Читать онлайн
"Чайлдфри"
– Ты смотри, смотри, как капусту уплетает! – громким шёпотом произнесла свекровь своей сестре, и многочисленные родственники, которые сидели за столом, принялись бросать на меня заинтересованные взгляды.
Я чуть не подавилась. Господи, да сколько ж можно искать во мне признаки беременности? То я конфет съела целую охапку, то мне не нравится запах лука (между прочим, пережаренного на древнем прогоркшем масле!), то теперь эта капуста! Да люблю я квашенную капусту и ела её лет сто тому назад! Но нет, конечно же это беременность! Антон – мой муж и по несчастному совместительству сын той самой нетактичной женщины, молча смотрел в свою тарелку. Конечно, дождешься от него помощи! Пришлось попытаться абстрагироваться от ситуации, но не тут-то было…
– Антоша, ты слышал, наша соседка Катя родила недавно. Такой славный карапуз, Костей назвали, – как ни в чём не бывало продолжала Марья Тимофеевна.
– Угу, – безразлично отозвался мой муж и даже не поднял головы.
– Нинуль, – опять обратилась свекровь к сестре. – А как твои там? Как внучок?
– Да ничего, болели недавно, но уже вышли в садик. – Нина Тимофеевна, самая адекватная из всех родственников, с сочувствием посмотрела на меня. Мол, держись, подруга.
– Зачем так рано вышли-то? Надо дома ещё посидеть, чтобы окончательно поправиться.
– Да три недели уже прошло…
– Ох, как плохо тем, у кого нет деток! Пустые, безрадостные дни! – она повернула разговор в другое русло и театрально прижала руки к груди. – Без них и семьи то нет никакой!
– Да ладно вам, это неправда, – слова вылетели быстрее, чем я успела подумать. – В мире столько всего интересного, и без детей можно прожить насыщенной и полной…
– Ты что! – пришла в ужас Марья Тимофеевна. – Дети – это смысл жизни!
– Смысла в жизни в принципе нет, – стараясь говорить мягко и дружелюбно, не согласилась я. – Да и потом, это же безумие делать из детей смысл жизни! Даже психологи…
– Психологи, психологи! – раздраженно взмахнула руками свекровь. – Наслушаетесь ненормальных!
– Почему ненормальных? Очень даже нормальных и умных. Они уверяют, что нельзя делать смыслом жизни детей. Однажды они всё равно уйдут, хотя бы поэтому. И что тогда останется? Повеситься? Ведь смысл жить пропал.
Но свекровь уже не слышала меня. Она суетливо переставляла посуду на столе и улыбалась снисходительной, высокомерной улыбкой, такой, словно она профессор физики, с которым пытается спорить первоклассник. Это самая мерзкая, самая отвратительная улыбка, которую только может показать человек. Я почувствовала, как от злости затряслись колени и призвала всё своё воспитание и уважение к человеку в целом. В конце концов, каждый имеет право думать, как ему хочется, и если ей нравится жить в модели мира, которая несет тьму разочарований – пусть.
Мы возвращались домой по темной улице. Я держала Антона под руку и вдыхала свежий майский воздух. Холодное прощание свекрови меня несколько тяготило, но я была не в силах донести до неё свои мысли и чувства: сегодня мне снова показалось, что она неспособна понять другого человека… Как можно было отправиться к репродуктологу по поводу несуществующей у нас проблемы, наводить справки, а потом силком заставлять взять визитку «этого чудного врача, который обязательно нам поможет!» Стоит ли говорить, какую бурю негодования она подняла в моей душе. Но мы не стали нарываться на скандал, ведь её мнение было единственно верным во всей вселенной. И всё ничего, если бы Антон не прогибался под этим безумным диктатом.
– Послушай, – мягко сказала я ему и замолчала, не зная, с чего начать.
– Мм?
– Мне очень не хочется портить и без того непростые отношения с твоей мамой.
– Понимаю, – его тон показался мне равнодушным, но я всеми силами гнала это неприятное ощущение прочь.
– Может быть, ты поговоришь с ней? Аккуратно? Не раня чувств.
– Как ты себе это представляешь?
– Тебе будет сложно поговорить с ней об этом, я понимаю, поэтому вижу единственный выход. Давай если ещё раз подобная ситуация повторится, ты станешь на мою сторону.
– Какая ситуация?
Я бросила на него возмущенный взгляд, а у самой снова затряслись колени. Это же как надо было подавить психику ребенка, чтобы во взрослом возрасте он настолько ничего не замечал?
– Про детей.
– А, да ладно тебе, – он расслабленно улыбнулся. – Она спит и видит внуков, ей простительно.
– Да, конечно, прекрасно понимаю её желание, но это наша с тобой жизнь и только нам решать, будут дети или нет. Она хотела ребенка – она его родила. Не надо изводить других постоянными намеками и ставить в дурацкое положение.
– Так она же и не требует ничего.
Градус моего терпения приблизился к критической отметке. Весь вечер мне пришлось держать себя в руках и отвечать за обоих, а он, как обычно, молчал! Сделав глубокий вдох, я с трудом продолжила:
– Требовать можно по-разному. Существует огромное количество способов надавить на людей!
– Ты ещё скажи, что мама их знает!
– Поверь мне, каждая женщина знает тучу таких приемов!
– Да нет, мама не такая…
– Ты хоть иногда можешь услышать меня? Перестань постоянно оправдывать её! Я всеми силами пытаюсь не испортить с ней отношения, так как понимаю – она близкий и дорогой тебе человек, но мне тоже хочется видеть уважение с её стороны! Я не хочу постоянно быть в глупом положении!
– Да она же ничего не сделала, что ты так завелась!
– Она не сделала? Да она достала с этими детьми! И ладно бы ещё один на один со мной говорила, но она постоянно выносит это на публику! И всегда я оказываюсь в проигравших! Она даже к врачу сходила! Вот кто её просил? Это уже вообще перебор и не её дело!
– Ты перегибаешь палку.
– Нет, не перегибаю. Очень сложно противостоять устоявшемуся мнению!
– Возможно, стоит пересмотреть своё? Большинство не может ошибаться…
– Да ладно?! – моему терпению пришел конец. – Антон, когда я поняла, что наши отношения переходят границу дружбы, то честно предупредила – никаких детей! И что даже если мы поженимся, ситуация не изменится! Я – чайлдфри! Ты согласился!
– Ну началось, – Антон вздохнул и на этот раз равнодушие буквально скользило по его лицу.
– Мы с тобой обо всём договорились! Ты не был против, а теперь я ошибаюсь?
– Я не говорил, что ты ошибаешься, я сказал, что большинство не может ошибаться.
– Раньше большинство думало, что земля плоская! А тех, кто был не согласен – сжигали на костре! И где логика? Где справедливость? Почему мы обязаны следовать по пути большинства? Это какой-то вселенский идиотизм!
– Просто забей.
– Ты такую тактику выработал в общении с мамой?
– А что ты от меня хочешь? – разозлился он. – Она столько сделала для меня, почему я должен с ней ругаться?
– Я не прошу с ней ругаться, просто хотя бы в публичных разговорах будь на моей стороне, поддерживай меня, да хотя бы пошути: «Мама, ха-ха-ха, да ладно тебе», мне и этого достаточно! Почему я всегда одна отдуваюсь, пока ты ковыряешься в тарелке?
Антон не ответил. Оставшийся путь мы шли молча. Разозленные, непонятые и такие чужие.
Иногда в жизни наступают времена, когда кажется, что тебя никто не понимает. Эдакий второй переходный возраст. Ты везде и всегда натыкаешься на одну и ту же тему, и нет почти никого, кто не то что разделяет твою точку зрения, но хотя бы пытается понять. Разве это сложно – попытаться понять? Судя по всему – нереальная задача! Гораздо проще осудить человека и бросить в него камень. Но ведь все люди, по сути своей, одинаковы. Мы все имеем чувства, мы все ошибаемся, мы все – из одного теста, но тогда почему стоит на миллиметр отступить от мнения большинства, на секундочку повести себя не так, как другие, толпа готова посадить тебя на кол? Почему все должны вести себя и думать одинаково? Сама природа создала нас такими разными, так зачем спускать её плоды на нет?
Прошла неделя после неприятного семейного ужина. На улице ярко светило солнце, и было бы преступлением остаться дома в этот чудесный весенний день. Прогуливаясь по парку, я заметила знакомую фигуру. На миг мне стало радостно и легко, ведь там, впереди, шла моя лучшая подруга со своей двухгодовалой малышкой. Надо добавить, бывшая подруга. В жизни я встречала не много людей, которые становились близкими, но если так происходило, я берегла наши отношения как зеница око. Однако для некоторых громкое слово «дружба» несло иной, неподвластный мне смысл.
– Дашуля, привет! – я поздоровалась, не в силах сопротивляться теплому чувству, идущему изнутри. Она вздрогнула от неожиданности и смутилась.
– Привет.
– Сто лет с тобой не виделись. Как твои дела?
– Ничего, – вяло ответила та и уставилась куда-то вперед. – А ты как? Всё ещё чайлдфри?
Пришла моя очередь стонать: «Ну началось». И чего им всем не даёт покоя моя приверженность бездетному образу жизни? Может, они слишком устают, чтобы честно признаться себе, как их достала «радость материнства»? Почему я должна уважать их «правильную» точку зрения, тогда как они топчут мою? Ах да, она же у меня «неправильная!», почему бы и не потоптать!
– У меня всё отлично, – собралась с духом я. – Работаю, открываю новые горизонты. Получила крупный заказ на садовые скульптуры.
– И не надоело тебе возиться в грязи?
Поясню, возиться в грязи – значит работать скульптором. Довольно успешным скульптором, между прочим, а это большая редкость в наше время.
– Хочешь меня обидеть?
– Ой, ты как всегда из мухи слона раздуваешь, – Даша наклонилась и помогла дочке высморкаться.
– Да что с тобой? Мы не виделись столько времени, а это всё, что тебя интересует? Грязь и чайлдфри? – мои нервы начали сдавать. Я тщетно пыталась понять этого человека, с которым провела годы и годы, с которым делила секреты, радость и разочарования, и который разорвал нашу дружбу из-за одного, ничего не значащего по отношению к ней признания: «Я – чайлдфри».
– А о чём с тобой ещё говорить?
Её заносчивый высокомерный взгляд, надо сказать, такой же, как у свекрови, взгляд эдакого надменного «профессора» скользнул по мне и победоносно устремился вдаль. Как же мне хотелось высказать накипевшее! Оказалось, если у меня нет детей, я не человек, со мной не о чем говорить и нет смысла продолжать дружбу. Я автоматически стала вторым сортом, хотя не причинила никому вреда, в том числе и ей: никого не убила, не ограбила, не сделала ничего, за что мне было бы по меньшей мере стыдно! Я не пропагандирую чайлдфри, и никому не навязываю эту точку зрения! Я просто взяла смелость идти своей дорогой и не смотреть на других! В конце концов, это моя жизнь и только мне решать, как её строить. Я же не осуждаю её за то, что кроме ребенка, её ничего не интересует, что пройдёт двадцать лет и чадо выпорхнет из гнезда в поисках собственного пути, а она, возможно, с удивлением обнаружит пустоту и бессмысленность новой жизни, станет злой и несчастной женщиной, которая будет требовать слепого подчинения, будет манипулировать чувствами своих детей, будет давить авторитетом, ведь «я ж твоя мать, ты должен делать по-моему, зря, что ли, жизнь на тебя положила»! Хорошо бы с Дашей этого не произошло, но разве мало подобных историй? Например…
Конечно, нет. Ничего этого она никогда не узнает. Не люблю обижать людей, и боже упаси меня навязывать кому-то своё мнение! Мы уже давно всё обсудили, и не моя проблема, что она не способна выйти из оков эгоцентризма и навязанных обществом установок.
– Со мной можно поговорить обо всём, – улыбнулась я, но в грудной клетке рвалось сердце.
– Нам пора, мы сегодня и так долго гуляли, – она не потрудилась поговорить даже из вежливости, и хотела сбежать от меня, как от прокаженной.
