Читать онлайн
"Менты убойного отдела"

1.

Появись такая необходимость, Гера бы воспользовался... А чем бы он воспользовался? Мины и гранатометы отпадают сразу – могут быть случайные жертвы. Хотя настоящие преступники об этом особенно не задумываются. Яд и кинжал – слишком короткая дистанция. Яд вообще подразумевает тесные отношения. Как у Моцарта и Сальери, индуса и змеи, мужа и жены. Только Сократ употреблял продукт в чистом виде (философа видно издалека, говорят о нем люди пьющие), а во всех других случаях требует­ся дружеская пирушка, деловой ланч или семейный завтрак. (Лучше в постели, чтобы не слишком таскаться с телом.) Длин­ная дистанция по плечу Вильгельму Теллю и Робину Гуду, но именно поэтому кто-то из них и окажется под подозрением. Так что Гера выбрал бы среднюю дистанцию и пистолет с глушителем, что позволило бы затеряться в массе киллеров, как подпольному миллионеру Корейко в потоке бодрых совслужащих.

Принимая во внимание все вышесказанное, Георгий Шварцев никак не мог решить про себя, как ему следует относиться к заявлению академика Самохвалова. Трудно игнорировать автори­тет такого заслуженного ученого, особенно когда сам ничего в науке не смыслишь, но верить ему на слово не легче. Венедикт Игоревич заявил, будто располагает доказательствами того, что на него было совершено злодейское покушение. Причем с помощью торсионных полей. Кляня себя за дремучесть, Гера сразу взялся за физический словарь, но понятия "торсионные поля" там не оказалось. Наука развивается так быстро, что изданная пять лет назад книга уже устарела.

Использование при покушении "темными силами" новой высокой технологии вызвало живейший журналистский зуд. Гера не поле­нился добежать до ближайшей компьютерной фирмы и отыскать там диск по новейшей физике. Как он и предполагал, современный носитель информации располагал и новыми сведениями. Небольшой словарик терминов пояснил, что торсионные поля именуются так­же микролептонными или спинорными. Чувствуя близость разгад­ки, журналист быстренько нашел пояснение к микролептонным по­лям. Оказалось, что это "то же, что спинорные и торсионные". Стоило посмотреть термин "спинорное поле", как круг замкнулся все теми же тремя словами.

Тут Гера почувствовал себя немного одураченным и совершен­но заинтригованным. Если торсионные поля так опасны, то не разболтал ли уважаемый академик государственный секрет? Швар­цев немедленно позвонил приятелю из отдела науки и осторожно поинтересовался насчет этих самых полей. Скучным голосом при­ятель отослал его к АиФу за 96-й и "Российской газете" за 97-й годы.

Есть две вещи которые вызывают у Шварцева аллергию: ко­шачья шерсть и ковыряние в старых подшивках. Поэтому Гера раскрыл записную книжку (телефоны на все случаи жизни) и снял трубку.

– Добрый день. Венедикт Игоревич?

– Да-а. С кем имею честь?

– Журналист Георгий Шварцев.

– Из отдела науки? – спросил академик явно с каким-то под­текстом. – Что заканчивали?

– Железнодорожный институт, – Гера как-то не сообразил – что именно нужно соврать. Вдруг к Самохвалову без МГУ не пробить­ся? – Отдел криминала, я по поводу покушения...

– Железнодорожный? Очень хорошо, – голос ученого потеп­лел.

– Хорошо бы завтра...

– Завтра я свободен с двенадцати до часу. Не опаздывайте, потому что это время обеденного перерыва на семинаре. Знаете где расположена моя лаборатория?

– Конечно, – наконец-то сумел соврать Гера.

Кто бы мог подумать, загордился Шварцев, что образование "рельсы-шпалы" имеет в научной среде такое значение.

"Точность – вежливость кренделей", говорил один король дворовой шпаны по прозвищу Дыба. За эту поговорку он и лишил­ся зуба, когда коллега из соседнего двора принял ее на свой счет. При определенных обстоятельствах зубом Георгий пожерт­вовать мог, но сенсацией – ни за что. Поэтому он явился на встречу с академиком почти за час до назначенного времени. Послонявшись по коридорам Института общей информоэкологии, журналист набрел на зал, где проводился семинар. Тема его "О противометеоритной защите Земли" так же мало говорила Гере, как и название самого института. Видимо наука в наше время шагнула так далеко вперед, что рядом с табличкой у входа пора вывешивать и кое-какие пояснения.

