Читать онлайн
"Секс-остров"
Секс-остров
Сборник эротических рассказов
Прыгни в море.
Почувствуй соль на губах.
Видишь тот остров?
Просто плыви — там твоя гавань
1. Клеопатра в Шаркс Бэй
Михаил открыл глаза и посмотрел в просвет между шторами: уже рассвело. Он тихо встал и на цыпочках прошел в душ. Через пятнадцать минут, уже в шортах, майке и темных очках, он шлепал по дорожке, спускавшейся вниз. Дорожка повернула влево, потом вправо и врезалась в каньон из стен, обложенных камнем. Следующий поворот открыл просвет, и Михаил увидел море: оно блестело как зеркало – был полный штиль. Небо было покрыто перистыми облаками, горизонт затянут дымкой, из которой поднималась каменная пирамида острова, из-за нее выглядывало солнце. На пляже никого еще не было, ряды пустующих лежаков под тростниковыми зонтиками подмигивали ему блестящей от росы поверхностью, справа в море вдавался понтон. Непонятно откуда лилась заунывная песня муэдзина.
Оставив одежду и очки на лежаке, Михаил босиком прошел к понтону. Первые метров тридцать море, подсвечиваемое песчаным дном, было золотистое, потом дно ушло вниз, цвет воды сменился на зеленовато-аквамариновый с пятнами бирюзы. Он остановился у края понтона: прозрачная синь позволяла видеть дно с разноцветными кустами кораллов, меж ними неспешно сновали десятки рыб.
Прямо в понтон врезалась сверкающая дорожка, проложенная солнцем, он прыгнул в нее, вынырнул и поплыл вперед. Густая соленая вода омывала кожу, гладила ее, ласкала, выталкивала его тело наверх, к солнцу. Голова у него была пустая: только вкус и прикосновения воды, только свет и цвет моря; он развернулся и посмотрел на берег: пустой пляж, пальмы на террасах и первая линия корпусов отеля. Михаил лег на спину, раскинул руки и замер – первое, самое важное, свидание состоялось, никто не помешал, все было хорошо; он старался запомнить чувство радости, наполнившее его, спрятать и забрать с собой.
На берегу он достал сигарету – после моря ему всегда хотелось курить, присел на край лежака и посмотрел на горизонт: дымка разошлась, задул легкий ветерок, волны шепотом стали читать его гороскоп: будет тепло, мягко, нежно, приятно. Михаил оделся и пошел обратно в номер.
Черт, а какой же у меня номер… Ноги привели его сами, на газоне недалеко от входа он увидел араба в зеленом комбинезоне с садовыми ножницами в руках. Михаил подошел, достал из заднего кармана доллар и помахал им в воздухе.
- I need flowers.
Араб потянулся рукой к купюре, с сожалением проследил, как она уплыла обратно в карман, забормотал что-то по-своему и побежал к клумбе. Вернулся он минут через пять с охапкой фиолетовых, красных и желтых цветов, получил обещанное, заулыбался и опять забубнил, - Михаил сказал ему сенкс, забрал цветы и вошел в номер.
Шторы были так же почти закрыты, солнце заходило в комнату через просвет и освещало широкую кровать: на ней, обняв подушку, спиной к нему, лежала обнаженная девушка – правая нога ее была согнута в колене и заброшена на одеяло, темно-рыжие волосы искрились под лучом света. Михаил подошел к кровати, положил цветы на край и прильнул к девушке, обнял ее за плечи, сдвинул волосы и поцеловал ее в шею – она повернулась к нему, но глаз не открыла. Губы ее шевелились, Михаил поймал своими верхнюю, ощутил легкий пушок, вспомнил персик и почувствовал на своей нижней губе язык.
- Мииишка! Да ты соленый как… А мне больница снилась: будто у меня день рожденья, все пришли меня поздравлять… коробки принесли какие-то, шарики воздушные, лезут обниматься-целоваться, главврач говорит про исполнение желаний… А тебя нет... А я хочу, чтобы ты пришёл и принёс просто цветы.
Михаил потянулся рукой к углу кровати и положил букет девушке на грудь.
- С днем рожденья, Бельчонок.
Белка открыла глаза.
- Так у меня ж правда день рожденья! А больница?
- Больница была дома. А сегодня море. Мы прилетели ночью. Проснулась?
- Так мы уже на море, а я сплю! Какие цветы! Какой ты у меня хороший! Спасибо!
- Вставай, маленькая. Пошли в душ.
- Вместе?
- Ну конечно.
- Пошли! А ты будешь ко мне приставать?
- Да ты что! Никада!
- Как это?! Ты заболел? А ну раздевайся – щас будет медосмотр.
- Совсем раздеваться? И трусы?
- Конечно!
- Не. Я стесняюсь.
- Ничего, тебе это полезно, не все же мне одной. Давай! Оооо, что это с Вами, Михаил… ну-ка… ну-ка… Боже, что это с ним!
- Ну Белка… ну не таскай его.