– Конечно, идите. Может, созвонимся как-нибудь?
Не знаю! Не знаю, зачем я это спросила! Впрочем, конечно, знаю. Я всё ещё скучаю по ней, и боль от потерянной дружбы не даёт покоя до сих пор. Ну почему она не способна понять меня… Не способна сделать малейшее усилие! Разве мы не должны принимать близких и дорогих людей такими, какие они есть?
– Как-нибудь, – Даша натянула фальшивую улыбку и практически убежала.
Я осталась на месте, смотрела на удаляющуюся женщину, слышала скрип детской коляски по песчаной дорожке и думала. Что не так с этими людьми? Почему они ставят собственное мнение выше любого другого, не могут сказать себе «стоп» и просто поразмышлять? У них те же руки, ноги, голова, они так же дышат, спят, едят. Кто дал им право смотреть свысока на иное мировоззрение, на тех, кто хочет жить так, как ОН хочет, а не как «НАДО»! Да и кто придумал это «НАДО»? Где написано, что все должны рожать? А если и написано, откуда мы знаем, что это истина в последней инстанции? «Путь женщины – быть матерью!» – говорят они. А как насчет бесплодных? Может, им вообще тогда жить нельзя?
В расстроенных чувствах я машинально направилась к своей замечательной и мудрой маме. С самого детства она учила меня какому-то особенному, другому восприятию. Может, в этом и проблема? Она воспитала меня слишком размышляющей? Но что в этом плохого?
Я поднималась на третий этаж, шмыгая по ступенькам, как в детстве. В такие дни мама открывала дверь и выглядывала на лестничную клетку с тревожным любопытством. То же произошло и сейчас.
– Как ты умудряешься слышать мои шаги из квартиры?
Ласковая улыбка озарила её лицо.
– Ты так яростно возвещаешь дому о своём плохом настроении, что тебя невозможно не услышать!
Она пропустила меня внутрь, дала разуться, крепко обняла и увлекла на кухню, откуда доносились вкуснейшие ароматы тыквенного пирога с корицей.
– Лапушка моя, кушай, – мама поставила передо мной чай и отрезала огромный кусок от круглой выпечки. – Что произошло?
– Встретила Дашу.
– О, чудесно! Как она?
– Мам! – я возмущенно посмотрела на её спокойное лицо.
– А?
– Она же бросила меня!
– Не будь капризулей! – И снова показалась моя любимая улыбка. – Даша же тебе не мужем была, в самом деле.
– Мы столько лет дружили, а она взяла и всё разорвала на пустом месте! – я повысила голос и с удивлением обнаружила в нём самые настоящие капризные нотки.
– Прям уж на пустом.
– Конечно! Когда я объяснила ей, кто такие чайлдфри, она просто отказалась со мной общаться!
– Как видишь, и правда не на пустом.
– Но так никто не делает! Почему она не может понять меня!
– А почему её не можешь понять ты? – мама прихлебывала горячий чай и внимательно следила за мной.
– А я то что должна понять?
– Милая, по какой-то причине, не важно, по какой, но, видимо, для него очень веской, человек перестал с тобой общаться. Ты должна уважать Дашин выбор.
– Но разве она уважает мой?
– А разве тебе должно быть важно мнение человека, который больше не является частью твоей жизни? Смотри, – она взяла горячий кусок пирога в руку и тут же начала перехватывать его пальцами. – Пока он касается непосредственно меня, мне невероятно важно, горячий он или холодный, ведь он может обжечь, – затем она положила его на блюдце. – А теперь мне совершенно всё равно, какой он. Да пусть даже гнилой. Меня ведь он больше не касается.
Я смотрела то на пирог, то на маму, не в силах придумать ни одного аргумента в защиту моей обиды, а затем вздохнула и с удовольствием откусила кусочек.
– Лапушка моя, когда люди уходят из нашей жизни, нам остаётся одно – делать выводы.
– И какой же мне сделать вывод?
– Например, что Даша никогда не была настоящей подругой, ведь друзья принимают тебя таким, какой ты есть. Или другой – она ещё не достигла того уровня понимания или развития, который позволил бы ей не совершать радикальных поступков только потому, что кто-то не согласен с её точкой зрения. В общем, ты должна что-то вынести из этой истории и закрыть её, но ни в коем случае не страдать бесконечно!
– Легко сказать. Как вспомню её презрительный взгляд! Можно подумать, родив ребенка, она подвиг совершила, а я просто ничтожество!
– Так, – в мамином голосе послышались строгие нотки, но скорее наигранные, чем настоящие. – Не пойму, что тебя на самом деле беспокоит? Обида на Дашу или решение не рожать?
Такого поворота я не ожидала и надолго зависла в размышлениях. Мама никогда не торопила меня. Всё сказанное ею делало мир проще, чем казалось на первый взгляд. Но именно эта простота была одновременно невыносимо сложной к искреннему принятию.
– А ты всегда хотела детей? Почему ты меня родила?
– Не могу сказать, что спала и видела себя в роли матери, но и против не была. А когда мы с папой полюбили друг друга, то поняли – наша любовь может создать нечто невероятное! – она с нежностью потрепала меня по щеке и я заулыбалась. До сих пор в её присутствии я чувствовала себя маленькой девочкой. Несмотря на то, что мама всегда общалась со мной на равных.
– Но мне этого совсем не хочется! – я закрыла лицо руками и некоторое время сидела неподвижно. – Все эти роды, боль, страх, а потом бессонные ночи, нервы: то заболел, то ударился, то обидели… Да, я боюсь, но неужели не имею на это право? Почему кто-то решает за меня, что должно происходить с моим телом и сознанием! Но это лишь одна сторона медали. Вторая – я совершенно не понимаю, какой в этом смысл? Мне говорят – это же такая радость, такое чудо, будет кому перед смертью стакан воды принести! Да господи, какой же бред! Вы для чего рожаете? Для удовлетворения собственных потребностей? Чтобы он потом старость вам обеспечил? Это же чистой воды эгоизм! Ребенок не вещь, не игрушка, а живой человек! Нельзя рожать детей для обслуживания собственной старости и сажать их ради этого на цепь! К тому же, нет никакой гарантии, что они на этой цепи будут сидеть…
– Безусловно.
– Так и зачем?
– Ты меня спрашиваешь? – мама засмеялась.
– А кого же ещё? Я искренне не вижу в этом никакого смысла.
– А как насчёт тех, кто просто любит деток, а не рожает их для стакана воды? Которым действительно приносит радость видеть маленького кукленка! – она с нежной улыбкой покачала воображаемого младенца на руках. – Наблюдать, как он растет, учить его, замечать сходство с самим собой и с любимым. Это удивительно, когда в одном человечке ты видишь и себя, и мужа. Так как насчёт таких людей?
– Нет, в таком случае, конечно, смысл есть, – я спасовала. – Но лично мне это совсем не близко, не интересно!
– Милая, не пытайся изменить мир.
– Я просто хочу, чтобы меня никто не осуждал, чтобы меня приняли и оставили в покое. Ведь я же никому не навязываю свой бездетный образ жизни, никого не трогаю, а просто выбираю такой путь именно для себя. Но в итоге постоянно выслушиваю упреки и недовольства в любом их проявлении! Это несправедливо!
– К сожалению, уровень сознания человечества не дотягивает до мира во всём мире. И никогда не дотянет. Люди не хотят понимать, им так удобнее. Они даже не осознают, что будь они на твоём месте, то точно так же боролись бы за свои права. Гораздо проще повесить ярлык, не вдумываться, не заморачиваться, а потом сидеть смаковать свою «правоту». Всегда будут эгоистичные глупцы, которые свято верят в незыблемость человеческих ценностей и отстаивают их до последней капли крови. Они никогда не поймут, что большинство этих ценностей всё время меняется. И меняют их сами люди! Раньше и рабство считалось чем-то само собой разумеющимся, и девочек в двенадцать лет замуж выдавали, и это считалось нормальным, а несогласных осуждали, даже убивали… Кстати, недавно прочитала Кена Уилбера. «Краткая история всего». Там очень доступно об этом написано.
– Ладно, как-нибудь прочитаю, – вяло ответила я. – Ну а всё-таки, как мне себя вести?
– Ты что, забыла наш девиз? Не делать никому плохого!
– Да я и не делаю… Только вот мне делают.
– Кто? – мама искренне забеспокоилась.
– Да Даша! – выкрикнула я и захохотала, понимая абсурдность собственных претензий.
– Суть действительно плохих поступков – в наличии дурного намерения. Всё остальное просто стечение обстоятельств, глупости, плохого воспитания, гнилой душонки и так далее. Конечно, граница размыта, и нужно рассматривать каждый отдельный случай индивидуально, но чаще всего люди сами не понимают, зачем делают то или иное. Думаешь, Даша перестала с тобой дружить, потому что хотела сделать тебе больно и плохо?
– Нет…
– Конечно нет, хорошо, что ты это понимаешь. Она просто защищает своё мировоззрение. Как умеет. И в нём нет места чайлдфри. Пройдёт время, и, возможно, Даша многое осознает, перестанет держаться за стереотипы, которые нам усердно навязывает общество, не самое умное, смею подчеркнуть. А пока, к сожалению, она сделала тебе больно, но не со зла. Каждый имеет право строить свою жизнь как считает нужным, она её и построила. Согласно своим убеждениям. Но на тебя это влиять не должно, ведь ты строишь свою. – Мама внимательно смотрела на меня и четко проговаривала каждое слово, будто вкладывала маленькие кирпичики знаний. В такие моменты её темные синие глаза наполнялись небывалой ясностью, и мне казалось – она знает ответы на все вопросы.
Я просидела с мамой ещё несколько часов, и это был первый день, когда боль от утраты близкого человека по-настоящему начала утихать. Я чувствовала благодарность за то, что Даша была в моей жизни, и сегодня воспоминания о нашей дружбе всё меньше терзали сердце и всё больше грели его.
Я работала с полимерной глиной и создавала сказочный цветок: будущая заколка для девочки. Однажды на собственной выставке мне случилось столкнуться с детдомовскими воспитанниками, их заинтересованные горящие глаза буквально пожирали экспонаты, и это неожиданное открытие стало отличным толчком подарить маленькую радость тем, у кого её не слишком-то много. Даже не вспомню, сколько всего отправила в детские дома в качестве благотворительности.
Зазвонил телефон, и мне пришлось отвлечься. Это была Нина, двоюродная сестра Антона. Не знаю, почему, но отношения с ней сразу сложились, несмотря на старшие классы и продолжавшийся подростковый возраст.
– Привет, – уныло поздоровалась она.
– Привет, что случилось?
– Поругалась с мамой! Она заставляет меня поступать в математический!
– А почему ты не хочешь туда?
– Не-на-вижу уравнения и графики! А она считает, что это моё!
– А ты как считаешь?
– Я хочу в филологический! Тексты – действительно моё! Я бы копалась в них и копалась!
– Ты говорила об этом?
– Конечно говорила! Но она считает это ерундой! «Всех этих писак, как собак нерезанных»! – передразнила Нина.
Я подавила порыв изобличения матери в ограниченности и спокойно ответила:
– Не совсем так. После филологического не обязательно писать, можно устроиться редактором. Например, в издательство. Представляешь, все книжные новинки будут проходить через твои руки! И второй момент, работа должна приносить удовольствие или хотя бы не вызывать ненависти. Очень тяжело всю жизнь заниматься тем, от чего тебя воротит.
– Да-а, – Нина грустно согласилась. – Но как это маме объяснить? Она сказала, что только через её труп я пойду в филологический…
– Постарайся без эмоций объяснить, что не хочешь всю жизнь заниматься нелюбимым делом.
– Она скажет, что тогда я буду нищей!
– В каком смысле?
– Мама говорит, только техническое образование прокормит меня и мою будущую семью.
– Любое образование прокормит, если ты будешь нормальным адекватным человеком. Да уж… – Вздох вырвался сам собой. – Скажи ей, что в истории бывали моменты, когда и инженеры шли дворы подметать... Никто не знает, какие специальности будут востребованы в будущем. Может, нас накроет кризис, мы вернемся к первобытному строю и будем снова дубинками махать! В этом случае математический ВУЗ тебя точно не спасет.