Увидев, что академик Самохвалов сидит в президиуме, Швар­цев успокоился и от нечего делать стал слушать докладчиков. Ученые говорили почти понятно. Оказалось, что все более–менее заметные ямы на Земле создали метеориты. Может быть, кроме Манежной площади да Курской магнитной аномалии, где кратер вырыли вручную. А в разделе книги рекордов о самых больших неудачниках даже числится некий Смит, который, пересекая на лайнере океан, погиб от удара метеорита. Сначала Гера засом­невался, вдруг это была гайка с клотика? Но постепенно до не­го дошло все: и надвигающаяся метеоопасность, и благородное стремление ученых ее предотвратить. Небесное тело, способное расколоть Землю, как мачете кокос, по статистике настигнет нашу планету раз в 600 миллионов лет. Человечество, с момен­та, когда спустилось с деревьев, потеряло в безделье уже 50 тысяч лет. Времени осталось чуть-чуть.

Но спасение есть, его не может не быть. Еще Маркс приду­мал: "человечество ставит перед собой только такие задачи, которые может разрешить". Георгий до сих пор считал эту фор­мулу утверждением бессмысленным и голословным, как теорема Ферма. Но после смелого плана охотников за метеоритами... Ко­роче, если запустить кучу спутников с ядерными ракетами, то они эту заразу расстреляют в подлетное время. Некоторый опти­мизм вселяет и то обстоятельство, что на реализацию первого этапа достаточно потратить только годовой бюджет нашей стра­ны. Из чего вытекает, что американцы еще не дотумкали, как наилучшим способом растратить профицит своего ожиревшего бюд­жета. Но шанс перехватить инициативу и самим спасти челове­чество (в жизни, а не как обычно в кино) у них пока есть.

Глобальные идеи расширяют сознание. Так и хочется не зани­маться больше описанием грошовых кражонок, а ухватиться за серьезное дело. Расследовать убийство Кеннеди? Найти Янтарную комнату? Или взяться вообще за невозможное: выяснить куда по­девались деньги на детские пособия?

Заметив, что до перерыва осталось пять минут, Шварцев вы­шел в коридор чтобы перекурить и сосредоточиться на интервью. Обычно у людей так и бывает: работа – работой, а на глобалис­тику вроде налаживания контакта с инопланетными цивилизациями уходит время между ужином и сном. Георгий докурил, перебрал в уме все заготовленные вопросы и заглянул в зал. Самохвалова в президиуме не было. Другой, не столь опытный журналист, рас­терялся бы, а Гера смело двинулся по коридорам, расспрашивая всех встречных–поперечных. Отыскав лабораторию, Шварцев пос­тучался и, услышав слабый звук, приоткрыл створку. Внутри ца­рил сумрак.

– Венедикт Игоревич! Вы тут? Я журналист, мы вчера догово­рились.

Как известно, великие ученые такие рассеянные, что могут забыть и перепутать что угодно. Ты его, к примеру, ищешь в лаборатории, а он, наоборот, в баре ведет поучительную беседу с бокалом мартини.

Георгий нащупал на стене выключатель и зажег свет. Комната оказалась огромной. Газовые лампы осветили сомкнутый ряд сто­лов, заставленных приборами. Из вскрытых панелей торчали пуч­ки проводов. Реторты и колбочки наравне с книгами оккупирова­ли стеллажи вдоль стен, слева от входа стоял вполне домашний платяной шкаф. Несколько шкафов с реактивами и железками раз­деляли дальнюю часть помещения на секции. Шварцев вошел и двинулся вдоль ряда столов. Именно так он и представлял рабо­чее место ученого, неожиданным казался только запах. Вместо предполагаемой смеси аптеки со слесарной мастерской, в возду­хе кружил аромат свежего лимона. Неужели академик решил по­потчевать гостя чаем? Гера обогнул столы с оборудованием и заглянул в проход. Академик вовсе не резал лимон, скорее нао­борот, кто-то зарезал его. Самохвалов лежал на полу, раскинув руки, из раны на голове стекала кровь, образовывая большую лужу.

"А как выглядит убитый торсионным полем?" – пришла в голо­ву дурацкая мысль. Георгий наклонился и пощупал пульс. Еще теплая рука была совершенно безжизненной. Вдруг послышались пара коротких шагов и хлопок входной двери. Гера вскочил. Это мог быть убийца! Журналист бросился к двери и выглянул в ко­ридор. Оба конца его были пусты. Неужели почудилось?

2.

Впервые за время их совместной работы Волков задружил с девушкой. Его решили от сладкого не отрывать и оставили в Пи­тере. Вместо него прямо с дежурства вызвался ехать в команди­ровку Касанова, у которого гормон приключений всегда состав­лял в крови концентрацию, близкую к критической. Марина Солодец вытащил из-за стола с дня рождения тестя, а Толя Дубалис оказался на футбольном поле. Он мечтал дать местной преступ­ности еще один бой, но по правилам и даже в присутствии судьи. Победа, в которой никто из ментов ни секунды не сомне­вался, могла существенно решить вечную проблему ремонта слу­жебного помещения.

