Читать онлайн
"Последнее слово мудреца"

ПРЕДИСЛОВИЕ

Помните, в книгах Стругацких, начиная с "Трудно быть богом", упоминается Институт Экспериментальной Истории? Его сотрудники летают в космос и ставят на других планетах с другими людьми социальные эксперименты. И никто не спрашивает зачем? Ведь история вершилась на Земле!
Если представить себе, что авторы допустили существование Машины времени, они законодательно, наверно, запретили бы вмешиваться в земную историю. Почему? Всё из-за "эффекта бабочки" по Бредбери. Хотя этот эффект никто никогда не подтверждал. это вопрос чистой веры.
В то же время есть масса вопросов, на которые у науки нет ответов. Все мы, как говорится, ходим под Богом. Почему одних Он забирает раньше, чем других? Связано ли это как-то с грехами? Работает ли закон "кармы", если в христианстве он не предусмотрен? Наука этим не занимается.
И тогда напрашивается вывод, что, возможно, когда-нибудь будет создан Институт Экспериментальной религии. Нейросеть Алиса на такой вопрос дает стандартный ответ: я еще учусь; лучше промолчать, чем озвучивать глупости. Я еще не Алиса, но мы с ней в полном восторге друг от друга...
Но с другой стороны есть Борхес и его "Сад расходящихся тропок" с концепцией Многомирия. Если в одной реальности такого института не может быть, это не значит, что его не может быть в другом мире.

Елена Троянская Третья

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

А

"Как бессмыслен и пуст мир! — думал он. — Как ты жесток, Господи... Как безумны мы все. Господи, позволь сказать Тебе то, что ты хочешь услышать. Ты — Бог, и все должны перед тобой склониться. Но ведь ты никого не любишь. Как нелепо было надеяться, когда так уверяли другие. Просто мир устроен так, чтобы мы это знали. И я — его маленькая часть. Только пока я ее понимаю. А скоро не буду совсем. Мне ведь ничего не остается. Ничего. Ни-че-во... Господи! Зачем Ты так жесток к Своему творению? И за что Ты бросил меня? За что так наказываешь? Ты, любимый мой Создатель! Не могу больше терпеть... Мы все — брошенное поколение. Неужто нельзя было дать мне хоть немного счастья? Хоть один день без боли, хоть один глоток ветра, не знающий ни греха, ни зла? Господи! Господи... Ну почему я не могу спрятаться от этого мира? Зачем нам дано столько сил? Нам ведь просто нужно немножко счастья! Всего один один миг счастья, всего одну секунду, за которую мы отдалимся друг от друга. Всего одно мгновение любви. Зачем ждать вечность".
— Ну зачем же так жестоко? — шептал Лам тихо и потерянно, с ужасом понимая, насколько несправедлив мир, в котором он существовал. — Один Бог ведает, сколько длится эта пытка! Я не знаю, что думает обо мне моя Мари. Я даже не решаюсь спросить ее о том, как идут дела. Ибо я боюсь потерять ее навсегда. А это, я думаю, вполне возможно. Но этого не должно произойти.
"Нет, хватит. Хватит. Ведь так было всегда... Чем быстрее поймешь это, тем легче жить дальше. Ну как можно жить, если так больно? Боже. Если бы только Ты хоть на миг мог почувствовать тепло и радость… Господи… О, Господи, они ведь так видят, так думают… каждый день. Отпусти же нас. Что есть мир, если не вечное кипение бесчисленных жизней, которые все кончатся одинаково? Нет на земле величия, красоты и радости. Куда ни повернись — так и будешь глядеть на отражение собственных потерянных мыслей. Все будет одно и то же, одно повторяющееся падение… Я знаю, мир похож на огромный пустой дом, и я внутри его", — так думал Лам.
Он свернул к магазину "Путь" и увидел помешанную девушку... не ту, что шарахалась от голубей, а другую, которая сидела на тротуаре в обнимку с самокатом, и смотрела сквозь стеклышко своего шлема куда-то вниз, туда, где к тротуару подползали два майских жука. Некая странная грусть светилась в ее глазах, словно она знала что-то, чего не могли знать другие. Что-то заставило его наклониться к ней и спросить:
— Всё нормально?.. Я могу тебе помочь?
— Я доверю вам свою тайну! — сказала она в ответ.
— Хранение тайны может лишить покоя и сна даже мертвеца. Если вы положите ее в сундук с двойным дном, то надежно скроете и сохраните; хотя бы урывками, но сможете думать о ней, даже умирая... И тут я словно наяву вижу тихий угол, где Вивекананда нанизывает гирлянды из детских воспоминаний на шнур своего ума; и меня омывает покой, такой же безмятежный, свежий и солнечный, — это уже другой сон. Увы! Он обрывается на самом интересном месте!
— Это, в сущности, одна и та же тишина. Для того, кто понимает. Жизнь ведь не пустая болтовня, правильно?
Лам сел рядом с девушкой. Это была Лаки, он узнал ее. Девушка работала в магазине. Из одежды на ней были только шорты и куртка из кожзаменителя. По волосам прошелся вандал-парикмахер.
— Если смотреть на мир вокруг со стороны и из-за невидимой преграды — а это все, что остается в моих истерзанных, усталых, воспаленных глазах, -- видно, насколько он пустынен и жуток. Жить в нем — мука. Я не только не люблю, я ненавижу его! Почему Господь не может унести меня прочь из этой жалкой вселенной? Все, в сущности, можно назвать жизнью: мои движения, слова, жестикуляцию, ту злость и холод, которые я испытываю от невозможности выразить себя, выражение глаз и спазмы в горле, шуршание ткани, бичующую радость, с которой я отбрасываю эту тварь, когда ее лапа настигает меня, и так далее, — сказал он.
— Вы не любите этот мир?
— Небеса и ад — лишь маски, за которыми проступают те же самые лица, только в других позах. Страдание и счастье не могут быть вне нас, как не может иметь вне тела рта, руки или ног... Но глаза молчат. Из-за этого человек словно слеп. Ослепла и литература, которая, начиная с «Гамлета», даже под знаком копья на своем знамени, словно не видя ничего, сама себя принимает за оружие. В этом ее главная ошибка. Жизнь должна быть войной, а не самоубийством. Но нельзя вести себя так, будто в ней нет войны. Это все равно, если подставить другую щеку. И я понимаю, о чем ты спрашиваешь.
— Мы не мстим при этом другим, а обретаем с ними свое единство. Страх это то, от чего мы должны защищать свое понимание жизни.
— И все ждут, как в былые времена, знамений — и пришествия Антихриста, хотя если бы знали, сколько на земле таких Антихристов, вряд ли за ними пошли бы. Но этот общий антагонизм, нежелание признать тот единственный в мире шаг, который один может привести к счастью, мешают людям разобраться в себе и увидеть это счастье. А счастье заключается в одном: познать, у кого ты внутри, потому что самое главное в человеке ­— его дух, его душа.
— Мы должны раскрывать перед кем-то свой внутренний мир...
— Так что экзистенциалисты зря старались. Ведь когда мы бросаем якорь в гавани счастья, мы делаем его именно для себя. А ежели мы его делаем для другого, то он всегда окажется пристанищем для нас же самих. Но это уже другая тема. Она особого интереса не представляет. Это так, мимоходом. Все дело в том, насколько мы сознательны и благодарны за то, чего лишены. Главное, чтобы мы не были, как говорят умные люди, низкорослыми пессимистами и не видели в других опору и смысл своей никчемной жизни. Увы, бывают такие, для кого это так. Вот это и страшно. Возможно, в этом и заключается ад.
— Но не отчуждаться от него.
— Что делать, все в мире так. Но скрытый в нем свет иногда побеждает. Статуя остается статуей, но когда ее осветит солнце, она оживет. Вы найдете нечто подобное в картинах Вермеера. Когда есть что сказать, он начинает говорить, когда нечего сказать — он молчит. Его искусство — это искусство молчания. Что может быть прекраснее, чем встать со своим врагом лицом к лицу, и ни один из вас не скажет друг другу в спину ни слова? Я знаю только одно — как прекрасны вы будете в эти минуты, по сравнению с тем, кем станете потом. Там, где вы есть.
— Да, я сама так чувствую...
— Ты чувствуешь себя не с ними, но в то же время — с другими. Близкие люди не обязательно друзья. Да и друзья могут совсем не догадываться о твоих тайнах. Только можно любить одних и бояться других. И вообще, понять, кем являешься на самом деле, порой не просто. Но не бойся менять себя, меняйся постоянно, даже если не узнаешь, кто ты на деле. Даже если встретишь себя самого. Может быть, тогда твой мир станет проще и чище. Ради этого и стоит жить. Пока он еще живой и почти настоящий, этот твой сон. Главное — ты должен спать, и все будет хорошо.
— Даже в мире теней... — прошептала она.
— Потому что они давно уже решили, как жить дальше. И ты сам скоро это поймешь, если захочешь. Если вообще захочешь, поскольку своим богам ты вряд ли нужен. Точнее, тебе и самому это не так уж важно... В мире теней ведь есть свои законы, не забывай. Их не зря придумал Митра... Даже у богов есть инструкции, которых они не читают. Митре можно верить. А ты, глупец, прочел много древних рукописей, подобных книгам. Так отчего ты удивляешься, когда их страницу переворачивают? На сердце тебе станет тревожно? Как там, в будущем? Небо ясно?
— Если хотите, я расскажу вам, как в будущем.

***
Над входом в ИЭР красовалась мраморная плита, на которой было написано: "Если вы зашли сюда, значит для вас еще не всё потеряно. У вас есть шанс. Вы, наверно, уже поняли, что только от вас зависит ваше будущее. Поэтому не будем тратить время попусту. Я расскажу вам немного о жизни, а потом вы попробуете вспомнить всё, чему я учила, чтобы вернуться сюда, если что-то вдруг забудете. Вот так. Видите вон то дерево? Знаете, кем вы когда-то были? Ну конечно! Это был дуб. Если это был дуб, каким же был он? Даже представить страшно… Он был великим мудрецом и достиг величайших в мире высот мудрости. Он достиг их еще в тот момент, когда был маленьким желудем. Затем, с каждой новой ветвью, по которой он взбирался к небу, он становился все мудрее и мудрей. А с какой легкостью и радостью он узнавал, как устроена жизнь! Откуда всё это в нем? Никто не может об этом догадаться. На самом деле в его душе было много грусти и отчаяния, и он про это никогда не забывал. Но эта грусть и это отчаяние — самое настоящее счастье, которое он познал".
Каждое утро Лам читал эту надпись до самого конца. В Институте Экспериментальной Религии, где, собственно, Лам и работал, происходили удивительные вещи. Один из сотрудников был в лагере у Бергера. Он видел заключенных, которых ейцы вывозили в лес за деревню. На них были так называемые «пакеты смерти». Они попадали в помещения, которые огорожены несколькими рядами высоких стен. Одна стена была полностью зеркальной.
— Я видел в стене свое отражение, — вспоминал он. — Я был похож на бога!
— Давно это было? — спросил его Лам.
— Тысяч пятьсот...
Институт без труда посылал сотрудников в прошлое, а вот в будущем, ясное дело, были лишь колдуны, ясновидящие, говорящие головы и прочий мультимедийный аттракцион. Но некоторые вещи можно было узнать и от них – иногда, если повезет. Там было много всего любопытного. Например, то, что великий маг Синклита говорил о себе не как об альфа-самце, как все про него думали, и даже не намекал на такое, но как об императоре – и совершенно не смущался, потому что там был отцом нации и народу обещал всё и сразу. Это было самое существенное, без чего не было смысла вспоминать то, чего уже не будет. Правда, некоторые предсказания так и остались предупреждениями. А про кое-что даже и говорить было бессмысленно.
— Есть информация о будущем, — намекнул Лам.
— Откуда?
— Секрет. Это передается из поколения в поколение. И, может, даже генетически.
— И что это за информация? Она конфиденциальна?
Лам улыбнулся. Он посмотрел на Чжена так, что тому вдруг стало неловко. Лам, закрыв глаза, медленно раскрыл ладони и развел их в стороны — словно сжал воздух, а потом разом отпустил.
— Даже не знаю, — сказал он.
— Хорошо, можешь не отвечать. По-твоему, мы, эзотерики, проводим свое время в компе, выясняя, как поймать за хвост просветление? Целые сутки и с утра до вечера, в лучшем случае. Но вот, пожалуйста, новый ракурс!
— Салют, умники! — бросила неожиданно появившаяся в дверях Магда. Она выглядела бледной и уставшей — видимо, из-за программы стабилизации сна, и было очень странно видеть ее на пороге в таком состояния.
— А что, если всем выйти в астрал? Сколько времени нам для этого понадобится? По таймеру, — спросила она. — Восемь часов двадцать минут двадцать секунд? Или три секунды? Впрочем, все равно выходы рассчитаны на определенный интервал. Опаздывать нельзя. Я уже говорила, что астральные выходы в сознании возможны только тогда, когда ты уже знаешь... Что именно ты знаешь? Ты думаешь, я не понимаю? А что ты видишь?
— Я вижу суслика, — привычно ответил Чжен.
— И это есть то, что есть истина. И то, что есть та ее сторона, на которой мы находимся. И то, что есть на самом деле, — та или иная часть этого огромного многомерного и вечно меняющегося единства.
"Внимание! — раздался голос Мари. — Лам, Чжен и Магда, зайдите к шефу".

****
— Два наших ц е н н ы х сотрудника пропали на Арканзасе... то есть на Амальгаме...
— На Тубзике, — подсказал голос Мари.
— Точно! На Тубзерине... Спасибо, Мари, — поправился шеф. — Еще точнее, говоря официально, в Тубзеринской империи. И вам нужно найти их. Дальнейшие распоряжения по ходу дела.
Шеф хлопнул в ладоши. В его кабинете сразу зажглось два монитора. На одном появилось фото одного из известных сотрудников Института; на другом был скан его личного дела: его идентификационный номер, профессия и индекс цитируемости.
— Вы о нем, конечно, слышали, — продолжал шеф. — Другой был завербован им совсем недавно из важных тубзеринцев. Его внешность нам неизвестна...
Пока шеф вводил троих сотрудников в курс дела, Лам разглядывал симпатичную брюнетку, сидевшую за столом напротив шефа. Она была одета в черно-красное платье эпохи барокко для занятий верховой ездой. У нее были темно-каштановые волосы и румяные щеки. То, что это была тубзеринка, выдавали шесть пальцев на правой руке.
— Ну и интуиция у тебя, — шепнул Чжен Магде.
— Но сначала надо подобрать гардеробчик... Отдаю их в ваши очаровательные руки. — Шеф повернулся к девушке в черно-красном наряде. Та кивнула и встала, приглашая троицу проследовать за ней.

