Читать онлайн
"Стрит"

Атланта была столицей штата Джорджия и насчитывала чуть меньше 500 000 тысяч человек. Это был тихий город, несколько размеренный и ленивый. Пожалуй, лучшее место для тихой жизни. Так считали его горожане. Им нравилось жить и работать в Атланте. Нравилось заводить здесь семью и рожать детей.

Атланта была тихой столицей. Автобусы и метро ходят по расписанию, а громкие грабежи были столь редким явлением, что полиция, как думали мирные жители, попросту скучает. Каменные джунгли, скоростные трассы добавляли городу динамики и жизни, не позволяя ему заснуть, а зеленые парки и фонтаны создавали тот домашний уют, который необходим после тяжелого рабочего дня.

Однако ошибочно было думать, что в Атланте скучно. К ночи она просыпалась. Загорались фонари и подсветки, сверкающие тачки с громкой музыкой проносились по оживленной дороге, оставляя за собой красно-желтый луч фар. И в самом центре Атланты — его сердце, казино «Белый лебедь». Единственное казино. Огромное, роскошное, стоящее между пятизвездочными отелями и дорогими ресторанами. Там всегда играла музыка, всегда были люди в роскошных дорогих одеждах и на новеньких машинах. Девушки в длинных блестящих платьях в пол, в шубах и драгоценностях, мужчины — в костюмах от «Армани» и «Прада» с часами «Ролекс» на запястьях. В это казино стекались все сливки общества, криминальный мир и те простые жители Атланты, что решили попытать удачу.

Для гангстеров города казино было их местом. Оно было их логовом, их базой и домом, который прикрывал их. Для них «Белый лебедь» стало убежищем.

Криминал вообще очень любил Атланту. Любил ее тишину и спокойствие, любил продажных, в большинстве своем, копов. Любил покой. Здесь не велись войны группировок, сюда не приезжали новые банды в желании завоевать свое место «под солнцем». Атланта принадлежала лишь одному. Она принадлежала тому, кто владеет ее сердцем.

Однако для нее Атланта стала перспективным куском. Она видела этот город жадным, порочным, как и его люди. Предложи им казино — и они спустят туда все свои деньги. Создай сеть наркоторговли — и понадобятся реабилитационные центры, внедри проституцию — будет вспышка сифилиса и ВИЧа. Ей нравились такие перспективы. Ей нравился вкус власти и жадность, что веяли от каждого прохожего.

Она приехала в Атланту пару недель назад, с завороженным взглядом, практически с блеском, наблюдала за всеми, за каждым слоем общества. Она наблюдала за тем, кому сейчас принадлежит город. Бесшумной тенью следила, подбрасывала знаки о себе, которые невозможно было прочесть. Она стала призраком прошлого, что наконец настигает за совершенные ошибки. И ей нравилось вносить хаос в отлаженную систему, нравилось подмешивать карты и играть с судьбой. Ведь она точно знала, всегда знала, что все равно одержит победу. И она приехала, чтобы забрать все.

Так видела Атланту она.

Карла Бармс видела Атланту скучным городом со множеством серых людей. «Серый город, серые люди», — так она говорила, ничуть не кривя душой. Карла видела серые лица в забитом автобусе и метро, серые лица на работе, серые лица в магазинах, кино и ресторанах, и даже улыбки на этих серых лицах… Тоже были серыми. Карла не испытывала к родному городу любовь или ненависть, ей просто было скучно. Пресно. Как и вся ее жизнь, которая ограничивалась двумя местами: домом и работой, работой и домом. Иногда в свой маршрут Бармс добавляла продуктовый и книжный, изредка, кофейню с любимыми шоколадными булочками, реже — выставки.

Она не считала себя лучше других, не считала себя достойной чего-то большего. Но когда-то так было, когда-то давно, как будто в прошлой жизни. Сейчас Карла, что называется, «плывет по течению». Она живет от зарплаты до зарплаты еле-еле сводя концы с концами, живет, стараясь избегать общения с людьми — так было проще. И не важно — близкие, друзья или незнакомцы. Ей хватало одного хорошего знакомого.