Спонтанность командировки легко объяснялась внезапным оза­рением высокого начальства. Оно вдруг решило, что внутри сис­темы необходим обмен опытом, и поэтому их убойный отдел кину­ли на горячее убийство в Новосибирске. Приятно, что именно их опыт был признан достойным распространения, но подбирать глу­харей за четыре тысячи километров глупо, считал майор Солодец, старший группы. Их в родном городе полно. Если уж так начальству загорелось, то могли бы отправить сыщиков на юг, в Сочи. Хоть еще не сезон, а все–таки теплее.

– Георгич, это все лажа, – заметил Марин, ворочаясь в со­седнем аэрофлотовском кресле. – Каким опытом мы можем поде­литься? Дубалис покажет, как работает головой, Вовчик – как клеит девчонок? На это никто казенные деньги тратить не ста­нет. Убитый кто?.. Академик? Значит не пошлая бытовуха, убий­ца наверняка обставился хорошо. Вывод: мы едем ловить глуха­ря.

– Согласен, – обронил Солодец.

– Я думаю, начальство решило Мухобора на пенсию сплавить. С нашей помощью.

– Мухобора? Этого отца отечественного сыска? На нем же вся милиция стоит и стоять будет!

– У нас от столпа до столба – один шаг и два выговора, – на ходу придумал поговорку Андрей.

– А если мы убийцу найдем?

– А ты не подумал, почему нас за Урал послали? Потому что жмуриков ближе нет? Потому что начальник нашего управления учился, занимался спортом или охотился с начальником местным. Если мы киллера возьмем, рапорт уйдет, что мы только меша­ли... Кто нас встречает?

– Капитан Петухов.

– Мешали капитану Петухову. Он станет майором, а Мухобор – пенсионером.

– Пива хочешь? – предложил Георгич, заметив подкравшуюся стюардессу с тележкой.

– Спать, – сказал Марин, утомленный размышлениями, – я еще не протрезвел от тестя. Он у меня холерик, даже за бутылкой гонит, будто на стрелку опаздывает.

Солодец оглянулся, но компанию составить было некому: Дубалис сопел, свесив голову, а Касанцев мечтал о новых ягодных местах. Тогда майор угостился коньяком и тоже постарался ус­нуть.

В аэропорт "Толмачево" самолет прибыл ранним утром. Сыщики вышли на летное поле отчаянно зевая, ведь на малой родине в Питере была еще глухая, слепая (темная) ночь. К парковке под­катил микроавтобус, из него выбрался милиционер в форме и встал у трапа, кого-то поджидая. Пассажиры обходили его, дружно отводя глаза. В другое время он всех бы задержал и на­верняка услышал много удивительных признаний, но сегодня Ми­хаил Витальевич был занят. Первому, кто посмотрел открыто, он протянул руку.

– Капитан Петухов!

– I don't understand.

– Майор Солодец, – из-за спины иностранца вынырнул свой. Майор представил соратников, а капитан пригласил гостей в микроавтобус.

Остальные пассажиры повеселели, а сыщики покатили в город. Солодец сел впереди рядом с Петуховым и вполголоса расспраши­вал о предстоящем деле. Дубалис словно и не просыпался, Марин стал подумывать о том, что теперь можно и пивка. Перед маши­ной возник первый городской проспект.

– Ни фига себе! – раздался вдруг восторженный крик Касано­вы. – Да это же настоящая улица красных фонарей!

Микроавтобус притормозил.

– Нет, Вовчик, – вздохнул Андрей, сочувствуя другу, – это просто светофоры заклинило.

Касанцев надвинул на глаза широкополую шляпу и не смотрел по сторонам, пока они не прибыли на место. Потому что дейс­твительность всегда грубее и подлее тонкой мечты.

– Номера двухместные или..? – спросил он, выходя из маши­ны.

– Извините, ребята, мы смогли выделить только одну комна­ту, – виновато сказал Михаил Витальевич. – И то техотдел пришлось себе на голову посадить.

– Да я думал, мы в гостиницу приехали, – пояснил Касанова, оглядевшись.

– Никаких гостиниц! – прошипел Солодец. – Проведем летучку и сразу "по коням". А ты, Касанцев, не надейся, что при удоб­ном случае будешь сбегать на "оперативную связь с агентом". Их у тебя тут нет и не будет, потому что ты с утра до вечера занят расследованием.

– Прошу в отделение, – Петухов широко распахнул двери. – Комната номер три.

Касанова свесил голову, заложил руки за спину и пошел впе­ред, как типичный арестант. Из-за этого Дубалису пришлось та­щить его сумку.

– Дело предстоит сложное, местные товарищи нам, конечно, будут помогать, – Солодец сделал жест в сторону Петухова, – но, видно, на многое рассчитывать не приходится.

Михаил Витальевич пожал плечами: чем богаты, тем и рады.

