"Фея Амазонки". Тайна алмаза

Столица Суринама.

Апрель месяц. 9 часов утра.

********

Самолёт приземлился на запасном аэродроме столицы Суринама городе Парамарибо, и я сразу заметил крайнее запустение проходного пассажирского терминала. Нас встретило обычное двухэтажное здание с башней диспетчеров: в открытом настежь ангаре пылились три самолёта допотопной внешности, к которым, по всей видимости, уже давно не прикасалась рука механика. Рядом стоял разобранный на запчасти немецкий Фокке-Вульф, и я ещё, помнится, удивился, откуда здесь в Южной Америке это чудо техники, если учесть, что со времён войны прошло два десятилетия?

После приземления нас разместили в местной обветшалой гостинице.

Так как Алексей Степанович, руководитель экспедиции, ушёл на встречу со своим коллегой по Географическому Обществу, захватив с собой наши визы и документы, то я заглянул в номер Семёна, который располагался по коридору напротив. Гостиница в это время года была полупустой и свободных номеров насчитывалась едва ли не дюжина на весь этаж. Войдя к Семёну, я застал его за распаковкой рюкзака и с довольно кислым выражением лица.

- Судя по твоей физиономии, тебя что-то удручает, друг мой, - пошутил я, не найдя ничего лучшего, чтобы развеять его печаль после удушливого перелёта и, оглядев комнату, отметил про себя, что убогостью она ничем не отличается от моей.

- У тебя душевой тоже нет? – откликнулся он, озабоченно почесав затылок.

- Забудь. Я так подозреваю, что местные жители здесь вообще не пользуются душевыми, благо океан рукой подать – брейся, мойся, купайся круглый год.

- Похоже на то. Может, и мы сходим, ополоснёмся? Ты как?

- Я и сам хотел тебе это предложить. Только нужно Валю забрать с собой, а то её тут мухи сожрут. Кстати, ты сильно не распаковывайся. Я слышал, как наш начальник экспедиции предупреждал управляющего гостиницей, что мы в этой дыре не пробудем и трёх дней.

- Знаю. Когда закупим всё оснащение, сразу двинем на джипах к плоскогорью. Он уже отправил проводников в город, договариваться о поставках, а мне наказал быть всем к вечеру внизу в буфете. Разрешил сходить на пляж, покупаться в волнах Атлантики.

- Миша с Колей уже там?

- Ещё бы! – хохотнул Семён, очевидно меняя настроение в лучшую сторону. – Бросили рюкзаки и сразу помчались вниз, не дожидаясь, пока мы тут распакуемся. Сказали, будут ждать нас под каким-нибудь грибком с уже холодным пивом.

Прошла горничная с ведром в руке и, улыбнувшись, пролепетала что-то на своём птичьем языке. Миновав комнату Боровского, нашего угрюмого и подозрительного фотографа, за дверью которой было необычайно тихо, я постучался в Валин номер.

Она была уже готова и смотрелась в купальнике довольно очаровательно, гораздо красивее виденной мною горничной. Изрядно устав после перелёта, она, тем не менее, выглядела потрясающе, отчего я тут же немного позавидовал Коле.

- Твой горе-ухажёр бросил тебя и умчался к океану? Даже не предложил помочь распаковать вещи? – спросил я, оглядывая такую же пустую и мрачную комнату. Здесь у неё хоть работал вентилятор.

- Да нет! – отмахнулась она энергичным жестом. – Ты же его знаешь. Они с Мишей присмотрят нам топчаны, прежде чем мы появимся на пляже. Ну что? Я готова.

Спустя несколько минут мы шли по булыжной мостовой, обрамлённой со всех сторон диковинными пальмами и кустами восхитительных орхидей, направляясь к пляжу вслед за остальными немногочисленными туристами.

В гостинице из нашей группы не осталось никого.

…Колесо роковой фортуны совершило первый оборот вокруг своей оси.

********

Огромная водная масса океана, тянувшаяся до горизонта, напрочь лишала каких-либо эмоций кроме восторга и потрясения своим величием. Ленивые волны накатывались на песчаную полоску пляжа, который извивался ломаной линией и прятался где-то в буйных зарослях пальм. Всё выглядело девственно чисто, величаво и первобытно, словно ты оказался выброшенным на берег три столетия назад.

Тут же стояли вкопанные в песке столики, жарились шашлыки и благоухал аромат фруктовых напитков, отчего у всех окружающих с аппетитом раздувались ноздри: кругом гомонили, смеялись, слушали из маленьких радиоприёмников бразильскую самбу, плескались в волнах и играли в пляжные игры. Подбегая к нам, счастливый Коля едва не получил по затылку пролетевшим волейбольным мячом, но удачно присев, оказался перед Валей, прежде чем та успела опомниться.

- Буэнос диос, господа! – заорал он весёлым голосом, очевидно уже успев искупаться, поскольку был мокрым и в волосах застряли мелкие ракушки. – Водичка обалдеть! – подхватывая Валю под руку и вручая ей сморщенные щупальца кальмара, потащил он к стоящим неподалёку топчанам.

- Ты уже нырял в океан? – с завистью накинулась на него Валя. Коля виновато потупился и приготовился спрятать голову в песок, как это обычно делают страусы в пампасах совсем иного континента. – Я же тебя просила просто топчаны занять, а купаться могли бы вместе! – Голос у неё был суровый, но глаза смеялись, глядя на провинившегося незадачливого ухажёра.

- А Миша где?

– Столик нам занял. А я на топчаны полотенца положил, чтоб видно было…

Спустя несколько минут мы уже потягивали из узких бокалов светлое пенистое пиво и созерцали под навесом из пальм всю великую мощь океана. Миша, как галантный джентльмен предложил Вале какой-то вычурный коктейль с соломинкой и, пробуя его первый раз в жизни, Валя зажмурилась от удовольствия. Скверное настроение от унылой гостиницы вмиг улетучилось, а когда мы всей оравой, счастливые и весёлые кинулись в волны Атлантики, восторгу нашему не было предела. О предстоящих трудностях похода через девственные джунгли никто из нас в тот миг не задумывался, как, впрочем, и об ожидающих опасностях. Единственное, что слегка омрачало душу, это присутствие загадочного Боровского в нашей команде, ведь с первой нашей вылазки в город он не удосужился пойти вместе с нами, что наводило на определённые мысли. Ну да бог с ним, думали мы тогда, плескаясь в волнах могучего океана наравне с другими туристами.

Вечером, отдохнувшие и весьма довольные, мы покидали пляж в компании других отдыхающих, которые наводнили вечернюю столицу, которая, на удивление, засверкала разноцветной иллюминацией на радость детям и нашей Валечке. Весь пляж светился гирляндами огней, отовсюду звучали ритмы бразильской румбы, но мы хотели успеть к ужину, поделившись впечатлениями с Алексеем Степановичем.

- С документами всё в порядке, ребята, - объявил он, когда мы собрались в буфете первого этажа и взахлёб рассказали ему о своих первых впечатлениях на южном континенте. Ужин нам подали за общий стол, где кроме нас ещё трапезничали несколько туристов из разных мест.

- Через бразильскую границу переедем без проблем, там уже таможенники предупреждены, спасибо моему другу, всё уладил как нельзя лучше. И если бы не наши проводники, не знаю, на какое время мы задержались бы. Хваткие ребята, скажу я вам. Я им вручил список, и они поехали по разным магазинам затовариваться продуктами, снаряжением и прочим необходимым для долгого похода вдоль берегов Амазонки. Всё снаряжение привезут завтра утром сюда в гостиницу. Мой друг предоставил нам два джипа и микроавтобус с водителями. Послезавтра выезжаем во всей экипировке. Нам придётся проехать через всю страну, благо Суринам государство небольшое, с двумя остановками: в городе Браунсвег и перед самой границей с Бразилией ещё один, нужно посмотреть по карте. Коля, - обратился он к Зайчику, как все его называли в нашей команде, - сбегай в мой номер, принеси, пожалуйста, карту – сейчас как раз и посмотрим.

Парень подмигнул Валюше, умчался наверх, а когда спустя несколько минут спустился вниз, лицо его выражало озабоченность и недоумение.

- Что случилось? – приподнялись мы, сразу почувствовав что-то недоброе. Профессор вопросительно посмотрел на Колю.

- Там это… - развёл он руками.

- Что?

- Ваш номер…

- Что, номер?

Коля сглотнул комок и обвёл всех озадаченным взглядом:

- Раскрыт настежь и всё перевёрнуто, будто ураган прошёлся.

Мы не поняли смысл его слов, а когда до нас дошло, вскочили все разом.

И только тут мы, наконец, уяснили, что именно нас терзало весь вечер за столом…

- Где наш фотограф? – спросил за всех профессор, обращаясь скорее к летающим мухам, нежели к сидящим за столом. – Он-то с вами ходил на пляж?

- Нет, - ответил Семён. – Мы думали, он по вашему указанию уехал с проводниками за провизией.

Наступила долгая пауза. Каждый думал о своём и об одном и том же.

Боровский исчез. Номер перевёрнут вверх ногами, будто там искали что-то очень важное и необходимое.

- Боже! – воскликнул Алексей Степанович, - там же карты нашего маршрута!

- Где?

- В тумбочке! Я сложил все наши документы, запас валюты и карты в один большой пакет.

Все ошеломлённо переглянулись.

Что-то нехорошее, тягостное и давящее завитало в воздухе.

Эффект Допплера: будущее может влиять на прошлое.

…Как покажут дальнейшие события, этот факт и впрямь имеет тенденцию воплощаться в жизнь.

********

Ранним утром мы все собрались за завтраком подвести свои первые неутешительные итоги ещё не начавшейся экспедиции. Предстоял долгий нудный день приготовления к походу. Боровский так и не появился. Проводники должны были вот-вот приехать на джипах с полным списком закупленного снаряжения, геологического оборудования и провизии с расчётом на два месяца маршрута через джунгли до ближайших берилловых приисков Минас-Жейрас. Всё оставшееся вчера время перед сном мы помогали профессору убираться в номере, безрезультатно искали карты, документы и деньги, а когда обратились с претензиями к управляющему гостиницы, тот лишь развёл руками. Ключи от номеров он отдал нам в руки, и чужие на наш этаж не поднимались, за исключением горничной, которая, разумеется, была вне подозрений. Замок в номере был профессионально вскрыт и, очевидно, пока мы купались в океане, а начальник экспедиции ездил в город, Боровский, воспользовавшись удобным случаем, обчистил комнату, прихватив с собой все ценные для похода вещи.

