Читать онлайн
"Узники снежного логова"

Свидерский Сергей Владиславович

УЗНИКИ СНЕЖНОГО ЛОГОВА

1

Независимо от национальной принадлежности, любой стране присущи две беды – дураки и дороги.

Если первая давно стала притчей во языцех, то со второй борются, иногда с кратким успехом. И тогда в те редкие и счастливые моменты лик земли нашей изменяют русла новых рек – русла новых асфальтовых рек: автострад и шоссе. И плывут-едут по этим серо-чёрным застывшим в своём неразгаданном величии рекам корабли-машины. Они быстро перемещаются между крупными городами и мелкими поселениями и днём и ночью. Ни на миг не прекращается движение. Крупные автобусы и частные автомобили, эти неутомимые труженики рек-дорог везут в своих комфортабельных салонах пассажиров, жителей городов и поселений.

Грузовые автомобили перевозят из одного пункта назначения в другой пункт доставки сотни тонн груза, необходимого для полноценной жизни тех, кого везут в своих уютных салонах их собратья по ремеслу. И день, и ночь из года в год не прекращается это волшебное представление на дорогах – движение; движение, в котором заключена жизнь, жизнь не просто как существование, а высший смысл этого слова. Жизнь – это бесконечное движение человека и изобретённых им транспортных средств, от простой деревянной арбы с запряжённой в неё лошадкой до сложных механически-металлических аппаратов с сотней-другой лошадей под капотом.

Вместе с изобретением самодвижущихся повозок из жизни человека ушли прежние суеверия и страхи.

В не столь давние времена инстинкт самосохранения удерживал человека дома в часы разгула природных стихий, и только крайняя необходимость заставляла его покинуть надёжное, тёплое жилище и рисковать жизнью, пробираясь сквозь мощные, упругие струи ненастья.

К сожалению, - совсем не к радости, - прогресс притупил это чувство; развитие техники позволяет бросать вызов стихии и летят, летят, будто опасаются куда-то опоздать, не успеть, в торопливой поспешности люди.

Комфортные автобусы, купейные вагоны, салоны самолётов и уютные кабины личного авто создают иллюзию собственной безопасности отдельно взятого индивидуума.

Это иногда приводит к непредсказуемым последствиям…

Выходишь из дому в летнем наряде и на пороге своего жилья окунаешься в зиму: выбеленное небо солнечно и чисто, слепит глаза, слёзы застят взор. Проморгаешься, озябнув и вздрогнув от холода, и перед глазами предстаёт прекрасная панорама зимнего раздолья: тонут в глубоких сугробах долины, искрится снегом зимний лес, лёгкий ветерок гонит позёмку, откуда-то доносится то ли далёкий свист, то ли глухая песня, а то и чей-то незнакомый острый взгляд резанёт по сердцу…

Непрочна тихая картина.

Всё незаметно меняется. На горизонте клубятся серые тучки. Тревожный резкий слышится звук, это ветер начинает дуть в свою свирель, сыплет трели нервных звуков, от них по спине непроизвольно струится холодный песок неприятных предчувствий.

Приходит в движение природа.

Трели птиц умолкают, пернатые прячутся в укрытия. Нагие кроны деревьев застывают в движении…

И повисает глухая тишина; как темней всего перед рассветом, так пред бурей от тишины звенит в ушах…

Сильный порыв ветра взметает ввысь снежную крошку и начинается великое таинство, называемое зимнее ненастье…

Тучи угрожающе черны. Ещё немного и обрушится на землю осенним ливнем зимний снегопад. В эти пугающие минуты приходит страшащая своим откровением мысль: как же всё-таки беспомощен человек перед беспощадным натиском стихии! Как он мал и слаб, оказавшись лицом к лицу с нешуточной опасностью, из которой победителем выйдет не он, а убийственная и жестокая мощь природы.

В вечерний час по заснеженному шоссе, соединяющем крупные областные города Нерчинск и Вышеградовск, уверенно сквозь начинающуюся метель ехал автомобиль «Жигули-девятка» цвета «мокрый асфальт». Водитель и пассажир молодые люди одного возраста, того прекрасного возраста, когда уходят в туман детства старые сказки и зарождается вера в новые небылицы, повествуемые жизнью…

2

За рулём авто сидит молодой парень лет двадцати пяти, столько же на вид и пассажиру. В их одежде, как и в облике, есть что-то общее; впрочем, молодость всех делает похожими оптимизмом и радостным взглядом на происходящее. Когда уныние, скука и пессимизм кажутся несуществующими реалиями, когда дождливая погода за окном не повод клясть природу, а шаг к вёдру и солнечному настроению, когда каждое падение воспринимается новым шагом к очередным достижениям.

Метель, прогнозируемая в сводках, начала разыгрываться с первых минут, когда Пётр и Артур отъехали от дома.

Осень дарила сюрпризы каждую минуту, и каждую минуту приходилось быть начеку. Вчерашний дождь ночью превратил дороги города и тротуары в ледовые катки. Не переобутые машины выписывали танцевальные па. Горожане падали. Ушибались. Поднимались с улыбкой: у природы нет плохой погоды, слова из старого шлягера актуальны и сегодня.

Но Петька не боялся гололёда, солнце днём растопило лёд, дороги обсохли, а то, вечером снова пошёл снег, не являлось причиной беспокойства – по совету отца, Петька заменил колёса – летнюю обувку на зимнюю – с первыми признаками морозов и автомобиль уверенно ехал по любому дорожному покрытию. По известной пословице, что танки грязи не боятся, можно смело утверждать, Петькина «девятка» не боялась льда и снега на асфальте.

Пришлось немного покружить по дворам, прежде чем выехали за город, и машина уверенно покатила на крейсерской скорости по шоссе.

Вечерний час – это час пик не для одного города. Для загородных трасс тоже. Кто-то спешит вернуться домой. Кто-то старается успеть выехать из дому и поспеть к позднему ужину и тёплому крову у родни, предупреждённой о визите.

Кто-то для этих целей пользуется личным транспортом, предпочитая комфорт маленького уютного салона, когда печка согревает горячим воздухом маленькое пространство, когда можно поболтать, перекинуться парой слов и не быть при этом услышанным невольно соседом.

Кто-то любит комфорт общественного транспорта междугородного сообщения, любит большие автобусы, салоны которых по последнему слову техники оснащены телевизорами, чтобы не так скучно коротать долгое время в пути. Эти же любители долгих поездок любят вздремнуть на каждый глаз по триста секунд, откинувшись на мягком кресле.

И те и другие, владельцы личных авто, обычных отечественных и люксовых импортных, а также пассажиры автобусов, путешествуя в закрытом пространстве, обычно не обращают внимания на изменение погоды снаружи.

Пусть там хоть светит жарко солнце, есть кондиционер, он работает исправно и гонит желанную прохладу и свежесть; или же пусть льёт за окном дождь, ливневые струи бьют в лобовые и боковые стёкла, стараются ворваться внутрь и нарушить установившееся равновесие комфорта; или же зимой, когда ветер метёт снег сплошным потоком и дует одновременно с четырёх сторон света, старается заскочить, заползти, проникнуть в закрытое помещение, истово лупит снежными зарядами в стекло, одни снежинки сменяются другими, скользят бесследно по стеклу друг за другом.

Вот тогда-то и создаётся обманное впечатление неестественности происходящего и какого-то ощущения необычности.

Кажется, будто попал в некое незнакомое место, в котором разыгрывается очередная драматическая история чьей-то судьбы, и личный фантом виновника необычного действия находится сразу всюду: он скрыт во-он за тем едва виднеющимся чёрной щетиной зимнего леса; он спрятался в неглубокой впадине овражка, замаскированного хиленьким кустиком растения без названия, отчаянно сопротивляющегося злому ветру и его насильственным действиям; он хоронится, зорко сторожа каждый твой шаг, каждый твой поступок, каждое твоё движение рукой, головой или тела, он имитирует твоё внутреннее состояние, скрывая его за полным внешним сходством, он дышит тебе в затылок твоим разгорячённым влажным дыханием, он утирает выступивший у тебя на лбу пот твоей рукой, он смахивает застывшие слезинки с твоих ресниц небрежным взмахом кисти руки, он твоей рукой в тёплой варежке растирает замёрзшую кожу щёк и носа и он же старается твоими губами что-то внятное и разумное произнести, однако же, это плохо выходит, потому что он вместе с тобой, с твоим телом, с твоим желанием застыл, замёрз, потому что он неотступно пребывает с тобой в зависимости от твоего расположения – он, этот невидимый некто всегда стоит за твоей спиной, или находится чуть левее, или отстаёт на шаг справа от тебя, или идёт впереди и смотрит твоими вдаль, затуманенную плотной завесой дождя или таинственной вуалью падающего снега.

Он не только смотрит вперёд твоими глазами, высылая дозор мыслей перед тобой, он ещё наблюдает за тобой и от этого незримого присутствия складывается уже не иллюзорное состояние, вырабатывается устойчивое чувство пригляда.

И тогда ты начинаешь поначалу непроизвольно резко оборачиваться, стараясь поймать этот пристальный взгляд чужих очей находящихся в твоих глазах, а со временем это входит в привычку, оборачиваться, останавливаться, тормозить, обрывать монолог на полуслове, застывать.

И всё это единственно для того, чтобы попытаться хоть краешком глаза ухватить тонкие практически неразличимые контуры, профиль или анфас, своего этого таинственного некто.

3

- Ты что постоянно оборачиваешься? – не отвлекаясь от дороги, спросил Петька Артура бодрым голосом. – Аль кого заприметил? Так скажи, мигом остановлюсь, разберёмся! – продолжил Петька немного дурачась и видя, что друг совершенно не реагирует на его реплики, хлопнул того по плечу. – Проснись, не то замёрзнешь!

Артур будто очнулся ото сна, будто был в нём не засыпая, несильно встряхнул головой, посмотрел непонимающе на друга, часто хлопая веками.

- Ты… ты что-то спрашивал? – наконец, произнёс он, потирая несильно, круговыми движениями подушками пальцев веки, - или мне показалось?

Петька беззаботно засмеялся.

- Спрашивал, а как же! Только ты будто слов моих не слышишь. Нешто в Нирвану погрузился перед предстоящими соревнованиями и пытаешься выбрать правильную линию поведения и верную стратегию сражения с противником?

Артур изобразил на лице мину непонятности, глубокая морщинка легла на переносице, придав его лицу ещё большее сходство с каким-то персонажем, постоянно присутствующем в комическом кино.

- Какая Нирвана, какая стратегия, какая линия, какое поведение и сражение с противником? Петька, ради бога, не мудри.

- Не мудрю!

Артур настойчиво повторил:

- Не мудри и лучше смотри за дорогой!

Петька сбавил скорость. Снежинки зашелестели по стеклу слышным шумом работающей шлифовальной машинки, стараясь то ли отполировать стекло, то ли наоборот, прибавить на нём микроскопических трещин. Сразу необъяснимо и зримо, явственно и чувственно приблизилась густеющая вечерняя мгла, с добавлением темных красок, со звёздами, висящими высоко в зимнем небе, но по случаю метели остающимися недоступными взору человека.

- Артур, ты чего так отреагировал на простой вопрос? Спросил бы, какая муха укусила моего друга, да мухи сейчас крепко спят. А если и кусаются, только снежные. Артур, очнись же!

Артур снова вынырнул из мутного омута параллельного мира в ясную реальность. Посмотрел на друга чистыми, но совершенно пустыми глазами, при этом не преминул опасливо оглянуться.

- Да не сплю я, с чего ты взял!

Петька ещё сбавил скорость.

Мимо пролетела красивая, как утренняя заря, и быстрая, как осенний ветер, четырёхколёсная карета заезжего индийского гостя или остландского принца с упрятанными под капот двумя сотнями лошадей, сияя огнями фар и габаритов, оставив за собой рассыпающийся шлейф тревожных предчувствий.

Следом, сигналя, пролетели быстрее пули гружёные фуры, рассыпаясь в приветственных гудках, звуковыми вибрациями возбуждая пространство зимы и снега, водители-дальнобойщики в своём амплуа выражали своё личное мнение к прочему транспорту, передвигающемуся тоже при помощи двигателя внутреннего сгорания, перерабатывая высокооктановые жидкости в немереных объёмах.

Поднятый ими снег не успевал опасть, как его снова поднимали к небу проносящиеся частные авто. Владельцы этих легкомоторных крошек видимо боялись опоздать на бал или раздачу халявных пирожков и пирожных. Они тоже празднично иллюминировали темнеющее пространство, дальним светом фар, вырывая из него фрагменты становящегося всё более и более сказочными предметы незамысловатого экстерьера: заснеженные обочины с невысокими валиками наметённого снега и обрубков ветвей деревьев, высаженных вдоль шоссе, указателей дорожной разметки и съездов на просёлочные дороги, ведущие к другим населённым пунктам.

Вырвались из темноты и промелькнули зелёными молниями военные фургоны; зайцами из снежной шляпы фокусника-мороза они появились и в ней же исчезли.

Петька остановил машину.

- Ну? – расплывчато спросил он друга.

- Что значит «ну»? – попал в тональность друга Артур, – и почему остановились?

Выдохнув беззлобно, Петька развёл руками.

- Я тебе сейчас задам вопрос и хочу получить ответ, - произнёс он.

- Я готов, задавай, мне скрывать нечего.

- Ага, даже так! – язвительность отдалённо промелькнула в голосе Петьки.

Артур повторил руками жест друга, и лицо его выражало полное недоумение, мол, чего же от него старается добиться друг.

- Хм! – произнёс Петька, вытер ладонью подбородок. – Тогда повторю вопрос: почему постоянно оборачиваешься?

Артур засмеялся.

- Вон оно что! да брось! Пустое!

- Пустое! – Петька не озадачился, но и не удивился. – А вот лицо-то твоё пустым-то как раз и не было! Было оно каким-то загадочным, что ли. Нет, вернее, озабоченным! То через левое плечо обернёшься, то через правое. И взгляд почти затравленный, как у преследуемой охотником добычи!

Лицо и взгляд Артура снова на краткий миг приобрели описанное другом выражение, однако оно тотчас же пропало, словно ластиком стёртый рисунок простым карандашом с листа бумаги.

- Добыча… Да нет, ты не поверишь, Петь…

- Я согласен, могу не поверить. А что, почему я должен верить всему, что говорят или показывают. Так это относится к посторонним. Не к моему другу. И пусть я с ним пуд соли не съел, но тонну литров пива выпил и считаю этого достаточным, чтобы мой друг был хоть немного откровенен или искренен со мной. И вот что, Артур, позволь мне самому решать, чему верить, чему не верит, в существование инопланетян или сверхъестественной силы. Для того, чтобы я мог о чём-либо судить, правильно или нет, я должен от тебя это услышать! Доступно сказано? Отсутствие информации вносит панику.

- Знаешь, от самого дома едва отъехали, да нет, едва только я вышел из подъезда, - на выходе из квартиры ничего не ощущал, как мне кажется, - я почувствовал, что за нами кто-то следит. И следует за нами впритык между лопаток да в спину тяжело дышит, да так, будто упирается глазами в затылок, взглядом острым так и колет в макушку…

4

- Вздор! – вырвалось у Петьки, - может нас пресле… - он оборвал на полуслове возмущение; глаза у него вылезли из орбит; лицо вытянулось; он упёрся ногами в пол и вцепился руками в руль…

Снежный поток обкрутил машину белым прозрачным полотном, и некая невообразимо могучая сила сдвинула автомобиль и поволокла его вперёд.

- Жми на ручник! – дико закричал Артур, не понимая происходящего и также ища место для упора рук и ног.

- А я что, по-твоему, делаю! – крикнул, чуть ли взвизгивая, Петька, цепляясь руками за руль и всё сильнее упираясь в пол, - что это?..

Машина, скрежеща металлом и треща швами сварки, медленно ползла метр за метром вперёд; изнутри было видно, как кузов машины, словно кто сжимал и корёжил руками огромной сильной; тонко визжали стёкла и на краткий миг два друга увидели огромный белый язык, покрытый крупными пупырышками, он словно бы прирос к переднему стеклу и начал двигаться вниз и вверх, кругами посолонь и противусолонь, затем друзья увидели огромные белые полные, как у негроидов, молочные губы с большими ровными зубами, по ним змеясь, пробегали яркие искры и таяли на молочно-жемчужных дёснах невиданного чудовища, облик его трудно угадывался за огненно-морозными вспышками метели.

- Ой, мама! – вылетело у Петьки из груди с хрипом и с хлюпаньем.

Всё внезапно исчезло: и язык, лижущий стекло и огромные негроидные губы, и гигантские зубы с пляшущими на них искрами, будто произнесли противодействующее заклятие.

Но за одним ушедшим, пришло другое: с заснеженных обочин, с бугров, похожих на застывшие морские волны, покрытые гребешками пены, к машине потянулись длинные плотно-матовые щупальца.

Они окружили машину шевелящейся подвижной массой, щупальца переплетались и сплетались в клубки, перерастали в новые щупальца, хищно бросавшиеся к машине, но их останавливало что-то на полпути, они как бы натыкались на прозрачную преграду, бились с ожесточением об неё, разбиваясь и крошась на мелкие снежинки и крупинки.

Танец неведомой стихии не прекращался ни на мгновение.

- Ух, ты! – только и слышалось внутри салона вместе с немыслимым потоком лексического направления, присущего портовым грузчикам и пьяным дворникам. – Да иди ж ты!..

Помимо этого и Петька, и Артур с нешуточной нервозностью ощущали движение волос на макушке и тонкие струйки холодного пота, стремительно бежавшие вопреки силе земного притяжения из ложбинки ниже копчика вверх по позвоночнику к затылку. В области макушки влага скапливалась и испарялась, виснув под потолком кузова едва различимым плоским облачком сизоватого цвета.

Юноши не видели этого интересного чуда природы по причине приковывания их взгляда иной картины, она разворачивалась перед их глазами циклопическим снежным ковром с вытканным на нём мистическим узором с завитушками и цветами не присущими человеческой природе восприятия.

А природа бушевала… Бушевала и покоряла новые пространственные просторы воображения человека, запертого её необузданной волей и капризной прихотью внутри машины; а человек думал: моя машина – моя крепость.

- Петька, а, Петька?

Петька едва смог пошевелить губами:

- Чо?

- Петька, слышь, это нам снится или нет?

- Думаю, снится, а мы сейчас едем по шоссе среди потока таких же машин и не догадываемся даже о таком прекрасном сне.

Сон не всегда сон. Когда сон не в руку или в случае бессонницы. Когда снящееся похоже на отвратительную реальность в той ситуации, если внезапно вступаешь новой лакированной туфлёй в свежую кучу коровьего навоза и начинаешь кричать, мол, чья эта рогатая сука срёт, где ни попадя, в ответ же слышишь единственно свой голос, охрипший от пламенного негодования. И не всегда сон является продолжением сна. Иногда он приходит несколько раз за ночь и продолжается в месте пробуждения с тем необходимым впечатлением от происходящего, впечатлением, впечатавшимся в мозг оттиском страницы первой печатной книги, и продолжение сна с того памятного момента, когда самое интересное завораживает, с мерзким ощущением от проглоченной живой лягушки, когда она ледяным шевелящимся комком движется вниз, осознавая свою неизбежную гибель в мощных потоках желудочного сока.

Природа сна не изведана и тайна сна не будет разгадана никогда. Пусть бы ломали копья исследовательских операций сотни и тысячи учёных. Но вот чего они не смогут объяснить, почему один и тот же сон снится с самого начала первый день. Второй день. Третий, четвёртый и пятый. И каждый раз с самого первого кадра фильма сна. И почему просмотр фильма обрывается на самом интересном месте, когда тебе кажется, что вот она почти разгадана вековая тайна, кружившая головы своей неразрешённостью не один век и почему ты видишь себя всегда моложе, чем есть лет тебе на самом деле…

- Так сон это или нет, Петька? – едва уняв чечётку зубов, произнёс Артур.

- Не дрожи так, мне тоже страшно, - бодро, но дрожащим голосом ответил Петька, - не сон. Не может такое сниться. Вот увидишь, скоро эта круговерть закончится.

Артур глубоко вдохнул.

- Скорее бы… - унимая тремор в теле, стараясь бодриться, как и друг, говорит Артур и указывает пальцем на лобовое стекло, еле лепеча и ворочая языком: - А это-то что за ерунда?..

Петька повернул голову и тут же крепко вжал её в плечи, жмурясь и трясясь, но разворачивающаяся картина приковывала к себе взгляды юношей.

Щупальца взяли иную тактику. Они разделились на четыре равные части. Каждая часть по отдельности сложилась в почти человеческую ладонь огромного размера с длинными пальцами. Нечеловечески циклопические снежные длани подрагивали на ледяном ветру, двигались в такт ветру пальцы, казалось, они передают кому-то свой привет и так интригующе ехидненько, что внутри у друзей просто всё стянуло ледяным сжатием страха.

- Петька, - протянул жалобно Артур. – Это точно не снится. Кому расскажешь, не поверят.

Петька икнул, убрал подрагивающие руки от руля и ослабил давление ног на пол.

- Хоть убей, друг, - удивительно ровно так, спокойно произносит Петька, что даже самому стало не по себе до тошноты и рвоты, - если будет, кому из нас что-либо рассказывать.

Артур шумно набрал воздух в грудь. Задержал дыхание. Медленно, цедя, будто дорогой напиток, только не внутрь, а наружу воздух говорит.

- А я тут подумал о стакане воды…

Огромные снежные длани сложились крепко, соединились меж собой пальцы.

Первая длань, размахнувшись, обрушила катастрофической силы удар на правую скулу автомобиля. Он подпрыгнул и заплясал на месте, перенося вес с правой стороны на левую. Юноши в очередной раз крепко вцепились во всё что можно, напрягшись телом.

Не успела успокоиться машина, как вторая снежная длань нанесла не менее сильный удар в левую скулу автомобиля. Заглох мотор, закашлялся, зашёлся сипом. Пришли в движение двери. Образовались щели. Через них в салон просочился наружный уличный пропахший морозом и снегом воздух, залетели со свистом, рассекая воздух на тонкие полоски, снежинки. Салон автомобиля наполнился морозными тенями, прозрачными и липкими, колкими и саднящими лицо.

Не успели успокоиться от оглушительного второго удара, как третья длань ударила сзади справа, за нею следом четвёртая нанесла удар и темнота, слепая и бездушная наполнила салон.

5

Оторопь проходит медленно. Также медленно проходит заторможенность.

Проникают медленно звуки сквозь свистящую немоту. Медленно-медленно, глоток за глотком возвращается ощущение настоящего и вкус крови из прикушенной невзначай губы.

- Говоришь, что что-то преследует нас от самого дома, так что ли?

Петька смотрит, часто моргая глазами, на друга. Руки сами по себе, то вверх потянут собачку замка на «молнии», то вниз. И так не один раз: то вверх – вжик со скрипящим свистом, то вниз – вжик; то вверх – в-в-вж-ж-жик со скрипящим свистом, то вниз – в-в-вж-ж-жи-и-ик; то вверх – вжик с противным скрипящим свистом, то вниз – вжик…

- Я бы сказал «утверждаю», да что-то в этом сейчас не вполне уверен, - отозвался сразу же, без промедления Артур. Его пальцы нашли себе тоже игрушку – длинная цветная верёвочка быстро становилась короткой, он завязывал на ней узелки и затем распускал, растягивая верёвочку за концы в стороны.

Внезапно тоскливый пронзительный вой ворвался в машину и наполнил её, проник под одежду и тело, будто окатили холодной водой. Петька поёжился, Артур крепко сжал пальцы в кулаки.

- Спим?

Петька отозвался через мгновение.

- Пробудились, наверное.

- Или спим? – Артур снова обернулся и посмотрел в заднее стекло и тотчас крикнув, закрылся руками. Петька кинул взгляд через правое плечо, и челюсть отвисла по плечо: огромная сиренево-чёрная птица пикировала вниз на автомобиль, раскрыв хищно и широко острый искривлённый клюв, изъеденный выщерблинами. Душераздирающий вопль вырвался из глоток обеих друзей. Птица выбросила вперёд лапы с загнутыми когтями и в опасной близости зависла над крышей. Скрежет когтей по металлу мелкой крошкой ледяного страха посыпался от затылка вниз по спине у юношей.

Гигантские крылья со свинцово-фиолетовыми перьями окутали машину в прочный кокон…

6

- Ты что постоянно оборачиваешься? – не отвлекаясь от дороги, спросил Петька Артура не наигранным бодрым голосом.

Артур посмотрел на друга, будто увидел его впервые.

- Так ты что, получается, ничего не видел?! – в голосе юноши звучало неподдельное удивление.

Петька переключил скорость.

- Ха, что я должен был, по-твоему, увидеть? Машины вокруг нас и без лишнего внимания снуют вперед-назад.

Артур кинул взгляд вперёд на дорогу, бросил взгляд в окно и оглянулся: всё это он проделал быстро, даже с большой поспешностью.

- Что ты всё вертишь головой, Артур? Дорога ровная, хорошая. Мы на трассе не одни.

- Ты не помнишь, что с нами случилось?!

- С нами случилось, - Петька сбавил скорость и поехал тише. – С нами случилось вот что: мы едем по нашим делам. Могли остаться дома. Но от этого вряд ли что-нибудь выиграли. А так хоть примем участие. Заявим о себе. Наверно, на нас обратят внимание, заметят, внесут в какой-нибудь свой тайный список. Придёт время, о нас вспомнят, и пригласят. А мы к тому часу станем более профессиональны, появится опыт, чутьё. Согласен? А теперь колись, друг, что там я должен помнить?

- Уже ничего! – натянуто заулыбался Артур, показав зубы. – Приснилось.

- Приснилось, - передразнил друга Петька. – Сон конечно штука полезная, но не в пути. Пригрезится всякая чушь и примешь её за правду. Откроешь глаза. А ничего-то приснившегося нет: обман, получается!

- Правильно приснившийся, - добавил Артур.

Петька переключил скорость, и машина быстрее понеслась вперёд сквозь снежную метель.

- Завораживает это, не правда ли? – Петька кивнул в сторону лобового стекла. – Ночь, метель, снег летит в лицо, а мы в машине, в тепле, нам всё ровно и спокойно. Вот и музыку сейчас послушаем. Ну-ка, чем нас эфир интересным попотчует, - и повернул ручку, раздался щелчок, и в салон полилась тихая спокойная инструментальная музыка. – Нравится?

- Пойдёт, - согласился Артур, - лишь бы в сон не клонило.

- Не склонит, не укачает, не убаюкает, - бодро вставил Петька. – Через минут тридцать поменяемся местами.

- Я за руль не сяду, Петька, ты что! – возмутился Артур.

- Сядешь! – твёрдо промолвил Петька. – Надо же когда-то практиковаться!

- Но не сейчас же!

- А когда?

Артур промолчал, насупившись и глядя в окно.

- На обратном пути? Может, хватит тренироваться в езде, нарезая круги во дворе, смеша старушек на лавочках у подъезда. Скоро все мужики и пацаны малолетние пальцами тыкать будут и над нами потешаться.

- Надо мной, надо мной смеяться будут, Петь. Всем двором. Ты-то здесь не причём.

- Как раз причём.

- Как это?

- Так это! Кто тебя учит водить авто?

- Ты, Петь.

- Во! сам признаешь – я твой учитель и по тому, сколько ты будешь наяривать кругами внутри двора, будут судить обо мне как о танцоре, которому сабля мешает. А я о себе несколько иного, положительного мнения. И хоть оно независимо от постороннего, но всё же…

- Плюнь на постороннее мнение! – высказался Артур, понимая правоту слов друга. – Согласись, это самоубийство, сесть мне за руль, едва научившемуся крутить баранку и более-менее уверенно чувствовать себя водителем, да ещё на заснеженной дороге! А если не дай бог…

- А если дай бог, всё сложится хорошо, то вместо соревнований будем беседовать с ангелами в каком-нибудь небесном гараже и выслушивать нотации главного механика, что управлять автомобилем грешно не только в пьяном виде садиться, а так же сажать управлять автомобилем друга. Едва освоившего автомобиль. Так, да?

- Да.

- И тогда я, может быть, что-либо увижу?

Артур напрягся, лоб слегка взопрел.

- Что увидишь?

Петька указательным пальцем ткнул назад.

- То, что ты пытаешься там рассмотреть.

Истошно визжа, мимо пронёсся неимоверно красивый, как космический корабль, внедорожник. За ним увязался снежный рассыпающийся след.

- Куда-то кто-то спешит, - говорит Петька и поучительно добавляет: - Но так недолго вообще никуда не успеть.

Музыка в приёмнике смолкла и ведущая начала нести свою рабочую чушь, рассыпаясь мелким бисером ничего не значащих слов, соединённых в бестолковую арабеску предложений, перемежающуюся треском в эфире, которая мешала понять смысл произносимого, если он даже, и предусмотрен сценарием рабочего дня радио-ведущего.

- А всё же, что ты оглядываешься, Артур? Вот и сейчас норовишь кинуть взгляд назад?

- Я тебе уже говорил.

- Да? – повернул лицо к другу Петька. – Что-то не упомню. Повтори.

Артур заёрзал в кресле; у него возникло неприятное ощущение, будто его кто-то подталкивает изнутри; он попытался промолчать, однако говорить пришлось.

- Петь, в общих словах, ладно?

Петька согласился молча, махнув рукой.

- Образно говоря, меня не покидает ощущение, что за нами следят. Ещё выходя из подъезда, - на выходе из квартиры всё было нормально, - я почувствовал, что некто неизвестный за нами кто-то следит. Отовсюду: из подворотни, из-за угла дома, стоит за фонарным столбом. И следует, - следует неотлучно за нами, взгляд тяжёлый впритык между лопаток да в спину тяжело дышит, да так, будто упирается глазами в затылок, взглядом острым так и колет в макушку…

Петька посмотрел на друга заинтересованно.

- Да кто может за нами следить? Кому мы окромя себя нужны? Конкурентам? Так их у нас пока и нет!

Но Артур неожиданно для себя и для друга начал бить кулаком правой руки в ладонь левой.

- … так и смотрит, так и смотрит в спину, так и смотрит прямо внутрь меня, так и смотрит в спину тяжёлым взглядом и дышит, дышит, дышит…

Петька похлопал друга по коленке.

- Ладно, успокойся! Пусть смотрит и дышит! Мы вместе и нам ли кого-то бояться!

Артур также внезапно успокоился. Лицо разгладилось. Пропала нервозность и тревога.

- Хорошо. Вернёмся к нашей поездке…

7

- Вот это лучше, чем всякая чепуха! – обрадовался Петька и покрутил ручку настройки. – Сейчас найдём что-нибудь весёленькое, и дорога легче покажется.

И действительно, из приёмника зазвучала музыка, и ведущая на фоне мелодии произнесла, что сейчас в эфире очередная передача для любителей джаза.

- Оставь! – попросил Артур, замети, что друг собрался крутить ручку. – Послушаем джаз. Развеемся.

- Вот уж не подозревал в тебе поклонника джаза!

- А я и не поклонник. Просто незатейливая музыка не отвлекает… - не сумев закончить, от чего не отвлекает, Артур махнул рукой. – Слушаем!

Минут пять проехали молча. Их обогнал рейсовый автобус. Грузовик с прицепом. Парочка отечественных и импортных авто, яростно сигналя и разгоняя сгущающийся мрак вечера, перерастающего стремительно в ночь.

- Прослушай, Артур! Меня тут мысли об нашем мероприятии беспокоят. И такого они направления, что мы всё ж таки выбьемся в призовую тройку. Вот так почему-то, как думаешь?

- Зависит от подготовки, - ответил Артур.

- Мы-то подготовились. Думаю, мы хорошо подготовились. Даже не хорошо. Отлично подготовились. Я уверен.

Артур рассмеялся и толкнул легонько друга в плечо кулаком.

- Важно, чтобы в этом была уверенна конкурсная комиссия.

Петька аккуратно прижался к обочине, остановился, не глуша двигатель. Посмотрел в зеркало заднего вида со своей стороны. Затем в зеркало с пассажирской стороны. Следом оглянулся и внимательно долго не сводил взгляд с вида из заднего стекла.

- Ты чего? – насторожился Артур.

Петька не ответил. На лице отразилась какая-то странная задумчивость, сблизил брови к переносице, пробурчал: «м-да!» и медленно тронулся с места. Метров через двести, в месте, где не было никаких дорожных знаков, он неожиданно свернул направо.

Артур не успел отреагировать на происшедшее, но машина уверенно шла по заснеженной дороге, уходящей под небольшим углом от основной трассы, петляя и без труда преодолевая небольшие снежные заносы. По сторонам простирались поля, теряющиеся в густеющей темноте зимней безбрежности. Там же где-то далеко терялись в слепом мраке, сливаясь с окружающей темнотой, сохранившиеся лесопосадки, разделяющие поля ровными линиями.

Тусклый свет лампочки на потолке осветил салон автомобиля; она загорелась произвольно; своим одним иллюминационным внезапным действием внеся суматоху в сердце Артура.

- Что это было? – спросил он друга, глядя на него внимательно. – Почему молчишь? Петька! Почему свернул с трассы?

Петька усмехнулся с видом триумфатора.

- Не боись, друг мой! Срежем по просёлочной десяток километров, сэкономим час-полтора в пути. Если не изменяет память, выскочим почти на стартовую прямую к конечной цели!

- Уверен?

- Конечно!

- Ты уверен, что не собьёмся с пути, не увязнем. У тебя есть трос?

Петька снова улыбнулся победно и проговорил с видом знатока всех и всего:

- Не бойся, Артур! Мы тут летом с батей на рыбалку ездили!

- Летом!.. С батей!.. Очень убедительно!..

- А я что говорю – прорвёмся!

- Вы ехали летом, - неуверенность и сомнение сквозят в голосе Артура. – Сейчас зима.

- И что с того? – дорога сделала небольшой крюк и машина поскребла днищем по снегу, противный скрип протрезвил Артура и придал сил для убеждения, но это не произвело на Петьку должного эффекта. – Думаешь, зимой дорога маршрут поменяла? Вот сейчас впереди небольшой бугорок будет и слева откроется прекрасный вид.

- Прекрасный вид? Ночью особо не налюбуешься!

- Согласен! – засмеялся Петька, умело лавируя, - но летом, летом такая картина открывается. Просто загляденье!

- Точно там свернули, Петь?

- Верняк!

- Ну, мало ли… Всяко бывает…

Петька кивает на бардачок и взглядом предлагает другу открыть. Артур открывает и видит в пластиковой тубе кремовое автомобильное полотенце, блокнот и атлас дорог Советского Союза.

- Атлас дорог видишь?

8

Артур кивает, с интересом рассматривает содержимое бардачка. Что-то проснулось в нём такое, присущее исследователям, когда они нежданно-негаданно в результате долгих поисков рыщут по свету в поисках нужного артефакта и почти отчаявшись найти, вдруг видят его, берут в руки и слёзы радости застилают глаза. В данном случае слёз не было. Артур посмотрел на друга.

- Атлас дорог видишь? – спросил Петька.

- Да.

- Доставай!

Артур вынимает замасленную потрёпанную книжку, держит в руках, затем быстро перелистывает страницы. Перед глазами промелькнули карты дорог страны, переставшей существовать; но дело в том, что страна исчезла с политической карты мира, а вот дороги, проложенные в то время, как ни странно, остались. И вот по этим дорогам, как по дорогам, проложенным в древнем Риме, как и тогда, ездили автомобили, так и сейчас продолжают двигаться железные повозки. Дороги, безусловно, поизносились, их частично ремонтировали, но они так и остались дорогами, навсегда изменив лицо земли.

- Смотри, смотри! – в голосе Петьки проскальзывает гордость. – Почти раритетный. - От судьбоносности момента Петька напыщен, щёки надул, губы сложил бантиком, глаза покрылись поволокой важности, он глубоко втянул воздух носом и медленно выдохнул. – Батя по нему ориентировался, ни разу с пути не сбился. Мы не собьёмся тем более.

Артур с сомнением покачал головой.

- Ох, Петька, Петька, мне бы твою уверенность. Атлас, конечно, вещь хорошая, пусть и раритетная, но сейчас в темноте, откуда может быть уверенность, что мы свернули именно там, где вы с батей, как ты говоришь, летом на рыбалку ездили. Дорог проложено много, грунтовых ещё больше. И почему-то мне кажется, мы свернули именно на грунтовую.

Плафон в салоне заморгал.

- Руки сделать не доходят?

- Да, представляешь, некогда. То одно, то другое. То туда свози маму, то сюда. То к родственникам, то к знакомым. То батя возьмётся активно эксплуатировать, только и успевай за ним гоняться. Вот и выходит, времени не хватает. Ни на что!

Артур кивает.

- Да, времени всегда не хватает. По себе знаю. Наметишь кое-что, составишь план, набросаешь приблизительно последовательность выполнения, а тут на тебе, бабуля, гвоздь в грибочки, обязательно некая посторонняя сила вмешается, - Артур посмотрел на друга и закончи: - То мама, то ещё кто-то, то родственники с друзьями.

Петька услышал лёгкую иронию.

- Там делов то, - начать и кончить, - всего-то проводку проверить. Лампочку заменить.

- Ты не оправдывайся, давай, не оправдывайся! – подначивает друга Артур, - проводку надо проверить или лампочку заменить! слышали мы это. Только дальше слов дело и не сдвинулось. Да, дорогой друг?

Петька приложил левую руку к груди.

- Сердцем своим клянусь…

Артур поправляет друга.

- Сердце с другой стороны.

Петька не теряется, мигом меняет руки и уже правая ладонь лежит на области сердца.

- Даже в мыслях оправдываться не было.

Автомобиль завилял, Петька быстро справился с управлением, и машина снова пошла ровно, взрывая тонкий слой налетевшего на дорогу снега и уверенно прокладывая себе путь.

Снегопад усилился. Снежинки выросли в размере почти до блюдец чайных пар. Так и норовят залепить лобовое стекло, лишить видимости и урезать до крайности обзор. Дороги практически не видно. Одно сплошное снежное представление наступающей зимы.

- Никому верить нельзя! – с досадой высказался Петька, - никому!

- Не бурчи как старик! – отозвался Артур. – Больше оптимизма!

- Бурчи не бурчи, а я всё же прав!

- Ты о чём это?

- Не понятно, что ли, о погоде! – почти крикнул Петька.

- Что с ней не так? – поинтересовался Артур. – Погода как погода, свойственная зиме в нашем климате.

- Ну да, ну да! – не унимался Петька, - обещали что?

- Что?

- В том то и дело, что обещали небольшой снегопад, а метёт так. Света белого не видно!

- Надо же, а я и не заметил, - протянул Артур и спросил: - А кто обещал-то?

- Синоптики! – в сердцах выпалил Петька.

- Нашёл, кому верить!

Друзья засмеялись. Автомобиль немного притормозил, показалось даже, что с трудом движется вперёд и на больших оборотах работает двигатель. Но это быстро прошло, и автомобиль снова уверенно двинулся через метель.

- У нас прапор в армии говорил, что верить прогнозам синоптикам так же можно, как заверениям проститутки в вечной любви!

В это время в приёмнике зашипело-зашелестело, и знаменитый французский шансонье запел свою не менее знаменитую песню:

Une vie damour…

- О, я же говорил! – воскликнул Артур, - всё о любви!

- Что-то стемнело быстро, - проворчал Петька.

- Зимой всегда так.

- А то я не знаю!

- Тебе не угодишь! – не вытерпел Артур.

- Кто бы говорил! Сам тоже витал невесть где.

- Так, то ж я, - отпарировал Артур. – У меня есть оправдание.

- Какое?

- Не выспался. Лёг около двух.

Петька хмыкнул.

- Оригинально: не выспался. Хочешь совет?

- Бесплатный? – поинтересовался Артур.

- Как для друга.

- Давай!

- Чтобы высыпаться, нужно ложиться около одной! – высказался и засмеялся Петька своей шутке.

- Спасибо! – рассмеялся Артур. – Я тоже знаю этот анекдот.

- Всегда, пожалуйста!

Заряд снежной крошки застучал по стеклу ледяной картечью, только не оставляя следов.

- Вот это метёт! Даже «дворники» не справляются! – на мгновение обернулся назад и присвистнул от удивления: - Ты посмотри, что на свете белом делается: что спереди, что сзади сплошная темень и белый мрак!

Артур обеспокоенно окликнул друга.

- Петька, ты не отвлекайся! Не отвлекайся, говорю! Смотри на дорогу!.. На дорогу, вперёд смотри!..

Внезапно откуда-то сбоку из снежного мрака неясная тень в форме большой собаки бросилась под колёса автомобиля и огромная фиолетово-чёрная птица с острым изогнутым клювом и широко раскрытыми крыльями возникла из снежного вихря и напустилась на лобовое стекло с диким ужасным гортанным криком.

Петька рефлекторно нажал на тормоза. Послышался визг. Автомобиль вильнул передним бампером…

9

Человеческий глаз устроен особым образом, он может различать много оттенков в тонах темноты. Так и сейчас мать Петра Ангелина Фёдоровна стояла возле окна и смотрела на улицу. Смотрела и тихо вздыхала. Она не находила себе места с момента сообщения сына, что именно сегодня им с другом Артуром нужно поехать на соревнование. Как она ни пыталась отговорить сына отложить мероприятие на следующий год, убеждала, что за прошедшие месяцы они с другом лишь только усовершенствуют своё мастерство – всё бесполезно. Как бык, упёрся сын и стоял на своём; обосновывал со своей точки зрения и, по мнению матери весьма убедительно: двенадцать месяцев не соотносимо огромный срок, за который может много чего случиться, произойдёт прорыв в технологии, над некоторыми аспектами которой они трудятся, это повлияет не положительно, а исключительно с отрицательной стороны; да и потом, аргументировал сын, им с другом почти по двадцать пять лет, срок хоть и не очень большой, но в выбранной ими профессии, как в принципе и другой, этот возраст является переломным: или ты успеваешь на свой паровоз и едешь впереди всех со стягом в руках, или плетёшься мелким шагами позади, влача за собой на длинной тесёмке тяжёлую суму с своими нереализованными и уже катастрофично постаревшими идеями.

Сын много раз по много прав. Да, время имеет способность двигаться вперёд и не будет кого-нибудь ждать, когда тот вдруг очнётся ото сна заблуждений и ринется в дорогу, догонять, сбивая пятки в кровь прозрения, успевших уйти далеко-далеко вперёд.

Ангелина Фёдоровна стояла возле окна и теребила тонкий материал гардин. Она вполне по-матерински переживала за сына. А на улице в это время сгущалась тьма, и снег летел с тёмного зимнего неба всё плотнее и гуще. Всё плотнее и гуще сжималось время зимы и сближало события, от ощущения, приближения которых сердце сжимала рука нервозного тревожного состояния.

Мела метель. И небо, на первый взгляд вскользь хоть и было тёмным, но Ангелина Фёдоровна сумела высмотреть в нём в его высоких небесных глубинах космическую бездну, из неё тянуло жутким холодом, - или Ангелине Фёдоровне так просто казалось в силу большого воображения, - и густой снегопад выглядит не просто дождём, замёрзшим до состояния снега, а какой-то каре за что-то такое, что ещё не произошло, но уже приближается. Уже занесён карающий меч, осталось лишь привести приговор в исполнение.

Ангелина Фёдоровна в очередной раз тяжело вздохнула и посмотрела на мужа, отца Петра, Виктора Геннадьевича, тот в своей любимой расслабленной позе лежал на диване, смотрел телевизор и листал газету, занимался любимым занятием, делал два дела одновременно. С укором посмотрела Ангелина Фёдоровна на мужа и назвала его мысленно: «Цезарь» и снова устремила взгляд в окно.

- Что ты там высматриваешь, Геля? – не отрываясь от дел, поинтересовался муж и усмехнулся. – Снежинки считаешь, что ли?

- Не могу найти места. Сердце не спокойно, доберутся без приключений или что помешает? – откликнулась Ангелина Фёдоровна.

- Что может помешать? – удивился Виктор Геннадьевич. Отложил газету, встал с дивана, потянулся, громко зевнул и подошёл к жене. Обнял за плечи супругу и поцеловал в плечо через ткань халата.

- Непогода-то посмотри, как разгулялась! – взволнованно произнесла Ангелина Фёдоровна, - посмотри-ка!

- На что смотреть, Геля? Погода как погода, свойственная зиме, а зима без снега это лето, только очень холодное!

Ангелина Фёдоровна посмотрела на мужа и покачала головой, выражая всем видом простую, как грабли, мысль, мол, тебе ты только смеяться и смешить, но высказала совершенно противоположную мысль.

- Вить, ну неужели ты не понимаешь, ведь он ещё маленький…

- Маленький?! – изумился муж, - ему уже двадцать пять и прошу заметить, мы с тобой в это время были женаты, создали семью и планировали детей. А что он планирует?

- Маленький! – настойчиво повторила Ангелина Фёдоровна, - для матери ребёнок всегда маленький и всегда она будет за него переживать. Это ты вон камень бессердечный! Сын поехал почти за тридевять земель…

- В соседний город!..

- … почти за тридевять земель, в ночь, по дороге, а зимой на дороге может всякое случиться!..

Виктор Геннадьич громко крякнул в кулак.

- Ну, знаешь что, не преувеличивай, давай тут! Всякое на дороге может случиться! Заметь, не пешком пошли, поехали на машине по отличной дороге. Почти как автобан в Германии, дороги летом ремонтировали по государственной программе. И как ты себе представляешь, они смогут заблудиться, что ли, если будут ехать по дороге из, как говорится в школьной задаче, из пункта «А» в пункт «Б»? надо, знаешь ли, Геля, сильно-таки постараться, чтобы так произошло. Так что успокойся, выпей вон микстурки успокоительной или чаю, могу заварить свежий с бергамотом и с вареньем сливовым.

Ангелина Фёдоровна улыбнулась; ей нравилась способность мужа выходить сухим из воды и выкручиваться из любой сложной ситуации.

- Ты же знаешь, я люблю варенье из клубники, - проговорила примирительно она, оставаться долго сердитой не могла.

- Оч-чень хор-ррр-рошо! – громко, тяня согласные и раскатывая звук «р» раскатисто и звонко, произнёс Виктор Геннадьич, - с клубничным вареньем свежезаваренный чай, да и я с тобой, пожалуй, тоже выпью! – сказал и пошёл на кухню.

- Вить!..

- Что?.. – остановился муж на полушаге.

- Вить, - повторила Ангелина Фёдоровна, - ты, конечно, можешь обижаться…

- На что?..

Ангелина Фёдоровна прикусила верхнюю губу.

- Вить, ну не могу я, так как ты.

У мужа Ангелины Фёдоровны раскрылись широко глаза.

- Как так ты не можешь, Геля?

- Быть спокойным, - закончила она, - ты, вон, даже газету из рук не выпустил.

Виктор Геннадьич посмотрел на газету в руке и положил на стол.

- Что изменится от того, что я начну суетиться, Геля?

Ангелина Фёдоровна развела руками, глаза у неё увлажнились, но она тотчас прогнала слёзы из глаз.

- Так я иду чай заваривать?

Ангелина Фёдоровна утвердительно кивнула.

- Вот выпьем чаю и увидишь…

- … что?

- Что всё в порядке, нужно успокоиться и взять себя в руки. Und keine Panik! – в любимой манере вставлять фразы на немецком закончил Виктор Геннадьич, в школе ему прочили карьеру переводчика или, бери больше и кидай дальше, чуть ли не дипломата, а вот он возьми да и покажи всем, даже родителям и себе же тоже, пошёл учиться в авто-техникум и стал отличным специалистом.

- Ты предлагаешь не паниковать! – чуть не задохнулась Ангелина Фёдоровна и прошла следом за мужем на кухню.

- Ага! – отозвался муж, зажигая газовую горелку и ставя на неё чайник с водой.

- Как так, Витя!

- Предлагаю без гипербол, Геля! – Виктор Геннадьич мягко и добро улыбнулся, но это не подействовало на жену. – Вот увидишь, всё обойдётся!

- Обойдётся?!

- Naturlich!

- А ты, я погляжу, очень спокоен!

- Да, заваривание чая требует тщательной концентрации и предельного внимания!

- Мог хотя бы что-нибудь сделать!

- Что именно?

Ангелина Фёдоровна снова задохнулась в приступе справедливого гнева, а больше того. Что тревога за сына не давала ей успокоиться, да ещё погода за окном угрожающе стремилась к катастрофической развязке.

И тут она выдала, о чём впоследствии жалела, но на данный момент она руководствовалась одними лишь эмоциями.

- Тебе, Витя, всегда была на сына наплевать! Вот! Никогда его воспитанием не занимался! У тебя два любимых занятия: машина и диван с телевизором, остальное огнём не гори!

Свист чайника прервал тираду Ангелины Фёдоровны.

- Зря ты так! – заваривая чай, произносит муж.

- Зря?

- Naturlich! Кто как не я, выполняю все твои прихоти? На машине только в Европу не ездили! А до Урала почти все дороги исколесили путешествуя.

- Ну, - уклончиво промолчала Ангелина Фёдоровна, - да! но вот с сыном…

- Кто его научил приёмам самообороны?

- Ты, Витя.

- Кто привил любовь к труду?

- Тоже ты, Витя.

- Кто посадил за руль автомобиля и показал, как надо водить машину?

- Ну, это же не опровергается, Витя! Но сейчас-то…

- Что сейчас?

- Сделай что-нибудь!

Виктор Геннадьич разлил чай по чашкам. Одну подал жене. Они прошли в зал. Сели на диване.

- Вить… - протянула Ангелина Фёдоровна.

- Метель успокоить? – муж отхлебнул глоток горячего напитка и взял на ложечку немного клубничного варенья. – Так это не ко мне.

- А что к тебе? – не находила покоя Ангелина Фёдоровна. – Сыну, хотя бы, позвони!

Виктор Геннадьич отставил чашку. Взял мобильный телефон. Отыскал номер сына. Нажал кнопку вызова. В трубке сразу же послышались короткие губки отбоя. Он посмотрел на жену.

- Да я слышу, не отвечает! – ответила супруга. – Ясно же, что…

- Мне ясно, что у сына могла сесть батарея, как вариант.

Ангелина Фёдоровна вышла в спальню. Вернулась с клубком шерсти и спицами в руках. Селя рядом с мужем на диван. Принялась вязать, посапывая носом.

- Ну, успокойся, Геля!

- Мне тревожно, Витя.

Виктор Геннадьич допил чай.

- Петька с Артуром поехал, так ведь?

Ангелина Фёдоровна радостно вспыхнула.

- Да!

- Вот и позвони родителям Артура. Может, он с ними связывался.

- Позвони лучше ты.

Муж отказался.

- Я не знаю номера.

10

… и «девятка» красивого цвета «мокрый асфальт», крутясь и выписывая на заледенелой дороге восьмёрки, съехала в кювет и уткнулась передним бампером в наметённый высокий сугроб. Мотор заглох, пару раз чихнув перед этим.

Как Петька ни крутил руль, стараясь выровнять машину, все усилия были напрасны, машина обездвижена; прочно или нет, предстояло выяснить, пока же и водитель и пассажир вели себя каждый по-своему.

Петька с досадой крикнул:

- Вот же блин!

Он стукнул по кожаной оплётке руля обеими ладонями и посмотрел в боковое окно, в дремучую темень снежной ночи, ремень безопасности предохранил от сильного удара.

В отличие от друга, Артур пренебрёг опцией безопасности, за что и поплатился: он больно стукнулся лбом по приборной панели.

- Петь, ты чего? Не дрова же везёшь! – место удара ныло, и Артур тёр его ладонью.

Петька попытался завести двигатель. Он отозвался на поворот ключа в зажигании: заработал, колёса пару раз прокрутились, но машина не выбралась из сугроба. Вторая попытка закончилась тем же и новым отключением движка.

- Аккуратнее можешь? – не успокаивался Артур.

- Стараюсь!

- А ты не старайся! – сказал Артур. – Теперь шишка будет.

- Где? – спросил Петька, крутя ключ в зажигании.

Артур указал пальцем на лоб.

- Здесь! Шишка будет здесь! И поясни, с чего это вдруг ты вздумал тормозить!

Петька посмотрел на друга.

- Ты серьёзно?

- Да!

- Ты вот сейчас это мне говоришь серьёзно?! – и удивление и возмущение звучало в тоне Петьки.

- Да уж поверь, серьёзнее некуда!

- Ты хочешь сказать, ничего не видел?

- Что я должен был видеть?

- И это мне говорит тот, кто буквально несколько минут назад убеждал меня, что ему кажется, будто нас от самого дома кто-то или некто преследует!

- Это говорил я?! – вспыхнул Артур.

- Нет! это говорю сейчас я: нас преследуют, за нами следят, почти от самого дома! Это твои слова, Артур! Я как-то ничего сверхъестественного не видел и инфернального не наблюдал! Это ты у нас, оказывается, специалист по всякой мистике!

Далёкий вой, - то ли волчий, то ли собачий, - зазвучал далеко, но ветер принёс его к машине и этот вой проник в салон машины и зазвучал ещё сильнее.

- Что за чепуха! – закрутился на кресле Петька. – Слышал?

Артур напрягся; он тоже услышал это протяжное звучание, от него ему стало как-то не по себе.

Вой повторился; уже ближе; будто зверь успел за короткое время преодолеть большое расстояние и приблизиться к машине. Стёкла в машине от пронзительного звука завибрировали. И неожиданно что-то подозрительно сильное упрямо начало скрести по крыше.

- Слышал, - проговорил шёпотом Артур.

Вой и скрежет прекратились. Слышался один вой ветра и метели.

- Показалось? – спросил Артур.

- Ага! Показалось! – проговорил Петька, - мне показалось, что-то бросилось под колёса.

Петька ответил так, будто вопрос относился не к звучавшим до этого вою и скрежету.

Артур ощутил в груди некий холод.

- Что здесь в глухомани может броситься под колёса?

Петька не ответил. Помолчал.

- Артур…

11

Татьяна Афанасьевна, мама Артура, сидела на кухне. Неяркий свет настенной лампы освещал круг на столе; в круге света находилась горкой гречневая крупа; её Татьяна Афанасьевна медленно перебирала, отсортированные не отшлифованные крупинки откладывала в сторону.

Временами она смотрела в окно, тогда прекращала работу, упиралась подбородком в подставленную ладонь в наружную сторону и недолго наблюдала снегопад, который ближе к ночи становился гуще.

Оторвавшись от созерцания непогоды, Татьяна Афанасьевна возвращалась к работе, но, нет-нет, да и кидала наполненный тревогой взгляд в окно, вздыхала и снова пальцы автоматически перебирали крупу. Работа успокаивала её тем, что гречневую кашу с сливочным маслом любит сын. Стоит приготовить, как он может есть три-четыре раза в день. С молоком. С гуляшом. С котлетами. Сын в еде непривередлив. Всегда говорит ей: мама, ты готовишь всё очень вкусно, оторваться невозможно; она каждый раз вставляет, зная, что сыну это не нравится: как же будет тебя кормить твоя Нина, если она готовить не умеет.

Артур старается не сердиться, но по лицу видно, как он переживает. Но отвечает с улыбкой, он не может тревожить маму по пустякам: мам, вот посмотришь, она научится, она же не виновата, что в семье самый младший третий ребёнок, желанная дочь, после первых двух братьев спустя десять лет родилась, вот её родители и холят да лелеют.

Татьяна Афанасьевна воспитывала сына одна.

В далёкое время после брака, он, - она даже и сейчас вспоминает те часы с болью и не хочет даже мысленно произносить его имя, отчество дала своего отца, - младший научный сотрудник сверхсекретного закрытого института, специализирующегося на продукции для оборонки, долго уговаривал не спешить с ребёнком, дескать, он может помешать его карьере, а он стремится закончить одну работу, замечательный секретный проект, за который ему могут вручить государственную премию и так далее, и так далее.

Она ему верила и три года отбрасывала все попытки о ребёнке, хотя её родители не успокаивались и спрашивали: Танечка, когда же обрадуешь нас стариков внуком. Татьяна Афанасьевна отмахивалась, говорила словами мужа: спешить с ребёнком не стоит, он работает над одним важным проектом и ребёнок и связанные с ним хлопоты лишь будут ему мешать проект закончить.

Только позже, когда муж не сбежал тайком из дому, а гордо уходя, заявил, что ему высокообразованному человеку как-то не комильфо жить в браке с супругой, которой далеки проблемы науки, Татьяна Афанасьевна вспомнила слова матери, сказанные наедине, чтобы отец не слышал, у него начало с недавних пор болеть сердце: помяни моё слово, доченька, сбежит твой научный сотрудник от тебя и нежелание иметь ребёнка только повод, чтобы не связывать себя никакими обязательствами. Так и вышло; муж ушёл жить к дочери своего начальника, имеющего вес в научной среде, и в скором времени получил премию и новое научное звание и позабыл о прежней семье.

Недолго горевала Татьяна Афанасьевна по простой причине: она однажды почувствовала признаки новой жизни и вспомнила, как в последние дни жизни с бывшим супругом они не предохранялись, за этим бывший следил строго и без презерватива категорически отказывался от исполнения супружеского долга. А тут на него что нашло: три раза Татьяна Афанасьевна испытала благотворное воздействие семени на свой организм. Появление ребёнка украсило её жизнь, и она даже не вспоминала тот период, с которым были связаны неприятные воспоминания.

Сын рос, радуя её; вот и сейчас при мыслях о сыне, Татьяна Афанасьевна улыбнулась и принялась снова, медленно, отделяя крупинку от крупинки и отбрасывая в сторону мусор, сортировать крупу.

От работы оторвал звонок телефона. Он находился в зале. Она отряхнула руки. Встала из-за стола и направилась в зал.

- Алло! – произнесла Татьяна Афанасьевна.

- Здравствуйте, Татьяна Афанасьевна, это мама Пети, Ангелина Фёдоровна!

- Здравствуйте, я вас узнала!

- Я вас вот почему беспокою: Артур вам звонил?

- Нет, - ответила Татьяна Афанасьевна, - обещал позвонить, как только доберутся. А почему вы спрашиваете, что-то с ними произошло? – обеспокоенно спросила Татьяна Афанасьевна.

Ангелина Фёдоровна быстро заговорила, глотая слова.

- Нет, нет, что вы! Ничего не случилось! Просто переживаю! – тяжёлый вздох послышался в трубке, и Татьяна Афанасьевна явственно увидела лицо Ангелины Фёдоровны. – На улице такое творится…

Татьяна Афанасьевна успокоилась; беспокойство её собеседницы ей не передалось: на улице что ни день творится всякое.

- Успокойтесь. Уверена, с ними всё в порядке. Если Артур позвонит, обещаю, тотчас же позвоню вам!

- Вот спасибо! – в голосе Ангелины Фёдоровны послышались нотки успокоения. – Или я вам позвоню, если мой оболтус позвонит первым.

- Вы зря беспокоитесь, Ангелина Фёдоровна. Наши сыновья взрослые. Самостоятельные. Думаю, найдут способ о себе сообщить. Всё будет хорошо!

- До свиданья, Татьяна Афанасьевна! – закончила Ангелина Фёдоровна.

- До свиданья! - Татьяна Афанасьевна отключила телефон, подошла к окну. Выглянула, сдвинув в сторону край портьеры: метель усиливалась, крепчал ветер.

12

- Что, Петь? – отозвался Артур.

Задумчиво и медленно, будто вспоминая звучание букв, проговорил Петька:

- Мы, кажется, не туда свернули…

Артур не поверил своим ушам.

- «Кажется» или «не туда свернули»?

Петька не ответил, будто проигнорировал вопрос друга.

- Отвечай, Петь, тебе это всего лишь «кажется» или всё же мы «не туда свернули»?

На этот раз друг ответил неуверенно:

- Не там… Не там свернули… Надо было, наверно, свернуть дальше… по шоссе…

- Как так, Петь! – закричал Артур.

- Вот так, - спокойно ответил друг, - от ошибок никто не застрахован.

- От ошибок никто не застрахован?! – не поверил другу Артур.

- Да.

Несколько секунд Артур не мог найти, что сказать.

- Погоди-ка, Петь, ты же говорил, знаешь эти места, как свои пять пальцев!..

13

Ангелина Фёдоровна повернулась к мужу.

- Артур тоже не звонил.

Виктор Геннадьич погладил по щеке жену.

- Я повторю: успокойся! Сядь и думай о хорошем! Вон, сегодня новый сериал будут демонстрировать.

- Стараюсь… стараюсь… - Ангелина Фёдоровна села рядом с мужем. – Стараюсь успокоиться, да на сердце-то почему-то тревожно.

- Геля, сколько можно себя накручивать! Помни о хорошем, я могу исполнить!

- Вить, а как сериал называется?

- Правильно! Нужно отвлечься… - Виктор Геннадьич встал с дивана.

- Ты куда?

Виктор Геннадьич улыбнулся.

- Тебе нужно срочно выпить!

- Сейчас и в глотку не полезет!

- Настойки пиона, Геля, - примирительно и ласково говорит муж.