– Академик Самохвалов был убит вчера с помощью квантового генератора.

– А это что за хреновина? – не удержался Касанова.

Солодец вопросительно посмотрел на Петухова, но тот отвел взгляд.

– Пока не знаю, – признался Олег Георгиевич, – один черт, врезали сзади по башке.

– Понятно, – глубокомысленно протянул Касанцев.

– Может, вообще, бытовуха? – предположил Дубалис.

– Толя, из-за бытовухи нас бы сюда не послали, – заметил умный Марин.

– Отставить версии, – приказал Солодец. – Действуем так: я, Марин и Касанцев едем на место преступления знакомиться с обстановкой, поговорим с людьми.

– А я?

– Ты тоже поговоришь, – успокоил начальник Дубалиса, – в коридоре свидетель дожидается, это журналист, который обна­ружил труп. Фамилия – Шварцев. Допросишь. Все, пошли.

– Подожди, Георгич, – окликнул Толя шефа в дверях, – не зови пока.

– А в чем дело?

Дубалис подождал, когда Марин и Касанова вышли, расшнуро­вал кроссовки, снял безразмерные носки и высыпал из них в ур­ну несколько пригоршней пыли. Солодец выпучил глаза.

– Ты чего, Толя? В футбол как плуг играешь?

– Да нет, – старлей снова натянул обувь. – Я самолеты не люблю, укачивает меня, блевать тянет. А тут по телевизору экстрасенша выступала, говорит, дело в том, что не нужно от земли отрываться. Как этот... Антей. При необходимости насы­пать в носки...

– Ну и как?

– Помогло, – доверчиво улыбнулся Толя, – всю дорогу спал. Только ты ребятам не звони, а то ведь замучают.

– Ладно, – кивнул майор и вышел, задумавшись. Надо же – такой простой рецепт. Может, на обратном пути тоже попробо­вать?

3.

Солодец сковырнул ногтем бумажную ленту, опечатывающую дверь и ключом, взятым у Петухова, отпер дверь лаборатории. Тройка оперов вошла в храм науки.

– Ну тут и барахла! Если с каждого предмета снимать отпе­чатки пальцев, то эксперту работы на все лето.

– Сейчас же весна, – поправил Марин.

– Ну я и говорю, – согласился Касанова, – не в сезон рабо­ты.

– Местные ребята все запротоколировали, Петухов привезет материалы к обеду, – сказал Солодец. – А со слов капитана картина была такая: труп лежал тут, в проходе, головой к две­ри. Видите, кровь они специально для нас не убрали. А орудие убийства это... квантовое, оказалось в том шкафу у входа.

Вдруг что-то загудело и посыпались искры. Касанова убрал палец с кнопки и отскочил от прибора.

– Вова, ты так и нас здесь угробишь, – сказал Марин. – Вдруг это тоже генератор?

– Капитан Касанцев, прошу ничего не трогать и заниматься своими непосредственными обязанностями!

– Да, ладно, Георгич, я же просто так... Что ты на меня – Мухобора натравишь? Так он далеко.

– Выговор можно и по телефону получить, – глубокомысленно заметил начальник.

– Тогда я реактивчиками займусь, а? – смиренно спросил Касанцев, почувствовав себя учеником пятого класса, попавшим в химкласс без учителя.

– Тут до тебя химики побывали, – принюхался Марин. – Чем это пахнет? Дезоксирибонуклеиновой кислотой?

– Андрюха, я тобой горжусь, – воскликнул Касанова.

– Еще в школе запомнил, – небрежно бросил тот.

– Не дезой здесь пахнет, – поправил майор, – а лимоном. Этот запах занесен в протокол, как наличествовавший на месте преступления.

– Так это ж "Ферри"! – Марин схватил рядом со стола опро­кинутую бутыль чистящего средства.

– Надеюсь, коллеги сняли отпечатки пальцев, – пробормотал Солодец. – На орудии убийства при визуальном осмотре обнару­жены следы какой-то жидкости, пахнущей этим самым лимоном.

– Совсем охренели ученые, орудие убийства дезинфицируют, – Марин осторожно положил бутыль на прежнее место.

– Ясно, академика прихлопнула баба! Какой мужик догадается "Ферри" использовать?

– Опять ты за свое, Вова!

– А чо? Ну, может, холостяк какой... Согласись, Георгич, бабе это больше подходит.

– Подумаем.

– Здесь, кстати, масса всяких железок, – сказал Марин, взвешивая одну из них в руке, – зачем убийце понадобился ка­кой-то прибор?

– Схватил первое, что подвернулось? – предположил Касанцев.

– Надо с кем-то из сотрудников определить место, где нахо­дился прибор перед убийством, – майор достал записную книжку и записал ценную мысль.

– Академик – не малая шишка, у него и кабинет должен быть, не здесь же он все время проводил, – предположил Марин.

