Читать онлайн
"Сила любви"

Сила любви в Стране удолбанных Чудес

Его разбудили звуки. Они винтами вкручивались в его сны, разрушая хрупкую конструкцию сновидения, во власти которого Кай хотел побыть ещё некоторое время. Аномально жаркая погода способствовала плохому сну, и по утрам он неизменно просыпался с тяжёлой головой. Вчера была пятница, а значит, на сегодняшнее утро он возлагал особые надежды, во чтобы бы то ни стало ему нужно было поспать ещё хотя бы два часа. Всю неделю он только и думал о выходных… только в его планах не было никаких противных звуков, вторгающихся в грёзы.

Не желающий сдаваться и открывать глаз Кай думал перевернуться на другой бок и закрыть лицо подушкой, но ни одно из этих действий выполнить у него не получилось. Во-первых, он не мог пошевелить руками, а во-вторых, у него под головой не обнаружилось подушки. К тому же он не лежал, а был прислонён спиной к чему-то жёсткому и давящему на рёбра. Он сидел на стуле с упавшей на грудь головой. Затёкшая шея подавала неприятные импульсы.

Не успев даже задуматься о столь странном положении, Кай сразу же заметил и следующее звено в цепи непонятного, с которым ему предстояло столкнуться в ближайшие секунды. Постепенно пробуждающийся мозг медленно усваивал поступающую информацию, тем самым давая молодому человеку время хоть немного приготовиться. На нём была рубашка, он ясно видел небольшое пятно от кофе, которое он пролил на работе в пятницу. Рубашка уходила под ремень брюк. Как могло получиться, что он заснул сидя да ещё и в одежде?

Голову наполнял цветной туман, а ещё гул тех самых звуков, заставивших его пробудиться. Они проникали, проникали, проникали в его голову, и единственное, что он мог сделать — это попытаться отвернуть голову. Мысли без образов скакали перед ним, а вместе с ними пришло кристально ясное осознание того, что он находится не у себя дома. По привычке Кай попытался поправить сползающие на нос очки, но опять же не смог пошевелить руками.

Его руки и ноги оказались привязанными, через живот проходил широкий ремень, притягивающий его к жёсткому стулу. Кай дёрнулся изо всех сил, но без результата, прямо перед его стулом находилась хитроумная конструкция, вызывающая самые неприятные ассоциации. Не оставалось сомнений в том, что это устройство использовали с единственной целью — причинять боль.

Одурманенный рассудок заставил голосовые связки исторгнуть крик отчаяния. Кай не знал, где находится. Почему он привязан к стулу? Зачем сюда принесён этот страшный инструмент? И как он сам попал сюда? Его крик отражался от гулких, щербатых стен, заглушая даже противную мелодию, доносящуюся откуда-то сверху. Эхо его завываний привело к неожиданному эффекту, Кай сначала даже не обратил внимания на ещё одну фигуру, сидящую чуть в стороне от него.

Длинные волосы ниспадали на грудь, пряча от посторонних взглядов лицо, но ему не было нужды видеть лицо, ведь он и так его прекрасно знал. Кай смотрел на него перед сном и первым делом замечал по утрам, когда только открывал глаза. Не было нужды смотреть на платье или выглядывающие из-под него босоножки. Это была Герда.

Его собственные мысли и страхи вылетели в трубу, это была она. И он видел верёвки, которыми её красивые кисти были крепко привязаны к ручкам стула. Те самые пальцы, крашеные лавандовым лаком, что так искусно массировали ему спину, сейчас оказались прижатыми к грязной мебели.

— Герда? Герда! — Он дёрнулся к ней, стремясь разорвать собственные путы, освободиться от верёвок и прийти на помощь ей. Приспособление, установленное перед его стулом, мешало хорошо её видеть, но всё же он заметил волнение, пробежавшее по её длинным локонам.

Она тоже приходила в себя, Кай видел это и безостановочно продолжал называть её по имени, он повторял два слога её имени и совершенно не думал над тем, что будет с ней, когда она откроет глаза. Сейчас его волновало только то, чтобы она окончательно пробудилась.

— Посмотри на меня, Герда! Посмотри! — Ремни мешали ему, но он изо всех сил старался высвободиться из их пленяющих объятий. — Подними голову, Герда! Это я! Я тут! Я с тобой!

Да, они действительно были вместе, но это никоим образом не меняло общей картины. От того, что они находились вместе, хватка верёвок ничуть не слабела, да и пугающее устройство прямо перед ним не теряло своей однозначности.

Каю показалось, что в один момент противное, надоедливое звучание зацикленной мелодии стало сильнее прежнего, и именно оно способствовало тому, что девушка окончательно очнулась. Она, как и он, первым делом попыталась опереться на руки, и, лишь убедившись в невозможности этого действия, стала поднимать голову.

После нескольких попыток ей удалось откинуть с глаз чёлку. Обычно Герда заправляла выбивающиеся локоны за уши, но сейчас они свисали грязными лохмами, обрамляя бледное лицо, ещё хранящее печать полного непонимания. Кай и представить себе не мог, что Герда может выглядеть столь уязвимой и беззащитной, но и его положение было не сильно лучше.

— Герда! Посмотри на меня! Давай, смотри только на меня! — Она всё равно увидит эти стены, увидит верёвки и ту страшную штуку, установленную возле Кая. Благо около неё ничего подобного не наблюдалось.

Герда подняла голову, и её большие карие глаза, про красоту и глубину которых он любил шептать ей на ушко, нашли его. Её взгляд, как стрелка компаса, сразу притянулся к магнитному полюсу его лица. Она напоминала послушного домашнего зверька, угодившего в западню, и от такого сравнения Кай сразу же пришёл в полнейшее отчаяние. Потому как её незащищённость полностью следовала из его невозможности хоть немного двинуться.

Он старался удержать её взгляд, сердечно желал, чтобы в этом страшном и абсолютно непонятном месте она смотрела только на него, но разве бредущий по высокому мосту может удержаться от того, чтобы не посмотреть себе под ноги? Карие глаза забегали по убогим стенам и тёмным углам, из которых пахло плесенью и разложением. Ещё недавно они были наполнены сном, теперь — слезами.