14

- Так точно, вашбродь! – отозвался мужик в старом полушубке. – Отсюдова родом, вашбродь! Энти места знаю, как свои пять пальцев! Меня, Семёна, тут всякая собака знает!

Атаман Красилов, статный высокий красивый мужчина на белом в серых яблоках коне смотрелся эпатажно; он с обезоруживающей улыбкой, кривя губы, переспросил:

- Как свои пять пальцев, говоришь?

Лицо Семёна исказила услужливая улыбка:

- Так точно, вашбродь!

- Посмотрим!

К Красилову подъехал ординарец татарин Энвер, крепко-сложенный мужчина, узкие глаза смотрят подозрительно и внимательно на Семёна, тяжёлая суковатая палка в большой руке смотрится маленькой тросточкой.

- Господин атаман, костёр разведён! Прошу! – с сильным татарским акцентом говорит Энвер.

В зимнем густом лесу, засыпанном снегом почти по самые макушки средней высоты деревьев легко укрыться любому отряду.

На поляне горят костры. В котелках варится еда. Жидкий дым ветер рвёт на части. Сизые клочья летят в вверх и тают в снежном пространстве неба. Возле костров идут неторопливые разговоры.

Банда атамана Елисея Митрофановича Красилова лютует в местах его рождения не первый месяц. Он в окружении верных приближённых особняком сидит у костра. Кто-то что-то рассказывает. Раздаётся смех. Красилов тоже смеётся и поддерживает разговор, повествуя свои небылицы из прежней жизни, когда воевал на фронте за веру, царя и отечество. Уже позже, после отречения царя он понял, ловить счастье нужно не на фронте, не на передовой, где легко словить невзначай выпущенную шальную пулю или сложить голову уже за несуществующего царя-батюшку и решил вернуться домой и попытаться поймать птицу удачи в родных краях.

Как на беду или на счастье, смотря с какой точки посмотреть, в Нерчинске, родном городе магазин отца, купца, оказался разграблен во время мятежа и последующего следом за этим беспорядком.

Родовое имение сожгли крестьяне. Вот и прекрасно, решил про себя Елисей Митрофанович Красилов, начнём восстанавливать свою справедливость. Прибывший с ним татарин Энвер, прошедший с ним всю фронтовую эпопею, оказался проворен и очень быстро собрал группу из бывших солдат, кто из них дезертировал, кто просто уехал с фронта домой в отпуск и вернуться по странному стечению обстоятельств и по слабости памяти забыл. Все они оказались передовым отрядом, который прославился во всей губернии кровавыми расправами над жителями и жуткой жестокостью и получил название по фамилии атамана – отряд Красилова. Или же – банда Красилова, что было вернее.

Время отдыха закончилось, и Энвер через помощников отдал приказ собираться.

Мужики расселись по коням. Сидят, ждут распоряжений. Красилов не спеша оседлал своего Ветерка. Посмотрел на Энвера.

- Приведи сюда этого… знающего эти места…

Энвер козырнул и бегом бросился к группе мужиков, стоявших возле своих скакунов.

- Ты! – он указал палкой на Семёна, - быстро к господину атаману! – и побежал назад.

Семён перекрестился и побежал следом. За пару метров до атамана остановился. Перевёл дух. Приблизился к атаману и козырнул.

- Как тебя, говоришь… - протянул Красилов.

- Семён, вашбродь!

Красилов улыбнулся и обратился корпусом к Энверу, он уже сидел на своём коне.

- Так ты, Семён, утверждаешь, что знаешь эти места…

Семён растянул рот в улыбке.

- Так точно, вашбродь! Как свои пять пальцев!

Красилов снова посмотрел на Энвера.

- Слышал, Энвер?

Энвер подтянулся, глаза зло сверкнули, скулы напряглись, губы сложились в тонкую полоску.

- Слышал, господин атаман!

Красилов покрутил длинный густой ус.

- Как думаешь, Энвер, ему можно доверять?

Энвер быстро стрельнул узкими глазами в сторону Семёна.

- Шайтан его знает! – наконец проговорил он, коверкая слова. – Урус всегда говорит криво…

Красилов похлопал руками.

- Молодец, Энвер! – похвалил он татарина. – Но мы, Энвер, говорим загадками. Запомни: загадками.

- Запомню, господин атаман!

Красилов указывает рукой в кожаной перчатке на Семёна.

- Как тебя…

Семён подтянулся.

- Семён, вашбродь!

Широко улыбаясь и глядя то на бандита, то на Энвера, Красилов произносит:

- А вот Семён, Энвер, мне крутит яйца…

Бандит поменялся в лице.

- Никак нет, вашбродь!.. никак нет! ничего я не кручу! Пять минут и…

Короткий взмах руки Красилова останавливает слово-поток Семёна. Атаман смотрит на золотые часы на цепочке, их он вынул из внутреннего кармана кителя, в карман тянется длинная золотая цепочка.

- Именно: ты мне крутишь яйца… Семён, как же так, ты два часа тому назад клялся теми же словами… Как же так, Семён, а…

Растерянно и сбивчиво Семён начинает оправдываться:

- Как свои пять пальцев, вашбродь…

Кривя губы, Красилов говорит Семёну:

- Сколько тебе надо времени?

Накладывая на себя крест, Семён ошалело произносит, запинаясь:

- Богом… клянусь богом, вашбродь…

- Ближе к делу… как там тебя…

- Семён!..

- Повторяю, Семён, в последний раз: сколько тебе понадобится времени?

Продолжая креститься, Семён говорит:

- Выведу, вашбродь… Выведу!..

- Ну, что ж, братец, за язык тебя никто не тянул, - мило улыбнулся Красилов Семёну.

- Христом богом клянусь… - преданно смотря на атамана, заикаясь, говорит Семён.

Смех дружков Семёна вывел бандита из оцепенения. Он посмотрел на них и показал кулак.

- Пошто, ржёте, как лошади, сволочи!

Рассмеялся и Красилов вместе с Энвером:

- Ну-ну!..

И тут все смолкли; неожиданно по верхушкам деревьев пронёсся сильный порыв ветра, осыпался снег. Запряли ушами лошади, начали тревожно ржать, топтаться на месте и крутиться. Нечто непонятное, невидимое, но страшное проскользило снежной неясной тенью между деревьев, крутясь вокруг веток, прошелестело по насту, увлекая за собой снежную крошку, закрутилось между ног животных. Сдерживая их криками, всадники натягивали удила и били плетьми по крупам. Ничто не успокаивает лошадей. Некоторые встают на дыбы, стараясь скинуть со своих спин всадников, громко всхрапывают.

Только под атаманом верный конь Орлик стоял неподвижно, лишь шевелил ушами, будто к чему-то прислушиваясь.

- Суеверен, Семён? – вдруг он обращается к побледневшему бандиту.

- Ась? – отвечает Семён.

Красилов кривится.

- Можешь не отвечать, болван… В мои планы не входит околеть в этом лесу… слышишь, Семён?..

Вздрогнув, Семён отвечает:

- Я, вашбродь!

- Не ори, болван! Через пять минут не выведешь к жилью… - Красилов наклоняется к бандиту. – К любому жилью…

- Ясно…

- Не спеши «яснакать», - жёстко произносит Красилов и добавляет: - покажи пальцы, Семён…

Семён растопыривает пальцы правой руки и поднимает к лицу Красилова.

- Вот, вашбродь!

- Прекрасно! – говорит Красилов, - Энвер тебе их… - Красилов делает красивую паузу с ферматой и заканчивает: - отрубит…

Энвер схватился за рукоять кинжала на поясе.

- Так точно, господин атаман!

Съежившись весь, Семён говорит:

- Как так?

- А вот так! – Красилов проводит в воздухе рукой линию, показывая на руку бандита.

- Как так? – обескуражено повторяет Семён, глядя на атамана круглыми глазами.

Красилов, смеясь, заканчивает:

- Они тебе будут без надобности…

Семён с недоверием смотрит то на руку, то на атамана Красилова.

Поднимается метель и с её тихим воем вдруг смешался дикий глухой вой. На этот раз даже Орлик атамана встал на дыбы вместе с остальными лошадьми.

- Ну, ну, успокойся, Орлик! – похлопал Красилов коня по шее и осмотрел своих подчинённых, с особой тревогой смотрящих по сторонам и крикнул: - Что, братцы, никак дикого зверя в лесу испугались? А? или в окопах под снарядами легче было? Или в атаку под ливнем пуль?

С разных сторон послышались отрицательные ответы. Смех. Громкие высказывания, что, вот поймают этого зверя и скрутят его в бараний рог.

И снова низкий внутренний вой, стелющийся с ветром над землёй проник в каждого человека и животного. Лошади закрутились на месте, стараясь скинуть с себя седоков. Некоторые свалились и начали затыкать уши, чтобы не слышать этот страшный звук.

- А ну легче, легче… - кричали своим лошадям всадники, удерживаясь в седле, - а ну осади… осади!..

- Стоять!.. – раздавалась откуда-то, - тихо!..

Некоторые выкарабкивались из сугробов, куда свалились с лошади, спрашивали, со страхом озираясь по сторонам, дрожащими губами, смахивая ладонями с лиц снег:

- Что это?.. Что это было, а?.. Братцы!..

Успокоив своего Орлика, Красилов заметил так и не отошедшего от него Семёна.

- Слышь-ка, Семён!..

Бандит обернулся на голос атамана.

- Да, вашбродь!

- Семён, здесь волки водятся?

- Где, вашбродь?

- Здесь, болван! В этом лесу? В этих местах?

Семён просиял.

- Так точно! Мой отец двоих зверюг в прошлом году…

15

- Какое там, свои пять пальцев! – отмахнулся Петька, - это я про атлас говорил!

- Нечего на атлас сваливать, - выговорил другу Артур. – Признайся, что ошибся!

- Мне не в чем признаваться! – отрезал Петька и засвистел.

Артур подсоединился к другу и засвистел вместе с ним.

- Не свисти, денег не будет! – Петька прекратил свистеть и сделал замечание другу.

Ветер свистел ещё громче за окном автомобиля. Снежная лавина летела сплошным потоком, и уже не было видно, где небо, где земля.

- Это ты мне? – спросил Артур, прекратив свист, соловей из него никудышный.

- Тебе, - ответил Петька. – Других свистунов рядом не вижу. Да не свисти ты, я ж сказал – денег не будет.

- Да леший с ними, с деньгами! – пару раз свистнув и прекратив свистеть, сказал Артур, - в нашем случае не будет удачи.

Порыв ветра тараном бьёт сначала справа, затем слева, следом как будто наваливается всей своей ветровой массой на крышу автомобиля. Старая, видавшая виды на своём многолетнем веку «Лада-девятка» когда-то очень даже модного цвета «мокрый асфальт» заскрипела всеми своими соединениями: точечной сваркой листов металла, соединений крыльев с кузовом, крыши с корпусом, заскрипели винтовые соединения гаек и болтов в колёсах и где ещё в автомобиле эти соединения присутствуют. Угрожающе завизжали стёкла, чуть ли не покрываясь от давящей массы тонкими линиями разломов, но продолжая героически сопротивляться природной стихии.

- Сейчас нас троих превратит в огромную металлическую лепёшку родная матушка-природа! – усмехнулся Артур, - и если когда и отыщут, - весной, скорее всего, - то на братской могиле будет красоваться сохранившийся чудом руль в кожаной оплётке!

- Не накаркай!.. – не сдержался Петька, - молчи, вон, лучше, да дай подумать, как будем выбираться.

Артур посмотрел в окно. Из приёмника лилась спокойная мелодия, приятный женский голос на незнакомом иностранном языке пел, видимо, о жарких далёких странах, где в джунглях Амазонки полно человекообразных обезьян, где возникают между юношей и девушкой чувства такого накала и остроты, что среди бела дня меркнет солнце и среди ночи льёт с неба волшебный свет луны, свидетель любовных интриг, тайн и счастливых и трагических развязок – сиренево-магический свет.

- Сколько минут прошло, как мы свернули с трассы? – Артур вдруг обратился к Петьке, - минут пять или больше?

Петька не ответил, будто не расслышал вопроса: он пристально смотрел в окно, стараясь что-то рассмотреть среди кружащихся снегов.

- Я тебя спрашиваю: сколько минут прошло с момента, как мы свернули с трассы? – настойчиво повторил Артур, - пять или десять?

- Пять… - проговорил Петька, не отводя от окна взгляда, и после задержки как-то вяло, будто даже с неохотой, растягивая гласные, ответил: - или десять… мы тут в сугробе минут тридцать торчим.

- Я уточню: до трассы минут десять ехать?

- Может, десять. Может, пятнадцать.

- Предлагаю вернуться назад, - сказал Артур. – Пока не поздно.

Наконец Петька оторвался от исключительно однообразного зрелища за окном.

- Пока не поздно? – переспросил он.

- Да!

- Вернуться?!

- Да!

- На трассу?

- Да! – ответил Артур, с трудом подавив в себе растущую злость. – Вернуться на трассу и поехать прямиком в конечную точку нашего путешествия.

Петька удивил вопросом.

- Как?

- Что «как»?

- Как вернуться?

- Колёсами по дороге, - снова с трудом удалось подавить в себе злость Артуру. – Боишься, сбились с пути? Так дорога одна сюда нас привела. Не можешь так, давай иначе.

- Как? Попросим помощь по телефону?

- Попросим помощь у навигатора!

Петька посмотрел на друга и покачал головой.

- Ты это серьёзно?

- Вполне!

- Вернуться назад по навигатору? – Петька указал рукой на окно: - Ты, часом, не ослеп, Артур? Посмотри, что снаружи! Метёт, дай бог! И это не всё.

- Навигатор сломался?

Петька сжал кулаки и разжал.

- Дался тебе этот навигатор! Если ты не заметил, нас снесло в кювет. В дорожную такую яму!

- Мы увязли, - констатировал Артур.

- Дошло-таки! – поднял руки вверх Петька.

- Сильно?

- Чёрт его знает! – выругался Петька, - изнутри не видно.

- Предположительно, прочно?

- Да! - Петька не хотел кричать, но так уж вышло.

- Не кричи, - попросил Артур, - не кричи, пожалуйста!

Приложив руку к груди, Петька сказал:

- Я не кричу! Прости! Просто так вышло. Мир?

Артур хлопнул по протянутой ладони друга.

- Мир… Чего уж там…

А в приёмнике песенка одна закончилась. Её сменила другая. Уже не девушка, мужчина лет тридцати слегка осипшим приятным баритоном выводил трели и рулады на языке туманного Альбиона, но выводил настолько старательно, что друзья, учившие и в школе и посещающие курсы аглицкого языка, не могли понять смысла слов, о чём эта песня и кому адресована.

Петька указал пальцем в шкалу приёмника.

- Им там хорошо.

- В приёмнике? – уточнил Артур.

- Да вообще… - не стал вдаваться в подробности Петька.

Послушали ещё несколько музыкальных композиций. И песни, и инструментальную музыку; даже пытались под ритмичную музыку двигать телом, ёрзая в кресле.

- Давай разберём нашу ситуацию, - предложил Артур. – Надо же от чего-то танцевать. Если нет стенки, то от наружной стороны дверцы автомобиля.

Петька кивает головой.

- Рассмотрим наше положение с разных сторон, - продолжает Артур.

- Как скажешь, – сказал Петька.

- Пока есть у меня одно предложение, - развивает дальше свою мысль Артур. – Если увязли неглубоко, постараться откопаться своими силами.

Хлопок ладоней прозвучал неожиданно в салоне автомобиля.

- Точно, - выговорил Петька. – Откопаемся запросто. Как самому эта мысль в голову не пришла!

- Это потому что я такой умный, - задрав вверх подбородок, чисто киношно сказал Артур.

- Мы тоже не глупее некоторых, - стон ему ответил Петька.

- Вопрос на злобу дня: шанцевый инструмент есть?

Петька нахмурил лоб.

- Если батя не забрал из багажника.

Артур ударил себя по бедрам.

- Решено: если на месте, выходим, откапываем машину… - Артур прервал радостный спич. – В чем дело? Проблема?

- А как же без неё!

- В чём?

- В том, как выбраться наружу.

- Открыть дверь… - Артур снова не досказывается до конца. – Петь, движок у тебя форсированный?

- До сегодняшней минуты – был таковым.

- Тогда не к чему качать мышцы лопатой. Без проблем легко выедешь из сугроба.

- Как же так! Легко! Без проблем! Уже выбрались! – завёлся Петька. – Легко сказать…

- Ну, что ещё? – спросил Артур.

Петька прибавил оборотов, поднял указательный палец вверх и прислушался, старательно возя белками глаз из стороны в сторону, будто силясь уловить какое-то постороннее звучание в двигателе: двигатель работал бес перебоев.

- Ну, что? – снова спросил Артур. – Какие препятствия возникли на этот раз?

Петька улыбнулся странно и загадочно.

- Что-что… - облизнул он губы. – А то: в этих снежных курганах не то, что моя тачка форсированная забуксует, армейский вездеход увязнет по самые смотровые щели.

Мотор зачихал, подозрительно.

- Не дай бог! – взмолился Петька, простёр над торпедой руки с растопыренными пальцами. – Не дай бог!

Мотор так оптимистично чихнул и заглох. Машина ответила ему еле заметным вздрагиванием. В салоне повисла противная тишина, липкая и холодная. Приёмник тоже умолк вместе с движком, выдав напоследок несколько нот, из-за малого количества которых даже самый знаменитый знаток не смог угадать знакомую мелодию. И сразу в уши ворвался вой и свист ветра, и протяжный вой метели.

- Вот и приплыли в свою гавань наши корабли, - прошептал Артур. – Выкапывать машину выходим?

16

- Зачем? – взглядом, полным недоумения, Петька посмотрел на друга.

- Как зачем? Что-то же надо делать!

Петька повернул ключ зажигания. Мотор ворчит недовольно.

- Давай без фокусов, дружок, - ласково просит он двигатель. – Заводись… ну же…

Мотор категорически против. Петька снова крутит ключ и напрасно.

- Выходим? – с надеждой спрашивает друга Артур.

- Надо же было тебя послушаться! – прерывает сцену молчания Петька. – Поехали бы на автобусе, как цивильные люди, давно были бы на месте… Или на полпути… А тут вот сидишь и не знаешь, что делать: то ли смеяться, то ли плакать! От распирающего счастья или от нахлынувшего горя!

- Вы на него посмотрите, на этого страдальца! – не вытерпел Артур. – Как он тут комедию ломает! Может, стоит кому-то напомнить, в чью светлую голову, пришла гениальная мысль срезать крюк и свернуть на просёлок? Кто здесь распинался, что напрямик быстрее доберёмся? Кто утверждал, что знает эти места, как свои пять пальцев? А, напомнить?! - Артур набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул и спокойно закончил: - Если напрямик не удалось добраться и вляпались в неприятную ситуацию, Петя, надо искать выход. Согласен?

Петька кивнул и шмыгнул носом.

- Пока что мы добрались в точку, неотмеченную на твоём атласе, - спокойно продолжил Артур.

Петька снова шмыгнул носом и посмотрел в тёмное окно.

Артур говорил дальше:

- Не будем пикироваться…

И тут Петьку будто взорвало изнутри.

- Конечно, не будем пикироваться!.. Конечно, это мне пришла эта светлая мысль свернуть на просёлок! Что же – виноват! Да, виноват! И вины своей не отрицаю! Но могу кое-кому из присутствующих напомнить кое-что: а не тебе ли, Артур, не захотелось терять индивидуальности в пассажирской массе и сохранить личностный статус кво и прокатиться как королю в личной карете! С личным кучером! Пожалте: прокатились!

- Есть доля и моей вины в случившемся, - как-то даже неожиданно для друга покорно согласился Артур. – В самом деле: прокатиться пусть не на личной карете, в личном авто моего друга и не с кучером, а с водителем, лучшим другом – задумка неплохая. И принадлежит не одному мне, могу также припомнить, что никто как не мой друг утверждал, что есть масса преимуществ личного транспорта перед общественным. На худой конец, Петь, мог меня и переубедить…

Петька рассмеялся, и было в его смехе нечто примирительное. Он и в самом деле словно переменился в лице.

- Ты же знаешь, проще застрелиться, - он изобразил пальцами пистолет и ткнул пальцем в висок, произнеся: «пф!», - чем тебя переубедить.

- Мог постараться для блезиру, - смягчился и Артур. – Стреляться незачем и не из-за кого.

Петька полностью отошёл и размяк сердцем.

- Ага, это так просто, зная твою настойчивость, - шутливо произнёс он. – А то верно, сейчас сидели бы в гостинице, в тепле, пили пиво, смотрели телевизор. А назавтра…

- Что – назавтра?

- Уже ничего, - говорит Петька. – Завтра может не быть. – Кивает на тёмное лобовое стекло. – Есть только сегодня: ночь в автомобиле с заглохшим движком…. Как посреди океана на терпящем бедствие судне…

- Следить нужно за техникой.

Петька пропустил замечание мимо ушей; он ушёл в Нирвану собственных ощущений и пока не выскажется, возвращаться не собирался.

- … посреди степи, метель, ветер… Романтично будет история читаться, если кто решит написать книгу… К утру занесёт авто по крышу, хрен кто до весны отыщет, здесь, полагаю, только весной начнётся интенсивное движение… во время посевной… - Петька посмотрел на друга: - Прекрасная перспектива!

- Мог бы не соглашаться, - твёрдо повторил Артур. – Я не настаивал.

- Ну да, - согласился Петька, - мог бы…

- Я высказал предположение…

Петька не стал отвечать: решил промолчать, выбрав это правильным решением. Да и Артур не спешил продлевать дискуссию. Если и не чёрная кошка пробежала между друзьями, то тёмная чёрная ночь, с её ужасным снегопадом и жутким ветром, свистом, проникающим через тончайшие щели внутрь автомобиля, навевал не приятные мысли и создавал не благополучный образ настоящего момента.

Снег и ветер, встретив препятствие, постепенно наметали вокруг машины снежный вал; бруствер, куда носом уткнулась машина, смотрелся угрожающим снежным комом, готовым вот-вот сорваться и погрести под собой незадачливых путешественников. В салоне постепенно холодало. Мороз начинал наносить тонкой кисточкой наброски узоров. Немного времени пройдёт, и с губ юношей будет срываться парок горячего дыхания, он будет клубиться под потолком, принимая всякие непрочные причудливые формы.

- Холодно, - сказал Петька, пожимая плечами.

- Терпимо, - отозвался Артур.

Петька покрутил ключ.

- Заводись… заводись же, милая…

- Ты сказал, не туда свернул, - сказал Артур.

- Заводись… - обращался к машине Петька.

- Ты сказал, не туда свернул, - повторил Артур.

Продолжая крутить ключ, Петька ответил:

- Ты, как всегда, не вовремя, Артур… О, кажется поймал… Нет… Да, я сказал, не туда свернул… Я, кажется, уже извинился…

- Я не к тому клоню.

- Заводись же! – Петька ударил рукой по рулю.

- Но ты же чем-то руководствовался? Помнишь? Атлас? Так и навигатор ещё работал?

- Да, сворачивая, я смотрел на навигатор. Что с того?

Артур пожал плечами.

- Тогда я ничего не понимаю. Почему мы не там, где надо?

- Что тут понимать… Навигатор!.. – ирония сквозит в голосе Петьки. – Навигатор!.. Он улицу Герцена…

- Что возле автовокзала?

Петька кивнул.

- Её самую, знаешь, где показывает?

Артур спросил:

- Наглядно изобразить? Ну?

Петька сам наглядно изобразил руками некий предмет, сгибаемый им дугой и, смеясь, произнёс:

- Хрен бычий гну!

Смех разрядил было снова начинающуюся становиться напряжённой обстановку.

Недолго длился хороший миг: ветер в эту ночь решил перевыполнить план, и с завидным постоянством несколько раз подряд мощными ударами заставил содрогнуться автомобиль, и снежная картечь старательно лупила в лобовое стекло, стараясь его раскрошить. И снова откуда-то из дальнего далека, долетело, прорвавшись сквозь истошные вопли ветра, протяжное и жуткое завывание. От неприятного ощущения друзья понурились и поёжились, такого вот счастья они в данный момент не желали никому, и у каждого в голове появилась мысль, если удастся выбраться, советовать каждому ехать куда-то дальше ста километров на рейсовом транспорте. Не дёргать птицу удачу за пушистый хвост.

- Извини, начну сначала, - сказал Артур, - ты чего затормозил?

- Отстань, говорил уже!

- Повтори, - попросил Артур, - забыл.

Петька сосредоточился, лучше болтать всякую чепуху, чем сидеть молча и чего зря ждать.

- Ну, показалось, что-то выскочило сбоку из темноты, - Петька головой указал в сторону пассажирского кресла, - что-то очень большое и бросилось под колёса. На собаку похожее… да… и птица какая-то сверху на крышу опустилась… то ли что ещё…

- Что именно?

- Вот что прилип, как репей: что да что! – разгорячился Петька. – Говорю же, показалось, наверное… Вот рефлексивно и крутанул…

- А знаешь, что… - загадочно спросил Артур.

- Что?

- В одном фильме персонаж говорил. Что нужно делать, когда что-то кажется!

Петька слегка стукнул друга по плечу кулаком.

- Да пошёл ты!..

17

Артур ответил и тоже легонько ударил по плечу Петьку. Они рассмеялись и обменялись ещё раз ударами.

- Скучно! – рассмеялся Артур. – Хоть так повеселиться!

- Да уж! – поддержал друга Петька.

- Поищи что-нибудь по радио, - попросил Артур друга. – Может, что найдёшь… весёленькое…

Петька подул на пальцы, холодок начинал сказываться внутри машины, и покрутил пальцами ручку настройки. Из колонок раздался треск помех. Отрывки мелодий. Оборванные голоса певцов эстрадных песен и скомканные арии оперных певцов и певиц.

- Она чепуха, - резюмировал он.

Вдруг через помехи и прочую радиоэлектронную ерунду отчётливо зазвучала песня в исполнении Джо Дассена «Салют».

- Оставь! – попросил Артур.

Песня звучит. Друзья подпевают. Покачиваются в такт звучанию мелодии. Неожиданно в мелодию прорывается металлический скрежет, неизвестный диктор стальным голосом на неизвестном языке что-то быстро и сбивчиво говорит.

- Слышал? – спрашивает Артур.

Диктор прерывает речь, громко, эмоционально вскрикивает.

- Петька, слышал?

- Конечно, передают новости.

Артур начал крутить ручку.

- Да нет же, это говорят о нас!

Петька схватил за руку друга.

- Погоди! Ты понимаешь, о чём идёт речь?!

Артур не отнял пальцы от ручки настройки.

- Типа?

- Горло болит при гриппе! – язвит Петька. – С чего решил, что по радио говорят именно о нас?

Артур кривит рот.

- Больше не о ком.

- Почему? – наседает Петька.

- Потому, что мы застряли здесь посреди степи в сугробе.

- Мы одни такие везунчики?

- Не понимаю, - сознаётся Артур.

- Что не понятного: мы одни, терпящие бедствие?

Улыбаясь, Артур запрокинул голову и громко выдохнул в потолок.

- Нет, но говорят, - он указал пальцем в радиоприёмник, затем его поднял вверх, - говорят точно об нас.

Петька возражает.

- Не могут о нас говорить!

- Почему? – лицо Артура напряглось, глаза слегка выкатились. – Почему? Если внимательно прислушаться, называют наши имена, искорёженные, всё-таки говорят на иностранном языке, но имена-то наши! Вот послушай! Прислушайся!

Петька исполнил просьбу друга.

- Нет, не о нас говорят.

Артур не сдаётся.

- Почему?

- Да потому, что они, - рука в направлении радиоприёмника, – находятся от нас за несколько тысяч километров! Пойми: несколько тысяч километров! На другом конце света! Это же чёрт знает где! может в джунглях, может в Сахаре, может в дебрях Амазонки! Да где угодно!

- Ну и что! – Артур едва не подпрыгнул в кресле. – Ну и что!

- Да то: кто мы, здесь, дома, среди снегов, - и машет рукой неопределённо в сторону окна: - И кто-то там… - он даже запнулся от потери смысла речи и несколько секунд приходил в себя и подыскивал слова, Артур терпеливо ждал, - … там знать нас не знают и на нас им наплевать! Что, им своих забот да бед не хватает!

- Ну и что! – заело Артура.

Петька остановился.

- Погоди-ка, ты что, в английском стал силён?

Артур смутился.

- С английским у меня средне…

- Тогда не мели чушь! – откинулся на спинку кресла Петька и закрыл глаза.

- Не надо со мной так разговаривать! Успокойся!

Петька открыл один глаз и повернул голову в сторону друга.

- Я спокоен.

Артур замолчал и тихо проговорил.

- Чёрт!.. Никогда не был в такой глупой ситуации. Из-за пустяка едва с лучшим другом не поссорился!

Петька открыл оба глаза.

- Друзья для того и существуют, чтобы было с кем иногда поспорить и поссориться.

Искренно, Артур говорит другу:

- Прости, Петька!

Петька сцепляет за головой руки.

- Прощаю!

Сумерки за окном и внутри салона сгущаются. Сиренево-чёрная масса тьмы давит на глаза. Длинные нити ветра с нанизанными на них бисеринками снежинок прочерчивают мрак, то сплетаются в толстые корабельные канаты, то свиваются в девичьи косы, то рассыпаются по заснеженной поверхности земли мелкой жемчужной пылью.

- Сиднем сидя можно замёрзнуть, - подаёт голос Артур.

Петька выпрямляется в кресле.

- Выйди, попинай колёса или, - он сжимает кулаки и имитирует подъём штанги руками. – Покачай за бампер машину. Глядишь, и согреешься!

Артур согнул в локтях руки перед собой и сделал парочку крутящих движений торсом.

- Нет, Петь. Я серьёзно.

- Да и я не шучу, - откликнулся Петька.

Артур начинает выдвигать аргументы, загибает пальцы на руке.

- Нужно побороть страх – раз!

- Ага!- поддакнул Петька.

- Выйти наружу – два!

- Ага!

Следующий аргумент, железобетонный в понимании Артура:

- Найти дорогу – три! Поймать попутку – четыре! И пять – ввернуться домой! Каково, а!

Артур смотрит на друга, какой эффект на того произвели его слова, но друг упорно молчит. Ждёт, что ещё выдаст Артур. И он не заставил ждать:

- Утром вернёмся сюда и заберём машину!

- Куда идти? – после непродолжительной паузы спросил Петька. – Туда? – рука вперёд, - или туда? – назад рукой. – Или ориентироваться по звёздам? Их нет, так куда идти, чтобы окончательно заблудиться?

Артур пошевелил пальцами правой руки.

- Ты вот что сейчас говоришь?

- Замёрзнем как щенки, если пойдём куда-нибудь, - клянусь Снежной Королевой, - и пока куда-то доберёмся.

- Нельзя сидеть без дела, - говорит Артур.

- Согласен.

- Если не откапывать машину из снега, - продолжает Артур запальчиво, - то заняться чем-то другим. Но не сидеть в машине!

Петька соглашается:

- Тоже факт.

Артур фантазирует:

- Наверняка поблизости есть жильё…

Впечатлительность имеет силу непосредственно маленькому событию придавать гиперболические размеры. Набирающий силу буран становится похожим на живое существо, которое просто сгорает от нетерпения опрокинуть автомобиль, забросать снегом-шерстью стёкла, убрать перспективу и тому подспорьем выступает мгла. Темно и непроглядно вокруг. Будто обезлюдела планета, и никто попавшим в беду не придёт на помощь…

Фантазии Артура продолжаются:

- Деревня там. Или хутор…

Машина превращается в живое существо и начинает двигать мускулами, они проступают под обшивкой салона: бугрятся плоские места и выпирает наружу…

Фантазии Артура разрастаются:

- Ну, хоть что-то должно же быть!.. Не провалилось же всё в тартарары!

Успокоившись немного, Артур обращает взор на друга: Петька в задумчивости гладит кожаную оплётку руля и смотрит перед собой невидящим взглядом.

Артур умоляет друга:

- Не молчи! Скажи что-нибудь!

Петька просыпается от грёз.

- Что сказать?

18

Артур почувствовал необходимость более просто донести до друга свою мысль.

- Я говорил тебе про существование, - гипотетическое существование…

- Или абстрактное, - подначил Петька, но друг не заметил ни капли иронии.

- Существование какого-нибудь жилья… - Артур тут же добавил, можно сказать, скорректировал высказанное: - Человеческого жилья. Можешь смеяться, Петька, высказать предположение, что помимо человеческого жилья иного не существует.

Петька снова решил свалять дурака и удивился, даже не пытаясь изображать искренность, повесив на лицо соответствующую маску.

- Жильё?! – оживился Петька, - какое жильё?! Дружище… - Петька заёрзал в кресле, удобно устраиваясь и готовясь к вербальной перебранке. – Дружище! Ты никак забыл, что благодаря великому прогрессу капитализма и демократии, шагающей семимильными шагами, идущими как хозяева по нашей стране, за последние годы в области и соседних районах и в округе почти все деревни вымерли, посёлки опустели, развалились личные и колхозные хозяйства. Даже кладбища в этих поселениях опустели. Если кто и приезжал когда-то в недалёкие годы проведать усопших и прибраться на могилках, то сейчас там царит одно лишь запустение и ветер воет, вот как сейчас, носясь между покосившихся крестов.

Петька остановился и перевёл дух. Вытер взопревший лоб.

- В окрестности более пятидесяти и более вёрст ни одной живой души не осталось!

- Может фермерское хозяйство? – робко вставил Артур.

От сарказма Петька отказаться не мог и процедил ехидно, с паузами между слов:

- Может… фермерское… хозяйство!..

Лицо Петьки отразило большой диапазон эмоций.

- Целых пять, - с места сойти и с ума не сойти, - целых пять фермерских хозяйств…

Артур ударил друга в плечо.

- Прекрати ёрничать, Петька! Не клоун в цирке!

- Прекращу, Артурчик!

Артур покрылся красными пятнами, и ему стало даже душно, не жарко в прохладном салоне автомобиля.

- Вот не был бы ты моим другом, Петька…

- Вот не был бы ты, - Петька сделал ударение на «ты», - моим другом, я тебе та-ак и врезал бы… Ух!.. И нет проблемы…

Артур приблизил до опасной близости своё лицо к Петькиному и горячо прошептал:

- Врежь, Петенька, врежь! Ах, как же я хочу этого твоего «врежь!» на лице своём почувствовать и прочувствовать!

Немного растерявшись, Петька взял себя в руки и отстранился, насколько мог, от лица друга, затылком почувствовав ледяной холод стекла.

- Н-не провоцируй…

Никак не желая успокоиться, Артур ещё ближе, чуть ли не насел на друга, приблизился и, почти дыша в ухо, высказался:

- Врежь так, чтобы…

Важное в деле это вовремя и неожиданно для собеседника поменять курс или направление беседы в прямо противоположном направлении.

- Но вот в чём дело, Петька, ни капельки не верится, что все вымерли в этом пусть и худом, но мире. Что никого не осталось посреди этих громаднейших пространств не нашлось смельчака или любителя-отшельника, поселившегося здесь в уединении…

- Артур, ты меня не слышишь… Себя-то хотя бы услышь… говоришь такое, жутко становится… какое нахрен фермерское хозяйство… какое такое отшельническое жильё? Здесь же не Афон и монахи по скитам не шхерятся!.. Россия… - Петька распалялся всё более и более. – А у нас, сам же знаешь…

- Петь, а, Петь, возьми себя в руки, – попросил Артур друга, гладя того по плечу.

Петька дёрнул плечом, но с таким действием, будто получилось у него это непроизвольно.

- Ты тоже, сиди, не рыпайся, грей кресло пятой точкой и не гунди. Будем ждать…

Артур не замедлил с вопросом:

- Чего?

Подняв руку с растопыренными пальцами, Петька начал загибать по очереди:

- Одного из двух: или движок заведётся…

Тут он снова повернул ключ в зажигании. Мотор по-старчески закряхтел, закашлялся, начал чихать, хрипеть. Подавая иллюзорные надежды на исполнение одного желания обеих друзей, что он заработает, как и прежде, ровно и уверенно. Друзья нервозно встревожились, вслушиваясь в звуки из-под капота. Мотор не завелся.

- … или буран уляжется, - закончил мысль Петька.

- … или мы превратимся в ледяные фигуры для музея мадам Тиссо, - добавил Артур.

Петька хмыкнул.

- Во-первых, мадам Тюссо. Во-вторых, фигуры у неё из воска…

Артур и сейчас нашёлся что сказать:

- В-третьих, сомневаюсь, что уточнение как-то положительно увеличивает наши шансы на спасение на чудесное и соответствующих служб…

- Да, в гостях хорошо, а дома лучше, - промолвил Петька.

- Как ни крути: дом есть дом, - согласился Артур с другом. – Погоди, куда ты клонишь?

Неожиданно Петька ударил себя по лбу ладонью.

- Как же я забыл! Да и ты тоже!

Петька начал хлопать ладонями по пуховику, нашёл мобильник. Вынул из внутреннего кармана. Нажал клавишу. Экран вспыхнул синим цветом. Осветился немного салон автомобиля.

- Мы спасены, Артур, мы спасены! – Петька едва ли полез целоваться с другом. – Ура!

Увидев телефон в руках друга, и убедившись, что он работает, Артур сплюнул через левое плечо и постучал согнутым указательным пальцем по «торпеде». Надежа на спасение получала шанс.

- Ура! Ура! Ура! – кричал Петька радостно. – Виват веку коммуникации и мобильной связи! – и начал стучать по кнопкам.

Нетерпение передалось и Артуру.

- Спасателей… Набирай спасателей…

Пальцы Петьки дрожали от радостной нервозности.

- А я… Я, чем занимаюсь!

Заглянув в телефон друга, Артур поинтересовался:

- Что там?

Тело Петьки та и ходит на месте, так и танцует.

- Идёт вызов…

- Включи громкую связь…

Петька нажал соответствующий значок на дисплее телефона.

- Давай, мобилка родненькая… Давай, не подкачай…

Вид Петьки говорил сам, без лишних слов: вот он я каков, как я всё вовремя вспомнил и сообразил, хоть на тябло ставь! Радостное состояние охватило друзей, и они готовы были горячими словами благодарить Судьбу. Эйфория прошла быстро. Сошла, как первый снег под лучами осеннего солнца. Из трубки зазвучал механический женский голос: «абонент временно не может быть вызван». И с экрана телефона исчез значок антенны.

- Связи нет, - грустно произнёс Артур. – Дозвонились.

- Связи нет, - констатировал следом Петька. – Связь приказала долго жить.

Зло, будто истязая врага хлопчатой ниткой, Артур сквозь зубы цедит:

- Какая нахрен тут может быть связь! Заехали, чёрт знает куда…

Петька не ожидал такой реакции друга.

- Ты чо взорвался-то…

Но друг остановил его, сблизил брови, втянул голову в плечи и приблизил голову к окну и застыл. Петька следом за другом тоже склоняет голову к дверце и замирает, вслушиваясь в звуки за окном.

- Что услышал? – тихо обратился он к Артуру.

Расслабившись, Артур откинулся на спинку кресла и фальшиво запел:

Степь да степь кругом,

Путь далёк лежит.

А в степи глухой

Помирал я-а-а-амщи-и-ик…

Петька боязливо посмотрел на друга и трижды сплюнул через левое плечо.

- Тьфу-тьфу-тьфу. – горячо произнёс он. – Чтоб тебя… гляди, не сглазь…

Артур засмеялся.

- Страшно?

Петька махнул рукой.

- Весело!

Наигранно и немного куражась, Артур говорит:

- Волков бояться в лес не ходить!

19

Увидев намерение друга выйти, Артур взялся за ручку, Петька спросил:

- Ты куда?

- Что без толку сидеть в этом снежном логове, - ответил друг, – будто узники. Пора на свободу.

- Ты собрался наружу? – посерьёзнел Петька.

- Да, хочу отлить.

Петька решил схохмить:

- Ну-ну… давай, иди… Отливай, ваятель… ваяй возле машины или…

Петька бросает на сиденье друга моток верёвки.

- Что это? – удивился Артур.

- Нить Ариадны.

- Привяжи конец к чему-нибудь.

Петька растянул рот в улыбке.

- Уже привязал… конец к рулю…

- Свой?

Петька посоветовал:

- Свой держи крепче.

- Ну, я пошёл.

Петька напутствовал друга:

- Поторопись, не то штаны замочишь. К ним и примёрзнет конец… верёвки!

Собственной шутке Петька рассмеялся.

- Да иди ты! – Артур не остался в долгу.

Покивав головой, Петька ответил:

- Бегу и спотыкаюсь.

Артур взялся за ручку на двери, повернул вниз, надавил. Дверь не открылась. Он повторил действие, приложив усилие телом.

Петька закричал на него:

- Тише, не сломай, намело под дверь. Толкай медленно. Понемногу и откроется.

Действительно, по совету друга дверь открылась легко. В салон ворвались и свист ветра, и крупинки снега и что-то ещё, заставившее Артура закрыть дверь.

- Перехотелось? – спросил Петька.

Артур покачал головой.

- Нет.

- Тогда вперёд.

Звук похожий на скрежет ногтями по стеклу услышали друзья одновременно и насторожились. Посмотрели на лобовое стекло. Именно оттуда доносился звук. Стекло было чистое, если не считать снег.

- Слышал? – прошептал Артур.

Петька только кивнул, не отвечая.

- Будто когтями по железу…

На этот раз друг не промолчал.

- Да, в таком шуме ещё не то померещится: плач ребёнка, рёв скотины, вой зверя…

Не успел Петька договорить, как новые звуки когтями по металлу с левой стороны проникли в салон. Будто нечто пыталось нарушить целостность кузова. Быстрый бросок взгляда по сторонам и друзья смотрят друг на друга. Смотрят выжидающе.

- Не мерещится. Там точно кто-то есть.

Нервно усмехнувшись, Петька подтолкнул друга в плечо, заставляя выйти из салона.

- Никого там нет, кроме ветра и снега. Не бойся! Вали давай!

Артур дёрнул плечом.

- Без тебя справлюсь.

- Напрудишь в салоне, новую машину покупать заставлю. Давно думаю, поменять надо. А то эта хоть и проверенная, а старая…

Выждав пару минут, Артур выходит и хлопает дверью.

- Не за мой счёт!

- Не хлопай! не своё, не жалко, да?

Выйдя из машины, Артур остановился. Свежий воздух остудил лицо и грудь: Артур едва не задохнулся, попытавшись вдохнуть. Изо всех сил ветер старался сбить с ног. Снег настойчиво лез в лицо, в нос, в уши. Артур сунул руки в карманы и, сутулясь, пошёл в направлении неподалёку чернеющего леска, бурча под нос: «Померещится же всякое».

Идти, увязая по колено и выше по наметенному снегу нелегко, кажется, нечто сковывает то руки, то ноги, мешает идти. Артур еле слышно выматерился. Остановился. Перевёл дух и снова двинулся вперёд. Через несколько шагов пришлось снова остановиться: он так и шёл, три шага – остановка. Во время очередной остановки что-то тревожное закралось в его душу, пустив мрачные щупальца неприятного предчувствия.

Артур осмотрелся. Но что увидишь, если вокруг тебя бушует метель, играючись передвигая огромные массы снега и далее двух-трёх метров ничего не видать. Двигаться дальше к леску желание пропало.

Снова смутное, неясное чувство страха практически сковало по рукам и ногам, лишило сил. Артур закрыл глаза. Быстро повертел шеей до боли в мышцах. Боль прогнала наваждение. Он вдруг вспомнил, зачем вышел из машины: острая ноющая боль внизу живота напомнила о себе. Потоптавшись и осмотревшись, будто кто-то мог его застать за этим интимным занятием и заснять на плёнку, Артур нашёл положение, когда ветер дул в спину, а не отовсюду сразу. Мягко взвизгнул замок пуховика. Ветер распахнул полы и выдул скопившееся тепло. Мелкая дрожь сотрясла тело.

Петька из машины немного понаблюдал за другом и сказал вслух:

- Тоже, что ли, пойти проверить погоду на улице?

Подойти к другу неслышно не проблема, ветер смазывает все шумы.

От неожиданности Артур вздрогнул, он не ожидал услышать голос друга за спиной.

- Любуешься природой? – поинтересовался он, задрал куртку. Чиркнула «молния» брюк. – Решил составить компанию. – С наслаждением пыхтя. Петька пустил горячую струю, от неё сразу же повалил пар, разгоняемый ветром. – Правду говорят: лучше нет красоты, чем…

Слушать откровения друга Артур не стал, застегнул куртку; отошёл шага на два и начал всматриваться в темноту. Нечто такое там, в заснеженной степной дали привлекло его внимание, и он с любопытством изучал заинтересовавшее его место.

- Что, жильё высматриваешь? – сыронизировал Петька. Хлопнул друга по плечу и вывел того из плена таинственной задумчивости; схватил за локоть крепкой хваткой и повлёк к машине. – Давай назад!

Артур заупрямился.

- Не чуди, давай в машину. Хватит сопли морозить.

Но Артура не так-то легко оказалось переубедить. – «Да погоди ты…» - «Чего годить?» - «Там что-то есть…» - «Лес там есть». Артур не отводил взгляда. – «Определённо, там что-то есть». Петька нетерпеливо ответил: - «Зимний лес. Пойдём».

В лесу сквозь густо заснеженные ветви деревьев едва заметно мелькает красный огонёк.

«Я видел свет… яркая точка», - помедлив, сказал Артур. – «Ничего не вижу, - возразил Петька, - возвращаемся». – «А вдруг там хутор?» - не успокаивался Артур. – «Не фантазируй».

В лесу, в бесконечной безбрежности ночи снова вспыхивает более ярко маленькая красная точка, начинает двигаться между деревьев. Хаотично, без определённой цели. То уйдёт вглубь леса, то приблизится к крайним деревьям.

«Теперь видел?» - голос Артура сорвался на хрип. – «Померещилось», - не согласился Петька, продолжая смотреть на красную точку. Она притягивала их взгляды, как спасительный свет маяка приковывает к себе взоры экипажа корабля, терпящего бедствие.

Нечто непонятное шевельнулось в груди Артура.

Необычная смесь страха и любопытства. Древнего страха перед неизведанным и первобытного любопытства перед тайным. Эти два противоречивых чувства заставляли идти туда, на свет, сквозь разыгравшийся буран, через неметеные сугробы, преодолевая сопротивление шквального ветра, туда, где вызывающие ужас мгла и мрак сеяли в душе неприятные ощущения. Артуру очень хотелось последовать совету друга и вернуться в машину, под защиту металлического корпуса, будто в капсулу жизнеобеспечения космического аппарата, переждать вдвоём непогоду, дождаться утра, вернуться домой.

Но алая точка не отпускала от себя. Она мигала, и можно было в её мигании отдалённо уловить послание, передаваемое радистом, когда точки и тире летят в пространстве к адресату.

Но вот она погасла, и лес снова стал далёким, мрачным, загадочным и таинственным.

20

«Что это, как думаешь?» - с надеждой спросил Артур друга. – «Волки!» - коротко усмехнулся Петька. – «Амурские тигры!» - рассмеялся Артур.

Пару минут друзья пристально всматривались в темень зимнего леса, стараясь острыми молодыми глазами отыскать признаки мелькающего огонька. Огонька, привлекшего внимание и дразнящего их своим внезапным появлением и таким же неожиданным исчезновением. Будто некто на огромной скорости, невзирая на глубину сугробов, носился по лесу, перепрыгивая через навалы рухнувших деревьев, через выворотни пней, перепрыгивая занесённые снегом глубокие ямы, угадывая неким острым звериным чутьём их появление на своём пути. И нельзя было угадать, то ли этот неопознанный бегающий объект по лесу играл с самим собой, то ли он, как некое невообразимое воплощение сказочного зла из древней страшной сказки про семерых удальцов и семь пар страшилок, пытался своими незатейливыми хитростями заманить в лесную заснеженную чащу заблудившихся путников и испить их жизнь, вместе со страхом выцедить её через поры тела, и это некое загадочное сказочное зло, вырвавшись за пределы сказки в не охватываемые пространства человеческим взором земных шири и просторов.

Лес молчал, пронизанный тонкими нитями ультратонких звуков посвиста ветра в тонких ветвях деревьев, кустов и гнущейся под его тираническим напором высохших травинок-былинок. И не было больше ничего в этом массиве мрачного чёрного страха. Да и он, если смотреть непредвзятым взглядом постороннего наблюдателя, тоже куда-то исчез вместе с порывами ветра, испарился, дыханием сорвавшись с горячих губ сизым парком.

Ничего не осталось в покоящейся массе собранного расстоянием в одно целое леса. Только бушующие вверху страсти неисполненных желаний.

«С тиграми ты это ловко придумал, - уважительно высказался Петька в сторону друга. – Я думаю, сколько в лес ни смотри, ничегошеньки не высмотришь». – «Но был же огонёк! – воскликнул Артур. – Ты сам видел». – «Видел, - согласился Петька. – Сейчас нет. Айда назад. Забыл сказать, мотор завёлся. В машине тепло. Печка работает». – «Почему раньше не сказал?»

Петька развёл руками и посмотрел на небо. Туда же устремил взгляд Артур.

- Ветер стихает. Почти не метёт, - сказал он.

И снова, как несколько минут назад, в бесконечной безбрежности тёмного заснеженного пространства вспыхнула алая точка, побыла на месте и зигзагообразно, вверх-вниз, переместилась куда-то в потайные уголки леса.

На этот раз не вытерпел Петька: «Нет, ты видел! Видел! Да? что думаешь?» Артур не думая отвечает: «А что думать, надо идти. Мы же ничего не теряем. Смотри на небо, какие с ним странности происходят».

Действительно, в небесех, как писали в старину, происходили совершенно необъяснимые с точки зрения науки и заматерелого материалиста вещи: между клубящимися вьюжными тучами, несущими снег на крыльях ветра некий несуществующий или тайный руководитель всем вселенским представлением провёл разделительную черту. Половина неба так и осталась во власти бушующей стихии, только с покрытого тучами неба не сыпались дробящие молекулы замёрзшего воздуха в мелкую снежную пыль огненные молнии, и рокотал гром. Вторая неба половина очистилась и свет луны пролился на поистине неземной пейзаж, он открылся взору друзей: огромная долина, волны сугробов маленькие и большие, огромные снежные шары, кустарники, укутанные в снежные покрова, чернеющие пики обломанных осенними опричниками-ветрами веток, угрожающе предупреждающих пространство своими недобрыми намерениями, и где-то в дальней дали покачивающийся огонёк.

«Ты смотри-ка, как вызвездило! – ошарашено проговорил Петька, до глубины сознания очарованный открывшимся видом. – Ты только посмотри, звёзды величиной с кулак! Но так не бывает! Мы что, попали в соседнее измерение, Артур?» Артур тоже не менее друга был очарован открывшейся перспективой. – «В соседний район». – «Я не шучу». – «Да и мне не шутится». – «Не до шуток», - поправил друга Петька. – «Смотри, какая полная луна… - На полуслове Артур оборвал восторженное высказывание. – Погоди-ка, Петь, мы выезжали, среди облаков проглядывал месяц, идущий на убыль. Не мог же он за несколько часов перерасти из одной фазы в другую». Петька потряс головой, видение никуда не исчезло. Полная луна в окружении ожерелья звёзд. Он не сводил с неба зачарованного взгляда: его даже не удивило, когда от одной звезды к другой протянулся тонкий серебристый лучик. Затем от другой к своей соседке и в скором времени вокруг луны образовалась тончайшая серебристая сеть. – «Посмотри, какая красота!» - мечтательно высказался Петька. – «Вижу», - Артур старался выйти из взявшего его в плен непонятного состояния. – «Ничто на свете не может отвлечь от созерцания этой неземной красоты…»

Предположение не означает подтверждение. Из лесной чащи утробный гнетущий вой всполошил землю, достиг неба, и очаровывающая картинка пришла в движение: звёзды начали сбрасывать с себя серебристые нити и вниз к земле, тонущей в снеге, полетели мелкие блестящие яркие искры.

Утопая в сугробах, где по щиколотку, где почти по колено, оставляя на снежной целине цепочку следов, уверенно шёл Петька. За ним едва поспевал Артур. «Тебе не страшно?» - задыхался от быстрого шага Артур. – «Страшно», - отозвался Петька, не сбавляя темпа. – «До жути», - добавил Артур. – «А мне жутко любопытно, - дыхание Петьки тоже сбилось, и он учащённо дышал, не каждый день в городе сдаёшь бег по заснеженной дорожке на очищенном от сюрпризов зимы стадионе. – Двигай, неустрашимый. Твоя идея». – «Какая?» - «Выйти на отлив». Пару минут спустя Петька поинтересовался у друга: «Как настроение?» - «Предлагаю вернуться», - сказал Артур, схватил горсть снега и отёр им лицо. – «Вот уж нет! – горячо почти выкрикнул Петька. – Только вперёд! С полпути не сворачивают. Идти осталось метров триста».

Тьма скрадывает расстояние так же, как солнечным днём кажутся близкими далёкие горы, утопающие синими вершинами в блестящих снежных коронах в ослепительной синеве неба. Вот, протяни руку и коснёшься кончиками пальцев покрытых скудной растительностью склонов гор.

Близкое кажется далёким, далёкое – близким. Оптический обман зрения допускает такие вольности восприятия окружающей среды. Иногда это так приятно…

Через огромное поле, залитое лунным светом и засыпанное снегом, обходя причудливые снежные фигуры, созданные причудливой игрой воображения некоего скульптора. Он облепил кустарники снегом и явил миру нечто, видимое только его взору. И этого абстрактного художника не волнует, что из всего человечества, одержимого любопытством и утопающего в океане знаний, никто не сможет увидеть плоды его абстрактного труда. И идущие через поле две фигурки тоже не смогут во всей полноте оценить его абстрактное мировоззрение. Они видят очередное препятствие, обходят стороной, и просто удача, что на их пути не попалась заметённая снегом яма; попав в эту ловушку, одинокий путник имеет мало шансов на спасение. У двоих странствующих шансы возрастают вдвое; потому что только одному счастливчику повезёт провалиться по уши или с головой в снежное логово странного зверя, а второму представится прекрасная возможность проявить человечность и любовь к ближнему, спасти попавшего в беду и прочая чепуха, которой в арсенале спеца по защите прав, будь то человека или животного, всегда найдётся в избытке и полон патронташ красиво-обтекающих слов и выражений.

21

К своему удивлению, идти пришлось не час и не два. Минут через пятнадцать друзья, пройдя неглубокой впадиной между двух холмов, похожих на две идеальные полусферы, покрытые фиолетовыми тенями и серебрящимися сотнями тысяч снежинок в лунном свете, всё же вышли на проторенную дорогу: две глубокие колеи от саней вывели их прямо к небольшой невысокой изгороди из переплетённых тонких стволов деревьев с двумя столбами, стоящими метрах в двух друг от друга, служащими воротами. Рядом в снегу лежали створки самих ворот, покрытые снегом. От ворот дорога вела через подворье к низкому, длинному дому с двумя печными трубами, с кровлей из гонта, покрытой толстым слоем снега.

Рядом с домом на перекладине врытого в землю столба на длинной металлической цепи висел старинный фонарь со стёклами, по крайней мере, отметил про себя Артур, такие можно встретить в заброшенных деревнях, и такой же фонарь висел над входом в дом под небольшим металлическим козырьком. В каждом фонаре горел толстый огарок свечи. Поскрипывая цепями, фонари покачивались на ветру.

- Посмотри, - Петька привлёк внимание друга, указав на фонарь над входом в дом. – Свеча горит.

- Странная свеча, - сказал Артур.

Он открыл дверцу фонаря, но ветер не погасил пламя свечи, оно лишь немного вздрогнуло. Артур протянул руку к свече, не слушая остерегающего окрика Петьки, и дотронулся до пламени. Оно было холодным, податливым. Артур соединил пальцы и пламя приняло новую форму. Он оглянулся к другу.

- Ты не напомнишь, в каком магазине у нас продают такие свечи?

Петька покачал головой.

- Ты хотел сказать, такие лампочки, - он подошёл к фонарю, укреплённому на столбе, и дотронулся пальцами к пламени свечи в нём. - Холодное.

- Нет, - Артур осмотрелся, - здесь что-то не так.

Друзья повертелись на месте. От дома легла длинная тёмная тень, луна висела почти в высшей точке. Вокруг дома с тёмными окнами наметены валы снега. Тонкие язычки снежной крупки ветер срывает с крыши, некоторые долетают до друзей и неприятно покалывают холодком их разгорячённые лица.

- Смотри, дверь открывается внутрь. – Артур дотронулся ладонью до дверного полотна и надавил. – Закрыто. Да и намело сугроб приличный, - опустил ладонь ниже и вскрикнул.

- Что с тобой? – отозвался тотчас Петька.

- Палец занозил. Кто-то дверь чем-то ковырял.

- Сильно?

- Нет, - Артур высосал кровь из ранки и сплюнул на снег. – Так, неглубокая рана.

Краем глаза нечто привлекло внимание Артура и он заметил маленькие капли того же цвета что и его плевок; цепочка следов шла почти от двери на улицу и исчезала в степи.

О своём открытии Артур не сказал другу, решив, что это сейчас не так важно. Внимание друзей приковала дверь, выкрашенная зелёной краской и местами облупленная: чешуйки краски мелко подрагивают на ветру и тихо свистят. К двери прикреплена вычурная фигурная металлическая ручка.

Друзья в нерешительности остановились, смотря в молчании, друг на друга.

- Что будем делать? – прервал молчание Петька.

- Надо узнать, обитаемо ли жильё, - предложил Артур.

- Вообще-то это можно было узнать по дыму из труб, - сказал Петька, задрав голову и отойдя на пару шагом от дома. – До сейчас дыма нет.

- Вопрос: кто зажёг светильники на улице? Да с ещё очень странными лампочками. Их-то уж точно в нашем городе не продают.

Петька подошёл к столбу и попробовал его на прочность, крепко ли сидит в земле.

- Вытащить взялся? – усмехнулся Артур.

Петька затряс головой.

- Не-а.

- Что тогда?

Петька обошёл вокруг столба.

- Видишь ли… видно, что ничегошеньки не видно и не понятно! – пнул ногой столб и он отозвался звонким тонким звуком. – Ты чего удумал? – спросил друга, видя, что он начал руками разгребать сугроб перед дверью; не дождался ответа; присоединился, подбежал и активно принялся за работу.

Молодость не ведает усталости: сколько времени прошло, пять минут или десять, или больше, но время прошло, и пространство перед дверью освободилось настолько, что можно было поместиться на расчищенном пятачке вдвоём.

- Ну? – тяжело дыша раскрытым ртом, спросил Петька, - что дальше?

Огромные клубы пара срывались с губ друзей, его тотчас уносил ветер; разгорячённые работой с приятным чувством выполненной работы, друзья стояли перед откопанной дверью.

Артур прижал палец к губам и приложил ухо к ледяному полотну двери и замер, прислушиваясь.

Сгорая от нетерпения, Петька спрашивает друга:

- Ну… ну, же… что слышно…

Артур поднял ладонь вверх. На лице появилась маска внимательности.

- Тс-с-с!..

Выждал несколько секунд и ударил ладонью по двери.

«Бум! Бум! Бум!» Ответила пустота за дверью промёрзшим звенящим гулом.

- Зря стараешься! – проговорил Петька. – Возвращаемся!

- Не может быть, чтобы дома никого не было. Просто не может быть! - Артур снова ударил кулаком. «Бу-ум! Бу-ум! Бу-ум!» На стук внутри дома никто не отреагировал.

Мутно-жёлтым светом озарилось ближнее к двери окно, и на снег легли длинные полосы света и где-то далеко простонал-завыл странный дикий зверь, и Артур с Петькой непроизвольно вздрогнули; каждый из друзей почувствовал, что внутри у каждого будто оборвалась невидимая сильно натянутая струна с неприятным жутким стоном-визгом, и холодные когти страха легонько прошлись по спине, оставляя кровоточащие следы…

Изнутри послышались шаркающие шаги и сонный голос поинтересовался:

- Кто?

22

- Открывай, старуха, дверь! – приказали снаружи грубым мужским чуть хриплым голосом, - твою халупу почтил вниманием сам атаман Красилов!

- У нас ничего нет, - ответили из-за двери, судя по голосу, женщина в возрасте, видимо, хозяйка дома.

- Открывай немедленно! Кому сказано! – к первому голосу присоединился второй, высокий и громкий. – К тебе пожаловали гости: атаман Красилов и его доблестная дружина освободителей!

- Мы не ждём гостей… - ответила хозяйка. – Если вам нужны продукты, то у нас мало запасов…

Два бандита с азартом принялись колотить руками в дверь: сильные удары сотрясли дверь вместе с домом, с края кровли ссыпалась мелкая снежная крошка, тотчас же унесенная ветром в сторону.

К двери подскакал Энвер, соскочил с коня, отодвинул в сторону двух бандитов.

- Ты, тварь, не поняла, кто стоит возле твоего порога? – сильно искажая слова, с акцентом, прокричал Энвер.

