Читать онлайн
"Время Волков. Оруженосец"

Стена продолжала плакать. Она плакала, когда Бенджен отправлялся на разведку в Зачарованный лес, и плакала, когда он вернулся. Это плохо — влажный холод был куда опаснее сухого, а дозорных и так слишком мало, чтобы позволить им болеть. Уж точно не в такое время.

Сперва Бенджен собирался дойти до замка Крастера, но там он услышал такое, что пришлось идти дальше. Десятидневная вылазка обратилась походом длинной в месяц, но Бенджен узнал правду — у племен, живущих вдоль Оленьего Рога.

Манс примкнул к одичалым.

Бен надеялся, что тот просто сбежал на юг и осел там, в безвестной деревеньке, или отправился в Эссос, но нет. Следовало сразу догадаться — Манс не был трусом, и раны, полученные на Воющем перевале, не могли этого изменить. Манс хотел свободы.

Будь он к югу от Стены, Бен просто написал бы брату, там дезертиры не были угрозой.

Но разведчик, знающий о Ночном Дозоре почти все, опытный воин и неплохой командир — к северу от Стены Манс был опаснее тысячи одичалых разбойников. Если Плакальщик или, упаси боги, Харма Собачья Голова получат себе такого человека, они сумеют начать с Дозором настоящую войну.

В Черном Замке не оказалось Полурукого, которого Бенджен просил призвать — тот, едва приехав, вновь отбыл с патрулем в Сумеречную Башню. Впрочем, Джиор Мормонт не был дураком и наверняка задал Куорену те же вопросы, что собирался задать Бен.

— Старк, — неприязненно приветствовал его Торне, брезгливо наблюдавший за молотящими друг друга новичками. — Я уж думал, ты отправился вслед за Мансом.

Торне скривил рот, что должно было означать улыбку, и Бен ответил ему ледяным взглядом.

— Вам такие ошибки простительны, сир. Все же вы не были за Стеной уже несколько лет.

Тот покраснел и отвернулся к новобранцам.

Покои лорда-командующего встретили Бена долгожданным теплом. Он сбросил перчатки и потер окоченевшее лицо руками, разгоняя кровь — на холоде так делать не имело смысла.

— Скажи мне, что принес добрые вести, Бен.

— Бен! — повторил с его плеча ворон. — Бен! Бен!

— Стена еще стоит, мой лорд, и мой плащ так же черен — больше добрых вестей я не знаю.

Мормонт покачал головой.

— Что с Мансом? Куда он бежал?

— О нем знали в каждом мирном племени, от замка Крастера до Кулака Первых Людей.

— Выходит, на север, — в голосе Джиора была обреченность. — К кому он примкнул?

— Ни к кому. Пока, во всяком случае. По слухам, он начал собирать свой отряд.

Мормонт сжал огромные кулаки, хрустнув костяшками. Ворон перелетел с плеча на сундук и принялся стучать по дереву.

— Это лучше, чем могло быть, — наконец заговорил Джиор. — Перестань шуметь, клятая птица! Я поменял порядок патрулей, едва узнал о дезертирстве. Теперь они ходят реже, но людей в них вдвое больше, и я отправил в Сумеречную Башню еще пятьдесят человек.

— Пусть патрули выходят без всякого порядка и без точного количества — так ему будет сложнее. Кроме того, я бы посоветовал заполнить еще один замок — лучше всего людьми из Сумеречной Башни. Все это запутает его, но не поможет, милорд, если Манс решит перебраться через Стену.

— Лорд Старк должен узнать об этом, Бен. И узнать не из письма.

Его веко задергалось само по себе — так иногда случалось в минуты гнева и отчаяния — это началось со смертью матери.

— Мой брат — великий воин. Его могущество, ум, опыт и мастерство неоспоримы. Без сомнения, он придет на помощь Дозору, ведь таков его долг, — Бен почувствовал, как его левая рука начала дрожать. — Но если Старки постоянно подтирают Ночному Дозору зад, зачем он нужен?

— Нед Старк...

— Мой брат достаточно сражался в чужих войнах, — отчеканил Бен.

