Читать онлайн
"Война не окончена"

«Возможно, войны случаются вновь и вновь лишь потому, что одни никогда не могут до конца понять страдания других».

Эрих Мария Ремарк

Музыка парила между небом и землей. Обычно скрытые серой мглой небеса осветились восходом солнца. Его редкие в этих краях лучи подсвечивали токсичные фиолетовые испарения, отражаясь в бликах окуляров противогаза.

Трубач извлекал протяжные звуки музыки из своего инструмента и те неслись над безжизненной пустошью. Выжженное поле, укрытое воронками в не просыхающей грязи, обуглившиеся и срезанные шрапнелью стволы деревьев.

Руины городов, измазанные размытыми дождями подтёками сажи, мрачными надгробиями возвышались над запутавшимися в колючей проволоке скелетами.

Ветер гнал ноты из медной трубы вместе с хлопьями пепла и радиоактивной пылью. Постоянные артиллерийские обстрелы не давали ей осесть, каждый раз поднимая её в небо тяжелыми разрывами крупнокалиберных снарядов.

Прошло не меньше сотни лет после ядерных ударов, которые стёрли с лица земли всё живое. Или почти всё.

Потомки народов, развязавших третью Великую войну, продолжали копаться в загноившихся шрамах планеты, углубляя и расширяя свои траншеи и железобетонные убежища.

Последняя война в истории человечества до сих пор не окончена. Никто не хотел прощать чужих ошибок и признавать свои. По обе стороны ничейной земли продолжалась борьба за темные зыбучие пески. Никто не желал остаться в них навсегда и при этом каждый страстно желал сделать её могилой для врага.

Лысые холмы, с опалёнными вспышками атомных взрывов вершинами, видели отчаяние и боль миллионов душ, вмиг погребенных у их склонов. И всё также безмолвно наблюдали за всё новыми и новыми жертвами.

На одном из таких холмов была устроена огневая точка, вмещавшая в себя целую батарею из нескольких тяжёлых пулемётов. Сваленные мешки с песком, обмотанные завитками колючей проволоки, напоминали большое гнездо, а выглядывавшие из него стволы – клювы хищных птенцов.

С этой возвышенности было весьма удобно отсекать атаки неприятеля. Не одна волна пехоты разбилась об этот волнорез.

Здесь же устроился и полковой трубач. Серо – зеленая фигура в шинели – комбинезоне, который смазывал человеческие очертания, делая их шире и выше, стальная каска на голове и ничего не выражающий взгляд стеклянных линз.

Глубокий окоп укрывал вытянувшегося во весь рост музыканта. Раструб он направил в амбразуру, чтобы бруствер не чинил преград мелодии.

Ещё вчера артиллерийские орудия сотрясали землю под ногами, а боевые ракеты проносились со свистом и шипением над головой. В такие дни тишины как сегодня, он выходил почти на самый передний край и играл.

Трубач выводил только часть мотива, перебирая клапаны пальцами в перчатках. Время от времени солдат останавливался и прислушивался, выжидая отклика на свой зов.

Наверное, именно так пели птицы в этих полях и лесах более ста лет тому назад. Не сохранилось ни деревьев, ни цветов, которые бы это помнили, а пустошь никогда этого не слыхивала. Всё что она слышала - орудийные дуэли, крики атакующих армий, стрекот пулемётов и эту застенчивую печальную музыку.

Его ожидание не было пустым, а действия не лишены смысла. В перерывах между боями на его музыку отвечали с той стороны. Так было каждый раз, но в этот раз с ответом тянули время.

«Проспал? Ранен? Погиб?» - подумал Юрий. Он даже никогда не видел того, кто заканчивал их общую мелодию. Но по трупам противника у своих позиций Юрий точно знал, что тот одет в такие же, как и у него шинель и противогаз. Только шинель на тех покойниках была голубовато–серого оттенка и с большими треугольными отворотами на полах.

Всё это было не важно. Юрий ощущал в том безымянном и безликом трубаче отражение себя. Такой же человек. И такой же музыкальный инструмент, звуки которого единят их измученные души

Их знакомство началось много времени назад. После особенно сильного обстрела, отражённой атаки чужих. А затем контратаки своих, сопровождаемой бравурным маршем его полевого оркестра.

