сей труд прехитрого итальянца, но признаюсь, по младости лет не много я смог тогда понять. Сейчас же, на склоне лет, перечитав сию книжицу, я по-иному оцениваю глубину замыслов повествователя. Среди множества сентенций автора, понравилось мне своей нетривиальностью следующее суждение: «Ежели нельзя противустояти толпе, то следует ея возглавить».

- Темна вода во облацех воздушных, - дернул плечом император. – Не растекайся мыслью по древу, Александр Христофорович.

- Нисколько не думал, Ваше Величество, - не согласился жандарм. – Это я к тому говорю, государь, что если монархии не представляется возможным избавиться от противников, то не стоит ли задуматься о том, чтобы ей самой возглавить это движение, никак при этом себя не афишируя? При сем, при том, мы, тем самым, убиваем сразу двух зайцев. Во-первых, держим руку на пульсе глубинных протестных настроений, держа изнутри на прицеле всех противников не токмо монаршей власти, но и врагов Отечества, как внутренних, так и внешних, ибо вся наша оппозиция, как показывает история, имеет своими корнями иностранные интересы. А во-вторых, даже при самом неблагоприятном стечении обстоятельств, для династии, преемственность власти будет так или иначе сохранена, что убережет Россию от смуты безвластия.

- И в каком же виде ты видишь эту оппозицию? – недоверчиво склоняя голову и вперив немигающий взор свой в верноподданного, осмелившегося предложить сию крамолу самому государю, произнес царь.

- Путем создания тайного общества, - не смутился под взором императора жандарм.

- Опять тайного?! Но почему ?! – чуть ли не в один голос воскликнули царь и великий князь.

- А потому, ваше Величество, что нет ничего более привлекательного для русского человека, чем состоять в тайном обществе. И не важно, что это за общество – «вольных ли каменщиков», «мальтийских рыцарей» или не будь помянутым к ночи так называемых «декабристов». Уж вы мне поверьте, старику, знающему тягу русского человека ко всяким тайнам и мистериям.

- Я не понимаю ни сути существования подобной организации, ни принципов ее деятельности, - проворчал император, но дальше развивать тему несогласия не стал, предпочитая дать выговориться Александру Христофоровичу.

- Суть, как я уже успел сказать Вашему Величеству, заключается в существовании тайной параллельной государству структуры, призванной в наиболее критический момент для державы успеть перехватить власть из ослабевших рук монархии, дабы она не попала в неугодные ей и монархии. А принцип деятельности заключается во внешнем позиционировании своей оппозиционности, но по сути своей в поддержании государства во всех его проявлениях. В свою очередь этот принцип должен базироваться помимо тайны своего существования на безусловном внутреннем демократизме в отношении своих членов, в сочетании со строгой иерархической вертикалью, а также на принципах законности, профессионализма, не стяжательстве и прочих принципах, не противоречащих морали и нравственности. И самое важное, на мой взгляд, заключается в том, что при всей своей тайности, оно, тем не менее, должно быть широко известным обществом. И при том таким, в которое очень и очень не просто попасть, а уж выход из состава его членов должно грозить самыми неприятными последствиями, как для карьеры, так и для жизни.

- И кто, по-вашему, должен возглавить сие тайное псевдо оппозиционное общество? – спросил государь после минутного размышления.

- Лучше всего, если это будет кто-то из числа представителей правящей династии. Лицо не слишком погрязшее в дворцовых интригах и имеющее авторитет в среде военных, - резюмировал жандарм и его взгляд вместе со взглядом императора нацелился на Великого Князя Михаила…

- Вы чего это на меня так смотрите?! – встрепенулся Михаил Павлович. – Я не собираюсь становиться, ни в открытую, ни в тайную, ни в какую бы то ни было еще оппозицию. Я был, есть и буду верноподданный Его Величеству.

Но император уже не слышал брата. Он, как и все увлекающиеся люди, разом загорелся новой идеей и уже не собирался от нее отступать.

- Будешь! – тихо, но с нажимом в голосе проговорило Его Величество. – Прикажу, и будешь тем, кем будет необходимо.

- Но… - попробовал было заерепениться Михаил, и тут же осекся под взглядом холодных стальных глаз царя.

- Александр Христофорович, голубчик, не сочтите за труд, примите на себя бремя по выработке Устава организации с ее атрибутикой, включающей в себя знаки, регалии, особый тайный язык и прочее. Возьмите все наиболее подходящее от других тайных сообществ, начиная с ассасинови заканчивая масонскими ложами…

- Покойный ныне Александр Пушкин, допущенный мною по вашему разрешению в государственный архив, оставил после себя в черновиках много интересных вещей и мыслей. Я в свое время взял на себя смелость изъять эти его черновые записи по его смерти, - перебил царя Бенкендорф.

Император ничего на это не ответил, лишь кивнул головой в качестве согласия с действиями своего верного клеврета, а сам продолжил:

- Со временем не тороплю, но к Пасхе ты мне подготовь все документы и регламенты, хотя бы в наброске, для дальнейшей правки.

Они еще около часа увлеченно обсуждали детали создания нового тайного общества, когда Его Императорское Величество вдруг хлопнул себя по лбу:

- Название! Как же это мы господа забыли с вами о самом главном?! Названия-то тайному обществу нет, а без этого атрибута оно не может никак состояться!

Собеседники, а вернее с этого момента – соучастники, растерянно стали переглядываться друг с другом. Первым, как всегда, нашелся шеф жандармов, осторожненько предложивший:

- Осмелюсь предложить Вашему Величеству название «Братство Перуна».

- Перуна?! – нахмурился Николай Павлович (все-таки он был примерным христианином). – Почему именно Перуна?

- Видите ли, Ваше Величество, - взялся объяснять свою позицию Бенкендорф, - многие европейские тайные общества, да вот взять, к примеру, тех же самых масонов, уходят своими корнями аж к царю Соломону, и это правильно, ибо преемственность седой старины добавляет им не только героического прошлого, но и юридической легитимации, как ее преемника. Мы, славяне, да-да, государь, я не отделяю свою скромную особу от славянства, как основы русской государственности, еще не нашли в своей истории столь глубоких корней, хотя, я думаю, что с развитием науки мы сумеем провести свою нить от сегодняшнего дня к временам допотопным. Так вот, в нашей истории имеется пока единственно известный факт существования тайного воинского братства, подкрепленного обильной изустной фольклористикой. Тут вам и героика и мистика и сопричастность к тайне, что так всегда будоражит молодые мятежные умы. Нам остается лишь пустить слух о, до сих пор существующем, тайном братстве, да слегка адаптировать легенду к настоящему времени.

- Тех же щей, да пожиже влей, - хмыкнул брат императора, но не стал развивать тему под хмуром взглядом сюзерена.

- А не разорвет ли старые меха молодое вино, влитое в них? – усомнился государь, в душе уже почти соглашаясь с доводами хитрого царедворца.

- Отнюдь, государь. И меха новые, и вино молодое. Старинным здесь является лишь рецепт, - возразил с хитрым прищуром Александр Христофорович.

- Ну что ж, - вздохнул император, - братство так братство, пусть даже и Перуново. В конце концов, Добрыня Никитичв свое время, если верить нашим историкам, был не только великим воином, но и одним из волхвов киевского капища Перуна, что не помешало уму впоследствии стать добрым христианином, - добавил он не столько для собеседников, сколько для успокоения своей совести.

Затем еще немного помолчав, сказал уже, как о вполне решенном:

- Хорошо, Александр Христофорович, приступайте, как и договорились, не мешкая.

Старый служака вскинул голову и расправил плечи, готовый уже сию минуту приступить к самому важному делу всей своей жизни. Император перевел взгляд на брата:

- А ты Мишкин, готовься стать первым магистром этого ордена. Или как там у них принято было называть старших?

- Нет-нет, Ваше Императорское Величие! Позвольте мне, старику, вас поправить! – осмелился возразить Бенкендорф.

- А что не так, любезный Александр Христофрович?! – вскинулся монарх.

- Пожалуйста, никаких европейских терминов! Не надо уподобляться всевозможным западным рыцарским орденам и масонским ложам.

- А как же прикажешь его титуловать?! – нахмурился царь.

- У нас, на Руси, посвященных в высшие таинства, издревле именовали волхвами, государь.

- Хмм… Волхвами, говоришь? Хмм… Перун, волхвы, ведовство, - задумчиво проговорил царь, покусывая ус. – Так ведь и до магии с колдовством недалеко. И все это в наш просвещенный век?! Да и что скажет на это церковь?

- Осмелюсь напомнить вам, государь, что со времен вашего великого пращура – Петра, вы, Ваше Величество и есть руководство нашей церковью, богоспасаемой и врученной вам в управление. А что до магии и колдовства, то у меня, позвольте мою старческую смелость, имеются особые взгляды на сие таинство, - не отводя прямого взгляда от императора, возразил жандарм.

- Ну-ка, ну-ка, - приободрил его царь.

- По роду своей службы, мне частенько приходится сталкиваться с такими необъяснимыми с точки зрения современной науки явлениями и проявлениями человеческих способностей, что порой поневоле начинаешь задумываться: а так ли хорошо мы знаем человека и его способности?! Много раз мне приходилось быть свидетелем и чтения мыслей на расстоянии и умением одним лишь взглядом передвигать предметы, я уж не говорю о способностях человека к парению над землей, аки птица небесная. И все это современная наука не в состоянии объяснить, хоть сколько-нибудь толково. Да и то сказать, государь, наука-то ведь тоже не стоит на месте. Когда-то, та же самая наука утверждала, что наша земля плоская, подобно скатерти, расстеленной в звездном пространстве, а до того, так и вообще, покоящейся на спине черепахи, прости Господи! – мелко перекрестился Бенкендорф.

- Не пойму, куда ты клонишь? – принахмурил брови Николай I.

- А это я к тому, Ваше Императорское Величество, что нам, рабам Господним неведомы Его замыслы и раз он дает нам свободу воли, вкупе с жаждой познания, а такоже наделяет некоторых людей свойствами отличительными от остальных, то и не след этому противиться. А даже наоборот, возможно дает нам знак к деяниям на пути совершенства самопознания и…

- Ну же, договаривай, старик, - в нетерпении выкрикнул император.

- И даже, боюсь вымолвить, перехода человека из статуса Его раба к Его сыну.

- Эка ты хватил! – воскликнул государь, но глаза его при этом сверкнули от захватывающих дух перспектив. А у его брата, так и вообще, перехватило дух, и закружилась голова от всего услышанного, граничащего с ересью, но такого притягательно-сладкого, что аж все заныло внутри от истомы.

- И что же ты предлагаешь, в связи с этим, Александр Христофорович?! – сглатывая невольную слюну, продолжил Его Помазанное Величество.

- Я считаю, мой Государь, что нам грех не использовать эти божественные, но скупо розданные дары.

- Каким образом?

- Для этой цели необходимо специально отыскивать таких людей, привлекать их к себе, учиться у них, перенимать опыт и способности. И на этой основе взращивать свои умения и навыки. Труд сей будет долог и кропотлив вельми, но польза от него будет не в пример затратам больше. И если мы правильно понимаем посыл Господа и труд наш будет Ему угоден, то мы уже в скором времени преуспеем на данном поприще. Мы сызнова взрастим своих волхвов и ведунов, могущих напрямую слышать Его указания и способных противостоять темным силам, угрожающим нам – сынам Его.

- Ну что ж, - задумчиво потер руками лицо император, - значит, говоришь, волхв? А что?! Звучит, хоть и непривычно уху нашего современника, но достаточно таинственно и оправданно с исторической точки зрения. Ладно. Быть посему. С сего момента, брат, назначаешься ты Верховным Волхвом братства Перунова! – торжественно произнес он и испытующе взглянул на брата.

Великий князь и четвертый сын императора Павла при этом выглядел испуганным и в тоже время объятым непонятным восторгом.

Глава 1

I.

24 июня 2020г., Россия, г. Москва, Фрунзенская набережная 22, Национальный центр управления обороной РФ.

До начала Парада Победы, посвященного 75-летию Победы в Великой Отечественной войне, оставалось 15 минут. В зале Принятия Решений царила приподнятая праздничная атмосфера. Долгожданный парад , отложенный из-за карантинных мер по случаю вирусной пандемии, призван был положить конец той тягостной неопределенности, что сложилась благодаря нагнетаемому психозу и падением экономических показателей страны. Несмотря на праздник – внизу, где располагалась дежурная смена операторов отвечающих за тот или иной участок обороны или род войск все было, как и прежде, ибо ничто не должно нарушать четкую ритмичность деловой сосредоточенности. Одетые в непривычную обывательскому глазу полууставную форму они зорко следили за оперативной обстановкой в мире. Обзорные экраны, расположенные на стенах показывали в реальном режиме времени оперативную обстановку в округах, на сухопутной границе, на море и в околоземном пространстве. Все это сопровождалось подрагивающими от регулярного обновления графиками о численности и дислокации частей и соединений, как своих войск, так и вооруженных сил «вероятных» друзей, обложивших со всех сторон «русского медведя» своими базами. На индивидуальных мониторах операторов отображалась детальная обстановка конкретных участков обороны. Ничто не указывало на праздничную обстановку и лишь самый большой обзорный экран, в беззвучном режиме, показывал, в прямом эфире, трансляцию с главной площади страны, где шли последние приготовления к грандиозному, по уверениям его организаторов, параду Победы. В отличие от партера, где повседневной работе операторов не мешал даже главный праздник страны, на бельэтаже, где располагался главный командный состав, обстановка была куда более свободной. Большие дяди с не менее большими звездами на погонах слегка вальяжно размещались в удобных креслах с высокими спинками. Они сидели, вставали, прохаживались меж креслами, здороваясь, с вновь прибывшими, и прощались с уходящими. По случаю праздника от некоторых уже слегка попахивало изо рта. Но в целом все было в пределах нормы, поэтому Начальник Главного оперативного управления генерал-полковник Сергей Иванович Рудов, в быту и на службе педант и зануда до мозга костей, что даже заслужил от подчиненных кличку «пруссак», не стал заострять свое внимание на таких мелочах, вполне себе понимая, что людям хочется праздника, а еще хочется сбросить напряжение последних месяцев. Но не он сегодня был здесь главным. Главным сегодня, впрочем, как и всегда во время праздничных мероприятий, на которых обязательно присутствие на Красной площади первых лиц государства, был начальник Генерального Штаба Вооруженных Сил Российской Федерации – генерал армии Валерий Васильевич Афанасьев. По правилам, утвержденным еще с советских времен, запрещающим находиться в одном месте всем троим обладателям «ядерного чемоданчика» Начальник ГШ вынужден был находиться в зале «принятия решений», вместо того, чтобы греться на гостевой трибуне под лучами июньского солнышка. Ему, конечно, было немного обидно от этого, но должность, занимаемая им, не позволяла расслабляться в минуты всеобщего празднования. Глядя на главный экран, где разворачивались торжества, он невольно хмурился и поджимал губы и поэтому его лицо и без того выглядевшее как вырубленное топором из цельного куска дерева не слишком умелым плотником приобретало еще более суровый вид. Вследствие особенности своего коренастого телосложения Афанасьев носил среди подчиненных, о чем сам прекрасно знал, малоприятное прозвище «комод». Он знал, что на него в недоумении пялятся со всех сторон подчиненные, но ничего не мог с собой поделать. Всегда жалел, что не мог управлять своей мимикой. Вот и сейчас он сидел в кресле и вместо того, чтобы радоваться вместе со всеми излучал во все стороны, словно не заглушенный ядерный реактор, свое явное неудовольствие. Причиной явного неудовольствия была увиденная им на экране панорама главной площади страны. Старый (новый) президент Бутин, пришедший к власти под лозунгами о единении нации и об исторической правопреемственности между царской, прокоммунистической и нынешней – псевдодемократической Россией, вот уже на протяжении почти двадцати лет, на время Парада Победы, стыдливо прикрывает мавзолей Ленина драпировкой, как будто не к его подножию кидали тевтонские стяги победители сорок пятого года. Желание понравиться одной части электората и избежать раздражения со стороны другой делали фигуру президента анекдотичной и от этого немножко жалкой. Впрочем, к счастью для генерала, окружавшие его подчиненные – любители «стучать» на своего шефа людям с задумчивыми глазами и одетыми в штатское, хоть и с военной выправкой, списывали раздражение своего начальника на проявление особой ответственности, присущей ему и не дававшей расслабиться даже в праздничный день. Правда, к чести нынешнего политического руководства страны, следовало отметить куда бо́льшую заинтересованность в поддержке отечественного ВПК, нежели у предыдущего. Но несмотря ни на что, всё это были лишь полумеры, призванные удержать ВС «на плаву», но не дающие ему как следует развиться, в соответствии со все более и более тревожной обстановкой возле границ России. Тут Афанасьев как раз припомнил о состоявшемся в марте очередном заседании Совета по обороне при президенте, где в очередной раз ломались копья по финансированию гособоронзаказа. От этого заседания у него остались горькие воспоминания. Министр финансов Антон Полуянов буквально в ультимативном тоне потребовал резко сократить закупки военной техники для сухопутных войск и военно-морского флота. И никто не посмел ему возразить, даже президент, часто бравировавший на публике своим квасным патриотизмом и, в принципе, не жалевший деньги на содержание личного состава ВС, по крайней мере для тех частей, которые считал своей опорой в непредвиденных ситуациях. Он было вскинулся, чтобы попробовать отстоять хотя бы минимальный заказ на бронетехнику нового поколения, но сразу как-то поник под насупленным, а потому не предвещавшим ничего хорошего взором министра обороны – верного паладина президента, генерала-армии Жанчила Тургэна, бурята по национальности, бодро вскарабкавшегося на вершину властной пирамиды благодаря умению приготовлять шашлыки и устраивать отдых с рыбалкой для своего сюзерена, до которых глава государства был весьма охоч. У Афанасьева тогда не хватило духу отстоять свою точку зрения, и он только в немой ярости сжимал свои кулаки. Именно благодаря этой своей слабости духа Россия опять, уже шестой год подряд вынуждена гонять на парад жалкую «коробочку» из девяти новейших танков на платформе «Арматы» и такую же куцую кучку «Терминаторов». И он, генерал армии, прошедший все ступени карьерного роста, окончивший академию бронетанковых войск и академию Генерального штаба ВС РФ , доктор военных наук, в отличие от ни дня не служившего, даже срочную «хитрого монгола», вынужден опять и опять отступать под натиском, как внешних обстоятельств, так и по причине своей природной мягкотелости. Он часто задавал себе вопрос: на своем ли месте он находится? И к своему стыду, наедине с самим с собой признавал, что, да, занимает свое место не по праву. Ему бы сидеть в каком-нибудь из научных военных вузов и теоретизировать по поводу войн минувших и предстоящих, а он вынужден занимать это красивое и такое удобное кожаное кресло с высокой спинкой, под которым чья-то злая рука уже раздула горячие угольки. Поэтому с каменным выражением на лице по которому туда и сюда ходили желваки он наблюдал на главном обзорном экране, как ушлый репортеришко буквально взахлеб славословил по поводу «не имеющих аналогов» и «непревзойденных по эффективности» «новейших» образцов военной техники представленной к предстоящей демонстрации. В припадке вполне оправданного мазохизма, продолжая внутреннее самобичевание, Афанасьев уже в который раз помянул добрым словом бывшего Министра обороны и последнего маршала Российской Федерации – Игоря Сергеева, под началом которого он и начал свою карьеру генштабиста, в далеком уже, 97-м. Воспоминания унесли Валерия Васильевича на двадцать с лишним лет назад. Время было мутное – время было смутное. Страна, раздираемая «семибанкирщиной», уже поделенная между доморощенными и пришлыми из-за кордонов стервятниками, стоя на коленях в грязи, распялив рот, в немом крике ужаса от происходящего ждала своего окончательного раздела, чтобы после кануть в небытие. Одна старая жаба, пользующаяся статусом пожизненной неприкосновенности, много позже назвала это лихолетье «святыми 90-ми» (и повернулся же у чертовки, бесстыжий язык, сказать такое). Все, особенно старший офицерский состав, помнят, что тогда творилось в армии и вокруг нее. Помнят, какими голодными глазенками смотрели дети на своих отцов, возвращающихся со службы, на которой уже полгода не давали жалованье. Как по ночам офицеры разгружали вагоны, чтобы прокормить своих детей. Многие тогда «ломались». Одни пошли в услужение к олигархату, другие и вовсе свернули на криминальную стезю. Третьи, вообще спились, по всем известной русской привычке уходить от действительности. Но ядро офицерского корпуса, не тронутое гнилью, осталось верным стране и присяге, хоть и страны уже, по сути, не было, да и присягу ей оболгали и извратили. Он сам был неоднократным свидетелем того, как заслуженные генералы и адмиралы, убеленные сединой прожитых лет, стрелялись, прямо на полигонах, где в присутствии иностранных наблюдателей, 99% из которых составляли кадровые сотрудники натовских спецслужб, происходила утилизация новейших и не имевших на тот период аналогов образцов военной техники. Так пошли под «нож» наводящий ужас на своих противников «Пионер», уникальнейший БЖРК «Молодец» - детище тогда еще легендарного «Южмаша» и несравненная красавица «Ока-У» - творение поистине непобедимого Сергея Павловича. И тут Афанасьев вновь вернулся к воспоминаниям о последнем маршале. Приняв наследство, пребывающее в плачевном состоянии, из рук своего незаботливого предшественника, и удостоверившись, что из куцей шкурки бюджета Министерства обороны невозможно скроить полноценный кафтан обороноспособности, он, как выходец из касты РВСН, сосредоточил то немногое, что оставалось в его распоряжении, даже не на укреплении, а просто на сохранении, ранее приобретенного потенциала на минимально приемлемом уровне. Уже, будучи глубоко больным онкологией, зная о своем фатальном диагнозе, Сергеев невероятными усилиями, стоившими еще нескольких лет жизни, смог не только уберечь ядерный потенциал страны от деградации, но и сделал все, чтобы ни у кого из потенциальных недругов не возникло даже мысли о проверке «на прочность» ядерных кулаков России. И хотя в шахтах по-прежнему стояли грозные, но уже начинающие устаревать «Воеводы», а по дорогам разъезжали, малоэффективные, но навязанные договором об ограничении СНВмоноблочные «Тополя», в тайных лабораториях МИТаи ГРЦим. Макеева, чуть ли не в инициативном порядке шла лихорадочная работа по созданию новейших образцов ракетной техники. Именно тогда, на руинах когда-то мощного ВПК зарождалась техника, которой восхищаются и боятся, так называемые партнеры. Через 4 года Сергеев уже физически не мог выполнять обязанности министра обороны и он, предчувствуя свой скорый конец, сам подал в отставку, но дело, которому он посвятил всю свою жизнь, не пропало втуне. Уже через несколько лет после его смерти, мир с удивлением и содроганием обнаружил, что вечно пьяная и погрязшая в воровстве своих властителей, Россия, вдруг ни с того, ни с сего, стала обладательницей целой цепочки передовых ракетных систем стратегического и оперативно-тактического назначения. У всех на слуху стали появляться такие названия как «Ярс», «Лайнер», «Булава» и «Искандер». О Сергееве как-то быстренько постарались забыть, а его приемники бодренько и без тени смущения приписали себе его заслуги в деле сохранения ракетно-ядерного потенциала страны. И только он – Начальник Генштаба ВС РФ на своем письменном столе в здании на Знаменке наряду с фотографией любимой жены и дочерей держал и фото старого маршала с личной дарственной надписью на обороте. Все эти воспоминания, так некстати нахлынувшие на Афанасьева, никак не добавляли ему настроения в этот праздничный день. К чести нынешнего президента можно отнести тот факт, что он почти невероятными усилиями все же сумел удержать Россию на краю пропасти, не дав ей окончательно свалиться в историческое небытие. Где-то действуя жестко, как в Чечне, где-то отступая и лавируя как это было с Семьей, но ему удалось сохранить от распада государство и Армию от окончательной деградации. Поэтому, несмотря на все его прегрешения, связанные как с неудачной пенсионной реформой, так и с непоследовательностью в соблюдении буква и духа последней Конституции, в историю он войдет, несомненно, как один из спасителей России, наряду с Иваном IV, Петром I и Сталиным.

Приглашенные на парад гости уже расселись согласно согласованным и утвержденным местам. Многие из руководителей стран СНГ в довольно оскорбительной манере отвергли заранее озвученное приглашение на парад, ссылаясь на откровенно нелепые причины своего отказа. И это не говоря уж о европейских странах, которые не удосужились прислать своих делегатов хотя бы в ранге министров обороны, как это сделали Индия и Китай. У Афанасьева невольно сжались кулаки от обиды и унижения. Из глав государств, прибыли только президенты Белоруссии, Казахстана, Узбекистана, Молдовы и Сербии. Правда и тут не обошлось без дипломатического казуса. Белорусский «батька», разобиженный до глубины души на то, что Бутин не поздоровался за руку, как с равными, с его сыновьями, с которыми он прибыл на мероприятие, в нарушение протокола, нарочно уселся от президента принимающей стороны, как можно дальше, буквально излучая во все стороны свое явное неудовольствие. Это малоприятное событие не укрылось от пытливых взоров офицеров Национального Центра управления обороной, поэтому в зале принятия решений еле слышной волной прокатились перешептывания и обмен многозначительными взглядами.

II.

От воспоминаний так некстати нахлынувших на Валерия Васильевича отвлекли события, происходящие на большом экране. А там как раз показывали выезд из ворот Спасской башни Кремля нынешнего Министра обороны. По уже негласно сложившейся традиции, парадный кабриолет сделал небольшую остановку прямо в воротах, дабы министр мог осенить себя крестным знаменьем, не вывалившись из машины. Афанасьев презрительно скривил губы: «Олух царя небесного! Кто же крестится, не снимая перчаток?! Хорошо, что хоть фуражку догадался снять, штафирка!». Показная православная религиозность министра особенно покоробила генерала. Ни для кого из высшего командования не было секретом, что Министр обороны – католик, рыцарь Мальтийского ордена и член масонской ложи «Восточная Европа». Объехав, как положено, стройные «коробочки» сводных батальонов, министр присоединился к сидящим на трибуне. Как всегда, после этого взял слово Президент Российской Федерации – Виктор Вениаминович Бутин. В своей торжественной речи он, тоже как обычно, во вполне дежурных словах отметил неоценимую роль Красной Армии в деле победы над фашизмом, предостерег в мягкой форме, желающих заняться переписыванием истории и поблагодарил зарубежных гостей, прибывших на торжественное мероприятие. Все эти дежурные и ни к чему не обязывающие словеса, из года в год повторяемые с одной и той же интонацией нисколько не задевали ни сердце, ни тем более разум начальника ГШ. Его больше интересовала обстановка, царившая на гостевой трибуне. Неискушенному в придворных интригах постороннему зрителю не могло прийти на ум какое важное значение имеет размещение на гостевой трибуне приглашенных лиц. И как это может соотноситься с реальным их положением в государственной иерархии по тому, как они расположены относительно «тела» очередного вождя. И если фрондирующий белорус занял место с края, там, где сидели ничего не значащие ни у себя в государстве, ни тем более здесь президент Молдовы и Кыргызстана, то более солидные игроки, такие как президент Казахстана и Сербии постарались занять места слева и справа от главного действующего лица. Место за его спиной, традиционно занимают спикер Госдумы – Володихин, напомаженный и лоснящийся, как диктор советского телевидения и спикер Совета Федерации – Матвейчева, толстая и вульгарная бабища с испитым лицом профессиональной алкоголички, которое трудно скрыть даже под толстым слоем безвкусного макияжа. Хотя нет… Эта «сладкая парочка», мелькавшая до сих пор в телеобъективах за спиной президента, куда-то делась, что выглядело довольно странным, учитывая кульминацию наступающего момента. После пафосной речи президента отгремели залпы салюта, завершившиеся исполнением гимна. Отгремели залпы, отзвучали фанфары и президент с явным удовольствием плюхнулся на свое место – в окружении тщательно подобранных и проверенных спецслужбой ветеранов. В данном случае, термин «тщательно подобранные», нужно воспринимать никак иначе, чем буквально. Маниакальная боязнь президента остаться хотя бы на миг тет-а-тет со своим народом, порой приобретала поистине анекдотичные формы. Так, пищей для зубоскалов стала уже всем примелькавшаяся кучка «ряженых», которая изображала из себя, то заводскую бригаду, обступившую президента со всех сторон, то группку студентов-переростков, то благодарных за реформы жителей села. Завсегдатаи интернетных просторов постоянно «прикалывались» на темы продавщицы мороженого, ухитряющейся подрабатывать еще и провизором аптеки, которую не так давно посетил якобы случайно президент. Наконец, все прелюдии закончились, и наступил долгожданный момент начала парада. Приунывшие было, на солнцепеке старички-ветераны дождались заветных слов, произнесенных главкомом Сухопутных войск, генералом армии Игорем Селюниным: « Парад, смирно! К торжественному маршу, побатальонно, на одного линейного дистанции, первый батальон прямо, остальные направо, на плечо, равнение направо, шагом марш!" И тут… Афанасьев, раскрыв от изумления рот, весь как бы подался вперед, да так и замер в нелепой позе молчаливого ужаса.

Будто легкая рябь пробежала по телекамерам, осуществлявшим телевизионную трансляцию на экраны зрителей. А затем, как в замедленной съемке горбом вспучилась гостевая трибуна, застыв на краткий миг… И грохнуло. Оглушительно. Резко. Срывая барабанные перепонки и выбивая землю из-под ног. Еще пару секунд назад ничего не предвещало подобного развития событий и вот уже на том месте, где располагалась центральная гостевая трибуна, разбрасывая камни брусчатки, обломки деревянных скамей и красные кирпичи, очевидно от взлетевшей на воздух подземной кладки, вырывалось чуть не до небес бушующее пламя. Разверзшийся под ногами огненный ад в одно мгновенье пожрал всех, кто находился рядом с президентом, включая, без сомнений, и его самого. В образовавшийся от взрыва кратер длиной порядка тридцати и глубиной не менее пяти метров, повредивший мавзолей и обрушивший часть крепостной стены сыпались и сыпались бесконечным потоком части разорванных в клочья тел вперемежку камнями и комьями земли. Надо ли думать, что кто-то мог бы выжить в этом кошмаре? Москва уже давно отвыкла от террористических взрывов, наблюдая за ними лишь с экранов телевизоров, наивно считая, что все это уже в прошлом. И вот опять. Оставшиеся несорванными со штативов и прикрепленные к квадрокоптерам видеокамеры с машинным равнодушием снимали и передавали в прямой эфир кадры разыгравшейся трагедии. А на Красной площади, тем временем, творились неподобь и сумятица, всегда и всюду сопровождавшие подобные трагедии. Первые мгновенья толпа приглашенных по спецпропускам на площадь зрителей и участников парада подобно Афанасьеву замерли в немом изумлении, боясь поверить в случившееся. А затем началось… Гражданская часть населения с криками ужаса и боли (первые камни от взорванной брусчатки уже стали падать на людей, убивая и калеча всех без разбора) ринулась, сметая все на своем пути по двум направлениям: к Ильинке, Варварке и дальше к Васильевскому спуску и в противоположном направлении – в сторону Казанского собора. Что Ильинка, что Варварка – улицы отнюдь не широкие, поэтому от обилия ринувшихся людей на них сразу образовался затор и давка. Обуянные произошедшим , люди, в большинстве своем потерявшие человеческий облик не разбираясь и не видя перед собой ничего лезли буквально по головам, втаптывая в асфальт ненароком оступившихся не понимая кто перед ними - немощные старики или дети. А тут еще кто-то, то ли с перепуга, то ли из провокационных побуждений крикнул: «Газы! Спасайтесь!». Эти вопли еще больше подхлестнули толпу. В районе Казанского собора картина выглядела не лучше. Там, на площади Революции и возле торгового комплекса «Охотный ряд», в ожидании своей очереди на парадный проход сгрудилась военная техника, своими габаритными размерами закрывая и так не слишком широкие уличные пространства. Ситуацию усугубляло еще и то, что все пространство от постамента памятника Жукову до Охотного ряда и дальше было запружено теми, кто не сумел попасть на саму Красную площадь и поэтому довольствовался лицезрением военной техники на ее подступах. Ничего не понимающие граждане, многие из которых держали на руках своих детей, услыхав сначала грохот взрыва, а затем живую лавину несущихся навстречу людей сначала немного отпрянула назад, а затем сделала неуклюжую попытку развернуться, но тут же была смята ревущей толпой.

Военные, в противоположность цивильным, воспитанные в духе дисциплины и взаимовыручки, бросились, как по команде, в противоположную сторону, то есть к эпицентру происшествия, туда, где по их здравому мнению нуждались в их помощи раненые и случайно уцелевшие люди. Уже через минуту, пользуясь обломками длинных скамей гостевой трибуны, как импровизированными лестницами, военные начали доставать из глубокой воронки, образовавшейся в результате чудовищного взрыва, тех, кто еще подавал хоть какие-то признаки жизни и тех, кто уже не подавал никаких. В дыму от пожара и пыли, не желавшей оседать, а потому клубящейся и не дающей дышать, трудились все, абсолютно не разбирая национальности. Здесь были рядом армяне и азербайджанцы, индусы и китайцы, узбеки и киргизы. Сила взрыва, проведенного на сравнительно небольшой глубине, была такова, что от тех, кто находился в центральной части трибуны, не осталось почти никакого следа. Их тела разорвало на мелкие фрагменты, которые тут же уничтожил начавшийся пожар. Ближе к краям иногда попадались уцелевшие тела, и даже раненые. Видеокамеры бесстрастно запечатлели, как под руки уводили президента Лукашенко с разбитой головой. За ним, хромая ковыляли оба его сына, в душе наверняка благодарившие своего отца за врожденную обидчивость и упрямство, спасшие их жизни. Вытащили из-под обломков и президента Кыргызстана Жээнбекова. Кажется он еще подавал признаки жизни. Где-то вдалеке завыли первые сирены «скорой помощи». Какой-то услужливый дурак из ГУГО, ретивый не в меру, не вовремя спохватился и над только что разыгравшейся трагедией тревожно и надсадно зазвучал сигнал «предупреждения о воздушной тревоге», который Первопрестольная не слышала уже более семидесяти пяти лет. Случившееся было настолько из ряда вон выходящим событием, что даже никто из всего на свете повидавших телевизионщиков так и не догадался прекратить жуткую трансляцию. Поэтому невольным свидетелем этого безобразия стала не только вся страна, но и весь мир, до которого еще не дошло , что кадры транслируемые в эфир навсегда изменят его.

III.

Генерал Афанасьев так и продолжал находиться в ступоре с полуоткрытым от удивления и ужаса лицом. Подобная растерянность явно не красила его репутацию. Единственное обстоятельство, которое хоть как-то извиняло его в данной ситуации, было то, что в таком состоянии пребывал не только он один, но и все кто в этот момент находились в зале «принятия решений». Военные, которые всю жизнь оттачивали свое мастерство и реакцию на внешнее воздействие растерялись от того, что беда пришла не снаружи, а изнутри, откуда ее абсолютно не ожидали. Тут было от чего растеряться. Полный паралич сковал мозговой центр обороны страны. Впрочем, это казалось только на первый взгляд. По крайней мере два человека не поддались тихой панике, царившей в Центре управления обороной. Этими двумя людьми со стальными канатами вместо нервов были: генерал армии Рудов – начальник Главного Оперативного управления и капитан третьего ранга Завьялов – неизменный и молчаливый, один из закрепленных сопровождающих всюду начальника Генштаба он же носитель третьего «ядерного чемоданчика». Загробными тенями они появились и встали у него за спиной.

- Валера, - совсем не по Уставу и с несвойственной хрипотцой в голосе обратился к нему «пруссак», положа руку на плечо, - врубай оповещение.

- Ты думаешь – это война?! – не оборачиваясь, прошептал Афанасьев.

- Даже если и нет, то, во всяком случае – похоже на прелюдию к ней, - утвердительно произнес в ответ Рудов.

Афанасьев придвинул к себе микрофон громкой связи, и, включив его, придушенным голосом произнес:

- Дежурному генералу! Доложить данные по контурам.

Если бы он был из славной плеяды ракетчиков ПВО, приученных сначала стрелять, а потом выяснять, что за цель они только что сбили (горбачевские времена с конфузом от Матиаса Руста не в счет), он наверняка бы уже отдал соответствующие указания. Но он был из породы бронетанковых «тяжкодумов», которые прежде чем открыть огонь долго выясняют принадлежность цели, ее параметры поведения, возможности атаковать без последствий для себя и т.д. Он всегда немного завидовал быстроте реакции пэвэошников. Да и то сказать: им иначе нельзя. В современном мире при скоротечности дуэльных ситуаций не до классификации появляющихся на экранах радаров целей, ведь реалии таковы ныне, что например, ядерный заряд можно спокойно подвесить на пилоны простого фронтового истребителя, поэтому тут главное – успеть попасть первым.

- Докладывает ответственный дежурный – генерал-майор Кривошеев, - раздался голос из динамика, - аномальной активности в космическом и воздушном пространстве по охраняемому периметру государственной границы со стороны вероятного противника не выявлено. Тактические и стратегические носители ядерного оружия занимают штатное положение.

Афанасьев покосился вопросительно на Рудова.

- Валера, не тяни, - жестко парировал его взгляд Начальник Главного оперативного управления, - ты же прекрасно знаешь, что лучше перебдеть, чем вновь допустить 22-е июня.

- А нас не взгреют за такое самоуправство? – поежился тот.

- Кто взгреет, Валера?! Приди же ты, наконец, в себя! Некому взгревать! – и с этими словами он нервно кивнул на большой экран, продолжавший транслировать все новые и новые акты трагедии.

Валерий Васильевич тяжко вздохнул от предчувствия надвигающегося чего-то нехорошего, нет, не для страны, разом оказавшейся без власти и балансирующей на краю, а лично для него самого и, откашлявшись, вновь придвинул к себе микрофон:

- Внимание! Всем, всем, всем! Объявляю «Грозу»! Объявляю «Грозу»! Объявляю «Грозу»! - произнес он положенные по Регламенту слова и откинулся на высокую, белой кожи спинку кресла. Во рту, после произнесения этих рубленых фраз, как-то разом все пересохло. В соответствие с этим сигналом в боевую готовность «номер один» приводились не только все ядерные силы страны, которые и без того всегда наготове, но и автоматически перекрывались все границы, прекращалось гражданское авиасообщение в воздушном пространстве, а все находящиеся в нем самолеты принудительно сажались в ближайших пригодных для посадки аэродромах. Прекращалось железнодорожное и автомобильное пересечение границы. Поезда, следующие за границу, отправлялись на запасные пути, а автомобили в специальные пункты отстоя – до дальнейших распоряжений.

- Товарищ генерал армии, разрешите обратиться?! – услышал он голос, до сих пор молчавшего каптри.

- Обращайтесь, - дернул Афанасьев головой, в сторону, моментально уступившего новому действующему лицу, свое место Рудова.

- В результате потери связи с переносными пультами экстренного управления стратегическими ядерными силами, ваш персональный пульт, - тряхнул рукой Завьялов, к запястью которого был пристегнут пресловутый третий «ядерный чемоданчик», - запрашивает отбой тревоги в ручном режиме.

И тут же пояснил:

- Иначе через четыре минуты искусственный интеллект комплекса автоматического управления массированным ответным ядерным ударом примет командование на себя и отдаст приказ о взлете сигнальных ракет.

- Да-да, конечно, - поспешил Афанасьев и полез в карман брюк за своим комплектом ключей.

Завьялов же казалось совсем не торопясь отстегнул наручники, крепко пристегнутые к ручке «дипломата» и все так же не спеша водрузил свою недавнюю ношу на стол, прямо пред очи, еще не пришедшего в себя до конца, Начальника Генштаба. Тот вставил в замочную скважину маленький плоский ключик и легонько провернул его. Крышка «дипломата» повинуясь внутренним механизмам тихо и грозно, словно крышка шахты с баллистической ракетой, приподнялась и беззвучно откинулась назад. Внутри оказался обыкновенный с виду ноутбук серебристого цвета, или, по крайней мере, нечто сильно смахивающее на него. Генерал отщелкнул запирающие замки, находящиеся справа и слева, а когда тот полностью раскрылся, то прикоснулся большим пальцем правой руки к участку сенсорной панели, расположенной с внутренней стороны крышки ноутбука. Стараясь не мигать, уставился в объектив миниатюрной видеокамеры, расположенной в обычном для веб-камеры месте – на верхней закраине крышки. Это необходимо было для прохождения процедуры идентификации по сетчатке глаза. Промурлыкав ни к селу, ни к городу что-то бравурное, никак не вяжущееся с обстановкой, «вестник Апокалипсиса» предложил приятным женским голосом ввести код доступа из двадцати знаков. Чертыхнувшись себе под нос на довольно фривольное поведение автомата, Афанасьев, водрузив непослушными пальцами очки на переносицу (после пятидесяти зрение начинало понемногу сдавать) начал неторопливо, высунув от старания кончик языка, нажимать на клавиши, с опаской поглядывая на таймер отсчета обратного времени. Красные цифры показывали 1 мин. 09 сек., когда зуммер оповестил о принятии кода для входа в ручной режим. Дальше можно было не торопиться. Таймер остановил свой неумолимый бег. На экране красные цифры до этого моргавшие зловеще сменились на вполне себе мирный текст зеленого цвета. Надпись гласила: «Перевести работу системы из боевого режима в дежурный?». Чуть ниже располагались две сенсорные клавиши: «Да» и «Нет». Афанасьев ткнул пальцев в слово «да». Предыдущая надпись исчезла, а вместо нее возникла другая: «Изменить пароль входа в систему?» Теперь он нажал клавишу «нет». Настырный компьютер не унимался и продолжал разговор. Следующая надпись, появившаяся на экране, запрашивала разрешение на мониторинг в ограниченном режиме обмена информации. Когда и на этот раз разрешение было получено, «электронный бюрократ», видимо соскучившийся по общению, начал канючить по поводу восстановления в полном объеме режима обмена информацией с остальными двумя абонентами в течение тридцати календарных дней, иначе грозился опять перейти в боевой режим. Ничего не оставалось, как пойти на условия упрямого механизма. Это могло бы показаться странным, но общение с искусственным интеллектом «ядерного чемоданчика» несколько успокоило Афанасьева и, хотя он по-прежнему не представлял себе, как и что дальше будет, руки его перестали дрожать, а сумбур проносящихся в голове мыслей заметно ослабил свой бег.

Тем временем, подчиняясь отданному приказу, ракетные войска начали свое развертывание, согласно предписаниям на случай внезапного ядерного нападения. Первыми в режим предстартовой готовности перешли ракетчики из Домбаровского, Татищево и Козельска. Для этого им понадобилось всего около 30 секунд после получения приказа, чтобы с неторопливой грацией открыть запирающие люки шахт, скрывающие в себе знаменитые на весь мир Р-36М/М2, более известные как «Воевода», моноблочные и порядком уже морально устаревшие «Тополя-М» и новейшие РС-24 «Ярсы» (по неофициальной расшифровке как «ядерные ракеты Соломонова»). Еще через три минуты из тейковских, новосибирских и нижнетагильских ангаров постоянного базирования стали выбираться на свет, в окружении многочисленной свиты, похожие на обожравшихся гусениц, мобильные «Ярс-М» к заранее намеченным пунктам рассредоточения. Следующими по времени отреагировали подводные ракетоносцы, как находящиеся у пирсов, так и те, что несли вахту в позиционных районах мирового океана и получившие приказ о занятии боевого положения от станции сверхдальней связи, расположенной в Вилейках. Последними отреагировали на приказ авиатехники в комбинезонах с лаконичной надписью «РБ»на груди и спине уже выкатывающие из подземных хранилищ Украинки, Энгельса и Норильска тележки со специальными боеприпасами Х-55 и новейшими Х-102, чтобы подвесить их на установки револьверного типа внутри Ту-95МСМ и Ту-160.

Глава 2

I.

24 июня 2020 г., США, округ Колумбия, г. Вашингтон, Пенсильвания авеню 1600, Белый Дом.

Электронные часы, стоящие на тумбочке возле кровати показывали 4 часа 24 минуты. Разменявший не так давно свой восьмой десяток лет жизни, сорок пятый президент Объединенных Государств Северной Америки все чаще выдавал приступы старости, а потому уже достаточно продолжительное время вынужден был проводить ночи отдельно от супруги-красавицы. Находясь в перманентно сложных семейных отношениях со своей «первой леди», что уже ни для кого в стране не было секретом, и служило для большого количества распространяемых недоброжелателями мемов, он предпочитал ночевать один в западном крыле Белого дома. Особенно после того, как в пароксизме очередного приступа вселенского недовольства Меланья позволила себе назвать его при посторонних «газпромом», ему поневоле пришлось примерить на себя роль добровольного анахорета.Как и все «жаворонки», президент отходил ко сну сравнительно рано – обычно не позднее 23.00. не стал он изменять своей привычке и сегодня, устроившись в просторной и оттого выглядевшей одиноко кровати. Однако сон, которого он предвкушал с вечера, как спасательного круга от навалившихся неприятностей, все никак не приходил. Черепной коробкой цепко овладели и не хотели отпускать мысли и переживания о происходящем в последнее время в стране. Связавшись с этим постылым президентством, вместо того, чтобы мирно наслаждаться любимой игрой в гольф (а что еще нужно состоявшемуся миллиардеру в 73 года?), он вынужден ежедневно окунаться в дерьмо партийных и Госдеповских склок и интриг. Но за четыре месяца до возможного переизбрания от всего этого уже никак невозможно было отказаться без окончательной потери лица. И он поневоле был вынужден принимать участие в этой большой игре с неимоверно большими ставками «большой политики», расплачиваясь покоем и остатками нервной системы. Мысли беспорядочно и хаотично роились в старческой голове, создавая сумбур и головокружение. Перекидываясь то на проблему связанную с пандемией, поразившей последнюю сверхдержаву в самое сердце самолюбия, то на этого чертового ниггера,вздумавшего так некстати подохнуть под ботинком копаи тем самым вызвавшего массовые беспорядки, перекинувшиеся на большинство штатов, то на старую швабру и неврастеничку Пелоси. Все эти мысли никак не давали покоя воспаленной старческой голове. Он уже настолько свыкся с неприятностями ежедневно в течение уже почти пяти лет, если считать предвыборную гонку шестнадцатого года, обрушивающимися на его когда-то рыжую, а теперь седую голову, что порой стал ловить себя на том, что испытывает некое мазохистское удовольствие от их перебора, подобно монашеским четкам. Если бы ему кто-то лет десять назад сказал, что расплатой за возможность посидеть четыре года в президентском кресле, на котором толстая практикантка облизывала яйца «малыша Билли»,станут ночи подобные этой, он много раз подумал бы, стоит ли ввязываться в это дело. Ковбоем, участвуя в сумасшедшем родео, перескакивая с одной шальной мысли на другую, он не помнил, как уснул, да и уснул ли, а не просто забылся в спасительной полудреме? Сколько бы ни был изнурителен прошедший день, ночь не могла внести успокоения в его мятежную душу, поэтому, как и большинство представителей старшего поколения, Трамп спал очень чутко. Вот и сейчас, когда он краем уха услыхал чье-то нервное перетоптывание за дверью, а затем робкое поскребывание в нее, то сразу открыл глаза, автоматически фиксируя взгляд на прикроватных часах.

- Какого дьявола, Фрэнки?! – гаркнул он, увидев в чуть приоткрытой двери длинный как шило нос своего личного секретаря, подсунутого ему женой пять лет назад вместо прехорошенькой Вивьен, работавшей с ним еще в корпорации, дабы избежать ненужных, с ее – Меланьи, точки зрения, кривотолков.

- Господин президент! - придушенным голосом пискнул секретарь, все еще не решаясь переступить порог спальни. - Срочные новости!

- Да заходи, черт бы тебя побрал, вместе с твоими новостями! Что у вас там опять стряслось? «Сонный Джо»повесился на собственных подтяжках, оставив записку с обвинениями в мой адрес?! – ворчливо произнес он, привстав на локти и оглядывая согнувшуюся в виде вопросительного знака худощавую фигуру Фрэнки.

- Никак нет, - нервно хихикнув, возразил секретарь, - дело гораздо серьезней.

- Говори, не тяни, - нахмурился президент, чуя что-то неладное.

- В Москве, на параде, кажется, убили вашего визави – президента Бутина, - продолжая ухмыляться, доложил тот.

- Что-о-о?! – вскинулся Трамп на постели. – Что ты мелешь?!

- Вы в этом можете удостовериться сами, включив телевизор, - жеманно повел плечом секретарь.

Президент, еще не до конца проснувшись, усиленно тер лицо руками, как бы пытаясь этим жестом смыть некое наваждение, одновременно приводя мысли в порядок. А секретарь продолжал:

- Мне позвонил госсекретарь и сказал, чтобы я вас разбудил. Он сейчас перезвонит вам.

Президент, услышав эти слова, тотчас потянулся к тумбочке, где лежал его «блэкберри»,специально приспособленный для закрытой связи и немедленно включил его, одновременно просовывая вдруг заледеневшие ноги в шлепанцы, что стояли возле кровати. Быстро загрузившись, тот моментально сообщил о целой куче пропущенных звонков, большинство из которых принадлежали Госдепу и АНБ.Видимо действительно дело приобретало нешуточный оборот. И будто бы в подтверждение этой догадки, телефон резко завибрировал в его руке. Звонил госсекретарь Майк Помпео.

- Хэллоу, Майк, - без всякого энтузиазма произнес Трамп, поднося смартфон к уху.

- Хэллоу, господин президент! – радостно откликнулся на том конце собеседник, явно не обращая внимания на холодные нотки голоса первого лица государства. – Ваш не в меру заботливый Фрэнки уже передал вам эту шикарную новость?

- В общих чертах. Что там у них произошло? – все также холодно поинтересовался президент.

- Теракт. Прямо на их главной площади. Во время парада, - рублеными фразами начал рапортовать госсекретарь. – Взорвалась вся трибуна, где был Бутин со всем своим выводком. Вряд ли кто остался в живых. Включайте телевизор. Там на всех каналах показывают это зрелище…

- Хорошо, - перебил его ликование Трамп. – Подъезжайте ко мне и прихватите всех из Первого списка.

- Да. Я уже всех оповестил. И сам уже еду к вам. Минут через двадцать буду у вас.

- Хорошо. Собираемся в ситуационной комнате, - сказал президент и тут же отключился.

На протяжении всего недолгого разговора секретарь находился здесь же, застыв все в той же подобострастной позе.

- Помоги мне одеться, - буркнул президент ему, начиная снимать с себя пижаму.

После того, как секретарь помог президенту засунуть негнущиеся от подагры ноги в штанины брюк, Трамп поминутно кряхтя и чертыхаясь (при своих можно было не стесняться и не скрывать своей старческой беспомощности), начал одевать рубашку. Верный Френки и тут было кинулся помочь шефу, но был отстранен властной дланью:

- Ступай, разбуди Джареда. Я хочу, чтобы он тоже присутствовал на совещании.

- Не извольте беспокоиться, господин президент. Его сразу провести в ситуационный зал или сначала вы хотите переговорить с ним до того, как там все соберутся? – спросил он президента.

- Ты сначала попробуй его разбудить, - усмехнулся президент и сделал неопределенный жест рукой, для посвященных должный означать, что аудиенция окончена и, следовательно, приводить никого не надо. Дальнейшее облачение он продолжил уже самостоятельно, хоть и пришлось повозиться с пуговицами, долго не желавшими подчиняться дрожащим в треморе пальцам.

Джаред Кори Кушнер – тридцати восьми летний красавец, в прямом смысле «владелец заводов, газет, пароходов» - зять нынешнего президента через его дочь Иванку и его старший советник по вопросам геополитики, а по факту негласный проводник израильских интересов, по случайному стечению обстоятельств сегодня ночевал в доме тестя вместе с супругой. Поэтому секретарю Трампа не составило большого труда переместиться из западного крыла Белого дома в восточное и робко постучать в массивную дубовую дверь спальни любимой дочери сорок пятого президента. Как и следовало ожидать, с первого раза у него ничего не получилось. Здоровый и крепкий организм молодого человека, находящийся в крепких объятиях Морфея, проигнорировал скромные постукивания. На более громкий и настойчивый стук отреагировала Иванка, толкая острым локоточком своего благоверного в бочину:

- Джаред, Джаред, да проснись же! В двери стучат. Не слышишь, что ли?! – шипела она ему в ухо.

- А? Что? – не понял тот спросонья, с трудом разлепляя веки.

- Вставай! В двери кто-то стучит, - повторила она уже более громким голосом.

- Кто там!? – все еще сонно воскликнул молодой человек.

- Господин Кушнер, это я – Фрэнки, секретарь господина президента, - послышалось из-за двери.

- Иду-иду, - пробубнил Джаред, обернув вокруг своих чресел какое-то подвернувшееся полотенце и приоткрывая дверь в коридор. – Что случилось, дружище?

- Господин президент, настоятельно просит вас пройти в ситуационную комнату. Дело не терпит отлагательств, - слегка виноватым голосом доложил секретарь, впрочем, не собираясь вдаваться в подробности.

Просьбами такого рода, да еще и высказанными пол пятого утра, как правило, не принято манкировать, поэтому Кушнер кивнул и пробормотал, уже теряя остатки былого сна:

- Хорошо. Сейчас я оденусь и подойду.

- Ну что там?! – накинулась на него Иванка, как только за секретарем закрылась дверь.

- Твоему отцу срочно понадобилось лицезреть мою скромную персону, - не без юмора ответил он на вопрос жены.

- Пятый час утра! Что могло стрястись такого, чтобы он поднял тебя в такую рань?! – продолжала недоумевать молодая женщина, до подбородка натянув на себя одеяло.

Он в ответ лишь пожал плечами, присев на край кровати и надевая носки.

- Может «толстый Ким»рехнулся и отдал приказ атаковать нашу базу на Гуаме или того хуже – на Гавайах? – со знанием дела допытывалась она у мужа.

- Вряд ли, - улыбнулся он ей.

- Почему же?!

- Потому что, когда уже летят ядерные ракеты, то не имеет смысла вызывать советника по геополитике, - продолжал улыбаться он во все семьдесят два металлокерамических зуба.

- А кого имеет смысл вызывать? Разносчика пиццы? – не преминула уколоть супруга.

- Агента похоронного бюро… - уже без улыбки ответил он, зашнуровывая ботинки.

II.

Как и ожидалось, первым буквально прискакал, едва не танцуя на ходу и сияя, как новенький доллар, госсекретарь Майк Помпео. Ситуационная комната, расположенная в том же – западном крыле здания, в 2006 была оборудована новейшей техникой, включавшей в себя помимо шести новейших экранов для проведения телеконференций еще и аппаратуру защищающую в активном режиме все разговоры внутри нее от несанкционированного прослушивания. Конечно, можно было провести совещание с руководителями спецслужб и в режиме телеконференции, но событие, случившееся несколько минут назад на другом краю Земли заслуживало того, чтобы встретиться всем воочию, не доверяя всего того что может быть ими высказано по телекоммуникационным сетям.

- Что это вы, Майк, сияете, как будто получили наследство в миллион долларов от любимой тетушки, в обход ее сыновей?! – принципиально не протягивая руку для пожатия, поинтересовался Трамп.

- Черт возьми! Вы не так уж далеки от истины! – принимая манеру игры босса, но при этом, не обращая внимания на его явное хамство, воскликнул Помпео и его «обабившееся» лицо засияло пуще прежнего. – Это известие стоит гораздо больше, чем миллион от сдохшей тетки. Вы это видели?!

- Еще не успел, - хмурясь, произнес президент. Впрочем, он всегда хмурился, когда смотрел в это всегда самодовольно-хамское, с двумя подбородками, мурло своего госсекретаря.

- Ну, так включайте же скорее телевизор! Мне не терпится посмотреть на это фееричное зрелище еще раз.

Трамп не стал спорить с дураком, а просто подошел к столу и нажал клавишу включения центрального экрана.

- Включайте CNN, - подсказал услужливо госсекретарь, - там обновление идет каждые пять минут.

Президент рыкнул что-то неразборчивое,но вновь безропотно послушался его. Экран вспыхнул и высветил молодую и привлекательную дикторшу с лучезарной улыбкой, которая, уже наверное в десятый раз, повторяла в эфир радостную новость из столицы так ненавистного всему светлому миру Мордора.Улыбка телеведущей была настолько яркой и искренней, что можно было подумать о ее личной причастности ко всему произошедшему. Фоном для нее выступали кадры вспучивающейся в замедленной съемке земли под ногами зрителей центральной трибуны. Сюрреализм картинки, так не вяжущейся с плохо скрываемой радостью глупой журнашлюшки, был так очевиден, что даже циничный по своей натуре президент невольно крякнул и поморщился:

- Судя по силе взрыва надеяться на то, что кто-то там остался в живых не приходится?

- Совершенно верно, господин президент, - невольно копируя улыбку телеведущей, подтвердил госсекретарь и улыбнулся еще шире, так что горизонталь его бабьего, лишенного всякой растительности лица, стала, чуть ли не в двое, больше его вертикали.

Их диалог прервали почти одновременно начавшие входить в ситуационный зал, приглашенные лица. Словно долго ожидавшие за дверью разрешения войти, они гурьбой ввалились в помещение. Совет «Первого списка» составляли: седой как лунь, но моложаво-бодрящийся вице-президент Майк Пенс; директор ЦРУ – шустрая и вечно улыбающаяся старушенция Джина Хаспел; бравый и плотный, как чурбак – председатель Объединенного комитета начальников штабов Марк Милли; импозантный и велеречивый Роберт О΄Брайен – советник президента по национальной безопасности; Марк Эспер – министр обороны с внешностью школьного учителя; директор агентства национальной безопасности, адмирал Майкл Роджерс – личность во всех отношениях серая и ничем не примечательная, как и положено быть шпиону; строгий и подтянутый командующий Стратегическим командованием Соединенных Штатов – вице-адмирал Чарльз Ричард. Последним из тех кто вошел, был зять президента. За длинным столом, стоящим посреди комнаты расселись, соблюдая принципы демократии, а именно, не взирая, на чины и звания. За исключением Кушнера, все уже были, так или иначе, в курсе происходящего. Но несмотря на свою осведомленность никто из находящихся в помещении не смог отказать себе в удовольствии уже в который раз посмаковать подробности, потрясшие до основания их вековечного врага и соперника. Это их любование прервал сам президент, нажавший на пульте стоп-кадр:

- Я надеюсь, господа, что это все же не ваших рук дело?! – сказал президент и остро взглянул на госсекретаря и «кровавую Джину». И если к госсекретарю Трамп относился с большой долей брезгливости и недоверия, то по отношению к директору ЦРУ он испытывал настолько не завуалированное отвращение на уровне физиологии, что даже не пытался скрыть этого. Порой Трамп ловил себя на мысли, что внимательно разглядывает ее нервно подрагивающие руки в надежде наконец-то увидеть, как с них капает кровь невинно замученных этой сумасшедшей лесбиянкой. Цэрэушница продолжала улыбаться, делая вид, что заданный вопрос вообще не имеет к ней никакого касательства и лишь кончики ее пальцев нервно стали теребить авторучку, доселе мирно покоившуюся на столешнице, что не укрылось от наблюдательного взора президента. Глупый госсекретарь немедленно пришел ей на выручку:

- Нет-нет, господин президент, наши руки здесь абсолютно не причем! – воскликнул Помпео, подняв кверху свои пухлые ручонки, как бы демонстрируя воочию свою непричастность, но тут же все сам и испортил. – Мы всего лишь направили чужие руки в нужном для нас направлении.

- Объяснитесь! – грозно привстал со своего места президент.

- Все очень просто, господин Трамп. Мы всего лишь умело канализировали недовольство части российского общества властью, которое по счастливой случайности состояло из сотрудников ФСО и когда нужно скромно промолчали об этом.

- Майк, вы дурак! Но раньше об этом знали только ваша мать и несчастная жена, а теперь об этом знает весь мир и мы, сидящие здесь, в придачу! – хлопнул ладонями по столу президент.

- Зачем вы так, господин президент?! – с нескрываемой обидой в голосе вопросил Помпео. – Ведь мы сделали то, о чем вы и сами страстно мечтали последние четыре года.

- Да! Я мечтал сокрушить Россию! Но в честном поединке, лицом к лицу, а, не пользуясь вашими грязными методами к которым вы так привыкли в своей Конторе.

- Можно подумать, что в борьбе с Россией вы всегда пользовались исключительно конвенциональными методами, - пробубнил себе под нос госсекретарь, но так, чтобы это слышали все окружающие.

- Как же вы противны мне, Майк! Если бы не лоббисты из «Халибертон», которой вы в свое время удачно пристроили свои акции, уговорившие меня оставить вас на этом посту, я вышвырнул бы вас отсюда быстрее чем проходимца Тиллерсона.

- Если, как вы говорите, вышвырнете меня с этого поста, как и беднягу Рекса, то я вам не позавидую. Ибо в таком случае вы останетесь один на один со всей сворой от демократов, только к вам на помощь уже никто не придет, видя, с какой легкостью вы избавляетесь от своих сторонников, - уже не скрывая обиды, выговорил Помпео, тряся своими подбородками.

Не обращая никакого внимания на притворные всхлипы своего госсекретаря, Трамп вперил свой взгляд из под кустистых светлых бровей на «кровавую Джину» и четко, едва не по слогам произнес:

- Я вправе хотя бы рассчитывать на то, что ваши молодчики не оставили за собой никаких «мокрых хвостов»?!

- Все необходимые распоряжения уже отданы. Мы усиленно работаем в этом направлении. В ближайшие час-два операция будет завершена. Следы, если таковые и останутся, приведут куда угодно, но только не к нам, - бодро отчиталась та, не снимая с лица дежурной улыбки.

- Да знаю я ваших криворуких дубоголовых подручных, неспособных свернуть цыплячью шею даже заштатного латиноамериканского диктатора, обгадившихся при этом по самые уши.

- Господин президент… - вспыхнула моментально старая карга, но тот только отмахнулся от нее, как от осенней мухи.

- Господа, господа! Давайте не будем ссориться в такой важный и я даже не побоюсь сказать поворотный момент в нашей истории! – выспренно, как всегда, заявил О΄Брайен. – Тем более, как мне видится, нашему дорогому адмиралу Роджерсу есть, что добавить важного к уже полученной информации.

При этих словах все повернули головы к этому малозаметному человеку, достававшему из кейса какие-то папки и сверхтонкий ноутбук со встроенным в него мини-принтером (новинка!).

- Вы правы, Роберт, - бесцветным , как и он сам, голосом произнес директор АНБ, продолжая опустошать содержимое кейса. – Как вы прекрасно знаете, в сферу компетенции нашей организации входит постоянное наблюдение техническими средствами за территорией потенциального противника. В режиме реального времени, средствами космического контроля нами были зафиксированы, причем уже через пятнадцать минут после случившегося странные телодвижения стратегических сил русских. Вот, полюбуйтесь, - и с этими словами он подтолкнул по столу в сторону президента одну из папок.

Трамп небрежным движением раскрыл папку и начал перебирать фотографии российских стратегических объектов в высоком разрешении. Пока он занимался перебором фотографий, в зале стояла почти гробовая тишина. Вскоре президенту надоело это занятие, и он отпихнул папку в сторону председателя Объединенного комитета начальников штабов. Тот сразу углубился в изучение изображений открытых люков шахт ракет стационарного базирования, ракетных люков подводных лодок, стоящих у пирсов, верениц тяжелых многоколесных тягачей, несущих на себе длинные сигары мобильных ракетных комплексов и многочисленных фигурок людей, копошащихся на аэродромах возле крылатых ракетоносцев.

- Я впервые наблюдаю такую слаженную картину,- продолжал директор АНБ, скрипучим голосом.- Здесь, налицо явно агрессивное поведение русских. Поэтому считаю, что нужно незамедлительно и зеркально ответить на проявление агрессии с их стороны.

-Пустое, Майкл! Это не агрессия, а решимость к проявлению ответной агрессии,- перебил его Милли. – При необходимости запирающие устройства шахтных люков отстреливаются приблизительно за ноль целых четыре десятых секунды, поэтому нет никакой нужды открывать их и держать отрытыми, ничего не предпринимая в дальнейшем, на радость нашим следящим спутникам. Русских можно понять. Не каждый день у них убивают не только президента, но и все высшее руководство страны. А как бы вы поступили на их месте?!

- Простите меня, - вклинился министр обороны, - но теракт, даже такого масштаба, это еще не повод для бряцанья ядерным оружием!

- В принципе, мы ожидали подобную реакцию со стороны противника,- заявил Помпео, в любой ситуации позиционирующий себя в качестве всезнайки.

Папка с фотографиями, тем временем уже перекочевала к единственной женщине в этой компании и она немного смущаясь, водрузила на нос очки в металлической оправе для того чтобы в деталях ознакомиться с первоначальной реакцией России на теракт.

- И какова, по-вашему, должна быть наша реакция на действия русских? – в нетерпении спросил президент у всех присутствующих.