Лицо Мормонта покраснело.

— Твои братья здесь! — рявкнул он. — И они воюют непрерывно. Ты отправишься в Винтерфелл, и ты попросишь у лорда Эддарда помощи — и возьмешь все, что он даст, — Бен выпрямился едва ли не до хруста в спине. Кровь отхлынула от его лица. — Ты поедешь завтра.

— Завтра! — повторил ворон. — Завтра! Старк!

— Как прикажете.

Оставив Мормонта в его покоях, Бен в гневе покинул замок. Грязь хлюпала под сапогами, влажный холодный воздух раздражал легкие.

Он был Первым разведчиком, хорошим воином, превосходным наездником и одним из немногих черных братьев, способных вести за собой людей, и вот как Мормонт решил его использовать — как посыльного.

Быть может, он был самым жалким из Старков, но в его жилах текла кровь королей Зимы, но дело даже не в гордости. Если Бен сейчас покинет Стену, кто поведет разведчиков? Его некем было заменить — только если за это возьмется сам Мормонт. И это глупость.

Или же Джиор полагал, что никто больше не сможет убедить Неда помочь? Бен точно знал, если речь шла о его брате, не имело значения, кто доставит послание.

И все же за час до рассвета Бен скакал на лошади по Королевскому тракту.

Он попытался вспомнить, как выглядел замок, в котором он провел четырнадцать лет своей жизни. Он помнил Крипту, статуи отца, Лии и Брана, помнил пруд богорощи, темный и загадочный, помнил лицо матери — будто видел ее вчера. И все. А еще помнил Джона Сноу — единственного из всех своих племянников.

Он выглядел как Старк, как Бран или Нед, но в то же время и нет. Бен видел в мальчике тонкие, едва заметные, мимолетные валирийские черты. Когда-то давно, в прошлой жизни, Дейнира находила забавным рассуждать об этом. Старки и валирийцы действительно чем-то похожи — как похожи волк и лощеная гончая. Бен уже не помнил лица принца-дракона, но, наверное, незнакомец мог бы перепутать его с Недом в темноте, где не различит цвета.

Даже спустя столько лет Бен слово в слово помнил ее рассуждения.

— Старки, жители ледяных земель, лишены цвета, как и все на Севере. Ваши волосы темные, глаза — серые, а кожа — бледная, — так она рассуждала. — У вас прямые носы и густые брови, у вас узкие лица и впалые щеки — даже если есть живот. Кожа валирийцев тоже бледная, носы тоже прямые, но наши черты тоньше. Однако мы все равно похожи. Вы, Старки, это снег, холодный, жесткий и грубый, а мы — пепел, мягкий и теплый.

И Бен увидел в бастарде черты Дейниры еще в первую встречу. Как увидел в нем Брана, высокого, стройного красавца, стоило бастарду улыбнуться.

В детстве Бен был дружен со старшим братом. В отличие от Неда, Бран всегда мог заставить людей улыбаться. Он танцевал так же хорошо, как дрался, любил шутить, умел воодушевить друзей на любую авантюру и мог охмурить любую девушку. Конечно, Бен им восхищался.

Бран даже учил его всему этому, а потом отобрал у Бена невесту — ведь свобода выбора была единственным, чего младшему сыну досталось больше, чем старшему.

У Брана хотя бы хватило храбрости об этом рассказать.

В Харренхолле Бен решил бежать среди ночи, но не знал — куда. Он несся через лес близ Божьего Ока, без коня и меча, со слезами на щеках, ветки хлестали его по лицу а ноги цеплялись за корни. Бен наткнулся на разбойников, которые приняли его за оруженосца. К счастью, на тех же разбойников наткнулся еще один человек — Меч Зари, сир Эртур Дейн. Дейн убил шестерых, сделав девять ударов, а седьмого пленил. Бен рассказал ему о случившемся, и Эртур уговорил его вернуться назад.

Тогда он захотел стать королевским гвардейцем, первым Старком среди них — но закончилось все тем, что Дейн помог принцу похитить его сестру, а Бен вместо белого плаща надел черный.