- Может, ему нужно было попасть сюда в Южную Америку, и он, прикрываясь экспедицией, вошёл к вам в доверие и добрался до Суринама? – предположил Коля-Зайчик, обращаясь к Алексею Степановичу. За столом царило угнетённое состояние ещё толком не начавшегося похода. Валя ковыряла вилкой в салате, Миша, как всегда, невозмутимо и молча потягивал кофе, Коля не находил себе места, а мы с Семёном перебирали оставшиеся документы в надежде найти ответ на вопросы.

Коля, всё ещё продолжая размышлять, подкидывал всё новую и новую идею:

- Может, ему вообще куда-нибудь в Аргентину нужно было? Вот он и скрылся.

- Сомневаюсь насчёт Аргентины, - безнадёжно вздохнул Алексей Степанович. – Виза с пропуском действительна только в Суринаме и Бразилии, а на обратном пути – в Гайане.

- Денег много было? – полюбопытствовал Семён, никогда не имевший привычки заглядывать в чужой карман.

- Слава богу, основную часть я отдал проводникам на закупку снаряжения и продуктов, часть раздал вам на отдых, остальное держал в тумбочке на обратный путь. Голландские гульдены, доллары…

Повисла гнетущая тишина. Затем профессор встал и обвёл нас всех решительным взглядом:

- Значит так, друзья мои. Я отправляюсь к своему приятелю за деньгами – уверен, он не оставит в беде ещё не начавшуюся экспедицию, а вы дождитесь близнецов и разгрузите все вещи. Валюша, дочка, на тебе вся сортировка и разборка всего мелкого, что мы рассуём по карманам.

Это был второй день, можно сказать, уже неформально начавшейся экспедиции.

Что будет дальше – одному богу известно.

Или Боровскому.

… Это кому как.

********

Одна карта предстоящего маршрута, основная и скрупулёзно выверенная циркулями, логарифмическими линейками и транспортирами у Алексея Степановича всё же осталась. О ней не знал никто, даже Семён. Просто наш забывчивый профессор уложил её на самое дно своего рюкзака и сохранял её на случай потери остальных, что, в общем-то, и случилось. Уехав к своему другу и нашему теперь невольному спонсору, он размножил её на копировальном аппарате (чуде техники, о котором мы в 1966 году ещё слыхом не слыхивали) и, вернувшись, отдал по экземпляру Семёну с проводниками. Первая проблема была решена. Вторая, денежная и финансовая, тоже разрешилась, благодаря его загадочному приятелю из Географического Общества, так что у нас снова «развязались» руки и мы могли без лишней суеты собираться в дорогу, чем, собственно, и занимались два оставшихся дня перед выездом на джипах к Гвианскому плоскогорью.

Двигаясь по руслу реки Кумина, мы должны будем выйти к слиянию трёх рек, неся пешком на себе палатки, спальные мешки, продукты и прочее снаряжение. Хорошо, что основную ношу возьмут на себя проводники, привыкшие к таким длительным переходам через джунгли ещё с детства. Продвигаясь по девственным лесам и сельве, мы попытаемся выйти к притоку Амазонки, реке Риу-Негру, чтобы затем, вверх по течению достичь реки Риу-Бранку, где мы выйдем из джунглей и окажемся у берилловых приисков Минас-Жейрас. Там нас через два месяца должны будут ждать те же машины, которые доставили нас к границе с Бразилией.

Так как мы на обратном пути будем продвигаться по территории страны Гайана, то Алексей Степанович заранее принял меры через своего друга, договорившись с гайанской таможней, а там уже, собственно, рукой подать и до столицы, города Джорджтаун. Дальше самолёт до Лиссабона и – домой. В родные пенаты.

Таков был план нашего маршрута в целом, но каждый из нас, несомненно, понимал, что такое джунгли, что такое сельва, и сколько непредвиденных ситуаций уготовано нам за два месяца путешествия.

Благополучно добравшись до границы, где нас уже ждали предупреждённые таможенники, мы без особых затруднений пересекли её, и оказались в Бразилии.

…Зловещее колесо фортуны совершило ещё один оборот вокруг своей оси.

Глава 2-я.

Гвианское плоскогорье.

Первый день экспедиции.

********

Обидус…

Этот, в общем-то, уже разрастающийся в 1966 году город, стал нашим последним пристанищем перед двумя месяцами ожидавшей нас неизвестности. Наши проводники оказались хорошими парнями в прямом смысле этого слова. После пересечения плоскогорья, которое мы едва захватили своим маршрутом за не полных три дня, они сами предложили себя в качестве носильщиков, когда мы переложили вещи с лошадей на свои плечи. Лошади нам понадобятся ещё где-то с неделю, пока мы будем углубляться вниз по течению реки, а затем, скорее всего, отдадим их какому-нибудь местному племени, взамен получив воду и необходимые продукты, которые могут подходить к концу по мере нашего углубления в джунгли. Меня и Мишу отрядили присматривать за Валей, хотя девушка чувствовала себя прекрасно среди компании мужчин и абсолютно не стеснялась, когда дело касалось личной территории комфорта. Джипы и микроавтобус мы оставили в Обидусе, договорившись с водителями о нашей встрече через два месяца у границы с Гайаной. Если по истечении шестидесяти дней мы не выйдем к условленной точке, то они должны будут связаться со спасательной командой, которая заранее будет оповещена всё тем же загадочным другом профессора.

Хотя прививки от столбняка и малярии мы сделали ещё в Лиссабоне, Валя, тем не менее, несла с собой довольно объёмную сумку с медикаментами на случай каких-либо повреждений, ран или заражений от бесчисленных насекомых, спасение от которых мы находили в специальном отваре, приготовляемом на костре нашими братьями-близнецами.

Коля-Зайчик успевал везде, скорее, больше путаясь под ногами, желая угодить то проводникам, то помочь Валюше, то подсобить Семёну или Алексею Степановичу. Когда мы покидали Обидус и вечером последнего дня перед выходом в джунгли сидели в местной пивнушке, Коля, ввалившись внутрь, отвесил Вале галантный поклон и что-то протянул на ладони, со словами:

- Ангел мой, прими подарок, едва ноги унёс. Хотели обчистить до копейки, но я-то знаю цену этому камешку.

На Валиной ладошке сверкнул небольшой кругляшок поразительно красного, можно сказать, кровавого цвета.

- Ру-бин! – изрёк Зайчик, растягивая и смакуя слово, придавая ему значимость, словно он только что был вынут из короны какого-нибудь императора.

Мы с недоверием переглянулись и все вместе склонились над сувениром. Валя ахнула и потянулась к Коле, а он со значимым видом откинулся на спинку стула и поведал нам:

- Иду, значит, никого не трогаю. Подходят двое, что-то лопочут по-своему, а я же без переводчика ни гу-гу, мол, чего плиз желаете, господа индейцы? Они мне тыкают этот камешек и показывают на пальцах, мол, двадцать долларов и он твой. Но я-то разбираюсь, где стекляшка, а где настоящее сокровище. Нет, говорю, господа дикари, повертев его в руках, больше десятки не дам.

- И что? – ещё раз ахнула Валя. – Купил эту прелесть всего за десятку?

- Да и за сотню бы купил, козочка моя, мне для тебя ничего не жалко.

В это время Семён подмигнул всем за столом и, едва сдерживаясь от хохота, закатил глаза к потолку. Коля, тем временем, всё больше и больше входил в роль миллионера, осыпая наперёд свою ненаглядную будущими сокровищами всея земли. А когда его красноречие, наконец, слегка угасло, Семён под всеобщий хохот объявил, что наш неудачный коммерсант купил за десять долларов обыкновенный кусочек мозаики от детского калейдоскопа, красная цена которому от силы пятьдесят центов. Тут уж засмеялась и Валюша, наблюдая, как сконфуженно озирается по сторонам её горе-ухажёр в поиске своих аферистов.

После того, как мы вдоволь насмеялись и все хором обсудили классификацию данного искусственного изделия, Алексей Степанович вернулся к прерванному разговору, задумчиво наблюдая за бильярдным столом, где развивалась самая настоящая битва среди местных титанов.

- Давайте так, друзья мои. Мы прекрасно понимаем, какие трудности ожидают нас впереди. Джунгли есть джунгли, и надеяться только на проводников я вам решительно не рекомендую. Нас ждут встречи с ягуарами, пумами, анакондами, арапаимами…

- А это кто такие и с чем их едят? – оживился быстро отходящий Коля, будучи вознаграждённым поощрительным поцелуем Вали.

- Это, Коленька, огромная рыбина с зубами, с которой нам придётся столкнуться в водах Амазонки и её притоков, когда мы будем пересекать маршрут на плотах. О пираньях я молчу, вы все знаете их репутацию, но и арапаиму не стоит сбрасывать со счёта. Я позже расскажу о ней подробнее, а сейчас предлагаю другое. Меня натолкнула на эту мысль только что принесённая Колей вещица. В течение этих двух месяцев, всё, что мы будем находить под ногами, в болотах, в осыпающихся оползнях, всё, что представляет относительную ценность, пока мы не достигнем приисков, будем складывать в отдельно заведённый нами мешочек. Крупинки золота, камушки, артефакты или статуэтки древних народов, в общем, всё, что мы будем подбирать по той или иной причине. У нас есть Юра, - он подмигнул мне, - и он как раз по этой части, вот у него и будут находиться в рюкзаке все наши драгоценные находки. А перечень собранных вещиц будешь вести именно ты, Коля, поскольку стал нашим первым изыскателем. Согласен? – улыбнулся он, видя, как Зайчик вновь наполняется значительной важностью.