- В краткосрочной перспективе мы уже не успеваем, что либо, предпринять,- заговорил молчавший до этого Ричард. – Русские сейчас находятся в более выигрышной позиции, чем мы. Они продемонстрировали нам, достаточно убедительно, что готовы к нанесению упреждающего удара, который мы, естественно, не сможем отразить даже гипотетически. Превентивный удар по противнику мы нанести не сможем по причине его готовности к этому. Да и ударная группировка для выполнения подобной задачи нами не собрана. Для этого нужно, как минимум, несколько суток – сосредоточить орбитальную группировку и вывести в позиционные районы пуска ракет подводные и надводные силы. Впрочем, судя по полученной информации, русские не настроены на то, чтобы первыми объявить об Апокалипсисе. Они всего лишь демонстрируют о своей решимости к ответно-встречному удару. И нам остается только надеяться на благоразумие, которое никогда доселе их не покидало.

- И что нам посоветуете в данной ситуации, Чарльз? – поинтересовался Трамп.

- Я бы посоветовал, учитывая необычные обстоятельства предшествующие этому, отнестись к нервной реакции русских взвешенно и с пониманием, но, не убирая руку с пульса, - спокойно ответил он на вопрос главнокомандующего.

Всеобщее молчание поддержало его точку зрения и президент, до которого только сейчас стал доходить смысл московской трагедии, вмиг поставившей мир на грань взаимоуничтожения, с явным облегчением кивнул, соглашаясь с выводом Ричарда. Однако молчание длилось недолго. Его прервала «кровавая Джина», сняв очки и близоруко сощурившись на окружающих:

- Скажите адмирал, - обратилась она к Майклу Роджерсу, - фотографии со спутников отображают разные аэродромы стратегической авиации русских или одни и те же, но с различных ракурсов?

- Разные, миссис Хаспел, - веским тоном сельского учителя ответил он любопытной бабульке, - У русских имеется три основных аэродрома, предназначенных для базирования стратегической авиации в соответствие с приложением к договору об СНВ-3, и над каждым из них на геостационарной орбите висит по нашему спутнику. О каждом стратегическом носителе, находящемся вне постоянных пунктах базирования, они обязаны нас предупредить. Во избежание эксцессов.

- А теперь вы, Чарльз, - улыбаясь и помаргивая глазенками, обратилась она к командующему Стратегическим командованием, - напомните мне каким количеством «блэкджеков»располагает Россия на сегодняшний день?

- На сегодняшний день в составе стратегической авиации русских находится семнадцать таких самолетов, включая тот, что под названием «Ту-160М» все еще проходит заводские испытания на территории завода-изготовителя, - слегка приподнятым тоном от сознания своей осведомленности заявил тот.

- Да?! – деланно вскинула аккуратно выщипанные бровки цэрэушница. – А я насчитала двадцать семь, судя по этим снимкам!

- У вас, Джина, двоится в глазах, от выпитого вечером хереса, - хмыкнул президент и добавил уже более назидательным тоном, - вам не следует злоупотреблять спиртным, находясь на таком ответственном посту.

- Да что вы себе позволяете, господин президент?! – вскочила она со стула, тут же брызнув слезами, как заправская актрисулька, демонстрируя публике свою, легко ранимую душу.

Госсекретарь и советник по национальной безопасности с осуждением посмотрели на своего босса, но тот отмахнулся, сопровождая свой жест свойственным ему хамством:

- Пустое. Знаю я их женскую натуру. К тому же, чем больше баба плачет, тем меньше баба ходит по малой нужде.

Ситуацию попытался разрядить зять президента:

- И все-таки, какая-то реакция все равно необходима. Наше молчание может быть неверно истолковано, как нашими союзниками, так и противниками.

- Да-да, - тотчас поддержал его О΄Брайен. – Нужно срочно связаться с русскими и выяснить их намерения.

- С кем прикажете связываться?! Судя по тому, что верещит эта шлюха с «фейк-ньюс» взрыв утащил в ад всю верхушку Советов,- вскинулся Трамп.

- На случай непредвиденных обстоятельств, как вы знаете, существует «горячая линия» между моим ведомством и генштабом русских, - безмятежным голосом проговорил Милли.

- Вот вам карты и в руки! – обрадовался президент. – Звоните своему визави. Как там его фамилия?

- Генерал армии Афанасьев, - почти без акцента произнес Милли русскую фамилию.

- Аф-фа-на-си-ф, - чуть ли не по буквам повторил за ним Трамп. – Черт их задери, этих русских с их непроизносимыми фамилиями. Что вам для этого нужно? Телефон?

- Я, в принципе, предвидел ход дальнейших событий, поэтому прибыл сюда со своим ППСС.Мой адъютант с переводчиком находятся в вестибюле первого этажа.

Президент нажал на кнопку селекторной связи:

- Фрэнки, там, на первом этаже топчутся парни мистера Милли, веди их сюда.

- Одну минутку, мистер президент,- прошелестел голос секретаря.

- А вы, Майк,- обратился президент к госсекретарю,- озаботьтесь сочинительством официального соболезнования русскому народу по поводу безвременной и трагической кончины их руководителей в лице которых мы имели не всегда удобных, но безусловно талантливых переговорщиков и патриотов своей страны. И все это с обязательным осуждением терроризма и предложением помощи в расследовании этого гнусного, не ухмыляйтесь Майк, преступления. А заодно вставьте шпильку по поводу плохо организованной охраны первых лиц государства. В общем, сами придумайте текст, но обставьте все, таким образом, будто для нас самих это стало большим потрясением. Лгать везде и по любому поводу - это ваша отличительная черта характера.

При последних словах президента лицо госсекретаря исказила гримаса явного неудовольствия, но он пересилил себя и не стал затевать спор, лишь заметив, слегка поджав губы:

- По последним данным там погибли высшие руководители и иных стран.

- Ну и отлично. Пошлите соболезнования и им тоже. Наконец-то, у борзописцев вашего ведомства, появится хоть какая-то работенка,- отмахнулся он от замечания Помпео.

Глава 3

I.

24 июня 2020г., Россия, г. Москва, Фрунзенская набережная 22, Национальный центр управления обороной РФ.

С мест начала поступать информация о приведение в боеготовность не только сил ядерного сдерживания, но и войск, как стратегической ПВО, так и объектовой. Первый шок по поводу случившегося, начал проходить, и доклады посыпались как осенние листья в ветреную погоду. Страна ощетинивалась в ожидании возможного нападения. Уже не один десяток лет на учениях общероссийского масштаба проигрывалась ситуация, в которой страна встречала врага в условиях отсутствия верховного главнокомандования по причине его физического уничтожения в результате первого обезглавливающего удара. И вот то, о чем только подразумевалось, получило свое подтверждение на практике. Командующие округами выходили с докладами по ЗАСи настоятельно просили дальнейших инструкций. Афанасьев шестым чувством ощущал, что в ближайшие полчаса или час все должно так или иначе получить свое разрешение, а потому велел командующим округами и флотами быть на прямой связи с Центром. А какие, собственно говоря, он, начальник Генштаба мог дать инструкции? Все его инструкции сводились к призывам соблюдать спокойствие и проявлять готовность к отражению нападения с любой стороны, в ожидании окончательного прояснения ситуации.

В результате грандиозной по наглости и кровавости диверсии Россия разом лишилась – Президента Виктора Бутина, Председателя кабмина Михаила Меншуткина, министра обороны Жанчила Тургэна, министра иностранных дел Сергея Калантарова и главкома Сухопутных войск Игоря Селюнина. И это без учета иных чиновников госаппарата в ранге министров или приравненных к ним. Ситуация усугублялась еще и тем, что среди жертв теракта были главы зарубежных государств. Погиб президент Казахстана - Токаев, президент Узбекистана – Мерзиёев и президент Сербии – Вучич. По дороге в больницу скончался, не приходя в сознание, президент Кыргызстана – Жээнбеков. Смерть навеки примирила, смешав прах министров обороны Китая и Индии. Обо всем этом, захлебываясь и поминутно вытирая потный лоб, поведал заместитель министра по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий (в сокращении МЧС) Вениамин Нечипоренко. Его непосредственный начальник – министр генерал-полковник Евгений Чинизев тоже находился где-то здесь, среди разорванных в клочья тел, но его пока не нашли и не опознали. А ведь на трибуне были еще и представители дипломатического корпуса. От мысли, что за этот трагический инцидент придется нести ответственность перед странами, делегировавшими своих представителей на парад, как ни крути, а ответственность за безопасность мероприятия несет на себе принимающая сторона, вызвала у Афанасьева приступ острой зубовной боли. К тому же до него только сейчас начал доходить ужас последствий от кровавой мясорубки. Сейчас вся страна, да пожалуй и весь мир, замерли в ступоре, но как только пройдет первый шок от случившегося… Об этом не хотелось даже думать, но мысли, не спрашивая разрешения у хозяина, сами лезли в голову. «Сейчас покатятся биржевые котировки, за ним обвалится и так дышащий на ладан рубль, а дальше народ начнет сметать с полок магазинов все, что подвернется под руку» - размышлял он, молча уставившись на большой обзорный экран стеклянными глазами. Из очередного приступа забытья его вновь вывел заместитель, он же начальник главного оперативного управления Генштаба – Сергей Рудов, куда-то уходивший и вот опять появившийся за спиной :

- Валера, - тихо обратиля он к Афанасьеву, - собрались все командующие родами м видами войск, командующие округами и флотами, последние в режиме телеконференции. Нужно срочно принимать какое-то решение.

- Какое? – очнулся Афанасьев, по-прежнему не обращая внимания на фамильярность своего зама.

- Ты что тут из себя Незнайку строишь?! – прошипел тот, белея лицом от приступа накатившегося бешенства. – В стране вот уже почти полтора часа нет никакой власти! Вот-вот начнется всеобщая паника! А там – анархия, которую уже не остановить никакими средствами, ибо она будет иметь не локальное проявление, а всеобщее. Никакого ОМОНа не хватит заткнуть все дыры.

- Делать-то что, скажи толком?! – беспомощно разведя руками, проблеял Афанасьев.

- Что делать?! Да власть брать в свои руки! Вот что!- едва не выкрикнул Рудов. – Ты сам вспомни, как мы с тобой сидели на кухне у тебя и размышляли, чтобы мы сделали, если бы сами стояли у руля! Пойми, второго такого шанса нам уже никогда не представится!

При последних словах Афанасьев долгим и тяжелым взглядом окинул своего друга и зама в одном лице. Тот правильно понял его взгляд:

- Дур-рак! – процедил он сквозь зубы в лицо шефу. – Если бы это было моих рук дело, то ты бы уже давно валялся здесь в проходе между кресел с прострелянной башкой, после отключения автоматического оповещения.

- Но почему?! – вскидывая брови, недоуменно и несколько обиженно воскликнул Валерий Васильевич.

- Потому что восемнадцатое брюмера совершают исключительно под себя, любимого, - спокойно ответил ему Рудов.

- Хочешь сделать из меня помесь из Наполеона и Пиночета?- хмуро спросил Афанасьев.

- Н-е-т! – зло хохотнул в ответ заместитель. – Помесь из Минина и Пожарского!

- А почему я? Ведь наверняка остались в живых многие из руководства исполнительной и законодательной власти?! Из МИДа или ФСБ, в конце-то концов, – попытался он, в последний раз, отвертеться от невыносимо тяжелой шапки Мономаха.

- Потому что у тебя в руках находится главный символ и атрибут высшей власти, - терпеливо, как маленькому ребенку, объяснил он, с его точки зрения, данную очевидность.

- Какой еще атрибут? – непонимающе уставился на зама Афанасьев.

- Да всё такой же! - хмыкнул «пруссак». - Это только в начале прошлого века символами власти были корона, держава и скипетр, а ныне 21-й век. И символ вон, топчется в сторонке, - кивнул он на Завьялова, стоявшего неподалеку и делавшего усиленный вид, что все происходящее его не касается никоим образом.

К ним уже придвинулись и окружили плотной стеной командующие родами войск, к которым примкнули еще три человека, видимо появившиеся здесь совсем недавно. Среди мундиров с большими звездами на погонах гражданское одеяние двоих из них резко бросалось в глаза. Один из них был первым заместителем директора ФСБ Николая Пасечника – генерал-полковник Николай Павлович Тучков, сорокадевятилетний, высокий и плечистый, с безукоризненной военной выправкой, выработанной целыми поколениями славных предков. В роду Тучковых он был не то седьмым, не то восьмым генералом, но первым кто примерил на себя мундир «жандарма». Второй, носил такое же звание, но был невысокого роста, худощавый и жилистый с лицом слегка тронутым седоватой щетиной плохо выбритых щек и подбородка. На вид ему было уже далеко за пятьдесят. Звали этого человека Дмитрий Аркадьевич Барышев и занимал он должность первого заместителя недавно назначенного директора СВР Сергея Покрышева. Кадровый разведчик, едва ли не полжизни, проведший на нелегальном положении, он как паук, сидящий в центре паутины, держал в своих руках нити, ведущие ко многим тайным операциям наших разведчиков за границей. Эти две фигуры, несмотря на немалые звания, одетые в цивильное приковали к себе всеобщее внимание. По служебной надобности им приходилось не раз бывать как в Центре, так и в Генштабе, поэтому их появление не стало ни для кого неожиданностью. Несмотря на то, что в русской армии всегда, еще с царских времен бытовало некое предубеждение по отношению к лицам в лазоревыхмундирах, к этим представителям из конторы «молчи-молчи»относились все хорошо и даже по-дружески. Так как не раз могли убедиться в их профессионализме и порядочности. Третьим в этой «святой троице» был высокий, слегка седоватый, но зато отлично выбритый адмирал флегматичной внешности и с расслабленной улыбкой городского сибарита. Но внешность, как всегда, весьма обманчива. Это был матерый военный разведчик – Костюченков Игорь Олегович, кстати, первый в этой должности, носящий погоны морского офицера.

Однако появление этих новых фигур не осталось незамеченным бдительным оком «пруссака» и он тут же подошел к ним. Приветливо протягивая руку поочередно каждому, заметил, однако, не без легкого ехидства, обращаясь к Барышеву и Тучкову:

- А что же ваше начальство не почтило нас своей милостью? Или они предпочитают держать руку на пульсе времени, не выходя из своих мрачных застенков?

- Верно! – принял игру и манеру общения вмешавшийся в разговор «разведчик» Костюченков. – Совершенно верно! Именно в застенках и находится их начальство, причем, в прямом смысле слова.

- Вот как?! Интересно-интересно! И что, были причины? – уже на полном серьезе поинтересовался Рудов. Высший генералитет еще плотнее сбился вокруг них, боясь прозевать хоть одно слово, сказанное здесь.

- Да, - коротко подтвердил сказанное адмирал-шпион, ничуть не смущаясь повышенного внимания к своей никем и ничем не афишируемой особе. Их более разговорчивый коллега – Тучков, решил внести ясность, поэтому хоть и довольно кратко, но емко описал перипетии сегодняшнего утра.

- Мы с Игорем Олеговичем и Дмитрием Аркадьевичем, - тут он кивнул поочередно на Барышева и Костюченкова, - уже давненько присматривались к своим шефам – Пасечнику и Покрышеву. Ну и накопилось со временем, конечно. А уж после приснопамятного вояжа этого развеселого квартета, в лице их и еще секретаря Совета безопасности Ватрушина и вашего начальника Главного управления Генштаба, ныне покойного, генерал-полковника Коробова,в Штаты в конце января 2018, где они сдали тогдашнему директору ЦРУ Майку Помпео все сведения о нашей резидентуре на Ближнем Востоке, за обещание спасения от санкций, счетов и предприятий своих женушек, зарегистрированных на Сейшелах и Кайманахи подавно наш интерес к ним возрос многократно.

- Кстати, загадочная смерть Коробова это ваших рук дело? – вскользь поинтересовался Рудов.

Оба штатских, как по команде, дружно пожали плечами, но не стали отвечать. Костюченков, к которому и относился вопрос, промолчал, отводя глаза.

- Ладно, - отмахнулся Рудов, не желая ставить в неловкое положение возможных соратников. – А дальше?

- А дальше, - подхватил его Тучков, - когда это произошло, мы быстренько связались и согласились, что второго шанса раздавить этих гнид у нас может не случиться. Группы захвата у нас всегда на «подогреве».Остальное – дело техники. Через десять минут их уже спеленали прямо в своих кабинетах. Ватрушина перехватили, когда он уже садился в машину, чтобы ехать в Кубинку-2.Жаль, что не смогли захватить домочадцев Покрышева. Слиняли в Венгрию еще на прошлой неделе. Он им оформил венгерское гражданство, в нарушение всех законов и инструкций, так что, теперь их «ищи-свищи». Ну а мы вот сюда, сразу и прямиком. По дороге пробовали связаться с директором ФСО и его заместителем, но их рабочие телефоны и личные коммуникаторы не отвечают. Мы проявили инициативу и послали оперативные группы по известным адресам. Группы пока на связь не выходили.

Афанасьев больше на автомате, чем осознанно покивал головой. При этом его и без того «топорное» лицо с никак не подходящей к нему курносостью переполняла злость, впрочем, пока еще в рамках армейского этикета.

- Где задержанные? – угрюмо спросил он, сжимая кулаки до побелевших костяшек.

- На одной из явочных дач под надежной охраной. Специалисты сейчас проводят с ними «экспресс-допрос».

- Смотрите, не переусердствуйте там, - подначил Рудов Тучкова, зябко передергивая при этом плечами.

Но взгляды почти всех присутствующих скрестились на Афанасьеве. Все ждали от него веского слова. А на него было страшно смотреть в эти минуты. Покрывшееся испариной возле лба и висков лицо начальника Генштаба было похоже на восковую маску, наспех и грубо слепленную с оригинала. Но он молчал, а всем окружавшим сейчас несчастного начальника Генштаба, по зарез нужны были, хоть какие-то руководящие указания, чтобы сбросить с себя растерянность и почувствовать свою необходимость. Все это прекрасно понимали. Понимал это и Валерий Васильевич Афанасьев, по прозвищу «комод».

Напряженную паузу нарушил капитан с красной повязкой дежурного начальника караула.

- Товарищ генерал-майор, - обратился он, козыряя, к руководителю дежурной смены, - разрешите обратиться к товарищу Начальнику Генерального штаба?!

- Разрешаю, - незамедлительно ответил тот, подспудно чувствуя, что сейчас должно что-то произойти (хотя, если вдуматься, то происшествий сегодня и так хватало).

- Товарищ генерал армии, - обратился он уже к Афанасьеву, - разрешите обратиться?!

Начальник Генштаба только коротко кивнул, не тратя даром слов. Он вообще был из породы молчунов.

- Там на КППкакой-то старик. Из гражданских. Требует немедленно провести его к вам. В подтверждение своего требования передал вам, вот это, - с этими словами начкар сунул руку в нагрудный карман и достал оттуда золотой перстень, в виде печатки, на поверхности которой было рельефное изображение трех пятиконечных звезд, сцепившихся краями своих лучей, образуя, тем самым, некое подобие треугольника. Афанасьев взял в руки кольцо и поднес к глазам. Сомнений не было, он сразу узнал этот рисунок и невольно вздрогнул. Вот уже сорок три года в левой подмышечной области он носит этот выжженный каленым железом знак. Знак причастности к тайному сообществу. С внутренней стороны перстня по его окружности шла надпись славянской вязью: «Жизнь – Родине, честь – никому».

- Веди, сюда, – осипшим голосом приказал он капитану. В горле как-то разом все пересохло. Он сделал судорожное глотательное движение, но во рту бушевала Сахара. Кто-то из генералов, видя мучительные затруднения начальства, протянул стакан воды. Валерий Васильевич только благодарно кивнул, даже не рассмотрев, как следует, доброхота. Предчувствуя нечто эпическое, присутствующие генералы и адмиралы замерли «соляными столбами» подобно персонажам «Ревизора» в последней сцене.

II.

Минуты ожидания тянулись невыносимо долго. Всем почему-то казалось, что появление неизвестного и таинственного старика, передавшего какой-то предмет Начальнику Генштаба (далеко не все смогли разглядеть и понять, что он принял от начкара) способно, если и не все расставить на свои места, в этой непонятной и трагической ситуации, в которую попала Россия в очередной раз, то уж во всяком случае, во многом прояснить обстановку. Вдруг в задних рядах возникло какое-то едва уловимое движение, а буквально через пару-тройку мгновений плотные ряды присутствующих генералов начали расступаться, как льдины перед движущимся айсбергом. Но никакого айсберга не было. Просто вошел среднего роста сухощавый хиповатого вида старичок с седыми волосами аккуратно собранными на затылке в куцый хвостик-косичку, перехваченный канцелярской резинкой и такой же небольшой седой подстриженной бородкой. Одет он был тоже по-простому: светлые полотняные брючки и в тон им рубашка с короткими, по случаю теплой погоды, рукавами. Чем-то он даже на первый взгляд напоминал уже порядком подзабытого актера – Вацлава Дворжецкого. В общем, как ни крути - ничем не примечательный старикан. Тысячи таких, как он сидят у своих подъездов на лавочках, яростно обсуждая внешнюю политику страны, играют в шахматы с такими же, как они сами отголосками прошлого или, как сторонники ЗОЖа бегают по утрам в скверах и парках, демонстрируя победу старческого маразма над инфарктом. И все-таки было в нем что-то этакое, что в корне отличало его от всех других. Чувствовалась в нем какая-то необъяснимая мощь, заставляющая расступаться в стороны сильных мира сего. По уверенной и совсем не старческой походке, по отточенным и повелительным движениям руки, требовательно протянутой к Афанасьеву, чтобы тот вернул опознавательный знак, было видно, что этот человек привык отдавать приказы еще и не таким «шишкам», как Начальник Генштаба и не терпел отказов ни с чьей стороны. Но самым удивительным в этом старике были его глаза. Голубые, чистые, без какой бы то ни было мути в глазных яблоках, свойственной всем представителям преклонного поколения, они поражали своей молодостью и пронзительностью. Такие глаза могли принадлежать только молодому и полному жизненных сил человеку. Или же вовсе не человеку, что уже было бы на грани мистики и откровенного фэнтези.

Разумеется, Афанасьев тотчас же вернул артефакт его владельцу и тот небрежным жестом водрузил его на средний палец левой руки.

- Кто вы?! – хриплым голосом вопросил он у властного старика.

- Каким бы именем я не назвался и какой бы паспорт не предъявил, это вам ровным счетом ничего не скажет, - ясным и крепким голосом возвестил пришелец. – Но ты, Боримир, можешь называть меня Посланником.

Афанасьев невольно сжался в комок, услышав третий раз в жизни свое истинное имя, данное ему сорок три года назад на утесе Волги в грозовую ночь. Вместе с «истинным», как ему было сообщено, именем он получил и уже упомянутый знак, выжженный на его теле каленым железом там же. Второй раз это имя, обращенное к нему, он услышал двадцать пять лет тому назад, когда Посланник, предъявив ему точно такой же, как и сейчас, перстень, в безапелляционном порядке приказал поступать в Военную академию Генерального штаба Вооруженных Сил РФ. И хотя у него самого и не было столь грандиозных планов на свое ближайшее будущее, однако Посланник был строг и неумолим, поэтому пришлось подчиниться его воле. Тот ли это был Посланник, что явился к ним сейчас, или это был совсем иной человек, Валерий Васильевич не был уверен, ведь прошло двадцать пять лет. Время порой изменяет даже хорошо узнаваемые черты лица до абсолютной неузнаваемости. Тот, первый Посланник, был гораздо моложе, и даже, кажется, несколько шире в плечах. Их обоих роднила только повелительная манера общения и этакий холодный блеск стали в глазах.

- Ты знаешь, - нисколько не смущаясь толпы окруживших их высших армейских чинов, - что означает сей знак?

- Да. Сугубое подчинение, - тихим голосом ответил Афанасьев.

- Именно! Сугубое! – со значением повторил за ним Посланник.

- Слушаю волю, пославших тебя! – еще более тихим голосом выдавил из себя Валерий Васильевич, положенную фразу. Пришелец долгим и внимательным взглядом окинул Афанасьева, будто просканировал. Затем, медленно перевел свой взгляд на стоящего рядом Рудова, так же не торопясь ощупал взором и его, видимо что-то прикидывая в уме. Встретившись взглядом с Посланником, Рудов опустил глаза и помотал головой, как бы отнекиваясь. Тот понял как надо его жест, кивнул, своим мыслям, последний раз уверяясь в правильности выбранного решения, не чинясь, все таким же ясным и негромким, но всем хорошо слышимым голосом, возвестил:

- Верховный Совет Волхвов «Братства Перуна» призывает тебя, брат наш младший Боримир, принять на раменасвои вышнюю власть на Святой Руси сообразно чести своей и разумению, как заповедовали нам славные предки наши и как надеются потомки.

- Н-но, п-почему я?! – чуть заикаясь, спросил Афанасьев. – Неужели кроме меня нет в России достойного правителя?!

- Много званных, но мало избранных,- произнес с пафосом Посланник, но затем, немного смягчая тон, все же пояснил. – Срочная ситуация требовала от нас срочных решений. Да и зачем искать где-то грибы, если можно рвать те, что растут под ногами?

- Избавьте! Не смогу! Не сумею! – уже дрожа всем телом, будто в жесточайшей лихорадке пробовал лепетать он.

- Стыдись, Боримир! – нахмурился Посланник. – Разве не ты давал в свое время воинскую присягу?! Тебе напомнить ее текст?

Афанасьев отрицательно помотал головой. А Посланник продолжал обличительные речи:

- И разве не ты давал ротув ту грозовую ночь на волжском утесе?! А теперь пытаешься бежать с поля боя, на котором решается вопрос о жизни и смерти Отчизны?! – уже не звучал, а гремел голос этого странного старца.

Но тут на помощь находящемуся чуть ли не в полуобморочном состоянии Афанасьеву пришел Рудов, гораздо быстрее, чем Афанасьев, сориентировавшийся в происходящем:

- Товарищ генерал армии, - официально обратился он к Начальнику Генштаба, - мы, все здесь присутствующие готовы разделить с вами бремя власти и всю полноту ответственности за принятые решения.

При этом он вопросительно поглядел на Посланника и, дождавшись от него согласного кивка, еще более уверенным тоном закончил:

- Валерий Васильевич, промедление, как говорится, смерти подобно. С каждой минутой возрастает угроза наступления хаоса. Такую страну, как наша, нельзя надолго оставлять без присмотра. Иначе нашей нерешительностью захотят воспользоваться силы извне, и тогда двадцать второе июня для нас покажется детским утренником, учитывая современные технологии ведения войны.

- Но вы отдаете себе отчет в том, что громоздкий корабль российской государственности придется переформатировать на полном ходу?! – попробовал было уже в последний раз сопротивляться Афанасьев. – А это, как вы сами понимаете, не удастся произвести без пролития какого-то количества крови.

- Кровь – не грязь! – возразил Посланник, слышавший их препирательства. – К тому же небольшое кровопускание зачастую спасает от инсульта.

- Где это вы видели, чтобы на Святой Руси обходились малой кровью? – криво усмехнулся Валерий Васильевич. Посланник не стал вступать с ним в пререкания по этому поводу. Он продолжал гнуть свою линию:

- Да. Ты, Боримир, мало подходишь на этот пост. И будь у нас время для более тщательного выбора, мы не решились бы доверить тебе это неимоверно трудное дело. Но у нас нет времени на выбор. От срочности принятия решения зависит слишком много. Паки скажу – времени нет. Опять над Русью собираются темные силы, чтобы уничтожить её. Плохи вы или хороши, наши потомки, но вы – последний рубеж на пути Вселенского Зла, что грозит затопить Мир кровью и отдать его во власть Тьмы. Если вы не устоите здесь и сейчас, то не устоим и мы там - в вашем прошлом. И тогда будут напрасными принесенные жертвы на Чудском озере и Куликовом поле, под стенами Москвы 1612-го и под Полтавой, на Бородино и под Сталинградом. Свеча пассионарности русского этноса вот-вот погаснет под злыми ветрами дующими извне и изнутри. Вы, своими телами должны прикрыть его робкий огонек, спасти от окончательного затухания и попытаться превратить его в пламя надежды. Мы с вами – одно целое, как прошлое и будущее. Если сможете удержать натиск тьмы и отбросить его, то и у нас появятся силы помочь вам. Павшие за Отчизну предки, почувствовав свою необходимость, вольют в ваши жилы и мышцы свою нерастраченную силу. Что для этого нужно?! Выйдите к народу, обратитесь к нему лицом, совершите первые поступки, чтобы он вновь поверил вам, может в остатний раз. Мы, конечно, несколько разочарованы тем, что в один момент ты свернул с праведного и бескорыстного пути служения Родине, но пока ты еще не до конца погряз с головой в нечистоплотных играх, у тебя есть шанс вернуться на Светлую сторону. А твои товарищи по службе, кстати, многие из них, как и ты, носящие «знак братства», думаю, не откажут тебе в своей помощи, – подытожил Посланник и вопросительно оглядел собравшихся. Толпа старших офицеров, обступившая пятачок, центром которого был седовласый старец, боявшаяся до этого момента даже лишний раз вздохнуть, чтобы не упустить чего-то важного, вдруг загомонила подобно стаду гусей, погоняемой хворостиной на водопой. Да они и были похожи сейчас на гусей, вытянувших шеи и мотающих головами в удивлении и растерянности. Но нет. В голосах этих «гусеподобных» не слышалось невнятного гоготания. Напротив, они все, как-то разом, почувствовали единение между собой и начали осознавать, что являются непосредственными творцами истории, и что именно от них в сей момент зависит – удержится Россия над пропастью или взмоет ввысь, распахнув могучие, сложенные доселе крылья. Расценив ропот военных как явное одобрение своим словам, Посланник подытожил:

- Да. Ну, хоть с этим я не ошибся. Ты и твои соратники, пожалуй, сможете удержать Россию «на ровном киле» и не опрокинуть ее днищем кверху. Однако должен вас предостеречь. Вы сможете уберечь страну только в том случае, если сами внутри себя не перегрызетесь. Всегда помните об этом.

- А разве вы, верховные волхвы «братства» не окажете нам помощь? – решился спросить Николай Тучков. Посланник повернул голову в сторону вопрошающего и улыбнулся , как-то светло и по-доброму, даже с некоторой грустинкой:

- Нет, Жароок!

Первый заместитель директора ФСБ ничем не выдал своего замешательства при произнесении его подлинного имени, но зрачки его глаз расширились, выдавая, тем самым, крайнюю степень изумления от осведомленности Посланника. – Это ваш мир и ваше время. А мы всего лишь тени минувшего, стоящие на страже родовой памяти. Мы, стоящие у Развилки Времен, приходим к вам только тогда, когда видим, что все остальные пути, за исключением единственного, ведут к неминуемой гибели. Мы – маяки указующие вашему кораблю на рифы и мели. И мы всегда приходим к вам на помощь, когда Руси грозит погибель. Но мы не всесильны. Повторяю, мы можем лишь поддержать вас в борьбе, но только в том случае, если вы сами хотите бороться.

- Что-то я не слыхал о толпах волхвов в окопах Сталинграда или кабинете Сталина, предупреждавших его о «Барбароссе»,- пробубнил под нос неугомонный Тучков больше самому себе, чем окружающим, что, впрочем, не укрылось от ушей Посланника.

- У нас другие фронты, - мягко возразил ему старик. – Ведь не по своей же воле Гитлер не сумел воспользоваться Темной Силой, которой овладел, или точнее, которая сама овладела им.

Рудов, как наиболее трезвомыслящий из всех, на данный момент, не дал разгореться ненужному никому спору, а потому, слегка откашлявшись, решительно вклинился в разговор:

- Ты благословил нас, Посланник, на тяжелый и несвойственный нам до сих пор труд. Ведь до сих пор мы были всего лишь исполнители, но не Вершители. Мы благодарны тебе и надеемся, что вы, мудрые, убережете нас от опрометчивых шагов.

Посланник охотно кивнул ему и приободренный этим кивком Сергей Иванович продолжил свой пассаж:

- Мы же в свою очередь, - он оглянулся на обступивших их, армейских чинов, - я надеюсь, что все разделяют мою точку зрения, со своей стороны приложим все усилия к тому, чтобы воспользоваться шансом и попытаться, залатать пробоины в нашем корабле. И сняв его с мели, вновь развернуть белые паруса надежды на лучшую долю для нашей Отчизны и ее граждан.

«Ого, как он заговорил?! Я и подумать не мог, что «пруссак» способен к таким витиеватым речам!» - с мимолетной завистью подумал о своем начальнике Главного оперативного Управления Афанасьев. Дружный гул одобрения послужил сигналом к принятию Афанасьевым всего бремени власти. Нужно было сказать какие-то слова, но у него как на грех все вылетело из головы. С экранов за всем происходящим в этом зале, затаив дыхание наблюдали командующие округами и флотами, явно сожалея, что не находятся сейчас здесь – в эпицентре разворачивающихся событий. Слегка приревновавший окружающих к ораторскому искусству Рудова Афанасьев тоже решил внести свою лепту в общий настрой:

- Товарищи! Как вы все уже знаете, в Москве буквально только что произошла страшная трагедия, унесшая, по всей видимости, немалое количество жизней. Я предлагаю всем присутствующим, встать и почтить их светлую память минутой молчания.

Несмотря на обширность зала, голос начальника Генерального штаба был хорошо слышен, чему способствовали включенные микрофоны, переключенные чьей-то заботливой рукой в режим громкоговорителя. Его услышали не только военачальники, сгрудившиеся вокруг, но и операторы, сидевшие в партере зала. Все кто до этого момента сидел разом поднялись со своих мест. Даже операторы, молча, застыли в скорбном молчании. Все та же невидимая рука вдруг включила транслятор, по которому мерно и тяжело начал звучать стук метронома. Всем казалось, что эта минута будет длиться вечно. И вечно будет стучать в ушах этот звук, как шаги, как последнее биение сердец уходящих из жизни людей. Наконец эта бесконечная минута прошла и Афанасьев с явным облегчением провозгласил:

- Спасибо, товарищи! Прошу садиться. Дежурной смене операторов продолжить выполнение своих служебных обязанностей.

Однако неугомонный Рудов и тут сумел перехватить инициативу:

- Попрошу еще внимания у присутствующих! Пользуясь редким случаем нахождения среди нас старшего по званию и опыту, - тут он кивнул в сторону Посланника, - я хочу, чтобы мы все принесли клятву верности, начинаемому нами делу и призвать уважаемого Посланника быть ее свидетелем.

Толпа парадных кителей, жиденько разбавленная двумя одетыми в цивильное генералами, дружно загудела в одобрении. С этими словами он вытянулся по струнке и глядя на него вытянулись, подобрав животы у кого они были, остальные члены будущей хунты. А Рудов продолжал свой экспромт:

- Давайте поклянемся, памятью предков и чаяниями потомков, что до последней капли крови и до последнего вздоха будем неустанно и бескорыстно служить Отечеству и своему народу. Будем защищать его интересы и дружно стоять плечом к плечу с нашими товарищами, ставя интересы народа, превыше собственных. Обязуемся соблюдать дисциплину и нести персональную ответственность за каждое принимаемое нами решение. Если кто из нас нарушит слова данной клятвы, то пусть карающая рука его товарищей настигнет его, где бы он ни был. И не видать ему покоя ни на этом, ни на том свете. Жизнь – Родине, сердце – любимым, честь – никому. Клянемся!

- Клянемся! – воодушевленно воскликнули все военные.

- Клянемся! – повторил он.

- Клянемся! – подхватили и те, кто через каналы военной связи был на экранах мониторов.

- Клянемся! – в последний раз прогремел его голос.

- Клянемся! – переходя в крещендо, отозвались уже все присутствующие, включая вскочивших со своих рабочих мест дежурных операторов, ответственных за то или иное направление обороны.

- Я – слышал! – ударив себя кулаком в грудь, произнес Посланник.

- Земля – услышала! – указал он перстом вниз.

- Вода – услышала! – махнул он рукой куда-то неопределенно.

- Небо – услышало! – подняв кверху тот же самый палец, торжественно произнес волхв. – Да будет посему!

III.

В начавшейся после принятия клятвы суете, никто не заметил, как и куда исчез Посланник. Суету прервал офицер связи, который доложил о том, что по «горячей линии» с Начальником Генштаба хочет срочно связаться его коллега из США. Пришлось срочно идти в «переговорную», где находился специальный аппарат связи «прямой линии», созданной специально для срочного разрешения конфликтов еще при Хрущеве. Комната, в которую вошел Валерий Васильевич, находилась в подвале Центра, всячески защищенном от любого вида перехвата, прослушивания и фиксирования, всех потенциальных переговоров. Ее аналоги находились в здании министерства обороны и Кремле. В скудно обставленном помещении находился лишь Г-образный стол с двумя крутящимися креслами для лица, ведущего непосредственные переговоры и для переводчика, одновременно исполняющего обязанности телефониста. На столе стояли два идентичных телефонных аппарата с «навороченной» клавиатурой и встроенном принтером. Переводчик, он же телефонист уже находился на своем месте. Афанасьев в школе и вузе изучал немецкий язык и владел им достаточно приличном уровне, как и покойный ныне президент, а вот английский, тем более американизированный разговорный понимал с большими трудностями, поэтому наличие профессионального переводчика было крайне необходимо. Генерал, не мешкая, снял трубку с рычага и поднес ее к уху:

- Начальник Генерального Штаба Вооруженных Сил Российской Федерации генерал армии Валерий Афанасьев у аппарата, - отрекомендовался он. Его сосед по столу повторил за ним, то же самое, только по-английски.

На том конце густой баритон Начальника комитета Штабов пророкотал, судя по тону, приветствие, а переводчик, слегка растягивая гласные, подтвердил догадку Афанасьева:

- Приветствую тебя, Ва-ле-ри! Это Майк Милли – твой вечный ночной кошмар, - не к месту решил сострить бравый американец.

- Здравствуйте, мистер Милли! Не стоит преувеличивать. В рейтинге моих ночных кошмаров вы не присутствуете, - заметил Афанасьев, невольно поджимая губы.

Милли не стал тянуть резину в дипломатических политесах, в которых был, откровенно говоря, не силен, поэтому сразу взял с места в карьер:

- Несмотря на столь раннее утро, мы тут уже в курсе того, что у вас произошло. Это, безусловно, весьма и весьма масштабная трагедия мирового значения.

- Да, - ответил Афанасьев, - для нас и для наших друзей это настоящая трагедия, унесшая жизни не только целого ряда руководителей ОДКБ высшего звена, но большое количество гражданских лиц, среди которых было много людей преклонного возраста и абсолютных некомбатантов.И мы, разумеется не оставим это вопиющее злодеяние без ответа.

- Я понимаю твои эмоции, Валерий, - уже более вкрадчиво и продолжая фамильярно относиться к собеседнику, желая тем самым расположить его к себе, произнес Милли. – Однако мне и моему руководству несколько непонятны твои телодвижения.

- Что вы мистер Милли подразумеваете под «несколько непонятными телодвижениями» с нашей стороны? – выдерживая официальный тон, спросил Афанасьев.

- Я имею ввиду вашу игру ядерными бицепсами, - сказал уже более жестко Милли, видя, что его собеседник не хочет поддерживать с ним игривый тон.

- Наше поведение полностью соответствует угрожаемой обстановке, - сухо констатировал Афанасьев и добавил,- полагаю, что в схожей обстановке вы поступили бы точно так же.

- Да, пожалуй,- нехотя согласился тот. – Но столь явно демонстрировать на показ открытые люки ракетных шахт… Мы, в Штатах, расцениваем это как сигнал именно для нас, что не может вызывать у нас чувства искреннего негодования.

- Это сигнал, прежде всего тем, кто намеревается в очередной раз погреть свои озябшие ладошки над огнем зарождающихся междоусобиц, который сами же и пытаются разжечь, - с явным намеком на американский след в этом деле сказал русский генерал.

- А вам не кажется, что ваши слова далеко выходят за пределы дипломатического этикета?! – уже раздраженно бросил он в адрес своего визави.

- Ну, раз вы так сразу приняли мои слова на свой счет, то у меня закрадываются вполне оправданные подозрения в достоверности моей точки зрения, - без обиняков заявил Афанасьев. Переводчик, в звании капитана войск связи не смог скрыть своего удовлетворения и в порыве чувств поднял кверху большой палец, но тут же смутился своего невольного жеста и уткнулся в аппаратуру. Генерал неодобрительно покачал головой, но замечаний подчиненному делать не стал.

- В таком случае, я вынужден от имени правительства Соединенных Штатов Америки и ее президента выразить вам генерал Аф-фа-на-си-ефф решительный вербальный протест против нагнетания вами атмосферы хаоса и недоверия в этот и без того сложный период наших взаимоотношений, - добавив жесткости в свой голос, выпалил Милли на одном дыхании.

- Я принимаю ваш протест, к сведению, - равнодушно парировал Афанасьев. Осознавая, что несколько «перегнул палку» в разговоре с человеком, который и так находится «на взводе», янки сбавил обороты и уже более примирительно обратился к собеседнику:

- Я все понимаю, Валери, - с ноткой сочувствия произнес он, - но и ты должен меня понять. На наших с тобой странах лежит тяжкое бремя ответственности за то военное всемогущество, что ниспослал нам Господь.

На том конце провода тяжко вздохнул русский Начальник Генштаба, и это несколько приободрило бойкого американца, продолжившего свои игру в интонации:

- Можем ли мы, а вместе с нами и весь мир надеяться на то, что нервная реакция ваших стратегических сил, вызванная, только что случившейся трагедией, не будет иметь своего продолжения? – вкрадчиво поинтересовался Милли.

- Если за терактом не последует никаких враждебных действий, с какой бы то ни было стороны, направленных на подрыв суверенитета нашей страны и жизни ее граждан, то и с нашей стороны не будет более жесткого реагирования. А приведение войск стратегического назначения в состояние повышенной боевой готовности, будем считать, как незапланированное учение.

- Вот это ты правильно сказал, Валери! – повеселел представитель супостатов. – Значит, я могу передать своему президенту, что инцидент близок к завершению?

- Да. Но все-таки какое-то время мы еще подождем с окончанием до прояснения дальнейшей обстановки.

- Да-да, я понимаю, - поспешил американец, - и все же я попросил бы тебя, Валери, не как твой извечный оппонент, а как простой житель планеты Земля, снизить градус напряжения в как можно более короткий срок.

- Разумеется, мы учтем твои пожелания, Марк, - ответил Афанасьев, назвав впервые за весь разговор своего визави по имени.

- Когда нам ждать снижения напряженности с вашей стороны? Пойми, Валери, - тут он несколько замялся, - я ведь интересуюсь не из личного любопытства. Надо мной, ты сам понимаешь, стоят люди повыше и теребят меня по этому поводу.

- Я понимаю,- согласился Афанасьев. - Если не произойдет больше никаких эксцессов с терактами или каких-либо иных провокаций по периметру нашей границы, то к вечеру, я думаю, что все войдет в обычный режим.

- Хорошо, Валери. Я тебя понял, и передам твои обещания, кому следует. До связи.

- До побачення.

- Что-что? – не поняли на другом краю земли ни генерал, ни его переводчик.

- До свидания говорю, - тут же пояснил Валерий Василевич и отключился, чтобы не вдаваться лишний раз в пояснения, отчего у него вырвалась эта фраза.

Уже уходя из переговорной комнаты, не обращаясь ни к кому, Афанасьев пробормотал негромко:

- Однако же соболезнования не принес, стервец. Ладно. Ничто. Мы и это запомним… - при этом скулы его лица напряглись, а пальцы до боли сжались в кулаки.

Глава 4

I.

24 июня 2020г. Российская Федерация, арх. Новая Земля, пос. Белушья.

Несмотря на конец июня, климатические особенности Заполярья, относили этот месяц к весне. Это утро было особенно теплым. По показаниям четырехметрового термометра, приколоченного еще с незапамятных времен советской власти к торцу административного здания поселка, выходило, что +2◦C если еще и не начало короткого лета, то уж точно конец весны. Утро здесь начиналось по заведенным армейским правилам, не признающим выходных и праздников, в 6 часов всеобщей побудкой, касающейся как военного, так и присланного с материка гражданского персонала. Сегодня поселок особенно напоминал растревоженный пчелиный улей. На 11 часов утра были назначены завершающие циклы грандиозного эксперимента, призванного не только открыть новые физические законы, но и решать, попутно этому, множество прикладных задач, связанных с обороноспособностью страны.

В середине восьмидесятых, отмеченных недоброй народной памятью, как года никому непонятной «перестройки», с прекращением ядерных испытаний, проводимых, в том числе и на новоземельском полигоне, жизнь в Белушьей, казалось, навечно замерла. Сначала объект покинули «яйцеголовые»спецы, числящиеся за Министерством Среднего Машиностроения, затем к ним присоединились военные из числа технического персонала, призванные обслуживать объект. В результате всех пертурбаций и последовавшим за ними десятилетии полной разрухи и забвения, на самом объекте и прилегающем к нему обширном полигоне, включающем в себя большое количество надземных и подземных сооружений, оставались только его бессменный одноногий комендант, в звании полковника, которого все звали просто «Митрич», да усиленный взвод солдат, приданных ему для охраны оставшегося на глубокой консервации имущества. Ногу свою он потерял еще в далеком 82-м, когда нечаянно провалился на своем снегоходе в пещеру едва прикрытую карстовыми отложениями. Сложный перелом и сильнейшее обморожение (его искали почти три дня)не дали возможности сохранить ногу, ампутированную чуть ниже колена. Однако какими-то неведомыми путями ему удалось вернуться в строй и вновь занять свое недолго пустовавшее место.

О гарнизоне забыли, да так, что полковник уже стал подзабывать, когда получал в последний раз полноценное жалованье с полагающимися «северными», пайковыми и прочими надбавками. Правда и тратить его тут было негде – единственный магазин на весь поселок прекратил свое существование еще в начале девяностых. Но и это жалованье он зачастую полностью тратил на закупку у появлявшихся в бухте, от случая к случаю «купцов» дополнительного питания для солдат, очень просто объясняя свой поступок: « Кормить их надо, желторотиков. Вон у них какие цыплячьи шеи». Вот из-за такого отношения к своим подчиненным его и любили солдаты. Любили не из ложной любви, как к начальству, а как родного отца, что не жрал втихую от солдат свою офицерскую пайку. В общем, отношения командира со своим гарнизоном носили почти панибратский характер, не переходя, однако, за рамки уставных отношений. И не раз слыша за спиной, как его зовут Митричем, он только отмахивался, улыбаясь: «А что?! Митрич и есть! Седьмой десяток уж разменял, почитай». В основном, оставшиеся могли теперь только рассчитывать на раз в месяц приземлявшийся на местную полосу старенький и от того дрожащий, будто в постоянном ознобе Ил-18 из полярного авиаотряда, привозивший сублимированные продукты, почту и спирт «для протирания оптических приборов», которых, кстати, давно уже и не было. От подобных государственных, а отсюда и житейских неурядиц (через пять лет после закрытия полигона, жена полковника не выдержала и, плюнув на все, уехала к детям, которые к тому времени уже были студентами, в Воронеж). Митрич впал в состояние перманентной депрессии, кою на Святой Руси издавна лечили исключительно горячительными напитками. Впрочем, к чести супруги полковника она все это время не переставала поддерживать с ним контакт и с завидной настойчивостью звала «непутевого» мужа к себе, с обещанием всяческих «плюшек» в виде остро нуждающихся в мужском воспитании внуков. Митрич охотно отвечал на тщетные призывы супруги цитатами из великих предков, но при этом почти десять лет ежедневно напивался в лоск. Однако даже в таком неудобоваримом состоянии службой не пренебрегал, и каждый день, хоть иногда и на карачках, но аккуратно являлся к утреннему поднятию флага. А если по какой-то причине был не сильно пьян, то мог запросто сорваться среди ночи ради проверки постов и «секретов». Ну и, конечно же, как мог, он следил за дисциплиной, гоняя «срочников» и в хвост и в гриву на регламентные работы и бесконечные учения по отработке «отражения нападения на объект особой государственной важности». За это его командование и ценило. Наверху были прекрасно осведомлены о его пагубной страсти к «зеленому змию», но никаких действий по пресечению подобного рода поведения не предпринимали. Напротив, командование вопреки всем уставным правилам и логике не только не шло на конфликт с засидевшемся в полковниках пожилым мужчиной, но, напротив, казалось, испытывает к нему некое чувство подобострастия и восхищения. Для этого достаточно было знать только то, что, как упорно ходили слухи, ему – единственному во всех Вооруженных Силах специальным распоряжением по линии Министерства обороны разрешалось носить бороду. Но это были всего лишь слухи. А действительность заключалась в том, что служа на Крайнем Севере, где морозы зимой запросто стояли на отметке в -50◦С, с голым подбородком не больно-то и походишь. Вот Министерство и закрывало глаза на явное нарушение уставного вида. Тем не менее это был факт красноречиво говорящий о его авторитете в среде офицерского корпуса России. Митрич был незаменим. Никто, даже вплоть до рапорта об увольнении, не соглашался вступать в должность коменданта заброшенного объекта, да еще с такой жуткой репутацией абсолютного «края света». Поэтому, несмотря на инвалидность и все мыслимые и немыслимые сроки выслуги за плечами, он по многочисленным просьбам командования оставался на своей посту, подобно стойкому оловянному солдатику (кстати, по иронии судьбы тоже одноногому) из одной очень известной печальной сказки.К 2020-му году, в коридорах отдела кадров Минобороны упорно ходили слухи, что Митрич является старейшим из числа офицеров, находящихся на действительной военной службе. Через десять лет бесконечного пьянства он уже и сам стал верить, что окончит свою жизнь где-нибудь в сугробе, после очередного возлияния, и потому предпочел тихо смириться с этой мыслью. Однако с начала «нулевых» что-то почти незримое с первого взгляда произошло в стране, а заодно и задело забытый Богом и людьми полигон. Сначала их «медвежий угол» посетила смешанная из военных и гражданских лиц комиссия. Члены оной комиссии, особенно почему-то из числа гражданских лиц, придирчиво облазили и исследовали, прежде всего, подземную инфраструктуру полигона, чиркая пожелания и замечания в свои блокнотики, затем перешли к надземной части. Военных же больше всего интересовало состояние взлетной полосы и объектов жизнеобеспечения. За те два дня, что высокая и представительная комиссия провела в его хозяйстве, полковник сбился с ног, рассказывая и показывая все без утайки. Члены кивали головами и угрюмо сопели носами на все жалобы и стенания коменданта, но вопреки его ожиданиям никаких оргвыводов по поводу его персоны делать не стали, несмотря на стойкий сивушный запах изо рта услужливого гида, от которого, не скрываясь, морщились и отворачивались при каждом удобном случае. Напротив, исследовав всю охраняемую зону, комиссия выразила удовлетворение сохранностью ключевых компонентов объекта, отметив при этом энтузиазм и служебное рвение коменданта, который, несмотря на объективные (положение в стране) и субъективные (увечье коменданта и сопутствующие этому издержки) трудности, сумел в непростой период сохранить объект в пригодном для дальнейшей возможной его эксплуатации. А один из военных членов комиссии, пользуясь шапочным знакомством с полковником, шепнул ему на ухо при прощании, что де, кажется, наступает момент окончания его затворничества, и что, по-видимому, объект скоро начнут восстанавливать ради проведения научных экспериментов, направленных на дальнейшее развитие обороноспособности государства. От таких вестей полковник едва прилюдно не перекрестился и не пустил скупую сентиментальную слезу. Визит делегации инспекторов, будто живой водой сбрызнул, пребывавшего в состоянии зомби полковника. А уж когда, вопреки всем ожиданиям, любимое министерство рассчиталось-таки по всем своим прошлым долгам, Митрич и вовсе почувствовал себя почти что Рокфеллером. За всю свою жизнь он не держал в руках столько денег, сколько свалилось их на него сейчас. Словно вспомнив вторую молодость, он с удвоенной энергией принялся муштровать своих подчиненных. И тут к его чести надо сказать, что никаких неуставных отношений или требований к солдатам он себе никогда не позволял. Поэтому подчиненные хоть и ворчали на своего командира по-тихому, но безоговорочно выполняли все его команды и относились к нему если и не с сыновьей любовью, то, по крайней мере, с большим уважением и пиитетом, понимая, какой нелегкой судьбой наградила его жизнь. Но дни шли за днями, а долгожданных перемен все не было. «То ли наверху опять концепция поменялась, то ли опять деньги на реформу разворовали. Не иначе как вторая чеченская война съела все наши ассигнования» - рассуждали уже в открытую, солдаты из последнего призыва, втайне, безумно счастливые, от того, что не попали в мясорубку Ботлиха и Комсомольского. И опять потекли тоскливые и однообразные дни. Полковник, резко сокративший перед этим дневную норму потребления спиртного, опять принялся за старое, уже практически ни на что не надеясь.

Но однажды утром все изменилось. С вечера неожиданно пришла РДОот начальства, чтобы к утру к приему самолета была подготовлена полоса. РДО была, как никогда кстати, ибо еще накануне днем в районе поселка прошел не слабый буранчик, и порядком засыпал взлетную полосу. Пришлось коменданту вместо положенного отдыха мобилизовать все имеющиеся в наличии людские ресурсы на восстановление работоспособности полосы. Все трудились на расчистке до самого утра, включая и его самого. «Что бы это могло быть? Комиссия опять? Предупредили бы тогда заранее. А тут ни слова, ни полслова…» - про себя рассуждал Митрич, прикладывая козырьком руку к глазам (зрение уже начинало подводить, ведь как-никак, а давно разменял шестой десяток летов), с сомнением глядя на небо, где с утра стояла низкая облачность. В ровно означенное время из низких облаков, как чертик из табакерки, не сделав положенный круг над аэродромом, вынырнул Ан-12-й и бодренько пошел на посадку. Полковник, даже крякнул от такой гусарской бравады и поспешил, припадая на одну ногу к самолету, который уже разворачивался и выруливал на стоянку. Пока комендант на своих полутора ногах доковылял до стоянки, из самолета уже начали спускаться прибывшие на его борту люди. Один из них с погонами майора инженерных войск тут же шагнул к полковнику и, приставив по-уставному правую руку к шапке, доложился:

- Здравия желаю, товарищ полковник, разрешите представиться!?

Митрич не желая ломать Устав, тоже вскинул руку к виску и ответил вполне лаконично:

- Разрешаю.

- Командир отдельного инженерно-саперного батальона майор Зуев. Представляюсь вам по случаю прибытия в ваше распоряжение для проведения инженерных и восстановительных работ на вверенном вам объекте, - залихватски отбарабанил он, и, опустив руку, протянул ее полковнику для пожатия. За время своей службы полковник стал неплохим физиономистом, поэтому лицо майора – открытое и бесхитростное ему сразу понравилось. Он стянул перчатку с правой руки и с удовольствием пожал тому руку, попутно отметив ее мозолистость и крепость, что еще больше расположило его к будущему сослуживцу и подчиненному.

- Рад приветствовать вас в наших палестинах! Мы здесь люди простые и неизбалованные излишествами цивилизации – едим сырую рыбу и обнимаемся с белыми медведями, поэтому без посторонних можете звать меня просто Михаил Дмитриевич, - радушно поздоровался он, впрочем, так и не назвав свою фамилию в ответ. - А вас как звать-величать?

- Сергей. Ой, простите, товарищ полковник. Сергей Сергеевич, - немного смутившись, поправился он и тут же опять широко и по-доброму улыбнулся.

- Вы голубчик, напрасно щеголяете без перчаток, - проявил отеческую заботу полковник о сослуживце. – У нас тут, хоть море и у порога, но воздух сухой, а от того еще морознее кажется чем есть – не заметите как пальцы почернеют.

- Да?! Спасибо, что предупредили, - спохватился тот и стал шарить руками по карманам в поисках перчаток. Тем временем к ним подошли остальные пассажиры и взаимное представление продолжилось. Среди прибывших были в основном военные геодезисты и строители. Из разговора с ними полковник уяснил для себя, что их прибытие связано с реконструкцией взлетной полосы в плане расширения ее возможностей по приему тяжелых самолетов, таких как Ил-76 и даже сверхтяжелых подобно Ан-124. При этом сказать, что-либо толковое о характере будущих грузов, перевозимых этими самолетами, они не могли. Да, скорее всего, они и сами не знали, решил для себя комендант.

- А не маловато ли вас будет ребятки для такой работы? – прищурился Митрич, оглядывая обступивших их с майором людей.

- Никак нет, товарищ полковник, - возразил Зуев, и значительно посматривая на циферблат своих «командирских» часов добавил, - сейчас начнут прибывать следующие борта.

- Следующие?! – как-то даже с испугом спросил комендант.

- Да. Всего их будет четыре. Они привезут основную часть моего батальона.

- И сколько их прибудет всего? - уже не скрывая опасений, поинтересовался Митрич.

- Чуть больше двух сотен, - поведал майор и, видя в глазах своего будущего начальника некое подобие испуга, решил, поняв все по-своему, несколько прояснить обстановку, - но вы не волнуйтесь товарищ полковник, мы вас не объедим. На первое время у нас имеются носимые рационы, а к концу недели ждем караван транспортных судов в количестве трех единиц. Они привезут вторую партию людей, дополнительную технику, щитовые разборные дома для служащих, стройматериалы и питание.

- Итого, значит, около двухсот пятидесяти человек, - не обращая внимания, на слова майора, вслух начал размышлять комендант. – Да уж, ити их мать, конспираторы хреновы.

Зуев уже хотел обидеться, принимая последнюю фразу полковника на свой счет, но тот, заметив его недоуменно-обиженное выражение лица, сам выправил ситуацию:

- Нет-нет, Сергей Сергеевич, это я не о вас. Это я о нашем с вами общем начальстве. Ну, вот что им стоило заранее сообщить нам о прибытии столь внушительного контингента?! – досадливо скривив свое лицо, и делая неопределенный жест рукой, поведал он окружающим.

- Но я откровенно думал… да и мне сказали, что места для нашего размещения имеются в наличии, - как-то даже растерянно промямлил Зуев.

- Голубчик! Сергей Сергеевич! Да дела не в отсутствии свободных помещений для расквартирования батальона. Места вполне хватит, чтобы разместить целый полк. Тут, понимаете ли, дело совсем в другом. Нас здесь, включая усиленный взвод охраны около ста человек. Как видите, ландшафт не изобилует разнообразием: скалы, снег и ветер. Ни дров, ни угля. Раз в год, в короткий период навигации доставляют нам уголь, которого хватает только на то, чтобы поддерживать тепло в казарме, административном здании, метеостанции и нескольких домишках местного персонала. Дизель-генератор тоже обеспечивает электричеством только диспетчерскую, да все ту же метеостанцию, а свет в домах только на шесть часов в сутки. Лимиты-то по углю нам после консервации обрезали. Сейчас остатки добираем. Навигация-то только начинается еще. Так что, разместить-то есть где. Есть и общежитие и здания, что раньше служили для наблюдателей, и даже корпус для проведения экспериментов, не говоря уже о пустых казармах, да только там не топлено. Мы же не знали, что вы прибудете. А чтобы протопить такое количество помещений, знаете, сколько надо времени и угля?! У-у-у! – закончил он свою пояснительную речь.

- А что же нам делать?! – растерялся и спал с лица майор.

- Ну, по-первости можно и уплотниться. В тесноте, да не в обиде. В хранилищах имеется стратегический неприкосновенный запас солярки – сто пятьдесят тонн. Но это для техники. Ладно. Распечатаем. А на материк надо срочно отсылать РДО, чтобы пока не вышли из Амдермы бункеровались углем по самые борта.

- Может в Малых Кармакулах можно углем разжиться? – вставил кто-то из толпы новоприбывших.

- Да что вы?! – отмахнулся Митрич от экспроприатора. – Они, почитай сами на голодном пайке сидят. Власти наши, ту их мать, все никак в верхах не нажрутся - зло сплюнул он себе под ноги. Увидев неловкую растерянность Зуева от открывшейся ему неожиданной проблемы, все же решил поддержать сослуживца:

- Да, ладно, майор, не тушуйся. Как-нибудь решим дела. Ох, чую, что-то заворачивается у нас развеселенькое! Так и помирать, глядишь, не захочется! – и с этими словами он ободряюще подмигнул Зуеву.

Через пятнадцать минут на посадку стал заходить следующий борт, а затем еще и еще…

А спустя еще какой-то год, законсервированный до этого полигон, было уже не узнать. Как грибы после дождя выросли новые здания, где малоразговорчивые спецы в военном камуфляже, но без знаков различия монтировали малопонятное оборудование. Там и сям стали возникать ангары для все новой и новой техники, уже на регулярной основе, прибывающей с материка. Взлетная полоса была отремонтирована и приспособлена для приема самолетов любых классов. И теперь тяжелые самолеты, гудя на форсаже, как сытые шмели, с неведомой доселе регулярностью взлетали и садились на местный, также модернизированный аэродром. А по прошествии еще нескольких, незаметно пролетевших лет, поселок уже не представлял из себя полусонное в белом безмолвии царство. Из военных объектов уже был заново построен и уже функционировал аэродром для «подскока» стратегических ракетоносцев типа Ту-95МСМ и Ту-160М и где на постоянной основе базировалась отдельная эскадрилья стратегических перехватчиков МиГ-31Б с пока еще не принятыми на вооружение ракетами «воздух-воздух» КС-172. Вот-вот готова была вступить в строй РЛС семейства «Воронеж-М».Хоть и вяло, но велись работы по сооружению нагревного стенда официально предназначенного для изучения верхних слоев ионосферы, взамен закрытой под Нижним Новгородом аналогичной установки «Сура-2» А неофициально установка выполняла примерно те же функции, что и американский HAARP, но более «продвинутая» в своей универсальности. В общем и целом, это был динамично развивающийся населенный пункт со всей необходимой инфраструктурой. Уже функционировали два, даже по современным понятиям, приличных магазина – продуктовый и промтоварный. Открылись, впервые за всю историю три семейных общежития, а вместе с ними детский сад и школа. Новенькое здание амбулатории сверкало широченными окнами, что явно противоречило традиционному заполярному стилю в архитектуре. Завершалось строительство здания спортивного комплекса. И это не считая большого количества щитовых домиков, построенных по последним инновационным технологиям и горохом рассыпанных по всему поселку с затейливой неприхотливостью. Окончательным и официальным признанием поселения в качестве полноправного административного округа стало открытие в нем почтового отделения и страшно сказать, даже филиала Сбербанка! По последним данным, количество постоянно проживающих в поселке всего лишь чуток не дотягивало до пяти тысяч человек. И хотя хромой полковник по-прежнему числился по документам начальником законсервированного полигона и комендантом поселка, кое-кто его, уже в открытую, называл «мэром», а сам объект постепенно превращался в ЗАТО. Впрочем, полковник и сам не возражал ни против «мэра», чем в тайне гордился, ни против ЗАТО. Последней каплей, примирившей его с действительностью, вселившей устойчивую надежду на лучшие дни и свою не зря прожитую жизнь, стало неожиданное возвращение супруги. Ранее шумная и не всегда воздержанная на язык, теперь она, тихая и молчаливая, ходила по главной и уже далеко не единственной улице поселка, с робким удивлением оглядывая новостройки. Сам Митрич, хотя и не смог отказаться от своей пагубной привычки «закладывать за воротник», делал это уже гораздо реже, всегда оправдывая это каким либо общенациональным праздником, типа Дня взятия Бастилии и тому подобное. Чем уж ему так мешала несчастная Бастилия история упорно умалчивает, но факт остается фактом – пьянки коменданта приобрели свое оправдание в виде традиционализма и соблюдения уважения к международным обычаям. Пирс возле поселка теперь тоже почти никогда не пустовал. Здесь теперь постоянно пребывал базовый тральщик «Герман Угрюмов», перепрофилированный в патрульное судно - посудинка хоть и дряхлая, но с пушченкой на носу, что невольно вызывало уважение. Да и суда в бухту Белушьей стали заходить куда как чаще. Работа кипела на поверхности земли, но еще больший размах приобрели работы, скрытые от пытливых глаз пиндосовских спутников в скальных отложениях, глубоко под землей. Там, на глубине нескольких десятков метров от поверхности, жизнь не замирала даже ночью. И хотя ядерные взрывы больше не тревожили покой белых медведей, повадившихся время от времени забредать в поселок, было ясно, что тут, несомненно, происходит что-то весьма интересное. Американцы несколько раз настойчиво зондировали почву на предмет проведения международной инспекции в рамках недопущения нарушения моратория о запрещении ядерных испытаний. Но каждый раз наталкивались на откровенную стену непонимания российским МИДом их озабоченности со стандартной формулировкой, что де «сейсмические датчики МАГАТЭ, расположенные в оговоренных местах, ядерных взрывов не фиксируют, а остальное, извините, наше внутреннее дело и вас оно никоим образом не касается». Сей факт, разумеется, дико напрягал наших заокеанских «товарисчей» и неимоверно разжигал их любопытство, но поделать они ничего не могли, ибо ядерный полигон действительно хранил гробовое молчание.

А эксперименты проводились размеренно и неумолимо, как наступление новой эры. Митрич, как и все военные, поначалу относился с большим скептицизмом к «яйцеголовым», их зубодробительным формулам и «птичьему» языку, который понимали только они сами, но когда со временем (шила в мешке не утаишь) ему на пальцах объяснили, что тут и к чему, то до него стала доходить суть проводимых экспериментов. Поняв всю подоплеку проводившихся в глубочайшей тайне опытно-конструкторских работ, он проникся еще большим энтузиазмом, чем прежде. Ирония его судьбы заключалась в том, что на протяжении большинства прожитых им лет, он принимал деятельное участие в выковывании ракетно-ядерного меча, ушедшей в небытие страны Советов. А уже на закате жизни ему предстояло стоять у колыбели создания механизма, полностью исключающего какую бы то ни было возможность применение этого страшного оружия, дамокловым мечом висевшего над человечеством вот уже почти шестьдесят лет.