— Ммм… — Приглушённо донёсся до Кая звук её голоса. Лицо выражало вопрос, а губы между тем оставались плотно сдвинутыми.

— Да, девочка моя, смотри на меня и говори! Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь. — Он и сам был близок к слезам. Все его устремления сосредоточились исключительно на ней.

— Ммм… — Не размыкая рта, продолжала мычать Герда. — Ммм…

Догадка пришла к Каю ещё до того, как он сумел всё хорошо разглядеть, а увидев толстые нитки, вновь принялся кричать. Он просто выпускал воздух из лёгких, как будто это облегчало их совместную боль. Её губы были крепко сшиты.

Не имея возможности видеть собственное лицо, она тоже поняла, что с ней сделали. Герде удалось просунуть язык сквозь плотно стиснутые зубы и самым его кончиком нащупать несколько швов. Крик разрывал её горло, он заставлял челюсти раздвигаться, из-за чего нить натягивалась, и прошитые насквозь губы начинали кровоточить.

Кай разделял страдания Герды вместе с ней: эти губы часто бывали испачканы растаявшим шоколадом, она любила горький; во время их маленьких праздников она красила их помадой, предпочитая тёмные оттенки, которые так не вязались с лёгкими и цветочными платьями. Герда крутила головой, ни на что более не способная, а Кай надрывал горло за их обоих.

Искажённая динамиками мелодия вновь усилилась, визгливые ноты шпильками жалили слишком возбудившийся мозг Кая, а когда он понял, что больше не в состоянии тягаться с музыкой, бессильно свесил голову на грудь. Слёзы на щеках мешались со слюнями на подбородке и вместе падали на пропотевшую рубашку.

Герда мычала и несколько раз ударилась головой о спинку стула, от навязчивой мелодии чесались десны, и Кай принялся ожесточённо растирать их сухим языком. Он успокоит Герду, обязательно её успокоит, вот только пусть сначала прекратится эта надоевшая мелодия, непрерывное звучание которой совершенно отупляло. Ему казалось, что ни одной связной или логичной мысли никогда не появится в его голове.

Музыка не выключилась, просто стала тише, а потом из невидимых динамиков стал доноситься голос.

— Приветствую вас, мои голубки. Вам оказана великая честь оказаться сегодня в храме Купидона и проверить на прочность ту связь, что дана людям свыше и называется Любовь. — Если бы не причмокивания, то можно было предположить, что голос принадлежит какому-нибудь механическому существу из фантастических фильмов конца прошлого века. Изменённый динамиками и искривляющей акустикой замкнутого подвала он напоминал те объявления, что можно услышать на станциях метро. — Я дал вам время немного прийти в себя. Имейте в виду, что я достаточно долгое время ждал и очень надеюсь, что это время потрачено не впустую. Поэтому, если вы готовы, то мы можем приступать!

Герда глядела под потолок, откуда доносился голос. Её подбородок был усеян капельками крови, и она оставила попытки закричать. В её распоряжении остались только глаза и уши, и она очень внимательно впитывала в себя всё, что доносилось сверху.

— К чему приступать? — Правилами неведомой ему игры Кай был наделён возможностью говорить за них обоих. — И кто ты такой? Зачем мы привязаны и как очутились в этой дыре?!

На фоне приглушенной мелодии недолгое молчание прозвучало осуждением.

— Выбирай слова, Кай! Мне представлялось, что человек с твоим кругозором обязан понимать то, что оболочка не всегда отображает истинную суть предмета! Да, здесь ты видишь кирпичные стены, но не представляешь себе их наполнения. Это храм! Храм Купидона, в котором единственно царит Любовь. И сам я есть Купидон! — Голос полнился негодованием, но уже в следующую секунду сменился ласковостью. — Я всегда прощаю моим гостям гнев и вспыльчивость, ведь я искренне надеюсь на то, что они сумеют понять и принять моё испытание. Я не прошу от людей благодарности, но всё же они должны быть благодарными, потому что лишь я один в стенах собственного храма делаю их счастливыми. — Механический смешок сильно ковырнул по нервам. — Я и вас сделаю счастливыми и позволю найти ответ на самый главный вопрос жизни.

«Кай? Твой кругозор? Откуда ему всё это известно?» — Кай лихорадочно пытался хоть что-то понять.

— Я ничего не понимаю. — Безнадёжно пролепетал Кай, произнося это, он старался игнорировать размещённое над его руками приспособление.

— Поначалу никто не понимает. — Успокаивающе произнёс голос. — Поэтому из Хаоса и был создан Купидон. Эрос, Эрот, Амур, вечный спутник прекрасной Афродиты — я раскрываю людям глаза, я несу любовь и делаю этот мир лучше! Сейчас вы ещё не понимаете, как сильно вам двоим повезло, одно то, что вы стали гостями моего храма, говорит о том, что вы достойны этого. Я долго за вами наблюдал, я изучал ваши привычки, я смотрел, как в вашей квартирке расцветают ростки любовного семени, я видел, как вы ухаживаете за ними. И я решил выбрать вас, помочь довести это ответственное дело до конца.

Каю с трудом верилось, что это в самом деле происходит с ним, но ни в одном сне лицо Герды не могло выражать подобного испуга. К тому же сны никогда не пахли сыростью, потом и кровью. Герда часто-часто дышала, смотря преданными глазами в лицо озадаченного Кая. Ему показалось, или в их глубине поселилось маленькое предчувствие надежды?

— И что же нам предстоит сделать? — Вопрос Кая напрашивался уже давно, а параллельно с ним он пытался найти в переменившемся и жестоком мире хоть какую-нибудь точку опоры для себя и Герды. — К чему мы должны будем приступить?

Механический голос не изменился, но Кай не сомневался в том, что Купидону доставили удовольствие его вопросы.

