Читать онлайн
"О космической пользе пословиц"
«Нет худа без добра» – любимая пословица моего деда. Ею он подводил черту под своими промахами – от мелких неприятностей до крупных неудач. Даже если последняя сигарета в его пачке оказывалась сломанной, дед смеясь говорил, мол, зато меньше риск заболеть раком – худа ж без добра не бывает. Я думал это старческое слабоумие, а это оказалось правдой. Дед, действительно, не заболел раком. Он умер от осложнённой пневмонии.
Мы шестой месяц болтались на орбите Земли, изучая обнаруженную на Глизе 581 форму жизни. Единственное, что нам удалось понять об этих существах – они смертельно ядовиты для человека. Немного, но цена и этого знания оказалась непомерно высокой. Поэтому Центр космических исследований принял решение проводить изучение инопланетных существ вне нашей планеты.
Несколько особей глизян в специальном челноке были доставлены на околоземную орбитальную лабораторию. И мы приступили к действу. Протокол исследования опытных образцов соблюдался нами дотошно и безукоризненно, но всё было бесполезно. Инопланетяне не реагировали ни на один раздражитель: они как будто пребывали в коме или анабиозе. Чем они питались, нам тоже установить не удалось. В конце концов стало ясно – глизяне погибают. Лишённые своего ареала обитания, источников поддержания жизни и чёрт знает, чего ещё, они затухали с каждым днём, безвольно колыхаясь в растворе-суррогате их естественной среды.
Вскоре они стали умирать: один за другим. Со скрипом приходилось признавать, что эксперимент провалился. Столько времени, денег, усилий… Вполне уместно было бы вспомнить любимую пословицу деда.
Я стоял у огромного лабораторного аквариума и смотрел на последнего умирающего инопланетянина. Он был самым мелким из всех пойманных, размером примерно с кота. Возможно, детёныш. Внешний вид глизян представлял собой своеобразную пародию на человека. Инопланетянина также, как и каждого землянина вида хомо сапиенс, венчал крупный шарообразный отросток, похожий голову. На этом отростке имелось несколько углублений и отверстий, назначение которых нам не удалось установить. А дальше шло то, что мы называли «телом», на самом деле слабо представляя себе, что это на самом деле и какие у него функции. Вытянутое и непропорционально маленькое по отношению к «голове» «тело» заканчивалось четырьмя конечностями, расположенными ёлкообразно – по два с каждой стороны. Цвет его наружных покровов тоже был привычным для земного глаза – «мясным», неравномерным, прожилками от бело-розового до алого. Чем ближе находился глизянин к смерти, тем больше тускнели цвета на его «коже», приобретая зеленовато-серый оттенок.
– Вскрыли? – спросил я у подошедшего к аквариуму Милика, имея ввиду умершего накануне инопланетянина.
– Да, – устало ответил тот. – Всё тоже самое. В самом центре «тела» плотное ядро. Клетки ядра какое-то время ещё живут после смерти глизянина, даже частично реагируют на разные жидкости человеческого тела, – не так давно, в порыве какого-то отчаянного научного приступа, перепробовав до этого всё, что можно, Милик вылил на глизянина пробирку с человеческой уриной. – Но и только. Возможно, ядро своего рода аналог нашей нервной системы – ничем не подтверждённое предположение. В «голове» пусто, вернее, «мозга» там нет, просто обогащенная жидкость. Состав до сих пор устанавливаем. У меня тут одна идея возникла…
Резкий крен станции отбросил нас от аквариума и заставил схватиться за первое, что попалось под руку. Крен усиливался. Крышка аквариума лопнула, и из него полилась жидкость. Глизянин, словно водоросль, последовал за раствором. Он безжизненно плюхнулся на боковую переборку лаборатории, которая теперь была на месте условного пола космической станции, как раз недалеко от того места, где висел я, зацепившись за поручень для передвижения в условиях невесомости.
– Хватай его и быстрее в раствор! – заорал Милик. – Иначе он умрёт!
– Он всё равно умрёт! – я старался перекричать вой аварийной сирены, но повинуясь чувству служебного долга, всё-таки снял со стены лабораторный захват, и подцепил глизянина. Станцию продолжало сильно трясти. Милик, цепляясь за всё, что было хорошо прикручено, пробирался в мою сторону. Мне нужно было поместить глизянина в остатки раствора, плескавшегося в наклонившемся аквариуме. Рухнувший на аквариум блок оптимизатора атмосферы свёл мои планы на нет.
Меня разбудил чей-то настойчивый бубнёж. С трудом разлепив веки, я тут же зажмурился от нестерпимо яркого света, бившего мне в глаза.
– Какого чёрта, – прохрипел я.
– Наконец-то, очнулся, – раздался приглушённый голос Милика.
Яркий свет, слепивший меня даже сквозь закрытые веки, погас, и я смог наконец нормально открыть глаза. Склонившийся надо мной Милик был одет в защитный костюм: теперь понятно почему его голос звучал странно.
– Что случилось? – я ничего не понимал в происходящем, и меня это начинало сильно беспокоить.