- А почему не Сёма?

- На Семёна ложиться обязанность ежедневного протоколирования и занесения на карту прохождения нами маршрута. Пятнадцать – двадцать километров каждый день, я думаю, мы вполне способны вынести. Днём небольшой привал, вечером ужин и ночёвка. Дежурить по ночам будем по очереди, каждые два часа, чтобы на отдых оставалось минимум шесть часов. А вот когда уже пересядем на плоты, времени будет больше, нас просто будет нести течением, и к берегу приставать мы будем только на ночлег. Но это вы и сами знаете – не раз уже обсуждали.

Он вынул из рюкзака холщёвый мешочек, напоминающий кисет для табака с вышитым гербом, подал его Коле и под всеобщие улыбки подмигнул:

- Твой первый взнос в нашу копилку.

Зайчик аккуратно положил в него свою первую приобретённую «ценную» в кавычках вещь, спросив у начальника похода:

- Кстати, а какие вообще камни относятся к драгоценным?

- Ну-у, протянул Алексей Степанович, - это тебе к Юре, он у нас знаток по камням.

Мне пришлось преподать краткую лекцию, рассказав не только Коле, но и Мише с Валей о рубинах, сапфирах, изумрудах и алмазах, не забыв при этом упомянуть и о знаменитых бриллиантах.

- «Сан си» находится в Лувре, - вспоминал я, - «Куллинан» в скипетре английского короля, «Кохинур» в короне английской королевы…

- А у нас?

- У нас в скипетре Российской империи вставлен «Граф Орлов», а в короне находится поразительной красоты рубин в 400 карат. Ещё есть «Надир» в Российском алмазном фонде вместе с легендарным алмазом «Шах», который был подарен государю персидским шахом после того, как был убит наш полномочный посол Александр Грибоедов. А вообще, к категории драгоценных камней можно ещё причислить танзанит, таафеит, красный берилл, александрит, чёрный опал, мусгравит… их много, но они чрезвычайно редки. «Эксельсиор», к примеру, весит больше тысячи карат, а «Джонкер» около восьмисот.

При слове красный берилл у Коли загорелись глаза:

- Это мы его направляемся изучать и раскапывать?

Я засмеялся:

- Нет, Коля. Прииски Минас-Жейрас изобилуют лишь обыкновенным бериллом, полудрагоценным. Красный берилл встречается на планете – раз, два, и обчёлся.

…Ещё какое-то время мы обсуждали будущие передвижения по джунглям, затем разошлись по бунгало, а уже наутро отбыли на лошадях в первую точку нашего маршрута. Боровского в те дни никто не вспоминал.

А напрасно…

В тот вечер я ещё не знал, что Колин камушек, будучи первым в нашей коллекции, принесёт нам ещё ох, сколько неприятностей, порою ужасных, трагических и невосполнимых.

Однако, всё по порядку…

********

…В тот вечер мы остановились в деревне, очевидно, в одной из последних, прежде чем мы углубимся в дебри амазонской низменности. Цивилизацией здесь уже, как говориться, и не пахло. Триста человек мужчин и женщин с отвисшими животами и грудями, встретили нас, прикрывая свою наготу только набедренными юбками из пальмовых листьев. Деревня представляла собой убогие глиняные шалаши, покрытые сверху бамбуком, с обложенным камнями большим очагом в середине центральной площади. Миша, при взгляде на всю эту «архитектуру», произнёс одну единственную фразу за всё время нашего пути:

- Ух ты…

И почесал мизинец.

Наутро мы проснулись, когда нас уже ждали проводники с лошадьми. Посёлок представлял собой сплошное разрушение после обильно выпитого зелья, и куда бы мы спросонья не бросали взгляд, повсюду видели валявшихся вповалку заснувших женщин, стариков, молодых людей и даже подростков. Проводники сказали, что никто из них даже не вспомнит о вчерашних гостях из Европы, а если и вспомнят, пожмут плечами и будут дальше заниматься своими делами.

В поход мы взяли с собой четыре охотничьих ружья с изрядным запасом патронов и дроби, на случай, как охоты, так и обороны от пум, ягуаров, крокодилов и прочей опасности. (О Боровском мы в тот момент не думали). Два дробовика были у проводников, по ружью у Семёна с Мишей, которые менялись с нами, когда кто-то заступал на ночное дежурство. Кроме этого у профессора был ещё пистолет системы Стечкина, а в Валиной медицинской сумке всегда сверху лежал небольшой револьвер с барабаном на шесть зарядов, выстрелив из которого, при необходимости, она могла постоять за себя.

Так прошли первые два дня с одной ночёвкой, с того момента, как мы впервые вступили в настоящие джунгли. Начиная с завтрашнего утра, мы с каждым шагом будем всё больше и дальше углубляться в девственный, никем никогда не тронутый лес, кишащий всевозможной живностью и неизведанными человеком просторами. Впереди, по словам проводников, нас ожидала лишь последняя деревня на нашем пути, полудикая, не знающая цивилизации, возможно даже враждебная.

А вот дальше уже… полное неведение.

За время первых дней похода, каждый показал себя с наилучшей стороны, включая даже нашего неугомонного Зайчика, который, в общем-то, был незаменим в поддержке и помощи, будь-то перехода через болото, вытаскивания из коряг лошадей, в ночном дежурстве или при охоте на всевозможную дичь, которая буквально кишела под нашими ногами.

Мы узнали, что братьев зовут Габриэлем и Даниэлем, что родом они из бразильской провинции, и в этих джунглях выросли едва ли не с пелёнок. Они уже участвовали в какой-то американской экспедиции в качестве носильщиков, но больше по душе им была роль как раз проводников, нежели вьючного транспорта, поэтому они с радостью огласились, когда их Алексею Степановичу рекомендовал его загадочный спонсор и приятель по Географическому обществу. Парни были незаменимы, скромны и неприхотливы во всём, что касалось комфорта: всегда были начеку, были готовы помочь, или просто услужить, отчего у Коли к ним возникла просто-таки вселенская дружба необъятного масштаба. Это касалось и Миши. Куда Коля – туда и он, не забывая, разумеется, и о Валюше.

Таким образом, на исходе третьих суток мы вышли в расположение последней жилой деревни на нашем пути, после которой будет одна неизвестность.

…И она уже началась.

Глава 3-я.

Бразильские джунгли.

Спустя неделю.

********

Оглядываясь назад и подводя итог первых трёх суток, я с определённостью могу сказать, что те дни были одними из последних спокойных дней нашего уже начавшегося путешествия. Продвигаясь гуськом за проводниками по едва заметной звериной тропе, мы вечером вышли к небольшому притоку реки Кумина. Это была последняя тропа, протоптанная зверьми к водопою, которых по пути попадалось великое множество. Сразу же надоели обезьяны. Мы их невзлюбили с первого раза, особенно Валя, до этого встречавшая их только в зоопарках, впрочем, как и мы сами. Широконосые, к которым относятся игрунковые и цепкохвостные, они пищали и визжали у себя в кронах деревьев, цепляясь и прыгая у нас над головами. Небольшие львиные игрунки и тамарины кидались в нас сверху всем, чем придётся: плодами, орехами, сломанными ветками. Паукообразные, длина тела, которых достигала уже около метра, цепляясь своими длинными хвостами за ветви пальм, норовили сорвать с нас пробковые шлемы или ухватить Валю за волосы. Только после того, как Габриэль пару раз пальнул в гущу листвы, они бросились вверх врассыпную, где закатили настоящий симфонический концерт, с применением всех яростных нот, которые когда-либо существовали в партитуре.

Всё утопало в зелени, лес буквально дышал, и был наполнен огромным количеством всевозможных звуков, многие из которых мы слышали впервые. Ленивцы, хамелеоны, змеи, ядовитые лягушки на деревьях, тарантулы, сколопендры, птицееды огромными полчищами ползали, бегали, прыгали, разворачивая у нас под ногами настоящие баталии грандиозных сцен жизни. По мере углубления внутрь лесов, всё чаще стали попадаться муравьеды, броненосцы, нутрии, морские свинки, тапиры и бездна прочих грызунов, названия многих из которых мы абсолютно не знали.

Растянув палатки и ожидая к утру проводников, мы поужинали и улеглись спать.

Первым дежурил Миша.

Ночь была тихая, тёплая и безветренная. Часы показывали 23:45.

…До катастрофы оставалось ровно 56 минут.

********

Вначале был ослепительный свет и вспышка, больно ударившая по глазам. Она возникла ниоткуда, озарила нестерпимым сиянием округу и отбросила гигантские тени так, что можно было различить каждую травинку под ногами, каждый листок на дереве, словно вспыхнул блик гигантской неоновой электросварки. Спустя две секунды нас накрыла огромная ударная волна, пронёсшаяся стремительно, круша всё вокруг, вырывая с корнями деревья, выкорчёвывая целые пласты кустарников и вздымая почву до самых небес. Оглушительный взрыв буквально смёл с геологической плиты несколько гектаров леса, унеся в своём смерче всё живое, что попалось ему на пути. Снесло под чистую поляну и прибрежные мангровые заросли, разметало костёр, расшвыряло палатки, гамаки и всё остальное оснащение экспедиции. После того как пронеслись смерчи, земля, казалось, разверзлась под ногами, увлекая в свои зигзагообразные разломы целые семейства грызунов, пресмыкающихся, млекопитающих… Барабанные перепонки едва не взорвались в собственном мозгу от оглушающего всю округу хлопка, будто сдетонировал весь запас ядерного арсенала, подобно нескольким атомным бомбам одновременно. Нас спасло лишь то, что эпицентр катастрофы пришёлся на противоположный берег реки, и ударная волна, сметавшая всё вокруг, коснулась нас лишь далёким отголоском, точно пуля, потерявшая свою стремительную скорость на излёте выстрела. Будь мы ближе к центру, нас бы просто растворило, разметало, рассеяло на атомы в неоновой вспышке взрыва.