- Тебе не нравится?!
- Да нравится. Но ты же знаешь, что он может утворить.
- Ну и пусть… я ему разрешаю… он хороший… давай уже… твори… сюда… на цветы.
- Ууух… и бесстыжая ты у меня медсестра.
- Зато теперь у меня какой букет! Никогда такого не было! А пахнет как! Морем!
- Ну вот. А ты? Ты специально это сделала.
- Ну да. А теперь ты сделай.
- Ладно. В душе.
- Я буду вся мокрая.
- Будешь. Ты у меня здесь все время будешь мокрая. Я тебе обещаю. Пошли.
- Ну пошли.
Они сидели на террасе ресторана: перед ними искрился бассейн неправильной формы, слева в него вдавался полуостровом бар, в центре был небольшой островок с тремя пальмами – к нему от бара шел мостик.
- Мишка, ешь давай. Я всегда после этого голодная. Я тебе столько всего принесла, а ты кофе сербаешь. Что ж мы – зря деньги платили.
- Не волнуйся – все оллинлюзив.
- А что это - оллинклюзив?
- Это значит, ешь, сколько хочешь, хоть пять раз в день.
- А я и хочу. Пять раз в день.
- Голодной ты тут не будешь. Я тебе обещаю.
- Ну смотри, Мишка, ты меня знаешь.
- Я тебя знаю. Раз уже было – осталось четыре.
- Ну вот, тебе лишь бы считать. Ты сам пристал. С утра. Бедная девочка спит, а ты…
- А я говорю: вставай – одевайся.
- Ну не ври – одевайся. Ты не так сказал.
- Ну сказал. А ты бы не согласилась.
- Ну конечно – не согласилась. А с утра знаешь, как хочется.
- А сейчас.
- Сейчас есть хочется.
- Ну и ешь – бананов вон нагребла целую тарелку.
- А вкусные! Со сливками!
- Ты как кошка – тебя хлебом не корми…
- Нет, Мишка. Хлебом ты меня не корми.
- А чем.
- Сливками.
- Ладно. За этим не заржавеет.
- Ешь грейпфрут. Мне девчонки знаешь, что говорили.
- Что.
- Что если ты будешь целый день есть фрукты…
- То что.
- Вкус передается.
- Так ты хочешь фруктовый коктейль?
- Ну да. Интересно попробовать.
- Попробуешь. Вечером.
- Ладно.
После завтрака они двинулись вдоль бассейна, который закончился небольшим водопадом и потек дальше вниз речушкой в выложенном камнями русле.
- Мишка! Красиво как! Пальмы, цветы. А море скоро?
- А вот сейчас мы повернем… теперь сюда…
- Ой, море! Пошли скорей!
Пляж наполовину уже был заполнен, но хорошие места еще были; они устроились под зонтиком, постелили на лежаки полотенца. Белка взялась руками за края малинового топика, потянула его вверх, потом расстегнула пуговицу на коротких джинсовых шортиках с бахромой и, повиляв бедрами, опустила их вниз. Под ними осталась малиновая же горизонтальная полоска с крошечным треугольником, переходящим в вертикальную. На бедрах были бантики.
- Белка! У тебя от плавок одно название. Я даже подумал, что ты их забыла надеть.
- Ну тут все так ходят, посмотри.
- Да, но не у всех есть такая попка. Голая. Похожая на две булочки. С малиной.
Девушка прикрыла булочки ладошками.
- Ну что ты на весь пляж кричишь.
Михаил, успевший уже раздеться, обнял девушку за плечи.
- Пошли в море, Бельчонок голопопый.
- Пошли.
Они шли по понтону, глядя в воду; облака разбежались, дул ветерок, по морю шли небольшие волны.
- Мишка, смотри какие рыбы! Синие, желтые, полосатые! И не боятся никого. Ой, глянь, какая длинная! И прозрачная. Похожа на…
- Это рыба-игла.
- А если она... ко мне…
- А ты не расставляй ноги. Знаешь, почему у русалок ног нет?
- Почему?
- Их царь морской наказал. Чтоб не расставляли почем зря.
- Ну Мииишка!
- Прыгай!
Михаил обхватил девушку за талию и прыгнул с понтона. В воде он открыл глаза и увидел длинные ноги Белки, поймал ее за бедро, провел по нему ладонью, поднял ее вверх по внутренней стороне. Белка брыкнула ногами, изогнулась назад и оторвалась от него, развернулась, поймала его за руки и вынырнула вместе с ним.
- Как хорошо! Какая вода нежная! И теплая. И соленая. Совсем прозрачная. Она меня будто гладит.
Они болтали ногами и держались за руки, гладили друг друга ладонями; прикосновения в соленой воде были мягкими и приносили наслаждения вдвое больше. Они трогали друг друга будто в первый раз - они стали другими, новыми и спешили узнать эти новые ощущения, представляя, что их ждет еще.
- Мишка.
- Да.
- Это какая-то волшебная вода. Я опять хочу.