II.

Объяснение всему этому было простое. Двое ученых решили опровергнуть кое-какие законы физики, считавшиеся до сего момента незыблемыми, да не просто опровергнуть их в жарких научных дебатах, а вполне себе наглядно, почти подпольно соорудив натурный образец установки на одной из научных площадок госкорпорации «Росатомстрой». Один из них – Игорь Николаевич Вострецов, уже маститый и как говорится «широко известный в узких научных кругах», лауреат и академик, увенчанный и увешанный всякими званиями и диким количеством наград за свои труды по повышению обороноспособности страны. Не побоявшийся рискнуть своим авторитетом ради нового научного направления он напоминал собой сверчка из сказки про Буратино, такой же сухой и жилистый, всюду сующий свой нос и с вечно ехидным выражением лица, знающего все и вся наперед. Другой – Алексей Сергеевич Боголюбов, кандидат технических наук был куда как менее известен чем старший коллега по цеху, но зато обладающий редчайшей способностью воплотить в «железе» любую, даже, казалось бы, самую невероятную научную идею. Идея создать установку, дистанционно выводящую из строя, как атомные реакторы, так и ядерные боеголовки, без нанесения ущерба окружающей среде пришла в голову великому теоретику более двадцати лет назад – в лихие 90-е. Ей он и поделился с тогда еще совсем молодым, но подающим большие надежды ученым. Невысокий, упитанный, шустро перебирающий короткими ножками, вечно улыбающийся и вечно протирающий носовым платком якобы запотевшие очки он был абсолютной противоположностью своего старшего коллеги и товарища. Эта вот «сладкая парочка», как многие за глаза называли их, и взялась за реализацию поистине грандиозного проекта. К моменту их встречи, теоретические выкладки Вострецова уже были вчерне закончены и не вызывали никаких принципиальных возражений со стороны других ученых занимающихся прикладной «ядрЁной», как они сами называли это направление, физикой. Дело оставалось за малым, а именно, всего-навсего придумать и сконструировать установку. Тут-то и начались самые большие трудности в их жизни. Авторитет академика, как в научной, так и в военной сфере был велик и непререкаем. Именно поэтому, когда он подал в конце 90-х докладную записку о сути своих теоретических изысканий на имя тогдашнего министра обороны – маршала Игоря Сергеева, тот, сам всю жизнь посвятивший ядерному оружию, тотчас вник в идеи, изложенные Вострецовым, и дал «добро» на проведение опытно-конструкторских работ. Каким-то чудом маршал даже ухитрился выбить из министерства финансов небольшие ассигнования для начала их реализации. Работа тут же закипела. Сначала создали макет, затем прототип установки. Однако уход маршала в отставку по причине тяжелой болезни спутал энтузиастам все карты. И хоть маршал, даже находясь не у дел, превозмогая недуг, как мог, прикрывал и отстаивал перспективные исследования в данной области, этого категорически не хватало для полноценного завершения работ. Новому министру было не до этого. Он был занят расстановкой своих людей на всех ключевых постах, поэтому перевооружение и материальное обеспечение армии, а значит и НИОКР были ему малоинтересны. Последнюю версию установки клепали, чуть ли не на коленке, без всякого финансирования, но из чисто русского упрямства. Да и с новым руководством «Росатомстроя» отношения не сложились. Назначенный на пост генерального директора, господин Куриленко, ухитрившийся до этого посидеть в кресле премьер-министра при Борьке-пьянице, и получивший у народа презрительную кличку «киндер-сюрприз», пронюхавший, чем занимаются помимо прочего его подчиненные, смекнул каким образом может отличиться перед своими настоящими работодателями. Прикрываясь тем, что работы по созданию установки не фигурировали в техническом задании на текущий год, а проводились в качестве инициативной разработки и силами исключительно самих энтузиастов, Куриленко личным распоряжением запретил дальнейшие работы. Помещение, в котором находился, уже действующий прототип закрыл и опечатал, а Вострецовава и Боголюбова уволил за «грубое нарушение трудовой дисциплины». Саму установку приказал подготовить к отправке в США в дар, якобы в качестве экспоната в отдел научных курьезов недавно открывшегося там музея ядерной энергетики. Через неделю после отправки, мама руководителя «Росатомстроя» купила виллу в Майами ценой в 7 миллионов долларов, где и проживала до наших дней, умиляясь заботе дорогого сыночка. Правда, господин Иуда из «Росатомстроя» не учел одно немаловажное обстоятельство. Он не учел того, что в жилах академика текла бунтарская кровь ссыльных в Сибирь казаков Стеньки Разина, а в жилах Боголюбова была немалая доля цыганских кровей. В ночь перед отправкой установки в Пиндостан, эта парочка, при помощи лома и фомки, сорвав пломбы и навесные замки в помещении, где она находилась, выкрала самые секретные компоненты, демонтировав часть корпуса, без которых ее существование не имело практического смысла. Свой налет они, как могли, постарались замаскировать под банальное хулиганство. Поднялся нешуточный переполох. Майор госбезопасности, курировавший работы по созданию установки, а потому назначенный расследовать дело о попытке кражи ценного оборудования с режимного предприятия, быстро вычислил предполагаемых злоумышленников. Однако, не лишенный чувства патриотизма скрыл этот факт и в свою очередь постарался, как можно тщательней замести следы «налетчиков», которые они оставили на месте преступления в изобилии. Публично же, майор расписался в своем бессилии найти хулиганов, которые якобы ничего не украли, а просто набезобразничали, и благополучно сдал дело в архив. Но вот господина Куриленко взял в дальнейшую «разработку», получив одобрение от своего начальства.

Заокеанские «товарищи» довольно быстро сообразили, что к чему, и как их ловко поводили за нос. И после этого академик дважды чудом пережил покушения на свою жизнь. Последний раз, уже находясь на больничной койке специальной клиники под патронажем ФСБ, где его, по долгу службы, навестил все тот же майор, он ему прямо заявил:

- Милейший мой, Павел Андреевич, да не о том вы заботитесь, о ком бы вам следовало. Что я? Физик-теоретик, научные выкладки которого уже сто раз везде опубликованы. Для иностранных спецслужб я не представляю никакого интереса. Все что я знал уже не является секретом за знание которого меня следовало бы устранить.

- Но покушения на вас как раз свидетельствуют об обратном, - мягко возразил ему майор.

- Да ни о чем они не свидетельствуют! - строптиво отмахнулся он от эфэсбэшника. - Это не те, это местные разборки. Месть, так сказать, моего бывшего руководства за наши с Алексеем проделки. Кураторы, видимо, нажаловались. Поэтому не меня – старую рухлядь надо беречь, как зеницу ока, а Боголюбова с его светлой головой и поистине золотыми руками. Его потеря будет всем нам стоить очень больших денег и куда большей крови людской.

Едва встав со смертного одра, он продолжил непримиримую борьбу за их совместное с Боголюбовым детище, бомбардируя письмами, как Министерство обороны, так и канцелярию президента Бутина. Всегда туго соображавшее ФСБ, стараниями все того же майора, проходящего под именем «Павла Андреевича», наконец-то сообразило, что, если «партнеры» из-за лужи решили пойти на крайние меры по устранению наших ученых, значит они, эти ученые, работают в правильном направлении. И, следовательно, тематика их деятельности заслуживает большего внимания и большей защиты от посторонних и недружественных глаз. В результате бурной переписки с властями и бесконечного хождения по «высоким» кабинетам, на президентском уровне было принято решение о командировании И.Н. Вострецова и А.С. Боголюбова на один из закрытых объектов Министерства обороны, для проведения дальнейших научно-исследовательских работ, по предложенной ими тематике. Как это не показалось бы странным, но все это сопровождалось выделением скромного, но довольно сносного и регулярного финансирования. Под это финансирование академик настоял на своем праве привлекать к работе, после тщательной проверки, те или иные кадры. Вострецов и Боголюбов, сперва так и не поняли, то ли их сослали с глаз долой за слишком бурную деятельность, то ли все же решили сберечь, как ценные научные кадры. Все-таки остановились на второй гипотезе. Опять потекли годы со своими провалами и триумфами. Установка, смонтированная в одном из обширных подземелий, делалась, переделывалась, модернизировалась. Представлявшая из себя в самом начале нечто монструозное до жути, в конечном итоге после более десяти лет упорного труда многих десятков специалистов, она, в конечном счете, стала намного более компактной, сравнимой по своим размерам с обычным «пазиком». Стендовые и натурные испытания, начавшиеся еще в 2015-м году, полностью подтвердили правильность научных и практических выводов «тандема» руководства. Всем не терпелось испытать установку в деле, но последняя серия испытаний перед государственными, где должен был решиться вопрос о принятии установки на вооружение, все время затягивалась по какой-то неизвестной причине, раздражая тем самым и руководителей проекта и весь персонал.

III.

Первые полноценные «полевые» испытания установки прошли еще в 2018-м, когда с расстояния в 600 километров удалось уверенно локализовать мобильный источник слабых и свехслабых радиационных излучений. Тогда же в марте, выступая перед депутатами Законодательного Собрания президент Бутин слегка приоткрыл завесу тайны, покрывающую новую военную разработку, сообщив, что недавно были проведены испытания трансконтинентальной крылатой ракеты с неограниченной дальностью полета и не имеющим аналогов ядерным реактором в качестве ее основной двигательной установки. Многие сразу не поверили словам президента. Но многие специалисты, как иностранные, так и доморощенные, тогда пребывали в состоянии искреннего недоумения, заявляя: «Русские окончательно сошли с ума! Это же полное сумасшествие – разрабатывать, а тем более испытывать ракету, которая в полете оставляет за собой радиоактивный шлейф! Как ее испытывать?! Как ее приземлять?! И что будет в случае ее крушения?!» Вопросы один каверзнее другого сыпались как из рога изобилия, а ответы военных на них были настолько туманны и противоречивы, что не вызывали абсолютно никакого доверия к ним. И почти никто во всем мире не догадался, что со стороны русского президента это был всего лишь отвлекающий маневр, из числа тех, что призваны перенаправить внимание от действительного состояния дел в данной области. А президент, мастер на подобные вещи, еще и подкинул дровишек в этот костерок, объявив во всеуслышание, публичный конкурс на название новой системы вооружения. Вся страна с упоением две недели обсуждала, как назвать эту «долгоиграющую» ракету. Наконец, порядком устав от дебатов, решили назвать ее «Буревестником», явно намекая главному потенциальному супостату на то, что она способна, одним только своим существованием, поднять целую бурю и смятение в стане своих врагов. И только непосредственные изготовители и участники эксперимента знали, что никто и не собирался принимать на вооружение столь опасную и в тоже время малоэффективную в эксплуатации ракету. Создание этой ракеты было лишь видимой частью айсберга, служащей для отвода глаз. Ее истинное предназначение заключалось, прежде всего, в тестировании «ускорителя Боголюбова», так с легкой руки была названа академиком их установка. Теперь же настала очередь следующего этапа испытаний, а именно, нейтрализация источника радиоактивных излучений.

И вот наступил долгожданный час триумфа, а может быть и провала, тех, кто почти два десятка лет тому взялся, за, казалось бы, неразрешимую задачу – уничтожить опасность возникновения военного конфликта с применением ядерного оружия.

- Черт бы побрал всех и в особенности наше вздорное руководство! – фальцетом ругался старик, похожий на сверчка, меряя шагами бункер командно-наблюдательного пункта. – До каких пор?! До каких пор, я вас спрашиваю в нашей стране будут процветать низкопоклонство вкупе с чиновничьей глупостью ?! Что за дурацкая манера приурочивать и подверстывать научные, хозяйственные и военные достижения к так называемым «особым датам»?!

Все, кто находился с ним в этот ранний час в просторном и хорошо освещенном бункере командно-наблюдательного пункта, молчали, хоть и соглашались в душе с воинствующим старцем. Но так как, судя по всему, это было далеко не первое его выступление на данную тему, то коллеги просто наблюдали за телодвижениями неугомонного ветерана, кивали, вздыхали, разводили руками, не тратя впустую свою эмоциональную энергию и силы.

- Как можно проводить испытания, если мы еще не закончили тестирование выводных стержней?! – не унимался академик.

- Саровчанепри поставке гарантировали их качество, подкрепленное сертификатом соответствия, - подал робкий голос кто-то из угла.

- И что из того?! – вскинулся Вострецов на ни в чем неповинного смельчака, посмевшего ему возразить в этот момент. Окружающие знали, что академик – милейший в общении человек, в минуты волнения приходил в неистовство от любой мелочи, способной по его мнению чем-то навредить эксперименту, поэтому предпочитали ему лишний раз не перечить, а просто выждать, когда тот выпустит пар в пространство. – Вы когда на рынке арбуз покупаете, как-то его проверяете или доверяете велеречивому продавцу?!

- Проверяю, - проблеял все тот же голос. – А как же не проверять, ведь за него деньги плачены?!

- Ну вот! – воскликнул «сверчок». – А здесь на кону не просто деньги, а оч-чень большие деньги, причем народные. Да и мера ответственности за последствия разная. При неудачной покупке вы рискуете, простите старика за грубое слово, всего лишь обосраться, а при нашей неудаче рискует обосраться вся страна!

- Ну и сравненьица у вас, Игорь Николаевич! – покрутил головой военпред с тривиальной фамилией Иванов, носивший чин генерал-лейтенанта.

- А герметичность второго контура защиты проверили еще раз?! Обычно всегда у нас возникали проблемы именно со вторым контуром, - не обращая внимания на реплику генерала, продолжил неистовствовать старик.

- Да, Игорь Николаевич, - вставил Боголюбов, не изменяя излюбленной привычке протирать свои очки в моменты наивысшего волнения. – Мы вчера с ребятами облазили все «узкие» места и рентгеноскопом еще раз проверили все швы.

- А фокусировку исправили?! – встрепенулся академик. – В прошлый раз данные с разных ракурсов дали разброс почти два градуса! Если для локации этого и хватит, то для нейтрализации этого может явно не хватить!

- Ну, это смотря на каком расстоянии произойдет локация. Может и вполне хватить, - безмятежно поправил своего старшего товарища Боголюбов, уже, кстати, доктор наук.

- Что ты такое говоришь, Леша!? – опять вздыбился Вострецов. – Объекты такого рода ни в коем случае нельзя подпускать к себе на недопустимо малую дистанцию! А если их будет рой, и система реагирования и синхронизации не будут успевать за быстро меняющейся обстановкой?!

- Интенсивность истекающего потока, а также большой угол охвата позволяют нам пренебречь этими данными. Во всяком случае, на первоначальном этапе испытания, - опять с мягкостью в голосе проворковал Боголюбов, тем не менее, продолжая яростно натирать свои очки. Академик сначала побледнел, потом побагровел, а затем и вовсе пошел пятнами. Производственный спор, явно грозил перерасти в идеологический, что уже не раз случалось.

Митрич, которому присутствовать на командном пункте не полагалось, по правилам соблюдения режима секретности, беззастенчиво пользовался хорошим отношением к себе со стороны обоих руководителей проекта. Скромненько притулившись, поближе к выходу, он сидел и наблюдал сцену нервозной обстановки. Друг, коллега, и тем не менее извечный оппонент академика Добролюбов готов уже было, как всегда, мягко возразить легко возбудимому Вострецову, но тут неожиданно подал голос Митрич. За долгие годы, проведенные рядом с этими двумя, поистине легендарными личностями, он вдоль и поперек изучил их характеры и манеру общения. Зная, как их сильные стороны, так и присущие им обоим слабости, полковник понимал, что старика, ( хотя самому тоже уже было далеко за семьдесят) надо срочно успокоить, иначе он сам получит инфаркт, но перед этим доведет до инфаркта всех окружающих…

Глава 5

I.

24 июня 2020г., Россия, г. Москва, Фрунзенская набережная 22, Национальный центр управления обороной РФ.

Уже на выходе из переговорного пункта Афанасьев сообразил, что обещал позвонить жене, которая была с дочерьми на даче в Жуковке. Супруга – Аглая Петровна, которая никогда не упускала случая позвонить мужу по любому поводу, почему-то до сих пор не давала о себе знать. С досадой вспомнил, что телефон, засунутый в брючный карман, он сам накануне отключил. Вынимая и включая на ходу телефон, поморщился, догадываясь, что его ожидает. Так и есть. Стоило телефону включиться, как он тут же принялся сигнализировать о пропущенных звонках, коих было двадцать два. Валерий Васильевич уже собрался было набрать номер супруги, как та позвонила вновь. За сорок с лишним лет проведенных им в совместной жизни с Аглаей, он довольно хорошо изучил ее характер, поэтому первые пару минут старался держать телефон подальше от ушных раковин, чтобы не повредить барабанные перепонки. Когда она, одновременно выкричавшись и выплакавшись по поводу последних новостей, оказалась способной к адекватному восприятию суровой действительности, он сжато объяснил текущую ситуацию. При этом он вполне благоразумно решил умолчать о том, что при стечении случайных обстоятельств, стал главой государства, посоветовал не поддаваться панике и не бежать в магазин за гречкой, а так же предупредил, что вернется домой, по-видимому, нескоро и пообещал по возможности поддерживать связь. Вернувшись в зал, из которого выходил меньше получаса тому назад, отметил про себя одну немаловажную особенность. При его появлении все находящиеся на втором ярусе зала принятия решений не просто встали, но и вытянулись по стойке «смирно», подтянув животы, признавая тем самым не только его авторитет Начальника Генерального штаба, но и высшую власть.

- Товарищи, - обратился он к ним, - давайте не будем мешать дежурной смене выполнять свои служебные обязанности. Я предлагаю сейчас всем вам пройти в конференц-зал, где мы с вами и продолжим наше экстренное совещание.

Повинуясь просьбе своего верховного правителя, они поспешили в правое крыло здания на четвертый этаж, где располагался довольно вместительный конференц-зал. Высказав пожелание о передислокации, Афанасьев придержал за рукав Рудова и они чуть отстали от основной массы генералитета.

- Сергей, - негромко, так чтобы не смогли услышать впереди идущие, обратился он к Начальнику Оперативного управления и пока еще его заместителю, - перед тем как начать новое дело, давай выясним до конца принципы нашего будущего взаимодействия.

- Слушаю тебя, Валера, - так же чуть слышно ответил Рудов.

- Скажи, только честно, почему ты отказался принять власть? Ведь я же видел, как Посланник колебался и именно ты помог ему сделать окончательный выбор в мою пользу.

- Валер, ты как был всю жизнь дуботолком, так им и остался, - остановился и честно взглянул в глаза своему шефу Рудов.

- Поясни?! – слегка опешил Афанасьев.

- Поясняю, - согласился тот. – Мы с тобой знаем друг друга уже не один десяток лет. Уровень профессиональной подготовки, моральные принципы и жизненный опыт у нас с тобой примерно одинаковы. В этом плане ты ничуть не лучше меня. А может быть даже и хуже, потому что ты действительно тугодум, что не очень-то хорошо для Начальника Генерального штаба. В этом главный твой минус на этом посту, но и одновременно главный плюс для поста руководителя страны. Своим тугоумием, постоянными сомнениями ты избавлен от принятия скоропалительных решений. В тебе есть дар не только находить различные решения, но и сепарировать их. Это вселяет надежду в то, что на этом посту ты не будешь кидаться из крайности в крайность. Каждый должен находиться на своем месте. Я считаю себя, без ложной скромности, самым лучшим за последние годы Начальником Оперативного управления. И это мой потолок. И я, ты уж меня извини, буду всеми силами стараться удержаться в этом качестве и при этой должности. Мой главный плюс заключается в умении быстро реагировать на изменение ситуации. Твоя разборчивость и моя быстрота в принятии решений могут взаимно дополнять друг друга. Тебя удовлетворили мои объяснения?

- Вполне, - согласился с доводами коллеги Афанасьев и попытался ткнуть кулаком в бок Рудова, но тот увернулся и в свою очередь ткнул Афанасьева кулаком в плечо. После чего они дружно засмеялись и обнялись, не обращая внимания на обернувшихся к ним впереди идущих генералов. Войдя в зал совещаний и заняв место председательствующего, Валерий Васильевич, уже не стесняясь, нацепил на нос очки в тонкой металлической оправе, которые делали его немного похожим на учителя математики, и включил монитор видео связи. На экране появилось лицо одного из адъютантов в чине подполковника связи и уставилось на генерала армии в готовности исполнить любое приказание.

- Соедините меня с заместителем министра МЧС Нечипоренко, - выразил он свое пожелание адъютанту.

- Минутку, - попросил тот и исчез.

Но не прошло и минуты, как весь экран заполнило одутловатое и несчастное лицо Вениамина Андреевича Нечипоренко.

- Слушаю, товарищ генерал армии,- затравленным голосом сообщил эмчеэсовец, пытаясь приложить ладонь к виску, но вовремя вспомнил, что головной убор отсутствует на положенном ему месте.

- Вениамин Андреич, расскажите нам о последних событиях, - мягко попросил Афанасьев, видя, как нелегко сейчас приходится его собеседнику.

- Продолжаем доставать тела и их фрагменты из образовавшейся воронки, - облизнув сухие губы начал Нечипоренко. – Прибыли взрывотехники. По оценкам специалистов взрыв произошел под центральной трибуной на глубине около трех метров. Взрывчатка была заложена в одном из тоннелей, тайно вырытых еще при царе Горохе. Но видимо у кого-то были вполне достоверные карты подземелий вокруг Кремля. Судя по характеру взрыва, все указывает на то, что это была взрывчатка типа аммонала, применяемая при горнопроходческих и горнодобывающих работах. Я взял на себя инициативу обратиться в следственный комитет ФСБ. Все что связано с подземельями и уж тем более терактами это их епархия. Остатки взрывчатого вещества отправлены взрывотехниками на экспертизу для установления его происхождения. И еще. Они считают, что взрывчатки было не меньше трехсот килограмм, уж больно глубокая воронка получилась.

Афанасьев коротко окинул взглядом, из под очков, Барышева и Тучкова. Оба согласно кивнули и принялись что-то строчить в своих блокнотах.

- Количество жертв удалось установить, хотя бы приблизительно? – спросил он.

- По предварительным данным, на этот час собраны фрагменты тел ориентировочно в количестве 90-95 человек. Это непосредственные жертвы взрыва, скончавшиеся на месте. В больницах и госпиталях, куда доставили пострадавших, скончалось еще одиннадцать человек. В образовавшейся давке, в результате панических настроений, погибли еще двадцать три человека – к сожалению, в основном, женщины и дети. В медицинские учреждения столицы доставлено сто тридцать семь человек. Среди них в тяжелом состоянии находятся сорок девять пациентов. Мы развернули два полевых госпиталя прямо на Красной площади ввиду того, что некоторых из тяжелораненых транспортировать небезопасно.

- Правильно поступили, товарищ Нечипоренко, - согласился Афанасьев, - сейчас для нас главным должно быть сохранение жизни как можно большему числу из пострадавших.

- Товарищ генерал армии, разрешите обратиться?

- Обращайтесь.

- Что же теперь будет?! Как же дальше?! У меня все спрашивают, а я не знаю что отвечать. На меня наседают и наши и зарубежные представители, - спросил Нечипоренко, то и дело облизывавший потрескавшиеся губы.

- В связи последними событиями, унесшими жизни первых лиц государства, решено поручить все связанные с управлением полномочия представителям военного ведомства.

- Ага, - совсем не по-уставному вырвалось из уст эмчеэсовца, однако он вовремя спохватился и четко закончил. – Есть, товарищ генерал армии!

- Можете еще что-нибудь сообщить?

- Да. Президент Белоруссии – Лукашенко, отказавшись от предложенной ему медицинской помощи, отправился вместе с сопровождающими его лицами во Внуково. Я взял на себя смелость не препятствовать ему. Он уже вылетел. Другим бортом, вслед за ним, отправился парадный расчет белорусских Вооруженных Сил.

- Вы все правильно сделали, не волнуйтесь, - успокоил его Афанасьев. - Вениамин Андреич, выходите с нами на связь, скажем, каждые три часа и докладывайте о текущей обстановке, а также максимально открыто и доброжелательно информируйте зарубежных представителей обо всех совершаемых действиях, пока мы тут формируем штаб руководства страны. Вы меня понимаете? Дальнейший план действий мы с вами уточним немного позже. Хорошо?

- Да-да, - судорожно кивая головой, согласился тот. – Разрешите продолжить работы по спасению?

- Пренепременно, Вениамин Андреевич, пренепременно, голубчик, - как-то уж совсем не по-военному сказал Афанасьев и отключил связь.

- Валерий Васильевич, - поднял руку, чтобы привлечь внимание, Костюченков, - только что получена информация от первого заместителя главы ФСО генерал-майора Клейменова. Он сообщает, что директор Федеральной Службы Охраны генерал-полковник Коченев обнаружен застреленным в своем кабинете на Манежной. Характер смертельного ранения, положение пистолета из которого предположительно был убит директор, а также записка на столе, сделанная, опять же предположительно, его рукой, свидетельствуют о совершении акта самоубийства.

- Что было в записке? – не утерпел и вставил Рудов, сидевший рядом, но смутившийся своего нетерпения и нарушения субординации, повернул голову к Афанасьеву и коротко бросил, - прошу извинить, сорвалось.

- Записка носила покаянный характер. В ней он просил прощения за то, что не разглядел предателя в рядах своих заместителей.

- Я полагаю, что он указал в записке фамилию? И это фамилия генерал-майора Вдовенко? Или я ошибаюсь? – нехорошо прищурился Афанасьев.

- Так точно! – немного удивился Костюченков. – Но как вы догадались?

- Не обязательно читать Дарью Донцову, чтобы догадаться о том, что только руководитель службы коменданта московского Кремля имеет в своем распоряжении все карты подземелий того района, - пояснил он ему.

- Мы объявили план перехвата, - встрял Тучков. – Надежд, конечно, мало. Наверняка он где-нибудь залег, но все же…

- Ладно. С этой гнидой разберемся. Рано или поздно он вынырнет. Меня сейчас больше волнуют его сообщники – непосредственные исполнители теракта, ведь не на собственном же горбу он перетаскал туда столько аммонала, - проворчал Афанасьев. – Кстати, а где у нас командующий Росгвардией - гАспАдин Золотцев?!

По тону, каким эти последние слова были произнесены, всем присутствующим стало ясно, что любимец всех трех президентов, начинавший свою карьеру с охраны криминальных авторитетов и служивший у них на побегушках, до последнего времени, вряд ли придется ко двору новой власти. С этими словами Валерий Васильевич снова нажал на кнопку селектора:

- Соедините меня с командующим Росгвардией, - попросил он все того же адъютанта-связиста и пока тот исчез с экрана, продолжил, обращаясь в зал с пояснением своих действий, - сейчас как никогда надо усилить меры по стабилизации народных масс, временно потерявших ориентиры, а значит легко подпадающие под чужое влияние.

- Товарищ генерал армии, разрешите обратиться?! – встал из задних рядов генерал-майор Конюшевский, руководитель пресс-службы министерства обороны и известный всей стране своими брифингами для прессы, посвященными событиями в Сирии.

- Слушаю вас, Игорь Евгеньевич, - ответил Афанасьев.

- Пока вы вели переговоры с американской стороной, мы тут, - он обвел руками все пространство зала, - разговаривали с товарищами генералами и пришли к однозначному мнению о том, что вам настоятельно и в срочном порядке необходимо выступить по телевидению с обращением к народу. Сейчас главное показать всем, что власть в стране имеется. Это успокоит народ и поможет избежать панических настроений.

- Я, пожалуй, соглашусь с вами, Игорь Евгеньевич. Правда, если честно сказать, я не мастак в делах подобного рода, да и опыты у меня никакого. Не могли бы вы, в качестве доброй услуги, в виде тезисов накидать основные вопросы предстоящего обращения?

- Да я, собственно говоря, уже набросал кое-что, - подхватил пресс-секретарь и засеменил по проходу к столу президиума, за которым сидели двое – сам Афанасьев и его заместитель Рудов. Передав листок, исписанный убористым, но разборчивым, как у гимназистки-отличницы почерком, он попятился назад, чем вызвал злые усмешки в зале, со стороны заматеревших на службе генералов. Тем временем на экране появилось слегка виноватое лицо адъютанта:

- Товарищ генерал армии, с командующим Росгвардией соединиться не удалось. Но на связи его статс-секретарь – генерал-полковник Нехороший.

- Так уж сразу и нехороший?! – усмехнулся Афанасьев. – Ну, давай.

Экран на мгновенье моргнул, а после высветил просторный, светлый кабинет. Драпировка стен под национальный триколор, и широченный стол в стиле барокко, уставленный письменными приборами, изготовленными из уральского малахита не дали сразу разглядеть утонувшего в мягком кресле лысого человечка.

- Генерал-полковник Нехороший, статс-секретарь командующего Росгвардией, - отрекомендовался он с таким надменным видом, как будто принимал у себя просителя, ходатайствующего о прибавке жалованья. Лицо Афанасьева исказила гримаса явного неудовольствия, но он сумел себя сдержать.

- Начальник Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации – генерал армии Афанасьев, - в свою очередь представился он, вспоминая, что где-то уже видел эту образину.

- Вижу. Чем обязан? – поинтересовался тот с наглой ухмылочкой на гладком и ухоженном лице стареющей проститутки, не потерявшей надежду нравиться мужчинам преклонного возраста. Сознавая, что принадлежит к иному, чем Афанасьев ведомству, а значит никак ему не подчиненный, он не отказал себе в удовольствии потроллить высокопоставленного военного, чувствуя за собой широкую спину всесильного Золотцева. Понял это и сам Афанасьев, но решил пока не обострять отношения.

- Господин статс-секретарь, потрудитесь отыскать вашего командующего и пригласить его принять участие в телеконференции, - ледяным тоном высказал свою просьбу Афанасьев.

- Командующий, в данный момент не может с вами связаться. Но я могу ему передать вашу просьбу, - в тон ему ответил Нехороший.

- Товарищ генерал армии, разрешите мне побеседовать с этим субъектом? – встал со своего места Тучков.

- Ну что ж, попытайтесь, Николай Палыч, - пожал плечами Афанасьев и подвинулся, уступая свое место, чтобы служителю «конторы глубокого бурения» было удобней общаться, и его видела противоположная сторона.

- Ты узнаешь меня, гадкий?! – сразу решил он взять быка за рога.

- Я не гадкий, я – Нехороший, - пролепетал лысый человечек на той стороне, почуяв неложный испуг от типа в штатском, в глазах и решимости которого сразу прочитал свою незавидную участь на одной из ударных строек Сибири. По залу прошла волна усмешек.

- И с этим согласен, - скривил рот Тучков, а по залу опять прокатилось эхо злого веселья. – Шевели булками и тащи сюда свое начальство, да пошустрее там!

- Н-но, о-он, д-действительн не м-может п-подойти, - заикаясь, выдавил он, разом покрываясь холодной испариной.

- Это еще почему?! – сдвинул брови Тучков.

- Он временно невменяем, - уже перестав заикаться, но все же опустив очи долу, поведал статс-секретарь, из последних сил выгораживая непутевого шефа.

- Пьян, что ли?! – рыкнул в возмущении жандарм 21-века.

Нехороший, молча, кивнул головой. Все без исключения знали о пагубной привычке Золотцева, последствия от которой ему все всегда сходили с рук. Кто-то должен был положить предел этой вольнице. И этим кто-то, судя по всему, должен был стать новый правитель одной седьмой части суши. Афанасьев слегка отодвинув Тучкова в сторону и опять занял свое место:

- Командующий Росгвардией в период проведения массовых мероприятий общероссийского масштаба обязан находиться на своем рабочем месте и во вменяемом состоянии, - наставительно произнес он. – Кто из его замов находится в здании управления?

- Его первый заместитель, генерал-полковник, Виктор Николаевич Стрижаков, - проблеял Нехороший.

- Немедленно пригласите его на видеоконференцию, - сквозь зубы процедил Афанасьев. Нехороший быстро-быстро закивал и, подскочив словно мячик, пустился на поиски первого зама. Видимо он находился где-то неподалеку, потому что уже через полминуты, красный и запыхавшийся предстал пред Афанасьевым. Вид у него был растерянный и всклокоченный.

- Генерал-полковник Стрижаков, первый заместитель командующего Росгварией – отрекомендовался он, приглаживая руками остатки седых волос на голове.

- Генерал, я полагаю, что вы в отличие от своего командующего в курсе происходящего в стране?! – спросил строго Афанасьев, глядя на того поверх очков.

- Да-да, такая трагедия, такая трагедия, - закудахтал седовласый генерал. Но новый «ВВ» не дал тому развить эту прискорбную тему, а потому, спросил сразу в лоб:

- Какие вами приняты меры к предотвращению эскалации событий по наихудшему варианту и недопущению возможных беспорядков.

- Мы привели все части находящиеся в нашем распоряжении в состояние повышенной готовности, но по регламенту не можем без приказа свыше покидать территорию постоянной дислокации. А так как мы напрямую подчинены Президенту, то сами понимаете, - беспомощно развел он руками в стороны.

- А как же инициатива? – с интересом спросил Валерий Васильевич.

- А инициатива у нас, как вы знаете, да еще и в такой сложной внутренней обстановке, всегда наказуема, - смело глядя в глаза вопрошающего, ответил Стрижаков. В отличие от предыдущего этот генерал чем-то понравился Афанасьеву, и он уже без излишнего раздражения в голосе отдал распоряжение:

- В связи с тем, что ваше командование в лице господина Золотцева в критической для страны ситуации проявило полную недееспособность, я отстраняю его от занимаемой должности. Его судьбой теперь займутся другие органы.

На немой вопрос вот-вот готовый сорваться из уст Стрижакова, Афанасьев упреждающе ответил:

- Да. На заседании расширенной Военной Коллегии Министерства обороны и Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации я назначен главой государства. Коммюнике по этому поводу будет опубликовано во всех средствах массовой информации в ближайшее время.

Стрижаков был тертым калачом, а потому не стал лезть на рожон, сразу поняв, что «наверху» уже все решили и с этим лучше не спорить. Он кивнул и вытянулся по струнке, всем своим видом показывая, что готов выполнять все приказы новой власти.

- И назначаю вас на должность временно исполняющего обязанности командующего Росгвардией, - продолжил Афанасьев. – Приказ о вашем назначении с подтверждением полномочий я пришлю с фельдъегерской службой в ближайший час. Как лицо, наделенное высшей государственной властью, приказываю: 1) вывести все подконтрольные вам воинские части, включая курсантов, в полной боевой экипировке и боезапасом, на всей территории российской Федерации, на охрану всех государственных учреждений общероссийской значимости, промышленных и особо охраняемых объектов стратегического и оборонного значения, а также мест возможного массового скопления людей; 2) пресекать любые попытки по дестабилизации общественного порядка всеми доступными методами, вплоть до открытия огня «на поражение»; 3) обеспечить координацию всех охранных мероприятий с представителями министерства внутренних дел и частями военных округов, которые, так же как и вы, будут направлены на защиту государства и его граждан; 4) до особого распоряжения для всего личного состава отменить все отпуска и увольнительные; 5) бывшего командующего Росгвардией подвергнуть немедленному аресту и препровождению его в следственный изолятор ФСБ. Приказ ясен?

- Так точно! Разрешите выполнять?! – бодро откликнулся Стрижаков.

- Помощь в аресте бывшего командующего оказать? – встрял Тучков, который так и не уходил далеко, притулившись сбоку от стола президиума.

- Не надо, - отмахнулся генерал-полковник. – Сами как-нибудь управимся. Вы только с приказом о моем назначении поторопитесь, - высказал он робкую просьбу напоследок.

- Хорошо. Я немедленно распоряжусь, - согласился Афанасьев, делая знак рукой одному из своих многочисленных адъютантов, чтобы тот немедленно занялся этим делом.

II.

- Я полагаю, что ни у кого из присутствующих не имеется принципиальных возражений против моих распоряжений? – оглядывая зал, похожий на амфитеатр, где расположился генералитет, произнес Правитель. Зал одобрительно загудел в ответ.

- Надобно придумать вам товарищ генерал армии название вашей новой должности, - вылез опять вперед Конюшевский.

- Для меня это не является принципиальным вопросом, - отмахнулся Афанасьев. – Зовите, как хотите. Можно назвать главарем хунты, а еще Председателем Высшего Совета, Генеральным секретарем, Всероссийским старостой, диктатором, императором, президентом, богдыханом, султаном, наконец. Мне все едино.

- Ну, если мы все тут военные, значит у нас военный совет. А у каждого военного совета должен быть или председатель, или глава, - изрек глубокомысленно адмирал Флота Николай Анатольевич Безменов.

- Глава – по-моему, звучит неплохо, - поддержал своего коллегу командующий РВСН генерал-полковник Сергей Скарабеев. – Кратко и емко.

С мест дружно поддержали данное предложение согласными и одобрительными возгласами.

- Ну что ж, «в путь, так в путь, как сказал попугай, когда кошка потащила его из клетки за хвост», - с удовольствием процитировал Афанасьев Чарльза Диккенса, до которого он был большой любитель еще смолоду.

Зал опять одобрительно загудел. Мало кто из сидящих в помещении, разве что за исключением парочки, одетой в гражданское, подозревали в этом квадратно-кряжистом человеке с задорно вздернутым носиком отчаянного библиофила. Ну да этим двоим по должности положено все обо всех знать. Выждав немного пока шум в зале утихнет, Глава продолжил:

- Я думаю, что ни у кого не возникнет возражений, если мы побеседуем еще с одним представителем силового ведомства, а именно, с министром внутренних дел господином Околоковым?

Возражений не последовало, что, впрочем, и следовало ожидать. Все понимали, что в эти минуты решается вопрос о легитимности новой власти среди тех, кто руководит вооруженными людьми. Он опять включил селектор и обратился к все тому же, подполковнику войск связи:

- Соедините меня с руководством Министерства Внутренних Дел.

- Есть, соединить! – отозвался тот немедля.

С нынешним министром Афанасьев был знаком лично – не раз встречался с ним по делам службы, когда требовалось координировать действия обоих ведомств. И хотя в отличие от, ныне покойного министра обороны он не парился в бане ради налаживания «добрых отношений» с главным полицейским страны, ему удавалось поддерживать с ним достаточно хорошие деловые контакты. Какими бы то ни было порочащими сведениями о нем, он не располагал, а слухам и сплетням, всегда сопровождавшим руководителей высшего звена, Афанасьев не придавал значения. Впрочем, ему импонировало то, как Околоков в свое время сумел решительно противостоять давлению со стороны некоторых властных структур, замешанных в событиях на Болотной площади в 2012 году. И все же, пока связист устанавливал местоположение министра, Глава поинтересовался у Тучкова, чисто из профилактических соображений:

- А что, Николай Палыч, есть ли у вас что-то архисерьезное против Околокова? Ведь не поверю, что ваша контора не собирала материал на него, как и на всех нас, грешных?

- Собирала. Как не собирать?! Обязательно собирала, - не стал запираться тот. Более конкретной информацией в данный момент не располагаю, для этого надо обратиться в спецхранилище Центрального архива, но, в общем и целом – набор довольно стандартный: использование служебного положения, превышение власти, несколько эпизодов неосновательного обогащения ну и, разумеется, порочащие семьянина связи на стороне. В общем-то, тривиальный набор.

- Да, - согласился Валерий Васильевич, оглядывая поверх очков заерзавших в креслах своих сослуживцев, - набор не чуждый всем нам, кто здесь находится. У меня самого рыльце в пушку, как говорится. Однако, к моему рыльцу вернемся несколько позже, а сейчас давайте все же послушаем нашего гостя.

На экране появилось молодцеватая физиономия Околокова.

- Здравствуйте, Владимир Александрович, - не счел для себя за труд первым поздороваться с собеседником Афанасьев.

- Приветствую вас, Валерий Васильевич, - тут же отозвался полицейский. Затем, хитренько прищурившись, добавил, - Не ошибусь, если предположу, что беседую с новым президентом страны?

- Не так, чтобы президентом, но что-то вроде того. А вы против? – в свою очередь поинтересовался Афанасьев. Околоков слегка пожал плечами и ответил поговоркой:

- Наше дело – телячье… - и, не договорив, опять пожал плечами. В его словах и жестах кроме фатальной покорности прозвучали явные нотки обиды за то, что он не участвовал в процессе становления новой власти. Валерий Васильевич, желая как-то смягчить неловкую ситуацию, попытался объяснить:

- Поверьте, инициатива по моему назначению на этот пост исходила не от меня и я, как мог, сопротивлялся этому. К тому же обстановка складывалась таким образом, что необходимо было принимать срочное решение.

Рот Околокова скривился в понимающей ухмылке.

- Кстати, а откуда у вас сведения о моем нынешнем статусе? – заинтересовался Афанасьев.

- Да уж слухом земля полнится, - все еще ухмыляясь, начал Околоков, но запнулся и пояснил, - Нечипоренко сказал, только что, когда просил помочь оцепить подходы к месту происшествия, а то народ, не успев разбежаться, опять стал собираться, а это сами понимаете, чревато. Да и сбору улик помеха. Омоновцев я отрядил и вдобавок послал ребят из МУРапокопаться в этом деле со стороны диггеров.

Глава Военного Совета кивнул, соглашаясь:

- Да, вы правы, Владимир Александрович. Спасибо за оперативное реагирование на ситуацию. Ну что ж, раз уж волей-неволей отпала необходимость в дипломатических выкрутасах, то давайте сразу и приступим к делу.

- От чего же не приступить? – опять пожал он плечами. – Преступники прЕступают, а мы приступаем.

- Это вы хорошо сказали, - подметил Афанасьев. – И так. До формирования новых властных органов, либо нового кабинета министров, тут мы еще проработаем вопрос, вы назначаетесь временно исполняющим обязанности министра внутренних дел. И в этой связи я бы попросил вас в эти самые решающие часы для государства обеспечить все меры к его сохранности, недопущению провокаций и беспорядков, распространению среди населения панических настроений. Сейчас многие захотят половить рыбку в мутной воде политической неопределенности. И я надеюсь, что вы, как и в двенадцатом году проявите твердость характера и устойчивость принципов. В тот раз вам это блестяще удалось, - подсыпал сахара в стакан тщеславия врио министра Афанасьев. И не ошибся. Лицо Околокова слегка порозовело от похвалы, и он улыбнулся уже без всякого ехидства. А глава хунты продолжал медоточивым голосом:

- Я прошу вас направить все имеющиеся в наличии людские ресурсы вашего министерства на охрану правопорядка, как в Москве, так и на местах, обращая особое внимание на охрану жизненно важных для функционирования общества и государственного правления гражданской инфраструктуры. Охрану объектов стратегического и оборонного значения я поручил вашему коллеге из Росгвардии генерал-полковнику Стрижакову, а уж обеспечение правопорядка в городах это безусловно ваша забота. Впрочем, в случае острой надобности можете смело обращаться к командованию военными округами, я дам соответствующее распоряжение и они окажут вам всю необходимую помощь.

- А что, простите за вопрос, с Золотцевым? – настороженно спросил Околоков.

- Господин Золотцев отстранен от занимаемой должности как лицо утратившее доверие и сейчас находится под следствием компетентных органов военной прокуратуры.

- Ясно, - откликнулся на это Околоков. – Ну, так туда ему и дорога. У нас, в полиции, уже давно вырос громадный зуб, как на него самого, так и на его подчиненных, позиционирующих себя превыше закона. Разрешите продолжать выполнять обязанности?

- Разрешаю. Продолжайте.

Из зала опять донесся звук ерзанья толстых задов в кожаных креслах и облегченные вздохи. Многие волновались о том, как пройдет первая беседа их ставленника с министром внутренних дел. Конечно, перевес армии над полицией был очень существенным, хотя бы в плане того же самого технического оснащения, но все равно лишний конфликт в это судьбоносное время не нужен был никому. А судя по тому, как спокойно прошла беседа, опасения не оправдались. Было понятно, что Околоков гадить не будет, пока, во всяком случае.

- Товарищи офицеры, у кого какие будут соображения и предложения по первоочередным шагам нашего Военного Совета? – обратился в зал Афанасьев.

- Я думаю, - тут же взял слово Рудов, сидящий рядом, - и мое мнение разделяет абсолютное большинство, что вам товарищ Глава Высшего Военного Совета в срочном порядке необходимо обратиться к нации со словами скорби и уверенности в невозможности дестабилизации обстановки. Страна должна быть уверена в дееспособности и правопреемственности государства. Вот уже более четырех часов люди не знают, кто ими управляет. Это нехорошо. Да и международный имидж, изрядно подпорченный утренними событиями, не стоит портить еще больше.

- Считаете, что нужно ехать прямо сейчас?

- Более того. Я считаю, что мы уже начинаем опаздывать, и ехать нужно было гораздо раньше, - подтвердил свое мнение Рудов. Зал опять одобрительно загудел, соглашаясь с мнением Начальника Главного оперативного управления Генерального штаба.

- Как дети, ей Богу, - пробормотал поднос Афанасьев, которому очень не хотелось никуда ехать, но в то же время было и понимание того, что ехать все равно придется. – Ну ладно. Где там шпаргалка, что мне нацарапал наш штатный вития, любезный товарищ Конюшевский? Ага, вот. Так, почитаем. Тэк-с, тэк-с. Скорбь, соболезнование, признание вины. Частичное. Угрозы покарать, обещания наградить. Успокоить, ободрить, попытаться объяснить. Запретить, постановить. Отложить, восстановить. Помешать и укрупнить, измельчить и накрошить. Поперчить и насолить.

- Я ничего такого про «измельчить и накрошить» не писал, - ахнул и заморгал растерянно подслеповатыми глазками Конюшевский. В зале раздался дружный гогот солидных мужиков, навсегда задержавшихся в детстве, а значит - любителей поиграть в войнушку.

- Не обращение, а поэма какая-то о вкусной и здоровой пище,- выражал, тем временем, вслух свое мнение Афанасьев по каждому пункту, не обращая внимания на хохот амфитеатра.

Наконец окончив читать, резюмировал уже без намека на ёрничество:

- Я думаю, что в целом это можно принять за основу. Я готов. Всех присутствующих попрошу остаться и дождаться моего возвращения. Кажется, сегодня мы с вами задержимся надолго, поэтому предупредите семьи, чтобы не искали и не волновались. Борис Борисыч, - обратился он к своему личному адъютанту подполковнику Михайлову, - распорядитесь, чтобы подогнали машину к четвертому подъезду, мы едем на Королева 12 в телецентр.

Но тут неожиданно встал откуда-то из задних рядов суховатый и жилистый генерал-майор с посеребренной легкой сединой головой. Афанасьев сразу узнал своего тезку – Валерия Ивановича Лютикова.

- Товарищ Глава Высшего Совета, разрешите обратиться?!

- Да. Я слушаю вас, Валерий Иваныч, только Высший Совет у нас еще не выбран.

- Так как части сил специальных операций, которыми я командую, подчиняются прямым указаниям главы государства, то с этого момента они находятся в вашем распоряжении, - отчеканил он.

- Спасибо. Сейчас как никогда важно наличие под рукой такого лояльного подразделения. Я непременно учту этот факт, - ответил Афанасьев, вставая из-за стола и намереваясь выйти покинуть зал.

- Извините, товарищ генерал армии, но разрешите мне продолжить?

- Что-нибудь еще? – несколько удивился Афанасьев.

- Да. Во-первых, судя по тому, что мы сегодня узнали, на части федеральной службы охраны большой надежды нет. По крайней мере, какая-то ее часть, будем надеяться, что меньшая, непосредственно виновна в совершении теракта. Времени разбираться, кто свой, а кто – оборотень – тоже нет. Во-вторых, ваше избрание на пост Главы Высшего Совета тоже уже можно считать известным всем, кто заинтересован в подобной информации.

- Что вы предлагаете, Валерий Иваныч? – почти перебил его Глава.

- Я предлагаю, до окончания расследования теракта, взять под охрану вас, и лиц назначенных вами, именно нашими частями.

- Признаюсь. Этот вопрос как-то вылетел из моей головы, - почесал макушку Афанасьев.

- Я скажу вам более того, - продолжил Лютиков. – Где сейчас находятся ваши ближайшие родственники?

- На даче, в Жуковке. Жена и обе дочери с внуком. Внучки от второй дочери в Питере – у бабушки. А что? – с опаской поглядел он на спецназовца.

- Я считаю, что, по крайней мере, тех, которые находятся на даче, необходимо немедленно эвакуировать. Сейчас – они ваше слабое место.

- И что я должен делать? Куда их эвакуировать? – озадаченно вопросил Глава.

- Сейчас самое безопасное место для них – бункер, находящийся под этим зданием. Говорите адрес, - неумолимым голосом почти приказал генерал-майор.

- Поселок Жуковка, чуть западней Барвихи. Вторая просека. Участок номер пять, - кривясь как от зубной боли произнес он, представляя картину появления супруги в стенах Министерства обороны.

- Предупредите своих о нашем появлении, - заботливо произнес Лютиков, набирая на своем коммуникаторе какой-то номер.

Пришлось тоже лезть в карман брюк и доставать свой мобильник.

- Алло! Аглая?! Ты меня хорошо слышишь? – начал говорить Афанасьев, едва дождавшись соединения. – Нет! Нет! Да нет же, говорю тебе, еще раз! Не волнуйся. Тут такое дело, понимаешь. Дело говорю, такое. Ты только не волнуйся! Нет! Нет! Да помолчи же ты хоть пять секунд! Выслушай меня внимательно! И не перебивай! Нет! Нет же, говорю! Да ты замолчишь, сегодня или нет?! Пулеметчица! – рявкнул он, уже не в силах сдерживаться. Ему было крайне неловко, что свидетелями этой сцены был почти весь генералитет. Генералы, видя неловкость своего командующего, деликатно начали отворачиваться, старательно делая вид, что они просто деталь интерьера. Тем временем разговор продолжался:

- Значит так, молчи и слушай, если жизнь дочерей и внука тебе хоть сколько-нибудь дорога! О, черт! Дернуло же меня! Да успокойся ты!

- Валерий Василич, дай-ка я с ней поговорю, - встрял Рудов. – У меня лучше получится. Тот покорно отдал мобильный, утирая вспотевшее вмиг лицо.

- Алло! Аглая Петровна?! Приветствую вас! Узнали?! Ай-яй, не быть мне значит богатым! Дочки-то как?! Ну да, ну да, молодежь, оно конечно. Мой вот тоже такой – самовольный и неуступчивый. Все-то им не так, да не этак. О-хо-хонюшки! А внуки?! Да что вы говорите?! Вот как время-то летит! Младший уже и школу заканчивает?! А я ведь помню, как его еще на коленке качал! Будто вчера было, - убаюкивающее ворковал Рудов, усыпляя бдительность афанасьевской «половины». Наконец, посчитав, что лекарство от стресса возымело действие, он перешел к сути вопроса:

- Аглая Петровна, а как вы смотрите на то, чтобы совершить летний променад? Как куда?! Да к мужу на работу. А то, небось, думаете, что мы тут с девками, да по баням шаримся? А тут сами сможете убедится, что у нас вполне рабочая обстановка и атмосфера соответствующая.

Но Аглаюшка, как любил ее называть муж в редких порывах нежности, была потомственной офицерской женой, поэтому ее на мякине было провести трудно. Пришлось Рудову до конца раскрывать карты:

- Да, Аглая Петровна, - уже каким-то поникшим и усталым голосом продолжил он откровенно, - обстановка в стране, сами видите какова. Погибло в одночасье все руководство. Мы вот с твоим Валерием убереглись тут – за толстыми стенами. И тебя вот с дочерьми и внуком хотим уберечь. Мало ли?! Сама знаешь не понаслышке, что лихое время лучше пересидеть в кругу своих родных и близких. А для вас – офицерских жен, какой круг более свой, кроме сослуживцев мужа?! Ну вот. И я о том же. Ты, Петровна давай, собери-ка вещи какие ни то, из более необходимых, а мы за вами уже послали группу надежных товарищей. Через полчасика уже будут там у вас. Да. На вертолете. Так, что ты давай там, не мешкай. А тут мы тебя встретим.

На том и поладили. Поговорив с Аглаей, Рудов крякнул, тоже, в свою очередь, отирая набежавший пот на лицо. Видимо и ему нелегко дался этот разговор.

- Может все-таки не стоило привлекать лютиковских молодцев? Может, как-нибудь сами бы обошлись, своими силами? - Афанасьев внимательно поглядел на Тучкова. Тот согласно кивнул и пояснил:

- Да нет. Не обошлись бы. Формально, «девятка»подчинена моему бывшему шефу – Пасечнику, ну и мне как его первому заместителю, соответственно. Когда Клейменов докладывал мне о самоубийстве Коченева, то я, как мог, постарался объяснить ему всю сложность его незавидного положения и заодно с ним всех фэсэошников, расквартированных в Москве. Думаю, что он понял и не сильно обижается на меня. Поэтому я приказал всему наличному составу сдать оружие, а самим перейти на казарменное положение. И попросил вон Игоря Олеговича, чтобы он снарядил ребят из «Вымпела» и «Заслона» взять казармы под охрану.

- А где ваши люди? – поинтересовался он у Лютикова, закончившего отдавать по телефону какие-то распоряжения.

- Они здесь. Ребята охраняют периметр комплекса снаружи, и уже вполне готовы сопровождать вас до телецентра.

Афанасьев, который привык, что его сопровождают только Михайлов и кто-то из «носителей чемоданчика», развел руками:

- Если вы оба считаете, что мне нужна какая-то дополнительная охрана, то, что ж, я готов следовать вашим указаниям. В конце концов, кто-то, из великих, не упомню уж кто, сказал: «Свита делает короля».

- Макиавелли, - тихонько подсказал Тучков.

- Что-что? – не совсем расслышал Афанасьев.

- Никколо Макиавелли это сказал, - охотно повторил жандарм из 21-века и Афанасьев, пожалуй, чуть ли не впервые с большим уважением посмотрел на него.

Глава 6

I.

24 июня 2020г. Российская Федерация, арх. Новая Земля, пос. Белушья.

Зная слабость академика превращать любую конференцию в лекторий для колхозников-передовиков, Михаил Дмитриевич, воспользовавшийся паузой в нарастающей дискуссии, поднял руку и несвойственным ему дребезжащим от наигранного смущения голосом спросил:

- Игорь Николаевич, а разрешите задать вопрос?

- Эээ… Задавайте Михаил Дмитриевич, - ответил он, как-то сразу сдуваясь, подобно воздушному шару из которого выпустили воздух.

- Вы уж простите меня бестолкового. Что взять с солдафона, в обязанности которого всю жизнь входила охрана объектов неизвестного предназначения? Мы вот с вами уже сколько лет вместе трудимся не покладая рук во благо нашей страны, а я вот так и не знаю в чем суть и каков принцип действия вашей установки? – прикинулся Митрич «незнайкой», хотя все знали, что он помимо военного обладает еще и техническим образованием, хорошо при этом разбираясь в ядерной тематике. - Режим секретности не позволяет вести такие разговоры. А все ж таки обидно как-то. Я так полагаю, что это вроде какого-нибудь лазера-шмазера?

- Какого еще лазера-шмазера?! – тут же набычился академик, думая, что его хотят разыграть, но встретившись с серьезным видом Митрича, да и всех остальных, только развел руками.

- Мне довольно странно слышать подобные вопросы от лиц вполне осведомленных о сути наших изысканий, но уж если возник такой вопрос, то, разумеется, во избежание недопонимания между нами его следует прояснить, - вскочил на своего любимого конька Вострецов.

Все присутствующие в этот момент в бункере разом замерли, слегка приоткрыв рты от внимание и в знак уважения перед выступающим. Академик меж тем откашлялся и не спеша начал:

- Так как у нас в запасе имеется несколько минут до начала основной фазы испытаний, мне хотелось бы пояснить суть наших с коллегами изысканий. Тем более я вижу неподдельный интерес к данной тематике, в глазах у некоторых из представителей смежных с нами структур, - он опять откашлялся и продолжил, все более и более воодушевляясь. – Не вдаваясь в излишние и скучные подробности, кратенько остановлюсь на предыстории вопроса.

Чья-то заботливая рука налила в граненый, еще советского производства стакан воды и подала его академику. Тот благодарно кивнул и, отпив половину, продолжил:

- Уникальность России состоит в том, что реакторы на так называемых «быстрых нейтронах» имеются только у нее. Тому свидетелем является Белоярская АЭС. Отличительной особенностью этих реакторов является тот факт, что вместе с уже традиционным Ураном-235, там делится еще и Уран-238. Причем замечу, что Уран-238 делится своими нейтронами, начиная с порога энергии примерно в 1 МэВ. Это немаловажное замечание, так как дает нам возможность получать энергию от самого распространенного на планете изотопа, ибо Урана-235 ничтожно мало по сравнению с его собратом унаном-238, между тем, как потребление Урана-235 неуклонно растет, чему способствует строительство все новых и новых АЭС. Урана-238 в природе на целые порядки больше. В связи с исчерпанием нефти, газа и угля, использование Урана-238 можно без преувеличения назвать панацеей грядущего. В технологии использования Урана-238 есть, разумеется, свои сложности, но в то же время они открывают нам возможность расширить линейку применяемых изотопов, вплоть до использования в перспективе не только уран, но и торий. Но главной особенностью реактора на быстрых нейтронов является эффект «дожигания» продуктов деления прямо в самом реакторе. Почти все находящиеся здесь в курсе, но для некоторых все же поясню. Тяжелым ядрам свойственно всегда делиться на более легкие, но менее стабильные от этого. Именно эти нестабильные части и являются основным, так сказать, источником радиоактивности отработанного топлива. Большинство из этих нестабильных элементов сравнительно быстро распадаются. Время их распада варьируется от нескольких часов до нескольких дней. А вот меньшая часть может существовать гораздо дольше – до нескольких десятков лет. Если мы их начнем облучать нейтронами, - тут академик сделал неопределенный жест рукой вверх и в сторону, что должно было означать установку, - то они будут активно распадаться, превращаясь в иные химические элементы, до тех пор, пока не станут такими, которые довольно неохотно вступают во взаимодействие с нейтронами. В результате этого облучения, или если хотите бомбардировки, активность уже отработанного топлива становится гораздо ниже, а следовательно работать с ним – и проще, и безопаснее, да и экологи реже будут падать в обморок от каждой новости с АЭС. Таким образом, наша установка, как ее еще называют «ускоритель на обратной волне», либо «ускоритель Боголюбова» в честь нашего коллеги, сидящего здесь и являющегося его изобретателем, есть не что иное, как некое подобие пушки, стреляющей нейтронами.

Тут он опять взял стакан, отхлебнул из него пару крупных глотков и, кинув взгляд на табло с часами, продолжил, чуть ухмыляясь.

- К вящей радости людей с большими звездами на погонах, ускоритель на обратной волне, он же линейный ускоритель протонов Боголюбова, сконструирован таким образом, что на выходе, при определенных условиях способен выдавать энергетический импульс, практически неограниченной мощности. Одна из первых его моделей давала пучок протонов с энергией 10 ГэВ при мощности пучка 10 МВт. Нам, мирным людям, ускоритель нужен из-за того, что за счет взаимодействия пучка протонов с некоторыми ингредиентами можно получить такой нейтронный поток высокой плотности, который способен делить U-238, которого, как я уже говорил, хоть попой ешь. При его использовании в энергетике мы можем получить некое подобие реактора на быстрых нейтронах, но вырабатывающего тепло без цепной реакции и наличия критической массы, а также менее технологичного в производстве, что влечет за собой его многократное удешевление. Реактор получается компактным, бесполезным для «бармалеев», так как не имеет критической массы. Опасности неуправляемого «разгона» реактора, как это было в Чернобыле, не существует в принципе, вследствие отсутствия цепной реакции. Реактор можно просто выключить в любой момент, как банальный выключатель в квартире, даже не беспокоясь о снятии остаточного тепловыделения дочерних изотопов, потому что их ничтожно мало по сравнению с обычным реактором. Они потом просто дожигаются непосредственно по ходу дела. Ну и вишенка на торте - нам больше не нужны опасные и крайне неэкологические урановые обогатительные комбинаты, из-за того, что вся эта прелесть работает на природной смеси изотопов. Вуаля! Теперь вернемся к прикладным задачам ускорителя для нужд наших коллег и кураторов, - при этих словах он кивнул в сторону группы военных наблюдателей, скучившуюся вокруг генерала Иванова. – Что это за чудо-пушка такая и что она из себя представляет? Прежде всего, это приспособление, внутри которого тянется волновод - полая трубка с вакуумом внутри, чтобы не создавать потоку лишнего трения и служащая для создания в ней ускоряющего поля и ускорения в них протонов. Ускорения протонам придают некоторые приспособления, составляющие наивысшую государственную тайну, которую я не имею право раскрыть даже вам. В кольцевых ускорителях есть магнитное поле определенной конфигурации, что тоже есть тайна превеликая, поэтому протоны движутся по кольцу. Они проходят через зазор, в котором есть разность напряжений, в результате получают, как бы дополнительный пинок под задницу самим себе, что приводит к увеличению энергии и движутся дальше. При этом, как я уже сказал, скорость, а значит, и выходящий поток могут увеличиваться в миллионы раз. А при таких скоростях для пучка протонов не существует никаких препятствий на своем пути. Они прошьют насквозь с одинаковой легкостью и танк, и крейсер, и всю планету насквозь. Направленный вверх пучок протонов будет мчаться в межзвездном пространстве вечность, пронизывая Вселенную, гася при этом, все звезды, встречающиеся на его пути. Это самый настоящий аннигилятор, о котором так любят писать досужие фантасты. Иными словами, протонный ускоритель Боголюбова при его включении всего лишь на 2-3% первоначальной мощности способен обнаруживать делящиеся материалы на больших площадях и с большого расстояния.  И ему не принципиально, что перед ним - ядерный фугас, «грязная» бомба в штанах экстремистов, ракеты с ядерными боеголовками. Даже если они «рассыпаны» в разных частях планеты, все равно ускоритель засекает «объект» и передает координаты его местонахождения на пульт оператора с точностью пары сантиметров. Это можно назвать «инспекцией». Инспектор как бы «стреляет» частицами по мишени, они в свою очередь выщербляют кусочки из материала мишени, которые летят в обратную сторону, потому и называется «на обратной волне». И по спектру отколовшегося кусочка можно определить, из какого материала состоит мишень. А теперь представьте себе такую картину: самолет-инспектор, а лучше конечно спутник-инспектор летит себе в Мировом океане, попутно сканируя окружающую территорию, на дальности по горизонту, предположим до 600 километров и в глубину земли и водной хляби до дна Марианской впадины. И вдруг засекает в глубине работающий ядерный реактор подводной лодки, даже если он заглушен и кучу ядерных ракет на ее борту. Немного добавив мощности излучения, приводит в полную непригодность, как сам реактор, так и все ракеты. Причем реактор выводится из строя навсегда и без ущерба окружающей среде. Импульс длится около одной миллисекунды. Ну и что это, по-вашему, как не абсолютное оружие!? Янки поняли, чем для них это пахнет, но поздновато. Поэтому нет таких денег на свете, которые бы они пожалели на приобретение этого ускорителя. И нет таких средств, которыми бы они погнушались, пытаясь его украсть или уничтожить, заодно уничтожив и ваших покорных слуг, особенно вон того, что неистово надраивает свои иллюминаторы. Dixi. - И он указал тонким суховатым пальцем на Алексея Сергеевича, застенчиво и растерянно улыбающегося под взглядами коллег и гостей.

Через секунду кто-то из присутствующих хлопнул в ладоши, за ним второй, третий, а потом все помещение заполнилось рукоплесканием, как какой-нибудь концертный зал. Расчувствовавшийся академик, коему была не чужда доля театральщины, раскланивался во все стороны перед импровизированной публикой, сияя, как новая десятирублевка, выпущенная к юбилейной дате. Митрич, хлопавший в ладоши, казалось, сильнее всех остальных, опять встал:

- Позвольте, дорогой наш, Игорь Николаевич, от лица всех здесь собравшихся поблагодарить вас за обстоятельную и просветительную беседу, которая, безусловно, помогла нам детально оценить ваш с Алексеем Сергеевичем бесценный вклад, как в фундаментальную науку, позволяющую приоткрыть еще одну из тайн мироздания, так и в дело обороноспособности нашей страны. Теперь нам будет гораздо легче осознать весь масштаб проделанной, под вашим руководством работы, и приступить, с полным сознанием, к реализации намеченных вами планов по переводу нашей земной цивилизации на рельсы и развитие нового индустриально-экономического уклада, сулящего всему человечеству небывалый прорыв в сферы доселе недоступные.

Митрич говорил и сам удивлялся своему неожиданно открывшемуся таланту оратора. Наконец исчерпав весь свой источник вдохновения, он сам от себя не ожидая подобного, сделал несколько неуклюжих шагов в сторону Вострецова и заключил его в свои медвежьи объятия, что еще больше вызвало бурю восторгов. И тут, весьма некстати, прорезался голос одного из московских «гостей»:

- Уважаемый Игорь Николаевич, а позвольте задать вам несколько, на мой взгляд, животрепещущих вопросов?

- Да-да, разумеется, - тут же согласился академик, еще не совсем отойдя от шквала положительных эмоций и поэтому продолжавший улыбаться от нежданно нахлынувших чувств.

- Ваш ускоритель, как я понял, имеет двойное назначение – военное и гражданское. И оба назначения примерно одинаковы с точки зрения технологического прорыва в будущее.