Атланта была для нее одиноким городом, где не существовало подходящей пары, человека, что будет принимать ее такой, каким она уже успела стать, который будет ждать ее с работы, а в некоторые моменты просто молча обнимать, скрывая от всего внешнего мира.

Для Карлы в Атланте было холодно. Как и дома. Как и на работе. Как и в постели. Ей всегда было холодно одной.

По вечерам, когда она добиралась до дома, волоча легкие пакеты из магазина, она делала на скорую руку ужин и падала в постель, практически сразу засыпая, доживая до нового серого дня, не предвещающего ничего нового и интересного.

Так видела Атланту Карла…

***

Холодное нижнее помещение больницы, что называлось моргом, стало для Карлы Бармс чем-то вроде клетки. Довольно просторной клетки, с возможностью выбраться «на свет» и пообедать, или уйти домой поспать, за нахождение в которой ей платили. Но все равно клетки. Серые голые стены, холодильник с выдвижными ящиками, железными столами, где лежат тела. И запах. Бесконечно мерзкий запах разлагающейся плоти, иногда тухлой, иногда с сопутствующим зловонием выделений. Карлу это раздражало больше той гнили, что исходит от трупа. Работа патологоанатомом не была ее мечтой.

Она ненавидела самоубийц, в частности повешенных, что поступали с грязными штанами и неинтересными следами на шее.

Неинтересными.

Больше всего Карла любила принимать тела с неудавшихся операций. Было чертовски приятно разрезать скальпелем грудь, иногда проходясь по шрамам руководящего операционным процессом врача. Тогда Карла чувствовала себя хирургом. Самым настоящим, которым она была год назад. Но то было в прошлой жизни. Сейчас она здесь, внизу. В самом низу больницы, как Аид в своем аду. Но это ее ад. Ее и только. Здесь она был хозяйкой. Она знала, чье тело лежит в каждой ячейке, она знала причины смерти, она знала, почему хирург мистер Грей провалил операцию на сердце, и его пациент скончался. Поэтому «мистером» его называть совсем не хотелось.

Разрезая грудную клетку, ломая ребра и раскрывая доступ к внутренностям, Карла улыбнулась.

— Вот дурак. Такая глупая ошибка, не заметить тромб и не успеть его устранить, ты наверняка расстроен, да? — обращается Бармс к телу, что пару часов назад молилось в маленькой «церквушке» при больнице за удачный исход операции. — Столько переживать, столько молитв, выслушиваний хвастовства этого Грея и умереть так быстро и глупо, окруженный целой командой врачей, что не смогли тебе помочь. Очень глупо. А знаешь, что еще глупо? — Карла склонилась над дырою в теле, внимательно рассматривая органы ее собственного, и только ее, пациента. — Ты все равно умер бы от рака. Да-да, не смотри на меня так удивленно! — стеклянные глаза не двигались. Их принято было закрывать, но Карле нравилось, когда они были открыты, так она могла поговорить, представляя, что это еще живой человек. — Вот тут, видишь? — Бармс залезла обтянутой в синюю резиновую перчаткой рукою внутрь, приятно пощупывая органы и, отодвигая желудок, приближаясь к кишечнику. — Вот он. Рак кишечника. Точно. Его бы наверняка не заметили. После операции тебе дали бы стероидов, что убили бы либо до выписки, либо сразу после, и…

— Эй, Карла, опять со своими жмуриками болтаешь?

Бармс вздрогнула, резко оборачиваясь на спустившегося на ее территорию Джека Грея. Взгляд голубых глаз тут же падает на его белый больничный халат с бейджиком. На нем значится «хирург-ординатор». Внутри колет и Карла тут же выпрямляет спину, подбираясь и гордо вздергивая нос.