- Живая. И я.
- О. Да ты не врешь.
- Это когда я тебе врал.
- И что мы будем делать.
- Тут никак нельзя – все видно.
- Вот всегда ты так. Только бедная девочка захочет…
- Ну если бедная девочка будет каждые два часа хотеть – это будет не пять, а двенадцать.
- Опять считаешь! Какой ты подлец все-таки.
- Какой.
- Любимый.
- Вот брихуха. Чего ж ты под водой убежала.
- Глупый ты какой у меня. Я и буду от тебя убегать – чтоб ты меня догнал. Бедную девочку. Страшный пиратище.
- Так ты может по плену соскучилась.
- Я по тебе уже соскучилась.
- А что мне с ним теперь делать.
- Что ж с ним делать – скажи, чтоб подождал.
- Ну вылазь первая. Я поплаваю еще, попробую его уговорить.
- Ладно.
Минут через десять Михаил подошел к зонтику, Белка лежала на животе, подняв руки вверх, подставив всю себя солнцу; он достал сигарету и отвернулся, чтобы не началось опять, закурил и улегся на спину. На пляже был свой бар, от него доносилась музыка. Спасибо не русская попса. Он смотрел на море: от его утренней девственности не осталось и следа – катера сновали туда-сюда, из-за правого мыса появилась двухмачтовая парусная шхуна, стилизованная под старину, с квадратными люками для пушек. На мостике у круглого руля стоял капитан в треуголке и тельняшке в крупную полоску. На палубе видны были пассажиры в купальниках, с левого борта над водой нависла рея, с нее свисал канат, на котором над самой водой парил смуглый парень.
- Смотри, Белка.
- Ух ты! Пираты!
- Хочешь к ним?
- Да у меня и свой есть – не знаю, куда от него бедной девочке деться.
- А она хочет куда-нибудь деться?
- Бестолковые какие-то пираты пошли. Она только делает вид. Что это за пленница, если она не хочет убежать.
- Белка.
- А?
- А давно ты не была пленницей.
- Так что ж ты меня – к зонтику привяжешь. Это же не Голубая лагуна. Люди кругом.
- Ну и люди.
- Так они ж смотреть будут.
- Пусть смотрят. И завидуют.
- Ну стыдно, Мишка.
- Голой попкой ей не стыдно светить.
- Тебе не нравится?
- Да нравится. Прижаться хочется. Легонько так.
- Ага, знаю я твое легонько.
- Чуть-чуть. Соглашайся.
- Я соглашусь, а ты потом до обеда надутый ходить будешь.
- Да. Нет в жизни счастья.
- Ну как нет, Мишутка. Утром было. Разве нет? Твое счастье до сих пор еще в номере на цветах.
- Так то давно. Про счастье всегда говорят, что оно было, а не есть.
- Я и сейчас счастливая. Даже не знаю, чего бы мне еще хотелось. Ой, смотри, парашют! Классно как!
- Хочешь полетать, Бельчонок?
- Страшно! Я боюсь. А вдруг меня ветер унесет.
- Я тебя не отдам никакому ветру. Полетаем?
- А можно вдвоем разве?
- Можно. Пошли. Посмотрим на акул сверху.
- Так тут и акулы есть?!!!
- Да нет. Это просто название - Shark’s Bay – Акулья бухта.
- Ну пошли.
Катер с реющим парашютом стоял метрах в двадцати от края понтона, к нему нужно было добираться на резиновой лодке с мотором. Руководил всем араб, который назвался Ахметом, – он спросил, как они хотят: качелями или паровозом. Михаил выбрал паровоз, и Ахмет помог им надеть сбрую, подтянул парашют вниз лебедкой и пристегнул к нему карабин.
- Are you ready?
- Давай!
- Ааааааааааааа!
Парашют резко взмыл вверх, катер рванул вперед, Белка заорала и замотала ногами, Михаил обнял ее за плечи и закричал в ухо.
- Ну все, все. Уже летим. Все хорошо.
- Ух, классно! Страшно как! А красиво! Вся бухта видна. И вон тот мыс правда похож на акулу.
- Похож. Я вот буду твоей акулой. Вот она к тебе сзади так подбирается…
- Ты и тут сзади пристроился. И уже уперся в меня.
- А ты не верти попкой.
- Это ветер меня всю вертит и крутит и несёт.
- Хорошо?
- Да. Лямка только ногу жмет.
Михаил поправил лямку и ладонями провел по внутренней стороне бедер девушки, потом засунул руку ей в плавки.
- Ой, Мииишка! Ну ты что! Он же на нас смотрит. Ахмет.
- Ему солнце бьёт в глаза, он не видит.
- Так он услышит.
- А ты тихонько.
- Ты сдурел! Я не могу тихонько. Я щас улечу как ракета.
- Ну ладно. Не хочешь – как хочешь.
- Ну ты подлец какой! Давай! А то умру. Давай уже его!
- Хорошие у тебя плавки – и снимать не надо.