– Есть, рядом. Но там, по протоколу, все в порядке, ничего не пропало. Ключ у меня, зайдем? – спросил Солодец.

Кабинет был небольшой, со вкусом убранный. Марин порылся в бумагах на столе. Записная книжка и еженедельник, если тако­вые были, очевидно находились уже в деле. Касанова уже откро­венно скучал: ни реактивов, ни незнакомых кнопок в кабинете не наблюдалось.

– Раз академик – шишка, то у него и зам должен быть?

– Пошли, с замом поболтаем, – позвал Георгич.

Но в кабинете зама Кедрова оказалась молодая женщина в бе­лом халате.

– Я – младший научный сотрудник Иванова, а Сергей Сергеича вызвали на допрос к вам в милицию, там какое-то начальство из самой Москвы приехало! – сказала она.

– Как вас зовут, милая девушка? – вкрадчиво спросил Касанцев. – Не видели ли вы вчера здесь кого-нибудь подозрительно­го? Не ощущали ли запах дезоксирибонуклеиновой кислоты?

– Как это? – удивилась Иванова. – Разве она пахнет?

Касанова укоризненно посмотрел на Марина.

– Спасибо, девушка, извините, – вежливо сказал Солодец. – Вова, идем.

– Если что-нибудь вспомните, то мой контактный телефон 02 и... – не успев договорить, опер вновь оказался в коридоре.

– Я ж для дела!

– И чего мы сюда приперлись? – пробормотал Марин зевая. – Хватило бы дело почитать. Может, действительно, стоило в гос­тиницу, да отоспаться?

– По оперативной информации в институте есть очень прилич­ный и не дорогой буфет, – сообщил начальник. – По-моему нас­тало время перекусить.

– Согласен, – сказал Касанова, – силы нам понадобятся.

– Я не против, только у нас каждый обед – работа. Куда не зайдем, сразу на жулика или хулигана какого-нибудь натыкаем­ся.

– Здесь же ученые, солидный народ, – заметил Солодец. – Не должно быть тут жуликов.

– Ага, только убийцы, – хихикнул Касанцев.

– Не бойтесь, по моим сведениям, ученым зарплату дают еще реже, чем нам. Поэтому и дешевый буфет скорее всего пустой.

– А буфетчица? – подозрительно спросил Марин.

– Андрюха, буфетчицу я беру на себя, – вызвался Касанова, – если надо и обыщу, и задержу. И Дубалису надо чего-то прих­ватить.

– Он-то не голодный – всю дорогу спал, – сказал Марин. – А как говорил д'Артаньян, хороший сон заменяет плохой обед.

– Тоже со школы запомнил? – подозрительно спросил Георгич.

4.

Ощущение, действительно, было таким, словно он гулял боси­ком по проселочной дороге. Но тут есть и обратная сторона. Если путешествовать в темпе министра иностранных дел, то нос­ков не напасешься. Наверное, министрами становятся те, кого в самолетах не укачивает.

– Разрешите? – на пороге возник высокий чернявый парень в кожаной куртке. На одного автора популярных детективов похож.

– Журналист? Привет, заходи.

– Здравствуйте.

– Садись. Как зовут?

– Георгий Шварцев.

– Оперуполномоченный Дубалис.

– Меня вообще-то вчера допрашивали, так что я не знаю что рассказывать.

– А все сначала, – улыбнулся опер, – и подробненько.

– Позавчера, – послушно начал Гера, – я договорился с ака­демиком Самохваловым об интервью. Он назначил мне встречу в перерыве семинара по противометеоритной защите Земли, который как раз вчера и начался. Я подъехал чуть раньше, поэтому ми­нут двадцать просидел в зале заседаний, дожидаясь перерыва. А потом...

– Стоп. Интервью, значит, про метеориты?

– Нет. Про покушение.

– Так, так, уже теплее, – Дубалис наклонился вперед.

– Самохвалов недавно заявил, что на его жизнь покушались с помощью торсионного поля.

– А не квантового генератора? – уточнил Анатолий.

– Нет, я не путаю, я знаю, что такое квантовый генератор, – сказал Гера, не касаясь скользкой торсионной темы.

– Я тоже знаю, – быстро сказал Дубалис. – Судя по всему, академик в милицию с этим не обращался, ведь дело о покушении на убийство возбуждено не было.

Шварцев пожал плечами.

– Я постараюсь разузнать про это торсионное покушение, – совершенно спокойно заявил Дубалис и что-то себе записал. – А ты продолжай.

А опер не так прост, как выглядит, подумал Георгий, раз запросто оперирует словом "торсионный". Получается, что пи­терские менты пообразованней новосибирских журналистов.