– Ты только не волнуйся, – сквозь стекло защитного шлема лицо Милика выглядело так, что сразу становилось ясно: повод для волнения как раз был и весьма основательный, судя по костюму нашего патологоэскулапа.
– Ну? – буркнул я.
– Упавший блок расколол аквариум, – Милик немного помолчал, давая мне время припомнить события. – Одна из его частей, как гильотина, отрубила тебе правую руку до середины предплечья.
Я попытался вдохнуть, но моё тело отказывалось подчиняться: паника захлестнула меня тяжестью штормовой волны. Я хотел поднять руку, чтобы удостовериться в правдивости слов Милика, но не мог – все мои конечности были крепко зафиксированы операционными ремнями. Всё, что мне было доступно – извиваться от бессилия и отчаяния.
– Успокойся… успокойся, – как мантру зудел у меня над ухом Милик. – Послушай меня... Всё поправимо…
Наконец вняв его словам, я затих и с мольбой уставился на поблёскивающее защитное стекло шлема, пытаясь высмотреть за ним глаза Милика, которые – я это точно знал – временами очень правдиво прикрывали ложь.
– Руку можно нарастить, – звучало обнадёживающее, – на Земле в нашем Центре на гуманогенерирующем принтере. Как новенькая будет, поверь, – но я почему-то не верил, хотя сто раз своими глазами видел, как наращивали отрезанные и оторванные пальцы, руки, ноги и даже уши. – Проблема в другом, – так я и знал! – ГГП на Земле, а мы в космосе. Из-за метеоритной бури спасательный челнок прибудет только через 72 часа. А нарастить новые идентичные ткани и восстановить конечность можно, если прошло не …
– Более трёх, – выдохнул я.
– Да, – кивнул Милик. – Но я нашёл выход… специфический немного… Пойми, важно было сохранить твои ткани живыми. Мозг не должен был понять, что тело утратило часть. Глизянина тоже…
Я понял всё разом. И защитный костюм, и странное выражение лица Милика, и то, что в операционной мы с ним находились только вдвоём: по протоколу весь остальной экипаж теперь должен быть в карантине.
– Отвяжи меня! – заорал я во всю глотку. – Отвяжи! Или я убью тебя, когда доберусь, сволочь!
– Не могу! – этот вивисектор был неумолим. – Ты навредишь себе и всем остальным! Просто потерпи! Челнок доставит тебя в Центр, и мы всё исправим! Почему-то глизянин оказался безопасен для тебя. Он хорошо реагировал на твои ткани. Мы проверяли снова и снова все три часа. Совместимость оказалась идеальной. Яда как ни бывало. Не беспокойся, голову мы отсекли…
Каким-то первобытным рыком я подался всем телом в сторону Милика, но укол в плечо ясно дал мне понять, что возмущаться тоже не положено. Накатившая ватная темнота встала между моим сознанием и кошмаром наяву.
Я понимал, что сплю телом, но мой мозг, как будто запертый в тёмной комнате, бодрствовал. Я был в сознании внутри себя. Такое со мной происходило впервые. Я чувствовал свои ноги, руки, но только изнутри, словно я находился в огромном роботе, и всё, что мне нужно было сделать – дёрнуть за рычаги управления.
Я дёрнул. Ремни порвались легко. Кроме меня в белоснежном до рези в глазах операционном блоке не было никого. Предатель уже покинул поле боя. Я посмотрел на свою правую руку. Тело глизянина выглядело хорошо, приобрело насыщенный, яркий цвет, словно оно было в своей стихии. У меня возникла странная мысль – пошевелить его конечностями. Одной половиной разума я понимал, что это невозможно, но отростки призывно колыхнулись. Вторая половина считала, что так и должно быть… Стоп! Вторая половина?!
В голове последовательными вспышками сложилась картинка: всё это время мы неправильно понимали назначение «тела» глизянина. «Тело» и было его своеобразной «головой», если считать головой то место, где находится мозг.
Я ощущал тёплое пульсирование глизянского мозгового ядра в том месте, где была моя правая рука. Мой невольный симбионт жил и хотел жить. И в благодарность…
Напоминавшая до этого ламинарию часть глизянина плавно трансформировалась в увесистый кулак. Я поднёс его к своим глазам и разжал. Пальцы как пальцы – двигаются, сжимаются, только выглядят так, как будто, начиная с середины моего предплечья, перчаткой содрали кожу. Я снял повязку. Спаянного шва уже почти не было видно. Не по-людски быстро. Возможно, сегодня был день откровений, а может, всё дело в спаренном мозге, но пародия на человеческое тело стала вдруг понятной: так глизяне «видели» нас и копировали, стараясь приспособиться к новой среде с новым агрессором. Эдакая глизянская мимикрия. Яд тоже был осознанной защитой. Но теперь глизянину некуда деваться, как, впрочем, и мне.
Я сжал глизянский кулак и легонько ударил им в боковую металлическую перегородку, пробив её, словно она была бумажной. Что ж, худа без добра не бывает. Думаю, притрёмся.
.
ЛитСовет
Только что