- Да. Вы совершенно правы, - согласился академик.

- Но тут возникает один весьма существенный вопрос. Применяя этот ускоритель в сугубо гражданской отрасли, занимающейся энергетикой, не может ли возникнуть опасность утечки этой технологии, которой могут воспользоваться в далеко не мирных целях наши эвентуальные противники?

- Позвольте, я отвечу на этот вопрос? – подал голос с места Боголюбов.

- Да-да. Конечно. Я удумаю, что сам создатель реактора внесет ясность в этот животрепещущий вопрос.

- Использование ускорителя в гражданских целях для расщепления Урана-238 не требует сверхбольших скоростей нейтронного потока, ни большой плотности его пучка. Ноу-хау установки заключается в конструкционной особенности «вакуумированной» трубки, определенными изотопными добавками, повышающими скорость истечения потока и «зазора», придающего ему необходимое уплотнение пучка. Без этих аксессуаров, ускоритель является абсолютно гражданским объектом, - пояснил Боголюбов, сияя толстыми линзами своих очков, которые он уже успел нацепить на нос.

- Скажите, пожалуйста, - опять раздался голос из толпы московских военпредов и экспертов, но уже принадлежавший другому лицу, - а ваш ускоритель может локализовать только объект с делящимися веществами?

- Да, - коротко ответил Вострецов , но тут же принялся объяснять, - самостоятельно выявить и локализовать объект делящимся материалом для него не составит труда. Мощности в 2-3% от номинальной не требующей большой скорости «бомбардировки» и плотности пучка достаточно для локализации объекта в широкоугольном диапазоне порядка 80-90◦ без нанесения фатального ущерба здоровью как непосредственно облучаемому, так и стороннему наблюдателю, случайно попавшему под «раздачу». Однако если к нему подсоединить внешний источник получения информации, такой, как например РЛС сантиметрового, а лучше миллиметрового диапазона и синхронизировать их работу, то можно добиться «бомбардировки» протонами практически любой цели мгновенно, ибо скорость истечения протонов является около световой. Мощности пучка в 4-5% от его полной, хотя этот термин не совсем правильный, потому как мощность его может быть неограниченна вовсе, будет вполне достаточной для того, чтобы вывести из строя всю бортовую электронику. Причем на любой прямой дальности, без учета кривизны земной поверхности, разумеется. Но даже она не может служить основательной помехой ему, если он будет более интенсивным. Но при этом стоять на его пути живым объектам крайне не рекомендуется, если конечно он не желает превратиться в ходячее сито.

- А если повысить интенсивность излучения нейтронов не на 2-3%, а скажем, на порядок? К каким последствиям это может привести? – раздался следующий голос.

- Послушайте, как вас там?! – воскликнул, уже начиная опять злиться на всё и вся академик. – Я – ученый, в конце концов, а не убийца! Я всю жизнь посвятил ядерным разработкам, в целях обеспечения обороны Отчизны и даже создавая ядерные боеприпасы, не представлял себе, даже в кошмарном сне, сферу их применения. Ядерное оружие пока должно быть, но оно никогда не должно использоваться. Заявленной мощности с порогом в 4-5% вполне достаточно для обеспечения надежной обороны и нераспространению ядерных военных технологий.

- И все-таки, - не унимался чин в штатском, но с явно военной выправкой.

- Вам же уже было сказано, что мощности его пучка, в теории, хватит чтобы испепелить в мгновенье ока любой объект во Вселенной, сопоставимый по массе с Землей - чуть не прошипел тому в ухо Боголюбов, видя, как опять наливается кровью лицо Вострецова.

- В теории говорите? А на практике? – не унимался тот.

- На практике пока этим еще никто не занимался, - признался бесхитростный Боголюбов. И заметив, как при этом загорелись адским пламенем зрачки собеседника, прикусил язык, с горечью сознавая, что невольно сболтнул лишнее.

Неизвестно чем бы это все закончилось, не прозвучи пронзительного уханья сирены, призывающего всех участников испытания занять положенные им места…

II.

Все тут же бросились по своим местам. Не желая мешать экспериментаторам, Митрич встал и потихоньку ковыляя, покинул помещение. Был, конечно, соблазн остаться на командном пункте и посмотреть на ход испытаний, так сказать, «изнутри», но по своему многолетнему опыту он знал, что ничего интересного там не произойдет. Будут транслироваться команды, уточняться малопонятные параметры, но успех или провал испытаний воочию все равно не увидеть. Выйдя из бункера на поверхность, он хотел взобраться на пригорок, откуда было бы хорошо видно, как из-под земли из раскрывшегося зева шахты на поверхность, тихо гудя сервоприводами, появится рабочее тело ускорителя. Он уже неоднократно наблюдал это зрелище, и оно каждый раз повергало его в состояние необъяснимого трепета. Погруженный в свои мысли он прошел, машинально козыряя на приветствия мимо группки младших офицеров, прибывших вместе с большими чинами из Москвы и пялившихся в окуляры биноклей в надежде разглядеть что-нибудь интересное. Краем глаза он углядел в толпе «туристов» старшего лейтенанта Шептицкого из группы дозиметристов, за какую-то провинность сосланного сюда своим батюшкой-генералом - влиятельной шишкой из Министерства обороны, или же с целью просто скрыть на время своего отпрыска от преследований за совершенные им очередные «художества». Полковник не любил этого столичного павлина и за его барские замашки, и за его откровенное бездельничанье и пренебрежение своими обязанностями. Однако же вслух не выражал своего к нему негативного отношения, так как тот напрямую ему не подчинялся, а портить хорошие отношения с ВРХБЗ,из-за такой мелюзги, не считал для себя необходимым, прекрасно осознавая, что и у своих коллег, честно служащих Родине, тот порядком уже застрял в печенках со своим столичным выпендрежем. Комендант уже начал удаляться от этой кучки одетых с иголочки в полярную униформу нового образца, как услышал за спиной не то зов, не то окрик:

- Эй, Митрич!

Полковник живо обернулся на выкрик. Отделившись от группы воркующей молодежи, к нему развалистой походкой шел Шептицкий. Подойдя к нему почти вплотную, тот, нарочито громким голосом, чтобы его могли слышать приезжие гости развязно поинтересовался:

- Митрич, - еще раз повторил он, - почему я вас вижу выходящим из командного пункта, ведь это не ваше дело?! Ваше дело – охрана внешнего периметра объекта, - наставительным голосом заявил старлей, а затем, принюхавшись, скривил физиономию и продолжил в еще более оскорбительном тоне. – Да вы, как я вижу, уже пьяны с утра пораньше! Или это еще со вчерашнего вечера не выветрилось?!

Комендант покосился на замершую в ожидании дальнейших событий кучку офицеров. Было ясно, что весь этот спектакль разыгрывался исключительно для них. То ли строптивому генеральскому чаду надоело здесь прозябать, и он захотел вернуться домой, то ли просто хотел показать, что плевал он с третьей полки на субординацию и Устав воинской службы. От всех этих мыслей, стайкой пронесшихся в мозгу старика, ему стало так муторно и нестерпимо обидно. Обидно за увечье, за старость и бесцельно растраченные годы, за несостоявшуюся карьеру и развал, когда-то горячо любимой страны, которой он гордился и служил всю жизнь. Волна яростного безрассудства накатила на него, затопив сознание, и он потерял над собой контроль. Впоследствии он с большим трудом смог восстановить в памяти ход дальнейших событий. Несмотря на уже более чем солидный возраст и отсутствие одной из конечностей, полковник, тем не менее, обладал высоким ростом, широкими плечами и громадными ручищами, оканчивающимися ковшеобразными мозолистыми ладонями. Будь он здесь один – послал бы он этого сопляка в пеший эротический поход и вся недолга, но невдалеке стояли, такие же, как этот напыщенный недоросль, и уже начинали посмеиваться в их сторону. Такого неприкрытого хамства прощать было никак нельзя. Ему не составило большого труда сгрести в охапку, верещащего, подобно зайцу, попавшему в силки, щуплого лейтенантика и притянув его за грудки к себе поближе, дыша стойким перегаром прямо в лицо, яростно прорычать:

- Для кого-то, я может быть и Митрич! Но только не для тебя хлыщ прыщавый! Для тебя я – господин полковник Михаил Дмитриевич Виттельсбах! Фон Виттельсбах, - четко выговаривая каждый слог своей непривычной в этих местах фамилии, повторил он. - Его светлость князь Лёвенштейн, прямой потомок королей Дании, Испании, Греции, Болгарии, Баварии, императоров Германии и Священной Римской империи. Я, как и мои предки, вот уже тысячу не выпускаем меч из рук, дабы такие гниды, как ты, не поганили белый свет своим присутствием. Ты меня понял, холоп?!

- Я! Вы! Как вы смеете?! Вы не имеете права! Я буду жаловаться! – кричал тот, нелепо размахивая руками и пытаясь вырваться из стального захвата рук могучего старца.

- Ага! Значит, не понял?! Ну да ладно. Мы об этикетах-шметикетах, отродясь, не слыхивали, а потому поступим по-нашему, по-простому, - и с этими словами, полковник, не снимая меховых руковиц, придерживая, одной рукой за грудки извивающегося червяком дозиметриста, второй рукой, надавал ему хлестких и увесистых пощечин. Затем с силой опрокинув того в подтаявший в утренних лучах солнца сугроб, сдернул рукавицы с рук и с брезгливой надменностью бросил их в воющего и ползающего на карачках генеральского сынка.

-Dummkopf!- выругался он и зыркнув недобрым взглядом в сторону разом притихших лейтенантиков, резко развернулся, сунув руки в карманы своего форменного зимнего полупальто, быстро поковылял в сторону диспетчерской охраны. Придя в диспетчерскую, где на своих местах, согласно регламенту, сидела дежурная смена наблюдателей за внешним периметром охраняемого объекта, снял шапку и полупальто, повесив их на первый попавшийся гвоздик. Затем, махнув рукой, чтобы дежурные не вставали, он, молча, плюхнулся в одно из свободных кресел. От только что пережитого стресса его основательно потряхивало. За более чем пять десятков лет службы он ни разу не позволял себе не то что поднять руку, но даже и словом оскорбить младшего по званию, зная, что тот находится в неравном с ним служебном положении. Разносы, конечно, учинял, но никогда не переходил грани дозволенного. И тут, вдруг, такое. Желая хоть как-то унять разыгравшуюся во всем теле дрожь, он обратился к операторам:

- По контурам все благополучно? – и получив утвердительный ответ, продолжил, - ну и славненько. А не поглядеть ли нам, сынки, как в первопрестольной к параду готовятся? Переключите-ка какой-нибудь из мониторов на внешние приемники.

- А не рано, товарищ полковник? В Москве и у нас еще только восемь утра! – возразил кто-то, но все же немедленно переключил самый большой экран к системе «Орбита».

III.

Сигнал ревуна, резко раскидавший обитателей командного бункера по рабочим местам, оборвался также неожиданно, как и начался. Наступало время Алексея Боголюбова. Маленький и круглый как колобок он уверенно занял центральное – командное кресло в череде других, выстроившихся в линию перед пультом управления. Вострецов, неловко потоптавшись с ноги на ногу, садиться не стал, а застыл каменной статуей у него за спиной, уцепившись руками за высокие подголовники. Горохом посыпались доклады операторов, отвечавших за тот или иной участок эксперимента.

- Контрольно-измерительные станции по трассе докладывают о готовности! – громко сказал один из сидящих рядом.

- Принял! – ответил Боголюбов, с которого, как по мановению волшебной палочки сошла нервозность и мягкость. Теперь это был сильный и уверенный в своих действиях командир, не боящийся принять на себя груз ответственности за любой исход событий.

- Стартовики с Неноксы докладывают о готовности к пуску! – доложил второй.

- Принял! – механическим голосом ответил руководитель.

- Корабли ближней морской зоны к сопровождению и установке приводнения цели готовы!

- Принял!

- Синоптическая группа докладывает об умеренной облачности, как в районе старта, так и почти на всем протяжении маршрута! – сообщил еще один.

- Принял! – заявил Боголюбов, удовлетворенный тем, что, при любом раскладе, заокеанским «друзьям» будет трудно в деталях, со своих RC-135,разглядеть происходящее. Его мысли на этот счет подтвердил следующий оператор, доложивший:

- Космическая группировка отмечает присутствие на геостационарной орбите американского спутника типа КН-11, нацеленного на район проведения испытаний. Служба РЭБвзяли его на сопровождение с дальнейшей нейтрализацией.

- Принял! – удовлетворенным голосом ответил он.

Выждав несколько мгновений, Алексей Сергеевич оглянулся на стоящего позади академика. Тот ободряюще кивнул, как бы давая последнее напутствие перед долгой дорогой. Боголюбов кивнул в ответ, и неловко перекрестившись, так как на людях всегда позиционировал себя атеистом, отдал приказ:

- Подъем установки произвести!

- Есть, произвести подъем установки! – бодро репетовали из другого конца командного пункта.

Это только люки ракетных шахт в экстренных случаях отстреливаются в мгновенье ока. В штатном режиме они открываются помедленней – за четыре-пять секунд. Подъем же из скальных глубин установки протонного линейного ускорителя вообще был сродни парадному выезду китайского богдыхана на утреннюю прогулку. Сначала медленно стали разъезжаться в стороны два небольших скальных образования, о которых сторонний наблюдатель никогда бы и не подумал, что они искусственного происхождения. Под ними обнаружилась идеально ровная поверхность, по которой сначала пробежала ровная трещина, все расширяясь и расширяясь, пока не открылся глубокий зев шахты, скрывающий в себе, а теперь решивший извергнуть на свет, свое содержимое. Гудя сервомоторами, из темного провала, так же нисколько не торопясь, выдвинулась платформа, на которой словно личинка бабочки размером с автобус вальяжно расположилась установка, блестя на солнце хромированными боками. Поравнявшись с краем шахты, подъемная платформа замерла. Теперь уже начали сыпаться доклады о готовности отдельных узлов и механизмов самого ускорителя. И опять на каждый доклад Боголюбов отвечал все так же коротко и емко. Прошло еще какое-то незначительно короткое время, прежде чем раздалось:

- Прошла команда на запуск изделия, - бесцветным голосом сообщили откуда-то сбоку.

- Внимание! Всем приготовиться! – не замедлил ученый с ответом.

- Ракета штатно сошла с направляющих, - поведал все тот же голос и тут же добавил, - пороховые ускорители отстреляны.

- Произошло включение реактора, - послышался опять его голос. – Реактор выдает необходимые тяговые параметры.

- От Неноксы до нас по прямой примерно тысяча километров, но с учетом того, что значительный кусок это расстояния проходит над населенными пунктами, им приходится совершать уклонения по ходу маршрута, чтобы избежать возможных нештатных ситуаций. Так что в зоне нашего внимания «Буревестник» окажется не раньше чем через 15-20 минут, - сделал Боголюбов пояснения для военпредов, сидевших тихо в центре зала, как нашкодившие мыши. А минут через десять, сквозь доклады о телеметрии приближающейся ракеты, отдал негромкий приказ:

- Включить установку в режиме сканирования.

- Есть включить! – отрапортовали ему.

- Сориентировать ее на ноль, - опять приказал он.

- Есть сориентировать на ноль! – эхом отозвался оператор, держа руки на джойстиках управления.

- Угол неподвижного сканирования? – тут же спросил он у оператора.

- Восемьдесят пять, - бесстрастно ответил тот.

За спиной у Боголюбова тихо кашлянул, привлекая к себе внимание, Вострецов. Боголюбов обернулся назад. Академик раздвинул указательный и средний пальцы руки и повел ими вправо и влево. Алексей Сергеевич кивнул:

- Провести рыскание лучом на 40◦ от первоначального курса.

- Есть провести рыскание на 40◦ от первоначального курса, все так же послушно репетовал оператор.

Где-то примерно с минуту в зале опять повисла тишина, нарушаемая только тяжелым сопением москвичей. Затем вдруг один операторов встрепенулся ,как ото сна и доложил торжествующим голосом:

- Есть локализация цели!

- Дальность?! – чуть не выкрикнул Боголюбов.

- Дальность – 690, курс – 220, скорость – 0.9, -отбарабанил тот.

- Погрешность локализации?! – решил уточнить Боголюбов.

- Плюс-минус двенадцать секунд.

Боголюбов опять оглянулся на Вострецова. Тот поднял большой палец, демонстрируя свое полное одобрение. Затем вернулся в прежнее положение и отдал приказ:

- Переключить установку в режим нейтрализации объекта! – и уже тихонько про себя, - ну не подведи, милая. С Богом!

- Есть переключить установку в режим нейтрализации объекта.

Казалось бы, ничего не произошло. Ни шума, ни грохота, ни взрыва, ни усиленного гудения установки. Тишина. И тут прошло сообщение:

- Установка прекратила локализацию объекта. Объект локализации не поддается. Исходящий радиационный шлейф – в значениях фонового.

И тут же почти без паузы новый доклад от другого оператора, почти скороговоркой:

- РЛС сопровождения докладывает, что ракета сбросила скорость. Инверсионный след не прослеживается. Ракета резко теряет высоту. Ракета станциями объективного контроля не наблюдается. Предположительное место приводнения ракеты - район юго-восточной оконечности острова Морковец.

- У-р-р-а-а! – дружно и не сговариваясь, разнеслось в бункере. Все повскакали со своих мест, и стали, не разбираясь в чинах и званиях, обнимать и целовать друг друга. – Победа, братцы! Победа!

Глава 7

I.

24 июня 2020 года. Российская Федерация, г. Москва, ул. Академика Королева, д.12

Еще ни разу в жизни Валерий Васильевич не ездил по Москве с такой помпой и таким экзотическим эскортом, как в этот раз. Впереди ехали два новеньких, еще даже не принятых на вооружение БТР «Бумеранг». Позади старенького бронированного ЗИЛа-41047 правительственного класса, на котором ехал сам Афанасьев с Завьяловым и Михайловым, два БМП «Курганец-25», которые также все еще проходили испытания. И замыкали колонну два бронированных кунгана шасси КАМАЗа, явно набитые спецназовцами в полной боевой экипировке. Мигалки не включали. До смерти напуганные утренними событиями москвичи и так, завидев военизированный кортеж, прижимали свои авто к обочинам, не проявляя своего обыденного хамства. В результате, от набережной до Останкино доехали почти за сорок минут, несмотря на то, что пришлось пересечь половину Москвы. Подъехав к телецентру, двери кунгов распахнулись и оттуда посыпались, Афанасьев сразу и не признал, то ли киборги, то ли передовой отряд инопланетных захватчиков, как в кино-поделках Голливуда. Лишь спустя пару мгновений он признал в экипировке бойцов новые изделия «Ростеха» под названием «Сотник», дальнейшее, а значит более продвинутое изделие в продолжение уже хорошо известного и раскрученного «Ратника». Кряхтя, вылез из машины. Несмотря на ежедневные физические упражнения, после шестидесяти образовавшийся животик давал о себе знать. А что же вы хотели? По-старому, так уже пять лет как пора грядки окучивать. А так, спасибо новопреставленному – два месяца осталось почитай. В плотном кольце спецназа подошел к широким стеклянным дверям российской «фабрики грез» или развесочной станции по навешиванию лапши, ну, это кому как нравится называть. Какой-то непонятный шум сзади заставил оглянуться. «Оп-па!» - только и произнес про себя Афанасьев единственное цензурное восклицание, которое пришло ему на ум. Остальные затерялись в матерных выражениях. Окруженные толпой журналистов всех мастей, к этому же входу спешили три фигуры, с явным желанием заявить о себе всему миру. Шествие возглавлял господин Ведмедев, недавно назначенный на, никому из людей, не понятный пост председателя Госсовета - структуры с неясными полномочиями, но зато ясно выраженным прицелом на и без того куцый российский бюджет. Вслед за ним шла развеселая парочка, состоящая из спикера Государственной Думы – Вячеслава Володихина и спикера Совета Федерации – Татьяны Матвейчевой. «Ага! – пронеслась у Афанасьева в мозгу молнией мысль. – Так вот значит, где вы голубчики объявились!»

- Внимание ребята, - негромко произнес он, стоящим рядом спецназовцам. Те сразу подобрались, готовые выполнить любой приказ. Троица, меж тем, приближалась, жестикулируя и о чем-то вещая жадным до сенсаций репортерам. Подойдя, почти вплотную, они приостановились. Ведмедев, сделав высокомерное и одновременно брезгливое лицо, произнес:

- Генерал Афанасьев, и вы тут?! Это конечно очень мило с вашей стороны, что вы хоть и с запозданием, но выделили для нас охрану. Сейчас нам, правда, некогда, я должен сделать срочное заявление, но позже я могу вас принять с докладом о сложившейся обстановке.

Афанасьев сжал кулаки, а желваки его стиснутых скул угрожающе зашевелились. Спиной он почувствовал, как сзади него сгрудились спецназовцы.

- Генерал, вы что, оглохли?! – теряя терпение и повышая голос, начал наседать на него этот лысеющий человечек с личиком вечно обиженного ребенка, которому родители прощают все его выходки. – Вы нас задерживаете! Я же сказал вам, что ваш доклад я выслушаю позже!

- А никакого доклада не будет, - спокойно, не повышая интонаций, ответил Валерий Васильевич. – И вообще, как вы, все трое оказались здесь, а не на той трибуне? Я же видел, что вы были там.

- Да как вы…?! Да что вы себе позволяете?! – задохнулся от возмущения Ведмедев. - Кто вы вообще такой, чтобы устраивать мне тут допросы?! Солдафон! Учтите, ваше время прошло! И вообще, я вас увольняю! – рассвирепел Ведмедев, чувствуя одобрительный ропот за своей спиной со стороны представителей законодательной ветви власти и сопровождавших их многочисленных отечественных и зарубежных папарацци. Он входил в раж демократического обличителя и реформатора, поэтому не заметил, да и никто из окружающих, что сзади к ним подобралась еще одна группа в доспехах высшей защиты. Ни Афанасьев, ни стоящие за ним с опущенными забралами бойцы не сдвинулись ни на миллиметр. Спокойно выслушав фонтан словоизвержений из уст бывшего премьер-министра, бывшего президента и бывшего человека, он тихо и даже без эмоций отдал приказ:

- Арестовать. Всех троих.

Будто невидимые пружины сработали внутри бойцов. Еще мгновенье назад они стояли у него за спиной, и вот уже одни из них заламывают руки несостоявшимся предводителям «пятой колонны», а другие ничуть не церемонясь с продажной братией от журналистики принялись расшвыривать их направо и налево. А с учетом того, что позади у журнашлюх находилась вторая группа спецназа, это не заняло много времени. Несмотря на протестующие крики и визг по поводу того, что они-де пресса их удалось рассеять практически моментально. Ведмедев, когда его схватили за руки, визжал резаным поросенком, видимо не столько от боли в заломленных назад руках, сколько от осознания краха всех надежд, выпестованных долгим ожиданием подходящего момента для обретения высшей власти. Володихин, не оказал, практически, никакого сопротивления. Он попросту впал в оцепенение, выпучив глаза. Лишь темное мокрое и дурно пахнущее пятно, расползавшееся спереди его брюк, указывало на его внутреннее душевное состояние. Как ни странно, но наибольшее сопротивление оказала Матвейчева. Эта мужеподобная бабища, с усами, как у заправского драгуна, каким-то невероятным образом умудрилась стряхнуть с себя закаленных в рукопашных схватках бойцов, вопя при этом на весь белый свет:

- Вы не имеете права! Мы неприкосновенны!

Афанасьев от изумления даже приоткрыл рот, что делало его вид весьма глуповатым. Но он быстро пришел в себя и даже нашел в себе силы пошутить:

- Хорошо. Расстреляем и не прикоснемся.

Она еще какое-то время поворочалась, как медведь под стаей охотничьих собак, пока у кого-то из спецназовцев не кончилось терпение, и он не саданул ее прикладом со всей силы в основание черепа. Та, как-то приподнялась, неестественно икнула и неопрятным кулем рухнула на асфальт.

- Ты ее часом не прибил? – забеспокоился главарь хунты, а именно им Афанасьев почувствовал себя сейчас в этой свалке.

- Та ни, зараз трохи оклемаится. Бисова жинка, - раздался голос из-под шлема, выдавая в своем хозяине малоросские корни. И правда, пока бойцы швыряли скованных наручниками внутрь одного из кунгов, она вновь заворочалась, приоткрывая мутные глаза, пытаясь свести их к переносице.

- А я признаться, был лучшего мнения о вас, как о рукопашных бойцах, - не преминул съязвить Афанасьев, глядя, как довольно быстро, приходит в себя, Матвейчева.

- Тю, товарыщ хенерал, тай она же скаженна,- опять донеслось из-под шлема.

Афанасьев дождался, когда упакуют не совсем пришедшую в себя, и мычащую нечто нечленораздельное Матвейчеву и только тогда развернулся и пошагал ко входу в штаб-квартиру первого телевизионного канала. Тем временем бронетранспортеры с грузовиками встали в полукруг, располагаясь так, что перекрыли собой центральный вход. Часть бойцов осталась охранять пятачок перед входом, а другая проследовала в обширный холл, как бы расчищая дорогу перед первым лицом государства. Уверенной, но усталой походкой Афанасьев ступил на выстланные мрамором полы телецентра. Народу в холле было достаточное количество. За всю свою жизнь, привыкшие иметь дело со множеством всяких постановок и телешоу, они нисколько не опасались странно экипированных людей, сопровождавших какого-то генерала. Они прекрасно знали в своей циничной уверенности, что при любой власти им нечего опасаться, потому как, власти всегда будут нуждаться в холуйском раболепии театральных мимов, а народу всегда нужна будет отдушина от серости повседневных будней. Казалось, что им просто любопытно было посмотреть, что еще такого тревожного принесет этот самый необычный день в году и вывалит им на голову. Местная охрана, видя какое серьезное сопровождение у человека в генеральской форме не посмела каким либо способом препятствовать его нахождению в стенах медиа-холдинга. К одному из таких охранников, немолодому мужчине с прикрепленной на плече рацией он и обратился, полагая, что тот является начальником караула:

- Скажите, любезный, как я могу встретиться с заведующим всего этого заведения? – и он обвел рукой все окружающее пространство.

Охранник был явно неглупым человеком и скорее всего уже видел сцену разыгравшуюся перед входом, а поэтому сразу понял, что человек, запросто арестовавший оставшихся после утреннего теракта высших сановников, скорее всего и будет на ближайшие годы править этой страной. Он моментально вытянулся во фрунт, что не могло не понравиться генералу и «поедая» того глазами по заветам великого Петра бодро отрапортовал:

- Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие, сей момент вызову генерального директора! – и он, мигом срывая рацию с плеча, забубнил в нее что-то не совсем разборчивой скороговоркой.

- Не переигрывай, не в театре, - ухмыляясь, погрозил ему пальцем Афанасьев.

Неизвестно чем закончились переговоры охранника со своим руководством, так как генерал уже отошел от него и встал в стороне от шеренги турникетов. Однако уже через минуту из громко распахнувшего двери лифта выскочил в сопровождении каких-то семенящих за ним лиц, высокий и длинноволосый тип с холеным и напомаженным лицом стареющей театральной дивы, и явно узнав Афанасьева, ринулся к нему.

- Что это такое?! Что это за люди с вами, генерал Афанасьев? – с ходу напустился он на него. Афанасьев медленно, будто это были танковые люки, поднял глаза на волосатого, явно прикидывая в уме, сколько нарядов вне очереди впаять тому, за нарушение уставной формы приветствия.

- Вы, собственно, кто? – решил он сразу поставить на место генерального директора, хотя сразу узнал того, так как он часто мелькал на экране телевизора, особенно в последнее время.

- Что значит, кто?! – не ожидал тот. – Я Костя Арнст – генеральный директор и продюсер ОРТ.

- Костя?! – недоуменно поднял брови Валерий Васильевич.

- Ну да.

- Сколько же тебе лет, деточка?! – по-прежнему играя недоумение, поинтересовался он у счастливого обладателя, как минимум, трех гражданств.

- Пятьдесят девять, - подбоченившись, ответил тот, окидывая взглядом толпу собравшихся подчиненных и сторонних зевак.

- Пятьдесят девять лет, а все в костях бегаешь?! Дурак, ты Костя, вот что я тебе скажу, - парировал Афанасьев, и тоже оглядел невольных зрителей этого импровизированного спектакля. С задних рядов послышались смешки и фырканье.

- Как вы со мной разговариваете?! Я не потерплю! – начал, было, Костя, но генерал прервал его гневную филиппику.

- Ничего. Потерпишь. И вообще, Костя, помолчи, когда с тобой разговаривает взрослый человек. Умей слушать старших, или тебя в детсаде этому еще не научили?

- Распоряжайтесь у себя на плацу! А здесь телевидение и ведите себя подобающе с генеральным директором! Не то…

- Не то, что? – удивился наглому петушиному выпаду Афанасьев, но все таки продолжил спокойным тоном, – Костя, не испытывай мое терпение, а лучше организуй мне какую-нибудь студию для того, чтобы я смог в прямом эфире сделать важное правительственное сообщение.

- Это никак невозможно, - назидательно и как само собой разумеющееся ответил он на просьбу военного.

- Это еще почему?

- Свободных студий нет. Все заняты. Обслуживающий персонал тоже занят. Прямой эфир также невозможен. Сетка вещания утверждена и сдвинута быть не может. Рекламное время законтрактовано и утверждено соответствующими договорами, нарушение которых грозит каналу крупными штрафами, - надменно чеканя каждое слово, словно неучу, проговорил директор, усмехаясь про себя, глядя на простоватое с виду лицо Афанасьева.

- Костя, - уже начиная терять терпение, обратился к нему Афанасьев, - ты, видимо, плохо слышишь, либо вовсе не понимаешь моих слов. Повторяю последний раз. Дословно и членораздельно. Мне. Нужно. Срочно. Сделать. Важное. Сообщение. В прямом эфире. Понял?

- Не разговаривайте со мной, как с ребенком! – повысил голос Арнст. – Я вам, кажется, уже доходчиво объяснил невозможность данной процедуры. Хотите сделать заявление? Так подайте заявку. И ждите. Как освободится одна из студий, мы вас пригласим и сделаем запись, которую пустим при возникновении первого «окна». А на выступление в прямом эфире у вас должно быть подписанное разрешение от главы государства, предоставляющее вам полномочия на данное действие. Так записано в Уставе нашей организации, которая, между прочим, является государственной и руководитель которой назначается по личному распоряжению главы этого государства.

Произнося эту тираду, Арнст явно издевался, прекрасно зная, что вот уже несколько часов в стране нет никакого главы государства. Впрочем, Арнст и сам ошибался, полагая, что в стране царит безвластие. И сейчас от Афанасьева требовалось доказать обратное всем, в том числе и этому петуху, и всем тем, кто тут собрался. Решительно и однозначно доказать. Было видно, что дальнейшие препирательства ни к чему хорошему не приведут, он тяжело вздохнул.

- Ребята, - тихо, не разжимая крепко стиснутых зубов, обратился он к стоящим рядом спецназовцам, - а сделайте-ка ему «ласточку».

«Ребят» второй раз просить не было никакой нужды. Справа и слева от него мелькнули две тени, и вот уже гендиректор стоит, низко опустив голову, в позе «пьющего оленя» с высоко заломленными кверху руками. Афанасьев подошел к нему и, ухватив за подбородок, поднял голову. В глазах Кости плавал неподдельный ужас. Кажется, до него только сейчас стало доходить, в какую серьезную передрягу он попал из-за своей глупости и петушиной надменности. Глядя в его остановившиеся от страха зрачки, Валерий Васильевич все также негромко, но отчетливо, чтобы слышал не только «клиент», но и вся эта богемная кодла, что затаив дыхание наблюдала за ними:

- Или я сейчас прикажу тебя расстрелять, и тогда в студию меня с удовольствием проводит один из твоих замов, - он кивнул в сторону притихших, ранее сопровождавших Костю лиц. - Или же ты сам ведешь меня туда и все организовываешь для телевизионной трансляции по всем каналам, тем самым продлевая свою никчемную жизнь еще на какое-то время. Ты меня понял, Костюша?

Тот часто-часто закивал в ответ.

- Отпустите, - велел Афанасьев бойцам. Те беспрекословно, но с явным сожалением выполнили приказ. – Веди, да пошустрее, - это уже относилось к выпрямляющемуся директору.

II.

Пока искали подходящую свободную студию, опять позвонила супруга, сообщив, что до места добрались благополучно и что милейший Сергей Иванович лично их встретил и обустроил в жилом секторе бункера. В бункере нашлась хорошая электрическая плита, а в ведомственном магазине, прямо при Министерстве, оказывается можно купить всякого съестного, кто бы мог подумать, так что к обеду она постарается что-нибудь приготовить. Дело остается только за ним. Афанасьев, мысли которого витали отнюдь не возле кастрюль жены, не совсем-то дипломатично прервал словоизвержения своей супруги, велев ей никого от служебных дел не отрывать, ничего не предпринимать, а сидеть и ждать его самого, собственной персоной. На вопрос, когда это случится, бросил коротко: «Не знаю» и вновь отключил мобильный телефон. Свободная студия нашлась быстро. Находящиеся в ней техники, гримеры, операторы и монтажники, завидев издалека приближающуюся свиту во главе со своим начальством, бодро засуетились, настраивая аппаратуру. К генералу бойко подскочила длинноногая девица неопределенного возраста и стала кисточкой водить по его лицу, но он только рыкнул на нее, как она моментально скрылась среди декораций. Уже через пять минут все было готово к прямому эфиру. Он сел в кресло, положив перед собой конспект предстоящего обращения. Как у космонавтов объявили пятиминутную готовность. Сильно волновался, так, что кончики пальцев начали мелко-мелко подрагивать. Он вспомнил, как в уже далеком 91-м году, вот точно так же, дрожали руки у Янаева. Тогда ему показалось это настолько противным и гадким, что хотелось запустить в телевизор чем-нибудь тяжеленьким. Потом, спустя еще почти десятилетие, он опять видел тряские руки и остекленевший взгляд, сопровождаемый сакраментальным: «Я устал, я – мухожук». А теперь, почти тридцать лет спустя, по неведомой иронии судьбы, он сам оказался на его месте. Рядом, откуда ни возьмись, возник хорошо известный всей стране диктор и, отдуваясь, уместил свое седалище в соседнее кресло, ободряюще мазнув его взглядом. Включили прожектора. От неожиданности он ослеп и еще долго не мог адаптировать зрение, привыкая к свету софитов. От прожекторов шел жар, как от русской печки и Афанасьев тут же взмок, как мышь, случайно упавшая в воду. По спине побежала, неприятно щекоча позвоночник, струйка пота. Торжественным и замогильным голосом начал о чем-то вещать сидящий рядом диктор. Слов он не разобрал, но догадался, что сейчас предстоит говорить и ему. И вот режиссер подал знак. «Ну ладно. Начнем, помолясь. Господи, благослови!» - подумал он и начал:

- Дорогие сограждане! Народ российский! Я – генерал Валерий Афанасьев, обращаюсь к вам в этот страшный и трагический период нашей жизни. Как вы уже знаете, сегодня утром, в Москве, во время Парада, посвященного 75-летию Победы в Великой Отечественной войне, в отношении нашей страны был свершен акт неприкрытой и ничем не спровоцированной агрессии. Проще говоря, как и 75 лет назад на нас напали. Без предупреждения. Подло и нагло. Недрогнувшей рукой враги нанесли удар в самое сердце. Они долго готовились к этому. И наконец, сумели подложить большое количество взрывчатки под центральную гостевую трибуну. В результате беспрецедентного по масштабам теракта погибло почти все руководство нашей страны, а вместе с ним и огромное количество мирных людей, среди которых было много ветеранов , женщин и детей. В одно мгновенье не стало: Президента Российской Федерации Бутина Вениамина Викторовича, Председателя Совета Министров Меншуткина Михаила Владимировича, министра обороны Тургэна Жанчила Кожугетовича, министра иностранных дел Калантарова Сергея Викторовича, министра по чрезвычайным ситуациям Чинизева Евгения Александровича, командующего Сухопутными войсками Селюнина Олега Леонидовича, руководителя Администрации Президента Райко Антона Эдуардовича и многих других государственных и общественных деятелей страны. Наша скорбь тем более сильна, что безжалостная рука смерти вырвала из жизни лучших сынов своего Отечества среди приглашенных гостей, наших друзей и союзников. Так, погибли: Президент Сербской Республики Александр Вучич, Президент республики Казахстан Касым-Жомарт Токаев, Президент Республики Узбекистан Шавкат Мирзиёев, Президент Республики Кыргызстан Сооронбай Жээнбеков. Погибли также министр обороны Китайской Народной Республики Чан Ваньцюань и министр обороны Республики Индия Ражнатх Сингх и многие другие представители зарубежных стран. Российская Федерация, в моем лице, полностью осознает всю меру ответственности и вины за то, что, как принимающая сторона, не смогла в должной мере обеспечить безопасность наших друзей. Я обращаюсь к народам стран, чьи лучшие сыны погибли в страшном пламени теракта. Сможете ли вы простить нас?! Не знаю. Но Россия искренне разделяет вашу скорбь и надеется на ваше милосердие и прощение. Память о них навсегда останется в наших сердцах и пусть земля будет им пухом.

А теперь, я, обращаюсь к тем нелюдям, что совершили это злодейство, ибо я отказываюсь называть вас людьми. Вы, не имеющие ни чести, ни совести, знайте, что отныне не будет у вас ни сна, ни покоя. Мы найдем вас, где бы, вы не прятались, под какими бы личинами не скрывали свои мерзкие хари. Мы найдем вас и убьем, сколько бы ни прошло времени. Мы найдем и убьем не только вас, но и ваших хозяев, кто бы они ни были. И мы не успокоимся, пока последний из вас не сойдет в ад за преступление, которому не будет прощения ни здесь, ни на том свете. И не будет нам покоя, до тех пор, пока мы не уничтожим всех вас, до единого. Прах к праху. Мертвым к мертвым, а живым, стиснув зубы, нужно думать о живом и о будущем.

Не по своей воле, но волею судьбы, как обладатель третьего «ядерного чемоданчика», по решению оставшихся в живых офицеров генералитета, принимаю на себя всю полноту власти в стране и ответственность за принимаемые в дальнейшем от имени этой власти решения. Многие из вас, смотрящих это обращение, назовут произошедшее «военным переворотом», «хунтой» или «диктатурой». Не имею никаких возражений по данному поводу. Поэтому, в связи со сложившимися трагическими обстоятельствами, чтобы не допустить хаоса и дальнейшего осложнения обстановки, как внутри страны, так и по ее периметру, и пользуясь данной мне властью, постановляю:

Объявить чрезвычайное положение на всей, без исключения, территории страны со всеми вытекающими из этого требованиями на срок до особого распоряжения, а также отменить мораторий на смертную казнь на весь период чрезвычайного положения; лица застигнутые на месте преступления в период чрезвычайного положения будут ликвидироваться в безусловном порядке без суда и следствия;

Объявить комендантский час во всех городах областного и республиканского значения с 23-х часов 00 минут вечера до 6-ти часов 00 минут утра;

Объявить общегосударственный траур сроком на 5 дней, начиная с сегодняшнего. В связи с этим прекратить теле и радио трансляцию любых развлекательных и увеселительных передач, за исключением детских, предназначенных для детей дошкольного и младшего школьного возраста. На время траура приспустить государственные флаги на всех зданиях и учреждениях государственной и муниципальной власти;

Приостановить действие настоящей Конституции Российской Федерации в части формирования, полномочий и функционирования высших органов законодательной и исполнительной власти в Российской Федерации до особого на то распоряжения, а так же отменить голосование по внесенным поправкам в нее, назначенное на 1 июля сего года;

Приостановить деятельность Верховного Суда Российской Федерации, а также Конституционного Суда Российской Федерации в части толкования норм права, относящихся к формированию, полномочиям и функционированию высших законодательных и исполнительных органов власти в Российской Федерации до особого на то распоряжения;

Распустить Государственную Думу и Совет Федерации ;

Приостановить, до особого распоряжения, деятельность всех партий и иных политических объединений, а также всех зарубежных некоммерческих и общественных организаций зарегистрированных на территории Российской Федерации, в качестве иностранных агентов;

Распустить Совет Безопасности Российской Федерации и запретить формирование структур, так называемого Государственного Совета Российской Федерации;

Принять отставку членов Кабинета Министров Российской Федерации с обязательством исполнения ими своих обязанностей до формирования новых властных структур;

Назначить Министерство по Чрезвычайным Ситуациям ответственным за выполнение траурных мероприятий, связанных с погребением и отдачей последних почестей всем погибшим в результате теракта;

Всем предприятиям и хозяйствующим субъектам Российской Федерации, совместным предприятиям, а также иностранным предприятиям, зарегистрированным на территории Российской Федерации, независимо от форм собственности, продолжать работу в прежнем режиме при соблюдении ранее введенных ограничительных мер, принятых в связи с карантинными мероприятиями.

Всех нарушителей данного постановления ждет суровое наказание. Я предупредил. Не обижайтесь. Мы находимся в состоянии необъявленной нам войны. Так что сами понимаете, у нас нет иного выхода. Высший Военный Совет, который назначил меня на пост главы государства, немедленно приступит к формированию нового кабинета министров и иных структур власти. Консультации начнутся сегодня и продолжатся до окончания формирования. По итогам консультаций я проинформирую вас об их результатах незамедлительно через средства массовой информации.

Афанасьев демонстративно отодвинул в сторону листок с конспектом речи и снял очки. Затем, как бы вновь собираясь с силами, продолжил:

- Это была официальная часть моего обращения. А теперь, как говорится, заведем разговор по душам, глядя в глаза друг другу. Все мы с вами понимаем, что последние годы государство и общество находилось в тупике. Противоречия, возникшие между государством и обществом, между отдельными ветвями власти, между различными слоями общества, стали носить почти неразрешимый характер. Люди перестали верить государству, а государство, в лице представителей власти перестало обращать внимание на чаяния народа. И с каждым годом пропасть между ними только углубляется. Не побоюсь сказать, что в стране активно создается революционная ситуация. Еще немного и России грозит опасность сорвать в штопор, как в конце 90-х. Я тут, несколько лет назад прочитал слова советского философа Александра Зиновьева, - Афанасьев сунул руку во внутренний нагрудный карман и достал оттуда пухлый блокнот, немного полистав, нашел нужную страницу, - и там мне запали в душу его слова, что я не поленился записать их. Вот, что он в частности сказал: «Наш  народ стал народом - предателем. Он  предал  свое прошлое,

предал тех, кто принес ради него неслыханные жертвы,  предал своих потомков,

предал  сотни миллионов людей на планете, смотревших на него как на образец,

опору и защиту. Пройдут годы, может быть века, и наши потомки осудят нас как

предателей, подлецов, дураков, шкурников, холуев, трусов, капитулянтов.  И

проклянут нас. И это будет справедливо, ибо мы заслуживаем такой суд». Вы хотите, чтобы потомки вас прокляли? Я – нет. Этого никто не хочет, но все к тому неуклонно движется. Признаюсь, что в нашей – армейской среде уже давно ходят об этом разговоры. Мы, как срез с сообщества. Что происходит в стране, то обязательно отражается и на нас, поэтому мы очень хорошо чувствуем настроение в обществе. И мы не раз пытались донести до руководства страны опасность и гибельность пути, по которому идем. Еще немного и «человека с ружьем» обязательно бы попытались использовать в подавлении народного недовольства, дабы сохранить власть распоясавшихся чиновников и потерявших всякий стыд олигархов. Но армия предназначена не для этого. Нам бы от внешних врагов отбиться, окруживших нас со всех сторон. Не надо быть знатоком истории, чтобы знать, что на протяжении многих веков, из каждого кризиса, Россия выползала на карачках, обильно перемазавшись в крови своих соотечественников. И наша с вами наипервейшая задача, моя и каждого из вас, прервать эту порочную круговерть. Я знаю, сейчас многие из вас, сидя у телевизора, усмехнутся, вот де, мол, дядя дожил до шестидесяти пяти, заработал большие звезды, а теперь вроде как бы прозрел, а где ж ты раньше был? Наел, понимаешь, мурло – в телевизор не влезает, а теперь учит нас, как надо честно и праведно жить. Так?! Так! И будут правы. Да. И раньше видел, и позже замечал, и помалкивал в тряпочку. Все верно. Сейчас уж не упомню кто сказал фразу, что «если революцию нельзя предотвратить, то ее надо возглавить». Вы все сейчас чувствуете на себе, что клапаны котла терпения народного вот-вот сорвет накопившимся паром гнева за несправедливость, как сто с лишним лет назад. И мы, зная, что революция, так или иначе, неизбежна, сейчас пытаемся направить не на разрушение, а на созидание. Не скрою, пытаемся использовать случившуюся трагедию, как шанс для исправления ситуации сверху, а не снизу. Вы скажете, что для революции сверху, у тех, кто ее совершает для того, чтобы заслужить доверие народа должны быть чистые руки. И опять будете правы. Да вот только нет таких. Те, у кого чистые руки, или не хотят связываться с такой грязью, как власть, чтобы не испачкаться, либо откровенные дилетанты, не обладающие ни необходимыми знаниями, ни опытом в делах подобного рода. А ведь вы все хорошо знаете, что человек не на своем месте, даже имея чистые помыслы, способен натворить дел, на которые не хватит ума у самого прожженного злодея. Остаются те, у кого руки грязные абсолютно, так что их уже ничем не отмыть, и те, у кого они просто перепачканные. Вы уж простите меня, но я все же считаю себя представителем второй категории. Воровал ли я деньги из казны?! Да. Воровал. Не напрямую, но воровал. Во времена «сердюковщины», когда в моду вошло такое понятие как «аутсорсинг»я сильно погрелся у бюджетного костра, направо и налево заключая договора подряда, за что и получал немалые суммы в виде благодарности. Да так преуспел в этом деле, что хватило и на двухэтажный особнячок в Одинцово, и на дачку в Жуковке, дочерям обеим квартиры в Москве справил дорогие. Одной, почти за 100 миллионов и другой – поскромнее, почти за 50 миллионов, и счет с кругленькой суммой в 200 миллионов «на старость» в московском отделении Банка «Столичный» тоже имею. Остальное – мелочи, сразу все и не вспомнишь. К чему я это все говорю? А к тому, чтобы не утруждать жадных до сенсаций журналистов с их расследованиями и поисками пресловутых сорока миллиардов «зеленых», как у ныне покойного президента. Деньги с личного банковского счета, я завтра, потому что сегодня выходной, депонирую на корреспондентский счет министерства финансов. Особняк с дачей, в течение недели освобожу и передам на баланс Федерального агентства по Управлению Государственным Имуществом. С квартирами дочерей – потрудней задача, конечно, будет. Все ж таки они на их имена записаны. Поговорю с обеими сегодня-завтра. Поймут – значит, правильно воспитал, не поймут – моя вина. Значит так мне и надо, на старости лет. Постараюсь убедить поступить так же и всех членов Высшего Военного Совета, с подачей и опубликованием подлинных деклараций об имуществе, а не тех «филькиных грамот», что были обнародованы прежними чиновниками и над которыми смеялся весь народ.

В заключение, еще раз скажу. Люди, товарищи, господа, друзья и недоброжелатели прошу вас, не осуждать нас за то, что мы воспользовались трагической ситуацией для реализации наших целей. Просто так сложились обстоятельства. Еще раз прошу вас всех дать нам шанс, может быть последний, попытаться хоть что-то исправить, удержать на краю пропасти, отвернуть с гибельного пути, подлатать корпус, заштопать паруса и наполнить их свежим ветром перемен. Говорят, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Не знаю. Я военный человек, всю жизнь посвятивший службе, поэтому весьма далек от философских мудрствований. Но давайте, мы с вами все дружно попробуем на новом историческом витке вернуть утерянные в дороге ценности прошлого, добавив к ним настоящие. Ведь стыд сказать: в нашей стране финансами занимаются те, кто хранит деньги за рубежом, медициной те, кто лечится у иностранцев, а образованием те, у кого дети учатся за границей, и в добавок ко всему этому, законы придумывают те, на кого они не распространяются. Мы попробуем сойти с этой гибельной для нас дороги. Что-то получится сразу, что-то нет. Где-то сразу поймем, что ошибаемся, где-то вы сами нам подскажете, но только дайте этот шанс, иначе конец нам всем будет. Причем, конец будет скорым и ужасным. А для этого, хотя бы постарайтесь сохранять спокойствие и не поддаваться на провокации тех, кто сейчас непременно захочет раскачать ситуацию, чтобы потом половить свою рыбку в мутной воде. Не кидайтесь в магазины раскупать гречку, вы еще ту, что с марта у вас осталась не съели. Не ломитесь в банки снимать средства и затариваться валютой. Этим вы только подстегнете ее рост. Деньги в стране есть. Есть они в Минфине, есть они в Центробанке, в фондах развития и благосостояния. Просто сейчас ими нужно правильно воспользоваться. Не раскупайте в диких количествах бытовую технику. Зачем вам по две-три стиральных машины, и по три-четыре телевизора? Количество телепрограмм от этого не увеличится. А смотреть «Лебединое озеро» в течение этой недели по трем телевизорам – с ума можно сойти. Соблюдайте спокойствие, а так же карантинные правила, которые мы будем постепенно, по мере положительного развития ситуации с коронавирусом, смягчать. Ходите спокойно на работу, занимайтесь семейными делами, отдыхайте. Ну, вот вроде и все, что хотел сказать. Простите, если что не так, я ведь диктатор начинающий.

С последними словами, камера, до сих пор нацеленная на него тут же повернулась в сторону диктора, который на протяжении всей съемки сидел на своем месте, боясь шелохнуться.

- Уважаемые телезрители, - торжественным и крайне серьезным голосом обратился тот в камеру, - вы только что прослушали обращение Главы Высшего Военного Совета Российской Федерации – генерала армии Валерия Васильевича Афанасьева. Для тех, кто не смог его прослушать в прямом эфире оно будет повторено в 18.00 и в 22.00 по московскому времени.

Слепящий свет от софитов разом потух и одновременно зажегся обычный. Все, кто находился в студии, разом загомонили, как крачки на птичьем базаре. Афанасьев сунул очки в карман, собрал со стола бумажки и встал, собираясь покинуть студию. На него, судя по дорогим костюмам, налетела целая толпа телевизионного руководства, галдя и перебивая, друг друга вопросами о правах, свободе, каких-то гарантиях и еще черт те знает о чем, но бдительная охрана умело и без насилия оттерла их, оставляя для него свободным проход. Лица, вопящих начальников, ему явно не нравились. Зато уже на выходе он зацепил краем глаза одного из рядовых работников, одетых в комбинезон с логотипом ОРТ на груди, который улыбнулся ему и показал оттопыренный большой палец. Он тоже улыбнулся и кивнул ему в ответ. «Будем надеяться, что народ в его лице поймет все правильно» - подумал он, уже входя в шахту лифта.

Глава 8

I.

24 июня 2020 г., Украина, Волновахский р-н, г. Волноваха

Ночью шел дождь. Дождь шел мелкий и заунывный. Как будто это было не в разгар лета, а где-нибудь в октябре. Однако каким бы он ни был, в засушливых степях юго-востока ему всегда были рады. Было бы плохо, если бы это был ливень. Ливень сейчас совсем некстати – со дня на день должна начаться уборка озимой пшеницы и хлеба могли запросто полечь от тяжелых капель, падающих с неба, а так – только пыль прибить на проселочных дорогах. Ну да ладно, и на том спасибо. С вечера, правда, погремело немного, но опытные уши сельчан за шесть лет этой странной войны, не поймешь кого, и не поймешь с кем, уже научились отличать грозовые раскаты от артиллерийской канонады. Все уже вроде и привыкли, что в двух километрах проходит, так называемая «серая зона» - как бы ничейная земля, куда ходить еще можно, но задерживаться там не стоит, а не стоит потому, что еще в двух километрах восточнее обосновались «сепары», которым может примелькаться в бинокль твоя слоняющаяся туда и сюда личность. Странные и страшные времена пришли в эти некогда мирные земли. Последний раз здесь гремели пушки семьдесят один год назад, и никто даже в мыслях не мог себе представить, что война вновь вернется сюда когда-нибудь. Эта была странная во всех смыслах война. И с той и с другой стороны от линии разграничения, люди говорили на одном и том же языке – не совсем русском, но уж точно не на украинском. И с той, и с другой стороны, люди свято верили, что воюют за свободу. Еще казалось бы вчера вы жили всего лишь в разных районах одной области, встречались, ездили в гости друг к другу и даже собирались со временем поженить своих детей меж собой, а вот прошел год-другой и он уже для тебя «ватник» и «сепар москальский», а ты для него «укроп кастрюлеголовый». Вообще, словарный запас за эти годы заметно расширился, как новыми словами, так и аббревиатурами типа ООС, АТО, ОРДЛО. А некоторые слова радикально поменяли свое значение. Так, например, если раньше слово «майданщик» обозначало торговца на базаре, то теперь его гордо носили профессионалы от революции. Или вот еще слово «добробаты». Наивный человек может подумать, что это нечто вроде «армии спасения», раз в нем присутствует корень «добро». А вот и нет. Расшифровывается это как «добровольческие батальоны», а если к ним присмотреться еще внимательнее, то и вовсе они превращаются в некое подобие гуляй-армии пана атамана Грициана Таврического.Или вот еще из разряда не столько филологических загадок, сколько логических – из разряда оксюморонов.И слово это – «жидо-бандеровец». Это звучит даже более нелепо чем «ветеран комсомола» и «кровожадный мазохист». Однако оно вполне прижилось на большей части страны. Соперничать с этим понятием может только аббревиатура «АТО», что в переводе с укропского на человеческий должно означать – антитеррористическая операция. Во как! При том, что, под террористами подразумеваются не те, кто среди ночи взрывают дома со спящими в них жителями, а как раз наоборот, именно те самые жители, что защищают свои дома от тех, кто пытается их накрыть артиллерийскими залпами. До полного абсурда доведено почти все, что произошло за последние шесть лет. Самолеты, правда, вот уже пять лет как не летают и не бомбят жилые дома по причине того, что шахтеры с той стороны, повылазившие из забоев, посбивали их в таком количестве, что министерство обороны «нэзалэжной» до сих пор стесняется предать огласке их количество. Свой позор военнослужащие пытаются компенсировать артиллерийскими обстрелами школ и больниц «противника», а не расположения их воинских формирований, наспех сколоченных из тех же самых шахтеров, учителей, металлургов и столовых работников. Правда, почему-то «хероив» этого самого АТО, по возвращении их домой соседи избивают едва не до смерти, пользуясь ночной темнотой. Может неспроста награды, для таких отличившихся в боях со своим народом, изготавливают из пластмассы? Ну да по подвигам и награда, стало быть. Не странное ли отношение к заслуженным ветеранам?! Абсурдность и гротеска ситуации достигла такого уровня, что Россию, поначалу никак не участвующую во внутреннем конфликте, без зазрения совести обвинили в агрессии и еще в сотне грехах поменьше. Обвинили, сами поверили и заставили поверить весь мир, несмотря на то, что многочисленные международные комиссии так и не смогли зафиксировать присутствия ее войск на сопредельной территории. В конце концов, когда до тебя со всех сторон доносятся обвинения в том, что ты «распоследняя сволочь», тебе не остается ничего другого, как начать поддерживать присвоенное извне реноме. И Россия начала таки, через пять лет, огрызаться, хотя бы дипломатически, раздавая паспорта российского гражданина всем желающим жителям мятежных областей.

Городу Волновахе – типичному провинциальному городку Украины с населением чуть больше двадцати тысяч человек, отчаянно не повезло, в плане политической географии. Умастившийся между мятежным Донецком и не менее беспокойным Мариуполем, никогда ничем ранее не выделявшийся, с начала боевых действий оказался невдалеке от линии разграничения между украинской армией и донецким ополчением. От этой географии, в последние годы и были все беды. Особенно досталось ему в мае 2014 года, когда обе стороны применяли друг против друга реактивные системы залпового огня. В основном, конечно, пуляли с украинской стороны, так как на тот момент у ополченцев была острая нехватка в подобных артиллерийских системах. Но все же иногда «ответка» приходила и с той стороны. В домах его восточной части к 2015-му году редко можно было встретить уцелевшие окна. Но за пять лет, фронт постепенно стабилизировался. И та и другая сторона основательно окопались, нарыли блиндажей с блокпостами и уже, кажется, не помышляли об активных действиях с применением танков, бронетранспортеров и большого количества пехоты. После Иловайского позорища, когда от 51-го омбр.осталась едва четверть личного состава и еще меньше техники, командование своим приказом ликвидировало несчастную и избитую бригаду, а ее остатки влило, во вновь сформированную 128-ю омбр. И вот теперь эта бригада стояла на окраине городка и всем своим видом демонстрировала решительность в деле обороны порученного ей участка. За пять лет состав бригады уже успел несколько раз обновиться. Одни срочники заменялись другими, а на смену одним контрактникам приходили новые. Все это касалось и офицерского состава бригады. Киевское начальство почему-то посчитало, что если пропустит через горнило боевых действий как можно больше военнослужащих ради приобретения ими военных, а не полигонных навыков, даже в ущерб слаженности, тем будет лучше. Поэтому весь состав бригады, включая и ее командование, обновлялся в среднем тоже где-то раз в год. Представителям Генерального штаба такая чехарда не слишком-то и нравилась, но спорить с Министерством обороны, которое тоже, по иронии судьбы, не избегло данной участи, не решалось. Наглядным результатом частой смены личного состава бригады было отвратительное отношение рядового и младшего состава к оружию и технике. Профилактика, уход и ремонт не производились должным образом. Успокоенные установившейся достаточно тихой обстановкой на фронте, военные свою технику не берегли, растрачивая попусту ее ресурс, гоняя по полям в поисках спиртного и катая на ней хохочущих пьяных девок, из близ лежащих сел. Орудийный ресурс также не берегли. Приданный бригаде отдельный дивизион 152-мм гаубиц Мста-Б (буксируемых), производства еще тысяча девятьсот лохматого года, славно послуживших еще в советской армии, сначала по распоряжению командования, а затем и по собственной инициативе методично, ежедневно, как по расписанию, вел по позициям неприятеля беспокоящий огонь. Однако неприятель от этого никак не хотел беспокоиться, даже не утруждая себя укрытием в блиндажах во время обстрелов. Люди без нервов, смело смотрящие смерти в лицо? Ничего подобного! Просто ополченцы прекрасно знали, что снаряды, выпущенные из этих «допотопных» гаубиц, вместо положенных по паспорту двадцати двух километров дальности поражения выдают от силы десять-двенадцать и летели при этом куда угодно, но только не в цель. Почему? Да потому что стволы гаубиц-ветеранов были изношены до такой степени, что снаряды в них бултыхались, как игральные кубики в стаканчике. И, несмотря на это, артиллеристы с завидным упорством продолжали свое, бесполезное с военной точки зрения, дело. Бесполезное с военной, но не с экономической. У любой войны, а тем более у войны внутриукраинской, всегда имеется тайная подоплека. Вот и здесь она проявилась во всей своей красе. А все дело в латуни. Вернее, в метательных зарядах расположенных в поддонах для раздельного заряжания снарядов. Своего снарядного производства Украина никогда не имела. Старые запасы советских снарядов, где в качестве поддонов использовалась мягкая и дешевая в производстве сталь специальных марок, закончились еще два года тому назад. А 152-миллиметровые снаряды из всех стран НАТО, имеющих стандарт в 155 мм., имелись только в Чехии и использовались в самоходных артиллерийских установках типа DANA. Они, конечно, были ужасно дорогими и не очень-то подходили, но деваться все равно было некуда. А дорогими их делала, как раз латунь, использованная для производства этих самых поддонов. Неспроста же говорят, что когда хохол родился, то еврей заплакал. И верно. Живенько сообразив чем это может пахнуть, отцы-командиры тут же распорядились снарядов не жалеть, а сами, тем временем договорились с пунктами приема металлолома, ведь там за килограмм латуни давали шестьдесят гривен, а вес поддона составлял около пяти килограмм. Вот и палили в белый свет, как в копеечку. Пятьдесят «беспокоящих» противника выстрелов в день – пятьсот баксов в карман начальнику дивизиона. Но командир артдивизиона все ж таки законченным жлобом не был, поэтому с барского плеча отстегивал своим двоим командирам батарей по пятьдесят «жабьих шкурок».За год, до очередной ротации, набиралась вполне приличная сумма. Поэтому кое для кого, война – мать не мать, но уж мачехой-то точно не была.

После прошедшего ночью дождя – парило. Лейтенант збройных сил Украины Стефан Прокопчук проснулся на сеновале дома, в котором его определили на постой еще в октябре прошлого года. Сено было старое, слежавшееся и совсем утратившее аромат. Хозяева еще прошлым летом накосили его вдоволь, чтобы хватило всем четырем коровам, обитавшим в хозяйстве пожилого, но все еще крепкого путевого обходчика. Накосили с запасом, но судьба решила все по-своему. Осенью пришла повестка из военкомата. Пришло время единственному внуку Ивана Селиванова Андрею отдать долг незалэжному отечеству. Этого дня ждали и боялись всем семейством. И вот дождались. Нельзя сказать, что к этому дню не готовились. Готовились, конечно. Давно уже Иван списался со своей двоюродной сестрой Евдокией, что уже тридцать пять лет, как вышла замуж, недавно овдовела и проживала в селе под Бобруйском, где работала в местном совхозе счетоводом. Та, пребывая в своем вдовьем одиночестве, с радостью согласилась принять на неопределенное время внучатого племянника. Тем более, что лишние руки в хозяйстве никогда не помешают, будь то на Украине или в тихой и сонной Белоруссии. Сборы были недолгими. Правда, пришлось забить одну из коров и срочно продать на мясо, не торгуясь, а потому с большим дисконтом, но тут уж ничего не поделаешь – деньги парню в дорогу были необходимы. Прощались так, как будто провожали на фронт или в далекое и долгое изгнание, что, в общем-то, было не так уж и далеко от истины. Как ветеран труда, сорок лет отдавший работе на «Укрзализнице», Иван выхлопотал бесплатный проезд на поезд Мариуполь – Чернигов, а уж там до Бобруйска ходят каждый день автобусы (белорусский «батька» не признавая наличие коронавируса, наотрез отказался закрывать границу). В общем, не прошло и пары дней, как внук позвонил уже из села, в котором обреталась баба Дуня, сообщая о своем благополучном прибытии и обустройстве. Тут бы и успокоиться и самому Ивану, и его сыну Петру (отцу Андрея), работнику асфальтобетонного завода. Да вот испортил настроение сосед – учитель математики, башковитый мужик, не смотри, что из интеллигентов, ехидно поинтересовавшийся как-то раз, как Селивановы будут в дальнейшем обеспечивать легализацию беглеца, ведь по всем документам он является никем иным, как дезертиром? Война-то, может быть, и закончится когда никогда, а вот уголовное дело, заведенное в отношении сына и внука, никуда не пропадет. Опять схватились за голову. Сидели и рядили весь вечер и половину ночи, пока позванный к столу и порядком захмелевший от «первача» тот же самый учитель, не посоветовал раздобыть любыми путями медицинскую справку из врачебной комиссии, состоящей при военкомате, о непригодности Андрюхи к строевой службе в мирное время. Ведь как ни крути, а все ж таки военное положение на Украине объявлено так и не было! Причем, справка должна была быть оформлена задним числом. Сосед-доброхот не только подал дельный совет в отношении «утеклеца», но и обещал «за долю малую» поспособствовать в решении этого дела, так как председатель врачебной комиссии была золовкой его жены. Семейство опять поахало, поохало, собрало все оставшиеся деньги, отнесло в ломбард невеликое материно золотишко и пустило под нож вторую животину. Эту было особенно жалко, ведь она больше остальных давала молока, зато, на свою беду была самой крупной и мясистой. С превеликими трудами, хождениями и унижениями перед хитропопым соседушкой, но заветную справку удалось все же заполучить. Так что, коров в хозяйстве сильно поубавилось, а сена из-за этого – не слишком. Только-только отдышались, а тут новая напасть – определили к ним на постой лейтенанта-артиллериста. Его воинская часть располагалась неподалеку от их дома, находящегося, как на грех, на самом краю городка, там, где хрущевские малометражки плавно переходят в частный сектор, в котором так «посчастливилось» проживать семейству Селивановых. И ведь не откажешь, потому, как подошла их очередь принимать у себя, в течение года, поистине «дорогого» гостя, да и местные власти искоса посматривали на семью после истории с «немочным» отпрыском. К чести «гостя», постояльцем он оказался нечванливым и неизбалованным в еде, чего поначалу опасалась принимающая сторона. Да и деньжат, на свое содержание, он нет-нет, но отстегивал, что не могло не нравиться всем домочадцам. Лишь одно тревожило всех, это то, как смотрел молодой пан офицер на Иванову внучку Анну, красивую стройную и длинноногую девицу девятнадцати лет от роду и с косой в руку толщиной. Там действительно было на что посмотреть. На нее уже лет пять, как начали заглядываться все окрестные парни, постоянно устраивая драки за возможность привлечь к себе ее внимание. Но никто из местных не смог затронуть струны души неприступной красавицы. Она жила в своем мире, созданном из девичьих грез и женских романов, что обычно печатают из плохо склеенных листов низкосортной бумаги «карманного» формата. В Москву, которая всегда служила Меккой для желающих проявить себя в том или ином виде искусства, при сложившихся обстоятельствах, попасть было практически невозможно. Поэтому она уже дважды подавала документы в Киевский национальный университет театра, кино и телевидения имени Карпенка-Карого (КНУТКТ) на факультет актерского ремесла, но каждый раз проваливалась из-за нехватки всего лишь нескольких баллов. На неоднократные неофициальные предложения, кого-либо из членов приемной комиссии, решить вопрос в положительном ключе, при некоторых издержках в потере девственности, та лишь гордо отворачивалась, скрывая слезы горечи и обиды. Наконец отцу с матерью надоело каждый год снаряжать непутевую дочь на покорение своевольной и капризной Мельпоменыи они дружно решили, что нечего искать судьбу где-то за тридевять земель, а пора бы уже доченьке остепениться, найти работу хотя бы той же сцепщицей вагонов на станции (дед обещал подсобить с протекцией) и не маяться всякой дурью. Девушка почти уже смирилась со своей незавидной участью увядания в провинции с лишением грез, выплаканных в подушку, как на горизонте ее внимания оказался ОН. Молодой, высокий и статный, с благородным профилем, выдававшем в нем кучу предков шляхетских кровей, со жгучими, пробирающими до самого нутра глазами, лейтенант, волею случая, занесенный к ним на квартирование, полностью овладел ее сердцем и помыслами. Сначала она и сама себе не хотела в этом признаваться, украдкой бросая на него свои взгляды, краснея до корней волос, если их взгляды пересекались. Однако, она довольно быстро поняла, что и он пользуется любой возможностью, чтобы обратить на себя ее внимание. Эта «перестрелка» глазами, которую уже было трудно скрыть от домочадцев, и подавала надежды и одновременно внушала опасения, родителям Анны. С одной стороны, пристроить засидевшуюся в девках и слегка помешанную на своих мечтах дочурку за красавца офицера, подающего , по его же собственным уверениям, надежды на скорый карьерный рост, было бы и неплохо. К тому же, иметь в семье офицера было бы весьма кстати с политической точки зрения, так как менее удачливые соседи, не сумевшие выхлопотать для своих чад спасительные справки, потеряли бы повод постоянно тыкать данным фактом в глаза. А с другой стороны – еще посмотреть, как и чем дело обернется. На командировочного надежи было маловато. Сегодня он здесь, а завтра, глядишь уже совсем в другой стороне, и ищи его, как ветра в поле. Или того хуже, нарвется на снайперскую пулю, и вся недолга. «У него может в каждом селе по невесте. Восемь месяцев уже торчит тут, а все только глазами зыркает, да разговоры все ведет задушевные, совсем дочке голову заморочил. Ирод проклятый. Тилигент, чертов!» - рассуждал про себя Петр, все больше хмурясь с каждым днем. Мать, конечно, тоже со своей стороны, все стращала «кровиночку родненькую», чтобы, значит, до свадьбы не давала, но та только фыркала, в том смысле, что де не маленькая и сама разберется.