– Самохвалов сидел в президиуме семинара, а минут за пять до перерыва я вышел покурить. Когда вернулся в зал, то Вене­дикт Игоревич уже ушел. Тогда я отправился искать его лабора­торию, у нас там была назначена встреча. Нашел дверь, посту­чал, никто не ответил. Я потянул за ручку – оказалось не за­перто, я вошел. Отыскал на косяке выключатель и зажег свет. На мой голос никто не откликался, и я из чистого любопытства решил осмотреть лабораторию. Когда обошел стол, то увидел Са­мохвалова на полу в луже крови. У него была разбита голова. Я наклонился пощупать пульс, в этот момент мне показалось, что я услышал звук хлопнувшей двери. Я вскочил, но никого не уви­дел, потом подбежал к двери (она, кстати, была распахнута) и выглянул в коридор. Там тоже никого не было. Затем из лабора­тории я вызвал милицию и скорую.

– Понятно. А квантовый генератор ты там видел?

– Там полно всяких приборов.

– А генератор?

– И генераторов полно.

– Выходит, орудия убийства ты не видел или ты не знаешь, как оно выглядит?

– Знаю.

– И я знаю, – сказал на всякий случай Дубалис. Что бы еще такое спросить, но не про науку, в которой черт ногу сломит! А паренек этот кажется подозрительным, вон как хорошо в уче­ных делах рубит.

– Вот тебе бумага, Георгий, нарисуй как выглядит лаборато­рия, отметь свой маршрут, место, где ты наклонился к трупу и так далее.

Шварцев пожал плечами, но, вспомнив, как его приятель старлей Соколов жаловался на нехватку фотопленки, решил, что как раз на съемку лаборатории ее у милиции и не хватило. Ина­че зачем рисунок, в котором ни одна прямая линия не похожа сама на себя.

– Позвольте вас побеспокоить вопросом? – после деликатного стука, который Дубалис даже не заметил, в комнату заглянул мужчина в галстуке и тройке, с дипломатом в руке.

– В каком смысле? – не понял опер.

– Простите, что не отрекомендовал себя сразу. Я – Кедров Сергей Сергеевич, заместитель академика Самохвалова, доктор математических наук, – посетитель протянул Анатолию визитку, исписанную званиями и должностями.

– И чего? – вертя в пальцах картонку, переспросил старший лейтенант.

– Я был вызван Петуховым Михаилом Витальевичем на 10 часов утра для более обстоятельной беседы по вчерашнему... преступ­лению, имевшему место быть на территории, так сказать, нашей лаборатории. Не соблаговолите ли вы теперь дать пояснения: здесь ли мне назначено, и имеете ли вы возможность и компе­тенцию принять меня по данному вопросу?

– А?

– Или я должен обратиться в другую инстанцию к другому от­ветственному сотруднику?

Дубалис не решился попросить повторить вопрос, да и вряд ли это прояснило бы суть дела. В растерянности он поглядел на журналиста.

– Это зам Самохвалова пришел на допрос, – пояснил тот.

– Ага, – сказал опер, – садитесь. Так значит вы работали вместе с покойным?

– Не смею утверждать, что области наших профессиональных интересов тождественны или хотя бы подобны. Я, видите ли, разрабатываю гипотезу о том, что группа вращений трехмерного Эвклидова пространства гомоморфна проективному пространству, а фундаментальная группа этого множества есть группа вычетов по модулю двух общих переменных. Венедикт Игоревич же предпо­читал более прикладные направления, – с легкой усмешкой ска­зал Кедров.

– Так вы не работали в лаборатории? – осторожно спросил старлей.

– Отчего же? – приподнял бровь Сергей Сергеевич.

Анатолий вновь посмотрел на Шварцева.

– Они занимались совершенно разными направлениями науки, но в одной лаборатории.

– Тут можно усматривать территориальное тождество, – подт­вердил ученый.

– Спроси у него: чем занимался академик? – попросил вконец деморализованный опер.

– Э-э-э, – Гера старался припомнить все умные слова, слы­шанные им на дне рождения в редакционном отделе науки. – Ка­кие прикладные проблемы Самохвалов считал достойными своего внимания? И как успешно продвигались его исследования в этих областях?

– Венедикт Игоревич был ученым широкого спектра интересов, видимо поэтому ему не составляло труда заниматься любой тема­тикой, которая была соответствующим образом подкреплена мате­риально–технической базой. Что касается успехов, то я не смею выступать в качестве эксперта в областях, где не имею приз­нанного научным сообществом авторитета.

– Академик занимался всем подряд, – перевел Гера, – глав­ное, чтоб это дело башляли.

– Ну и язык.., – вздохнул Дубалис. – И чо конкретно?

– Не могли бы вы, Сергей Сергеевич, назвать прикладную те­му, которой в последнее время Самохвалов уделял наибольшее внимание?