— Весь отчет я отправлю через нашу внутреннюю систему, но, если тебе так интересно, то ты облажался из-за тромба в сердце. А еще у него рак кишечника и…

— Да-да, Карла, — Грей закатывает глаза и без разрешения падает в крутящееся кресло. — Но я пришел спросить, возьмешь ли ты вторую смену. Гласман просит.

Бармс сжала губы в тонкую линию, презрительно щуря глаза. Гласман. Главврач больницы, который решил ее лицензии хирурга, когда умер сын мэра Атланты. Умер из-за нее. Из-за Карлы.

— Ладно, — Карла соглашается. Коротко, безэмоционально. Ночные смены проходят тихо и спокойно, как правило, а дополнительный заработок ей определенно не помешает. Приближается число платы за аренду квартиры, а на ее карточке осталось 167 долларов на продукты и проезд. Прискорбно.

Джек Грей спешно кивает и уходит, не вынося трупного запаха. Карла довольно улыбается на этот побег, гордо вскидывая подбородок, в голове произнося имя коллеги вновь и вновь, пробуя его на вкус и в который раз соглашаясь, что родители его не любили. Кто в здравом уме будет называть ребенка Джеком Греем?

— Имя такое же дебильное, как и он сам, согласен? — возвращается патологоанатом к телу, лежащему на столе. Оно молчит, не кивает, не моргает, не шевелит губами, но Карла знает, что тело согласно.

Бармс супилась, сопела и недовольно кривилась. Она точно знала, что Джек получит только выговор, в то время как ее уволили только из-за различия в статусе пациентов. Это было нечестно и одновременно с тем вполне справедливо. Их пациенты были разными. Определенные люди с определенной суммой денег на счете в банке имеют определенные привилегии. Кто-то считает, что это нечестно, но Карла думает, что таков закон их мира. В такие моменты она часто вспоминает фильм «2012», где во время конца света на спасательные корабли в первую очередь пускали богатых, а уже потом, на оставшиеся места, остальную часть населения их любимой Америки. «А что странного в такой последовательности? Эти спасательные ковчеги были построены на их деньги, так что вполне логично, что они имеют свои привилегии», — выдвинула однажды свою точку зрения Карла, которую, к ее большой неловкости, никто не поддержал. Тогда Бармс просто пожала плечами и постаралась забыть о той неприятной ситуации. И если Карла действительно забыла, не желая тратить на эту глупую тему свои переживания и нервы, то приятели, с которыми она тогда ходила в кино, навсегда запомнили эти ее странные рассуждения, которые они не могли и не хотели поддержать.

Изначально на Бармс лежала большая ответственность при более простой операции. И изначально она была обречена на провал. Все прилежащие артерии к воспаленному образованию, как показала послесмертная экспертиза, были столь тонкие, что такую операцию под силу было провести только опытному хирургу, а не интерну. В конечном итоге, Карла облажалась, за что и понесла вполне справедливую ответственность. Однако справедливость соизмерения ответа за свои действия не означала общую справедливость того, к чему Карла в итоге пришла и где оказалась. Слишком многое она положила на эту профессию, слишком много лет и денег этому отдано, и вытекли за ней слишком серьезные последствия.

Карла была готова вернуться в самое начало своего пути, готова была уехать на край света, но продолжить работать хирургом. Увы, но такой возможности ей не представилось. Ее перевели в самый низ, позволив иметь от прежней деятельности ту малую часть, что должна была греть ее сердце до самого конца.

Осталось немного. Зашить разрез, да написать отчет о результатах. Не самых интересных, но вполне радующих своей необычной находкой рака. Подобное бывает не часто.

Карла любила такие находки. Они интересны. От того Карла и ненавидит трупы стариков. Ненавидит не от того, что они некрасивые — мертвые не бывают красивыми — морщинистые, имеют свой своеобразный запах, а потому что они умирают от старости, от отказа или плохого функционирования органов. Это казалось Карле совершенно скучным.