Молодой лейтенант, в свою очередь, тоже ощущал двусмысленность своего положения. Одно дело вести вечером под навесом у сараюшки жаркие речи о любви и построении планов на дальнейшую жизнь, а с другой стороны официально просить руки и сердца у родителей запавшей в сердце девушки. И вообще, Стефан, с начала боевых действий все сильней и сильней стал задумываться над всем происходящим. И действительно, тут было над чем хорошенько подумать… Еще шесть с половиной лет назад он и не думал, что как-то свяжет свою дальнейшую жизнь с военной службой. Сразу после школы, в 2013 году, он поступил, без особых затруднений, во львовский политех, ныне гордо именуемый «Национальным Университетом «Львовская Политехника», намереваясь, по примеру отца, сделать карьеру в строительстве силовых агрегатов. Но все карты судьбы спутал очередной Майдан, случившейся в столице, куда он по призыву волонтеров вместе с такими же желторотыми первокурсниками и ринулся на спасение свободы и демократии. Там, скача на январском морозе, не столько от ненависти к продажным властям и «москалям», которых на гиляку, сколько от банального холода и желания согреться, он и не подозревал, что мирная по началу акция сопротивления выльется, в конце концов, в настоящие уличные бои с погромами и расправами с несогласными в подворотнях. Опьяненный духом свободы и вседозволенности, почуявший свою силу от способности сбросить ненавистный режим «донецких», еще вчерашний первокурсник, а ныне «звеньевой» бригады таких же буйных, но мало что понимающих в жизни юнцов, он был горд сознанием своей значимости в происходящих событиях. Это уже много позже он осознал, что ими нагло воспользовались, чтобы просто поделить власть между старыми и новыми элитами, к коим он никак не относился. И никак тогда до него не доходило, что марионетка неспособна настолько сильно задрать свою голову, чтобы разглядеть того, кто дергает ее за веревочки. Еще масла в огонь подлило известие о том, что «кляты москали» захватили Крым и теперь вовсю хозяйничают там, как у себя дома. На волне патриотического угара, он, вернувшись домой, никому ничего не сказав, забрал документы из политеха и поступил в Академию сухопутных войск имени гетмана Петра Сагайдачного, также без труда, чему поспособствовало рекомендательное письмо, подписанное одним из столпов новой власти – Олександром Турчиновым, одним из тех, которые он так щедро раздавал в те дни, чтобы не расплачиваться деньгами со своими сторонниками. Шила в мешке не утаишь, и родители вскоре узнали о крутом повороте в жизни единственного сына. И хотя в доме, на стене висела, пожелтевшая от времени, фотография прадеда, в польской офицерской «рогатувке», в семье произошел нешуточный скандал. Но на все упреки родителей, молодой Стефан с детским упрямым максимализмом только отмахивался, укоряя в свою очередь родителей в отсутствии чувства патриотизма. Со временем страсти улеглись, и родители на время успокоились, видя неплохие успехи сына в учебе. На время. Ибо, когда весной девятнадцатого подошел срок выпуска они вновь начали переживать из-за того, что сына отправят на передовую. Уже в процессе учебы, Стефан стал подозревать, что в стране происходит что-то не то, на что первоначально рассчитывал он и его побратимы, стоя на Майдане. Да, долгожданный безвиз после бесконечных мытарств, все же был страной выцарапан из рук тороватой Европы. И соглашение об Ассоциации тоже после некоторых проволочек было подписано, хоть все и ожидали немедленного, как обещали с высоких киевских трибун, вступления Украина в братскую семью европейских народов. Но какой ценой все это было достигнуто? Мало того, что русня оттяпала пляжи Крыма, так она еще и подняла мятеж на востоке страны. И эта незаживающая рана постоянно кровоточила, каждый день, кидая в топку братоубийственной войны, десятки молодых и полных сил людей, которые могли бы принести пользу стране в мирное время. А тут еще, один за другим стали сначала приостанавливать свою работу производства, слава которых гремела во времена советской власти не только в стране, но и за ее рубежами, а затем и вовсе прекратили всякую деятельность. Далеко ходить, чтобы в этом убедиться, было не надо. Первым пал ЛАЗ, знаменитый своими автобусами, чем-то напоминавшими ему глаза удивленной и слегка печальной девушки. И отец, занятый на смежном с ним производстве, потерял работу, которой отдал почти четверть века. Семья, на своих желудках, сразу почувствовала недостаток денежных средств. И хотя отец смог найти место автомеханика в одном из автосервисов, обильно расплодившихся из-за наплыва со стороны Польши огромного количества подержанных иномарок, его гордость бывшего начальника одного из производств была безвозвратно растоптана. А затем посыпалось, как их худого мешка… Стали рушиться один за другим столпы украинской индустрии. Рухнули такие гиганты как Запорожский Автомобильный Завод, Южный Машиностроительный Завод, Николаевский Судостроительный Завод имени 61-го Коммунара, Харьковский Авиационный Завод, Одесский Припортовый Завод, Концерн «Антонов», Кременчугский Сталелитейный Завод, Машиностроительный комплекс «Азовмаш» и многие другие. Зато буйным цветом разрослось количество новостроек элитного жилья (это в нищей-то по всем показателям стране), ломбардов и «блошиных» рынков. Ну, последнее не вызывает удивления – куда деваться уволенным людям, как не потихоньку продавать нажитое годами. Стефану не нужно было иметь экономического образования, чтобы осознать факт того, что страна, которую он так горячо любит, в какой-то момент свернула не туда. А Львов, его любимый с детства город с чистыми улицами и красивой архитектурой позднего средневековья, постепенно умирал. Многие из жителей, намаявшись от беспросветной жизни, получив «карту поляка» уезжали и, как правило, больше не возвращались. На этом фоне, история с его участием в событиях киевского Майдана стала приобретать черты трагикомедии. Так, через три года после свержения ненавистного режима «кровавой панды» он уже стеснялся, когда кто-то из знакомых или сокурсников академии напоминал ему о той роли, которую он и многие из числа креативной молодежи сыграли в судьбе страны. А к концу своей учебы, так и яростно отрицал сам факт своего нахождения в рядах демонстрантов, уверяя окружающих, что был в Киеве в те приснопамятные дни отнюдь не по зову сердца, а потому что требовался уход за внезапно заболевшей дальней столичной родственницей, не то по отцу, не то по матери. Спустя еще некоторое время, когда он, только что получивший новенькие погоны, прослужил несколько месяцев в учебной части, а затем был направлен со своей батареей гаубиц, охранять подступы к Волновахе, стрелка барометра его патриотизма упала еще больше. Вначале, он еще надеялся на то, что с приходом в армию, таких как он, один из институтов государственной власти, доселе неуклюжий и насквозь пропитанный коррупцией и предательством, каким-то образом, изменится, но его надеждам не посчастливилось сбыться. Воинской дисциплины не наблюдалось не только среди рядового, но даже и офицерского состава. Воевать никто не хотел, потому что никому непонятны были цели этой войны. На волне патриотического угара все ждали со дня на день нападения «москалей», но они, подлые, так и не явились на последний бой. Ожидание затянулось на целые годы. Против этих напрасных ожиданий сыграло еще и о, что на противоположной стороне воевали люди, говорящие на той же самой мове. И тут бойцы стали задавать неудобные вопросы: мол, за что воюем и с кем, а главное, за чьи интересы? За олигархов типа Коломойского, Ахметова или того же самого Порошенко? Так, оказывается, что у всех у них налажен отличнейший бизнес и не где-нибудь, а той же Рашке. И кто тогда враг, спрашивается? Ответов не было, а подставлять свои головы под пули за интересы богатеев, которые спокойно загорают на пляжах Майами, в то время, когда они тут кормят вшей и жрут тюремную баланду, вместо положенных по штату пайков, вы уж звиняйте, но дурней немае. Он вроде распетушился, начал устанавливать порядок, следить за дисциплиной и соблюдением норм Устава, но свои же офицеры и охладили быстренько пыл молодого лейтенанта, предупредив, что если он не хочет словить шальную пулю в затылок, то пусть прекращает выпендреж. Вот он так покрутился-покрутился, да и успокоился. Окончательное его примирение с совестью состоялось тогда, когда он первый раз почувствовал в своем кармане приятный хруст «жабьих шкурок» с портретами дохлых заокеанских президентов, отсчитанных ему, щедрой рукой командира дивизиона гаубиц - капитана Тарасюка за методично расстреливаемый боезапас. Он и не предполагал, что в нем проснется эта «западэнская» куркулистость, так не вяжущаяся с его обликом благородного шляхтича. Его, вдруг, стало все устраивать. Он уже не мечтал, не только о какой-то мифической победе над «сепарами», но даже и воинской карьере. Мечты стали принимать все более и более приземленный характер. Он уже рисовал в своем воображении картины о том, как откроют они с отцом совместный бизнес. Он будет пригонять из Польши немецкие машины, а батя, с работниками, которых они наймут по дешевке, будет в гараже для грузовых машин, который он выкупит у муниципалитета по льготной ставке, как ветеран АТО, доводить их до ума для дальнейшей перепродажи. Деньги уже имелись на первое время. Глядя на то, что творится кругом, Стефан не ограничивался только расстрелом и без того дряхлых стволов, но еще позаботился и о другом, тайном, но замечательно оплачиваемом гешефте, о котором он не решился бы рассказать даже находясь на смертном одре. Для полного счастья ему не хватало рядом только красивой и любящей жены. Однако и здесь ему сопутствовала удача. На постой его определили в семью, где с родителями жила такая гарная дивчина, что какая-нибудь Лера Товстолес, удавилась бы от зависти, увидев ее. Девушка ему понравилась сразу, как только он ее увидел впервые. Да и он , судя по румянцу заливавшему ее лицо, когда они ненароком встречались взглядами, нравился тоже. Со временем они уже перестали так отчаянно стесняться своих чувств, и их частенько можно было застать вместе за душевными разговорами. Общение проходило в основном по вечерам, когда он оставлял батарею на старшего прапорщика, а сам уходил ночевать на съемную квартиру семьи Селивановых, благо, что идти было недалеко и при случае можно быстро вернуться в расположение части. Если же начальство дивизиона в лице капитана Тарасюка отсутствовало на своем месте по причине частых и непонятных командировок по нескольку дней, то и Стефан мог позволить себе не появляться на батарее, справляясь о делах посредством мобильной связи. Короче говоря, не утруждая себя делами службы, он старался посвящать все свое свободное время общению с Анной и проворачиванию темных бизнес схем. Хотя телесной близости между молодыми не было, чему способствовали строгое воспитание девушки и его природная осторожность, но поцелуи уже были пройденным этапом в их отношениях. Осталось сделать последний шаг – уведомить родителей с обеих сторон о желании создать новую ячейку общества. Несмотря на принадлежность к разным социальным группам – он считал себя потомком представителей новой украинской интеллигенции, а она не возражала против того, чтобы быть выразителем рабоче-крестьянских идей с элементами сепаратизма. На этой почве у них не раз происходили идеологические споры, в которых они называли друг друга «хохлами» и «кацапами», но все они заканчивались одинаково – жаркими объятиями и поцелуями где-нибудь в укромном местечке. К чести обеих сторон этих мимолетных конфликтов следует сказать, что они не несли в себе идеологически неразрешимых разногласий, ибо и тот и другая соглашались в главном – война никому не нужна и ее надо прекращать, как можно скорее без условий и ультиматумов. Да и споры между ними никак не мешали молодым людям строить общие планы на будущее.

Он уже давно не спал и сейчас лежа на самой верхушке сеновала, вдыхал запах прошлогодней травы перемешанный с запахом, прошедшего ночью дождя. Ему, сугубо городскому жителю, который настоящих гусей и кур, вблизи увидел только совсем недавно, когда попал сюда, очень нравилось проводить время вот так – на лоне природы, лежа на спине, наблюдая за звездным небом и вдыхая ароматы скошенных трав, не задумываясь о службе, о войне и о возможной в связи с этим своей гибели. О том, что его в любой момент могут убить, думать вообще не хотелось. И он, как и все в его возрасте, предпочитал не морочить себе голову размышлениями на подобную тему. Где-то внизу под ним, попискивали копошащиеся в прошлогоднем сене мыши. И был еще какой-то посторонний звук. Сквозь закрытые веки он почувствовал чье-то постороннее присутствие и тихое дыхание осторожно поднимавшегося по приставной лесенке человека. Он сразу узнал эти осторожные шаги и это нежное и тихое дыхание. Они могли принадлежать только одному человеку на свете. Он улыбнулся, но глаза открывать не стал, претворяясь глубоко спящим. Наконец этот кто-то поднялся по скрипучей рассохшейся от времени лесенке и опустился рядом. Губы коснулись его щеки, а голос, нежность и интонации которого всегда сводили его с ума, прошептал:

- Вставай, засоня, а то пока ты спишь, донецкие уволокут твои пушки к себе.

- Не уволокут, - томно прошептал он в ответ, не открывая глаз. – Зачем они им?! У них лучше есть.

- Вставай, милый. Я уже с утренней дойки иду. Пистимея Макаровна хорошее молоко давать стала. Жирное и ароматное. Я тебе целую крынку принесла. На, вот, попей, - протянула ему Анна, глиняный кувшинчик.

- Ну, кому могла прийти в голову мысль назвать так корову?! – усмехаясь, поинтересовался он.

- Пистимеей Макаровной-то?! – со смехом переспросила она. – Да кому-кому?! Маме, конечно, кому же еще?! Это она из кино про тени, которые еще в полдень исчезают, такое имя ей дала за ее капризный характер и своеволие. То брыкается, зараза, во время дойки, то молоко вдруг перестает давать. В общем, Пистимея она и есть Пистимея.

Он поднялся на локтях и сел, прислонившись спиной к столбу, подпиравшему центральную стреху крыши. Приняв из рук любимой женщины глиняную посудину, он надолго приник к ее краю, делая крупные и жадные глотки. Она с интересом смотрела на него, улыбаясь своим, никому неведомым женским мыслям. Как известно, женщинам всегда почему-то нравится наблюдать процесс насыщения своих любимых избранников. Вот и она не отказала себе в этом удовольствии. Затем, видимо вдоволь насладившись зрелищем, ни с того, ни с сего, перешла в атаку:

- Ты еще на прошлой неделе обещал мне, что позвонишь своим родителям и расскажешь о нас…

От неожиданности услышанного, руки у него дрогнули, и он поперхнулся, да так, что тонкая струйка недопитого молока потекла у него по подбородку. Он поспешно сунул ей в руки почти опорожненный кувшин, а сам стал вытирать рукавом форменной рубашки с лица остатки молока.

- Что сразу закашлялся?! – с ехидной интонацией в голосе спросила Анна.

- Ничего, - буркнул он, сразу скуксившись, - просто молоко не в то горло пошло.

- От чего это так вдруг? – приподняла она бровки в деланном недоумении.

- Да, так, - сделал он неопределенный жест рукой.

- Так ты мне не ответил на вопрос: ты звонил или нет своим? – уже начиная хмуриться продолжила она свой допрос.

- Ну, звонил, - вяло ответил Стефан, чувствуя себя Штирлицем на допросе у доброго и улыбчивого, но с колючими зрачками глаз Мюллера, одетого в женскую юбку.

- Что значит твое «ну»?! – продолжала она наседать, глядя ему прямо в глаза.

- А то и значит, что звонил…

- Но ничего опять не сказал! Так?!

- Ганночка, милая, ну что ты так завелась с утра пораньше?! Ведь все так хорошо начиналось.

- Я тебе уже сто раз повторяла, что никакая я тебе не Ганночка! – взвилась она.

- Нашла к чему прицепиться?! Я же не возражаю, что ты меня Степкой, как дворового кобеля кличешь, хотя прекрасно знаешь, что я – Стефан! – перешел он в контратаку. – И, да! Я пока ничего не стал говорить родителям про наши отношения и планы, потому что сроки моей каденции выйдут только к октябрю месяцу, а до него еще всякое может произойти. Так, что нечего заранее пороть горячку.

- Что еще может произойти до октября?!

- Все может! Я, между прочим, на войне, а фронт, вон, в семи километрах отсюда!

- Что-то, раньше, наличие фронта на таком расстоянии не мешало тебе тискать меня по сараям! – съязвила она и резко отвернулась, явно намереваясь начать проливать влагу из глазных углублений.

Чувствуя, что срочно надо погашать разгоравшийся конфликт, он осторожно тронул ее за плечо. Она сначала дернула плечом, пытаясь избавиться от его прикосновений, но он опять, уже более решительно взялся за него своей крепкой рукой, и она начала сдаваться. Чтобы закрепить успех он начал успокаивать ее словами:

- Любимая! Не сердись! Ты напрасно меня в чем-то подозреваешь! Я никогда и ни при каких обстоятельствах не откажусь от тебя. Просто, действительно, мое положение сейчас крайне шатко. Мало того, что поговаривают, уже всюду, о возможной заварушке на нашем участке, так еще и до октября я не имею права даже подать в отставку из-за не выслуженного до конца ценза. Я ведь к тебе очень серьезно отношусь. Ты пойми, были бы у меня к тебе черные, или еще какие непотребные мысли, разве бы так я относился к тебе? А предкам я еще раньше говорил о тебе, не слишком конкретно, конечно, но ведь говорил в общих чертах. Надо еще немножечко потерпеть. И мы вообще уедем с тобой отсюда. С этого Донбасса, будь он неладен, с этой Украины, будь она также неладна. Вообще уедем. В Европу куда-нибудь, а еще лучше в Новую Зеландию.

- Почему в Новую Зеландию? – полуобернулась она к нему на миг.

- Потому что там самое тихое место на всей Земле. Да и украинская диаспора там, я слышал, довольно большая и давно уже там живет. Не пропадем.

Он продолжал гладить ее предплечье, уговаривая и убаюкивая, словно паук, опутывая свою жертву и подавляя ее волю к сопротивлению гипнотическими интонациями бархатного голоса.

- Да понимаю я все, - глухим голосом, не оборачиваясь, проговорила она. – А только уже совсем в доме житья не стало. Отец все больше косится и сопит, вот-вот сорвется, да и мать тоже… Сначала все стращала, а теперь только губы поджимает и отворачивается, будто я прокаженная какая или последний кусок у них заедаю. На улицу выйти, и то срам один. Соседки уже прямо в глаза колют, что де я проститутка почасовая. А я иду мимо, как сквозь строй. Глаз поднять не могу.

Они еще какое-то время посидели, молча, потому что каждый из них думал о своем, затем Анна тяжело вздохнула, встала и утопая по колени в сене побрела к приставной лесенке. Он не удерживал ее, хотя все его нутро рвалось вслед за любимой. Но пока ему нечего было сказать кроме тех обещаний, что он щедро раздавал авансом. Все было и так понятно. Нужно принимать какое-то решение, причем, чем скорее, тем лучше для них обоих. Подспудно он уже и так знал, какое решение примет Серьезный разговор с родителя должен состояться сегодня.

II.

24 июня 2020 г., Украина, г. Киев, Воздухофлотский пр-т., д. 6, Генеральный штаб ВСУ.

Воскресное утро в здании Генерального штаба начиналось тривиально. Ровно в 7 часов по местному времени, дежурная группа офицеров, сменив предыдущую, заняла свои рабочие места, согласно регламенту. Переданные новой смене сводки боевых действий на востоке страны, за прошедшие сутки не претерпели каких либо существенных изменений. Вооруженные силы при поддержке добровольческих формирований вели «беспокоящий» артиллерийский и минометный огонь низкой интенсивности, как по передовым позициям сепаратистов, так и по их близлежащим тылам, чтобы не дать укрепиться на занятых ими позициях. С той стороны, в ответ тоже раздавались отдельные выстрелы из артиллерийских орудий по блокпостам украинской армии и «добробатов». Однако они не носили систематического характера и были гораздо более редкими, так как сепаратисты бережно относились к своим боезапасам, хотя разведданные и говорили об их существенном количестве, а по отдельным номенклатурным позициям, так и вовсе превосходили запасы ВСУ. Три из четырех диверсионно-разведывательных групп, засланных накануне на территорию занятую противником, в установленное для связи время сообщили о проделанной работе по минированию объектов, указанных в ранее выданном задании и уже готовились покинуть оперативную зону, прося обеспечить прикрытие. Четвертая группа молчала, и это слегка нервировало кураторов из Генштаба. По большому счету, выходу на связь могли помешать лишь два обстоятельства: раскрытие и уничтожение группы противодиверсионными силами противника, либо элементарная боязнь «засветить» свое местоположение, потому как служба радиоперехвата, организованная спецами из Москвы, у врага была налажена на высочайшем уровне. Но все это, в конечном счете, укладывалось в рамки допустимых потерь. Единственное, что по-настоящему беспокоило аналитиков Генштаба, так это работа снайперов. Россияне взяли себе за правило использовать в качестве полигона для испытания своего снайперского оружие украинский ТВД.Особую головную боль ВСУ причиняли такие образцы, как DXL-4 «Севастополь» нестандартного калибра 10,4 мм, дальнейшее продолжение знаменитого «Сумрака»и ORSIS T-5000Мсменного калибра, бьющая на дальность до 2000 метров. Американские «Барретты», охотно поставляемые «добрыми» заокеанскими дядюшками по неприличным до сумасшествия ценам мало того, что проигрывали русским по дальности прицельного выстрела, так еще ко всему прочему была капризной и ужасно тяжелой. Иногда доходило до того, что наученные горьким опытом, полученным в кровавых состязаниях, украинские снайперы отказывались участвовать в дуэлях с московитами, предпочитая уступить свое место заезжим гастролерам из Прибалтики или Скандинавии. Но когда и в те страны потянулись вереницы цинковых гробов с останками любителей сафари, то и они попритихли и уже не связывались с русскими.

И все-таки несмотря ни на что, обстановка в Генштабе царила расслабленная. Лето, многие офицеры, несмотря на принимаемые карантинные меры, похватав семьи в охапку, ринулись на штурм курортов Одессы и Приазовья. Новый президент, несмотря на воинственную риторику, все же опасался лезть на рожон и тем самым потерять остатки своей былой популярности у электората, которому личная популярность была дороже интересов страны. Артист, даже в кресле президента все равно остается артистом, как ни крути. Это карма. Да и честно говоря, эта тянущаяся во времени, как бабкины рейтузы, война, все больше и больше теряла свою популярность не только в народе, но уже и в самом Генштабе. Блицкрига не получилось, обещанной масштабной помощи от европейских и американских союзников так и не дождались, за исключением пары сотен «Джавелинов», которые, кстати, как выяснилось уже потом, уступают и «Стугне» и «Скифу» и большого количества просроченных натовских сухих пайков. Правда, чешские, болгарские и польские «братья» поскребли у себя по сусекам и организовали поставку артиллерийских боеприпасов со складов длительного хранения, но и они тоже были просроченными. Все это в совокупности напрочь отбивало охоту к активным боевым действиям, тем более, что война на истощение тоже, как теперь выясняется, не принесла ожидаемых плодов. Военные склады, оставшиеся еще со времен СССР, порядком разбазаренные прежними правителями уже готовы были показать свое дно. А вот «донецкий экспресс», снабжающий мятежников техникой и припасами, судя по донесениям разведки, работал с точностью швейцарских часов, что, несомненно, свидетельствовало о гораздо большей экономической и военной прочности России, чем представлялось ранее. Поэтому в обществе, да и в самом Генштабе, чего уж греха таить, стали циркулировать мысли о том, что войну пора бы и заканчивать, пусть даже и с некоторыми территориальными уступками. А все заявленные цели этой войны можно достигнуть политически-юридическими методами, изматывая агрессора постоянным санкционным давлением и судебными тяжбами на европейских площадках. Уже до всех потихоньку стала доходить мысль о том, что в открытом сражении Россию победить невозможно, ни коалицией, ни тем более в одиночку, а вот засудить ее, задергать санкциями и измотать нарастающим ворохом проблем экономического, политического, социального и имиджевого характера – вполне по силам даже такой стране, как Украина. А дальше останется только подождать, когда она сама рухнет под непосильным грузом свалившихся ей на голову неприятностей.

В общем, ничего особенного в этот день в Генштабе не планировалось. Военные аналитики, правда, включили трансляцию подготовки к военному параду вояк страны-агрессора, чтобы по итогам позубоскалить по поводу обнаруженных пятен ржавчины на броне русских танков. Все было обыденно, но только до 9 часов утра по времени Киева. Когда ЭТО произошло, сначала никто не понял, что там случилось в действительности. Камера, установленная почти напротив гостевой трибуны, запечатлела момент взрыва очень хорошо, но, несмотря на это, картина показалась настолько дикой и нереальной, что в нее невозможно было поверить никоим образом. Люди, смотревшие в прямом эфире страшные кадры, с разинутыми от удивления ртами привстали со своих мест, не веря в происходящее. Ступор овладел почти всеми, кто наблюдал эту трансляцию. Не которые украдкой щипали себя, проверяя, сон это или рука провидения. Когда, примерно через минуту, до самых сообразительных дошло, что это не сон и не морок, а Великое Украинское Счастье, от того, что у соседа сдохла корова (а тут, почитай, целое стадо), пределов радости, казалось, не будет никогда достигнуто. Будто по команде разом десятки луженых глоток заорали от нахлынувших чувств. Все повскакали и в неудержимом порыве радости кинулись в объятия друг к другу. Взрослые мужчины, отягощенные погонами с крупными звездами, в считанные мгновенья превратились в мальчишек, задорно хохочущих и прыгающих от переизбытка положительных эмоций. Все вдруг разом осознали, что Бог на небе существует и он, несомненно, говорит на ридной мове. На шум, раздававшийся с этажа аналитического отдела, прибежали почти все, кто не был занят дежурством в операционном зале. И выяснив из бессвязных выкриков своих сослуживцев суть происходящего, тут же присоединялись к ним. Вал радостного гомона нарастал подобно снежной лавине. Наконец, как волна цунами захлестывает собой все побережье, снося все на своем пути и затапливая окрестности, так и волна радости затопило все здание Генштаба. Записные карьеристы, тут же стали названивать своим начальникам, ничуть не беспокоясь за то, извещая их о каре господней разверзшейся над головами клятых москалей, ничуть при этом не тревожась, за то что беспокоят тех в воскресное утро. Спустя непродолжительное время, когда первые всполохи радости немного поутихли, все дружно вернулись к экранам, продолжающим в прямом эфире транслировать кадры московского позора. Уже появились первые репортажи по горячим следам от наиболее продвинутых, в плане значимости, телекомпаний. И каждый раз перечисление вероятных погибших и раненых вызывало очередные возгласы восторга. В принципе, этих так с позволения назвать людей, можно было понять. Во все времена и у всех народов, смерть главного врага, всегда сопровождается подобным всплеском эмоций. Так и сейчас, трудно было бы ожидать другой реакции от тех, кто на протяжении шести с лишним лет, числил своего восточного соседа главным мировым злом. У некоторых этот стаж зоологической ненависти простирался на гораздо более длительный период, восходя памяти, оставленной им предками от УНА-УНСО.Когда кадры теракта, просмотренные уже кажется в десятый раз перестали вызывать бурную реакции со стороны зрителей, стали раздаваться первые предположения о дальнейшем развитии ситуации. Все понимали, что это неслыханный подарок судьбы, которым нужно как-то срочным образом воспользоваться, ибо окно возможностей никогда не бывает слишком продолжительным.

Получив первые же сведения о московских событиях, недавно назначенный на должность Начальника Генерального штаба ВСУ, взамен не раз опозорившегося Муженко и ничем не проявившего себя Хомчака, генерал-лейтенант Сергей Корнийчук, несмотря на воскресенье, срочно собрал генералитет на совместную коллегию с представителями минобороны, включая и самого министра – генерал-лейтенанта Андрея Тарана, также из недавно назначенных. Собрались довольно быстро. Настроение у всех было праздничным. По праву инициатора данного собрания, Корнийчук и взял на себя роль спикера, на что осторожный во всех смыслах Таран не стал возражать, отдавая инициативу в руки начштаба. Заседание было закрытым, кривляться перед камерами и публикой не было никакой нужды, поэтому все говорили по-русски.

- Господа! – начал Сергей Петрович. – Я собрал вас для того, чтобы сообщить вам крайне приятное известие…

- Гоголь нервно курит в сторонке, - тихо перебил его Таран и заулыбался, видя одобрительные усмешки у соратников.

- Совершенно верно, Андрей Васильевич, - согласился с ним начштаба и продолжил. – Так вот, вы все уже в курсе того, что произошло в центре столицы агрессора. Карающая длань Господа нашего, наконец, опустилась на головы наших вековечных врагов. По последним, уже не вызывающим никаких сомнений сведениям, погибло почти все высшее руководство московлянских схизматиков.Жаль, конечно, что в адскую печь не попал мой визави – Афанасьев, но смерть Бутина, Тургэна, Калантарова и Селюнина уже и без того неплохой подарок для всех нас. Основное ядовитое жало вырвано. Я с радостью воспринял бы известие о том, что исполнителями Божьей воли были наши парни из ГУРа,- с этими словами он вопросительно посмотрел на Игоря Лунева – командующего Силами Специальных Операций, но тот только фыркнул, пожимая неопределенно плечами. Правильно оценив телодвижение Лунева, Сергей Петрович вздохнул, разведя руками, и продолжил. – Но как бы там ни было, следует признать, что все было совершено как никогда вовремя, ибо, так называемые «минские договоренности», навязанные нам при прошлом президенте, не побоюсь этого слова, загнали нас в угол из которого, по большому счету, нет приемлемого для нас выхода.

Зал совещаний одобрительно загудел, соглашаясь с оратором. Корнийчук, воспользовавшийся короткой паузой налил себе в стакан минералки из бутылки, стоявшей на столе, и с жадностью выпил его, высоко запрокидывая голову. Этой паузой не преминул воспользоваться начальник ГУРа – генерал-майор Василий Бурба:

- Оно, конечно, так, и я с этим не спорю, - растягивая слова начал он, - однако, следует заметить, что перечень московских ястребов списком погибших отнюдь не исчерпывается. Главный ястреб – Рудов, насколько я понимаю нисколько не пострадал, так как не числится ни в списках погибших, ни в списках попавших в госпиталь, да и на трибуне я его вроде бы не заметил при повторном просмотре видеоматериала.

- Я одновременно согласен и не согласен с вами Василий Васильевич, - заметил Корнийчук. – Согласен с тем, что Рудов настроен к нам крайне враждебно, но его враждебность мало что значит для нас, так как он является хоть и опасным, но все же лишь инструментом в руках руководителя, а его-то как раз и нет. Скажу даже больше. Я вовсе не исключаю того, что сейчас в ведомстве на Знаменке может начаться грызня с их коллегами с Фрунзенской набережной за освободившиеся места.

- Сейчас возможны всякие пертурбации в высших эшелонах власти. И еще не факт, что внешняя политика Москвы может коренным образом измениться, в том числе и на нашем направлении, - вставил свои пять копеек министр.

- Не думаю, что она может кардинально измениться в отношении Украины, даже если к власти и придут, так называемые « умеренные» силы. Набравшие за эти годы экономический и политический вес кукловоды из российского ВПК и структур связанных с ним не дадут повернуть политику на сто восемьдесят градусов. Как ни крути, но беспокоящая рана в виде Донбасса на груди Украины, является достаточной гарантией нашего невступления в евроатлантические структуры. А значит Москва жизненно заинтересована в том, чтобы конфликт не прекращался. К тому же русские прекрасно осознают, что с ними разговаривают только на полях нормандского формата. После дела Скрипалей и вмешательства в выборный процесс Соединенных Штатов и ряда стран Европы, русские на мировой сцене стали париями.Только наличие ядерного оружия удерживает весь цивилизованный мир от объявления им всестороннего бойкота.

- Кроме ядерного оружия у них есть еще нефть и газ, - буркнул Таран, которому уже начинало не слишком нравиться его роль приглашенного лица.

- Нефть и газ – товары не эксклюзивные, - возразил Корнийчук, не понявший перемену в настроении министра обороны.

- Но в данном случае играющие стратегическую роль, по крайней мере, в европейском направлении, - не сдавал свои позиции министр, недовольство которого уже прямо таки лучилось флюидами во все стороны.

- Как бы там ни было, наша с вами задача сейчас состоит в том, чтобы с максимальной выгодой для себя воспользоваться моментом замешательства в стане врага и решить хотя бы самые острые проблемы нашей безопасности, - решив окончательно проигнорировать мнение Андрея Васильевича, продолжил начштаба. - Окно возможностей для нас, военных, может вскорости закрыться, и тогда мы опять начнем барахтаться в болоте конференций, согласований и экспертных оценок. В нашем распоряжении очень мало времени.

- Говорите конкретно! Что вы имеете предложить? - уже рыкнул на него Таран.

- Я предлагаю коллегии вернуться к рассмотрению плана «Анти-Цитадель», разработанного нашими специалистами еще зимой, до этих выкрутас с объявлением всеобщего прекращения огня.

- Анти-Цитадель? Что за план? Почему я не в курсе?! – зло поджав губы, поинтересовался министр.

- Ну да, ну да. Простите, я и забыл, что мы с вами из недавно назначенных. Просто я в курсе потому, что до своего назначения уже на должности начальника оперативного отдела занимался этой тематикой, а вы пришли в министерство из строевых частей, - не отказал себе в удовольствии вставить шпильку министру Корнийчук.

- Ну, так и просветите меня убогого, с высот горних, - ответил ему той же монетой Таран.

- С удовольствием, сказал без улыбки начштаба.

Он встал из-за стола, подошел к стене с занавешенной картой восточных областей Украины. Взял указку и отдернул одним рывком занавеску на карте:

- Все мы присутствующие в свое время кончали Академию Генерального штаба и не понаслышке знаем детали операции немецких войск в 43-м под названием «Цитадель». Напомню: целью тогдашней операции было двумя встречными ударами с севера и юга отсечь группировку советских войск, сосредоточенную и выступающую далеко вперед в районе Курска. Советское командование, вовремя раскрыв замысел Вермахта пошло по на достаточно нетривиальные меры, и вместо того, чтобы сосредоточить силы в районе предполагаемых ударов, во избежание окружения основной группировки, усилило центральный фас выступа и силы расположенные у его «корневища». Дождавшись, когда танковые клинья 2-й и 4-й армий основательно завязнут, двумя ударами Брянского и Центрального фронтов - на севере и Воронежского со Степным фронтами, окружили и затем уничтожили, помимо этих двух еще и 9-ю полевую армию Вермахта в районе Орла и Белгорода.

- Мы в курсе тех событий, - скептически поморщился министр.

- Вот и отлично, - нисколько, кажется, не обиделся Корнийчук на перебившего его Тарана, – глядя на эту карту ни у кого из вас не возникает по этому поводу никаких ассоциаций?

- Положим, возникает, - встрял командующий Сухопутными силами генерал-лейтенант Сирский. – Конфигурация ОРДЛОнемного напоминает «курский выступ».

- Вот именно! Из этого мы и исходили, когда готовили план операции «Анти-Цитадель», - почти обрадовался начштаба. – Наши оппоненты тоже смотрят на карту и тоже помнят детали той битвы. И их спутниковые системы разведки тоже не слепые и видят, что у нас основные силы сосредоточены на юге и на севере ОРДЛО, а по центру мы атаковать не будем, так как есть реальный риск расшибить себе нос Донецкий укрепрайон. Следовательно, они понимают, атаковать в лоб, как это было в 14-м мы не в состоянии, поэтому у нас нет другого выхода, как повторить печальный опыт германских войск.

- Что-то я вас не пойму, Сергей Петрович, куда вы клоните? И по центру штурмовать нельзя, по-вашему, и по флангам тоже! Прикажете высаживать десант прямо на крыши Донецка?! – хмуро проворчал министр.

- В этом то и кроется «изюминка» нашего плана, - хитро прищурился Сергей Петрович, явно довольный недоумением министра обороны. – Александр Станиславович, обрисуйте нам кратенько наличие и расположение наших сил в зоне операции объединенных сил.

Командующий Сухопутными Силами Александр Сирский, к коему была обращена просьба встал с места и, пройдя к карте, взял указку из рук начштаба:

- Вооруженным силам сепаратистов на сегодняшний день противостоят две наши оперативно-тактические группировки. Это ОТГ «Восток» и «Север» со штабами в Днепре и Чернигове соответственно. ОТГ «Восток» располагает примерно двадцатью тысячами военнослужащих. Все эти силы сосредоточены в 17-й отдельной танковой бригаде со штабом в Кривом Роге и 53-й, 54-й, 92-й, 93-й и 128-й отдельными механизированными бригадами со штабами в Лисичанске, Бахмуте, Клугине и Черкасском и Волновахе, - генерал уверенно, как по писаному, водил указкой по карте. – В усиление к ним приданы 56-я и 58-я отдельные мотопехотные бригады со штабами в Мирном и Конотопе, а также 55-я артиллерийская бригада в Запорожье и несколько полковых соединений, в том числе 107-й полк реактивной артиллерии. Батальонные соединения не учитываются за их незначительностью. В расчет также не берутся так называемые «добробаты», абсолютно непригодные в боевых условиях, но необходимые при зачистке уже захваченных территорий. Ударной составляющей этой группировки являются бронетанковые силы в лице танков Т-64 различных модификаций и в количестве около трехсот единиц. Группировка укомплектована также восемьюстами бронированными машинами, костяк которых состоит из устаревших, но все еще пригодных к эксплуатации БМП-1, БМП-2, БТР-70, БТР-80 и БРДМ-2. Артиллерия в группировке представлена как самоходными, так и буксируемыми системами и насчитывает в своем составе около тысячи стволов. Она состоит в основном из самоходных гаубиц 2С1 и 2С3, дивизиона буксируемых 122-мм. гаубиц Д-30, самоходных артиллерийских систем 2А36 «Гиацинт», 152-мм. буксируемых гаубиц «Мста-Б» и противотанковых пушек «Рапира». Имеются также реактивные системы залпового огня номенклатурой от «Града» до «Смерча». Всего около двух сотен установок. Однако, если 122-мм. снарядов к «Градам» имеется в достаточном количестве, то вот с 300-мм. боеприпасами к «Смерчам» дела обстоят гораздо хуже. На пару залпов хватит и все. Склады, где они хранились, подмели подчистую. Средствами ПВО группировка «Восток» оснащена в избытке. Там есть все необходимое – от ПЗРК и ЗУ-23-2 до комплексов С-300 и «Бук-М1».

Теперь, что касается ОТГ «Север». В ее состав входят: 1-я и 4-я отдельные танковые бригады, дислоцированные в Гончаровском, 30-я и 14-я отдельные механизированные бригады, дислоцированные в Новограде-Волынском и Белой Церкви, а также 58-я отдельная мотопехотная бригада, расположенная в Сумах. Недавно к ним присоединилась и 25-я отдельная воздушно-десантная бригада. Для усиления и поддержки им придана 26-я отдельная артиллерийская бригада из Бердичева. В составе этой группировки находится примерно 17 тысяч бойцов. На ее вооружении находится примерно 250 танков. Это тоже по большей части Т-64, с незначительным вкраплением Т-72. Остальное вооружение, за исключением РСЗО мало чем отличается от ОТГ «Восток». Здесь оснащенность системами залпового огня гораздо ниже и насчитывает порядка 120 установок, ну, да и у сепаратистов на этом участке сил поменьше, чем на юге.

Кроме этих двух ОТГ, есть еще штаб ООС, который находится в Краматорске. Там находится стратегический резерв в виде дивизиона 203-мм. САУ «Пион» и еще три дивизиона «Смерчей», да еще в добавок ним шесть пусковых установок оперативно-тактических ракетных комплексов «Точка-У». Из армейской авиации штаб в Краматорске располагает тремя десятками ударных и транспортных вертолетов, а также самолетами Су-25, Су-24, Су-27, МиГ-29, с лета 14-го не принимавшими активных боевых действий.

Вот, вкратце, какая обстановка с численностью и расположением наших подразделений складывается в районе операции.

- Спасибо, Александр Станиславович, - поблагодарил его Корнийчук. – Можете присаживаться на свое место. Как видите, на карте основной бронекулак наших войск сосредоточен у основания выступа ОРДЛО. Точно так же, как и семьдесят семь лет назад у Вермахта в основании «курского выступа». Это видим мы, и это видит наш противник, который убежден, что мы не читаем учебники по истории войн, а потому готовы наступить на, те же самые грабли, что и немцы в свое время. Противник ждет от нас, что мы встречными ударами танковых клиньев с севера и юга попытаемся отсечь ОРДЛО от соприкосновения с русской границей. Он ждет, когда мы завязнем взламывая хорошо эшелонированную оборону сепаратистов и в самый решительный момент ударят нам во фланг силами, сосредоточенными под Ростовом и Белгородом в направлении Мариуполя и Чернигова. Но мы не предоставим им такого счастья.

- Наконец-то вы добрались до сути, Сергей Петрович, а то я уже начал дремать, выслушивая и так всем известные сведения о численности и дислокации войск на востоке, - проворчал министр обороны.

- Это было необходимое отступления для более полного понимания соли нашей будущей операции, - холодно парировал слова министра начштаба.

- Ладно, продолжайте, - вяло отмахнулся Таран на отповедь Корнийчука.

- Итак, я продолжу, - согласился он. – Мы сымитируем наступление с севера и юга, как того ждут от нас русские, для чего откроем ураганный огонь из всех реактивных установок, чтобы у противника создалось впечатление, что это артподготовка к генеральному наступлению. И даже завяжем бой с целью как можно больше приковать сил противника к данному театру боевых действий. А сами ночью совершим марш-бросок главными бронетанковыми силами из-под Лисичанска и Мариуполя в район Углегорска и Докучаевска, для нанесения основных рассекающих ударов с выходом на границу с русскими, но не в том месте, где они нас ждут и не подставляясь под их фланговый удар.

- Вы, что же, собираетесь штурмовать Донецк и Луганск? – поднял брови министр.

- Ни в коем случае, - буквально замахал на него руками Корнийчук. – В своем плане мы учли не только печальный опыт немцев 43-го года, но такой же печальный опыт самих русских при штурме Грозного, где они в новогоднюю ночь потеряли почти всю свою бронетехнику. Никто штурмовать Луганск и Донецк не собирается. Мы обойдем их стороной и зажмем в кольцо. А дальше просто перекрываем водозаборы и перерезаем линии электропередач. В городах начинается паника, с массовыми попытками выйти из города, а мы, по обстоятельствам, кого хотим – выпускаем, кого хотим – нет. И спокойно ждем развязки ситуации. Детали предстоящей операции подробно изложены в плане, с которым будут ознакомлены только непосредственные участники, во избежание утечек, которые у нас, к сожалению, имеют место быть иногда.

- А вы при этом, просчитали реакцию России на происходящее? – прокряхтел со своего места начальник ГУРа Василий Бурба.

- Разумеется. Мы ее просчитали даже без учета нынешних обстоятельств.

- И что? – спросил Таран в свою очередь.

- Ничего, - почти безмятежно ответил Корнийчук. – С учетом нынешних обстоятельств – практически ничего.

- Поясните ваши выводы, - не унималась «служба бэспеки» в лице Бурбы (формально она подчинялась МО Украины, а на деле, практически никому, разве что послу США).

- А что тут пояснять?! Вывод, по-моему, и так достаточно очевиден. Русские не пойдут на обострение отношений ни с Европой, ни со Штатами. У них «Северный поток-2» висит на волоске и они боятся каждого дуновения ветерка со стороны коллективного Запада, который ищет любой повод, чтобы его застопорить, а лучше всего – закрыть. Штаты довели москалей до нервного тика своими еженедельными санкциями. И так дышащая на ладан экономика, в связи с последствиями, вызванными пандемией от COVID-19, во втором квартале, по предварительным прогнозам рухнет приблизительно на 12%. Недовольные карантинными мерами массы готовы вот-вот взорвать страну изнутри. Уровень заболеваемости и не думает снижаться. Очереди за пособиями выстроились до Камчатки! Ситуация вот-вот выйдет из-под контроля. А с учетом сегодняшних событий это выглядит более чем реально.

- Может тогда проще подождать немного, когда в России начнется полный развал и хаос, а не рисковать самим? – спросил кто-то из сидящих.

- Ни в коем случае! Репрессивный аппарат подавления, выпестованный прежним режимом, рано или поздно сможет решить эту проблему, как всегда, грязно и кроваво. Но в этом-то и кроется фатальная и неразрешимая дилемма для русских. Чем сильнее они будут проводить репрессии внутри страны, а это неизбежно при данных слагаемых, тем слабее будут их позиции на международной арене. И не забывайте, паны генералы, что каким бы не был новый режим, он будет крайне заинтересован в своей легитимации за рубежом, которую будет крайне сложно получить при агрессивности в международных делах. К тому же, русским сейчас предстоит как-то оправдываться за гибель высокопоставленных делегаций. И вы думаете, что на этом фоне они смогут себе позволить ввязаться еще в одну авантюру помимо уже существующей - сирийской? Да и честно говоря, им сейчас вообще будет не до этого. Они уже, наверняка, сейчас, рвут стулья из-под задниц друг у друга. И мы с вами будем свидетелями этой грандиозной подковерной битвы.

- Значит, вы убеждены, что никакой внятной реакции, на наши действия, с их стороны не последует?! – спросил Таран, слегка оттаяв от убаюкивающей информации о скором крахе «злочинных московлян».

- Почему же не последует?! Последует! Обязательно последует! Но, наверняка, с явным опозданием. И чем сильнее будет Россия в своем бессилии как-то повлиять на ситуацию, тем громче и воинственней будет ее вербальная реакция. Рупор Кремля и Смоленской площадиМария Хазарова, грозно нахмурив бровки и потрясая своим кулачком, будет гневно метать громы и молнии, в нашу сторону, обвиняя в нарушении статус-кво, призывая всяческие кары на нашу голову. Но этим все дело и ограничится, - со смехом подметил Корнийчук и многие в зале поддержали его радостными возгласами и улыбками. – Я даже не исключаю, что они попытаются собрать экстренное заседание Совбеза ООН по данному поводу. Однако и это не сильно им поможет. Наши друзья и партнеры постараются «замотать» этот вопрос, а когда заседание состоится, а оно, к сожалению, не может не состояться, исходя из Устава этой замшелой организации, то его благополучно ветирует кто-либо из постоянных членов. Решения, разумеется, никакого не состоится, а время будет безнадежно упущено, потому что срок операции не займет более трех суток с момента ее начала.

- Ну, хорошо. Но все же, если несколько отойти от основной темы, то каковы все-таки ваши прогнозы о поводу того, кто займет главное кресло в Кремле? – поинтересовался Таран более из любопытства, нежели из-за необходимости.

- По части политических прогнозов – это не ко мне. У нас по этой части имеется аналитический отдел при Василии Васильевиче, - кивнул он в сторону Бурбы, - или на худой конец - Центр Разумкова.

- И все же? – не унимался министр, решивший проверить способности оракула у начштаба.

- Кто будет председателем комиссии по погребению, тот и займет главное кресло. Во всяком случае, именно так всегда и происходило в Московии, - с сарказмом ответил он на вопрос. – Но если быть серьезным, то на мой взгляд, победу в борьбе за трон царя одержит бутинская креатура из сырьевых магнатов. Чечин с Мюллером, или если они не захотят светиться напрямую, кто-то из их ставленников. Если, конечно, сами Чечин с Мюллером прежде не перегрызутся. Во всяком случае и у того и у другого есть неплохие шансы на победу. За каждым из них стоят не только довольно хорошо оснащенные и многочисленные ЧВК, но и серьезные финансово-промышленные силы, как внутри страны, так и за рубежом – владельцы солидных пакетов акций этих двух полугосударственных концернов, руководимых ими.

- Ладно. Посмотрим, - снисходительно проговорил Таран, а затем, поерзав в кресле, сказал, - Я полагаю, и наверное тем самым выражу мнение всех членов расширенной коллегии, что план, представленный группой разработчиков под вашим руководством можно принять в целом.

Одобрительный гул почти трех десятков увенчанных большими погонами лиц был явным подтверждением сказанных министром обороны слов.

- Когда вы сможете приступить к реализации вашего плана?

- Медлить с реализацией никак нельзя. Время работает на наших противников. Но все зависит от двух факторов.

- Каких именно?

- Во-первых, мы должны согласовать план операции с нашими заокеанскими партнерами, иначе они просто не поймут нас…

- Проинформировать наших друзей, мы пожалуй поручим вам, Василий Васильевич, - проговорил Таран, глядя в сторону Бурбы, - ибо кому как не вам удалось завязать наиболее тесные и доверительные контакты с ними. Не так ли, Василий Васильевич?

- Я готов, - вскочил как мячик со своего места начальник ГУРа, но тут же замялся. – Только вот, воскресенье, не удастся ли это сделать в рабочем порядке?!

- Вы всерьез полагаете, что в Лэнглии Пентагоне будут сегодня отдыхать?! – улыбнулся на его слова Корнийчук.

- Ясно. Прикажете выполнять? – вытянулся тот по стойке.

- Да.

- Вы упомянули два фактора, Сергей Петрович, - обратился министр к Корнийчуку.

- Да, - подтвердил тот и неожиданно тоже замялся.

- В чем дело, Сергей Петрович? – чуя, что услышит сейчас что-то не совсем приятное уху, проговорил Таран.

- Видите ли, - неуверенно начал еще пять минут назад бодрящийся начштаба, - для успешной реализации нашего плана необходимо, хотя бы соблюсти видимость приличия, то есть найти подходящий повод для начала операции такого масштаба.

- Ну, и? Не тяните хвост за котом, - не к месту схохмил министр.

- Жизненно необходимо, чтобы пролилась кровь. Наша кровь – украинская.

- Ну и что, вы тут, кисейную барышню решили с нами из себя разыграть?! – обозлился на него Таран. – Первый раз что ли?

- Нет, но…

- Что, но?!

- Но в масштабах, гораздо бо́льших, чем все предыдущие случаи, - понуро выдавил из себя Сергей Петрович.

- Насколько?

- Картинка с места событий, сделанная по горячим следам преступления сепаратистов, не должна вызывать сомнений в абсолютном их варварстве, всколыхнув весь мир, - промямлил он, вдруг осознав про себя, что сейчас встает на тот путь, который даже при успехе способен привести его адскому пламени.

- Ну, так проработайте этот вопрос хотя бы, вон, с Луневым, - кивнул министр в сторону командующего Силами специальных операций, - это по его части. В конце концов, не я придумал поговорку «цель оправдывает средства», а ваши братья по вере – иезуиты.

В импровизированную перепалку встрял командующий Сухопутными силами Сирский:

- Президента не худо бы информировать, - озадаченно протянул он, попеременно заглядывая в глаза своим начальникам.

- Разумеется, проинформируем. Как только произойдут «кровавые события, от которых стынет в жилах кровь», так сразу и проинформируем, - с усмешкой ответил министр. – У Артиста,как и у его окружения, слишком длинный язык, поэтому информацию об итогах сегодняшнего совещания, я попрошу вас всех не распространять.

Он был доволен. Он вообще любил, когда последнее слово оставалось за ним.

Глава 9

I.

24 июня 2020г. Российская Федерация, арх. Новая Земля, пос. Белушья.

Веселью и радости по поводу успешного завершения эксперимента казалось, не будет конца. Делу, которому находящиеся здесь, и не только здесь, люди посвятили ни много ни мало, а почти два десятка лет получило свою законную путевку в жизнь. Удивительное дело, как быстро взрослые и солидные мужчины, когда они не находятся в рабочей обстановке и когда на них не давит груз ответственности за принимаемые ими решения, вдруг, как по мановению волшебной палочки превращаются в самых настоящих детей. Причем такое происходит только в чисто мужских коллективах. Вы никогда не встретите ничего подобного там, где есть хоть одна женщина. А в чисто женских коллективах, даже на корпоративных вечеринках, хоть и подспудно, но витает дух соперничества и тайной недоброжелательности к особям своего пола, что даже в самый разгар веселья не дает им расслабляться до конца. Какой бы ни была открытой и веселой женская вечеринка в ней всегда будут присутствовать сравнения себя с другими, настороженность по отношению к потенциальным соперницам и в конце концов неприязнь, если сравнения не в пользу сравнивающей. Женщина даже в обстановке всеобщей расслабленности (на не посвященный взгляд постороннего) и безудержного веселья, внутренне всегда будет начеку, чувствуя себя разведчиком в стане врага. То ли дело – мужской коллектив, где уже после третьей рюмки все становятся друзьями, а после пятой, так и вовсе братьями, за которых и в огонь и в воду. Люди были счастливы. Все вместе и каждый по-своему. Специалисты, техники и ассистенты радовались тому, что, наконец завершилась та рутина по сборке, наладке и дальнейшей отладке сложного механизма, проверке и перепроверке уже сделанного. А еще радовались концу авралов, переделок и придирок начальства, общей нервозности сопровождавшей их работу, особенно на конечном этапе. Военпреды радовались, что подошла к концу их недельная командировка в этот забытый Богом край. Радовались окончанию, хоть и недолгого заточения в местах, где по их мнению, царила смертная скука, и где из благ цивилизации был только клуб на манер сельского, с царящей в нем почти монашеской атмосферой пуританства. Радовались тому, что смогут доложить высокому начальству, сидящему в больших кабинетах, с натуральными коврами на полу, о завершении испытаний стационарного объекта высокой значимости для обороноспособности страны, не забывая при этом упомянуть свои заслуги во время испытаний, в чаянии следующих чинов и наград. Будущие эксплуатанты, в лице генералов, радовались тому, что получили в руки не только очередную дорогостоящую игрушку для высоко возрастных детей, но и оружие способное показать «кузькину мать» любому супостату, коих развелось, в последнее время, огромнейшее количество. Немногочисленный научный персонал, состоящий в большинстве своем из гражданских лиц, привлеченный к выполнению узко профильных задач, радовался не только концу очередного этапа работ, где их ждала весомая прибавка к зарплате, но и возможности применения полученных знаний в других областях науки, тревожась однако о возможности опубликования в ближайшем будущем полученных результатов их научных изысков. В общем и целом радовались не ложно все, кто был хоть как-то причастен к этому эксперименту. И лишь двое из всей многочисленной толпы военных и гражданских радовались по особому и не за себя, потому что только они вдвоем по-настоящему знали цену свершившегося. Этих двоих звали: Игорь Николаевич Вострецов (академик) и Алексей Сергеевич Боголюбов (уже доктор технических наук). Их повод для радости заметно отличался от иных, прежде всего осознанием масштаба, сделанного их трудами, открытия. Теория, когда-то выдвинутая академиком, получила, наконец, конкретное оформление, воочию доказав сейчас свою состоятельность. Человеческий разум вкупе с волей отковал в металле не просто изделие оборонного значения, но воплотил в жизнь новые принципы существования человечества на многие годы вперед.

Кто-то из толпы военных предложил качать двух основных виновников сегодняшнего торжества, но ринувшиеся было с готовностью исполнить предложение, быстро сообразили, что в условиях бункера с его низким потолком данное действо может оказаться травмоопасным и от нее благоразумно отказались. А вот вторая идея, как оказалось, была куда более кстати:

- Товарищи! – раздался чей-то возглас из среды военных с широкими лампасами на брюках. – По русскому обычаю неплохо было бы отметить данное знаменательное событие.

Гул восторженных голосов подтвердил правильный ход мыслей предложившего это.

- В магазине есть шампанское. Я видел давеча. Вполне приличное – Абрау-Дюрсо, - выкрикнул кто-то из военпредов. – Давайте скинемся и пошлем кого-нибудь из наиболее молодых и шустрых на ногу.

- Идея неплохая, - шевельнул кустистыми, как у Брежнева, бровями генерал Иванов, - но я слышал, что у вас тут больше в чести гмм… несколько другие напитки, не так ли?!

- Северное сияние! Северное сияние! – радостно загомонили со всех сторон знатоки местной культуры потребления горячительных напитков.

- Вот именно! – поднял кверху чуть кривоватый указующий перст генерал. – Мы где находимся?! На Севере! А что над нами?! Северное сияние!

- Это мы щас! Это мы мигом спроворим, - подскочил один из операторов, недавно сидевших за пультом. И с этими словами подошел к сослуживцам и тихонько начал им что-то нашептывать, после чего несколько человек из них стремглав ринулись куда-то в боковые тоннели бункера.

- И лимончик прихватите там! – крикнул им вслед тот же самый распорядительный оператор.

- Куда это ты их, голубчик? – поинтересовался генерал, плотоядно поводя опытным носом в предчувствии жидкой радости.

- Да тут, недалеко, приготовили на случай чего-то подобного, заранее, - махнул рукой тот, ни мало не смущаясь присутствием высокого начальства.

- Надо бы сначала доложить наверх об успехе, тем более такой праздничный день, - раздался чей-то осторожный голос.

Генерал посмотрел на табло с часами и мотнул головой:

- Не-е! Рано. Им сейчас не до нас. Они уже прибыли на площадь. Не будем их отвлекать. Часом раньше, часом позже, большого значения это не сыграет, да и не воспримут они в этой праздничной суете всю значимость нашего с вами успеха. А вот немного погодя, когда они с парада пойдут к столам отмечать юбилей, вот тогда и мы им будем в тему. В памяти у них лучше отпечатается, так как другие события не заслонят нашего сообщения.

Все с явным уважением посмотрели на опытного в таких делах Иванова.

Тем временем вернулись гонцы, посланные за «горючим». Один нес, держа в охапке семь или восемь бутылок из-под водки, но с горлышками, заткнутыми самодельными пробками. Другой нес громадной тарелке уже порезанные лимоны и длинную стопку одноразовых полиэтиленовых стаканчиков. Один из молодых военпредов – очкастый и с хорошо ухоженными руками (сразу видно, что кабинетный работник), поглядев на бутылки растерянным взглядом, неуверенно промямлил:

- Самопал что ли?!

- А то! Он самый и есть, родимый! Самопалее некуда! – не поняв растерянности московского гостя, бодро сообщил кто-то из местных.

- А вы что хотели здесь увидеть?! Мартини?! – ворчливым голосом поставил на место своего младшего коллегу Иванов и желая помочь случайному официанту взял у того из подмышки тубус стаканчиков и не мешкая стал расставлять на одном из более-менее свободных столов. Сюда же сгрузили и бутылки с тарелкой. Стали открывать. Опытным взглядом окинув присутствующих и сравнив его с количеством спиртного, генерал скомандовал разливающим:

- Лейте в половину, чтобы и на второй заход осталось.

Когда все стаканчики были наполнены и разобраны он еще раз командирским оком окинул сгрудившихся возле стола военных и гражданских с отеческой заботой отца-командира поинтересовался:

- Всем хватило?!

Дождавшись утвердительных возгласов, крякнул и произнес короткое:

- Добро!

- Товарищ генерал, с этим напитком будьте осторожней. Там вместо водки медицинский спирт, неразбавленный. Вы дыхание перед этим чуток задержите и пейте небольшими глотками, не дыша, а как выпьете, то ни в коем случае не вдыхайте ртом, а то задохнетесь. Только носом, - начал было инструктировать кто-то, явно опасаясь неадекватной реакции начальства на импровизированный коктейль. Но Иванов не повел даже кустистой бровью в сторону доброхота, однако, отвечая ему:

- Ты еще поучи-поучи меня. Я, батенька, за свою жизнь в таких местах побывал, и там такое выпивать доводилось, что тебе и не приснится таковое. Однажды, помню, даже пришлось пить желчь осьминога. Посоветовали мне, де помогает для потенции, такие вот как ты – советники…

- И что?! И что?! – разнеслись любопытные голоса со всех сторон. Видимо, эта тема была для многих весьма актуальной. Генерал хитро прищурил глаз на стаканчик в своей руке, выжидая театральную паузу:

- Как что?! – переспросил с деланным недоумением и как бы нехотя.

- Помогло?! Сильно?!

- А как же! Еще как помогло. Только как-то странно подействовало. На «половину» то свою и вовсе перестал реагировать, зато на подчиненных набрасываюсь, с тех пор, с пол оборота.

Грянувший дружный хохот стал ответом на генеральскую байку.

- Ну ладно. Посмеялись и будет. А сейчас, когда у всех налито, скажу пару слов, по причине своего старшинства, поэтому отнеситесь серьезнее к моим словам.

Помещение разом притихло. Слышны были только переминания с ноги ногу, самых нетерпеливых, да редкие глухие покашливания. А Иванов продолжил:

- Давеча, вон, когда тут все прыгали до потолка от щенячьего восторга, я заприметил, что главные виновники торжества радуются, но все как-то не так, как остальные. Вроде бы с высот горних взирают на нас своим мудрым и проникновенным оком. Да-да, не отнекивайтесь. Я ведь тоже не первый десяток на свете живу. Полагаете, что я не понимаю, о чем вы думали в тот момент? Все я понимаю. Вы думали «вот де глупые солдафоны радуются, как коты валерьянке новым чинам да званиям, причитающимся им по итогам испытаний, а о сути и не догадываются. Все правильно. Так оно и есть. Молодежи не свойственно копаться экзистенциональном хламе философских мудрствований. Ну, это молодежь, ей простительно жить лишь сегодняшним днем. Мы сами были такими в их возрасте. А вот мы – люди старшего поколения прекрасно осознаем суть и последствия вашего грандиозного изобретения. Вам удалось соединить, казалось бы, абсолютно несоединимые вещи. Щит и меч – в одном лице. Да-да. Именно меч. Хотя все ваши думы и были направлены на создание, прежде всего, щита. А вышел меч. Вы, гражданские, пацифистски настроенные люди желали избавить Землю от страшнейшего оружия, сиречь ядерного, чтобы мирное небо никогда не бороздили инверсионные следы от взлетающих ракет с атомными боеголовками. Оттого и разозлились, когда кто-то из наших, поинтересовался последствиями от увеличения мощности исходящего потока. Я внимательно наблюдал за вашей реакцией. Но вот вольно или невольно отковали меч, да еще такой, какой и не снился в самых страшных снах нашим врагам. Все, что до этого было создано человечеством на протяжении его существования, по сравнению с вашим изделием – просто детская забава, игра в куличики. Никакое химическое, бактериологическое и ядерное оружие, не идет ни в какое сравнение с тем, что явилось сейчас на свет Божий. Вы дали в руки человечеству инструмент способный в прямом смысле этого слова гасить планеты и даже взрывать целые звездные системы, тем самым ставя на одну доску человека, с его не всегда чистыми помыслами и скоропалительностью в принятии решений с промыслом Божьим. Хорошо ли это? Не знаю. Если раньше имеющимся в арсеналах стран оружием можно было уничтожить какую-то группу людей, пусть даже и большую, стереть с лица Земли территорию, превратив ее в марсианский ландшафт, но человечество, в целом, оставалось в каком-то виде, даже при самом неблагоприятном стечении обстоятельств. Теперь же, у человечества такой возможности явно поубавится, потому что каким бы ни было гениальным и технически сложным ваше открытие, долго в секрете держать его все равно не удастся. Я уже старый человек и жить мне осталось – воробью на один поклев, но у меня, как и у почти всех вас есть дети и внуки, и мне постоянно приходится думать какой мир мы оставляем им и как они будут в нем жить? Вы, по своей гражданской наивности думали, что вот де как хорошо у нас все получится сейчас. Мы запустим установку и уничтожим многолетний жупел человечества – ядерное оружие. И тут я нисколько не сомневаюсь в вашей способности совершить этот подвиг во имя будущего всего человечества. Но каково будет это будущее? Прознав и признав, что Россия стала обладателем Абсолютного Оружия, напуганные до икоты, но от этого не перестающие нас ненавидеть, первым делом попытаются всеми силами и средствами, включая ядерные, уничтожить, как первый его образец, так и его создателей, не считаясь ни с какими финансовыми и людскими потерями со своей стороны. А затем, имея хотя бы поверхностные знания о принципе его действия, бешеным темпом начнут работать над созданием его аналога. Поэтому не надо быть пифией,чтобы понять горький комизм создавшейся ситуации. Вы, желая отодвинуть стрелку судного часа от полночи, сами того не осознавая, передвинули ее на несколько делений вперед. Единственное, что меня хоть как-то примиряет с действительностью, так это то, что Абсолютное Оружие создано в России, а не где-то там, за бугром. Почему? Да потому, что только русские люди, с их извечной достоевщиной, смогут безопасно для себя и других владеть им. Потому что у наших исторических оппонентов не возникнет даже тени сомнения в необходимости его применения на практике. Так выпьем же за то, что земля российская никогда не оскудевала бы талантами, а я старый дурень, всего лишь всего лишь наговорил кучу несбыточных глупостей, рожденных моим воспаленным от старческого маразма мозгом.