Красилов медленным шагом подъехал ближе к дому. С помощью одного бандита слёз с коня, потянулся, разминая руки, приседая. Затем он подошёл к Энверу и кивком головы приказал отодвинуться.

Красилов постучал рукоятью плети по двери.

- Хозяюшка, ты что, не расслышала, кто стоит возле твоего порога? – Красилов старался быть до тошноты вежливым и воспитанным; он снова деликатно постучал рукоятью по двери. – На дворе смеркается, скоро ночь, а ты не хочешь дать приют заблудившимся странникам?

Несколько минут тянулись долгим завыванием ветра.

- Это так вы чтите христианские заповеди?

Из-за двери ответило гулкое молчание.

- Эй, ты… как тебя… - Красилов обратился к суетившемуся рядом Семёну.

- Семён, вашбродь! – сияя лицом, отвечает бандит.

- Вот что, Семён, повтори-ка, голубчик, нашу настоятельную просьбу дать нам приют, - отдал команду Красилов и подтолкнул бандита к двери. – Да поторопись! Мороз крепчает!

- Слушаюсь, вашбродь! – откозырнул Семён и, придерживая винтовку, подбежал к двери.

Семён прикладом винтовки забарабанил в дверь. Из-за угла дома вырвался снежный шлейф и покрыл с головой, стоявших перед дверью бандитов с оружием. Дико всхрапнули кони. Вдалеке раздался стонущий крик, потонувший во мгле наступающей ночи и следом волчий вой, утробный и грозный, распорол замороженное пространство животным ужасом.

- Пособи-ка, браток! – обратился Семён к товарищу.

Новая порция ударов не сделала сговорчивее хозяев дома.

- Ну, что ж, ваша воля, господа хозяева! Радушия от вас не дождёшься! – сказал Красилов и развернулся к своим подчиненным. – Ломайте дверь! Да живее!

К Семёну присоединяются ещё несколько бандитов и давят на дверь общей массой.

- Эй, налегай сильнее! Вместе! Научим тёмную деревенщину приличным манерам, - Красилов красовался собой и своим ораторским искусством. – У нас просто не остаётся выбора. Приступайте!

Подошедший на помощь Семёну бандит козыряет.

- Слушаюсь, господин атаман! – начинают терзать дверь ударами прикладов.

Красилов поворачивается к остальным, сгрудившимся поодаль.

- Присоединяйтесь! Быстро! Ждёте отдельного приглашения?

Крепко сработанная дверь выдерживает удары.

- Крепка, зараза! – хвалит Семён.

- На совесть сработано! – подхватывает пришедший ему на помощь бандит.

- Вы кого хвалите, дурни! – разгорячился Красилов, - топором, топором надо бить! Учи вас, бездари!

Один из бандитов где-то раздобыл топор, и начал им остервенело колотить в дверь.

- Жалко портить такое добро! – утирая пот, сказал Семён.

Как бы ни была крепка дверь, она сдаётся под ударами топора и деревянное полотно слетает с петель. Бандиты вваливаются в сени…

… и в ужасе отпрянули…

Это им не помогло.

На них, лая, из сумрака сеней бросается крупный лохматый пёс. Некоторых он роняет на пол и хватает раскрытой пастью бандитов за одежду. Они закрываются, защищаются руками. Слышится крик. Пёс выскакивает из сеней на улицу и прыгает приблизившегося на опасное расстояние атамана Красилова. В спешке, стараясь вытянуть пистолет из кобуры, он падает, кричит, нервничает, руки дрожат, не слушаются.

- Помогите! – взывает он.

На помощь атаману бросается Энвер. Он с азиатским хладнокровием, вынимает шашку из ножен, размахивается и резко рубит пса по спине. Пёс, почуяв опасность, уворачивается от шашки, хватает Энвера за полушубок. Извернувшись, Энвер таки наносит скользящий удар по правой лапе пса. Это не останавливает животное.

- Шайтан! – кричит Энвер, когда пёс мёртвой хваткой вцепляется в его руку, сильные челюсти прочно сжали руку с шашкой, шашка выпадает из руки в снег. – А-а-а!.. Шайтан!.. Памагите!..

Ошарашенные внезапным появлением собаки, её агрессией, экспрессией движений и бросков, бандиты не скоро приходят в себя. Увидев Энвера в смертельной опасности, некоторые начинают стрелять по псу.

- Целься точнее! – кричат они друг другу, пули взъерошивают снег, пролетая мимо и поднимая снежные фонтанчики. – Цель в пса!

- Аккуратнее, болваны! – закричал Красилов бандитам, - не зацепите Энвера! Головы поотрываю!

Несколько случайных попаданий в пса несколько сбавили агрессию пса, он отпустил руку татарина. Он вывернулся. Пёс отскочил в сторону. Бандиты продолжали стрелять по псу. Он заскулил.

- Кажись, попали! – закричали бандиты. – Вона, смотри-ка, кровь на снегу!

Пёс, петляя, убегает в степь. На белом снегу остаётся цепочка кровавых следов.

23

Артур воспрянул духом и тотчас разразился громким криком:

- Бабушка… Здравствуйте!..

В ответ им никто больше не произнёс ни слова.

- Она не слышит, - сказал Петька.

Артур снова постучал в дверь.

- Бабушка!..

- Какая бабушка?! – удивился Петька, перейдя почему-то на шёпот.

- Кто ещё? Тётушка? – Артур постучал осторожно, без боли, другу по лбу указательным пальцем.

Петька отвёл голову.

- Ладно, - всё так же шёпотом, - пусть будет бабушка…

Артур снова постучался.

- Бабушка, мы с другом ехали на соревнование в Нерчинск.

Петька перебил:

- Артур…

Артур отмахнулся.

- Отстань! – и снова обратился к хозяйке дома. – Бабушка… Мы решили срезать крюк… свернули на просёлочную дорогу, - бабушка, вы нас слышите? – и заблудились…

- Говори короче, - посоветовал Петька.

- Можешь сам поупражняться… - предложил другу Артур. – Бабушка… так вы нас слышите или нет?..

- Очень плохо, - отозвалась хозяйка.

Артур оживился.

- Бабушка!.. На улице холодно… Мы заблудились…

Петька тоже вставил:

- И замёрзли…

Артур добавил в голос просительных ноток и почти залебезил:

- Бабушка, пустите нас на ночлег, пожалуйста!

Но за дверью снова воцарилась настораживающая тишина. Прошла минута, она показалась ребятам вечностью. Мороз крепчает. Пробирает до костей. Заставляет танцевать на месте. Хозяйка друзьям не отвечает.

Петька кивает другу, мол, пошли, что ли, как они слышат за дверью возню с дверным запором. Затем раздался чистый ясный звон пустого жестяного ведра, опрокинутого в темноте. Сухо щёлкает задвижка и открылась дверь.

Друзья отшатнулись, шаг назад и остановились. Им показалось, за открытой дверью таится бездонный мрачный тёмный проём, сосредоточение космоса, заключающий в невообразимых глубинах самые страшные тайны.

- Ох, ты!.. – непроизвольно громко вскрикнул Петька, испугавшись.

Не успел пройти первый испуг, наступил второй: раскинув широко безобразно-уродливые крылья с перьями, отливающими свинцово-стальным блеском, им навстречу из проёма вылетела, осыпая криком, похожим на скрежет металла, вылетела фиолетово-сиреневая птица-тень.

- О, чёрт!.. – выругался Артур, уняв в коленях дрожь, сжав крепко в кулаки руки.

- Ни финта… - фантазия покинула в эти минуты Петьку и на большее его не хватило.

- Видел?! – подавив испуг, почти восторженно спросил друга Артур.

- Да, - ответил Петька.

Следом за наваждением тьму, висевшую в сенях, разогнал огонёк спички и свет от зажжённого фитиля керосиновой лампы. Жёлтый круг неяркого света выхватил среднего роста пожилую женщину в тёплом шерстяном однотонном сером платье в вязаной жёлтой кофте с узорами и накинутой поверх плеч ажурной шали. Припорошенные серебром седины волосы схватывал костяной гребень. Карими глазами она внимательно осмотрела ночных гостей.

Выступив вперёд, Петька сказал:

- Здрасьте!..

Хозяйка поднимает фонарь, чтобы лучше рассмотреть лица юношей.

- Добрый вечер! – говорит она приятным голосом.

Петька снова вставляет:

- Согласен: ночной незваный гость хуже татарина…

Морщинки на лице женщины разгладились, она улыбнулась, потеплел взор.

- Как знать, может, и не лучше, - закончила хозяйка, жестом руки предложила пройти в дом и сказала: - Проходите! Чего ждать!

Сухое горячее приятное тепло хорошо протопленной печи радушно встретило друзей. Они будто окунулись в некую негу, накинувшей на них плед расслабленности и успокоения. Артур и Петька одновременно повертели головами, покрутили плечами, моргнули, так как тепло сразу же едва не сморило их крепким сном.

- Раздевайтесь мальчики! – следом за друзьями вошла на кухню хозяйка. – В доме тепло.

Артур поблагодарил.

- Спасибо! Заметно, - он улыбнулся женщине, - дров не пожалели.

Женщина как-то странно, чуть ли с недоумением посмотрела на Артура.

- Чего их жалеть? В лесу хвороста много, иди и собирай, сколько нужно.

Петька скинул куртку и, держа в руках, спросил, осматривая помещение:

- В лес сами ходите?

Удивление хозяйки так и сквозило на лице, а глаза загорелись каким-то необыкновенным огнём.

- Конечно, сами ходим, - женщина отдёрнула занавеску, посмотрела в окно, вернула её на место. – Не просить же соседей.

- А у вас, что соседи есть? – поинтересовался Артур, чувствуя, что сморозил глупость, но поделать с собой не мог совершенно ничего. – Соседи?

Хозяйка не обратила, как могло показаться со стороны, на вопрос гостя никакого внимания.

- Безусловно… В пяти верстах… Крепкий зажиточный хутор…

- А… - хотел что-то спросить Петька, не успел.

- Что это мы всё разговариваем? – мягко перебила его хозяйка, хлопоча возле стола. – Байками сыт не будешь.

- Точно, - согласился Артур, почувствовав, что голод, который вовсе не тётка, даёт о себе знать. – Подкрепиться не помешало бы.

- Вот сейчас и покушаете, - произнесла хозяйка. – Проголодались, поди, мальчики?

Тут и Петька услышал урчание желудка.

- Конечно, бабушка!

Хозяйка указала друзьям на низкий топчан, застеленный плотной цветной тканью с цветочными узорами.

- Ну, вы пока располагайтесь. Грейтесь, - женщина поворошила в печи кочергой; вспыхнули искры; на стене отразилась тень хозяйки. – Я пока на стол соберу. Попотчую вас тем, как говорят у нас, что бог послал.

- А у нас говорят: чем богаты, тем и рады! – вставил Петька.

Женщина улыбнулась.

- Повечеряете, чем богаты! – произнесла она и вышла в сени.

Петька тотчас же кинулся на друга с расспросами:

- Тебе ничего странным не кажется?

Артур ответил, усевшись на топчане, откинувшись спиной на стену и прикрыв глаза, тепло нагоняло дрёму.

- Кроме твоей шутки про татар – нет.

24

- Да как же так, Артур! – горячо вскрикнул Петька; он никак не мог понять, почему его друг не замечает очевидных фактов, почему отказывается верить своим глазам, почему с ослиным упрямством держится своего. Петька вскочил с топчана и начал метаться по небольшому периметру кухни, усиленно думая, смешно при этом морща лоб. Артур замечал беспокойство друга, но не предпринимал никаких попыток для его успокоения. Он считал лишним вводить расчувствовавшегося друга в сознание, для этого ему нужно самому принять увиденное как должное и смириться с фактом, что необычное осталось в детских сказках и фантастических романах. Поэтому он ответил ему с какой-то философской сверхтерпимостью:

- Вот так. Ничего необычного нет: старый уютный дом, наверняка, дореволюционной постройки, тогда любое жилище строили на века, чтобы простояло оно сотни лет и выдержало много бед и напастей; помимо этого мы сейчас не на улице зябнем и проклинаем невесть что и невесть кого, а сидим в тепле с комфортом. В доме просто замечательно. Хотя мы не видели оставшейся части постройки, уверен, там наличествует та же уютная обстановка. И вообще, этот дом…

- Что? – Петька как-то удивительно усмехнулся, - что-то всё ж таки заметил в нём нечто необычное?

- Дом почти как у моей бабушки, - закончил мысль Артур и потянулся: сладкая истома всё больше затягивала, и желание уснуть в прекрасно протопленном доме было вполне естественным человеческим желанием.

Но друг всё не унимался, он остановился между печкой и топчаном, на котором с прикрытыми глазами сидел Артур и мирно, спокойно дышал, впитывая в себя благоприятную атмосферу давшего приют дома.

- Ты серьёзно? – спросил Петька. – Ты об этом сейчас вот сказал серьёзно?

- Вполне, - ответил Артур и глубоко втянул носом воздух, в котором в отличие от городской квартиры совмещалось очень много запахов, давно прекративших своё существование в городских стенах многоквартирных построек; воздух этого дома пропитался ароматом летних трав и гудения пчёл, несущих сладкий нектар в ульи, воздух этого дома казался пронизанным солнечным светом жаркого полудня и запахом дорожной пыли, стелющейся над степной дорогой и вяло разгоняемой степным же ленивым ветерком, воздух этого дома был сосредоточением безопасности и спокойствия. – Я об этом сказал и сейчас повторю: я вполне серьёзен. Свою точку зрения можешь отстаивать, но мне приведённые аргументы совершенно безразличны. Или индифферентны, как говорили совсем недавно.

Однако в этот вечер Петьке остановиться было не суждено. И он принялся с фатальным упоением перечислять, загибая на руке пальцы:

- Фонарь со свечой – раз… Разве это не необычное? Свеча, пламя которой не обжигает пальцы?

Артур приоткрыл глаза.

- Можно предположить, это такие электрические лампы.

Петька засиял: вот оно подтверждение некоей несовместимости настоящего с реальностью!

- Электрические лампы? Да? а я что-то не заметил проводов! Где они, по-твоему? Спрятаны?

- Да почём мне знать, где проложили провода электрики при монтаже освещения, Петька! Не мучайся напрасно! Ведь в кухне сейчас горит обычная лампа накаливания. Ну, немного необычной формы: не грушевидная, круглая… Так это не повод видеть во всём вокруг скрытые знаки… - Артур остановился и неожиданно закончил: - Масонских организаций.

- Да, в кухне, - допустим, - всего лишь допустим электрическая лампа. А почему хозяйка нас встречала в сенях с керосиновой? Вот тебе – два!

Артур согласился, спорить с другом не хотел, но и сдавать без боя поле битвы не было желания, поэтому вёл ленивое сопротивление, чтобы окончательно не уснуть.

Но Петька, надо отдать ему должное, искатель приключений, не выходя из дома, он всё-таки продолжал искать потерянную вещь в самом освещённом месте, но не там, где её обронил.

- Крыша дома из дранки…

- Гонт, - произнёс Артур, - раньше говорили гонт.

- Хорошо, из гонта, - кивнул Петька и завёл глаза в потолок, собираясь с мыслями, внезапно покинувшими его. – Кожухи на стене, валенки, галоши старорежимные, их ещё при царе Горохе выпускали – чем не информация для размышления? – три!

Артур рассмеялся: его рассмешили слова друга «информация для» и «размышления» и он решил несколько отвлечь его от разговора. Увести в сторону, направить на небольшое время в другое русло тему разговора и эта идея пришла спонтанно.

- Э-э-э! ты куда повернул! Лихо загнул! Ну, прямо-таки разведчик полковник Исаев, он же Штирлиц: информация для размышления! А может сформулировать иначе: информация для развлечения? Сидишь тут, развлекаешься, надо мной трунишь, всякий бред несёшь! А я не такой уж и простенький не больно-то верю на слово.

На мгновение, так могло показаться постороннему наблюдателю, находись он там, спрятавшись за занавеской, Петьку выбили из колеи. Он остановился. Сел на топчан. Склонил голову на руки. Посидел.

- Не-е-е… - протянул он и покачал указательным пальцем правой руки, с умным видом загадочно улыбаясь. – Не уходи от ответа, Артур!

Петька вскочил на ноги и посмотрел в окно, слегка сдвинул расшитую красными петухами и зелёными листьями занавеску, будто хотел высмотреть и рассмотреть внимательно что-то снаружи: но снаружи была ночь, освещённая луной и степь, исчезающая в мраке.

- Вещи, - повторил он, - вещи о себе говорят сами.

- Говорят, - не стал спорить Артур, сел прямо и потёр пальца глаза. – Говорят они о том, что сохранились хорошо. Люди бережно относятся к ним. Следят за ними. Чистят, штопают, чинят… Это вполне объяснимо чисто человеческим языком без привлечения потусторонних сил.

Шаг к печи и шаг, спиной, обратно. Петька развернулся к другу.

- Да это же почти каменный век! как ты не понимаешь!

- Не понимаю, - сказал Артур, стараясь позлить немного друга, и добавил: - И не стараюсь понять.

- Да это же… - Петька развёл руками в стороны, они дрожали, вибрировали пальцы, и казалось ещё немного и чуть-чуть с кончиков пальцев брызнут огненные искры и разящие непонимающих глупцов молнии. – Да как же…

- Считай, мороз мозги заморозил, - спокойно, с расстановкой, ответил Артур.

Петька принял позу задумавшегося журавля.

- А слова? – снова экспрессия прозвучала в голосе, – слова!

Артур вздохнул; его не утомляла неугомонность друга найти ответ на видимые причины; просто отдохнуть, выходило, пока не вернётся вышедшая хозяйка, не получится; приходится концентрировать внимание на размышлениях друга.

- С ними-то, что не так?

- Да всё! – обрадовался друг перспективе продолжить свою образовательную миссию. – Да всё: поди, байки, вечерять… Не припомню, чтобы хоть кто-то так говорил. Эти слова практически вышли из лексикона. Их заменили на другие, более умственно ёмкие и короткие. Ну!

- Не хочу огорчать тебя, а придётся, - ответил Артур, снова спиной легши на стену. – Говорят. И век назад говорили, и сейчас говорят. Не с таким постоянством в употреблении в разговоре и речи, но говорят.

- Где? – удивился Петька, вытянув лицо.

- Ответить в рифму? – живо поинтересовался Артур.

25

- Ладно, - как-то неестественно быстро и покладисто согласился Петька, - слова в сторону. – Осмотрел комнату. – А комната?

- Что – комната? – сонная нега не отпускала Артура, и спорить категорически не было сил, но зная в некоторых случаях настойчивость друга, приходилось поддерживать разговор.

- Комната! – почти по слогам произнёс Петька, - она ничего не напоминает? – от бессилия что-то убедительное привести как аргумент, Петька ударяет себя по ладони кулаком. – Есть в ней что-то…

- Инфернальное? – вяло поинтересовался Артур. Намеренно вставив незнакомое слово для друга. Его он и сам недавно вычитал в одном произведении Достоевского и в интернете узнал его значение; вот и представился прекрасный случай козырнуть перед другом.

Эффекта внезапного ошеломления не вышло.

Друга не впечатлило незнакомое слово. Он мог его попросту не расслышать или проигнорировать. Так частенько происходит с каждым, кто впервые слышит новое, необычное, ему неизвестное и чтобы не показаться невеждой, ведёт контригру, начинает говорить с прерванного места, если и пребывая в некоем минутном замешательстве и прострации, то незаметно для посторонних.

Таким же выглядело поведение Петьки.

- Неестественное… - и даже от рождения глухой был бы в этот момент способен услышать в воздухе триумфальное звучание фанфар. Больше походило оно, конечно, на хруст до тонкой пластинки леденца, усердно разжёванного сильными и крепкими зубами, когда заключительным актом вкусовой гармонии во рту рассыпается кисло-сладкий и сладко-кислый аромат фруктов, тремоло цитрусовых нот, токкато естественных и натуральных подсластителей, легато жжёного сахара со смягченным привкусом летнего мёда.

Всё это расслышал и услышал Артур.

- Чем комната тебе не нравится, Петька? – плыть в одной лодке и оставаться в стороне от происходящих и разворачивающихся в ней событий никак нельзя. – Это для расширения твоего кругозора.

- Интересно-интересно! – видимо, Петькой съедены пока ещё не все гипотетические карамельки; он превратился в одно большое ухо, как иногда любил выражаться сам, проявляя крайнюю заинтересованность к собеседнику.

- В деревнях всегда так делают, совмещают прихожую с кухней. Очень практично.

Действительно, комната, где находились друзья, совмещала в себе два функциональных помещения: прихожую и кухню. Слева от двери висит алюминиевый рукомойник с размытым клеймом производителя, эмалированная раковина, на вбитом в стену металлическом, отполированном до блеска крюке висит вышитый рушник, орнамент схематично напоминает кубическое повторение листьев деревьев. На полу стоит чистое жестяное ведро; пустое, наверняка используемое для мусора или для золы. Под окном возле топчана кухонный стол ручной работы из дерева с дверцами и ящиками, сквозь слои изумрудной краски просматривается резьба, природный орнамент – витые усики, виноградные кисти, листья, маленькие и среднего размера круги с впадинами посередине. Столешницу покрывает старая клеёнка в крупную клетку с сильными потёртостями на углах; такое часто приходилось наблюдать не раз и не два Артуру во время посещения бабушки, живущей в деревне. Как упоминалось выше, окно занавешено занавесками с вышивкой. Топчан, застеленный стёганым покрывалом, две большие подушки горкой и покрытые чистой ажурной белой вязаной шалью. Напротив входа справа печь; можно топить и дровами и углём; сквозь щели в дверце пробивались лучики алого света. Над дверным проёмом, ведущим в коридор и вглубь дома, старинные часы с кукушкой; такие и сейчас иногда выпускают, изготавливая часы под старину. Всё обыкновенное, встречаемое практически повсюду в деревнях с налаженным старым бытом, но и одновременно, - Артур внезапно осознал, что его тоже что-то начинает смущать и интриговать, но вида не подал, оставив на потом разбирательства и выяснения, - что-то чужое, хотя слово «чужое» употреблено не верно, однако доискиваться до правильного было рано; именно что это «чужое» накладывало свой тяжёлый отпечаток на всё в доме.

Распространяться о своём открытии Артур не стал.

- Всё равно, здесь что-то не так, - Петька в очередной раз осмотрел кухню, даже подошёл к тёмному дверному проёму, вход в внутрь дома закрывала домотканая ткань, заглянуть не решился. – Чужое что-то, инородное… Как вырванные из песни слова…

Артур похвалил друга:

- Да ты поэт: вырванные из песни слова!

Петька на этот раз поклонился.

- Если ты не чувствуешь, то я просто ощущаю… - он пошевелил пальцами в воздухе, - нечто, что нашло отражение в каждой детали интерьера и обстановке в этой кухне.

Артур промолчал об посетивших его эмоциях.

- Кроме тепла, ничего не ощущаю, - он решил сгладить углы восприятия действительности. – Послушай совет.

- Бесплатный? – хитро улыбнулся Петька, прищурив левый глаз; он так всегда поступал, и когда признавал неправоту, и когда чувствовал победу.

- Конечно! – вальяжно произнёс Артур. – Любой совет для друга бывает исключительно и всегда только один: бесплатный. Иначе, какие же мы тогда друзья, если будем ставить меркантильность во главу угла наших отношений.

- Валяй! – разрешил Петька, продолжая щурить левый глаз, что было хорошим признаком: он поддерживает правила игры. когда-то давным-давно придуманные обоими друзьями и всегда исправно ими исполняемые.

- Будь проще!

- Всего-то! – удивился Петька.

- Мало?

Петька состроил умную мину.

- Буду, - сказал он. – Позже, - добавил немного погодя. – Когда разберусь, что здесь не так, - закончил свой монолог.

- Ещё один совет, - Артур решил немного остудить пыл друга.

- Как? Ещё?

- Больше – рекомендация.

- Слушаю, - произнёс Петька, направив взгляд в окно; а там снаружи происходило то, что видели друзья ранее: только разделяющая граница метель и ясную ночную погоду приблизилась вплотную к черте подворья хутора, и уже возле ворот проходил невидимый рубеж сражения ненастья с оставшимся мирным пространством.

Артур прокашлялся; в горле запершило, но встать и напиться воды из ведра, было лень.

- Меньше обращай внимания на любые странности. На всякие несоответствия. Интересуйся больше происходящим. Здесь и сейчас. Оно наверняка намного интереснее и увлекательнее, чем гонки неизвестно за чем и поиски того, не знаю чего.

Выслушав друга, Петька посмотрел на настенные часы. Тяжело вздохнув, будто расстался навсегда с кем-то или с чем-то дорогим его юношескому сердцу, Петька встал и подошёл к часам над проёмом. Слегка приподнялся на носочки. Долго ли, нет ли, смотрел он пристально на циферблат, следил за стрелками.

- Часы тоже неестественно смотрятся? – не сдержался Артур, но мягко, стараясь пощадить самолюбие друга.

- Часы, - согласился Петька. – Циферблат.

- Вижу старинный рисунок, - говорит Артур. – Вернее, то, что можно назвать работой под старину. Карета, домик, утопающий в зелени, из кареты выходят две фигуры. Одна мужская, другая женская.

- Стрелки, - напряжённо произнёс Петька.

- Назад пошли? – прыснул Артур. – Не хохми, ты, ради всего хорошего.

Петька сосредоточенно помолчал.

- И ради всего плохого тоже?

26

Артур решительно встал с топчана и подошёл к другу с решительным намерением, только перчатку вызова на дуэль не бросил.

- Так, серьёзно говори, что тебе здесь, - Артур обвёл рукой вокруг себя, - не нравится?

Петька промолчал.

- Сказать нечего или ничего не нравящегося нет?

Петька насупился и тихо проговорил:

- Посмотри на часы.

Артур повторно изучил древний рисунок, почти стёртый временем с поблекшего фона циферблата, но так и не смог понять, что с часами.

- Посмотрел, - наконец, сказал он.

- Они показывают двенадцать.

- А ты, какое время суток предпочитаешь ночью? – не удержался, съязвил Артур. – Двенадцать пополудни или двенадцать вечера? Часы идут? – друг послушно кивнул. – Секундная стрелка движется? Не кивай. Говори!

- Движется.

- Как ей и положено: по циферблату вперёд, как говорили в старину – посолонь?

- Ну, да, - в голосе Петьки пропала неспешность и угрюмость. – Но время! Время-то!

- Двенадцать ночи! – почти вбил каждое слово по слогам в уши друга Артур.

- Двенадцать! – едва ли восторжествовал Петька, - а на моих всего восемь!

- Напомнить, во сколько мы выехали из дому?

Петька двинул головой влево и услышал едва заметный хруст шейных позвонков.

- В шестом часу.

- Сколько времени предположительно могли простоять, увязнув машиной в сугробе? Не засекал время? Ну, так, навскидку? Сколько?

Артур подождал ответа друга, будучи уверен, что ответа не последует, и сам продолжил:

- И час, и два. Верно?

- Допускаю, - уклончиво ответил Петька, так петляют на горном склоне лыжники, во время спуска, лавируя между указательных шестов с разноцветными флажками. – Но на моих часах восемь! Восемь и ни минутой больше! Пока…

- Как аргумент – весьма убедительно, - Артур сел на топчан, скрестил на груди руки и скрестив ноги. – И как аргумент, можно предположить, они остановились.

Петька на пятках развернулся к другу.

- «Электроника», - ещё советского производства, да чтобы остановилась?! – его возмущению не было границ. – Да они, к твоему сведению, почти не сносимые. Носить, не переносить, вот!

Петька снял часы на металлическом блестящем браслете с руки и сунул часы другу под нос, мол, гляди сам, коли не веришь.

- Да они вечные! – гордо сказал Петька, – их отец носил без единой поломки со дня рождения, их ему мама подарила и тогда часы этой модели были в большущем дефиците! Когда я вырос, он их мне передал по наследству. А я их передам моему сыну!

- Очень хорошо! – похвалил Артур; пламенная речь друга его немного порадовала, и он похлопал в ладоши. – Но я хочу сказать вот, что, друг мой.

Петька приготовился выслушать новую порцию откровенных садистских опровержений. Вся его поза, выражение его лица так и говорило, так и кричало, мол, давай, критикуй, кроши в мелкую пыль все мои доводы, но я-то, уж будь уверен, я-то не сдам своих позиций, ни за что и никогда, какими бы твёрдыми ни были твои доказательства, уж моя-то точка зрения, не сойти мне сейчас с этого места, непогрешимее твоей.

Артур видел всю эту гамму эмоций и волнение, отразившееся на лице друга, но совершенно не собирался колебать трон его незыблемых убеждений, бог с ними; каждый человек с момента появления на белый свет имеет от природы априорное право на правильность своих суждений: будь то они ложные, или правдивые. Не секрет для окружающих, что его мнение имеет полное право не совпадать с точкой зрения его оппонентов; что его соображения по любому вопросу могут отличаться от взглядов на эту же проблему. Поэтому Артур на данный отрезок времени выбрал, как ему показалось, более верную и правильную, - оговоримся с его личной точки зрения, - линию поведения и не стал противоречить другу или ещё как-то выказывать ему своё поведенческое состояние. Он решил напустить туману отстранённости, не точно, но насколько это может у него получиться; это можно сопоставить с ложью: она иногда губительна, но, тем не менее, случается что, прозвучав во спасение, именно как соломинка, тонкая и непрочная что не даёт утонуть утопающему.

- Тебя, Петя, вот всякие странности и необычности в доме беспокоят, - произнёс Артур. – А следовало бы уделить внимание иному аспекту.

- Какому? – если не кол в натуральном виде, то кол в виртуальном Петька точно проглотил. Выпрямился и стал как-то даже немного выше, чем есть на самом деле.

- Такому.

- Очень интересно, - кол из спины у Петьки не ушёл, и в голосе прибавилось решительности. – Что же так сильно беспокоит тебя, позволительно узнать, мой умный и скептичный господин?

Артур посмотрел на входную дверь, за которой скрылась хозяйка дома и уже довольно приличное время назад не возвращалась; хотя как было сказано кем-то очень грамотным и умным, что время это такое состояние, что к нему не применимы определения долго и быстро; просто бывает момент затянувшегося ожидания ил ускоренного исполнения.

- Меня беспокоит то, почему хозяйка долго не возвращается.

Взрывоопасным, по сути, является не только химическое вещество с присущими ему взрывчатыми свойствами; взрывоопасной бывает накалившаяся до определённого предела атмосфера во время диспута или спора. Вот именно такая атмосфера – взрывоопасная, вибрирующая, балансирующая на тонкой грани между быть или не быть, но не перешедшая в активную фазу детонации и разрушения всего вокруг возникла и понемногу накалялась между друзьями.

27

Момент взрыва бризантного вербального вещества пресекла хозяйка дома.

Как и все миротворцы, она не стараясь и не собираясь этого делать, сохранила то зыбкое состояние мира, которое будучи плохим, всё же лучше хорошей ссоры.

Хозяйка вошла, и из сеней вместе с ней в кухню ворвался, клубясь и тая на глазах, белёсый вал морозного пара. Она поставила на плиту небольшой чугунок (Петька взглядом семафорил другу, мол, чем не доказательство необычности – вместо привычной кастрюли чугунок!) с крышкой; убрала два сегмента из конфорки и окунула в жар печи суженую часть посуды.

Вместе с этим она посмотрела на разгорячённых спором друзей таким тёплым взором своих карих глаз, как обычно смотрят на любимых внуков бабушки, с нежностью и любовью, присущей только им.

- Всё спорите? – усмехнулась она и поправила гребень на голове.

Друзья поддались гипнозу её глаз, и кивнули одновременно.

- Вы тут давеча (Петька снова просемафорил взглядом – давеча!) обмолвились, что едете на соревнования? - спросила она, скрестив пальцы рук ниже груди.

- Да, - ответил Петька, а Артур кивнул пару раз.

- Время сейчас такое… Непонятное, что ли… По другому-то и язык не поворачивается произнести…

- Почему? – смело спросил Петька.

Хозяйка дома еле заметно пожала плечами, шаль с плеч чуть сдвинулась на предплечье и она ловко поправила её и снова заговорила, размеренно и плавно.

- Да, сейчас время такое пришло, что все во всём соревнуются: кто в силе и в ловкости, кто в уме и в хитрости, кто в подлости и коварстве, - она высказалась одним духом и остановилась, переводя дыхание, оно у неё немного сбилось, лицо разрумянилось и посвежело и на короткий миг друзья смогли не то, что рассмотреть, это уж удалось бы им вряд ли, а увидеть, каким привлекательным было лицо у хозяйки дома в молодости.

- А кто соревнуется? – так и не понял Петька. Посмотрел на женщину, затем на друга. – И с кем?

- Да разве уж не понятно? – как о весьма обыденном и понятном произнесла она, не вдаваясь в подробности объяснений.

Друзья слаженно отрицательно покачали головами.

- Ну, - как-то вовсе уж по-домашнему произнесла она, - раз не понятно... Значит оно и не нужно.

Сказала и снова вышла в сени; дверь хлопнула; морозный пар ворвался в кухню и как в предыдущий, раз быстро растворился в тепле помещения, оставив после себя приятный морозный аромат.

- Чугунок! – пальцем указал Петька на плиту. – Вместо кастрюли!

- Да угомонись же ты! – не сдержал экспрессии в голосе Артур.

- Да ладно! А «давеча»! – Петька с таким видом посмотрел на друга, будто в тысяча первый раз открыл доколумбовую Америку и в тысяча первый раз чувствует себя первооткрывателем.

- «Давеча», - повторил Артур. – Слово. Просто слово. Обычное.

- Так не говорят!

Артур стукнул себя по коленке.

- А здесь говорят! Может, где-то оно вышло из употребления, как выходят многие слова, их заменяют одним с большим смысловым оттенком, а здесь осталось. И, кстати сказать, и заметить тебе на будущее, мы многое теряем, упуская эти слова. Мы обедняем свою речь. Скоро как в фильме «Кин-Дза-Дза» разговаривать будем: или «ку» или … забыл, как там…

- Не важно, - прокомментировал Петька и добавил: - Если честно, сам не помню…

На этот раз женщина вернулась быстрее. Она несла в каждой руке по большой глубокой терракотовой миске, по окружности каждой витиевато вился какой-то орнамент в виде птиц и волн, но птицами можно было их назвать с большой натяжкой при весьма раскрепощенном воображении.

В одной миске матово блестели в свете лампы красные бочковые помидоры и притягивали взгляд тёмно-зелёные огурцы; они источали такой аромат солений и специй, что друзья почувствовали острый приступ голода и обильное слюноотделение во рту.

Вторая миска была полна нарезанными крупными кусками сала с прослойкой и очищенными мелкими луковками и дольками чеснока, они лежали по окружности миски.

Поставив снедь на стол, женщина вынула из стола плетёнку из ивовой лозы с хлебом, покрытую льняной салфеткой, как и все вещи из материала, она тоже была расшита немудрёным узором и орнаментом.

- Что застыли, ребята? – закончив с нехитрой сервировкой, спросила она. Указала головой на рукомойник: - Быстро мыть руки и за стол.

Артур осмотрел маринованные овощи и сало, втянул воздух с наслаждением и с упоением произнёс:

- Бог ты мой, как вкусно пахнет!

Друга поддержал Петька, желудок внутри него бунтовал против голода и требовал, чтобы выставленное на стол немедленно было испробовано и съедено.

- Как же всё аппетитно!

Хозяйка им напомнила про мытьё рук и друзья по очереди вымыли руки. Вытирая руки рушником, Артур спросил:

- Бабушка, в чугунке борщ?

- По запаху догадался? – улыбнулась женщина.

- А по чему же ещё! – открыто улыбнулся Артур. – А сметанка к борщу будет? – и быстренько потёр ладонями, предвкушая сытость домашней вкусной еды.

- Да не слушайте вы его, - вставил Петька. – Без сметаны обойдётся! Ишь, ты кот!

- Сметана домашняя, - обрадовала сообщением ребят хозяйка. – Сейчас принесу.

Женщина вернулась с эмалированной кастрюлькой.

- От аромата аж желудок сводит! – Петька потряс плечами.

- Моя стряпня всем нравилась, кто бы её ни дегустировал, - не хвалясь, сказала хозяйка дома и разлила по глиняным тарелкам, не уступающим размером и объёму мискам с овощами и салом, борщ.

Артур уселся за стол. Взял ложку. Чмокнул.

- Вот и мы сейчас продегустируем! С превеликим удовольствием!

Петька сел и без лишних слов начал аппетитно уплетать сало с овощами, не забывая о супе.

- Ешьте, ребята, не стесняйтесь, - произнесла довольная словами гостей хозяйка. – Пока не остыла.

С набитым ртом Петька проговорил, глотая окончания слов:

- Люблю… повеселиться…

28

Ужин, отварной картофель с тушёной морковью Ангелина Фёдоровна разложила на две тарелки отварной картофель и отнесла в зал.

Тарелку с жареными котлетами поставила рядом.

Хлеб в их семье ели мало, Ангелина Фёдоровна соблюдала диету и считала каждую калорию и всегда говорила, что в хлебе их больше всего, а муж тот вообще мог обходиться без хлеба, ел хлеб в основном, сын, поэтому хлеба на столе не было, а ведь он, говорят, всему голова.

- Витя, да отвлекись ты от своего телевизора!

- Чую, чую, как аппетитно пахнет картошечка с котлетками, - весело ответил ей муж. – Сейчас, самое главное не упустить, что там творится в мире.

Ангелина Фёдоровна мотнула головой, ей всегда не был понятен интерес мужа к происходящему где-то далеко, где им – в тех далёких, прекрасных краях - при самом большом напряжении воображения не бывать ни разу в жизни, к чему вот эта не показная, уж она-то за двадцать лет совместной жизни своего мужа изучила, как лоцман карту бухты, а самый что ни на есть живой интерес: к чему тяга знать заботы иностранного государства, когда в своём родном порядок навести некому.

Нет, конечно, она не была против этих всех вечерних просмотров. Иногда и сама с нескрываемым любопытством смотрела происходящее на экране телевизора. Задавала мужу вопросы, на те, её любимый Витя с удовольствием отвечал, пояснял некоторые тонкости в политическом укладе страны, где он их раскапывал, ей не было интересно. Она, как и её мать любила индийские фильмы. Она была на них воспитана. Всё, связанное с проявлением эмоций, чувств, всплеском неожиданной радости, ручьями слёз, клятвенных заверений в любви и особенно, что имело отношение к встрече после долгой разлуки с жаркими лобзаниями – это было её; книги, толстенные любовные романы прочитывались за ночь на одном дыхании и повторно перечитывались. И драматические мыльные оперы, сначала латиноамериканские, а затем и свои родные русские просматривались по многу раз. Со слезами на глазах и волнением в груди.

Общаясь с подругами, она делилась с ними своими заботами и печалями; всегда вставляла фрагмент о политических и международных интересах мужа. Так вот, её подруги искренне недоумевали, почему её это так волнует. Отвечает на вопросы, на которые их мужья и двух слов связав, ответа не дадут. А уж если комментирует действия заграничных политиков и имеет свою точку зрения, то и вовсе прекрасно. Пусть и дальше смотрит в телевизор, а не в бутылку. Ангелина Фёдоровна не соглашалась с ними, но не вслух. Вслух, означало обидеть подруг, а она с ними ссориться не хотела. С некоторыми из них дружила если не со школьной поры, то с счастливой поры детского сада.

- Дрянь, а не мужик! – с аффектацией высказался Виктор Геннадьич о каком-то выступавшем мужчине по телевизору и спросил: - Геля, а где рюмочка? Спору нет, мне нельзя много, понимаю, здоровье не то, давление мучает, но повод-то какой есть! Не хочешь спросить-поинтересоваться какой?

- Какой повод, Витя?

- Вот эти… - он нелицеприятно и почти нецензурно высказался в сторону одной страны, - решили, что поймали страуса в небе, а вышло…

Ангелина Фёдоровна поставила на стол две рюмки и водку в графине.

- Садись, Витя! – сказала она. – Я налила.

Виктор Геннадьич сорвался с дивана и сел на стул, придвинувшись почти вплотную к столу.

- Огурчики принести? – поинтересовалась жена.

- Не надо! – Виктор Геннадьич поднял рюмку. – Ну их всех… Давай выпьем за нас с тобой и за нашего сына!

Закусывая морковкой, Виктор Геннадьич продолжал говорить с набитым ртом, - хотя жена не единожды делала замечания, что с набитым ртом говорить неприлично, а он отвечал, смеясь, что мама и бабушка ему об этом говорили, а вот он, негодяй такой, постоянно это забывает, - что пора бы сыну позвонить.

- Мы-то сейчас ужинаем, - заметила жена, больше ковыряясь в тарелке, чем кушая. – А вот они…

- Геля! – постарался успокоить жену Виктор Геннадьич и положил ей ладонь на плечо. – Не начинай, Геля. Петька парень взрослый, почти мужик.

Ангелина Фёдоровна с тоской посмотрела на мужа.

- В том-то и дело, что почти мужик… - сказала и отложила вилку. – Кусок не идёт.

- Да почему?

- Чем они там питаются? – на глазах Ангелины Фёдоровны показались слёзы, увлажнившись, они стали ещё красивее и Виктор Геннадьич залюбовался женой.

- Не беспокойся понапрасну, Геля!

Но Ангелина Фёдоровна не успокаивалась; материнская натура не смириться даже с мыслью о том, что любимое дитя, давно перешагнувшее возраст двадцатилетия, будет в чём-то нуждаться.

- Говорила же ему, Петенька, сынок, возьми с собой бутерброды, чай в термосе. Перекусите в дороге. Пирожки с капустой напекла. Он отказался. Сказал, что, как-нибудь не оголодав и не отощав, до места доберутся. А там поужинают. – Ангелина Фёдоровна вытерла слёзы. – И смеётся всё; всё ему нипочём.

- Сын в этом отношении у нас с характером, - с гордостью произнёс Виктор Геннадьич; то, что он с характером, говорили все вокруг, и он об этом прекрасно знал, но сам старался себя не нахваливать.

- Весь в тебя, - добавила Ангелина Фёдоровна. - Говорит, мама Артуру наверняка соберёт перекус, зачем набирать, если всё не съедим. Я ему говорю, мол, если мама Артура не соберёт, что тогда? Голодными будете, что ли? А он мне важно отвечает: мам, не переживай, десять вёрст не крюк, двести километров не расстояние. К чему, вот, к чему он это сказал!

Виктор Геннадьич усмехнулся и налил себе ещё полрюмки под осуждение жены.

- К чему он это сказал, Геля? – он выпил и вилкой подцепил кусочек котлеты. – К тому, что сейчас почти на каждом километре какая-нибудь забегаловка при заправочной станции есть. Там и перекусят при необходимости. Я, если хочешь знать, в молодости мог днями не есть. И хоть бы хны!

- Уж кому не знать, как не мне, - Ангелина Фёдоровна горько вздохнула и помешала вилкой в тарелке картофель. – Одно слово: упёртый.

Виктор Геннадьич от удовольствия покраснел, его распирало от удовольствия, когда сравнивали его и сына, и погладил себя по животу, сытость и тепло приятно разливались по телу.

- Ну, так, чья порода…

29

- Вкусно, мальчики?

Хозяйка дома с улбыкой наблюдала за тем, с каким аппетитом друзья уплетают угощенье.

- Ещё как, - похвалил Артур, проглотив пищу.

Петька высказался с набитым ртом, он в этом отношении был полной копией отца.

- Почти как дома.

Артур заметил другу, наклоняясь к нему над столом:

- Да ты прожуй сначала, прежде чем отвечать.

Хозяйка сделала вид, что не заметила маленькой перепалки друзей.

- Добавки хотите?

Артур вежливо отказался.

- Спасибо, бабушка. Наелся. Не привык с полным желудком ложиться спать. Уснуть бывает трудно.

Петька с радостью согласился.

- А я вот не откажусь, - протянул он тарелку хозяйке дома, игнорируя укоряющий взор друга. – Налейте, бабушка, добавочки!

Хозяйка рассмеялась словам Петьки и потрепала его по волосам.

- У тебя хороший аппетит, внучок.

Как новый пятак, засветился лицом Петька и выпятил грудь.

- Не жалуюсь, - важно произнёс он. – Никогда на отсутствие аппетита не жалуюсь. Маме тоже нравится, когда я встаю из-за стола, оставляя пустой тарелку.

Артур рассмеялся.

- Он у нас, бабушка, большой любитель покушать. За уши от стола не оттащишь.

Хозяйка дома с большим и нескрываемым интересом посмотрела на Артура.

- Что в этом плохого? – спросила она Артура. – Мне нравятся мужчины с прекрасным аппетитом. Ведь недаром говорят: кто, как ест, тот так и работает. Глядя на вас, судить, не берусь, но и трудно сказать, что вы работники плохие. Вон, какие крепкие и здоровые парни. Кровь с молоком, в старину про таких говорили.

Петька поддакнул, что всё правильно; Артур всё же счёл нужным сказать:

- Смотрите, бабушка, как бы он все ваши припасы не опустошил.

Очень спокойно, почти не беспокоясь, хозяйка дома ответила Артуру на его слова:

- А по поводу припасов не переживайте, живём не бедствуем, слава богу.

- Вы не слушайте его, бабушка, - заговорил Петька, принимая тарелку с добавкой борща. – Он просто завидует моему аппетиту.

Артур сидел, отдыхал после ужина. Петька доедал борщ. Вдруг хозяйка дома снова засуетилась. Встала из-за стола. Убрала посуду. На предложение Артура посидеть и отдохнуть, отказалась.

- Сейчас я вам, мальчики, чаю налью, - женщина поставила чайник на плиту, и скоро он засвистел, закипая. Из жестяной банки, взятой из стола, она насыпала заварку в запарник. Дождалась, когда чайник вскипит, тонкой струйкой медленно влила в него кипяток, закрыла крышку, сверху накрыла колпаком из плотной материи. – Минутку погодите, заварится.

Артур сказал, что они никуда не торопятся, но по виду женщины понял, его слова прошли мимо неё, она задумалась на мгновение, на лицо легла тень каких-то забот и быстро ушла. Женщина поставила на стол чашки, разлила заварку и налила кипяток. Поставила в креманках вишнёвое и малиновое варенье.

- И вы к нам, бабушка, присоединяйтесь, - попросил хозяйку Артур. – Ужинать отказались, так уж чаю попейте. Пожалуйста!

Хозяйка дома улыбнулась и поставила третью чашку для себя.

- И себе налью тоже, - произнесла она. – Почаёвничаю с вами. Варенье берите. Не стесняйтесь. Есть медовые соты, но они старые.

- Бабушка, - Петька был в своей роли, - я конечно не сладкоежка, но от сладкого не откажусь. Всё, что предложите, - он указал на стол и варенье, - съем.

Артур пнул друга под столом и на его ответный взгляд, сказал:

- Скромнее, Петь. Ты ведь не дома, в гостях.

Хозяйка укоризненно посмотрела на Артура, и ему стало вдруг не по себе под её взглядом. Будто стянул серебряную ложечку на долгую память о своём визите.

- Я это к тому…

Но хозяйка его перебила:

- Извините, мальчики, но вы нас не объедите. Кушайте, не стесняясь.

Петька не понял слова «нас», а вот Артура оно насторожило: какое может быть «нас», когда кроме хозяйки дома никто второй даже не подал признака своего существования; он взял это на заметку и незаметно посмотрел на дверной проём, стараясь разгадать, что же за ним укрыто.

Естественно, хозяйка тоже обратила внимание, на чём заострил интерес Артур; но виду не подала. Продолжала вести себя как будто ничего не произошло; а ведь и в самом деле, пока ничего не случилось.

Зато соловьём заливался Петька, прихлёбывая чай с блюдца, - тоже купец выискался, подумал о друге Артур, но повторять за ним не стал, хватило того, что так пила чай и хозяйка.

- Вкусный чай! – похвалил Петька, утирая со лба выступивший пот рушником, ему его подала хозяйка. – Давненько такого не пил. Индийский? – обратился он к хозяйке.

- Да.

- Настоящий?!

- Конечно, - невозмутимо ответила хозяйка, допила чай из блюдца и поставила его на стол. – Вы ещё какой-нибудь индийский знаете? Если знаете, поделитесь, с удовольствием выслушаю!

- Как понять настоящий? – спросил Артур, что-то ему показалось наигранным в словах хозяйки дома. – Может, объясните?

- Из старых запасов, - также спокойно пояснила она.

- Старых? – уже заинтересованно поинтересовался Артур.

- Да, - лаконично ответила хозяйка.

- Старых… - повторил задумчиво Артур, - это как же получается – старых, - и, неожиданно для себя, спросил: - Из дореволюционных, выходит, что ли?..

30

Огромное несчастье прокатилось по всему миру от сухого выстрела из пистолета, прозвучавшего далеко от границ царской империи. Отзвук того выстрела, его эхо всколыхнуло великие массы людей и пришли они в движение.

Докатилось оно и до России-матушки, народ которой безотчётно любил своего богоносного царя-батюшку, сам об этом не ведая, и богоносный царь-батюшка пребывал в блаженнейшей уверенности, что его любит им любимый народ.

Ещё продолжали петь хвалебные песни царю, а шквал беззакония расходился кругами из того места, куда упал камень государственного нигилизма.

Ещё звучали пламенные слова о вере и Отчизне, но шальные пули горьких ненастий залетали в пределы домов и смертельно ранили живущих.

Ещё все жили в прежнем состоянии, не подозревая, что ледяной ветер перемен надолго затушит огонь в очаге и не во всех жилищах он запылает снова.

И начались преследования, свойственные времени перемен. Кого-то преследовали одни несчастья, и лил осенний дождь на его нагое тело. Кому-то вертихвостка удача наступала на пятки и осыпала потоком кратковременных капиталов и состояний. Кто-то притягивал к себе горе и глаза его слепли от них. А кому-то ярко солнце светило и грело даже в самый морозный день.

Мир перевернулся. Мир обратился. Мир перестал существовать.

Началось новое в истории человечества перемещение гигантских людских потоков с одного места на другое. И замутились воды реки жизни и, как известно, ловкачи и хитрецы, умудрялись ловить несметные богатства в этих мутных водах.

Кто-то, собрав весь скарб, со слезой на очах двигался по выжженным огнём бедствия дорогам. Скитался. Находил приют. Создавал новые семьи. Терял родных и близких. Погибал от руки лихих людей. Или же сам брал в руки кистень и шёл на лихой бандитский промысел, искать фарту на широких земных путях.

Не все срывались с мест. Находились и такие, кому нечего было терять на родном месте, но и в поисках лучшей доли не стремились покинуть родные пенаты. Вразумлялись словами мудрости: дома и горький хлеб сладок, на чужбине и мёд горек.

Приспосабливались оставшиеся люди на родном месте к обстоятельствам. Весной пахали землю и сеяли хлеб, семена надёжно припрятанные ждали посевной. Рожали детей, забота о потомстве отвлекает от худых дум. Заводили скотину и домашнюю птицу. Жили, не смотря на все усилия смерти, прибрать их к своим рукам…

Шёл девятнадцатый год нового двадцатого столетия.

Свергнутого царя если кто и вспоминал, то большей частью вскользь. Поминали его словами тихими, не всегда благоприятными, но откровенно верными. Старались вслух при посторонних не распространяться о прелестях прежней жизни при царе, поскольку многие на своём хребту прочувствовали позже, что было что-то не так в государстве родимом, раз уж так повернулась судьба к народу, и отвратил лице своё бог от четы царской.

На своём дальнем хуторе Генриетта Марковна с мужем Степаном Дмитричем жили как бы в стороне от всех дорог, по которым неслись вскачь дикие орды новых варваров. Жили одни. Бог не порадовал их детьми и потому некогда великие планы построить большой двухэтажный дом с надворными постройками не воплотились в жизнь. Первенец мальчик и второй ребёнок девочка появлялись на свет болезненными и хилыми и короткий отрезок жизни своей они проживали, не познавая радости и во сне уходили младенцами, не прожив и двух месяцев. Обращения к докторам за помощью успехов не приносили. Отвечали: пока что мы не в силах как-либо вам помочь в вашей беде. После очередного выкидыша, третьего Генриетта Марковна понесла через два года после кончины девочки, как порекомендовали доктора, не обнадёживая, но рекомендуя дать организму отдых, может и будет благополучным исход, Генриетта Марковна и Степан Дмитрич по недолгому рассуждению решили судьбу больше испытывать. Степан Дмитрич больно боялся за здоровье жены, оно после выкидыша сильно пошатнулось; жена три весенних месяца и половину лета провела в постели и только ближе к осени, в конце августа, когда осенние ветра позолотили листву на деревьях, Генриетта Марковна вышла на улицу и в тот же миг с неба пролился дождь со снегом. Необычное явление, белый снег на золотых листьях можно было с полной уверенностью посчитать знаком, или добрым, или ещё каким. Но Генриетта Марковна, поддерживаемая под руку мужем, сочла это очередной прихотью природы и её чудным капризом.

Так и зажили дальше одни на хуторе. Вели хозяйство. Разводили домашнюю птицу, продавали на рынках, свиней выкармливали на мясо и сало, и тоже реализовывали через скупщиков, небольшая отара овец обеспечивала шерстью, её Генриетта Марковна научилась прясть и сучить и из неё же вязать носки да варежки, а иногда даже бралась за свитера; очень тёплой была эти изделия; из выделанных овечьих шкур шили зимнюю одежду: для себя и на продажу.

Доход был невелик, но им двоим хватало.

Не бедствовали, но и не выставляли напоказ роскошь, как некоторые из соседей, более зажиточные и богатые. Случалось, помогали нищим. Некоторых принимали на зиму, в основном шли эти бедолаги после праздника Покрова, когда утром землю твёрдой коркой схватывал крепкий морозец и иногда не отпускал по два-три дня.

Мужики из нищих помогали по хозяйству, им выделяли одежду и кормили. Но за общий стол не садили, кормили за отдельным, но в одной комнате. Мужики работали в свинарнике, убирали двор, заготавливали дрова; в хозяйстве редко выпадает день, когда заняться нечем.

Если привечали нищенок, то обмыв и накормив, предлагали работу по дому. Не обижали ни словом, ни делом.

Однако же с наступлением весны, когда и снег ещё не успевал сойти, и только-только начинали петь ручьи, в проталинах пролагая себе путь, нищие уходили в свои очередные странствия. Кланялись в ноги хозяевам хутора, благодарили за хлеб да соль, и уходили с некоторым запасом пропитания, провиантом им обеспечивала сердобольная Генриетта Марковна.

Таким чередом и шли годы жизни Генриетты Марковны и Степана Дмитрича.

Лютая зима с метелями да буранами сменялась яркой солнечной весной. Распускались почки на деревьях, покрывались зелёным ковром поля и луга, расцветали луговые цветы, радуя взор человеческий пёстро расцветкой. Шумели половодьем реки, высокие воды меняли иногда лик земли.

В одну из таких буйных вёсен вышедшая из берегов река, снегу в ту зиму намело столько, что подолгу ни на один хутор не могли пробиться на санях закупщики сырья и продуктов, а также продавцы разного товара, необходимого в быту, подмыла берег, где находилось кладбище и на котором были похоронены малолетние детки Генриетты Марковны и Степана Дмитрича, и чёрной водой смыло большую часть захоронений и унесло многие гробы невесть в каком направлении; долго потом находили человеческие останки за много вёрст ниже по течению реки.

Вот тогда-то, после осмотра того, что осталось от кладбища, Степан Дмитрич сообщил жене, что быть большому несчастью.

Так и вышло. Началась мировая война. Степана Дмитрича посчитали негодным ни к строевой, ни к обозной службе. Он остался дома. Но это никак не повлияло на ход мировой истории.

Маховик бед и злополучий раскручивался с каждым днём всё сильнее и сильнее. В воронку лихих событий попадали и в ней пропадали навечно не только люди, в ней исчезали прежние устои, на которых зиждилась жизнь, и канули в небытие целые государства.

В тот год закончилась тихая и счастливая, как считали Генриетта Марковна и Степан Дмитрич, их хуторская налаженная жизнь.

31

Истинность постулата о том, что ничто не вечно, Игнат Маркелыч, торговец в третьем поколении узнал на собственном опыте, когда внезапно окончилась спокойная и мирная жизнь, и над страной распростёр чёрные крылья беды чёрный ворон.

Налаженная торговля в городе в трёх магазинах и в нескольких крупных сёлах, перешедших по наследству от отца, рухнула. Происходило это не сразу, в одночасье: совершалось это постепенно. День за днём. Будто кто-то невидимый и сильный решил изменить прежнее течение событий и действовал по разработанному им плану.

Руководствоваться упадническими настроениями Игнату Маркелычу не позволяла деятельная натура. Он не мог сидеть на месте, сложа руки и спокойно созерцать, как рушится создаваемое его дедом и отцом и продолжаемое им, Игнатом Маркелычем дело.

Если торговля в городе падает, покупатель забывает дорогу в твою лавку, значит нужно идти к покупателю; это раньше за покупками приходили к нему и несли свои деньги горожане и жители ближайших сёл и деревень, а также хуторов и был это самый счастливый период в торговле. Но чаша весов удачи, - удача всегда переменчива, - склонилась в другую сторону, нужно искать выход.

После недолгих размышлений нашёл его; Игнат Маркелыч решил, - страх и риск, конечно, присутствовал в этом им затеваемом мероприятии, куда без этих постоянных спутников торговли, идти самому к покупателям, доставлять товар первой необходимости прямо к подворью: от продуктов питания до мануфактурных изделий.

Безусловно, его могли ограбить, мелкие и крупные банды любителей лёгкой наживы да охочих до чужого добра появились даже быстрее, чем пришло лихое время. Такие предприимчивые дельцы и крайне сообразительные персоны всегда действуют на опережение.

Но не зря гласит народная пословица: волков бояться, в лес не ходить.

Игнат Маркелыч волков не боялся: зимой исправно несколько раз со знакомыми купцами ездил на волчью охоту и без трофея домой не возвращался: в спальне на полу и стене висели три волчьих шкуры. Конечно, человек – зверь куда как опаснее волка, но и на этого зверя тоже найдётся своя узда или пуля, это уж как повезёт.

И поехал Игнат Маркелыч с нагруженной телегой в поисках утерянного купеческого счастья и одновременно приключений.

Коли счастье есть на белом свете, то оно никуда от своего хозяина не денется, а коли уж решит с ним поиграть в прятки-догонялки, то поиграется, поиграется да утишится и к хозяину вернётся.

Так вышло и с Игнатом Маркелычем. Стоило ему выехать в неизвестный путь, как в первом же селе его приняли с любезностью; обрадовались товару и его ассортименту; а выпало время остаться в селе, переночевать в тепле, так пригласили его на ночлег. И почти так или с небольшими изменениями происходило это почти в каждом селе, деревне или хуторе. Появились свои постоянные покупатели; они ждали его с товаром, он вёз уже не что-то наобум, лишь бы продать и получить наваристую жирную копейку; он вёз строго заказанный товар.

Таким образом, торговое дело его не загнулось, а приобрело новое устойчивое положение.

Один минус всё ж таки присутствовал: товара становилось с каждым днём меньше, и всё труднее было выполнять заказ. Через три года Игнат Маркелыч торговал, чем придётся; и этому был несказанно рад. И в своих купеческих поездках приходилось уезжать всё дальше и дальше, как сам говаривал: почти к черту на кулички.

В одну из таких дальних поездок по местам, о которых прежде и слыхать не слыхивал, но знал, что Нерчинская губерния не оканчивается бездонной пропастью, а есть ещё земли и неизведанные пространства, заехал он на хутор к Генриетте Марковне и Степану Дмитричу…

32

Погрузнел и потяжелел за прошедшее время Игнат Маркелыч; годы сыпанули на виски снежной позёмки; но исправно нагрузив телегу добром, он выезжал в путь, осенив себя и телеги с товаром крестным знамением и помолившись богу.

Ещё издали он заприметил знакомые очертания хуторских построек и быстрее направил лошадку к месту, ускорив её бег частым поглаживанием кнута по её крупу.

Ездил с недавних пор, а именно с прошлого года с помощником, мальчишкой двенадцати лет Митькой; был Митька глух после перенесённой тяжёлой болезни, но, слава богу, только этим и отделался, хотя и поговаривал матери городской доктор, что сынишка её почти, что не жилец. Мол, если и выкарабкается из жутких холодных лап смерти, то это будет чудо. И оно, чудо, свершилось. Митька выкарабкался. Жизнь не захотела сдаваться без боя, не пожелала покинуть молодое сильное тело, полное энергии. Только глухота поселилась в его голове. С появлением помощника Игнат Маркелыч выезжал на торговлю на двух подводах.

Вот и хутор. Ворота раскрыты. Хозяев не видно. Куры пасутся во дворе; клюют что-то, выискав в земле; вдали слышно блеянье коз и знакомый дух из свинарника висит в летнем жарком полуденном воздухе.

Остановив телегу возле ворот, Игнат Маркелыч слез с неё, поправил брюки, заправленные в сапоги, одёрнул пиджак, снял фуражку, вытер выступивший пот, подошёл к воротам, постучал кнутовищем по одной створке, затем громко крикнул:

- Эй, хозяева! Отзовитесь!