Нед, конечно же, тоже знал, Бран не мог ему не рассказать. Нед еще в детстве всегда был их совестью — и Брана, и Лианны.

А теперь, наверное, и Бена. Нед взял на воспитание бастарда, назвав его перед всем миром своим сыном, чтобы сохранить доброе имя брата.

Сначала Бен злился, потом горевал и стыдился. Сейчас он был благодарен, что сын Дейниры, сын Брана, жив, и Бен может его увидеть. У Джона Сноу были скулы матери.

Нед был прав, как и всегда. Он всегда знал, как поступить правильно. Будь Бен больше похож на него, может, мама была бы жива.

Конь беспокойно заржал.

— Тише, Грей, тише, — Старк похлопал его по шее.

Мормонт хотел отправить с Беном сопровождение, но Старк отказался — в одиночку он доберется до Винтерфелла за восемь дней, в то время как отряд, где не все хорошие наездники, будет идти не меньше пятнадцати. Весть не была срочной, однако на Севере всегда найдётся причина торопиться.

Капля упала на лошадиную шею, и Грей, фыркая, затряс головой.

Когда-то Бен слышал, что в Дорне дождь — это чудо, в честь которого устраивают праздники. На Севере все было иначе.

Капли заколотили, и Бен, накинув капюшон, пустил коня рысью. Уже два часа, как он проехал Кротовый городок — насколько Старк помнил, через двенадцать миль будет одна из многих покинутых деревень Дара. И попасть туда нужно быстро.

Бен ударил пятками по бокам скакуна, пуская его галопом.

Старк почувствовал, как маленькая, размером с ноготь, льдинка ударила его по голове. Дожди на Севере были редкостью. Смертельной редкостью. Они губили урожаи, могли даже поубивать скот или людей, не успевших найти укрытие.

Северный дождь мог остановить армию.

Одежда промокла за считанные вздохи.

Лошадь поскользнулась и чудом не упала, и Бен сбавил ход. Если он вылетит из седла здесь, под проклятым ледяным дождем, он умрет.

Нужно добраться до укрытия.

Нужно добраться до Винтерфелла.

Проклятый Мормонт.

Проклятый Манс.

Как же холодно.

Проклятый дождь.

* * *

Она опустилась перед ним на колени, доставая кинжал. Один удар в грудь, и он, судорожно дернувшись, застыл. Первая стрела пробила шею, еще две торчали из ноги, земля под ним пропиталась кровью.

Подхватив его под ноги, она взвалила тушу себе на шею. Попыталась подняться и оторвать ее от земли. Сбросила — слишком тяжелый.

— Осторожней, девчонка! Шкура нужна нам целой.

Она даже не взглянула на говорившего.

— Меня зовут Вель, и без меня не было бы ни шкуры, ни мяса, ни рогов. Тащи его сам, Римур.

Он легко поднял тушу, уложив на одном плече.

— Это я его выследил, — казалось, тридцать стоунов вовсе не заботили этого здоровяка.

— Это я его подстрелила. Ты бы мог только луком в него швырнуть.

— Это я его несу. Ты бы так и сидела рядом с ним.

— Только до волокуш. Или хочешь нести до реки?

— И кто их потянет? Ты?

Этот спор мог продолжаться вечно. Римуру он, наверное, доставлял удовольствие, но Вель уже устала от вечно повторяющихся дней и разговоров.

Ее сестре нравилось в деревне, Далла с удовольствием ловила рыбу в Молочной, готовила похлебку, врачевала раненых и больных. Она была свободной женщиной и могла выбирать.

Вель тоже была свободной. Она не хотела жить в деревеньке на Молочной, где единственными развлечениями были охота и драки. Вель хотела дойти до страны теннов, подняться на Клыки Мороза, перебраться за Стену и увидеть южные земли. Сразиться с Воронами, убивавшими свободных людей.

Римур, этот здоровяк сорока лет, дважды бывал за Стеной, даже украл себе оттуда жену, а еще длинный стальной меч, кольчугу и окованный сталью щит с рычащим великаном.

В деревне оказалось людно — иногда к ним приходили другие вольные. Римур презрительно называл их бродягами, но Вель им завидовала. Она каждый раз слушала их истории.