— В храме Купидона гости проходят испытание своей любви. Только и всего. Не пугайся, Кай, тебе не придётся сражаться с драконом за свою принцессу, варварство подобного рода осталось в детских сказочках. Однако и моё испытание будет иметь достаточно глубокие корни. Нет ничего проще и нет ничего сложнее игры в «Вопросы и Ответы». Эрудиция, Кай, эрудиция и проверенная любовь — вот краеугольные камни, на которые должно опираться человечество! Эрудированным людям не нужна политика, любящим — нет нужды воевать! Всего две таких очевидных вещи, но ими принято пренебрегать. Я призван это исправить. — Снова причмокивание и звук облизываемых губ, видно, у Купидона очень быстро пересыхало в горле. — А ты, Кай, обладаешь эрудированным мозгом и прекрасной Гердой, и сейчас я проверю, насколько хорошо ты умеешь пользоваться первым и как сильно ценишь вторую.

«Вопросы-Ответы? Это уже напоминает Алису в Стране Чудес. В Стране удолбанных Чудес и механических маньяков. В Стране античного безумца и его садистских наклонностей».

— Это как… экзамен? — Привычное слово прозвучало в очень неподходящем контексте. — Ты будешь задавать мне вопросы, а я на них отвечать? — Кай покосился в ту сторону, откуда примерно доносился голос Купидона.

— И нет ничего проще этого. — Заверил его покровитель влюблённых.

Кай пребывал в нерешительности, но эрудиция, о которой так много распинался их пленитель, вкупе с инстинктом самосохранения подталкивали его к принятию предложения Купидона. Тем более он не знал, чем может грозить отказ. У них не было выбора. Герда едва заметно кивнула.

— И в чём будет заключаться этот экзамен? Какие… какие у него будут правила, ведь, как я понимаю, отказаться от него мы не можем? — Кай не верил, что после его вопроса на них развяжут верёвки и отпустят домой, но всё же не сумел промолчать. Какой бы хвалёной эрудицией он не обладал, это не мешало обыкновенной надежде проскальзывать в мыслях и отражаться в словах.

Механический голос снова переменил тембр, возможно, в нём можно было разобрать возмущение. Постоянные помехи и эхо не давали так же просто определять эмоции, как при общении вживую.

— Я ничего не навязываю своим гостям. В храме Купидона я не буду вас принуждать, однако в противном случае, вам просто не удастся выбраться из этой комнаты. — Голос констатировал факт. Для него ситуация имела только два возможных варианта действий, он был готов принять любой из них. Но решить должны были его гости.

Услышав о возможности остаться в душном кирпичном подвале навсегда, Герда возобновила попытки вырваться из верёвочных пут. Она скребла ногтями по подлокотникам стула, вертела головой и с новой силой пыталась разорвать нитки, сдерживающие её рот. Кай никак не мог ей помочь, находясь в связанном состоянии в другом конце комнаты, он не имел никаких иллюзий по поводу слов неведомого Купидона. Если они хотели в самом деле убраться из этого места оставалось лишь принять игру в Вопросы-Ответы. Только для начала он собирался прояснить все правила этой древней забавы.

— Хорошо. — От стонов Герды, от надоевшей мелодии, от слов похитившего их безумца у него кружилась голова, и его начинало подташнивать. Кай старался перебороть собственную слабость. — Мы сыграем в вопросы-ответы, но сначала проясним все детали. — Не зная, где располагается Купидон, Кай обращался к потолку. — Если игра, то должны быть правила. Я хочу узнать их перед тем, как мы начнём!

Из динамиков донеслись звуки, отдалённо напоминающие ликование.

— И нет ничего проще. — Снова повторил Купидон. — В моём храме не бывает лжи, а в моих словах не будет подводных камней. Конечно, я расскажу тебе правила. Чистые, честные, прозрачные! Всё как в доисторические времена! Я задам тебе десять вопросов, десять вопросов из разных тем. Я изучал тебя, Кай, поэтому можешь поверить, что ответы тебе наверняка знакомы.

«Слишком просто, он не договаривает! — Кай чувствовал, что уже попался в ловушку, но только никак не мог определить её границы. После того, что он видел кругом, ему не верилось, что всё будет так просто. — Всего десять вопросов, но что, если я затруднюсь с ответами?»

Не оставалось сомнений в том, что Купидон прекрасно представлял ход его мыслей, поэтому после небольшой паузы, внушившей пленникам возможный путь исхода, Купидон продолжил:

— За каждый твой правильный ответ я буду отрубать тебе палец. А если ошибёшься, я выстрелю ей в голову.

С миганием и треском загорелась лампочка, расположенная за спиной сидящей Герды, и в её свете отчётливо выступили из темноты угла металлические очертания дробовика, направленного ей ровно в висок. Повернув голову в ту сторону, её большие, карие глаза оказались на одном уровне с широким обрезом ствола, в глубине которого в смертельном ожидании замерли дробинки. Герда резко качнула головой вперёд, вжала её в плечи, попробовала оторвать стул от бетонного пола… Теперь кровь с её подбородка окрасила шею и добралась до разреза лёгкого платья.

Напуганный не в меньшей степени Кай остался совершенно равнодушным к её страданиям, потому как с полным понимаем теперь разглядывал устройство, установленное перед ним самим. Жуткий смысл конструкции, укреплённый словами Купидона, не оставлял никаких сомнений.

Руки Кая крепились на небольшой столешнице, зафиксированные на запястьях крепкими кожаными ремнями. Далее на каждый палец приходилось по две металлических скобы-перемычки, они в максимально разведённом положении закрепляли каждый палец: у его основания и в области ногтя. И над каждым пальцем возвышалась конструкция из металлических стержней с двумя направляющими, по которым должно было опускаться маленькое лезвие, расположенное в верхней части стержневой конструкции и удерживаемое в таком состоянии пружинным механизмом. Кай смотрел на десять гильотин, нацеленных на его пальцы. В соответствии с символикой Купидона заточенные пластины имели форму сердечек и опускались ровно на сустав, соединяющий нижнюю и среднюю фаланги пальцев.

«Он распял мои пальцы» — бессмысленно подумал Кай, продолжая изучать приспособление, прилаженное к его конечностям.