Каждый из нас пережил падение метеорита (а это, как мы потом узнали, был именно он) по-разному. Меня выбросило из палатки и, впечатавшись головой в ствол каучукового дерева, я надолго выбыл из строя. Это я узнал гораздо позже, когда меня уже привели в чувство, вытаскивая из-под груды обвалившихся веток и комьев развороченной земли. Ничего не слыша и не понимая, я привалился к коряге и бессмысленным взглядом созерцал картину опустошения. Лес за рекой горел сплошными сполохами пожарищ, всё небо заволокло дымом, стоял душу выворачивающий гул, воняло гарью и обожженным мясом, словно где-то неподалёку жарился шашлык колоссальных размеров. Валя вытирала мне кровь из ушей, а Семён рассказывал, как в первое время все бросились врассыпную, абсолютно не имея понятия, что происходит. Зайчика своим телом накрыл Миша, и Коля остался относительно без последствий для организма. Сам Миша тоже, на удивление, не пострадал, поскольку был защищён от ударной волны свалившейся подле него пальмой. А вот профессора унесло куда-то вглубь зарослей и, пытаясь прижать к себе Валюшу, их вдвоём проволокло по земле едва ли не с десяток метров. Обошлось благополучно, чего не скажешь о самом Семёне. Какую-то секунду он держался обеими руками за корягу, затем его подбросило вверх, снесло в сторону и спиной швырнуло на расщепленные пни, отчего в его теле сейчас сидело не меньше дюжины заноз различной величины, словно осколки гранат. Валюша успела обработать первичным раствором его раны и, занимаясь теперь моей побитой физиономией, тихо всхлипывала, ещё не полностью придя в себя.

Миша с Колей бродили по поляне, собирая уцелевшие вещи, а начальник экспедиции, поминутно чихая от едкого дыма, присев на развороченное дерево, составлял список убытков. Лагерь представлял собой сплошной котлован изрытой земли, вывернутых корней, веток, глины и оползней. Близкое зарево пожара освещало нашу бывшую поляну зловещими пляшущими тенями, от которых испуг в душе переходил в настоящее смятение. Это был настоящий катаклизм местного масштаба. Останься здесь в тот момент лошади, их бы унесло смерчем вместе с остальным оборудованием. Можно сказать, мы остались теперь ни с чем.

Отложив в сторону аптечку, Валюша шмыгнула носом, протёрла мне лицо, дала напиться и поспешила к Алексею Степановичу, который никак не мог найти свои раздавленные давлением очки.

Уже утром, на исходе ночи, мы узнали от Габриэля, вернувшегося из деревни, сразу две трагические новости. Первой была: да, на этот участок джунглей упал метеорит, и мы оказались едва ли не в эпицентре его столкновения с Землёй. Вторая, более удручающая и заставившая Валю расплакаться – была гибель Даниэля…

Его придавило снёсшим волной деревом, когда оба брата возвращались из деревни, оставив там лошадей. Не желая оставлять нас на ночь одних в непроходимом лесу, они отказались от гостеприимства вождя местного племени и, не переночевав, двинулись назад. Темнота не мешала, поскольку близнецы могли видеть ночью, что кошки, а когда обрушился шквал огня и вселенского пекла - стало и того светлее, нежели днём. В отблесках ревущего по ту сторону реки пожарища, они припустили бегом к нам, в надежде помочь: тут-то ударная волна и накрыла их, сметая с земли всё, что плохо росло или передвигалось. Первое же трухлявое, но гигантское дерево семейства гинкговых свалилось на Даниэля с высоты девятиэтажного дома, расплющило его насмерть, и он умер мгновенно, не успев даже почувствовать резких болей от переломанных позвонков. По словам Габриэля, он оставался с братом до наступления едва занимающегося рассвета, вытаскивая его по частям из-под завала древесной груды, массой в несколько десятков тонн. Затем похоронил по обычаю своих предков, и только тогда поспешил к нам, где и застал столь удручающую картину полнейшего разрушения. Сейчас Габриэль выглядел не лучшим образом. Смерть его кровного брата отложила на нём отпечаток трагического горя, печали и полной отрешённости от мира сего. Рассказав нам эти сногсшибательные по своему трагизму новости, он удалился в сторону, присел на сваленное ураганом дерево, и просидел так, не меняя позы весь оставшийся день, пока не наступили сумерки.

Пожар на той стороне реки бушевал весь день и всю следующую ночь, по всей видимости, опустошив изрядную территорию джунглей противоположного берега Кумины, но, к нашему счастью, на этот берег реки так и не перекинулся, застилая его лишь плотным слоем дыма и бушевавшими вдалеке молниями.

Ночь прошла в волнениях, сборах, никто не спал. Следующий день мы посвятили постройкам трёх смежных плотов, на двух из которых будем плыть по течению мы, а на третьем будут находиться все наши уцелевшие вещи под охраной Габриэля. Он же будет и править. На первом плоту должны будут плыть Семён, Миша и Коля, на втором я, профессор и Валюша.

Завтрак и бед отложили до лучших времён.

Пожар по ту сторону реки приближался.

********

Общими усилиями к вечеру мы соорудили два плота, а уже в сумерках закончили третий, менее комфортабельный, зато более надёжный, поскольку на нём будет находиться всё, что уцелело от столкновения с небесным камнем. Спальные мешки и одна из палаток, хоть и довольно потрёпанная, слава богу, сохранились. Из провизии остались дюжина консервов, три банки сгущёнки и спирт во внушительной фляге. На этом всё. Минимум алюминиевой кухонной утвари, медикаменты в походной сумке, ракетницы, ружья (благо патроны были сложены в отдельный жестяной ящик, не подвергнувшийся ударной волне), кое-какая мелочь по карманам – вот и всё, что осталось от нашего, некогда обширного запаса экспедиции.

Поздно ночью под отблески неутихающего пожара, едва перекусив обгорелым мясом какой-то свалившейся к нам птицы, мы тут же попадали с ног, не выставив на ночь даже караульного – настолько все были измождены и отрешённы. О безопасности в этот момент никто не думал, у хищников сейчас падали было навалом, и вряд ли они станут рисковать жизнью, нападая на человека, когда под ногами на протяжении едва ли не всего Гвианского плоскогорья можно было питаться чем душе угодно. Упавший метеорит растревожил и привёл в беспорядок всю экосистему ближайших районов дельты Амазонки и прилегающих к ней джунглей, выбив из пищевой цепочки животного биома целые классы и отряды млекопитающих, земноводных и прочих представителей фауны данного климатического пояса Земли.

Днём стало также сумрачно, как и вечером, с той лишь разницей, что сумрак этот был красным от сполохов далёкого глобального пожара, которого нам удалось избежать, отчалив наутро от бывшей стоянки лагеря.

Три плота, огибая пороги и постоянно натыкаясь на туши вздутых животных, взрывом отброшенных в бурлящие воды реки, поплыли вниз по течению.

Теперь наш путь лежал к одному из рукавов Амазонки.

Пожар остался позади.

О Боровском так никто и не вспомнил.

Глава 4-я

Бразильские джунгли.

Спустя три дня после падения метеорита.

********

Бурлящие потоки Риу-Негру сами несли нас к тому месту, где она впадает в Амазонку. Если брёвна и связывающие их лианы сильно набухали от воды, мы приставали к берегу, разжигали костёр, обедали, отдыхали полчаса, и вновь плыли по течению к цели нашего маршрута.

Пожар остался позади (его погасила разбушевавшаяся вдали от нас тропическая гроза), и уже спустя три дня мы оказались в нетронутой метеоритом местности. На ночь мы обычно располагались среди прибрежного тростника у какой-нибудь тихой заводи, над которой стаями носились местные скопы, кулики и чибисы. Иногда попадались пираньи. Ради забавы, Коля бросил в одну из проток старый Мишин вязаный носок, и через несколько секунд из бурлящей воды была выудена лишь нить пряжи с узелком, напоминавшая уютные вечера, когда Мишина мама сидела со спицами в руках. Были в этих заводях и форели, служившие нам великолепным ужином.

- Одиннадцатый день плывём, - подвёл итог Семён, когда мы расположились на очередной ночлег у костра. Палатка служила нам и шатром и навесом и убежищем одновременно. Габриэль варил на огне свою знаменитую настойку от гнуса, Миша лениво стругал какую-то палку, намереваясь соорудить из неё первобытное копьё, Валюша колдовала с оставшейся от урагана посудой, а мы с Семёном подшивали кое-что из одежды, пришедшей в негодность.

Каждый отдыхал от изнурительного передвижения по реке, когда это произошло.

********

- Я тебя сейчас догоню, козочка моя! – крикнул Зайчик Вале, которая, собрав грязную посуду, отправилась к затоке. Время близилось к девяти часам вечера, светила полная луна, да и зарево далёкого, ещё не вполне утихшего пожара освещало поляну со всех сторон. Девушка прихватила с собой фонарик и отправилась к водоёму.

По всеобщему уговору, никто из путешественников не имел права покидать лагерь в одиночку, даже если этого требовали интимные обстоятельства. Валя давно смирилась с этой, в общем-то, деликатной проблемой, и никак не реагировала на свою вынужденную охрану, когда отправлялась в кусты по необходимой надобности. В основном её всегда сопровождали либо Алексей Степанович, либо Семён, скромно стоявшие в стороне, пока она совершит утренний моцион, но в этот раз отчего-то сопровождать её решился Зайчик, в самый последний момент предупредивший своих старших товарищей.

- Мы мигом, Алексей Степанович, - объявил он, закидывая винтовку на плечо. – Туда и назад. Светло, как днём, да и ружьё при мне.

От костра до ручья было метров тридцать, не больше.

Валя спустилась по извилистой звериной тропинке к водопою и остановилась под ветвями пробкового дерева, которые свисали едва ли не до самой воды. Сзади уже подбегал Зайчик. Залюбовавшись восхитительными орхидеями и вдыхая полной грудью их пьянящий аромат, девушка совершенно не заметила еле уловимого движения на толстой ветке, свисавшей над её головой.