В этот раз было еще интереснее.

— Что ты здесь забыл? — грозно спросил Римур.

Перед ними стоял светловолосый мужчина с покрасневшими глазами. Он был на голову ниже Римура — что делало его на голову выше Вель. Он опирался на длинную, заточенную до блеска косу, как на посох. Он поднял голову, чтобы посмотреть на Римура, и Вель увидела его глаза, красные и слезящиеся.

— Мой отряд потрепали вороны. Бен Старк с его щенками. Эббу кишки выпустили, Лососю голову как тыкву разрубили, Травнику кинжал в глаз всадили.

Вель слушала, раскрыв рот. Этот парень дрался с настоящими воронами!

— Травника жалко, — ехидно покивал Римур, — кого ты теперь трахать будешь, козлов? Собак?

Лезвие косы сделало круг над головой воина, грозно сверкнув на солнце.

— Трахну твой труп, если не заткнешься.

Римур замолчал, лишь хмуро глядел на гостя.

— Мне нужны люди, которые хотят увидеть кишки ворон.

Помолчав, Римур все же ответил:

— Зрелище хорошее, не спорю, но вот на твою рожу смотреть неохота, Плакальщик.

Плакальщик? Этот парень? Вель представляла себе воина не меньше Римура, с бородой и шрамами на лице, с ожерельем из ушей вокруг шеи.

Несколько вдохов Римур и Плакальщик смотрели друг другу в глаза.

На этот раз коса не сверкала на солнце. Воздух резко свистнул. Сперва на землю упала оленья туша. Знатная добыча, как сказал бы Римур. Потом туша самого Римура. Его горло было вскрыто и вырвано — торчало вправо сломанной палкой, с обрезанными нитями мышц.

— Тебе, девочка, тоже на меня смотреть не хочется?

Он что, хотел ее напугать?

— Рожа у тебя противная, тут Римур прав. Но вороньи кишки того стоят.

На следующий день они направились на юг.

За три ночи Вель дважды пытались украсть, и оба раза оставались ни с чем. Она прихватила из деревни кинжал Римура и копье со стальным наконечником, а кольчугу отобрала у одного из раненных — его все равно оставляли там.

На четвертый день Вель поняла, что ей придется позволить кому-то себя украсть, хотя бы чтобы выспаться.

Плакальщик останавливался еще в десятке деревень, медленно набирая в отряд все больше людей. Через луну их было уже почти сто человек.

Плакальщик собирался напасть на кланы Северных гор — Вель ничего не знала ни про эти горы, ни про их кланы.

"Мы идем слишком медленно", — думала она, глядя на ледяную полосу на горизонте.

За десять дней она почти не увеличилась. Наконец, спустя еще десять лес закончился. Каменистые южные предгорья Клыков Мороза обдувал западный ветер, в котором Вель еще чувствовала соль.

— Отсюда, девочка, начинаются земли, которые вороны считают своими.

— Меня зовут Вель, — рассеянно поправила она говорившего — внизу, в нескольких десятках миль к западу, она видела сверкающее море

— Ты смотришь не туда, — мужчина с огромной серой бородой и худыми, даже под всеми мехами, руками, указал на гору — справа от Стены и слева от моря, — мы пойдем через Теснину.

* * *

Девочка со счастливой улыбкой подметала пол. Ей нравилась тишина, которая вечно стояла в этих каменных стенах. Она могла услышать звук собственного сердца и дыхания.

Или звук щелкнувшего через три коридора замка.

Угрюмец, как она его прозвала, вышел из подземных тоннелей и прошел мило нее. На мгновенье ее лицо исказило презрение, потом крылья носа дернулись и выражение превратилось в ярость, а еще спустя вздох выражение лица стало абсолютно безразличным.

— Девочка обижена на меня?

Она подняла на него взгляд, полный восхищения и преданности. Угрюмый едва заметно кивнул.

— Девочка быстро учится.

Она опустила голову, закрыв лицо волосами, и быстро подвигала челюстью по кругу, погримасничала — так немного уходила усталость из мышц.

Подняв голову, она заставила лицо стать печальным.