В ушах звенело. Через фильтр было трудно дышать, а ведь ему ещё нужно было играть на трубе через специальный клапан в кожаной маске. От этого лёгкие болели. Тяжело сопя он поднялся в пулемётное гнездо. Под сапогами звенели ещё теплые гильзы.

Его контузило. Юрий не помнил, как сюда добрался и зачем. Что – то капало сверху. Он провёл по себе рукой и на перчатке осталась кровь. Юрий поднял запотевшие линзы к верху.

На маскировочной сетке прикрывавшая позицию пулемётчиков висела чья –то оторванная рука. Её занесло сюда взрывной волной, ею же сорвало перчатку с кисти. Забредший трубач не знал чья она. В смысле своего или врага?

«Важно ли это?» - подумалось Юрию и потянулся к ней, ухватился за побледневшие пальцы. От её вида в его руке, Юрия пронзила фантомная боль. Он даже проверил все ли его руки на месте. Настолько похожей на собственную показалась ему эта кисть. Сказывалось напряжение после первого в его жизни сражения.

Юрий заметил кольцо на безымянном пальце. В этот момент он и успокоился. Такого у него не было.

Примерив оторванную конечность, оказалось, что это была рука солдата - франка. Все знали, что франки носят обручальные кольца на левой руке.

Юрий сорвал перстень и неожиданно для самого себя закинул плоть врага куда подальше за бруствер и колючую проволоку. Его рефлексы были куда быстрее чем контуженый мозг, который плохо соображая, стал ждать разрыв.

- Вытягиваете кольцо, кидаете гранату… Задержка пять секунд… Боже мой! – только сейчас он осознал, что выкинул кисть мертвеца, а не гранату.

Трубач тут же кинулся к брустверу окопа, высунулся за край. В эту минуту он был легкой мишенью для зорких снайперов франков, но поглощённый увиденным, Юрий не думал об этом.

Грязь вперемешку с лоскутами тел, вода с радужной плёнкой и человеческой кровью на дне воронок которыми были перерыты передовые окопы. В полуразрушенные блиндажи короткими перебежками возвращались отставшие от контратакующих братьев по оружию.

Дальше виднелось нагромождение тел из которого торчали безвольно свисающие руки, ноги, откинутые головы в противогазах и винтовки с примкнутыми штыками. Все эти франки были скошены пулеметчиками с того самого холма на котором сейчас находился Юрий. Подкошенные свинцом, они падали друг на друга и образовали голубовато - серую груду. На её вершине показался солдат в серо – зелёной шинели. У него были перебиты ноги, и он подтягивал себя на руках.

Когда раненый перевалил через этот мертвый холм, он покатился вниз с диким воплем боли, пробившимся через противогазную маску.

Юрий упал на дно окопа. Он не мог смотреть на это, а тем более думать о тех ужасах, которые он не успел увидеть. К небу поднимались клубы черного дыма – огнемётчики избавлялись от тел противника. Трубач перевёл взгляд на кольцо в руке.

«Без него хотя бы похоронят по-человечески», - подумал Юрий. – «Как теперь докажешь, что это кусок франка, а не нашего?»

Он запрятал перстень в сумку. Нужно было отвлечься от всего этого. Единственное что пришло в голову – это достать трубу из чехла и начать играть.

Пальцы на клапанах и трубке дрожали. Сыграть марш не получалось. Юрий с трудом выдавил из себя хоть какие-то звуки, которые на ходу складывались в музыку. Импровизируя, дал несколько мелодичных сочетаний и запнулся, не в силах придумать завершающий аккорд.

Нестройные ноты подхватили с той стороны ничейной земли. Ответ шёл из тумана. Это было продолжение его только что родившейся музыки и растянутая в последних нотах концовка.

Юрий выронил трубу, накрыл голову ладонями и упал на колени. К горечи слёз примешивалась сладость невнятного чувства облегчения, которое шло откуда – то из глубины души.

***

Прошло немало времени с того дня. И всё это время в промежутки между обстрелами трубачи двух воюющих армий выводили свою мелодию. Юрий играл до половины композиции, а остальное завершал его друг из вражеских окопов. Вряд ли они когда-нибудь увидят друг друга, им не докричаться. Звуки их труб заменяли им глаза и речь.