Б

"Просто моя воля зависит от воли Божьего суда. Вот, например, чья воля будет сейчас свершаться? Не моя. То есть мою волю я могу прямо сейчас немедленно начать исполнять, но не мою природу. Что-то свершится не так, а наоборот. Это может быть даже не со мной, и не здесь, поэтому про это ничего толком не известно. Как может кто-то другой знать про то, что будет со мной? Если только он не Бог", — думал Лам.
— Какая у вас цель? — спросил он у Шестипалой.
— Я не ставлю перед собой никакой цели и ни к чему не стремлюсь в этой жизни. Поэтому всякое утверждение о том, будто бы я стремлюсь к какой-либо цели, представляется мне самоочевидной нелепостью. А сама эта нелепость лишена всякого смысла, ибо если даже какой-нибудь дурак и поставит перед собою цель выиграть в кости сто крон, это не сделает его счастливее, — с улыбкой ответила она.
Магда и Чжен с интересом разглядывали костюмы и платья в гардеробной Института, представлявшей из себя нечто среднее между костюмерной и бутиком. Все стены с четырех сторон, от пола до потолка, были уставлены манекенами с нарядами: блузки, брюки, пиджаки, юбки, платья, плащи, жакеты, пальто, шляпы, парики и многое другое. Здесь же стояло много сундуков и чемоданов с одеждой, доставленной по трансвременной линии из других эпох. Манекены не были неподвижны — они медленно перемещались по всей огромной комнате и даже ходили по коврам, раскачиваясь в такт движению. Среди них были "женщины" и "мужчины" — даже казалось, что некоторые из них сейчас засмеются или заплачут.
— Нам нужно только черное и красное: такова традиция в Империи. В Эль-Биноре носят синее и золотистое, а в Лагааде — пестрое; там живут варвары. У них считается, что это одна из многих аллегорий личной судьбы, — сказала Шестипалая.
— А как ваше имя? — поинтересовался, наконец, Чжен. — И как к вам обращаться? Возможно, ваше сиятельство?
— Нет, у нас всё просто. Меня зовут Аалтосонелия, хотя для вас это эвучит, наверно, экзотично.
— Да, как название растения, — согласился Лам.
— Даже неудобно их раздевать, — сказала Магда про манекены. — Как-то всё это театрально. По-моему, они слишком большие и некрасивые. На роли миссионеров их лучше не брать. Это нарушит весь имидж. Ладно, не до этого сейчас... Где мне переодеться?
— В смежной комнате, если вас не затруднит. Я рекомендую вам вот это платье с красными рукавами и черным воротником, у нас оно называется "вигаро". Оно — единственное, что есть из нового. А к нему — черную шляпу.
— А как быть с оружием? — спросил Чжен.
— В Империи оно запрещено под страхом казни.
"Как долго я теперь не увижу Мари? — подумал Лам и сделал несколько глубоких вдохов. — Месяц? Больше? Полгода? Такие страдания скоро станут нестерпимыми... Долго ли я сумею противиться желанию послать всё к черту? Не знаю, если честно. Может быть, за это время на свете случится ещё одна война, или несколько. Тогда, наверно, я просто немного успокоюсь... И если я уцелею, это будет чудо. А о том, чтобы идти умирать в одиночку, надо будет забыть совсем... Что говорила по этому поводу Лаки?"

****
Лам и Чжен решили обдумать новое задание в чисто в мужской компании, и следуя поговорке "Бог любит троицу", пригласили присоединиться к ним молодого стажера Азима. После третьей чашки чая, разговорившись о насущном, Лам так разволновался, что его мысли потекли в несколько необычном направлении. Чжен, повинуясь природному чутью, быстро понял в чем дело. Рассказав, в красках и подробностях, о том, как в прошлый раз был брошен в подземную темницу, он показал на гаджете портрет сексапильной блондинки, с которой познакомился благодаря этому приключению.
— Вдали от своих привычек ты должен остаться той самой "машиной для создания жизни", — говорил Лам. — Самосовершенствуйся в этой области и наслаждайся её красотой. Осознай эту красоту. В общем, вы уже знаете, как это сделать. Отдайте миру то, что он просит...
— До возраста сорока лет, лучше копить силы. Развязный образ жизни лучше вести после пятидесяти, — вставил Азим.
— Хотелось бы мне иметь твою мудрость...
— Надо стать тем, кем быть не просто — счастливым человеком. Именно это делает ум богатым, потому что он дает радость и уверенность. В этом состоит счастье. Если кто-то говорит о счастье, всегда надо вспомнить это в ответ. Счастье в том, чтобы не зависеть от того, что происходит с другими. А не всегда человек способен на это... Но это вовсе не означает, конечно, необходимости бросить все свои дела, нужно просто твердо помнить: всё то, что представляют собой другие люди, есть в любом случае просто следствие их мышления, — ответил Азим.
— Эта девушка... она сказала, что у нее нет никакой цели в жизни. Ты можешь это понять? — спросил Лам у Чжена.
— Цели нет, когда есть только путь. Я не смогу правильно облечь этот простой и ясный смысл в слова... В кодексе самурая говорится, что путь — это смерть...
— Засыпая, думай о смерти, просыпаясь, вспоминай о смерти...
— Да-да. Я бы трактовал это так: всё, что от нас требуется, — это отбросить все условности. Чистота и незапятнанность — вот наши козыри. А если кто-то говорит вам, как осуществить то или иное действие или помысел, то, значит, у него на руках хоть один, да туз. Но он сразу исчезает, стоит нам попытаться им воспользоваться...
— Люди ненавидят нерешительных, но и успешных ценят не слишком высоко, — то ли возразил, то ли добавил Азим. — Чаще им просто нечего терять, вот они и стремятся взять от жизни всё. Решительные добиваются успеха в любой сфере, главное — заставить себя сказать «да» под напором силы, целеустремленности и уверенности в себе.
Лам покачал головой и грустно признался:
— Ты прав, но... На это тратятся годы, а часто и вся жизнь, чтобы накопить такой опыт, который позволяет не стыдиться говорить другому человеку, что он — говно. А потом оказывается, нет ничего легче... Как я уже говорил, вопрос заключается в следующем: готовы ли мы, в конечном счете, не просто выслушивать, но принимать чужое мнение? Или стоит сначала научиться не говорить лишнего? И если стоит, то каким образом? Только прошу, друзья мои, на этом пути не использовать кривляний и ужимок, потому что они выдают вашу постыдную трусость.
— Ты имеешь в виду кого?
— Нет, Азим, я не говорил о ком-то конкретно...
— Я думаю, что наилучшее воспитание и образование заключается в том, чтобы давать своим чадам хорошие примеры. Это особенно важно, когда речь идет о выборе спутника жизни. Именно пример, которым человек должен руководствоваться, создавая семью, может доказать, будет он делать успехи в жизни или нет. Он должен сделать тот выбор, на который обречет его сердце, или не делать его вовсе, в полном сознании того, какая судьба его ждет, — сказал Чжен.
— Чтобы сделать выбор, надо прежде всего остановиться и задать себе вопрос: что я делаю? Зачем? И совершенно автоматически ответ придет.

****
Капсула нового поколения неприятно поразила Лама красным цветом обшивки. Туннель из черного камня дематериализовался и, треща и рассыпаясь на тысячи осколков, исчез в полу. Видимо, для того, чтобы не было соблазна нырнуть назад. Что же до новых дорог, то их еще нужно было поискать на карте...
— А наша... Араукария не "поплывет" с нами? -- спросил он Магду.
— Нет, шеф решил, что мы справимся сами. Ей опасно возвращаться туда.
— Логично.
— Как вы думаете, "Коперник" доставит нас в самые дальние уголки нашей "свободной воли"? И все наши дела, слова и мысли, хотя по виду они полны уродливых противоречий, все равно окажутся удивительно прекрасными! Именно благодаря этим событиям мы поймем, что нет ничего по-настоящему безобразного в этой жизни, — сказал Чжен.
— Поступай так, словно это сон, верь в лучшее, борись до последнего и будь мужчиной. Тогда все у тебя будет хорошо!
— Ты больше не будешь идти по замкнутому кругу, питаясь жалостью к себе, — сказала Магда.
— Когда ты изменишь свое отношение, твоя жизнь изменится, — сказал Чжен.
— Жизнь всегда дает тебе ровно столько, сколько ты готов принять, и никогда – меньше, — сказал Лам. — Она не готовит тебя специально к чему-то. И не отнимает у тебя того, что уже есть. Она просто бьет тебя как ребенка, который все время хватает её за подол и требует показать, где туалет.
Взявшись за руки, они вошли в капсулу и мгновенно перенеслись в несколько иное место. Там оказались раскидистые дубы, а среди деревьев — небольшое поле, на котором виднелись свежевспаханные борозды, две из них тянулись в разные стороны — одна явно вела в глубь чащи, а другая… в сторону высокой острой скалы, ощущаемой, как перо стервятника, почти физически. Солнце палило нещадно, и друзья решили укрыться от его лучей в тени скалы. Там они и нашли Бледного Дуукхама.
Человекоподобное существо, покрытое длинной и жесткой шерстью лежало без движения в луже крови... если это можно было так назвать. Кровь уже свернулась, сгустившись в темную массу, похожую на кисель; она растеклась по земле и покрывала все — камни, ветки, даже мертвую ворону, распластавшуюся под неподвижным телом. Ее черные, под стать ей самой, крылья вздрагивали от хриплого дыхания раненого гуманоида. Существо сжимало в огромной лапе тяжелую дубину. В его груди зияла огнестрельная рана. Больше никаких следов присутствия других живых существ не было.
— Если в мире есть что-то более ужасное, чем человек, то это ангелы, — нерешительно сказал Чжен.
У Магды подкосились ноги и она упала на сочную траву. Она больше не чувствовала ни тепла, ни холода. Вместо этого она на несколько секунд пережила странное состояние. Казалось, что перед ней развернули полотнище гигантской картины, на которой мелькают искаженные лица, шевелятся губы, дрожат тела, и на секунду ей стало по-настоящему страшно.

****
— Я требую, чтобы вы о т о з в а л и своих шпионов из Тубрезинской империи.
Шеф с любопытством смотрел на неожиданную гостью, заставшую его врасплох у бассейна. Она была в изысканном черном платье, украшениях из бриллиантов и шляпе с перьями. Немолодая женщина, красоту которой не портил даже стеклянный глаз. Рядом с ней шефу хотелось улыбнуться и сказать что-то хорошее, хотя вряд ли она улыбнулась бы в ответ. Скорее всего, ограничилась бы коротким кивком.
— Простите, но как вы узнали?..
— Это не важно. — Она криво усмехнулась. — В противном случае ваши сотрудники будут уничтожены.
— Но в настоящий момент я даже не имею возможности связаться с ними...
— Не лгите мне!
— У вас есть способности к телепатии? — спросил он.
— К теле... чему?
— Способности читать мои мысли?
— Не питайте иллюзий по поводу вашего технологического преимущества. У нас есть все необходимые средства обезопасить себя. Задачу можно решить так же просто, как это делают мыши. Я говорю совершенно серьезно.
— Дайте мне двадцать четыре часа на обдумывание вашего предложения.
— Только двенадцать! — отрезала она и ушла, шурша складками платья и оставив шефа в полном недоумении.
"Похоже, в Институте завелась крыса. Она и доставила сюда эту бестию. Никогда еще ничего подобного не было", — думал он.

В

Всем своим существом сознавая, какой она жалкий человек, Рыжая Магда чувствовала в эти минуты, в какую бездну низвергнет себя за то короткое время, когда перед ее мысленным взором не будет этих неправдоподобных сгустков темной крови, источавших тошнотворный смрад.
Темные фонтаны ртути над головой. Причудливый рисунок леса вокруг, похожий на неясные иероглифы, сливающиеся в одну сложную картину. Она видит ее почти наяву… Как это ужасно — быть частью такой картины! Ужасно, но еще страшнее то, что не имеет значения, кто смотрит на этот пейзаж, человек или животное. Что-то странное творится с миром, с природой, со всем. Голоса парней доносились до нее, как сквозь вату.
— Ему уже не помочь!
— Я сделаю ему укол. А ты займись Магдой...
Невиданные растения свисали с деревьев, облепляли их корни, скрывали землю под собой и напоминали что-то доисторическое — но вот что именно, она не могла понять. Земля под ее ногами была не просто отвратительной, но и враждебной, чужой в самом буквальном смысле слова. Словно они на другую планету попали — да, так это, кажется, и было. Хотя неба здесь в реальности и не было… Тогда что это еще? Остатки другой планеты, или чужая вселенная? Может, всё в одном?
Всё-всё такое жуткое и омерзительное, что она почти не решалась поворачивать голову и смотреть в стороны. И единственным спасением были одна-две короткие ободряющие фразы про себя. На каждом стволе росли скользкие разноцветные грибы. Почему-то к этим грибам совершенно не хотелось прикасаться… Отчего в мозгу возникли ассоциации с чем-то демоническим… Впрочем, тут же исчезнувшие — просто потому, что было очень противно.
Магда вдруг ясно поняла, о чем думал Лам последнее время. Ему было не позавидовать. От природы она была скорее сострадательна и благожелательна. Стараниями Чжена она стала приходить в себя... Лес поодаль выглядел уже вполне привлекательно. Травка — приятной на ощупь.
— Я в порядке... — сказала она Чжену.
— Слава богу!
— Пациент, кажется. тоже оживает, — радостно воскликнул Лам. — Эй, брат! Ты меня понимаешь? Отлично! Тебя как звать-то? Имя! У тебя имя есть?
— Дуукхам, — еле слышно произнес "брат".
— Это твое имя? — не отставал от него Лам. Гуманоид кивнул.
— Есть контакт, — удовлетворенно сказал Лам. — Смотрите, какая вокруг красота! Наверно, именно так первобытные люди видели свой рай. Они чувствовали природу… И свою связь с ней.
— А кто в тебя стрелял? — спросил волосатое чудище Чжен. — В Империи ведь запрещено оружие, ты знаешь?
— Знаю, — прохрипел тот. — Мерзкая скотина Кыуниг Рогатый... у него есть...
— Надо бы и нам в таком случае обзавестись хотя бы ножами, — сказал Чжен Ламу.
— Угу, ножи не оружие... Ты какой предпочитаешь — наваху или качетеро?
— Я согласен на простой стилет.

****
Охрана хмуро оглядела их, но останавливать не стала, когда Магда, Лам и Чжен въехали в город через главные ворота Тубзерина. Дуукхама они оставили на попечении сестер-монахинь, и у них же друзья купили лошадей, подобающих их костюмам. У каждого имелся кошелек, туго набитый золотом — у Рыжей Магды он был самый вместительный. Этот кошель лежал в походной сумке, привязанной к ее седлу, как и было положено. У Чжена на шее висели амулеты, отгоняющие злых духов. В таких путешествиях, к которым они готовились, это было как нельзя кстати. По дороге друзья обсудили дальнейший план действий. Все главное было решено еще тогда, у скалы. Теперь оставалось только найти подходящий постоялый двор. Вот с этим было хуже. Везде, куда ни глянь, творилось нечто странное.
— Смотрите, все эти люди...— вполголоса сказал Лам, — они кого-то хоронить собрались? Или наоборот? Зачем им столько черепов и скелетов?
Над каждой лавкой были прибиты человеческие черепа, из каждого окна выглядывал скелет, а уличные прилавки порой заменяли гробы. Несмотря на это люди, одетые в черное с красным, занимались будничными делами, разговаривали, смеялись и даже кое-где пели песни.
— Вы как хотите, а я ночевать со скелетами не собираюсь, — предупредила Магда.
— Видимо, местный культ предполагает хранение останков умерших родственников в домах, — заметил Чжен.
— Чепуха какая, — отозвалась она. — Здесь что-то не так.
— Скорее всего, они считают смерть смыслом всей их жизни, — сказал Лам. — Иногда это помогает, и им за это дают пожить, но… Скажи, что же именно происходит, когда они умирают? Что является высшим переживанием смерти? Ведь от нее не спастись?
— Их убивает та пустота, в которую они падают. А потом они, как ни странно, вспоминают о том, кто они и где жили. Это самое интересное, Лам, я никогда не думала, насколько это может быть впечатляюще, — ответила Рыжая. — И гробы, и скелеты, и бумажные цветы — всё это то, чем они пытаются наполнить мир после смерти... В былые времена это наполнение бывало разнообразнее. Хотя... я думаю, они и сейчас, провожая своих покойников, устраивают шумные карнавалы.
"Самое глупое, что можно придумать, — это пытаться залезть в чьи-то мысли. Потому что там можно встретить совсем не то, что ты ожидаешь, — думал, слушая ее, Чжен.
— Эй, старина! — обратился он к бородатому молодцу, мимо которого они проезжали. — Сегодня какой-то праздник в загробном мире?
— Да, так и есть, сударь, — удивленно ответил тот. — Сегодня день поминовения усопших. Утренняя служба назначена в кафедральном соборе. Вы можете присоединиться к молящимся. Я бы хотел узнать, чем могу служить господам...
— И часто он у вас празднуется?
— Каждую неделю, — так же недоверчиво ответил бородач. — А вы из Эль-Бинора? Хотя не похоже...
— Мы из Иэра, — непринужденно ответил Чжен.
— Не слышал о таком. Вы только что приехали? Ну и как вам у нас, нравится? Если хотите, я могу проводить вас на лучший постоялый двор.
— Это было бы замечательно, любезный, — вставила Магда. — Надеюсь там не будет черепов и скелетов? А также привидений...
— Ах нет, что вы, сударыня, мы мирные люди, даже слишком, уступаем дикарям лучшие пастбища и места рыбной ловли...