На крик из дома вышла Генриетта Марковна, отряхивая руки от остатков муки; она решила приготовить вареников с картошкой и заканчивала месить тесто, когда через открытое окно сначала увидела купца с товаром, а затем услышала его окрик.

- День добрый, Игнат Маркелыч! – прикрыв рукой глаза от солнца, поприветствовала она купца.

- День добрый, хозяюшка! – ответил Игнат Маркелыч и направился к дому.

Пройдя через двор, Игнат Маркелыч остановился возле крыльца.

- Как всегда, с товаром? – спросила Генриетта Марковна, прищурив глаза, рассматривая гостя.

- А как иначе, хозяюшка, - ответил Игнат Маркелыч, поддерживая беседу, ритуал, от которого никуда не уйти, если хочешь сбыть товар, поговори с потенциальным покупателем.

Жестом руки Генриетта Марковна пригласила Игната Маркелыча сесть на лавку в тени дома.

- Вид, смотрю, усталый, - заметила Генриетта Марковна купцу. – Побледнели или показалось.

Игнат Маркелыч водрузил на голову шляпу.

- И показалось, и устал в пути, – ответил он степенно, нельзя ни в коем случае показывать покупателю, что с твоим здоровьем неполадки. – Да и жарит солнышко так, что мочи нет.

- Может, кваску отведаете, Игнат Маркелыч? – живо поинтересовалась Генриетта Марковна. – Свежий, прохладный, бодрящий! А!

Игнат Маркелыч резко махнул рукой, выражая согласие.

- Давайте кваску! – рассмеялся добродушно он, движением руки колыша на груди рубашку. – Ежели свежий и холодный! Что ж кваску-то не отведать!

Генриетта Марковна ушла в погреб и вернулась с кувшином, тот покрылся на солнцепёке густой прозрачной росой по бокам. Протянула его гостю.

- Так и пейте из кувшина, - посоветовала она, заметив замешательство гостя. – Из кувшина квасок-то вкуснее кажется, чем из кружки!

Игнат Маркелыч одним махом, конечно, не опорожнил кувшин, в молодости трёхлитровый кувшин опорожнял, губ от края не отрывая и дыхание не переводя, но добрую половину отпил. Отстранил ото рта и перевёл дух.

- Хорош квасок, хозяюшка, - похвалил он и посмотрел по сторонам. – А что же это я мужа вашего не вижу?

Он сразу сообразил, спросив о муже, что задал нетактичный вопрос, но отступать было поздно.

- Заболел муж, - с поникшим лицом ответила Генриетта Марковна.

- Давно?

- Почитай, вторую неделю лежит, - сказала Генриетта Марковна тихим голосом. – Как разгрузил телегу с мешками с пшеницей, сразу пожаловался на боль в спине. Лежит в доме.

- Растираете?

- Да.

- Помогает?

- Слабо.

- Чем, если не секрет, растираете? – спросил Игнат Маркелыч, держа наготове рецепт, коим врачевала его хвори его супруга.

- Да народными средствами всё, - отговорилась Генриетта Марковна таким тоном, что Игнат Маркелыч решил сразу больную для женщины тему не развивать.

- А я вот как всегда с товаром, - сказал он и указал рукой в направлении двух телег. – Сидя на месте ничего не заработаешь.

Генриетта Марковна кивнула.

- Да, под лежачий камень вода не течёт, - произнесла она и спросила: - Как торговля, Игнат Маркелыч? Хорошо идёт?

Игнат Маркелыч посмотрел, куда можно поставить кувшин с напитком, и отдал его хозяйке хутора, она протянула руки и взяла наполовину полегчавшую посудину.

- Бог с вами, Генриетта Марковна! – тяжело вздохнул Игнат Маркелыч и перекрестился, была у него такая привычка, когда нужно было говорить о чём-то тяжёлом и неприятном, он крестился, глядя вверх в небо. – Какая нынче торговля… - он махнул рукой. – Слёзы… Все экономят на чём можно, да и понять-то их легко… Берут исключительно самое необходимое да ещё с большим запасом… Время-то сейчас, прости господи, непонятное…

Генриетта Марковна посмотрела на гружёные добром телеги.

- Ваша правда, Игнат Маркелыч, - согласилась она с болью в голосе. – Ваша правда…

Игнат Маркелыч продолжал своё:

- Куда ни приедешь, всюду говорят об одном и том же: то того ограбили, то там дом подожгли, то на том подворье хозяев расстреляли…

- А с другой стороны, - философски проговорила Генриетта Марковна. – Время всегда одинаковое.

- Это уж как посмотреть, - не согласился со словами женщины Игнат Маркелыч. – Времена они может и одинаковые, спорить не буду, не так уж долго живу на божьем свете, и судить не берусь, но были же ведь и стабильные и счастливые годы. Были ведь?

Генриетта Марковна усмехнулась.

- Конечно, были! И обязательно вернутся!

Игнат Маркелыч заохал и снова перекрестился.

- Ваши бы слова да богу в уши! – с надеждой произнёс он и пожаловался на погоду: - Лето нонче-то как разгулялось, солнце так и жарит, так и жарит, будто сжечь хочет всё вокруг.

Игнат Маркелыч снял фуражку, платком вытер испарину со лба.

- Жарко! – констатировал он, - и никуда от неё не спрячешься, коли едешь на телеге посреди степи. Большое везенье, если дорога пролегает вблизи небольшого лесочка или дубравы. А ещё большее счастье, если дорога тянется посреди молодого сосняка. – Он мечтательно закрыл глаза, и лицо его мгновение преобразилось, помолодело немного, разгладились морщины, он чему-то, видно, что-то приятное вспомнив, улыбнулся. – Если трясёшься в телеге посреди березняка, то так и тянет остановиться, слезть с телеги, отдохнуть немного. Лечь на травушку зелёную. Послушать, о чём там переговариваются меж собой берёзоньки, шёпотом их успокоиться.

Генриетта Марковна похвалила гостя.

- Да вы просто-таки романтик, Игнат Маркелыч, - улыбнулась она понравившимся ей словам. – А на вас-то глядя даже трудно об этом подумать. Слушаю вас и диву даюсь, откуда такая вот романтика может быть у человека, чья деятельность связана с цифрами, с деньгами, с постоянными заботами о приобретении товара и об его реализации. Я думала, вы насквозь прагматичный человек.

Слова женщины пришлись по душе Игнату Маркелычу.

- Признаюсь как на духу, - приложил мужчина правую руку к сердцу, - признаюсь вам, есть у меня такая вот маленькая слабость. Конечно, вы сто раз правы, когда голова забита цифрами и деньгами, отчётами и заботами, где подешевле приобрести товар, конечно, места настоящей романтике нет, где уж ей, грешной-то, взяться. А вот же посещают иногда мысли…

- А вы писать не пробовали? – спросила Генриетта Марковна и добавила наставительно: - Мне кажется, у вас очень даже прилично может получиться.

От похвалы Игнат Маркелыч покраснел больше, нежели от солнечной жары.

- Нет, не пробовал, - признался он, почему-то смущаясь, - и даже пытаться не буду. Хотя… - он мечтательно замолчал и после небольшой паузы продолжил: - Вот взять бы другое время, например, иное воспитание и также другое образование… вот тогда-то и можно было попытать счастья на литературной стезе…

От протянутого кувшина с остатками напитка он не отказался. Допил. Вытер рот поданным хозяйкой расшитым красными петухами рушником.

- А теперь давайте к делу, дорогая хозяйка, - произнёс Игнат Маркелыч, чувствуя усталость в теле и нежелание двигаться и продолжить приятное сидение в теньке, более ни о чём не думая, даже о меркантильном интересе, свойственном каждому торгашу. – Брать будете как обычно, Генриетта Марковна: фунт соли, два – сахару, чай?

Женщина отрицательно покачала головой.

- Нет.

Игнат Маркелыч насторожился и слегка подался телом в сторону женщины.

- Как так? – взволнованно спросил он её, он даже не хотел допускать мысли о том, что ехал в такую даль напрасно, - неужели отказываетесь?

По его голосу явно слышалась озабоченность отказом.

- Нет, - повторила Генриетта Марковна и, положив руку на руку мужчины, постаралась успокоить его этим дружеским тёплым жестом. – Буду брать. Даже немного больше. Наоборот, возьму два фунта соли, скоро придётся засолку делать на зиму, так что, может, придётся ещё и докупать, хотя запасец кое-какой имеется; пять фунтов сахару варить варенье…

- Запасец сахарку тоже имеется? – усмехнулся Игнат Маркелыч с видом знатока.

- Имеется, - поддакнула женщина, - чаю возьму как обычно, да и можно зёрен кофе, если у вас имеется. Иногда побаловать себя и мужа возникает желание. Сядешь вечерком с ним и … - она не договорила, из дома донесся глухой кашель. – Вот я и говорю, хочется побаловать и себя и его…

Игнат Маркелыч выставил руку вперёд, дескать, всё-то он прекрасно понимает и лишние слова тут совершенно неуместны.

- Как раз всё вами перечисленное имеется, - сказал Игнат Маркелыч. – Кое-кто отказался… Ну, не нам винить, может обстоятельства… А ехал к вам и как будто чувствовал, вы возьмёте… Кстати, молоть зёрна кофейные есть у меня в запасе прекрасная кофемолка.

- Спасибо за предложение, - Генриетта Марковна встала со скамьи. – В прошлом году у вас же и купила.

- Вот же, как хорошо! – не сдержался от похвалы Игнат Маркелыч.

Генриетта Марковна замерла на месте, будто к чему прислушиваясь, то ли о чём-то думая.

- Вот что я ещё спросить хочу!

- Весь во внимании! – отреагировал быстро Игнат Маркелыч, чувствуя, что дело пойдёт о товаре. – Говорите, пожалуйста! Отвечу на любой вопрос.

Генриетта Марковна ещё немного подумала, теребя пальцами рушник и будто вспоминая что-то ещё, о чём спросить и поинтересоваться позабыла.

- Ситец, лён, нитки, дратва, кожа… - начала она перечислять. – Да, забыла: вот ещё – спички? Есть? Так я куплю!

Игнат Маркелыч засиял лицом и быстро-быстро заговорил.

- Есть, есть перечисленное вами: и спички, пара отрезов ситца со льном, скажу по секрету, есть полтора аршина отличнейшего качества французского шёлка, - увидев недоумение на лице женщины, поправился и продолжил: - Понимаю, прекрасно понимаю, сморозил глупость! Вот таков я есть: сначала говорю, а уже потом, - хе-хе! – думаю! – и дальше: - И кожа отличного качества отечественная, она спросом пользуется. Также есть в наличии трут и огниво. На них вообще повышенный спрос!

- А давайте трут и огниво, - бойко проговорила женщина. – В хозяйстве всё пригодится! Керосин?..

- Что? – притворился, будто не расслышал вопроса, используя любимый трюк, переспросил Игнат Маркелыч. – Повторите.

- Керосин привезли?

Игнат Маркелыч искусно состроил расстроенное лицо: опустил уголки губ, сощурил глаза, покачал головой, развёл руки.

- Извините, хозяюшка, нет, - сожалея, произнёс Игнат Маркелыч. – Но вот через две недельки…

Генриетта Марковна свела брови к переносице:

- Две недели?..

Игнат Маркелыч тут же исправился:

- Через неделю, Христом богом клянусь, через неделю, - он истово начал креститься и вовремя остановил игру, как бы ненароком не переиграть: - Даже весьма может быть, вероятно, и ранее, дня через четыре будет! Всё от поставщиков зависит! – экспрессивно проговорил он. – Если бы от меня одного, да вы же ведь знаете, то я бы и быстрее всё исполнил… Но не всё в моих руках…

- Хорошо, - согласилась Генриетта Марковна и закончила: - Тогда несите, что назвала.

Игнат Маркелыч часто-часто закивал, начав как-то смешно суетиться и подёргивать плечами.

- Сей момент, хозяюшка! – выпалил быстро он, суетясь, - сей момент и ждать пождать не сможете долго, как перечисленное будет возле вас!

Генриетта Марковна остановила разговорившегося через меру продавца.

- Знаете, есть некоторые затруднения с расчётом.

Игнат Маркелыч сразу же осёкся; в грудь ему закрались тёмные подозрения: в долг давать не любил, дело-то это такое: даёшь руками, а забираешь ногами.

- Это, какие же? – сразу притихшим голосочком спросил он женщину. – Серьёзные?

Генриетта Марковна рассмеялась, увидев вмиг посеревшее лицо мужчины.

- Как сказать… - начала она, сдерживая улыбку. – Видите ли, денег в наличности мало… - она остановилась, - продуктами не возьмёте на обмен?

Игнат Маркелыч облегчённо вздохнул и перекрестился, уже просто рефлекторно.

- Конечно же, часть можно взять, так сказать, натуральным обменом, - радостно заговорил он, кое-что из продуктов, смотря, что предложат, можно с большой выгодой реализовать в городе. Но решил подстраховаться и поинтересовался: - Что же у вас имеется на обмен?

- Сало солёное фунтов пять, яйца куриные, три курицы забила вчера, - перечислила женщина. – Парочку гусей или уток можете взять, если надо.

Игнат Маркелыч обрадовался.

- Возьму, конечно, возьму! Что же не взять! И курей забитых и гусей живыми! – занервничал он в предвкушении выгодного мена. – Сейчас, что ни возьми, пригодится. Что поделать, коли вернулись стародавние времена, когда в основном натуральным обменом и промышляли люди.

- Я пошла, - обратилась Генриетта Марковна к торговцу. – За деньгами и продуктами…

- Идите, хозяюшка, идите! – радость переполняла сердце Игната Маркелыча. – А я товар соберу и принесу! – и тотчас же крикнул в сторону подвод мальчику: - Митька, запоминай, что нужно! – перечислил и закончил: - Да пошевеливайся там, лежебока!

Митька собрал перечисленный товар. Принёс к порогу дома. Выложил его с серьёзным видом и, не проронив ни слова, вернулся на подводу, при ходьбе расставляя широко босые ноги.

- Почему он молчит? – поинтересовалась Генриетта Марковна.

Игнат Маркелыч пожал плечами.

- Глухой он, никак позабыли, после болезни слух потерял и почти перестал разговаривать…

33

- Дореволюционных? – с интересом переспросила хозяйка дома Артура. – Это, с каких же это? Со времён взятия Бастилии, что ли?

Над последней шуткой друзья вместе с хозяйкой дома рассмеялись.

- Бабушка, - вставил слово Петька, видя, что своим вопросом друг затронул нечто болезненное для хозяйки. – Это он так шутит.

Артур вытер слёзы, выступившие на глазах от смеха.

- Ага! Это я так шучу!

Петька с хозяйкой дома снова захохотали.

- Бабушка, - снова заговорил Артур, обратив внимание на женщину.

- Слушаю тебя!

- Мы вот тут беседуем с вами, - продолжил он.

Женщина покачала головой, улыбаясь.

- Даже, мне кажется, очень весело.

Петька следил внимательно за другом, ожидая, какой вопрос задаст он хозяйке дома. Петька ждал от друга всего, кроме, разумеется, всяких глупостей.

- И даже очень мило, - проговорила хозяйка дома, теплом карих обдавая гостей. – Спрашивай, отвечу на любой вопрос.

- Ну, так вот, бабушка, - собрался Артур и на этот раз, уже не собираясь дать шанса его перебить или остановить встречным вопросом. – Мы разговариваем. Называем вас бабушка. – Хозяйка дома согласно кивнула и улыбнулась. – А вот как к вам обращаться не знаем. – Артур шумно сделал глоток уже почти остывшего чаю.

- Сгодится и бабушка, внучок, - сказала хозяйка дома. – Не ошибёшься.

Артур поёрзал на стуле.

- Да как-то… не по-людски, что ли…

Женщина мягко улыбнулась и пригладила волосы, поправив гребень.

- А как по-людски, внучок?

Артур сказал:

- По имени-отчеству.

Петька толкнул друга под столом.

- Не приставай с расспросами!

От хозяйки не ускользнуло и это; она продолжала улыбаться.

- Генриетта Марковна, - представилась хозяйка, улыбаясь.

Артур поперхнулся чаем и начал почему-то моргать.

- Как? – переспросил он, - как вас зовут?

Петька отчего-то громко прыснул, не сдерживая эмоций. Женщина закрыла рот ладонью, но было видно, что она смеётся тоже.

Артур успокоился и перестал кашлять.

- Извините за реакцию…

Генриетта Марковна положила ему ладонь на плечо.

- Да чего уж там…

Артур серьёзно, почти с укором, посмотрел на друга.

- Хватит ржать, Петька!

Петька двумя ладонями неплотно прикрыл рот и медленно проговорил через эту преграду:

- Всё: молчу! Молчу! Я всё понял!

Артур обратился к Генриетте Марковне.

- Вам не кажется несколько не типичным для русского человека ваше имя? – шея, уши, щёки Артура сразу же покраснели, как у рака.

Петька ступнёй снова толкнул легонько друга под столом.

- Да прекрати толкаться! – повернулся к другу Артур.

- А ты не приставай с тупыми расспросами!

Глаза Генриетты Марковны вспыхнули.

- Мальчики, успокойтесь! Всё в порядке!

Артур незаметно напрягся; последние слова хозяйки дома прозвучали в его голове почему-то по-немецки: - Alles ist in Ordnung!

И он внимательно посмотрел на женщину, ему хотелось верить, что услышанное ему почудилось, и этот почти пристальный взгляд юноши хозяйка дома уловила краем глаза.

- Твоё имя Артур типичное…

Женщине не успела договорить, как вдруг за окном сильно и протяжно завыл ветер; каждый из присутствующих ощутил на себе чей-то внимательный тяжёлый взгляд и от этого взгляда и завывания ветра и друзья и женщина внезапно вздрогнули.

- … для русского человека? – закончила Генриетта Марковна, нервно передёрнув плечами.

Артур стушевался ещё больше. Он почувствовал, огонь смущения заставляет всё сильнее полыхать лицо; обжигающая ладонь стеснительности взъерошила на затылке волосы.

И снова нечто чужое вместе с ветром унылым воем заволокло пространство перед домом и внутрь дома через тончайшие щели проникли эти чудовищные звуки. Затем в сенях раздался резкий скрип, будто некто пробрался в них через закрытую входную дверь и начал в темноте натыкаться на расположенные там предметы.

Сидящие за столом переглянулись, но никто с места не встал. Всех будто чем-то приковало к стульям. И только чужие и страшные звуки постепенно таяли в воздухе кристаллами соли, высыпанной в кипящую воду.

- Генриетта Марковна, вам не страшно здесь жить одной? – едва ли не стуча зубами, спросил Петька.

Из тёмной половины дома раздался громкий болезненный квакающий кашель.

- Это муж, - пояснила Генриетта Марковна. – Зовут Степан, - назвала она его имя, - и закончила: - Я, как видите, не одна.

Муж Генриетты Марковны унял кашель и позвал её:

- Гета!

Генриетта Марковна тотчас с заботой и нежностью ответила:

- Да, Стёпушка!

Муж скупо поинтересовался:

- С кем беседуешь, Гета, уж не сама ли с собой от скуки?

Генриетта Марковна рассмеялась словам мужа и посмотрела на друзей коротким внимательным взглядом, давая понять, что всё в порядке. И снова Артуру послышались эти же самые слова, они снова прозвучали в его голове по-немецки: - Alles ist in Ordnung!

- Гости у нас, Стёпушка! – ещё нежнее и ласковее произнесла Генриетта Марковна.

- Гости? – переспросил муж Генриетты Марковны и зашёлся долгим кашлем и, прокашлявшись, выговорил с большим трудом, делая остановки между словами: - Что-то часто стали к нам наведываться гости. – Из этих слов трудно было понять, досадует он или таким образом выражает радость.

- Стёпа, да это очень милые молодые люди, - спокойно произнесла Генриетта Марковна. – Почти дети…

Кашель Степана длился недолго и он с таким же трудом, как и ранее, произнёс, но на этот раз в его словах проскользнули интонации недовольства:

- Те тоже когда-то были детьми.

- Заблудились они, Стёпушка! – слова прозвучали с плохо скрытым извинением и Генриетта Марковна. – Так вышло…

Степан опять позвал жену:

- Гета!..

- Что, Стёпушка, пить хочешь? – отозвалась сразу же на зов мужа Генриетта Марковна, и лицо её напряглось, проступили скулы, глаза прищурились, лоб покрылся морщинками. – Принести чаю с малиной, Стёпа?

Артур поднял правую руку и привлёк к себе внимание женщины; она посмотрела на него чуточку с большим вниманием, чем следовало. Будто он отвлекает её от важного дела.

- Ему сейчас не чай нужен.

- А что? – спросила заинтересованно Генриетта Марковна.

- Вашему мужу сейчас антибиотики не помешали бы.

Генриетта Марковна нахмурила брови. Взгляд посерьёзнел.

- Прости, Артур, не расслышала, что не помешает?

Он хотел ответить, но по странной случайности в его голове снова назойливо прозвучали прежде произнесённые Генриеттой Марковной слова: - Alles ist in Ordnung!

На помощь другу пришёл Петька, на то друзья и существуют, чтобы помогать.

- Лекарства, - сказал он, - лекарство бы сейчас пришлось очень кстати вашему мужу. – И начал их называть, загибая пальцы на руке: - Панкреатин, анальгин, панангин.

- Панкреатин-то зачем? – удивился Артур.

- Вырвалось, - пожал плечами Петька.

Генриетта Марковна понаблюдала за маленькой перепалкой друзей и их остановила.

- Чай с малиной, - произнесла она тихо, но заставила друзей отвлечься друг от друга и обратить внимание на неё, - лучшее лекарство. Я вечером поставила банки. К утру полегчает.

Петька едва сдержался от вполне естественного желания присвистнуть: надо же – банки!

- Вы хотите сказать, что болезни продолжаете лечить по-старинке?!

- Вы уверены, что банки помогут вашему мужу? – переспросил женщину Артур, недоверие к её словам он тщательно скрыл. – Банки?!

Петька тоже не сдержался:

- Да как же так! Медицина шагнула далеко вперёд. Наука совершила огромный скачок… Сделала большой прыжок… Лечит такие болезни… - он растерялся, стараясь вспомнить какие именно, но махнул рукой: - но лечить банками… Может, вы ещё и примочками и обматыванием лечите?

- Отвечу по очереди, - сказала Генриетта Марковна друзьям. – Артур…

- Слушаю!

- Безусловно, уверена и сомнений здесь быть не может, - категорично заявила женщина, – что банки Степану помогут. Всегда и всем помогало и сейчас поможет. Утром протоплю баньку. Попарю мужа хорошенько. Хворь как рукой снимет.

Артур послушно кивнул, как ученик, которому объяснили решение сложной математической задачи со многими неизвестными.

- Теперь ты, Петя, - улыбнулась, но строгое выражение с лица женщины никуда не пропало. – Я не совсем поняла, о каком скачке и прорыве в науке ты говорил и поэтому вдаваться в подробности не буду. Так как не вижу в этом острой необходимости. Согласен?

Петька растерялся всего лишь на несколько секунд. Подробно другу он не стал кивать и делать вид послушного мальчика, которому надоело быть сорванцом и хулиганом.

- Странно вы говорите, Генриетта Марковна.

- Петя, что странного в моих словах? – спросила она Петьку. – Вас что, от простуды как-то иначе лечат? – не наигранное удивление и что-то ещё, трудно передаваемое словами сквозило в её речи.

Артур согласился с женщиной:

- Иначе… Почти…

Генриетта Марковна закончила:

- Старый способ – проверенный способ. Проверенный годами и многими поколениями. Так мои прабабушка и бабушка лечили своих детей и мужей с родственниками. Затем точно также наша мама врачевала нас.

Так получилось, сговориться друзья вряд ли смогли заранее, что и Артур и Петька произнесли почти в унисон:

- Будет-таки лучше для вашего мужа, как закончится метель, вызвать ему карету «Скорой помощи». Это, поверьте, надёжнее. И это тоже, можете поверить хоть на слово, хоть ещё как-то, проверенный способ лечения простуды.

Из дальних комнат снова послышался зов Степана.

- Гета! – раздался крик, затем послышался кашель.

Генриетта Марковна повела себя странно, и это её поведение никак нельзя было объяснить, за всё время, что она беседовала с мужем, она ни разу не прошла в его комнату, и предпочитала разговаривать на расстоянии, повышая голос. Друзьям не сразу, но бросилось это в глаза.

- Слушаю, Стёпушка!

- Гостей-то накормила, - произнёс Степан, успокоив кашель, продолжая говорить с явным хрипом. – А то я знаю тебя, сидите, поди, разговариваете. А словами не больно сыт будешь.

Генриетта Марковна успокоила мужа:

- Накормила, Стёпушка! А как же, - усмехнулась она и мигнула друзьям: - Сейчас услышите любимое присловье моего мужа.

И точно, после некоторого молчания, Степан говорит:

- А то, знаешь, как оно бывает: соловья завтраками кормили он и крылья сложил!

Следом за словами мужчины послышался смех вперемешку с кашлем.

- Постели гостям в дальней комнате, - снова заговорил Степан, обращаясь к жене. – Её протопил ещё днём. Поздно уже. Разговоры разговорами, а отдых человеку необходим.

- Так и поступлю, Стёпушка! – успокоила мужа Генриетта Марковна.

Женщина посмотрела на друзей и налила чаю в большую глиняную кружку.

- Отнесу мужу чай и вернусь.

- А мы пока выйдем на улицу, - говорит ей Артур. – Подышим перед сном свежим воздухом.

34

Подождав, пока друзья оденутся, Генриетта Марковна проводила их взглядом. Со стуком захлопнулась входная дверь. Проскрипела уличная. Постояв ещё немного и чего-то, выжидая, Генриетта Марковна взяла кружку с чаем и взялась за ткань занавески на дверном проёме.

Женщина внезапно изменилась.

Она ссутулилась, плечи опустились, голова мелко затряслась. Кружка в руке дрожала и напиток выплёскивался. Материал платья состарился, выцвел, в изделии просветились едва заметные проплешины. Платок на плечах превратился практически в старый поношенный, изъеденный молью.

Шаркающей походкой, осторожно переступая ногами, Генриетта Марковна вошла в коридор. Пару шагов пройдя по коридору, она остановилась перед деревянной дверью, сколоченной из широких оструганных и выкрашенных в светло-коричневую краску досок.

Круглая металлическая ручка, когда-то она блестела от прикасания с кожей рук и кожей полировалась, но в какой-то момент её начали красить в один цвет с дверью. Привлекательность блестящего металла для человеческого взгляда она потеряла, но не потеряла функциональной необходимости.

В нерешительности Генриетта Марковна постояла перед дверью. Затем взялась за ручку и потянула дверь на себя. Металлические петли с приятным пением отозвались на открытие двери. Дверь распахнулась ровно настолько, что в неё можно было свободно пройти, Генриетта Марковна не прошла, она, будто просочилась через дверной проём в комнату. И остановилась в паре шагов от порога. Осмотрелась и подошла к кровати.

Огарок свечи медленно тлел, бросая лепестки жёлто-мутного света скупо по сторонам и освещая колеблющимся, плавающим по столу пятном нехитрые предметы. Исписанный мелким женским красивым почерком лист бумаги, сложенный пополам и придавленный сверху массивной медной чернильницей, изготовленной в виде бутона цветка с круглой ребристой крышкой, украшенной поверху прикреплённым колечком. Из низкого стакана выглядывали ручки с острыми пиками писчих перьев. Невысокий глиняный кувшин накрывала плотная белая салфетка.

Генриетта Марковна окинула беглым взглядом стол и перевела его на окно. Через прозрачную материю сочился тонкими лучиками прозрачно-синий свет луны. Непрочные нити лунного света сплетались чьею-то рукой в таинственный узор, убегающий от горячего пламени свечного огарка.

Генриетта Маркова усмехнулась. Кожа ее, также постаревшего и покрывшегося частыми морщинами лица, приобрела плотно-тёмный пергаментный оттенок, немного разгладилась. Блеснули потускневшие карие глаза, и женщина перевела взгляд на кровать. На ней, укрытый стёганым залатанным покрывалом лежал высохший старый мужчина. Кожа лица бледно освещалась лунным светом, остро выделялся на шее кадык, он двигался во время глотательных движений, судорожно и казалось, своим острым выступом разрежет дряблую кожу. На самом же лице кожа обвисла складками, нос обострился, закрытые глаза смотрелись бездонными чёрными провалами, беспокойно под веками двигались белки глаз, шевелились длинные седые ресницы и неширокие полоски бровей, создавалось обманчивое впечатление, двигались тоже. Устрашал рот, раскрытый, в тонкой сизо-синей рамке застывших губ, рот с редкими зубами походил на щербатый оскал могилы и из его глубины, больные слабые лёгкие выталкивали наружу горячее дыхание, оно на короткий миг повисала надо ртом лёгким облачком, и пропадало, растворялось бесследно в ледяной прохладе комнаты. Тонкие высохшие руки с длинными пальцами и давно не стрижеными ногтями неподвижно покоились вдоль тела и нервно редко вздрагивали.

Генриетта Марковна поставила чашку с горячим напитком на стол рядом с чернильницей и сложенным пополам исписанным листом бумаги. Наклонилась над Степаном, несколько минут посмотрела заботливо на мужа и погладила подрагивающей рукой седые волосы, отросшие до неприличной длины. Она открыла ящик в столе, перебрала в нём предметы и нашла пальцами холодный металл ножниц. Вынула ножницы из стола, развела пальцами лезвия, они блеснули хищными гранями. Немного полюбовалась строгой красотой отлично выполненной работы. Затем посмотрела на мужа. Подумала и, после непродолжительного раздумья вернула ножницы на место. Мягко деревянная крышка ящика стукнула по дереву стола.

Свет в окне перерезали длинные тёмные тени. Генриетта Марковна вздрогнула. Наклонилась над столом. Немного раздвинула занавески и посмотрела на то, что происходит на улице. Она увидела на снегу длинные тёмно-синие тени, но не смогла ничего рассмотреть: украшенное морозными разводами окошко открывало не очень-то и большой обзор. Но пёс на улице молчал и, следовательно, зря беспокоиться вовсе незачем.

Генриетта Марковна вернулась в прежнее положение: разогнулась, поправила платье, платок на плечах, руки, как ей показалось, стали немного сильнее дрожать.

Она протянула руку к голове мужа и тотчас же отдёрнула. Ей почудилось, что из открытого рта на неё смотрела оловянными мёртвыми глазами птичья голова с раскрытым клювом, высоко торчащим над губами. С него на подбородок стекали редкие капли крови и тонкими, бурыми полосками текли на шею. Одеяло напоминало гладкую ровную поверхность заснеженного поля, все недостатки которого, впадины и бугры сгладила снегом метель. И заметила мелкие блестящие искорки снежинок, отражающие со своих острых граней безразлично и безучастно ко всему происходящему лунный свет. Генриетта Марковна прикоснулась ладонью к искоркам. Они легко и немного приятно укололи поверхность ладони. Женщина усмехнулась, сдержалась приятную боль и перевела взгляд на стену. Её украшал древней работы старый домотканый ковёр с геометрическими фигурами, они располагались на чередующихся вертикальных полосках белого, красного и синего цвета. Выступающие рельефные нити ткани и длинный тонкий ворс также загадочно искрились в лунном свете и, потревоженные дыханием женщины, пришли в движение, и прозрачно-невесомая искрящаяся пыль медленно-медленно осыпалась вниз, покрывая одеяло и руки мужчины растворяющейся в таинственном свете иллюминационной пылью.

Генриетта Марковна подставила дрожащую ладонь под светящуюся пыль. В образованную чашечку-впадину в ладони насыпалось немного этой мерцающей светящейся пыли. Женщина поднесла ладонь к глазам. Посмотрела на двигающиеся пылинки, насыпавшись в ладонь горкой, пылинки, искрясь, продолжали движение, смешиваясь между собой в невесомые мелкие комочки и повисая над ладонью, распространяя вокруг себя слабый сизо-мерцающий свет.

Генриетта Марковна поднесла ладонь к чашке с напитком и, задержав взгляд на муже и руку над чашкой, повернула ладонь и высыпала содержимое в неё…

35

Петька вышел на улице первым, хотя шёл вторым: Артур замешкался в сенях, обо что-то запнувшись ногой и обо что-то больно ударившись коленом.

- Ну? – встретил Петька вопросом в лоб друга.

- Что значит «ну»? – кутаясь в куртку, спросил Артур.

- Ты и сейчас, Артур, будешь упорно отрицать явное, не соответствующее действительности?

Артур посмотрел на друга долгим испытующим взглядом.

- Вот же ты даёшь! – нашёлся, что сказать Артур, после непродолжительного молчания. – Всё не угомонишься никак! Петька, да прекрати ты страдать тем, отчего по ночам снятся страшные сны, пропадает покой и поселяется в сердце волнение.

Петьке показалось, что очевидное должно просто-таки резать по глазам и бить прямой наводкой прямо в мозг, разрушая крепкую стену непонимания.

Артур, может быть, и ответил другу, но в их непрекращающиеся дебаты по поводу всевозможных странностей и необычностей в приютившем их доме, вмешалось нечто, что можно смело отнести к той области, столь горячо любимой Петькой. Их взгляды приковало одно не вписывавшееся в обычные рамки событие: на ночном небе, светлом от лунной иллюминации, в россыпи звёзд, греющих свои далёкие тёмные тела в космическом тепле межзвёздного пространства и отражая при этом наружу впитываемое ими светло-яркое тепло, магией своей, притягивая взоры человечества, засидевшегося на планете Земля в долгом и томительном ожидании по дальним космическим полётам к другим планетам и звёздным системам, вспыхнули рядом, с поверхности земли это действительно рядом, две красные точки. От каждой из них показались такого же цвета красные ломаные линии. Описав вокруг каждой точки замысловатые фигуры, ломаные линии сошлись в точке прикосновения. Две точки сблизились. Соединились в одну, не ставшую от соединения больше и ярче, а следом одна образовавшаяся точка, вспыхнула и пропала с ночного неба, оставив другие звёзды пребывать в полной непонятности о только что происшедшем.

- Это что сейчас там, - Петька указал пальцем в небо, - что это было?

- Я не астроном, - начал Артур в замешательстве, - могу и ошибаться: мы стали свидетелями чего-то такого, что вполне можно отнести и к оптической галлюцинации и к чему-то тому, в ту закрытую область знаний, куда наши познания не простираются.

- Слушай, Артур, вот было бы здорово, если бы мы стали сейчас свидетелями…

Артур не дал другу закончить и перебил:

- Иеговы…

- Кого? – удивился Петька.

- Не обращай внимания, хорошо! – рассмеялся Артур, - я так, немного дурканул.

Петька фыркнул и пожал плечами.

- Посмотрите-ка на этого человека! – сказал он, запахнувшись плотнее; мороз пробирался под одежду и бодрил. – Он, видите ли, дуркует, а я ему вполне серьёзно сообщаю, что мы стали свидетелями чего-то таинственного и загадочного, то, что останется навсегда глубокой тайной для остального человечества. Так как я не вполне уверен, что помимо нас в эту прекрасную светлую лунную ночь, кто-то тоже страдает от бессонницы.

- И устремил бессонный взор своих очей в манящую бездну космоса, - Артур сделал попытку сострить, что ему, однако, и, несомненно, удалось и также имело полное фиаско.

- Вот не надо… - Петька оборвал свой яркий страстный спич и вздрогнул, вдали, наверняка, в том же глубоком космосе, или где-то немного ближе, уже на планете Земля, в недальнем или дальнем лесочке, раздался полный дикого истошного страха вой.

Артур от воя почувствовал липкий страх, ползущий по телу, и потряс головой, пытаясь хоть как-то избавиться от навязчивого ощущения. Получилось плохо. После тряски в голове немного прояснилось, но страх остался.

«Волки?» – проговорил Артур. – «Хорошо, что не амурские тигры», - слабо съязвил Петька. – «А они у нас ещё остались?» - «Кто?» - «Да волки же!» Петька кивнул в сторону темнеющего лесочка. – «Почём мне знать! Насколько точно говорил батя, что такого крупного зверя в наших краях просто не осталось. Ещё после войны они тут безобразничали, но охотники их перестреляли. Может, и забрели к нам из соседнего региона».

Друзья постояли немного. Взволновавший и побеспокоивший их звериный вой не повторился. Вдохновлённый тем, что можно снова вернуться к любимой теме, Петька начал развивать свою версию.

- Ну, вот пример, Артур, почему она ни разу не прошла к мужу, хотя заявила, что он болен. Почему лечит банками простуду, когда есть большой выбор современных лекарств. Любую простуду просто на чих вылечат и даже рецидива не будет.

- Слушай мой бесплатный совет, Петька, перестань себя мучить и ко мне с глупыми расспросами приставать: что да почему? Договорились?

- Но ведь это же видно как на ладони! Странностей полные закрома!

- Конечно, что-то или нечто в нашей жизни присутствует, нельзя представить существование человека без создания ложных иллюзорных представлений. Жизнь была бы элементарно скучна. А так возникает забава и появляется нужда искать объяснения и оправдания собственных страхов. Видишь, Петька, всё принципиально не сложно. И ещё хочу добавить…

Петька направил руку в сторону уличного фонаря, колеблемого слабым ветерком, с лампочкой в виде свечного огарка или свечного огарка в виде лампочки, который горит, даёт свет, но при этом почему-то не оплавляется.

- Это тебе не доказательство?

- Перестань, Петька, с упоением читать разный книжный мусор, особенно перед сном мистическую литературу.

- А что тогда читать? Как развлекаться?

- Обрати внимание на академическую литературу.

Петька подошёл к другу.

- Академическую? Это какую же? Рефераты, монограммы, лекции, доклады, статьи? Так, что ли?

Артур цокнул и покачал отрицательно.

- Это научная литература. Академическая – это классика, литературная русская классика: Пушкин, Лермонтов, Тургенев.

- Лев Толстой.

- Можно и его, но мне ближе другие авторы. У каждого свои литературные пристрастия, друг. Хочешь развить воображение, читай больше хорошей беллетристики. И поэзии тоже.

- Спасибо за совет, - ответил Петька другу. – Но мне по душе больше в машине копаться. В её металлическом нутре. Мне нравится аромат мазута и масла, этот непередаваемый запах промышленно-технологического гения человека! Эта энергия, бьющая фонтаном, и этот прорыв вперёд! Ты только представь, за последние годы двадцатого века человечество продвинулось далеко-далеко в тех областях, которые были изведаны одними писателями-фантастами. Ты меня слушаешь?

Артур слушал друга вполуха и одновременно рассматривал что-то на снегу.

- Слушаю, говори, продолжай!

- Ты что высмотреть пытаешься?

- Следы, - сказал Артур. – Я тут палец поранил…

- И хочешь сказать, пролитая кровь залила всё подворье?

- Нет, - отказался Артур. – Тут не моя кровь.

- А чья? Деда Мороза? – рассмеялся Петька, но смех получился наигранный.

- Я предлагаю вернуться, допить чай и ложиться отдыхать. Скажу прямо, моцион положительно повлиял на желание лечь и крепко уснуть. Ты как, не возражаешь, или останешься на улице и продолжишь пополнять коллекцию странностей? А вот дом снаружи визуально меньше в длину, чем он есть на самом деле; изнутри он кажется длиннее. Вот тут загадка е кроется….

Петька махнул рукой и первым направился в сени.

36

Генриетта Марковна едва переступила порог кухни, вернувшись из тёмного коридора в кухню, как с нею произошли обратные трансформации: изменилось и посвежело лицо, разгладились глубокие морщины. Остались мелкие и средние. Складки в уголках губ исчезли. Прорезавшие лоб глубокие морщины исчезли вовсе. Заблестели тёплом и добротой карие глаза.

Вошла она за какие-то минуты до возвращения гостей с улицы и стала возле плиты, сложив руки на груди, в ожидании. Шум в сенях говорил, что гости поспешают вернуться в тепло дома.

После радостных восклицаний, насколько на улице оказывается холодно, а дома действительно уютно и тепло, друзья уселись за стол по приглашению Генриетты Марковны.

- Артур, - обратилась она к юноше, - вот я что хочу у тебя узнать.

- Да-да, я вас внимательно слушаю, - собрался Артур.

- Имя моего мужа – Степан, - типичное для русского слуха?

Артур смутился и пожал плечами.

- Типичное, Генриетта Марковна, - высказался Петька, широко улыбаясь. – Это у нас Артур нетипичный. Прямой как меч правосудия. Никаких поворотов для него не существует.

Генриетта Марковна рассмеялась вместе с гостями.

- Да, в жизни происходит всякое, - втирая выступившие при смехе слёзы, сказала Генриетта Марковна. – Допивайте, мальчики, чай. – Она бросила быстрый взгляд на настенные часы, висящие над дверным проёмом, повернув лицо влево, и друзья сумели рассмотреть её профиль. – Время, в самом деле, позднее. Пора отдыхать.

Допив одним глотком свои напитки из кружек, друзья быстро встали.

- Какие вы прыткие! – похвалила Генриетта Марковна. – В армии служили, мальчики?

Друзья утвердительно кивнули. Лица изображали готовность следовать за хозяйкой на место ночного отдыха.

- Ступайте за мной, мальчики! – Генриетта Марковна первой вышла из кухни, отодвинув рукой в сторону занавеску. – Ступайте, ступайте! Смелее! Я вам покажу вашу комнату.

И снова Петьку чуть было не дёрнула нечистая сила за язык, он едва сдержался от высказываний, когда женщина взяла с полки керосинку, зажгла фитиль и с зажженным фонарём вышла в коридор; и было, отчего не сдержаться: на кухне горела вполне привычная и обычная электрическая лампочка.

Темнота в коридоре представлялась более густой и непроницаемой, как виднелось из кухни. Стоило друзьям выйти в коридор, переступить порог между ним и кухней, как ничего катастрофического не произошло: да, темно, но темнота походила больше густые вечерние сумерки, сумрак висел в длинном коридоре не сплошной массой, а будто бы разорванными большими клочьями. И клочья эти, как ни странно, не висели на месте. Создавалось впечатление, они или висят в воздухе и то поднимаются немного к потолку, он тоже визуально был выше, чем потолок кухни, то на такое же расстояние опускался к полу, но пола не касался, а отскакивал от него мячиком.

В первое мгновение друзья непроизвольно замедлили шаг, их задержка вызвала остановку хозяйки на пути. Она повернулась, подняв руку с фонарём повыше уровня глаз, и подбодрила друзей:

- Мальчики, почему остановились? Смелее двигаемся вперёд! Смелее! Без опаски!

Ребята двинулись, но Артур шепотом обратился к другу:

- Мне одному это кажется или коридор, в самом деле, длиннее?

- Длиннее, длиннее, - с жаром произнёс Петька, инфекция странного и непонятного захватывала его ум и воображение. – Мне это ещё на улице пришло в голову. Но ведь так не бывает: длина дома снаружи не намного меньше внутри с учётом толщины стен постройки, а здесь обратный эффект. Практически ничего не понимаю!

- Я тоже, - сказал Артур.

Не оборачиваясь, Генриетта Марковна спросила:

- О чём это вы там шепчетесь за моей спиной?

- Делимся впечатлениями, полученными за день, - стараясь говорить спокойно, ответил Артур.

- Ага! – добавил Петька.

Генриетта Марковна остановилась, обернулась. Встретилась с друзьями почти лицом к лицу.

- И как оцениваете ваши впечатления? Хорошо?

- Исключительно в положительном ключе! – быстренько отрапортовал Петька.

- А что же молчит Артур? – спросила Генриетта Марковна, смотря на юношу.

- В полной солидарности с другом, - ответил Артур, за спиной женщины он увидел некий полупрозрачный силуэт, формы его расплывчаты, но всмотревшись, можно увидеть контуры человеческой фигуры. – А у вас здесь не проведено электричество?

- Почему спросил?

Артур взглядом указал на фонарь в руке Генриетты Марковны.

- Вы держите керосиновый фонарь.

- Да, - согласилась хозяйка дома.

- Не хотите же вы утверждать, что из-за экономии пользуетесь керосинкой.

Генриетта Марковна, помолчав, ответила:

- Здесь дело вовсе не в экономии.

- А в чём же? – спросил Артур и почти врезался в спину друга носом. – Ты чего?

Петька состроил страшно удивлённую мину.

- Дверь слева! – как заговорщик сказал тихо он.

Из-за двери послышался кашель.

- Гета! – позвал жену Степан.

- Да, Стёпушка!

- Ты показала гостям их опочивальню?

- Веду! – ответила Генриетта Марковна. Посмотрела на друзей: - Беспокоится!

Следующую дверь Артур увидел сам: на ней в крупных металлических кольцах, вкрученных в дверь, обшитую листами меди, прибитой по периметру гвоздиками с фигурными шляпками, и в дверной косяк, висел большой амбарный замок, такие замки часто можно наблюдать в экспозиции музеев, специализирующихся на предметах старины. Не успел он отвести взгляд от двери, как внезапно почувствовал чей-то тяжёлый свинцовый взгляд, направленный прямо ему в спину; точно такие же ощущения испытывал он и тогда, когда покидали двор, выезжая с него на машине, и когда останавливались ненадолго в пути. Артур резко обернулся и в лицо ему ударил сильный заряд снега, ослепивший его. Он закрылся рукой от снега, и мороз окутал его тело в колючий мех озноба и по ногам заструились ледяные полосы холода; Артур опустил взгляд и увидел погружённые по самые колени ноги в снег; он хотел крикнуть, однако ему помешал очередной порыв ветра, сбивший дыхание, и более крупный предыдущего снежный заряд, ослепивший его, забивший снегом нос, уши, глаза, рот. Сопротивляться природному явлению дело бессмысленное, Артур это осознал сразу и всё же сдаваться без боя не захотел. Преодолевая упругий напор ветра, наклонившись вперёд туловищем, Артур сделал пару шагов и остановился: его глазам открылась иная картина, чем его же она и удивила. Он повернул голову назад, насколько позволяла одежда, и увидел бушующее в поле снежное представление, вихри снежного огня то устремляли свои острые пики в небо, угрожая самому его существованию, обрушивались стремительно вниз, будто неожиданно теряя стержень, державший эту смертельно-снежную конструкцию, и тогда раскрошившийся снег круговыми волнами растекался по заснеженному полю. Но то, куда попал он, изумляло более: над мирной степью, убаюканной унявшейся метелью, укутанной в долгий крепкий снежный сон, низко, почти касаясь её своим ярко-синим телом, висела полная луна; поле залито её серебряным светом. Из открывшейся его взору чудесной картины невозможно оторвать взгляд, и Артур этого не хотел, но резкий окрик друга, вырвал его из коварных мягких лап таинственного наваждения.

- Не отставай! – громко окликнул друга Петька. – Спишь на ходу!

- Да иду я! – вырванный из одной фантастической реальности в реальность до прагматичности прямолинейной яви, Артур ответил немного резко, но этого никто не заметил или ему показалось, что не заметили. – Да иду я, иду!

Произнеся это, Артур обернулся, двигаемый к этому неким внутренним зовом и увидел за собой тёмный коридор, дальний конец его открывал картину заснеженного поля, освещённого полной луной, почти улёгшейся в снежную постель своим нижним выпуклым фрагментом, в лицо ударили слегка, причинив лёгкую боль, снежинки и послышался тихий свист ветра. Рука Артура сама сложилась в щепоть, и он перекрестился.

- Всё, мальчики, вот и пришли, - сказала Генриетта Марковна, - остановившись на пороге комнаты. – Проходите, - пригласила она друзей и вошла первой.

Фонарь она поставила на круглый столик, стоящий возле кровати, расположенной у стены справа, покрытый вязанной нитяной салфеткой.

- Здесь, Артур и Петя, будете почивать, - сказала Генриетта Марковна несколько таинственно или так просто послышалось друзьям, они действительно чувствовали усталость, и хотелось быстрее улечься в постель и забыться сном. – Невелики хоромы, понимаю, - тембр голоса у женщины незначительно изменился, в нём появились диссонирующие нотки. – Но это всё же лучше, чем ночевать в снегу.

Слова женщины «лучше, чем ночевать в снегу» насторожили друзей, испарился сон, но хозяйка дома не произнеся больше ни слова, повернулась к двери и сделала шаг.

37

Сон человека не до конца изученное состояние психики живого организма. Стоит только разгадать эту тайну, станет известно многое, но оно же и повлечёт за собой разочарование: стоит исчезнуть тайне, сразу же скучной и неинтересной станет само существование, уже не так привлекательны будут ночные сновидения и сладкие грёзы, навеваемые шумом дождя, потеряют привлекательность и романтизм и, возможно, за этим последует постепенное разрушение самого образа жизни. Когда достигнуты поставленные цели и не поставлены новые, следом за светом приходит мрак.

Ангелина Фёдоровна сослалась на усталость и попросила мужа лечь спать в зале. Муж Виктор недолго горевал потерянной возможности погреться под боком жены; приготовил бутерброды и устроился перед телевизором со стойким желанием провести перед ним ночь, на любимом спортивном канале транслировали в разное время футбольные матчи.

Ангелина Фёдоровна плотно прикрыла дверь в спальню. Расстелила постель. Включила ночник на стене, в последние годы у неё появилась потребность спать в бледном свете ночного светильника; она не вдавалась в подробности, откуда взялась вдруг такая причуда, просто попросила мужа и сына подарить ночник, но именно такой, какой она увидела во сне. Муж сразу же возразил, мол, Геля, не чуди, не всегда увиденное во сне есть вероятность повстречать в настоящей жизни. Но Геля настояла и описала ночник: полочка с трансформатором и ручкой регулирования яркости света, два светильника с ширмой из светло-коричневого синтетического материала; добавила, что в окрасе плафонов допускает цветовое несоответствие, но ночник должен быть именно таким. Виктор Геннадьич и Петька вооружились маминым описанием подарка и отправились по магазинам, предлагающим покупателям в огромном ассортименте люстры, бра, торшеры и прочие предметы освещения помещения.

Каково же было их удивление, когда в первом же магазине электротоваров они в процессе беседы с продавцом, женщины, как писали в ранних романах двадцатого века, бальзаковского возраста, узнали, что такую модель выпускали, и назвала год; услышав её слова, и Виктор Геннадьич и Петька поникли, вот, поди-ка сейчас найди этот светильник. Увидев отразившиеся печальные эмоции на лицах мужчин, женщина их успокоила. Сообщила, где можно купить эту модель, но, естественно, не только-только сошедшую с конвейера и поступившую в продажу. Весьма вероятно, этот светильник был в употреблении и потерял первозданную неповторимость, присущую новой вещи. Виктор Геннадьич выслушал и сказал так, что, какой бы ни была эта вещь, в каком бы состоянии ни был этот светильник, нужно поехать, посмотреть. Убедиться в его существовании вообще и уже после всех этих манипуляций ногами и руками, думать, что делать дальше: желание жены, никогда прежде не замеченной в капризах по поводу подарков, нужно обязательно выполнить. Женщина при мужчинах позвонила по телефону. Поинтересовалась, куда можно подъехать. Уточнила адрес. Записала на обратной стороне визитки магазина, где сама работает и вручила прямоугольный лист бумаги в руки Виктору Геннадьичу со следующими словами напутствия: «Желаю вам приятной покупки, дорогие мужчины! Надеюсь, вы не уйдёте оттуда с пустыми руками».

Ехать пришлось практически на другой конец Нерчинска, в маленький магазин, торгующий подержанными вещами, или вещами, купленными много лет назад, но не бывшими в употреблении; в прежние годы этот магазин носил бы гордое название «комиссионный», ныне он располагался в полуподвальном помещении, сухом, чистом и опрятном. Именно таким товаром – не бывшим в употреблении, оказался ночной светильник, увиденный во сне Ангелиной Фёдоровной.

Радость сдерживали с трудом: это был нужный им светильник! Да, немного выцвели от времени нахождения на витрине от солнечных лучей, проникавших внутрь через маленькие запыленные оконца, и от электрического света синтетические плафоны, но он работал! Продавец, женщина почти точь-в-точь копия продавца из магазина электротоваров, выложила товар перед покупателями и показала все его преимущества перед продающимися ныне. А именно: он изготовлен по ГОСТу, о чём говорить печать в паспорте изделия и штамп на задней стенке изделия и что он послужит не один десяток лет при правильной и аккуратной эксплуатации.

Не ждать день рождения мамы решили сообща отец с сыном и в день покупки в торжественной обстановке подарили увиденный во сне мамой и супругой ночной светильник.

В эту ночь Ангелина Фёдоровна засыпала долго и трудно.

Первые минуты она никак не могла согреться в постели, укутавшись почти как в кокон в тёплое стёганое одеяло. Когда пришло тепло, она почувствовала некое нервное томление и нервозное ощущение почесывания по телу, то руки начинали чесаться, то руки, то ступни, то ладони, то начинала зудеть голова и странное ощущение присутствия постороннего существа в комнате появилось почти сразу же после того, как улеглась в постель.

Немного погодя, - ощущение никуда не пропало, - она встала и обошла комнату, довольно-таки не большое по квадратным метрам помещение, по периметру: никого и ничего она не обнаружила, что и было ей ясно с первого момента. Ну, кто, скажите на милость, может пробраться в квартиру незамеченным хозяевами, если они совершают пространственное перемещение по комнатам с постоянной регулярностью?

В итоге, успокоившись и выпив для закрепления эффекта настойки пиона, разбавленной водой пятьдесят на пятьдесят, она окунулась в сон, и сладкая дрёма обняла её мягкими нежными крыльями.

Но недолго длилось безмятежное ощущение покоя и неги. В её видения, которые она видела во сне, они, видения, были наполнены воспоминаниями из прошлых лет, она снова ощущала себя маленькой девочкой, бегущей по огороду к бабушке с детским пластиковым ведёрком в руке, наполненным картофелем. Как часто происходит во сне, одни события накладываются на другие, и в следующем эпизоде она уже повзрослевшая, с небольшим животиком, красивой выпуклостью выпирая летнее нарядное платье, она шла в женскую консультацию. Всё шло спокойно и тихо, пока она не наступила ногой на первую ступеньку лестницы высокого крыльца здания городской гинекологии.

Тревога ворвалась в сон, когда она потеряла под ногой опору и провалилась в глубокую яму. Пролетев некоторое время вниз, она мягко опустилась на гладкий каменный пол, собранный из цветных камней в непонятный хаотический узор; его она увидела внутренним взором, находясь одновременно и на полу и в тоже время над поверхностью. В полёте туфельки с ног её слетели, и Геля стояла босыми ступнями на ледяном каменном полу и осматривалась, стараясь определить возможность выбраться или голосом позвать кого-то на помощь. Геля крикнула, и крик потонул в пустоте, не отозвавшись даже маленьким эхо. Она повторила попытку и вот тогда-то следом за этим последовали изменения: яма раздвинулась в стороны, стены потеряли плотность, и у них появилась прозрачность и Геля увидела, как на неё с огромной скоростью несётся снежный вихрь с пугающим оглушающим звуком. Вихрь налетел на неё, обмотал в снежные полотна и с агрессивно наступающей неотвратимостью, её охватила паника. Первая мысль о сыне пронзила её сознание насквозь острой ледяной иглой и Ангелина Фёдоровна вдруг почувствовала холод, но не испытанный ею во сне, явный.

Она открыла глаза, веки немного припорошены снегом. С губ срывается парок. Она повернула голову в направлении окна и обомлела, ледяной жар сковал её тело стальными путами холода.

Ангелина Фёдоровна, превозмогая сопротивление чего-то невидимого, но откровенно сильного, поднялась и села на кровати, присыпанной тонким слоем серебристого снега, искрящегося под светом фонаря, хотя Ангелина Фёдоровна знала, что на четвёртый этаж свет фонаря мог под таким углом проникнуть с большим трудом. Рукой, проведя по подушке, Ангелина Фёдоровна ещё больше задрожала от холода – снег скрипел под пальцами и не хотел слипаться в комочки.

«Я сплю, - произнесла она мысленно, - я сплю, и мне снится сон. Просто страшный сон. Я сейчас открою глаза, и ничего этого не будет. Стоит мне ущипнуть себя за мочку уха и всё это исчезнет. Всё пропадёт».

Ничего не пропало: снег лежал не на одной кровати. Он бугрился на сиденьях пуфиков и низких скамеечках. Он лежал на поверхности трюмо, скрыв под собою находившиеся на нём женские косметические аксессуары, и тонкой полупрозрачной плёнкой покрывал зеркало.

Ангелина Фёдоровна опустила ноги на пол и вскрикнула, и сразу же подобрала ноги, снег на полу ожёг ступни. Она посмотрела в окно и обомлела, как же раньше она не заметила, что окно распахнуто, стёкла выбиты в створках и хищно скалятся острыми языками, не выпавшими из крепления оконных рам фрагментов. Створки медленно покачиваются ветерком, петли угрожающе скрипят. Колышутся гардины, покрытые тонкой патиной прилипшего снега. По полу, покрытому толстым слоем снега по направлению к кровати от окна, легко перепрыгнув внутрь комнаты, к ней крадётся нечто призрачное прозрачное в себе имеющее очертания огромного зверя, похожего на собаку. Вот призрак останавливается на полпути, поднимает от пола голову и смотрит слепой мордой на женщину.

Ангелина Фёдоровна вздрогнула и попыталась снова крикнуть. Позвать на помощь мужа. Как и в предыдущий раз, крик её потонул в пустоте заснеженной комнаты.

Зверь не подал вида, что женщина попыталась что-то крикнуть. Он встряхнул телом. Оно приобрело материальную форму и теперь посреди комнаты стояла огромная собака, Ангелина Фёдоровна не разбиралась в породах, но стоящая перед нею псина могла легко сойти и на московскую сторожевую. Длинная шерсть. Большая морда. И красные глаза, вдруг загоревшиеся на морде, засверкали ярким пламенем. Собака приблизилась к женщине, обнюхала ноги, подняла морду, посмотрела непродолжительное время, будто изучая находящийся перед ней незнакомый предмет или чужого человека. Медленно развернулась и потрусила прочь. Собака остановилась возле окна. Собралась. И легко перепрыгнула подоконник, исчезнув в снежном мраке глубокой ночи…

Петька попробовал на упругость кроватную сетку и весело произнёс:

- В тесноте да не в обиде, правда, Генриетта Марковна?

Генриетта Марковна остановилась.

- Конечно, Петя, - сказала она новой интонацией. – Конечно. – Она пожала плечами, будто её охватил мимолетный озноб и повторила: - Но это всё же лучше, чем ночевать в снегу.

И снова слова женщины оставили неприятный осадок в душе друзей.

38

Будучи самостоятельной с раннего возраста, Татьяна Афанасьевна прививала это крайне необходимое чувство и сыну. «Артур, сынок, - говорила она, стараясь, чтобы слова не вызывали отторжения из-за мнимой якобы попытки вмешательства в его внутренний мир. – Будь смелее в принимаемых решениях. Имей своё личное, пусть иногда и ошибочное мнение, но своё. Будь самостоятелен, это главное. Не всегда же ты будешь маленьким. Ты повзрослеешь. И возникнет потребность принимать решения самостоятельно. Начни учиться этому с этого времени». Этот разговор она имела с сыном по окончании первого класса. Артур окончил учебный год на отлично. И мама его отправила в летний лагерь отдыха сразу на два сезона. «Прекрасный опыт научиться самостоятельности», - сообщила она сыну.

С тех пор прошло много лет. Сын взрослел. Рано научился помогать матери по дому. Это радовало Татьяну Афанасьевну с одной стороны, и немного тревожило: а вдруг это как-то повлияет на его отношения с девушками, вдруг он, научившись многому тому, что должна делать женщина, откажется от мысли создать семью и проживёт жизнь бобылём.

Ей не раз говорили подруги, что парню необходима мужская рука, чтобы перед его глазами находился тот, кто будет ему примером. На что Татьяна Афанасьевна с горечью отвечала, дескать, да где же нынче-то найдёшь настоящий пример. Те, кто может быть «настоящим примером», давно женат. А те находящиеся в свободном поиске мужчины как-то плохо видятся ею в качестве положительного примера для сына.

По этой причине она и не выходила замуж и перестала в итоге встречаться с мужчинами. Артур повзрослев, в классе пятом, как-то сам завёл разговор о том, почему мама всегда одна, в то время как её подруги счастливы в семье, почему она не хочет ни с кем познакомиться.

Что произошло в тот момент с ней самой, Татьяна Афанасьева так и не смогла полностью для себя сформулировать, но одно поняла точно, что во вселенной их взаимоотношений с сыном что-то изменилось. Она запомнила тот день и сохранила в сердце интонацию, с которой к ней обращался Артур. Тёплые отношения между стали более доверчивыми. Сын старался темы её брака не касаться, хотя она чувствовала, что он остро воспринимает её одиночество и как-то временами неумело восполнить пустоту тепла и нежности, но годы шли, время летело. Сын взрослел и с каждым днём всё чутче относился к ней, и за это Татьяна Афанасьева была в глубине души благодарна ему, хотя вслух об этом никогда не говорила. С момента его признания, что он может пожертвовать своим счастьем ради её счастливой жизни, между ними установилось негласное обязательство речь об этом не вести.