Она вставила ребра, зашила плоть и убрала труп в холодильник. Из-под раковины в шкафчике Бармс выудила хлорку с тряпкой и, облачившись в новые перчатки, принялась протирать стол и инструменты. Запах гниющей плоти человека смешался с запахом химии, создавая нечто похожее на биологическое оружие. Голубые глаза Карлы защипало, выступили слезинки — защитная реакция роговицы, и девушка вытерла мокрую дорожку рукавом в белом халате без бейджика с надписью «хирург». Всего одна ошибка и годы учебы впустую…

— Ой! Ну что за запах! — раздался за спиной уже другой, женский, знакомый и не раздражающий голос.

— Саманта, — Карла оборачивается, часто моргая, прогоняя непослушные слезы. — Я дезинфицирую, ты не вовремя.

— Ты знаешь, что этим занимаются уборщицы? — девушка включила вентиляцию, от чего дьявольский, мерзкий, рокочущий звук заглушал собой все остальное.

Саманта Шо, единственная в больнице живая душа, что не бесила Карлу. Яркая, звонкая девушка со светящимися глазами и неиссякаемой энергией от чего-то притягивала.

— Они сюда не спускаются! — крикнула Бармс, пытаясь перекричать вентиляцию, которую не могли починить уже вторую неделю. Не выдерживая долго этого шума, что быстро начал действовать на нервы, она выключила источник раздражения, спокойно вздыхая, чувствуя, как напряжение начало отступать. — Так чего ты хотела?

— Вообще-то рабочий день закончен, думала подбросить тебя до дома.

— Гласман попросил остаться на ночь. Мой сменщик, видимо, заболел, или типо того. Так что я тут еще на сутки останусь, — Карла представила, как она лишается возможности прокатиться на Мерседесе Е-класса черного цвета. У Саманты была хорошая машина. Очень хорошая. И хоть Карла не разбиралась в марках автомобилей, она точно знал, что это новая модель, как и любая предыдущая тачка Шо, что заставляло ее удивленно вскидывать брови после каждой новой покупки Саманты.

Шо работала в лаборатории, ее зарплата не слишком отличалась от зарплаты Карлы, вот только пока Саманта покупает новые шикарные тачки, она, Бармс, вынуждена сводить концы с концами.

Ей было несколько совестно считать деньги подруги, и она успокаивала себя тем, что Шо замужем. Возможно, ее муж какой-то бизнесмен, имеющий возможность так баловать свою жену, в то время как одинокая Карла питалась макаронами вот уже неделю. Однако мужа подруги Бармс никогда не видела.

Саманта часто подвозила Карлу до дома после работы, когда их смены совпадали. Иногда они заезжали в кофейню, и Шо угощала подругу вкусными горячими булочками. Всегда одними и теми же. Шоколадными. С огромным количеством горячего темного бельгийского шоколада и корицы. Карла их обожала. Увы, но сегодня она будет вынуждена остаться без редкого лакомства.

— О боже, Карла! — воскликнула девушка, вскидывая руки, демонстрируя новенький браслет из розового золота. — Ты серьезно?! И так работаешь без выходных! А тут еще ночная!

— Ничего страшного. Ночью обычно спокойно.

— Ладно! Только не забудь поесть! — бросила Шо, прежде чем подняться по лестнице и выйти. Она ненавидела задерживаться на работе дольше положенного. Она не рвалась за переработками ради премии или повышения, она не стремилась показаться перед начальником в свете еще лучшем, чем есть на самом деле. По правде говоря, Карла считала ее далеко не самым ответственным сотрудником. Однако она была самой доброй из всех. Она была здесь еще три года назад, когда Бармс только-только пришла в клинику, будучи практикующим хирургом, самым молодым из всех. Саманта была к ней слишком добра и слишком любопытна. Ей просто понравилась Карла, как порой нравятся немного странные и необычные люди. Классический дуэт интроверта и экстраверта. Карла это поняла потом с течением времени.