****
— В день общения с умершими у нас, скорее всего, возникает некоторое количество приятных воспоминаний. В этом нет ничего плохого, даже наоборот. Более того, от подобных встреч часто зависит наша личная судьба. Всё-таки духи проделали огромный путь из потустороннего мира... Или, по крайней мере, попытались это сделать. Так что любые чувства по поводу этих событий вполне естественны. Но, как и в любой магии, тут тоже возможны ошибки и искажения. И чтобы избежать этой опасности, во время общения с духами лучше ничего не предпринимать и не записывать то, что вы услышите...
Хозяин постоялого двора, рассказывая о празднике, самолично расставлял перед гостями различные яства и вместительные сосуды с напитками. Здесь были сладкие булочки и другие сдобные изделия, источающие густой запах меда, пироги с начинкой из рыбы, какие-то загадочные огромные сливы с черным пятном на вершине плода. А еще на большом блюде горой лежали аппетитные ломти хлеба и поджаристые кольца мягкой колбасы.
— Один наш знакомый, возможно, уже в мире ином... но мы не знаем это точно, — сказал ему Лам доверительным тоном. — Ты не слышал о важном господине по имени Оортебус Четвертый?
— Ну как же, конечно, я знаю его! Это известный в городе медик... но он, кажется, куда-то пропал. Давно о нем ничего не слышно.
— Не мог ли он податься в Эль-Бинор?
— Вряд ли, — отозвался хозяин, подобострастно улыбнувшись. — В Эль-Биноре сейчас неспокойно... Или он просто сумасшедший. Но и умалишенный никогда не поедет в это темное место.
— Что же там происходит? — с интересом спросила Рыжая Магда. Хозяин посмотрел на нее со смесью страха и почтения.
— Там настоящая оргия зла, сударыня...
Она сидела у стены, глядя в пространство мимо хозяина, словно бы и не обращая на него внимания.
— Оргия зла, ты сказал? Интересно. Расскажи нам подробнее... а то мы были в далеких краях и не ничего не слышали об этом.
— Видите ли, великолепная госпожа, — начал растерянно хозяин. — Там уже десяток лет царит беззаконие, несправедливость, запредельная жестокость... Король Лаурама Кровопийца страдает наследственным недугом — не любит и не умеет собирать подати, да еще и злобствует. Вдобавок он помешан на магии, и его воины набраны из поклонников демонов. Это такие мерзкие чернокнижники, хуже ведьм! Они даже не умеют делать вид, что служат людям, все время играют в кости и пьют. Этим они пытаются скрыть свой страх перед нашим королевством, но им это не очень-то удается... А король Лаурама очень к ним благоволит. Когда наш король Грахай, которому медики запретили употреблять человеческую кровь, собирался лично выступить перед своими сторонниками и велел зачитать свиток о преимуществах его крови над кровью других, хотя это был просто риторический прием — он на самом деле ничего подобного не делал... тогда-то наш король и убил их последнего посланника — и теперь, слава богу, правит бесконтрольно. Вот потому-то они там и злобствуют. Они называют себя "Святые гонцы"... ну, не смешно ли?

****
Они сняли две комнаты: одну для Рыжей Магды, другую с двумя кроватями — для мужчин. Лучше было бы заселиться всем вместе, но им не хотелось давать пищу для слухов. Неудивительно, чтот друзья очень устали и хотели спать. Магда отправилась в свою комнату, а Чжен и Лам остались сидеть за столом. Лам задумчиво глядел на пламя свечи.
— Пожалуй, следует одному из нас съездить в этот Эль-Бинор, разведать как и что... не видали ли там нашего Оортебуса, — предложил Чжен.
— Справишься в одиночку? — спросил Лам. —Если там тоже считают, что смерть — это лучшее, что есть в жизни... лучше уж сразу прикинуться таким же дебилом. Что скажешь?
— Да, ум свой показывать не стоит. И врожденное чувство справедливости тоже.
— Не стоит лишать людей их религии...Нельзя сказать что это плохо, скорее наоборот — таков был бы общий итог. Но тогда в любом случае мир стал бы хуже, потому что наделил бы своими чертами и недостатками именно то, что раньше было их лишено.
— Дело в том, что человек умеет находить способы приспосабливаться к любому, даже самому дикому, положению дел. По-своему он мудрый. Но не потому, конечно, что умен, а потому что сумел выйти из дикого состояния. А к дикости человечество так и не смогло привыкнуть… Я думаю, это единственное, в чем человечество достойно уважения, — сказал Чжен.
— Но мы считаем, что люди, ответственные за преступления, заслуживают сурового наказания. — Лам стукнул кулаком по столу. — Лучше лишить их жизни и на том свете, чем вынуждать простаивать в очереди за исправительными работами в ожидании помилования, которого не будет.
— Хорошо бы. Но как это сделать?

Г

"Чтобы я мог продолжать жить, во мне должен быть страх перед Божьим гневом, иначе нет смысла вообще жить! Ибо если за всю свою жизнь я не совершил ни одного доброго дела, то не счесть, сколько их сотворил мой Бог за время, когда я жил! Да, Господь испытывает меня, но ведь не может, не должен же страдать Он сам! Но Он испытывает и всех остальных, и это и делает их счастливыми или несчастными. Иначе откуда возьмется разница?" — думал Лам, ощущая, как волна смирения накрывает его с головой.
Однажды сон принес ему настоящий ужас, и он не выдержал, потерял сознание… А когда он очнулся и пришел в себя, то понял, что постепенно сходит с ума. Гниение вокруг стало для него невыносимым. А потом стала звучать музыка, какой он никогда прежде не слышал. Она казалась ему странной и будоражила его. Но самое главное — она странным образом совпадала с его мыслями… Он хотел, чтобы музыка пришла к нему и стала его настоящим предназначением. Как только это произошло, он перестал слышать посторонние звуки и стал подлинным хозяином своего безумия.
Кажется, эта древняя песня стала для Лама чем-то вроде дневника, в котором фиксировались события его жизни. Даже не вникая в слова, он смог понять, что именно сейчас речь идет о выборе. Вот только каком? Странно, но для монаха этот вопрос не был бы важным. Все стало ясным, когда он перевернул последний лист дневника: это был лист со стихами, посвященными Мари. Еще несколько стихотворений, и Лам закончил читать свое жизнеописание. Как он и надеялся, одиночество настигло его намного раньше, чем он думал.
Он видел сон, где в одно утро мир встал, как обычно. А затем исчезла любая мысль, каждая вещь. И не осталось ничего... ничего, за исключением маленького желтого огонька, летящего по высокой голубизне. Казалось, что мир, только что поддерживавший свет и жизнь, тает на глазах. В небе появились тучи, и на землю упали первые капли. Потом стал виден гаснущий в зените солнечный диск. Мир стал погружаться в туман. Тогда Лам вспомнил, кем он был прежде, в своем прежнем мире. Он чувствовал себя птицей, которая парит над облаками и видит землю, которую скоро затопит вода.
Вдруг он увидел ЕЁ. Она стояла на площадке высокой башни, склонив голову над книгой. На её голове была синяя косынка в цвет платья и огромный белый цветок. Черные волосы были убраны в сложную причёску, похожую на венок из виноградных листьев и ягод, и связаны тонкой лентой, что делало её похожей на озорного эльфа. Он сразу узнал ее по темному лику. Это была она! Черная мадонна. Теперь это была не только его мечта, а его судьба… Он видел её в снах и раньше, но всегда только мельком и издалека.
Но вот сейчас он сможет подлететь, посмотреть на нее и сказать все то, чего так ждал всё это время: "Мария… Мария…" И вдруг он понял, как дрожит в его груди сердце, которое много-много веков билось, чтобы вот-вот забиться в одном ритме с ней… От этого ему стало страшно. С шипением полыхнула во все стороны яркая неземная голубизна, залив пространство ярким пламенем. Затем в глубине пространства дрогнули лучи, их рассеял ветер, который стал полновластным хозяином мира.
И Мария подняла глаза — они встретились взглядами. Но Мария видела только саму себя, всё остальное для неё просто не существовало. А мир внизу и вокруг неё был пустым. Недавнее пламя погасло... Ангелы почувствовали исчезновение Марии из Небесного града и кинулись к ним, распахнув крылья, превращаясь в многоцветных птиц. "И я с тобой не просто так… До встречи," — зашептала она. А потом ангелы успокоено уселись на вершину башни. Мария оглянулась. И только слёзы текли по щекам её небесной лёгкости…

****
После того, как они проводили Чжена в далекий путь, Рыжая Магда и Лам посмотрели друг на друга, словно спрашивая, что дальше. И ничего не сказали. Лам рассмеялся, вытащил из мешочка на поясе медную монету и подбросил ее на ладони.
— Решка! — объявил он. — А это значит, конечно, только одно — путь воистину ведет нас к чудесам. Мы просто о них еще не знаем. Но сегодня мы не сможем пойти дальше, не встретив их, это верно.
— А если бы был орел?
— Тогда мы получили бы совсем другой ответ. Ты знаешь, для чего здесь служат деньги? Для того чтобы получить информацию о том же самом. Я предвижу, что эта монета и несколько ее сестер сегодня перекочуют в чулок какой-нибудь местной ведьмы.
Они без труда нашли на ближайшей улочке дверь, над которой висел знак ведьмы — треугольник с перевернутой пентаграммой в центре, выкрашенной серебряной краской. В его верхней части сверкал стеклянный глаз. Соседняя дверь была раскрыта, но улица безлюдна, только у лавки напротив стояла пожилая женщина в черном. Они вошли внутрь.
Им пришлось немного подождать, потому что в помещении никого не было. Когда они закончили осмотр коллекции сушеных жаб и гадюк, из-за занавески появилась пожилая темнокожая женщина и жестом пригласила их в соседнюю комнату. Здесь они расселись на шатких стульях вокруг столика, который был завален различными корешками и пыльными томами магических книг, а вокруг возвышались горы шкур и костей различных животных. Некоторые из них громоздились на полу, другие — были подвешены к потолку.
— Ты сведуща в магии? — спросил Лам.
— Что привело таких безупречных господ ко мне? — заискивающе спросила женщина в ответ.
— Мы хотим узнать об одном человеке, — сказала Магда
— Вы сможете представить его себе внутренним взором?
— Конечно.
— Тогда приступим, — криво улыбнулась ведьма и достала из-под стола небольшой шар из горного хрусталя на бронзовой подставке.
— Закройте глаза. Когда вы увидите человека внутренним зрением, назовите его имя вслух.
— Оортебус! — произнесли Лам и Магда почти хором.
И, пока они произносили имя, ведьма подняла шар вверх и стала его вращать. И это было похоже на древний ритуал, связанный с появлением солнечного света: вокруг стали возникать цветные пятна, потом раскрылись тонкие прозрачные лепестки, на которых проступил темный силуэт.
— Я вижу Благодатный свет! Этот человек — настоящий красный лев! — заявила она.
— Где он?
— Ближе, ближе! Видите, он безоружен? Он сидит на цветущем лугу и глядит в вашу сторону! О чем он думает? Слушайте! Он ощущает волнение сердца! Значит, красота тронула его душу! Слышите? О великий Царь! Чувства? Глаза его наполнены глубоким счастьем! Как его встречают, о да! Царь всех животных и птиц! Страшный лев! Мужчина! Чего еще можно хотеть, когда такое волнует кровь? Страстный лев и сладострастник! Но добродетельный! Так! Тело — это его мысль! Что можно желать здесь? Ну! Встаньте! Садитесь на меня, и он ваш! Можете одеться... — вещала ведьма в трансе.
— В каком смысле? — Магда была шокирована.
— Терпение! Вот вам звериный клык! Он приведет вас к этому человеку. Спокойствие и ярость! Тонкий ум! Но что это? Еще? Вот! Кого вы слушаете? Наберитесь терпения... Любовь и сила!
Лам повертел в руках львиный клык, врученный ему ведьмой. Затем сжал его в кулаке и некоторое время пристально смотрел на темнокожую женщину.
— Это всё? — спросил он.
— Да. Теперь я хочу, чтобы вы ушли, мои господа, и вернулись завтра утром. Вы найдете меня здесь же. Пусть госпожа положит вечером клык под подушку и запомнит всё, что ей приснится.
— Мы не будем больше злоупотреблять твоим гостеприимством, — сказал Лам. — Как будет угодно Хозяйке ужаса... Вот тебе мое слово и благодарность.
— Как нам к этому относиться? — спросила Магда, когда они вышли на мостовую.
Лам посмотрел на нее и рассмеялся.
— Видно будем потом... Хозяйка ужаса управляет этой ночью. А пока... Нужно дать ей немного пофантазировать. Надеюсь, тебе не страшно?
— Я чувствую, мне предстоит увидеть кошмар...
— Не думаю. Сон может быть вполне приятным, — Лам, как ни странно, пребывал в веселом расположении духа.

****
Чжен был в растерянности. Пока дорога вилась среди полей, его конь был послушен и бодр, но как только он вьехал в лес, конь стал подавать признаки встревоженности, перешел на шаг, а затем и вовсе остановился. Странно. В придорожных кустах как будто бы раздался плач ребенка. Чжен соскочил с коня и пошел на звук.
— Случилось что-то, сударь? Заблудились? — неожиданно услышал он голос из-за деревьев. В ответ раздался раскатистый хохот со всех сторон. Навстречу ему вышел человек в темном кафтане. На голове его блестел металлический шлем с рогами. Подойдя, он хлопнул Чжена по плечу.
— Будешь сопротивляться — зарежу! — сказал он.
— Кыуниг Рогатый, — догадался Чжен.
— Точно! Ты откуда такой сообразительный, а? — радостно засмеялся Рогатый. — Ты что, совсем страх потерял? Вот иди сюда и расскажи, откуда взялся в наших краях. У тебя есть чего бояться! Говори прямо здесь и сейчас. И не стесняйся.
Справа и слева к ним приблизились рослые молодцы, одетые в доспехи с закрывавшими грудь железными пластинами, похожими на те, что защищали их главаря. Чжэн понял, что сопротивляться не имеет смысла.