– Наверное… Но как объяснить это маме? Такими словами я не смогу!
– Даже не знаю… Ну, если совсем просто: «Мама, спасибо за беспокойство, но это моя жизнь и позволь мне строить её так, как мне кажется, будет лучше». Возможно, она услышит тебя.
Нет, конечно, нет! Но расстраивать ребенка по телефону у меня не повернулся язык.
– Попробую, спасибо!
Нина отключилась слишком быстро, и гудки ещё некоторое время терзали мой слух. Уже тогда тревожное предчувствие закралось в душу, и я с трудом заставила себя закончить работу.
Прошло несколько часов, я смотрела на произведение своих рук и как обычно не могла налюбоваться. Алые заостренные листья раскрывались в изящном изгибе и обнаруживали внутри себя золотистую сердцевину. На душе стало светло и радостно от подобной красоты и возможности её создавать. Раздался новый звонок, и меня передернуло. Хорошее настроение как рукой сняло: моего внимания жаждала свекровь. Червячок не зря грыз меня некоторое время назад.
– Да?
– Как ты посмела! – на меня обрушился поток брани, и я с силой сжала трубку. – Мало того, что себе жизнь испоганила, так ещё и ребенку уши своей чепухой забиваешь!
– О чём вы?
– Ты зачем Нинку против матери настроила, а?! Своих детей нет, так ты чужих лезешь учить!
– Я никого не настраивала. Нина позвонила сама, посоветоваться…
– Да кто ты такая, чтобы советы давать!
– Перестаньте орать на меня. – Выдержка давалась с большим трудом, но опустись я на её уровень базарной бабы, у меня не было бы шанса. – Я не сделала ничего плохого. Ребенок чувствует себя загнанным в угол, непонятым! А если вам важнее проявить деспотизм, чем услышать Нину, пожалуйста, отправляйте её в математический, и пусть она потом всю жизнь мучается и проклинает вас.
– Ты совсем рехнулась? – свекровь перешла на визг. – Ещё раз тебе повторяю: не лезь не в своё дело!
– А я ещё раз вам повторяю, Нина сама обратилась ко мне за помощью. Сходите к психологу, если вы не в состоянии самостоятельно наладить контакт с ребенком!
Свекровь с легкостью переходила на личности, использовала любые слова, подкрепляя ими свою точку зрения. В этот раз мне немного повезло – в ход не пошло витиеватое вкрапление мата, и она ограничилась более или менее приличными высказываниями, которые, однако, не становились приятнее.
– Нет, ты совсем больная! И как только Антоша на тебе женился!
– Я достаточно четко объяснила вам всю ситуацию, если вы не можете добавить ничего, кроме беспочвенных оскорблений, то всего хорошего.
– А ну-ка стой! – голос приобрел ледяные ноты, и я поняла: существовавшие ранее натянуто-нейтральные отношения с ней закончились. – Думаешь, самая умная?
– Что вы пытаетесь донести до меня? Хотите подмять? Не получится. Я большая девочка и мне не нужны наставники, – моё терпение с треском лопнуло.
– Своими никчемными советами ты всю жизнь девочке испортишь! Я всего лишь прошу прекратить распространять своё никчемное мнение!
– Никчемное, никчемное! Да чем ваши-то советы лучше? Вы с сестрой бездумно давите на девочку и тем самым настраиваете её против себя! Вы обрекаете её на жизнь, которую она будет ненавидеть, потому что работа занимает огромную часть нашего времени! И она вряд ли добьется успехов просто потому, что не будет работать с энтузиазмом и интересом! А это очень важно!
– Много ты понимаешь! Я жизнь прожила!
– Если вы прожили жизнь, это не значит, что вы во всём правы и знаете всё на свете. Умейте признавать свои ошибки и исправлять их.
– Да кто ты такая! Гадина малолетняя! – свекровь снова завизжала, и мне пришлось отодвинуть трубку от уха. – Тебя ещё в планах не было, когда я на двух работах пахала!
– К чему вы ведете? – изо всех сил стараясь не повышать голос, спросила я. – Если вам так трудно пришлось, то все должны беспрекословно вам подчиняться? Правильно понимаю? Или зачем вы это используете в качестве аргументов?
– Я сына на ноги поставила! Образование ему дала хорошее! А ты то чего добилась? Непонятно где училась, непонятно где работаешь! Тьфу!
Оскорбление окончательно вывело меня. Такое свинское неуважение должно быть поставлено на место:
– Ага, засунули его в технический вуз, здорово! Почему же он теперь менеджером по продажам работает? Почему не пошёл по специальности? Наверное, потому что без технического никуда! И ещё, совсем маленькая, но очень показательная деталь – моя зарплата в разы выше, чем у вашего сына! И у меня нет технического образования!
Свекровь бросила трубку. Сначала я победоносно хмыкнула, а затем начала размышлять. Теперь эта эгоистичная и злая женщина будет капать на мозги Антону: какая плохая у него жена, довела её до нервного срыва, и сердце у неё шалит, и давление поднялось… В такие моменты хочется развесить по всему городу, да что там городу, по всему миру! плакаты: «Уважаемые родители! Перестаньте давить на детей! Хватит пользоваться авторитетом для достижения ВАШИХ целей! Нам и без того сложно!» Уже предвкушаю толпы под окном, готовые разорвать меня на части…
Господи, почему власть, пусть даже такая нелепая и ничтожная, сводит людей с ума и заставляет тиранить самых дорогих и близких! Мама всегда прислушивалась ко мне, не помню, чтобы она хоть раз подавила мой выбор жестким приказом. В нашей семье всегда царили взаимопонимание и уважение. Всё остальное для меня неприемлемо… Да, в этом разговоре я была резка, но у всякого терпения есть предел. Мой, видимо, наступил сегодня.
Антон пришел поздно. Я давно забралась под уютное одеяло с маленькой интересной книгой.
– Привет! – я вышла в коридор и попыталась его обнять, но он жестом отстранил меня. Так и знала! Свекровь не успокоится, пока не вывернет всю ситуацию под себя. Обычное дело. Только не пойму, чего она добивается? Неужели собственная правота важнее счастья сына? Неужели ради этого она готова разрушить его брак, его семью! Ах, да… Совсем забыла. Пока у нас нет детей – мы не семья.
– Зачем ты обидела маму? У неё давление сто шестьдесят! – он угрюмо смотрел из-под бровей, и я почему-то почувствовала себя маленькой нашкодившей девчонкой.
– А как насчет того, что она осыпала меня беспочвенными оскорблениями?
– Мама никогда не делает ничего без повода! Повторяю, зачем ты её обидела?
– Я никого не обижала, – и мне пришлось рассказать всю ситуацию.
– А зачем ты к Нинке полезла?
Поразительно! Моему негодованию не было предела.
– Хочешь ещё раз услышать, как ребенок сам позвонил мне и попросил совета?
– Тогда почему ты не сказала слушаться маму?
– Девочке 16 лет! Она уже не ребенок! Нельзя заставлять её насильно идти учиться туда, куда она не хочет!
– Ты что, ненормальная?! Может она ничего не хочет! И что же теперь, потакать ей и пусть сидит на шее у родителей?
– Ты вообще слышишь себя сейчас? Зачем ты придумываешь то, чего нет! Она хочет в филологический, а её заставляют идти в математический!
– Мама тоже сказала мне идти на технаря, я и пошел. И ничего страшного не случилось.
– Почему же ты не работаешь по специальности?
– Да не вышло как-то…
– Антон, включи мозги, пожалуйста, и не будь оленем! – сорвалась я.
– Олень из нас двоих – это ты, раз не понимаешь, что не нужно лезть в чужую семью!
– Никто и не лез! Но я не могу врать подростку, когда тот задаёт вопросы, и не хочу поддерживать вашу тиранию, где вы слепо выполняете приказы родителей, и не в состоянии думать собственной головой!
– А ты, значит, своей думаешь?
– Безусловно! Заметь, у меня любимая работа, в которой я добилась прекрасных успехов! А всё потому, что в своё время мама позволила мне сделать выбор самостоятельно, а не в угоду экономике и ей самой!
– Ну да, ну да, – он конечно же не согласился и прошел на кухню. Сомневаюсь, что он вообще слушал меня.
– Поверить не могу! Как ты после всего сказанного можешь быть на стороне мамы!
– А на чьей же я могу быть ещё стороне?
Действительно. На чьей?
– Например, на стороне здравого смысла! И по совместительству, на моей.
– Ты же понимаешь сейчас, да, что не права?
– Ты шутишь, наверное…
– Нет, я совершенно серьёзно. Ты на пустом месте обидела маму.
– А она меня не обидела?! Считаешь нормальным звонить невестке и тупо оскорблять её?!
– Сама виновата.
– Ушам своим не верю, – я закуталась в кофту и покачала головой, до последнего не сознавая, что у мужа нет ни капли собственных мозгов… и уважения ко мне.
– Моя мама – это моя мама. Несмотря на все твои нападки, я всё равно буду любить её.
– Да я не претендую на твою любовь к маме, а всего лишь прошу осознать, что она не истина в последней инстанции!
– Хватит! – рявкнул он и во мне медленно расползся страх. – Я полностью согласен с мамой! И ты должна извиниться!
– За что? За то, что она облила меня помоями?! Простите, Марья Тимофеевна, вам пришлось столько раз меня оскорбить! А ещё простите за то, что вы манипулируете сыном в своих целях! А ещё простите…
– Заткнись! – Антон рассвирепел и молниеносно подскочил ко мне. Ещё миг, и он сшиб бы меня с ног. Таким его я никогда не видела. Да, согласна, перегнула палку, не нужно было ёрничать. Но мне было так больно и так обидно! Самый близкий человек готов поддержать несправедливость только потому, что её сеет родная мать. И ведь я же не прошу с ней ругаться, не прошу не общаться! И если когда-то говорила про неё плохо, то только защищаясь! Ему достаточно было сказать: «У мамы характер, вот такая она у меня, надо смириться, но мы с тобой останемся при своём мнении и будем жить, как считаем нужным». Да я даже готова была извиниться перед ней, чтобы снова установить тот хрупкий мир, если бы только он признал, как некрасиво она поступила, да и всегда поступала, по отношению ко мне! Я на многое готова ради спасения брака, но раз и в нашей семье запахло деспотией, раз мне предстоит постоянно прогибаться под мужа и свекровь – нет, увольте. Эта история не про меня. Но, с другой стороны, я ведь люблю Антона…
Глаза наполнились слезами. Стыдно признавать, но мне не хватило выдержки. Муж остыл, смотрел испуганным взглядом и не знал, как себя вести. Я ушла в комнату и зарылась лицом в подушки. Спустя некоторое время он сел рядом и положил руку на плечо.
– Прости. Погорячился. Я очень люблю маму, и она меня любит, и тебя я очень люблю. Мне неприятно, что вы не ладите. Пожалуйста, извинись перед ней и всё будет как раньше.
Я молчала, чувствуя, как негодование всё сильнее меня захлестывало. Его речь так хорошо начиналась, и так паршиво закончилась.
– Малыш? Ну малыш?
– Что?
– Извинишься?
– Только если первая извинится она.
– Ты же знаешь, она не будет этого делать.
– Так почему я должна это делать?
– Разве ты не хочешь мира в семье?
– А разве она этого не хочет? – тогда я была не готова уступать. – Если, как ты считаешь, она так безумно тебя любит, почему бы ей не переступить через себя? Разве хорошая мать не пойдёт на жертву ради счастья сына? Так вот пусть извинится и докажет тебе свою любовь.
– Подумай, пожалуйста, обо всём, что произошло, – в его голосе послышались интонации свекрови, и меня передернуло от подобного заимствованного приема.
– Ты тоже хорошенечко всё обдумай.
– Она не хотела ничего плохого.
– А кто хотел?
– Нет, это бесполезно, – он раздраженно вздохнул и вышел из комнаты.