— Да, знаю, поначалу сводит с ума. — Механический голос выбрал дикторский тон. — Знаю, пугает и выглядит крайне отталкивающе, но такова цена истинной любви. Уже сейчас, Кай, ты мог бы начать кричать, чтобы я спустил крючок и дал тебе возможность уйти невредимым, но ты так не поступил. А ведь я могу, могу тебя услышать… Я ничего не решаю в вашем испытании, я лишь исполняю ту волю, что выходит из твоего рта. Я лишь наблюдатель и никак не главное действующее лицо. Я бы мог установить и второй дробовик позади твоего затылка, чтоб у тебя не было искушения закончить нашу игру в первом раунде, но я решил довериться вашим отношениям. Ваша пара смотрится сильными кандидатами, и мне будет жаль ошибиться в вас.

Пока из-под потолка нёсся голос пополам с помехами, Кай пытался высвободить пальцы. Они были потные и влажные, но, увы, недостаточно. Металлические перемычки острыми краями впивались в кожу, царапали ногти, но прочно держали каждый палец в индивидуальном захвате. Кай пробовал помочь им кистью, но и та оказалась практически неподвижной. Ему не удалась убрать пальцы с траектории лезвия.

— Твои попытки ни к чему не приведут, Кай. Но могу тебя немного успокоить: пока ты был без сознания, я ввёл тебе небольшое количество обезболивающего, возможно, сейчас ты чувствуешь головокружение или тошноту. Твоё сознание немного затуманено, но не настолько, чтобы полностью лишить тебя возможности думать. Ты не будешь чувствовать боли, ощущения станут притуплёнными. Ты практически ничего и не почувствуешь. Однако не стоит забывать про быстротечность действия подобных препаратов, по этой причине в твоих же интересах отвечать как можно скорее. — Купидон рассказывал об этом, словно вёл оживлённую торговлю поддержанными автомобилями на городской распродаже. Он сильно гордился своей предусмотрительностью и сноровкой. — Ну а насчёт Герды я тоже позаботился, пришлось зашить ей рот, чтобы она не кричала и не мешала тебе активно соображать. Ведь от твоих ответов не в последнюю очередь зависит и её жизнь тоже. Не так ли, детка?

Отвернувшаяся от дула дробовика Герда изучала руки Кая, зажатые и готовые к предстоящей разделке. Она вся зависела от Кая, от того, что тот предпочтёт, один только он имел в данный момент власть над её жизнью. И через какие бы мучения ему не предстояло пройти, она очень надеялась, что он выберет именно этот путь. Ей не хотелось умирать. А ещё больше не хотелось перед смертью мучительно страдать от увечий и той боли, что злее бешеных собак. Одна мольба заключалась в её глазах.

На самом краю она превратилась в эгоистку и желала лишь того, чтобы Кай не оказался таким же.

— Почему бы мне тогда просто не молчать? — Безнадёжностью Кая можно было наполнять межзвёздные пространства. — Почему мне не сидеть молча, не давать правильные или неправильные ответы?

— Потому что в один момент мне это надоест, и я нажму на все кнопки сразу. — Лаконично и спокойно ответил сокрытый Купидон. — Не в моих правилах вмешиваться в ход испытания, но всё же в моей власти ограничить его время. Не думай юлить и долгое время обдумывать ответы, Кай. Я буду предупреждать, когда время заканчивается.

Выбор без выбора, среди этих зол не было меньшего, обе дороги вели к одному завершению.

Конечно, у него была мыслишка. Мерзкая, поганая, дьявольская мыслишка завершить весь этот спектакль одним предложением, единственным неверным ответом… Он открыл рот и сквозь губы выплюнул слово:

— Давай.

Механический голос сразу ожил, послышались смешки и что-то вроде хлопков. Купидон ему аплодировал.

— И раз мы серьёзно перешли к испытанию, скажу тебе, Кай, что я в тебе не сомневался. Осталось проверить, насколько в вас самих крепка любовь, привёдшая вас в мой храм. Да начнутся игры. — На секунду визгливая мелодия возвысила свою громкость, резко ударив по ушам, затем она снова вернулась на прежний уровень. — Первый вопрос будет достаточно простым в честь нашей красавицы Герды!

Слово «нашей» Кай постарался пропустить, а ещё он сосредоточился исключительно на рисунке собственной рубашки. Пятнышко от кофе, нарушающее симметрию полосок, стало центром, на котором он решил сосредоточиться. Он боялся смотреть на Герду, хотя не сомневался в том, что она не отрывала от него глаз.

— Назови мне столицу Уругвая, Кай. — Первый вопрос слетел с потолка и достиг четырёх ушей.

Вопрос и в самом деле оказался простым, Кай сразу увидел правильный ответ, за ним не было нужды ходить далеко. Но ему нужно было собраться с собственной храбростью и врождённой боязнью боли, чтобы заставить себя говорить.

В момент наибольшего напряжения к нему стали приходить сонмы воспоминаний.

…Они гуляют по Набережной и ещё боятся держать друг друга за руки. Он купил два мороженых, и Герда успела испачкать нос и щёки ванильным пломбиром. Он находит это очаровательным и собирается ей про это сказать, как она неловким движением роняет свою порцию, и та моментально растекается по горячему асфальту… Кай отдаёт ей своё мороженое и потом, краснея, всё же говорит про испачканный нос и щёки…

— Монтевидео. — Отвечает он. И как бы ему хотелось сейчас оказаться на набережной и откусить холодного пломбира, но вместо этого в грязной кирпичной комнате раздаётся механическая похвала, а потом сжатая пружина высвобождает лезвие.

Тонкая пластина спокойно входит в сустав, навсегда отделяя мизинец на левой руке от всего остального туловища. Боль приходит, но по большей части она в голове, руки, кисти словно сильно заморожены и нервные рецепторы в них спят. Кай смотрит на отсечённый палец, и столешница над его коленями начинает наполняться кровью.

— Первый есть! Ваша любовь поднялась на одну ступень крепости, но сколько ещё идти? — Купидон сделал паузу, но, не дождавшись никакой реакции от Кая, продолжил. — Хорошо, посмотрим, что вопрос значится под номером два. Какой слоган у печенья, выпускаемого под маркой «Oreo»? Что они пишут на коробках? И какую фразу повторяют в рекламе?