****
Утром Рыжая Магда заявила, что ничего не помнит из того, что ей снилось ночью.
— Пойдем скорее, — сказала она Ламу. — Надо найти эту мошенницу!
— Я уверен, что ее след уже простыл, — спокойно ответил тот.
Он сидел на стуле, задрав ноги на низкую столешницу, и, судя по отсутствующему взгляду, весьма далеко ушел в собственные мысли. Его сапоги были начищены до блеска.
— Тогда что нам с этим делать? — спросила Магда, показывая клык.
— С этим? Ничего, если ты не возражаешь... Магия есть магия. Это опасно. Она способна убить или заставить страдать. И нам она ни к чему.
— Лам, вчера ты рассуждал иначе! Ты меня за кого тут держишь? — обиженно воскликнула девушка. — Я могу только сказать, что мы ее упустили! С нашими деньгами, между прочим. Где нам теперь искать эту чародейку?
— Это уже не наша забота. Если хочешь знать, она сама найдется. Искать черную кошку в темной комнате нам не стоит.
— Ты не прав, Лам. У нас нет никаких идей, как найти Оортебуса...
— Извини, но ни я, ни ты сейчас искать его не будем, даже если ты очень захочешь этого. Потому что за ночь многое изменилось.
— Может, ты объяснишь мне, что именно изменилось? — Магда начала терять терпение. — Мы проверим, так ли это на самом деле. Так что же случилось с нашим миром?
— Ну, объясню... Ночью шеф вышел на связь, — лениво ответил Лам.
— Да ладно! И что же?
— Он приказал свернуть поиски. И возвращаться... Извинился.

Д

Неспокойно было в Эль-Бинорских провинциях. Варвары нападали на гончаров, ткачей и кожевенников. Они пригоняли черных от солнца верблюдов к самым стенам Эль-Бинора, опрокидывали телеги и жгли запальные бочки с "греческим огнем". Так Чжоэн прозвал неизвестную горючую смесь, которую варвары Лаагада охотно использовали.
Уже месяц как Чжоэн стал правой рукой Кыунига Рогатого. Этому способствовало то, что Чжоэн знал главный секрет главаря шайки разбойников: как Кыуниг при необходимости метает молнии в своих врагов. Некогда он застрелил из пистолета старого главаря шайки Уадели Костлявого. Когда и откуда у Кыунига появился пистолет оставалось для Чжоэна загадкой.
Тем временем конфликт между варварской республикой и эльбинорским королевством набирал обороты. Король Лаурама Кровопийца поставил "под ружье" большинство мужчин Эль-Бинорских земель, правда вместо ружья они могли пользоваться только пращой. Большей частью эти провинциалы были новичками в военном деле, и Лаурама не знал, что с ними делать. Они проигрывали сражение за сражением, пока война не дошла до стен столицы, где пращники Лаурамы и встретили повстанцев нескончаемым градом камней.
После этого никто не осмеливался больше появляться в городе. Лаагадских лазутчиков и всех, кого считали таковыми, вешали на главной площади Эль-Бинора. Столицу держали в осаде уже неделю, когда Лаурама получил донесение, в котором говорилось, будто бы великий завоеватель Грахай Всеведущий, шел ему на помощь. Это было очень странно, и Кровопийца донесению не поверил.
Также боясь предательства со стороны своего эскорта, Лаурама не стал посылать отряды "святых гонцов" куда-либо за новой кровью и огласил указ, что отныне Эль-Бинор считается городом, свободным от кесарей и Империи. При условии, что горожане добровольно начнут сдавать свою кровь в специальных пунктах прямо у башен замка. Одновременно в столице началось производство холодного оружия.
Грахай, король Тубзерина, и королева Мильдогена изо всех сил пытались поддерживать добрососедские отношения с Эль-Бинором. Но это было крайне сложно, так как двум державам приходилось постоянно доказывать друг другу, кто является главным. Каждое из королевств считало себя выше другого. Тубзерианцы жаловались, что их гнут и теснят на границе, но в ответ эльбинорцы кричали, чтобы те не смели судить их по своим законам.
— Как ты думаешь, чью сторону возьмет Грахай? — спросил Кыуниг Чжоэна. Его злобные глазки насмешливо щурились.
— Пусть берет какую хочет. Нам-то что? Человек сам себе сделает из своего гнева одну из колесниц на дороге Фортуны.
-- Фортуна пока на стороне Лаагада... Какая разница, какому богу служить?
-- Разница есть, -- сказал Чжоен. -- Вот ты, к примеру, можешь посмотреть мне в глаза?
-- Могу, если тебе интересно, грязный желтый петух.
-- Тогда посмотри. Что ты видишь? Умиротворение... А вот теперь? Черную стену. Это и есть гнев.
Кыуниг притворно заржал и положил руку на рукоять меча. Чжоэн понял, что сейчас не время... Он надеялся на чудо.

****
По выражению лица шефа можно было догадаться, что он сильно раздосадован. А по неряшливости его костюма — что пробило наконец его хандру. С ним это бывало крайне редко.
— Месяц назад мы отправили в Тубрезианское королевство трех сотрудников, — сказал он.
— Тубзерианское, — поправила Мари.
— Да, Мари. На Тубзерин, короче... Им следовало найти пропавшего резидента. Вместо этого они сами как испарились! Уже месяц не выходят на связь, черт возьми... Простите.
Мари сделала вид, что ослышалась. Шеф смутился, и это было ужасно. Не успела она сделать окончательных выводов, как шефа куда-то понесло...
— Мы связались с королевскими представителями! Они клянутся, что не знают, где наши сотрудники... я им, конечно, не верю! Но! Этого ведь не может быть, правда? Не может такого быть!
Мари задумалась. Она почувствовала слабую надежду, что всё обойдется.
— Что они доложили во время последнего сеанса связи? — спросила она.
— Лам сказал, что группа разделилась. Чжен был отправлен на поиски Оорбетуса в другой город...
— Оортебуса.
— Мари, не издевайтесь! — грозно закричал шеф, сжимая кулаки. — Он наш самый секретный резидент в Империи!.. Я приказал Ламу и Магде возвращаться... Сказал, что с Чженом свяжусь сам! Что же делать?! На вас вся надежда, Мари!!! Только вы сможете их разыскать.
— Мне надо скоординировать свои действия с вами! Мысленно. Понимаете меня? Ну и, конечно, переодеться...

****
Лаам выглядел как заправский лаагадец. На голове — чалма из пестрой ткани, на плечах — фиолетово-лазорево-оранжевый халат, а на ногах — ярко-красные туфли с загнутыми вверх носами. Здесь, в Лаагаде, они с Меагдой держались как семейная пара. Меагда должна была беспрекословно выполнять все желания мужа, во всем ему подчиняться и даже молиться вместо него, поскольку отношения с богами обычно устанавливаются не только для того, чтобы поклоняться им.
Они свели дружбу со знатным лаагадцем Ниярбетом, который советовал им, как одеваться, вести себя за столом, чтобы не сильно отличаться от прочих жителей города. Сам Ниярбет был одет почти так же, как его новый друг, но гораздо больше внимания уделял бусам и браслетам.
Кроме того, было много других причин одеваться в подобный наряд, и все они поддерживали мечту о легкой судьбе, полной услады и смеха. Один чужеземный философ, много беседовавший с Ниярбетом о жизни, сказал, что у каждого человека есть что-то вроде второй родины, которую он посещает во сне. Ниярбет очень любил сказки о раскрепощенных красавицах, ожидавших его в этой стране.
Познакомившись с ученым монахом Муадозинделем, Лаам мог часами разговаривать с ним в присутствии Ниярбета на отвлеченные темы, пока Меагда рыскала по городу в поисках Оортебуса Четвертого, человека-льва и сладострастника, как назвала его тубзерианская чародейка-мошенница.
Как-то Лаам и Ниярбет посетили монаха в монастырской келье, где тот показал им чертежи своих двигающихся при помощи пружин истуканов. Сам Муадозиндель дружил с бесами и собирался с их помощью смастерить истуканов для лаагадской армии. Монах выставил на стол отменное вино, которое делали в монастыре, и мужчины провели целую ночь с пользой для дела.
— Скажи мне, почтеннейший Мудозиндель, — обратился к нему Лаам, — что такое любовь? А-а? Сексуальное возбуждение? Это так же старо, как история про Всемирный потоп... Кому, в сущности, нужна эта история?
— Про историю всё ясно. История — это чушь собачья, — ответил монах. — А без любви интереса нет... Вот я попробую такую круглую идею замутить — думаю, все вокруг будут умирать от смеха! То же и с любовью. Это где-то глубоко... глубоко внутри. Любовь, значит, она как бы всеобщий баланс сил.
— Баланс сил? Поясни...
— Если по-простому — любая сила должна противостоять другой. И обе они должны уравновешиваться.
— А Бог есть любовь?
— Вроде да... А кто ж его знает? У нас тут сам дьявол в качестве объекта любви как-то мелькал. Он у нас любовь отрицает. Но ведь Бог ему, наверно, не сильно мешает. На то он и Бог...
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду баланс... Вот если добро и зло уравновешены, то дьявол может и нарушить. Всё смешать. Все силы. Ведь по сути Бог — сила? Или баланс сил? Вот и любовь тоже баланс сил и интересов.
— Чудишь ты как всегда, Муадозиндель, — вмешался Ниярбет. — Где ты в мире видишь баланс сил? Всегда кто-нибудь побеждает, а другой — проигрывает. Вот Лаагад сейчас побеждает, а почему? Да потому что у него положение в одном мире сильнее, чем у в другом.
— Не сомневаюсь, — сказал Лаам. — Я слышал, что жители одной эльбинорской провинции наняли для защиты от отрядов короля Лаурамы Кровопийцы шайку разбойников.
— Да, эти отряды собирают с людей "дань кровью" для кролевского дворца. Все жители провинции обязаны сдавать кровь в специальных пунктах. А живут там в основном лаагадцы! Поэтому Лаагад и объявил войну Эль-Бинору. Этому беспределу нужно положить конец!
— Зачем же Лаураме столько крови?
— Говорят, в подземелье королевского замка есть целая лаборатория. Один известный тубзерианский врачеватель готовит из человеческой крови лекарство для малолетнего наследника Эль-Бинора, без которого тот и жить не может, — ответил монах.
— Брехня, наверное! — отмахнулся Ниярбет. — Слышали ли вы про Кыунига Рогатого?
— Отъявленный бандит, — сказал Лаам.
— Да, но... у него появился новый помощник, некий Чжоэн, — продолжал Ниярбет. — Они с Рогатым в последнее время очень сблизились. Грабят купцов из Тубзерина.
— Чжоэн, говорите? — спросил Лаам.
Муадозиндель поковырял шестым пальцем в носу и сказал:
— Болезнь наследника и заключение врача под стражу держится в строжайшем секрете. Оортебус практически не выходит из подземной лаборатории, в которой он готовит все новые и новые порции лекарства...
— Ты сказал, его зовут Оортебус? Откуда знаешь, почтенный?
— Да у него глаза косят в разные стороны. Мы с ним были в одной секте. Сектант во всем видит какой-нибудь символ и живет по этому символу...
— По какому же символу живет этот медик?
— Золотой дракон.
— Что же символизирует этот дракон?
— Это символ жизни. Вот так он его понимает. Один раз в году он летает по небу на спине этой твари и ждет поцелуя от вечной любви.
— Как же он летает, если сидит под стражей в подземелье? — удивился Лаам.
— Да-а, — вздохнул монах. — Теперь уж не летает...

****
По улице города на вороном коне ехала чернокожая девушка в алом платье. Когда она проезжала мимо больших красивых домов, где жили богачи, окна в них оставались темными. Кроме одного, на втором этаже. Там в окне была бумажная луна, отражавшаяся в выпуклом стекле окна. Сквозь стекло луна казалась маленькой, но всадница не могла отвести глаза и не смотреть на нее, потому что она очень нравилась ей. Ночью с городом происходило что-то странное. Во всяком случае, так показалось чернокожей даме. А на следующее утро этого окна уже не было.
На его месте на фоне неба проступило огромное голое дерево -- как будто кто-то стряхнул с него засохшие листья. Так выглядел фреска на фасаде старого дома. Но с той ночи она больше не видела луну в этом городе. Она не знала, что это был за дом. И никто из людей больше никогда не видел ее алого платья. Последним человеком на земле, видевшим его той ночью, был прозрачный всадник в доспехах, проезжавший мимо здания с бумажной луной в стеклах. Он был так высок, что черные перья на его шлеме касались неба.
Молодая дама сидела на вороном коне, а большой золотой дракон украшал ее платье. Город был спокоен и красив. Зато всадника переполняли печаль и скорбь. Как и прежде, он не замечал людей. Теперь он был очень далеко, ведь низкие облака касались его лица, скрытого под темной вуалью. Девушка это заметила, когда повернула коня и все-таки подъехала к окну, в котором горел зеленый свет. Всадник выглядел равнодушным, если не сказать отрешенным. Конь его поскакал по широкой улице, зазвенели колокольчики, и дама стала тенью. Дракон скрылся за тучей.

Е

— Из этого следует, что всем нам следует отказаться от личной свободы и ждать Страшного суда с таким же благоговением, с каким ожидают наступления нового года? Как бы я хотел услышать что-нибудь в этом роде! Кстати, у тебя есть сокровенные мысли о Страшном суде?
Это был самый серьезный вопрос, который Лам задал той ночью.
— Сокровеннейшие! — ответил Муадозиндель. — Я считаю, туда попадут все мужчины, которые перерезали в детстве горло собственной собаке.
— О чем ты говоришь! — возмутился Лаам. — На Страшный суд попадут все без исключения! Кроме разве что твоих манекенов... Потому что у них нет души.
— А как вы будете жить после Страшнего суда? — спросил монах. — Я и сам пока не знаю. К тому же у нас, вроде бы, души еще не придумали. Что вы посоветуете?
— Не придумали души! Еще! Это же надо себе представить... Слушай, у меня в кармане есть одно подходящее для тебя предложение... В первом кругу ада очень жарко...
— Что означает использованное вами выражение?
— Какое? — не понял Лам.
— Вы изволили выразиться очень интересно: "у меня в кармане". Что такое "карман?
— Это слово? Оно заимствовано из жаргона, извини, это "место, где хранят вещи". Ах да, у вас карманы еще не изобрели.
— Почему же вы думаете, сударь мой, что душу уже изобрели? — Муадозиндель сладенько улыбнулся.
— Потому что никто не может жить без души!
— Соблаговолите объяснить. Вот я живу... и ни о какой душе не знаю. Я в монастырь зачем-то хожу. Зачем? Вы знаете? Я должен за это, что ли, деньги получать?
— Ты умнейший человек в своей стране. То, что ты делаешь, ты делаешь ради интереса, — предположил Лаам.
— Ради и н т е р е с а... Не из-за страха? Нет? Так, может, мне интересно отправиться в первый круг ада... или куда вы меня посылаете? Ха-ха. Где он находится?
— Я знаю, где расположен первый круг ада... Но как именно ты туда попадешь — это другой вопрос. Вопрос свободы воли.
— Вот я придумываю ходячих манекенов, а вы говорите: придумай себе какую-то душу. И в голову приходит совсем иное... Это, по-вашему, как раз первый круг? Или это уже второй? Так почему я должен туда попасть? Если Бог дал мне ум, почему надо что-то ограничивать? Свобода воли, говорите? Да, у меня воля есть. Вы что думаете, у манекена нет воли? Отчего нельзя таким манером сделать, чтобы манекеном с волей стать?
Монах подлил еще вина в бокал Лаама. Тот охотно пригубил его, отдавая должное вкусу и аромату напитка, и сказал:
— И что же мы имеем? Воля... Надо поразмыслить об этом. Религии говорят нам истину или нет?
— Дело не в том, что они говорят. Дело в нашей способности эту истину понимать. А раз не способны, то религия и не нужна, — заключил монах. — Но в самом начале только магия могла помочь человеку в его развитии, и именно это нас и спасло. Древние люди воспринимали мир так, словно они были частью Единого, где все поступки и само существование порождались мыслями и чувствами. Когда мы думали «я хочу быть здоровым», мы превращались в источник здоровья и сами были этим здоровьем...
— Значит, по-твоему, человеку не было нужды в религии?
— Это не совсем так. Религия — инструмент, который помогал создать новые модели порядка. В ней содержится пример как надо жить, ориентируясь на образ совершенного существа, который есть у вас перед глазами.
— И где здесь истина? — спросил Лаам.
— Вот, например, вы хотите у соседа что-нибудь отнять. Так? Вы идете к нему в гости, объясняете, что вы хотите, и он дает вам от ворот поворот. Затем вы надеетесь обвинить его в том, в чем вы сами виноваты. Однако ваши слова говорят не в вашу пользу, поскольку они являются результатом домыслов.
— Ну и что?
— А то, дорогой мой сударь, — сказал Муадозиндель, — что существуют, кроме вас и вашего соседа, два абсолютно не пересекающихся мира, а в качестве модели совершенной жизни для каждого из вас существует только один из них. Поэтому и тот, и другой мир следует считать чудовищно несовершенным злом, которое должно быть искоренено.
— Хм... ничего не понял. Ведь прав-то сосед в твоем примере!
— Истина это то, что именно вы считаете правдой, а правдой может быть только магия.
— Выходит, что магия является конкурентом религии...
— Истинно так и есть. Всё является конкурентом всего. По сути, речь идет о стремлении затормозить наше развитие, создав духовную тюрьму, в которую мы попадем, если подчинимся чужому влиянию.