Больно признаваться, но если бы я знала, до чего доведут все эти перетягивания каната в будущем, то, возможно, никогда бы не вышла за него. Вся эта ситуация, его поведение и отношение ко мне – совсем не про любовь. Но то была лишь вершина айсберга.
Словно маяк в страшную бурю замигал мобильный. На экране высветилось «Богдаша», и я улыбнулась. У моей подруги была очень редкая и нужная способность: появляться в самое необходимое время.
– Да, Богдаш, привет, – подавив ком в горле, взяла трубку я.
– Ты чё это, мать? Реветь вздумала? – она безошибочно распознала в моём голосе истину. – Пошли проветримся?
– Куда?
– В барец. Мужиков потроллим.
– В бар, конечно, давай сходим, но сегодня приколы под запретом.
– Да шучу я. Заеду через часок.
Она отключилась, и те секунды, когда ссора вылетела из головы, закончились. Я почувствовала прежние подавленность и бессилие, неимоверным трудом заставила себя встать с кровати и начать собираться. Антон притих на кухне, но как только понял, что я одеваюсь, решил прояснить обстановку.
– Ты куда?
– С Богданой встречаюсь.
– Ты время видела?
– Она на машине, и мы ненадолго.
Видимо, мои равнодушные ответы подняли целую бурю.
– Я запрещаю тебе выходить из дома!
Опаньки. Я и раньше замечала за ним подобные приступы, но тогда они всегда носили «рекомендательный», как он любит выражаться, характер. Теперь в ход пошли настоящие приказы.
– А я запрещаю тебе запрещать мне выходить из дома.
– Издеваешься?
– А почему ты имеешь право мне запрещать, а я тебе – нет?
– Мы только что поругались, а ты берешь и идёшь развлекаться с этой ненормальной!
– Я ненормальная, она ненормальная… – язвительно заметила я. – Да ты просто окружен ненормальными людьми. Антон, с этим надо что-то делать.
– Сейчас поздно, – он не стал отвечать на мои издевки. – Я буду волноваться.
– Спасибо, приятно слышать. Но, честно, мне сейчас очень некомфортно. Было бы здорово отвлечься от всего этого, – я смягчилась, ведь всё ещё любила его. – Извини, но мне необходимо сменить обстановку. Если хочешь, буду писать тебе каждый час.
Ни один из его приемов, которые он впитал от мамы, не сработал, и он уставился в ноутбук. Замять конфликт не получилось. Отказом оставаться дома… вернее нет, не так, правильно – нарушая приказ, я лишь сильнее разозлила его. Дело было вовсе не в беспокойстве, а в желании руководить мной. Возможно, он даже не осознавал этого.
В дверь позвонили, и я побежала открывать. Богдана, как всегда эффектная, вошла в прихожую королевой, и вскоре по помещенью расползся сладкий аромат духов. Антон облокотился о дверной косяк и поприветствовал её кивком.
– Ну привет, – произнесла она поставленным бархатным голосом и посмотрела на него сквозь круглые линзы очков очаровательно-уничижительным взглядом.
Муж терпеть не мог мою подругу. В её присутствии почти все представители противоположного пола чувствовали себя некомфортно, и он не был исключением. Высокая, стройная, темноволосая, с чудесным вкусом и острым языком – такой была моя несравненная Богдана, и нужно было быть невероятно уверенным в себе мужчиной, чтобы по меньшей мере общаться с ней, не то что составить партию.
– Да забей на каблуки, – торопила она, пока я с трудом втискивалась в узкую колодку. – Кеды – самое то!
Я редко выбиралась в люди, и сейчас просто не могла позволить себе выглядеть иначе.
– Нет уж, я их надела всего пару раз!
– А, ну ок, – подруга продолжила сверлить мужа, и в какой-то миг мне показалось, что ни разу не моргнула. Ей доставляло удовольствие рассматривать людей, только вот от её взгляда многим становилось не по себе. Что касается Антона, то она отвечала ему взаимностью, поэтому он идеально подходил для её невинного развлечения. Муж скрестил руки на груди, рассматривал тапочки и то и дело шевелил в них пальцами.
Оказавшись в салоне белой ауди, Богдана переобулась в мягкие кеды и с любовью провела по рулю. Она обожала свою машину. Мы плавно тронулись и только когда подруга уверилась в полной конфиденциальности, то заговорила:
– Что у вас опять?
– Не знаю… Иногда мне кажется, Антон не тот человек, за которого следовало выходить замуж.
– А я говорила, – ответила она, внимательно следя за дорогой.
– Я, конечно, его понимаю, это мама, очень хорошо, что он так её любит, не даёт в обиду, но сам факт того, что он при любом раскладе отказывается вставать на мою сторону… общем-то, я, конечно, считаю, в семье не должно быть сторон, но… хотя бы попытаться понять, почему я делаю те или иные вещи можно? Меня просто убивает его тупое упрямство!
– Подробнее.
Я рассказала о сложившейся ситуации, и в этот момент мы доехали до бара. Богдана сохраняла молчание, пока мы не нашли подходящий столик подальше от динамиков с оглушительной музыкой, а затем полностью включилась в беседу. Со стороны она могла показаться высокомерной: короткие фразы, отсутствие комментариев и малейшего интереса к моему рассказу, но я прекрасно знала, что она внимательно слушает и одновременно контролирует обстановку за рулем.
– Да, подруга, ну ты влипла. Разборки со свекровью – это копец. История стара как мир. У тебя нет ни единого шанса. Если бы ещё мужик твой был адекватом – тогда другое дело, но в этой ситуации у тебя два выхода: либо смириться, либо поменять мужика.
– Нет, ты что, я люблю Антона. Мы столько лет вместе.
– Да брось! Пять лет не срок!
– Для меня срок.
– Допустим. Ну протянешь с ним ещё десять лет, а потом так возненавидишь, что убить захочется. И будет жаль все эти прожитые годы.
– Зачем ты уговариваешь расстаться с ним?
Официант принес безалкогольный коктейль, и я принялась рассматривать мяту, набитую между кусочками льда.
– Я не уговариваю, решать тебе. Просто чем дальше, тем сложнее будет принимать решение.
– Думаешь, у нас нет шансов? – я расстроилась ещё сильнее и едва не начала хлюпать носом.
– Честно? Почти нет. Если спустя столько времени он продолжает слушать мамочку, позволяет ей влезать в ваши отношения и портить их, о чём тут говорить? Я уже молчу о твоей публичной казни на глазах родственников, которая, заметь, далеко не в первый раз происходит. Что он за мужик, если не способен за свою женщину заступиться? Спасибо, хоть сам камня не бросил!
– Как мне быть, Богдаш? Я люблю Антона…
Подруга задержала на мне долгий взгляд и вздохнула.
– Очень непростая ситуация. Надо всё хорошенько обдумать. Но одно могу сказать точно – нужно искать общий язык со свекровью.
– Это невозможно! Она в состоянии говорить только о детях! Даже к репродуктологу без нас ходила, представляешь? Я уже не знаю, какие отмазки придумать, чтобы она отстала.
– Скажи правду.
– Какую?
– Марья Тимофеевна, я – чайлдфри!
– С ума сошла!
– Ну а что?
– Страшно представить, что с ней тогда будет… или со мной. Она же меня в порошок сотрет.
– Ты чё? – Богдана потянулась рукой через стол и постучала пальцем по моему лбу. – Она никто, ясно? Рождение твоего мужа не дает ей права унижать тебя. Заруби себе это на носу.
– Этот человек не принимает никакую точку зрения, кроме своей.
– О, идея! Расскажи ей про эксперимент «Вселенная-25». Ну, это тот, про крысиный рай. Ведь то же самое, скорее всего, происходит и с человечеством. Стоит попасть в абсолютно комфортную и безопасную среду, как мы радикально меняемся. Появляются новые группы, течения и чайлдфри как раз среди них. Такова эволюция! Это закон природы, и его никто не в состоянии изменить. Можно сколько угодно спорить о том, что крыс и людей нельзя сравнивать, но первоначально все мы животные и, судя по всему, произошли от общего предка.
– Боюсь, подобные размышления она не потянет. Опять назовет меня ненормальной и продолжит гнуть своё.
– Ну тогда ещё вариантик. Скажи, какой смысл рожать, если на планете уже не хватает пресной воды, перенаселение, горы мусора, дырища в атмосфере и множество других глобальных проблем, которые не решаются? Все только говорят о них, охают и ахают, а сами не в состоянии даже сумку в магазин носить, чтобы не покупать одноразовые полиэтиленовые пакеты! Да ещё оправдываются: «Вот когда все будут так делать, тогда и я буду!» Самосознания у подавляющего числа населения не существует! Они не могут сделать даже самую малость для блага человечества! Да какого человечества, для блага своих же детей! И где гарантия того, что твой ребенок не будет всю жизнь страдать из-за голода или страшной эпидемии? А, может, ему вообще придётся жить на мусорной свалке и питаться отходами?
– Но при этом ты сама хочешь ребенка, несмотря на такие речи, – я улыбнулась, пытаясь охладить пыл увлекшейся Богдаши.
– Да, хочу. Исключительно ради собственных эгоистичных целей – люблю детей и с удовольствием вырастила бы одного.
Она перевела дух, сделав глоток коктейля.
– Но ты даже не думай рожать в угоду кому-то! Да, скорее всего гормоны сыграют свою роль, если ты всё-таки сделаешь это, и ты будешь обожать малыша, но может случиться совсем наоборот. У женщин, которые не хотели детей, такая вероятность высока. Ребенок не должен страдать от того, что мама не хочет им заниматься, и это в лучшем случае! Решение родить должно быть полностью осознанным и взвешенным, и на него никто не должен влиять.
– Я и не собираюсь рожать ради исполнения желания свекрови.
– А Антон? Он хочет детей?
– Не понимаю. Что значит фраза: «Будет – хорошо, не будет – тоже хорошо»?
– Это он так сказал?
– Когда-то давно. Но, судя по поведению, мнение его не изменилось.
– Он сам заводит разговор о детях?
– Нет, никогда. Единственная, кто заводит разговоры и давит – это свекровь. Только вот он всегда оправдывает её… Конечно, я и его понимаю, несладко быть между двух огней. Но всё-таки нельзя постоянно смотреть маме в рот! Ему со мной жизнь строить, а не с ней! Хоть бы раз на моей стороне оказался! Да пусть даже она не узнала об этом! По секрету бы сказал!
– Ой, подруга, мутная история получается. Боюсь, он не просто с ней не связывается, он думает так же, как она.
Я пожала плечами. Где-то в глубине души я тоже так считала, но до последнего не хотела признаваться в этом и старалась находить в поведении Антона опровержение мрачных предчувствий.
– Через две недели очередной день рождения. Может, предложить Марье Тимофеевне помощь? Будем вместе готовить, собирать на стол, и там наладим контакт. Я попробую объяснить ей свою точку зрения тихо и спокойно.
– Хорошая мысль!
– Даже думаю извиниться перед ней…
У Богданы перекосило лицо от моей второй гениальной идеи.
– Ты не получишь извинения в ответ.
– Да и ладно. Зато в семье мир будет.
– Рискни. Как же мне хочется, чтобы у тебя всё наладилось, – она пожала мою руку.
– Спасибо. А то мне кажется, мир только и крутится вокруг детской темы! Какой-то нездоровый культ получается…
– О, это как с машинами! Когда ты покупаешь её, тебе кажется, что такая только у тебя одной. А потом выезжаешь в город и начинаешь замечать свою модель чуть ли не у каждого! Примерно то же самое происходит и у тебя. Ты сейчас как бы купила машину, и теперь она будет встречаться тебе везде.
– Но я не хочу её встречать, не хочу даже думать об этом! У меня, например, появился крупный заказ на садовые скульптуры одного очень известного человека, – я самодовольно расплылась в улыбке, замечая, сколько радости мне приносит предвкушение долгих часов работы, вдохновения, удовольствия.
– Это же прекрасно! В чём суть?
– Он собирается обустроить фэнтезийный сад для дочери… – как только я поняла, что даже здесь возникает детская тема, то невольно замолчала.