А здесь Кай не сразу нашёлся с ответом, на этом вопросе ему пришлось включиться в процесс скорейшего копания в собственной голове. Слоган «Oreo», да кому вообще приходится запоминать такие вещи? Слоган, чёртов слоган всё ускользает от него! Три слова. Там точно три слова. И Кай точно помнил, что звучат они довольно пошло, но в каком порядке они идут? Лизни — печенье нужно лизнуть и макнуть в молоко. Лизни, обмакни и… и? И что-то третье… что ещё делали ужасно довольные люди в глупой рекламе?

— Кай? — Механический голос Купидона ворвался в его метящиеся мысли. — Ты начинаешь задерживать мяч на своей половине. Я начинаю тянуться к курку.

— Я вспоминаю! Вспоминаю, дай пару секунд. Дай немного времени, и я назову этот грёбаный слоган! — Выкрикнул Кай, а сам закрыл глаза.

Из многих тысяч к нему пришло одно воспоминание, заставившее его мысли двинуться в верном направлении.

…она абсолютно ничего не знала про Бэтмена и ей были неинтересны рассказы про него. А ещё ей не нравилось печенье «Oreo». Поэтому она осталась достаточно равнодушной к эпизоду биографии Тёмного Рыцаря, в котором он оставляет именно это печенье на могиле павшего Охотника…

Третье слово всплыло, пробуждённое воспоминанием.

— Облизни, обмакни, покрути… — Выпалил он и тут же спохватился. — Нет! Подожди нет, в другом порядке. Покрути, облизни, обмакни… — И снова звучало не совсем правильно. Кай чувствовал ошибку, не походило на оригинал, какое-то слово выбивалось из ряда. — Нет-нет, ещё раз… Покрути, облизни, обмакни…

— И всё же время истекает. — Жестоко констатировал Купидон. Его отрешённость полностью компенсировала их внутренние переживания и страдания. — Называй ответ, Кай.

Кай выстроил мысленно три слова в ряд. Одно рушило все остальные. Из-за одного он колебался и не мог прийти к верному ответу. Какое из них выглядело не так?

— Покрути, ЛИЗНИ, обмакни! В таком порядке! — Произнёс Кай, не контролируя громкость собственного голоса. Его крик отразился от стен, но главное заключалось в том, что на этот раз он был полностью уверен в выборе слов.

— Это было на грани, я уж собирался запустить дробовик, но твой верный ответ заставляет меня использовать другую кнопку. — На противоположном конце динамиков Купидон перевёл свои слова в действие и запустил пружинный механизм.

Второе сердечко безжалостной и проникающей гранью впилось в столешницу, пройдя сквозь кожу и сустав. Кай оказался не состоянии отвернуться, он наблюдал за уже двумя фонтанчиками, бьющими из его тела. Притупленная боль ощущалась неявным покалыванием, хотя на деле его руки должны были гореть огнём. Вид усечённого безымянного пальца наполнил сухое горло предчувствием рвоты.

Кай заставил себя оторваться от созерцания собственных увечий, его глаза сразу же нашли Герду. Она молила… Она упрашивала его… она возлагала на него слишком большие надежды, а он, он всегда считал себя много хуже того образа, что успел сложиться в её голове. Он не вынесет, он не сможет, он обязательно подведёт её… Наверное, ей нужно было с самого начала исходить из этого.

— Третий из десяти. — Вновь звучал искаженный голос садиста, наблюдающего за ними. — Под чьим авторством вышел роман «Холм Грёз»? Кто его написал?

Название оказалось знакомым, сюжет ускользал и, помнится, не сильно зацепил читавшего Кая. Эту книгу он держал в руках года четыре назад, а после прочтения совершенно в ней разочаровался и более не испытывал желания возвращаться к ней.

…он прочитал некоторые вещи, написанные Мэйченом, но более всего ему запомнился «Великий бог Пан». Он проглотил его буквально за два вечера, а потом с упоением и интонациями вслух прочитал для Герды. Для него роман искрился намёками и недосказанностями, создающими мистическую и таинственную атмосферу, Герда же не прониклась симпатией. Книжку она нашла скучной и не разделила упоения Кая… С тех пор он больше не обращался к творчеству Мэйчена…

— Его написал Артур Мэйчен. Или Мэкен, зависит от перевода.

— И этот вопрос дался тебе сравнительно просто, но всё же некоторое время ты размышлял. — Купидон считал себя должным реагировать на каждый полученный ответ, ему очень нравилась игра, и в ней не существовало мелочей, не достойных его комментария. — Осторожнее, Кай, не уходи в свои мысли слишком глубоко — курок на дробовике очень плавный.

Напоминание об оружии заставило Герду снова на него покоситься, она, увлечённая ответами Кая, совершенно выбросила из головы заряженную дробь. Она смотрела в провал ствола, когда третья гильотина совершила свой короткий маршрут и оставила Каю всего семь пальцев.

На левой руке у него остались только указательный и большой пальцы. Остальные мясными цилиндриками лежали на столешнице, заботливо оснащённой небольшими бортиками, не дававшими крови стекать на пол. Пока что не дававшими, потом крови однозначно станет больше, и она затопит всю столешницу.

— Вижу — крепка! Верю — сильна! Любовь ваша становится всё более ощутимой с каждым новым ходом, но главный вопрос в том, насколько крепкой и сильной она окажется в итоге. Четвёртый вопрос: какие команды играли в легендарном Стамбульском финале? Кто противостоял кому, Кай?

Сквозь обезболивающее начинали пробиваться первые приступы резкой боли, рука подрагивала и пульсировала, мозг постепенно улавливал подаваемые пальцами сигналы. А сквозь вихрь быстрых мыслей Каю снова виделась сцена из его прошлой жизни. Той жизни, когда они с Гердой только начинали любить друг друга и не догадывались, куда их может завести эта дорога.