И с этими словами, он ни с кем не чокаясь, одним залпом опрокинул в себя содержимое стаканчика. Лимоном заедать не стал, а по-простецки занюхал рукавом, передернув плечами. Все, молча, как на похоронах, последовали его примеру. В операторской на несколько мгновений повисла липкая атмосфера непонятной недосказанности. Не таких слов здесь ждали от маститого чиновника из Минобороны. Почти у всех, кто тут находился, стало как-то гадостно на душе. Как будто в подростковом возрасте свою мать с отцом застал в спальне за этим делом. Вроде бы жизненная ситуация и уж тем более ничего криминального, а все равно, как-то гадко, грязно, неловко и стыдно – за них и за себя, что стал невольным свидетелем. Еще каких-то десять минут назад все они чувствовали законную радость от окончания очередного этап испытаний, после которого страна получила почти готовый образец оружия, не имеющего аналогов в мире. А тут, как водой холодной плеснули из стакана в лицо и даже при этом прозрачно намекнули, что вы, если и не поджигатель новой войны, то уж точно – соучастник. Нужно было исправлять сложившуюся ситуацию. Спасать взялся никто, иной, как сам академик Вострецов. Прищелкнув пальцами в воздухе, тем самым, привлекая к себе всеобщее внимание, громко произнес:

- Ну, что ж, товарищи, мне, наверно, придется как-то объясниться, вы ведь этого все ждете от меня? Хорошо. Как говорится, «между первой и второй – перерывчик небольшой». Наливайте ответную.

Дождавшись, когда содержимое из бутылок перекочует в стаканчики, академик зорким глазом окинул импровизированное застолье, как бы проверяя равномерность налитого. Он тоже был не прост, а поэтому умел и пить все что дадут (студенческая юность дает о себе знать) и держать удар в словесных дискуссиях. Дождался, когда стаканчики оказались вновь в руках собравшихся и продолжил:

- Я тоже уже старый человек. Пожалуй, буду даже гораздо постарше чем вы, генерал, - кивнул он в сторону напрягшегося Иванова, - а потому начну издалека, вы уж простите старческую словоохотливость. Я родился в декабре 41-го в простой крестьянской семье казачьей станицы Елизаветинской, что под Ростовом-на-Дону. Был я единственным сыном у своих родителей. Повестка в военкомат пришла через неделю после их свадьбы, и отец почти сразу угодил в жернова советско-финской кампании, с которой вернулся домой только в конце февраля 41-го, провалявшимся в госпиталях около года. А через четыре месяца и Великая Отечественная подоспела, на которую он ушел добровольцем, хоть и был комиссован, да так и не вернулся. Пропал без вести уже в самом конце войны, при штурме Зееловских высот в апреле месяце. Вы люди военные, сами понимаете, что пропасть без вести в наступательной операции это хуже чем при отступлении. Там хоть какая-то надежда есть на то, что попал в плен. Маме было 18, когда она выходила замуж, отцу на год больше. Всей их совместной семейной жизни было меньше полугода. И из нажитого у них были только я и письма – маленькие треугольнички. Много писем. Они занимали почти половину сундука, в котором мама хранила все свое невеликое богатство. Сколько себя помню – любимым ее занятием в редкие свободные часы было чтение этих писем. Она была очень красивой женщиной, а замуж вторично так и не вышла, хоть и звали многие. Все рвалась в Восточную Германию, чтобы побывать в тех местах, где отец сложил голову, да так и не получилось. Сначала было нельзя, хоть ГДР и была социалистической, а все же, как ни крути – заграница. Раньше с этим строго было. А когда настали более свободные времена, то уже я не мог, так как начал заниматься закрытой тематикой, а без сопровождения ее опять бы не пустили. Уже в восьмидесятые, когда можно было почти все и вся, появилась возможность съездить на места боев, но опять – не судьба. Отнялись у мамы ноги, ковыляла только по дому, да и то, кое-как. Я сам тогда съездил и привез оттуда горсть земли. К тому времени я ее уже к себе в Москву забрал, а до этого все сопротивлялась. Так она эту горсть в холщевом мешочке за божницей хранила, к старости-то даже комсомольцы в Бога начинают верить. Говорила мне не раз: «Как де помру, ты мне, Игорюша, его в домовину положи, хоть так с Коленькой соединюсь». Потом поймете, почему я это вам все рассказываю. Я на протяжении всей своей жизни только тем и занимался, что создавал оружие для нашей Родины. И чтобы 22 июня никогда больше не повторилось. Годы шли. Опасности для страны возрастали и множились. Возрастало и множилось наше оружие. Я его делал, с коллегами, но все, как-то не особо вдумываясь в философию вопроса. Все как-то опосредованно. Излучения, мегатонны, вторичные последствия… Все это не затрагивало ни мой мозг, ни мою душу. И вот, в начале 90-х, попал я с делегацией на международный форум по разоружению, проходивший в японской Хиросиме. Как и положено, культурную программу нам организовали в соответствие с тематикой собрания. И эпицентр ядерного взрыва посетили, и венок к памятнику жертвам возложили. Все честь по чести. И тут гид и говорит: «Прошу обратить ваше внимание вот еще на этот невольный экспонат». И указывает рукой на кусок от стены разрушенного дома. А там, как углем прорисованный контур человеческого тела. «Это, - говорит, - тень от световой вспышки погибшего человека. Тело мгновенно испарилось, а тень – осталась». И вот только там, возле этой стены я начал осознавать по-настоящему, весь ужас произошедшего. И вдруг вспомнил отца, которого никогда не видел. И тут меня, словно обухом шибануло. От него ведь тоже, только письма остались, вроде этой самой тени. Начал я с тех пор задумываться над всем этим. Потом, вон, Алексея Сергеевича, подключил к своим задумкам. Вы, генерал, не в обиду будь вам сказано, смотрите на нас – гражданских однобоко и свысока. Будто мы, витая в своих научных эмпириях, ничего не смыслим в происходящем вокруг нас. И напрасно, скажу вам. Вы тут нас чуть ли не поджигателями войны рисуете, да-да, не отмахивайтесь, а ведь не мы это начали. Гонка вооружений – ровесница человечества. Если бы мы зимой 42-го не приняли решение начать проектирование атомного оружия, то где бы мы были с вами сейчас? Если бы вообще были, в чем я сильно сомневаюсь. Наши противники никогда не комплексовали в отношении нас. И у них не дрогнула бы рука применить это оружие против нас в любой момент. Как не дрогнула рука толстого борова по фамилии Черчилль, когда он отдавал приказ о применении химического оружия в районе Архангельска в 18-м году. Мне, человеку гражданскому, даже как-то стыдно напоминать вам, военному, о том, что ядерное оружие является отнюдь не единственным средством массового поражения. Есть гораздо более страшные виды людского уничтожения, тихие и незаметные, но гораздо более эффективные по своей безжалостности, от которых не спасут никакие бункеры. Да, чего тут далеко ходить?! Вон, взять хотя бы пресловутый COVID-19. Почитайте-ка научные публикации. Уже ни для кого не секрет, что это ослабленный штамм боевого механо-вируса. Это называется – разведка боем. Поэтому, есть у нас ускоритель или нет, они все равно не прекратят попыток уничтожить нас любыми средствами. Мы мирные люди, и у нас нет планов по повышению выходной мощности ускорителя. Для обезоруживания противника достаточно и этой. Мы вот с Алексеем Сергеевичем трудимся над отражением ядерной угрозы, наши коллеги из НИЦЭМапротивостоят вирусной напасти, специалисты из Новосибирского номерного института ломают головы над защитой от возможных химических атак. И так по всем фронтам мы держим оборону. Мы – не поджигатели гонки вооружений, мы лишь отвечаем на вызовы, брошенные нам. Мы – успокоители качки на гигантском океаническом лайнере под названием Земля. И не наша вина в том, что выковывая щит для нашей страны, мы, случайным образом отковали еще и меч для нее. А хотите, я вообще выскажу крамольную мысль для гражданского человека?!

Зал приглушенно зашумел, а глаза Иванова, из-под кустистых бровей, засверкали искренним любопытством.

- Ну, Игорь Николаевич, удивите меня еще раз, - развел руками генерал.

- Да, пожалуйста! Если бы я имел возможность принимать решения на государственном уровне, то немедленно распорядился бы разместить на орбите несколько наших ускорителей, не афишируя их истинное предназначение, так, чтобы они держали под круглосуточным контролем всю поверхность Земли. А после размещения допустил бы утечку информации об истинном положении вещей, как это произошло в 2016-м с «Посейдоном». И переждав какое-то время шум и гам, поднятый международной общественностью по поводу «этих проклятых русских», на очередной Генеральной Ассамблее сделал бы тихим голосом заявление о том, что отныне запрещаются все военные конфликты, провокации и эксперименты по разработке оружия массового поражения. Причем, обязательно тихим и ровным, потому что именно тихого и спокойного голоса больше всего боится мировая шпана. А кто не будет соблюдать норм общежития в нашем общем доме, того будем лупить по его наглой рыжей англо-саксонской морде. И вдобавок к этим тихим словам, продемонстрировать в прямом эфире уничтожение какого-нибудь необитаемого островка. Тут главное – успеть вывести на орбиту достаточное количество ускорителей, до того, как об их сути прознают шустрые ребята из РУМО.И они уже тогда ничего не смогут с этим поделать, даже если и пойдут по нашим стопам. Испытания их установок мы засечем моментально, потому что скрыть направленный поток протонов такой плотности не представляется возможным априори. А поняв, что происходят испытания, мы среагируем со скоростью света и без всяких церемоний и расшаркиваний. Вы резонно можете заметить, что, как же так: то он заявляет, что он ученый, а не убийца, то вдруг призывает обходиться без дипломатических церемониалов?! А я отвечу: тут нет никакого противоречия, мне по-прежнему претит любая форма насилия над человеком. И я не потенциальный убийца, как не потенциальный убийца сам Господь Бог, придумавший Ад и адские муки, который просто показал, что ждет тех, кто нарушает его заповеди.

-Ну, вы и даете, Игорь Николаевич! Вот, уел, так уел! – воскликнул генерал, утирая платком вдруг выступивший пот на лице. – Вам бы не научные труды писать, а составлять планы боевых операций стратегического масштаба.

- Ой, не льстите! – отмахнулся он от генеральского комплимента и продолжил. – Пока живы мы, пока живы наши ученики и последователи, нашей стране удается вовремя парировать возникающие угрозы. Так что, тут ничего фатального не предвидится. Другого я опасаюсь. Видя, что снаружи нас, как того ежа никак не укусишь, наши враги в очередной раз попытаются взорвать нас изнутри, что он с успехом уже проделывал дважды – сто и тридцать лет назад. Ну да, ладно. Мы еще поборемся. Так вот, возвращаясь к теме тоста, а то вы думаете, что я про него забыл в старческом маразме?! Я предлагаю этот тост не за генералов, не за высоколобых умников, а за простых тружеников, которые без всяких чинов и регалий, зачастую вообще безвестные, трудятся на своих рабочих местах, будь то в цехах, КБ или просто в поле. Трудятся не покладая рук, чтобы не угасал род людской, а уверенной поступью шел по дороге прогресса и культуры. Поднимем бокалы в часть них! Самых достойных! А вот теперь можно и чокнуться! Ура, товарищи!

- Ура! – дружно подхватили все, объятые общим порывом гордости за свой народ и себя самих, как его частицы, чокаясь и расплескивая из ломкого полиэтилена напиток.

На этот раз все радовались тому, что зерна сомнений, так опрометчиво брошенные генералом в сознание людей, благодаря вмешательству академика не смогли прорасти в неприятие собственного мировоззрения, воспитанного годами. Радовался генерал Иванов, невольно позволивший своим сомнениям одержать временно верх над своим сознанием, и был искренне благодарен Вострецову за возвращение в «свою колею». Веселье приобрело второе дыхание и кое-кто уже подумывал о том, что не худо было бы и повторить поход за дополнительной порцией горячительного, а еще лучше – организовать в местной столовой полноценный банкет, но все карты спутал Митрич, застывший на пороге со стеклянными глазами. Сначала, мало кто обратил на него внимание. Большинство из присутствующих подумали, что тот застыл в оцепенении от увиденного им и обиды за не приглашение к фуршету. Однако вид полковника был настолько необычен и так контрастировал с окружающей обстановкой, что даже до людей, слегка одурманенных спиртовыми парами, стала доходить мысль о некоем ЧП, случившемся только что где-то на поверхности. Шум и гам срезало как будто острым ножом. Все уставились на пожилого бородатого человека с белесыми то ли от боли, то ли бешенства глазами. Никто не решался первым задать вопрос о случившемся.

- Включите центральное телевидение, - словно ворон прокаркал Митрич.

В задних рядах операторов началось какое-то шевеление и уже через несколько секунд, все, кто находился в бункере, погрузились в иную реальность… Целых пять минут, а может и пять вечностей, притихшие и ошарашенные люди наблюдали, как главная площадь страны превращается в главное кладбище. Русского человека, с его фатализмом, трудно, чем можно удивить. Наверное и пришествие Апокалипсиса он встретит с сардонической ухмылкой на лице. Но то, что увидели они сейчас на экране одного из мониторов, не вписывалось в рамки представлений о возможном конце света. Словно замогильным холодом повеяло от экрана телевизора. Телевизионные комментаторы наперебой верещали о последних сводках по погибшим и раненым, а за спиной у них все повторялись и повторялись кадры вспухающего взрыва. Ужас и нереальность происходящего, заставляли ущипнуть себя за руку, чтобы избавиться от кошмарного наваждения. Но никто не щипал себя. Кто-то схватился за сердце, кто-то сжал кулаки в немой ярости, а у кого-то проступили слезы на глазах.

- О, Хосподи! Людей-то, людей за что?! – послышался негромкий возглас кого-то из присутствующих. И этот полу-вздох, полу-возглас вернул всех в настоящую реальность. Первым, как это и положено, пришел в себя повидавший виды генерал.

- Т-а-к! – протянул он. – Значит началось! Ведь так надеялись, что пронесет. А вот не пронесло…

Эти его слова будто обрушили плотину давешнего ступора охватившего всех. Мигом протрезвевшие люди загомонили и засуетились разом, спрашивая друг друга о том, что произошло и что теперь делать. Еще недавно, спаянный дисциплиной единый коллектив единомышленников и высокоинтеллектуальных людей разом превратился в стайку растерянных чирикающих воробьев. Такого генерал вытерпеть, естественно, не мог, его лицо разом побурело от внезапно нахлынувшей крови, брови грозно сдвинулись к середине лба, а потом он гаркнул во всю мощь своей грудной клетки:

- Ти-ха! Молчать всем! Вы что, совсем стали как те куры, что квохчут в курятнике при виде лисы?! Что вы тут забегали и засуетились?! Что вам непонятно?!

- Как же так, товарищ генерал?! Что же это такое?! – пискнули из толпы.

- Что это такое?! – переспросил Иванов. – Отвечаю: это либо мега-теракт с далеко идущими последствиями, либо начало Третьей Мировой войны, потому что именно с обезглавливания государства можно начинать боевые действия. Во всяком случае, именно такой сценарий прописан у наших противников, - он кинул взгляд на табло часов. Время на часах показывало 10ч.55мин. – Сейчас мы это и выясним. Свяжите меня с СПРН и включите громкую связь.

СПРН находилась всего в пятистах метрах от бункера, на возвышенности, чтобы лучше обозревать надгоризонтное пространство. Связь дали почти моментально.

- СПРН? Говорит генерал-лейтенант Иванов, глава приемо-сдаточной комиссии при Министерстве обороны. С кем я говорю?

- Начальник дежурной смены – подполковник Вершигора, - послышался спокойный и печальный голос в ответ.

- Никодимыч, ты?! – узнал его генерал, хоть и имел с ним шапочное знакомство. А узнал не только из-за необычной фамилии и отчества, но и еще из-за того, что совсем недавно принимал их станцию в опытную эксплуатацию и они тогда с этим подполковником неплохо «отжигали» после подписания акта.

- Я – товарищ генерал.

- Ты уже в курсе?!

- Так точно. Уже минут сорок, как получил оповещение из Генштаба об усилении бдительности.

- Ну и что там, за горизонтом? – спросил Иванов.

- Горизонт чист. Никаких новых объектов не выявлено. Все идентифицированные ранее объекты в аномальной для них деятельности не замечены.

- Хорошо, - удовлетворительно произнес генерал и все-таки не удержался от ненужных наставлений не подчиняющемуся ему лицу. – Усильте охрану режимного объекта. Не исключается попытка совершить диверсию именно в отношении вашей СПРН, с целью прорыва вглубь территории.

- Станция уже перешла в боевой режим, - без эмоций сообщил Вершигора, а потом все же не удержался и спросил, - как вы думаете, они этим ограничатся или все же нанесут удар?!

- Судя по тому, что у вас все спокойно, а ваше направление считается наиболее опасным, то следующего удара, по крайней мере, извне, пока не будет.

- Значит это кто-то из своих? – осторожно предположил подполковник.

- Да какие они к ебеням собачьим свои после этого?! – взорвался Иванов. – Нелюди, мать их… Ладно, подполковник, ты уж прости, что я тут лез со своими указивками, сам понимаешь, мы тут все на взводе…

- Понимаю, товарищ генерал. Как тут не понять?

- Ну и ладненько, - пробормотал Иванов и махнул рукой, чтобы отключили громкоговоритель.

После отключения связи, генерал как-то сразу расслабился, и плечи его немного опустились, как будто кто-то снял с них лишний груз забот и ответственности. Для всех собравшихся, дабы успокоить тех, кто еще не совсем понял, решил пояснить:

- Все слышали?

В ответ раздался невнятный гул голосов, подтверждающий полученную информацию.

- Нам еще предстоит оценить весь жуткий масштаб теракта. Судя по кадрам видеосъемки, там большое количество жертв, причем жертв из числа гражданских лиц. Но из всего, что я узнал, можно сделать, по крайней мере, один положительный вывод. Даже два. Во-первых, военное руководство, за исключением главкома и министра обороны, в основном не пострадало и уверенно держит руку на пульсе событий, а во-вторых, время для внезапного нападения нашими противниками уже упущено, поэтому никакой массированной атаки в ближайшее время не ожидается.

- Но кто-то же управляет страной? Господи, неужели опять Ведмедев на нашу голову? – начали раздаваться голоса отовсюду.

- Кто управляет страной, мы узнаем с вами, я думаю, еще до обеда. Это будет тот, кто обратится к нации, - уверенно сказал Иванов.

- А как же мы?! Что будет с нами и нашим проектом?! – опять посыпались вопросы.

- Товарищи! Вы слишком многого хотите от меня! Я не могу вам сейчас ответить на эти вопросы, вы же не маленькие дети, сами должны все понимать. Могу только предположить, что в ближайшем будущем, центральным властям, да и нашему министерству, будет, откровенно говоря, не до наших с вами проблем и чаяний. Все, что зависит от меня и от нашей комиссии, мы сделаем несмотря ни на что. Нужно только дождаться известий от моряков, когда они смогут выловить приводнившийся объект. Я полагаю, с этим не должно возникнуть никаких проблем. Если до конца дня водолазы его поднимут на борт НИС»Шельф» и там проведут хотя бы экспресс-анализ состояния реактора, который подтвердит его безопасность, я немедленно подпишу акт о приемке промежуточного этапа испытаний установки.

- А после? – спросил Вострецов.

- А о том, что будет после, ведает только сам Всевышний. От меня уже ничего зависеть не будет, - развел руки в стороны генерал, признавая свое бессилие. – Моя миссия будет завершена и наша комиссия отбудет на материк.

- Я с вами! – твердым голосом сказал академик.

- Так ли уж необходимо в такой сложный момент оставлять хозяйство? – усомнился генерал.

- Алексей Сергеевич и Михаил Дмитриевич, - он кивком головы указал на по-прежнему стоявшего в дверном проеме коменданта, - отлично со всем управятся и без меня, тем более, что я как хозяйственник, не имею абсолютно никакой ценности. А в Москве, подозреваю, мне придется головой проламывать разрешение на следующий этап испытаний. Опыта по хождению во властные кабинеты мне не занимать, а скандалить и лаяться – мое второе призвание.

- Игорь Николаевич, а что же мне прикажете тут делать?! – подал растерянный голос Боголюбов.

- Как что?! Немедля приступать к сборке, из имеющегося комплекта, второго ускорителя. И произвести сборку в ускоренном режиме для отправки на материк.

- А почему в ускоренном? – не понял Боголюбов. – Ведь у нас нет пока разрешения на изготовление аппарата даже в мелкосерийном исполнении.

- Экий, вы, право недотепистый Алексей Сергеевич! – поморщился Вострецов. – Вот как вы невнимательно слушали нашего генерала, а ведь он правильные мысли высказывал. Гарантирую, что в наших высших эшелонах власти имеется не один «крот», сливающий информацию на сторону. И как только рапорт об успехе наших испытаний ляжет на стол руководства страны, второй его экземпляр будет уже лежать на столе у Трампа. И как правильно сказал товарищ Иванов, нет таких средств и усилий, которых бы пожалели наши враги, чтобы уничтожить плоды нашего труда в самом зародыше. Запросто прилетит какой-нибудь «Трайдент»и ау, пишите письма. Поэтому срочно надо делать второй экземпляр и везти его вглубь страны – под защиту ПВО и ПРО. А то у нас тут, стыд сказать, кроме пары «Торов»и нет ничего.

До Боголюбова наконец стала доходить вся серьезность положения, в котором они все оказались и он странным взглядом посмотрел на своего учителя и коллегу, что не укрылось от последнего.

- Ты, что так смотришь на меня?! – едва не сатанея, набросился академик на друга. – Думаешь, что я сбегаю под шумок?!

- Что ты, что ты?! – замахал на него пухлыми ручками Боголюбов. – Даже и не думал о таком, Николаич! Просто до меня только сейчас начало доходить то, в какой опасности может оказаться вся страна, если мы начнем медлить.

- Ну, то-то же, - сразу смягчился академик, которому всю жизнь мешал его взрывной характер.

Ставший невольным свидетелем непростых отношений в научной среде, генерал кашлянул и обратился уже к коменданту:

- Кстати, Михаил Дмитриевич, я надеюсь, вы распорядились об усилении охраны объекта, прежде чем принести нам такие печальные вести?

- Меня учить не надо, товарищ генерал, - зло ощерился тот, затем попытался смягчить тон и добавил, - мы службу свою знаем. Не первый год замужем.

- Ну и ладно тогда, - не стал лезть на рожон Иванов по такому незначительному поводу в такое непростое время. Он понимал – нервы у всех на взводе.

- Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться?! – раздался громкий голос одного из военных его свиты.

- Обращайтесь, - ответил тот, окончательно успокоившийся от уставного обращения.

- Моряки докладывают: объект по радиомаяку водолазами обнаружен и поднят на поверхность. Внешних признаков повреждения объект на себе не несет. Радиационное излучение объекта соответствует фоновым показателям. Специалисты готовятся к его демонтажу, для дальнейших исследований рабочего тела реакторной зоны.

- Отлично. Передайте им – пусть поторапливаются. Предварительные сведения мне должны быть доложены в кратчайшее время.

- Есть, передать.

- И да, кто-нибудь, - обратился он к членам своей комиссии, - сходите и найдите летунов, пусть начинают готовить самолет к вылету. Думаю, что к вечеру первые результаты обследования будут уже готовы.

Кто-то из офицеров козырнул и потопал к выходу – искать в поселке летчиков.

Несмотря на страшный психологический удар, растерянность и паника среди военных и околовоенных быстро пошла на убыль. Не прошло и часа, как вновь здесь воцарилась хмурая, но все же деловая обстановка.

II.

Ползая на карачках в талом снегу, размазывая по остренькому личику слезы вперемешку с кровавыми соплями, старший лейтенант Шептицкий хлюпая разбитым носом и шепча проклятия, кое-как поднялся на ноги. Слезы, не столько от причиненной боли (подумаешь, надавали по щекам, и то не кулаком, а ладошками), сколько от жгучей обиды и стыда, что за этой неприглядной сценой наблюдали посторонние, среди которых были знакомые ему еще по службе в Москве, распаляли его мозг горячим кипятком ненависти. Колченогий комендант хотел не увечья, а публичного унижения младшего по званию. «Ладно. Земля круглая. Мы еще встретимся, когда я буду смотреть, как срывают погоны с плеч безумного старикашки» - роились мысли в его воспаленной голове. Окинув затуманенным от слез взором окрестности и не найдя в пределах видимости свидетелей его позора, он даже слегка обрадовался. Кровь тонкой и прерывистой струйкой продолжала течь из носа, видимо, там лопнул какой-нибудь сосудик. Нос, еще с детства был его «слабым» местом, из-за этого он никогда не участвовал в мальчишеских потасовках, чему всегда откровенно радовалась мама.

Привычка не ввязываться в силовые разборки повзрослела вместе со своим хозяином. Из-за этой привычки избегать силового противостояния он так и не обзавелся постоянной девушкой, ибо как только на горизонте намечался соперник в амурных делах, он попросту уступал поле битвы без сопротивления. Когда подошло время выбирать свою будущую стезю, он захотел подать документы в какой-нибудь вуз, готовящий специалистов по международному менеджменту, здраво рассуждая, что там он обретет не только нужные знания, но и необходимые связи и полезные знакомства. Однако, все переиграл самовластный и бескомпромиссный отец – уже далеко не молодой, но влиятельный в интендантских кругах московского военного округа генерал-лейтенант. Своим волевым решением он заставил своего единственного и позднего отпрыска сдать документы в Костромское ФГКВОУ ВО, безапелляционно заявив, что будущее не за танками и самолетами. А исключительно за химией. Арнольдик, а именно так всегда звала его мама, и на этот раз не стал фрондировать, соглашаясь, что в словах отца присутствует зерно истины. Невысокий, но стройный и смазливый (спасибо маме), с курсантскими погонами на плечах, он оказывал на девушек куда более приятное впечатление, нежели раньше, даже на разборчивых москвичек, когда приезжал домой на каникулы. Сразу завелись подружки, стайкой кружившей возле перспективного генеральского сына. Особенно среди них выделялась Ингрид – дочка какого-то там не то третьего, не то четвертого секретаря посольства Латвии. Прелестная, чем-то похожая на куклу Барби своей изящностью и непосредственностью, она выгодно отличалась от спесивых и хабалистых москвичек. Длинные белые волосы до плеч, голубые глаза и мягкий прибалтийский акцент очень импонировали молодому курсанту. Да он и сам порой, с явным удовольствием замечал, что далеко небезразличен красивой девушке. От запаха ее тонких духов, когда она находилась рядом, приятно щекотало в носу… Опять этот нос, будь он неладен! Он не был глуп и учился довольно прилежно, поэтому карьера обещала быть неплохой, тем более папенька заранее позаботился о том, чтобы по будущему распределению новоиспеченного лейтенанта его место службы проходило в пределах прямой отцовской видимости – в пределах Садового кольца. И все было бы хорошо, не случись того досадного инцидента, как раз связанного с Ингрид. Как-то раз, находясь у него дома она, осматривая в его комнате полки со специальной литературой по тематике, связанной с предметом обучения, высказала интерес к профессии «бойца с невидимым врагом», как в шутку называли себя те, кто служит в ВРХБЗ. Как и положено молодому петушку при виде хорошенькой курочки, он тут же расправил крылышки и приподнял гребешок, заявляя с апломбом, что то, что она видит на полках, это даже не вчерашний, а уже позавчерашний день. А вот на закрытых лекциях, конспекты которых даже не разрешается выносить из аудитории, описываются такие методы борьбы с химическим, биологическим и радиационным загрязнением, что на их основе вполне можно писать научно-фантастические романы в стиле Жюля Верна. В этот момент глаза девушки из голубых стали бездонно черными, а затем вспыхнув приобрели прежний оттенок. Она быстро перевела разговор на другую тему. Вряд ли он тогда задумывался о последствиях своей безответственной болтовни, скорее всего, просто хотел создать о себе мнение как о таинственном и значимым человеком в военной структуре. Несмотря на свою кукольную внешность Ингрид обладала магическим даром сексуального притяжения и бешеным темпераментом. А еще она очень любила посещать казино и скачки, где беззаботно просаживала немалые суммы. Но иногда ей улыбалось игровое счастье и они весело кутили на пару. Тут бы ему включить мозг и подумать, откуда у дочери совсем небогатого посольского секретаря такие деньжищи, но мозг Арнольда спал, очарованный прелестями своей спутницы. Однажды в казино она проиграла особенно крупную сумму и даже впала в истерику, с попыткой, на его глазах, вскрыть себе вены от отчаяния, ведь по ее словам она взяла эти деньги из сейфа отца. А это, как назло, были деньги посольства, выданные ему под роспись, на проведение каких-то там мероприятий и теперь ее отцу угрожает, по ее вине, не только отставка, но и суд за растрату. Вконец потерявший голову Вертерне нашел ничего лучшего, чем в свою очередь залезть в кубышку отца, наличие которой тот скрывал от жены, но не уберег от пытливого взора сыночка. Когда он бережно передавал ей пухлую пачку евро, она горячо уверяла его, что в течение месяца, в крайнем случае, двух месяцев, отец полностью рассчитается с ним, при этом в ее глазах было столько любви и нежности, что Шептицкий просто поплыл сознанием. Они шли под ручку, и запах от ее волос пьянил и кружил ему голову. Зомбированный, он даже не заметил, как она уговорила его в «последний-распоследний» раз попытать счастье за игорным столом, и тем самым решить ее и его проблему одним махом. А она чувствует своим женским чутьем, что сегодня-то уж ей точно повезет. Разумеется, она проиграла. С треском. Он не помнил, как добрался до дома на полусогнутых от страха ногах. Через два дня уже было пора возвращаться в училище, где он уже был на последнем курсе, а у него в голове металась только одна мысль – как вернуть деньги отцу или хотя бы как инсценировать ограбление собственной квартиры, чтобы скрыть недостачу. А тут еще Ингрид куда-то пропала. И мобильник у нее был отключен. Он бесцельно бродил по улице, погруженный в свои невеселые мысли, когда к нему подошел малоприметный человек и окликнув его по имени, предложил присесть на лавочку, стоящую неподалеку. Забывший представиться незнакомец, сразу сообщил, что от Ингрид наслышан о его финансовых проблемах и предложил свои услуги по их разрешению. Естественно, не задаром, а за некоторые действия Арнольда специфического характера. Внутренне, Шептицкий-младший готов был продать даже свою бессмертную душу врагу рода человеческого, не говоря уж о какой-то там Родине, носящей для него чисто абстрактный характер. Поэтому поупиравшись и поторговавшись, для приличия, он согласился пронести в здание академии видеоаппаратуру, умело спрятанную в оправу его очков (он носил очки, хоть и скрывал это на людях) и произвести фотографирование особо интересных конспектов, относящихся к новым методам дистанционного распознавания некоторых химических веществ. Заранее приготовленная аппаратура немедленно и незаметно для окружающих перекочевала в карман ветровки предателя, а незнакомец кратко проинструктировал его о том, как ею пользоваться. Договорились встретиться на этом же месте через две недели. Благодетель обещал организовать ему вызов в Москву, якобы на похороны близкого родственника, любезно предупредив, что в следующий раз его будет встречать уже другой человек. Через две недели, как и было договорено, он встретился с таким же неприметным человечком, чтобы обменяться «подарками». Человечек не хотел сразу отдавать деньги, ссылаясь на то, что переданные материалы нуждаются в тщательной проверке, но тут Арнольд проявил-таки не свойственную ему до сих пор настойчивость и решительным образом отказался передавать курьеру что-либо. Тот покряхтел, поворчал что-то себе под нос, но все же положил себе на колени кейс и, раскрыв его, достал туго стянутые резинкой купюры, предварительно заставив Арнольда расписаться в получении означенной суммы, что и было незамедлительно сделано. На резонный с его стороны вопрос, когда же состоится факт вербовки, с закреплением в письменном виде его согласия работать на иностранную разведку, человечек толь усмехнулся, пожав плечами, добавив при этом: «Вы молодой человек, начитались шпионской литературы. В вашей подписи нет совершенно никакой необходимости. Техническая аппаратура уже давно зафиксировала этот акт на видео и аудио носителях». Перед тем, как попрощаться, курьер в мягкой форме попросил Шептицкого поинтересоваться при удобном случае, о некоторых аспектах деятельности его папаши. А весной пообещал найти его вновь, чтобы получить интересующую его информацию. На том и расстались, весьма довольные друг другом. Придя домой, Арнольд первым делом бросился к тайнику, оборудованному в подоконнике отцовского кабинета, благо, отца и матери не было дома. Возвращая на место прежнего хранения деньги, Арнольд был весьма озадачен фактом того, что тайник посещал не он один, ибо он хорошо помнил, в каком положении оставил прошлый раз, находящиеся там предметы. Если бы это был отец, то он наверняка бы уже поднял шум по поводу пропажи. «Неужели мама тоже в курсе отцовской заначки?» - недоумевал он. С этими тревожными мыслями он и отбыл к месту учебы. А к весне разгорелся скандал. Из латвийского посольства произошла утечка информации о том, что дочь атташе по культуре занимается вербовкой агентуры среди, подающих надежды молодых офицеров, связанных с эксплуатацией новейших систем вооружений. На Лубянке еще не перевелись люди не зря протирающие свои штаны на служебных стульях, поэтому они быстро вычислили всех, кто в последние два года находился в контакте с оборотистой девицей. Попал под «колпак» и Арнольдик. Его даже дважды вызывали на допрос к следователю ФСБ. Его спасли несколько обстоятельств. Как оказалось, вербовщица вскружила голову не только курсанту, но и еще нескольким уже вполне состоявшимся офицерам, к тому же связи отца смогли на какое-то время отвести от головы сына карающий меч Немезиды.Выпускник отделался строгим внушением со стороны органов за неразборчивость в половых связях и политической близорукости. Чтобы окончательно замять скандал, папаша, еле дождавшись выпускных экзаменов, выхлопотал любимому чаду назначение в дальний гарнизон – подальше от соблазнов столицы, сопроводив это действо обещанием вытащить его оттуда при первом же удобном случае. Так судьба занесла этого негодяйчика в Белушью.

Присев на корточки, Шептицкий зачерпнул горсть слежавшегося снега и приложил к носу, пытаясь остановить кровотечение, а заодно и слегка остудить разгоряченную голову. Кое-как, но все же кровоток удалось остановить. Слегка поостыв от пережитого позора, он решил, что так это дело оставлять ни в коем случае нельзя. Самодурство пенсионера надо пресекать на корню, а то сегодня тебе морду чистит взбесившийся и вечно пьяный старикан, а завтра этим займутся, глядя на него, простые призывники, а морда лица у него, между прочим, не казенная. Нужно было срочно что-то предпринимать. Совет многоопытного отца ему сейчас бы не помешал, но он и сам парень не промах и знает, как поступить правильным образом. «Нужно действовать строго по Уставу. Правда на моей стороне» - здраво рассудил он, и слегка пошатываясь, но приободренный мыслями о предстоящей мести, побрел к стоящему на сваях приземистому одноэтажному зданию, которое занимала группа дозиметристов, в которой он и состоял. В стенах этого неказистого с виду здания обреталось непосредственное начальство Шептицкого – майор радиологической службы Андрей Семенович Уржумцев. Поднялся по лестнице, оббивая на ходу, налипший на зимние берцы снег. Поднявшись, толкнул дверь, входя внутрь теплого помещения. Кабинет начальника находился в конце коридора. Он не слишком надеялся застать Уржумцева на месте, в день когда проходят столь значительные испытания, но ему незамедлительно надо было что-то делать, так как время могло добавить нерешительности в его трусоватый характер, поэтому нужно было срочно отрезать пути к отступлению. К его удивлению майор был на месте. Накануне он умудрился заразиться гриппом, и напуганный последними известиями с материка о повсеместном наступлении коронавируса, местный терапевт, не имевший под рукой экспресс-тестов на вирус, порекомендовал Уржумцеву, лечь в бокс на обследование. Майор, как обычно, заартачился и они, в конце концов, сошлись на простом ограничении общения. А пока суть да дело, он оборудовал себе спальное место прямо на рабочем месте. Уржумцев по телефону распекал кого-то из подчиненных, когда в кабинет робко постучал Шептицкий. Вид у майора был весьма неприветлив, но на просьбу войти, все же нехотя кивнул. Окончив разговор, уставился на прибывшего.

- Товарищ майор, разрешите обратиться?! – вскинул руку к шапке по-уставному старлей.

- Обращайтесь. Только близко не подходите – я, типа, на карантине. Так что соблюдайте дистанцию. Что у вас?

- Товарищ майор, полчаса назад я подвергся нападению со стороны начальника охраны объекта – полковника Виттеля.

- Что-о?! – гундосо, по причине жесточайшего насморка, воскликнул майор, выпучивая слезящиеся глаза. – Вы в своем уме, старший лейтенант?!

- Так точно! – козырнув, ответил тот.

- Потрудитесь объяснить, - процедил сквозь зубы Уржумцев. Сам выходец из простой семьи уральских рабочих, он знал, чьим сынком является, навязанным ему в группу старший лейтенант, а потому заранее не ждал от него ничего хорошего, и от этого испытывал к нему острую неприязнь, которую всячески пытался до этого скрывать.

- Полчаса назад, мы, с группой приехавших из Москвы товарищей, стояли возле пищеблока с целью наблюдения за ходом испытаний. Мимо нас проходил полковник Виттель в совершенно безобразном виде. Представители из Москвы с удивлением отметили явное нарушение воинской дисциплины со стороны коменданта объекта. У них могло сложиться неверное представление о порядках в гарнизоне. Искренне болея за репутацию воинской части, а так же желая исправить сложившуюся ситуацию, которая грозила повлечь за собой далеко идущие последствия с соответствующими выводами, я решил призвать полковника к порядку. С этой целью я сделал ему вполне, на мой взгляд, справедливое замечание. И тут же, на глазах у всех, подвергся ничем не мотивированному нападению со стороны вышеозначенного лица.

- Да уж, - вполне себе представляя реальную картину произошедшего, а не россказни этого столичного хлыща, протянул майор. – И где это вы старший лейтенант научились так суконно выражаться? Последствия, немотивированному, вышеозначенного…

- Это наказуемо? – сделал удивленное лицо Шептицкий, пропуская мимо ушей явное оскорбление майора, назвавшего его по званию, а не по имени и отчеству, в приватной беседе, как это принято в офицерском корпусе.

- Да нет, что вы, старший лейтенант?! – словно издеваясь не то вопросил, не то опять оскорбил Уржумцев вновь. – Просто пытаюсь понять, как вы метко выразились, вашу истинную мотивацию.

- Не понял, товарищ майор…

- А что же тут непонятного?! Я хочу выяснить, какими именно словами вы оперировали в тот момент, что подверглись нападению после этого?

- Эээ… Видите ли, товарищ майор, я дословно уже и не припомню, - начал мямлить Арнольд, видя, что дело принимает не совсем тот оборот, на который он рассчитывал первоначально.

- Ага! Не помните, значит? – почти ласково спросил майор.

- Я, помнится, - начал тянуть волынку старлей, - указал ему на неприглядность его состояния и поведения…

- В каких выражениях это было сказано?! – повысил голос начальник дозиметристов.

- В выражениях, не запрещенных правилами русского литературного языка, - попробовал выкрутиться Арнольдик, чуя, что начинает покрываться мелкой испариной.

- Я так и предполагал. К тому же вам, видимо, хотелось покрасоваться перед гостями из Москвы, знакомыми по прежней жизни в столице?

- Нет, ну что вы…

- Ну, хорошо. Оставим это. А скажите-ка, мне, какого результата вы хотели бы добиться, обращаясь ко мне? – поинтересовался Уржумцев, громко сморкаясь, в цветастый платок огромных размеров.

- Я полагал, что избиение младшего старшим по званию должно как-то караться, - начал неуверенно Шептицкий.

- Избиение?! Но позвольте, разве перед тем как прийти ко мне, вы зашли в амбулаторию, где по всяким правилам с вас должны были снять побои? – майору уже откровенно начинал нравиться этот диалог, и он с удовольствием предвкушал его финал.

- Нет, но сам факт рукоприкладства со стороны коменданта не укрылся от глаз москвичей, - сделал тщетную попытку старлей перевести разговор в нужное для него русло.

- Да? И они готовы в письменном виде представить подтверждение вашим словам?

- Пожалуй, что нет, - понуро признался «потерпевший», вспоминая, как резво покинули место побоища потенциальные свидетели.

- Ясно. Значит, о привлечении военной прокуратуры к делу не может быть и речи, так как ни медицинского освидетельствования, ни свидетельских показаний в наличии не имеется и вряд ли они будут получены. Так?

- Так. Но я думал…

- Что вы могли там еще думать? – поморщился майор, как будто нюхнул падали.

- Я думал, что есть какие-то механизмы привлечения к ответственности. Что-нибудь типа офицерского Суда Чести, - ежась под взглядом начальника, пролепетал Арнольд.

- Вон даже как?! – протянул майор, в душе задыхаясь от радости. – Ваше слово против его?

- Так точно. И пусть он при стечении народа, глядя мне в глаза, скажет, что этого не было, - с надеждой в голосе проговорил Шептицкий.

- Ну что ж, этот вариант нельзя сбрасывать со счетов, - согласился начальник. – Но для офицерского Суда Чести, вам, как минимум, необходимо подать рапорт о случившемся, на мое имя.

- Я готов! – обрадовано вскинулся этот «дурачок», как мысленно назвал его про себя майор.

- Тогда, вон свободный стол в углу, садитесь и пишите. Бумага в ящике стола, письменные принадлежности там же.

- Есть, товарищ майор! – уже почти ликуя, откликнулся он.

Шептицкий по-хозяйски расположился за соседним столом и пошуршав письменными принадлежностями принялся бодро строчить свой пасквиль. Майор отвернулся к окну, чтобы, во-первых, не видеть мерзкой физиономии своего подчиненного, а во-вторых, чтобы не выдать ему своего плохо скрываемого ликования от происходящего. Майор вполне осознавал, что за молодым выскочкой стоят деньги и московские связи его папаши, но в то же время он учитывал и тот фактор, что у полковника позиции гораздо прочнее. И они базируются не на сиюминутных общественных конъюнктурах, а на могучем и грозном фундаменте офицерской кастовости, берущей свое начало, чуть ли не с доисторических времен князя Рюрика.А это был, с его точки зрения, не убиваемый козырь. Прошло несколько минут.

- Товарищ майор, - раздалось от стола, - а можно написать, что полковник обозначил себя, как якобы представителя монархо-империалистических слоев Европы?

- Пишите, - вяло отмахнулся тот.

Прошла еще пара минут и тот же голос вновь обратил на себя внимание:

- Товарищ майор, а можно упомянуть, что полковник употреблял в мой адрес нецензурные выражения на немецком языке?

- Да, пишите уже, что хотите, бумага все стерпит! – не выдержал Уржумцев. – Не забудьте только упомянуть в своей писульке, какого наказания для полковника вы просите у суда.

- Не забуду. Не сомневайтесь, товарищ майор, – плотоядно прошептал Арнольд, поджимая свои тонкие губы.

Еще через непродолжительное время он закончил писать и встал со своего места, намереваясь передать бумагу в руки начальства. Майор даже не сделал малейшей попытки скрыть свое отношение к написанному. Принимая бумагу двумя пальцами, как будто заразу какую. Начал читать, максимально отставив от лица, боясь заразиться чем-то виросовидным.

- По закону, я не имею права не принять у вас рапорт. Но вот все ли последствия вы просчитали , подавая его? – поинтересовался он, надежно пряча бумагу в своем столе.

- А, что? – встрепенулся Шептицкий.

- Да ничего особенного, - продолжил медленную пытку майор. – Вы рапорт написали. Я его принял. На основании рапорта офицерское собрание может назначить судебное разбирательство. Я абсолютно не уверен, что Суд Чести встанет на вашу защиту. Ну да, ладно. А что будет потом?!

- Что?! – с чувством страха спросил Шептицкий.

- Я ни в коей мере не исключаю того обстоятельства, что ваши же сослуживцы, которые и до этого не испытывали к вам особой приязни, запросто могут устроить вам «темную».

- То есть, как это «темную»?! – растерялся старлей.

- А вот так! Не забывайте, Шептицкий, что это Север. Причем Крайний Север. Здесь свои неписаные законы и порядки. Как говорится «закон – тайга, медведь – прокурор».

В глазах Арнольда уже плескался ужас от представленных ему перспектив, а майор подливал маслица в огонь:

- Вот переломают вам руки-ноги, да и бросят куда-нибудь в расщелину. Был человек, и нет человека. Тут запросто можно сгинуть, на пятьсот метров отойдя от базы. Следствие никто вести не будет. Да и где следователи будут вас искать?! Тут уж никто не поможет, даже связи вашего отца. Не вы первый, не вы последний, кто пропадает в наших местах. К этому уже все привыкли.

Паника уже полностью овладела Шептицким, он был на грани срыва, а Уржумцев, делая вид, что не замечает этого, а просто как бы рассуждает вслух, продолжал добивать подчиненного:

- Конечно, если повезет, то через год ваши объеденные до костей песцами останки, может быть, и найдут случайно, но разве вам от этого будет легче. Комиссия установит, что все полученные травмы стали результатом вашего падения с высоты. Таков будет ваш финал, в лучшем случае.

- Господи! – с ужасом воскликнул Арнольд, по-женски заламывая ручонки в немой и от того бессильной истерике. – Что же делать?! Помогите! Умоляю!

- Даже и не знаю, что вам посоветовать, - нацепив маску ложного сочувствия, проговорил майор.

- Может мне вернуть назад рапорт? – уже чуть не рыдая, взмолился Шептицкий.

- Э, нет! – сказало хитрое начальство. – Рапорт я вам не верну. Даже не надейтесь.

- Умоляю, помогите! Сделаю все, что хотите! Только не губите!

- Все что хотите?! – пробарабанил пальцами по столу Уржумцев, как бы размышляя о дальнейшей судьбе незадачливого доносчика. – Есть тут один призрачный вариант.

- Я готов! Приказывайте!

Майор даже удивился, как за пять минут может преобразиться человек в половую тряпку.

- Вы прекрасно понимаете, что после этого инцидента, вам в любом случае не удастся восстановить свою репутацию в коллективе. Поэтому я вижу здесь только единственный выход. Ступайте сейчас к терапевту, пусть он у вас хорошенько поищет и найдет кучу всевозможных заболеваний, препятствующих вам дальнейшее прохождение службы в наших климатических условиях. Я сейчас позвоню ему и попытаюсь объяснить ситуацию. А после этого, вы подадите через меня рапорт, с просьбой о переводе в другую часть – более подходящую для вашего хилого здоровья.

- Спасибо, товарищ майор! Разрешите немедленно обратиться к врачу?! – обрадовался возможности спасти шкуру старлей.

Тот, лишь молча, кивнул, разрешая удалиться. Как только дверь за ним закрылась, майор стал срочно набирать номер амбулатории. Он не верил своему счастью. За десять минут, не прилагая никаких усилий, ему удалось избавиться от гнилого элемента, угрожавшего заразить своей гнилостностью весь вверенный ему коллектив.

Глава 10

I.

24 июня 2020г., Россия, г. Москва, улицы города.

После прожарки под светом софитов, было приятно выбраться на улицу и вдохнуть свежего воздуха. Как ни странно, но воздух действительно был свежим, чего от Москвы прежде ожидать не приходилось из-за огромной загазованности от транспортных выхлопных газов. Тут на руку сыграли два фактора: карантинно-масочный режим, активно продвигаемый мэром Свояниным, и утренний теракт до смерти напугавший москвичей, отвыкших за двадцать лет от уличных терактов такого масштаба. При виде выходящих из здания телецентра, водители перегородивших вход кунгов и бэтээров начали перестраиваться «по-походному». Подошли к машине, все двери которой любезно открыл один из сопровождавших спецназовцев, хоть это и не положено было делать по правилам охраны особо важных лиц. Для этого существовал специальный сопровождающий, но такого рядом с Афанасьевым не было, а признать его отныне первым лицом государства каким-то образом хотелось всем окружающим. Афанасьев поморщился от этого низкопоклонства и погрозил офицеру пальцем:

- Что я тебе, девка что ли, что за мной нужен такой уход?! Сам уж как-нибудь управлюсь.

- Положено так. Оказать уважение, значит, - не согласился с ним офицер охраны. – Вы теперь не просто генерал, а руководитель державы. Пусть все видят. Раз подчиненные оказывают уважение, стало быть, и все остальные обязаны это делать.

Валерий Васильевич не стал отвечать на отповедь офицера, а только хмыкнул и пожал плечами. Он хотел, как всегда сесть на место рядом с водителем, но сопровождавшие дружно зароптали и ему пришлось уступить. Сел сзади водителя, рядом с Завьяловым, Михайлов уселся спереди. Тронулись. Мысли суматошным роем носились в голове. Он понимал, что объявить о взятии власти, это даже не пролог к роману, а всего лишь заглавие к нему. Срочно предстояло решить кучу свалившихся на него задач. «С чего начать? За что хвататься?» - думал он, понимая, как нелегко порой приходилось его предшественнику.

- Нда… Как там у Пушкина в Борисе Годунове? «Достиг я высшей власти…», - проговорил он вслух, ни к кому не обращаясь, конкретно.

- «Шестой уж год я царствую спокойно», - неожиданно подхватил Михайлов, чем несказанно удивил своего шефа.

- Шестой год, говорите Борис Борисыч?! Боюсь, что нет у нас с вами этих шести, да еще спокойных лет. Думаю, что даже шести месяцев нет у нас в запасе. Нам бы к новому году разобраться бы с доставшимся наследством, и то - слава Богу. Так ведь не дадут, - тяжко вздохнув промолвил он, глядя на проносящиеся мимо малолюдные и от того непривычные улицы мегаполиса.

- Пиндосы? – поинтересовался словоохотливый подполковник.

- Кабы так, то это еще полбеды. Амеры хоть и сильный соперник, но глуповатый от своей же силы. С этим мы уже свыклись. Тут хуже. Доморощенные недруги гораздо опаснее внешних врагов, вот ведь в чем беда.

Помолчали. Каждый о своем. Завьялов, так тот вообще казалось, превратился в каменное изваяние. Порой складывалось впечатление, что он даже не моргает и не дышит. Зрелище было жутковатое. Афанасьев ловил себя на мысли, что непременно хочет дотронуться до его колена, чтобы ощутить под рукой не то холод камня, не то твердость железа. Такие люди всегда пугали его своей загадочностью и надмирной отстраненностью. Видимо специфика его обязанностей накладывала него свой мрачный отпечаток. Странное дело, этот сидящий с ним рядом человек , также как и его сменщики всегда мало интересовали Афанасьева. Они словно мебель или необходимый антураж, хоть и были людьми, но мало его интересовали. Сегодня утром, он кажется, впервые за все время заговорил с ним, да и то по необходимости. Ему вдруг стало стыдно, что он не замечал этого человека, в руках которого была жизнь на всей планете. А он, генерал, к своему стыду ничего не знал о нем и никогда не интересовался его бытовыми условиями, в том числе такими тривиальными, как сон и еда. Он не знал где и как питается его неизменная тень, да и питается ли вообще. Знал только, что по ночам, он или его напарники проводят время в соседних помещениях, не маяча на глазах. Если Афанасьев находился в загородном доме, то «носитель чемоданчика» занимал маленькую угловую комнатенку на первом этаже без окон, а если в московской квартире, то и вовсе в коридоре, в закутке на лестничной клетке. Вот и все, что он о нем и его товарищах знал. Валерию Васильевичу захотелось, во что бы то ни стало расшевелить этого андроида в облике человека.

- Павел Геннадьевич, - с трудом вспомнив имя и отчество одного из четырех своих операторов «судного дня», обратился он к нему, - а что вы думаете обо всем этом?

Тот слегка вздрогнул, от неожиданного обращения к нему со стороны первого лица государства и слегка зарозовев лицом от смущения, что выдавало в нем честного и не амбициозного человека, разлепил губы:

- Страх, товарищ Верховный главнокомандующий. Самый настоящий, из детских снов. И под этим грузом страха я нахожусь уже почти пять часов. Мне уже скоро сдавать смену, а я боюсь, что страх так и не покинет меня.

-Эээ… Что же вас так напугало, голубчик? – недоуменно вскинул брови главком. – Пять часов назад, насколько я помню, вы не демонстрировали таких чувств.

- Нам и не положено это демонстрировать, в соответствие со служебными обязанностями. При отборе на эту должность мы проходим специальные психологические тренинги.

- Понимаю. Погибли ваши сослуживцы, - с ноткой сочувствия произнес Верховный.

- Нет, - мотнул головой каптри. – Вы меня поняли абсолютно превратно. Да, скорее всего, погибли мои сослуживцы – Максим и Юрий. Максима я знал не очень хорошо, а с Юрием мы вместе учились и часто общались во внеслужебной обстановке. Смерти я не боюсь. Мой отец всю жизнь работал патологоанатомом, я с детства много проводил времени у него на работе из чисто мальчишеского любопытства, и поэтому знаю, насколько она, эта смерть, бывает отвратительна в своей неприглядности. И если я раньше просто чувствовал свою ответственность за порученное мне дело, то теперь испытываю страх от того, что в моем распоряжении остался всего лишь один единственный чемоданчик, и случись что с ним, Россия может запросто погибнуть, так и не отомстив за свое уничтожение. И я буду испытывать этот страх до тех пор, пока у чемоданчика не появятся клоны.

Завьялов кончил свой монолог, а Афанасьев все смотрел и смотрел на него, в который за сегодня удивляясь тому какие глубокие и мудрые люди окружали его до сих пор, а он этого не замечал.

- Знаете, Павел Геннадьевич, - признался он, все-таки трогая того за руку, - а я ведь по своей глупости и высокомерию совсем не задумывался над тем какой вы есть человек. Вы уж простите меня, дурака старого.

- Ну, что вы, товарищ Верховный, - залился маковым цветом лица каптри, - я же все понимаю, у вас и без того забот выше всякой меры. А сейчас и тем более. Просто, в целях повышения безопасности, я попросил бы вас как можно скорее отдать распоряжение об изготовлении еще двух экземпляров устройства.

- Непременно. Как только прибудем на место, вы мне еще раз напомните об этом. Кстати, а с кем я должен связаться по этому поводу, не подскажете? С «Росатомстроем» или «Росспецтехом»? А то я как-то подзабыл, кто курирует изготовление подобной техники.

- Нет. Этим занимается Акционерное общество «Научно-исследовательский институт автоматической аппаратуры имени академика Семенихина».Это на юго-западе Москвы. Я вам дам все координаты и вы с ними свяжетесь.

- Вот и замечательно.

Подполковник Михайлов, всегда очень ревниво относящийся к своему шефу, не мог долго выносить, когда сам не участвовал в разговорах в непубличной обстановке, поэтому решил обратить на себя его внимание:

- Товарищ Верховный главнокомандующий, - обратился он к нему, повернувшись на сидении всем своим корпусом, - вам ведь теперь наверно полагается другой секретарь, вроде того, что был у покойного президента?

- Ты имеешь в виду, Песошникова?

- Да. Его самого.

- Да нет, пожалуй, - поморщился Афанасьев, представляя себе вертлявого и скользкого проходимца, бывшего пресс-секретаря Бутина, - попробуем пока обойтись без подобных личностей.

Подполковник тут же расцвел улыбкой на лице.

- Кстати, - спохватился он, - Песошников не числится у нас в числе пострадавших, а ведь он как хвостик ходил за президентом, особенно на таких публичных мероприятиях.

- Вот как?! – нахмурился Верховный. – Хорошо, что ты мне об этом сказал, Борис Борисыч. Этот факт мы тоже отметим, как довольно странный. И вообще, товарищи, вам не кажется, что слишком много подобных случаев сейчас вскрывается вокруг этого теракта?

Все, включая и вечно молчаливого водителя, дружно кивнули головами.

- Я конечно не специалист по истории, но мне почему-то кажется, что Иван Грозный не на пустом месте совершал репрессии против своих бояр! – почесав голову, произнес Афанасьев.

- Иосиф Виссарионович, пожалуй, согласился бы с вами Валерий Васильевич, - на всякий случай поддакнул Михайлов.

- Со Сталиным история гораздо сложнее. Там была не какая-то банальная явная или мнимая измена сюзерену, там была, прежде всего, классовая борьба в процессе трансформации одного политико-экономического строя в другой, - не совсем согласился со своим адъютантом Афанасьев.

- А вот, опять, кстати, о боярах, - осторожно поинтересовался Михайлов, - у нас в кунге лежат трое спеленатых, неужели к себе повезем?

- Повезем. Мы не знаем всей обстановки. Вон, Тучков с Костюченковым и Барышевым и то не рискнули отправить Ватрушина, Пасечника и Покрышева во внутреннюю тюрьму ФСБ, а поместили на одной из конспиративных дач, значит, тоже не уверены в лояльности тюремных властей. А ведь Тучков с нашим «адмиралом Канарисом» еще те зубры. Так что, привезем, сдадим с рук на руки, а дальше уж пусть они их определяют куда надо.

- Оно, конечно, так. Да вот только фигуры эти слишком значимые на политической доске. Резонанс международный будет, у-у-у! – поежился адъютант.

- Да плевать, – неожиданно произнес Завьялов, разом обратив на себя внимание Афанасьева с Михайловым, и продолжил, опять розовея лицом от смущения, - на всех забугорных доброхотов. Главное – какая реакция будет внутри, а она непременно будет положительной, потому что эта троица уже всем так надолызла своими действиями и высказываниями, что может получить сочувствие только у маргинальных слоев общества.

Верховный опять с нескрываемым уважением поглядел на свою «тень», размышляя о том, что не худо иногда, вот так вот, по-простому, пообщаться с человеком, пребывающим одновременно в коридорах власти и в то же время не оторвавшимся от народа.

Старенький, но еще довольно бодренький ЗиЛ, шустро наматывал на колеса асфальт московских улиц, окруженный спереди и сзади военным эскортом.

- Аверьян Кондратьич, а ты то, что вообще думаешь?! – ради интереса поинтересовался Афанасьев у пожилого водителя, который уже много лет возил его – сначала на «Волге», а теперь вот на ЗиЛе. – Как нам Россию обустраивать?

В ЗиЛе была предусмотрена поднимающаяся стеклянная перегородка, чтобы разговоры важных персон в салоне не касались ушей обслуживающего персонала, но Афанасьев никогда ею не пользовался. Во-первых, потому что никогда не вел секретных разговоров в машине, опасаясь прослушки, а во-вторых, он просто доверял своему окружению и не желал лишний раз оскорблять его недоверием. Вот и сейчас, водитель был в курсе всех ведущихся разговоров, но предпочитал не лезть со своим мнением в высшие сферы. Водитель с Афанасьевым были ровесниками, поэтому он мог себе позволить небольшую толику фамильярности в их отношениях, тем более, что Аверьян Кондратьевич был гражданским вольнонаемным лицом, а значит, по большому счету подчинялся не Верховному, а начальнику спецгаража.

- Ты меня, Василич, такими вопросами не тереби. Не моего ума – отвечать за всю Расеюшку. У нас ведь как?! Каждый петушок – клюй свой сверчок.

- Каждый сверчок – знай свой шесток, - поправил его Михайлов.

- Ты, зелень, батьку своего поучи щи хлебать! - обрезал водитель адъютанта, а сам продолжил. – Я к чему это? А к тому, что каждый должон на своем месте пребывать. У внука, он у меня на философа учится, как-то спросил об этом. Так он сказал, что это называется стра-ти-фи-ка-цией. Во как. И не выговоришь натощак, слюной изойдешь. Я, вон, пока сидел, тебя ожидаючи, телевизор включил, смотрел, как ты выступаешь, да в грехах каешься пред честным народом.

- И что не так?! Думаешь , что неправильно сделал, что сказал?– сразу засопел Афанасьев.

- А ты не сопи Василич, да обиженку не включай на меня. Может, сейчас через меня ты со всем народом балакаешь. А на народ, сам знаешь, обижаться – грешно. Почему же не правильно?! В грехах каяться – всегда правильно и всегда к месту, - наставительно сказал водитель.

- Ладно-ладно, не ершись, продолжай.

- Оно ведь как?! – продолжал Кондратьевич резать правду-матку в глаза. – Ходить близ воды и полы кафтана не замочить, это ведь особый талан нужон. Я, вот, грешный, тоже представил себя на твоем-то месте. И подумал, а смог бы я не удержаться?! Поведаю тебе, как на духу, не знаю. Может и пуще твоего пользовался бы положеньем своим. Человек слаб телом, а душой и подавно. Я по молодости, да по глупости, тоже все рубаху на себе рвал, да «уря-а» на демонстрациях кричал, а как за полтинник-то перевалило, так и призадумываться начал. В церковь стал захаживать, потому, как и наш черед недалече в яму-то заглянуть. И страх Господень довлеет над всеми чадами его. А тебе так скажу, Василич, раз доверило тебе общество радеть за всю Русь-матушку, значит, оно верит в тебя и твои способности в этом деле. И ты обязан оправдать оказанное тебе доверие, хоть кровь из носу. По тебе будут судить о России, что там, что тут. Дашь хоть раз слабину, так все это сразу почуют, и впредь будут долбить в то болючее место, пока сам не упадешь и всю страну за собой не утащишь. У каждого должны быть свои думы – по своему масштабу. У тебя масштаб – государственный, а у меня свой. Умный должон слушать советы от умных людей, а дураку, советуй не советуй, он и сам думает, что все знает.

- Что же, ты, старина, думаешь в соответствие со своим масштабом? – не унимался никак главарь хунты.

- А то и думаю, что теперича нас, наверное, на «Аурусы» пересадят. Мы, вон о прошлом годе с ребятами полазили по такому в гараже. Оно, конечно, восемьсот лошадок под капотом, что-то да значат, автоматическая, аж девяти ступенчатая коробка передач, да к тому же изменяемый клиренс. В общем, знатная машинка, ничего не скажешь, но тяжелая зараза – шесть с лишком тонн, ей Богу – грузовик, хоть и ход у нее не в пример нашей дюже мягкий. Я уж про салон молчу. Хоть вторую обувь заводи, чтобы чего там не испачкать. Я даже скрытые автоматические гранатометы разглядел под габаритными огнями. Не машина – танк. Не знай, как и привыкать к ней буду.

- Значит, планируешь остаться при мне?! – спросил Афанасьев, весело подмигивая Михайлову и Завьялову.

- Да куды ты без меня-то?! – вскинулся Кондратьевич. – Ну, дадут тебе молодого, какого ни на есть, водилу, и что?! Сам ведь знаешь, какие они нонче пошли. Сам разобьется и тебя старого разобьет. И будешь ты валяться, как мешок с костями где-нибудь в канаве, и рот нараспашку. Стыд и срам. И что я скажу твоей Петровне?! Не уберег, мол? Нет, уж. Сиди, Василич, и не рыпайся, а я тебя до места доставлю, как на пуховой перине.

С последними словами, все четверо не удержались и прыснули дружным смехом. Смеялись первый раз за весь этот трагический день. Оно может, конечно, и неправильно где-то, в такое время, но накопившийся стресс русские привыкли снимать, либо за рюмкой сорокаградусной, либо за душевной беседой в тесном кругу своих. Так, за разговорами и доехали до места.

II.

24 июня 2020г., Россия, г. Москва, Фрунзенская набережная 22, Национальный центр управления обороной РФ.