В этот раз франк не торопился с ответом. Поникший Юрий уже собрался обратно, когда до него донеслась мелодия.

«Жив, шельмец», - Юрий обернулся к фронту, над которым парила их общая с франком застенчивая печальная музыка.

Кто – то похлопал по его плечу. Полковой трубач отвлёкся и не заметил, как к нему из-за спины подошли двое в черных шинелях с жандармскими знаками различия.

Музыкант шустро козырнул нежданным гостям.

- Имя и звание? – пробубнил сквозь фильтр противогаза один из пришлых.

- Юрий Сытов, трубач полевого оркестра, его Царского Величества 435 пехотного полка.

- Пройдёмте с нами, – тот из жандармов который сохранял молчание, при словах своего товарища положил руку на кобуру пистолета.

Это было лишним. Юрий не стал бы сопротивляться, даже если бы у него было бы чем оказать сопротивление.

«Пусть ведут», - с долей фатализма подумал трубач.

И его вели. Один черный силуэт шёл сзади, а другой спереди. Чем дальше они втроём шли, тем более заглубленными и запутанными становились окопы. Всё меньше виднелись следы вражеских артобстрелов. Хотя местами ещё проглядывались результаты бомбометаний летчиков.

Постепенно вырытые в земле ходы стали шире. Места в них было столько, что рассекавшие на мотоциклах посыльные с легкостью разминались с отрядами марширующих солдат.

Траншеи стали напоминать широкие улицы с несколькими уровнями террас соединённые лестницами, мостками и насыпными пандусами.

Эти фортификационные сооружения напоминали город, выстроенный несколькими поколениями инженерно – сапёрных батальонов. Как и в настоящем городе была проложена телефонная связь, уличное освещение и даже имелся общественный транспорт.

Сеть узкоколейной железной дороги, проложенной по дну этих больших окопов, солдаты в шутку называли «трамваем».

На этом самом «трамвае» Юрий с его конвоирами решили доехать до бункера военной полиции.

Чадящая черным дымом мотодрезина проносилась мимо обезличенных защитными масками фигур в военной форме. Они сновали от одного заглубленного убежища к другому, различая друг друга только по знакам различия и личном номере на спине. Эти люди откликались только на похлопывания по плечу сотоварищей, свисток и флажки своих офицеров. Подобно общественным насекомым они не отвлекались от службы, не лезли в чужие дела и не подпускали к своим.

Узкоколейка петляла – стрелочники то и дело перенаправляли мотодрезины и их составы.

Если бы не указательные знаки и стенды с планами траншей, бункеров и позиций, то здесь с лёгкостью можно было бы заблудиться. Хотя и со всем этим тут было достаточно потеряшек среди новичков. Юрий сам проходил через это.

Трубач поднял голову к небу, по которому проплывал длинный серый дирижабль. Трёхглавый орёл величественно раскинул крылья на его фюзеляже. Юрию подумалось что вид сквозь иллюминаторы цеппелина захватывающий. Переплетающиеся зигзаги и линии окопов и маленькие человечишки копошащееся в них. В памяти всплыли картинки каналов на поверхности Марса из старинной астрономической энциклопедии.

«Может марсиане прошли тот же путь, что сейчас проходим мы? Кто же будет после нас рассматривать в телескопы каналы на красной планете и на нашей Земле?» - задумался Юрий.

- Нам на следующей выходить, – Слова конвоира оторвали его от размышлений. Опустили со звёзд на привычную радиоактивную грязь, заросли колючей проволоки и к вырытым людьми не то фортификационным сооружениям, не то ещё не закопанным братским могилам, что даже после смерти последнего человека будут служить памятником и эпитафией сгинувшему роду людскому.

***

Лязг герметичной двери, шум воды стерилизующего душа, шорох стягиваемых противогазов и шинелей под которыми скрывались бритые налысо люди. Боевой устав воспрещал любую растительность на голове и лице, которая могла помешать надеванию защитных масок.

Юрия повели от тамбура в глубь подземного сооружения по коридорам и лестницам

Внутри бункера жандармерии было также, как и в других убежищах. Тусклых электрических лампочек было достаточно для освещения благодаря белым стенам и сводчатому потолку. Отфильтрованный воздух гудел в вентиляционных трубах.