- Тебе ж не нравились.
- Нравились. А сейчас еще больше нравятся. А тебе так нравится?
- Ууух, Мишка! Ну что ты опять со мной делаешь!
- А ты не хочешь?
- Ну хочу! Я не могу сдвинуть ноги! Потрогай меня! Всё… всё… ооох… пусти… пусти меня. Я не могу больше. Давай ты. Боже, как хорошо! А ты говоришь – счастья нет.
- Есть?
- Вот, сейчас. Разве нет?
- Да. Сейчас. В небе. С тобой.
- Не могу поверить: мы с тобой летим… над морем… и опять ты меня… поймал.
- Такой у тебя день рожденья. В небе. Над морем.
- Девчонки умрут просто!
- Так ты им расскажешь? Всё?
- Ну Мииишка!
Парашют стал медленно снижаться, трос подтягивал его к катеру, пока их ноги не коснулись кормы. Ахмет застопорил лебедку и помог освободиться от подвесной системы.
- It was a good flight?
- Ох и good! Лучше не бывает!
Щеки Белки стали под стать ее купальнику, она не смотрела на араба. Они уселись на заднее сиденье, и катер повернул к берегу.
- Опять надругался над бедной девочкой. Ну вот. Ты из меня теперь вытекаешь.
- Сэкономишь на креме.
Белка повозила ладошками по внутренней стороне бедер, потерла щеки и лизнула палец, потом опустила руку за борт и провела языком по ладони.
- Как море. Теперь я всегда буду вспоминать море.
- Хорошо было?
- Еще никогда так не было!
- А почему?
- Ну мы летели… я и летела, и была у тебя в плену… никуда не могла деться… и я не могла сдвинуть ноги… и Ахмет твой смотрел…
- А тебе это нравилось.
- Ну не спрашивай!
- А ты скажи.
- Ну это стыдно!
- А ты мне на ухо. Признайся.
- Не дождешься!
- Ну давай. Я никому не скажу.
- Знаешь, я в больнице как-то была в родильной палате.
- И что.
- Женщина лежала с раздвинутыми ногами, а вокруг были врачи разные. Мужчины. Мне так стыдно было, будто это я лежу.
- Так ты себя представила – с раздвинутыми ногами. И все на тебя смотрят. А ты этого хочешь. Чтоб смотрели.
- Ну откуда ты все про меня знаешь!
- И тебя это завело?
- Ну… да. Ужасно.
- И сегодня так же?
- Да.
- И от этого сильнее было?
- Ну так сильно – чуть не умерла. Я все время думаю: сильнее уже быть не может. А потом ты опять что-нибудь утворяешь, и бывает сильнее и лучше. Ты и дальше так делай, Мишка. Разное. Всякое. Что хочешь. Мне все нравится. Я сначала пугаюсь, а потом нравится. Ой, а что это у тебя с ним опять такое? Я же его даже и не трогала.
- Ты его словами трогала. Ты когда про себя правду рассказываешь – ему это очень нравится.
- Правда? Словами? А ты можешь меня словами потрогать.
- Ты моя маленькая пушистая пи…ка, - Михаил пригнул к себе голову девушки и зашептал ей в ухо.
- Ну Мииишка! Ну так неприлично говорить! Перестань! Я опять захотела!
Михаил присел на лежак, достал сигарету, жадно закурил и откинулся на спину, Белка опять лежала на животе и болтала ногами; смотреть на нее было сладко и мучительно, он перевел взгляд на море. Господи, как хорошо. Неужели бывает так хорошо.
- Белка, мы перед обедом зайдем в номер – душ принять?
- Ага, зайдем – тогда мы обед точно пропустим.
- Ну пошли так. А в душ после обеда.
- Пошли. Я голодная как неделю не ела!
Они шли с тарелками в руках вдоль стоек, разглядывая причудливые блюда, рядом с которыми стояли таблички с надписями на четырех языках.
- Мишка, а что такое ге-мю-се?
- Гемюзе – овощи по-немецки. Смотри ниже – там есть по-русски.
- Ой, смотри, что написано: лизанья. Это прямо тут... что ли.
- Вот дурында ты у меня какая. Ла-занья, итальянское блюдо такое. Попробуй.
- Дааа, знаю я итальянцев этих. Те ещё ли... ла... дно, попробую. А что это такое белое длинное.
- Это кальмар.
- А похоже на... А вот смотри – пишут, чтоб я сушила что-то. А я уже вся и высохла. И откуда они знают, что я мокрая была.
- Да нет, посмотри наверх – это рыба японская. Сырая. С рисом.
- Ну нет – хватит с меня рыбы на сегодня. А на десерт что будем.
- Можно тортики.
- Не, мне нельзя, я в платье не влезу.
- Ну пошли к фруктам.
- Ой, Миш, смотри, сколько бананов. И все порезанные.
- Так что. Их только что порезали, видишь - сок.
- А я люблю, чтоб был длинненький.
- Будет тебе и длинненький.