С тех пор, как они отсюда отъехали, войск поблизости и вокруг обширного здания, занимающего собой целый квартал, заметно прибавилось. Их кортеж, движущийся по набережной, первые блокпосты заприметили еще на дальних подступах к «генеральскому гнездилищу». Дежурившие на них военнослужащие из состава офицеров вставали вдоль дороги и приветствовали, отдавая честь, как первому и уже признанному ими лицу в государстве. Солдаты же сидящие на броне танков и бронетранспортеров махали шлемофонами и другими головными уборами. «Видимо уже слышали по радио мое выступление» - подумал Верховный. По эмблемам на бортах бронетехники. Афанасьев признал «кантемировцев».Лица встречающих, несмотря на тревожную и трагическую обстановку были радостными. Афанасьев не удержался и опустил, не смотря на осуждающие взгляды сопровождавших, боковое стекло, чтобы поприветствовать военнослужащих в свой черед. Перед центральным входом в здание Минобороны стояла по меньшей мере танковая рота. Кто-то уже подсуетился и расстелил длинную красную дорожку, ведущую к большим стеклянным дверям. Аверьян Кондратьевич тоже знал свое дело не хуже других, поэтому, лихо притормозив, остановился вровень с ее концом, так, чтобы нога Верховного сразу ступила на триумфальную тропинку.

- Да, смотри не выскакивай, - предостерег он своего патрона ворчливым тоном, - двери откроют, кому это полагается делать. Блюди себя.

И действительно, тут же подскочил откуда-то дежурный офицер при аксельбантах и открыл дверь, одновременно отдавая честь. Выгрузив из автомобиля свое, довольно плотное и приземистое тело, действительно напоминающее комод, Афанасьев немного растерялся, не зная, что делать: сразу идти внутрь здания или подождать, когда пригласят. Немного потоптавшись, снял оплывшую по краям мятую и бесформенную «фураньку» в соответствие с модой, привитой покойным министром обороны, помахал ею бойцам оцепления, и не надев на голову, прошел внутрь здания. Следом за ним, на некотором от него расстоянии, прошли Завьялов с Михайловым.

В большом и светлом холле его встречал весь, присутствующий на данный момент в столице генералитет, выстроившийся в две шеренги по сторонам дорожки и приветствовавший его дружными и громкими аплодисментами. Не привыкший к подобным знакам внимания Афанасьев неловко улыбался, периодически прикладывая правую руку к груди и делая полупоклоны головой налево и направо. В конце длинной шеренги его встречала супруга – Аглая Петровна. Рядом с ней стоял один из пресс-секретарей Минобороны и что-то торопливо втолковывал, видимо учил произносить приветственные речи. В соответствие с ее новым статусом, и еще суетился какой-то военный с портативной видеокамерой, желая запечатлеть для истории, сей памятный момент. Но «дрожайшая половина», как всегда, все испортила. Забыв все чему ее только что учили, она кинулась на шею своему мужу и не нашла ничего лучшего, чем брякнуть во всеуслышание, выпалив скороговоркой:

- Я тут суп сварила из куриных окорочков. А тебя все нет и нет. Никто ничего толком не говорит. Даже Сергей Иваныч только ухмыляется. А тут по телевизору, вдруг, тебя стали показывать по всем каналам. Я ничего не поняла. Так ты что, теперь вместо президента будешь? Нас так быстро погрузили в вертолет, как в эвакуацию, я успела собрать только кое-какую одежду для дочерей и внука. Мы клубнику собирали, я не успела взять ведерки. Так она теперь пропадет, да? Я вообще не понимаю, зачем нас сюда привезли.

Афанасьев, под градом слов жены, совсем стушевался. Буквально отдирая ее от себя, стал громко шептать:

- Аглая, что ты делаешь, горе мое?! Люди ведь кругом смотрят. Какая к черту клубника?!

- А что, люди?! – сделав круглые от недопонимания глаза, спросила супруга, тоже понизив голос до громкого шепота. – Я, что, голая тут стою что ли, или выражаюсь неприлично?!

- Да причем тут это?! – вспылил муж, не обращая уже внимания на сотни глаз, обращенных в их сторону. – Ты посмотри, что в стране творится?! Все руководство погибло! Вся страна замерла в шаге от пропасти. Да. Меня назначили Главой Высшего Военного Совета. А ты тут с окорочками…

- Но ты же с утра ничего не ел. У тебя же язва, - пробовала парировать она слова новоиспеченного диктатора и узурпатора.

- У меня уже, кажется, две язвы! – уже прошипел Афанасьев. – Я уже начинаю жалеть, что согласился на предложение привезти вас сюда. В общем, так, помолчи и слушай. Мне сейчас. Вот честное слово, не до тебя. В стране военное положение. Здесь, под ногами не мешайся. Это Штаб, а не супермаркет. Ступай в помещения, куда вас определили и ждите меня там. Буду поздно.

- А поесть? Я принесу…

- Я в буфете потом что-нибудь перехвачу. А сейчас я буду очень занят. Не мешай мне и не названивай. Все, поцелуй от меня всех, и ступай-ступай, - стал он подталкивать жену в сторону лифтов. Жена, скорчив на лице обиженную мину, в этот раз спорить не стала, а повернулась и неуверенно зашагала в сторону, куда ее подталкивал супруг. Оторвав от себя существо противоположного пола он слегка вздохнул облегченно и повернувшись к застывшим в ожидании приказам генералам сказал громко:

- Всех постоянных членов Военной Коллегии в расширенном составе, командующих видами и родами войск, а также наших друзей из разведывательных и специальных структур, прошу подняться в зал совещаний для формирования Высшего Военного Совета Российской Федерации, определения его круга задач и формирования исполнительных органов. Прочих, не занятых в работе Военной Коллегии генералов, прошу продолжать заниматься возложенными на них обязанностями.

С этими словами он развернулся и тоже пошагал к лифту, но на полдороге остановился, будто что-то вспомнив и обернувшись поманил к себе взмахом руки Костюченкова, Барышева и Тучкова, которые как «сиамские близнецы» не отходили друг от друга, все время о чем-то переговариваясь. Те немедленно подошли к нему.

- Я тут для вас сюрпризец привез. Вон, в кунге дожидается.

- Кто?! – хором спросили те.

- А вы как думаете?! – криво улыбнулся им Афанасьев, но не стал долго мучить загадками, а потому сразу ответил. – Святая троица – Ведмедев, Матвейчева и Володихин. У самого входа в телецентр перехватил. Они, видишь, тоже пришли объявить свою власть, но у нас пистолеты оказались длиннее, чем их языки.

- Вы их застрелили? – ахнул Барышев, привыкший проворачивать свои дела не таким открытым способом.

- Зачем?! – удивился Афанасьев. – Просто побили малость.

- Ух, ты! Вот здорово! – не удержался от восхищения Костюченков.

- Так что, вы их быстрее определяйте, куда надо, с вашей точки зрения, и присоединяйтесь к остальным генералам.

С этими словами он опять развернулся и направился к расположенным в ряд нескольким лифтам. Небольшая струйка «широколампасных» генералов потянулась вслед за ним, остальные начали покидать холл – кто-то, возвращаясь, домой, кто-то в свои ведомства, несмотря на воскресный день. Стоя в тесной кабинке лифта, куда они вошли втроем с Михайловым и Завьяловым, он обратился к последнему:

- Павел Геннадьевич, пока генералы рассаживаются, у нас с вами есть несколько минут, давайте пройдем в соседний кабинет и я позвоню по поводу вашей поклажи.

Каптри кивнул и полез свободной рукой в нагрудный карман, где у него была записная книжка с нужными телефонами. Выйдя из кабинки лифта, они вдвоем направились в маленькую комнату, соседствующую с залом для совещаний. Михайлов с ними не пошел, оставшись у дверей, в качестве последнего рубежа охраны. В комнате, оборудованной под мини-АТС, дежурил, сменивший давешнего подполковника, молодой и долговязый капитан, вытянувшийся по струнке при их появлении. Кивнув на приветствие младшего по званию, Верховный обернулся к Завьялову:

- Ну-тес, кому там надо звонить?

- Вот, - протянул тот генералу блокнот, - первый сверху номер это личный телефон директора НИИАА – академика Игнатия Олеговича Шерстобитова. – Товарищ Верховный, вы уж с ним поласковей, а то он уже старенький.

- Сколько старинушке брякнуло?

- Семьдесят девять, если не ошибаюсь.

- Капитан, - обратился Афанасьев уже к телефонисту, протягивая, в свою очередь, блокнот, - соедините-ка меня с абонентом, указанном в самом верху списка.

Тот кинул, казалось бы, мимолетный взгляд на страничку, тут же принялся набирать нужный номер. Дождавшись гудков дозвона. Протянул трубку генералу. Ждать пришлось недолго. На том конце взяли трубку и глуховатый, но от того не менее мощный голос пророкотал:

- Внимательно слушаю, - раздался голос отнюдь не немощного старца.

- Игнатий Олегович?

- Так и есть, - лаконично ответил тот.

- Это вас беспокоит Афанасьев Валерий Васильевич – начальник Генштаба, - по старой привычке представился Верховный.

- Ну, положим уже не начальник Генштаба, а что-то вроде президента, - ухмыльнулся академик, явно пребывая в курсе последних событий.

- Да. Так получилось, - слегка виноватым голосом ответил генерал.

- Я, признаться, уже часа четыре жду звонка от вас, а вы все не звоните, - сурово посетовал Шерстобитов. – Это ведь не шутки. Это жизнь всей планеты, между прочим.

- Простите, - пролепетал Афанасьев, подавленный мощью собеседника, - замотался, видите ли. Столько всего навалилось.

- Ладно. Чего уж там? Я все понимаю. Но на будущее, попрошу вас быть посерьезнее с такими вещами, - уже более благодушным тоном ответил Шерстобитов.

- Согласен. Принимаю. Я, вы, наверное, уже догадались, звоню вам по поводу вашего изделия.

- Догадываюсь. Если я правильно понял, то, что транслируется по ТВ, вам срочно нужны еще два экземпляра, - не то, спрашивая, не то, утверждая, пророкотал ученый.

- Да. Совершенно верно, Игнатий Олегович.

- Вообще-то они погибнуть не могли. Двойной бронированный каркас надежно защищает аппаратуру от внешних воздействий подобного рода. Мы проводили испытания в куда более экстремальных условиях, нежели ненаправленный взрыв с дистанции, - задумчиво произнес он. – Вы обследовали их?

- Простите, кажется в этой суматохе, об этом никто не догадался. Да и я, грешным делом, тоже. В общем, мы пока их не обнаружили, - совсем растерялся Афанасьев. В трубке на какое-то время повисло недоуменное молчание. Затем она словно взорвалас:

- Да вы что, там шутки шутите что ли?! – вдруг взъярился академик, добавив нечто из лексикона шоферов-дальнобойщиков. – Вы понимаете, черт вас дери, что если хоть один из них попадет в руки неприятеля, то чем это все грозит?!

- Войной?! – не смог сдержать эмоций генерал.

- Ну, если и не войной, так уж во всяком случае – миллиардными убытками! – проорал ученый, опять добавляя в лексикон нечто совсем уж неприличное, связанное с половыми органами и некими родственными отношениями.

- Так уж и миллиардными? – попробовал слегка усомниться Афанасьев.

- Представьте себе! Или вам незнакомо дело Беленко,когда пришлось перенастраивать всю систему опознавания «свой-чужой»?! Вы знаете, что значит перенастроить всю систему РВСН на новые частоты оповещения, на ввод новых шифров и кодов доступа?! И сколько это займет времени?! А если алгоритм смены частотного диапазона оповещения попадет в руки врага, то он запросто запустит спуфинговую программу. И тогда наши ракеты, в лучшем случае не взлетят, а в худшем – начнут взрываться прямо в шахтах! – гремел тем временем академик так, что всем в комнате было слышно, причем опять продолжая вставлять в свою речь непечатные выражения, которые не всегда даже на заборах пишут. Афанасьев, затравленным взглядом посмотрел на Завьялова, ища хоть у него, какой ни на есть поддержки, но тот лишь кивал головой, в подтверждение слов Шерстобитова. Генерал даже не предполагал, что заурядный разговор может превратиться для него в такую выволочку.

- Что же делать? – робко спросил он, покрываясь мелкой испариной, когда голос на том конце несколько снизил тембр.

- Искать, мать вашу, остальные чемоданчики! Гарантирую, что они не потеряли свою функциональность.

- Там сейчас такое месиво, - понуро ответил Валерий Васильевич.

- Прошло уже почти пять часов. Основные завалы уже разобраны. А найти их, проще простого. Где там ваш сопровождающий?

- Он стоит рядом со мной.

- Вот пусть он вам и объяснит, что такое интерком и как активировать систему внутреннего поиска с топографической привязкой. Ищите, давайте, я подожду, но не буду класть трубку.

Не дожидаясь приказа, сообразительный каптри уже отстегнул чемоданчик от наручников и вставил свой ключ в замочную скважину, дожидаясь, когда Афанасьев достанет свой экземпляр. Получив от генерала нужное, он вывел на откидной экран карту Москвы и бодро застучал клавишами, посылая запрос. Как и ожидалось, прямой связи с чемоданчиками не было. Завьялов знал об этом еще утром, когда ему об этом просигналил его собственный. А вот встроенные в них радиомаяки функционировали исправно, в чем он и убедился, настроив прием сигнала.

- Есть сигналы от радиомаяков, доложил он.

- Откуда поступают? – быстро спросил Афанасьев.

- Один находится на месте происшествия – в семнадцати метрах от мавзолея Ленина. А вот второй находится далековато.

- Где?! – крикнули разом генерал и академик, который все слышал.

- В доме номер 3, что на Сухаревской площади.

- Я знаю, - вмешался в разговор долговязый капитан, - это НИИ скорой помощи имени Склифосовского. Я там лежал.

- Вот что, недоумки, - ворчливым голосом заговорила телефонная трубка, - срочно связывайтесь с кем надо, но чтобы в течение получаса оба чемоданчика находились в надежном месте.

- А как насчет моей просьбы, - несколько успокаиваясь, поинтересовался Афанасьев.

- Я уже два часа, как отдал распоряжение об изготовлении новых. С дополнительной защитой. Как только найдете пропажу и обеспечите ей надлежащую охрану, сразу же под усиленным конвоем доставите к нам в НИИАА на предмет проверки несанкционированного проникновения и дистанционного воздействия. Я буду на месте.

- Спасибо большое, Игнатий Олегович, - просипел Афанасьев.

- Не за что, ваше анпираторское величие, - подковырнул его академик на прощание.

- Уфф! Ну и ни фига себе старенький?! – проговорил Верховный, отирая со лба пот. – Давненько меня так не материли. А вы не скальтесь! И не смейте, потом в мемуарах писать, как вашего командующего на х… катали! Так, а если серьезно, вот вам Павел Геннадьевич задание особой важности: я вам сейчас прикомандирую Михайлова и вы с ним вдвоем, как хотите, но организуйте доставку чемоданчиков в НИИАА. Пусть он берет спецназовцев и обшаривает лично все указанные вами места. Я уже и так опаздываю на совещание, а вы, как освободитесь, то доложите мне о выполнении. Свой ключ, я пока оставляю тебе, хоть и знаю, что это идет в нарушение всяческих инструкций. Ну, да мы их с самого утра нарушаем. Вернешь потом. Ясно?

- Так точно.

Выйдя из комнаты связи, Афанасьев проходя мимо адъютанта бросил, почти не останавливаясь:

- Борис Борисыч, дело не мешкотное образовалось. Временно прикомандировываю тебя к Павлу Геннадьевичу, он тебя введет в курс дела.

- Есть, быть прикомандированным, – козырнул Михайлов.

III.

24 июня 2020г., Россия, г. Москва, Фрунзенская набережная 22, Национальный центр управления обороной РФ, зал совещаний.

В зал для совещаний вошел взъерошенный и мокрый как мышь. За председательским столом сидел один Рудов. За маленьким столиком, притулившемся с боку сидели два секретаря в капитанских чинах, и готовились, как это и положено, вести протокол заседания. Рудов оглядел вошедшего с большим подозрением:

- Такое ощущение, что вас Валерий Васильевич, за прошедшие пятнадцать минут, успели замочить и как минимум трижды простирнуть, - негромко сказал он, чтобы не услышали в первых рядах.

- И не говорите, Сергей Иваныч. Все так и было, - ответил Афанасьев, не вдаваясь в подробности.

Усевшись на председательское место, включил селектор:

- Оператор, подключите к нам в режиме телеконференции всех командующих округами, флотами и ракетными армиями.

Дождавшись, когда один за другим вспыхнут экраны, отображая перечисленных лиц, он продолжил, откашлявшись:

- Товарищи генералы и адмиралы, продолжаем заседание расширенной военной коллегии, на которой будем формировать Высший Военный Совет. У меня, как у Главы нашего будущего Совета имеются кое-какие соображения на данный счет, а именно, по поводу формирования и определения полномочий этого органа, которые мне бы хотелось сейчас озвучить. Ни у кого нет возражений?

Зал сначала молчал, а потом руку поднял командующий ВКС- генерал-полковник Сергей Владимирович Суворин.

- Разрешите?

- Говорите, Сергей Владимирович, - опять влез в роль спикера собрания Рудов.

- Я по составу Совета. Прежде чем начать обсуждать полномочия и состав, считаю необходимым его дополнить, вследствие гибели двоих из руководителей генералитета. Я имею в виду смерть генерала-армии Селюнина и министра обороны Жанчила Тургэна.

- Да. Действительно, как-то мы упустили это из виду, - откровенно признался Рудов, оглядываясь на сидевшего рядом Афанасьева.

- Насчет министра, давайте пока не будем форсировать события, потому что по данному вопросу имеются некие идеи, о которых мы поговорим чуть позже. А что же касается второго вакантного места, то по негласной традиции, выбывшего по каким либо причинам Командующего Сухопутными Силами, всегда замещает командующий Центральным военным округом. Следовательно, обязанности эти должен возложить на себя генерал-полковник Дворянинов Александр Владимирович, - подытожил Афанасьев.

Соблюдая форму, принятую в русской, а затем и советской армии при назначении на руководящий пост, Рудов обратился ко всем присутствующим:

- У кого-нибудь имеются возражения принципиального характера?

Всеобщее молчание было ему красноречивым ответом.

- Значит можно его пригласить на наше заседание? – опять оживился Суворин и все заулыбались, так как знали, что он с Дворяниновым были большие приятели.

- А он здесь? Я имею в виду в здании министерства? – спросил Рудов.

- Да. Я взял на себя смелость, порекомендовать ему, далеко не отлучаться от зала заседаний, - засветился улыбкой командующий ВКС.

Афанасьев кивнул в знак согласия. Рудов включил селектор и обратился к дежурным офицерам:

- Пригласите в зал заседаний Александра Владимировича Дворянинова.

Через минуту тот вошел в зал и, вскинув руку к козырьку фуражки, собрался уже было доложиться по форме, но Верховный не дал ему этого сделать:

- Александр Владимирович, военная коллегия в своем расширенном составе приняла решение назначить вас Командующим Сухопутными Силами Российской Федерации.

- Служу Российской Федерации! – опять вскинул тот руку к козырьку.

- До назначения командующего ЦВО, попрошу вас продолжать еще и исполнять прежние обязанности.

- Есть, исполнять!

- А сейчас прошу садиться и уже на правах члена Высшего Военного Совета, который мы сейчас формируем, принять участие в заседании.

- У кого есть еще какие вопросы? – спросил спикер собрания.

На этот раз руку поднял генерал-лейтенант Юрий Михайлович Стравинский – командующий Инженерных войск.

- Слушаем вас, Юрий Михайлович, - сказал Рудов.

- Тут, в общем, такое дело, - начал неуверенно Стравинский, - все мы тут присутствующие слышали речь Главы Высшего Военного Совета, сказанную им во время выступления по телевидению. Пользуясь свободой и некоторым гмм… демократизмом в деле высказываний своих мыслей, хочу высказать некоторые соображения по поводу слов Главы Высшего Совета, ибо они касаются, так или иначе, всех присутствующих…

- А попозже нельзя высказать эти соображения? – поморщился спикер собрания.

- Никак нет, потому как они носят принципиальный характер, - настаивал на своем Инженер, и глухое ворчание зала было явной поддержкой ему.

- Хорошо, Юрий Михайлович, высказывайтесь, - подбодрил его Афанасьев, предполагая, о чем пойдет разговор.

- Да, так вот, - продолжил Стравинский, явно приободренный поддержкой со стороны, - мне, кажется, и я думаю, что большинство разделяет мою точку зрения, что вы товарищ генерал армии, совершили большую ошибку устроив публичное покаяние и обещая устроить такое же всем членам Высшего Совета, причем не посоветовавшись с ним предварительно. Вы уж простите меня, но ваше давешнее высказывание мало того, что попахивает волюнтаризмом, но и уничтожает сакральность власти, как таковой, что никак не играет на руку новой власти в этих непростых условиях.

- Кто еще согласен с мнением Юрия Михайловича?! – спросил Афанасьев, нацепляя очки на нос, чтобы лучше разглядеть лица соратников.

Никто вслух не поддержал Стравинского, но встретившись взглядом с Верховным, почти все опускали глаза, что должно было демонстрировать негласную солидарность с его словами.

- Хорошо. Я отвечу на обвинения генерала Стравинского. Начну, пожалуй, с конца. Вы, батенька, рассуждая о сакральности власти, либо безнадежно отстали от действительности, застряв где-то в начале ХХ века, с его гимном «Боже, царя храни…», либо вообще свалились с другой планеты. О какой сакральности вы тут рассуждаете?! Вы что, не видели, что из себя представляла власть в лихие 90-е, где у руля стояли не просто воры и проходимцы, а явные враги?! Или в хотя бы те же «нулевые» с ее системой «договорняков» между всемогущим закулисьем и публичной властью? Вы видимо, полагаете, по своей наивности, что народ ничего не видит и ничего не слышит?! Вы, милейший, из своего четырехэтажного особнячка, с противоатомным бункером, построенном на Рублевке, выйдите на свежий воздух, да пройдитесь по магазинам. Да не элитным, а простым, где отовариваются обыкновенные люди. Вот уж где наслушаетесь о сакральности. Мне, вам, взрослому человеку, даже как-то стыдно напоминать о том, что написано в Конституции. А там четко и ясно написано, что источником и носителем власти в Российской Федерации является ее народ, а не абстрактное Божье провидение. И единственный критерий оценки деятельности любой власти заключается в градусе доверия основной массы населения к ней. Вы обратили внимание, как в последние примерно десять лет буквально на крыльях взлетела популярность советской власти?! Причем, популярность не инспирированная сверху, а снизу – из глубины народных масс. Сейчас те, кому посчастливилось жить в те времена, как сказку рассказывают своим детям о бесплатной медицине и образовании, уверенности советских людей в своем будущем, отсутствии оргпреступности и уважении к правоохранительным органам. Если раньше люди смотрели «Знатоков», то были уверены, что «моя милиция меня бережет»,а сейчас смотрят и видят, что и с той и с другой стороны – бандиты, просто одни из них носят форму, а другие нет. И слушая с придыханием рассказы родителей о прекрасном и светлом прошлом, рассматривая старые фотоальбомы с запечатленными в них радостными лицами, кому они верят больше родителям или зомбоящику, поливающему «проклятый сталинизм» и «застой»?! Мы сами, собственными руками тридцать пять лет разрушали сакральность власти, и надо отметить добились на этом поприще невиданных успехов. Я в своем выступлении ничего не разрушал. Нельзя разрушить то, чего нет на самом деле. К тому же не мной сказано в Святом Писании: «суббота для человека, а не человек для субботы».Или вы не согласны с Сыном Божьим и желаете отредактировать его слова?! Мне уже 65 в этом году исполнится. И перед встречей с Богом, мне бы не хотелось затевать с ним игры в конфронтацию. Вам сколько, 59, если не ошибаюсь? Значит, еще лет 15 потопчете земельку ножками. А дальше? В лучшем случае – Троекуровское, а скорее всего - какое-нибудь Кузьминское.

Теперь, что касается моего, так называемого, волюнтаризма. Да, признаюсь. Мое покаяние не было запланировано. Это чистой воды экспромт. Но я об этом нисколько не жалею. Как не жалею и о данном мной обещании опубликовать данные об истинном финансовом положении членов Высшего Военного Совета. Кто-то из вас может сказать, что де революцию не делают в белых перчатках. Да, согласен. Но и не преступают к этому делу, не помыв рук. Я ведь видел, как многие из вас опускали глаза, согласные в душе с нашим Инженером, что я неправильно поступил, обещая обнародовать ваши «захоронки» на черный день. Мы сейчас с вами все похожи на хирурга, у которого на столе лежит тяжело больной человек – Россия, нуждающийся в срочной операции. Об этом нам только что, но иными словами поведал Посланник. Операция проводится буквально на ходу и в условиях мало пригодных к этому. Для этого надо, чтобы время и обстановка были спокойными, а не как сейчас. Мы не являемся высококлассными хирургами, но других нет. И мы не можем обеспечить стерильность при проведении операции. Но руки-то хотя бы мы можем помыть под рукомойником, прежде чем начнем вскрывать ему брюшную полость?! Иначе и ему в рану грязь занесем, от которой он непременно умрет, и свою репутацию, которая и так не слишком пока велика – вконец загубим. Я не могу никого заставить собственноручно опубликовать данные об истинном финансовом положении каждого из вас, господа-товарищи, в конце концов, это ваше личное дело. И дело вашей совести, у кого она осталась. Но пропуском в Высший Военный Совет будет именно добровольная декларация имущества абитуриента. И я от своей позиции не отступлю. Можете застрелить меня прямо здесь. А за истинностью поданных сведений проследит Николай Палыч, - кивнул головой Афанасьев на Тучкова, - ибо только он знает, кто из вас какой бумажкой сегодня подтирался.

- Я попросил бы вас! – вскипел эфэсбэшник. – Вот уже двести пятьдесят лет мои предки служат Отечеству, и я в том числе, невзирая на цвет мундира, доверенный им Родиной. И я не потерплю грязных инсинуаций в мой адрес, от кого бы то ни было…

- Ой, да что же вы так вскочили то, Николай Палыч?! – замахал Верховный руками на Тучкова. - Мы все знаем про ваших славных предков, чьи портреты украшают военные музеи всей страны. Я может быть, слишком грубо и цинично выразился, вы уж простите меня - дурня старого. Просто этой метафорой я хотел подчеркнуть вашу профессиональную осведомленность. Да и то, если положить руку на сердце, кому как не тебе Жароок, приходится возиться с мерзкими людьми, больше похожими на отбросы человеческого пищеварения, чем на создания Господни. Так, что прими мои слова не как издевку, а как восхищение твоей способностью не оскотиниться от сознания всей правды о грехах людских. Поэтому ты здесь с нами, и кому еще можно доверять, как не тебе?!

Услышав свое истинное имя, Тучков еще какое-то время неловко потоптался на месте, а затем всей массой немаленького тела рухнул в кресло.

- А для тех кто в танке… Да сиди ты, Егор Семеныч, - махнул Афанасьев на вскочившего , как мячик маленького и круглого Командующего автобронетанковыми войсками – генерал-майора Бибикова, - это тоже метафора, поясняю, что своим обещанием обнародовать сведения личного имущественного характера, я сделал народу двойной посыл. И надеюсь, что он меня поймет. А посыл такой. Во-первых, этим самым я как бы говорю, что все мы грешные, плоть от плоти народной, а значит где-то, и в чем-то можем ошибаться. А во-вторых, мы ломаем сложившейся стереотип о власти, как о лживом и вороватом органе, который с экрана говорит о любви к народу и Родине, а сам в это время обкрадывает его. Ведь вспомните, как люди смеялись над декларациями высших сановников? Качали головами: «Какие же они все бедные. С женами, правда, им подфартило. Уж больно удачливые из них бизнесвуменши получились. Все, как на подбор, миллиардерши». Вот, то-то.

- Да ведь все равно не поверят! – раздался голос командующего ВДВ – генерал-полковника Андрея Николаевича Сердополова. – Скажут, что де это только вершина айсберга, а основное – как пить дать, утаили.

- Конечно, не поверят, - не стал с ним спорить Афанасьев. – Никто не поверит, и я бы не поверил. Но это только сначала, и если только этим и ограничиться. Поверят тогда, когда мы на этом не остановимся, а претворим в жизнь чаяния миллионов честных тружеников – пощупаем теплое вымя наших олигархов, особенно тех, что вызывают к себе стойкое неприятие народа, ну и еще тех, кто уютно расположился на пляжах французской Ривьеры и пиндосовского Майами. Завоевание доверия – дело отнюдь не одномоментного характера. Я – человек уже достаточно долго поживший на этом свете, и как все старики, не лишен некоторого чувства неудовлетворенного тщеславия. Поэтому скажу без обиняков и околичностей. Мне было бы крайне лестно, лежа в гробу осознавать, искренность скупых энциклопедических строк, повествующих о том, что «генерал армии Афанасьев, волею судьбы вставший у руля власти, не обладая особыми талантами и стратегическим мышлением, тем не менее, сумел, в непростой обстановке, сплотить вокруг себя целую плеяду блестящих руководителей не допустивших того-то и того-то, совершивших то-то и то-то, поднявших на недосягаемую высоту… и при этом, пользовавшихся всенародным уважением и любовью». Звучит, а?! И чтобы о каждом из вас, после смерти, были подобные статьи. Я хочу, чтобы нашими именами называли улицы и площади в новых городах, чтобы вашими именами называли школы и университеты, корабли и самолеты. Да, я хочу войти в Историю, а не вляпаться в нее под какой-нибудь уничижительной кличкой типа «меченый» или «алкаш».

Чуткое ухо Верховного, на этот раз, уловило в гуле голосов более нейтральные нотки. Несколько приободренный этим, он продолжил:

- А теперь, давайте, перейдем к персоналиям. Вот, взять хотя бы вас, милейший Юрий Михайлович. Я, честно сказать, давненько за вами наблюдаю, и все никак не привыкну…

- К чему? – поежился Стравинский, чувствуя, что далековато заведет его сегодня язык.

- Да все к вашей деловой хватке. Специфика ваших войск такова, что они на все руки мастера. Им по плечу, что ракетную шахту построить, что коровник и элеватор. Одно слово – молодцы. Вот вы и смекнули вовремя, как используя навыки и технику с материалами помочь российскому бизнесу, а заодно и себе.

- Я попросил бы вас обойтись без ничем не обоснованных намеков на мою офицерскую честь! – взъерепенился потомок гордых шляхтичей и композиторов.

- А я, покудова, вашей чести не касался, - возразил Афанасьев. – Да, так вот, пользуясь тем, что в середине «нулевых» появилась вполне легальная возможность использовать, приданные вам подразделения для строительства гражданской инфраструктуры, вы в ущерб заказам по линии Минобороны слишком уж увлеклись этим прибыльным делом. В то время как строительство объектов оборонного значения тормозилось вами под самыми разными, и я даже не исключаю, благовидными предлогами.

- Ваши намеки, товарищ генерал армии возмутительны! Все, чем мы занимались помимо наших прямых обязанностей, отражено в документах и государство получало с этого соответствующие налоговые отчисления. Внутриведомственные комиссии неоднократно проверяли нашу деятельность и у нас имеются их компетентные заключения, - залился красной краской, не на шутку рассвирепевший командующий инженерными войсками.

- Насчет внутриведомственных комиссий я нисколько не сомневаюсь. С этой стороны у вас все «хвосты» зачищены. Действительный государственный советник Российской Федерации 1 класса Татьяна Викторовна Певцова, отвечающая за финансы Минобороны, была настолько растрогана вашим бескорыстным служением Родине, что не смогла отказать вам в строительстве и обустройстве ее трехэтажной виллы на берегу Черного моря, возле Туапсе, - с ядом проговорил Верховный. – Строительство велось вами в рекордных темпах. В полгода уложились. Это вам не наш «маркони», который уже шесть лет не может достроить свою дачу под Питером.

- Охо-хо-нюшки, - раздался тяжкий вздох того, кого сейчас назвали «маркони», а именно генерал-полковника Халила Абдухалиловича Сосланбекова.

- Однако, вы, Юрий Михайлович, не учли того обстоятельства, что кроме внутриведомственной комиссии имеется еще и такие, вполне себе гражданские организации как КРУи Счетная Палата. А там сидят отнюдь не глупые люди, знающие толк как в «двойной» бухгалтерии, так и во встречных проверках. То есть, по бумагам у вас проходила одна сумма, мимо бумаг – другая, на порядок, а иногда и два – выше. Вот эти денежки и оседали в ваших бездонных кармашках.

- Да, как вы смеете меня подозревать?! Без суда, без следствия…

- Бросьте ломать комедию, господин Стравинский. Николай Палыч, - обратился Афанасьев к Тучкову, вы ведь наверняка в курсе дел нашего Инженера. Не заглядывая далеко в бумаги, что можете сказать о нем?

- Если не заглядывать, - встал со своего места жандарм, - то по нашим сведениям Юрий Михайлович Стравинский является одним из самых богатых людей России, распихавший по родственникам и оффшорам порядка тринадцати миллиардов долларов. Это навскидку и не считая недвижимости за рубежом, в подсчетах которой мы, естественно, можем ошибаться.

Все присутствующие замерли в полном онемении, будто их по жирным загривкам огрели пыльным мешком. На лицах подавляющего числа читались, плохо скрываемое негодование и откровенное недоумение. Можно, еще как-то, понять желание, построить себе дачку, руками привлеченных срочников. Можно попробовать « толкнуть» со склада длительного хранения обмундирование старого образца. На худой конец, как Верховный – подзаработать на откатах к старости, но чтобы вот так – миллиардами, это просто не укладывалось в квадратно-дубовых генеральских головах.

- В таком случае, я позволю себе покинуть данное собрание, чтобы отстоять, свою честь и достоинство, в суде! – выпалил Стравинский и, развернувшись, направился к выходу. Его никто не задерживал.

- Я бы на его месте непременно бы сейчас сбежал, - вперив глаза в потолок меланхоличным голосом поведал «нелегал» Барышев.

- Не сбежит, - хищно оскалился Афанасьев и, включив селектор, буркнул вопросительно, - охрана?!

Дождавшись положительного ответа, продолжил:

- Сейчас мимо вас будет проходить командующий Инженерными войсками - генерал-лейтенант Юрий Михайлович Стравинский. Приказываю – разоружить и арестовать, временно поместив в одно из изолированных помещений под неусыпный надзор. Как арестуете – сразу доложите.

- Есть, арестовать, - раздалось из динамика.

Тучков поморщился:

- Он может воспользоваться любым из двенадцати выходов из здания.

Верховный вопросительно уставился на эфэсбэшника. Тот правильно понял его взгляд, а потому достал из внутреннего кармана коммуникатор, и, приложив его к уху быстро и что-то не совсем понятное затараторил в него. Окончив разговор, сунул коммуникатор на место и застыл в позе сфинкса. Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем прозвучал зуммер селектора:

- Товарищ генерал армии, докладывает старший дежурный охраны. Объект арестован… Правда…

- Что?! – почти рявкнул на него Афанасьев.

- Тут люди из ФСБ. Говорят, что тоже получили на него ориентировку. Что делать?! Они не уступают.

- Отдайте его им, - голосом сытого кота ответил, мгновенно успокоившийся Верховный. А затем обратился к Тучкову. – Сколько же ваших людей в здании?! Меня не покидает ощущение, что все мы здесь у вас под колпаком.

- Ну, не без этого, конечно, - не стал отрицать Николай Павлович. Верховный на это только закряхтел. А что еще ему оставалось делать? Он поверх очков пристальным взором не спеша оглядел амфитеатр с сидящими мундирами дорогого покроя и, покусав губу, как он это всегда делал перед тем, как предстояло на что либо решиться, произнес глуховатым голосом:

- Время шуток прошло, даже не начавшись. А потому на полном серьезе говорю всем присутствующим: все те, кто желает остаться членом Высшего Военного Совета, должны знать, что у нас нет пути к отступлению и времени для топтания на месте. Мы во второй раз со времен Петра Великого пробуем совершить революцию «сверху». В прошлый раз это удалось, хоть и сопровождалось обильным народным кровотечением. В этот раз, мы попробуем обойтись без применения крайних мер, но пусть ни у кого не возникает ложных иллюзий на данный счет. Если понадобится, то мы пойдем на самые жесткие и даже жестокие меры для того, чтобы устранить препятствия на нашем пути. Все решения, которые мы с вами здесь примем, будут носить судьбоносный характер. Все наши возможные разногласия, в процессе принятия решений, будут оставаться под сводами этого зала и никуда не выйдут. Соблюдая принципы демократизма и единоначалия, мы все будем смело высказывать свои точки зрения, принимать и высказывать критику в отношении друг друга, нисколько не опасаясь за последствия. Но это будет только в том случае, если все мы будем объединены одной идеей – служения на благо нашего Отечества. Я как Глава Высшего Военного Совета сейчас объявляю всем вам внутреннюю амнистию. То есть, если вы честно заявите обо всех своих прегрешениях, теневых и коррупционных схемах, иных проступках, носящих значительный характер, которыми вас впоследствии могут шантажировать наши враги, то наказания не последует. Отдавать государству нечестно нажитое – личное дело каждого из вас. Однако, подумайте, как вы будете смотреть в глаза своим товарищам, держа такой камень за пазухой и такую фигу в кармане? Поэтому, еще раз говорю, прежде чем принять решение и остаться здесь, подумайте, готовы ли вы пожертвовать в какой-то мере своим благополучием, готовы ли пойти до конца по шаткому мостику Глобальных Перемен? Обещаю, что те, кто не захочет испытывать судьбу, могут сейчас без каких либо последствий для себя покинуть этот зал и продолжать свою службу. Те же, кто останутся, должны будут, во избежание соблазнов как-то вскрыть свои проступки, в обязательном порядке пройти тест на детекторе лжи. Да-да, и я сам первый пройду его, чтобы показать пример. Потому что, если что-то неблаговидное вскроется в процессе нашей с вами работы, то сами понимаете, мы не имеем времени на судебные разбирательства, дабы не бросать тень на весь коллектив из-за паршивой овцы. Итак, у кого из вас имеются причины покинуть наше собрание?

В зале опять воцарилась относительная тишина, в которой еле слышно поскрипывали неспешные генеральские извилины, прикидывающие все выгоды и потери от нахождения в составе Высшего Военного Совета.

IV.

24 июня 2020г., Россия, г. Москва, Фрунзенская набережная 22, Национальный центр управления обороной РФ, там же.

Тут, вдруг, с верхнего яруса поднялась одинокая рука. Рука, ни много ни мало, принадлежала Заместителю Министра Обороны, Герою Российской Федерации, генералу армии Дмитрию Витальевичу Булдакову, начальнику Тыла Вооруженных сил РФ, курирующему вопросы их материально-технического обеспечения. Это был сюрприз.

- Слушаю тебя, Дмитрий Витальевич? – удивленно вскинул брови Верховный.

- Разрешите мне взять самоотвод!? – твердым голосом произнес он короткую фразу.

- Эээ… Я, конечно, не настаиваю, но не мог бы ты, Дмитрий Витальевич, хотя бы вкратце пояснить мотив? Если не хочешь, можешь не говорить, но, честно говоря, я все-таки рассчитывал на то, что ты войдешь в Совет, - в голосе Афанасьева слышались явная озабоченность и нескрываемое удивление поступком Начальника Тыла.

- Хорошо. Поясню. Как я понял из вступительной речи Валерия Васильевича, Высший Военный Совет на своих заседаниях будет принимать решения, не всегда подлежащие огласке. И эти решения будут носить стратегический масштаб. А я не могу, да и не должен обладать секретами, носящими исключительно важный характер для страны, а уж тем более участвовать в принятии решений такого уровня.

- Но почему?! – не понял Афанасьев. – Мы, ты, я и все остальные и так ходим под подпиской! Какие секреты ты вдруг стал опасаться знать?! И почему?!

- Потому что я являюсь агентом японской разведки, - брякнул Булдаков.

- Чего-чего? – переспросил Афанасьев, подавшись всем корпусом вперед, думая, что ослышался. Зал, как будто окатило холодной водой. Все оцепенели от такой неожиданности. Почти все. Тучков, до этого сидевший в отстраненной позе сфинкса, чинно сложившего руки на коленях, как-то разом весь подобрался и навострил уши. Барышев же с Костюченковым, напротив, делали старательно вид, что все происходящее их никоим образом не касается.

- Повторяю. Я – японский шпион.

- Попрошу отметить в протоколе факт продажи Родины, - попробовал неуклюже схохмить, цитируя фразу из известного всем фильма, Командующий ВМФ – Адмирал Флота Николай Анатольевич Безменов, но быстро заткнулся, видя, что никто не поддерживает его игривого настроя. Зато Рудов сориентировался весьма быстро, прикрикнув:

- Протокольная группа, прекратить вести записи до особого распоряжения!

Капитаны дружно положили авторучки на стол. Видя, что Афанасьев, ошарашенный до глубины души, не в состоянии сформулировать и тем более озвучить, что-либо подобающее данному моменту, Рудов решил взять в свои цепкие руки ход дальнейшей беседы:

- Потрудитесь объясниться, Дмитрий Витальевич, - проскрежетал он голосом несмазанной телеги.

- Поясняю. Вот уже без малого три года, как меня завербовала японская разведка, которой я поставляю сведения о мобилизационных ресурсах Дальнего Востока.

К этому времени первый шок, от услышанного, у Афанасьева уже начинал проходить, и он тяжко сняв очки с носа, стал покусывать их дужку. Он знал за собой эту странную привычку – покусывать дужки очков, в минуты напряженного сомнения, но ничего с этим поделать не мог. В глазах его плавала горечь.

- Уж от кого-кого, а от тебя я не ждал такой пакости, Виталич, - проговорил он, глядя в глаза стушевавшегося главного тыловика. – Как же ты так?! Что послужило мотивом? Чином тебя обнесли или довольствием обидели в чем?!

- Нет, товарищ генерал армии, - и тут Булдаков на миг запнулся, - или мне уже нельзя произносить слово «товарищ»?

Афанасьев вяло махнул рукой: «мол, поступай, как знаешь, покудова», а вслух произнес:

- Расскажи все как есть. С самого начала.

Все собрание, уставилось на, теперь уже, без всяких сомнений, бывшего Героя России, а в руках Тучкова появился блокнот и авторучка.

- Да, все как в шпионских фильмах, - махнул тот рукой, – ничего интересного. Все уже, наверное, в курсе про мои проблемы по мужской части после ранения? По каким только врачам не ходил, к каким только бабкам не обращался. Все без толку. Не получалось у меня с детьми, хоть ты тресни. И тут Господь видно сжалился. Я уже в чинах ходил, когда он сподобил наградить сыном, мне-то уже далеко за сорок было. Ну и как водится с каждым «поскребышком», ничего для него не жалели с женой. Вот и вырастили, значит на свою голову. Три года назад исполнилось чадушке 18 лет. Пристал «купи, да купи» машину», да не абы какую, а показовитее. Сам-то ни учиться, ни работать не желал. Ну, ин ладно. Думаю «куплю, пусть дурь из головы может выдует». Средства позволяли. Хорошую машинку купил - «порш-кайен». Он же, как с цепи сорвался – девки, гулянки, да пьянки. Мать все глаза выплакала, а ему паскуднику хоть бы что! Поэтому ничего удивительного, что однажды ночью, катаясь по Москве в непотребном виде с какими-то девицами, он сбивает насмерть прохожего. Мало того, что сбивает, да еще и скрывается с места происшествия. И домой явился, как ни в чем не бывало, только руки трясутся. Я и разговаривать не стал, турнул отсыпаться. Москва, хоть город и большой, а ничего не скроешь – телекамеры везде натыканы. В общем, утречком уже и пришли за ним. Как ни крути, а все ж таки кровиночка хоть и гнилая, а все равно родная. Еле уговорил дознавателей не поднимать шума, пока то, да се. Сам кинулся собирать деньги на адвоката, а то дали какого-то дежурного – ни рыба, ни мясо. Не то, чтобы уж самые последние деньги. Тоже ведь и сам грешен. Пока искали адвоката, там чехарда какая-то непонятная со следователями началась. Стали они от одного к другому дело отфутболивать, будто замараться опасались или еще чего. В конце концов, передали дело какому-то старшему по особо важным делам. Фамилия еще интересная у него – Самусь. Имя и отчество позабыл.

При упоминании фамилии следователя, Тучков сделал в блокноте одному ему известную пометку и переглянулся с Барышевым. Тот слегка кивнул головой, видимо, с чем-то соглашаясь. А Булдаков, тем временем, продолжал:

- Этот вот Самусь, вызывает меня к себе для опроса в качестве свидетеля или еще там кого, я в их судейских делах не очень-то. И в беседе со мной, задает массу не относящихся к делу вопросов, так что я уже злиться на него стал. А в конце беседы советует самого лучшего в Москве адвоката – Генри Плотника. Даже визитку его дал мне, самолично. Я бегу к адвокату. Он уж, как будто бы и ждал меня. Нисколько не удивился и про дело даже расспрашивать не стал, словно это ему и не обязательно знать. Я в горячке-то и не сообразил сразу, что они – одна шайка-лейка. И выкатывает мне этот крючкотвор от «крапивного семени» сумму в 250 тысяч.

- Что так мало-то? – раздался голос откуда-то с задних рядов.

- Ага. Мало. 250 тысяч, да только не рублей, а долларов.

- Это сколько же будет по курсу 2017 года? – поинтересовался Рудов, всем телом облокачиваясь на стол.

- В районе пятнадцати миллионов.

- Если сам Плотник, то это еще по-божески! - со знанием дела опять вылез кто-то.

- И еще рублями сверх того попросил пять миллионов, чтобы выпустили из СИЗО под залог до суда, - продолжил тыловик. – И опять не скажу, что сильно уж обеднел, правда, кубышка изрядно поубавилась. Врать не буду, а только уже через два дня оглоед наш уже дома был, котлетами мамкиными отъедался. Да еще и покрикивать стал на нас, вроде, как мы долго возились, пока он баланду тюремную изволил кушать. Ну, в общем, не утерпел я, увезли его на «скорой». Сам удивляюсь, как не прибил сгоряча. Ладно, хоть ума у него хватило на отца не заявлять. Подлатали, загипсовали, вернули недели через полторы. Однако ж, суд никуда не делся, надо было все равно что-то решать. И вот вызывает меня к себе в офис этот сын «столяра и плотника» и говорит, что он сделал все от него зависящее, а я, если хочу, чтобы дело вовсе закрыли, должен уже обращаться к другим людям. И диктует мне адресок, по которому я должен прибыть с бутылкой хорошего армянского коньяка сегодня на какую-то вечеринку, где все со мной и обговорят. Да еще и предупредил, чтобы я глупостей никаких не совершал – ни с полицией, ни с диктофоном и прочим.

- Адресок не помните? – спросил Тучков, быстро что-то строча в блокноте.

- На Большой Якиманке. В одной из девятиэтажных домов, что стоят напротив Храма Казанской Иконы Божьей Матери. Номер дома, не упомню какой. С подъездом и этажом тоже боюсь ошибиться. Где-то записано.

- Обязательно найдите, - буркнул жандарм, не поднимая головы.

- Продолжайте, - подстегнул говорящего Рудов.

- Вечером, значит, мчусь по указанному адресу. Звоню в домофон. Двери открывают и не спрашивают. Поднялся на лифте. Подхожу к двери. Слышу, там уже гулянка вовсю. Дверь уже открыта, заходите мол. Захожу. Народу полно – то ли праздник какой, то ли юбилей. Коньяк тут же забрали, а меня вроде кто под локоток держит и ведет куда-то. Оборачиваюсь. Следак давешний – Самусь, улыбается и ведет меня в дальнюю комнату, где нет никого, а заодно и руками по мне шарит – нет ли какой со мной аппаратуры. Садимся за столик. Там уже налито. Тут он мне и дает полный расклад. Чтобы, говорит, дело до суда не дошло, надо изъять из него данные по алкогольной экспертизе, сделанные утром после происшествия, стереть данные видеонаблюдения, зафиксировавшие сам момент наезда, а это очень хлопотное дело и найти нужных свидетелей, видевших, как пешеход сам бросился под машину. Да и родственников пострадавшего тоже надо удоволить, чтобы протестами и жалобами не донимали после. Делать все это по его словам нужно срочно, потому как дело вот-вот потребуют передать в суд. За все про все он с меня потребовал еще 50 миллионов.

- Да за такие деньги пол-Москвы передавить можно и получить условку, - раздался бас Начальника Главного Автобронетанкового Управления – генерал-майора Бибикова Егора Семеновича.

- Ну конечно, кому как не вам – главному специалисту в России по ДТП рассуждать об этом?! - ехидно заметил Рудов, намекая непрозрачно, что именно танкисты, по статистике больше всех совершают нарушения в области соблюдения ПДД. Сраженный этим аргументом, Бибиков тут же заткнулся.

– А вы продолжайте, - кинул он Булдакову.

Тот откашлялся и продолжил:

- Деньги, по его словам, необходимо было доставить к следующему утру. Естественно, такую крупную сумму я за вечер нигде не мог достать, о чем ему прямо и сказал. Он мне ответил, что вполне понимает мое состояние и мои ограниченные возможности, но ничего сделать не может, потому что над ним якобы тоже стоят очень влиятельные люди, которые не терпят никаких отсрочек и проволочек. Впрочем, он, видя мою заинтересованность в улаживании дела и мою честность, готов познакомить меня с человеком, который согласится ссудить мне денег. Я, конечно же, согласился. А куда деваться?! Тут он выходит из комнаты, а вместо него появляется другой и прямым текстом мне говорит, что готов внести за меня требуемую сумму, если я освещу для него некоторые вопросы, связанные с моей профессиональной деятельностью. Ну, тут я все сразу и понял. Раньше думал, что они просто коррупционеры и мошенники, а теперь увидел, что они шпионы. Я спросил у него, на кого он работает. Он ответил, что представляет интересы одной из азиатских стран, входящих в Большую Семерку. А так как там только одна такая страна – Япония, то и вопрос закрыт. Хотя вербовщик был вполне европейского вида.

- Он как-нибудь представился? – все так же, не отрываясь от блокнота, спросил Тучков.

- Вениамином назвался.

- Описать его или узнать по фото сможете?

- Да, конечно.

- Продолжайте, пожалуйста, мы вас слушаем далее.

- Ну вот. Я спросил, что его конкретно интересует. Он ответил, что его интересуют мобилизационные планы Службы Тыла и МЧС на случай широкомасштабной войны или глобального стихийного бедствия в дальневосточном регионе. Ну, тут у меня малость отлегло от сердца. Я ему сказал, что касается планов МЧС, то я ими в мирный период не имею права располагать, ибо это иное ведомство. А по своему профилю могу просветить обстановку. Он согласился, пообещав расплатиться со следователем к завтрашнему утру самостоятельно. А уже вечером, должна была состояться наша с ним встреча, на которую я должен был привезти карты расположения спецхранилищ и подробный перечень находящихся в них ресурсов, а также схему системы логистики распределения по воинским частям при наступлении времени «ч». В общем, на следующий вечер я привез на встречу все, что он просил: карты, схемы дислоцирования складов 1-го и 2-го сроков ранения, системы защиты и прочее. Причем, всю описательную часть я привез на листах с машинописным текстом, а не в виде электронных носителей. Он даже захрюкал от удовольствия, пояснив, что застрелил бы меня на месте, если бы я привез это все на флэшках, так как он твердо знает, что все самое секретное у нас, как в советской армии, пишется на печатных машинках и под копирку. Правда, он еще тот жук оказался. Чтобы у него окончательно пропали сомнения в достоверности полученной информации, он попросил меня свозить его человека на эти объекты, дабы он сам во всем удостоверился воочию.

- Что-то я не пойму, - оборвал его рассказ Афанасьев, - рассказывая все это, вы светитесь, как надраенный самовар. С чем это связано?

- Все просто. Я подсунул ему старый мобилизационный план. По внутреннему секретному регламенту, мы обновляем свои планы каждые пять лет.

- А склады?

- Склады тоже не остаются на месте. Их мы тоже периодически перебазируем и обновляем номенклатуру содержимого. Поэтому там были указаны склады, либо уже передислоцированные, либо готовящиеся к этому.

- Гмм… Не слишком ли расточительно?! – усомнился Афанасьев, который и раньше-то не слишком позволял себе вникать в работу тыловых служб.

- Никак нет, - бодро ответил тот. – Во-первых, перемещением запасов, мы не даем застояться складируемой технике и сбиваем с толку соглядатаев противной стороны, а во-вторых, количество и номенклатура хранимого постоянно повышаются, и, разумеется, что-то устаревает, хоть и вполне еще годно к применению. В таком случае, если эта техника или продукция пригодны к применению, то мы ею делимся со структурами Госрезерва.

- И как вы водили шпиона по объектам? По пустым складам? Кем его представляли? – опять поинтересовался Николай Павлович.

- Да никем не представлял. Говорил, что просто это со мной. Одет он был в общеармейскую форму. А при мне никто его документов не осмеливался спрашивать. У нас ведь как?! Даже если склад и пустой, охрана, все равно, должна присутствовать. Один раз я ему только показал склад, готовый уже к передислокации. Нарочно поводил его по подземному хранилищу и то далеко не стали проходить. Он фонариком посветил, убедился, что там всего навалено, как на Сорочинской ярмарке и успокоился. Во всех остальных случаях мы ограничивались посещением административных зданий, находящихся на поверхности. Один на один, я его с представителями охраны не оставлял, чтобы они чего лишнего не сболтнули. Да и он, честно говоря, за две недели, что я таскал его за собой, порядком уморился. Поэтому и сам не лез с лишними расспросами.

- Этого человека вы тоже сможете описать?

- Да.

- Что-нибудь еще хотите добавить? –спросил Рудов бесстрастным голосом судьи и прокурора в одном лице.

- Только то, что у меня с резидентом – Вениамином состоялись еще две встречи.

- Где?! – быстро спросил Тучков.

- Обе встречи проходили у него в машине. Я по условиям должен был ждать его на улице. Он ко мне и подъезжал оба раза. Скажу сразу – номера были заляпаны грязью. Машина старенькая – «Шкода-Октавия» белого цвета. В машине всегда был только он сам. Поблагодарил меня за проявленное терпение и понимание. Взял с меня расписку в получение за оказанные мной услуги в размере 20-ти миллионов рублей. Как он объяснил, деньги по расписке отдавать не надо, мол это вроде страховки на будущее. А также взял с меня письменное согласие на сотрудничество с Найхё.Вторая встреча была в прошлом году. Он попросил меня сделать аналитическую справку о состоянии тылового обеспечения в НОАК.Я отдал распоряжение своим людям, и они подготовили доклад на основании открытых источников информации.

- А деньги-то хоть дал за опус? – опять вылез вперед главный танкист.

- Нет, не дал, - сказал, что вся сумма предполагаемого гонорара пошла на закрытие уголовного дела против сына.

- И что, правда, закрыли дело? – удивился Верховный.

- Правда. Не сразу, но закрыли.

- И где же он теперь?

- В деревню отправил, к матери моей. Она уже старенькая, сама плохо управляется, но руководить способна, как говорится.

- И как же он там три года, после столицы-то, с её развлечениями?

- Да вроде ничего. Справляется. Работает даже в механической мастерской. Местные, правда, поучили его пару раз, за барские замашки, он и попритих. Привыкает. Вроде, как уже и нравиться стало.

- Тэк-с, тэк-с, - пробарабанил пальцами по столу Афанасьев, - что же нам с вами делать-то штабс-капитан , вы наш, Рыбников?

Булдаков стоял молча, вытянувшись «во фрунт». В его скованном напряжении чувствовалась готовность принять для себя любой исход, предусматривающий даже самоликвидацию. Тучков оторвался от своего блокнота и как-то по-мальчишески почесал авторучкой за ухом. Все взгляды присутствующих обратились именно в его сторону, потому что сейчас, все зависело от его слов. И это все понимали, включая его самого. Он не стал разыгрывать театральную паузу, а потому сразу перешел к делу:

- Все мы внимательно выслушали откровения генерала Булдакова. Мотивы его поведения весьма понятны. Плохо, конечно, что он решил нам поведать об этом только сейчас – спустя три года. За три года, шпионская сеть наверняка сумела раскинуть свои щупальца еще дальше. Но тут, конечно, и мы сами виноваты. Уже давненько по столице циркулируют слухи о шайке грязных дельцов – Самуся и Плотника. Мы, разумеется, вели за ними некоторое наблюдение, но, как видите, не углядели, что не делает нам чести. Придется в спешке наверстывать упущенное время и разматывать их по полной программе. Это уже не мошенничество с использованием служебного положения, это уже – измена Родине. Хотя я и не исключаю того, что их трогать не будут, если посчитают целесообразным использовать их в контригре.

В зале загудели, возмущенные голоса, недовольные тем, что шпионы могут избежать законного наказания. Опять загудел неугомонный танкист Бибиков:

- Да устроить им самим ДТП! И все взятки – гладки.

- Ага. Сунуть случайно их автомобили под гусеницы ваших танков, - раздался чей-то смешок.

- А че?! – осклабился Сергей Владимирович. – Зато уже никакой жестянщик ничего не исправит, да и патологоанатом тоже. Что тут поделать, если кишки на асфальте в радиусе двухсот метров?!

- Ладно! – постучал ручкой по столу Афанасьев, унимая разошедшуюся публику. – Это все вопросы не сегодняшнего времени. Вы, Николай Палыч, мамку за сиськи не тяните! Мы хотим от вас услышать конкретных предложений по фигуранту нашего дела.

Тучков несколько было растерялся под напором Главы Совета. «Контора глубокого бурения», которую он сейчас здесь представлял, не любила оперировать однозначными и окончательными решениями, всегда оставляя запасные пути для отхода. Однако, сейчас был явно не тот случай, чтобы увиливать, поэтому он довольно быстро пришел в себя и заговорил:

- Учитывая то обстоятельство, что Дмитрий Витальевич сам во всем сознался, к тому же с его слов, урон, нанесенный им обороноспособности страны, был в какой-то мере им самим нивелирован, то я бы предложил ему пройти еще несколько неприятных процедур. - Тут он опять слегка замешкался, как бы собираясь с мыслями, но за него договорил сам Верховный:

- То есть я так понял, что вы предлагаете прогнать Булдакова на полиграфе, так?!

- Не только, - тихо выдавил из себя через силу жандарм. – Полиграф это само собой. Тут двух мнений быть не может. И даже не один раз прогнать, причем с использованием пентатала натрия. Но вот, если бы, Дмитрий Витальевич дал еще согласие на медикаментозно-психологическое вмешательство в скрытые закоулки своего подсознания… Процедура, хоть и достаточно безвредная, но весьма и весьма неприятная, честно скажу…

- Я готов! – бодро отрапортовал генерал, все же слегка бледнея.

- Хорошо, - резюмировал Афанасьев, строго глядя на Булдакова из под очков, которые он успел нацепить на нос, к этому моменту. – Дмитрий Витальевич, учитывая ваши прежние заслуги, я, пожалуй, выражу общее мнение собравшихся, если скажу, что после прохождения вами вышесказанных процедур, которые, надеюсь, подтвердят вашу относительную невиновность, мы будем рады видеть вас в нашем составе, а пока вам следует нас на время покинуть, ничего не поделаешь.

- Есть, покинуть! – отозвался генерал, и, развернувшись на месте, стал подниматься к выходу.

- Сегодня не ужинайте и не завтракайте утром, а ровно к восьми ко мне на Лубянку. Пропуск я вам выпишу, а дальше поеду с вами в спецучреждение на процедуры, - крикнул ему вдогон Тучков. Тот, не останавливаясь, кивнул головой и вышел.

- Не сбежит? – с апломбом поинтересовался, сверкая абсолютно лысой головой, Начальник войск РХБЗ генерал-лейтенант Игорь Анатольевич Кириллин.

- Не сбежит, - уверенно ответил Афанасьев и тут же пояснил свою уверенность, - я давно знаю Дмитрия Витальевича. Он может сейчас застрелиться, прямо за этими дверями, но он не будет прятаться по кустам.

Хорошо! – раздался голос Рудова. – У кого какие вопросы еще остались?! Может еще имеются шпиЁны в нашем дружном террариуме?! – с невеселым смешком спросил он зал. – Ну, говорите, не стесняйтесь. А то, когда еще будет такая хорошая возможность безнаказанно покаяться?! С завтрашнего дня окно возможностей захлопнется, и тогда, только пистолет с одной пулей и водичкой в стволе.

Он орлиным оком придирчиво окинул весь амфитеатр. К его неслыханному удивлению, а так же к удивлению большинства присутствующих, в зале начали подниматься то там, то сям руки. Зал, вот уже в который раз впал в недоумение. Только-только начали приходить в себя от сенсационной новости, поведанной Булдаковым, как началась вторая часть Марлезонского балета. Четверо генералов, ободренные спокойной и непредвзятой обстановкой при исследовании дела своего коллеги, тоже решили признаться в содеянном преступлении, обоснованно рассчитывая на такое же отношение и к их скромным персонам. Как оказалось, все они были в разное время завербованы, как обычно, ЦРУ, Ми-6,Моссадом,и даже, прости Господи «35-й комнатой».

На Рудова было страшно смотреть, он был похож на морского окуня, неожиданно резко поднятого с глубин океана, от чего его глаза буквально вылезли из орбит. Состояние Афанасьева было ничуть не лучше - того и гляди его хватит кондратий. В ужасе он только схватился за виски, выдавив сакраментальное:

- Итить-колотить! И это Генштаб?! Да есть ли тут еще кто-нибудь – не завербованный Бурунди или Гватемалой?! Хосподи! Предатель на предателе! С кем спасать страну?! Хоть самому стреляйся. Зато Тучков, проводя экспресс-допрос прямо на месте, едва не хрюкал от привалившего ему счастья. Среди предателей оказалось около половины из состава заместителей Министра обороны. Эта компактная, но монолитная группа состояла из начальника Главного военно-политического управления, руководителя Аппарата Министра обороны, заместителя Министра обороны по международному военному сотрудничеству и статс-секретаря Министра обороны. Люди уже немолодые, носящие на погонах, как минимум по три звезды, пошли по кривой дорожке не из внутренних убеждений или идеологических разногласий с государственной политикой, а по довольно банальным причинам. Кто-то попался в обычную «медовую ловушку», кто-то срочно захотел, глядя на роскошную жизнь олигархов, улучшить свое и без того неплохое материальное положение, а одному из этих дураков с широкими лампасами, но узкими извилинами в мозгу, просто захотелось почувствовать прилив адреналина. Однако, сидя уже в этом зале они почувствовали, насколько серьезным образом могут обернуться для них шашни с разведками зарубежных стран. А после угроз Афанасьева безжалостным способом, да еще с применением детектора лжи, вычищать из своих рядов неблагонадежных, так и вовсе осознали, что лучше признаться, пока объявили амнистию. По крайней мере – не расстреляют. Поднявшаяся кутерьма никак не располагала к продолжению формирования главного властного органа. Генералы повскакали со своих мест, перебегая туда-сюда и кучкуясь вокруг покаявшихся, требуя и смакуя подробности их грехопадения. Тучков, позабыв о респектабельности и природном аристократизме, тоже никак не способствовал установлению деловой обстановки. Он бегал от одной группки к другой, срочно выясняя масштаб предполагаемого ущерба. Призывать сейчас к установлению тишины и порядка было делом бессмысленным и безнадежным. Это понял Афанасьев и уже пришедший в себя Рудов. Решив дать генералитету выпустить пар, а заодно и застоявшиеся в чреслах старческие газы, Афанасьев, махнув рукой на недисциплинированность соратничков и «птенчиков гнезда Петрова», объявил о получасовом перерыве.

Глава 11

I.

24 июня 2020г., Россия, г. Москва, Фрунзенская набережная 22, Национальный центр управления обороной РФ, там же.

За председательским столом, по-прежнему, сидели они вдвоем. Рудов, нагнувшись к портфелю, стоящему возле ног, покопался в нем доставая оттуда какие-то бумажные свертки, от которых аппетитно попахивало. Оказалось, что в провощенной бумаге были бережно завернуты бутерброды с ветчиной, до которой он был большой любитель. Последним на столе оказался большой двухлитровый термос с чаем.

- Угощайся, Василич, - любезно предложил он Афанасьеву съестное. – Супруга моя передала. Я ее тоже, по твоему примеру, притащил сюда, а то мало ли какая зараза возьмется шантажировать. Пусть, думаю, пока пару-тройку деньков тут перекантуется, пока все не устаканится. До сына-то не доберутся, он у меня, как ты знаешь, в Житкуресидит, по ночам только выползает подышать свежим воздухом, а вот жена…

Верховный, жадно втянув в себя ароматные запахи и явно сглатывая слюну, сделал кислое выражение лица:

- Ветчина. Мне нельзя жирное, у меня язва, будь она неладна. Режим-с питания, стало быть. А чай, я вижу у тебя с чем, а то уж больно духмяный запах от него?

- С мелиссой. Будешь?

- Давай. Мелисса – она же лимонник дальневосточный, способствует успокоению нервной системы и расширяет сосуды головного мозга, - со знанием дела проговорил он как по писаному, подставляя пластиковый стаканчик, из стопки заранее выставленных на столе, ради такого случая.

- Откуда такие познания в ботанике? – с удивлением и даже уважением поинтересовался Начальник оперативного отдела.