****
Ниярбет вышел на площадь, где у колодца его ждал бродяга в грязном рубище. Длинноволосый попрошайка просил милостыню, но никто не подавал. Ниярбет бросил в миску несколько монет и наклонился к его уху.
— Скажи королеве, что он клюнул, — шепнул он нищему.
— Ясно. Какие еще будут распоряжения?
— Пока никаких.
Он снял с руки браслет из бирюзовых камней и протянул бродяге.
—Вот, передай в подтверждение моих слов.

****
Магда решила, что Лам явно хочет сообщить ей что-то очень важное. Что именно, она не понимала и решила спросить напрямую. Он делал вид, что поглощен лаагадской игрой с фигурками из зеленого дерева. Она знала, что это помогает ему думать. Когда рядом с ним появилась чашка с приготовленным Магдой горячим напитком, он даже не посмотрел на нее.
— Ты хочешь поговорить о Чжене?
— Сегодня я связался с шефом, — отозвался Лам, — он был в ярости, но успокоился после того, как я сообщил ему хорошие новости. Теперь нам известно о местонахождении Оортебуса... но пока ничего неизвестно о завербованном им знатном человеке.
— Как же нам связаться с Чженом? Он сам нас найдет? — спросила она. — Пожалуйста, ответь мне.
— Пока не понятно. Но, надеюсь, этот вопрос со временем прояснится. А пока нам надо проникнуть в Эль-Бинор.
— Там вешают всех лазутчиков, — осторожно сказала Магда.
— Я знаю... Но у нас нет выхода. — Лам отшвырнул фигурку. — У тебя есть другой план?
— Нужно сообразить, как это сделать...

****
Король Лаурама вытер губы кружевной салфеткой и отставил пустой бокал. Несколько минут длилось молчание, прежде чем он заговорил.
— Твои рекомендации впечатляют, — сказал он негритянке, склонившейся перед ним в почтительном поклоне.
Его слова были красивы и полны изящества, хотя и отдавали ледяным холодом:
— Я хочу обратить твое внимание, милая, на одну из высших тайн всего живого. Это древняя сила, называемая эмоцией. Она способна пронизывать любые формы материи, любые объекты. Но под действием более высших законов эмоции не работают. И это наводит меня на грустные размышления о несовершенстве нашего мира. Все ли нам известно о том, что испытывает Вселенная?
Король вышел из-за стола и неспешно осмотрел молодую женщину со всех сторон.
— Ведь эмоции материальны. Тот, кто подвергает сомнению существование эмоций, теряет из виду главное. Он остается равнодушным к жизни, он словно перестает быть ее частью. От этого его желание жить дальше становится всё ничтожней, — продолжал он. — Можешь ли ты пробудить в ком-либо желание вновь зажить прежней жизнью?
— Я сделаю всё, что в моих силах, великолепный господин, — сказала она.
— Да, сделай это. Моему сыну требуется заботливый уход. Он еще т а к мал... Его мать умерла, лишив нас счастья. Теперь ты заменишь ему мать в каком-то смысле. Понимаешь? И еще... Ты должна выяснить, кто твои настоящие родители. Это очень важно. Справишься? Я в тебе не сомневаюсь... Я уверен, ты быстро найдёшь нужную дорогу в правильном направлении.
— Да, господин. Требуется ли от меня жертвенная кровь? — спросила негритянка, протягивая изящную руку.
— О нет! — рассмеялся Лаурама, любуясь ее ухоженными, словно перламутровыми, ногтями. — В Эль-Биноре есть кому отдать свою кровь королевскому сыну. Потребуются лишь твой светлый ум и чистое сердце, распрямляющее путь для заблудившихся душ.
— Позвольте мне задать вопрос, великолепный господин...
— Что такое? — Король смерил взглядом ее точеную фигуру в синем платье с белым воротником.
— Почему глупые люди называют вас Кровопийцей?
— Не-ет! -- опять рассмеялся Лаурама. — Потому, что они глупы. И кроме того, я никогда не давал для этого повода. Всем известно, зачем "Гонцы сета" собирают кровь у тех, кто готов отдать ее добровольно. Если человек хочет сказать "нет", я не стану лишать его этой возможности. Я даже не буду настаивать на том, чтобы он повторил это "нет" еще раз.
— Как бессердечны бывают люди! — воскликнула негритянка.
— Это люди низкого происхождения. Они способны только на бунт и смуту. ничто высокое им не свойственно. Ты не такая. Тебе известны все движения человеческой души, и ты способна читать их, как книгу. Я уверен. Ты никогда не сможешь совершить низость. У тебя есть какая-то тайна, которую я хочу открыть.
— Что вы сударь! Вы вгоняете меня в краску...
— Это лишь говорит о твоем воспитании. Конечно, ты не виновата, что не помнишь своих родителей. Так бывает — совсем маленьких девочек теряют, и они попадают в монастырь. Но ты ведь не монахиня? Тебе известна мирская жизнь?
— Конечно, мой господин. Я жила в обычном доме. Ходила в городскую школу.
— Это хорошо. Очень хорошо.
— Да, сударь. Мне нравилось учиться всему на свете.
— Я просто любуюсь тобой, милая. И радуюсь. Мне очень нравится то, что я вижу. Это Вселенная послала мне тебя.

Ё

Она зажгла свечу и подумала: "Я не могу не верить в Бога, иначе жизнь потеряла бы всякий смысл! В жизни нет того, чего бы я не ценила! Я делаю лишь то, на что способна, и боюсь потерять то лучшее, которое мне еще не дано! Какое прекрасное чувство, испытываемое мною при виде падающих капель дождя, в котором сочетается счастье с ужасом! И как это невозможно выразить! Какой смысл я хочу обрести в жизни? Вера! Да будет воля Твоя!"
Уже неделю негритянка прислуживала в покоях эльбинорского короля Лаурамы Кровопийцы. Королевич не доставлял ей особых хлопот, и у нее оставалось достаточно времени для размышлений над бренностью Бытия. И она поняла, что все сущее рождается и гибнет. Но все остальное — что это такое и откуда оно берется? Вот это ей не совсем было ясно. Она была уверена, правда, не вполне, в том, каким должно быть качество этой самой бытийности, которая берет свое начало где-то там, за миражом пространства, времени и жизни. Такое чувство вполне могло быть свойственно любой безличной твари, какой-нибудь мартышке из зоопарка, копающейся в песке.
Даже самой яркой звезде, сверкающей так близко, то и дело меняя цвет, форму и яркость, чтобы не потерять статус небесного тела… необходимо время от времени скрываться за горизонтом. Чуствам тоже — хотя бы для того, чтоб их не могли обнаружить со слишком близкого расстояния. Мудрая змея в глазах короля — разве она королева? И вот тут змее надо было во всем убедиться наверняка! Тайно проникнуть в подземелье и увидеть королевского медика Оортебуса. Что однажды у нее получилось...
— Я из Института... — шепнула она человеку в поношенном кафтане и видавшей виды шляпе.
— Как вас зовут? — стрельнул он глазами.
­— Мари.
— Вы одна? Зачем вы здесь?
— Нас четверо. Мы подготовим вашу эвакуацию... Вы знаете где сейчас ваш агент?
— Мне нужна кровь, а не эвакуационная капсула! — заявил медик.
— Это очень неразумно, доктор Артебов. Я прекрасно знаю, как эта кровь доставляется вам в лабораторию. Пока мужчины Цирилуна отсиживаются в пещерах, "гонцы света" насилуют их жен... и издеваются над детьми.
— Это неправда!
— Доктор, вы сомневаетесь в достоверности моих слов?
— Это лишь одна из многих легенд, которые будут распространяться на всё большее число миров, независимо от наших желаний.
— Каков же ваш выбор?
— Никакого выбора нет, — сказал медик. — Что бы мы ни решили, решение уже принято за нас. Я буду делать то, что должен.
— Доктор Артебов, позвольте напомнить о вашем контракте с Институтом...
— Контракт расторгнут в связи с форс-мажорными обстоятельствами. Так и передайте.
— Поздно! Под угрозой жизни трех сотрудников института!
— Вы просто идиоты! — не сдержался медик. — Чего вы добились своими дурацкими поступками? Кому нужны эти ваши эксперименты? В результате ваших действий ситуация, которая могла быть совсем другой, уже не будет другой.
Мари, охваченная гневом и ненавистью, готова была задушить Артебова голыми руками. Но он не обращал на нее внимания. Он, судя по всему, читал по бумажке рецепт приготовления лекарства. Девушка быстро выхватила клочок бумаги из его рук и сунула в рот. В лаборатории установилась мертвая тишина.
— Что вы делаете? — вскричал Артебов, пряча то, что осталось от рецепта, за спиной.
— В результате моих действий ситуация, которая могла быть другой, уже не будет другой, — сказала, пережевывая бумажный клочок Мари.
Чернокожая девушка повернулась и направилась к лестнице.
— Только что вы обрекли на смерть ребенка. Это убийство по всем законам божеским и человеческим! — кричал ей вслед медик.
— Это лишь одна из многих легенд, которые будут распространяться бла, бла, бла... — бросила она на ходу. — Вы же помните рецепт лекарства! С вашей стороны было очень неосмотрительно читать его при мне. Но возможно... ваша память будет с годами слабеть.
— Сумасшедшая!
— До скорой встречи, доктор.
Артебов не тронулся с места. Ему вдруг показалось, что он лишился рук и ног, которые находились теперь в каком-то корабле. И этот корабль шел прямо на айсберг, огромный и устрашающий, за секунду до столкновения. "Кажется, я сошел с ума", — подумал королевский медик.

****
— Почему бы нам не прикончить их прямо в Лаагаде?
— Этих убьем, а третий спрячется, — ответила королева.
Король Грахай нервно теребил свои манжеты. Казалось, он собирается с духом, чтобы исполнить задуманное. Но вдруг лицо его просияло — в кабинет вошел невысокий кавалер в сине-золотистом камзоле, какие носили только в Эль-Биноре.
— Подойдите ближе, Фьюгартен, — сказала Мильдогена.
— Да-да, будьте как дома, — добавил Грахай. Королева смерила его холодным взглядом.
— Итак, кавалер, вам необходимо разыскать и обезвредить трех шпионов, засланных в королевство с отвратительной целью из дальней э-э-э... недружественной нам страны, — сказал король. — Имейте в виду, что за каждым из них есть длинный хвост подлых дел, поэтому недооценивать их крайне опасно. Имена шпионов вы узнаете. Не думайте, однако, долго — времени у вас мало.
Фьюгартен церемонно поклонился. А король с трудом подавил зевок. Последнее время его мучили кошмары, и ему ужасно хотелось спать. Раз уж начался такой скучный день, подумал он, можно позволить себе еще немного.
— Мы рассчитываем, что в скором времени они все вместе попытаются проникнуть в Эль-Бинор, который, как вы знаете, осажден войсками этой варварской лаагадской республики, — продолжила королева Мильдогена. — Они изворотливы и постараются не попасться эльбинорским властям. В противном случае их ждет петля на шее. Вы же должны позаботиться о том, чтоб они не смогли избежать метких ударов ваших кинжалов.
— Мне всё ясно, великий король и королева. — Кавалер поклонился вторично. Он уже знал, как будут развиваться события.— Я могу приступить к выполнению?
— Идите, Фьюгартен и наймите, если понадобится хоть целую армию. Мой секретарь сообщит вам приметы преступников, — устало сказал король.

****
Смерть застала Ниярбета, когда он меньше всего ожидал ее. Она пришла в облике женщины в просторной шали, с белесыми губами и совсем белыми волосами, причем ее глаза не выражали ничего, кроме безмятежного покоя. Он узнал ее мгновенно и не удивился: где-то он уже видел ее лицо. Правда, его совсем не удивила бы встреча и с луной. Но когда в руках женщины появилась чаша, на него нашел страх. Ния — это, несомненно, была Ния! Его лучшая любовница. Вот только с ней было что-то не так. Словно какая-то тень безвременья лежала на ее лице. Словом, произошло что угодно, только не то, чего он хотел увидеть. Что делать?
Наярбет был растерян и напуган. И вот он решился. Бежать? Куда? Отнять у Нии чашу с отравленным вином? Смерть от любви не смерть. Но это ведь смерть от яда… Оставался еще один способ, самый рискованный: напасть на Нию, связать ее и, угрожая, заставить отказаться от приговора. Но Смерть в облике Нии могла парализовать его одним взглядом. Ведь этот взгляд способен лишить силы даже самые могучие мышцы. Поэтому Ниярбет решил все-таки умереть. Сняв с плеч свою накидку, он положил ее на пол возле ног и попросил Смерть произнести над ним последнее слово. После чего взял чашу с ядом и выпил всё до последней капли.
— Хочу, чтобы так и было! — сказала Смерть и склонилась над рухнувшим на пол телом.
Вокруг заплясали скелеты в черно-красных изукрашенных костюмах, за ними — гитантские муравьи и скорпионы в черных мантиях, а потом и вовсе непонятно что. Всё кружилось и вертелось — наверно, чтобы можно было хоть немного отдохнуть от мира сего. Смерть улыбнулась. Лукавый тоже не выглядел особо хмурым, но его длинные руки находились в непрерывном движении — он вычерчивал ими в воздухе странные символы, которые, по всей видимости, и представляли собой его мысли. Зрелище было жутковатое и, безусловно, впечатляющее. Что могло быть более жутким?
— Надеюсь, его душа попадет в ад, — прознес Лукавый.
— Не тебе решать, — отозвалась Смерть
— Не мне... а жаль!
— Отменный был человек, но не смог понять, с кем связался.