Кондиционер в номере сдувал пот с горячей кожи. Белка лежала на животе и снова болтала ногами, Михаил рисовал пальцем у неё на спине ромбики.
- Ну что, хватило длины?
- Вот ты всегда так, Мишка. Подкалываешь меня.
- Хорошо тебе сегодня?
- Мне уже три раза хорошо сегодня было. А знаешь, что лучше было всего.
- Что.
- Когда мы летели... Ну там... в небе. Я никогда ещё так себя не чувствовала. Сначала так страшно было. А потом хотелось петь и кричать. Хотелось вырваться и улететь. А ты меня держал. И трогал. Там. И я не могла сдвинуть ноги. И Ахмет внизу. Он же знал, что ты со мной делаешь. Так стыдно было. И так приятно. Обалденно просто. Почему так, а, Мишка.
- Ну вот ты в детстве конфеты из буфета потихоньку от мамы таскала?
- Откуда ты знаешь.
- Да я спросил просто. Все таскают. Боялась, что мама накажет?
- Дааа.
- А конфета от этого вкусней не становилась?
- Наверно. Стыдно было, но так хотелось.
- Ну вот.
- Что вот.
- Ты перебарывала страх и стыд, и от этого было ещё вкусней. Когда ты отпускаешь себя, стряхиваешь то, что тебя сковывает изнутри, делаешь то, что хотела сделать, но боялась или стеснялась, ты становишься немного свободней, чем раньше, и от этого испытываешь… радость, иногда даже и...
- Но я никогда не хотела, чтобы ты меня... при ком-то...
- Ты просто не думала об этом. Ты не знаешь всех своих желаний. Но это не значит, что в тебе их нет.
- Так значит, ты меня знаешь лучше меня самой.
- Выходит, что лучше.
- Какой ты у меня умный, Мишка. А ты не можешь сказать, что я ещё хочу, но стесняюсь, чтобы я...
- Нет, Бельчонок.
- Почему.
- Всему своё время. Давай собираться, погуляем до ужина.
Белка выгнала Михаила на балкон покурить и полчаса чем-то шуршала, потом позвала его. Волосы её были подняты вверх и заколоты в высокий узел, только перед ушами спускались два завитых локона. На ней было серое эластичное платье в обтяжку, отливавшее перламутром, оно оставило открытыми плечи, сверху держалось на торчащих сосках, почти все ноги были голые. Завершали наряд босоножки из серебристых полосок на шпильках.
- Если я вот так пойду.
- Тебя сразу же украдут.
- Смеешься.
- Если бы ты была совсем голой, я бы тебя меньше хотел.
- Так тебе нравится платье.
- Мне нравишься ты в этом платье. Ты как конфета в блестящей обертке. В буфете.
- Так тебе хочется меня стащить? Из буфета.
- Мне так хочется с тебя его стащить, что лучше выходи скорей, а то мы пропустим все на свете.
Уже вечерело, они шли по ярко освещенной Soho Square, Белка согнула левую руку Михаила и держала ее двумя своими, шпильки ее громко цокали по тротуару.
- Мишка, у них тут Новый год, что ли.
- У них тут каждый день Новый год.
- А что это за телефонные будки такие – красные.
- Это же Сохо – под Лондон сделано. Вот, смотри – Черчилль сидит.
- А это кто.
- Премьер-министр у них такой был.
- Был? Уволили уже?
- Да он умер уже.
- Опять издеваешься над бедной девочкой. Как же он может сидеть, если умер.
- Да он бронзовый сидит. На бронзовой скамейке. Смотри – с сигарой. Садись рядом, я тебя пощелкаю.
Белка наконец увидела, уселась рядом, закинула ногу на ногу и томно положила голову Черчиллю на плечо.
- Давай теперь я тебя.
- Не, я лучше с Мэрилин Монро. Вот она.
- А чего это у нее платье задрано.
- Ветер.
- Мишка, ну какой ветер – она же бронзовая.
- Белка, у тебя и без ветра больше видно, чем у нее. А я совсем не бронзовый… так что смотри…
- А давай мы тебе сигару купим.
- Зачем.
- Ну… она такая длинненькая. Мне нравится.
- Что-то тебя сегодня на длинненькое тянет. Давай лучше мы тебе мороженое купим. Эскимо. На палочке.
- Давай!
Зазвучала музыка, и в небо из центра фонтана взвилась струя воды, упала, по кругу поднялись другие: они двигались в такт и подсвечивались разноцветными огнями.
- Мишка! Как красиво! Я такого никогда не видела!
- Это в честь твоего дня рожденья.
- Правда?! А как они узнали?
- Ну, у тебя же в паспорте написано.
- Точно! Класс! А ты можешь меня щелкнуть, а то девчонки не поверят, что такое бывает.
- Ладно. Пошли теперь еще походим, а то ужин пропустим.
Рестораны сменялись магазинами, витрины притягивали к себе девушку магнитом, она удержала Михаила под вывеской «Ali-Baba Jewelry», под ней витрина полыхала радугой драгоценных камней и золотых украшений.