…он перестал увлекаться футболом за несколько месяцев до того, как у них обозначились серьёзные отношения. Всё бы ничего, да только ему так и не удалось полностью залечить травмированную ногу — любое неверное движение моментально выводило его из строя. Он упрямился, долгое время не желал бросать игру с мячом. Хотя при беге приходилось закусывать губы, а на ногу надевать громоздкий бандаж с пружинной поддержкой. Она сумела вразумить его, ей удалось вытащить его из спортивного азарта, который иначе непременно обернулся бы переломом или рваными связками. Она заставила его повесить бутсы на гвоздь…

И пусть Кай на протяжении нескольких лет не проявлял ни малейшего интереса к событиям футбольного мира, но некоторые моменты навсегда отпечатываются в сознании. Он уже без опаски наступал на травмированную ногу, но никогда бы не забыл названия тех команд, что играли в Стамбуле.

— «Ливерпуль» и «Милан». Победа за англичанами в серии пенальти.

— Метко бьёшь, бесстрашный ковбой! — Купидону тоже был известен спортивный азарт. Однако его игра была куда серьёзнее футбола, что не мешало ему испытывать настоящее блаженство, наблюдая чудесную картину того, как на его глазах настоящая любовь укрепляется в теле привязанного к стулу юноши.

На этот раз Кай вздрогнул. Руку обожгло, пронзило, отделило… Разрез вышел не таким ровным, как на предыдущих пальцах. Ноготь указательного пальца указал в сторону Герды, чьё лицо было опущено и спрятано под россыпью длинных волос. Она не смотрела.

— А мы уже добрались до экватора! Юбилейный вопрос для гостей храма. Кай, ты готов продолжить? Судя по твоему выражению лица, анальгетик начинает терять свои свойства.

Кай не удостоил его ответом. Дурман в его голове уходил, а на его место претендовали красные волны, поднимающиеся от левой руки и готовые совершить полный и безапелляционный захват его нервной системы. Потными губами он сумел дотянуться до воротничка рубашки и впился в него зубами.

— Пятый вопрос. Серединный вопрос. — Из динамиков послышался треск, шуршала бумага, которую переворачивал Купидон, двигаясь по списку заготовленных вопросов. — В каком произведении использовалось Пенджабское лассо?

Вопрос благотворно повлиял на Кая, позволил на несколько мгновений оторваться от разрастающегося очага, в который всё больше и больше превращалась его левая конечность. Пенджабское лассо? Откуда он вообще может вспомнить такую мелочь?

Очищающийся от наркотика мозг услужливо окунул Кая в следующее видение.

Герда любила смотреть ужастики. Фильмы ужасов были её страстью, которую Кай никак не мог заставить себя разделить. Он их не переваривал на уровне жанра, но всё же иногда вынужден был идти на уступки, потому как именно взаимные уступки придавали устойчивости их отношениям. Он не удержал в голове названия того фильма, но отчётливо запомнил одно: более нигде в кинематографе призраков не делали красными. Это была единственная картина, где они имели этот цвет…

Призраки… А вернее один только призрак, который умел складывать из верёвки Пенджабское лассо.

— Это роман «Призрак оперы». Гастон Леру. Там использовался этот узел.

Мгновение тишины сменилось резким щелчком распрямляющейся пружины и сдавленным стоном Кая. Кромсающее лезвие поставило последнюю точку в истории его левой руки. Пять отточенных сердечек вонзились в столешницу, и кровь, наконец-то стала переливаться за бортики. Багровый кровепад струился на колени, на светлые джинсы Кая, которые он никогда не гладил, чем иной раз выводил из себя Герду. Но какими ничтожными казались их стычки среди кирпичных стен храма любви.

— Экватор пройден, мой эрудит, а обезболивающее практически отпустило твоё тело. Перед тем, как мы приступим ко второй половине испытания, перед тем как я задам ещё пять вопросов, может быть, ты хочешь что-нибудь сказать? Может, внутри себя ты уже пришёл к решению и готов выразить его? Кай? Я проверяю вашу любовь, но, если ты достиг предела, ты всегда можешь окончить нашу игру. — Купидону не было нужды продолжать, они знали, какой способ позволит Каю завершить игру и сохранить правую руку. Купидон замолк, впиваясь в экран и жалея о том, что он лично не может присутствовать в комнате собственного храма.

Из-под распущенных волос за Каем внимательно наблюдала Герда. Сейчас он скажет, скажет, что сдаётся и не будет больше отвечать на вопросы. И сразу же у неё возле головы грянет выстрел, и она его уже не услышит. Её знания оружия были достаточными для того, чтобы представить последствия выстрела из дробовика на таком ничтожном расстоянии. Собственно, ни о каких последствиях речи и не шло.

— Задавай быстрее свои вопросы. — Хрипел Кай, вместе с кровью из него уходили и силы, и воля. Как бы поступил больной ублюдок, если бы Кай скончался от потери крови прямо тут на этом стуле во время ответа на какой-нибудь вопрос? Вряд ли бы это спасло Герду, а значит, ему нужно было продержаться как можно большее количество времени.

— А ты крепче многих, которых мне довелось повидать. — Механический голос отдавал уважением, но ни грамма снисходительности в нём не прибавилось. — Шестой вопрос для тебя, Кай звучит так: перечисли три закона Кеплера. Законы Кеплера, Кай, уверен, они должны входить в зону твоей эрудиции.

Каю приходилось заставлять себя вспоминать, ещё пять лезвий висели над его пальцами, а рядом с виском Герды находился заряженный дробовик. Левой руки он успел лишиться, а для неё ещё оставалась небольшая возможность, заключённая в его памяти. Чтобы спасти её голову, ему нужно было хорошенько перетряхнуть собственную.

Законы Кеплера… к ним он не возвращался с младших курсов или всё-таки один раз ему приходилось сталкиваться с ними? И почему его возбуждённый болью мозг рисовал перед ним книжную полку, располагавшуюся возле их кровати?