****
Кыуниг Рогатый уставился на кавалера, пожаловавшего в лесной лагерь с легкой опаской. С тех пор, как роковой выстрел из пистолета положил конец процветанию рода Нувэро, он стал опасаться каждого нежданного гостя. Впрочем, этот, похоже, прибыл по делу, которое могло его заинтересовать. Под плащом у вновь прибывшего мелькнул амулет из черного металла.
— Ты, видать, отчаянный, — сказал он. — Разве не слыхал, какая обо мне слава идет?
— Чего ж тут удивительного. Потому и прибыл...
— Ну-у... говори, какая нелегкая тебя принесла.
— Есть у меня к тебе предложение. Очень нужное и важное. Дело не вполне официальное, но выгодное нам обоим. Думаю, ты от него не откажешься.
— Говори прямо, — рыкнул разбойник.
— Ситуация в королевстве изменилась. Извечный соперник Тубзерина эльбинорский король в сложном положении, его столицу осадили войска Лаагада.
— А мне-то что с того? — Кыуниг начинал терять терпение.
— Ты слыхал про свободную провинцию Цирилун? Они наняли шайку разбойников защищать свои интересы, и сейчас эта шайка слилась с солдатами лаагадской республики...
— Что ты темнишь?! Ты с чем пришел? Предлагаешь воевать за короля Грахая?
— Нет, о войне нет и речи! Но несколько лихих парней мне не помешают. И один из них должен быть Чжоэн...
— Что? Ох, какой! Для чего он тебе понадобился? — расхохотался Кыуниг. Он любил странные, неожиданные и прекрасные предложения. Они сулили большие деньги. — Зачем тебе этот чужестранец? Вот оно как! Сколько ты за него не пожалеешь?
— Не буду жадничать, прошу! — Кавалер достал тугой кошель.
— Это другой разговор, — пробурчал довольный разбойник , — сразу бы так...

Ж

— Все обман и гнусность. Никто не заслуживает доверия. Каждый, кто не берет себя в руки, падает в пропасть. Я знаю, к чему всё придет, когда все отвернутся от меня. Но даже теперь есть еще один шанс. Последний. И я не жалею об этом! — сказала королева.
В огромном мрачном дворце она чувствовала себя одинокой. Можно сказать, что ей абсолютно ничего не помогало. Войти в контакт с внешним миром ей позволял магический амулет, которым она была снабжена с детства. Тот самый, с изображением золотого гроба и скрещенных костей. С ним, как предполагала ее мать, она сможет связаться с миром мертвых, но с тех пор прошло несколько лет после их последнего разговора, и королева перестала ее слышать.
Она сделала знак нищему бродяге подойти ближе. Он приблизился к ней, опустился на одно колено и стал ждать ее приказа. Она заговорила тем же тоном, каким до этого пыталась разговаривать с матерью. Нищий внимательно слушал, иногда кивая. Вскоре его лицо разгладилось, и он довольно кивнул.
— Когда всё будет сделано, ты будешь должен отравить кавалера Фьюгарта, — сказала она тоном, не терпящим возражений. — Тебе в с ё понятно?
— Да, великолепная госпожа, ­— кивнул бродяга. Он со страхом взглянул ей в глаза, один из которых был обезображен бельмом.

****
Мари необходимо было покинуть королевский замок как можно быстрее. Оставаться там не имело смысла. Она уже знала, что в замке есть подземный ход, который ведет к реке. Там, на берегу, Мари могла дождаться темноты и отправиться в путешествие. У нее еще оставалось время. Достаточно времени, чтобы добраться до границы и пересечь ее. О возвращении в столицу не могло быть и речи.
— Маори! — крикнула ей толстая служанка. — Ты куда запропастилась? Королевич тебя обыскался. Смотри, что если он пожалуется отцу...
— Бегу! — отвечала девушка. И бросилась к потайной двери, о которой, мало кто помнил.
Подбежав к ней, она потянула на себя ручку, и перед ней открылся вход подземный лабиринт. В замке существовало поверье, будто это место "не для человека" и его нельзя посещать в одиночку. Кроме того, всегда считалось, что никто из знавших этот секрет не мог найти выход из лабиринта наружу.

****
Выехав за пределы столицы республики Лаам и Меагда снова стали Ламом и Магдой, как это бывало с ними каждый раз, когда они оставались наедине и были уверены, что их никто не слышит.
— Я разговаривал с одним ученым, — сообщил Лам. — Он одержим идеей механических манекенов. Правда, он любит бухать... А что ты думаешь об их религии?
— То, что происходит с человеком в мистическом состоянии, идёт в разрез с известными законами, и люди часто говорят о том, как живут святые, чтобы как-то ориентироваться в окружающей их неизвестности. Но это не значит, конечно, самим стать святыми, — ответила Магда.
— Но здесь сразу возникает несколько вопросов, и это только первый из них... Неизвестно, как обернутся события в будущем, поэтому, создавая автоматы и механизмы, человек надевает на себя веревки. Веревки, которые позволяют путешествовать по миру, покорять небо, людей и космос.
— Это некий набор стандартных наборов материальных объектов, появляющихся в его уме при выполнении какого-либо действия, и процессов, происходящих в уме в результате такого действия. Мир, в котором он живет, является так называемым "земным" миром, но на самом деле он им не является. Это очень похоже на то, как если бы вы переехали жить в иное место, а потом вдруг сказали себе: "Я здесь жил!"
— Да! — усмехнулся Лам. — В общем, это вынос мозга...
— На мой взгляд, любой человек, твёрдо решивший посвятить свою жизнь изучению эзотерики, рано или поздно сталкивается с подобной дилеммой. При всём своём желании он вряд ли сможет избавиться от этой неуверенности до конца жизни: большинство из нас, приходящих в Школу мистерий, так и не постигает её глубин, в отличие от тех, кто живет здесь. Тот, кому снится кошмар, не может перестать думать о нём.
— Человеческая душа — простая вещь, а "духовный мир" кажется многим чем-то недоступным. Чтобы утвердиться в своей правоте, люди ищут духовных учителей, пересказывают учения этих гуру другим, обманывают себя и других, чтобы постичь тайны этого мира. Все это не что иное, как попытки обмануть себя. Реальный мир — это только то, к чему ты прикреплен. И нечего тешить себя мечтами о поиске Высшего и вечной жизни. Я считаю, вот истина, которую следует передать всем, кто ищет истину, — сказал Лам. — Я прав?
— Не совсем. Религия и мистика — это форма и содержание. Они имеют какую-то внешнюю границу и совершенно непостижимую глубину. Разделение этих двух систем не имеет никакого отношения к реальности. Реальность — одна. Это Бог, который является сверхличностью. А люди, постоянно теряющие себя в ощущении «несуществования», не способны смириться с иллюзией собственного существования…
— Мистика может быть и опасна! Божественное откровение, хотя и может привести к пробуждению человечества и низвержению сил зла, не сможет принести благо человеку в силу того, что это откровение о чистой и простой в своей духовной основе области, а всё что выходит за рамки этой области есть знание, искажающее и отбрасывающее этот изначальный свет в глубину темных вод человеческого подсознания. Такова эта традиция, увы!
— Поэтому реально все станет ясно в будущем, но надеяться на это не стоит, поскольку будущее является неотличимым от настоящего сном. Сон будет бесконечным и ни один из циклов сна не сможет быть прерван, — согласилась Магда.
— Да, отсюда понятно, что нечего ждать никаких изменений. Но у бодрствующего человека всегда будет надежда. Не столько на изменения, сколько на их ожидание...
— Ты помнишь беседу шефа с тобой по этому поводу? Думаю, да, потому что ты ответил тогда правильно. А ты вообще знаешь, кто управляет нашей планетой? Нет, конечно.
— Такова высшая тайна Вселенной и то, чем мы действительно являемся. Но нам необходимо узнать и этот, и другой мир тоже. И этот мир жесток и страшен, ибо хрупок космос, — заметил Лам. — Создавший Вселенную разум создал её для себя самого. Он создал сам себя. Такова космическая ирония, великая мудрость любви. Но разум — причина нашей свободы, свободы от Бога. А так как мы на самом деле желаем освободиться от Божьего имени, мы желаем стать тем, чем он сам является — Богом, освободив, таким образом, себя от необходимости причинять боль. Наша свобода лежит в понимании Бога, а не в наделении этим кого-то другого.
— Я слышала, что сила мысли человека способна превратить самый крепкий замок в груду камней. Но это, конечно, на самом деле не так. Однако именно этого и ждет Сатана. Он хочет, чтобы человек всю жизнь испытывал страх перед собой. Именно в этом он убеждает и ребенка, и взрослого. И мне кажется, что в жизни как раз и происходит то, чего он ждет.
— Общение с дьяволом — это экстрим страшной силы!
— Это не убило Великих посвященных, просто принизило — высокое сознание просто не могло туда спуститься. Но это одна из ступеней духовного развития. В прошлые века это называлось астрологией, оккультизмом, черной магией...
— Потому что без этого познания любой практик йоги сознания — просто человек! Великие преодолели всё на пути познания собственной психики. Но их эго осталось не тронутым. В этом и есть главная их сила. Они победили ложное Я. И они действительно его победили! — Магда пожала плечами. — Великие посвященные отгораживали обычного человека от этого, и давали ему готовое знание.
— Здесь нет противоречий, потому что все, чем отличаются живые существа, сводится к тому, какая у них природа сознания.
Так они беседовали о том, что их волновало еще в Институте, но дорога была длинной и не особенно интересной, и разговор как-то сам собой съехал на королей Грахая и Лаураму, их политику и мелкие интересы.
— Что тебе подсказывает женская интуиция?
— Это просто реальность, ничего больше. И от того, как мы ее принимаем, будет зависеть, кто мы такие. Люди иногда принимают реальность такой, какой им хочется ее видеть, а мы можем принять ее такой или иной, это не имеет значения. Важно, принимаем ли мы её за реальность вообще.
— Ну, мы-то ее принимаем за таковую.
— У кого-то она менее явная, у кого-то — более. А кто-то не принимает её и видит то же, но в других цветах. Есть и такие, для кого этот вопрос просто не стоит — она не то что полностью отвергается, её просто нет...
— А что нам остается? Только делать должное. А что случится, то случится... Но будет уже поздно что-то изменить, — усмехнулся Лам.
— Знаешь, как в сказках: по дороге герой спасает животных и птиц, а на обратном пути они спасают его. Правда, надо не перепутать и на обратном пути оказаться в той же самой сказке. — Магда грустно улыбнулась.
— Ты это к чему?
— Я не верю, что Чжен по своей воле остаётся у разбойников, Наверняка всё не так.
— Ты чувствуешь, что ему поможет тот, кому помог он?
— Может и так... Ещё меня мучает вопрос, — говорила она, — почему Оортебус столько времени остаётся в подземелье. Что там его удерживает? Не замки и не охранники. У него такой высокий энергетический статус, что он здесь любого может ввести в транс или гипноз... да просто ненадолго отключить. Выбраться из подземелья – не сверхзадача. Мы способны очистить мир от нечисти. Однажды реки правильной мысли очистят мир от тумана.
Они ненадолго замолчали. Магда выглядела отрешённой.
— О чём ты думаешь? — спросил Лам.
— Есть одна молитва, которую знает каждая настоящая женщина. "Когда ты оступишься и будешь падать в пропасть, читай эту молитву. И твой ангел поможет тебе," — так гласит старая легенда. Можно учится каждый день и каждый час, но все равно иногда получается споткнуться и упасть.
Магда посмотрела вверх. По небу разлилось багрово-розовое сияние. Его интенсивность усиливалась. Зрелище завораживало. Они въехали в небольшую заросшую лощину, которая, казалось, ничего не предвещала. Неожиданно им преградили дорогу солдаты в красно-белой униформе. Они были вооружены — у одного на бедре висела шпага, а другие держали в руках луки.
— Кто вы и куда путь держите? — спросил тот, кто был со шпагой. Шрам на его щеке был длиной с указательный палец.
— Кавалер Лаам с супругой. Направляемся в Эль-Бинор. А кто вы, ребята?
— Имперское миротворное войско. Командир отряда Айн Бесстрашный... Вот что, великолепные господа, у меня к вам будет маленькая просьба: повременить с поездкой в Эль-Бинор.

****
Сведения о смерти брата пришли к Йортену не скоро. Он уже вырос, стал мужчиной, и порой с внезапной тоской вспоминал старшего брата, его простые душевные и житейские навыки. Временами Йортену хотелось, чтобы брат вернулся и помог бы ему разобраться во всем, чего он натерпелся... Его лаагадское происхождение не было секретом, но он жил в Эль-Биноре так давно, что ему доверяли.
— Бедный Ниярбет! Он втянул меня в эту грязную игру на стороне короля Грахая Всеведущего. Он таков именно потому что у него везде есть живые "уши"...
Когда-то королю Тубзерина удалось отвоевать несколько деревень у республики Лаагад. Это было давно, и Грахай с того времени заметно постарел. Все дела королевства взяла в свои крепкие руки королева Мильдогена, поэтому Йортен не сомневался, что именно она виновата в смерти Ниярбета. Королева, конечно, всё скрывала — но в темных переулках на окраинах города всегда ходили разные слухи. Некоторые говорили, что Йортен должен отомстить ей, другие уверяли, что она никогда не стала бы убивать верного агента.

З

Ибо не знает никто, когда Ему взбредет в голову вступить в игру. Это знает только Он один, а мы знаем только одно — свое ничтожество… Поэтому и молимся мы не о чуде, но лишь о том, чтобы сохранить свою шкуру! Но зачем? На какие такие еще жертвы? Какую из них от нас ждет Бог? Никто не знает.
Чжоен этого тоже не знал. Второй день он числился под началом кавалера Фьюгарта и ждал выступления их небольшого отряда в сторону Эль-Бинора. Его это радовало, поскольку Эль-Бинор и был изначально его целью. Но добраться туда раньше у него практически не было шансов. Рогатый контролировал каждый его шаг. Фьюгарт даже шутил по этому поводу.
Но сегодня утром Кыунига нашли в его шатре с проломленным черепом. Он был мертв и ничего не смог сказать. Рядом валялся окровавленный камень. Два головореза, которые должны были его охранять, но, видимо, прикорнули на земле, видели только убегающую в чащу обезьяну. Точнее, не совсем обезьяну, а одного из дикого племени недочеловеков, бродящего по окрестным горам.
Чжоэн понял, что Дуукхам выследил Рогатого и свел с ним счеты. Фьюгарта это, казалось, мало волновало. Он посоветовал остающимся в лагере разбойникам выбрать нового главаря и ждать возвращения отряда. Чжоэн сказал, чтобы они не боялись дикарей и вели себя так, словно ничего не случилось. Но Фюгарт шепнул ему, покручивая ус: "Люди, оставшиеся здесь, будут вытирать слезы, а мы, идущие на риск, будем радоваться, потому что спасены".