…Первое же кольцо мерзкой твари плотно охватило горло, и Валя потеряла всякую способность что-либо выкрикнуть, призывая на помощь своих друзей. Коля только подходил к месту трагедии, и ещё ничего не мог видеть, вылавливая лучом фонаря дивные цветы в предвкушении близкого поцелуя, когда Валя уже корчилась в судорогах. Успей Зайчик на несколько секунд раньше, и ничего бы не произошло: разбуженная Валей гигантская анаконда уползла бы прочь, тем более желудок её был насыщен перевариваемой дичью. Но Коля замешкался у костра и успел слишком поздно. Точнее, уже не успел. Сонная тварюка, разбуженная незнакомкой, лениво потянулась, затем чисто рефлекторно накинула ещё одно шершавое кольцо, сдавив грудь и перекрыв доступ кислорода. Хватая ртом воздух, девушка упала на колени, что в дальнейшем и облегчило действия двенадцатиметрового монстра. Послышался едва уловимый хруст переломанных шейных позвонков, Валя задёргалась в конвульсиях и застыла в неестественной позе. Последнее, что увидела отважная девушка, это выпученные от удивления глаза своего возлюбленного, который только открывал рот для дикого, безысходного безумного крика. Слеза полного отчаяния и всепоглощающей боли скатилась последний раз по щеке девушки, и уже в предсмертном угасающем сознании она будто закричала: «Люблю тебя, Коленька мой. Прощай…».

… И Валя перестала существовать на этой планете.

Обезумев от ужаса, парень буквально взвыл, уже ничем не в состоянии помочь, поскольку громадная анаконда захватила пастью ноги и подбиралась пульсирующими толчками к пояснице, заглатывая постепенно свою жертву. Затем, очевидно, сообразив своим скудным разумом, что такую добычу ей не в силах будет заглотить целиком, она натужилась, изогнулась кольцом, и выплюнула назад то, что осталось от Вали. Что-то склизкое и бесформенное, похожее на большую мокрую губку свалилось к ногам орущего Коли. Ещё раз отрыгнув остатки одежды, она бессмысленными глазами взглянула в сторону орущего непонятного существа, собрала все кольца и, изогнув колоссальное тело, скрылось в воде затоки, не оставив после себя даже расходящихся в стороны пузырей.

Зайчик всё ещё стоял с закатившимися глазами и дико орал, когда к нему сквозь заросли колючек протиснулся вначале Габриэль, а потом сбежались и все остальные.

Это был уже не крик. Это был хрип, переходящий в какое-то жуткое клокотание, и в этом хрипе было всё: и безумие, и ужас, и боль утраты.

Парень потерял рассудок в одно мгновение. Когда подоспели Миша с Семёном, он упал без сознания рядом с бесформенным телом своей любимой, пытаясь обнять её скользкое, от внутренностей анаконды, тело.

…Колесо роковой фортуны совершило очередной оборот вокруг своей оси.

Мы потеряли второго члена нашей экспедиции.

********

…Её похоронили на рассвете.

Коля пару раз приходил в себя, но увидев у костра бесформенное тело, накрытое брезентом, тотчас снова терял сознание. За его состоянием следил Миша, всю ночь не сомкнувший глаз подле своего друга, время от времени поднося к носу ватку с нашатырным спиртом. Габриэль с Семёном выкопали могилку, я соорудил небольшой пальмовый крестик, а профессор, как мог, обтёр Валюшины конечности, смывая всю эту противную слизь из желудка анаконды. Когда тело предавали земле, у всех на глазах были слёзы: о том, чтобы хоть немного поспать, не было и речи. Почему наша девочка оказалась в радиусе действия этого безжалостного монстра? Как так получилось, что наш ангелочек, отважная и незаменимая подруга всей команды оказалась на минуту одна, без надзора и охраны? Как мы могли отпустить двух самых молодых из нашей группы одних, в темноте, к речке, пусть и под светящей луной?

Ответов мы не находили.

Один раз, оставив на минуту бредившего Зайчика, к нам подошёл Миша, и едва вымолвил сквозь хрипоту:

- Как бы Коля умом не тронулся…

И замолчал.

- Что, так плохо? – спросил Семён, но добрый гигант только махнул рукой в сторону лежащего друга. Семён понял его молчаливый жест и, присев около Зайчика, положил его голову себе на колени.

Бедный Коля, душа всей компании, неугомонный весельчак и незадачливый ухажёр, постарел сразу на несколько лет, превратившись из цветущего молодого паренька в иссохшую тень, похожую на мумию.

Предав земле Валино тело и поставив над свежим холмиком крестик, мы закопали рядом жестяную банку с кратким описанием трагедии, которую собственноручно написал Алексей Степанович. Колю перенесли на один из плотов, натянули над ним тент от солнца и, последний раз бросив прощальный взгляд на одинокий крестик, отчалили, поклявшись себе, что при любых обстоятельствах непременно вернёмся сюда, чего бы нам это не стоило.

Когда Колю улаживали на брёвна плота, он в забытье что-то пробормотал, и по щеке скатилась слеза.

- … любимая моя, я с тобой.

Семён тоже смахнул непрошеную слезу и, крепче ухватившись за деревянный шест, принялся ожесточённо тыкать им в мутное дно реки.

Надвигалась гроза.

Эта страшная ночь, в дальнейшем повлекла за собой сразу целую цепочку разнообразных событий: непредсказуемых, необъяснимых, и порою таких же трагичных. Беды только начинались

Глава 5-я

Джунгли Амазонии.

Тридцатый день пути.

Брошенный город.

********

Прошла неделя после той трагической ночи.

Много событий произошло за эти дни. Мы пережили грозу, бурную, трёхдневную, с молниями и грохотом заката. Она догнала нас на следующий день после смерти Вали. Едва успев пристать к берегу и развести костёр, мы тут же оказались под сплошной стеной, низвергающейся с небес воды, словно целый океан обрушился на нас с неимоверной силой беснующейся стихии. Наспех, уже под ливнем растянув палатку и соорудив два меленьких шалаша, мы в первую очередь перенесли внутрь Зайчика, всё ещё бредившего с высокой температурой. Натянули брезент, бегом насобирали как можно больше сухого валежника, закинули в шалаши всё наше имущество с плотов, и только тогда занялись костром, от которого во влажном воздухе валил нестерпимый дым.

Коля временами приходил в себя, однако через несколько мгновений вновь проваливался в небытие, забываясь в тревожном бреду. Миша, как лунатика выводил его в туалет, поил из ложечки горячим чаем и наваристым бульоном, приготовленным Габриэлем, вливал в рот по капле спирта и успокаивал друга, ухаживая за ним, как за младенцем.

Семён поддерживал костёр, я спал, чтобы сменять Мишу, профессор непрестанно сидел над картами, с горечью вздыхая и вытирая старческие слёзы.

Гроза пронеслась мощная. Все три дня мы едва выходили из палатки и шалашей, ежечасно вычёрпывая мутную воду под ногами.

Одежда была мокрая, но теперь мы могли хотя бы двигаться, отчего на душе сразу стало легче. Гроза ушла в соседние леса, и теперь нам предстояло собрать все вещи, скрутить палатку и двинуться в путь на плотах, которые мы загодя спрятали под густыми навесами пальм и каучуковых деревьев.

- Двадцать четыре, - проговорил Семён, сворачивая в рулон брезентовый навес и бросая его на плот. – Двадцать четвёртый день нашего маршрута.

Позавчера нам на глаза попалась арапаима – монстр, который водится только в Амазонке, и считающийся самой крупной пресноводной рыбой на планете, превосходящей размерами даже пресловутых сомов и пресноводных дельфинов. Это чудище выпрыгнуло из воды, разинуло пасть, обвело нас бестолковым мутным взглядом, ударило хвостом по краю плота и сгинуло в пучину, как и появилось. Зубы были с палец длиной. Пятиметровая рыбина, очевидно, ещё не слишком взрослая особь, обдала нас фонтаном брызг и едва не развалила на части плот с вещами, которым правил Габриэль. Он лишь печально улыбнулся и продолжил движение, будто ничего не произошло. После смерти своего брата наш проводник изменился до неузнаваемости, с каждым днём становясь всё грустнее и молчаливее. Мы прекрасно понимали его состояние, поэтому не лезли с лишними вопросами.

На исходе двадцать девятого дня пути, мы разбили лагерь вблизи начинающегося разлива Риу-Негру, освежевали две тушки агути (копчёная выдра была у нас в запасе), расположились на поляне, и профессор поведал нам, что Габриэль только что обнаружил в лесу неизвестную тропу, поросшую от времени высоким тростником, но всё же видимую опытным глазом.

- Что будем делать? – спросил он, когда мы ужинали под светом взошедшей луны. – Поплывём с утра дальше, или отправим кого-то в разведку, посмотреть, к чему или кому приведёт эта тропа? По словам Габриэля, в этой части джунглей не должно быть ни одного поселения, даже неизвестного науке.

- Давайте, я останусь с Колей, а вы, взяв провизии на двое суток, пройдётесь по этой тропе, - предложил Семён. – Если найдёте что-то или кого-то, отправите за нами Габриэля. Если не найдёте – вернётесь назад, и мы просто потеряем два дня, отстав от графика не настолько уж далеко. Идёт?

На этом и решили.

Утором, ещё засветло, мы двинулись в заросли непроходимого леса, оставив в лагере наших двух друзей. Впереди шёл Габриэль, за ним я, сзади Алексей Степанович, а замыкал шествие молчаливый Миша. Это был тридцатый день нашего похода.

Месяц путешествия, можно сказать, позади.

********

Прямо перед нами над речкой качался довольно трухлявый мост, сооружённый из тростника и растянувшийся на несколько десятков метров между двумя противоположными берегами. По бокам связанных между собой тростниковых реек свисали лиановые верёвки, служившие поручнями. При каждом порыве небольшого ветерка, он ходил ходуном, раскачивался в разные стороны и скрипел протяжным затяжным скрипом, отчего шум воды снизу казался слабее.

- Выхода нет, - объявил своё решение Алексей Степанович. – Придётся переходить на тот берег, хоть это висячее сооружение не вызывает во мне доверия. Похоже, им не пользовались уже несколько десятков лет. Другой вопрос: выдержит ли он нас, если мы двинемся гуськом?