— Аджалан чак чаролат.

Это был дотракийский. Девочка уже знала диалекты почти всех Вольных городов, высокий валирийский и общий языки — она и до храма их сносно знала, а теперь могла говорить и на рычащем гискарском и на квартийском, а сейчас учила языки дотракийцев и Высоких людей.

— Ай, — ответила она покорно.

Девочка могла понять, что ей говорят, но когда надо было говорить самой, помнила лишь десяток слов.

Дотракийский Угрюмого тоже не был идеален, так говорил ей Толстяк, но девочка не могла заметить это. Но она могла заметить, что Толстяк и Угрюмый недолюбливают друг друга. Или они притворялись, в Черно-Белом доме ничего нельзя было сказать наверняка, кроме одного: все люди смертны.

Угрюмый сказал ей слушать и не создавать шума, но не сказал где. Потому девочка ушла в свою комнату — пять на пять футов, с каменной кроватью, вытесанной в одной из стен.

Поначалу у нее были простынь и тонкое одеяло, но от них она отказалась месяц назад. Виликор догадалась, что надо это сделать. Она не знала историй других безликих, но Виликор из Браавоса часто слышала о них отца — а девочка знала все, что знала Виликор.

Винар Тразадо говорил, что они лучшие убийцы на свете и могут менять лица — если первое было известно почти всем, то второе было узнать непросто. Но Винар знал еще больше — он знал, какие люди могли стать безликими за последние пятьдесят лет. Он собирал эти знания полжизни, таков он был, Винар Тразадо. У него даже список был, с двумя сотнями имен, но кто из них — этого сказать не могло даже Небо.

Чтобы стать никем, нужно посвятить себя Многоликому, всего себя у нее не должно быть вещей, к которым она привязана, от которых она зависит. Два дня назад она оказалась от одежды.

Ей было холодно, но девочка не болела — она вообще никогда не болела, даже когда была Виликор Тразадо.

Девочка поняла, что Угрюмый специально не сказал, где ей слушать — потому что она и так оказалась бы где нужно. В комнате.

И она услышала, что он хотел — шаги. Все безликие передвигались бесшумно, а значит, это либо не безликий, либо безликий позволил себя услышать.

Бесшумно она последовала за человеком, кем бы он ни был.

Они шли не больше двух минут до залы, куда он вошел. Девочка не могла за ним последовать — там, в зале, был свет, а она еще слишком плохо умела прятаться в тени.

Она осталась слушать.

Несколько раз безликие собирались вместе — те, кто мог — и называли имена людей, которым нужно принести дар.

Первых трех имен она не знала — и могла бы принести им дар, но ей не позволяли. За все время здесь ей не позволили даже взять себе другое лицо. Она справилась бы и так, но девочке не было позволено выходить. Ей нужно было запомнить языки, научиться управлять лицом, научиться быть неподвижной, управлять своим дыханием и ударами сердца, лишь тогда она выйдет.

Четвертое имя было ей известно — это был тот рыбак, у которого Виликор купила лодчонку.

девочка продолжала слушать.

— Ани Тразадо, — сказал Красавец.

Девочка позволила себе мгновенье злорадства. Но она — никто, и ей плевать на смерть Ани Тразадо.

Девочка продолжала слушать.

— Я принесу ей дар, — вызвался Толстяк, и впервые его голос перестал быть безразличным.

— Ты знаешь этого человека, — сказал Угрюмый.

— Нет. Эраст знал ее, а не я. Слово Многоликого не имеет двух значений — весь род должен пасть, лишь тогда явится тот, кто был обещан. Здесь нет никого, кто понял бы, что нужно делать, кроме ее смерти.

— Тот, кто был обещан — уже явился. Тот, кто был никем еще до того, как сюда. Лишь первый безликий смог сам добиться того, чего добилась она.

— Это так, — подтвердил Угрюмый.

— Не нам судить, так ли это, мы лишь исполняем волю Многоликого, и вот его воля — род должен пасть и возродиться в том, кто был обещан! Я принесу ей дар.

Девочка вернулась в комнату так же незаметно, как вышла.