****
Мари оказалась в полной темноте. Она осторожно сделала шаг вправо и протянула руку в сторону. Пальцы коснулись шершавой стены. Затем она сделал два шага влево и протянула другую руку. Тот же результат.
— Где я? На корабле... как на "Титанике", — прошептала она. — Надо идти вперед. Я по-любому дойду.
Чтобы не запутаться и чувствовать себя надежнее, она решила двинуться вперед, все время касаясь стены левой рукой. Если придерживаться одной стороны, думала она, есть шанс не заблудиться в лабиринте. Пока что у нее была одна свободная рука — это успокаивало. Пока что у нее была одна свободная рука — это успокаивало. Еще через несколько шагов она оказалась у двери с ручкой посередине и отшатнулась от нее, словно из этого положения ей было проще открыть ее.
— Надо же, — прошептала Мари. — А что тут удивительного? Керсуальские лабиринты тоже так устроены. Откроем дверь и пойдем дальше...
Так она и поступила, шаг за шагом продвигаясь в темноте по длинному коридору. Сначала эта дорога, которую она нащупывала одной рукой, показалась ей даже приятной. Но вдруг она почувствовала, что рука стала сильно дрожать. Девушка вспомнила, что по слухам размеры лабиринта огромны, и ей стало страшно. Очень страшно – она поняла, наконец, насколько чудовищен открывшийся ей мир.
— Куда же ты идешь, Мари? — услышала она вдруг спокойный голос. — Разве ты не знаешь, что выхода из лабиринта нет?
— Кто ты?! — крикнула испуганная девушка в темноту?
— Я часть той силы... ну и так далее...

****
Квартал, где жил Йортен, был клочком пространства с хаосом узких улочек, окруженных со всех сторон глухими заборами, за которыми поднимался, словно каменная голова, угрюмый холм с сохранившейся круглой башней, в которой когда-то располагалась тюрьма. В общем, это было место, о котором с первого взгляда не скажешь ничего, даже если знаешь всё вокруг. Поэтому Йорген и поселился здесь. Дело было не в каких-то особых человеческих свойствах, а в самой природе его личной жизни. Йоркену нравилось представлять себя защищенным со всех сторон, несмотря на всю видимую неустойчивость, обманчиво-тревожную уязвимость и явную беззащитность.
Ему показалось, что он попал в совсем незнакомое место. Стены старинного квартала теснились друг к другу, нависали над улицами, разделенными надвое рядами дощатых заборов. Здесь не было ни дерева, ни зеленого двора, а был город в городе.
— Черт! Еще не хватало заблудиться! Я же здесь каждую собаку знаю, — удивился Йортен.
Он пошел по улице вниз мимо клеток с попугаями, заклинателей змей и ребятни, размахивающей деревянными саблями. Вскоре он всё-таки оказался у фонтана на рыночной площади и присел на лавочку выкурить кальян под звуки кубкообразных барабанов. Он собирался купить настоящий кинжал с кровостоком, и не у контрабандистов, которых теперь в Эль-Биноре было не найти, а у вполне легальных оружейников, появившихся здесь словно по воле рока.
"С чем сравнивать крушение мира, которое происходит с тобой сейчас? И даже если ты переживешь его сам, это уже не ты. Ты в любом случае один из немногих, кто знал о реальности всю правду. А сейчас выясняется, что ты, может быть, ее просто не понял. Пусть ты уже провел в ее поиске много дней и даже недель — ты понял лишь малую часть. Но это все равно намного больше того, на что способны нормальные люди. С ума сошли не они, а ты... Ты, который из кусочков мозаики прошлого собирал свой новый мир. Это то, о чем почти никто не догадывается в эти дни, потому что в городе нет почти никого, кроме тебя... кто в курсе, насколько шатко твое положение", — молча разговаривал сам с собой Йортен.
Его внимание привлек продавец мечей и топоров. Он отличался от остальных безупречной белой бородой, вполне гармонировавшей с его светло-коричневой одеждой. Подойдя ближе, Йортен коснулся рукой своей желтой шляпы и спросил, показывая на приглянувшееся ему оружие:
— Сколько?
— Триста корон.
Через два часа он уже покидал Эль-Бинор с его высокими стройными башнями. Дорога на Тубзерин лежала среди пожелтевших фруктовых деревьев. Над дорогой стлался густой туман. Через полчаса он рассеялся, в небе показались низкие тяжелые тучи, предвещавшие шторм. Порывистый ветер нес с собой клубы пыли. На востоке начинался дождь.
"Твой мир снова рухнул. И при этом ты ничего не можешь с этим сделать. Полностью от этого уйти невозможно, можно только спрятаться. Но без этого, увы, никак. Остается только искать... Найти нового Бога. Избавиться от старого... Ты уже сделал это, когда понял, что происходит", — продолжал размышлять Йортен в пути.

****
Горы, которые окружали виллу, где проходил Синклит, походили на разрушенные в древности города. Заседание должно было вот-вот начаться. "Семеро лысых", как прозвали магов Синклита, присутствовали в полном составе. В кулуарах высказывались различные мнения о текущих делах.
— Не стоило посылать туда Артебова, — высказал мнение один из магов.
— Но он переманил на нашу сторону епископа Тубзерина.
— Да, это большой успех, но нам нужны практические результаты. Иначе Институт не получит финансирования. — Ну, у них ведь есть успехи и на других направлениях...
Через несколько минут все уселись за длинный стол на открытой террасе. Самый старый из семерки обратил свой бесстрастный взор на шефа и сказал:
— Ещё раз уточняю: наша цедь — не торможение чужого развития, но и не подтягивание до своего уровня. Вместо этого — изменение естественного направления развития Империи в наших интересах.
— Делается это все, как ни странно, с помощью таких нематериальных субстанций, которые в материальном мире, кроме нас, больше никого и не интересуют. Это правда, настолько просто, будто кто-то наугад взял да и ткнул пальцем в небо. А в нем звезды с планетами болтаются просто для красоты. На самом деле на них никто не смотрит. Хотя, наверно, зря... Вы понимаете, о чем я? — непринужденно спросил шеф.
— Стратегическая цель — наша гегемония либо ограниченное превосходство в определенной области. Тактическая — развитие их научного и технического прогресса в том направлении, в котором оно соответствует, повторяю, нашим интересам. Цель достигается за счет приобретения новых знаний. И тут выясняется поразительная вещь... Оказывается, знания эти могут быть совершенно не связаны с военными аспектами. Подумайте все об этом.
— Это несводимая пока к порядку смысловых ситуаций тайна, к которой имеет право обратиться только сам человек, по своей воле вступая в соприкосновение с непостижимым. Но, вступая на этот путь, человек даже не подозревает, что окажется на самом его конце. Чтобы заглянуть в бездну, он должен довериться таинственному провидению, которое ведет его за собой. Свет и тьма — эти два ключевых понятия, порождающих бесконечные и полные красоты драмы, которые с глубокой древности присутствуют во многих учениях и культурах, — сказал шеф.
— Всё это очень интересно, но... у нас регламент работы... Кодекс этики профессионального сообщества.
— Цель игры — разрушить человеческую природу, сделать людей бессильными перед злом и слепыми перед светом. Силы, присутствующие одновременно в каждой точке, соединяют в себе все сущее. Их движение придает всему вокруг жизнь и разветвляется на противоположности. И тогда без тьмы невозможен свет, и без зла — блаженство.
— Мда... Мысль интересная. Нечто подобное в эволюции уже было, по-моему. Кажется, это называется "адаптация к новым условиям", — с иронией сказал маг.
— Именно в этом трагизм нашего мира. И он стал предопределен уже в тот момент, когда возникла Вселенная. Весь космос обречен: если в момент его рождения рождается тот, кого можно назвать Человеком, значит, в вечность уйдет не только тело, а и вся прежняя энергия Вселенной. Для косного космоса это равносильно падению в огненную бездну, которой он был прежде.
— Падению? Почему в космосе больше нет силы, способной его удержать?
— Этот вопрос возникает у многих в подобных обстоятельствах. Только ответ на него дать не в состоянии никто. Ибо в вечной и не подлежащей разглашению тайне не существует дверцы, за которой лежит ее ответ. Тайна заключена в самой себе. С ней можно только встретиться. Иначе надо будет открыть глаза и посмотреть в лицо тому, кого ты увидишь.
— Но ведь Империя уже оправилась от недавнего удара! Хотя, кажется, это ее заслуга, так ведь? В таком случае, зачем вам подстрекать нас к дуализму Платона?
— Жизнь устроена так, что каждое наше движение может быть понято как угроза другой жизни, — заметил самый молодой. — Подстрекательство, которое высказано, может вести к убийству. И даже последствиям, по сравнению с которыми убийства могут показаться мелким хулиганством. Вредная информация может исходить от любого клочка бумаги, где напечатано слово. Все это не так просто.
— Возможно, следовало послать в Империю медиумов, — сокрушенно предположил шеф, разводя руками.
— Для чего?
— Для трансляции импульсов из "внечеловеческого» поля жизни". Или, если угодно, "магических знаков" в человеческое восприятие, что полностью соответствует популярным представлениям о душе и духе и только подтверждает известную аксиому о том, кто владеет объектом и коммуникацией, тот и управляет событиями. Дух, в данном случае — императив, который пробивается из глубин как бы сам собой, а объекту навязывается воля духа как воля факта. Иными словами, медиум "заражает" людей своими идеями, дает им установку, или информационный код, и эту установку люди принимают как свою собственную, — ответил шеф.
— Возможно. Но сейчас в этом нет необходимости. — Молодой потер пальцами лоб. — Сейчас там четыре ваших оперативников. Они должны найти резидента и принудить его к контакту, если он отказывается. Время на операцию не ограничено.
— Его присутствие при контакте вообще необязательно. Контакт будет односторонним, и согласия собеседника не потребуется, — сказал старый.

И

"Что скажет Айн, если мы наконец сделаем то, о чем он просит? А если он спросит, почему не сделали — что скажем мы? Потому что, ясное дело, сказать мы ничего не сможем… И никто не сможет…" — думала Меагда.
Сначала Лаам и Меагда решили, что будет лучше разделиться и попытаться проникнуть в Эль-Бинор по отдельности... Или не торопиться и дождаться, когда Айн Бесстрашный оттеснит войска лаагадцев от города? Лаам предложил выйти в астрал и посмотреть, что делает Оортебус. Это было не вполне этично, но Меагда заметила, что когда очень этого хочется, то можно. Точнее, это будет простительно, если в интересах общего дела. И они попробовали... Со стороны было совершенно незаметно. Никто бы не догадался.
В видениях Лаам испытал боль, похожую на ту, что испытал в детстве, в туннеле, ведущем в страшные катакомбы. Он словно видел свое разлагающееся тело, гниющие внутренности, и все это окружали души несчастных, попавших в его когнитивные воронки. Поэтому в нем проснулось подозрение, а вскоре после этого — чувство обиды. Обычно он не думал о своем мировосприятии, тем более не анализировал его. Но то, как по-идиотски раскрылась перед ним его сущность в этот раз, несколько изменило всё. Его терпение было на исходе. Ему требовалась передышка. В этом он был уверен. Она была ему обещана свыше. А вот зачем? Он не понимал. Хуже того, чего ему ждать в следующую секунду, он тоже не знал.
Меагда увидела сверкающую голубую полоску — молнию, которая разрезала пополам небо как удар бича. Эта молния прошла сквозь облака и два или три раза окутала летящую ладью. Здесь же, у самой ладьи, сгорели черная и белая лошади. Черная сделалась похожей на страшную изгибающуюся черную змею. А белая — на ужасного белого медведя. Облака темнели и росли, пока не достигли размеров густого леса. Потом подул ветер. Тогда чернокожая царица в окружении черных жемчужин выступила вперед. Она подняла руки, и дождь, сопровождаемый раскатами грома, обрушился на Меагду. Он сбил ее с ног, и она рухнула на серую мозаику пола. Когда она поднялась на ноги, ее окружала тень огромных красных птиц, которых она уже не видела. Фигура царицы сделалась расплывчатой и неясной. Вместо нее появился Оортебус. Он указал на восходящее над краями тучи солнце. Странные огни появились в его лаборатории среди многочисленных колб. Заря погасла. Опираясь на свой жезл, он повернулся к Меагде и посмотрел на нее. "Чего ты хочешь? — спросил он. — Зачем пришла? Говори, если можешь!" Ответа не последовало...
Меагда пришла в себя. Рядом сидел Лаам, задумавшись о чем-то, неподалеку сновали по своим делам солдаты в красно-белой форме с имперскими штандартами в руках. Со знамен на них взирали святые покровители, чьи изображения соперничали между собой в пышности и изяществе.
— Мне кажется, я видела рядом с Оортебусом Мари... — сказала она, когда попутчик обратил на нее внимание. Он заглянул ей в глаза, вздохнул, придвинулся к Меагде и обнял ее.
— Не может быть, — сказал Лаам.

****
Королева Мильдогена умела посмеяться над собой. А в ее положении это было, прямо скажем, трудновато. Поэтому иногда она делала исключения, но не для соседей по дворцу — эти исключений не любили — а для верных ей людей. Переодевшись, в сопровождении нескольких телохранителей, она неожиданно навещала их в собственных домах. По словам досужих сплетников, вскоре после этого число преступлений в городе резко сокращалось. Вообще все говорили разное. Некоторые говорили, что это просто способ отомстить мужу, который запретил ей бывать на городских празднествах.
Но на сей раз, повинуясь необъяснимому порыву, она посетила покои своей фрейлины, и стала говорить с ней о неотложных государственных делах.
— С чем мы столкнулись? Если бы это была стихия! Но это самая передовая наука, выстроенная на всемогуществе человека, на его интеллекте, где все расчеты сделаны на одних и тех же данных и принципах. Это высшая стадия развития науки, но она все же оставляет нам лазейку. Она оставляет возможность увидеть не явь, а сон, потому что мир сновидения всегда превосходит явный мир даже с самым совершенным мышлением и интуицией, потому что мы живем в мире с самым высоким уровнем магического сознания.
Здесь непознанные законы бытия и непознаваемые сущности, невидимые закономерности, о которых простой человек не имеет ни малейшего понятия, кажутся естественными, как если бы облака составляли основу мира. Во сне сны формируют явное и делают возможным невыразимое словами. Я не знаю, что станет с миром, появись у нас знание того, во что он превратится потом, после полного краха магии, скорей всего, он просто исчезнет. Чтобы заполнить образовавшуюся пустоту и никому не нужную пропасть, мир заполнят сновидения и населяющие их твари, не утратившие способности быть. Эти существа будут терзать людей — и действительно станут причинять им мучения, потому что человек будет в полной власти жалких страхов — наверно, будут придуманы какие-нибудь новые боги...
Это страшно и так просто понять не получится. Необходимо разобраться в себе, подняться на такой уровень, где проблемы исчезнут сами собой. Что за силы стоят за всем этим, откуда они и зачем -- мы не знаем ответа. Кто переделывает наш мир под свои интересы? Чья-то злая воля, чье-то непомерное тщеславие?.. Дьявола? Сомнительно. С чего бы дьяволу рушить этот мир? А на деле приходится непрерывно бороться с химерами. Причем, вполне себе могучими. Ибо глупость мироздания вполне способна преодолевать интеллектуальные барьеры… И еще прогресс может выглядеть как запертый тупик. И чем дальше ты вглядываешься в мрачный тупик, тем сложней оказывается выбраться. Человеку… А если не человеку? Странный вопрос, не правда ли?
— Да, королева, более чем странный! — подтвердила дама.
— Так что хочет этот ваш эльбинорский гость? — переменила вдруг тему Мильдогена.
— Конечно, он не понимает всей ситуации... Он как слепой — пытаешься ему что-то объяснить, а он на тебя глядит как на дятла, даже отвечает не сразу.
— Это может быть опасно... — озабоченно сказала Мильдогена. — Как он вообще вышел на вас? Только честно. Я хочу знать.
— Его брат, наш агент в Лаагаде... он был на связи со мной и умер при невыясненных обстоятельствах.
— Так он ищет правду... Но где же она? Если ее нет ни в прошлом, ни в будущем? Да, именно в этом и заключается его цель... Вот почему он и является к вам в виде лохматой мумии, Зиентара. Потому что он тень! Он никто!
— Позвольте мне... я всё объясню ему, сделаю всё возможное, — сказала Зиентара, стараясь смотреть собеседнице в глаза, потому что чувствовала, как теряет почву под ногами, и речь ее теперь звучала обрывисто и невпопад, а губы кривились в подобии улыбки.