И ей самой нравилась Саманта. Она не вписывалась в тот типаж людей, с которыми Бармс комфортно. Она не была тихой и спокойной. Она громкая, яркая и вездесущая, но при этом имеет ту притягательность, которая не бесила Карлу. Такое случалось редко.

Железная дверь захлопнулась, оставляя Бармс в компании мертвецов, преданных друзей, что всегда выслушают и не осудят. Только они быстро уходят, заменяясь другими, единожды прибывшими.

Карла, закончив уборку, упала на крутящееся кресло, откидываясь на спинку до такого, что чуть не упала на холодный кафель. Это было опасно. Одно падение и можно разбить затылок, а до самого утра сюда никто не спустится, значит давление в черепе убьет ее. От этих мыслей Карлу передернуло. Думать о такой скучной и глупой смерти совершенно не хочется. Вместо этого она берет свою сумку и поднимается из своей клетки наверх. Сначала на первый этаж, проходя мимо приемной, где все спокойно. Где люди смиренно ждут своей очереди с различными болячками: вот кто-то засунул в рот лампочку, уверенный в том, что сможет ее вытащить; кто-то держится за разбитую голову; еще кто-то из присутствующих определенно с вывихом локтя. Бармс вздыхает, скучая по такой жизни.

Она не любила общаться с людьми и успокаивать их, но любила взаимодействовать с живым телом, а еще любила видеть улыбку на лице своего пациента, когда он понимал, что вылечен, когда понимал, что боли больше не будет. Но Карла ненавидела сообщать дурные новости, например говорить о том, что пациент никогда больше не сможет есть самостоятельно, что ему понадобится зонд, что женщина не сможет иметь детей, или когда приходится объяснять причину, по которой пришлось отрезать часть руки. Карла это ненавидела. Но ненавидеть такие вещи было гораздо проще, чем неизбежность ненавидеть работать с мертвыми.

Карла вздохнула, внутри зашевелилась обида на саму себя за такую глупость как повреждение артерии, из-за чего ее пациент на ее первой самостоятельной операции погиб из-за нее. Глупо. Глупо и очень тупо. Тошнота подступила к горлу, перенося Бармс в тот день, когда простая операция обернулась кошмаром для нее самой. Карла быстрым шагом сорвалась в туалет, где подставила лицо под холодную воду из-под крана, жмуря глаза и до побеления в костяшках цепляясь за белый край раковины, и почти сразу выныривая с необходимостью терпеть поток настырных капель, что стекали по лицу вниз, впитываясь в черную водолазку под белым халатом. Девушка увидела свое отражение. Отражение бесконечно уставшего человека 27 лет. Худое лицо с острыми чертами, белая от малого нахождения на солнце кожа в совокупности с голубыми глазами создавала четкий контраст густых аккуратных бровей и каштановой шевелюры, чуть длиннее плеч, но сейчас мокрой и собранной в хвост. Она вполне походила на один из тех трупов, что препарирует каждый чертов день на протяжении последнего года.

Освежившись, подрагивая от холода прилипшей к телу водолазки, Карла дошла до пустой столовой. Буфетчица, преклонного возраста женщина в теле, отвлеклась от книги и устремила на посетителя недовольный взгляд. «Ну конечно, ей ведь придется поработать!», — тихо бурчит девушка, заказывая черный кофе. В животе заурчало от вкусного запаха булочки с корицей, что лежала на подносе прямо перед ней. Тягучая слюна стекла вниз по горлу от одного представления, насколько она будет вкусной разогретой.

— И булочку еще, — кивает Карла на поднос. Буфетчица берет выпечку щипцами и кладет в микроволновку, а до Карлы сразу доносится вкуснейший запах корицы. Эта булочка определенно стоит своих денег, а в совокупности с горячим горьким кофе получится вполне сносный перекус, чтобы продержаться эту ночь. Очень скучную ночь.