Что заставило сейчас, в этот поздний вечерний час вернуться к теме отношений с сыном? Тщательно скрываемая тревога за него? Возможно. Как возможно и то, что она пробудилась у неё в груди после звонка матери его друга Ангелины Фёдоровны. Но был ли реальный повод паниковать, Татьяна Афанасьевна не знала.

Конечно, любая мать переживает за своего ребёнка всегда и в любой ситуации; пусть даже нет предпосылок для переживаний, и любимое чадо сидит в соседней комнате и упрямо режется, - любимое выражение сына, - в компьютерные игры; нынешнее поколение детей, таким образом, развлекается и как однажды признался Артур: мама, это прекрасный способ снятия стресса. Ох, как же она тогда удивилась! Хорошо, сдержалась и не спросила, какой такой стресс может быть у него? Как же хорошо, что внутренний тормоз иногда срабатывает вовремя и излишние проявления родительской любви не дают обратного результата. Пример соседи по лестничной площадке: до такой степени любили дочь, что прощали ей все её выходки и выполняли капризы, теперь девочка лечится в специальной поликлинике под строгим надзором врачей от наркотической зависимости.

Да, бог миловал её, Татьяну Афанасьевну, и Артур не пристрастился ни к курению, хотя она и подозревала в старших классах школы, что он нет-нет да балуется табачком вместе с лучшим другом Петькой, да и особо к спиртному не пристрастился; тут уверенность её ничто не могло поколебать: как-то на дне рождения он выпил пару бокалов шампанского так лёжнем пролежал два дня с головной болью и заявил: вот этого счастья мне не надо – столько времени пропало впустую.

Ветер за окном то плакал по-детски, переходя в натуральный истеричный вой, то визжал одичавшим домашним животным и от этого визга острыми коготками неведомый зверь нехорошего предчувствия скрёб по душе.

Старалась Татьяна Афанасьевна гнать плохие мысли вон, ан нет, не выходило! Не выходил звонок матери друга из головы; возвращались к нему мысли и нет бы, в самом деле, позвонить родителям, сообщить, что всё хорошо.

Не звонит ни тот, ни другой! Трудно, что ли в век коммуникации, когда у каждого в кармане волшебная тарелочка с наливным яблочком имеет превосходный потенциал для связи с любым человеком в любой точке мира. Было бы только желание! Да, ещё деньга на счету. Но многие телефонные операторы предоставляют функцию ограниченного денежного лимита, что категорически снижает шанс в прекрасный момент остаться без связи.

Телефон молчал. Артур не звонил. Не беспокоила звонками Ангелина Фёдоровна. Всё ли у ребят в порядке или есть-таки повод понервничать и при необходимости позвонить в полицию?

В любое другое время Татьяна Афанасьевна с героической стойкостью перенесла бы молчание телефона, но не сейчас. Сейчас ей вдруг захотелось, - передалась тревога матери друга? – позвонить сыну. Разузнать, что там у них да как, добрались или ещё в пути. Да и просто услышать голос сына!

В непростых внутренних сомнениях Татьяна Афанасьевна пришла в спальню и, не включая свет, улеглась на кровать и в утомлении закрыла глаза.

Закрыла глаза и тотчас их открыла, что-то холодное мелкое укололо веки и щёки, и крошечная невесомая пыль покрыла всё лицо, образовав на нём ледяную маску. Открыть глаза получилось с трудом, веки будто налились свинцом не приснившегося сна, и от этого стало ещё жутче. Жуть усилилась, когда она внутренним зрением увидела в комнате нечто постороннее, не присущее интерьеру: это нечто напоминало крупное призрачное тело шарообразное или овальное, с неточными лохматыми краями, похожими на длинную шерсть некоторых пород собак.

Татьяне Афанасьевне пришла мысль, что это сон, такой вот странный сон, основанный на плодородной почве её внутренних нервных переживаний по поводу сына, которые посадила в её душе своим телефонным звонком мать друга Петьки.

Она ущипнула себя за мочку уха, проверенный способ узнать, виденное снится или нет, вычитанный в какой-то книге полезных отстранённых от настоящей действительности советов.

В другое время она бы над этим предположением взяла бы да рассмеялась. Но сейчас, после щипка ничто в комнате не исчезло: ни бесформенное нечто, ни противное ощущение на лице некоего холодного липкого месива. Наоборот, даже кое-то прибавилось: она почувствовала нечто сковывающее её движения рук, ног и тела, она ощутила на груди неприятную тяжесть, мешавшую свободно дышать, ещё она увидела, и это не могло обрадовать, а только добавило нервозности, как с горячих её губ срывается прозрачное сизое облачко горячего дыхания. Вот этого действительно быть никак не могло! Это может быть только при условии, что открыто окно в комнате, но она не имела привычки надолго оставлять, а уж тем более забывать, открытыми окна после обязательного проветривания помещения.

Как ни было трудно, Татьяна Афанасьевна повернула голову к окну, и её сознание пронзил страх длинными острыми копьями: окно настежь раскрыто и в него с улицы, где совсем недавно мела метель большие полотнища снега, устилая им землю, в комнату летели, медленно кружась, крупные снежинки, похожие на те, что они с сыном вырезают для украшения ёлки перед новогодними праздниками. А ещё она увидела окном не привычный для глаз пейзаж из высоток с горящими яркими электрическими огнями окнами, с облаками шапок из застывшего снега на крышах, утыканного зубочистками антенн. Она увидела сына, он брёл вместе с другом по глубокому снежному полю, утопая почти по колена в снегу, чуть правее от них чёрной кромкой повёрнутой вверх зубцами расчёски лежал зимний лес, левее и позади них, два размытых луча света автомобильных фар светили через снежный сугроб, будто служили сигналом о бедствии и просили, о скорой помощи. Впереди же виднелся смутно дом, - его Татьяна Афанасьевна не могла рассмотреть отчётливо из-за мелкой ряби в глазах, - но всё же увидела, что это обычная деревенская постройка, какие часто встречаются или встречались на просторах отчизны, над входом в дом и на врытом в землю рядом с домом, метрах в двух-трёх, горели тонкими алыми каплями света фонари. Тоже обычное явление для глухих мест, расположенных вдали от цивилизации, сделавшей человека принципиально-капризным и привередливым к каждой мелочи.

Вот она видит, мальчики подходят к воротам, от них к дому ведёт протоптанная широкая тропинка в снегу, и останавливаются.

Что-то отвлекло её от наблюдения за происходящим где-то далеко, это что-то находилось в комнате, и по ощущению было рядом с нею. Татьяна Афанасьевна просто оглохла от резко наступившей тишины и шаги сына с другом распороли маленькое пространство спальни и наполнили его скрежещущими звуками. Татьяна Афанасьевна закрыла уши ладонями и прикрыла веки – глаза заполнила чернильной жидкостью густая темнота.

Пару минут спустя она открыла глаза и убрала ладони от ушей. Тишина убралась прочь из космоса звуков и Татьяна Афанасьевна снова смогла слышать и видеть.

Хлопали створки окна, движимые ветром, стукала дверь о косяк сухим потрескиванием деревянных кастаньет. Посреди комнаты она снова увидела нечто, но оно трансформировалось в большую собаку с длинной шерстью. На огромной голове через густую шерсть на морде горели два алых огонька глаз.

Собака приблизилась к Татьяне Афанасьевне. Обнюхала вокруг неё воздух и неторопливо потрусила к распахнутому окну. На несколько секунд она задержалась и, присев, в длинном прыжке перемахнула подоконник и следом за ней нечто бесформенное, похожее на уродливую птицу с широко раскинутыми в сторону крыльями молча выплеснулось наружу вместе с навалившимся в комнату снегом…

39

За странной дверью с замком почти рядом, в паре метров была вторая дверь. Она была раскрыта в коридор, и в сумрак коридора сочился густой мрак комнаты.

Генриетта Марковна немного замешкалась перед дверью.

- Всё, мальчики, - сказала Генриетта Марковна, - остановившись на пороге комнаты. – Проходите, - пригласила она друзей и вошла первой. – Располагайтесь, как дома.

Петька не сдержался:

- Но не забывайте, что вы в гостях!

Генриетта Марковна вскользь посмотрела на Петьку, чему-то про себя усмехнулась, поставила лампу на круглый столик, стоящий возле кровати, расположенной у стены справа, покрытый вязанной нитяной салфеткой.

Петька и Артур подошли к двери и остановились. Петька кинул взор в комнату, слабо освещённую скупым светом керосинки, и увидел к своему удивлению два электрических светильника над каждой кроватью. А вот Артур снова, как и прежде, на выходе из дома и когда покидали на автомобиле пределы города, почувствовал неприятное присутствие нечто, от него на этот раз сильно пахло снегом и морозной свежестью, от которой пробирал лёгкий озноб по телу. Встряска головой не помогла, он снова ощутил эмоциональный провал и погрузился в некое внепространственное безвременье: холод и мрак окружали его и были осязаемы на ощупь, были они одновременно гладки и скользки, как шёлковая ткань, и пальцы окунались в высокий ворс и ощущали его неестественную густоту. Холод не исчез. Растворился на ненадолго мрак и Артур увидел широкое снежное поле, оно расстилалось до самого горизонта, чёрный бархат которого тонкие алые зарницы рвали острыми лезвиями всполохов, мелкие фрагменты падали на землю и, наслоившись один на другой, представали пред взором Артура зазубренной полоской леса.

- Здесь, Артур и Петя, будете почивать, - сказала Генриетта Марковна несколько таинственно или так просто послышалось друзьям, они действительно чувствовали дикую усталость, им хотелось быстрее улечься в постель и забыться оздоровительным крепким сном. – Невелики хоромы, понимаю, - тембр голоса у женщины незначительно изменился, в нём появились диссонирующие нотки, так не свойственные ей прежде. – Но это всё же лучше, чем ночевать в снегу.

Слова женщины «лучше, чем ночевать в снегу» насторожили друзей, испарился сон, но хозяйка дома не произнеся больше ни слова, повернулась к двери и сделала шаг.

Друзья вошли в комнату, и Петька попробовал сетку кровати на упругость.

- Ого, как упруга! – радостно произнёс он. – Да вы не переживайте, Генриетта Марковна, всё очень хорошо и даже отлично!

- Мне приятен не напускной оптимизм, Петя! – поблагодарила Генриетта Марковна юношу.

Только она собралась идти, как её снова окликнул Петька.

- Генриетта Марковна!

Хозяйка обернулась. Петька не заметил, но от Артура не ускользнула секундная озлобленность, мелькнувшая в глазах и отразившаяся на лице настойчивостью гостя. Однако хозяйка быстро с этим справилась. Глаза тепло и ласково посмотрели на юношу.

- Слушаю тебя, Петя! – произнесла она с повышенным вниманием к вопрошавшему. – Что тебя интересует на этот раз?

- У вас есть телефон? – поинтересовался Петька.

«Экой ты любопытный! – прочитал в её глазах Артур и подумал: - Неужели Петька этого не видит? Или видит, но делает вид, что нет!»

Генриетта Марковна долгим взглядом изучила юношу, но не ответила. Это подтолкнуло Петьку к дальнейшим расспросам.

- Телефон, - повторил он. – Мне нужен телефон. Это такой аппарат, когда нужно с кем-то поговорить или чем-то поделиться, или сообщить…

Генриетта Марковна осторожно, будто глотала раскалённые зёрна, проговорила, жуя то верхнюю губу, то пожёвывая нижнюю:

- Я знаю, как выглядит телефон, Петя. Не надо мне описывать его функциональные подробности. И спешу тебя, и тебя, Артур, разочаровать, телефона у нас нет.

Не понимая почему, Артур ответу хозяйки ничуть не удивился; как он это почувствовал или как понял, он не смог бы толково и вразумительно объяснить; но он заранее знал ответ и желал, напрягшись внутренним слухом и нервом, услышать произнесённые хозяйкой слова. А ещё больше он хотел в этом своём предчувствии или интуитивном состоянии ошибиться. Ошибиться настолько глубоко, что готов был извиниться, не услышав слов, что телефона у хозяев нет. «Alles ist in ordnung!»

- Нет? – уныло протянул Петька и разочарованно спросил: - Почему? Сейчас у всех есть телефон. Без него как без рук, как в старину говорили.

Генриетта Марковна ответила:

- Ну, тут с какой стороны посмотреть: кто-то без него как без рук и обойтись совершенно не может, нам в нём нет острой необходимости.

Что-то должно было произойти неестественное, как тот взгляд, что продолжал сверлить ему спину ледяным буром и наполнять тело холодом вечной мерзлоты. Но ничего не происходило. Хозяйка дома мирно беседовала с Петькой. Но Артур продолжал следить за словами женщины и за её жестами, он хотел, если не в словах, так в жестах найти ответы на некоторые непонятности, мучившие его, как и друга, только вслух об этом он говорить не собирался и стоял в оппозиции по этому вопросу, но в голове настойчиво звучала фраза: «Alles ist in ordnung!» А Петька смотрел на друга и искал у него помощи. Артур лишь развёл руками, мол, чем я-то помочь тебе могу.

- Как так нет острой необходимости! – взорвался Петька, это в нём проснулся спящий вулкан.

Генриетта Марковна само спокойствие.

- Вот так, нет и всё!

- Погодите! – не останавливался Петька, - а как сейчас, когда нужно вызвать врача к мужу!

- Я повторюсь, утром протоплю баню, пропарю Степана, и все хвори рукой снимет. – Непреклонно проговорила женщина, давая понять, что разговор пора прекращать.

Но не на того она нарвалась или Петька просто не хотел просто так без боя сдавать свои позиции.

- Телефон просто необходим в быту! – раскалённая лава слов горячила пространство комнаты, как и тепло из голландки, облицованной мелкой квадратной плиткой с сюжетами из выдуманной жизни. – А позвонить соседям, случись что, не дай бог конечно! – и Петька постучал пальцем по столешнице и сплюнул через левое плечо.

Его пылкие слова не произвели на Генриетту Марковну ровным счётом никакого впечатления. Она оставалась спокойна и непоколебима, так, по крайней мере, казалось Артуру и немного тревожило: «Alles ist in ordnung!»

- Случись что, говоря твоими, Петя, словами, - Генриетта Марковна вдруг посерела лицом, оно осунулось, - соседи могут не успеть.

- Например, беда какая… - настаивает на своём Петька с убеждением религиозного фанатика. – Связаться с ними, предупредить.

- Да и просто не приехать, - Артур точно почувствовал, что женщина не слышит его друга; её лицо посерело и постарело. – Как это бывало прежде не раз. Посторонние равнодушны к чужим болям и страхам. – Неожиданно её лицо посветлело, засветились ярко глаза. – Думаю, до этого дело не дойдёт, мальчики!

Не тот Петька человек, чтобы за кем-то оставить победу, лавры и триумф.

- Генриетта Марковна, погодите!

- Гожу!

- Ещё один вопрос.

- Надеюсь последний.

Артур напряжённо слушал диалог и ждал вопроса Петьки.

- Всё зависит от ответа. Генриетта Марковна.

- Спрашивай уж!

- Может быть, у вас есть мобильный телефон?

«Alles ist in ordnung!»

40

Тяжёлой и долгой покажется ночь, в ожидании чего-то; например, телефонного звонка. Если ждёт его любимый или любимая, магнетизируя взглядом маленькую компактную пластиковую коробочку, напичканную самой совершенной и современной техникой, дело одно: тут можно и со спокойной совестью вздремнуть ненадолго, ведь влюблённое сердце само подскажет, когда нужно проснуться и вовремя ответить заветными словами: алло, да, не сплю, жду звонка! Тогда многое становится на свои места, и многое делается понятным; пропадают мучившие страхи, а вдруг не позвонит и неужели забудет. Такое случается в каждом втором случае, если даже не в первом. Так уж устроена человеческая психика, чем сильнее накручиваешь свои страхи и ожидания, тем приятнее бывает в момент их неисполнения на душе и на сердце. И прощаешь своему любимому или любимой все её или его прегрешения и недостатки, выдуманные разгорячённой безмерно фантазией и раскрепощённым воображением.

И совершенно понятны обоснованные и необоснованные страхи и предположения, когда мать ждёт звонка от сына или от дочери. И никакие осуществившиеся звонки не внесут спокойствия разнервничавшееся сердце, и долго не восстановится спокойствие в душе. После всех заверений: всё хорошо и отлично, останется мутный остаток тревоги на дне пруда предчувствий. И интуиция тут не поможет. И ясновидение с яснослышанием. И прозорливые слова окажутся неуместными. Со временем, оно, по уверениям многих, лечит раны, время и успокоит и внесёт ясность. А пока же присутствует лишь нервное ожидание. Да беспокойные мысли: ну, почему он (она) не звонит? Почему? Не случилось ли чего? И так далее по нарастающей экспоненте с сильной тревогой и необоснованной паникой. Да и можно ли винить материнское сердце? У кого повернётся язык произнести эти коварные слова? Мать всегда остаётся матерью: мало ли её чадо или у него уже есть свои дети.

Храп мужа из спальни отвлекал ненадолго от мучивших сомнений. Хоть кто-то в это время спокойно может спать, успокаивала она себя, но действовало это кружечкой керосина, чтобы погасить костёр. Ангелина Фёдоровна покоя не находила и не находила места. Что в телефоне проку, когда он молчит? зачем нужна эта бесполезная пластиковая безделушка? И прочие, наподобие этой гневные мысли роятся в голове роем взбудораженных внезапным чужим вмешательством в их налаженный быт. И совсем нелегко в эти минуты. Уж лучше бы… А что именно «лучше бы» Ангелина Фёдоровна сказать не могла. Не могла она найти нужных слов, и когда экран телефона осветился, на нём появилась заставка сына, на которой он, улыбаясь во весь рот, машет рукой с надписью на дисплее: сын Петя, Ангелина Фёдоровна не нашлась, что делать; забыла сразу нужные манипуляции и едва не выронила телефон из рук.

Справившись и с собой и с волнением, она нажала нужную картинку на дисплее и ответила.

- Алло! Петенька! – Ангелина Фёдоровна захлёбывалась от приступа счастья и не могла сообразить, что сказать или спросить дальше.

- Алло, мама! – спокойно поприветствовал маму Петька.

Ангелина Фёдоровна вскочила и села на диване, не веря счастью: сын позвонил!

- Сыночек!.. Сыночек!.. – не говорила, а выбрасывала энергию любви мама.

- Ма-ам! Сколько раз я просил не называть меня: «сыночка» или «сынуля»! – укоризненно проговорил Петька.

- Ой, хорошо, Петенька! – затараторила мама, - хорошо, сыночка!

- Мама!

- Ой, забыла… Это от радости!.. Петенька! Больше не буду так говорить!

- А то создаётся впечатление, что я не вырос из детских пелёнок и штанишек!

- Вырос, Петенька, давно вырос! – частила счастливая и пьяная от счастья Ангелина Фёдоровна. – Из пелёнок вырос и из штанишек тоже! Сыночка…

- Мама, я ведь просил!.. – Петька не сердился на маму, понимал её, но не переносил на слух эти лебезящие слова. – Как вы там с папой? Мама?!

- Что, Петенька?

- Мам, ты там что, плачешь, что ли? – испугался Петька. – Случилось что-то?

Ангелина Фёдоровна вытерла слёзы и постаралась спокойно произнести, получилось, однако плохо:

- Ничего не случилось!

- Тогда, почему плачешь?

- От счастья плачу, Петенька, от радости, что позвонил! – ответила мама. - Думала, не звонишь, думала, случилось что!

- Мам, да ты чего это там выдумала? – удивился Петька. – Я же в соседний город поехал и не один, а с другом.

- Да знаю, знаю!

- Не на Марс ведь полетел без скафандра и подготовки и не на Луну!

Ангелина Фёдоровна не сдержалась, всхлипнула.

- Уж лучше бы на Марс! И на Луну! И без скафандра и без подготовки!

- Мама, всё у нас хорошо! – постарался успокоить маму Петька.

- Вот и хорошо, что хорошо! – успокоилась Ангелина Фёдоровна. – Как добрались, Петя? – она вдруг послышала в трубке посторонний шум, похожий на шум ветра. – Что это там?..

- Да это в фойе зашли гости, мам! Ворвался ветер! – проговорил Петька. – Добрались мы хорошо.

- Что-то плохо слышно, Петенька!

Петька повторил:

- Добрались хорошо!

- Вы доехали до места? – спросила мама.

- Мама! Повторяю: добрались хорошо.

- Петенька, ты прерываешься! – в трубке срывался мамин голос и звучал с каким-то странным металлическим оттенком с удвоением эхо.

- Мама, мы на месте! – громко в трубку сказал Петька.

Мама опять беспокойно переспросила, чем немного опечалила Петьку:

- Что? приехали? Ничего не разобрать… плохо слышно…

Петька постарался по слогам и громко произнести в трубку слова, которые сейчас могли успокоить маму:

- Да, мама! Мы приехали! Не понял, что?.. Конечно, нас накормили… Что? отлично накормили!..

- Хоть вкусно было, Петенька?

Петька понял, что мама из того, что им сказано, услышала десятую часть и немного погрустнел.

- Вкусно, мама, очень вкусно накормили, - проговорил он и сказал ласковые слова, необходимые сейчас особенно для неё: - Но ты, мама, готовишь лучше!

- Чем кормили?

- Солянка, гуляш с картофельным пюре… - перечислил Петька.

- А компот, компот был? – поинтересовалась Ангелина Фёдоровна, дома сын любил в конце обеда или ужина выпить стакан-другой наваристого компота или съесть консервированных фруктов в сладком сиропе, их он вместе с нею заготавливал в августе и сентябре во время сбора урожая.

Петька подтвердил:

- Был компот… Из сухофруктов. Очень хочу твоих пирожков.

Ангелина Фёдоровна просияла лицом, мог бы видеть её сейчас её сын, он бы узнал, как осчастливили маму сказанные им слова, но он находился далеко.

- А я ведь пирожков-то напекла! – укорила сына Ангелина Фёдоровна, - ты брать отказался!

- Уже пожалел, ма-ам!

- Как там погода, Петя?

- Снегопад, - ответил Петька. – Сильный снегопад.

Ангелина Федоровна, как ни напрягала слух, так и не расслышала последних слов сына. В трубке что-то щёлкнуло, из динамика послышался автоматический бездушный голос, он сообщил: «Абонент находится вне зоны доступа».

41

- Что! – задался вопросом Петька, увидев некое удивление, отразившееся на лице хозяйки дома. – Я спросил что-то не то? – Петька перевёл взгляд на друга: - Или прикоснулся к запретной теме? – Петька снова посмотрел на Генриетту Марковну. – Я вас спросил: есть ли у вас мобильный телефон, и этот вопрос вызвал оглушительный шквал молчания!

Генриетта Марковна прищурилась, поднесла ко лбу ладонь, прикоснулась и задумалась.

- Так есть у вас мобильный телефон? – повторил вопрос Петька, и очень ему было непонятно молчание друга, уж он-то мог поддержать его, а не уходить в сторону.

- Мобильный телефон? – озадачилась Генриетта Марковна.

- Конечно! – обрадовался Петька. – Мобильный это когда его можно носить с собой и звонить из любого места.

- Обычный телефон как охарактеризовать? – спросила Генриетта Марковна. – Стационарный?

- Да!

- Почему? Только потому, что его дальше длины провода никуда не отнесёшь?

Петька выставил ладонь в сторону женщины.

- Я сейчас покажу, как выглядит мобильный телефон, - он пошарил в карманах брюк и посмотрел на друга. – Артур, дай свой телефон. Мой остался в куртке.

Артур вынул свой мобильник из кармана брюк и протянул другу. «Alles ist in ordnung!»

- Нет, - сказал Петька и указал взглядом на женщину: - Дай Генриетте Марковне.

Артур приблизился к хозяйке дома и протянул телефон. Генриетта Марковна взяла его и внимательно осмотрела. Взгляд её не выражал никакой заинтересованности, будто она рассматривала хорошо знакомую вещь.

- Это мобильный телефон, - пояснил Петька. – С его помощью можно не только звонить, можно осуществлять видео-звонки, снимать фотографии и даже небольшие фильмы или ролики!

- Я прекрасно знаю, что это за предмет обихода, - отозвалась задумчиво Генриетта Марковна. – Но, как и прежде говорила, повторю и сейчас: спешу вас разочаровать, мобильного телефона тоже нет в нашем хозяйстве.

Генриетта Марковна вернула телефон Артуру. «Alles ist in ordnung!»

- Повторюсь, нам лишние хлопоты ни к чему, - произнесла она и посмотрела на Петьку: - Мне… Нет, скажу иначе: вам не хочется оставаться наедине с друг с другом и вы находите любую причину, чтобы задержать меня. Не так ли, мальчики?

Петька и Артур промолчали; эта речь их окончательно поставила в тупик и что сказать, не могли представить, поэтому предпочли промолчать.

- Ну что же, мальчики, - улыбнулась Генриетта Марковна друзьям, - если вопросы на сегодня закончились…

- Закончились, - подтвердил Артур, опередив друга, чувствуя, что он сейчас опять встрянет с каким-нибудь вопросом на отвлекающую тему.

- Тогда отдыхайте, мальчики! – заключила Генриетта Марковна и пожелала им спокойной ночи: - Спокойной ночи!

Петька проснулся от бодрствования, не задал новый вопрос.

- Спокойной ночи, Генриетта Марковна!

На этот раз женщина сумела ступить на порог, вслед за ней что-то ещё быстро покинуло комнату, выскользнув прозрачной тенью в коридор.

Артур не мог бы себе сейчас объяснить, что заставило его сказать следующие слова:

- Vieler Dank, Heinriette Markovna! (Большое спасибо, Генриетта Марковна).

После некоторой заминки добавил:

- Dank hinter Obdach über Kopf, vor Armenanstalt, vor Brot (спасибо за кров над головой, за приют, за хлеб).

Всю свою сознательную жизнь, - конечно, это громко сказано: всю сознательную, - отрезок жизни, связанный с обучением в средней школе, Артур изучал язык Вильяма Шекспира и Роберта Бёрнса. Всегда не столь успешно, как самому хотелось, так как однажды во время факультативных занятий по английскому преподаватель заметила: у тебя, Артур, нет данных к успешному овладению иностранными языками, как у твоих некоторых товарищей, и она перечислила их фамилии. Потом добавила, что это не может служить поводом для того, чтобы считать себя ущербным, твой лексикон составляет примерно сто слов, этого достаточно для беглого разговора на ненаучные темы или обсудить погоду с друзьями, даже понять диалоги в кино без переводчика, хочешь расширить, пробуй читать стихи, продвинешься быстрее. Учительница оказалась права, как бы Артур этого не хотел, ну, не давался ему аглицкий, как он начал выражаться с того дня, хоть спички не жги. Но когда он выпалил благодарность на немецком, без запинки, а главное, будто всегда говорил на нём и он был его вторым родным языком общения, очень удивился.

Генриетта Марковна будто споткнулась обо что-то в момент произнесения юношей благодарности. Выпрямилась, поправила несуществующие складки на платье. Обернулась и пристально посмотрела на Артура.

- Dank, Arthur! – немного осипшим голосом произнесла Генриетта Марковна; по всему выходило, что слова юноши её немного взволновали, что и привели к такой вот необычной реакции организма. - Ich ist behaglich befremdet (Спасибо, Артур! Я приятно удивлена).

Артур по непонятной причине не мог контролировать себя, будто им в этот момент руководил или управлял кто-то со стороны, и продолжил в том же духе, начатом им с чьего-то ненасильственного повеления:

- Beiderseitig, Frau Heinriette (Взаимно, фрау Генриетта).

Генриетта Марковна расцвела, если можно так сравнить, то, что ощущала и передать наполнившие её эмоции.

- Friedlicher Schlaf, Arthur!(Приятных снов, Артур!) – улыбнувшись совсем уже молодой улыбкой, сказала Генриетта Марковна Артуру; затем посмотрела на его друга, улыбнулась ещё приветливее: - Angenehme Träume, Jungen! (Приятных сновидений, мальчики!)

Что-то же должно было произойти, и чем-то всё это обязательно должно было закончиться. Необходима была кода, и она прозвучала, как заключительная торжественная часть произведения!

- Bis Rendezvous, Frau Heinriette! (До свидания, фрау Генриетта!) – если и были произнесены эти слова действительно самим Артуром, а не кем-то другим, то прозвучали они весьма галантно. «Alles ist in ordnung!»

- Bis baldige Begegnung! (До скорой встречи!) – ответила хозяйка дома и прикрыла дверь.

Её тихие шаркающие шаги растворились в тишине ночного дома и комнате, где сидели друзья, на некоторое время повисла тишина, какая обычно бывает перед тем, как произойдёт то, что должно произойти неотвратимо.

Петька разделся, бросил одежду на стул и потянулся.

- Я и не думал, - произнёс Петька.

- О чём? – спросил Артур, медленно снимая свитер.

- Что ты так ловко чешешь по-немецки, - похвалил друга Петька.

- О чём ты, Петька? – искренне удивился Артур, услышав слова друга. – Не пойму никак!

- Никак он не поймёт! – удивлению Петьки не было предела.

- Именно, – спокойно отреагировал Артур.

- Ну, надо же! А ведь как ловко говорил! – продолжал Петька. – Словечки с языка так и слетали… Фрау Генриетта… Гут нахт…

Артур рассмеялся.

- Корни дают о себе знать.

- Корни? – не поверил своим ушам Петька. – Это какие же?!

- Генетические.

- Память предков, что ли? – спросил Петька.

Артур кивнул.

- Она самая. Проснулась вовремя.

- Остришь, дружище! – не сдержался от похвалы Петька.

- Допускаю, - поклонился по-шутовски Артур.

- Вот не поверишь, ты мне всегда казался подозрительным и не мог понять, почему.

- А сейчас догадался?

- Стопудово! – согласился Петька с другом и закончил: - А теперь я понял причину.

- Почему?

- Ты такой же русский, как я татарин! – захохотал Петька и, подрагивая телом от озноба, его слегка знобило, хотя голландка отдавала тепло, полученное от огня, нырнул под тёплое одеяло. Вещи остались лежать комом на стуле, привычка вторая натура. Покрутился несколько на кровати и протянул, сладко зевая: - О, неземное блаженство! Пуховая перина, подушки, одеяло! Артур, я не верю… Не верю!

- Да уж поверь, будь добр! – рассмеялся Артур. Сложил вещи на стул. В одних кальсонах и футболке подошёл к закрытому белыми занавесками окну. Раздвинул их и посмотрел на улицу через затянутое морозным узором стекло. Посмотрел и едва не отпрянул: внутрь ему снаружи смотрелось нечто, глубокими, как бездна глазами и чёрными как ночь. Нечто ужасало и магнетизировало, оно приковывало к себе взор и не отпускало от себя. Нечто и сидело на снегу в форме длинно-скученного сизо-прозрачного облака и висело также невысоко над заснеженной землёй, разбросавшей в стороны прозрачно-тёмной птицей. Внезапно его взору открылась совершенно невозможная картина, ее, даже если и захотел бы он выдумать и нарисовать, он не смог, не хватило бы на это воображения: он увидел спальню матери, её, сидящую на кровати, все предметы в комнате покрывал тонким искрящимся слоем блестящий мелкий порошок, его легко можно было принять за снег, такой же порошок лежал на подоконнике и полу. На полу отчётливо виднелись крупные звериные следы. Они цепочкой тянулись от кровати к распахнутому настежь окну, в которое с улицы ветер задувал, крупные снежинки и качал покрытые снегом шторы…

- Что ты там увидел? – спросил Петька, заинтригованный долгим рассматриванием чего-то наверняка интересного на улице.

Артур после непродолжительной паузы ответил стихами, которые задумчиво прочёл:

Снег. Ночь. Метель. Луна.

Позёмка фантастично серебрится.

Всё спит; мне почему-то не до сна.

В высоком небе птица-сон кружится.

Друзья немного помолчали; послушали тихий говор тишины.

- Чьи стихи? – прервал молчание Петька.

- Не помню, - ответил Артур, - прочитал где-то… в каком-то журнале и запомнились эти строки. А так стихотворение большое.

- Классно! – похвалил Петька, что вызвало у Артура изумление, друг редко давал положительные оценки стихотворениям, как и литературе в целом.

- Мне тоже именно строки понравились.

Петька указал в окно.

- Там хоть стихает?

- Чёрт поймёт! – ответил резко Артур, но в голове кольнуло: «Alles ist in ordnung!», и испугался своей грубости и мягче добавил: - Мы пришли сюда ветер стихал, вышли подышать свежим воздухом – был почти штиль. Смотрю в окно, складывается впечатление, что по разные стороны дома разная погода. Возле крыльца тишь да благодать, с тыла – метель усиливается.

Артур высказался, повернулся к другу и моргнул. Затем вернулся к окошку, подышал на него и на выступивших бисеринках пота на стекле нарисовал переплетённые линии. Он водил пальцем до тех пор, пока из них не сложился замысловатый орнамент, сильно напоминающий арабскую вязь.

- Короче… - Артур лёг в кровать. – Спать! – и укрылся с головой, так поступал всегда, когда нужно было достигнуть быстрого результата погружения в сон; в голове продолжали звучать слова Генриетты Марковны, услышанные им на подсознательном уровне: «Alles ist in ordnung!»

Минут пять висела к комнате тишина. Из страны волшебных снов морфей не спешил к друзьям: Артур окончательно понял, что если и удастся уснуть, то не скоро и у Петьки тоже сон, будто пепел прошедшего дня рукой с ресниц смахнуло.

- Спишь? – тихо поинтересовался у друга Петька.

- Не-а, - коротко ответил он и дополнил раскрыто, но неопределённо: - Не спится что-то…

Петька тяжело вздохнул, будто опустил тяжёлую ношу, которую долго держал на руках.

- Мне тоже.

- Мысли всякие в голове вертятся, - повернулся к другу Артур; Петька в первые минуты диалога отвернулся от стены.

Прошло ещё пара минут.

- Артур! – окликнул друга Петька, заметив, что друг что-то внимательно рассматривает в телефоне.

Артур не отозвался, будто оглох. Он поглощён рассматриванием фотографий в телефоне: на них он вместе с Ниной, его девушкой, его судьбой, как до недавних пор думал.

Петька позвал друга громче:

- Артур! Не делай вид, что меня не слышишь!

- Слышу!

- Почему молчишь?

- Потому, - продолжил игру в лаконичность Артур. – И не ори ты так!

- Это отчего же? – удивился Петька.

- Хозяев разбудишь.

Петька поёрзал в кровати.

- Нет, - резюмировал он, после непродолжительного внимательного сканирования чутким слухом пространства за дверью. – Спят как мёртвые без задних ног.

- Слова подбирай – спят как мёртвые!

- Зачем? Так все говорят: спит мертвецким сном!

- Ладно, - согласился Артур с другом, зная, если начнёшь с другом спорить, это мероприятие затянется до первых петухов. – Чего хотел?

- Чем занят?

- Ты поэтому сейчас своим криком чуть не всех в доме перебудил?!

- Ты же молчал, - привёл убедительный аргумент Петька.

- Фотки смотрю, - сказал Артур.

- С Ниной?

- С ней.

Петька приподнялся на локте; скрипнула кроватная сетка, возмутившись нарушившему покой акту движения.

- Кстати, как у вас дела?

42

Нельзя сказать, что Нину за два года знакомства с момента их первой встречи, он узнал хорошо. Сколько ни старайся разгадать эту вечную загадку, человек постоянно будет огромной страной тайн. Всегда в самый ненужный момент обнаружится о нём такое, что только и останется, диву даваться и качать сокрушённо головой.

С Ниной было и так и эдак: всегда она находила способ выставить себя в лучшем свете, при этом не забывала позже извиниться и, с заискиванием говоря, убеждать Артура, что и он тоже достоин похвалы.

Как бы там ни было, два года они встречались и многие их друзья, их оказалось настолько много, что всех нельзя было упомнить по имени, открыто говорили, мол, дорогие вы наши влюблённые, не пора ли подумать о свадьбе.

О свадьбе пора думать всегда. Но не всегда думать об этом.

Затянувшийся конфетно-цветочный период ухаживаний окончился этой осенью. Как внезапно любовь пришла, также внезапно без объяснения причин она исчезла в золотисто-утренней дымке сентября, оставив после себя сизо-горький дым чадящих костров в осеннем спящем парке.

Зимний холод в отношениях Артур почувствовал, как бы ни странно это прозвучало, жарким летом. Тогда, когда солнечное тепло от раскалённого светила высокой температурой плавит асфальт и даже в тени деревьев и на сквозняке градусники показывали выше сорока пяти градусов по Цельсию.

Стоял обычный субботний летний день. Как и все горожане, большинство, не имеющее личных дач и живущих в бетонных джунглях, Артур и Нина решили часть дня провести на городском пляже. Он раскинулся вокруг искусственного водохранилища, расположенного по замыслу гидроинженеров городской администрации когда-то в немыслимо далёком послевоенном одна тысяча девятьсот сорок седьмом году за пределами Нерчинска; в те далёкие скромные годы город имел довольно старинную историю, но нынешние границы начал приобретать сравнительно недавно, лет сорок назад, во время индустриализации страны. Вот тогда-то и начал Нерчинск подобно медузе расползаться вширь по всем сторонам света. И водохранилище, находившееся далеко за городом, - по меркам тех патриархальных лет, - гармонично вписалось с окружающими его густо-насаженными лесопосадками в сам город. Рукотворное озеро, - его иначе впоследствии никто из горожан по-другому называть категорически отказывался, - было главной достопримечательностью Нерчинска. Его жемчужиной, так частенько писали в газетах и журналах, выходивших в городе.

Найти укромное местечко оказалось не так-то просто. Все более-менее пригодные для семейных парочек места и для тех, кто себя причислял к оным, были заняты. Но проявив сообразительность, Артур всё же нашёл одно. Песчаный язык вдавался глубоко в берег узкой полосой метра два в ширину и метров пять в длину. Вокруг него росли невысокие кусты, тоненькие берёзки и тополя в густой изумрудной сочной траве.

Тихий укромный уголок понравился влюблённым. Артур поставил небольшой навес из лёгкой ткани. Нина расстелила покрывало на песке. Разложила приготовленные напитки и бутерброды с сыром; остальные продукты не имели шанса сохраниться в испепеляющей жаре летнего дня.

Поначалу всё шло гладко, как течёт вода возле берега. Артур шутил, рассказывал анекдоты, Нина смеялась до слёз. Купались долго, не выходя из воды. Даже умудрились продрогнуть в тёплой как парное молоко воде. После очередного сеанса освежающего купания Артур и Нина лежали рядышком. Капли воды, искрясь в солнечных лучах, пробивавшихся через густую листву, искрились и переливались радужными цветами. Рядом с ними полчаса тому назад расположилась компания из двух семей с детишками. Они весело гомонили, кричали, играли в мяч, ныряли в воду под присмотром взрослых, чтобы ненароком не забрались малые чада на глубину. Взрослые тоже не отставали от детей. Развлечения их носили несколько взрослый оттенок; они жарили шашлык, пили пиво и вино. Приглашали и Артура с Ниной; по обоюдному согласию, они вежливо отказались, поблагодарив за приглашение.

Немного полежав, Нина села, положив голову на согнутые в коленях ноги и начала задумчиво перебирать пальцами длинные волосы.

Артур любовался красивым телом девушки, каплями воды, стекавшими медленно по немного загоревшей коже. Тонкие полоски оставляла вода. Артур незаметно прикоснулся к бедру Нины, собрав на кончик пальца влагу. И сразу последовала агрессивная реакция Нины: она резко повернула голову, истерично блеснули широко раскрытые глаза с увеличенными зрачками, дерзко искривила губы. Такой свою Нину Артур прежде не видел и немного испугался. Нина изменила позу. Села на колени, сжала кулачки, выпрямилась и холодно, выделяя каждое слово, произнесла: «Чтобы этого впредь без моего разрешения не делал! Ты меня понял? Надеюсь, услышал!» Затем с той экспрессией вскочила, накинула ситцевый сарафан, держа в одной руке босоножки в другой сумку, быстро ушла, оставляя на песке быструю цепочку следов босых ступней.

Насторожило Артура не само поведение девушки. Не внезапная смена настроения. Ему подозрительным показался факт, что обращаясь к нему, она не назвала его по имени, как она это делала всегда. И как было минут тридцать назад до этой необъяснимой эскапады.

Потерю бойца заметили соседи и с ненастойчивой навязчивостью уговорили его присоединиться к их дружной такой компании. В руках одного из мужчин появилась гитара, разожгли небольшой костерок рядом с мангалом, и, как водится, полились городские романсы и прочие песни известных на всю страну бардов.

Нина объявилась три дня спустя. Никак не объясняясь, она снова улыбалась, хотя можно было с полной уверенностью сказать не мило, а принуждённо. Гладила руки Артура не с той, прежней, нежностью и лаской называла его по имени. Что же всё-таки произошло, Артур пытался выяснить, задавал вопросы и в лоб и ходя окольными путями. Нина отмалчивалась. Один раз сказала с оттенком неприязни, мол, скажу, когда придёт время.

Время шло. Встречи становились реже. Друзья с двух сторон заметили наметившееся отчуждение и тактично старались уже не приглашать в гости сразу двух влюблённых; находили причины отказать в приглашении либо Артуру, если это были друзья Нины, либо Нине – если это были друзья Артура.

Пропасть между ними росла. Пока в начале сентября Нина не позвонила поздно ночью в далеко не трезвом состоянии и заплетающимся языком попросила о встрече и уточнила, что дату укажет позже.

Дату Артур узнал от мамы. Татьяна Афанасьевна чутким материнским сердцем сразу заметила трещинку в чашке взаимоотношений сына и его девушки, но со своими советами к сыну не подходила, решив, что он, как мальчик взрослый, должен разобраться в сложившейся ситуации сам и определиться, нужна ему эта девушка или нет.

Солнечный поздний сентябрьский день. Листва местами выжелтилась предательски и смотрится фантастически неправдоподобно. Всем понятно, лето окончилось. С ним закончилась одна прекрасная летняя пора и пришла новая пора осенних очарований. Небо чисто. Нет ни облачка. Штиль.

Артур ждал Нину возле ею выбранного кафе «Дворик сладкоежки» в центре города. Стоял не возле входа, чтобы не маячить на глазах входящей и выходящей публики. Немного в стороне. И думал, как начать разговор и закончить его с приятным для них обоих исходом. Он уверен, Нина не будет закатывать сцен, этого не было прежде, но выслушать кое-что всё-таки придётся. И он настраивал себя на этот лад. В руке он держал букет из трёх белых роз. Цвет выбрал автоматически, и когда цветочница поинтересовалась, для девушки он берёт цветы или нет, например: маме или сотруднице; очень изумилась ответу: для любимой. Эти слова он произнёс вслух, а вот слово «бывшей», в чём был точно уверен, про себя.

Тем не менее, ему цветы красиво упаковали. Насовали между стеблей всякой травяной красоты и прочей флористической фиоритуры. Он рассчитался и отказался от сдачи: это вам на мороженое, - сказал он продавцу и она его поблагодарила.

Нина опаздывала. Впрочем, этим недугом она страдала и прежде. Точность, как вежливость королей, не входили в круг её обязательных исполнений. Нина опаздывала уже на полчаса.

Артур безуспешно старался высматривать девушку в толпе идущих навстречу людей. Шёл кто угодно, только не она. И он начинал понемногу подозревать, что она обманет, верить в это не хотелось, и не придёт.

Внезапно Артур ощутил на себе пристальный взгляд. Сердце по привычке сильно ёкнуло, как же, нельзя же запросто так взять да и выбросить из жизни два года. Он, используя внутренний локатор начал вертеться вокруг, ища девушку. Нина стояла невдалеке. Стояла в нерешительности, будто раздумывая, стоит ли вообще подходить, кусала губы, этого за ней прежде не водилось, и мяла нервно длинные кожаные ремешки небольшой красивой дамской сумочки. На ней был новый лилово-блестящий плащ. Артур рассмотрел в тон плащу новые туфли. Отметил отсутствие косметики на лице и навсегда поставил точку в их романе. Ему тоже перехотелось встретиться и говорить с Ниной. Но как джентльмен, он обязан был выполнить свою часть плана.

Нина заметила, что Артур узнал её; против обыкновения, она не махнула ему приветливо рукой. Не улыбнулась. Не приподнялась на цыпочки, что делала всегда. Наоборот, её лицо ожесточилось. Выперли резки углы подбородка, скул, бровей. Она выпрямилась и решительно пошла навстречу Артуру, будто готовая с гранатой броситься под танк из рухнувших амурных отношений.

- Привет! – поздоровалась сухо Нина.

Артур отметил, сухости в её голосе прибавилось, как не исчезла привычка не называть его имя. И ему внезапно полегчало, его, будто нечто приподняло над землёй, это нечто в этот момент сорвало пелену с его глаз, сбросило с плеч тяготившую ношу. Он улыбнулся, как и прежде, ласково и нежно.

- Здравствуй, Нина!

- Давно ждёшь? – говорила она не плавно, выговаривая окружности слов, а вызывающе обрывая окончания, что тоже не ускользнуло от внимания Артура. Но если какие-то недели две назад это его сильно и больно ранило, то сейчас он остался равнодушен.

- Привык к твоим опозданиям, - он протянул девушке букет. – Тебе.

Губы Нины брезгливо искривились, но она взяла букет.

- Белые цветы?! – произнесла с наигранным удивлением, - я так полагаю, что это к разлуке…

Затем она окунула в букет своё красивое лицо, не оставлявшее, как и прежде, так и в последние дни безразличным Артура, вдохнула аромат. Подняла глаза, пустые и безразличные.

- Необыкновенно нежный аромат! – с напускным восхищением произнесла она и на какой-то наимельчайший миг сердце предательски ёкнуло и Артуру, всё ещё продолжавшего верить, что сказка ложь без толстых намёков на тонкие обстоятельства, всё можно отыграть, всё в их силах вернуть, не всё потеряно. Но Нина с иезуитским вероломством оборвала тонкую нить: - Жаль, не от того, от кого хотелось! – глаза её с лукавым прищуром уставились прямо в переносицу Артуру. – И всё равно: спасибо!

Не надо злить собаку, сидящую на поводке. Он может оборваться, и час расплаты будет жесток и скор.

Артур даже не стал вдаваться в подробности.

- Выпьем кофе, - предложил он без вопросительных или утвердительных интонаций. А как уже решенное дело. – Время острых откровений, полагаю, пришло, и оно пролетит для всех нас незаметно. – Он отвернул немного в сторону голову, слегка скривившись; заметив реакцию девушки, догадался, попал в цель, не ущемил прав другого и своего достоинства не уронил. – Только вот не надо, прошу тебя, Нина, истерик и сцен. Прекрасно обходились раньше и обойдёмся сейчас. – Он постучал по циферблату наручных часов указательным пальцем. – Tempur fugit. – И спросил: - Не забыла перевод?

Нина отрицательно покачала головой.

- В самом деле, время бежит, - артистично улыбнулась она, кончиками губ изобразив кривую линию рта. – Я не откажусь от капучино. – Она, было, сорвалась с места и неожиданно затормозила. – С одним условием.

- С каким же? Если не секрет? – Артур едва не въехал ей в спину.

Цинично, как можно сильнее причинить боль Артуру, Нина произнесла:

- Каждый платит сам за себя!

43

Возле входа в кофейню Артур и Нина замешкались. Он по старой привычке открыл дверь и придержал её, массивная стальная дверь с толстым стеклом открывалась тяжело. Никогда ранее не проявлявшая эмансипации, Нина вдруг упёрлась, остановилась и выжидающе уставилась на Артура.

- Что, так и будем стоять? – она так и вибрировала от распиравшего её чувства неприязни и досады, что мелкая шпилька в сторону бывшего любовника прошла в миллиметре от него, не причинив тому нисколечко вреда.

- Я галантно пропускаю тебя вперёди себя, - улыбнулся Артур, склонив к правому плечу голову. – Всего-то делов. Делал это прежде, и ты на это так не реагировала отчего-то. – Последнее слово против его воли вылетело с тонкой иронией.

- Справлюсь как-нибудь без тебя! – не набравшая опыта воинственная амазонка выпячивала свою феминистскую самостоятельность и независимость.

Как раз во время их препирательств к ним подошли две девушки; та, что посмелее, поинтересовалась:

- Вы заходите или просто сливки взбиваете?

Артур и Нина оторопело посмотрели в сторону девушки, немного в дерзости своей перегнувшей палку, но, в принципе, на её месте мог поступить также и Артур, и Нина, сложись в ином векторном пространстве по-другому их отношения.

Подружка смелой девушки на ухо громко прошептала:

- Ты про какие сливки говорила?

Смелая девушка, не отводя глаз от Артура и Нины, ответила подружке:

- Они догадались, а тебе потом разъясню!

Артур посторонился. Девушки прошли внутрь. Смелая из двоих девушка повернулась, улыбнулась ему и показала язык, страшно-страшно и смешно выпятив красивые зелёные глаза.

- Видишь, ты пользуешься популярностью у пошловатеньких девиц, - с укором произнесла Нина и прошла внутрь.

Артур зашёл следом и остановился. Нина застыла монументальной композицией «Обдумывание» посреди выставленных в три ряда столиков в ожидании чего-то, сложив губы бантиком и медленно пережёвывая ими безвкусный фантом вчерашнего ужина.

Бармен увидел замешкавшихся в зале посетителей и подал знак официанту. Высокий молодой человек двадцати трёх лет с длинным лицом и высоким гребнем волос выкрашенных волос, которое безобразно удлиняло бледное лицо с глубоко посажеными глазами, плоским носом с приплюснутыми ноздрями и ломаной линий бесцветной лини рта. Он быстро приблизился к Артуру и Нине.

- Какой желаете столик? – прогнусавил официант, еле раздвигая безжизненные губы, - возле панорамного окна или в глубине зала под пальмами?

- Искусственными? – спросила Нина.

- Извините, не понял, - официант посмотрел на Нину такими же безжизненными пустыми глазами. – Искусственные что?

- Пальмы.

Официант дёрнул носом, получилось движение комическое и нелепое.

- Естессно, - процедил он через редкие жёлтые зубы, едва приоткрыв рот. – Где вы видели у нас натуральные!

Артур не торопился вмешиваться. Нина смотрела то в одну сторону, там, где панорамные окна выходили на центральную улицу, оживлённую и наполненную горожанами и транспортом, то переводила взгляд на стену, покрытую в шахматном порядке крупными квадратами стекла.

- Итак, - почтительно поинтересовался официант, - какому месту отдадите предпочтение.

Нина только раскрыла рот, Артур сработал на опережение. Пришло время, решил он, брать контроль над ситуацией в свои руки, иначе это затягивание продлится до бесконечности.

- Возле окна, думаю, будет намного предпочтительнее, чем возле стены, пить напитки и ловить своё зеркальное отражение, - произнёс он почти скороговоркой, не давая времени Нине собраться с мыслями и возразить, коли уж решили расстаться, то нечего тянуть кота за хвост. – Согласна? – обратился он следом к Нине, решив действовать её же тактикой, не называя ту по имени и Нина молча проглотила этот заслуженный ею плевок в её сторону.

Нина кивнула головой и прошла грациозной походкой, нога от бедра, будто покоряла подиум вселенского борделя, к свободному столику и уселась, небрежно отодвинув стул, за стол.

Артур негромко попросил официанта подойти немного погодя за заказом, они же за это время определятся. Официант многозначительно улыбнулся и неслышной походкой исчез за стеклянной ширмой, ведущей в рабочее помещение.

Понаблюдав с минуту за Ниной, Артур подошёл и сел.

- Прекрасный отсюда открывается вид, - проговорила Нина, не смотря в его сторону.

- Ты хотела поговорить, - напомнил Артур.

Растянув в недовольной гримасе рот до ушей, Нина отрывисто бросила:

- Да! – и добавила: - Хотела.

- Что-то важное? – Артур старался быть самой обходительностью, сдерживая себя и эмоции, и понимал, насколько легко лицедейство у него получается.

Изобразив нечто схожее с фырканьем, дескать, ясное дело, для чего мы тогда здесь собрались, отчего лицо девушки приобрело смешное выражение, Нина проговорила устало и томно:

- Важное, безусловно, важное для нас обоих.

Но Артур пропустил мимо ушей важность слов девушки. Он встретился глазами с дерзкой девушкой, показавшей ему язык. Она и на этот раз не оставила его без внимания. Покачала сострадательно головой, выражая взглядом полное сочувствие ему, затем сложила ладони в индийском намасте, склонила голову и снова показала язык.

- Ты меня слушаешь? – поинтересовалась Нина, заметив отвлечённый взгляд Артура, - для кого я тут распинаюсь? – проследила его взгляд и иронично заключила: - Теперь понятно, кому приоритеты.

- Да ты не переживай, - проговорил Артур спокойно. – Как ты выразилась, приоритетов сейчас у меня нет: за исключением мамы, работы и друга.

Нина вспыхнула и всплеснула руками.

- Я могла и сама догадаться без помощи из зала! – немного превысив эмоциональный фон, экспрессивно выговорилась она и привлекла к себе внимание посетителей соседних столиков, но сейчас её факт привлечённого чужого внимания мало интересовал, - как низко ты пал за последнее время! – последними словами она хотела морально уничтожить, растоптать и распылить Артура и навсегда забыть о его существовании.

- Не отвлекайся! – посоветовал ей Артур и напомнил: - Мы встретились с другой целью!

- Да, конечно!

- Я тебя слушаю, - проговорил Артур и мысленно представил себе, что какие-нибудь два месяца тому он и в диких предположениях не мог представить этой сцены. – Я тебя внимательно слушаю. Хочу договориться сразу: без артистичных отступлений и увиливаний в сторону. Разбей выступление по пунктам: первый – то-то; второй – то-то; третий… и так далее…

Нина вспыхнула, щёки покрыл алый румянец; она вздрогнула плечами; глаза широко раскрылись; она была полна желание дерзко поставить Артура на место. Сдержалась. Закрыла глаза. Кисти рук положила на стол.

Следя за ней, Артур заметил движение губ и догадался, она считает. На заре их отношений она поделилась с ним, что в моменты, когда её охватывает волнение и вспышка гнева, она мысленно считает до десяти и успокаивается, не хватает десяти, ведёт счёт до полного спокойствия. И что вычитала этот замечательный совет в одной старинной книге.

Артур с недавних пор научился читать по губам. Уроков специальных не брал, не читал брошюр и рекомендаций. В один из дней он вдруг услышал в голове посторонний голос, мужской, он хвастался победой над очередной подружкой. В обеденный перерыв он посещал не очень дорогое кафе напротив места работы; там кормили вкусно и порции на его взгляд были большими. Так вот, он повертел головой, так понимал, что конкретно к нему никто не обращался и не нашёл виновника. Но заметил, уведя голову в сторону от соседнего столика, за которым расположилась компания из четырёх подвыпивших мужчин, голос пропадал; стоило повернуться к столику, возобновлялся; растерявшись, Артур подумал, начинает сходить с ума и огорчился. Затем нечто такое произошло, что заставило поменять обманное мнение: говорившего он не слышал, но смотря на его губы, как они двигались, он понимал, о чём говорит мужчина.

Появление умения читать по губам не открытие спавших сверхчеловеческих способностей, например, левитировать, воспламенять взглядом вещи и передвигать дома вместе с врытым в землю фундаментом. Поэтому Артур относительно спокойно отнёсся к этому факту. Поделиться ни с кем не захотел. Решил, пусть хоть что-то будет у него втайне от других, о чём распространяться не следует.

Нина уже начала считать до тридцати.

«Видно, очень сильное у неё волнение, - подумал отвлечённо Артур. – Считай, ибо спокойствие, только спокойствие, а не гнев ведут нас по пути мимо бездны».

Нина успокоилась.

- Нам нужно расстаться на некоторое время, - взвешивая каждое слово, начала она, - на некоторое время. Я хочу пересмотреть наши отношения. Как ты думаешь?

Она снова не обратилась к Артуру по имени, будто говорила с пустым местом или с зеркалом.

Артур проигнорировал её безразличие.

- Думаю, - сказал он неопределённо.

Нина продолжала также медленно и взвешенно.

- Думаю, да и ты сам не мог не заметить, между нами появляется пропасть. – Нина глубоко вздохнула, будто собиралась нырнуть в мутную глубокую воду. – Повторюсь: ты не мог не заметить, она растёт с каждым днём.

Артур захотел вставить слово, что пропасть или бездна, без разницы уже давно разделяет их.

- Не перебивай меня! – взвизгнула истерично Нина.

Подошедший официант разрядил обстановку.

- Определились с заказом?

- Два капучино, - попросил Артур.

Официант ушёл. Пока он не вернулся, Артур, и Нина не проронили ни слова, сидели, набравши в рот воды, словно чужие люди, волей или прихотью Судьбы очутившись за одним столиком в кафе.

Официант вернулся с заказом. Поставил на столик чашки с напитком.

- Пожалуйста, ваш заказ! – посмотрел на Артура; затем обратился к Нине: - Могу вам предложить наше фирменное пирожное. Оно пользуется огромной популярностью. Рецепт разработан нашим шеф-кондитером.

- Спасибо, не надо, - отмахнулась Нина.

Официант не унимался; он хотел по максимуму выжать из скупой парочки побольше деньжат.

- У нас богатый ассортимент фирменной выпечки!

- Неужели! – вскинула на него Нина серьёзный взгляд. – Всё у вас фирменное: и пирожное, и мороженое, и выпечка!

Официант оказался стоек и с достоинством выдержал словесный удар.

- Безусловно, всё без исключения фирменное!

- Спасибо, - вмешался Артур в словесную дуэль официанта и Нины. – Мы ограничимся кофе.

- И принесите сразу, - Нина подняла вверх указательный палец, - сразу чек. Два чека!

Официант поклонился и ушёл; на лице его читалась досада; вид его так и говорил, что с этой жмотистой парочки чаевых не дождёшься.

- К чему такие сложности, Нина? – мягко поинтересовался Артур. – Хочешь уйти, уходи, - он указал кивком головы в направлении двери, - не нужно придумывать сложные схемы. Жить нужно проще.

- Ты всегда так! – укорила его Нина.

- Как так, Нина?

- Всё упрощаешь. Но я повторю: нам нужно на время расстаться! – Нина побледнела, взяла из салфетницы бумажную салфетку с логотипом кофейни и начала скручивать её в трубочку нервно дрожащими пальцами. – Провести ревизию наших отношений.

- Причём тут ревизия? – спросил Артур удивлённо. – Хочешь уйти, уходи. Держать бессмысленно. И вреда от этого больше, чем пользы.

Внезапно Нина бросает в окно ждущий взгляд. Лицо вспыхивает. Глаза загораются. Она смотрит на шагающего скорым шагом мужчину лет около сорока в светло-сером плаще и в шляпе в тон.

- Понимаешь… - начала и остановилась, не договорив, Нина.

Она с тревогой уставилась на входную дверь. Дверь открывалась и закрывалась. В кафе заходили и выходили. Сновали между столиками официанты с подносами, уставленными тарелками с заказами.

- Не всё так просто… Как может показаться…

Артур посмотрел в том же направлении. Он каким-то образом материально ощутил взгляд Нины. Они перекрестились. Дверь распахнулась.

Нина немного приподнялась и помахала вошедшему мужчине рукой. Мужчина не сразу увидел Нину, лицо украшали очки в стальной оправе. Он порыскал взглядом по залу и нашёл искомое. Помахал рукой и направился к столику. Возле столика мужчина остановился и вопросительно посмотрел на Артура. Взгляд его выражал крайнюю степень непонимания.

- Познакомься… - Нина подрагивающей рукой указала на мужчину, снова не назвав Артура по имени. – Это – Станислав Львович…

44

Петька крайне разозлило игнорирование друга. Он повторил вопрос. И снова в ответ последовала тишина.

«Ты не оглох, случаем? – почти крикнул Петька, - я спрашиваю, спрашиваю, ты же молчишь!» Артур извинился. – «Задумался». Петька надулся. – «Он, понимаешь, задумался!» - «Кстати, ты о чём спрашивал?» - «Да ни о чём!» - огрызнулся Петька. – «Хватит дуться! – улыбнулся Артур. – Говори». Петька посидел, сопоставляя сказанное с другом с тем, что ощущал внутри, и выходило, друг не лгал, утверждая, что задумался. – «Как у вас с Ниной?» - спросил Петька. Артур немного подумал и ответил, не отрывая взгляд от экрана телефона на котором на очередном снимке они вдвоём с Ниной были сняты в парке на аттракционе. – «С Ниной?» - переспросил он. – «С Ниной!» - терпеливо произнёс Петька, предполагая, что из дальних степей Забайкалья его друга удастся вернуть не скоро. – «С Ниной у нас как обычно, - ответил отвлечённо Артур, переведя взгляд с телефона на друга и вернувшись снова к изображению на экране. – А у тебя?» Оригинальничать Петька не захотел. – «Как обычно». – «Это как же?» - всё ж таки Артуру пришлось вернуться из дальнего мысленного забайкальского похода. – «Да вот так!» – Петька звонко стукнул ладонью об ладонь и обеими ладонями ударил себя в грудь.