– Э-э-э.., – переход на прикладной язык давался ученому тоже с трудом. – Видите ли, недавно удалось пробить финанси­рование работ, связанных с физическим устранением процесса го­рения в больших масштабах.

– Это вы про летние пожары?

– Как раз сейчас наступает время наиболее вероятной час­тотной активности этого явления.

– Значит пожарные выбили из бюджета деньги на разработку новых способов тушения, – резюмировал Георгий. – Какой из них исследовал Самохвалов?

– Воздействие ультразвуковых волн определенной долготы и силы.

– Короче, – сказал журналист оперу, – наш покойный акаде­мик тушил пожары с помощью звука.

– Голосом что ли? – обалдел Дубалис. – Даже если у него был генеральский бас, разве огонь приказ выполнит?

– Нет, это ультразвук, как в радио. Правда человеческое ухо не способно на близкой дистанции переносить...

– По радио – пожары тушить? – уточнил Анатолий. – А еще говорят, что мы зря паек получаем!

– Еще что спросить?

– Во время убийства вы где находились? – напрямую обратил­ся старший лейтенант.

– Я был на семинаре и весь перерыв общался с коллегами, – запросто сказал математик.

– Большое спасибо, до свидания, – Дубалис радостно подп­рыгнул и пожал Кедрову руку.

– Прощайте, – уточнил Сергей Сергеевич.

– Ага, – Анатолий рухнул на стул, едва за ученым закрылась дверь. – Пропадем мы тут! Как таксист меж трех гаишников! Сведут нас математики с шариков–роликов.

Гера протянул оперу свой листок.

– Я, наверное, тоже пойду?

– А это что за абстракция? – схватился за сердце Анатолий.

– Трехмерный гомоморфный Эвклид?

– Схема, как просили.

Дубалис сгреб листок и отправил в корзину.

– Отставить! Будем действовать впредь только свободной формой нормального протокола.

– Хорошо, – согласился Гера и тихонько покинул помещение.

5.

Заканчивая запись разговора, Анатолий так разволновался, что выпил почти графин воды. В общий кабинет вернулись Солодец с Касановой и принесли товарищу пару бутербродов. Дубалис быстро умял их с остатками воды и откинулся на спинку стула.

– Ух, пропадем мы здесь! Во, посмотри, у меня даже глаз дергается!

– На кого? Журналиста или математика? – спросил Георгич.

– И кто мне этого ученого подогнал?

– Не смотри на меня, мы вместе летели в самолете, – напом­нил Касанцев. – Гостей для тебя приглашал капитан Петухов. А мы, между прочим, зря Кедрова на рабочем месте искали.

– Кстати, что он сообщил по делу? – Солодец взял листки протокола и сморщился. – Ничего не понимаю.

– Я тоже, – доверительным шепотом сообщил Анатолий. – Я чуть с этим доктором наук заикаться не стал. Хорошо, журна­лист задержался, он мне кое-что пересказал нормальным языком.

– Не думал, что Сергей Сергеевич окажется иностранцем!

– Не смешно, – твердо сказал Дубалис. – Я вам в другой раз на магнитофон нашу беседу запишу – очумеете! Предлагаю взять Шварцева к нам переводчиком... то есть экспертом по научным выражениям.

– А мы с Георгичем тоже с одним ученым разговор имели и ничего, живы и бодры.

– Нам удалось узнать кто еще в институте работал по той же теме, – сообщил Солодец. – Один адресок пошел пробивать Марин, а мы с Вовой посетили второго коллегу покойничка.

– Он, что, тоже шумом пожары тушил?

– Нет, Виктор Сафронович Буров занимался ультразвуком, но совсем в другой области. Я даже записал для памяти. Он, зна­чит, в оранжерее подводил к растениям специальные микрофоны. Когда у них кончалась влага...

– У микрофонов?! – Дубалис опять схватился за графин, но тот был пуст.

– Растений, – уточнил Георгич, – не перебивай. Когда кон­чается влага в почве, растения забирают ее из стебля. И при этом издают ультразвуки. Если их засечь, то можно узнать, когда пора поливать.

– Значит, Буров к пожарам отношения не имеет?

– Он очень зол на Самохвалова, который забрал у него при­емник ультразвуковых волн.

– Но не настолько, чтобы убить, – заметил Касанцев. – Если бы убийства происходили из-за недостатка оборудования, то мертвых академиков находили бы каждый день.

– Все-таки его надо проверить.

– Вот этим, Толя, ты и займись, нас-то он уже знает.

– Хватит с меня этих ультразвуков, пусть Андрей их щупает.

– Слушает, – поправил Солодец. – Что-то он запропал.

Открылась дверь и Марин явился словно на зов командира.

– Вы, конечно, уже тут? А мне достался разговорчивый фило­лог Сидоров, я еле отбился.

– Филолог? Будущее предсказывает?