- Мииишка! Давай зайдем! Посмотрим хоть.
- Конечно, маленькая. Тебя хлебом не корми…
Магазинчик был небольшой, но ярко освещенный; за прилавком стоял пожилой египтянин, он поздоровался с ними по-русски.
- Что пожелаете? У меня есть все, что нужно такой красивой девушке. Вчера пришла новая партия жемчуга из Каира.
- А можно, мы посмотрим?
- Конечно. Можно и примерить. Вам нравится жемчуг?
- Очень нравится! Он такой… нежный.
- И подойдет к Вашему платью. Вот интересная подвеска.
Хозяин достал с витрины подвеску на цепочке в виде причудливой спирали, похожей на скрипичный ключ: она была сделана из белого и желтого золота, грани ее были ребристыми, преломляли свет и разбрасывали блики вокруг, внутри дрожала жемчужина величиной с крупную горошину. Он знаком развернул девушку и застегнул цепочку на ее шее. Белка порозовела от удовольствия и закрутилась перед зеркалом.
- Правда, красиво, Мишка?
- Тебе очень идет.
Египтянин внимательно следил за глазами девушки, не упуская из виду и Михаила.
- К этой подвеске у меня есть изумительные серьги, - он достал из ящика под витриной пару сережек висюльками с каплями жемчужин на конце. – Примерьте. В углу есть хорошее зеркало. Как это – триляж? Проходите.
Белка поцокала в угол, а Михаил спросил:
- И сколько они стоят?
- Для такой красавицы никаких денег не жалко – нет? Если возьмете и подвеску – будет хорошая скидка – только сегодня. Дешево отдам! Вы так дешево нигде не найдете – хоть в Каир поедете.
В углу Белка крутилась перед зеркалами, поворачивалась сама и поворачивала боковушки трельяжа, приподнимала ладонями свои конические девичьи груди, улыбалась, хмурилась, делала надменное лицо, вертела головой и, в конце концов, стала совсем пунцовой от возбуждения, оторвалась от зеркала, тяжело вздохнула и вернулась к витрине. Хозяин был к этому готов.
- Поверьте мне – я продаю жемчуг сорок лет – никогда не видел, чтобы он был кому-нибудь так к лицу. Наша царица Клеопатра очень любила жемчуг – она его даже пила, растворив в уксусе. Вы на нее очень похожи.
- Я?! На Клеопатру?! Царицу?!
- Да, моя дорогая. Вот у меня есть книга – «Каирский исторический музей» - тут есть ее портрет. Посмотрите.
Египтянин полистал альбом и показал Михаилу фото древней камеи, где в профиль была изображена любовница Цезаря и Марка Антония, потом вышел из-за прилавка и развернул девушку боком: действительно, прическа ее была похожа на прическу царицы, остального на камее было не разглядеть.
- Ну что? Похожа? Что я говорил?
- Ладно. Уговорил. Белка, будешь теперь Клеопатрой.
- Ну Мишка! Мне так нравится! А ты прикалываешься – всегда ты так.
- И мне нравится. Я только не знаю – у Клеопатры были такие же короткие платья или как. Походи туда-сюда – мы на тебя посмотрим.
Белка иронию отвергла высокомерным взглядом и начала дефилировать по магазину, начиная шаг от бедра и разглядывая свое отражение в зеркалах и витринах.
- Ты уже своими ногами полдороги до Лондона отмерила. Может, пора развернуть их к ресторану? Я что-то голодный. Как Цезарь после Рубикона.
- Ну вот ты какой все-таки, Мишка! Так хочется поносить.
- Да успеешь еще. Хоть всю ночь носи.
- А мы что – сюда вернемся? Да тут же ночью закрыто! Опять ты!
- Ну что ты, Бельчонок. Пошли.
- Ладно, снимаю.
- Зачем? Это как раз для вечера. На пляж такое не носят.
- Ты хочешь сказать, что мне их дали на прокат? Как в «Красотке»?
- Я хочу сказать, что уже заплатил, пока ты разглядывала пыль на зеркалах.
- Правда?! А откуда у тебя такие деньги?
- Да мы с Темкой запустили один проект.
- А почему же ты мне не говорил?
- Хотел тебе сделать сюрприз. На день рожденья.
- У тебя получилось! Спасибо!!! Хотя я до сих пор не верю, что могу так и уйти, - девушка с опаской посмотрела на хозяина – тот покивал головой и улыбнулся, - тогда она обхватила Михаила руками за шею и поцеловала в губы: сначала тихонько, потом сильней и сильней, - так, что у него захватило дух и джинсы стали тесными. Хозяин поймал его взгляд и глазами спросил: «Ну что, разве это не стоит этих денег?» Стоит. Это стоит всех денег, какие у тебя есть. И какие будут. Разве это можно измерить деньгами. Разве счастье можно мерить деньгами. Запомни это: вот, сейчас - тебя обнимает девушка, которую ты любишь, ты подарил ей немного радости, и ты счастлив.