Артур завидовал белой завистью умению друга легко и непринуждённо расставаться с подругами, которых он по его, друга, упоминанию менял как одноразовые перчатки.

Знакомился со своими прелестницами, - опять-таки, определение друга, - в общественном транспорте.

Происходил процесс знакомства по уже накатанной и отработанной до филигранности методике, её друг так и называл «Петькина методика знакомства». Он выбирал в салоне автобуса понравившуюся ему девушку и начинал издалека.

Не из прекрасного гипотетического, а из ближнего, но далёкого. Он приближался к намеченной жертве медленными шажками, от остановки к остановке. Иногда быстрее, когда чувствовал, объект эмоциональной оккупации выходит на ближайшей. Он приближался на опасное расстояние к девушке и поступал следующим образом: подставлял ногу под её обувь, будь то туфелька, или сапожок, но непременно под ногу. Девушка ступала, давила на ногу и Петька непроизвольно – хитрец такой! – вскрикивал: «Девушка, смотрите, пожалуйста, куда ступаете!» Она естественно начинала извиняться: «Ой, простите! Вам очень больно?» Важное свойство – не перехитрить и не переиграть, знать, где можно отступить, а где и ринуться вперёд, шансов получить по мордасам великое множество, как направлений на векторной плоскости. И тут он, скривившись, отвечает: «Да что вы! Уже прошло и совсем не больно!» или: «Если такой острый каблучок ранит моё сердце, я буду знать, что жизнь моя прожита недаром!» И закручивался роман. Естественно, кратковременный. Он интересовался, где дама выходит; восклицал, мол, надо же, и мне там же; затем провожал домой и назначал встречу.

До определённого момента не брезговал замужними девицами, заявляя, что надкусанное яблочко слаще мёда. Но однажды зимой что-то не срослось у него и его пассии.

Получилась непроизвольная инсценировка анекдотической ситуации: муж внезапно возвращается из командировки. И простоял Петька в одних трусах и носках на зимнем морозе на застеклённом балконе три часа, пока соскучившийся по супружеским ласкам муж насыщался своею женой. Других бы и не сломило сие временное недоразумение, но Петька сделал вывод: лучше медленно есть чёрствый хлеб с водой, чем в спешке давиться пирожными с какао.

Время показало: хлеба всегда в достатке, а вот с пирожными кричи караул!

«Как у тебя легко, получается! – похвалил друга Артур. – Не успел с одной расстаться, уже с другой крутишь!» Петька расцвёл цветком неземной красоты. – «Аура у меня такая, - похвалился он. – Любвеобильная». Артур хмыкнул и вытер нос тыльной стороной ладони. – «Ты так толком и не разъяснил, - снова заговорил Петька, – вы с Ниной расстались?» Артур подумал. – «Ну… - протянул и решительно ответил: - Да, мы с ней расстались. Она решила провести ревизию наших отношений. Кстати, её слова слово в слово». Петька едва не задохнулся от возмущения. – «Какая ревизия отношений!» - «Она вот такое слово придумала, чтобы расстаться». – «А проще нельзя? Мол, нам с тобой в одной лодке тесно и так далее». – «Видимо, нельзя». Петька немного успокоился, он всегда переживал за друга и честно говоря, находил Нину очень странной девушкой, не в части странностей в психике, в поведении, общении и прочем. – «То-то я смотрю, давно её не видно». – «И не увидишь», - успокоил друга Артур. – «Почему? – спросил Петька. – Уехала?». – «Да, - сказал Артур, - на моря. Недавно». – «На моря?» - недоверчиво переспросил Петька. – «На они самые, - согласно поддакнул Артур,- на тёплые моря». – «Одна? С кем? Я его знаю?» - начал интересоваться Петька, будто с ним произошла непоправимая трагедия. – «С мужиком каким-то». – «Ты спокойно об этом говоришь? – не поверил Петька тихому тону друга. – Да как же так!» Артур посмотрел на друга и спросил: «Предлагаешь в истерике биться?»

45

Матерчатый пляжный зонт не спасал от южного жаркого солнца, зной расплавленными потоками струился над раскаленным песком, дрожал над синей водой моря и превращал в абстрактные картины, далёкие морские пейзажи.

Матерчатый пляжный зонт создавал иллюзию защиты, и её хватало, чтобы не обращать внимания на прочие неудобства.

Нина неподвижно лежала в шезлонге и впитывала каждой клеточкой кожи несносную жару и старалась отвлечься на что-то постороннее, получалось это плохо.

Вот уже как две недели прошло, как они со Стасом приехали на отдых. Кожу Нины покрывал лёгкий загар, он прекрасно гармонировал с её тёмно-пепельными волосами, о чём постоянно твердил Стас. По словам своего спутника, она так до конца и не определилась со статусом их отношений, потому что сам Стас заявил о своём нескором решении связать жизнь путами законного брака, предложил пожить, как стало с недавних пор принято говорить, гражданским браком.

Боялся он неких обязательств или нет, но Нину устраивал такой поворот событий. Хотя до недавних пор совсем иначе размышляла на эту тему. Она нечто вспомнила, лоб покрыли мелкие бородки морщин, лицо с закрытыми глазами внезапно будто высыхает. Минута неприятного воспоминания быстро проходит. Лицо снова гладкое, щёки слегка пунцовеют под загаром, губы растянулись в ухмылке. Нина пошевелила ногами: ей показалось, всего показалось, что по голени ползает муха. Но вот неоспоримый факт, мух здесь она ни разу не видела. Это дома даже в жестокий мороз нет-нет да пролетала по комнате одна счастливица, не впавшая в зимнюю спячку, по комнатам и забивалась куда-нибудь в глубокую глухую щель с намерением проспать до весны или снова отчего-то пробудившись, совершить облёт вверенной квартирной площади. Да, мух здесь не видела и как-то заметила по этому поводу Стасу. Он рассмеялся и спросил, что, неужели соскучилась по родным помойкам, и тут же поправился: с этими насекомыми здесь научились бороться. Она приставала с расспросами, мол, да как же так, всюду есть, летают, жужжат, машут крылышками, надоедают своим присутствием, а в некоторых злачных местах так и вовсе прописываются надолго. Стас терпеливо разъяснял, стараясь донести до неё мысль, что на курорте, именно здесь, на этом красивом и ужасно гостеприимном острове если уж не стерильная наведена чистота, то поддерживается ежедневно. «Если скучаешь по мухам, можем попросить горничную, она принесёт из своего жилья. Уж дома-то у аборигенов их хватает!» - предложил он и, услышав отрицательный ответ, сказал, чтобы Нина сосредоточилась на отдыхе, прекрасном отдыхе на жарком солнце вдали от снегов далёкой родины.

При мысли о снеге и морозе, всё тело Нины покрылось гусиной сыпью, и она неожиданно для себя нервно вздрогнула, ощутив охвативший её мороз, он стальной лапкой хищно погладил её в затылке, зарывшись острыми коготками в густые волосы и, слегка касаясь кожи, провёл вниз спины.

Нина резко вздохнула и открыла глаза. На соседнем топчане, Стас не любил шезлонги, сколоченном из тонких деревянных реек, лежал Стас, находясь, как и она в жаркой тени зонта и дремал. Всю ночь он над чем-то работал. Сидел за компьютером, стучал клавишами, пил холодный кофе. Лишь под утро, когда она уже пробудилась от лёгкого бриза, ворвавшегося в раскрытое окно, она увидела его дремлющим в кресле за столом. Растормошила. И попросила беречь себя. На её замечание о том, что себя нужно беречь, он мягко улыбнулся и сказал: чтобы жить в этом раю на земле, нужно немного трудиться, и для этой цели можно пожертвовать и парой-другой часов, позаимствованных у сна.

С момента знакомства со Стасом, его представили официально Станислав Львович, она так и не удосужилась поинтересоваться, чем он занимается, откуда деньги на подарки, нет-нет, он не засыпал её бриллиантами и не заворачивал в шелка, но не скупился. Нина и сама больно не совала нос в те области, где по нему можно болезненно получить лёгкий щелчок. Интерес остался. Деньги тратила экономно. Из одежды купила необходимое. Еды, она переехала к нему в первый день знакомства, продолжая оставаться всё ещё подругой Артура, с ним отношения начали рушиться до знакомства, и она ждала час, выгодный для того, чтобы расставить всё точки над «i».

Постоянно лежать скучно. Поговорить не с кем. Оказалось, в это время соотечественники выбирают другие места для проведения отдыха, да и Стас снял жильё, отдельный дом с прислугой, изъяснявшейся на английском, обосновав это решение, что в гостиницах ещё надоест жить, таким образом прозрачно намекнув, что это не последняя поездка.

Мимо сновали юные красотки-иностранки со своими бой-френдами, женщины в возрасте с мужьями и детьми. Пожилые супружеские четы парами или в компании проводили время в своём кругу. Пустота в общении напрягала. Так хотелось перекинуться с кем-то парой слов на родном языке, спросить как дела и просто поболтать. Поболтать получалось только со Стасом и то в часы, когда он пребывал в состоянии Нирваны, как сам выражался. Звонки домой навевали грусть, мама постоянно делилась новостями. Папа советовал взять от южного края больше положительной энергии, чтобы с яркими красочными эмоциями провести остаток зимы в родных пенатах.

Всё было хорошо, но хотелось не этого.

Отношения между нею и Стасом установились ровные. Как у супругов, проживших не один десяток лет в браке. Она не видела восхищения ею и её красотой в его глазах. Она не видела восторга, какой должен был быть. Стас оставался всегда спокоен. Иногда чересчур спокоен и уравновешен. Он не потерял выдержки даже три дня назад, когда в пляжном баре какой-то мужичок крепко подвыпивший в своей компании, решил расширить круг общения и просто-таки прилип к нему, вешаясь нашею, стараясь похлопать по спине или плечу, что видимо, было крайним выражением эмоций, закончилась это амикошонство тем, что у нас называется каверзным вопросом: а ты меня уважаешь? Двум полицейским Стас объяснил, что мужчина его с кем-то перепутал и, уходя, наступил на лужицу кем-то неосторожно пролитого напитка. Наступил в неё. Поскользнулся и упал. Его объяснения приняли, не обратив внимания на то, что несчастный наступал в лужу по неосторожности своей больше трёх раз.

Загадочностью своей Стас её не пугал: мало ли, какие есть у человека тайны, быть посвящать в которые не имеет необходимости. Ну, зарабатывает прилично, ну и, слава богу! Источников не раскрывает? Зачем, коли и так ей хорошо живётся. Разобрался с навязчивым типом каким-то странным способом? Владеет какими-нибудь методиками самообороны. Всё хорошо! Всё прекрасно!

Нина посмотрела вторично на Стаса. Он, похрапывая в дрёме, чесал живот, и что-то бурчал. Что-то маловразумительное. Вслушиваться Нина не стала и решила продолжить внутреннее исследование своей психики. Медицинский она бросила на втором курсе, хотя уже на первом поняла, что семейная традиция на ней оборвётся. Старший брат давно служил в военной авиации, младший охранял границы большой Родины.

Она проследила парочку с малышом. Они прошли мимо, и Нина смогла понять, о чём они говорили, так как с английским она подружилась с первого урока иностранного языка в школе. Давался язык легко, и она бегло и непринуждённо на нём общалась что дома, устраивая с друзьями вечеринки, на которых изъяснялись исключительно на языке Шекспира, что с друзьями из англоязычных стран по переписке в интернете.

Нина повернулась на живот, но шезлонг не приспособлен для этого. Она ввернулась в прежнее положение. Закинула за голову руки, вытянулась телом в красивую статуэтку, выточенную мастером из куска драгоценной древесины, и замерла. Что-то неприхотливо-приятное она находила в таком времяпрепровождении. Что-то, что не могла с первого раза высказать словом, но чувствовала душой. Вот именно так, иногда казалось ей в часы высшей расслабленности телом и повышенной радости, она бы и прожила всю оставшуюся жизнь. Здесь, в далёкой стране, живя в небольшом домике с прислугой, не заниматься домашними делами, смотреть телевизор, слушать музыку, читать книги, валяться на пляже. Да, она понимала, мечты её останутся мечтами и не все грёзы, снившиеся ночью, имеют продолжение днём. В вещие сны она категорически не верила. Потому что у самой не было повода в этом ни удостовериться, потому, что, что бы ей ни снилось, всё и оказалось ночною грёзой, сказкой, которая кончается с наступлением рассвета и роскошная карета с запряжёнными в неё белыми скакунами всегда превращалась в огромную переспелую тыкву, а отличные скакуны в толстых проворных крыс.

С мечтами пришлось расстаться в один прекрасный день, как когда-то рассталась с детством, и больше никогда в новогоднюю ночь дед Мороз со Снегуркой не оставляли ей подарок под наряженной ёлочкой.

Даже сейчас, она не знала, надолго ли приехали на этот остров, обратного билета не было. На вопрос, сколько им здесь предстоит находиться, Стас ответил: пока не надоест.

«Пока не надоест! - подумала Нина с каким-то ожесточением, и сжала губы, почувствовав натяжение кожи лица. – А если никогда не надоест? То, что, останемся тут навсегда?» Неопределённость угнетает человека чаще всего и больше всего остального. Куда как легче воспринимать дары жизни, когда знаешь оговоренные рамки, в которые требуется уложиться, чтобы от этих щедрых даров, а не посулов, оторвать побольше и постараться всё переварить.

«Пока не надоест!» - снова подумала Нина, но с меньшей агрессией и злостью. Она сентиментально улыбнулась. Открыла глаза. Ей показалось, конечно, показалось, как же ещё, что она услышала родную речь. Всё в ней встрепенулось и напряглось. Она сдвинула на лоб солнцезащитные очки и быстрым взором окинула находившихся вокруг любителей отдыха, безделья и солнечных ванн и купания в горячих водах моря.

Как бы хотелось, чтобы сейчас был… Она прервала беседу про себя; она даже в мыслях запрещала себе упоминание имени того, кто остался дома и с кем она решила совсем недавно окончательно покончить, как и с прошлым. Своим прошлым, чтобы начать строить своё настоящее и будущее с другим человеком.

В один из ненастных осенних вечеров они сидели со Стасом на тёплой веранде его дачи, и пили чай, говорили о всяких ненужностях и пустяках, смеялись остротам, на которые временами был мастак Стас. Так вот, Нина решила завести разговор, захотела высказаться, рассказать о своём прошлом, о друзьях и с кем встречалась. Стас выслушал её ровно настолько, насколько она смогла углубиться в воспоминание, мягко остановил, положил ей свою ладонь поверх её: «Carthago delenda est!» произнёс он и пояснил: у каждого из нас была своя жизнь, наполненная хорошими и не очень событиями, были, и, быть может, остаются друзья, просто на встречи с ними каждый год остаётся всё меньше времени, некоторые сами уходят, с некоторыми прекращаешь отношения сам, но это всё осталось в прошлом, его я называю личным Карфагеном, а он, как гласит пословица: должен быть разрушен. Разрушив его, нужно строить свой новый город не на его руинах, для своего нового города нужно найти новое прекрасное место, построить дом, разбить сад, насадить деревья, родить детей и затем в старости воспитывать внуков. Разрушь свой Карфаген, Нина, и живи спокойно в новом мире своего нового счастья. Позже, дня два-три спустя она поняла правоту слов Стаса: никогда не уйдёшь вперёд, постоянно оглядываясь назад, не разрушив старый дом, не построишь дом новый и прекрасный; иначе будешь постоянно топтаться на месте.

46

Всё-таки Нина решила искупаться и потревожила Стаса.

- Стас, - позвала тихо она.

Стас пошевелился, буркнул, но глаз не открыл.

- Стас! – настойчивее повторила Нина.

- У! – отозвался он сонным голосом.

- Стас, искупаться не хочешь? Освежиться в море? – поинтересовалась она.

Стас поднялся с топчана, сел, растёр ладонями сонное помятое лицо и посмотрел заспанными глазами на Нину.

- Искупаться, говоришь? – он перевёл взгляд на морскую поверхность, невдалеке от берега виднелись головы взрослых, ближе к берегу детей.

- Да, - ответила Нина.

- Освежиться предлагаешь? – в его голосе чувствовалось сомнение и нежелание вставать и вообще двигаться, и то, что он проснулся и сел на топчане, не говорило, что он горит желанием двигаться с места.

- Да, - повторила Нина, сев в шезлонге. Очки сами опустились ей на глаза, и она вернула их на лоб привычным жестом руки.

Стас цыкнул уголком рта и ответил, лениво произнося слова:

- Нет, Ниночка, не хочу: ни искупаться, ни освежиться. Давай без меня, ладно? А я в тенёчке поваляюсь.

Сказав, Стас медленно улёгся на топчан спиной вверх, положил голову на скрещённые руки и задремал.

«Почему здесь нет мух? – снова подумала Нина, решив, будь они здесь, Стас принял бы другое решение и с гиком и радостными воплями поскакал в горячую морскую воду плескаться вместе со всеми купающимися, добавляя в её природный бульон грязь своего тела. – И вообще, где все насекомые? Тараканы, пауки и прочая гадость! – Нина решала, идти одной или дождаться-таки, пока Стас не согласится составить ей компанию. – Почему здесь нет мух?»

Нине было немного досадно. Ей даже лучше одной заплыть подальше от берега и поболтаться в воде или лёжа на матрасе, но грызла досада: почему Стас отказался. Она не подозревала в охлаждении чувств, в нём она видела ту крепость, за стенами которой не страшен любой враг и опасность не грозит в любое время. Но всё же!

«Ладно! – решила она для себя, - валяйся в теньке, а я искупнусь, в кои-то веки выпала возможность побарахтаться в ласковых водах чужих морей! Вот намажусь кремом и вперёд!»

Сказано – сделано. Нина быстренько поправила волосы, закрепила хвост резинкой. Взяла из сумочки крем против загара и начала медленно втирать в кожу, осматривая пляж, внутренне понимая, что встретить здесь соотечественника то же самое, что макаку во льдах Арктики. Ну, да! вот макаки с бананами, с бубнами и в вязаных шапочках на курчавых головах горланят песенки и бьют в тамтамы. Вот же люди, хлебом не корми, дай попеть и потанцевать! Она закончила втирать крем в руки-ноги, смазала им грудь, насколько смогла, спину. Но как раз спина и примет весь удар ультрафиолета в море и потому, нужно будить Стаса. Позвать на помощь.

- Стас, - позвала осторожно Нина, - Стас, слышишь! – она аккуратно похлопала ладошкой его по горячей спине.

От прикосновения прохладной руки Нины Стас вскрикнул и поднялся на локтях.

- Чего тебе, Нина?

- Стас, вотри крем мне в спину, - попросила Нина Стаса и протянула тюбик крема.

- Ничего не забыла сказать? – улыбнулся Стас.

- Я? – удивилась искренне Нина.

Стас оглянулся.

- По-моему, только тебе нужно втереть крем, – сказал, улыбаясь, он.

- Забыла, Стас! – хлопнула ладошками Нина; она как-то обратилась к нему «Стасик» и он попросил впредь его так не называть и пояснил, что в его детстве так называли тараканов; хорошо, Нина сдержалась, не сказала, что и у них в семье тараканов называли точно так. – Пожалуйста, Стас, натри спину кремом!

Жестом руки Стас приказал принять Нине горизонтальное положение на топчане, перед этим встав с него. Нина улеглась, вытянувшись своим красивым телом.

- Тебе обязательно он нужен? – вдруг спросил Стас, и Нина поняла, о чём идёт речь; он и в доме постоянно предлагает ей ходить без бюстгальтера, в одних трусиках; она запротестовала, что скажет прислуга, а он в ответ, мол, видела бы ты как они ходят дома и оставил на её усмотрение свою просьбу. – Снять не хочешь?

- Хочу, - согласилась послушно Нина. – Хочу, чтобы ты сам развязал тесёмки и снял.

Стас хмыкнул, затем крякнул.

- Знаешь, я могу развязать тесёмки и снять, но это будет больше похоже на некие сексуально-ролевые игры, чем на выполнение просьбы втереть крем. – Не смущаясь, сказал он и добавил: - Но если ты настаиваешь… - Стас медленно провёл ладонями по гладкой спине Нины, и Нина податливо выгнулась красивым телом; со стороны они смотрелись, не отличаясь от остальных посетителей пляжа, точно так же мужья жёнам втирали крем и допускали куда как более свободные движения рук. – Узелок крепко завязала, не поддаётся. – Сказал он и потянул в разные стороны тесёмки. – У-у-у! какой противный узелок! – игриво произнёс Стас и бросил правой рукой тесьму и быстро пальца залез под тонкую полоску трусиков и погладил упругие ягодицы.

- Узелок совсем не захочет развязываться, если кое-кто будет шаловливо играть своими пальчиками не там, где надо, - проговорила Нина, подстраиваясь под игру Стаса и поигрывая мышцами нежной попки.

- А можно спросить, где надо? – Стас мягкими круговыми движениями ладонью помассировал ягодицы, и Нина движением мышц показала, ей нравится его шалость.

- Вечером, поздним вечером, - тихим голосом, почти возбуждаясь, произнесла Нина в том момент, когда Стас провёл пальцами между упругих булочек, - лёжа в прохладной кровати. О-о-ох!..

Стас почувствовал и сам возбуждение и посмотрел на оттопыренные пляжные трусы.

- Хорошо, - согласился он, выдавил на ладонь немного крема и начал втирать его в спину Нины, поднимаясь от поясницы к плечам, но перед этим быстренько справившись с преградой в виде тонкого пояска бюстгальтера, тесёмки повисли с топчана, касаясь кончиками песка флагами о безоговорочной сексуальной капитуляции. – Потерпим до вечера. Айн момент, Ниночка! – умело, будто тем всегда и занимался, что втирал в спины крем от загара, Стас втёр крем, похлопал осторожно по спине и при этом не оставил без внимания попку, легонько постучав по ней кончиками пальцев. – Gut gemacht, Нина!

Нина встала, покачивая бёдрами, она прежде так не поступала. Но заметила, Стасу нравится её новое поведение.

- Подожду, пока впитается крем, - произнесла она, продолжая ощущать прикосновения пальцев Стаса на своей коже, - и искупнусь!

Она посмотрела на Стаса, он улёгся на шезлонг и с явным удовольствием рассматривал Нину.

- Может, передумаешь?

Стас отрицательно покачал головой.

- Как хочешь! – с вызовом произнесла Нина и направилась к кромке моря, спиной чувствуя взгляд Стаса.

Она остановилась, зайдя по щиколотки в воду, горячую и приятную; лёгкое покалывание от пальчиков на ногах и вверх по всему телу пролетело быстрой волной. Она покачнулась, будто у неё закружилась голова, но быстро пришла в себя. Двумя руками поправила волосы на затылке, в выгодном свете представив красоту грудей на обзор находящимся рядом мужчин. Повернулась телом в стороны, и смело шагнула в воду.

- Далеко не заплывай, Ниночка – крикнул Стас.

- Здесь нет акул, Стас, одни люди, - громко ответила Нина, не оборачиваясь. - Нет причины беспокоиться.

Стас не стал привлекать лишнее внимание и проговорил громким шёпотом больше для себя, чем для Нины:

- Если бы знать, какие акулы опасней: среди рыб или среди людей.

Посмотрел и крикнул:

- Просто далеко не заплывай!

Нина махнула рукой, будто поняла его заботу и предостережения и медленно продолжила заходить в воду. Когда вода плескалась у груди, она остановилась и посмотрела вперёд: горизонт скрывал море в полупрозрачной дымке марева и ней же таяли силуэты круизных лайнеров и острые мачты яхт с белоснежными парусами. Вот над морем пролетел легкомоторный самолёт, из него высыпала горсть парашютистов и над морем раскрылись яркие цветы куполов, украсив выгоревшее почти до белизны летнее безоблачное небо.

Нина пальцами ног перебирала песок и зарылась в него ступнями; песчинки легчайшими прикосновениями щекотали кожу, ей почему-то стало очень весело и легко. Она плеснула руками воду вокруг себя и засмеялась.

- Это и есть счастье? – спросила она не себя, а кого-то, невидимкой находящегося рядом и повторила: - Это и есть счастье?!

Нина окунулась с головой в воду, вынырнула и не спеша поплыла от берега.

47

Чем дальше от берега, тем меньше купающихся, тем меньше шансов оказаться в зоне чьих-то интересов и быть объектом навязчивого внимания.

Будто лёгкое каноэ, скользящее по гребням волн, Нина умеренными гребками удалялась от пляжа, на нём уже достаточно скопилось любителей солнечных ванн и прибрежного плаванья, так что издалека золотисто-жёлтый песчаный пляж с мелкими ракушками и овальными маленькими камушками походил на огромное толстое жирное животное, которое насытившись вкусной пищей, решило прилечь отдохнуть.

Солнце светило не прямо в глаза. Впереди курсировали лодки пляжной охраны, следя за пловцами, чтобы те, не рассчитав своих сил, могли рассчитывать на профессиональную помощь спасателей.

Солнце пригревало, и постепенно Нина начинала ощущать прилив некоей волшебной солнечной энергии, которая лучилась в каждом её взмахе красивых загорелых рук, в каждом движении её красивого загорелого тела, и мелкими капельками брызг эта восхитительная энергия слетала с губ, когда Нина резким выдохом смахивала с губ искрящиеся капельки безбрежного морского счастья.

В очередной раз обернувшись, она поняла, достаточно удалилась от берега и от постороннего докучливого внимания; коим не обделены на любом пляже во время отдыха не одни красавицы-шалуньи молоденькие девушки, но даже и почтительные матроны, сохранившие к своим прекрасным годам отличные формы тела и фигуры коих притягивают, как мёд изголодавшихся медведей, к себе ловеласов всех мастей и пород.

«Неужели это и есть счастье? – подумала Нина, перевернулась на спину, раскинула руки и ноги звёздочкой и незаметные волны тёплой морской воды мерно начали покачивать её на своём теле. – Да, это и есть счастье!»

Призрачны оказались мечты Нины в полном чарующем одиночестве покачаться на волнах, грея в солнечных лучах своё тело и впитывая им неимоверно полезный солнечный бальзам. Как показывают не одни лабораторные испытания, но и жизнь, настойчивая муха и зимой докучает.

Не успела Нина в полной мере окунуться в мир грёз, под шёпот волн и колыбельное покачивание, как услышала шлепки по воде; судя по звуку, приближались к ней. Она не открыла глаза, только движением ладоней развернула тело в направлении солнца.

Она почувствовала учащённое дыхание, следом послышался мужской голос, говорили по-английски; Нина про себя в сильно-экспрессивной форме высказалась, что думает о том, кто потревожил её.

- Здравствуйте! – произнёс мужчина; Нина приоткрыла глаза и через вуаль длинных ресниц рассмотрела негодяя, потревожившего её чудесное одиночество: лет сорока, сухощав, острый нос со шрамом посередине, толстые брови срослись на переносице, тронутые редкой сединой волосы коротко острижены, на скулах небольшая щетина, оттеняющая чёрным бледное лицо.

Нина проигнорировала незнакомца, понимая, от того просто так отделаться не получится; но принимать экстренные меры, она немного занималась на курсах самообороны, не спешила, вода совершенно другая стихия, чем земля и торопиться незачем; нужно же чётко услышать пожелания незваного гостя и выслушать порцию сладких комплиментов. Не зря же он отмахал от берега такое расстояние, и было бы глупо не дать ему шанса вернуться назад не солоно хлебавши!

- Не хочу показаться навязчивым, - продолжил мужчина вполне приятным тенорком, произнося слова немного в нос, им всё же ему пришлось втянуть солёную морскую воду.

Нина повернулась в сторону навязчивого гостя, слегка улыбнулась. Она не предпринимала попыток прервать разговор и продолжать, пусть будет так, как будет, а заодно выпала великолепная возможность попрактиковать английский с носителем языка, это чувствовал по речи, а то прислуга в доме так коверкает слова, что стоишь и думаешь, что горничная хотела сказать: отказаться или согласиться.

- Простите, - нашёлся мужчина, - как же я сразу не сообразил! – он хлопнул себя по лбу и нырнул в воду, через секунду-другую показалась его голова с прилипшими волосами и горящими чёрными глазами. – Вы говорите по-английски? – сказал и вытер ладонью лицо.

Нина решила завязать разговор и вынести из него хоть что-то полезное для себя. Она тоже нырнула и вернулась на поверхность моря, сияя стекающими струйками воды, зная, что неимоверно прекрасна в этот миг.

- Со словарём, - сказала она.

- Как… - мужчина мелко и звонко рассмеялся, и звуки его смеха рассыпались по поверхности моря небольшими гребешками волн. – Как вы сказали?! – повторил он, продолжая смеяться.

- Со словарём, - повторила Нина и улыбнулась в ответ, показав незнакомцу два ряда отличных жемчужных зубов.

- Со словарём! – крикнул мужчина, снова погрузился в воду, Нина подумала, что он таким способом набирается смелости, черпая энергию из морской воды, - мужчина вынырнул и повторил: - Со словарём!

- Верно, - ответила Нина, она уже не решилась лечь на воду, лицом к лицу проще разговаривать с незнакомцем.

- Оригинально! – искренне похвалил Нину мужчина.

- Согласна, - Нина ладонью вытерла лицо от капелек воды.

- Прежде… нет, - мужчина прервал свой начинающий монолог и сделал круг вокруг Нины, осматривая ту часть её тела, находящуюся поверх воды. – Серьёзно… не доводилось слышать… - Нина заметила, мужчина хочет выразить мысль, а слова его как на беду остались на берегу вместе с одеждой и обувью. – Нет! говорили разное, но такое… Подумать только: со словарём!

Нина ждала, когда иссякнет фонтан красноречия и терпеливо молчала; больше молчишь – больше услышишь.

- Впервые слышу! – наконец-таки высказался мужчина, нырять в воду не решился, набрал в пригоршню воды и смочил ей лицо.

- Всё когда-то бывает впервые, - Нина говорила по-английски уверенно, хотя некоторые предложения она строила так, будто говорила на родном русском, - первое свидание, первый поцелуй! – она сказала про поцелуй и пожалела сразу же, при слове «поцелуй» мужчина расцвёл-таки лицом, оно засветилось и засияло, будь он китайским фонариком. Нина сравнила бы гамму цветов на его коже, причудливой игрой красок и огня.

- Разрешите вопрос, - попросил он, поддерживая тело на плаву, гребками рук.

- Отвечу сразу, - сухо отрезала Нина, - на всё возможные вопросы, дабы избежать лишней траты слов и поберечь ваш словарный запас: да, тело у меня красивое, почти стандарт: грудь девяносто, талия шестьдесят пять, бёдра девяносто четыре; грудь у меня третьего размера, - что округлили глаза, я же вижу, как вы глотаете слюни, словно изголодавшийся по ягнятине волк, длина ног чуть более метра с несколькими сантиметрами… - Нина остановилась. – Да, я замужем… - она снова остановилась и закончила: - Надеюсь, ответила на все интересующие вопросы?

Что ответить, мужчина нашёлся не сразу; Нина видела по его мимике, он ошарашен и была довольно собой: вот так попрактиковалась в английском, хоть табличку дома на стенку вешай!

Всё же мужчина ответил, немного погодя и с расстановкой слов, будто они были квадратными и имели нанесённый на стороны рисунок, чтобы его получить, нужно сложить кубики в правильной последовательности:

- Очень остроумно!

- Не стремлюсь. – Отчеканила Нина.

- К чему?

Нина не ответила, легла на спину и в несколько сильных гребков отдалилась метров на пять. Мужчина её догнал не так быстро, заметно, плаванье не его стиль жизни.

- Вы не ответили, - тяжело дышал он, сдувая капельки воды с губ. – К чему не стремитесь.

Нина в какой-то миг хотела отделаться от докучливого, как муха, которых здесь не было, мужчины, мешающего наслаждаться морем и солнцем, но пожалела в очередной раз морского ловеласа: что же он, зря приплыл к ней и тратит своё время.

- Блистать остроумием.

Мужчина закашлялся; немного воды ему хлебнуть посчастливилось. Он прокашлялся. Пригладил мокрые волосы. Улыбнулся всеми тридцатью двумя вставными зубами, неестественно жемчужной белизны.

- Предлагаю познакомиться.

- Не стоит, - отказалась Нина.

- Почему? – удивился мужчина отказу Нины; он пребывал в уверенности своей неотразимой внешности, которая женщин сразу лишает силы воли и разума при одном взгляде на него.

К ним подплыл катер пляжной охраны, и спасатель поинтересовался, всё ли у них в порядке, услышал ответ, улыбнулся, помахал рукой, пожелал соблюдать правила поведения на воде и если что, звать на помощь.

Они качались на поднятой катером волне.

- Почему вы не хотите познакомиться? – снова задал вопрос мужчина. – Это же обыденно дело!

- Вы не поверите, - начала издалека Нина, туманно и загадочно.

- Поверю! – с жаром крикнул мужчина, с таким пылом утопающий хватается за соломинку в желании спастись.

- Вы не поверите, - продолжила Нина.

- Вы скажите убедительно, - попросил мужчина, сверля взглядом открытую его взору обнажённую грудь Нины. – И я поверю!

Нина не понимала почему, но задала мучающий её вопрос:

- Вот вы скажите, почему здесь нет мух?

Будь эта встреча на земле, мужчина непременно провалился бы под землю, услышав эти слова, на море проще: он ушёл под воду и вынырнул, готовый к новым коварностям.

- Каких мух?

Нина изобразила пальцами рук частое шевеление, оно, должно быть, могло напоминать движение крыльев насекомого, и издала звук:

- Ж-ж-ж!.. Мухи. Почему нет мух? Ни обычных, ни каких-нибудь экзотичных, например: цэ-цэ? Куда они делись?

- Нет здесь… - мужчина повертел головой, якобы стараясь рассмотреть хоть одну жужжащую муху, - на море… что ли?..

Нина резко сменила тему разговора, и курс корабля их беседы пошёл в прежнем фарватере.

- Знакомиться не люблю по причине катастрофической нелюбви к курортным романам!

Мужчину и эти слова повергли в некий шок; Нине показалось, минута-другая и он с таким энтузиазмом отправится прочь, какого прежде не испытывал; но мужчина оказался немного крепче.

- Вам они кажутся пошлыми? – спросил он, придя не сразу в себя.

- Скорее, вульгарными, - ответила и снова удалилась от собеседника на некоторое расстояние: не на кабельтов, но на одну его двадцатую часть; мужчина проворно сократил между ними на волнах колеблющиеся остатки миль.

- Вы сторонитесь моего общества? – спросил он с флёром далёкой надежды на отрицательный ответ.

- Я здесь единственная девушка?

- Нет, - ответил мужчина, стараясь понять, что на этот раз задумала коварная незнакомка. – Но… именно здесь, в море… Да…

- Посмотрите на берег, - Нина вытянула красивую руку с выставленным вперёд указательным пальцем, и мужчина снова невольно залюбовался красотой Нининого тела.

Он послушно посмотрел на далёкий берег.

- Пляж пестрит женскими телами, - проговорила Нина, с радостью выговаривая слова, чувствуя ту лёгкость, с какой ей это удаётся.

- Пестрит, – согласился мужчина, всё ещё пребывая в задумчивости от планов незнакомки.

- Там столько красавиц, - продолжила Нина, любуясь своим умением доступно излагать мысли на чужом языке. – Каждая из них с радостью составит вам компанию, а вы, простите меня за излишнюю резкость, пытаетесь урвать немного удачи вдали от своего счастья, раскинувшего руки в радостном приветствии!

Мужчина ответил не сразу; понадобилось время, чтобы переварить услышанное.

- Вы англичанка? – неожиданно спросил он и сам ответил на вопрос: - Думаю, нет.

- Правильно, - лаконично произнесла Нина, любуясь собой, когда представится шанс почувствовать априори торжество женского начала над мужским.

- Американка? – спросил и как в предыдущий раз, сам же ответил на поставленный вопрос: - Впрочем, нет! у вас… - он замялся, жуя губы и подыскивая верное слово: - У вас… интересный акцент! – закончил он.

- Вам виднее, - туманно ответила Нина, улыбнулась и снова отплыла от собеседника по направлению к берегу; он, как и прежде, догнал беглянку.

- Вы меня заинтриговали, - отдуваясь, сказал он.

- Чем же? – искусственно удивилась Нина, даже не скрывая своей плохой игры. – Чем же вас я смогла заинтриговать?

Мужчина помедлил с ответом.

- Вы будто из другого мира.

- Инопланетянка? – сострила Нина, лукаво глядя собеседнику в глаза.

- Зачем же! – воскликнул мужчина, посмотрел на солнце, оно пригревало, дело шло к полудню. – Вы абсолютно не похожи на моих соотечественниц!

- Ах, вот как! – Нина ударила ладонями по воде и в поднятых брызгах, искрящихся в солнечных лучах, ушла стремительно под воду. Оставила собеседника наедине с собой; вынырнула поодаль: он тревожно смотрел на воду и с облегчением улыбнулся.

- Вы проказница! – пожурил он.

- Есть немного, - согласилась Нина и улыбнулась, - вы не сказали: на кого я похожа.

Собеседник быстро ответил и задал прямо интересующий его вопрос:

- Откуда вы?

Нину снова начало раздирать чувство безнаказанной шалости:

- Есть такая игра: звучит мелодия и после нескольких нот нужно угадать правильную с трёх нот.

Мужчина покачал отрицательно головой.

- Боюсь предположить! – сомнение звучало в его голосе, хотя и надежду на знакомство он не терял.

Нина улыбнулась собеседнику, подбадривая таким способом его и стимулируя.

- А вы не бойтесь! – произнесла она. – Куда делись напор и решительность?

- Я в затруднении, – сознался мужчина так, будто вспомнил своё детство, когда точно также, но стоя у доски признавался учителю, что не выучил задание.

- Сникли, да? – живо откликнулась Нина, весело смеясь, и проговорила, вспомнив кое-что из родного лексикона: - У нас дома говорят: прошла любовь, увяли помидоры! Мне пора возвращаться! Ариведерчи! – попрощалась она по-итальянски и поплыла прочь.

- Постойте! – послышалось ей вслед, она остановилась, развернулась к неудачливому Казанове. – Послушайте! – проговорил мужчина, - я кое-что вспомнил… точнее, у меня есть предположение…

- Какое?

- Откуда вы приехали! – радостные нотки звучали в голосе мужчины.

- Интересно послушать!

- Вы из России! – почти выкрикнул мужчина, всё-таки их разделяли почти пять метров. – Моя прабабушка родом из России… эмигранты первой волны…

Нина собиралась ответить, но не смогла. Такого просто не могло быть, она почувствовала чей-то пристальный взгляд с берега! Взгляд знакомый, почти забытый. Взгляд, который прежде ею восхищался и пламенно пылал. Нина косым зрением уловила некоторое несоответствие на берегу, на пляже что-то разворачивалось неправильное, как желание впихнуть в круглое отверстие квадратную деталь без зазоров. Нина встряхнула головой. Ощущение взгляда никуда не пропало. Нина посмотрела на берег, однако этого тоже не могло быть, не могла она рассмотреть на берегу зонтик и топчан, на котором остался лежать Стас. Невероятное в жизни когда-нибудь происходит с каждым. С ней оно случилось сейчас. Она отчётливо рассмотрела Артура в зимней одежде, он стоял рядом с топчаном Стаса, утопая по колени в снегу.

Нина почувствовала ещё одно несоответствие: она почему-то начала учащённо дышать и при дыхании с её губ срывался лёгкий морозный парок, таявший под солнцем.

Артур сделал шаг к кромке воды. Постоял немного. Из-за его спины вышел огромный лохматый пёс пёстрого окраса; Нина смогла увидеть пылающий взгляд собачьих глаз, хотя это тоже было невероятно. Артур и пёс вместе зашли в воду, Артур по колено, пёс по грудь. Нина остановилась и увиденное тяжело шокировало её: как же так, откуда здесь появился Артур со странным спутником? Но не это изумило её; внезапно от Артура начала расти ледовая дорожка, неширокая, достаточно для того, чтобы могли разминуться два человека. Она продвигалась вперёд. Принимала форму волн. Артур и пёс забрались на ледовую тропинку, и пошли к Нине навстречу.

Ледовая тропка остановилась возле Нины. Нина потрогала рукой лёд, он не обжёг кожу, ладонь осталась тёплой. Нина попробовала лёд на прочность и взобралась на тропинку.

Постояв, она пошла навстречу Артуру.

Страх, поначалу поселившийся в груди, пропал, она уверенно шла и понимала, что это, происходящее сейчас, из области фантастики или она просто напросто спит. Она ущипнула себя за мочку уха, ничего не пропало: Артур, пёс, ледовая тропинка, она сама, Нина на ней. Немного отрезвлял вид за спиной Артура: песчаный пляж с отдыхающими и загорающими, также вместе с пальмами и прочей растительностью скрывался в клубах сизого морозного тумана, появлявшегося из ниоткуда, и клубы тумана стелились по морю и по дорожке, немного отставая от Артура, скрывая в себе пса.

Оставалось совсем немного. Нина могла отчётливо рассмотреть черты лица Артура, морду собаки, окрас длинной шерсти, как вдруг из тумана выпорхнула невысоко над юношей и псом огромная фиолетово-стальная птица.

Раскинув в полете, свои изуродованные крылья с поломанными перьями, она зависла в воздухе, раскрыв в немом крике щербленный клюв…

48

- Зачем спросил про телефон? – обратился Артур к другу.

- Просто так, - ответил Петька, ёрзая на кровати, сетка приятно скрипела, и ему нравился скрип.

- Просто так ты ничего не делаешь, - возразил Артур.

- Не заводись! – попросил Петька. – Подумаешь: спросил про телефон приютившую на ночь хозяйку! Эка беда! А домой позвонить как-то надо!

Артур усмехнулся криво.

- Ты думаешь, если твой телефон молчит, мой тоже, то гипотетически предполагая, у хозяйки может он работать, даже если он есть «в хозяйстве», говоря её словами. Чисто гипотетически! С какого перепуга! Петька, включай иногда в работу серые клеточки!

- Слышь, ты, Эркюль Пуаро, - отозвался Петька, - серые клеточки! Я допустил такую возможность и проверил. Не вышло. Не беда. А ты всё же попробуй со своего позвонить.

Артур нажал кнопку вызова. После первого гудка, послышалось из телефона сообщение что «абонент не может быть временно вызван». Артур поднял вверх трубку и привлёк внимание друга, мол, смотри, пустое занятие: будь спок.

Петька отмахнулся и взглядом скользнул по окну, по рисунку, удивительно-фантастическими разводами украсившим стекло и оторопело уставился во что-то, что показалось ему на первый взгляд совершенно необыкновенным. Приглядевшись, Петька сглотнул сухой ком, вставший огромной пальтовой пуговицей поперёк горла, и с характерным хрипом произнёс:

- Нина…

Артур согласился:

- Ага, она сейчас на море южном.

Также хрипя, Петька повторил с некоторым уточнением:

- Нина… там… в поле…

Артур посмотрел с недоверием на друга.

- Она сейчас на море. Далеко отсюда.

- Да нет же! – с каркающим хрипом проговорил Петька. – Посмотри в окно!

Артур повернулся к замёршему окну и кроме морозного рисунка ничего не рассмотрел, разве что чистую лунную ночь.

- Продолжаешь витийствовать?

Но Петька не прекращал:

- Артур, да вон она идёт по полю! Ты что же, не видишь? Присмотрись!

Петька подскочил к окну, раздвинул занавески и ткнул пальцем в стекло. Артур следом за ним, но только чтобы развенчать галлюцинации друга и замер, едва не упёршись носом в стекло: по снежному полю шла почти полностью обнажённая, в одних пляжных трусиках Нина, легонько загребая ступнями снег, он взлетал пыльными снежными облачками, искрясь каждой снежинкой, тревожимый ею. Она медленно шла и в её походке замечалась невооружённым взглядом некая заторможенность, будто тот, к кому она приближалась, походил на нечто непривычное или прочно забытое, тот, кого она увидела, привёл её в состояние лёгкого эмоционального потрясения.

- Артур… - протянул уныло Петька.

- Я вижу… - не менее грустно произнёс Артур.

- Как такое может быть, а?

Невесело и печально Артур сказал, плохо двигая непослушным языком:

- Не понимаю, друг…

Нина шла, не обращая внимания на снег и мороз, на полную луну, таинственным синим светом заливающая спящую заснеженную землю. Нина шла прямо к дому. Непосредственно к окну, возле которого застыли в немой позе друзья.

Она подошла к окошку и прижалась лицом к стеклу. Увидела Артура и радостно улыбнулась.

- Привет, Артур! – услышал Артур её голос через стекло и неприятный холодок пробежался трусцой, стуча копытцами по спине.

- Привет, Нина! – ответил Артур, и его вместе с другом некая таинственная загадочная сила отбросила назад, на кровати, опрокинулся прикроватный столик, стулья с одеждой полетели на пол, и рассыпалась одежда, скомканная той же силой.

Нина прошла через окно и стену, оставив их невредимыми и без последствий для себя, и остановилась перед друзьями. Она сначала посмотрела на Петьку; он уставился на неё раскрытыми дико глазами с отвисшей мандибулой и мелкой дрожью в конечностях; он прежде не видел обнаженной Нину, на пляже она носила купальник, закрывающий спереди и сзади тело, сейчас она стояла перед ним в одних трусиках, которые и трусиками было сложно назвать, если бы не маленький треугольник спереди и сзади.

- Что уставился, Петька? – улыбнулась как-то нехорошо и странно Нина, не изобразив глазами никаких эмоций, - будто никогда нагих женщин не видел? – подвела под подбородок пальцы правой руки и двинула ими вверх; с сухим клацаньем зубов челюсть вернулась на место. – Так лучше, а то сидишь, как чучело невежественное.

Артур поднялся и смотрел не менее оторопело на Нину, на её загар, свойственный нездешнему климату, на её грудь, её форму он помнил прекрасно, как и её вкус, немного солоноватый вкус нежной девичьей кожи; как помнил упругость коричневато-бурых сосков. Забытое желание заставило вернуться в реальный мир.

- Как ты здесь оказалась?

Нина улыбнулась, подняла руки, соединила над головой и закружилась на месте.

- Знаешь, Артур, - танцуя, проговорила она, улыбаясь и наклоняя то вправо, то влево голову, - а ведь ты сейчас там стоишь рядом со мной…

- Где? – насторожился Артур; Петька продолжал пребывать в состоянии прострации, водя глазами за другом и Ниной.

- Там, - Нина остановилась и махнула в направлении окна неким неопределённым жестом.

- На море? – спросил Артур, ничего не понимая.

- Где же ещё! – рассмеялась громко Нина, - у тебя такой страшный пёс… большой и лохматый… и глаза у него так горят… Кстати, где ты откопал такое чудище и какая у него кличка?..

- На море?! – повторил Артур, ему очень хотелось, чтобы это было сном, но это была явь. – С собакой?!

Нина покрутилась немного в танце.

- А как же ты очутилась здесь?

Нина состроила смешную рожицу, осталось высунуть язык и поднять неестественно высоко брови, морща лоб.

- А вот так! – Нина остановилась и сразу стала предельно серьёзной. – Ты сейчас там стоишь рядом со мной. Я, - она выпрямилась и стала немного выше, приподнявшись на носки, - здесь с тобой. Всё очень просто и легко объяснимо. Кстати… - Нина села рядом с Артуром на кровать, - скажи мне вот что…

- Что?

- Здесь мухи есть? – Нина уставилась своими красивыми глазами прямо в глаза Артуру, и он не смог отвести взгляда. – Здесь есть мухи?

Петька зашёлся в истерике, смешно дрыгая ногами и дёргая головой: «Учудила, мухи!».

- Какие мухи, Нина? – поинтересовался Артур.

- Дай воды другу, - посоветовала она и указала на кувшин с водой. – Не видишь, ему плохо.

Артур налил в стакан воды и насильно влил в рот другу, половина расплескалась по лицу и груди; зубы друга при этом мелко стучали и Артур испугался, как бы Петька не отгрыз кусок стекла и не проглотил.

Артур вернулся на кровать и посмотрел на Нину, она сидела нагая и ничуть не ощущала свежести в комнате, весело махая ногами.

- Какие мухи, Нина? – спросил он бывшую подругу, - на улице зима!

Нина прекратила махать ногами.

- Вот и мне интересно, почему здесь и там нет мух?

49

В позе эмбриона, укутавшись в одеяло, Петька сидел на кровати и мелкими глотками пил воду из стакана.

- Артур, это ведь мне не показалось, да? – полным надежды голосом поинтересовался Петька у друга; они оба только что долгим взглядом провожали обнажённую девушку, вышедшую назад на улицу сквозь стену и окно дома и сидели ещё приличное время, понемногу приходя в себя и оттаивая от охватившего обоих непонятного ледяного страха.

- Мне самому непонятно, что только сейчас здесь произошло, - откровенно признался Артур. – Но это была она – Нина!

- Нина! – словно эхо отозвался Петька, - и почему-то почти голая, как персиковая косточка.

Артур посмотрел на друга, давая взглядом понять, про какую персиковую косточку сейчас заговорил друг; Петька пожал плечами и взглядом высказал, что мог сказать вслух: сказал первое, что пришло в голову, или что, сравнение не понравилось.

- Слушай, Петька, - проговорил Артур, укладываясь в кровать, - давай-ка спать!

- Спать! – резко выговорил Петька, лёг, укрылся с головой.

Друзья каждый отвернулись к стене лицом и плотно укутались в одеяла. Артур выключил светильник над головой и в комнате ненамного сгустился сумрак. Минуту или две с каждой кровати раздавался звук сетки, сопение, тяжёлое дыхание, пока не наступила относительная тишина.

Артур лежал и думал, лежал и думал о Нине, о том, что произошло и верить увиденному не хотел. Не хотел по причине, что это невозможно, что не могла она вот так вот взять и материализоваться посреди снежного поля в одних трусиках среди зимы и не чувствовать обнажённым загорелым телом обжигающего мороза. Он не хотел думать о ней, не хотел к ней возвращаться даже мысленно, но в то же время Нина была центром, вокруг которого совсем недавно вертелась вселенная его жизни и без катастрофических последствий нельзя представить себе их расставание. Да, вздыхая еле слышно и чувствуя горячее тепло дыхания, скапливающее под одеялом, он признавался себе, что её неожиданный с точки зрения материалиста визит вызвал в нём некий звон нервных струн, звучащих вразнобой. Он лежал и думал, лежал и думал о Нине, мысли его уносили его далеко от места, где сейчас он со своим другом лежали в протопленной комнате и старательно изображали мирно спящих людей. Голландка распространяла живое тепло, оно обволакивало мягким пледом тело, оно обволакивало нежным дыханием разум и сознание не сопротивлялось этой мягкой агрессии. Мысли о Нине своим приятным одним существованием в минуту внезапного одиночества согревали. Артур пошевелился и прислушался: друг изо всех сил старался казаться спящим, выдавал его симуляцию его же способ уснуть, он глубоко тихо дышал, впадая в некий гипнотический транс, могущий привести к сну. Отбросив пустое занятие слуховой слежки за другом, Артур вспомнил запах, исходивший от загорелого тела Нины, запах жаркого солнца, запах морской солёной воды, запах песчаного берега, перемешанный с запахом пальм, аромат цветов и благоухание счастья; его источало её красивое загорелое тело, которое он любил, которое он любил до беспамятства целовать, находясь наедине с ней в интимном сумраке спальни, он любил её целовать, её, после ласк и полной отдачи чувств и эмоций, лежащую расслабленно на спине на скомканных простынях с закрытыми глазами.

При мысли о Нине, в груди Артура что-то шевельнулось, что-то забытое, забытое надолго, забытое до степени крайней необходимости вообще вспоминать о ней, о наложенном табу на мысли и внезапно проснувшееся это что-то было не прежним, от которого трепетала каждая клеточка тела, ликовало сердце и пела душа, это что-то было совершенно другим, чужим, неизведанным, странным и потому притягательным; рождение этого что-то не причина воскрешать былые воспоминания, они и так иногда произвольно вторгаются наглыми оккупантами в сознание и торжествуют на его руинах, упиваюсь своим могуществом и всесилием.

Артур не услышал, почувствовал, друг смотрит в его сторону, и повернулся лицом к его кровати: Петька смотрел на него долгим загадочным взглядом.

- Артур, – нарушил тишину Петька громким шёпотом. – О какой ледовой тропинке говорила Нина?

- Я не слышал.

- Как же, она когда проходила сквозь стену, заметила, я запомнил слово в слово: пора торопиться, пока не растаяла ледовая тропинка. Как ты думаешь, о чём она говорила?

- Не задавай вопросы, ответы на которые не услышишь.

- Артур, а всё-таки, вот тебе ещё ход конём: она упомянула про мух, которых нет здесь и там.

- Петь, я совершенно не знаю что ответить! Я в замешательстве и без того, а ты пристаёшь с вопросами.

- С глупыми, намекаешь, да? – спросил Петька. – И всё же я скажу, что всё произошедшее кажется странным.

Артур промолчал; он снова мыслями был в другой галактике, где они принимают материальную форму в виде исполнившихся желаний.

- Скажи честно, тебе вот нисколечко не показался странным визит твоей подруги, по твоим словам она где-то на море, а она, вот те раз, появилась здесь?

Артур ответил с опозданием, после некоторого раздумья.

- Нет.

- Ладно, - примирился с таким ответом друга Петька.

- Петь, её тело пахло солнцем и морем, - мечтательно произнёс Артур. – Она сидит рядом и пахнет солнцем!

- Это тебя ничуть не смущает? Ни на капельку, ни на грамм? Ничего не видишь в этом удивительного?

- Опять ты за своё, - расслабленно проговорил Артур и внезапно резко сел на кровати.

За окном дико шумел ветер, сильно и громко воя, будто до времени сидел в томительном молчании где-то запертым в глухом помещении вот вырвался, полетел-поскакал по равнине, по лесу, путаясь в ветках длинными звуками, блуждающими в лабиринте трубочек духовых инструментов. Была в его шуме и вое странная гармония, от которой жуть расплавленным льдом заливала сердце.

Артур встрепенулся, следом и Петька выскочил из одеяла; их взоры направились в сторону окна: через расписанные морозным узором стёкла и матерчатые занавески с вышивкой в комнату проникло нечто и едва заметно зашевелились занавески. Светильник над Петькиной кроватью погас, но вспыхнула оставленная хозяйкой дома керосиновая лампа, от дрожащего жёлтого скудного пламени пролился мутный жёлто-молочный свет и по стенам комнаты побежали безобразными фигурами длинные и короткие, тёмные и прозрачные, рифлёные и исковерканные тени, издавая тихий стон, плач и рвущий слух свист. Нечто наполнило комнату осязаемым присутствием чего-то постороннего, чужого, из середины комнаты по сторонам разлетелась волна пронизывающего холода.

Прошло мгновение; морок исчез; друзья забыли, чему стали свидетелями.

- Не опять, - азартно начал говорить Петька, - не опять, а снова!

Спать категорически не хотелось; сон так и не придёт в гости в его глаза, подумал Артур; практически такими же словами высказался Петька: чую, спать нам сегодня не судьба, зато ночь за беседой пролетит быстрее.

- Что ты такого подозрительного заприметил? – спросил Артур; он подозревал, друг спросит про Нину, хотя он совершенно не понимал, причём тут его бывшая девушка, по дошедшей до него через знакомых информации, она сейчас со своим новым другом отдыхает заграницей на море; он чувствовал, Петька именно начнёт с этого.

Друг оказался не прозорливее, примитивнее, проще, что ли; его беспокоили иные несоответствия, чем появление в комнате Нины, хотя, как она могла в ней появиться, находясь на другом конце земного шара – уму непостижимо.

- Например, то, что она назвала нас по имени!

Артур спросил:

- Нина?

Петька сжал губы в полоску, брови сошлись на переносице; на лице отобразилось минутное замешательство вкупе с быстрым мыслительным процессом.

- Она-то здесь, каким боком! Я говорю о хозяйке, Генриетте Николаевне!

- А, - протянул Артур, больше ничего не промолвив.

- Бэ! – передразнил Петька. – Ко мне обратилась по имени, тебя два раза назвала Артуром!

Артур предположил:

- Допустим, услышала, как мы называли по имени друг друга. Такое возможно?

- Чушь! – категорично отрезал Петька. – Полная чушь! Как она могла услышать, когда ни разу, заметь, ни разу я не назвал тебя Артуром, а ты не произнёс – Петька.

- Что здесь странного и необычного! – буднично произнёс Артур, с момента прихода на хутор его не покидало чувство чего-то подозрительного и прочая ерундистика. – Подумаешь, назвала по имени! Тоже мне бином Ньютона!

Петька настаивает на своём:

- По имени!

- Назвала и назвала, - решил успокоить разошедшегося в предположениях и подозрениях друга Артур. – Допустим, она экстрасенс.

Глаза Петьки загорелись.

- Вот! – он сжал кулаки, будто собрался в сию же минуту броситься в бой с незримыми врагами и одержать молниеносную победу. – Вот!

Артур попросил:

- Расслабься, Петька. И смени тему. Пожалуйста.

Петька перешёл черту, возврат из-за которой попросту физически и астрально для человека, лишенного экстрасенсорных и прочих необычных способностей невозможен.

- Вот именно: она колдунья! Колдунья! Ворожея! Гадалка! Провидица! – Петька перечислял слова, имеющие отношение к занимающимся тайным ремеслом людям.

Если бы друзья могли услышать, они бы непременно оглохли бы от громко поющих фанфар и звонкой медью звучащих литавр.

- Не мели ерунды.

Никакие доводы в пользу иного объяснения не имели бы воздействия: музыка звучала громче и громче, фанфары охрипли от усердия, мелкими блёстками слетала с литавр медь, золотом горя в лучах небесной славы.

- Ведьма, - друг развивал тему необычных способностей хозяйки хутора. – Точно говорю: она ведьма!

- Да успокойся ты, Петька! – Артур старался сдерживаться и пока неплохо получалось. – Колдунья, ведьма… Уйми фантазию!..

50

Спроси любого человека, какое время суток у тебя любимое и никто не ответит сразу. Разве можно отдать предпочтение исключительно утреннему алому рассвету, когда красный диск солнца медленно поднимается над землёй и торжественная тишина повисает в природе хрустальными нитями, или сказать, что любишь только вечерние закаты, когда поднятая за день пыль повисает в воздухе и в лучах заходящего солнца начинает блестеть чистым золотом и летит над полями и лесами, речками и болотами угасающая песня дня. Нельзя любить что-то одно, любовь складывается, как конструктор, из многих фрагментов. День любопытен активностью мысли и сознания. Ночь, особенно в полнолуние, приоритетна магией света ночного светила, в эти волшебные минуты синий свет изменяет окружающие предметы, наделяет их новыми свойствами и, глядя на это великолепие, представляешь себе всё, что угодно, и тонешь в мире своих фантазий.

Представьте картину: ночь, зима, заснежен дол и лес, с чистого неба светит луна – мир и спокойствие. Ровным сиянием горят высоко в небе далёкие звёзды. И оттуда же вниз на землю слетает ветер: он отшлифовывает заснеженную поверхность земли до зеркального блеска и уже луна любуется своим отражёнием в нём, примеряя украшения из алмазной россыпи звёзд.

Внезапно лунный свет задрожал пламенем свечи, потревоженной дыханием времени и незримо начало меняться всё вокруг, принимать причудливые формы.

От кромки чернеющего леса по блестящему насту скользят прозрачные тени, размытые и бесформенные. Постепенно тени приобретают дрожащие, в лунном свете мерцающие, очертания людей и лошадей. Тени становятся отчётливей. Всадники едут на конях, пар слетает с губ людей и вырывается из ноздрей животных. Тени перестают быть тенями. Это небольшой отряд всадников едет по заснеженной долине к виднеющемуся издали хутору с низкими строениями.

Неожиданно небо затягивают тучи. Луна скрывается, налетает мгла. Лошади встревожено ржут и резкие звуки далеко разносятся по пустому полю.

От леса срывается ветер вместе с неким спутником и низко летит над землёй, облетает стороной группу всадников, кружит над хутором и уносится прочь.

Снова тишина. Быстро исчезают тучи. С чистого неба луна льёт свой загадочный синий свет и тихим светом горят звёзды.

51

- Нет, всё-таки что-то сверхъестественное в этом доме есть! – не унимается Петька; это сверхъестественное шилом сидело у него в одном месте и слабо-слабо, но чувствительно покалывало. – Я говорил и повторю.

Он обратил внимание, что Артур относится с большим равнодушием к тому, что он говорит и пощёлкал пальцами, привлекая вниманием друга.

- Я весь внимание! – отозвался Артур, он слушал друга, но тому казалось, Артур мало уделял интереса к волнуемой проблеме, таким интеллигентским способом незаметно дистанцируясь и не принимая участия в беседе.