– Дальше, – Богдана быстро замахала ладошкой, словно перелистывала неприятные страницы книги.
– Я уже подготовила эскизы гномов, фей, цветов. Вот думаю, добавить единорога или не стоит? Маленьких единорогов вроде не бывает, а размер реальной лошади в своей мастерской я не потяну.
– Единорогов вообще не бывает, хочу тебе сказать. – Подшучиванием она явно преследовала цель поднять мне настроение. – Но, думаю, да, не стоит упоминать их. Мне кажется, надо сделать упор на различия. Одна фея в зеленом и рыжая, другая – в розовом с длинными темными волосами, третья – в голубом и блондинка, с гномами аналогично. А ещё можно добавить персонажей из мультиков.
– Вот и скажи, куда мне в такой плотный график детей! – я зациклилась и понимала это, но сейчас как никогда хотела выговориться.
– Проблема не в графике, а в твоём желании. Множество женщин успевают делать карьеру и растить детей. Просто успокойся. Раз приняла решение не рожать – не рожай. И не слушай ты никого. Отпусти ситуацию.
– Легко сказать…
– Разберись лучше с мужем и свекровью.
– Почему ты принимаешь меня такой, какая я есть, а они не могут?
– Потому что ты очень дорога мне. И желание не иметь детей никак не влияет на наши отношения. Ну случилось так, ну не собираешься рожать, ну бывает. В остальном же ты хороший, добрый, положительный человек! Почему я должна перестать с тобой дружить и начать осуждать?
– Спасибо, – я приободрилась.
– А ещё я думаю, если мы созданы с наличием воли и можем делать выбор, подчеркну – осознанный выбор, а не просто размножаться как животные, по инстинкту, значит, имеем полное право выбирать, заводить детей или нет! В конце концов, может, и кошка бы отказалась рожать, если бы осознавала такую возможность.
Богдана остановилась на миг и отрезала:
– Однозначно!
Её задумчивый взгляд устремился в окно, после чего подруга решительно завершила свою мысль:
– И потом, зачем нас создавать способными решать самим, заводить детей или нет, если бы подразумевалось, что мы обязаны размножаться? А даже нас если никто не создавал, а всё произошло эволюционно, то и подавно имеем полное право выбирать любой жизненный путь. Перед кем отчитываться за бездетность? Перед государством? Да по большому счету ему рождаемость нужна только чтоб налоги платили и позволяли верхушке в золоте купаться! Доить-то надо кого-то. Или перед родителями? Так простите, мы тоже не просили нас рожать, здоровье своё класть, воспитывать. Вы сами этого захотели! Почему мы должны следовать по вашим стопам? Всё равно рано или поздно человечество вымрет. Солнце ли потухнет, сами ли себя переубиваем, вулкан ли рванет. Это неизбежно. И от того, что кто-то не будет размножаться, ничего не изменится.
– Богдаша, я тебя обожаю!
– Правда, есть всё-таки один стремный моментик для тебя.
– Не пугай!
– Единственное, что тебя действительно должно заботить – не пожалеешь ли ты в будущем о своём выборе. В старости крайне проблематично завести ребенка.
– Сделаю доброе дело – возьму из детдома.
– Как вариант. Туда у тебя дорожка давно протоптана. Ты молодец, правда, столько помогаешь им. Не позволяй никому диктовать тебе правила.
Я смотрела на Богдану с благодарностью и любовью. Почему, почему все люди не такие? Почему не могут заняться собственной жизнью, и постоянно лезут в чужую?
Две недели прошли незаметно. Прохладные отношения с Антоном превратились в холодно-натянутые, а потом и просто в ледяные. Это начинало меня пугать, но все попытки помириться натыкались на его дьявольское нежелание забыть ситуацию с мамой. В каждой фразе, замечу, всегда двусмысленной, которая касалась свекрови, он намекал на мою неправоту. Меня больно ранила его позиция, и как бы я не пыталась объяснить, что разборки в семье тети никак не должны влиять на нас, всё было тщетно: он зациклился на несуществующей обиде его матери так же, как я зациклилась на теме детей. Как жаль, что все мы – несовершенны. Впрочем, всегда есть к чему стремиться.
Будильник прозвонил ровно в восемь. Я не привыкла вставать рано и, когда к нежеланию вылезать из постели прибавилось нежелание видеть свекровь, совсем раскисла. Антон уже ушёл в ванную, и мне пришлось заставлять своё тело буквально стекать с кровати. Ну зачем мы пообещали приехать раньше и помочь накрыть на стол? Нужно было найти другой повод. Но в то же время за две недели молчания я его так и не нашла.
В полной тишине мы добирались до квартиры свекрови, в такой же тишине поднимались в лифте и точно так же вышли из него. Антон нажал кнопку звонка, и замки мгновенно защелкали. Как будто она всё утро сидела под дверью и ждала нас.
Марья Тимофеевна выглядела строго: поджатые губы, высокомерный взгляд, натянутая речь. Я мысленно вздохнула и улыбнулась, пытаясь разрядить обстановку. Но, конечно, нет! Эта скала была неприступна.
По негласному договору я и свекровь отправились на кухню, а Антон ушёл в комнату расчищать место и ставить стол.
– Марья Тимофеевна, – произнесла я и почувствовала, как задрожали колени. Как же сложно начинать разговор первой, особенно когда не чувствуешь за собой вины и делаешь это только ради спасения брака. Я очень нервничала и боялась, что она меня не поймёт. – Давайте поговорим, пока Антона здесь нет.
Свекровь одобрительно фыркнула, но даже не посмотрела на меня.
– Мы с вами обе любим одного человека, давайте не будем делать его несчастным.
– А я и не делаю его несчастным.
Пропустив мимо ушей эгоистичный выпад, я продолжила:
– Наши с вами ссоры очень его расстраивают.
– Так а кто их начинает всё время?
– Я не хотела ни с кем ругаться, а всего лишь высказала мнение…
– Неправильное мнение!
– Не будем давать оценку моему или вашему мнению, а просто примем этот факт как данность. Вы думаете вот так, а я думаю так.
Свекровь повернулась ко мне и прищурилась, как она всегда делала, когда чему-то не доверяла.
– Деточка, я жизнь прожила и знаю, о чём говорю, – непреклонно заявила она.
– Я тоже не вчера родилась и тоже вполне отвечаю за свои слова. Я не претендую на ваше место, вы, безусловно, умная женщина, вы подняли сына одна, вы большая молодец!
Лесть всегда прекрасно работала на ней, и было бы ошибкой не использовать это предпоследнее оружие из моего арсенала. Последнее я оставила на случай, если разгорится новая война.
– Спасибо за понимание, – она благосклонно кивнула, как царица служанке, когда та сделала ей прическу. – Но раз ты это понимаешь, зачем пытаешься оспорить мою правоту?
– Смотрите, – я решила прибегнуть к простейшему наглядному примеру: взяла со стола журнал и поставила его между нами на стол. – Что вы видите?
Марья Тимофеевна насупилась, не желая играть в мои игры. Возможно, она думала, что её загоняют в угол, и никак не могла понять, каким образом. Я же не пыталась досадить или унизить, а искренне хотела, чтобы она вылезла из узких рамок мировоззрения и смогла посмотреть на ситуацию под другим углом.
– Женщину. Актриса какая-нибудь, – издалека она плохо видела.
– А вот и нет. Здесь газонокосилка, – твердо произнесла я.
– Бред! Там женщина!
– Я совершенно права, тут – газонокосилка.
– Нет, женщина! Ты совсем ненормальная? – она повысила голос, но я не ответила на грубость и терпеливо перевернула журнал. Теперь с её стороны была газонокосилка, а с моей – женщина.
– Видите, мы с вами обе правы. Просто сначала вы не замечали мою сторону и не знали, что там газонокосилка, поэтому были уверены в собственной правоте. Но, как видите, я тоже была права.
– Чепуху какую-то тут устроила! Причём здесь журнал?
– Это всего лишь метафора. Я хотела показать вам…
– Ты как всегда витаешь где-то в облаках! – разозлилась она. – Вместо того, чтобы попросить прощения как нормальная невестка, ты приходишь и начинаешь нести чушь собачью!
Я не верила собственным ушам. И эта женщина носила под сердцем и растила моего мужа... Она упорно продавливала своё и не готова была ни йоту признать, что у кого-то может быть другая точка зрения, пусть даже неправильная. У всех обязательно должно было быть так, как считает она!
У меня осталось два варианта: либо продолжить убеждать её и окончательно разрушить отношения, либо применить последнее оружие – извинение. Хотя мне сложно назвать это оружием. Скорее, позорный побег с поля боя. Ведь именно этим каждый раз заканчивались подобные разговоры.
– Жена сына должна чтить свекровь как мать родную! А ты что делаешь? Я говорю не лезь в чужую семью, а ты лезешь! Я говорю гуманитарное образование плохое, а ты мне – нет! Не стыдно? А? Тебя мать совсем ничему не научила?
А вот теперь колени затряслись от бешеного негодования. Как эта женщина смеет заикаться о моей маме? Да она мизинца не стоит моей мудрой, доброй и чуткой мамочки!
– Пожалуйста, давайте не будем поднимать эту тему…
– Ага, поняла, да, что не права была? – она победоносно нависла надо мной и укоризненно хмыкнула. – Конечно, вы, молодые, нахватались сейчас умных слов и давай ими кидаться налево и направо! Неужели думаете, мы, старые, совсем тупые?
Причём тут тупость? Я никогда не называла свекровь тупой, более того, всегда считала её довольно умной. Но даже умные люди бывают эгоистичными манипуляторами, коей и являлась Марья Тимофеевна.
– Если вам показалось, что я считаю вас тупой, простите, я этого никогда не имела в виду, – тем временем я нашла комфортный для себя компромисс и договорилась с самой собой.
– Вот сразу бы так! – Мои предположения оправдались: свекровь не обратила внимания, в каком контексте были принесены извинения. Ей достаточно было услышать определенные сочетания букв, чтобы автоматически перенести их смысл на всю ситуацию. – Всегда нужно прислушиваться к старшим! Что ты там своим детским лепетом пыталась доказать? Чушь одну! Запомни, нельзя лезть в чужую семью!
И только сейчас меня осенило. Так она же сама лезет во все щели! В семью своей сестры, в мой брак, в отношения других родственников! Она постоянно всем указывает, что и как делать! В своём глазу бревно, как говорится… А меня настолько захватили эмоции и попытки отстоять свою точку зрения, что я совершенно не заметила такой очевидной вещи.
– Я тебе плохого не посоветую! – она закончила лекцию и внимательно посмотрела на меня. Не знаю, что было написано, а вернее, прочитано с моего лица, но свекровь явно не осталась удовлетворенной.
– Мне очень дорог ваш сын, – я чуть не плакала, понимая, что разум этой женщины окостенел, она не может пересмотреть свои устои, не в состоянии включить адекватное восприятие мира, а мне остаётся только смириться, если хочу продолжать жить с Антоном. – И я желаю ему счастья. Давайте не будем делать ему больно.
– Не будем, не будем, – она засуетилась на кухне, как только бросила взгляд на часы. – Забыла купить чего-нибудь к чаю, может, сама испечешь? Сына говорил у тебя чудесная шарлотка!
– Яблоки есть?
– Да, вон там возьми.
Так бы мог закончиться наш разговор, и я почти выдохнула, но Марья Тимофеевна решила выяснить ещё один момент.
– Когда вы мне внучонка подарите? У Нинки в садик ходит уже. А у меня никого нет!
– Как же это нет? У вас есть сын.
– Сын то уже вырос!
– Конечно, дети имеют свойство расти. Никто не может вечно оставаться ребенком. Но вы уже прошли этот путь.
– Вот я и говорю, пора внуков мне родить! Чтобы в доме всегда была радость! – свекровь прижала руки к груди и расплылась в улыбке.
– В первую очередь, дети – это решение родителей, а не бабушек.
– Вот и скажи мне, когда вы там уже решите-то?
– Никогда.
Марья Тимофеевна, всё это время чем-то занимавшаяся, остановилась.