Ужин уже давно начался, было много людей, но к ним подошел метрдотель и провел их к свободному столику, снял табличку Reserved и пожелал приятного вечера. На столике горела свеча в матовом колпаке. Перед террасой была маленькая эстрада, на которой женщина в длинном черном платье пела в микрофон старые шлягеры, ей аккомпанировал гитарист с косичкой. Дальше шел подсвеченный бассейн, бар слева работал, островок с тремя пальмами был виден силуэтом.
Ели разное мясо, которое повара готовили прямо на террасе, пили шампанское, а в конце к их столику под грохот барабанов, бубнов и визг флейт подтянулась вереница арабов в бурнусах – первый нес торт со свечами, они пели и что-то галдели, пока Белка не задула свечки.
- Загадала желание?
- Загадала.
- Какое.
- Не скажу.
- А как же я его исполню.
- А ты догадайся.
- Ладно. Попробую.
После ужина они дошли до бара и уселись за столик, Михаил закурил.
- Дай мне сигарету.
- Зачем тебе.
- Ну я хочу попробовать.
- Попробуешь щас у меня.
- Ну вон девчонки все курят. Так красиво. Она такая длинная... Берешь ее так... в рот... тянешь...
- Я тебе дам... в рот. Палучишь у меня.
- Ну Мишка. Ну они же все так делают...
- А если они сейчас тут трусы начнут снимать... Ты тоже...
- Не, я не смогу.
- Слабо?
- Та нет.
- А что.
- А на мне их просто нет.
- Врешь.
- Дай руку. Чувствуешь?
- Так ты хотела это сделать. И сделала.
- Я не задумывала это заранее. В последний момент захотелось. Ты теперь будешь стесняться со мной идти?
- Глупая ты моя. Нужно было раньше сказать.
- Зачем.
- Я бы гордился. В Сохо.
- А ты бы мне жемчужины подарил?
- Я бы там все деньги оставил.
- Так мы ж ещё только приехали.
- Это меня и пугает. Что ты еще утворишь.
- Ну не бойся, Мишка. Мне ещё никто не дарил таких подарков. Я так рада. Но я не за это тебя люблю.
- А за что.
- Я и без жемчужин чувствую себя с тобой...
- Как.
- Как Клеопатра.
- Ты и есть Клеопатра. В юности. Ты становишься ею. Каждый день.
- Это ты меня ею делаешь. Я хочу коктейль.
- Какой.
- Высокий. Разноцветный. С трубочкой. Она такая длинненькая… Ой.
- Белка!
- Ну вон смотри – девчонки пьют.
- Ладно.
Михаил поманил официанта и заказал коктейль, тот принес его через пять минут. Белка потянула жидкость через трубочку.
- Вкусный. Мишка, а пойдем на остров.
- Пойдем.
Они перешли мостик, и Белка прислонилась спиной к пальме.
- Подними платичко.
- Зачем?
- Я приласкаю твоего бельчонка.
- Ну они же увидят!
- Нет. У них свет, а мы в тени.
- Ну услышат.
- Нет. Музыка.
Девушка потянула подол вверх левой рукой.
- Я так люблю, когда ты так делаешь. Так нежно. Так приятно. И где ты научился так делать. Сильней! Ой, Мииишка! Опять! Целый день сегодня. Вставай. Теперь давай я. Подержи коктейль. Ниже опусти. Где он у тебя. Ему тоже нужна свобода. Сейчас я вас освобожу. Хочешь? А он? Держишь его в плену все время. А он вырывается. Вот. Ну давай… давай, мой хороший. Мой бананчик любимый. Мой сладкий. Вот. Да нет, давай его сюда, будет у меня коктейль, царский. Это Клеопатра так жемчуг пила? Мы тоже так можем. Все… все. Вкусно получилось! Легче тебе? Опять я тебя полечила. Спасла. От мучений. Понравилось вам?
- Ооох, Белка, ууух блин! Ох и хорошо! Ох и классно! Ну ты и придумала!
- Тише, Мишутка. Музыка кончилась. Как ты думаешь, знают они там, что мы делаем?
- Уффф. Не знаю. Пойдем спросим.
- Шутишь опять.
- Нет. Пойдем посидим за столиком. На террасе. Допьешь коктейль.
- Думаешь, я боюсь? И пойдем.
Они уселись за столик, Михаил жадно закурил, Белка села боком к столу и положила ногу на ногу. Ужин закончился, люди слушали музыку, болтали – был обычный вечер. Кто-то собирался в город, кто-то в Сохо. Женщины были нарядно одеты и накрашены, мужчины, по большей части, в джинсах и поло, - они разглядывали чужих женщин и гордились своими. Михаил видел, как их взгляды скользили по бедрам Белки, гладили ее голые плечи, проникали сквозь ткань платья к торчащим соскам. Она это тоже чувствовала, но не смущалась, помешивала трубочкой коктейль и отсербывала, с вызовом глядя вокруг, снимала ногу с колена и клала другую, медленно, как Шэрон Стоун в «Основном инстинкте». Она протянула руку через столик, взгляд ее говорил: «Пусть они смотрят, пусть знают, пусть хотят - все это только твое». Михаил вложил свою руку в руку девушки, они касались и взглядами и понимали друг друга без слов.