Наконец его привели в кабинет начальника военной полиции.

- Здравия желаю, ваше благородие! – все трое выпрямились и отдали честь.

- Приказ исполнен. Полковой трубач, Юрий Сытов, сопровождён к вашему благородию! – доложил один из жандармов.

- Вольно, – ответил начальник военной полиции. – Юрий Сытов, ко мне, остальным разойтись и ждать дальнейших указаний.

Каждый подчинился отданному ему приказу и в комнате осталось двое. Высокий с впавшими щеками Юрий в полевой форме грязного зелёного оттенка и широкий офицер в черном мундире при золотых погонах с моноклем на глазу.

Музыкант отчеканил несколько шагов и остановился около массивного стола. Только сейчас он заметил муравьиную ферму у стены. Их колония под стеклом вернула его мысли к видам траншей с высоты полёта дирижабля.

- Я редко встречаюсь со знаменитостями. Мы не знакомы, а зря. Но о вас, юноша, я много наслышан, – проговорили их благородие, протягивая руку. – Понкратий Марков.

- Чем обязан такой чести, ваше благородие? – трубач пожал протянутую ему руку.

- Чем обязаны? Да я, можно сказать, ваш поклонник, – Понкратий улыбнулся, выступившие у глаз морщинки выдавили монокль и тот повис на цепочке. – Вы великолепно играете. Ваша мелодия пленила слух многих в этих траншеях. В том числе и мой.

- Рад стараться, ваше благородие!

- Разрешаю не уставную форму обращения, Юрий Сытов. Я вот всё хотел с вами встретиться, - офицер в чёрном говорил властно и размеренно, передавая Юрию комканный лист бумаги. – Оставите свой автограф?

Юрий знал, что это. В своих руках он держал собственное воззвание о мире. Текст был сложен из вклеенных вырезок с плакатов и еженедельных окопных листков.

- Вы очень талантливый человек. И музыку в дуэте с франком исполняете и пишите проникновенно.

- Разрешите вопрос?

- Разрешаю.

- Я задержан?

- Нет.

- Тогда для чего я здесь?

- Ваши воззвания принесли не мир, а меч, юноша. Генерал Поливанов на пример грозиться расстрелять вас по законам военного времени за паникёрство и деятельность провокатора. Церковные власти и некоторые круги в столице иного мнения. Патриарх в своей проповеди упомянул ваши листовки в достаточно положительном ключе. Даже солдаты в окопах горячо спорят на тему мира как вы сами выразились, - Понкратий вернул монокль на место и вчитался в листовку, - «здесь и сейчас». Вам крупно повезло, что я нашёл вас первым. Пока вы находитесь в моём ведомстве вам не грозит.

- Я знал, что всё так будет, но я так устал от всего этого… - Юрий имел мало друзей и никому не открывался, но что – то прорвало у него внутри. Он хотел сказать, что – то ещё, но запнулся. Его всего трясло в тихой истерике. - Сядьте и промочите горло, – Понкратий сначала указал на стул, а следом пододвинул к краю стола стакан и графин с водой. – Я понял ваши воззвания в отличии от этого остолопа Поливанова. Вы искренне желаете мира здесь и сейчас. Но ваша искренность будоражит наши ряды. Многие солдаты хотят того же что и вы, а наш генералитет видит в этом угрозу стабильности фронта. Командующие опасаются повального дезертирства, неподчинения и солдатского бунта.

- Но я не призывал к этому! – опешил Юрий, который всё это время приходил в себя, отхлебывая от стакана с водой.

- Вас не так поняли. И хорошо бы если бы только генерал Поливанов, но я думаю, что и большинство простых рядовых и их командиров воспринимают ваши листовки как призыв к сопротивлению не самой войне, а к генералитету, который их на эту войну посылает.

– В моих воззваниях нет и слова об этом.

- Тогда скажите, вы хотели излить душу этим воззванием или у вас имеются чёткие идеи на сей счёт?

- Не знаю. Я… Мы долго исполняли музыку с тем франком, нет, с тем человеком. Без него её не было бы. Своё отчаяние мы выплеснули в музыке. Он чувствует тоже самое. Я слышу это в его нотах…

- И видимо не одни вы, – перебил Юрия главный жандарм. - Продолжайте.