- Суди сам: фонари на улице, внутри не понять, то ли огарки свечные горят, тогда поему не оплавляются, то ли лампочки, тогда можно хоть какое-то найти объяснение. – Петька увлекался своими рассуждениями, будто кот, играющийся с мышкой, и находил в этом свою простую человеческую радость. – А вот в доме керосиновые лампы, в этой комнате электрические светильники, часы с кукушкой… - Петька прервался, он неожиданно потерял нить рассуждений и тотчас же вскрикнул: - А!.. Так вот, часы с кукушкой показывали полночь, - представляешь, полночь, - в то время как мои электронные, я тебе их показывал и говорил, что они мне перешли по наследству от отца и никогда не врали. – начало восьмого или девятого… В принципе, не важно!..

- Существенное замечание – не важно, - ты сказал сам!

- Не придирайся к словам!

- Хорошо, - сказал Артур, помимо своего желания втягиваясь в бурное русло беседы. – Хорошо, давай тогда танцевать от неизвестного… - предложил он другу, описал руками в воздухе окружность и закончил словами, поразившими Петьку своею непонятностью: - Будем вальсировать овальными квадратами.

- Я о часах говорил, - отошёл от минутного замешательства Петька. – А ты приплёл какие-то овальные квадраты… Часы показывали разное время!..

- Это явно не показатель сверхъестественности, - отрезал Артур, он и сам не понял к чему только что наплёл несуразицы и ахинеи, но спрятал свои чувства глубже внутрь себя.

Петька поступил умно: не стал раскручивать полную непонятности тему.

- Печное отопление в доме, - он вернул на прежний фарватер корабль беседы. – Это в наше-то время!

- Сейчас в моду входит старина и имитация под старину: камины, печи, вот такие же печи-голландки.

- Где электричество? Провода где? лампочки не показатель причастности к благам цивилизации. А телефон? – и Петька старательно повторил слова Генриетты Марковны, немного паясничая: - В хозяйстве нет острой необходимости в этих вещах!

Артур подумал.

- Провода… Не провели или скрыли в грунте, такое иногда практикуют. И потом, - остановился он, переводя дыхание, говоря, он немного запыхался отчего-то: - Кто утверждал, что деревни вокруг опустели? Что вымерли, словно мамонты сёла и посёлки? А случайно наткнулись на жильё и сразу на попятную!

- Э… - Петька замялся, признавая правоту слов друга, повторившего утверждавшееся им совсем недавно.

- Ясно, что Генриетта Марковна с мужем переселенцы. Прибыли издалека. Может статься, в спешке покидали насиженное жильё, и кое-что не смогли с собой захватить. Может, случилось что-то там, на прежнем месте, заставившее бежать сломя голову. Взяли первое, попавшееся под руку. Прибыли сюда по совету знакомых. Нашли жильё по средствам и обосновались. Приноровились как-то к местным условиям. И вот что ещё, Петя…

- Да, - с готовностью отозвался друг.

- Завтра утром убедишься, проснёмся, хозяйка нам разогреет завтрак в привычной для нас микроволновке!

- Хотелось бы верить, - сомнение Петьку не покидало.

- Так и будет! – уверенно закончил Артур свой спич. – Надо дождаться утра!

- Но проводов я тоже что-то не заметил!

Артур помолчал.

- Я раньше сказал, допускается вариант укладки кабеля в грунт в заготовленный короб из металла или бетона, - сказал Артур. – Здесь тоже поступили также; смотри какие ветра сильные, велика вероятность обрыва проводов, случись такое несчастье и сидеть бедным хозяевам без света, пока буря не утихнет и не приедет аварийная бригада.

- Допускаю и это, - остывать и ковать железо беседы Петька не собирался.

- Ещё доводы неестественности имеются?

Петька довольно улыбнулся, так, наверное, улыбаются коты, съев сметаны и утирая лапкой мордочку и усы, уничтожая следы преступления:

- Припас!

Артур ничуть не удивился.

- Не кончились? – спокойно констатировал он и приготовился к следующей порции.

- Скажи, почему нет самого главного в этом хозяйстве, в этом доме?

Артур ответил без замедления:

- Что может быть главнее дома? Кошка для ловли мышей и чтобы они не дремали? Куры, гуси, домашний скот? Голуби под кровлей?

Важно, со значимостью верховного судии, вершащего судьбы и непреклонного к иносказаниям, Петька покачал отрицательно указательным пальцем.

- Сторожевого пса! – наконец-то, думал про себя Петька, восторжествовали его доводы, теперь его другу никуда уже не деться. – Ну, как!

52

С улицы, с промёрзшей улицы до последних атомов кислорода и водорода, промёрзших до медного звона атомов, до друзей донёсся далёкий звериный вой. Вой, дикий и протяжный, вой, который не погасило расстояние, вой, сковавший ледяными оковами слух и заставивший трепетать сердце.

Друзья синхронно повернулись на вой, в сторону окна.

- Пёс был, - тихо произнёс Артур, произнёс тихо, будто боялся потревожить тишину, так тихо, что и сам с трудом расслышал свои слова. – Пёс был.

- На ходу придумал? – поинтересовался, перейдя на шёпот и Петька. – Сознайся. Вот сознайся, что на ходу придумал!

Интересно устроена человеческая натура, стоит кому-нибудь в толпе делать нечто, привлекающее внимание, как он приковывает к себе взоры окружающих его людей. Стоит заговорить тихо, все переходят на шёпот. Стоит возвысить голос, как тут же со всех сторон несётся ор. Стоит идти незаметно, без причуд в поведении, чихать на тебя хотели, не видят в упор.

- Нет, - не повысил и на этот раз голос Артур; наоборот, его интонации даже приобрели некую душевность и доверительность, которая располагает к себе людей.

Петька заинтересованно ждал, что же скажет друг. А Артур держал фермату и молчал. Петька хотел задать направляющий вопрос, как Артур заговорил:

- В одном ты, Петька, пожалуй, прав, есть здесь нечто… - Артур остановился и послушал тишину в комнате. – Нечто загадочное, даже сказал бы точнее, таинственное… - он снова прервал монолог и посмотрел на друга тяжёлым взглядом, от которого Петька поёжился и втянул голову в плечи. – Таинственное, Петька, но не странное… а…

Артур вновь замолчал. Уже не только он, но и Петька повернул голову в сторону окна, за которым явно слышались чьи-то тяжёлые крадущиеся шаги с противным скрипом снега. Создавалось впечатление, под окнами кто-то ходит, не хоронясь ни от кого, пытаясь подслушать беседу друзей. И опять-таки Артур ощутил на себе угрюмый взгляд некоего незнакомца, который упёрся им в его спину острыми шипами, тот же самый взгляд, сопровождавший его с самого дома и покидавший на непродолжительное время. Неприятное ощущение передалось от Артура к Петьке, и тот тоже ощутил на своей спине некое нематериальное тяжелое воздействие.

Скрипы, как и шаги, утихли. Пропало, как и прежде, неприятное ощущение гнетущего присутствия некоего неприветливого незримого незнакомца. Остался один осадок, но и он вскоре растворился.

- Артур, - потревожил друга Петька.

Друг будто очнулся от короткого крепкого сна, вырвав из цепких лап дрёмы размягчённое сознание.

- Что?

- Ты остановился на том, что здесь есть не нечто странное, а таинственное, - подсказал Петька другу.

- Да-да-да! конечно! Спасибо, друг! – вдруг заулыбался Артур, градус пониженного настроения перешёл черту и начал расти, крепнуть. – Так вот, подозреваю, на этом месте произошла страшная трагедия… не сейчас, имею в виду, лет пятьдесят или более тому… Вот отзвуки этой ужасной трагедии каким-то образом возвращаются назад и создаётся эта вот, твоими словами говоря, странность, наталкивающая на различные размышления своими несовпадениями.

Петька заинтересовался необычайно, он весь как бы собрался, сел на кровати по-турецки, положил на живот подушку; крепко обнял её; от возбуждения весь, дрожа, он сказал срывающимся голосом:

- Давай, давай, излагай! Очень интересно! Захватило всего!

Артур усмехнулся; разгадывать загадки непросто; нужно обладать умением и пространственным воображением, дабы видеть очевидное, сокрытое за завесой тайны.

- Ну, ты помнишь, когда подошли и начали позже разгребать снег перед дверью, - начал Артур, - ты наверняка не заметил, а мимо меня не прошло: я обратил внимание на некие следы тёмного цвета. Очень подозрительного цвета, что-то они мне тогда напомнили, но вспомнить, на что именно они походят, не смог. И только сейчас мне как будто озарение, какое пришло: это кровь! Да-да-да! ты не ослышался, это кровь! Это её я видел возле машины, только каким образом она там оказалась, когда вышел, чтобы…

Смех друга остановил Артура. Он посмотрел на него и пытался понять причину, вызвавшую смех.

- Можешь не объяснять! – Петька бил себя ладонями по коленям, - мы все люди взрослые, без лишних слов понимаем, зачем ты вышел из машины! – что с ним ранее тоже бывало, Петька мог артистично сменить смех на серьёзность и наоборот. – Ладно! Что ты видел?

- Кровь.

- Да ладно! – не поверил Петька. – Чур, без импровизаций: чью?

- Чью, не знаю, я же человек, не ходячая лаборатория, чтобы взглянув на предмет, сразу огласить химический или спектральный анализ вещества, - сказал Артур. – Тогда никаких ассоциаций в голову не пришло, а вот то, что этот кровь, догадался сейчас.

- Как?

- Не спрашивай, не объясню. Повторю: озарение пришло. Но в тот момент на эту деталь не обратил внимания. Его привлекло иное.

Петька не сдержался и высказался:

- Ух! Прямо роман мистический рассказываешь!

- Можешь не перебивать и выслушать без реплик и комментариев, - попросил Артур и усмехнулся: - А то мешаешь, видите ли, импровизировать.

Петька поднял руки ладонями вверх, показывая готовность к дальнейшему прослушиванию истории или гипотезы когда-то давно случившегося.

- Заинтересовало то, что следы появлялись как бы ниоткуда, не смотря на то, что ветер мёл прилично и заносил снегом любую деталь на земле. Наметёт снежку, и пятна проявляются через него или словно бы капают откуда-то из чьей-то раны. И вот именно в тот момент, когда увидел аналогичные пятна возле двери, заметаемые снегом и проявляющиеся сразу же, я и занозил палец.

- Тут ты не одинок, - возразил Петька, - я не раз занозы пальцами рук ловил, локтями и ногами тоже. В общем, доставалось тоже будь здоров!

- А почему отвлёкся?

- Почему?

- Увидел на двери подозрительные следы, - проговорил Артур. – Это были следы от топора.

- Топора? – удивился Петька. – Ты не ошибся? Они могли появиться в силу каких-то других причин.

Артур покачал головой.

- Мне тоже поначалу они показались, ну, вот как ты предложил, но насколько смог рассмотреть, свету от фонаря над дверью мало, они были глубокие.

Артур остановился и сосредоточенно посмотрел в сторону окна: оно не давало ему покоя, всё ему слышались посторонние звуки, летевшие внутрь комнаты с улицы, то шаги, то скрип снега, то взгляд чужака, так и оставшийся невидимой тенью в комнате.

- Дверь пытались открыть, - продолжил Артур. – Даже не открыть – вскрыть. И далеко не с лучшими намерениями. Одни следы мне показались свежими, древесина чистая и белая, другие старыми, потемневшими и с набившейся в них грязью. Когда это было? Интересно…

- Недавно? – предположил Петька.

- Нет, - ответил Артур. – Ты плохо слушал. Я же сказал: одни следы как бы свежие, другие старые.

Артур, как и друг, садится на кровати по-турецки. Опирается спиной на стену. Холодок приятно растекается по коже, проникая в неё через ткань футболки.

- Подозреваю, это произошло давно. Не при новых хозяевах. Иначе бы хозяйка держалась бы с нами не так спокойно. Хотя…

- Новая версия? – поинтересовался Петька.

- Слова её мужа Степана: что-то к нам гости зачастили… Как думаешь, могли в такую глушь зачастить гости? Вот взять и приехать? Не зная, к кому едешь, и что ждёт в конце пути? И опять-таки зарубки: одни свежие, светлые, другие старые и тёмные.

- Да брось, голову ломать! Недавно, летом, или ранней осенью пошумели тут гости незваные. Приехали менты, разобрались, навели порядок. Вот всё и улеглось потом, снова царство сонное.

- Нет-нет-нет, категорически нет! – горячо возразил Артур другу. – Вот я о чём думаю… нет, крепнет во мне подозрение… трагедия тяжёлая и ужасная здесь произошла. Вопрос: когда? Узнать бы, где собака зарыта… А так сплошные загадки…

53

Петька отбросил в сторону подушку. И азартно, будто ставил на заветное число в казино и на него выпал невероятно крупный выигрыш, заговорил:

- Теперь-то ты понимаешь, я не просто так, от балды, взял да ляпнул, мол, Артур, дружище, что-то мне это место подозрительным кажется. Пахнет здесь… мистикой… чертовщиной какой-то!..

Выслушав пламенную речь друга, Артур в свою очередь решил немного подшутить над другом и немного снизить накал страстей, постоянно подогреваемый Петькой и который вертится опять-таки вокруг всех странностей, ставшие очевидными и для него, Артура, тоже.

- Тебе знаешь, какая роль прекрасно бы подошла? – усмехнувшись, произнёс Артур.

Петька остановился, но двигатель внутри его организма, заставляющий вертеться не одни члены, но и мысли, не прекратил работы, он всего-то и сбросил обороты, чтобы посторонний шум не отвлекал и не мешал. Петька замолчал, ожидая услышать от друга нечто веское. Убедительное. То, что по его понимаю, если бы не внесло полную ясность, то хотя бы указало путь, по какому необходимо продвигаться. Но Артур, как, оказалось, был тот ещё выдумщик и острослов, если даже не любитель чудных розыгрышей.

- Сказать? – усмешка не сходила с лица Артура.

- Говори, - сказал Петька. – Раз уж начал, говори. Зря не томи.

- Роль инквизитора, - произнёс Артур. – Да-да-да, роль инквизитора и не делай, ради бога, такие большие глаза! На этот фокус меня не возьмёшь и как старого воробья на мякише, так и меня не проведёшь. Были прецеденты в недавнем времени, - Артур остановился, ему стало немного жутко страшно от посетившей мысли, мысли, направленной в сторону бывшей подруги, он каким-то чудесным образом вдруг вспомнил, что совсем недавно она сидела рядом с ним на кровати, прикасалась к нему своим нагим плечом, он чувствовал запах моря и жаркого солнца, исходивший от её тела, как самый превосходный аромат в мире запахов, превосходящий даже самые дорогие и изысканные духи, но продолжил, вернувшись в реальность и мира внезапно настигших его призраков мира сопредельного. – Роль инквизитора тебе прекрасно подходит и ты об этом осведомлён лучше меня.

Петька промолчал, промолчал из желания услышать больше, чем станет препятствовать спичу друга.

- Ты любишь давить на одно и то же место с регулярной последовательностью, - продолжил Артур, - и испытывать от своих манипуляций истинное наслаждение! Наслаждение палача и мучителя! Напомнить, о чём я говорю?

Петька кивнул головой, сравнение с инквизитором, с методами их работы его немного шокировало. Но даже и не сам факт его потрясения вызвал в нём ропот, негласный ропот и ропот немой, он таки начал подозревать, друг над ним подтрунивает, а он воспринимает его слова, слова своего друга, с которым знакомы со школьной поры, с первого класса и которых все вокруг, и в школе и дома, называли «друзья, не разлей вода». И теперь вот эта «не разлей вода», вторая её часть так хитроумно решила его подколоть.

Но в чём заключается истинная суть любой дружбы, если не в умении кем-то одним из друзей вовремя протянуть руку помощи. «Рукой помощи» и на этот раз был излюбленный приём не одного Артура, прочих любителей розыгрыша и остальных развлечений, сменить вектор разговора. Так Артур и поступил.

- Я согласен с тобой во многом, - начал Артур издалека, своим вступлением предупреждая наступление коды или предвидя продолжение беседы. – Во многом, не смотри ты так на меня, дырки в теле просверлишь, согласен и с утверждениями, многое в этом месте, я и сам упоминал, не соответствует действительности. Но напомню, Петь, любые события и любое явление, хоть природное, хоть какое-либо ещё можно объяснить просто, не вдаваясь в глухие, тёмные и непролазные дебри мистики и эзотерики для дилетантов. Мы как раз и есть те самые дилетанты. И допускаю мысль о чьём-то розыгрыше…

На слове «розыгрыш» Петьку вроде как что-то несильно укололо изнутри, он заёрзал на месте, пытаясь унять возникшую боль и ощущение маленького дискомфорта.

-Что это ты? – спросил Артур, увидев танцующего на пятой точке тела друга.

Петька поднял руку и пошевелил пальцами. Мол, погоди и буквально секунду спустя произнёс:

- Сейчас объясню…

Петька снова начал вертеться, но внезапно сорвался с кровати и переместился к другу, сев рядом с ним на недовольно скрипнувшую металлической сеткой кровать.

- Мне вот что в голову стукнуло, - Петька и думать забыл о розыгрыше друга, в эту минуту его заботило абсолютно иное.

- Выкладывай, - сказал Артур.

Петька хитро прищурил глаза и посмотрел на друга, интригуя его своим минутным молчанием.

- Догадаться не хочешь?

Артур хмыкнул.

- Я же не Вольф Мессинг, Петька, мысли на расстоянии читать не умею! И не хочу учиться, тогда в голове сплошной бардак будет от разных в ней звучащих голосов.

Друзья сидели бок о бок, как и прежде в ранние подростковые годы это бывало, и чувствовали локоть товарища, который не предаст, но и соврёт ради спасения друга, не моргнув глазом: так сказать, ложь во спасение.

- Это всё, - Петька обвёл взглядом и затем свободной рукой вокруг комнату, - это всё подстроено. На эту мысль натолкнуло сказанное тобой о чьём-то розыгрыше.

Артур подивился течению мысли друга.

- Ну-ка, ну-ка, продолжай, - оживился Артур; ему понравился ход размышлений Петьки. – Скажи сначала: что подстроено и затем после: кем подстроено?

- Хорошо, - согласился Петька. – Начну с того, что подстроено.

- Весь внимание!

- Что: первое – свернули не туда, не там, что-то же помешало принять верное решение! – высказался Петька и сразу же проговорил: - Вот только не надо про пять пальцев мне напоминать! не надо!

- И напомню, и напомню не раз, и не два! Сусанин, врагов заводящий в снежные дебри густых российских лесов.

- Не кипятись, Артур, не кипятись! Остынь! В нашем деле нынче очень пригодится холодный ум, горячее сердце и что там ещё…

- Всё, остыл, - рассмеялся Артур, долго можно ли дуться и обижаться на друга, когда и сам слеплен из того же теста, что и он.

- Ладно! Так я продолжу?

- Давай! – подбодрил Артур.

- Второе: вьюга – это типа декораций к не травмирующему переходу… Припомни, разделительную часть в небе: по одну сторону вьюга и порывы ветра, сбивающие с ног, с другой – штиль, чистое небо, луна и звёзды…

- К чему? – переспросил Артур.

- К переходу, - повторил Петька, - к не травмирующему переходу.

- К переходу?! Не травмирующему?! – перемешанное с удивлением слышалось в голосе и открытое восхищение фантазией друга. – Куда!

- Я к чему подвожу.

- Очень уж издалека, как в анекдоте про галстуки.

- Ничего, потерпишь.

- Потерплю, недолго.

Петька потёр лоб; это служило знаком глубокого размышления.

- Ты в самом начале сказал: нужно выбираться из снежного логова.

- Было дело.

- Так вот, из одного несчастья, можно сказать, мы попали в другое. Как с корабля на бал, только в зеркально-обратном варианте, - сказал Петька и сам от своих слов замер, настолько мудрёно для него всё это прозвучало; останавливаться не стал. – Мы, Артур, попали в полынью Времени! Времени – с большой буквы!

Артур посерьёзнел.

- Я не ослышался: в полынью?! – спросил он. – Может, в петлю?

- Нет, в полынью, - подтвердил свои слова Петька. – Понимаешь, жизнь это река, состоящая из множества событий-ручейков. А все реки текут только в одном направлении.

- Можно согласиться с тобой, - поразмыслив с минуту, сказал Артур. – Но можно и не соглашаться.

- Дело личное, - отрезал Петька. – Таким образом, получается, завися от времени года, реки покрываются льдом. После штормов и цунами…

Артур перебил друга, понимая, что поступает бесцеремонно:

- Это, интересно, на каких же реках наблюдались штормы и цунами?

Петька не обратил на выпад друга внимания, ему важно было высказаться и донести до друга свою идею, пусть несколько и странноватую.

- После всех непогодных экзерсисов наступает затишье. Смена времени года, поверхность замерзает и становится пригодной для дальнейшего продвижения жизни вперёд. Но иногда на реках во льду образуются полыньи…

- Ну и ну… - восхитился Артур, однако, добавить ничего не захотел.

- Что «ну и ну»! – удивился Петька. – Полынья – это провал во Времени!

- В будущее?

Петька призадумался на самый миг.

- В будущее – слишком оптимистично. Думаю, в прошлое. Оно и держит нас здесь.

- Выбираться нужно отсюдова подобру-поздорову, - сказал Артур, пошевелил плечами, тело затекло и нужно хоть как-то размяться.

- Отсюда нужно выбираться и чем быстрее, тем лучше, – согласился с другом Петька. – Каким способом? – спросил Петька – и с интересом посмотрел на Артура.

- Знать бы ещё! – горько усмехнулся Артур.

- Путь сюда приведший, отпадает, - начал размышлять Петька, высказался и замолчал; посмотрел в окно. – А метель-то утихла… Когда мы подошли к дому…

- Чёрт! Остаётся невыясненным всего одно обстоятельство.

- Какое?

- Кто это подстроил, - пояснил Артур. – Это же очевидно!

- Но не невероятно, - задумался о чём-то Петька и будто проснулся. – Думаю, это вопрос второстепенный, кто это нам подстроил…

- Как же, второстепенный, - возразил рьяно Артур.

- Главный вопрос – зачем?

54

- Наверное, что бы нас испытать, - предположил Артур. – Как вариант.

- Зачем? – обратил к нему лицо Петька. – Зачем нас испытывать? Я не понимаю! Совершенно не вкладывается в мою голову: зачем нас кому-то или чему-то испытывать! Мы что, избранники судьбы, как Индиана Джонс, например, или Лара Крофт, в наши руки вверены чьи-то судьбы и их мы якобы должны изменить и спасти мир. Так что ли? Или у нас с тобой во лбу звезда горит, звезда пленительного счастья, как в сказке, чтобы на нас оттачивать свои хитрые приёмчики! Нет, я с этим не согласен! Категорически! Думаю, это обычная ошибка.

- Времени?

- Угу! Сбой в программе! Или имеешь свою точку зрения?

- Избави бог! – решительно запротестовал Артур. – Довольно и тебя! но и понять бы это тоже хочется.

- Ну, всё! Хватит ломать голову чем-то невообразимым, - произнёс Петька. – Я что хочу услышать от тебя: расскажи про собаку.

- Не забивай голову ни мне, ни себе, - попросил друга Артур, ему снова стало не по себе: холодный язык чужого взгляда снова колол спину, хотя он опёрся ею о стену, взгляд он этот ощущал остро. – Угомонись. И знаешь, что…

- Я ведь из простого любопытства, - сказал Петька. – Скучно ведь сидеть в тишине. А так, хоть какое-нибудь да развлечение.

- Я предлагаю-таки лечь спать. – Сказал Артур. – Все эти твои и мои размышления, доводы и глупые мысли… Как пришли легко, так путь легко и проваливают прочь…

- Ok, easy come, easy go! – произнёс по-английски Петька. – Давай! Давай спать! Но сначала ответь на вопрос, - никак не хотел угомониться Петька. – Если собака была, - твои слова, никто за язык откровенничать не тянул, - то где конура, миска, запах в доме. Как ни крути, когда-то же её заводили в дом, шерсть где-то да должна остаться. А шерсти нет.

Артур поднял руки вверх.

- Сдаюсь, собаки нет, - произнёс так, как преступник сознаётся в совершенном им злодеянии. – Доволен? Сам посмотри, хозяева живут скромно, красть у них нечего.

Петька вернулся к себе на кровать, уселся с ногами.

- Хорошо: спим.

Артур отвернулся к стене.

- Так бы и раньше. А то ему повсюду призраки мерещатся.

Времени прошло немного, и Петька окликнул друга; тот как-то старательно имитировал сон и глухо храпел.

- Артур, я ведь чувствую, что ты не спишь. Ведь не спишь же!

Друг не отреагировал на слова Петьки.

- Не притворяйся, вижу, как лопатки двигаются, когда прислушиваешься, что я говорю. Вижу, что ты не спишь, Артур!

Артур разворачивается к другу лицом.

- Вот, чего тебе не спится? Гаси лампу. Ложись. Засыпай. Не можешь, начни считать баранов или овец!

- Или верблюдов: идёт один верблюд, идёт второй… - начал считать Петька. – Верблюды идут, а собака лает.

Артур промолчал; опасно вступать на скользкую дорожку спора; можно и вляпаться по самые переспелые помидоры; только прикусил нижнюю губу.

- А знаешь, что ещё?

- Высказывай, что там тобой припасено, запасливый ты наш, - с неохотой произносит Артур. – Сон в эту ночь не для нас. Договоримся сразу: без загадок и шарад. Скажу просто, без отступлений: это ты временами бываешь поразительно умён и прозорлив. А я из простых собак, не из породистых, - вспомнил Артур знаменитую фразу из детского мультфильма.

- Хочу поведать кое-что, может и на сон грядущий, может быть, и нет, - сказал Петька. – Типа, колыбельной в прозе.

- Бай уже, бахарь! – усмехнулся криво Артур, приготавливаясь слушать новую порцию предположений, на которые Петька оказался внезапно результативен. – Нагоняй жути.

Обрадованный внезапной удачей, приведшей к ожидаемому результату, привлёк внимание друга, Петька сосредоточился.

- В том-то и дело, друг мой, - начал он немного пафосно, явно любуясь собой, представляя, как бы мог выглядеть со стороны, и видел себя исключительно в положительном свете, в тоге, украшенной по низу золотой вышивкой и с лавровым венком на голове, - что именно жуткую историю хочу рассказать. Готов слушать?

- Как пионер, - Артур в лежачем положении приложил ко лбу руку, - всегда готов.

- Источник называть не буду. Сам наверняка читал где-то, но лет пять тому об этом писали в нашей местной газете, а затем информация проскользнула, как-то незаметно, в федеральной газете, да так и осталась без внимания. Но, как говорят: умный понимает, дураку не объяснить.

- О чём писали? Газеты читаю, раньше постоянно. Сейчас как-то всё времени жаль тратить. Да и в интернете можно всё узнать, почти все новости вычитать.

- Да не перебивай, - попросил Петька и тут же добавил в спешке: - Впрочем, если тебе так удобнее…

Артур примостился на краю кровати, навострил ухо, можно и так сказать, чтобы не пропустить мимо ни словечка из сказанного впоследствии Петькой. Петька заметил сей факт и приободрился.

- Произошло это в беспокойные послереволюционные годы прошлого века, - голос Петьки как-то необычно изменился, стал важным, и манера изложения проявилась совершенно иная, присущая ему, даже несколько скопированная у кого-то. – Тогда, как известно, порядку нигде не было. Лозунги типа: «Анархия – мать порядка!» в разных версиях раздавались повсюду. Относительный порядок существовал разве что в тогдашних двух столицах: Москве и Питере. А чуть подальше от их границ – сплошная видимость.

- Да, лихое было времечко! – сказал Артур.

Петька с нескрываемым энтузиазмом продолжил свой «жуткий» рассказ:

- Орудовала в здешних местах непродолжительное время одна банда. Такое происходило, впрочем, и в других районах бывшей царской империи, на дорогу в поисках приключений выходили не одни представители крестьянства, чьи хозяйства разорила война. В первую очередь, любители хапнуть чужое, хоть зачастую и хорошее лежащее, но и сынки благородных семейств сколачивали свои маленькие армии и «победоносно», в кавычках, шествовали по просторам. Так вот, ту банду организовал и возглавлял бывший царский офицер. Старший сын здешнего крупного купца, то ли Краснухина, то ли Красноярова…

- Красилова, - подсказал Артур, назвав правильно фамилию купца и его сына.

- Что? – отвлёкся Петька от повествования, главный рассказчик «жути».

- Фамилия купца Красилов.

- Тебе виднее, - проговорил, соглашаясь, Петька. – Я не уточнял.

- В Нерчинском краеведческом музее о нём есть небольшая экспозиция. С документами той эпохи. Есть фотографии. Сам купец Красилов был значительной фигурой в наших краях. Прославился тем, что организовал бесплатную библиотеку для крестьянских детей, семей малоимущих граждан и сирот из приюта, им же основанного. Содержал на попечении местную больницу с персоналом. И вообще, слыл меценатом, в городском музее тогдашнем много экспонатов было из тех, которые приобретал на свои деньги; сочувствовал левым передовым движениям и социалистам. Прогрессивный был дяденька.

- Ну, сын-то его совсем по-другому прославился, - заметил Петька. – Не всегда яблоко от яблони недалеко падает.

- В стаде не без паршивой овцы, - в свою очередь заметил Артур.

- Далее продолжим: куролесил атаман Красилов со своей бандой по всей округе; соседним районам тоже доставалось, и туда протирал свои окровавленные руки атаман. Где бы его банда ни проходила, от домов оставались одни головешки, дым висел коромыслом, земля усеянная трупами и кровью людской пропитанная.

- Жестокое время порождает жестоких героев, - вставил Артур.

- Не хотел бы я быть на его месте.

- На его месте вряд ли кто-нибудь хотел быть, - сказал Артур. – Хотя примеров хоть отбавляй, ничему жизнь дураков не учит, думают, авось пронесёт, жизнь-то бандитская весела, весела да коротка. Сколь верёвочке не виться…

- «Сколь верёвочка ни вейся, а совьёшься ты в петлю», - процитировал Петька строку из песни знаменитого барда и артиста. – Ну, не перебивай.

- Без комментариев не получится, - признался Артур и приложил руку к груди.

- Грабили дворы подчистую: выносили из изб всё, вплоть до последней иголки, одежду, провизию, иконы – ничем не брезговали. Кто сопротивлялся…

- Такие всегда будут, - вставил Артур.

- Конечно, - поддакнул Петька. – Вот ты бы тоже не остался в стороне, даже с риском для жизни.

- Сопротивлялся бы в любом случае…

- Сопротивлявшихся уничтожали. Подходили с фантазией к этому вопросу. Не зря атаман был бывшим офицером, да и образование получил отличное. Одних вешали так, чтобы помучить подольше: верёвку оставляли такой длины, чтобы повешенный мог кончиками пальцев ног с усилием дотянуться до земли. Мужиков строптивых на кол сажали и с удовольствием смотрели на мучения. Баб да девок насиловали, затем либо пороли нагайками до смерти, либо привязывали к конским хвостам и пускали коней на волю. Детишек тоже не щадили. Не оставляли после себя свидетелей.

- Откуда подробности? – спросил Артур. – Хотя, чего интересуюсь, можно прочитать где-нибудь…

- Правильно интересуешься, мне моя бабушка рассказывала, - сказал Петька.

55

- Она-то откуда узнала? – спросил Артур заинтересованно. – Она родилась во время войны.

- От моей прабабушки, - ответил Петька и пояснил: - От своей мамы. Но вернёмся к нашей беседе. Недолго, ох как недолго вилась верёвочка удачи атамана Красилова! Возвращались они как-то почти в такую же пору после очередного налёта в своё становище, да заблудились, что ли, но факт остаётся фактом, после блужданий набрели они случайно на один захиревший хутор, где жили бездетные старики, бабка с больным мужем… - Петька остановил повествование и спросил у друга: - Тебе ничего это не напоминает?

- Погоди-ка, погоди! – насторожился Артур, быстро мысленно переваривая услышанную информацию. – Ты хочешь сказать… мы сейчас… у тех стариков?.. Твоя полынья времени?!

Петька с умным лицом кивает головой, поднимает вверх правый указательный палец, затем прикладывает его к губам: молчи, мол.

- Полынья ли времени или обычное совпадение… - Петька выдержал паузу. – Пока что я ничего не берусь утверждать. Дай закончить рассказ, после приставай с расспросами.

Артур почти услышал скрип снега за окном и дёрнулся телом.

- Опять твои загадочные взгляды прямо в спину? – почти смеясь над другом, произносит Петька. – Чувствуешь, чего нет, да даже если бы и было…

Артур вскочил и бросился к окошку и посмотрел наружу: всё осталось по-прежнему. Ничего не изменилось: ночь, поле, луна, звёзды.

- Прекрати дёргаться по пустякам, - попросил Петька. – Послушай: осталось всего чуть-чуть.

Артур сел на кровать, с волнением в груди, и, искоса бросая взгляды в окно, проговорил, чтобы друг заканчивал свою историю.

- Что там было, естественно, подробностей никто не знает, одни домыслы. Ясное дело, бандиты стариков убили, когда увидели, что поживиться нечем, ни выпивки, ни жратвы. Разозлились они на стариков и погубили их. Старика забили сабельными ножнами, выволочив того на двор. Прямо на снегу его били, пока кровь не пошла из ран и горлом. Жену, старуху, она бросилась мужа защищать с кулаками, что могла противопоставить против вооружённых бандитов старая женщина, раздели донага, привязали к лошади и возили почти всю ночь по степи, пока старуха от холода не околела. – Петька помолчал. – Правда, есть большое сходство в нашей ситуации, с нашими хозяевами, их хутором? Женщина старая, больной муж? Вот и суди, в нашем времени находимся или нас забросило непроизвольно в полынью и мы сейчас сидим и просто дожидаемся своей участи. Или, проще говоря: ждём рассвета, тогда всё станет на свои места.

- Говоришь, происходило всё в этих местах? – севшим голосом проговорил Артур.

- Ну, не то, чтобы именно и конкретно здесь. Но примерно.

- Тогда всё становится на свои места, Петька! – страстно произносит Артур и снова смотрит со своего места на кровати в окно. – Ох, что-то жутко мне на самом деле, друг мой Петька!

Петька рассмеялся.

- Ты всерьёз поверил этим выдумкам? – поинтересовался Петька. – Брось! До жути раскрепощенное воображение рассказчика создало захватывающую историю. Она передавалась из уст в уста не один раз, каждый раз приобретала новые подробности и обрастала новыми деталями. Всегда так бывает в устном творчестве.

- Поверил или нет, неважно, - успел произнести Артур, как внезапно нечто ворвалось в комнату серой огромной тенью, разом расплескалось по стенам безобразными серыми кляксами и щемящий сердце звук, вой дикого зверя, наполненный тоской и унынием одиночества, наполнил суженное до напёрстка маленькое пространство комнаты…

Выбитая дверь влетела в комнату, скалясь острыми зубами изогнутых гвоздей в петлях, и звонко упала на пол. Воздух в комнате всколыхнулся и потревожил пламя в керосинке; оно заплясало, сотрясаясь от страха; содрогаясь от ужаса, по стенам побежали в разные стороны, наскакивая друг на друга, серые тени. Из темноты коридора, из мрачного сумрака, полного диких животных страхов, раздались громкие простуженные и злые мужские голоса.

Петька и Артур инстинктивно прикрылись одеялами, смотря поверх их кромки на происходящее.

С улицы донёсся лай собаки, лай обиженной человеком собаки, которой человек нанёс сильную боль. Вслед за лаем послышались сухие щелчки выстрелов.

В комнату ввалился, топоча сапогами, в рваном перепоясанном ремнями тулупе мужик с обрезом в руках и непонимающим взглядом уставился на друзей.

- Кто такие? – прохрипел он и направил на Петька, затем на Артура коротыш обрезанного ствола и, не дожидаясь ответа приказывает: – Быстро вылазь из кровати! Разлеглись, суки!

Петька и Артур, ничего не понимая, встали возле кроватей.

- Хозяйка набрехала, старая сука, что их с мужем двое! – крикнул мужик в коридор.

- Кого нашёл-то, а, Микитка? – поинтересовались оттуда и следом в комнату вошли ещё три мужика в тулупах и с обрезами.

- Спросил у них, Микитка, кто такие? – послышался режущий слух голос с татарским акцентом и в комнату, мягко ступая, вошёл Энвер.

- Это инсценировка, да? – с надеждой спросил Петька. – Типа, игры, реконструкция прошлого? Вы кого-то разыгрываете…

- Замолчи! – потребовал Артур, - это бандиты атамана Красилова.

Услыхав фамилию атамана, бандиты встревожились, а Энвер просто вытянулся в струну.

- Слышишь, ты, - он указал плетью в сторону Артура, - откуда нас знаешь?

- Так это розыгрыш? – не верил Петька происходящему в комнате. – А где режиссёр? Где команда: стоп, снято! Вас снимает скрытая камера!

- Да угомонись ты, - проговорил шёпотом Артур. – Это твоя полынья…

Слова, произнесённые Петькой, произвели на бандитов тот эффект, когда в потухший костёр плескают из кружки бензин: они точно лишились ума, глаза налились кровью.

- Погоди, паря, мы тебе сейчас устроим камеру! Выведем на улицу. На снежок, будет тебе камера, – зло пообещал Петьке один из бандитов, - и скрытая и открытая!

Остальные дико расхохотались его неумной шутке.

Энвер поднял правую руку, и хохот умолк мгновенно.

- Связать щеглов! Быстро! – приказал он, и бандиты набросились на друзей с ударами; жестки и болезненны удары прикладов ружей; скрежещут и хрустят кости, кожа опухает; повалив друзей на пол, бандиты связывают им руки за спиной. Ставят на ноги и подгоняют прикладами, гонят прочь.

Через боль в теле и свистящий шум в головах, друзья смогли-таки расслышать смех и повтор ранее произнесённых слов о камере:

- Повтори, чо он сказал-то! – просит кто-то густым баском.

Ему отвечают, скорее Микитка:

- Он говорит, дескать, где режиссёр, это видимо их главный…

- Как, режиссёр? Это ихний главарь али кто? Или ты чтой-то там не расслышал! Уши давно мыл? Поди, заросли грязью-то!

- Или рессора, ты не напутал ли чего?..

Обиженно гундят в ответ:

- Иди и спроси, вона они в сенях топчутся!

Кто-то не злобливо говорит:

- Кончай дуться! Говори!

- А я и говорю: он говорит, когда, дескать, скажут: стоп, снято? И про какую-то скрытую камеру что-то трезвонит.

- Ну, а ты-то чо? – всяк упражняется, как может. – Ты-то чо в ответ ему? А, чо сказал?! Сказал-то чо?!

Смех раздаётся ещё громче; видно, мужикам нравится подкалывать рассказчика.

- Кой чего да через Анькино плечо! не хотел?

- Ты ейные плечи не трогай! У ейной для этого другие места есть, больно сладкие! И нежные!

Беззлобно, ради потехи ржут, как сытые кони, бандиты над своим товарищем. Любой повод ищут для смеха, разогнать скуку и повеселиться.

- Да не ершись, гляди, и атаман тебя тоже слушает.

Слышится вальяжный голос атамана Красилова, чисто звучит он в морозном воздухе:

- Что дальше с камерой, говори! А то, как девка, мнёшься, дать аль не дать!

Смех порвал на части морозный воздух и еле ощущаемый ветерок сорвал с крыши тонкую снежную крупку.

Никто не обратил внимания на звериный вой, он лился по-над землёй, поднимая снежную зыбкую волну, никто не увидел, как высоко в морозом выбеленном небе широко раскинув в полете, изуродованные крылья со стальными рваными перьями летела огромная фиолетово-серебристая птица…

- Не робей! – вдохновляют рассказчика слушатели, - мели языком!..

- Ну, что, – рассказчик, судя по голосу, сильно смущается. - А я ему говорю, мол, выведем на улицу, там и будет тебе и скрытая и открытая камера… какая хошь…

56

Под слаженным напором сильных мужских тел под крики: «А, ну навались!» и «Поддай!» дверь в сени, крепкое деревянное полотно, не выдержала и её вырвали с корнем из дверного косяка. Несколько бандитов ввалились в сени с крепким матом и руганью, подбадривая и подзадоривая себя.

- Гляди, так она и в дом дверь заперла! – крикнул кто-то из бандитов, обращаясь к своим друзьям.

В свою очередь откликнулся кто-то из них.

- Мы сейчас посмотрим, крепче она входной, али хлипче! – крикнул он с азартом. – А ну-ка, посчитаем досточки этой козочки!

Дверь в дом снесли, как хлипкую непрочную преграду, сработанную из бумаги. На пороге кухни бандитов остановила хозяйка дома, пожилая женщина в тёплом цветастом халате с накинутой поверх плеч не новой шалью.

- Что же вы делаете, ироды! – гневно закричала она, расставив в стороны руки, защищая своё жильё.

Близко стоявший к ней бандит, коротко замахнувшись, бьёт её в грудь кулаком, и женщина отлетела, как пушинка, к печи, коротко охнув от толчка в грудь и боли, появившейся после удара о печь. Ударивший её бандит ухмыльнулся недобро и направил ей в грудь обрез.

- Заткнись, блядь! – закричал он, брызжа слюной и разбрызгивая с усов растаявшие мелкие сосульки. – Быстро говори, где самогон, жратва, тащи сюда живо да поторапливайся, сука старая!

Стоявший за его спиной пригрозил:

- Мы с тобой за твоего пса после ещё поговорим! Расплодили зверья, падлы!

- Нет ничего, - с трудом выговаривая слова, женщина стала подниматься с пола; сначала на колени, затем поднялась, придерживаясь руками за край печи. – Бедные мы! – говорит она и без страха смотрит в глаза бандиту; не ожидая отпора от женщины, бандит попятился, но сообразил, что перед ним стоит безоружная и беззащитная женщина, замахнулся обрезом. Следуя инстинкту, женщина прикрывается руками и тут в глубине дома слышится кашель.

- Кто там пришёл? – голос у спрашивающего сиплый и болезненный.

Бандиты напряглись и устремили взгляды в сторону, откуда донёсся голос.

- Кто это? – интересуется стоящий близко бандит.

- Муж мой… - с расстановкой, медленно отвечает ему женщина. – Хворый он… а что, услышали мужской голос и в штаны напрудили от страха? – дерзко с вызовом бросила она смелые слова прямо в лицо бандитам, окинув их презрительным взглядом.

От решительного действия бандита, решившего всё же ударить беззащитную женщину, остерёгло появление атамана. Атаман Красилов упругой походкой молодого жеребца, с видом превосходства в глазах, вошёл из сеней в кухню. Бандиты с почтением расступились перед ним.

- Ну, что тут у вас? – обратился он сразу ко всем присутствующим. – С одной бабой справиться не можете? – и метнул огненный взгляд на каждого по отдельности.

Бандиты замялись; но один, посмелее, проговорил:

- Можем, господин атаман!

Но Красилов его не слушал, зло покручивая длинный ус, влажный от растаявших льдинок, он смотрел на хозяйку дома и недобро усмехаясь.

- Хворый, говоришь, муж твой, - говорит он, постукивая рукоятью плети по ладони.

- Хворый…

- Хворый, - повторяет Красилов, на этот раз голос его наполняется тяжестью, взгляд давит на женщину, он продолжает постукивать рукоятью плети по ладони, продолжает: - Эт-то оч-чень… оч-чень хо-ро-шо… - выговаривает он каждое слово по слогам.

Не переставая стучать по ладони рукоятью, Красилов осматривает с брезгливостью кухню, домашнюю утварь, втягивает с не меньшим отвращением густой горячий застоявшийся воздух и кривит нос.

- Бедные вы, значит… - после некоторого раздумья наконец произносит он и даже в словах явно читается гадливость и пренебрежение. – А мы, выходит, богатые…

Рукоять стучит по руке – хлоп-хлоп – и прищуренные глаза хитро смотрят на женщину. Хлоп-хлоп – стучит рукоять – глаза прищурены.

- Братцы! – обращается он к бандитам, - разве уж мы богатые? Ответьте-ка мне немедленно!

- Нет! конечно, нет! – слышится от бандитов. – Где уж нам быть то богатыми!

Хлоп-хлоп – стучит рукоять по руке.

- Слышала, старая? – вопрошает атаман Красилов старуху. – Мы не богатые…

Хлоп-хлоп – рукоять стучит по руке; глаза прищурены; на уме у атамана Красилова одному богу известно что, а может быть, и он гнусных его мыслей читать остерегается, чтобы не испачкаться.

- Или я плохо расслышал, братцы? – любуется Красилов своим красивым голосом, этакий скользкий баритонец, не баритон, а точно, что баритонец, как его нахваливали сослуживцы, любившие выпить за его счёт и льстившие ему прямо в глаза без зазрения совести. – Повторите для меня, чтобы я слышал: богатые мы али нет! что рты позакрывали али мне самому ответить за вас? Что молчите? Не слышу! – бризантным зарядом огромной мощности взорвался голос Красилова.

Бандиты вздрогнули, побледнели и затараторили со страху, чуть ли не стуча зубами.

- Нет-нет, господин атаман! конечно, нет, откуда! – бандиты трусливо и быстро ворочают непослушными языками. – Где уж нам быть то богатыми! Откуда они, богатства, у нас!

- Убедилась, старая, - Красилов не сводит глаз с женщины. – Мы, оказывается, тоже бедные. Нет, не как церковные мыши, до такого состояния мы пока что не дошли. Правда, братцы! – снова гаркнул он, так и не обернувшись к своим подчинённым.

- Так точно, вашбродь! – слаженно, но и как-то немного вразнобой ответили ему.

Красилов простодушно рассмеялся, от всей души, покраснев красивым ухоженным лицом, не потерявшим привлекательности даже после стольких месяцев безвылазного пребывания в лесах, сидя по землянкам, вдали от благ цивилизации: ванн, парикмахерских, брадобреев и ресторанов, по им-то он как раз очень сильно скучал и не хватало ему ресторанного веселья и разухабистости душевной, когда не жалея сыпал деньгами, словно сор какой без жалости выбрасывал.

Следом за ним из осторожности и бандиты начали смеяться, мелко и трусливо, наблюдая за ним, стараясь предугадать его, атамана Красилова, следующие действия; человек он был непредсказуем и мог любое пакостничество и любую заразу отколоть похлеще городского хулигана.

Внезапно Красилов обрывает смех. Тотчас же умолкают его подчинённые и смотрят на него. Красилов подошёл ближе к женщине и легонько постучал рукоятью плети по плечи.

- В глаза мне смотреть! – жёстко приказал он, металл так и звенел в его голосе. – Смотреть мне в глаза и не отводить взора! – не переставая постукивать по плечу женщины, он продолжает: - Старая, ты хоть знаешь, плесень хуторская, кто я? – под его тяжёлым взглядом женщина опускается на пол, на четвереньки.

- Бандит! – бросает ему в лицо женщина.

Красилов снова заходится смехом под аккомпанемент смешков подчинённых. Посмеявшись и вытерев выступившие слёзы рушником, его он взял с гвоздя, вколоченного в стену. Успокоившись, он присаживается на корточки рядом с нею.

- Так уж и бандит?

Женщина попыталась встать, но Красилов не позволил ей, а очень сильно надавил рукоятью, приказывая бессловно оставаться ей в таком положении. Гадливенькая, брезгливая улыбочка не сходит с его губ, с его красивого лица с длинными закрученными усами и бородкой клинышком. В другой ситуации его, возможно, посчитали бы и за городского доктора или за преподавателя в гимназии, а ещё лучше профессора, полного радости и жизненных сил, никогда не унывающего в любой жизненной передряге.

57

- Когда я спрашиваю, мне отвечают, просто я так привык: я спрашиваю – мне отвечают. Что тут неясно, старая? – Красилов прекращает стучать рукоятью плети по плечу женщины, он свободным концом поднимает ей подбородок. – Повторяю вопрос: так уж и бандит?

- Бандит! – также резко, как и в предыдущий раз отвечает смело женщина, нимало не опасаясь резкой реакции бандита и не боясь последствий.

- Как ты меня утомила, старая блядь! – Красилов убрал конец плети из-под её подбородка. – Мы… - он обернулся и посмотрел на своих подчинённых, ту немногую часть, что вошла в дом. – Мы всего лишь вольные стрелки, слышала что-нибудь про Робин Гуда?

- Да.

- Вот и прекрасно! – восхитился Красилов ответом. – Считай нас такими же вольными стрелками, как бравые хлопцы Робин Гуда, только с поправкой на нашу российскую реальность. Простые добрые люди, воле судьбы послушные ушедшие в лес.

- Добрые люди, прежде чем войти в дом стучатся, - проговорила женщина вдруг осипшим голосом. – А вы вломились!

- С кем ты там говоришь? – послышался снова из глубины дома больной голос.

- Муж? – бросил взгляд в сторону тёмной части дом Красилов.

- Да, болеет.

Но Красилов её не слушал.

- Так мы и стучались, - произнёс он. – Нам не отворили. – Он подумал. – Меня представили мои… - указал плетью на подчинённых, - и всё равно не пустили. Не пустили даже на порог.

Красилов потянулся, размял плечи, поднялся на носки сапог, они отозвались приятным скрипом кожи, за которой ухаживают.

- Тогда мы приняли единоличное решение, - он постучал плетью себе по груди. – Верное решение: если мы стучим и нам не отворяют, то, следовательно, входим сами. Как тебе наше решение? – спросил он женщину и махнул рукой. – Впрочем, можешь не отвечать, и так видно, мы, ночные гости, не пришлись к вашему двору. Плевать. Уж не обессудь, старуха!

- Бог тебе судья!

Один из бандитов коротко засмеялся и проблеял:

- Так он нам всем судья!

Второй с ним согласился и прохрипел:

- Всем, без разбору.

Не остался в стороне и Семён, которому Красилов обещался отрезать пальцы, если тот не выведет их к жилью.

- Все под ним ходим.

- Слышала: все под ним ходим! – обратился Красилов к женщине, всё ещё стоящей на четвереньках. – Все под ним ходим, - он начал указывать на подчинённых плетью и говорить: - И он, и он, и вон тот, даже те, кто сейчас мёрзнут по твоей злой воле на улице, а там сейчас не весна, и даже я, - он стукнул плетью себя, - тоже хожу под ним. Всех. Всех он простит. Всех он простит без исключения, ибо всех он любит. – И снова посмотрел на женщину. – Ибо, что есть бог?

Красилов обвёл всех взглядом, взглядом полным искренней любви к ближнему.

- Бог есть любовь!

- Вас не любить, ненавидеть надо! уничтожать всех! Гореть вам в геенне огненной! – быстро проговорила женщина, с пылающим взором в глазах.

- Ах, как страшно! – артистически испугался Красилов, выпятил глаза, округлённые испугом, всплеснул чисто по-женски руками и бросил взгляд на предмет, чьи контуры просматривались отчётливо через льняную салфетку. Он снял салфетку и рассмеялся. – Бог ты мой – библия! – он переворачивает твёрдую обложку и начинает листать страницы. – То-то я смотрю, ты нас карами всякими стращаешь! Вот он где источник твоей мудрости и твоей, осмелюсь предположить смелости. – Красилов пролистнул пару страниц. – Заметь, бессмертие только в ней обещают и, в принципе, его нет.

Хозяйка косится на бандитов. Переводит суровый взгляд с Красилова на бандитов; наблюдает за атаманом, за его скучным лицом, с каким пренебрежением он листает страницы.

- Бабка моя вместе с нянькой в детстве мне пытались забить голову всей этой несносной дурью. Этими сказками, которые пропагандируют попы. Кстати, библия не такая уж и добрая книжка, но она поучительная. Скажу почему: в ней только и говорится о том, что один то другой еврей, смелый и отважный то убьёт кого-то, по лисам привяжет к хвостам горящие веники и пустит их в поле пшеницы, то лишит жизни мужа, чтобы взять его овдовевшую жену себе в жёны! Как тебе эта мудрость? – Красилов замолчал. – Молчишь? Молчи: сказать нечего, хороша книжица, полная способов убить кого-то, чтобы самому себе жилось припеваючи. Я оказался умнее своей бабки и няньки, я взял из этой себе на вооружение книжки самое ценное: хочешь жить счастливо и богато, убей ближнего своего, а уж потом возлюби его.

Женщина при этих словах атамана тяжело вздохнула.

- Что, нелегко признавать правду? – покосился на неё Красилов. – А поступим-ка мы с ней так, как я поступил тогда, в моём прекрасном и счастливом детстве, сейчас таком далёком! – Красилов открыл дверцу печи, но крик женщины его остановил.

- Не смей! – взвился звонкий голос женщины к потолку, и она вцепилась в его руку.

Красилов поборол женщину, но она сумела вырвать у него книгу и влепила атаману пощёчину.

- Не смей! – повторила ожесточённо, - не смей брать не своё! – и залепила ему очередную пощёчину, и Красилов не сумел ей противостоять и закрыться рукой.

Стоящий позади женщины бандит приходит в себя, он поначалу потерялся и не соображал, что делать, и ударяет женщину прикладом обреза по затылку. Она вскрикивает и с окровавленной головой, волосы темнеют от выступающей крови, падает на пол.

- Господин атаман, простите, ради бога! – спешно говорит бандит, смотря на женщину. – Оплошал малость, простите!

Красилов вытер губу, посмотрел на окровавленную ладонь. Затем вынимает шашку из ножен и пронзает бандита; тот захлёбываясь кровью, заваливается в сторону и назад, с глазами, из которых уходит жизнь.

- Прощаю, братец! – Красилов вытер шашку от крови рушником. – И ты меня прости.

Небрежным жестом руки Красилов приказывает ошарашенным его поступком подчинённым убрать труп бандита и поторапливает их резким движением кистью – вон, вон отсюда его и не сметь роптать!

В дом входит Энвер и смотрит преданными глазами на атамана; он видел труп, который вынесли бандиты.

- Всё в порядке, Энвер, - успокоил его Красилов. – Посмотри на эту… И скажи, что думаешь.

- Женщина, - с акцентом выговорил татарин. – Плохой женщина!

- Она тебя не слышит.

Энвер берёт ковш с водой и выливает её на лицо.

- Сейчас приведём в чувство!

Женщина открывает глаза и смотрит на атамана и Энвера.

- Скажи ему спасибо, он тебя спас.

Женщина промолчала, только веки подрагивали у неё, да дёргалась голова.

- Он так поступил, потому что он добрый человек.

Женщина продолжала молчать.

- Я – тоже добрый, моя доброта простирается на многие вещи и предметы вокруг, - начал говорить Красилов. – Муху зря не обижу. Но мне приходится быть иногда злым и бессердечным. Кто мне перечит или не слушается меня, мне приходится убивать, чтобы другим была наука, глядя на смертные муки первых.

- Убийство великий грех! – заговорила женщина тихо.

- Снова ты за своё! – не удивился Красилов и, посмотрел, смеясь на Энвера, мол, посмотри, какой упёртый экземпляр рода человеческого попался. – Без науки человек погрязнет в глупости и умрёт невежей.

- Лучше невежей, чем убийцей, - проговорила женщина и с ненавистью добавила: - Убийца!

Красилов присел перед ней на корточки, опираясь на эфес сабли. Потирая кончик носа, смотрит на женщину.

- Что мне в тебе, старуха, нравится – твоя упёртость, - проговорил не спеша Красилов. – Как ни стращай, ты всё одно твердишь. Да… - он остановился и продолжил после размышления. – Ты вот давеча грозила мне карами, бедами, гореть, дескать, мне в геенне огненной и так далее и тому подобное.

- Гореть живому!

- Уже горю и жарюсь, корчась на сковороде чугунной без масла, - Красилов красовался собой. – Почему без масла? Чтобы больнее было! – он посмотрел на Энвера. – Энвер, ты верующий?

- Да!

- Ты, старуха, тоже, - сказал Красилов. – Я не атеист, но и не безбожник. Кое-что из библии мне нравится. Что, старуха, сказал Спаситель, висевшему рядом с ним грешнику?

- За веру его ему воздастся, - проговорила женщина. – Сегодня будет он в царствии божием.

- Энвер, - Красилов снова обратился к татарину. – Ты веришь в царствие божие? – и сам же ответил: - Веришь, сорок прекрасных дев и пруды из вина! – и он обратил взор на женщину. – Хочу тебя успокоить: до суда божия и геенны огненной мне далеко. – Красилов произнёс эти слова и едва не подавился со смеху. – А вот ты сегодня с ним точно встретишься, со своим Спасителем! Поговоришь с ним, сидя на лавочке и чаёк распивая, о вечном и святом.

Красилов резко обрывает речь, быстро встаёт с корточек, сбивает плетью не существующую пыль с голенищ.

- Старика тащите на улицу! – Красилов указал ближайшему бандиту на дверной проём.

- Слушаюсь! – вытянулся тот в струнку.

- Зачем? – всполошилась хозяйка дома. – Зачем мужа на улицу? Он болен!

- Лечить будем твоего старика, - индифферентно ответил ей Красилов и указал второму подчинённому на женщину. – Старуху тоже. Аккуратно с ней, не повреди!

Бандиты бросаются выполнять приказания атамана с резвостью и самозабвенной исполнительностью. Выволакивают старика и старуху из дому в том, во что они были одеты, на улицу. Насвистывая, Красилов выходит следом.

58

Чтобы немного согреться, находящиеся на улице бандиты разожгли из дров, взятых в дровянике два костра, и грелись вокруг них, протягивая к пламени окоченевшие руки и пританцовывая на месте.

Увидев выходящих товарищей и атамана вместе с татарином, они приободрились. Старика и его жену оставили возле одного костра на снегу.

Красилов посмотрел внимательно на меняющее цвет небо.

- Заболтались мы что-то, - с юношеской мечтательностью проговорил он, обращаясь к самому себе. – Скоро светает.

К нему подошёл подчинённый, выведший старика.

- Что прикажете с ними делать, господин атаман?

Красилов посмотрел на хозяев хутора, будто видел их впервые.

- Ах, с этими!.. – он рассмеялся. – Старика будем лечить. Мы ведь не можем оставить без помощи ближнего. Это ведь как-то не христиански, правда, старуха? – Красилов посмотрел на женщину. – Ты как думаешь? – спросил он у бандита. – Энвер, что скажешь ты? – выслушав их молчание, он закончил: - Старика будем лечить!

- Как? – поинтересовался бандит.

- Как в бане, - просто ответил Красилов.

- Извините, не понял, как?

Красилов улыбнулся и развёл руками.

- Как в бане, голубчик! – говорит он, - что же тут не понятно! Только вместо веников пройдитесь по нему ножнами, - порекомендовал Красилов бандитам. – Всыпьте ему для начала сто ударов.

Женщина бросилась из рук бандитов к мужу, но они её удержали.

- Вы же его убьёте! – сорвала она голос. – Убьёте!

- Выдюжит – выживет, - резонно заметил Красилов. – А нет… - приподнял руки ладонями вверх.

- Суда нет, вашбродь! – отозвался близко стоящий к нему бандит.

- Начинайте экзекуцию! – поторопил подчинённых Красилов. – Время идёт!

Двое бандитов скинули старенькие кожушки, растянули старика на снегу и принялись со старанием выполнять приказание атамана, атаман был для них закон, а закон, Красилов быстро их научил послушанию, казнив прилюдно некоторых, проявивших своеволие, нарушать нельзя. С придыханием, вкладывая в каждый удар силу и старание, они ожесточённо били его ножнами, пока у самих не выступил пот на лице и не задымились от жара спины. Спустя время у старика горлом пошла кровь, спина превратилась в сплошное месиво. Женщина вырвалась-таки из рук бандитов, они уже её почти не держали, бросилась к мужу, перевернула лицом к себе, приложила к груди голову и прислушалась: муж не дышит.

- Вы его убили! – истошно закричала она, сотрясая кулаками в воздухе. – Чтоб вы были прокляты, изверги!

Бандиты смотрят на атамана, ждут его дальнейших приказаний; Красилов несколько минут наблюдает за женщиной, поджав губы, следит за ней, слушаёт её рёв, стоны и остаётся спокойным к её слезам; плачущая женщина не вызывает у него сочувствия. Он машет рукой.

- Хватит, да хватит уже ломать комедь, старуха! – устало произнёс он, - мы и так к ней со всей своей антант кордиаль. А она нас проклинает.

- Гореть тебе в аду! – кричит атаману женщина.

- Энвер, Семён! – зовёт Красилов, и мужчины отзываются. – Возьмите пару человек в помощь, - говорит он им, - раздеть донага старую суку, привязать затем к седлу…

Семён и пара бандитов под присмотром Энвера раздевают женщину донага, связывают за спиной руки, связывают ноги и конец привязывают к седлу.

- Готово, вашбродь! – отчитался в выполненном поручении бандит.

- Молодец! - похвалил его Красилов.

- Рад стараться!

Красилов посмотрел на Энвера.

- Образумь старуху, - сказал он ему, - прокати с ветерком по чистому снежку!

- Якши, атаман! – крикнул татарин и вскочил на коня; он под ним заиграл, вставая на дыбы; Энвер поглаживает его ладонью по шее. – Исполню, господин атаман так, что комарик носа не затупит!

- Комар носа не заточит! – поправил его Красилов.

Энвер пришпорил коня и дал ему плетей.