– Ты так неудачно пошутила?
– Нет, не пошутила, – вдруг решилась сказать я. Рано или поздно правда выплывет наружу, поэтому пусть она узнает с моих слов, честно, правдиво, не перевернуто. – Мы не хотим детей. Мы – чайлдфри.
– Что это такое? Чилдфри?
– Чайлдфри. От английского child – ребенок, free – свободен, получается, свободен от детей.
– Сама ерундистику эту придумала? – свекровь нахмурилась.
– Нет. Просто так называют тех, кто не собирается заводить детей.
– Это ненормально.
– Почему? У меня есть любимая работа, любимый муж, друзья, мне комфортно жить так, как я сейчас живу. Почему я должна что-то менять?
– Без наследника сына моего вздумала оставить?
Господи, наследника чего? Маленькой хрущевки на окраине города? Откуда монархические замашки в двадцать первом веке? Которые лишний раз подтверждают деспотичный характер. Я не стала озвучивать свои мысли и, стараясь сдерживать эмоции, продолжила:
– Мы с Антоном давно обсудили и закрыли эту тему, он не против.
– Так и знала, что это ты придумала всё! А он, бедный мальчик, поддался на твои уловки! – свекровь подняла голос.
– Я всегда хотела заниматься творчеством, считайте, оно – моё дитя.
– Так нельзя! – она села за стол, прервав все приготовления, и не спускала с меня глаз. – Женщина рождена быть матерью!
– Почему?
– Потому что ты – женщина!
– А мужчине тоже положено только быть отцом? – я попробовала пошутить и мельком взглянула на грозное лицо свекрови.
– Ничего смешного! Какое это горе, когда в семье нет детей!
– Не понимаю, почему горе? Мне действительно хорошо, я не готова всё своё время отдавать ребенку да и желания нет. У меня туча заказов, выставок, меня просто раздирают на части!
– Ты совсем ничего не понимаешь! Когда ты станешь старой, то останешься одна!
– Почему одна? С мужем, друзьями, родственниками. И потом, рожать детей из боязни остаться одной – глупо. Никто не даст гарантий, что ребенок всегда будет рядом. Он может уйти, переехать, да умереть в конце концов. А если потом мы передумаем, всегда можно взять из детского дома.
Марья Тимофеевна хмыкнула.
– Антон тоже не хочет детей, мы прекрасно проживём вместе всю жизнь.
– Да он себе найдёт нормальную бабу! – она ударила рукой по столу. – Когда поймёт наконец!
– Никто этого не знает, – я перестала замешивать тесто. – Нам хорошо вместе, вы бы порадовались за сына.
– Да чему радоваться! Сплошное разочарование! Недосемья!
– Подождите, по-вашему, женщина нужна только для воспроизводства? То есть как инкубатор?
– Рождение детей заложено в женскую природу!
– В любом живом существе заложено размножение, но не все это делают.
– Конечно, только дураки не хотят иметь детей! Это ж надо, а! Если б я знала, что ты не будешь рожать, то не позволила бы Антоше жениться!
Грудь пронзила острая боль. Я всегда подозревала, что не нравлюсь Марье Тимофеевне, но сказать подобное мне в лицо – перебор.
– А почему он вас должен спрашивать, на ком жениться? Он взрослый мужчина и сам решит, с кем ему жить!
– Да матери виднее!
– Не всегда!
– Что за шум? – Антон наконец выполз из своей раковины и вошел на кухню.
– Твоя жена не хочет рожать! Ты знал?
Антон испуганно замялся, но под выжидающим взглядом матери не мог долго сохранять молчание:
– Да, знал.
– О Боже! – она схватилась за голову руками. – Да как же ты мог, Антоша!
– Мне с ней хорошо.
– Столько девок хороших ходит! – продолжала завывать свекровь, как будто кто-то умер. – А ты вляпался в ни кожи ни рожи! Господи-и-и!
– Мама, перестань, у тебя сейчас опять давление поднимется.
Он усадил Марью Тимофеевну на стул и налил воды. Я вернулась к шарлотке, пытаясь подавить ком в горле.
– Неужели ты оставишь мамочку без внуков? Нет, мне не пережить этого! – свекровь театрально закинула голову и принялась плакать. Я остолбенело смотрела на театр одного актера и не могла понять, как себя вести.
– Мама, успокойся, пожалуйста, всё хорошо, – прыгал перед ней мой муж, и мне стало за него стыдно. – Зачем ты сказала ей? – грубо обратился он ко мне.
– Ты не смог разрулить вопрос самостоятельно, хотя я много раз просила. Мама имеет право знать.
– Ты всегда всё делаешь невовремя!
Опять боль в груди. Каждый новый поступок, каждое новое слово Антона за последние две недели разверзали необъятную дыру в моей душе. Мне очень хотелось уйти. Какая любовь? Какая семья? Если мой муж продолжает быть наивным ребенком, продолжает жить головой мамочки и игнорирует жену… Я не знала, как себя вести, поэтому изо всех сил мешала тесто.
Когда приступ истерики у Марьи Тимофеевны закончился, кстати сказать, так же быстро, как и начался, мы продолжили собирать на стол.
До прихода гостей оставалось полчаса, и я впервые с нетерпением ждала, когда вся родня мужа наконец объявится. Семья Антона была многочисленной и разнообразной. В маленькой квартирке собирались люди, объединенные только кровными узами и совершенно расходившиеся по всем остальным параметрам: никаких общих интересов и совместных занятий, никаких домашних игр и развлечений, никаких соприкосновений вне стен принимающей стороны. Все просто собирались вместе по какому-нибудь поводу: день рождения, праздник, поминки... Во время таких посиделок обычно обсуждались происшествия, слухи, сплетни; в меньшей степени – новые законы и постановления, которые касались конкретно кого-то из семьи; и совсем уж редко велись абстрактные беседы о мировых тенденциях и прогрессе. Последние темы в основном затрагивали мужчины, но, видимо, так как они были в меньшинстве, то и внимания им доставалось меньше. Центром вселенной, вокруг которого крутилось всё, была моя свекровь. Удивляюсь, каким образом, обладая подобным характером, ей удавалось держать около себя такое количество родственников...
Антон и мать контактировали только между собой. Когда дела требовали обращения ко мне, то выдерживался сугубо деловой корпоративный тон. Мне на ум даже пришла аналогия: я будто еврей в нацисткой Германии... Мерзко, низко, подло.
Я проверила пирог, выключила и приоткрыла духовку.
– Марья Тимофеевна, не закрывайте, пожалуйста, а то может подгореть, – произнесла я, и ушла в комнату расставлять посуду.
Дверь на кухню немедленно закрылась, и оттуда послышался громкий шёпот. Как бы не хотела я перестать слышать разговор, но деться мне было некуда.
– Как ты мог! – злилась свекровь. – Ты знал, что у неё не все дома, и всё равно женился!
– Мама, успокойся, не преувеличивай… Да, она не хочет детей, но ведь может передумать!
– И передумает! Вот увидишь! Я научу её как жизнь жить! А если не получится, ты с ней разведешься!
– Ну мам, – клянчил Антон. Меня ужаснуло – он не заступился за меня, не попросил уважать его выбор, не отказался разводиться. Я гнала плохие мысли прочь, убеждала себя в разыгравшемся воображении, пыталась не замечать в его словах другой подтекст. Но дальнейшее оправдание мужа окончательно повергло меня в шок. – Ты бы до свадьбы сказала, что она тебе не нравится, может и не женился бы…
Точка. Меня замутило, и я обессилено опустилась в кресло. Получается, он никогда не любил меня? Всё и всегда делал с негласного или гласного одобрения мамы? Неужели это правда, которую пять лет мне не хотелось замечать? Нет, не могу поверить! Так просто не может быть! Я всегда извинялась, мирилась, сглаживала конфликты, за исключением единственного – последнего… Не знала, что за хорошее отношение отплачивают войной.
– Ничего-ничего, – приговаривала свекровь, – у моего Антоши ещё будет всё самое лучшее! Есть у меня одна хорошая девушка на примете. Надо было сразу тебя с ней познакомить! Но я-то решила тебе самому выбор дать, и как ты им распорядился! Как воспользовался мамкиным разрешением?
Удивительно, никогда не думала, что взрослому мужику обязательно нужно разрешение…
– Мам, ладно тебе, успокойся. Я поговорю с ней, может она и согласится родить.
– Она не женщина, раз не хочет родить своему мужу! Не надо нам таких генов! Тьфу!
Я понимала её с точки зрения матери. Безусловно, она желала сыну лучшего. И конечно я представляла, как она хочет внуков. Но её совершенно не интересовали желания Антона. А ему, теперь я знала наверняка, не особенно хотелось продолжать свой род. Только вот он никогда бы не посмел признаться ей в этом. Единственное, чего он неосознанно жаждал на самом деле – чтобы мама была довольна. Конечно, неплохое чувство, очень даже хорошее, но не когда оно вызвано замаскированным страхом. Нельзя удовлетворять собственные прихоти за счёт страданий других людей, в данном случае – за счёт моих. Ни один человек не должен мучиться ради удовольствия другого. И уж тем более ни один родитель не должен заставлять своих детей поступать себе в угоду! Это чистое насилие, пусть и не физическое.
В дверь позвонили, я вынырнула из омута и бросилась открывать.
На пороге стояла та самая Нина, школьница, из-за которой разгорелся скандал. Лицо её просияло, и она крепко меня обняла. Хорошая девочка, очень положительная и сознательная. Жаль, что её окружают эгоистичные люди с закостенелым разумом.
– Мне столько надо тебе рассказать! – прошептала она.
Я поздоровалась с её мамой, Ольгой Тимофеевной, и грустно улыбнулась девочке.
– Идём, я тебя выслушаю.
У меня не было сил изображать бурный восторг при появлении первых гостей, и в этот раз я решила не произносить ни единого слова. Пусть хоть грязью меня поливают, а я уделю время маленькой Нине. Мне хотелось помочь ей, морально облегчить жизнь среди деспотов. Пусть упиваются разговорами о моём неправильном поведении, ведь сегодня я действительно собиралась залезть в их семью. Помочь девочке, поддержать её гораздо важнее, чем не упасть в их глазах.
Удивительным образом беседа проходила нормально. Никто не обращал на меня внимания, не поднимал провокационных тем, все ели и смеялись, вспоминали истории из детства и юности. Я немного расслабилась, наивно надеясь, что буря миновала. Но тот спектакль, который подготовила свекровь, буквально выбил и без того неустойчивую почву из-под ног.
Я убрала со стола грязную посуду и отправилась ставить чайник. Марья Тимофеевна кинулась следом, обогнала меня и распахнула дверцу духовки, которую я точно оставляла открытой. Повалил неприятный горелый запах.
– Ай ты боже мой! – запричитала свекровь во весь голос, так что некоторые гости прибежали на кухню. – Спалила шарлотку! Ничего тебе нельзя доверить!
– Я же выключила её и попросила вас не закрывать, – ничего не понимая, пролепетала я.
– Да конечно, стала бы я её нарочно включать и закрывать! Ты посмотри, всё сгорело! – она вытащила совершенно несъедобный пирог на обозрение родственников.
– Не расстраивайся, – кто-то сзади дотронулся до моего плеча, а я стояла и со смешанными чувствами осознавала, насколько же в действительности глупа моя свекровь. Специально сжечь шарлотку, чтобы выставить меня ужасной хозяйкой перед своими же родственниками – это было «сильно». Даже если бы я действительно испортила выпечку, другая бы на её месте быстро замяла ситуацию, и никто бы ничего не узнал. Но она же раззвонила во все колокола… Весь этот фарс был выше моего понимания.
На столе чудесным образом появился магазинный торт, хотя она говорила, что забыла купить сладкое… А оказалось, заранее продумала это представление. Отвратительно! Но зачем? Месть из-за ссоры? Детский сад! Однако причина не заставила себя долго ждать. Какой же изощренный мозг у этой женщины!