- Во время обстрелов, я молюсь за него. Если его не станет, то и я долго здесь не задержусь. Я всё ещё жив лишь потому что моя труба даёт призыв, на который отвечают с той стороны. Только так мы можем излить друг другу свои души… – Юрий расчувствовался, но подавил слезу. – Как же мы теперь можем убивать друг друга?

- А что делать? Война подобна схватке, – ответил Понкратий. - Ты побеждаешь в ней либо избегая её, либо скручивая шею противнику. Нашим дедам не удалось предотвратить войну, а значит мы должны доконать неугомонного франка и их союзников.

- Мы живы, а деды нет. Их гнев умер вместе с ними, так зачем нам, живым, взращивать гнев мертвых? Мы можем договориться! У нас намного больше общего, чем с далёкими предками, которые начали эту войну и не смогли её закончить. Даже если у нас недостаточно общего мы можем создать его! Как мы, два трубача воюющих армий, создали нашу мелодию.

- И вам не запретили играть вместе с врагом?

Юрий покачал головой.

- Это не удивительно. Несколько поколений не видели ничего кроме Великой войны. Думается мне, что и наши потомки получат её в наследство. Раз уж и вашему приятелю с той стороны не запретили играть, то вероятно в рядах франков тоже достаточно желающих мира здесь и сейчас.

- Я надеюсь, что так и есть.

- Как долго длиться ваш дует?

- Достаточно, чтобы понять - не могу я просто играть на трубе.

- И вы решили писать листовки.

Юрий кивнул и наступило обоюдное молчание, которое продлилось какое-то время.

- Что же теперь меня ждёт? – неожиданно вопросил Юрий.

- Если выдать вас Поливанову, то ничего хорошего. Вас расстреляют и тогда нам точно не избежать смуты, ведь ваша смерть сделает из вас героя в глазах солдат. Держать вас в моём ведомстве без веских причин я долго не смогу.

- Не ужели нельзя ничего сделать?

- Церковники вас поддержат и упрячут среди самых дальних обителей и монастырей. Но это может вызвать напряжение церковных и военных властей.

Снова наступило молчание.

- Вы так далеко зашли в деле мира, готовы ли вы пойти ещё дальше? – вырвал Юрия из задумчивости главный жандарм. - Готовы стать парламентёром и пойти от нашей стороны на переговоры с франками?

- Как это возможно? Мы более сотни лет не вели переговоров.

- Его царским величеством я наделён особыми полномочиями в чрезвычайных ситуациях. К тому же у меня прямая линия с царской резиденцией, – Понкратий многозначительно указал на один из телефонов на столе. – Царю всё известно. В своём указе царь руководствуется законами написанными нашими предками до начала Великой войны. В отличии от наших уставов в них есть главы про переговоры и парламентёров. Так вы готовы?

- Готов! - с твёрдостью в голосе произнёс Юрий. - Что для этого нужно?

- Нужно чтобы вы были офицером. На это уже имеется подписанная резолюция. Вас поднимут на несколько званий и назначат парламентёром его царского величества, – Понкратий нажал на кнопку звонка на звон которого зашёл солдат в черной форме. – Это наш новый офицер, Юрий Сытов.

- Здравия желаю, ваше благородие! – зашедший козырнул Юрию.

- Проведите офицера и помогите ему освоиться. А вы ступайте за ним и принимайтесь за ваши обязанности.

- Будет исполнено! – оба и новый офицер и его провожатый откозыряли начальнику военной полиции. Перед тем как выйти за дверь, Юрий развернулся.

- Разрешите вопрос?

- Разрешаю.

- Почему вы делаете это? Вы тоже хотите мира здесь и сейчас?

- А кто его не хочет? – улыбнулся Понкратий. – К тому же я выполняю волю нашего государя.

Понкратий, оставшись один, уселся в кресло и несколько раз крутанул номеронабиратель. Ожидая, когда на том конце провода поднимут трубку, он напевал задорный марш. Наконец трубку подняли.

- Всё скоро начнётся. Собирай корзину для пикника.

***

Солдат построили рядами у полевого командного пункта. Каждый склонил голову внимая священной службе.

- А где генерал Поливанов? – осведомился главный жандарм, присутствовавший при священнодействии. – Ему бы поторопиться. Парламентер скоро придёт за флагом.