- Мама, - с теплотой в голосе ответил ему Афанасьев, держа обеими руками наполненный стаканчик, обжигающего ладони через пластик напитка, - у меня всегда заваривает такой.

- Ага. Сколько ей сейчас?

- Восемьдесят шесть на той неделе исполнилось. К себе все зову, ей ведь уже одной-то трудновато, а она ни в какую не хочет из деревни в город.

- А что так? – участливо спросил Рудов.

- Батя, вишь, там похоронен. Говорит: «Больше полувека с ним прожили. Как же я его тут одного оставлю?!». Да и с Аглаей моей, они всегда не очень-то ладили, если честно, - разоткровенничался он вдруг.

Рудов, с набитым ртом лишь покивал головой, соглашаясь. Не обращая внимания на шум и беготню по залу, эти двое, будто не от мира сего, мирно вели беседу о своем и близком им обоим, и близких им людях, время от времени прихлебывая душистый чай. Незаметно, в зал вошли двое, Завьялов и Михайлов. Последний держал в руках два чемоданчика. Это были близнецы того, что был пристегнут цепочкой к руке каптри. Моряк, молча, вернул Афанасьеву его ключ, а Михайлов доложил, наклоняясь едва не к самому уху Верховного, потому что не хотел, видимо, кричать из-за шума в зале:

- Товарищ Верховный, ваше поручение выполнено. Чемоданчики доставлены. К сожалению, операторы, в чьем ведении оно находились, погибли.

- Максим, - обронил Завьялов, вклиниваясь в доклад адъютанта, - тот, что оказался в Склифе, умер на операционном столе от болевого шока, но чемоданчик так и не выпустил из рук, запрещая врачам давать общий наркоз, чтобы не потерять контроль над вверенным ему объектом охраны.

- Борис Борисыч, составьте приказ о присвоении погибшим операторам званий Героя России. А сейчас, берите тех же самых людей из лютиковской охраны и, не мешкая, езжайте в институт, Сдайте чемоданчики самому Шерстобитову в руки, под роспись. А вы, Павел Геннадьевич, - обратился он к Завьялову, - не сочтите за труд, переговорите по телефону с академиком, пусть встретит лично Бориса Борисыча. Мне, как видите - недосуг, что-то не хочется выслушивать сегодня площадную брань во второй раз. И ступайте отдыхать, вам уже пора сдавать смену.

- Да. Смена заканчивается через полчаса, - согласно кивнул тот и добавил чуть слышно, - хотя я думал, что она не закончится никогда. Но я еще успею проводить Борис Борисыча.

Рудов не вмешивался в разговор, вникая на ходу в суть дела, как это он всегда умел великолепно делать. Михайлов с Завьяловым удалились. Михайлов – выполнять распоряжение, а Завьялову не по чину было присутствовать на подобных заседаниях.

- Знаешь, Валера, - обратился он к Афанасьеву, - а я ведь поначалу тоже был не слишком доволен тем, что ты решился на всю страну признаться в своих делишках и заставить опубликовать подлинные декларации Совета. Считал, что честь мундира надо беречь, во что бы то ни стало. Тем более, сам ведь я тоже далеко не святой. Не хотелось ворошить свое исподнее перед людьми. А теперь вижу, что ты был прав. Как там, у Аграновича сказано, дай Бог памяти: «Кто проповедь прочесть желает людям, тот жрать не должен слаще, чем они».Не знаю как там другие, что себе думают, а я решил по твоему примеру сдать все уворованное у государства. Моя, конечно разорется, ну да и х… бы с ним. Сын, думаю, поддержит. Или нет, как думаешь?

Афанасьев пожал плечами. Ему самому еще предстоял сегодня нелегкий разговор на эту тему. Однако, чисто из любопытства, поинтересовался:

- Что? Так много?

- Много, Василич, - зажмурился и помотал согласно головой Рудов.

- Я, в принципе, никого не заставляю… - начал Верховный.

- Не то говоришь, Василич. Просто мы с тобой находимся уже в таком возрасте, когда пора думать не о том, как бы поприличнее пожить, а о том, как бы поприличнее умереть, чтобы потомки не сморкались на наши могилы. Мне может тоже хочется оставить после себя большую статью в энциклопедии, а не пару дежурных строк?!

- Ага! И тебя проняло тщеславие?! – усмехнулся Афанасьев.

- Не все же тебе одному!

Объявленный получасовой перерыв подошел к концу. Афанасьев переключил на микрофоне тумблер громкой связи и постучал по мембране пальцем. Привлекая к себе внимание:

- Товарищи хунтеры, заговорщики и предатели, полчаса, отведенные вам для выпуска пара из ноздрей и иных предусмотренных природой отверстий, окончились, поэтому прошу занять свои места.

Дождавшись, когда генералы нехотя займут кресла, он продолжил:

- Николай Палыч, поведайте нам о ваших предварительных выводах по полученной информации.

Тучков встал во весь свой немалый рост, откашлялся и уже приготовился дать обстоятельный ответ со своими соображениями, но Глава Совета прервал тут же:

- Только кратенько и без антимоний, пожалуйста.

- Если так, то выражусь кратко и без мата, но словами Шекспира нашего Вильяма: «Неладно что-то в датском королевстве».

- А если без «воды» и без Дании? – поморщился Афанасьев.

- Тогда по-русски, но матерными словами.

- И все же?

- В Генштабе и Министерстве обороны действует широко разветвленная и законспирированная сеть явных и потенциальных предателей, вот-вот готовых к этому. Масштаб проникновения иностранных спецслужб еще нужно уточнять и уточнять. Дело долгое и муторное. Веры никому нет. Я уже и себе-то порой не верю.

- Что вы конкретно предлагаете, Николай Палыч?! Ведь нам не сегодня так завтра придется обсуждать в этом кругу не подлежащие никакой огласке вещи?!

- А что тут предлагать?! – удивился эфэсбэшник. – Пока формируйте руководящий орган. Ничего секретного в этом не вижу. Но, если хотите быть уверенными в каждом из нас, то с завтрашнего дня отправляйте всех в алфавитном порядке не только на детектор, но и на «мозголомку».

- А вы можете дать гарантию, что в этом случае удастся избежать «крота»?

- Стопроцентную гарантию у нас дают только морг и Центризбирком под управлением «Эллочки-людоедочки», а я могу прогнозировать вероятность где-то примерно в девяносто восемь.

- Тоже не совсем плохой процент, - вставил Рудов.

- Но вы понимаете, что тогда и вам самому придется пройти через эту, как вы давеча выразились, неприятную процедуру? – спросил Афанасьев Тучкова в лоб.

- Естественно. И я не без греха, а потому пойду первым, и при свидетелях буду погружаться в гипнотический транс.

- Хорошо, - хлопнул ладонями по столу Афанасьев. – Тогда ставим этот вопрос на общее голосование. Товарищи, кто за то, чтобы с завтрашнего дня, всем из здесь присутствующих на добровольных началах пройти всеобъемлющую проверку на лояльность?

Произнеся эти слова, он первым поднял руку. Не желая отставать от него хоть на мгновенье, Рудов поспешил поднять свою. То там, то сям стали подниматься руки. Кто-то это делал сразу, кто-то после короткого, но все же раздумья. Почти не задумываясь, подняли свои руки и «предатели», решившие так неожиданно покаяться перед сослуживцами.

Проголосовали единогласно.

- Кстати, - снова обратился Афанасьев к временному главе ФСБ, - так как мне и завтра предстоит вести заседания, то прошу провести со мной все надлежащие процедуры вне очереди, так сказать – по блату.

- И со мной тоже, - вставил Рудов.

- Хорошо, я сейчас внесу вас в список сразу после своей кандидатуры, - согласился Тучков.

Тут со своего места встал заместитель Министра по боевой подготовке генерал-лейтенант Юнус-Бек Баматгиреевич Шакуров, прославившийся в свое время «броском на Приштину». Как и все южане, он был горяч и бескомпромиссен. Ноздри его горбатого носа трепетали в эмоциональном экстазе:

- А что будем делать с этими?! - кивнул он на горстку «предателей», скромной кучкой стоявшей в сторонке.

- Если проверка покажет, что ущерб от их деятельности минимален, в данных условиях, либо его вообще нет, то – ничего. Если он окажется существенным, то исходя из чистосердечного признания и обещанной амнистии – отставка, - выдал, не задумываясь, Тучков, и Афанасьев кивнул ему, явно соглашаясь с позицией жандарма. – Но в любом случае, государству, им придется отдать все, что нажито непосильным трудом. И это не подлежит обсуждению.

- Как думаете, Николай Палыч, за день управимся? – спросил озабоченно Рудов.

Тучков внимательно оглядел зал, что-то прикидывая в уме, затем почесав затылок, протянул:

- Не-е, не управимся. Процедура довольно длительная. Даже в несколько потоков и то не уложимся за день. За два – постараемся.

- Но вот как же в таком случае формировать сейчас Совет? А вдруг завтра или послезавтра, что-нибудь вылезет, этакое? – ни к кому не обращаясь, спросил неугомонный танкист - Бибиков.

- Ничего страшного. Чего вы так нервничаете? Или вам никогда не приходилось на учениях срочно менять вводную?! – парировал его вопрос Рудов. – Внесем изменения в состав, вот и вся недолга.

- Да. Еще, вот что! - воскликнул Тучков. – По окончанию сегодняшнего собрания попрошу всех подойти ко мне для составления списка проверяемых на завтра. И напоминаю, что назначенным на завтра, сегодня придется попоститься, иначе завтра все простыни заблюете.

- Спасибо за предупреждение, - кисло поблагодарил его Афанасьев. – Ну, что ж, а мы, пожалуй, продолжим. Мы с вами и так потеряли достаточно много времени на никак не относящиеся к сегодняшним событиям дела. Мы сегодня должны, кровь из носа, сформировать и утвердить структуру Высшего Военного Совета, а так же его Президиума, как постоянно действующего законодательного и исполнительного органа. Я полагаю, что ни у кого нет возражений против двухступенчатой структуры Совета?

- А можно ли немного прояснить этот вопрос? – полюбопытствовал Начальник Главного штаба ВМФ – адмирал Флота Александр Викторович Квитков.

- Охотно, - согласился Афанасьев. – Мы все здесь – люди военные и никто нас от обязанностей выполнять свои функции, как военных людей не освобождал. Командующие должны командовать. Генералы должны заниматься подготовкой армии, адмиралы должны водить эскадры. Мы не можем сейчас забросить дела армии и заниматься текущими экономическими и политическими делами. К тому же, мы с вами – люди, заточенные на решение узкопрофильных задач. В силу своей специфики мы не разбираемся во многих вопросах – начиная от детских пособий и кончая вопросами денежной эмиссии. Пусть этим занимаются специалисты. Мы не можем подменять собой работу Кабинета Министров. Мы всего лишь оставляем за собой право на законодательную инициативу и надзорные функции по исполнению уже принятых решений. Армия, как всем известно и я уже неоднократно вам об этом говорил, является срезом общества, его, так сказать зеркалом. И у каждого рода и вида войск на «гражданке» есть свой брат-близнец. Так, например, у ВТА есть близнец в лице гражданской авиации, у ВМФ – министерства водного транспорта и рыбного хозяйства. И так во всем. Каждый из вас будет курировать свое направление. Так что, полными профанами в деле вы не будете, это я вам обещаю. Для этого мы с вами будем собираться еженедельно, для выработки и принятия путем голосования наиболее важных вопросов. Я каждую неделю буду отчитываться перед вами о проделанной мной работе и Президиумом работе. Буду представлять вам на утверждение кандидатуры на тот или иной пост, указы, требующие вашего подтверждения. Завтра и послезавтра, по окончании прохождения проверки, мы еще соберемся с вами в полном составе – для окончательного формирования Высшего Военного Совета. А потом только раз в неделю. Ну, скажем в понедельник. К этому времени мы подготовим на утверждение первые указы и кандидатуры на министерские посты. Если предстоящее заседание не требует особой конфиденциальности, то с некоторыми из вас, как то Командующими округами, флотами и армиями, мы будем вести заседания по закрытой системе телесвязи, в режиме он-лайн конференции. Если вопрос будет требовать вашей личной явки, то попрошу всех быть на месте к означенному времени. Президиум же будет собираться ежедневно. А в функции Президиума будет входить подготовка к обсуждению и принятию этих решений, а так же оперативное управление обстановкой. Поэтому Президиуму будет невероятно сложно совмещать эту обязанность со своими делами, определенными службой. Мне-то в этом плане будет немного легче через пару месяцев, потому что у меня подходит пенсионный возраст и я подам в отставку, как и положено. А вот другим придется тяжеловато совмещать. Здесь, хотелось бы отметить вот еще что, - пожевал губами Афанасьев. – Так как работа в Высшем Военном Совете не предусматривает никаких дополнительных выплат, то я предлагаю формировать его на основе пожизненности и несменяемости, с сохранением последнего денежного содержания на той должности, в которой член Совета пребывал. По естественной убыли заменять того или иного должен будет действующий на тот момент в данной должности.

Последнее предложение Верховного, явно понравилось всем, и они выразили свое одобрение стройным и радостным гулом голосов. Такой расклад удовлетворял всех.

- У кого еще есть, какие вопросы по формированию и принципам работы Высшего Совета? – спросил Афанасьев, оглядывая собравшихся поверх очков.

- Разрешите? – подняв руку обратился к нему всегда тихий и робкий командующий Каспийской флотилией Сергей Зинчук.

- Разрешаю, Сергей … эээ… Михайлович, - не сразу вспомнив отчество моряка, сказал Афанасьев.

- Вот вы тут нам рассказали о принципах формирования и функционирования этого органа власти, а как быть, если в наших рядах опять появятся… эээ… так сказать, неблагонадежные элементы? Каков будет механизм избавления от их пагубного воздействия? Я ведь подозреваю, что прохождение через мозгодробительные аппараты Николая Палыча это теперь будет не одномоментная акция, а нечто вроде регулярного ритуала?

- А никакого механизма не будет. Формирование нашей организации чем-то сродни принципам – опричнины Ивана Грозного, только без разделения страны на два лагеря. Опричнины, где «вход – рупь, а выход – два». Я же в самом начале всех предупредил, что все очень и очень серьезно. У нас могут быть внутри коллектива разногласия, и это вполне естественно. Но они не должны мешать общему деловому настрою. А тайных и явных врагов, буде такие появятся, будем просто ликвидировать.

- Позвольте, но…

- Нет-нет, Сергей Михайлович, никаких «позвольте», вы уж меня извините. Я и так знаю, о чем вы сейчас мне будете толковать. Вот когда страна отойдет от края пропасти, когда укрепится экономически, политически, демографически, то тогда и можно будет думать о конституционных правах и свободах, милосердии и всепрощенчестве, но никак не ранее того. Вот тогда, мы с удовольствием и единогласно сделаем вас Главным правозащитником страны с правом отменять любые приговоры.

В зале заулыбались, и атмосфера слегка разрядилась.

- Кстати, - потер лоб Афанасьев, - хорошо, что вы мне Сергей Михайлович напомнили про завтрашнюю процедуру. Это всех касается. Сегодня вечером, придя домой, вспомните и зафиксируйте на бумажном носителе все свои, так скажем, прегрешения, на которые стоит обратить внимание. Завтра возьмете, написанное вами накануне и передадите «мастерам заплечных дел», чтобы после процедуры можно было сравнить состояние вашей памяти и вашу откровенность в состоянии относительного покоя.

Новость была, из разряда малоприятных. Но тут уж никуда не деться. Либо ты – пассажир «Титаника», либо член команды «Наутилуса».

Тут поднял руку командующий дальней стратегической авиацией – генерал-лейтенант Сергей Иванович Кобылин:

- Разрешите обратиться?

- Разрешаю.

- Прежде чем окончательно утверждать Высший Военный Совет надо бы решить вопросы с Министром обороны, с Начальником Инженерных войск. Кто займет эти должности? А то получается, что Военный Совет есть, а Министра обороны в нем нет.

- Я понимаю вашу озабоченность, Сергей Иваныч, - ответил Афанасьев. – Но согласитесь, что должность Министра обороны это не столько военная сколько административно-хозяйственная. Все мы помним, что лучшим Министром обороны за все существование России и Советского Союза был Дмитрий Устинов – человек ни разу не военный. В этой должности хорош был бы Борис Иванович Юрьев, курировавший в правительстве Ведмедева вопросы оборонно-промышленного комплекса, а сейчас, насколько я в курсе, он находится в довольно подвешенном состоянии, выполняя непонятную роль, временно исполняющего обязанности председателя комитета по оборонной политике при правительстве. Он человек грамотный и технически подкованный. Если ни у кого из вас нет принципиальных возражений против этой кандидатуры, то я бы позволил себе привлечь его в наши ряды именно в этом качестве. Имеются ли у кого возражения по этому поводу?

Подождав минутку и не увидев поднятых рук, возражающих против Юрьева, Глава Совета продолжил:

- Вот и хорошо. Я сегодня вечером постараюсь с ним связаться и предложить этот пост. Теперь, что касается представителя Инженерных войск. Там, все гораздо сложнее обстоит. По имеющимся у меня данным из КРУ и Счетной Палаты, на незаконных подрядах «нагрелись» все заместители Стравинского, поэтому автоматически кооптировать в наш Совет заведомо замаранных в коррупционных схемах, считаю делом нецелесообразным. Единственный выход из сложившейся обстановки я вижу в привлечении на вакантное место кого-то из руководства военного института инженерных войск имени Куйбышева. Хотя у них там сейчас и сложные времена в связи со структурной реорганизацией и присоединением к Общевойсковой академии Вооруженных Сил, но люди там грамотные, ученые и, по крайней мере, не засветившиеся в неблаговидных делах. Если Совет разрешит мне привлечь, кого-либо из ученой среды, то я это сделаю, причем в кратчайшие сроки.

Возражений не последовало и на сей раз.

- А сейчас, давайте, я зачитаю вам предварительный список членов Высшего Военного Совета. Список, само собой неокончательный, так как в нем нет пока ни Начальника Инженерных войск, ни Начальника тылового обеспечения, я уж не говорю о Министре обороны и некоторых его заместителях. Зачитывать буду в алфавитном порядке.

С этими словами он пошуршал бумагами на столе, и еще раз откашлявшись, начал, заунывно и тягомотно, словно муэдзин с минарета, зачитывать список «счастливчиков» в случае их победы и кандидатов на расстрел, в случае их поражения:

- Зачитываю:

1) Абзалов Виктор Мусалимович – генерал-лейтенант, Начальник Штаба ВКС;

2) Барбин Андрей Анатольевич – генерал-майор, командующий 27-й гвардейской ракетной армией;

3) Барышев Дмитрий Аркадьевич – генерал-полковник ГУ ВР ГШ;

4) Безменов Николай Анатольевич – адмирал Флота и Главком ВМФ;

5) Бибиков Егор Семенович – генерал-майор, Командующий автобронетанковыми войсками;

6) Богданов Николай Васильевич – генерал-полковник, первый заместитель Начальника Генерального штаба ВС РФ;

7) Венедиктов Валентин Георгиевич – генерал-лейтенант, Командующий военно-транспортной авиацией;

8) Голубкин Юрий Илларионович – генерал-лейтенант, Начальник Войск радиоэлектронной борьбы ВС РФ;

9) Греков Юрий Николаевич – генерал-лейтенант, Командующий войсками ПВО-ПРО;

10) Дворянинов Александр Владимирович – генерал-полковник, Командующий Сухопутными Силами;

11) Елистратов Сергей Юрьевич – генерал-полковник, Начальник штаба Сухопутных Сил;

12) Жидков Геннадий Валерьевич – генерал-лейтенант, Командующий Восточным военным округом;

13) Зарудный Владимир Борисович – генерал-полковник, Начальник Военной академии Генерального штаба;

14) Зинчук Сергей Михайлович – контр-адмирал, Командующий Каспийской флотилией;

15) Иволгин Владимир Михайлович – контр-адмирал, Командующий Балтийским флотом;

16) Калач Анатолий Григорьевич – генерал-лейтенант, Командующий 31-й ракетной армией;

17) Квитков Александр Викторович – адмирал, Начальник Штаба ВМФ;

18) Кириллин Игорь Анатольевич – генерал-лейтенант, Начальник войск РХБЗ;

19) Кобылин Сергей Иванович – генерал-лейтенант, Командующий дальней авиацией;

20) Костинов Евгений Алексеевич – генерал-полковник, Начальник Штаба ВДВ

21) Костюченков Игорь Олегович – адмирал, Начальник Главного Управления Генерального штаба (военная разведка);

22) Криворуков Алексей Юрьевич – генерал-лейтенант, заместитель Министра обороны по военно-техническому обеспечению;

23) Кречетов Александр Алекандрович – генерал-полковник, Командующий Западным военным округом;

24) Кульбас Степан Петрович – контр-адмирал, Командующий 31-й дивизией стратегических АПЛ;

25) Лапников Александр Павлович – генерал-лейтенант, Командующий Южным военным округом;

26) Леонков Александр Петрович – генерал-лейтенант, Начальник войск ПВО Сухопутных сил;

27) Лютиков Валерий Иванович – генерал-майор, Командующий ССО;

28) Матвеев Александр Алексеевич – вице-адмирал, Командующий Северным флотом;

29) Осипенко Игорь Владимирович – вице-адмирал, Командующий Черноморским флотом;

30) Поповский Павел Анатольевич – генерал армии, заместитель Министра обороны по науке и инновациям;

31) Равва Иван Федорович – генерал-лейтенант, Начальник штаба РВСН;

32) Рудов Сергей Иванович – генерал армии, Начальник Главного Оперативного Управления ГШ;

33) Саакянц Сергей Иосифович – адмирал, Командующий Тихоокеанским флотом;

34) Сафонов Игорь Сергеевич – генерал-майор, Командующий 33-й ракетной армией;

35) Сердополов Андрей Николаевич – генерал-полковник, Командующий ВДВ;

36) Скарабеев Сергей Викторович – генерал-полковник, Командующий РВСН;

37) Сосланбеков Халил Абухалилович – генерал-полковник, Командующий войсками связи;

38) Суворин Сергей Владимирович – генерал-полковник, Командующий ВКС;

39) Сысоев Алексей Юрьевич – контр-адмирал, Командующий 25-й дивизией стратегических АПЛ;

40) Тучков Николай Павлович – генерал-полковник, врио Директора ФСБ;

41) Шакуров Юнус-Бек Баматгиреевич – генерал-лейтенант, заместитель Министра по боевой подготовке;

42) Афанасьев Валерий Васильевич – генерал армии, Начальник Генерального штаба ВС.

Зачитывая этот список, Афанасьев думал, что уснет сам, но прежде увидит храпящих коллег, но он ошибся в их оценке. Все они как один внимательно, будто абитуриенты после экзаменов, с затаенным дыханием слушали, кто из них наберет проходной балл. Самые внимательные из них отметили, что список почти ничем не отличается от списка Военной Коллегии в расширенном составе, если не брать в расчет не назначенного еще Министра с парой замов и Начальников Инженерных войск и Службы Тыла. Самые же внимательные отметили отсутствие в списке пресс-секретаря Министерства обороны – генерал-майора Конюшевского, но это была не та фигура, чтобы переживать за нее. Уж больно многим не нравился его откровенный подхалимаж перед прежним министром, да и его бравурные брифинги о событиях в Сирии вызывали у боевых генералов скрежет зубовный.

- Ну, вот, - снимая очки и потирая переносицу, произнес усталым голосом Верховный, - я вам и представил почти полный список Высшего Военного Совета, за исключением лиц, о которых мы с вами недавно говорили. Надеюсь, что завтра-послезавтра он пополнится тем или иным способом.

Давайте проголосуем по общему списочному составу. Кто голосует за представленный список, прошу поднять руки.

Весь зал покрылся лесом поднятых рук. Было сразу видно, что проголосовавших против него - не имеется, поэтому второй вопрос задавать нужды особой не было.

- Теперь, давайте, перейдем к составу Президиума Высшего Военного Совета. Я предлагаю, помимо своей скромной персоны, включить в состав этого постоянно действующего оперативного исполнительного органа включить товарищей Барышева, Тучкова и Рудова. У кого какие будут на этот счет мнения?

- Разрешите? – поднял руку Поповский, слывший большим знатоком русской истории.

- Конечно-конечно, Павел Анатольевич, - закивал головой Афанасьев, всегда безоговорочно признававший интеллект Поповского.

- Раз уж вы сравнили наше собрание с опричниной, а себя с Иоанном, прозванным некоторыми историками не Грозным, а Мучителем, то позвольте и мне провести некоторые аналогии. Вы назвали в качестве членов Президиума товарищей Барышева, Тучкова и Рудова. Кандидатуры действительно достойные, спору нет. Проводя исторические экстраполяции и аналогии, значит, это будут Афанасий Вяземский, Григорий Скуратов-Бельский и Михаил Воротынский.Однако, не кажется ли вам, что в этом списке не хватает «хозяйственника»? Нечто вроде Адашева? Да и Колычев, явно бы не помешал, для «укрощения и утишения душ християнских», который бы взял на себя функции некоего ограничителя и обличителя, дабы наш Иван Грозный не впал в соблазн стать императором Суллою.

- И кого же вы предлагаете на эти вакантные места?

- Не мест, а места. Эту должность – экономического советника и духовного укротителя, можно совместить в одном лице. Я предлагаю на это место нашего будущего Министра обороны – Бориса Ивановича Юрьева, известного всем своим умением отстаивать свою точку зрения даже перед высшим руководством. Но это, разумеется, только, если он согласится занять этот пост и пройдет проверку наряду с нами.

- Спасибо, конечно, что вы назвали меня Суллою, а не каким-нибудь Калигулой,- не удержался Афанасьев, чтобы не съязвить, - однако, ваше предложение весьма разумно. Кто за то, чтобы ввести в Президиум Высшего Военного Совета Министра обороны Юрьева, в случае его согласия?

Опять проголосовали все единогласно.

- У кого есть еще, какие предложения по персоналиям Президиума?

Ответом на вопрос была повисшая в зале тишина.

- Фу-у! – произнес Афанасьев, делая жест рукой будто отирает пот со лба. – С главным на сегодня вопросом вроде бы разобрались и даже не покусались, что весьма удивительно. Послезавтра – когда уже будут известны результаты проверки, можно будет обнародовать список членов Высшего Совета. Вместе с подлинными декларациями об имущественном положении. Я не верю, что все присутствующие здесь являются воплощением ангельского бескорыстия, поэтому, мой вам совет: потрудитесь и подготовьте сегодня свои семьи к раскулачиванию. Я понимаю, что это будет нелегко, и кое-кто сегодня переживет семейную мини-драму, но это единственный выход для начала завоевания доверия народа. Чувствую, что и меня сегодня ждет бурная ночка с разборками. Ну да, ладно. Теперь надобно нам подумать какими будут наши самые первые телодвижения при получении власти. Какие инициативы мы можем немедленно предложить народу, чтобы получить его вотум доверия?

И тут плотину, словно прорвала неведомая сила, дремавшая доселе. Всякое подобие дисциплины тут же пропало. С мест посыпались выкрики не убеленных сединами генералов, а радикально настроенных подростков из неблагополучных кварталов:

- Посадить всех олигархов!

- Расстрелять рыжего Чайбуса!

- Отменить итоги приватизации!

- Национализировать промышленность!

- Отменить пенсионную реформу!

- Пусть мэр Москвы сам носит намордник, а мы – люди!

- Вклады! Вклады людям вернуть!

- Гнать к е….й матери всех иностранцев!

- Выйти из всех ограничительных договоров!

- Полуянова с Наибулиной - жидов и христопродавцев проклятых, к ногтю!

- Всех чиновников, «аки интендантов повесить на первом суку», по завету великого Суворова!

Афанасьев даже растерялся, в первую минуту, от этого вала гневных голосов, раздававшихся отовсюду, но тут ему, как всегда в последнее время, пришел на помощь «пруссак».

- А ну, тихо! – рявкнул он во всю мощь своих голосовых связок, усиленных динамиками. – Вы что как малые дети себя ведете?! Забыли, кто вы теперь есть?! Вы что тут мне махновщину разводите?! Стыдитесь товарищи!

«Пруссака» не только уважали, как Афанасьева, но еще и немножко побаивались, поэтому выкрики быстро стихли, и штормовая погода сразу сменилась, если и не полным штилем, то уж во всяком случае, легким волнением.

- Друзья, успокойтесь! – пришел в себя, тем временем, Афанасьев. – То, что вы говорите, безусловно, верно. И мы обязательно приступим к исправлению ситуации и наказанию виновных в ней. Но сейчас, рубить сплеча, даже еще не сформировав кабинет министров, не разобравшись в деталях, мы рискуем просто напросто перессориться со всем бизнесом и чиновничеством разом. А это грозит нам мгновенным коллапсом всех сфер деятельности. Мы сейчас под восторженные возгласы народа, повесим на Красной площади пару-тройку олигархов, а что получим взамен? Нарушение работы всей экономики, договорных обязательств и прочего. Деньги-то они и так уже заранее все попрятали, да по оффшорам рассовали. Наша задача сейчас, как мне видится, состоит не в карательных мерах. Они, безусловно, будут присутствовать в нашей работе. Наша первейшая задача – выжать из них как можно больше из того, что они наворовали за это время, но так выжать, чтобы они еще и пользу Отечеству принесли этим. Надо убедить их вернуть, на первых порах, капиталы, выведенные за границу, а потом убедить или же заставить работать в интересах России. Ну а если и это не поможет, то будем просить нашего Дмитрия Аркадьевича задействовать «спящих» агентов за рубежом, чтобы расправа со строптивцами была не только неотвратимой, но заставляла их задуматься о правильности выбранной ими стороны. Так же и с чиновниками. Мы их всех заставим пройти через «заплечных дел мастеров» в белых халатах, работающих под началом Николая Павловича. И они выложат нам все, чем владеют и на кого работают. Это я вам обещаю. А сейчас же, пока мы еще сами не въехали в курс дела, а потому запросто можем наломать дров, предлагаю подумать над тем, что мы можем предложить народу. Какой путь? Какие ориентиры? Чтобы было сразу понятно, прямо завтра, чего мы хотим, и как мы этого будем добиваться. Воочию показать народу, но при этом не слишком потратиться, потому что денежки нам еще ой как пригодятся.

- А я знаю каким должен быть первый Указ Высшего Военного Совета, - без разрешения негромко, но твердо произнес, не вставая со своего места пэвэошник Греков.

- Мы вас внимательно слушаем, Юрий Николаевич, - вновь водружая очки на нос, поощрил того Афанасьев.

- А предложение такое, - продолжил все тем же негромким голосом Греков, но, уже встав, - объявить государственным флагом Российской Федерации, как преемницы Советского Союза его государственные символы – Герб и Флаг. И поднять флаг над зданием Большого Кремлевского дворца, ну и над нашим зданием тоже. Данным жестом, мы, не затронув из казны ни копейки, сразу расположим к себе 90% населения страны. Они сразу поймут, что к власти, наконец-то, пришли «наши». Это одновременно успокоит, приободрит и мобилизует активную часть населения.

- Правильно!

- Верно!

- В самую точку! – начали раздаваться восторженные голоса.

- Гмм… - опять сунул дужку очков в рот Глава Совета. – Предложение вроде бы неплохое, а как насчет старых атрибутов? Они вроде бы тоже уже не вызывают стойкой аллергии у населения. 90% населения значит, по-вашему привлечем сразу, а 10, стало быть, оттолкнем? Да и советский герб, со своим земным шаром под серпом и молотом, был весьма претенциозен, вы не находите?

- Разрешите мне внести некоторую ясность в данную ситуацию? – поднялся с кресла Начальник Военной академии и безусловный авторитет у большинства генералитета, так как многие из них кончали это учебное заведение в свое время.

- Да-да, Владимир Борисович, - обрадовался Афанасьев нежданной помощи, - тем более, среди нас, трудно найти большего знатока геральдики, чем вы.

- Спасибо, - слегка склонив голову, поблагодарил тот Верховного. – Но я позволю себе продолжить. Насчет герба, Валерий Васильевич, вы, безусловно, правы. Герб Советского Союза с его непонятным лозунгом «пролетарии всех стран соединяйтесь», да еще и на языках, теперь уже явно враждебных нам государств, выглядел бы весьма глуповато. Я уж молчу, что это слишком затратное дело – одних только печатей государственного и муниципального уровня пришлось бы переделывать целую уйму. Поэтому с гербом, я советую не торопиться. Тем более, что смена герба не так зрима, как смена флага, которая сразу бросается в глаза, стоит только выйти на улицу и кинуть взгляд на здание какой-нибудь мэрии. С флагом же – намного проще обстоят дела. Эта операция по смене флага не будет затратной, ибо все флаги уцелели и находятся либо в музеях, либо на спецхранении. С Красным Знаменем мы одержали, в свое время много военных и гражданских побед, поэтому я считаю, что вернуть его было бы правильным решением. Армия, во всяком случае, никогда не отказывалась от него. И вы, если бы не трагические сегодняшние обстоятельства, смогли в этом убедиться сегодня на очередном параде.

- А что, разве под триколором Россия не одерживала побед? – раздался чей-то ехидный голос.

- Одерживала. Не спорю. Однако поправлю вас - не под триколором, а при триколоре. К тому же этот флаг довольно противоречив в историческом плане. Во-первых, он задумывался Петром Великим сперва не как государственный, а как коммерческий. Это уж потом он как-то худо-бедно прижился. Да и то плохо. Ни Суворов, ни Кутузов не водили свои полки в бой под этим стягом.

- А под каким же водили тогда? – растерянно спросил командующий ВКС, который вообще плохо представлял себе эту процедуру. Ну оно и немудрено: в небе со знаменем не побегаешь.

- Да ни под каким, - с апломбом ответил Зарудный. – Обходились полковыми знаменами, а они были тогда вида довольно разляпистого и ничем не напоминали государственный флаг.

- Помнится, был еще один. Что-то желтое с черным, - подал голос Начальник штаба ВРХБЗ.

- Да. При царствовании Николая I его попробовали заменить на черно-желто-белый. Но и он не прижился, уж больно смахивал он на прусский.

- А во-вторых? – напомнил Зарудному Афанасьев.

- Ах, да, - вернулся к первоначальной мысли Владимир Борисович, - а во-вторых, в историческом плане этот флаг имеет слишком неоднозначную репутацию. Во время гражданской войны, Белая Армия, при поддержке войск Антанты воевала с нашими дедами именно под этим флагом. И уж тем более грех нам забывать, что не будь к ночи помянутая РОА,тоже избрала его своим и даже на шевронах изобразила его в виде трехцветного клина. Поверьте, мне, внуку белорусского партизана, в начале 90-х, было неприятно надевать мундир с подобной нашивкой на рукаве. Мне и сейчас это не слишком приятно. Я свое мнение высказал, а вы решайте, но голосовать буду за красный стяг. Хочу, чтобы меня хоронили под Красным Знаменем, а не под этим лоскутным одеяльцем.

И не говоря больше ни слова, Зарудный сел в кресло, зорким взглядом выискивая среди членов Совета своих возможных оппонентов. Но таковых не было. Встречаясь с его орлиным взором, все спешили опустить глаза в пол.

- Спасибо большое, Владимир Борисович за интересную предоставленную и исчерпывающую информацию, - поблагодарил его Афанасьев. – Я думаю, что тут добавить нечего, товарищи, поэтому предлагаю приступить к голосованию. Кто за то, чтобы нашим первым Указом стал Указ о признании Государственного Флага Союза Советских Социалистических Республик в качестве Государственного Флага Российской Федерации (России)?

Как и ожидалось, проголосовали все – единогласно. По окончании голосования зал разразился громкими и несмолкаемыми аплодисментами. Все вдруг почувствовали, что не все еще пропало и что можно попробовать еще раз попытаться остановить колесо Истории и направить его по иному пути, но уже имея достаточный, хоть и горький опыт. А еще знания, каких не было у предков.

После того, как все успокоились, слово взял Рудов. К этому моменту накопилось еще несколько организационных вопросов, требующих достаточно оперативного решения. С решениями этих вопросов засиделись почти до девяти часов вечера. День был очень насыщенным своей трагичностью и неопределенностью, сменившихся к концу робкой надеждой на благополучный исход и появление чего-то нового, интересного и немного пугающего. К концу вечера, генералы, в основном уже далеко не молодого возраста, начали сдавать. Афанасьев почувствовал это, прежде всего, на себе. Голодный и уставший от перипетий сегодняшнего дня, чувствуя ломоту едва ли не во всех суставах, он с явным облегчением для своего немолодого тела провозгласил закрытие первого Собрания Высшего Военного Совета Российской Федерации. После закрытия заседания, все столпились возле Тучкова, уточняя время и график предстоящей завтра проверки.

II.

24 июня 2020г., Россия, г. Москва, Фрунзенская набережная 22, бункер Национального центра управления обороной РФ.

Жилая часть бункера находилась на первом уровне, так что спуск на лифте не занял много времени. Выйдя из лифтовой кабинки и пройдя через тамбур шлюзовой камеры с ее мощными противоатомными дверями, вес которых достигал более трех тонн, Афанасьев вместе со своим новым сопровождающим, пришедшим на смену Завьялову, оказался на внутреннем КПП. Усталого и бледного его встретил капитан из внутренней караульной службы, который любезно подсказал ему, в каком направлении надо двигаться по узкому, обложенному белым, как в операционной, кафелем коридору, чтобы оказаться в кругу семьи, временно занявшей несколько небольших по размеру изолированных комнаток. Впрочем, чуткий нос голодного человека, не евшего ничего с самого утра, и так подсказал нужное направление. По коридору разносились аппетитные ароматы чего-то вареного и жареного.

- Ты, капитан, - замялся на секунду Афанасьев, безуспешно припоминая как того зовут, ибо этот офицер лишь недавно стал сопровождать его, - занимай свободные апартаменты, где-нибудь неподалеку. Благо - никого народу нет, а помещений с избытком. А я, кажется, уже пришел.

- Есть, занять свободные апартаменты, - козырнул молоденький, с едва заметным пушком усиков на миловидном лице, капитан-лейтенант. В отличие от сжатого и внутренне сосредоточенного, как пружина, Завьялова, он казался более раскованным и свободным в телодвижениях – этакий живчик. Однако внимательная цепкость серых, отливающих сталью глаз, говорила о том, что в любую минуту тот готов на все, чтобы выполнить свой долг.

Пройдя пару десятков метров навстречу кухонным запахам, он оказался перед неплотно прикрытой стальной дверью с красным маховиком кремальеры по центру, как на подводной лодке. Из-за двери разносились громкие и так хорошо знакомые голоса. Переступив комингс, он оказался в маленькой прихожей, оборудованной табуретом и подставкой для обуви. Его пыхтенье слегка грузноватого тела, усаживающегося на шаткий табурет, сразу заметили временные обитатели этого узилища и выскочили навстречу. Первой бросилась на шею младшая из дочерей – Настя, худенькая и невысокая тридцатипятилетняя женщина без каких бы то ни было следов макияжа на лице и со скромно забранными в хвостик волосами:

- Папка! – воскликнула она в не себя от неложной радости. – А мы тебя так ждали, так ждали, а ты все не шел и не шел! – кричала она в радостном возбуждении, обнимая его за шею. – Мама два раза ставила суп разогревать! Я сама хотела идти тебя искать, но там такой строгий офицер сидит в конце коридора, что мне даже проходить мимо было страшно. Он так смотрит, будто прицеливается!

Из соседних комнат, выходивших в прихожую, на него смотрели остальные домочадцы. С одной стороны – озабоченное лицо жены, тщательно вытиравшей мелко трясущиеся руки о передник (видимо только что с кухни, где возможно был неприятный разговор) и круглое с веснушками лицо младшего внука Кости – сына Насти. Из другого дверного проема на него уставилась, хищно сощурив глаза – старшая дочь Юля, высокая сорокалетняя особа с тонкими и поджатыми губами, демонстрирующими всему миру вечное недовольство своей хозяйки. «Ага! Вот, стало быть, откуда ждать мне грозы. Ну, я в принципе, так и знал» - сокрушенно, но ничуть не удивляясь подумал он, кряхтя вставая с табурета и радуясь тому, что наконец избавил от тесных ботинок гудящие от усталости вспотевшие ноги. За ее спиной возвышалась, почесывая брюхо под майкой, фигура зятя Леонида – рано облысевшего и отрастившего «пивной» животик бизнесмена средней руки, промышлявшего оптом чего-то там. Их дочерей близняшек - Ани и Яны не было с ними. Они жили в Питере у бабушки, где заканчивали международный институт менеджмента и маркетинга. На взгляд Афанасьева это было не учебное заведение, а синекура, приспособившаяся выкачивать деньги из богатых и доверчивых родителей, но с его мнением старшая дочь никогда не считалась, и он к этому уже привык, махнув на все рукой. Стоять в носках на каменном полу было не слишком уютно, он перемялся с ноги на ногу, не зная, что предпринять и это его движение не осталось незамеченным. Настя ойкнула и всплеснув руками тут же куда-то упорхнув. Уже через пару секунд она держала в одной руке его любимые, разношенные донельзя тапки без задников, а в другой старые треники, в которых он так любил ходить в свободное от службы время. Слезы умиления, едва не хлынули из его глаз при виде заботы младшей дочери: «Наверняка сама догадалась при скороспешных сборах сунуть в пакет тапки с трениками. Ну, хоть с этой не ошиблись мы с матерью – будет, кому в смертный час поднести стакан воды» - подумал он, обнимая дочурку и неловко хлопая ее по спине, чем вызвал полную яда и презрения ухмылку старшей. Да она и не старалась никогда скрыть своего истинного отношения к отцу и сестре. Наконец жена справилась с волненьем и перехватила инициативу младшей дочери, как всегда, затараторив:

- Вот ведь мужики, как сойдутся вместе, так и сидят, пока их не разгонишь! Да, что у них, жен, что ли нет?! Или дома никто не ждет?! Время уже десятый час, а они все заседают! Я уже замучилась суп разогревать на этой электроплите! Биточков, вот, наделала, как ты любишь. Ты что, забыл о чем тебе доктор наказывал?! При твоей язве тебе необходимо регулярное! Ты слышишь?! Регулярное питание! Я хотела принести туда, где вы сидели, закрывшись, но меня не пустили! Все вокруг говорят, что ты теперь главный в стране, а меня, значит, законную жену, к этому главному и не пускают! Где это видано такое, чтобы жену к мужу не пускали?! Ты скажи им, раз ты главный, чтобы они так больше не делали!

- И что будет? – криво усмехнулся он на сентенцию супруги.

- А ничего хорошего! – уперев руки в бока, резюмировала Аглая. – Сегодня они меня к тебе не пускают, а завтра, глядишь, и тебя ко мне не пустят!

- Ой, мам, ну хватит уже! – заступилась Настя за отца. – Сама ведь видишь, что в стране творится. Пришел, ну и, слава Богу! А ведь мог бы и вообще не прийти, будь он там на трибуне. Радоваться надо, что живой. Иди, давай, накрывай на стол.

- То есть, как это не прийти?! – прикрыла жена рот ладошкой в испуге. До нее только сейчас дошло, что ее муж, с которым она прожила бок о бок, больше сорока лет, мог вот так вот взять и не прийти, по нелепой случайности. Слезы стали наворачивать в ее больших от испуга глазах.

- Ну вот! – хлопнул себя по ляжкам, уже облаченным в треники, Диктатор Всея Руси. – Что ты, понимаешь, мать пугаешь?! У нее и так голова не на месте, а ты ее еще и подначиваешь!

- Как это не на месте?! – сразу вспыхнула Аглая, моментально прекращая слезоизвержение. – И где она, по-твоему, находится?!

- Ну, все-все, мать, успокойся! Я пошутил, - выставив вперед руки в примирительном жесте, быстро проговорил он, гася начавшуюся подниматься бурю.

- Ладно. Иди мыть руки. Умывальник вон там, - указала Аглая пальцем на еще одну дверь в прихожей, - а я опять пойду разогревать еду.

- Руки помою, - не стал спорить он с супругой, - а вот насчет еды, то не суетись, мать. Есть - не буду.

- То есть, как это, не буду?! – крутанулась она на месте. – Что значит, не буду?! Я не поняла! Это что еще за фокусы?!

- Не шуми, мать, - примирительным тоном оборвал он начавшую закипать жену. – Я перекусил недавно. Рудов угощал бутербродами с сыром.

- Не ври мне, Валера! Ольга мне сама сказала, что передала Сергею бутерброды с ветчиной.

- Тебе, Аглая, в контрразведке бы работать! – развел руками Афанасьев, не зная, что возразить на слова жены. – Но все равно ни ужинать, ни завтракать не буду.

- Это еще почему?! – округлила глаза Аглая. – ты, что с ума там спрыгнул на своих заседаниях?! С твоей-то язвой?!

- Ничего не поделаешь, но так надо. Вакцину от коронавируса привезли новейшую и секретнейшую. Только что изготовили для высшего комсостава пробную партию, - упоенно начал врать он, делая при этом очень-очень честные глаза. – Вот велели всем завтра в срочном порядке пройти обязательную вакцинацию. А перед этим сказали не ужинать и не завтракать, чтобы не возникло процесса отторжения.

- Господи! – прислонилась она головой к дверному косяку. – Ну, за что мне такой дурак то достался?! За какие такие грехи?! Кто это тебе – Верховному Правителю, что-то может велеть?! Что значит пробная партия?! У них там, что, лабораторные мыши закончились, и они решили попробовать свое снадобье на тебе и на твоих глупых генералах?! Или ты меня совсем уж за дурру беспросветную держишь?! – всхлипнула она на последней фразе.

И тут с противоположного проема двери раздался злорадный лающе-истерический хохот старшей дочери.

- Их! Их! – задыхалась она в приступе после долго сдерживаемой истерики, - специально выставили впереди, чтобы они на свет выползли! А потом тапком их! Тапком!

- Доча, доча! Что ты говоришь?! – ужаснулась мать.

- А что я такого сказала?! Кто он у нас теперь, диктатор или фюрер?! Леонид! – обратилась она к мужу, не перестававшему уныло чесать живот, - ты, я знаю, всю жизнь мечтал быть зятем министра обороны! Так вот, тебе несказанно повезло! Теперь можешь повсюду ходить и говорить, что твой тесть – главарь хунты! Только поторопись, пока его свои же кокнули!

- А ну замолчи немедленно! – бросилась на нее с кулаками младшая сестра, заслоняя собой отца, от неожиданности снова присевшего на табурет. – Как ты смеешь?! Гадина! Такое про отца!

Со стороны это могло выглядеть довольно комично. Маленькая и худенькая женщина, потрясала кулачками, возле лица другой женщины, которая была почти на голову выше ее. Все равно, что воробей напал бы на голубя. Но смеяться было некому. Афанасьев продолжал сидеть на табурете, в состоянии ступора. Его жена, ухватившись за сердце, вот-вот готова была в полуобморочном состоянии сползти на пол. Зять, словно заведенный, с глупым выражением лица, продолжал наяривать свое брюхо, будто чесоточный. А внук, округлив глаза на прыщавом лице, замер в полнейшем изумлении, так как еще ни разу в жизни не видел свою мать – учительницу младших классов в таком исступленном состоянии.

- Ну да, конечно! Вот и наша папина любимица объявилась! Куда же без нее?! Ты мне тут ручонками своими перед носом не потрясай, пигалица! Ишь, заступница, выискалась! А только я правду говорю! Не сегодня, так завтра свои же и порешат его. А то, смотрите-ка, какой я герой, перед народом покаялся в грехах! Мало того, что за себя – дурака старого, так он еще и генералов своих хочет обязать указать в декларациях, где и сколько своровали! Так они тебе и разбежались каяться вовсю! Ага! Как говорится «дурних нэ мае»! Прибьют за нарушение корпоративного единства! И будут правы! Нечего тут вылезать со своим мнением против всех! Тоже мне, святоша, на старости лет, тьфу!

- Заткнись, дрянь! Ты всю жизнь ненавидела отца! Да-да! Всю жизнь! За то, что не давал тебе трахаться с кем попало! У тебя вечная течка, как у распоследней сучки!

- Ах ты, мерзавка! – вцепилась Юля в сестру, беря ее за грудки и притягивая к себе, чтобы половчее плюнуть той в бесстыжие глаза. – Так вот, значит, чего ты мне всю жизнь простить не можешь, мышь запечная! Того, что я всегда нравилась парням, а ты за мной остатки подъедала! Уродина! Брошенка! Одиночка – одна ночка! В кое-то веки нашелся один смельчак подслеповатый, да и тот сбежал через год! Спасибо, подарочек оставил!

- Мама! Мама! – пытался отодрать Костя свою мать из цепких теткиных ручищ.

- Блудница вавилонская! – умудрилась та, в свою очередь как-то при своем невысоком росте дотянуться до волос старшей сестры и вцепиться в них. - Клейма! Клейма ставить некуда!

- Не брызгай на меня слюнями, каракатица! – верещала Юля, пытаясь оторвать от себя Настю. – Леонид, сволочь! Ты что там стоишь?! Видишь, твою жену убивают!?

-Я! Мня… - блеял бараном зять, топчась на месте и не зная, что предпринять в данной ситуации.

- Мямля! Шухло! – рявкнула гаубицей жена. – Квашня, а не мужик!

- Ага! Так тебе и надо! Паскуда! – обрадовалась семейной размолвке Настя, по-прежнему не выпуская из рук густую гриву волос сестрицы.

Аглая Петровна, прикусив до крови сунутую в рот, чтобы не закричать, руку, молча и с ужасом наблюдала это вселенское позорище. Впрочем, наблюдать-то по большому и некому было. В жилых комнатах бункера, расположенных по коридору напротив, развивалась своя драма – между супругами Рудовыми. Но это, как говорится, уже совсем другая история.

Афанасьев всю жизнь ненавидел себя за свою дурную привычку при каждом неординарным событии прежде чем начать действовать, на некоторое время как бы впадать в некое оцепенение. То ли это было следствием его флегматичного характера, то ли это просто срабатывал некий внутренний защитный механизм от нервных потрясений – неизвестно. Вот и сейчас он сидел в прихожей на колченогом табурете и взирал на эту свару снизу вверх с открытым от неподдельного удивления ртом. Наконец, в его голове щелкнул какой-то тумблер, который привел в действие все его мыслительные и физические процессы. Он так резко встал, что на секунду у него все потемнело в глазах. Затем решительно вклинившись в сцепившихся дочерей, одновременно рыкая на них затравленным медведем:

- А ну молчать! Всем смирно!

От командного тона отца, который очень редко когда повышал в дома голос, дочурки замерли в клинче, но отец семейства, решительно расцепил их руки и оттеснил плечом одну от другой.

- Смир-р-но! Равнение на середину! На одного линейного дистанция! – орал он первые, что попали в голову команды, лишь бы сбить боевой настрой своих отпрысков. Обе не ожидали от него ничего подобного, поэтому с интересом уставились на начавший просыпаться Везувий.

- Дневальный! – опять явил командный голос бывший выпускник бронетанкового училища.

- Я – здесь! – тут же подскочил Костя, принимая и понимая всю игру деда.

- Слушай мою команду! Отведи мать в комнату, - уже не повышая голоса обратился он к внуку, - успокой как-нибудь.

- Есть! – приложил ладонь к непокрытой голове внук, и бережно взяв за плечи начавшую всхлипывать мать, повел ее, почти уже безвольную, в соседнюю комнатушку. Жена притаилась где-то так, что ее вообще было не слышно и не видно.

- Теперь с тобой, - повернулся он к своей старшей, пытавшейся кое-как прибрать растрепавшиеся в драке волосы. – Что еще тебя не устраивает в отце?

Да все! – с вызовом ответила она отцу, прямо и упрямо глядя ему в глаза сверху вниз.

«И в кого это она у меня такая дылда уродилась?!» - с сомнением промелькнула в голове мысль, а вслух спросил:

- А конкретней?!

- Смотри-ка ты, его величество возжелало услышать о себе правду от народа! – с ядовитым сарказмом заметила она. – Ну, так слушай! Честным решил стать на старости лет? Против системы попер? Куда? Зачем? Не тобой заведено, не тобой и отменено быть должно. Всю жизнь было так заведено: каждый берет по своему чину. Вон, в Америке, люди не глупее тебя сидят, знают, что к чему. Все по закону. Заключают договора с корпорациями, а те им платят. Хорошо платят. А как на пенсию выходят со службы, так их эти корпорации к себе еще и устраивают советниками. У нас до этого мозги не додумались, поэтому и пользуются моментом, кто как может. Ты сколько лет был вторым по чину и должности в Армии?! И что заработал?! Про дом в Одинцово я не говорю. Ладно. А еще? Две конуры для дочерей и три лимона «зелени», как подачка на бедность.

- Неплохие конуры. Особенно твоя. Не правда ли? – вставил он, пока Юля набирала в легкие воздух для новой порции претензий.

- Да любой хачик в Москве, держащий два киоска, имеет больше. Я – плохая?! Да – плохая! А ты значит, хороший у нас. Покаяться решил! Ну-ну. От тебя, твои же соратнички отвернутся из-за ненависти и страха. Почему из-за ненависти? Да потому, что ты сам чокнутый и их хочешь сделать такими. Почему из-за страха?! Да потому что они уже теперь не знают чего еще от тебя ожидать. Ладно, забудем из-за чего царя Павла по башке табакеркой свои же звезданули. Ты со школы историю прогуливал. Ты думаешь, что в народе твой поступок оценят?! Дудки! Не поверят. Скажут, что пыль в глаза пускаешь. И я бы не поверила, если бы не жила с тобой. Ладно. Я тебе прощаю то, что ты о дочерях своих забыл. Но ты и о внуках ничего знать не хочешь! Двоих вот-вот надо будет выдавать замуж, да вон еще третий на подходе, возле мамкиной сиськи, - кивнула она в сторону комнаты, куда ушла Настя с Костей. – С чем ты внуков оставишь?! С голой задницей?! Ладно. В конце концов, это твои деньги и ты сам вправе ими распоряжаться, раз тебе насрать на родных и близких. Но какое ты имел право распоряжаться тем, что уже не твое?! Добреньким хочешь выглядеть в глазах народа? За наш с Настькой счет?! Ну, конечно, любить всех людей гораздо проще, чем кого-то конкретно. На моем горбу хочешь в рай забраться?! А вот, на, тебе, выкуси! – поднесла она дулю к его носу. – Я за свои законные, кому хочешь, глотку перегрызу!

Откуда-то сзади ахнула супруга:

- Ты кому это, тварь такая, фиги крутишь?! Отцу родному?!

- Да, тварь! Я для вас всю жизнь тварью была! Думаете, не знаю?! Ну, ничего! У вас, вон, еще одна осталась! Любимица! В общем, вы как хотите, а я больше в этом крысятнике ни минуты не останусь! Мы с мужем уходим! Домой уходим! Слышишь, Леонид?! – крикнула она уже мужу себе за спину.

На разных людей семейные скандалы действуют тоже по-разному. Кого-то они распаляют до небес, так что за топор хватайся, кого-то наполняют до краев затаенной глухой обидой на целые десятилетия. А вот на Валерия Васильевича семейные ссоры, коих он за свою жизнь пережил немало, находясь в окружении женщин, всегда производили один и тот же странный эффект. Каждый такой раз они взрывались у него внутри, производя массовые разрушения внутреннего мироустройства, опустошая всё и вся. И вместе с разрушительным опустошением приносили с собой некоторое облегчение. Как будто некая «лейденская банка» в один миг выпускала наружу всю накопленную до этого энергетику накопившегося напряжения. Поэтому всегда после очередных семейных разборок он испытывал не только разрушительное опустошение внутри себя, но и даже некоторое облегчение. Ему никогда не приходило в голову делить своих дочерей на любимую и нелюбимую. Но подспудно всегда чувствовал, что от властной и эгоистичной Юли ему, в старости, не придется ждать ничего хорошего. Чувствовал, но внутренне уже как-то смирился с этим печальным предположением, всеми силами стараясь не зацикливаться на этом. Все неприятности, связанные со старшей дочерью он тщательно стирал из своей памяти, оставляя в ней только приятные моменты, которых, к слову сказать, было не так уж и много. Вот и сейчас, глядя на распяленный в крике ее рот, и наблюдая, как она размахивает бессвязно в истерическом припадке руки, он видел, как встречает сорок три года назад в парадном кителе жену из роддома с кричащим кулечком на руках, перевязанным розовыми и красными лентами. Видел, как держал в своих руках потную и нервно вздрагивающую ладошку Юли, когда провожал ее в первый класс. Видел себя со стороны – красного от смущения в толпе других родителей стоявших на торжественной линейке во время вручения аттестатов зрелости… На этом все хорошие воспоминания прервались и он снова оказался лицом к лицу с высокой и мясистой женщиной средних лет, с глазами полными безумной ярости, что-то выкрикивающей ему в лицо. Спокойным и даже каким-то не своим голосом он глухо и тяжело, будто ворочая неподъемные камни, произнес:

- Никуда ты сейчас не уйдешь. В городе – комендантский час. Посылать с тобой в сопровождение наряд я не буду. Завтра с утра можешь идти куда захочешь. Никто тебя насильно удерживать не собирается. А сейчас ступай в свою комнату, не то меня вытошнит прямо на тебя.

При его последних словах, Юля как-то совсем уж по-поросячьи взвизгнула и с силой захлопнула за собой дверь. Он еще с полминуты постоял перед закрытой дверью, пока не ощутил, что сзади кто-то пытается положить свои руки ему на плечи. Медленно оглянулся. Это была Настя, которая неслышно подошла сзади. Видимо сын не смог удержать ее в комнате, и она все это время находилась здесь.

- Пойдем, - тихо и как-то совсем по-домашнему, проговорила дочь, будто бы совсем и не она десять минут назад кричала и дралась с сестрицей, - я чайник согрела. Хоть чаю попьешь. Не поверю, что даже крекеры запрещены перед процедурой. Нельзя на голодный желудок спать ложиться.

- Мне бы умыться сначала…

- Иди, а я подам домашнее полотенце, - согласилась она, слегка подталкивая отца к нужной двери.

Жутко хотелось принять хотя бы душ после всех сегодняшних перипетий, но он почему-то боялся это сделать, видимо из опасений, что его развезет и расслабит, чего делать было категорически нельзя. Поэтому кое-как умывшись, он под конвоем дочери проследовал на крохотную кухню, где из утвари были только мойка, большая электроплита, да обеденный стол с расставленными по периметру табуретками. Кажется, даже холодильника здесь не наблюдалось. Вслед за ними на кухню просеменила разбитая семейной ссорой, а потому и разом притихшая Аглая. Настя аккуратно разложила на салфетке вынутые из пачки крекеры и налила чайную заварку в казенный стакан с подстаканником, что сразу напомнило ему атмосферу еще советской железной дороги. Кусочки рафинада в «аэрофлотовской» упаковке окончательно погрузили его в состояние покоя и расслабленности. Кипяток из большого эмалированного чайника, смешавшись с заваркой, донес до него аромат настоящего цейлонского чая. Сели. Друг напротив друга, склонившись над столом и едва не касаясь лбами, словно заговорщики.

- Вот так и живем, дочка, - сказал он после долгого молчания, не зная, что говорить дальше.

- Да ладно, пап, всякое переживали, и это как-нибудь переживем, - беззаботно ответила та, помешивая ложечкой сахар в своем стакане.

- Мне завтра надо будет после процедуры поехать улаживать как-то свои финансовые дела… - начал он неуверенным голосом.

- Возьми меня с собой. Мне ведь тоже туда надо, чтобы свою квартиру сдать.

- Осуждаешь? – с болью в голосе спросил он.

Она ответила не сразу, замедлив размешивать куски рафинада. Потом, подняв глаза на отца, задумчиво проговорила:

- Если честно, то сначала, да. Осуждала. А потом села, посидела, поставила себя на твое место. И только после этого поняла, что ты был прав.

- В чем?

- В том, что нельзя начинать такое великое дело в нашей стране, со лжи. Народ ведь сразу почувствует фальшь и разницу в словах и поступках. Как почувствовал их у Меченого и Алкаша. И не простил им. Сталину простил все его перекосы с репрессиями, потому что у того не было фальши. Жестокость и ошибки – были, а фальши не было. Завоевать доверие людей – очень сложно, а потерять его – проще некуда. И назад уже не вернешь, чтобы не делал, и как бы не каялся. Именно поэтому сейчас его фигура бьет все рекорды по рейтингам доверия. Я – маленький человек, поэтому все вижу и рассуждаю со своей колокольни. Приходят ко мне первоклашки и я стараюсь учить их чести и совести. Объясняю им, как нужно правильно жить, чтобы при любых обстоятельствах оставаться человеком. На некоторых смотрю, и холод ужаса у меня пробегает по спине. Они не хотят меня ни понимать, ни даже слышать. От горшка два вершка, а в глазах уже явно читается хитрость и продуманность поступков. Что им мои слова, если они дома видят совсем другие примеры и слышат другие речи от родителей? Сами родители с пеленок учат их ходить по головам ради достижения личного благополучия. И таких детей с каждым годом становится все больше и больше. Сорок лет назад дети мечтали быть космонавтами, тридцать и двадцать лет назад – проститутками и бандитами, а теперь – банкирами и олигархами. С ума сойти. У них кумиры – торговцы и ростовщики!

- И что делать? Как дальше быть?

- Вот я и подумала, - проигнорировала она риторический вопрос отца, - какое я имею право, учить тех, у кого еще не погас огонь в глазах, если сама живу по ложным правилам, погрязшего во лжи общества? Путь к правде нужно с чего-то начинать. И пусть он начнется с тебя, с меня, с дяди Сережи Рудова.

В порыве отцовских чувств, Валерий Васильевич накрыл своей пятерней маленькую, с тонкими пальцами ладошку дочери. Он хотел встать и поцеловать свою Настеньку, но почему-то застеснялся присутствия жены, сидевшей рядом с отрешенным взглядом неподвижных глаз, поэтому ограничился этим жестом.

- Жилья у нас с Костей другого нет. Пустишь с мамой нас к себе в служебную квартиру? – обратилась она к отцу, переводя вопрошающий взгляд с него на мать.

- О чем речь, дочка?! Конечно же, - ответил он за двоих, нисколько не задумываясь. Мать только кивнула головой, ничего не сказав.

- Ну и хорошо. Вещей у нас с сыном не так много. Хватит и одной машины. С машиной я договорюсь, транспортное агентство у нас через дорогу. Вместе все и перетаскаем. Ну, может быть, еще попросим помочь твоего Бориса Борисыча. А вот как быть с хоромами Юли? Она ведь не согласится с ними расстаться, уж я-то ее знаю.

- Не знаю, - пожал плечами отец. Дети не отвечают за грехи отцов, а вот отцы всегда несут ответственность за детей, которых неправильно воспитали. Попробую взять кредит под генеральское денежное содержание. Будем жить на твою зарплату и мамину пенсию, - попытался он невесело пошутить.

- У меня еще на сберкнижке лежат почти полтора миллиона – копила Косте на учебу, - поддержала его тон Настя. – Пусть идет на бюджетный.

Рядом всхлипнула жена. Отец с дочерью повернули к ней головы.

- А ну, мать, не раскисай! – почти весело прикрикнул он на Аглаю.

- Господи! – сквозь всхлипы воскликнула супруга. – Ведь сколько нажито?! Сколько трудов?! Все пошло прахом! От чего ушли, к тому и опять вернулись.

- Э-э-э, мать, нам с тобой не привыкать жить в квартирах с инвентарными номерами на мебели! – подытожил он семейное совещание.

Дальше уже пили чай, стараясь не затрагивать скользкие темы. Крекеры Афанасьев съел и даже оставшиеся крошки из пачки бережно высыпал на ладонь и отправил в рот. Аглая, измотанная и перенервничавшая ушла в спальню стелить постель, а они с дочерью, еще немного посидели, тихонько о чем-то переговариваясь. Однако засиживаться тоже долго не стали. Завтрашний день грозил им всем большими и не совсем обычными хлопотами, да и признаться честно, устали все порядком. Этот день, насыщенный трагическими событиями наконец-то заканчивался.

Кинув взгляд на свои командирские часы, Валерий Васильевич подумал, что звонить после 23.00 Юрьеву или кому либо из руководства Инженерного института, было бы не совсем прилично. Прикинув, что такие разговоры надо вести на свежую голову, он еще немного покряхтел и пошел устраиваться на боковую. Их временное обиталище с супругой представляла такая же убогая в плане меблировки обстановка. Те, кому было поручено, в свое время заниматься обустройством бункерного бытия для семейных пар, не ломали свои головы над дизайном. Они просто сдвинули две односпальные кровати с панцирными сетками, дополнив эту инсталляцию двумя тумбочками слева и справа. Довершали мебельный пейзаж большой встроенный платяной шкаф и два плетеных креслица. Супруга уже лежала в постели, выпростав руки из под по-сиротски тонкого байкового армейского одеяльца. Было непонятно спит она или нет. С ее стороны не доносилось ни звука. Скинув, как попало рубашку с трениками на спинку кресла, он примостился рядом с женой, чувствуя приятную истому от того, что занял, наконец, горизонтальное положение и гудящие уже давно от напряжения ноги стали потихоньку успокаиваться. Он уже начал было проваливаться в сон, когда услышал четко и ясно произнесенные без эмоций слова супруги в свой адрес:

- Кто бы знал, как я тебя ненавижу, Афанасьев.

г.Новокуйбышевск, 01.11.2020г.

Конец первой книги