- Думаю, нет, - откликнулся я. – Лучше переходить по одному. Габриэль первым, за ним Миша, как самый тяжёлый из нас, потом вы, я последним.

Так, собственно, и поступили.

Как только проводник, пройдя осторожно по качавшемуся виадуку, оказался по ту сторону реки, следом двинулся Миша, невозмутимо поглядывая вниз с двадцатиметровой высоты на скопление кайманов, барахтающихся в воде. Их было не менее трёх десятков, и участок водоёма под мостом буквально бурлил, издавая противные звуки щёлкающих тут и там челюстей. Потом перешёл профессор, а за ним и я, едва не провалившись ногой в пустую прореху между деревянными настилами.

А уже к вечеру мы оказались перед развернувшейся под нами величественной панорамой заброшенного каменного города, о котором, возможно, поведал в своё время Киплинг в своей «Книге джунглей».

Пробираясь таким образом среди заросших папоротником древних строений, мы углубились внутрь раскинутого среди леса города, кишащим обезьянами, летучими лисицами, змеями и бог весть ещё какой живностью.

Первое большое многоэтажное здание представляло собой некий ритуальный храм, покоящийся на гранитном фундаменте, неизвестно каким образом, взявшимся здесь в бесконечных джунглях Амазонки. Пройдя внутренний зал по диагонали, и осветив фонариками стены, на которых были изображены сцены повседневной жизни неизвестного нам народа, мы поспешили выйти наружу, поскольку кишащие под ногами пресмыкающиеся и тысячи насекомых готовы были заползти нам в ботинки, а это не предвещало ничего хорошего. Единственное, что мы успели заметить на фресках, это изображения сцен охоты, празднеств, ритуальных жертвоприношений и других культовых обрядов, будто перед нами за миг ока пронеслась целая история цивилизации, неупомянутой ни в одном учебнике мира.

А ещё через несколько минут вернулся Габриэль, ушедший на разведку осмотреть местность, прилегающую к городу. Он был возбуждён и чем-то взволнован.

У меня противно засосало под ложечкой.

********

- Следы… - кратко проговорил он, когда мы уселись ужинать.

Профессор перевёл нам, что проводник, обходя строение за строением, внезапно наткнулся на свежие следы двух - трёхдневной давности, абсолютно не схожие на мокасины индейцев, обитающих в этих лесах. Это были отпечатки европейских ботинок с тракторными протекторами на подошвах. Такие носят в армии или вооружённых силах. Такие же носят и наёмники, вербуемые вглубь джунглей для поисков мифических ацтекских или инковских кладов. Следы ведут к одному из дальних зданий и возвращаются назад в джунгли параллельно пройденному нами мосту, только метрах в трёхстах от него.

- Выходит, мы тут не одни, - озабочено сделал вывод профессор. – Но делать уже нечего: своим костром и запахом жареного мяса мы обнаружили себя ещё прежде, чем устроились на ночлег. Так что, будем вести себя так, будто ни о чём не подозреваем, словно мы заблудшие путники, отставшие от основной команды большой научной экспедиции, но оружие держите наготове. Неизвестно ещё с кем мы можем столкнуться, может это такая же параллельная экспедиция, узнавшая об этом городе от шамана другого племени. А может…

Тут он с сомнением покачал головой, поскольку иных вариантов, в общем-то, не было.

- Американцы, конечно, могут под шумок производить здесь какие-нибудь исследования, но что-то мне подсказывает, будь это у них научная экспедиция, мы бы обнаружили здесь палатки, оборудование и прочее оснащение изыскателей.

- А следить за нами они не могут? – спросил я, придвигая нож ближе к себе. – Я имею в виду, не сейчас, а ещё прежде чем мы высадились перед грозой в этот район джунглей?

- Мы бы видели их издалека, кем бы они ни были, - с сомнением покачал головой Алексей Степанович. – Мы же последние дни плыли только на плотах, и сразу бы заметили их присутствие.

- А кому надо нас преследовать? – впервые подал голос Миша, любовно поглаживая приклад телескопической вертикальной двустволки.

- Вот этого я и не знаю, - хмуро отозвался начальник похода. – Мы не представляем никакой угрозы, у нас нет никаких ценных вещей, не считая мелких безделушек в мешочке Юры, мы не несём с собой никаких тайн…

Он на миг осёкся и обвёл нас внезапно озарившимся взглядом:

- Стоп!

Наступила пауза, в течение которой все вдруг осознали одно и то же.

- Боровский, - спустя минуту тихо проговорил Габриэль.

- Что?

- Боровский, - повторил он, и подкинул дрова в костёр.

- Откуда ты знаешь? – уставился на него профессор. – И почему молчал всё время?

- Не был уверен. Теперь знаю.

У костра повисла напряжённая тишина.

Что-то неуловимое, тяжёлое и исключительно тревожащее душу завитало в воздухе.

О ночном спокойствии теперь не могло быть и речи.

********

Следы шли туда и назад. Габриэль засветло сходил и определил количество ботинок, отпечатавшихся на грунте. Их было две пары, остальные четыре следа были, видимо, оставлены босиком. Пока мы наскоро завтракали, всю эту информацию он изложил профессору.

- Следовательно, - подвёл итог профессор, - двое европейцев и четверо наёмников. Так?

Габриэль хмуро кивнул.

- Что ж… - решительно поднялся начальник экспедиции, - Будем действовать по обстоятельствам и быть всегда наготове ко всяким неожиданностям. Насчёт нашего ускользнувшего фотографа, это пока только предположения. Не хотел вам вчера говорить, не до того было, но что-то мне подсказывает, что это могут быть обыкновенные мародёры, или, как их ещё называют – расхитители гробниц.

- А что им тут делать? – спросил я. – Город-то заброшенный, кроме скульптур и непонятных письменностей ничего нет для их поживы.

- В том-то и дело, - усмехнулся лукаво профессор. – Я вчера остановился у одной скульптуры, помните, задержался с фонариком? Так вот, друзья мои… - проговорил он, растягивая слова для пущего эффекта. – Эта скульптура была… из чистого зо-ло-та!

Мы дружно выдохнули, словно пребывали долгое время под водой.

Да! – подтвердил он. – Из ЗОЛОТА САМОЙ НАСТОЯЩЕЙ ВЫСШЕЙ ПРОБЫ. Цельная и монолитная. Мох и лишайник скрывали от нас её структуру, но я ковырнул ножом и едва не ослеп от брызнувшего под светом фонаря золотого блеска.

- Выходит, - предположил я спустя минуту полной тишины, - что и все остальные скульптуры, изваяния и рельефные лепки, которые мы принимали за гипсовые или мраморные, тоже из чистого золота?

Ещё какое-то время мы приходили в себя от столь грандиозной находки, размышляя, что делать дальше, затем, так ничего и не придумав, отправились через площадь к месту обнаружения следов, держа оружие наготове, и осматриваясь по сторонам, словно загнанный зверь на охоте.

То, что мы только что обнаружили, не вязалось сенсацией даже с письменностями неизвестного народа.

Целый город из золотых скульптур!

- Ничего не поделаешь, - вздохнул профессор, отгоняя прочь навязчивую мысль отпилить кусок скульптуры из чистого золота. – Перед нами иная цивилизация, и этот город подлежит всестороннему изучению, когда мы вернёмся на родину. Я соберу новую, более подготовленную экспедицию, и со своими коллегами отправлюсь сюда с уже, чисто научными целями. Это будет сенсация на весь мир!

- Мы тоже сюда вернёмся, - подхватил я, бросив взгляд на Мишу с Габриэлем. – Нас теперь связывает с Амазонкой не только этот пресловутый город, а ещё и потеря своих близких.

- Разумеется! – откликнулся профессор. – С новой экспедицией мы навестим захоронения Валюши с Даниэлем и перевезём их в надлежащее место. А пока, друзья мои, нам нужно поторапливаться засветло назад, чтобы успеть до ночи вернуться в лагерь к Зайчику с Семёном.

Бросив прощальные взгляды на величественный город, мы ещё раз осмотрели цепочку следов, и вскоре покинули это грандиозное зрелище.

- Не зря мы всё-таки сделали вылазку, - заключил я. – Теперь об этом городе узнает весь мир!

Габриэль как-то загадочно и в то же время печально взглянул на меня, произнеся одну только фразу:

- Нужно ещё выбраться отсюда.

И затих, не проговорив больше ни слова.

Золотой город остался позади.

********

…А потом произошло это.

Вернувшись к мосту, мы по очереди перешли его, оставив последним Мишу.

Мы уже стояли по ту сторону реки, переправившись благополучно на другую сторону, и наш предостерегающий крик запоздал разве что на секунду, когда мы с ужасом увидели, как вслед за первой опорой из земли выскочила вторая, затем по принципу домино начали рушиться друг за другом следующие опоры… и следующие… и следующие. Под удручающий скрип и треск мост начал разваливаться на глазах, сбрасывая вниз брёвна тростниковых настилов. Привлечённые падающими досками, четырёхметровые кайманы образовали круг, в центр которого полетел с высоты Миша. До воды было около тридцати метров, и пока Миша падал навстречу смерти, из наших глоток наружу рвался дикий рёв, сопряжённый с ужасом и безвыходностью чем-либо помочь. Мы стояли, выпучив глаза, ошеломлённые, безвольные, растерянные, и орали диким криком, который разносился далеко в округе, приводя в замешательство обезьян и прочих животных. Больше всех кричал профессор, схватившись за сердце, в то время как Габриэль раз за разом стрелял из ружья, посылая в ожесточении пулю за пулей в омерзительные раскрытые пасти, высовывающиеся из воды.

Миша упал прямо в копошащийся клубок десятка кайманов, которые тотчас принялись рвать на части его могучее тело, превратившееся в мгновение ока в окровавленные ошмётки растерзанной плоти. Омерзительной чавканье и предсмертный крик нашего друга слились воедино, оглашая берег реки последним стоном. Разорванная до костей рука некогда добродушного гиганта, мелькнула в окровавленном водовороте, вырванные пастями глазницы слепо промелькнули в бурлящей пене, ободранный до крови череп ушёл под воду…

И Миши не стало.