- Генералу Поливанову нездоровиться, – отвечал комендант генерала.

- Жаль, что наш командующий не сможет присутствовать в столь знаменательный момент. Наверное, переволновался? Не каждый день увидишь мирные переговоры. Я, как старший по званию среди присутствующих, замещу его.

«Конечно. Не здоровиться ему. Так и поверил. Наверняка уже напился и готовиться застрелиться если переговоры увенчаются успехом», - подумал Понкратий.

- Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими! – прокричала в громкоговоритель фигура в противогазе укутанная в черные исписанные вязью, крестами и черепами одеяния. Полковой священник в схиме окроплял святой водой склонившего голову Юрия. – Иди, сын мой, и да поможет тебе Бог.

Там, где заканчивалась служба одного, начиналась служба другого. Получив благословение, первый за сто лет парламентёр направился к командному ДОТу, около которого под навесом маскировочной сетки стояли Понкратий и другие высшие офицеры. Его провожали взглядами силуэты в серо-зелёных шинелях.

Линзы защитных масок скрывали переполняющие этих людей чувства. В отравленном войной воздухе веяло дыхание забытого, но такого желанного мира. Им было трудно соблюдать субординацию уже к офицеру и парламентёру его царского величества Юрию Сытову. К герою, который положит конец бесконечной бойни.

- Здравия желаю, господа офицеры! – Юрий цокнул каблуками своих новых щегольских сапог и отдал честь. – Парламентёр его царского величества Юрий Сытов явился! Разрешите приступить к выполнению высочайшего царского приказа!

- Разрешаю. Вручить флаг парламентёру!

- Так точно, ваше благородие! – какой – то младший офицер, чеканя шаг, подошёл к Юрию и передал футляр.

Из футляра парламентёр достал большой белый флаг на коротком древке. Согласно уставу, осмотрел его и свернул обратно.

- Честь имею, господа офицеры! – развернувшись на месте, он пошёл к полугусеничной машине с открытым верхом и камуфляжными пятнами на корпусе.

Шофёр тронулся с места. Родной Юрию оркестр не выдержал и без приказа стал исполнять почётный марш в честь него. Было не понять кто начал первым, но все музыканты подхватили. По рядам солдат прокатилось нахлынувшее ликование. Они козыряли парламентёру, когда тот проезжал мимо них, некоторые размахивали его же воззваниями о мире.

- И вот это хотел подавить Поливанов? Солдафон, – тихо усмехнулся начальник военной жандармерии и прильнул к полевому перископу. – Наши методы надёжнее будут…

***

Юрий шагнул с подножки автомобиля в привычную окопную грязь. Ему было даже немного жаль пачкать свои офицерские сапоги. Фронт был всё ближе.

- Всё готово, ваше благородие! Разрешите приступать? – маленького роста командир перекошенной походкой подбежал к парламентёру.

- Приступайте.

- Разрешите вопрос, ваше благородие!

- Разрешаю.

- Не сочтите за дерзость, можно пожать вам руку?

Юрий протянул руку. Ещё вчера он был простым трубачом и ему было чуждо офицерское высокомерие.

- Я всегда был уверен, что это вы подбрасываете листовки. Ваша музыка, тогда… В первый раз... Я хотел застрелиться после той ужасной бойни, но вы уберегли меня от греха.

- В этом заслуга и трубача с той стороны. Давайте начнём переговоры. Мне не терпеться встретиться с ним лично и также как вы сейчас пожать ему руку.

- Так точно, ваше благородие! – низкорослый командир достал сигнальную ракетницу и выстрелил в небо.

Вслед за зелёной ракетой, в небо взметнулись десятки белых. С той стороны фронта прозвучала сирена. Видимо франки решили, что их собираются атаковать.

- Ne tirez pas! Négociation! Un parlementaire vient à vous ! Négociation! * – голос, который произнёс эту фразу несколько раз казался вездесущим. Установки, похожие на раструбы огромных граммофонов усиливали его так, чтобы франки точно услышали.

Юрий забрался на бруствер и помахал белым флагом. Он стоял на том самом холме с пулемётной точкой, с которого всё и началось.

Юрию очень хотелось сыграть на трубе своему приятелю – франку, чтобы тот знал, что он идёт к нему. Но парламентёру не была положена труба.