Разве она похожа на медсестру из заштатной мухосранской больницы? И когда она стала такой. Или она такой была. Нет, она стала другой. А ты заметил, как этот бутон распустился и превратился в цветок. И почему это произошло. Никакая косметика не сделает девушку красивой, если… Если что. Если она не ощущает поток… любви. Не простой похоти, а нужности кому-то одному. Ощущение единственности для кого-то. Никакие звезды Плейбоя не нравятся тебе так, как нравится она. И так не возбуждают. Почему это так. Где скрыт этот секрет. Ты же видел такие же бедра, такую грудь. Вот – секрет в глазах. Они загораются по-другому, и ты видишь ее совсем по-новому. Да. Свет любви в глазах превращает бутон в прекрасный цветок.
- Белка.
- Да.
- Ты сегодня как цветок. Цветешь и пахнешь.
- Какой цветок?
- Не знаю. Все цветы в одном. Оллинклюзив.
- Ты правда так думаешь?
- Да. Я думаю, что я тебя люблю.
- Ты сам первый никогда этого раньше не говорил.
- Вот, говорю.
- Спасибо, Мишка.
- За что.
- За то, что ты у меня такой есть.
- Какой такой. Я просто Мишка Дуридомов. Из Мухосранска. Ничего во мне нет особенного.
- Дуридом ты мой любимый. Слышишь? Мой. И мне больше ничего не нужно. Только чтобы ты был мой. Будешь? Всегда.
- Конечно.
- Ты меня не обманываешь?
- Ну что ты, Бельчонок. Ты меня пристегнула к себе наручниками. А ключ спрятала. Под платье. Уже давно.
- Так тебе нужен ключ?
- Нет. Я так и хочу быть. С тобой. Всегда.
- Хочешь?
- Да. Еще хочу тебя щелкнуть – с коктейлем.
- И будешь всем показывать?
- Да.
- И рассказывать?
- Нет.
- Почему? Ты разве удержишься?
- Я оставлю это для себя. Поставлю на фотоидентификатор в телефон, и каждый раз, когда ты позвонишь, я буду вспоминать про коктейль. Про море. Про тебя на острове. Ну, бери трубочку в рот.
- Ладно.
- Ох и классно ты это делаешь. Пойдем в номер.
- Ну пойдем.
Номер был убран, кровать застелена, утренний букет был в вазе, на столике стояла корзина с фруктами и из блестящего ведерка выглядывала бутылка шампанского.
- Ой, Мишка! Опять шампанское! И ананас! И бананы! Классно как! Повеселимся еще немножко?
- Хочешь шампанского?
- Ты же знаешь, как я люблю шампанское. У него такая пена. Вкусная.
Михаил достал бутылку из ведерка, встряхнул, повернул пробку и поддел ее большим пальцем – раздался хлопок, и пробка ударилась в стену. Он быстро зажал горлышко, оставил небольшую щелку и направил бутылку на девушку; она завизжала, выставила вперед руки, но это ее не спасло: она была вся в пене, струйки игристого вина стекали по ее бедрам.
- Мииишка! Ну подлец ты какой! Я же вся мокрая!
- Я же тебе обещал. Разве я тебя когда обманывал. Иди ко мне, мой мокрый Бельчонок. Ты вся липкая. Вкусная. Снимай свое платичко. Вниз его. Твой бельчонок хочет шампанского? Сейчас мы его напоим. И накормим. Бананами. И приласкаем. Хочешь?
- Ну я всегда хочу. Ты же знаешь. Ты про меня все знаешь.
- Пошли в душ?
- Ну пошли.
- А потом ляжем спать и будем спать долго-долго.
- Я тебе дам спать!
- Не дашь?
- Никада!
- Так я умру тогда.
- Не умрешь. Я же медсестра. Я тебе не дам умереть. Ты мне еще нужен.
- Нужен?
- Нужен.
- В душе?
- И в душе тоже.
- Спину потереть?
- Я вот тебе щас потру. Снимай штаны! Быстренько!
- Слушаюсь, Ваше Величество.
- То-то же! Смори у меня! Цезарь ты мой.
- Давай я лучше буду Марк Антоний.
- Ладно, Марк. Снимай штаны. А то мое царское терпение уже кончается.
- И что будет?
- Увидишь, что будет.
- И откуда ты такая взялась на мою голову.
- Какая?
- Любимая.
- Правда? Ну пошли уже. Сил нет.
- Ты голодная?
- Как и не ела ничего.
- Ну, это поправимо. Щас мы тебя накормим. По-царски.
***
.