Бармс села у окошка, вглядываясь в ночную тишину на улице. Она потеряла счет времени. Было уже поздно. По дороге редко проезжали машины, но всегда на большой скорости, ослепляя своими бело-красными фарами, проносясь расплывчатой молнией. Карла смотрела на них, зачем-то считая, откладывая число в голове и пытаясь не заснуть. Фоном работал телевизор. Красивая молодая девушка, блондинка, рассказывала новости, начиная с политики и заканчивая событиями в Атланте. Резко заготовленный текст прерывается и включаются срочные новости. Карла отворачивается от окна и смотрит на экран, не двигая ни едиными мышцами на лице. Блондинка вещала о звуках стрельбы, о криках и, показывая видео с прямого включения, Бармс наблюдала за беготней по какой-то неизвестной улице, наблюдала лужи крови и черные пакеты, в которых, несомненно, лежали тела.

—…банда «Фениксы» устроила перестрелку с другой, еще неизвестной, группировкой… — речь ведущей была слишком эмоциональной и это начало раздражать Карлу.

«Фениксы» — эта группировка орудует в Атланте столько, сколько Карла себя помнила и столько же времени их пытаются поймать. Пытаются поймать их главаря. Карлу это смешило. Смешило до чертиков. Столько лет работы, столько денег и ресурсов, а в тюрьме оказываются шестерки, которые выходят на свободу спустя пару лет, и мэр их горячо любимого города лишь пожимает плечами и обещает решить эту проблему. Только обещает. И если пару лет назад все население города его недолюбливало, ожидая даты переизбрания, то после смерти единственного сына на операционном столе Бармс рейтинг мэра резко подскочил.

Вообще Карла не была уверена в искренней люби отца к сыну, иначе он отправил бы его в более дорогую платную клинику, однако подобные высказывания главврач попросил оставить при себе.

Обычно новости про так называемых «Фениксов» Карлу не волновали. Слишком привычно было слышать про них. ««Фениксы» ввезли десяток контрабандных автомобилей, сейчас полиция ведет расследование», ««Фениксы» уничтожили сеть азиатских СПА-салонов, которые, предположительно, занимались наркоторговлей. Полиция начала расследование». И многое другое. Многое. Карла так и не смогла понять, чем именно эта банда занимается: они что-то обносят, что-то ввозят и вывозят из города, штата и страны, бесчинствуют в городе, избавляясь от мешающих им людей, но Бармс не понимала сути. Хотела понять, но не могла. Давним давно ей это было интересно. Будучи подростком, когда некая подозрительная незаконная группировка только появилась в городе, юная Карла доставала занятого отца бесчисленными расспросами, но, не получая прямого ответа, поменяла интерес на раздражение, а со временем и вовсе на безразличие.

Однако сейчас Карла с интересом смотрела на экран телевизора в столовой. «Новая группировка» было чем-то новым, чем-то странным и непривычным. И отчего-то кровь внутри девушки закипала в предчувствии, что впереди что-то будет, случится что-то особенно интересное. Ей казалось, что жизнь в их тихом и спокойном городе скоро изменится.

«Фениксы» не были слишком уж видимыми, только в некоторых происшествиях выходили из тени. И в их время не было новостей о перестрелках и трупах в общественных местах. По правде говоря, трупы в принципе редко когда находили. Люди пропадали, люди, имеющие большую власть. Они пропадали резко, безосновательно, но с подозрительными письмами об отпуске и билетами на самолет. Их пытались искать, но не находили. Все знали, что они не вернутся. Все знали, что что-то случилось, но никто ничего не мог доказать.

Карлу это забавляло. Ее интересовал процесс и связи. Сколько надо людей, чтоб такое провернуть? Сколько надо денег, чтоб никто ничего не доказал? Какая должна быть эффективность в устранении, чтобы трупы не «всплыли»? Карла интересовалась этим раньше, но, так и не найдя ответов, оставила свое любопытство. И сейчас, смотря на сменяющиеся на телевизоре кровавые картинки с бегущей внизу строке «уберите от экрана беременных и детей» это любопытство вновь ожило в ней.

«Фениксы» не были видимыми большую часть своего существования, но из-за новой, неизвестной группировки, с них сорвали плащ-невидимку, под которую они больше не смогут спрятаться.