Он зашагал с холма, держа развевающийся белый флаг над головой. За каждым его шагом по пропитанной кровью пустоши следили те смельчаки, что пробрались на развороченные в прошлых боях позиции. Остальные тоже не спускали глаз. Солдат сменял солдата у окопных перископов. Рядовые просили старших по званию одолжить бинокли, которые они пускали по кругу. Каждому хотелось посмотреть. Тишина прерывалась только возбуждёнными разговорами через фильтры противогазов.

Юрий натыкался то на полуистлевшего мертвеца, то на череп в пробитой каске, цеплялся за колючую проволоку, а обход некоторых особо крупных воронок отнимал немало времени. Но он шёл уверено и устремлённо. Его полотнище белело на фоне сажи и опалённой глины.

Шарканье шагов, завывание ветра и трепыхание белого флага. Тишину разорвал громкий выстрел. И ещё один, почти одновременно с первым – он слился в эхе предшественника, и никто его не услышал.

Человек с белым флагом упал на спину. Через разбитый окуляр противогазной маски сочилась кровь. Рука Юрия сжимала белый флаг, как будто он продолжал им размахивать. Распростёртое тело дергалось в предсмертной агонии.

В молчании солдат в серо-зелёных шинелях повис шок.

- Парламентёра убили! – даже противогазная маска не могла заглушить этого вопля. - Франкские крысы!

Над полями видевшие множество сражений повис напряжённый гул - приглушённые фильтрами защитных масок выкрики и вопли. Кто – то выплёскивал свою ярость не стесняясь выражений. Кто – то плакал, заламывая руки. Кто –то просто стоял, а другие пытались их растормошить. Под линзами не было видно их взгляда на две тысячи ярдов.

Некоторые уже примкнули свои штыки и призывали остальных сделать также. Группа штурмовиков взломала ящик с гранатами и затыкали их за пояс, доставая отточенные сапёрные лопатки.

Казалось ещё чуть – чуть и все эти люди бросятся в яростный бой, даже без поддержки артиллерии.

Была дана команда «назад» - несколько коротких свистов. Сигналы офицеров вернули их в себя. Бойцы беспрекословно подчинились приказу, не смотря на переполнявшие их чувства. Их построили рядами у полевого командного пункта.

Под саваном маскировочной сетки соорудили из ящиков подобие трибуны на которой уже стоял начальник военной полиции с громкоговорителем.

- Господа офицеры и солдаты! - начал свою речь Понкратий. - Нет! Братья по оружию! Эти франкские негодяи подло убили нашего брата Юрия! Первого парламентёра за последние сто лет! Он шёл без оружия, с белым флагом! Он нёс им мир, а они его не приняли. Как вы все знаете, Юрий был не просто солдатом. Он был музыкантом, который посвятил свою жизнь борьбе за мир! Он верил, что на той стороне есть люди, которые разделяют его идеалы. Эти лукавые франки не собирались мириться, а заманили его в ловушку и убили. Можем ли мы позволить, чтобы гибель нашего брата Юрия стала напрасной?

- Никак нет, ваше благородие! - закричали тысячи голосов.

- Юрий верил, что война может окончиться здесь и сейчас. Мы также верили в это. Но он не только верил, но и делал всё возможное для этого. Не побоялся выйти к врагу с протянутой рукой, а эти черви не приняли её! Франки остались верными заветам своих проклятых предков, которые пытались уничтожить наш род более ста лет тому назад. Но наши деды только защищались! Не они начали Великую войну! Наши враги боялись нас. Они использовали все чудеса науки двадцать первого века, чтобы уничтожить наш народ! Тайно атаковали бактериологическим оружием. А когда всё вскрылось, использовали против нас весь свой ядерный арсенал. Наши предки выжили не для того, чтобы мириться с франками! Они видели их злодеяния. Во имя справедливости злодеи должны быть уничтожены! Мы приняли их незавершённую месть, но начали забывать кто наш враг. Мы решились переступить через себя, пойти против воли предков, чтобы искать мир с франками. И вот они показали своё истинное лицо! Можно ли после всего этого закончить войну? Можно! Но только уничтожив причину войн на этой планете! Мы истребим их мерзкое племя! А потом их союзников - англов! Война не окончена! Вы готовы сражаться дальше, братья мои?!