…это были лекции по физике Фейнмана. Новое издание с цветными корешками и однотипными обложками. И там была картинка, изображавшая движение планет. И Герда всегда морщила носик, когда он принимался объяснять ей физику, которую она абсолютно не переносила. Однажды он взял лекции с полки и с умным видом стал читать ей краткие выдержки из них. Он переусердствовал, они чуть не поссорились. И потом книга долгое время, позабытая, лежала на кухне. И где-то на её страницах были записаны законы Кеплера…

Цифра три уже встречалась сегодня Каю, вот только в прошлый раз из трёх слов состоял слоган печенья, а в данный момент его лихорадило от мыслей о том, что он не сумеет назвать три закона Кеплера. К такому вопросу он был готов несколько лет назад на экзамене первого курса, но тогда спросили его совершенно о другом, а сейчас ему необходимо было вспомнить, что именно придумал Кеплер.

— Признаю, вопрос на самый простой, на этот раз я дам тебе немного больше времени, но всё же не бесконечное его количество. Помни, Кай, чем сильнее ты затягиваешь, тем ближе моя рука к кнопке курка.

Кай черпал собственные запасы эрудиции и памяти. Он собирался загибать пальцы, перечисляя законы, но был лишён и такой примитивной возможности.

— Первый: планеты движутся вокруг солнца не по окружности, а по эллипсу, в одном из фокусов которого располагается солнце. — Он судорожно дёрнул отрезком левого указательного пальца и скривился. — Второй… этот закон связывает скорость движения и расстояние до солнца. Чем ближе к солнцу планета, тем выше скорость её перемещения. Площади, заметаемые небесным телом за равные промежутки времени, в разных точках траектории оказываются равны. — Он видел перед собой диаграмму из учебника и пытался объяснить это словами. Как быть, если его просто напросто не поймут? — Третий закон говорит о том, что период обращения отдельно взятой планеты в полуторной степени зависит от наибольшего габарита эллиптической траектории. Всё! Три закона я выложил.

— Твои преподаватели физики могли бы гордиться оставшимися у тебя знаниями, хотя второй закон и сформулирован кривовато. Ты не оперируешь терминами «перигелий» и «афелий», но я засчитываю. — Конец фразы Купидона заглушили крики Кая, оставшегося без второго мизинца.

Сжавшаяся в комок Герда судорожно перевела дыхание. На этот раз она уже не сомневалась, что Кай ошибётся или не сможет вспомнить. Крик боли возвестил о том, что ответ вновь оказался верным, а она вдруг вспомнила о том, как любила потешаться над начитанностью Кая. Беззлобно и в шутку, но всё же теперь её единственно защищала его начитанность и то, что медики называют болевым порогом. Сколько он ещё сможет вытерпеть? Сколько правильных ответов она успеет услышать от него?

Стекающая по столешнице кровь быстро впитывалась в джинсу, спускалась по ногам всё ниже, пропитывала носки Кая, купленные ему на Новый Год Гердой, проникала в кроссовки и от них медленно растекалась по неровностям бетонного пола. Кай извивался, пытаясь отстраниться от боли, но та уже успела плотно к нему прилипнуть. Они уже составляли единое целое. Боль стала ему ближе Герды.

— Седьмой вопрос: музыкальный. Что за мелодия наполняет стены моего храма? Какое название у звучащей мелодии?

Кай сразу и не сообразил, что те звуки, с которых началось его пребывание в храме Купидона, представляют собой мелодию. Резкие, искажённые, отражённые, испорченные звуки вывели его из дремоты, он даже не задумывался над тем, что за ними может скрываться хоть какая-нибудь мелодия.

Цикличная запись не прекращалась ни на секунду их совместного заключения. Она наполняла каждый тяжкий момент и заставляла свербеть где-то в черепной коробке. Кай попытался сосредоточиться, уловить ритм, он задержал дыхание и вверил ушам их общую с Гердой судьбу, но внезапно вмешался Купидон.

— Узнаёшь, Кай? Узнаёшь, что за мелодия? Она звучит специально для вас! Что за дивные ноты!

Механический голос полностью перебивал звучание мелодии, он отвлекал и не давал вслушаться. Кай снова выпустил из себя воздух и стал пытаться опознать доносящееся из динамиков звуки, как его второй раз подряд отвлёк садист-Купидон.

— Никак не можешь узнать? Сколько времени ты её до этого слушал? Сколько было возможностей сосредоточиться на звучании? Ну же, Кай, после шести вопросов ты не можешь опознать мелодию?

— Заткнись-заткнись-заткнись! — Выкрикнул Кай, Купидон не давал ему слушать, отвлекал от мелодии, а между тем, время на ответ стремительно таяло. Каю удалось различить несколько последовательных нот, он цеплялся за них, он старался раскрутить их и заставить прозвучать в его голове цельным отрывком, но механический голос издевался над жалкими попытками его жалкого состояния.

…у Герды была маленькая гитара в три четверти. Она всегда стояла в раскрытом чехле под книжными полками, и по вечерам Герда любила брать её в руки. Кай не уставал наблюдать за тем, как её тонкие, ловкие, точные пальцы перебегали с одного лада на другой и плясали танец успокаивающих мелодий. Она знала не так много произведений и по большей части смущалась их играть, но, когда на неё находило гитарное настроение, он мог сидеть ночь напролёт, слушая её игру. Среди прочего была медленная, размеренная мелодия, специально адаптированная под струнный инструмент, потому как оригинал исполнялся на свирели…

— Что за мелодия? — В несчётный раз спросил Купидон.

— Одинокий пастух. — Ответил Кай, а в его голове звучали не это надрывное подобие, а чистые гитарные переборы умелых пальцев Герды.

— Ваша любовь крепка, но достигнет ли она абсолюта? — С этими словами Купидон запустил безжалостный механизм.

Герде захотелось кричать. Её собственная боль не помешала ей раздвинуть челюсти и присоединить своё мычание к рвущемуся наружу рёву Кая, давшего правильный ответ.

Купидон не ведал жалости, ему было известно, что боль — достойная и единственная плата на истинность чувств. Его усиленный динамиками голос перекрыл вопли теряющего рассудок Кая. Семь ступеней пройдено, эта пара очень близко подошла к заключительной стадии. В первую очередь ради них самих Купидон должен был продолжать испытание.