Кофе уже закончилось, от булочки остался только пакет, а стрелка на часах показывала на 3. Впереди еще вся ночная и дневная смена, и теперь Карла сожалела, что согласилась на просьбу Гласмана. «Карла, никогда больше не соглашайся ни за какие деньги!», — ругала себя девушка, поднимаясь со стула, беря сумку и возвращаясь в свой обитель мертвых.

Она проверяет свою рабочую почту, но новых писем по работе нет, значит можно попробовать поспать в кресле, смиренно надеясь, что она до самого утра никому не понадобится. Глаза слипались, тело обмякало, а голова упала на руки, которые Бармс сложила на столе, засыпая.

Однако, как только она начала проваливаться куда-то внутрь, в кроличью нору, железная дверь морга открылась и закрылась, громко хлопая.

— Карла! Карла! — это определенно была Саманта, Карла даже с закрытыми глазами в сонном состоянии могла ее узнать. Саманта влетела в морг, спустилась по лестнице и дернула Бармс за плечо, заставляя ее проснуться и выпрямиться.

— Господи, что ты здесь делаешь? — бурчала девушка, недовольно хмуря брови и зевая. Она почти заснула. Однако все ее раздражение прошло, стоило только Карле поднять на подругу глаза. Ее руки, ее футболка были в крови. Красной и липкой, свежей, она чувствовала запах и почти ощущала вкус меди во рту. — Боже! Ты ранена?!

Бармс вскакивает, хватает Саманту за предплечья и заставляет ее сесть. — Позвать кого-то?

Шо смотрит на Карлу мокрыми глазами, цепляясь за нее дрожащими руками:

— Нет-нет! Никого. Ты мне нужна! Идем, скорее! — она вновь подскочила на ноги, не выпуская из своей хватки Карлу и утягивая за собой к двери.

— Что? Нет, подожди! Куда? Что происходит? — Карла только и успевает схватить свою сумку прежде, чем она все же поддалась подруге.

На первом этаже, минуя пост охраны и коридор ожидания, Карла отметила одинокую тишину. Больница практически пуста, и Карле не хочется уходить. По закону подлости она обязательно кому-нибудь понадобится. Однако Саманта продолжала уверенно ее тянуть, но не к главному входу, а к черному, запасному. Минуя камеры наблюдения, минуя всех, кто еще был на своем посту. Темный коридор, бетонные ступени, железная дверь и холод. На улице ветер задувал под тонкий халат и не слишком согревающую водолазку. Капал мелкий дождь, и девушка с горечью отметила, что опять промокнет, что ткань опять будет мерзко липнуть к телу. Карла смотрела на свою сумку в руках и думала о том, что надо было взять не ее, а пальто. На улице темно, холодно и дождливо. Карла не любила такую погоду. Правильнее будет сказать, ненавидела. И она чувствовала себя слишком неправильно из-за выхода из зоны собственного комфорта.

— Быстрее! — крикнула Саманта, что выпустила ее руку и сейчас стояла у своей машины. Карла спохватилась, не слишком уверенно срываясь с места и залезая на переднее сиденье. Не успела она пристегнуться, как подруга вдавила педаль газа в пол.

— Ты мне объяснишь, наконец, куда мы едем и почему ты в крови? Чья это кровь, Саманта? — Карла хмурилась. Она следила за Шо и дорогой, явно чувствуя себя некомфортно, тревожно. И тревожность эта нарастала. Отчего-то хотелось запомнить дорогу: каждый поворот и каждый светофор, каждый переход… В голове крутилось слово, подсвечено угрожающим красным светом «ОПАСНО».

Карла обернулась назад. Ей казалось, что за ними следят или как минимум преследуют. Другое объяснение такой спешке найти она не могла. Бармс не умела водить, но ненавидела, когда гонят сверх положенной нормы. Она ненавидела нарушения правил дорожного движения, хотя была уверен, что сама бы она нарушал их ежедневно. Поэтому и не водила.