****
После визита к даме, котрая была связной его брата, по-прежнему не определившись касательно своих дальнейших действий, Йортен зашел в таверну и провел там там два с половиной часа за кружкой пива. Но оказалось, не все посетители забыли о том, что он тоже в состоянии говорить. К нему за стол подсел длинноволосый эльбинорец — это было понятно по его костюму — и, дружески подмигнув, спросил:
— Давно в Тубзерине, земляк?
— Не очень. Второй день, — ответил Йортен. Он не был пьян, но чувствовал, как мир вокруг кружится и плывет в каком-то неопределенном направлении.
— А я тоже только что с прогулки, от Зиентары. Прикольно тут.
Йортен насторожился, так как не ожидал столь откровенного захода с упоминанием важных имен от незнакомца.
— Скажи мне проходное слово первого градуса, — невыразительно произнес он. Длинноволосый оглянулся по сторонам.
— Пустой зал вроде, ха-ха. Я же покажу... начало слова, — сказал он, доставая из-за пояса медную букву. — А всё слово скажу завтра. Когда ты проспишься...

****
В жарко натопленном зале горели сотни свечей. Стол, за которым они сидели, был уставлен яствами. В центре стола стояла серебряная ваза с фруктами, румяными и пахучими. а рядом на большом фарфоровом блюде — горка пирожных, похожих на слоеные сердечки с миндальной начинкой. Перед Мари возвышался хрустальный кувшин с красным вином.
— Пей, Мария, угощайся! Это старинное вино "Слезы Христовы". — Он отпил из своего бокала. — Тебе не будет казаться, что ты пьешь кровь... это у тебя из детства. И вообще здесь все пьют вино, так что стесняться нечего....
— Где мы? — спросила она.
— В чертовом аду, так сказать... — Он обвел глазами просторный зал с черными стенами. — Тебе нравится, как я говорю? Просто эти слова и выражения кажутся мне нормальными. Ты согласна со мной, дорогая?
— Да, — сказала Мари и пригубила вино гранатового цвета.
— Много общего в наших судьбах, ты не находишь? Мы оба оказались непокорны Богу за что и были низвергнуты — я с небес, а ты вместе с мужчиной из Эдема...
— Увы, я не Ева, — со смешком сказала Мари.
— Все женщины — те же Евы... ее дочери, можно сказать. Сосуды греха!
— Это очень точное определение. Но только если понимать его в переносном смысле, конечно. И не для всех. На самом деле женщина — это нечто прямо противоположное, но за некоторыми исключениями.
— О, правда? А какие они? На кого похожи, например? Я, наверно, не очень похож на мужчину? Или на змею? А у них, значит, всё наоборот? Скажи тогда как! Ты ведь знаешь? Вот так вот, прямо.
— Ну, мы бываем коварны... и ветрены. Прости, но у меня нет времени на разговоры...
— Не торопи время, женщина! Тебе повезло — я тебя принимаю у себя, а ты меня — ни в коем случае! Правда? — Он выжидательно смотрел на нее. — А в большинстве своем вы такие и есть, да?
— Как это может быть? Господи, надеюсь, нет. Господи! — Она жеманно улыбнулась. — Или в вашем присутствии его нельзя упоминать?
— Да мне всё равно! — Он махнул рукой. — Ты не обманула! К тому же, ты не ушла от вопроса! Но ты его и не оценила вовсе... Какие женщины коварны? А в ком из них нет лукавства. Сама, кстати, знаешь — и у мужчин тоже есть недостатки. Между нами, не меньше, чем у женщин. И не безобиднее...
— К чему об этом говорить? — Мари решила перейти к главному. — Вы ведь знаете, зачем я в Эль-Биноре. Здесь я на задании... если вы поможете мне выбраться из отсюда, я готова помочь вам. Чем смогу. Но только взамен на свою свободу, да!
— Какую свободу? Здесь нет никакой свободы! Вообще никакой. Можешь мне поверить. Ну скажи — какой смысл в твоем задании? Во всем этом.
— Тогда зачем мы вообще перенеслись в ваше жилище? Пьем вино... Вам нужно было это для чего? Чтобы объяснить мне что-то? Лучше было бы провести со мной время в лабиринте...
Он рассмеялся и сказал:
— Самый короткий путь никогда не будет прямым. А тот, что оказывается правильным, обычно крив.

Й

— Самый короткий путь никогда не будет прямым. А точнее, верней всего будет тот путь, который является самым главным для тебя, — сказал он. — Хочешь, возьми мою тогу, и ты сможешь перемещаться, как я, — в любую точку пространства.
— Если бы мы не знали, на что идем, я бы еще приняла вашу тогу. Но я знала... Так на чём я остановилась? Хорошо, я скажу... Потом нас будут крыть матом. Потому что нам нечего будет ответить, мы будем просто молчать. Они будут кричать и плеваться. Когда перестанут кричать, начнется самое страшное. У них не будет слов, так как надо будет признать нас богами. Даже если мы не будем требовать, чтобы нам поклонялись, у нас будут инструменты, которые захотят называть "вещами богов".
Ждать осталось недолго. Года, может быть, два. Я не могу сейчас точно сказать... У нас есть такой термин — "убожество мысли". Это когда человек говорит о таких вещах, которые приводят в ужас. Он уже не способен поверить в реальность тех образов, которыми он оперирует. Но мы ничего не можем противопоставить им. К этому надо быть готовым. Оглядитесь вокруг. Что вы видите?
Только пыль на том месте, где раньше был цветок. Скоро это место превратится в пустыню. И останется лишь песня ветра и голос разума, повторяющий то, что уже сказано. Которое совершенно не интересно. А до того, как ты состаришься, ты уже этого не услышишь. Если услышишь вообще что-нибудь. Это время пришло, ведь правда? И оно почти наступило. Оно на твоей стороне. На сколько лет? Может быть, на год, а может, на день.
— Да, ты права... Ты умрешь как все. Ну так лучше пусть будет быстрее, чем мучительнее. Почему? Да потому, наверно, дорогая.
— Почему на месте лесов образуются пустыни? А потом, через тысячи лет, на месте пустынь, возможно, расцветут сады. Это игра неподвластных нам сил... Но ведь можно объяснить, откуда берутся горы. Мы знаем, что они образуются в результате столкновения плит земной коры. И если бы это продолжалось без конца, их вершины упирались бы в небо. А когда раз за разом возникают сразу три планеты, которые будто собираются убежать от Солнца, объяснения этому нет...
— Подождите, профессор, не увлекайтесь. Сейчас у вас всё выходит гладко. Но если такое происходит сотни тысяч лет — что такое "ваше время", как вы его называете?
— Это прелюдия к дальнейшему развитию событий, — ответила Мари. — Я объяснила вам самое простое и непосредственное... Мы просто-напросто не успеем пустить здесь корни. Мы возьмем всё необходимое и исчезнем во времени.
— Но здесь есть одно "но". Вы, как выясняется, вовсе не хозяева своего времени. Вы можете его только моделировать. Можно сказать, что вы просто играете в игрушки. Вечные человеческие игрушки, которые не отбрасывают тени... И что будет потом, вам совершенно не ясно. Хорошо, я не буду вам мешать. Это даже забавно — наблюдать за вашими прыжками...

****
Жизнь в лесу имеет свои преимущества: если погода ясная, то из маленькой свежей рощицы можно увидеть такие картины, от которых мороз продирает по коже. Когда он увидел их впервые, даже не поверил себе, и долго не мог поверить, что вокруг настоящая жизнь...
Чжоэн знал, что кавалер Фьюгарт не пользуется у его нынешних "сотоварищей" таким же мистическим авторитетом, как Кыуниг Рогатый. Кое-кто откровенно роптал, не понимая куда ведет Фьюгарт, не успевший стать для них своим после смерти главаря шайки. Говорили, что раньше он служил императрице, пытавшейся наставить его на путь истинный, но поссорился с ней по поводу тайной ложи "Великой орхидея", предупреждая о грозящих последствиях.
— Мы должны поднять бунт, — сказал Чжоэн двум разбойникам. — Фьюгарт не говорит нам о своих целях, в Эль-Бинор, похоже, нам не попасть... Тогда чего он хочет? Может, сдать нас властям и получить вознаграждение? Что он задумал? Кто знает? То-то же...
— Тебе, выскочка, жить надоело? — услышал он в ответ. — Кавалер церемониться не будет. Вздернет тебя на первом суку... Понял? Вздумаешь кочевряжиться, он шутить не любит!
— Только если вы будете его слушаться как главаря. Если покажете свою независимость, он не рискнет...
— А нам-то что до тебя! Подыхай как собака! И не морочь нам голову. Мы пойдем с ним. Будет нам от этого польза или нет, не имеет значения.
Не найдя здравомыслия у бандитов, Чжоэн решил бежать первой же ночью. Отряд ночевал у заброшенной водяной мельницы. Убедившись, что Фьюгарта на рассвете сморил сон, Чжоэн спустился к реке, разделся и прыгнул в воду, надеясь, что быстрое течение унесет его так далеко, что никто не сможет догнать беглеца и на лошади.

****
Красивая дама в изысканном черно-красном платье с глубоким декольте прогуливалась с Йортеном в садах Тубзерина. Она отговаривала молодого человека от резких действий, способных нанести вред королевству. Йортен знал о ней достаточно много — но он не мог всего доказать. А Ниярбет был уже мертв...
— Вся их кодла называет себя "модераторами", — говорила Зиентара. — Навязывают нам исподволь своё мировоззрение. Это тот шанс, которого их церковь так страстно желает! Понимаешь? Кто-то со злым умыслом, а кто-то действуя якобы из высших побуждений, осознанно или бессознательно.
— Проецируют в наш мир атмосферу сомнений, сложностей и проблем. Понятно... Короче говоря, они создают у нас ложную реальность.
— Есть и такие, которые закончили Школу мистерий, где не раз меняли имена и внешность. Они владеют магией перевоплощений, которая снимает все ограничения со всех видов перемещений. Но их возможности ограничиваются двойным посвящением: надо пережить ритуальное посвящение и стать тем, кого они хотят увидеть в конце представления; и потом, для того чтобы их сила многократно увеличилась, они должны принять новую философию, которая даст им право на перевоплощение в другом мире и изменение его в своих интересах. Их называют "медиумами"...
— У них это высшая каста? Типа "белая элита"? Ну ясно, идея такая — они во главе толпы прогрессивного народа…
— Они работают грубо и цинично. На наших глазах. Это очень страшно, потому что это похоже на колдовство, только необратимое. Понимаешь? Есть те, кто это делает, и есть те, то ими руководит. А еще есть те, кого используют. Вроде нас с тобой. Но мы не знаем, как работают силы, разрушающие наш мир. Вернее, не хотим знать. Нам это кажется абстрактными глупостями. Пусть будет что угодно, мы знаем только то немногое, чему нас учили. А остальное — слова. Так мы и живем, храня верность словам, ничего не зная про дела. Как ты сам и убедился...
— А зачем нам это знать? — спросил он. — Разве от нас что-то зависит? Мы уже много лет спим и ничего не видим. Нам больше незачем просыпаться. Ничего не имеет значения, абсолютно ничего. Мы живем в плену иллюзий. Эта не наша жизнь, и мы это знаем.
— Нет, мы не спим, Йортен! Это не так. Мы боремся. Мы пытаемся открыть всем глаза, — упрямо сказала Зиентара. — Когда мы бодрствуем, мы видим, что мир полон опасностей. И знаем, где они скрыты. А спящие никогда этого не узнают. Но никто не в силах помочь нам... Избавить нас от боли и страдания.
— Наверно, мы этого не достойны...
— Нам тяжело, — вздохнула она. — Мы теряем близких людей, потому что не способны им помочь. Люди иногда, конечно, совершают плохие поступки... И тогда мы спрашиваем себя: зачем? Чтобы ОНИ пришли? Чтобы мы в них поверили? Почему мы это делаем? И знаешь, что мы себе отвечаем? Потому что нам кажется, будто это наша жизнь. И это весело! Понимаешь?
— По-моему, понимаю. Вы хотите сказать, на самом деле мы об этом даже не задумываемся. Ладно... В общем, да. Но почему?
— Потому что после этого можно считать жизнь шуткой. Жизнь и есть шутка.
— Разве?

****
Имперское войско торжествовала над варварским, так как сделать большую массу солдат подвижной — это и есть искусство, которое дается лишь высокой культуре. Варварство на это не способно. Оно движется рывками. Бряцают доспехи и падают головы, а театр войны остается совершенно недвижим. В нем невозможны ни встречные атаки, ни ночные маневры. Он только ждет.
Лаагадцев подавляли не храбрость миротворцев Айна Бесстрашного и не количество его солдат — совсем нет: их массы были не меньше... но они были мертвы -- не способны к движению. Они не умели концентрировать в одном месте большие силы, двигать их в порядке, снабжать необходимым и поддерживать связь. О полном подчинении их командиры , конечно, не могли даже мечтать.
Но в их распоряжении была своя, особая, магическая сторона жизни — и они этим воспользовались. Этот мир полон возможностей для человеческого ума — но варварам Лаагада надо было уметь найти эти возможности. Если, конечно, они хотели выжить... Всё, что происходит в мире, происходит потому, как действует люди, и, в первую очередь, потому что им удалось об этом подумать.
Бляха с изображением василиска на груди имперского солдата производила куда большее впечатление на простых крестьян, чем шипованные перчатки разбойника или клювовидная маска, закрывавшая лицо "святого гонца". Имперский воин был не в пример лучше экипирован и имел на вооружении какие-то хитрые приемы рукопашного боя. И в одиночку такие солдаты стоили двоих или троих. Они тщательно изолировали свой мир от остальных, сохраняя тайну своих побед.
Такова одна из причин, по которой лаагадцы сняли осаду Эль-Бинора, не дожидаясь полного разгрома. Их массы откатились в Цирилун и стали возводить на границах провинции оборонительные сооружения. Это обстоятельство, как ни странно, заставило цирилунцев серьезнее взяться за дело, ибо их собственные земли, расположенные на берегах Зеленой реки, были ничем не защищены.
Вскоре после того, как ворота города были открыты, Лаам и Меагда договорились о дальнейших действиях. Сначала они попробуют добраться до королевского замка, а затем попытаются узнать, где находится Оортебус. Но для того, чтобы устроить его побег, надо было раздобыть оружие. Лаам был уже на пути к оружейным мастерским, а Меагда — к трактиру, который носил название «Призывной рог».
В этом месте, где по слухам собирались охранники замка, она должна была раздобыть не только еды, но и нужную им информацию. Желательно, свежую. Кое-что подсказывали и городские впечатления. На стенах некоторых жилых домов до сих пор сохранились мрачные граффити, на которых были нарисованы подвешенные за ноги тела, из которых капала кровь в алхимические реторты.
— Интересно, что сейчас делает Чжоэн, — сказала Меагда.
— Да, ему не позавидуешь, — пробормотал Лаам. — Я, признаться, не ожидал такого расклада. Если в городе Мари, значит всё гораздо хуже, чем мы думали. Здесь орудуют такие силы, против которых у нас просто нет шансов…
— Я не зря думала об этом последнее время... так вот, если верить тому, что я видела в астрале, мы не одни модераторы в этом мире.