– Вот никогда у неё ничего не получается, – прихлебывая чай, провозгласила на весь честной народ, а вернее, суд, моя свекровь. Я не спускала с неё глаз, но она продолжала нагло рассказывать о моих недостатках. – Вот вам показательное событие! Простейшую шарлотку, и ту испечь не может! Как хорошо, что она отказалась иметь детей!
Так вот оно что! Марье Тимофеевне понадобился повод для красочного рассказа о чайлдфри. То есть – обо мне. Добро пожаловать на суд с присяжными заседателями!
– Правда? – первой отреагировала Ольга Тимофеевна, мама школьницы Нины. – Ты не хочешь детей?
– Не хочу, – тихо ответила я и последний раз с надеждой посмотрела на Антона, который, несомненно, был занят рассматриванием удивительного торта в своей тарелке! Конечно, он ведь никогда в жизни его не видел! И вообще, пришел просто посидеть рядом.
– А почему?
– Да она просто эгоистка! – встряла свекровь. – Привыкла жить для себя!
– А что в этом плохого? – за меня внезапно заступилась Нина Тимофеевна, самая нормальная их всей этой семейки. – Здоровый эгоизм никому не повредит.
– Ещё одна! Вот ты всегда, Нинка, была отщепенцем! Никогда никого не слушала!
– Ой и слава богу, – буркнула та и замолчала. Видимо, она прекрасно знала нрав сестры, и самое выгодное (если здесь вообще применимо это слово), что можно было сделать – не связываться.
– Поэтому дети оставят меня без внуков, – Марья Тимофеевна загрустила.
Неужели только я вижу все эти наигранные ужимки, жесты, мимику?
– Тише-тише, успокойся, они молодые, ещё передумают! – успокаивала её Ольга.
– Да кто они-то! Это вон она! – главная судья махнула в мою сторону, и мне в голову сразу пришла картинка средневековья, где знати достаточно было кивнуть на провинившегося крестьянина, чтобы того быстренько повесили. – Антоша хочет детей, правда, сынок?
Муж мелко закивал головой и поспешил набить рот. Подобная реакция не стала для меня чем-то удивительным, а после его откровенной беседы с матерью на кухне я и вовсе была готова ко всему.
– Видишь, хочет! А она ни в какую!
Можно подумать меня кто-то уговаривал. Как легко делать заявления, когда чувствуешь власть и находишься в среде единомышленников. Почти все представительницы прекрасного пола бросали на меня укоризненные взгляды. Присутствовавшие мужчины предпочли не вмешиваться и сбились в кучку перед телевизором. И только мой муж остался на месте и выслушивал, как меня опускают на дно.
– Ладно в жизни бы нужным занималась, а то и здесь – ерунда! Вот что это за работа – фигурки делать! Кому они нужны, эти фигурки? Человек должен обществу пользу приносить, а не финтифлюшки! Так хоть бы родила, больше толка было!
Заседание продолжалось. Я не могла оторвать от Марьи Тимофеевны пристального взгляда, но она так и не ответила на него. Создавалось впечатление, что меня здесь просто нет.
– У твоего Феди какая Анечка молодец! И готовит, и убирает, и работает, и двух деток родила! Всё успевает! А у моего Антоши? Ни-че-го!
– Какое вы имеете право меня унижать? – я нарушила данное обещание и высказалась. Моё терпение лопнуло.
– Да ты сама себя унизила! – наконец свекровь соизволила обратить на меня внимание. Ни один мускул не дрогнул на её лице. Она была в своей стихии, среди родни, самая старшая из всех и безраздельно властвовала в этом маленьком мирке. А я была той, кто осмелился думать иначе, вести себя иначе, жить иначе! Да ещё и покусилась на единственного сына.
– Я живу так, как считаю нужным, и никто не имеет права лезть и указывать, как мне поступать!
Повисла тишина. Глаза женщин загорелись. Никто из них не собирался влезать в наш спор, чтобы урегулировать конфликт. Все жаждали крови и песка. Как на гладиаторской арене.
– Как тебе наглости хватает рот в чужом доме открывать! Тебя мать совсем ничему не научила?
Я резко встала и случайно стукнула тарелкой по столу. Мужчины повернули головы и насторожились.
– Не смейте трогать мою маму!
– А то что? Ударишь?! – заголосила свекровь, бросая мне вызов.
– Да как вы можете! Я жена вашего сына и вам должно быть стыдно так себя вести! Чего вы добиваетесь? Зачем ссорите всех между собой? Кому от этого лучше будет? Неужели ваша правота вам дороже, чем мир и лад в семье?! – У меня в глазах стояли слезы. – А ты, Антон, что ты молчишь? Или нравится, когда твою жену поливают грязью?
Антон замер. Он сжал в руке салфетку, пальцы сильно побелели и слились со скатертью.
– Так, всё, – Нина Тимофеевна обхватила меня за плечи, ободрительно встряхнула и обратилась к сестре. – Маша, перестань. Сегодня ты перегнула палку. Вынуждена тебя огорчить! Все прекрасно знают, как ты подпалила этот злосчастный пирог, чтобы выставить её дурой и затеять нужный разговор! Не забывай, я с тобой росла, и многое могу поведать! – Нина Тимофеевна грозно постучала по спинке стула указательным пальцем и увела меня на кухню.
В комнате послышались стоны. Марье Тимофеевне стало плохо. Не знаю, разыгрывала она очередной спектакль или действительно перенервничала, когда неожиданно против неё ополчилась родная сестра, меня это больше не касалось. С пустым взглядом я сидела у плиты и пыталась унять дрожь. Я понимала – это конец. Ни я, ни свекровь уже никогда не наладим отношения. И Бог мне свидетель, не я заварила эту кашу. Поведение Антона окончательно добило – он и не думал бежать на кухню. Всецело преданный маме и её прихотям, муж совершенно забыл обо мне, о женщине, которая любила его всем сердцем. Любила.
Осознание того, что чувства к мужу безвозвратно изменились, пришло внезапно. Нина Тимофеевна успокаивала меня, я даже кивала в ответ, но мысленно была далеко. Наши отношения с Антоном смогли выстоять только благодаря моему терпению и пониманию. Перебирая в голове прошлое, я с ужасом обнаружила, что муж никогда не был мне по-настоящему близок. Никогда не приносил в наше гнездышко ни веточки, ни цветочка, всем занималась я, а он просто тусовался рядом, пока ему было хорошо. Но стоило наступить трудным временам, он ничем не помогал. А если вдобавок они совпадали с желаниями свекрови, то без тени сомнений бросал меня одну и мчался к дорогой мамочке. Как я раньше этого не замечала? Всегда всё оправдывала, прощала, закрывала глаза… Здесь некого винить. Это мой промах. Никто кроме меня не выбирал этого мужчину…
Антон влетел на кухню взбешенный, с красными злыми глазами, и с яростью бросил в меня сжатым полотенцем.
– Ты что сделала? – он больно схватил меня за руку, и Нина Тимофеевна с трудом отбила меня. – Маме плохо! Из-за тебя!
– А ты вообще молчи, цыпленок! – вступилась его тетка за меня. – Раз сидишь под юбкой матери, так и клюва не высовывай оттуда! Не смей девку трогать!
– Нина Тимофеевна, спасибо вам большое! – я обняла женщину. – Не давайте Ниночку в обиду, прошу вас. Повлияйте на её маму, помогите им найти общий язык. Не заставляйте ребенка ненавидеть своё будущее и винить родителей.
Женщина сначала не понимала, почему мои слова похожи на прощание, но довольно быстро догадалась.
– Да ты что, – она искренне расстроилась. – Погоди, дуреха, не руби с плеча!
– Я только сейчас понимаю, почему мама всё время говорила – дочка, не пытайся переделать мир. У меня очень сложный путь, не каждый близкий сможет выдержать это. Но это мой путь, и я не готова сдаться только потому, что кто-то его не одобряет. Всегда и везде я буду отстаивать своё право жить так, как считаю нужным, и не позволю никому диктовать мне свои условия. А ещё не позволю никому из вашей семьи страдать из-за меня.
Нина Тимофеевна с чувством обняла меня в ответ и едва слышно прошептала:
– Иногда бегемота надо оставить в болоте.
Я кивнула, и по щекам заструились слезы. Всё это время Антон находился с нами и с каким-то отрешенным взглядом наблюдал за мной и тетей. Сомневаюсь, что он понимал происходящее, и от этого мне становилось вдвойне больней.
– Я пойду.
– Хорошо. Если нужно, звони. Я всегда тебя поддержу.
Мы вышли в прихожую, и из комнаты показалась бледная свекровь. Неужели ей действительно плохо? Мне стало жаль её, но как только она открыла рот, жалость моментально улетучилась.
– Предательница! Поменяла родню на эту шалашовку!
– Заткнись! – Нина Тимофеевна разозлилась не на шутку. – Ты сама развела этот балаган, и кому-то надо было поставить тебя на место! Иди вон, водички попей!
Свекровь хотела было ещё что-то сказать, но Антон увел её со словами:
– Мама, у тебя давление! Пожалуйста, успокойся, присядь!
Марья Тимофеевна исчезла в комнате. Вскоре донеслись всхлипывания и тихие уговоры окружающих. И почему я не удивлена? В прихожую выбежала взволнованная Нина и прижалась ко мне со всей своей детской искренностью.
– Всё хорошо, – я утерла слезы. – Не позволяй никому портить тебе жизнь.
– Я позвоню тебе позже, хорошо?
– Нинуль, не надо. Тебя потом за это будут ругать. Понимаешь, иногда люди не хотят слышать никого, кроме себя, и никакие доводы не помогут. Поэтому давай прощаться. Пусть у тебя в жизни всё сложится замечательно! Очень тебе этого желаю.
Ребенок доверчиво прильнул ко мне, и мысленно я повторила: «Пусть у тебя в жизни всё сложится замечательно!»
Я вышла на улицу и с удивлением обнаружила, что солнце продолжает светить, день не клонится к вечеру, и жизнь, в общем-то, не закончилась! Во всей этой истории, абсурдной, нелепой, даже может быть смешной, оставалась завершающая глава: последний разговор с Антоном.
Вернувшись домой, я переоделась в просторную домашнюю одежду и отправилась создавать прекрасную фею – «ненужную финтифлюшку», за которую мне хорошо заплатит знаменитый папа, чтобы у его дочери было волшебное детство.
Не знаю, сколько прошло времени, но, думаю, много: солнце почти исчезло за горизонтом. Я услышала поворот ключа, и моё сердце упало. За работой я не думала о том, что скажу, не готовила речь и поведение, как обычно делаю перед трудными разговорами, а полностью погрузилась в исцеляющее творчество, созидание, состояние потока, ради которых стоило бороться.
Антон вошел едва слышно, и я повернулась на тихий звук его шагов. Он показался мне расстроенным, подавленным, но стоило мне произнести слово, как он начал грубо меня отчитывать:
– Ты очень некрасиво поступила.
Ну естественно! Могу представить, какими эпитетами сыпала свекровь. Стандартная схема манипулятора.
– Антон, присядь, пожалуйста, – не повышая голоса, сказала я.
– Ты хоть понимаешь, что могла убить её? – продолжал обвинять он, но я применила его любимую тактику: не слышать.
– Ты сейчас не в лучшем состоянии, чтобы осознать, поэтому запишу всё на диктофон и перешлю тебе. Надеюсь, однажды ты успокоишься и посмотришь здраво на всю эту ситуацию, – я включила телефон и нажала кнопку записи.
– Что за бред ты снова несешь?!
– Во-первых, хочу извиниться перед тобой, – Антон опешил, и моя первая фраза наконец дошла до него: он сел в кресло. – Мне нужно было раньше понять, что между тобой и Марьей Тимофеевной всё ещё сильна родительско-сыновья связь, ты не был готов к браку и к серьёзным отношениям со взрослой женщиной. Мне следовало думать головой, но я влюбилась и не могла от тебя отказаться. Во-вторых, прошу извиниться перед твоей мамой. Она очень обидела меня, мои нервы сдали, и поэтому я столько наговорила. Надеюсь, ты понимаешь – это была защита. И в-третьих, Антон, давай разведемся мирно, без упреков, скандалов и истерик. Собери, пожалуйста, вещи и уходи сегодня же.