Как физический организм, он перестал существовать на планете.

Тело вместе с одеждой поделили между собой пять или шесть рептилий, вода ещё некоторое время побурлила, выпустила наверх кровавые пузыри и тут же успокоилась. Весь ужас занял не более тридцати секунд. Опоздавшие на обед твари крутили мордами и шумно выдыхали через ноздри воздух. Река успокоилась, а мы всё ещё стояли, вцепившись руками в обвисшие верёвки, и продолжали дико орать, срывая голосовые связки в безутешном крике.

Прошло бесконечное количество времени, прежде чем мы услышали голос проводника.

- Подпилены, - были его слова.

Оцепеневшие, мы в кучке сидели на берегу и беспомощно следили за шныряющими туда-сюда рептилиями.

- Опоры моста подпилены, - повторил Габриэль. Слёзы на его глазах высохли, и в их недобрых зрачках светилась решительность, не предвещавшая ничего хорошего тому, о ком он в этот момент думал.

Спустя какое-то время, уже более осмысленным взглядом профессор посмотрел на него опухшими от слёз глазами, спросив одно только слово.

- Кем?

Проводник подумал с секунду, затем выдавил из себя:

- Теми, кто за нами следил.

И именно тогда, сидя на берегу, я осознал…

Что мы скажем Зайчику, едва перенёсшему утрату своей возлюбленной? Как мы преподнесём ему смерть его лучшего друга, если он не пришёл в себя ещё после первого потрясения? Как он воспримет гибель Миши?

Ответов не было.

********

Помню, как возвращаясь назад в лагерь, я споткнулся о какую-то корягу, вытянулся плашмя во весь рост и едва не угодил ногой в образовавшуюся под ногами расщелину провала. Габриэль шёл впереди, то и дело останавливаясь, прислушиваясь к каждому звуку, внимательно глядя себе под ноги. За ним ковылял Алексей Степанович, а всю горестную процессию замыкал я, совершенно не осознавая, куда мы идём и зачем.

Лишь в последний момент я успел ухватиться за толстую корягу, потянулся и высвободил ногу. При этом от выступа откололся, как мне показалось, какой-то невзрачный камень, весь облепленный глиной и, чисто рефлекторно сжав его в руке, я выполз наружу. Машинально обтерев от грязи, я сунул его в мешочек до лучших времён, попутно заметив, что величиною он был с куриное яйцо, и я даже не понял, что он собой представляет. Профессор с проводником затерялись уже где-то вдали, и я видел лишь их мелькавшие среди деревьев спины, совершенно не имея возможность их окликнуть. Мною овладела настоящая волна паники, какая бывает, когда тебя необъяснимым образом накрывает всепоглощающий страх. Жуткое это чувство – стоять на краю опасной тропы и знать, что кто-то неведомый тебе прячется поблизости и наблюдает за тобой с какими-то, только ему известными намерениями. Поэтому, начисто забыв о своей только что обнаруженной находке, я поспешил к ушедшим вперёд коллегам по экспедиции, зная заранее, что ни единым словом не выдам им своего накатившего чувства смятения.

- Что-то случилось, Юра? – любопытно оглядел меня профессор, когда я, запыхавшийся от бега, нагнал их спустя пару минут. Меня, вероятно, выдала бледность лица и дрожащие руки, которыми я судорожно сжимал мачете.

- Вид у тебя такой, будто привидение увидел, - попытался с горечью пошутить он, приподнимая москитную сетку и вытирая вспотевшее лицо. – Мы думали остановиться и подождать тебя. В кусты приспичило? – понимающе спросил он.

В тот момент я не придал особого значения своей находке, а ведь именно этот камень сыграет позднее одну из ключевых ролей в дальнейшей моей судьбе.

…Но я ещё не знал об этом.

********

Наверное, не стоит описывать нашу встречу в лагере, когда мы, скрепя сердце, объявили выбежавшему навстречу нам Зайчику о трагической гибели его второго близкого для него друга.

Он лишь обвёл нас непонимающим взглядом, заметил, что Миши действительно с нами нет, аккуратно отстранился от нас, медленной походкой отошёл к дереву, присел, и затих до самых сумерек, абсолютно не подавая никаких признаков жизни, превратившись в застывшую на века мумию.

Когда вернулся с охоты Семён и приветствовал нас издалека радостным помахиванием убитой им дичи, он сразу понял по нашим лицам, что произошла какая-то катастрофа.

- Миша, - коротко сказал я, и он тут же сполз спиной по дереву на землю.

- Ох! – только и смог проговорить он. Затем через минуту:

- Зайчик уже знает?

Я молча показал рукой в сторону поваленного дерева, на котором в застывшей позе, выделяясь на фоне цветущих джунглей, сидел без движения Коля.

Прошло три дня.

Сейчас мы на катере приближаемся к первым докам и верфям огромного порта, где нам предстоит отдых в течении двух дней. Затем снова в дорогу.

Скоро нас станет меньше.

…Колесо роковой фортуны по-прежнему совершало свои обороты.

********

Глава 6-я

Река Амазонка.

Второй этап маршрута.

Сорок второй день экспедиции.

********

Мы уже второй день находимся в Манаусе, в большом уютном отеле, куда нас, благодаря связям Алексея Степановича поселили на два дня. До приисков Минас-Жейрас и Боа-Висты оставалось несколько дней перехода, углубившись в джунгли уже по совершенно иному маршруту.

Когда ужин подходил к концу и мы, уставшие, но выспавшиеся за сутки уже собирались разойтись по номерам, я вдруг вспомнил о своей находке и, достав заветный мешочек, который носил всегда с собой в кармане жилетки, вынул грязный, успевший обсохнуть камень на всеобщее обозрение. Алексей Петрович уже вставал, когда его внезапно заинтересовала моя находка.

- Что это у тебя, Юра? – полюбопытствовал он, видя, как я обтираю камень влажной тряпкой.

…И тут случилось чудо!

Блеклый, как мне вначале показалось, кусок кварцита внезапно засверкал при свете ламп всеми цветами радуги, ослепляя блеском наши изумлённые глаза и отбрасывая на стены блики солнечных зайчиков. Мы дружно ахнули от потрясения и опустились на стулья, не в силах вымолвить ни слова.

- Где… - запнулся Семён, - где ты нашёл это уникальное творение природы? В заброшенном городе?

- Н… нет, - так же изумлённо ответил я, разглядывая и вертя камень во все стороны. Хорошо, что в столовой было не так много народа, а то люди подумали бы, что мы двинулись рассудком, настолько бросалась в глаза наша очевидная оторопь. – Возвращаясь после рухнувшего виадука, упал, едва не угодив в подземную карстовую пещеру, - пояснил я, - а когда выбирался, сковырнул камень непроизвольно. Кинул в мешочек и забыл, не до того было.

- Что это? – впервые подал голос Зайчик, абсолютно равнодушно глядя на бросаемые камнем разноцветные блики.

Наступила долгая пауза. Меня буквально прошило электрической дугой, когда, наконец, наступило очевидное прозрение.

- А это, Коля, - ответил я, глотая комок величиною с баскетбольный мяч, - перед тобой самый что ни на есть настоящий… АЛМАЗ.

И замолчал, обескураженный собственным озарением.

Алмаз! В дебрях Амазонки! Не на приисках или в древних копях заброшенных шахт, не в Золотом городе, а просто, буквально под ногами, можно сказать на поверхности какой-то таинственной пещеры! Выходит, там под землёй, куда я едва не свалился, могли быть целые залежи этого драгоценного чуда природы? Пещера могла быть усыпана россыпями восхитительного минерала, а мы прошли мимо неё, даже не заметив и не определив координаты её местонахождения!

Я едва не схватился за голову, при мысли, какой потрясающий шанс мы упустили в нашей экспедиции.

- Место запомнил? – озабоченно и всё ещё изрядно взволнованно спросил Алексей Степанович.

- Какое место, - вздохнул разочарованно я, - когда в тот момент мысли были о только что погибшем Мише…

Минуты две эта природная реликвия переходила из рук в руки, и никто не мог опомниться от такой сногсшибательной находки.

- После шлифовки и огранки ему цены не будет! - наконец, торжественно провозгласил наш начальник. – Размером, конечно, уступает «Кохинуру» или «Экселсиору», но карат под восемьдесят уж точно будет!

- О! – только и смог выдохнуть Зайчик, невольно подражая своему погибшему другу. – Тогда и название нужно придумать, раз он теперь наша собственность.

- Вот Юра, пускай и придумает, - воодушевился профессор, видя, как Коля начал проявлять хоть какую-то заинтересованность. – Он нашёл, ему и карты в руки.

Весьма польщённый таким дружеским доверием, я тотчас окрестил этот восхитительный камень «Феей Амазонки». Ничего более светлого и сказочного в тот момент мне просто не пришло в голову.

- А что? – согласился Семён. – Очень даже возвышенно. Пускай будет «Фея Амазонки».

- Прибудем домой, - добавил профессор, - занесём его в мировой каталог, отдадим в ювелирную мастерскую для огранки, и из него получится самый восхитительный бриллиант со времён «Шаха», «Орлова» или «Сердца океана», найденного при подъёме затонувших испанских галеонов. Причём, «Сан си», покоящийся сейчас в Лувре, выглядит на порядок мельче нашего, хотя вес его составляет более пятидесяти карат. Вот вам и вторая сенсация, друзья мои. Первая Золотой город, вторая – наш алмаз.

Кто ж тогда знал, как мы глубоко ошибались за прощальным ужином, покидая на следующий день уютный отель Манауса. В тот вечер за столом нам нужно было дать этому камню название не «Фея Амазонки».

Нужно было добавить приставку: «ПрОклятая».

Зловещая вуаль чего-то неведомого и обречённого нависла над нами в тот вечер, когда камень впервые блеснул у нас в руках.

Но мы этого, разумеется, не заметили.