Тот, кто был обещан. Это знание было последним и самым главным секретом семьи Тразадо. Родится тот, кто ненавидит свою кровь... эти слова были единственными, которые отец сообщил ей. Все пророчество был написано на камне в подземелье дома Тразадо.

И что это за избранник, который уже здесь? Есть еще ученики?

Около кровати стояла нетронутая чаша с водой. Большая, почти фут шириной, но низкая. Девочка заглянула в нее.

Она не видела свое лицо с тех пор, как впервые пришла в храм. Тогда она напилась воды из фонтана. Винар когда-то что-то про нее говорил, но тогда она не помнила.

Но сейчас помнила, как и первые слова, сказанные в храме:

— Ты кто такая? — спросил жрец, едва она открыла тогда глаза.

— Я никто.

* * *

Теон стоял на палубе, подставив лицо морскому ветру. Соленые брызги били его по лицу, даже воздух здесь был соленым. Как дома.

Не то чтобы дома он был полностью счастлив, но там были его сестра и мать. По матери Теон скучал больше всего, но он не признал бы это даже под пытками. Лорд Старк был хорошим человеком и относился к Теону как к воспитаннику. Леди Старк была гостеприимной хозяйкой и позволяла своим детям играть с Теоном. Робб был лучшим другом, которого Теон мог желать. Эта семья легко заменила ему отца и мертвых братьев, даже старшую сестру.

Но не мать. Только не мать.

В Винтерфелле не было человека, которому Теон мог бы пожаловаться на ссадины или взять за руку. Теона было некому обнять.

Теон помнил каждое ее прикосновение. У нее были холодные руки и холодные губы, но все остальное было теплым. Брызги ледяной воды — вот на что были похожи касания ее пальцев. И пахло от нее как-то по-морскому.

Его братья были мудаками. Родрик только когда пьян, Марон — всегда. Теон боялся их почти также, как боялся своего дядю, Эурона.

Но мама его защищала. Родрику и Марону хватало окрика, но дядя...

Один раз Теон видел, как мама, будучи на голову ниже Эурона, влепила ему такую пощечину, что он едва не упал.

В Винтерфелле Теона никто не защищал.

В Винтерфелле Теон защищал себя сам.

Он лишь краем уха слышал, как отец наставлял Родрика. Запомнил он сущие крохи.

"С людьми нельзя быть мягким, иначе они решат, что ты слаб. Твое слово не должны подвергать сомнению. Если кто-то это делает — уничтожь его".

С Джоном Сноу он поступил именно так. Теон не ожидал, что бастард так хорош в фехтовании, однако он легко придумал новый план. Аше он бы понравился. Теон извинился перед бастардом, но его извинения были насквозь пропитаны оскорблениями.

Мечей не было, и Сноу бросился на него с кулаками. Мальчишка младше его на несколько лет.

Грейджой свалил его и прижал к полу, пока тот извивался и рычал. Это было приятно.

На шум прибежала стража, и их обоих наказали, но, как оказалось, победа над Джоном Сноу подарила ему уважение всех парней и мальчишек Винтерфелла. Даже Харвина, который был дружен с бастардом.

Сейчас Теон почти об этом жалел — Сноу был единственным человеком, который был близок к нему по возрасту. Он хотел бы, чтобы здесь был Робб, Теон мог бы поделиться своим счастьем, мог бы рассказать обо всех снастях на корабле, мог бы научить Робба по звездам искать север.

Хотя он бы все равно не заговорил с бастардом...

— Грейджой, проснись! — рявкнул над ухом женский голос.

Дейси Мормонт.

Медвежья сука. Каждый раз, как она смотрела не него, кривилась, словно у нее живот пучит.

Теон вспомнил единственное наставление, данное ему отцом. Перестать быть ребенком.

— Да, племянница? — ответил он, вложив в слова всю вежливость, что в нем была.

На лице Мормонтши загуляли желваки, губы сжались в тонкую нить.

Теон насладился зрелищем, пока девчонка искала слова. Он почти почувствовал ту мерзкую улыбку, с которой смотрел на него Марон.

Женская рука схватила его за ворот и потянула вверх — Мормонтша была выше него.