– Будущее – это футурологи, Толя. Как ни странно, Сидоров занимается теорией тушения пожаров с точки зрения опыта миро­вой литературы. Дескать, отечественная поэзия – носитель на­родной мудрости: а лисички взяли спички, к морю синему пошли, море синее зажгли. Затем, как вы помните: Долго, долго кроко­дил море синее тушил пирогами и блинами, и сушеными гриба­ми...

– Интересно, у них был общий с Самохваловым фонд, или их финансировали отдельно?

– Какие блины с грибами? – возмутился Дубалис. – Кто за этот бред платить станет?

– Не скажи, – возразил Марин, – ученый филолог напомнил мне, что есть и другие истории, более удачные. Гулливер, нап­ример. Он действительно потушил пожар в покоях лилипутской королевы. И способ вполне народный, жаль только королева там больше не жила, запах ей, что ли, не нравился.

– Я с Толей согласен, – сказал Касанцев. – Такое ощущение, что все эти ученые перед нами дурака валяют. Кто звуком пожа­ры тушить предлагает, кто пирогами, другие растения слушают, метеориты ловят. Предлагаю во все это не лезть, а поискать обычные мотивы. В том смысле, что ученые тоже люди.

– А конкретнее?

– Пожалуйста: соседи. Вместе выпили и чего-нибудь не поде­лили.

– Вова, ты же не думаешь, что академики в коммуналках жи­вут? А в коттеджах – какие соседи?

– Какие-нибудь найдутся. Как и повод поссориться, – уве­рено продолжал Касанова. – А раз есть коттедж, то есть и нас­ледники, семья.

– Согласен, эти версии надо проверить, – сказал Солодец, – ты, Касанцев, этим и займешься. Остальным придется сосредото­читься на коллегах покойного. В момент убийства в институте проходил семинар, народу было полно. Я поговорю с участниками и организаторами, Дубалис и Марин будут отрабатывать на при­частность ученых и сотрудников лаборатории Самохвалова.

– Я не могу, – сказал вдруг Дубалис. – Я лучше семьей зай­мусь.

– Но у меня подход, – возразил Касанова.

– А я научные слова не понимаю. Они тебе нагло лепят, а ты стоишь, глазами хлопаешь. И не знаешь даже, когда подходящий момент по рогам врезать да в стойло! Разве так признания добьешься?

– Старший лейтенант Дубалис, приказываю вам о недозволен­ных методах дознания забыть навсегда. Или хотя бы до возвра­щения в Питер. – Георгич был на редкость серьезен. – Тут лю­бой мужичонка может оказаться светилом с мировым именем. Ни­каких: "по рогам"! За нами Мухобор! Его самого в стойло... в смысле на пенсию могут. Всем ясно?

– Так точно, товарищ майор.

В дверь постучали, и дежурный передал Георгичу бумагу.

– Медэксперты отличились. "Смерть гражданина Самохвалова

В. И. наступила в результате тупой травмы головы. Удар нане­сен по затылку сверху вниз тяжелым металлическим предметом с неровным краем. Предположительно – прибором лазером... "

– А я думал – квантовым генератором, – пробормотал Дубалис.

– Все думали, – поправил начальник.

– Может, запутка какая?

– Подождем бумагу от криминалиста. Надеюсь, там с названием не перепутают.

– По башке и есть по башке, какая разница?

– Я без переводчика Шварцева к ученым не пойду, – пробор­мотал Дубалис, – хоть под арест сажайте.

– Я тебя посажу, я тебе покажу!.. – Солодец яростно уста­вился на Анатолия, потом схватил телефон. – Я вот сейчас сни­му трубку, наберу Мухобора и трубку тебе дам.

– Не надо, Георгич, – попросил Марин, – не пугай Толю еще больше. А ты, Толя, не дергайся. Одного Шварцева нам для чет­верых мало. А четырех "переводчиков" нам никто не даст. Вы­вод: надо обходиться своими силами. Привлечем журналиста и составим разговорник.

– Словарь?

– Да, а по-научному это называется глоссарий. Записывай.

Дубалис с энтузиазмом придвинул к себе лист бумаги.

– Вчера был семинар? Пиши – сходняк. Ученый совет – токо­вище, защита диссертации – правилка, диспут – базар. Институт – малина, хаза, крыша.

– Точно, – подхватил мысль Касанова, – академик, естест­венно, авторитет. Директор – пахан. Завлаб – бригадир, лабо­рант – бык, коллега – братан. Соавтор, значит, подельник.

– Научный метод познания, – продолжил Марин, – это их по­нятия, доклад – малява, гипотеза – непонятка, несостоятельная гипотеза – лажа.

– Спасибо, ребята, – прослезился Дубалис, – теперь я снова смогу вести допросы.

– Допрашивать, запиши, – подводить экспериментальную базу под рабочую гипотезу.