- Так точно, ваше благородие!

- Война до победного конца! - провозгласил главный жандарм.

- Война до победного конца! - закричали солдаты, поднимая свои винтовки к небу. По тысячам спин прошёлся холод, и он проникал в их души. Пока эти люди живы – врага не ждёт пощада.

- Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих, – священник в схиме поднялся на импровизированную трибуну и одолжил громкоговоритель у Понкратия. – Помолимся же за брата нашего Юрия!

Солдаты склонили головы в неслышной молитве. Солнце над ними склонялось к закату.

***

Из бункера было не видно, но на часах приближалась ночь. Главный жандарм не был один в своём кабинете. На стуле возле его стола сидел человек со шрамом через всё морщинистое лицо. От света лампы с абажуром н этом лице ложились тени, делая то ещё мрачнее.

- Так точно, ваше царское величество! – отвечал начальник военной полиции в телефонную трубку, стоя по стойке смирно. – Всё сделано. Это честь для меня. Служу отечеству!

Офицер в чёрном опустил трубку и сел в кресло.

- Должно быть тебе было сегодня трудно?.. - проговорил Понкратий. – Вот расписка на твою боевую премию, усиленный паёк и отпуск в тыл. Как ты знаешь, за такое орден не выдают.

- Я его не убивал, – отозвался сиплый голос. – Парламентёра убил франкский снайпер. Я долго не мог его вычислить, но этот выстрел выдал везучего паршивца. Его смерть на моём счету - высшая награда для меня.

- Я с самого начала знал, что франки так и поступят, но я привык перестраховываться. Не хватало нам ещё братаний с ними. Слава Богу, что нам не пришлось брать этот грех на наши души.

Человек со шрамом ничего не ответил.

- Чем займёшься в отпуске? – решил сменить тему Понкратий.

- Пойду в Сибирь охотиться на мутантов.

- Гаврила, ты самый результативный снайпер, если не на всём фронте, так на нашем участке точно. Ещё не наохотился?

- Никак нет, ваше благородие, никак нет…

***

От восходящего солнца по пустоши ложились длинные тени. На горизонте появлялись тёмные тучи. Скоро они снова закроют собой солнце и выпадет кислотный дождь.

Начинался второй день затишья. За вчера воюющие стороны обменялись лишь двумя выстрелами которые убили офицера россов и снайпера франков.

Об этом офицере с белым флагом говорили многие и много. Кто-то даже вспомнил, что сто лет назад были такие «парламентёры», которые договаривались с врагом о мире. Разговоры об этом затихали при виде командоров.

Никто не сознавался в этом перед боевыми товарищами, но многие чувствовали, что вчера произошло что-то не правильное.

Другие открыто заявляли, что им незачем мириться с этими росскими варварами. Что они ничуть не лучше своих предков, которые разрушили Европейский континент ядерными бомбардировками. А теперь россы измельчали. Кишка у них тонка чтобы уничтожить великую франкскую нацию, так им мира сразу захотелось.

Рене не участвовал в этих разговорах. Сегодня он ждал дольше обычного. Зов трубы с той стороны ничейной земли не был слышен. Обычно трубач – росс в отличии от него самого не опаздывал. Теперь Рене корил себя за свои задержки.

Он не мог знать, где сейчас его безликий и безымянный друг и что с ним. Он бы отдал всё чтобы ему ответили, но ему не отвечали.

Наконец он не выдержал и решился начать первым. Он помнил наизусть их общую мелодию как заученную фразу из другого языка.

Рене поднёс трубу к клапану в маске и стал играть. Он впервые начал этот разговор первым. Протяжные ноты расплывались над мёртвой фронтовой землёй, что стала братской могилой для тысяч непримиримых врагов.

Белое полотнище впитало в себя влагу с земли от чего покрылось ядовитыми яркими пятнами. Мертвый человек сжимал его в руке. Казалось, что распростёршийся на земле мертвец продолжал идти и размахивать флагом. Он смотрел на небо и луч солнца блестел в окуляре окровавленного противогаза.

Некому было ответить Рене.

*«Не стреляйте! Переговоры! К вам идет парламентёр! Переговоры!», французский язык.