– Ты серьёзно? – Впервые в его голосе прозвучал испуг, и у меня сжалось сердце. – Не хочу я разводиться! Вот ерунду придумала! А, я понял! Ты это специально! Хочешь, чтоб под твою дудку плясал! Мама предупреждала меня…
– Антон, у тебя есть свои мысли по этому поводу? Или только мнение мамы?
Спокойный тон, на удивление, не был воспринят в штыки, и мой пока ещё муж надолго замолчал, а я продолжила работать.
– Но почему?
– Я всё тебе объяснила.
– Нет! Не понимаю! То, что ты сказала – чушь полная! Да, я люблю маму, но в этом нет ничего плохого!
Мои предположения оправдались. Он ничего не понял.
– Я хочу видеть рядом с собой мужчину, который уважает меня и мои принципы, который будет относиться ко мне справедливо, а не обвинять во всех смертных грехах, который будет заботиться не только о маме, но и обо мне.
– Но ведь у нас всё было хорошо! – Антон не слышал меня.
– У тебя, безусловно.
– И у тебя!
– Да неужели? Все пять лет брака ты ставил интересы мамы на первое место! А когда я попросила считаться со мной и поговорить с ней, чтобы она постаралась быть тактичнее, хотя бы перестала намерено обижать, ты отказался! Ты наплевал на меня. В который раз.
– Малыш, всё не так! Ты преувеличиваешь, – он подбежал ко мне и взял за руки. – Да, знаю, мама очень дорогой для меня человек, но ты должна понять!
– Да я всё время только и понимаю! Но почему в одностороннем порядке? Разве муж и жена не должны идти навстречу друг другу! Почему мне всё время приходится за что-то оправдываться!
– Я никогда и не просил тебя оправдываться!
– Ты просил извиниться перед твоей мамой ни за что! Она меня оскорбляла, унижала, многократно выставляла дурой перед людьми, лезла во все дыры, а мне приходилось терпеть, молчать, сносить! Да, где-то и я говорила на повышенных, но я тоже человек! Моё терпение не безгранично! Мы с ней не обязаны любить друг друга, но обязаны уважать! И она это правило растоптала! А ты её в этом поддержал! Но кому в итоге от этого легче? У неё – давление, у меня – нервный срыв, у тебя – брак рушится! Да и родственникам не по себе! Думаешь, приятно быть свидетелями бесконечных разборок! А ведь всего этого могло не быть, если бы ты взял на себя ответственность, стал взрослым сознательным мужиком и наконец запретил своей матери лезть в нашу жизнь!
– Хорошо, понял, я поговорю с мамой. Она больше не будет тебя доставать.
– Она уже и так не будет этого делать.
– Малыш, не говори так! Мы столько лет вместе, я уже и жизни без тебя не могу представить!
– Ты две недели не разговаривал со мной! Наказывал ни за что. Тебе в голову не приходило, какую боль ты мне причиняешь? Да ты без мамы жить не можешь, а не без меня! А я устала пренебрегать собой ради ваших желаний. Антон, пожалуйста, уходи. Сегодня вы оба перешли все границы. Если бы не Нина Тимофеевна, страшно представить, какая казнь ждала бы меня дальше!
– Малыш…
– Мы оба – слишком разные. Однажды мама дотюкает тебя, ты разведешься и женишься на той, которая родит! Такого финала я не хочу.
– Ты можешь передумать и сама захочешь детей…
– Но именно сейчас не хочу! И не хочу никого заставлять жить моим образом жизни! А ещё не хочу быть под пристальным взглядом Марьи Тимофеевны, под её вечным гнетом! Это выше моих сил, пойми. Ты сам сказал, что, возможно, и не женился бы на мне, не дай она разрешение. Как думаешь, после таких слов я поверю в твои чувства и серьёзные намерения?
Он молчал.
– Считай, что мы и женились вовсе…
– Ты всё решила без меня! – Антон взорвался, осознав слабость своей защиты. – Я не хочу разводиться! Мне хорошо с тобой!
– А мне плохо! – в отчаянии выкрикнула я. – Ты хоть когда-нибудь услышишь мои желания? Разве ты не понимаешь, как больно вы мне сделали?! Видишь, я даже не могу воспринимать тебя отдельно от матери! Я замужем не за тобой, а за вами! Я устала и измотана, и хочу покоя!
– Я никуда не уйду! – Он больно сжал мои плечи. – Ты – моя жена! Мало ли что ты там себе в голову вбила! У тебя кто-то появился, да? Отвечай! – Его пальцы давили всё сильнее.
В какой-то момент мне стало страшно, даже показалось – ещё секунда, и он ударит меня.
– Антон, уходи, – жалобно простонала я. – Между нами больше ничего нет, прости. Так бывает!
– Нет! Я никуда не уйду!
Он сел в кресло и посмотрел на меня упрямым яростным взглядом.
– Пожалуйста, хватит. Ты ничего не добьёшься.
Пока Антон ничего не понял, я написала папе смс, чтобы он взял ключи от моей квартиры и немедленно приехал. Мне было страшно, очень страшно. Раньше я никогда не видела мужа в таком бешенстве и он никогда не причинял мне физическую боль, но за этот день успел оставить на моих руках не один синяк.
– Всем так будет лучше. Разве тебе не надоели вечные скандалы с мамой? Мы с ней не понимаем друг друга и никогда не поймём. Ты будешь разрываться между нами…
– Нет! Ты должна немедленно взять свои слова назад!
– Какие слова?
– О разводе! Но ты его не получишь! – он вновь подошёл ко мне. – Тебе нельзя этим заниматься! – Вот они, слова мамы. Антон схватил почти готовую фигурку феи и с размахом бросил её на пол. – Если бы ты вела себя как нормальная женщина, сидела бы дома, убирала, готовила! Всё было бы хорошо!
– Перестань, пожалуйста… – Страх ещё сильнее захватил меня, и я смотрела на мужа, как в тумане.
Но Антон разошелся. Он вихрем носился по комнате, сшибал модели, уничтожал дни и недели упорной работы, орал… Жаль, за все эти пять лет я ни разу не довела его до нервного срыва – тогда бы понимала, чего от него ждать. Теперь же я в ужасе замерла. Неожиданно мне открывалась новая сторона его натуры…
Не знаю, сколько времени продолжалось его бешенство, но звон ключей в прихожей вывел меня из ступора, и я бросилась на звук. Антон ловко перехватил меня, существенно встряхнул и больно сжал руки. Я закричала, и в этот момент сильный удар со стороны повалил его на пол.
– Гаденыш! – мой отец вовремя пришел на помощь. – Убью!
Папа безумно любил меня, так же, как и маму. Он готов был на всё ради нас, и всегда знал, что мы отвечаем ему тем же. Вот таким должен быть настоящий мужчина. Надо ли добавлять, на кого не мешало бы быть похожим моему спутнику жизни?
– Ты убьешь его! – С большим трудом, но мне всё же удалось остановить возмездие.
– Заплатишь за весь ущерб до копеечки! Ещё раз увижу рядом с ней – пожалеешь!
Отец держал Антона за грудки. Только сейчас бешенство спало с моего мужа, и он оглядел комнату.
– Да, конечно… Не знаю, что на меня нашло.
– Уходи! – выкрикнула я.
Мне всегда казалось, если относиться к людям хорошо, то и они ответят тем же. Кто бы мог подумать, насколько неверна эта фраза в некоторых случаях. Теперь я сделала иной вывод: нельзя позволять людям садиться вам на шею. Лишь ничтожное количество способно это оценить и отдавать взамен те же тепло, нежность и любовь. Остальных надо этому учить либо безоговорочно выкидывать из жизни.
Антон ушел, и так я осталась одна. Сон по четыре часа в сутки, кофе и пицца – вот всё, на что у меня хватало свободного времени. Зато успела выполнить все заказы в срок. Отчасти я даже благодарна бывшему мужу за разнос мастерской – у меня не было времени тосковать и оплакивать свои решения. А когда боль стала утихать и позволила посмотреть трезвым взглядом, то я поняла, что всё сделала правильно.
На счет поступила оплата от последнего заказа, а на почту пришло несколько восхищенных писем и приглашение на день рождения в загородный дом, где теперь стояли задорные феи, гномы и ещё несколько сказочных персонажей. Я порадовалась и решила сегодня же отпраздновать победу. Победу жизни над болью, страхами и страданиями. Неподалеку от дома открылось новое кафе, и именно туда, на открытую веранду, вокруг которой распускался жасмин, лежал мой путь.
Усевшись за крайний столик, я сделала заказ и принялась рассматривать мелкую рябь реки. Удачное место для кафе – отсюда открываются чудесные виды! Неожиданно ко мне подсел молодой человек и назвал по имени.
– Мы знакомы? – напряглась я.
– Скорее с вашими работами.
– Не думала, что меня будут узнавать на улице.
Внутри разливалось приятное тепло, вот оно – моё счастье, моё творчество, моё дитя.
– Я сомневался, подходить к вам или нет, вы оказались ещё лучше, чем на фото.
Почему-то мне стало досадно.
– Послушайте, я не готова к отношениям, – слова вылетели раньше, чем нужно, и поставили меня в глупую ситуацию. – В довесок, я – чайлдфри. Не хочу детей. Никогда. Творчество для меня всё, жертвовать талантом или делить его с ролью матери – не собираюсь. Есть множество женщин, которые с удовольствием вам родят. Я – точно нет. Не хочу никого заставлять придерживаться моего образа жизни, поэтому просто, пожалуйста, не пытайтесь меня переубедить и оставьте в покое.
Мужчина расхохотался, а я, наконец, очнулась от поглотившей меня мысли и очень смутилась. Оказалось, она до сих пор не давала мне покоя.
– Я ведь даже не представился, а вы уже решили, что я детей от вас хочу?
– Боже, простите, – я покраснела и закрыла щеки ладонями. – У меня был тяжелый развод… Думала, всё позади, справилась с этим, но нет.
– Так вы не хотите детей? Почему?
– Много причин. Дети никогда не вызывали во мне интереса. Не понимаю, почему все по ним с ума сходят. Да и время тратить не готова, у меня много идей, заказов. Я уже молчу о том, что ни одни роды не сделали женщину здоровее. Да и почему я обязательно должна родить? Почему мне все насаживают это? Да, может, в будущем и пожалею, но это моя жизнь, мой личный опыт, и я ни на что его не променяю.
– Ясно, – он продолжал улыбаться, и я тщетно пыталась угадать его мнение.
– А вы? Вы хотите детей?
– Да как-то и не думал об этом… Не могу сейчас вам ответить.
– Жаль, было бы интересно узнать.
– Дайте мне время подумать. И потом я всё расскажу. Идёт?
– Потом?
Мужчина флиртовал со мной, а я до последнего не понимала этого и сидела слишком серьёзная и сосредоточенная.
– Не знаю, чем у нас с вами всё закончится, свадьбой и детьми или вы сейчас же пошлете меня, но одно могу сказать точно – вы очень красивая, а ваше творчество – лучшее, что я видел за последние годы, и я бы с удовольствием продолжил наше общение.
Михаил – так звали моего нового знакомого – был совершенно не похож на Антона: ни внешне, ни по разговору. А я была молода и полна сил, во мне зажглась надежда. Возможно, он именно тот, кто станет настоящим спутником жизни и с кем однажды захочется завести ребенка, но даже в этом случае решение останется за мной и только за мной. Но пока я была и остаюсь свободной от предрассудков. А вы?
Послесловие
Чайлдфри – только вершина айсберга, ведь под водой находится целая гора одной большой проблемы: человеческого непонимания и нежелания понимать. Эта история про смелость быть собой, про движение вперед, без оглядки на мнение окружающих, про собственный путь и собственный опыт, какими бы они ни были. Никто не в праве диктовать, как жить правильно, а как нет. Никто не знает, как там оно на самом деле задумано вселенной, и незачем отравлять жизнь себе и окружающим.
***
Если вам понравилось, подписывайтесь! У меня ещё много разных рассказов и книг;)
.