********

С собой мы нагрузили новые сумки с провизией, оснащением, одеждой и мелкими вещами, всегда находящимися под рукой на случай непредвиденных неприятностей. Единственное что удручало, это меньшее теперь количество вещей. Для троих наших друзей они уже не понадобятся: нас осталось пятеро, следовательно, и вещей меньше. В этом плане, как ни прискорбно, лошадям повезло больше, нежели нам.

Оставив джипы с водителями возвращаться к условленной точке нашей встречи через месяц, мы нагрузили животных нехитрым скарбом и, переночевав в деревне в обществе местного вождя, спустя сутки отправились в джунгли пешком. Карты были подготовлены, маршрут выверен до десятка километров, ориентиры обозначены, приходилось лишь уповать на волю случая, что на этот раз с нами ничего не случится. Одеяла, палатку, спальные мешки, гамаки и посуду с тюками провизии мы навьючили на лошадей, которых гуськом, друг за другом вёл впереди Габриэль.

Первые два дня ночевали под открытым небом, поскольку чудесная влажная погода в тенистом лесу как нельзя лучше подходила для такого вида ночных привалов.

Весь следующий день приближались к одному из притоков могучей реки, переночевали, и уже к утру были готовы посвятить грядущий день строительству плотов.

Работа кипела, и к вечеру оба плота из сцепленных между собой брёвен хлебного дерева были готовы.

Таким образом, на сорок второй день нашей экспедиции, и на пятый нашего второго её этапа, мы отчалили от берега, уложив на два, сцепленных между собой плота всё самое необходимое. Лошадей Габриэль, как и в прошлый раз (только уже без Даниэля) отвёл в ближайшую деревню и успел вернуться утром как раз к отплытию.

Все были в относительно нормальном настроении, Зайчик не проявлял никаких признаков ухудшения состояния, второй этап путешествия по реке начался.

********

Спустя два дня, в течение которых ничего особенного не произошло, если не считать подстреленной Габриэлем капибары и выловленной Семёном огромной пресноводной черепахи, которые пошли нам на копчение впрок, мы пристали к берегу.

Утро оказалось дождливым и пробуждение неприятным. Последним дежурил Зайчик, разбудив нас при моросящем дожде, который в любой момент мог превратиться в тропический ливень. Проснувшись, я заметил, что Семёна уже нет в палатке, и сразу что-то противное, мерзкое, холодящее душу закралось внутрь, будто я пробудился от давящего своим гнетущим нутром кошмара. Только секунду спустя я понял, что именно меня разбудило.

Не Зайчик.

Его крик.

Где-то вдалеке грянул выстрел. Я выскочил из палатки и успел заметить, как Коля несётся во весь опор к далёким деревьям, крича нам с профессором, бросая всё, следовать за ним. Алексей Степанович только выбирался из спального мешка, ничего не понимая и щуря близорукие глаза от моросящих капель дождя.

- Что случилось?

- Не знаю. Зайчик побежал на какой-то выстрел и махал нам руками следовать за ним.

Схватив вторую винтовку, я уже стремительно нёсся вслед за Колей, а профессор, недолго думая, схватил пистолет и кинулся за мной. Среди кустов мелькнула спина Габриэля и, уже подбегая к ним, я отчётливо услышал второй выстрел, прогремевший, казалось, у меня над самым ухом: спросонья не разберёшь.

На поляне никого не было, если не считать нескольких обезьян, пытавшихся укрыться от выстрелов в гуще листвы. Они визжали и яростно кидались сверху, но, не достигнув нижних веток, грозили нам с высоты своими оскалившимися клыками. Профессор не отстал, и мы ринулись в кусты, откуда слышали выстрел.

Вот, собственно, и всё.

…Семёна мы нашли среди смятых порослей тростника, где он лежал с торчащим из груди армейским ножом, какие используют в любой армии мира. Кто-то вонзил его в тело по самую рукоятку, не позаботившись выдернуть при отступлении. Рядом присел Зайчик и громко плакал навзрыд, не обращая на нас внимания. Он даже не заметил ружья, валявшегося тут же, под ногами у его мёртвого товарища.

В ту секунду мне показалось, что земля крутанулась подо мной на сто восемьдесят градусов, и я проваливаюсь в какую-то бездну, увлекая за собой всё, что когда-то принадлежало нам обоим с Семёном. Нашу многолетнюю дружбу, жён, дочерей и всю жизнь, которую мы прожили с ним бок о бок, ни разу крупно не поссорившись. Всё, казалось, вымерло в секунду. Мне стоило только взглянуть в его остекленевшие глаза, устремлённые безжизненным взглядом в пасмурное небо, как я тут же лишился сознания. Как мне потом сказали, дождь в это мгновение тоже, на удивление, прекратился.

…Колесо роковой фортуны совершило очередной оборот вокруг своей оси.

********

- Где все? – спросил я, выхватывая из небытия страшные воспоминания непоправимой трагедии. Надо мной, склонившись и обтирая лицо мокрой тряпкой, сидел Зайчик с заплаканными глазами.

- Сёму хоронят, - проронил он и шмыгнул покрасневшим носом.

- Сколько я был без сознания?

- Часа полтора. Ты пока лежи, мы тебя укрыли пледом Габриэля, успели могилку выкопать, сейчас засыпаем землёй. Я пойду, сменю профессора, - снова шмыгнул он носом и ушёл. Тут же ему на смену пришёл Алексей Степанович.

- Молчи, Юра, я сам всё расскажу. Ты когда в обморок упал, ударился головой о пень, потому и пролежал так долго без движений. Тошнит?

- Вроде, нет…

- Хорошо. Сотрясения мозга не получил.

Я проглотил вязкую слюну.

- Как там… он? – кивнул я в сторону кустов.

- Уже засыпали и поставили крестик. Коля сбегал в лагерь, принёс пустую банку, я написал записку, и мы закопали слева от холмика.

Он помолчал, давая мне прийти в себя. Потом я поднялся и привалился спиной к дереву, стараясь не смотреть в сторону ненавистных теперь мне кустов.

- Того, кто это сделал, видели?

- Нет. Габриэль тут же, увидев мёртвого Семёна, бросился за ними, но тех и след простыл.

- За ними?

- Да. Их было двое. Самая настоящая засада. А тот человек, за которым погнался Семён, был приманкой. Убегая от Семёна, первый незнакомец промчался в кусты мимо того дерева, - указал он рукой на пальму, - а второй стоял наготове, заранее подняв нож. Пробегая мимо, Семён внезапно наткнулся на спрятавшегося за деревом, и получил мощный удар ножом в грудь. Тогда-то он и выстрелил во второй раз, но уже падая навзничь на землю. Выстрел ушёл в небо, оба мерзавца скрылись. Подбежавший Габриэль заметил лишь следы, обрывающиеся у воды. Их ждала лодка.

Профессор умолк, вытирая влажные глаза. Он любил Семёна, поскольку тот был его воспитанником и помощником едва ли, не во всех походах, которые организовывал начальник экспедиции.

- А следы?

Профессор внимательно посмотрел на меня скорбным взглядом.

- Следы, Юра, были от армейских ботинок.

Затем помолчал и добавил:

- Две пары.

…Сейчас я уже не помню, какие мысли кружились тогда у меня в голове, лихорадочно пытаясь найти ответ на накатившие вопросы. Кто они? Зачем преследуют? Что им нужно от нас? Зачем им смерть Миши и Семёна?

Простившись с другом и поклявшись себе, что мы непременно сюда вернёмся с новой экспедицией, мы наскоро собрали палатку, погрузили на плоты вещи и, как могли, быстрее покинули это проклятое место.

Весь оставшийся день я не проронил ни слова, уткнувшись в колени и не замечая ничего кругом.

Потеря моего лучшего друга начисто выбила меня из колеи, и теперь за мной ухаживал Коля.

Вторая волна небытия накатила на меня, и я потерял всякий интерес к происходящему.

Что будет дальше, я не имел понятия.

********

Прошло два дня. До плотины, которая возвышалась перед каскадом водопадов Игуасу, было ещё с неделю пути, где располагались прииски берилловых залежей Бразилии. Как заметил профессор, наша экспедиция плавно начала перетекать в настоящее бегство. С момента убийства Семёна, вся наша жизнь зависела теперь, насколько быстро мы доберёмся до первых признаков цивилизации. По этим причинам мы утопили в реке изрядную часть припасов и оснащения, оставив себе только спальные мешки, палатку и мелкую утварь. Второй плот мы разобрали и, перебравшись на первый, плыли теперь вчетвером, отправив брёвна вниз по течению. Преследователи за спинами не появлялись, и этот факт ещё больше вводил нас в смятение. Дежурили ночью по двое, оставляя на сон лишь четыре часа из восьми необходимых.

На следующий день, ужиная у костра, мы решили покинуть реку, где мы были видны далеко вперёд и, оставив ещё несколько вещей, отправиться к водопадам пешком.

И вот тут-то пришла беда.

…Всё произошло быстро и стремительно.

Сменив Габриэля, я сидел у костра, тревожно вглядываясь в темноту за освещённым кругом, хотя проводник и поделился со мной, что его дежурство, в общем-то, прошло относительно спокойно. Однако меня не покидало ощущение, что темнота, давящая мне в затылок, вот-вот материализуется, приобретёт форму чего-то твёрдого, и со всего размаха шарахнет меня по затылку.

Вначале спросонья крикнул попугай и затих. Потом ухнула скопа на соседнем дереве, шевельнулись в кронах обезьяны, и где-то в кустах едва слышно прошелестела листва. Ещё не успев дотянуться до ружья, лежавшего у моих ног, я в долю секунды осознал, что сейчас будет нападение, что, собственно, и произошло.

Руки, сдавившие мне горло, оказались настолько сильны, что у меня мгновенно перехватило дыхание, абсолютно перекрыв доступ кислорода в лёгкие. Я даже не вскрикнул. Чья-то тяжёлая масса навалилась на меня всем телом, сжала рот и, получив ощутимый удар, меня буквально швырнуло в темноту вечности. Ни крикнуть, ни позвать на помощь я уже не мог, так как тут же провалился в небытие.

А дальше была пустота…