Погоню Карла так и не обнаружила, зато заметила бардак, что творился на заднем сиденье. Она поморщилась, намереваясь отвернуться. Бармс ненавидела такой бардак. В машине Саманты же он был всегда: лифчик, несколько пар туфель с разными каблуками, кроссовки, какая-то красная куртка и плед, множество пакетов, сумка, рюкзак и чулки. Карла хотела отвернуться, пока ее взгляд не зацепился за что-то черное и холодное. Она была уверена, что это на ощупь холодное. Ледяное и точно тяжелое.

Пистолет.

Карла ни с чем бы его не спутала. Это был не какой-то средний калибр, которые девушки приобретают для самообороны, это был пистолет с глушителем мелкого калибра. Голубые глаза пустым взглядом уставились куда-то в сторону. Она развернулась и села лицом вперед, все также невидяще смотря куда-то вдаль.

— Саманта, это что-то связанное с сегодняшней перестрелкой и твоими дорогими машинами и украшениями, да? Это связано с «Фениксами»? — ее голос хрипел, как бы Бармс ни старалась сохранять контроль. Теперь она начала понимать, во что влипла.

Шо напряглась, сжимая губы в тонкую линию и натягивая каждую мышцу на лице, ее руки вцепились в руль настолько, что, Карла была в этом уверена, если бы произошла авария, в которой они перевернутся раза 4, руки подруги все также останутся держаться за руль, но уже отдельно от тела.

— Это связано с людьми, которым нужна твоя помощь. На этом все.

— Я тебе собака, что ли? Я пошла только из-за дружбы с тобой, а теперь ты меня просто затыкаешь? Прекрасно! Тогда тебе лучше остановить машину. Не хочу с тобой ехать, — страх перерос в раздражение и злобу. Такие же неконтролирующие.

— Черт! — Саманта явно нервничала, и эта ее нервозность усиливалась с каждым словом Бармс. — Ладно! Да! Я состою в «Фениксах», появилась какая-то новая группировка, с которой мы сегодня столкнулись. Мой муж, Джек, и другие наши люди ранены. Это огнестрел, и мы не может отвести их в скорую. Ты нужна как хирург, — ее карие глаза посмотрели в чистейшую синеву. — Ты очень нужна, Карла. И ты единственная, кому я могу доверять. Джек много крови потерял и… — они остановились на светофоре, и Бармс отвернулась к окну, только сейчас замечая, что каменные джунгли остались где-то позади. Вокруг них небольшие пятиэтажные дома — они отъезжают от центра. —…ты можешь отказаться, конечно. Глупо лишать тебя этого выбора. Но… Ему нужна операция! Ты же хирург!

— И ты решила, что я соглашусь на помощь гангстерам, пойду как соучастник только потому, что соскучилась по операциям? — Карла не отворачивалась от окна, продолжая смотреть на стекающие по стеклу капли. Дождь продолжал стучать, успокаивая и немного расслабляя.

— Джек умрет, — отчаянье в голосе Саманты не трогало ее сердце. Сочувствие было в ней вырезано еще при рождении. По крайней мере так говорили все, кто хоть немного ее знал. Так говорил отец.

Карла опустила взгляд на свои руки, рассматривая пальцы, пальцы хирурга, которые больше не спасают. Она хмыкнула:

— Вообще… Ты права, я действительно соскучилась по операциям, — Бармс улыбнулась, и улыбка эта не была из тех, что вызывала теплые чувства. Карла не умела улыбаться, это ей говорил бывший. Но улыбка эта была искренней.

Карла была хирургом. Талантливым. С фотографической памятью. Она раньше остальных поступила в институт, раньше других начала практиковать и раньше других закончила карьеру, не успев ее начать. И теперь, пройдя через все насмешки коллег, пройдя через злость и разочарования отца, теперь Карле было плевать, где именно и кого она будет оперировать. Она хирург. А хирурги оперируют.