— Не сомневаюсь, что ты представил в своей голове Герду, играющую на гитаре «Одинокого пастуха». Весьма похвально, что ты сумел распознать мелодию при условиях местной акустики…

«Откуда он знает про Герду? Как ему известно про гитару? Он следил за ними, наблюдал, изучал их жизнь и параллельно с этим составлял для себя список вопросов? — Это одна из ясных мыслей пронеслась перед Каем. — А может, он заходил в нашу квартиру, когда нас там не было? Открывал наши шкафы, трогал своими грязными руками вещи? Всё это время мы беззаботно продолжали ходить на работу, готовить ужины и смотреть сериалы, а под нашими ногами уже начинала проваливаться земля. И эта распахнувшаяся яма, эта тайная слежка привела нас в гости к маниакально озабоченному выродку!»

Больше мыслей не было. Как и пальцев. Маленькие гильотины лишали его не только пальцев, но и частичек здравого рассудка. Сознание и чувство реальности выплёскивались вместе с кровью и стекали по светлой джинсе.

Всё это время Купидон безостановочно говорил:

— …но нас с вами ещё ждёт восхождение на Эмпирей любовного наслаждения, поэтому мой долг задать тебе следующий вопрос. Как у тебя с итальянским, Кай? Сумеешь перевести: «Lasciate ogni speranza»?

Он аж вспыхнул от негодования и одновременно вздрогнули все свежие обрубки. Подобный вопрос был самой настоящей издёвкой. Издевательством было в месте, подобном этому, дразнить его конкретно этой фразой. Конечно, Кай знал перевод, к тому же осознанно или нет, но Купидон подсказал ему, где искать ответ. Слово «Эмпирей» ему встречалось лишь в одном произведении.

…Падкий на красивые и звучные цитаты Кай имел специальную тетрадку, куда заносил особо выдающиеся образчики мыслей авторов различных эпох и жанров. «Lasciate ogni speranza» — эти три слова он думал нарисовать большими буквами и повесить в прихожей прямо над входной дверью. Ему показалось это забавным и антуражным, он предвкушал вопросы от всей гостей, заглядывающих к ним на выходных. Вот только Герда ни в какую не соглашалась. Узнав перевод, она сразу принялась отговаривать Кая. Она уверяла, это глупо; говорила, что нельзя шутить таким образом… В её изменившемся лице Кай читал отголоски суеверных предубеждений. Ему и не представлялось, что безобидная табличка со словами сможет её так сильно расстроить. Единственным предметом, что после этого разговора они повесили в прихожей, стала ключница в виде совы с глазами из пластиковых крышек…

Отчего же в храме любви эта самая надпись не выбита горящими буквами над входом?

— Оставь надежду навсегда… — Проговорил Кай вяло, пусть внутри него и происходило эмоциональное извержение. Возможно, именно внутренняя злость являлась тем спасательным кругом, не дающим ему полностью погрузиться в пучину красной боли.

— Мне грустно и радостно вопрос за вопросом констатировать верность даваемых тобой ответов, но таково испытание. И я знаю, что поступаю верно. И вы, оба, тоже сможете понять это, когда пройдёт время. Боль и недуги покидают тела, а вот перенесенный опыт и пройденный урок навсегда остаются с человеком.

— Да пошёл бы ты… — Вжик. Заточенное сердце разрывает сустав.

Путы на ногах немного ослабели, Кай изо всех сил бьётся коленом о плоскость столешницы. Сильнее, сильнее, сильнее… Лишь на мгновение избавиться от грызущего ощущения в руках, лишь бы боль переместилась в другое место… От его толчков собравшаяся на столешнице кровь приходит в движение, теперь не только струйки — полноценные потоки разбрызгиваются вокруг приделанного к полу стула. Кай хватается зубами за верхнюю пуговицу своей рубашки и отрывает её вместе с клоком ткани, он пытается прокусить плечо, пытается сделать себе больно в другом месте… Три, четыре, пять пальцев — ему не принадлежащих, чужих, ненужных — падают и слегка подпрыгивают на бетонном полу. Фантомная боль тянется за ними, он всё ещё связан со своими пальцами, длинная нервная нить передаёт в его увечные руки взрывающие мозг, отупляющие вспышки…

Он не слышит, он не реагирует, он — лишь впитывает в себя страдания, и через пелену ватного оцепенения, сквозь барьеры оборванных чувств, поверх его жалкого, распадающегося и отмирающего разума пробираются слова. Механические, монотонные, грубые они упрямо вдалбливаются к нему в голову, пока количественно не наполняются смыслом.

— Кай, уже почти всё. Ты проделал такой путь и останавливаться нельзя, восьми вопросов, увы, не хватит, чтобы спасти твою музу. Твою вдохновительницу. Два усилия, два небольших, смехотворных усилия, и двери храма распахнутся перед вами. Девятый вопрос: что говорили гладиаторы перед боем?

Кому приходилось хуже: рабу на арене в окружении хищников или ему, Каю, обречённому лишаться собственных конечностей в игре безумца? У кого из них было больше шансов на выживание? Да и хотелось ли ему жить после восьми правильных ответов?

На этот раз в голове Кая не хватило места для воспоминаний.

***

— Morituri te salutant, Caesar. — Прохрипел Кай. С этой стороны его голос тоже звучал механически и приглушено. Но то глаголила истина. — Идущие на смерть приветствуют тебя, Цезарь.

— Идущие на смерть приветствуют тебя… — Еле слышно повторил за ним Купидон, сидящий на самом краю стула. Он был увлечён процессом, он практически вжимался своим лицом в экраны нескольких мониторов, на которых была кирпичная комната.

Его миссия оказалась не напрасной! Как только он наткнулся на эту пару, то сразу почувствовал, что им знакома любовь! Что их сердца крепко связаны, что великое и могучее сопутствует их жизни! Правда, ещё оставался один вопрос, но Купидон уже не сомневался в Кае.

Ребром ладони, лишённой пальцев, он надавил на девятую кнопку. Дробовик сегодня не понадобится. Другой ладонью с едва выделяющимися фалангами он придвинул к себе поближе микрофон. От возбуждения и радостного предвкушения пройденного испытания он несколько раз провёл языком по губам. И задал последний вопрос.

— Скажи, Кай, ты действительно любишь её?