— Не вздумай брякнуть такое перед моей матерью, или с острова ты вернешься тремя кусками.

Теона прошиб пот, но лицо он сохранил.

— Почему три? — оскалился он. — Дальше вас считать не учили?

Мормонт, прищурившись, зашипела:

— Один Айронмейкерам, один Грейджоям, один твоему Утонувшему богу.

Теон почувствовал, как дрожит его рука, тело будто говорило ему — бей или беги. Он лишь сильнее растянул усмешку.

— Тот кусок, что с членом, оставьте себе. Хоть кто-то вас трахнет.

Теон вдруг почувствовал, что не может дышать. Он согнулся и осел на палубу. Кажется, хрустнуло ребро. От боли на глаза выступили слезы.

Перестань быть ребенком.

Он посмотрел на нее снизу вверх и со злым смешком проговорил:

— Разве я не гость на вашем корабле? Разве я не сплю под вашей крышей? Разве не ем вашу еду?

Девка стала похожа на выбросившуюся на берег рыбу — распахнутые глаза и беззвучно отрывающийся рот. Теон удержался от смеха и поднялся. Это ему не сильно помогло — Мормонт была выше на целую голову.

Несколько вздохов он размышлял, что сказать. В голову пришла глупая мысль — а что сказал бы её маленький питомец, Джон Сноу?

— Ты ненавидишь меня за то, кем были мои предки, но не признаешь своих.

Язык чуть не отвалился от подобной чуши — ну какая из этой девки железнорожденная? — но выражение стыда на ее лице того стоило.

Теон развернулся к грот-мачте и полез в гнездо, подальше ото всех этих северян.

Его руки тряслись.

Забравшись в гнездо, он посмотрел вниз. Там были люди Мормонтов. Люди Старков. Люди Гловеров.

Теон был один. Если бы эта Мормонтша решила выкинуть его за борт, ее бы никто не остановил.

— Мы не сеем, — сказал он, и почувствовал себя храбрее, — мы не сеем.

* * *

Джон опять уехал с отцом. Все говорили, что он едет вовсе не на войну и что стать оруженосцем лорда Медвежьего острова — большая удача. Даже Джон, наверное, был этому рад — Арья впервые не смогла понять его настроение по лицу.

Но кто бы что ни говорил, Арья знала — это случилось снова. Отца и Джона забрали у нее. В прошлый раз их забрала война, а теперь Джорах Мормонт.

И Арья не смогла ничего с этим сделать.

Это ее злило. А мать, казалось, вовсе не переживала, и это злило еще больше.

И Робб почти не говорил с ней, проводя все больше времени с мейстерем Лювином и сиром Родриком.

С ней играл только Бран — четырехлетний мальчишка. Он был худым, даже худее Арьи, и легким как перышко; Арья могла легко подбросить его, как Джон делал с ней.

Брану нравилась высота. Арье нравилось его подкидывать, потом ловить и спрашивать, что он видел.

— Стену! — кричал он, — Облако! Великана! Дерево! Корову!

Арья смеялась. Она чувствовала себя Джоном.

Потом Бран заявил, что Арье его слишком слабо подбрасывает и надо позвать Джори. Она обиделась и хотела уже идти, пока Бран не показал на башню.

— Хо-чу ту-да, — сказал он, — полезли!

И они полезли.

Лишь в двух ярлах над землей Арья поняла, что Бран сильно ее опережает — он уже перелез на крытый мост и побежал по нему в Большой чертог.

Вздох, два, и он уже пропал в одном из окон.

"Он карабкается здесь не впервые", — подумала Арья.

Она влезла в первое же окно и огляделась.

Арья редко бывала в башне мейстера, почти все уроки у них с Сансой теперь вела септа. Уж тем более, Арья не была в его комнатах.

Тут было странно. И интересно. Много свеч, книги, пергаменты, даже склянки, какие были у некоторых лекарей, приезжавших лечить Джона.

На одном из пергаментов она наткнулась на имя Джона. Он уже отправил домой письмо? Ей казалось, прошло лишь несколько дней.

Не удержавшись, Арья схватила пергамент.