- Гнить вам в земле без покоя! – крикнула женщина.

- Кто-нибудь, заткните ей пасть! – крикнул Красилов бандитам. – Мочи нет слушать её проклятия!

Один из бандитов срывается. Вытаскивает на бегу из кармана ком грязной материи, подбегает к женщине и пытается запихнуть его ей в рот. Она выворачивает голову, не даёт ему выполнить приказ.

- Эй, ты что мешкаешь? – увидел Красилов замешательство подчинённого. – Не можешь в одиночку со старухой справиться? Возьми помощника!

На помощь товарищу бросается парочка его друзей. Один из них лупит женщину по голове сапогом; она умолкает на мгновение; снег окрашивает кровь женщины.

- Я приду и всем вам отомщу! – внезапно она приходит в себя. – Сегодня же и приду! Сегодня же ночью! – пророчит женщина. – Я приду и отомщу! Отомщу всем вам!

- Не дури, оттуда пока никто не возвращался, - Красилов указал рукой с плетью в небо. – А в привидения и призраки не верю – я материалист! – Красилов машет рукой татарину. – Энвер! Долго ждать буду! Гони на всех парах!

Татарин срывается с места и уносится в сереющий полумрак ночи, затем возвращается и снова скачет прочь. Атаман Красилов и бандиты слышат в свой адрес проклятья женщины.

- Этой же ночью приду и всех, всех до единого, никого не пощажу, никто не получит пощады, всех накажу! Никто из вас не увидит своими глазами рассвета нового дня! Слышите: никто не увидит!

К атаману подошёл бандит и говорит ему на ухо:

- Господин атаман, мы там ещё двух парней нашли… Что с ними делать?..

По кивку атамана из сеней выводят Артура и Петьку; они дрожат на морозе и топчутся босыми ногами в снегу.

- Кто такие будете? – Красилов указывает на них плетью.

Друзья не ответили; к их общему ужасу из-за дома пара бандитов вытолкнула перед собой Нину.

- Господин атаман, мы тут и бабу молоденькую обнаружили!.. Вся голая!..

Красилов с удивлением посмотрел на девушку; она шла в одних трусиках, такого женского белья он не видел даже в Париже, прямая как былинка, стройная и загорелая и атаман подумал, откуда в этих снегах взялась эта южная красавица. Друзья от неожиданности онемели, они забыли об участи, горькой участи, которая может их ожидать; они наблюдали за Ниной с каким-то нервным ожесточением.

Нина подошла к атаману, потрогала пальчиком его кожух.

- Мальчики, а что это вы так странно вырядились? – вдруг ясно и чисто улыбнулась она и посмотрела на бандитов. – Фу! Как от вас неприятно пахнет!

Красилов и подчинённые молчаливо наблюдали за девушкой, не подумав её остановить.

- Тут что, кино про мафию снимается? – удивилась она и ещё шире улыбнулась, приветливо глядя на Красилова и продолжая нежно улыбаться.

Красилов первым пришёл в себя.

- Парней связать и в колодец! – с нервным напряжением в голосе приказал он и посмотрел на Нину. – А с девушкой мы ближе познакомимся! – берёт её под руку и первым с ней направляется в дом.

59

- Дерзости, конечно, бандитам в любые времена не занимать, - продолжил повествование Петька, – но услышав проклятия старухи, они могли поостеречься и выбрать для ночёвки другое место. Как назло, первое, что пришло в ум – ночевать в доме убитых хозяев.

- Не побоялись даже её предостережений на свой счёт и своей печальной участи, - сказал Артур и пугливо посмотрел в окно, метель утихла, стихли звуки ветра, одни звёзды и луна и висели высоко в небе и пели печальную песнь, плача хрустальными слезами.

- Чего им было, нелюдям, бояться? – удивился Петька. – Коли их атаман… Как его? Красилов! – посягнул на самое святое для православного верующего человека и не испугался сжечь библию, - Петька подумал немного. – Сам сказал, смеясь в лицо женщине, что в разные духи, привидения и призраки не верит – материалист он!

- Образно говоря, ни в бога, ни в чёрта, - подчеркнул Артур и внутренне сжался, тяжёлый ледяной взгляд того, что упрямо таращилось в спину, теперь направлен в грудь.

Петька замахал руками, будто старательно отгонял нечто страшное и неприличное от себя.

- Не поминай его на ночь глядя, - проговорил быстро и неслышно сплюнул три раза через левое плечо и постучал три раза пальцем по дужке кровати. – Не поминай, пожалуйста, бабушка так говорила. Не дай бог… - Петька не договорил, он смотрел на друга и его не узнавал. – Что с тобой?

- Со мной отлично и без перемен, - ответил Артур, ощущая внутри себя некую вибрацию или, вернее, резонанс с повествованием, и попросил друга: - Не отвлекайся.

- Затягивает? – заинтересовался Петька, аж трепеща внутренне от некоего напряжения, но не разрушающего, а созидающего, оно воскрешает и возносит дух. – Затягивает, не так ли? А я о чём предупреждал! А-а-а!.. – Петька помахал пальцем, якобы угрожая, но деликатно, то бишь, шутя.

- Люблю перед сном страшилки послушать, - спокойно говорит Артур, а самого так и тянет выглянуть в окно, увидеть того, кто, находясь и снаружи, одновременно пребывает незримо внутри. – Спится так крепче. Да и нервная система после превентивной встряски не так остро реагирует на явную угрозу.

- Ну, ты загнул: превентивная встряска! – восхитился Петька и продолжил. - Слушай! – продолжает Петька. – Просыпается один бандит от странного ощущения…

- Того же, не дающего покоя и тебе?

- … от странного ощущения. – Петька вроде, как и не замечает подколок друга, ведёт себя, как настоящий рассказчик, которого никакой наводящий хитро-выстроенный вопрос не заставит отказаться от повествования, наоборот, придаст сил продолжать с воодушевлением дальше. – Будто в его хмельной сон прокрался демон страха и высасывает жизнь…

Последнее время Семён спал мало и чутко; если и видел сны, то они вертелись вокруг потерянной семьи, погубленной жизни, утерянного хозяйства; и чувствовал Семён своим простым мужицким чутьём, что те чудачества и жестокости, что он вытворяет вместе со своими друзьями, кончатся не для одного его, для всех плохо; как ни доверял он атаману Красилову, но иногда закрадывался в его сердце страх перед грядущей расплатой и трепетала никчемная душонка ветхой тряпочкой на сильном ветру. Вот и сегодня после расправы над семьёй, жившей на хуторе, после обильного и сытого пиршества, истребили все припасы убитого семейства, так выразился атаман Красилов, да с обильным возлиянием домашнего самогона, когда банда улеглась спать, Семёну не спалось. Ему не то, что не спалось, пьяный храп товарищей по разгульному ремеслу не мешал уснуть, он не смог вообще заснуть. Едва закрывал глаза, как ему представлялась жуткая картина расправы над мужем хозяйки хутора: посвист сабельных ножен в морозном воздухе и крик старика; посвист ножен и глухие удары по телу; омерзительный посвист сабельных ножен, с которых каплями по сторонам летит человеческая красная, особенно пахнущая истаивающей жизнью кровь с азартно-пьяным привкусом смерти и разлетающаяся в стороны вырванная сильными ударами человеческая плоть, плоть того, кто создал его, человека, по своему образу и подобию, но не наделил своими благородными качествами и достоинствами по тому же образу и тому же подобию…

Уснуть удалось после прочтения молитвы, обращённой к Богородице и после трижды прочитанного «Отче наш». Забытые молитвы, над ними он некоторое время тому смеялся и со всеми трунил над тем, кто утверждал о существовании бога, вспомнились сразу, будто бы и не было дней, когда он старательно пытался забыть простые и понятные тексты.

Тревожный и зыбкий сон, поначалу он походил на медленное погружение в жаркий полдень в холодные быстрые воды реки, балансировал на тонкой грани между явью и забытьём. По мере успокоения дыхания и усмирения нервозного ритма сердца приходил покой. Покой такой желанный, покой им давно потерянный; потерянный давно, настолько давно, что прошлая жизнь кажется пьеской в театре, виденной им вместе с товарищами по взводу во время увольнительной и настоящее, грубое, как домашний холст, и одновременно горькое, как целительный настой, не облегчает каждый, приносящий свои хлопоты и заботы; окончательно покой потерялся после стремительной атаки и контратаки противника, когда взрывная волна и стена земли, поднятая ввысь тёмной сырой завесой, накрыла его, и свет ушёл из его глаз, глаз, так любивших солнечный свет, свет луны и красоты природы; очнулся Семён в плену и спустя три месяца после трёх неудачных попыток побега, после каждой обязательно подвергали показательной экзекуции одного зачинщика, он ушёл один. В планы посвящал того, кто не способен на предательство – себя. Один бог знает, какие пришлось ему перенести унижения и с каким трудом добраться домой. А дома ждала его пустота: разрушенный дом, могилки жены и детей. Вот и прибился он после долгих мытарств к банде атамана Красилова.

Сладость успокоения пришла незаметно. Снился ему разговор двух товарищей, когда старика с околевшей супругой прикопали снегом недалеко от дома, за глухой стеной, рядом с колодцем-журавлём, в котором утопили двух городских парней. «Интересно, что теперь с хозяйкой?» - спросил первый. – «Как что – была баба живая, стала баба снеговая!» - и рассмеялся. – «Как думаешь, - не успокаивался первый, - она, в самом деле, придёт и расправится с нами?» - «Враки! – успокоил второй, - ты же слышал слова атамана, что оттуда, с неба, никто никогда не возвращался. И он не верит ни в призраков, ни в привидения». – «Так-то оно так! – засомневался первый, - вона деревенские старухи сказывали, мальцом слышал, правда, это было давно, что к погубителям своим ночами приходят загубленные ими люди, за отмщением». – «Чепуха!» - отрезал второй категорически. – «Хотелось бы верить! – сомнение не уходило из голоса первого. – А вдруг придёт, что тогда делать? Ведь она придёт мстить за невинно пролитую кровь!» Ещё над неверием того бандита посмеялись его друзья, посоветовали чуть больше хватануть самогонки, для крепости сна, тогда никакая старуха не потревожит его сон и не заберёт его с собой на праздник вурдалаков. Бандиты-товарищи, сытые и пьяные, похвалили умение товарища перевести грустную песню в весёлую.

Семён видел ранний весенний сад, цветущие яблони и вишни, он шёл между деревьев, любовался цветками, вдыхал аромат белых лепестков. Ясно светило солнце, мягко грело, еле заметный ветерок колебал ветви и шумел в кронах деревьев. Незаметно всё начало меняться: на небе появились тучи, крыли солнце, набежала прохладная тень, ветер окреп, он рос в силе с каждым мгновением, росла его мощь, он уже не просто шумел в кронах. Он раскачивал деревья, горестно трепетали ветви, ветер срывал с цветков белые лепестки и они летели, устилая землю и стелясь по ней. Семём заметил, что не белые лепестки, белый крупный снег летит вместе с ветром, стелется по земле, метёт позёмка и длинные снежные змеи, закручиваясь в спирали, обвиваются вокруг него и тут он краем глаза увидел некую белую фигуру в белом просторном развевающемся балахоне. Длинные тонкие лоскуты одежды острыми гранями резали воздух, и из него вылетали наружу, как из вылупленного яйца цыплята, огромные лохматые снежинки. Они летали вокруг фигуры в белом, веером разлетались и снова возвращались к ней. Семён во сне вздрогнул; холодок проскочил быстрой серой мышью по спине; тело отозвалось резкой протяжной судорогой; фигура приближалась и в контурах её, в её размытом силуэте Семён разглядел старуху, хозяйку хутора, зверски ими замученную до смерти. Седые космы её ветер теребит, в бездонные чёрные провалы глазниц залетает снег и вылетает оттуда; она раскрывает беззвучно рот с выбитыми зубами и из тёмной глубины зева, похожего на разрытую могилу, сыплется мелкая снежная крошка; челюсти старухи двигаются, будто она что-то говорит; женщина протягивает к нему свои тонкие руки с обвисшей желто-матовой кожей; с кончиков пальцев женщины срываются маленькие синие молнии; они опутывают Семёна в синий искрящийся кокон; Семён не может пошевелиться, но наблюдает, как те же молнии опутывают спящих его товарищей в такие же синие искрящиеся коконы. Семён порывается сбросить с себя синие искрящиеся крепкие путы и в голове его раздаётся её голос, голос старухи, впечатывающийся в его мозг ребристыми шляпками от больших гвоздей, причиняя нестерпимую гнетущую боль: «Я приду и всем вам отомщу! – угрожает старуха беззубым ртом выкрикивая проклятия. – Сегодня же и приду! Сегодня же ночью! – пророчит она и машет неистово руками и с них слетают синие искрящиеся искры карающего огня. – Я приду и отомщу! Отомщу всем вам!»

60

Артур соскочил с кровати и начал энергично махать руками, делать гимнастические упражнения, приседать.

- Спина затекла, - пояснил он другу, увидев изумлённый Петькин взгляд. – Кровь по венам разогнать и немного размяться. – В итоге, все бандиты умерли в страшных мучениях, - закончил он. – Что же, собаке собачья смерть.

- Зря иронизируешь, - следом за другом Петька тоже вскочил на ноги, поёживаясь, начал вертеться на месте, делая разминающие телодвижения. – Зря иронизируешь, друг. Без преступления нет наказания. Они рука об руку идут по жизни, находятся рядом с каждым из нас. Вот признайся, Артур…

- В чём ты хочешь, чтобы я признался, - Артур вертел торсом, чувствуя тепло, растекающееся по телу и ощущая появляющуюся в суставах лёгкость.

Петька промолчал буквально с минуту.

- В простом, самом плёвом проступке… - Петька не сводил глаз с друга, следя за его реакцией на свои слова. – Если нет в каждом из вас самого малого греха, возьмите камень и бросьте в блудницу… Ты возьмёшь камень?

- Я его запущу не в блудницу, - проговорил Артур стремительно, прекратив гимнастические упражнения. – Его словит, как шальную пулю твой лоб и заткнётся твой разговорчивый рот.

- Чо так грубо! – возмутился Петька, – уже и спросить ни о чём нельзя, что ли!

- А то, что уснуть, точно не удастся.

- Я-то здесь, с какого боку?

- Что там было дальше, - примирительно произносит Артур и предлагает: - Не дуйся! Сорвался, виноват!

- Дуться не собирался, - сказал Петька и, немного подумав, усмехнулся, посветлев лицом. – Я же не воздушный шарик! А вот с историей… - он задержался с продолжением, набрал в грудь воздуха и резко выдохнул. – С бандитами она расправилась.

- Надо полагать, урок преподнесла хороший.

Петька опять-таки не удержался от секундной паузы.

- Говорят в народе… - начал он, но остановился, на что-то отвлечённый.

Артур добавил свою точку зрения, на его заминку.

- Типа, дальше по сценарию идёт развитие сюжета: народный фольклор со всеми словесными наворотами и украшениями, вербальными и невербальными с применением устоявшихся идиом и прочих выражений, составивших кладовую народного устного творчества.

Петька поцокал языком.

- Легенды и мифы, мой дорогой друг, на пустом месте не появляются. Обязательно присутствует первопричина, от которой начинается последующее развитие сюжета. Конечно, в самом начале сказители имели в своём лексиконе максимально минимальный запас слов. Затем рассказ, абстрактный сюжет, переходя от одного сказителя к другому, в разной местности свои особенности передачи, обрастал маленькими подробностями, которые хотелось приписать.

- И делалось это весьма активно, - съязвил Артур. – Как обычно. – Решил поправить положение. Он не собирался спорить с другом, брызжа слюной и ломая копья. – И снова о главном: жду продолжения.

- С тех пор разрушенный хутор периодически появляется в степи. Происходит это в основном зимой. Так как само событие произошло зимой, то время возникновения и пропажи хутора остаётся неизменным. Так проще.

- Кому? – поинтересовался Артур. – Кому проще?

- Ты забыл про полынью времени? – изумился Петька. – Ведь она не сама по себе появляется. Кто-то наверняка стоит за её появлением. Кто-то, руководящий процессом и отслеживающий точность исполнения. С этой точки смотря, хутор появляется, складывается определённая временная ловушка, в неё попадаются заблудившиеся путники, незаметно для себя переходя границу между временем: между прошлым и настоящим, в том, где они живут и существуют. Появляется хутор, его находят путники…

- Как мы с тобой.

- Как мы с тобой, - повторил Петька. – Разумеется, каждый раз не бывает повторения с предыдущим событием. Уверен, есть изменения, но о них никто никогда никому не поведает. К хутору приходят заблудившиеся мужчины: путников радушно принимают, кормят, укладывают спать. А потом – бац!.. – Петька почти крикнул и хлопнул громко ладонью об ладонь.

Артур не ожидал неожиданностей и сюрпризов и от неожиданности вздрогнул.

- А потом… - Петька наслаждался произведённым визуальным эффектом, повлиявшим на друга. – А потом их, путников, кому дали приют на возникшем их прошлого хуторе, никто не находит. Пропадают они и даже родственники не знают об их печальной участи.

- Погоди! – энергично попросил Артур, будто его осенила какая-то гениальная идея, не воспроизведи её тут же, он забудет её и, следовательно, будет сожалеть. – Погоди, Петька! Ты так убедительно рассказываешь, что оторопь берёт и мороз по коже. Но, - Артур остановился, переводя дух, - сам-то ты видел семью пострадавшего, хоть одну семью и беседовал с кем-то из них?

Петька промолчал.

- Говорил с роднёй? С близкой и дальней? Видел воочию фотографии пропавших бесследно?

Петька отрицательно покрутил головой.

- То-то! – поучительно закончил Артур.

- Ты мне сейчас что предъявить хочешь? – внезапно проснулся Петька. – Что я занимаюсь разносом сплетен?

- Нет, конечно!

Петька засопел, тяжело дыша.

- Могу и не продолжать. Раз ты у нас настолько умён, что ставишь под сомнение народный эпос.

- Не ставлю! Хорошо: путники пропадают, им мстит хозяйка. За что? им-то она за что мстит? Ей-то они, что сделали плохого?

- Да я почём знаю! – разволновался Петька, чувствуя в груди некое неприятное ощущение. – Сказку придумал не я! Всего лишь пересказчик. Мог немного приукрасить? Мог! Не отрицаю!

- Спасибо, Петька! – произнёс Артур. – Жути ты нагнал, будь здоров! Хотя есть истории, намного жутче и страшнее, с морем пролитой крови…

- Сочини, тебе и карты в руки, сочини сам историю. Возьми за основу хотя бы этот сюжет. – Предложил Петька другу, воодушевляясь пришедшей ему хорошей идеей. – Но должен понимать, мы имеем какое-то отношение к той истории, той трагедии, случившей здесь, и может быть, потому и вредничает хозяйка как раз потому, что нужно что-то изменить, чтобы она нашла покой и остановилась… прекратилась линия дальнейшего продолжения раз и навсегда!..

- Стать авторами очередной странички в книжку, имеющую начало, но которой не видно конца, что обыкновенно для мистических историй без хорошего финала. Как в жизни, так и в кино. Просто думаю, обычное совпадение. Хозяйка этого хутора милая пожилая женщина…

- Утверждаю, - напирал Петька, – это она!

- Кто?

- Генриетта Марковна, - пояснил Петька, - это она, та хозяйка хутора, которую вместе с мужем убили атаман Красилов и его бандиты.

Артур нервозно всхохотнул и вытер ладонью выступившие внезапно слёзы.

- Эка у тебя как далеко фантазия раскинула крылья: Генриетта Марковна в прошлом и Генриетта Марковна в настоящем – одно лицо! а ещё и атаман Красилов, его бандиты, а также снежные змеи из сна… Достаточно выдумок на сегодняшний и так нелёгкий день.

Артур включил телефон, но значок антенна отсутствовал.

- Связи нет; позвонить бы маме, сообщить, что всё у нас хорошо.

- Хорошо? – подскочил на кровати Петька и уставился на друга удивлёнными глазами. – Мы не доехали до пункта назначения…

- Ты свернул с трассы.

- Да, я свернул с трассы. Хотел срезать дорогу. Ошибся. Бывает.

Артур повторил.

- Бывает. Только не нужно городить огород про страхи и подозрения и ими же обливать приютивших нас хозяев. Я сплю.

Артур погасил лампу над своей кроватью; закрыл глаза, и тотчас перед его внутренним взором возникла картина: заснеженный двор, несколько мужчин выволакивают из дому старика, бросают на землю, другие берут в руки ножны сабель и начинают ими бить старика по спине; затем переключаются на женщину: ей связывают руки за спиной, одним концом верёвки связывают ноги в щиколотках, другой конец привязывают к седлу, на коня садится всадник, пришпоривает животное и уносится в степь. Артуру подумалось ещё что-то, что-то ещё увиделось, но он, отягощённый смутным и тягостным видением из какой-то чужой, ему незнакомой жизни, всё же уснул, окунувшись в сон, сон, укутавший его в свои мягкие и нежные объятья…

Разобиженный невниманием друга, Петька тоже улёгся. Нахмурившись, он повалялся минуту-другую, но так и не найдя покоя, встал, закрыл на запор дверь, запором служил изготовленный из металла маленький крючок, его носиком вдевали в петельку в дверном косяке. Проверив дверь на надёжность, Петька пару раз её осторожно, чтобы не нарушить сон друга, дёрнул и остался доволен. Затем погасил лампу со своей стороны и, стараясь не скрипнуть сеткой, лёг на кровать. Ему бы расслабится, но его одолевали мысли: «Почему Артур не хочет видеть очевидное? Почему? Вот же загадка! Ему что, не колет глаза бесспорное несоответствие деталей интерьера дома, комнаты, коридор вообще изнутри кажется намного длиннее, чем смогли на глазок определить длину дома с уличного ориентира! Нет, - продолжал немой спор с другом Петька. – Нет, друг ты мой, ты как хочешь, но меня не нае… то есть, обмануть точно уж никому не удастся! Глаз, блин, не сомкну, но дождусь…»

61

Додумать ему не удалось. Бессонница беспокоила не его одного, Петька слышал по дыханию друга, он не спит; у спящего человека оно равномерно, если ему не снится сон, активные события которого заставляют учащённее биться сердце, и усиливается частота дыхания; друг не спал и Петька не сдержался уже в который раз и заговорил.

- Та как хочешь…

- Я сплю, - отозвался тотчас же Артур совершенно чистым голосом, не заспанным, как могло бы быть на самом деле.

- Ты как хочешь… - повисла фермата, - ты как хочешь, Артур, но этот дом...

- Я сплю! – настойчиво повторил Артур и под его телом, он изменил немного положение, заскрипела сетка, проиграв и пропев все известные ей мажорные и минорные гаммы. – Я крепко сплю и не слышу, что ты говоришь! Не хочу слышать совершенно!

Петька не успокаивался, отличительная черта человека, упрямо идущего прямо к цели, пусть эта цель заведомо окажется ложной, но важен не факт «истина-ложь», а само действие.

- Этот якобы гостеприимный дом, - с сарказмом, таким вот подходом с пританцовочкой, проговорил Петька, выделывая голосом танцевальные па, что в другой ситуации и в другое время получилось бы едва ли. – Этот гостеприимный дом мало похожего с этим словом – гостеприимство – имеет.

Костерил Артур себя, на чём свет стоит, за своё малодушие, которое у него весьма возможно и есть, но раньше не проявлялось в такой открытой форме, за своё почти, именно что почти ангельское терпение, за любовь к другу, с которым в кровь раздирал в недалёком детстве коленки и локти падая с велосипеда или лазая по деревьям и очень удачно с них падая, удачно, думается неверное слово, передающее его истинное и верное значение, но только так: удачно падая и скользя по земле или асфальту, и ни разу хоть бы один вывих был у них или перелом. Счастливчиков, ломавших руки и ноги они оба перевидали в детстве столько, что у более впечатлительных натур воспоминаний осталось бы на всю оставшуюся жизнь и ещё бы детям и внукам с лихвой осталось.

- Твоя версия или гипотеза, - не поворачиваясь к другу, спросил Артур, - на что же он похож?

Ликовал внутренне Петька, ликовал, что достучался-таки до друга; но ответил сдержанно.

- Дом похож на логово страха и ужаса! – как же всё-таки Петьку разрывала на куски яростная радость от удачного сравнения. – Каково, а! как тебе!

Артур повернулся к другу лицом; ему сравнение понравилось, как и его автору.

- Внесу маленькую поправку, можно?

- Можно! – весело смотря на друга, разрешил Петька.

- Снежное логово, - произнёс Артур. – Так точнее.

Петька даже вскочил на кровати и чуть не запрыгал на ней, как любил делать это в детстве, но тогда позволял возраст, хотя можно было и поэкспериментировать и сейчас, но вес его нынешний от веса в детстве сильно разнился и можно было с большое долей вероятности сломать кровать.

- Так! Так! Так! – руки у Петьки затряслись от восторга. – Ну да! Ну да! как же я сам не догадался!

Артур не произнося более ни слова, отворачивается к стене и на этот раз без посторонних умственных рефлексий, душевного сопереживания, а также прочих ментальных терзаний быстро засыпает. И сон его лёгок и чист, приятен и сладок, как бывало в раннем детстве, когда он засыпал под бабушкину колыбельную песню или под тихое убаюкивающее чтение детских сказок.

Только одному Петьке не спалось; спать ему абсолютно не хотелось; сон не шёл категорически в его ресницы и не собирались птицы-грёзы в них вить свои гнёзда.

- Конечно! – шептал он еле слышно губами, - конечно: снежное логово! – его таки полонил и поборол сон. – Снежное логово – как я-то сам не догадался! Этот дом, это снежное логово, а мы с другом, моим единственным верным другом его узники! – эта и последующие мысли, которые он не успел додумать, растаяли во сне, опутавшем его сознание.

62

Проснулся Артур от чьего-то постороннего присутствия в комнате, которое почувствовал сквозь сон. Которое не покидало его с первого момента отъезда от подъезда дома, когда он впервые ощутил коже спины острый укол чего-то чужого, весьма похожего на взгляд, но не похожего на взгляд человека, человек смотрит совершенно иначе, даже когда его раздирают противоречивые чувства гнева и ненависти; оно – постороннее, то самое, Артур уловил его тончайший запах своим обонянием, - оно сейчас присутствовало в комнате; находилось одновременно и возле окна, и возле кровати друга, и возле его кровати и также одновременно смотрело в окно, на успокоившийся зимний лунный пейзаж, похожий на инопланетный, смотрело на Петьку, наблюдая за его сном и тихим дыханием, смотрело на Артура, пытаясь своим ледяным бесчувственным взором проникнуть в глубину его живого горячего сердца, в глубину его чувствительной человеческой души, в самую глубину его подсознания.

Не только это послужило причиной внезапного пробуждения; составляющих причин можно было, если поискать хорошенько, то и найти также много.

Было другое, настораживающее и тревожащее: в жарко натопленной комнате лёгкий уличный свежий морозец пощипывал щёки и покалывал нос Артура. Дрожащей рукой Артур дотронулся до кожи лица и сразу её отдёрнул: мелкие ледяные иголки кольнули горячим холодом северных широт кончики пальцев.

«Это сон, - медленно восстанавливая разогнавшееся дыхание, думал Артур. – Обычный сон. Мало ли что пригрезится во сне! Вот и мне приснилось, что я рукой провожу по своему лицу и оно покрыто мелкими иголками льда. Сейчас я не торопясь открою свои глаза, - продолжает думать дальше Артур и мысли его текут медленно и плавно, - открою глаза и всё исчезнет, вернее, ничего не будет: не будет на лице колючего льда, не будет реалистичного ощущения свежего уличного мороза, как не будет всего этого, что можно смело назвать кошмаром, что он в данный момент лежит дома в своей любимой кровати с продавленным ортопедическим матрасом, который пора бы давненько выбросить на мусорку и купить новый, да всё почему-то, то руки до этого не доходят, то времени катастрофически не хватает».

Попытка открыть глаза провалилась: ресницы прочно склеил иней; Артур приблизил к лицу сложенные ковшиком ладони, подышал учащённо, ресницы оттаяли, и он смог открыть глаза.

Не шевеля головой, Артур поводил глазами по комнате: стена у кровати, весь нехитрый скарб тихо освещаются сиреневым светом луны.

«Метель улеглась, - подумал он спокойно, но неприятное ощущение беспокойства так и не покидало груди, так и осталось в ней, - метель улеглась давно и это хорошо. Но что же беспокоит? Откуда оно, чувство, в покое не оставляющее ни на миг?»

Он опять посмотрел в окно и заметил, лунный луч начал путешествие по комнате, не хаотичное, медленное и уверенное, лунный луч походил на сноп света фонарика, который держит в руке человек и водит им в темноте, стараясь что-то отыскать или найти утерянную вещь. Луч приблизился от середины комнаты к кровати Артура и остановился, высветил на полу сиреневый круг, в нём сразу же забегали-задрожали мелкие блестящие пылинки, меняя цвет и окраску. Немного постояв, луч двинулся ближе к кровати и перешёл на покрывало и снова, как и тогда, когда они с другом выезжали со двора, а затем и из города, Артура посетило странное и неприятное ощущение присутствия некоего постороннего существа, наблюдающим зорко за ним откуда-то из тёмного угла. Артур передёрнул плечами. Луч вслед за его движением поднялся вверх по покрывалу, увильнул, будто ожёгся о горячий бок печи, и остановился на подушке рядом с головой Артура. Артур скосил взгляд и вздрогнул: серебристая бахрома инея покрывала материал подушки. Он дотронулся пальцами до инея и отдёрнул руку: не во сне, наяву, иней был колючим.

«Что за ерунда? – подумал Артур в недоумении, часто моргая веками, будто хотел прогнать с них пелену наваждения. – Что за ерунда?»

Артур резко подскочил на кровати. Озноб волной прошёлся по телу. Ясности не прибавилось, наоборот: только стало больше загадок. Развернувшись на кровати, он повторно осмотрел комнату. Всё на своих местах. Друг на кровати сладко дремлет, сопит, с губ срывает едва заметное облачко пара.

«Он что, ничего не чувствует?»

И на Артура накатила волна непередаваемого ужаса, паника судорогой сжала кисти рук и мышцы ног: комната на его глазах начала трансформироваться, комната раздалась вширь. Из обычного небольшого помещения в крестьянской хате, она превратилась в огромную комнату с высокими потолками, украшенными бордюром и лепниной в углах. Вместо маленького оконца с занавесками серебрились две узкие щели арочных высоких окон с крестовинами рам и вбитыми стёклами; перед окнами на карнизах медленно колыхались лоскуты прозрачной вылинявшей ткани; дующий через дыры в окнах слабый ветерок неторопливо их раскачивал и мелкий как порох иней слетал с заиндевевшей материи. Голландку скрыл на мгновение колеблющийся мерцающий экран, когда он исчез, на месте печи жарко пылал поленьями большой камин.

«Ничего не понимаю! – про себя воскликнул Артур. – Это сон?!»

Артур потёр глаза, в надежде, что это разгонит страшную магию сна, и он проснётся в обычном, привычном для него мире, без волшебства и колдовства.

Ничего не прекратилось. Изменения медленно продолжали происходить далее.

Взглядом Артур натыкается на друга, но тот и не думает просыпаться, будто не чувствует свежего морозца в комнате и не ощущает на уровне подсознания, уж оно-то должно было просигнализировать ему о странностях, так им прежде выискиваемых, происходящих метаморфоз.

«Счастливчик!» - без мыслей, просто пронеслась в голове Артура мысль и оставила после себя след, некое подобие торсионного, который оставляет летящий высоко в небе самолёт.

Неожиданно громкий сухой щелчок отвлекает Артура. Над его кроватью и следом над кроватью друга на стене появляются спаренные литые газовые светильники вместо электрических.

«Это сон, - зачарованно шепчет Артур, - обычный сон. – И добавляет вполголоса: - Мне это снится! Мне снится обычный сон!»

Артур щипает себя за мочку уха, сильно прищуривается, открывает глаза. Всё на месте. Ничего не исчезло. Покачиваясь, горят огоньки в газовых светильниках; сквозь матовые плафоны льётся приглушённо-жёлтый свет.

Затем Артур посмотрел на пол и еле-еле сдержал в себе крик: это было почти на грани человеческих психо-эмоциональных возможностей – от стены к стене, прямо под кровать Артура, от окон к двери по полу, устланному вязаными половиками, стлалась позёмка, невысокие снежные волны. Поднимая блестяще-снежную пену-пыль, плавно текли, наползая друг на друга и растворяясь где-то за пределами помещения, проскользнув через невидимые щели между полом и стенами.

Судорожно глотнув воздух и выдохнув, Артур заметил, облачко пара повисло перед лицом и, плавно покачиваясь, осталось на месте. Артур протянул палец и дотронулся им до облачка, оно съёжилось и ему показалось, изнутри послышался смешок, едкий, мелкий, колючий.

«Нет… Я сплю… - судорожно шепчет Артур, постоянно пощипывая себя то за кисть руки, то за мочку уха, хотя это не приносило никакого результата, он продолжал это делать, вероятно, внутри искренне надеясь, если она, надежда ещё сохранилась в том первоначальном виде, в каком предстаёт в сознании каждого человека, живущего надеждой на хорошее и, пусть, с небольшими погрешностями, с вкраплениями неудач. – Сплю и вижу дурацкий сон. Всё это от болтовни Петьки… Вся причина, в моей впечатлительности, наслушаюсь, и грезится, что ни попадя… Петьке мерещились различные странности… Вот он и заразил меня своей манией или фобией… как там у медиков правильно будет? – Но то, что странности волшебным образом никуда не делись, не исчезли, а проявились, то Артуру объективности ради, в уме своём пришлось сейчас согласиться с подозрениями друга, с его попытками доискаться до истины, согласиться с Петькиными утверждениями. – И если странности не растворились страхами ночи перед лучами солнечного света, то мне это всё снится. Просто снится. Проснусь, и ничего этого не будет».

Артур ввёл в облачко кисть руки. Мягкий бархат молочного тумана и острых ворсинок снега прошёлся по коже, перебирая каждый палец и немного пощипывая, затем облачко резко уменьшилось в объёме, сжалось, и Артур вскрикнул от сильной боли и дёрнул руку назад, прижал к груди, поглаживая другой рукой и растирая её, стараясь поглаживающими движениями согреть руку.

«Только сон этот очень реальный».

63

Порыв ураганного ветра ворвался в комнату из коридора и сорвал с петель дверей. Поднимая серебристо-туманное облако снега, она бесшумно падает на пол.

«А ведь Петька её надежно закрыл на крючок, - подумал Артур, мысли в его голове метались пьяными пчёлами, напившимися хмельного нектара, и под куполом черепа стоял невыносимый звон в момент удара мыслей о его костяную основу. – Петька дверь закрыл! – после некоторой паузы добавил: - Значит, ненадёжно».

Артур посмотрел на друга; тот продолжал крепко спать, шум падения двери не потревожил его сон. Выждав минуту, Артур позвал друга, но с губ сорвался хрип.

- Петька! Петька! – спазм сжал горло Артура, но не остановил. – Ну не можешь ты не слышать и так крепко спать!

Сложив перед ртом ладони рупором, Артур крикнул, вернее, хотел крикнуть, но, как и в предыдущую попытку, с губ слетел усиленный рупором из ладоней хрип.

- Петька! Да проснись же ты!

Петька натянул на голову одеяло, пробормотал что-то невнятное и замолчал.

- Ну и спи! – чистый голос не хотел возвращаться в грудь Артура; из неё, как через какое-то препятствие, воздух и слова вылетали с сипом. – Спи! – пожелал другу Артур. – Сейчас-то тебе ничто подозрительным, уж в этом я уверен, не кажется. – Петька откинул с головы одеяло, поводил головой с закрытыми глазами, и снова накрылся с головой, из носа тонкими струйками вырвался горячий воздух дыхания, растаявший сизым туманом в холодном воздухе комнаты. – Сны сладкие снятся! – не удержался от язвительности Артур и зашёлся кашлем, прикрыв правой ладонью рот, левой ухватившись за горло.

Кашель сделал то, чего не добился Артур – Петька проснулся, открыл глаза, начал тереть их руками и заговорил, заговорил спросонья неразборчиво, как лепечут сильно пьяные мужики, стараясь что-то сказать. Закончив, Петька снова завалился спать, тихо похрапывая.

Из коридора послышался скрип снега, будто там некто топтался тяжёлыми шагами на месте перед дверью. Затем шаги замерли. Целую вечность, так показалось Артуру, длилось зловещее затишье. Артур сидел, не шелохнувшись; стук сердца, внезапно учащённо забившегося в груди, отдавался шумом и свистом в ушах. Неожиданно молчание прервал отрывистый грудной кашель.

Издалека, сквозь шум возобновившейся метели, через плотный занавес снега послышалась неразборчивая речь.

- Гета! – Артур узнал голос старика Степана. Мужа хозяйки хутора, Генриетты Марковны. – Гета!

- Слушаю, Стёпушка! – с нежностью в голосе произнесла Генриетта Марковна.

- Гета, с кем ты разговариваешь?

- Стёпушка, у нас гости!

Артур съёжился, вобрал голову в плечи; мрачное предчувствие холодными тонкими змеями шевелились в районе солнечного сплетения, и медленно ползло вниз живота. Нехорошо, очень нехорошо почувствовал себя Артур, по телу мелкой сыпью прошлась ледяная волна, Артур укутался в одеяло. Под одеялом появилось шевеление. Петька повернулся к Артуру, сел на кровати, Артуру показалось, друг его не сидел на кровати, повис в невесомости над нею. С закрытыми глазами Петька заговорил. Несколько заторможено, растягивая слова, будто находился под воздействием гипноза.

- Бандиты ножнами забили насмерть старика… Его жену раздели донага, связали ей руки, ноги и привязали к седлу… возили по степи, пока та не околела…

Проговорив это, Петька завалился на бок и захрапел. Вой метели затих на мгновение, и Артур услышал голоса двух мужчин. «Раздеть донага старую суку! Привязать к седлу!» - жутким голосом, от которого шёл мороз по коже, прозвучал приказ. – «Слушаюсь, господин атаман!» - с неким подобострастием прозвучал ответ. Перед взором Артура появилась размытая картинка: в нежной пелене мелькают неясные мужские тени, расплывчатые контуры лошадей. Артур в одном мужчине узнал атамана Красилова, резкая боль в голове заставила зажмуриться, боль ушла, он открыл глаза – картинка не пропала. «Образумь старуху, прокати с ветерком по чистому снежку!» - усмехнулся криво Красилов. – «Якши, атаман!» - ответил Энвер с сильным татарским акцентом и бросил руку к шапке и бегом побежал к группе мужчин, привязывавших связанную женщину к седлу длинной верёвкой. Артур затряс головой, видение пропало; но голоса продолжали звучать в ушах и он зажал их руками. И всё равно, словно через мембраны ладоней, усиленный ими, голоса зазвучали сильнее; к прежним голосам атамана Красилова и Энвера, добавились хриплые и простуженные бандитов. «С тех пор она заманивает к себе путников и расправляется с ними!» - проговорил первый. – «Зачем?» - спросил второй. – «Мстит, - пояснил первый. – Неужели не понял – она мстит». – «Кому?» - «Всем подряд. Всем, кто попадёт к ней в гости. Мстит мужчинам за погибель свою и мужа». Артур узнал голос Петьки: «Но мы-то здесь причём? Мы же никаким боком не причастны». Артур услышал себя и замер от неожиданности: «Ей без разницы… Виновен ты или нет». – «Но это несправедливо!» - возмутился Петька. – «В таких случаях о справедливости речь не идёт!» Артура удивила циничность слов, произнесённых им, другой звук отвлёк его от внутренних мысленных раздумий.

За дверью прозвучал мрачный голос, полный недовольства чем-то и следом незамедлительно весь дом затрещал, как старый костюм, по швам. Со стен комнаты с ужасным треском осыпались снежные комья. Отвалилась крупными пластами и кое-где мелкими фрагментами штукатурка, обнажилась кладка стен из саманного кирпича. Очередной порыв ветра сотряс стены, из швов полетела глиняная пыль. Внутрь, снаружи, через образовавшиеся многочисленные щели заструились длинные тонкие нити ветра с нанизанными на них бисеринками-снежинками.

Ледяная пощёчина ветра привела Артура в чувство. Вернулись уверенность и трезвость. Он соскочил на заснеженный пол босыми ступнями, не чувствуя кожей смертельно обжигающего ледяного пламени снега.

- Да что же здесь такое происходит! – закричал Артур и его слова эхом отразились от стен с обсыпавшейся штукатуркой.

Снежные нити ветра устремились к Артуру, ему представилось, что некое мифическое животное, похожее на сухопутного спрута, протянуло к нему свои ужасные, длинные, гибкие щупальца. Он захотел отойти назад, сделал усилие ногами, они не двигались; с ужасом подумал он: это конец? Мысли его прервались, запутались своими волосами в густых диких зарослях страха, как некий библейский герой повис на своих длинных волосах и был повержен преследователями. Сдаваться своим страхам и прочим тревогам Артур не намеревался. Он посмотрел вниз и тотчас забыл о прежних думах: снежные нити в огромном количестве окружили его, они крутились вокруг него в постоянном движении, переплетаясь, спутываясь, сплетаясь, затем резко обмотали его, будто вокруг веретена, сковывая его движения, лишая свободы.

«Врёшь не возьмёшь! – вспомнились ему слова, услышанные в каком-то кинофильме. – Не сдамся!»

С трудом, напрягшись до предела своих возможностей, Артур справился с возникшим препятствием и выскочил в коридор. Он существенно трансформировался.

«Думай о хорошем, я могу исполнить! – пришли вместе с мелодией слова некогда популярного шлягера. – Розовый фламинго, дитя заката!» - со злостью про себя прошептал Артур.

Та часть коридора, которая вела в сторону кухни, терялась в непроглядной глубине пространства, густая тьма скрадывала эту часть помещения, она утопала в снежной круговерти, вертевшейся вокруг несуществующей оси большими витками, суживающимися ближе к центру.

64

Сквозь прорехи в потолке за происходящим внутри комнаты безучастно наблюдали равнодушные к разыгрывающейся драме холодные звёзды, мерцая и будто над чем-то глумясь.

Пол коридора покрывал прочный наст, закруглившийся у стен. Артур на нём стоял не проваливаясь. Он посмотрел по сторонам: со стен свисали клочья матерчатых бывших когда-то цветными обоев, их он не заметил, когда хозяйка их провожала в комнату, не мудрено, было темно. С уцелевших стропил свисали прозрачные сосульки, они играли радужно в лунных синих лучах, косыми линиями лившимися снаружи. В остывшем морозном воздухе висел удручающий запах чужой, ядовито-уродливой, рассыпающей угрозы зимней промёрзшей ночи, щедро сдобренной как бисквитное пирожное серебряной ванилью лунного света.

65

Артур бросился в комнату к кровати, на которой спал друг.

- Петька! – закричал он и сдёрнул одеяло; на кровати вместо друга находился снежный вал, повторяющий контуры тела друга.

Артур крутанулся на пятках, разыскивая взглядом друга.

- Петька! – сорвался на визг его голос. – Петька, ты где? отзовись! Слышишь!

Новый порыв ветра обрушил потолок в комнате. Артур едва успел, пятясь, увернуться от бревенчатых балок, штукатурки, затем шагнуть в сторону дверного проёма, по пути он запинается о лежащую дверь, падает лицом в снег. Ветер с силой вгоняет в комнату очередной крупный заряд снега, как опытный бильярдист шар в лузу.

- Помогите! – крикнул Артур, срывая голос. – Помогите, кто-нибудь!

Попытка подняться провалилась, руки разъехались в стороны, он снова лежит лицом в снегу и горькое отчаяние начало наполнять его сознание, но в то же время что-то удерживало на плаву.

- Помогите! Помогите, если кто меня слышит!

То самое нечто, что его преследовало от самого подъезда дома, бережно берёт его за шиворот. Понимает. Артур потерял опору ног и засучил ими в воздухе, жадно в диком крике разевая рот, при этом не издавая звука. Затем это же нечто аккуратно поставило его на пол, Артуру показалось, что оно, это нечто, лёгкими ударами отряхнуло с него снег. Держась за дверной косяк, он вышел в коридор.

Не успел он сделать и шага, и одновременно закрывая лицо рукой, закричал, прося о помощи:

- Помогите!

Крик утонул в вое ветра и шуме метели. Но из снежного водоворота, повисшего посреди коридора театральной портьерой, возникла расплывчато-снежная фигура и Артур отшатнулся. Перед ним стояла старуха, хозяйка дома, в вязаной кофте и накинутой на плечи светло-серой шали.

- Генриетта Марковна! – обрадовался Артур неожиданной встрече, что-то радостное, огоньком ярким затеплилось в его груди. – Генриетта Марковна. Как хорошо, что вы…

Артур прервался на полуслове и застыл; увиденное прогнало с горизонта его сознания яркий свет радости, и большая тёмная мрачная туча закрыла всё видимое пространство.

- Генриетта Марковна… что с вами…

Старуха протянула в его сторону правый указательный палец. Артур икнул и проглотил сухой ком, застрявший в горле; с трудом ком растворился, и голос к нему вернулся.

- Генриетта Марковна…

Женщина зашипела и повернула голову вправо; Артур рассмотрел в лунном свете, льющем через крупные щели в потолке и крыше лицо женщины: с него длинными полуистлевшими струпьями свисала землисто-серая кожа, обнажая подвергшие тлению мышцы лица и поразительно белые кости мандибулы, скул и провал носа, из глазниц женщины выпирали круглые мутно-серые льдинки.

-Ты… - протяжно прошипела женщина, удерживая палец, направленный ему в правый глаз. – Это ты… и все вы… виноваты во всем… в смерти мужа… - женщина яростно расхохоталась, демонически оскалившись обломками зубов, - … в смерти мужа… в моей гибели… я пришла, чтобы вам… отомстить!..

- Как же так, Генриетта Марковна? – Артур поперхнулся словами и замолчал.

Мандибула старухи дёрнулась, будто она собиралась ещё что-то сказать, и повисла на левой связке, покачиваясь. Угрожающе заблестели жемчужной белизной зубы, старые, гнилые, сменились новыми, удивительно ровными и красивыми.

Артур часто-часто заморгал, тщась, что это поможет прогнать необычное видение и услышал голоса, нёсшиеся откуда-то отовсюду, с разных сторон одновременно, слышались они ясно и ни ветер, ни метель не мешали.

«Она мстит… Мстит мужчинам… может отомстить и нам…» - в первом говорящем Артур узнал себя. – «Нам-то за что!» - Артур узнал голос друга Петьки. – «За то, что мы мужчины. Ей всё равно. Виноваты мы или нет». – «Но как же так!» - «Её гложет жажда мести».

Из открытого безобразного рта женщины вырвалось небольшое туманно-снежное облачко. Оно моментально превращается в фиолетово-серую птицу, растущую в размере и меняющую в полёте форму. Она летит прямо на Артура. Машет снежными крыльями, с них ссыпались куски льдинок, искрящиеся острыми гранями, и завораживающе блестели ледяным блеском прозрачно-перламутровые перья.

Мах крыльями один и второй; с каждым махом она приближается к Артуру, и время внезапно потеряло скорость, замедлилось, необычная птица застыла, и взгляд её пустых мёртвых ледяных глазниц окатил ему душу горячим морозным душем. Птица дёрнулась, раскрыла клюв, из него вырвался наружу удручающе-дикий леденящий сердце вой ветра.

- А-а-а!.. – закричал Артур, загородился от птицы руками. – Помогите!

Птица вырвалась из застывших лап времени и, не подлетев до Артура полутора метров, рассыпалась в воздухе на мелкие хрусталики.

Перед Артуром снова находилась старуха. Она встряхнулась, словно живая, взмахнула руками, устремила на Артура указательный палец и тихо завыла. Жёлтая кожа осыпалась с мёртвой полуистлевшей руки, первая фаланга оторвалась от суставов и полетела на Артура, в полёте превращаясь в матово-белую снежно-костяную пыль. С фигуры женщины осыпаются трухой остатки ветхой одежды, следом полетели кости руки, фигура старухи рассыпалась, кости скелета поднялись в воздух и зависли, покачиваясь на месте, издавая зловещий звук, стукаясь друг о друга. Мгновение спустя, очередная метаморфоза превратила их в мраморно-пыльное облако, которое стремительно надвинулось на Артура и полностью поглотило его.

Прошло время, прежде чем он не показался из этого облака, машущий руками, стараясь содрать с себя мраморную слизь, в которую превратилась пыль.

Ища выход, Артур бросился по коридору к уцелевшей после всех метаморфоз задней стене. Она удалялась от него, а он бежал и бежал, бежал и кричал, быстро бежал и громко кричал, а за ним неслись крики. Они, то опережали его и прыгали резиновыми мячиками, отскакивая от пола, от стен: «Alles ist in ordnung!», «Vieler Dank, Heinriette Markovna!»; мячики скачут и дико кричат: «Alles ist in ordnung!», «Dank hinter Obdach über Kopf, vor Armenanstalt, vor Brot»; мячики скачут и смеются: «Dank, Arthur! Ich ist behaglich befremdet», «Beiderseitig, Frau Heinriette», «Friedlicher Schlaf, Arthur! Angenehme Träume, Jungen!» Крики били его в спину кулаками и по спине шомполами: «Как в бане, голубчик! Только вместо веников пройдитесь по нему ножнами. Всыпьте ему для начала сто ударов.», «Вы же его убьёте!», «Выдюжит – выживет»; снова кулак между лопаток – хрясь! – и шомпол по спине – хрусть! – кожа: «Хватит, да хватит уже ломать комедь, старуха! мы и так к ней со всей своей антант кордиаль. А она нас проклинает.», «Гореть тебе в аду!», «Энвер, Семён! Раздеть донага старую суку, привязать затем к седлу…» А то врываются крики в уши, насилуя слух: «Как что – была баба живая, стала баба снеговая!», «Чепуха!», «Ведь она придёт мстить за невинно пролитую кровь!»; нервно вибрировали и дрожали перепонки, едва не лопаясь от силы крика: «Я приду и всем вам отомщу!», «Alles ist in ordnung!», «Сегодня же и приду! Сегодня же ночью!», «Dank hinter Obdach über Kopf, vor Armenanstalt, vor Brot», «Я приду и отомщу!», «Alles ist in ordnung!», «Отомщу всем вам!»

Стена удалялась от него, а он бежал и бежал, бежал и кричал, быстро бежал и громко кричал, а за ним неслись крики, пока в определённый момент не остановилась. Он с разбегу, не успев затормозить, обрушился всем телом со страшным ударом на неё; она рассыпалась, и он вырвался наружу, на свежий воздух, под яркий свет полной луны и сияние звёзд.

- Петька! – истошно завопил Артур, отряхивая с лица частыми движениями ладоней пыль и грязь, стоя на снежном бруствере придорожного наноса. – Петька, ты где?!

Возле машины стоял Петька и возился в двигателе, скрывшись под капотом. Услышав крик друга, он отвлёкся работающего мерно двигателя.

- Ты чо разорался-то, отливальщик? – услышал Артур спокойный и уравновешенный голос друга.

Артур повернулся к другу.

- Петька! – закричал он, от радости застыв на месте. – Дорогой мой! С тобой всё в порядке?

Петька удивился вопросу, осмотрел себя и посмотрел краем глаза на мотор.

- Абсолютно! – крикнул Петька; ветер хоть и успокоился, но не утих полностью. – В моторе вот копался. Устранял неисправности. А что?

Артур оглянулся по сторонам, нервно и испуганно.

- А… где… - неуверенно произнёс он, ничего не увидев, кроме чёрной полоски леса, виднеющейся вдали и повисшей низко над снежной равниной полной луной окружённой ожерельем из чисто сияющих звёзд.

- Кто? – поинтересовался Петька. – Или что?

Артур зябко повёл плечами.

- Да это… не важно… неважно, Петька…

- Ну, раз не важно, - проговорил Петька, сделал приглашающий жест рукой садиться в машину, - ныряй в салон, ваятель! Хватит морозить причиндалы и прочие мужские достоинства.

Артур выбрался, немного увязая в сугробе, в наметенном снежном бруствере у обочины, к машине. Забрался в салон. Петька закрыл капот. Сел за руль. Закрыл дверь, перед этим сделал несколько глубоких вдохов и выдохов свежего морозного воздуха перед машиной.

- И долго я… - Артур покрутил неопределённо пальцами, - того…

- Как сказать, - скривил рот в усмешке Петька, - не дольше обычного. Тебя что-то беспокоит?

Артур посмотрел в окно и почувствовал взгляд, чей-то чужой и тяжёлый взгляд, прежний, от которого по спине ползли холодные мурашки, и затылок изнутри покрывала тонкая ледяная плёнка. Лицо его заметно изменилось.

- Что с тобой? – в голосе друга послышалась тревога.

- А?.. Да ничего… Всё в порядке.

- Уверен?

- Да; почему интересуешься?

Петька подумал.

- Да так… ты просто с лица сошёл… Оно у тебя стало такое…

- Какое? – спросил Артур.

- Болезненное.

Артур попытался улыбнуться.

- Показалось. – Бодро произнёс он и сам постарался в сказанное им поверить. – Показалось тебе, Петь. Всё в полном порядке.

- Вот и ладушки! – от сердца у Петьки отлегло. Он крутанул ключ зажигания. Мотор сразу завёлся. – О, смотри и слушай!

- Слушаю!

- Да не меня слушай! – рассмеялся Петька и мягко похлопал ладонью по приборной доске с нежностью и заботой, а затем погладил кожаную оплётку руля с той же нежностью. – Мотор слушай! Слышишь, да или не слышишь? Работает как часики! – пояснил он.

Артур снова почувствовал на себе этот незабываемый взгляд, от которого по коже шли морозные мурашки, и посмотрел в сторону леса.

- Ага… - сказал он отстранённо, не отрывая взгляда от леса и чувствуя некоторое волнение в груди.

- Ты что там высматриваешь? – спросил Петька друга. – Что ты там хочешь рассмотреть? В темноте, да ещё и ночью… Ночью все предметы одного цвета…

- Ничего… - неуверенно проговорил Артур. – Показалось…

Петька задним ходом выехал на дорогу, развернулся в сторону шоссе; длинные лучи света фар жёлто-электрическими лучами осветили зимний пейзаж.

- Петь… - обратился Артур к другу, голос его звучал тихо, чётко и ясно; в горле першило временами, но сейчас это обманчивое ощущение пропало.

- Что? – сразу отозвался Петька и посмотрел на друга, скосив взгляд, основное внимание всё же он уделял дороге, как настоящий водитель, которого ничто не может по серьёзному отвлечь от управления автомобилем.

- Петь, ты ничего такого странного не заметил? – спросил Артур, покашливая и потирая пальцами нос и массируя щёки, стараясь активными движениями согреть лицо.

- Что тут может быть странного? – Петька следил за дорогой, стараясь держаться колеи, её пока не полностью занесло снегом, и машина катила легко.

- Да я просто так спрашиваю, - пояснил Артур, он бы и сказал бы больше, однако понимал, что не может полностью передать другу обуревавшие его неизвестности. – Петь… - после паузы он продолжил, осёкшись на мгновение, не увидев на левой руке друга часов, управляя правой, Петька левой рукой почесал за левым ухом. – Петь, где твои часы?

Петька отвлёкся на секунду.

- Какие? Батина «Электроника»?

- Ага.

- Дома оставил. – Ответил Петька, смотря на дорогу. – Поломались.

Артур удивился.

- Как так поломались?

- Вот так! – цокнул языком Петька, показывая неисправимую степень поломки. – Поломались и всё тут!

- Ты сам утверждал, что они не убиваемые, что они твоему отцу служили сто лет и тебе служить будут. – Азартно заговорил Артур. – Что ты их передашь своему сыну, как тебе их передал отец по наследству.

- Я это говорил? – скосил взгляд на друга Петька. – Когда?

- Недавно.

- Не припомню что-то! – ответил Петька. – Я начал копить деньги на новые. Швейцарские. Вот они точно… - Петька не успел договорить, что они «точно». Вернее Артур не дал ему возможности высказать предположение и отвлёк его вопросом:

- Петь, а ты совсем ничего не помнишь?

Петька прибавил газу, машина пошла быстрее, вдалеке уже виднелись острые лучи света автомобильных фар; настроение у него приподнялось.

- Что я должен помнить? – поинтересовался он, почувствовав, что друг кое-что недоговаривает.

- Хутор, например… Дом, там… - перечислил неуверенно и с заминкой Артур. – Хозяйку хутора, Генриетту Марковну… Не помнишь?..

Петька отрицательно покрутил головой.

- Да не помню! Да и зачем? Откуда ты это всё взял? Пока отливал, привиделось, что или пригрезилось? – спросил Петька.

- Нет, - отказался Артур, - не пригрезилось, так… показалось что-то… - и сменил тему: - Крупная поломка была?

- Мелочи! – отмахнулся Петька. – Для мастера любая поломка пустяк! – и он рассмеялся. – Так мой батя говорит! В любом деле надо быть мастером.

- Мастер! – похвалил друга Артур и похлопал по плечу. – Молодец, что быстро справился. Это хорошо. Это очень хорошо. Петь, а к полуночи успеем?

- Шутишь? – спросил немного удивлённо Петька. – Ты забыл расстояние между Нерчинском и Вышеградовском? Напомнить?

- Не надо, - расслабленно проговорил Артур. – Ты меня успокоил и обнадёжил.

- Вот то-то! – радостно высказался Петька и указал кивком головы вперёд. – Трасса… Осталось минут пять… может, меньше и будем на ней. А там и до конечного пункта рукой подать.

Через несколько минут с просёлочной дороги, ведущей в никуда, в широкие заснеженные и промёрзшие просторы, мирно спящие, убаюканные лунным синим светом, автомобиль выехал на трассу. Остались позади тревожные минуты, связанные с непредвиденной поломкой в двигателе.

Радостно трещал помехами радиоприёмник, и лились из автомобильных колонок мелодии и ритмы современной российской и зарубежной эстрады; исполняли свои старые и новые шлягеры поп-звёзды российского шоу-бизнеса и стран европейского союза и англоязычных государств.

Петька ловко встроился в колонну машин, двигавшихся в одном с ними направлении, и на лице его отражался свет радости и веселья. Он напевал что-то под нос, подпевая знакомым песням, или просто мурлыкал, попадая иногда не в такт и совсем не попадая в тон мелодии. Он обращался к другу, смеялся, о чём-то говорил и не обращал внимания на друга, не следил за его поведением.

- Петь, почему здесь нет мух? – задал мучивший его вопрос другу Артур.

Петьку вопрос ошарашил.

- Каких мух?

- Которые ассоциируют всегда с котлетами. Говорят: котлеты отдельно – мухи отдельно.

- Может, потому, что нет котлет? – серьёзно предположил Петька.

- А всё-таки интересно: почему нет мух? – Артур как не слышал слов друга, размышлял сам собой. – Петь, вот Нина тоже спросила: почему здесь нет мух?

- Когда она спрашивала? – не понял Петька.

- Она ещё удивилась, сильно удивилась: почему здесь нет мух и там тоже? – говорил вслух Артур. – Там тоже – это где?

- Ты не бредишь? – спросил Петька и потрогал лоб друга. – Будь сейчас лето, я сказал бы, что ты перегрелся на солнышке. Сейчас, что, перемёрз на морозе?

- Да нет, я в порядке! – ответил Артур и тотчас услышал, что в его голове кто-то сразу произнёс эту фразу по-немецки: «Alles ist in ordnung!»

Друзья замолчали, и больше никто не проронил ни слова.

Машина накручивала на свои колёса снежные зимние километры расстояний и, словно капсула времени, несла своих посетителей в безопасности и уюте по дороге.

Только Артур, нет-нет, да и оглядывался назад, бросая быстрые взгляды в исчезающие километры, тающие в темноте ночи, или смотрел задумчиво и внимательно в зеркало заднего вида. И всё глубже пролегала между бровей складка и морщины всё глубже прорезали широкий лоб. И всё серьёзнее становилось его лицо; он сдержанно и незаметно вздыхал, и перед его взором вставала картина зимнего хутора. Дома с крышей, крытой гонтом, широко раскрытые ворота и протоптанная тропинка от них прямо к двери дома. Он видел мелкую цепочку следов, очень похожих на кровь, ведущую от двери в сторону заснеженного леса.

«Alles ist in ordnung!» - подумал отвлечённо и рассеянно Артур, откинувшись на спинку автомобильного кресла.

Отвлёкшись и снова кинув взгляд в зеркало, Артур вздрогнул: за машиной гналась огромная полупрозрачная тень большой собаки с длинной шерстью и горящими алым цветом глазами, а высоко в небе летела фиолетово-сиреневая птица с раскрытым изуродованным клювом, широко раскинув в полёте крылья с завораживающе блестящими ледяным блеском прозрачно-перламутровыми перьями.

А в высоком ночном зимнем небе, промёрзшем до хрустального звона, разливался удручающе-дикий леденящий сердце звериный вой.

Якутск. 29 мая 2020г.