Юный Яндель, твоя затея с книгой грандиозна, но знай, что она может стать твоим единственным творением. Описание истории одного лишь Восстания Роберта займет у тебя годы. Ты сказал мне, что задумал этот труд, когда тебе было лишь десять, а начал писать в пятнадцать — уверен, когда ты закончишь, тебе будет больше лет, чем мне сейчас, и все равно ты будешь недоволен.

Тем не менее, я не вправе отказать тебе в твоих стремлениях, особенно когда их так яро поддерживают архимейстеры...

Арья нетерпеливо пропустила кусок, ища, имя Джона — наткнулась она, однако, не на него.

Наследник лорда Старк, Робб, недавно справил десятые именины. Он растет крепким и здоровым, делает успехи в грамоте и владении мечом, а воспитание отца сделало его честным и благородным юношей.

Королевству повезет, если он займет место Хранителя Севера после своего отца.

Однако ты просил меня писать тебе о людях выдающихся, которых, по моему мнению, ждет великое будущее. И Робб Старк меркнет в сравнении со своим единокровным братом. Джон Сноу, бастард из Винтерфелла, повзрослел раньше брата, как и все незаконнорожденные дети. Он молчалив и умен, кроме того, мальчик доказал свою доблесть на Пайке, защищая Дейси Мормонт в неравном бою.

По возвращении в Винтерфелл обнаружилось, что Джон Сноу заражен серой хворью — ты, без сомнения, уже знаешь об этом — его правая рука было поражена до середины предплечья, и болезнь не останавливалась. После десятков безуспешных попыток лекарей мальчик излечился сам, опустив зараженную конечность в огонь. Вопреки моим ожиданиям, это не сделало его калекой — рука быстро восстанавливается, и уже через несколько лет Джон сможет забыть о травме.

Несмотря на мои слова и слова мастера над оружием, что он больше не сможет фехтовать, мальчик решил учиться владеть клинком левой рукой, и у него это вышло. Его стиль боя напомнил мне о том, как Марвин описывал водных плясунов Браавоса, однако об этом я не могу судить, ведь сам в фехтовании не разбираюсь.

Внешность Джона Сноу не оставляет сомнений в его родстве со Старками, однако о другом его родителе мне ничего не известно...

Дальше шла какая-то белиберда про Амберов и Болтонов.

Зачем Лювину писать про Джона? И какое отношение имел Джон к истории? Ведь история — это о чем то старом, как возведение Стены, завоевание Эйгона или падение Таргариенов.

Может, Лювин мог бы объяснить, но тогда он решит, что Арья украла его письмо. Санса — дура, он ничего путного не скажет. А Робб уговорил мать и отправился на охоту и его не было в замке.

Арье тоже хотелось бы поехать на охоту, но письмо было интереснее. От этого письма пахло тайнами, а тайны это всегда интересно.

Следующей, о ком Арья подумала, была мать. Она, конечно, раньше не любила Джона, но помогла ему стать оруженосцем и похвалила перед Линессой Мормонт — Арья сама слышала, когда гуляла по замку.

"Решено, — подумала Арья, — покажу маме, пусть объясняет".

Арья ошиблась.

Едва мать прочитала письмо, как ее лицо стало страшным, она отослала Арью в комнату и едва ли не побежала к мейстеру.

Арья в комнату не пошла. Она забралась на тот самый крытый мост, чтобы услышать, о чем они говорят.

— Это не предательство, — спокойно говорил Лювин, — это просто сведения, которые нужны мейстеру Янделю для его книги.

— Ах, мейстеру Янделю?! Ты говоришь мне, что это прочитает лишь он? Это письмо позорит моего сына, ставит бастарда выше него!

— Это ложь, — твердо сказал мейстер. — Робб рожден, чтобы править, а Джон Сноу — чтобы сражаться. Если Робб будет вести войну, Джон будет вести битву. Это очевидно любому смышленому человеку, который видел, как они росли, так почему я этого не написал? Я защищаю вашего сына.

— От кого? — опешила мать.

— От Цитадели.

1) Этой ночью молча слушай.

2) Да.