Читать онлайн
""Фея Амазонки". Тайна алмаза"

№ 1.

1900 г. – Мак Кинли президент Америки.

1903г. – братья Райт совершат первый полёт на аэродроме Китти Хок.

1905г. – А. Эйнштейн вводит понятие фотона и создаёт частичную теорию относительности.

1908г. – в бассейне реки Подкаменная Тунгуска падает неизвестный объект из космоса. На площади 2000 кв. км. Не найдено ни одного метеоритного осколка.

1908 – 1909 гг. – американцы Ф. Кук и Р. Пири первыми достигают района Северного полюса.

1909г. – впервые на планете использован сигнал SOS.

1929Г. – А. Флемминг открывает пенициллин.

1929г. – В Берлине доктор Ган совместно с Ф. Шрассманом производит расщепление урана.

1943г. – Ж. И. Кусто и Э. Ганьян изобретают акваланг.

1945г. – на Японию сброшены две атомные бомбы. Началась эра ядерного оружия.

1957г. – в космос запущен первый искусственный спутник Земли.

1960г. – Ж. Пиккар и Д. Уолш на батискафе «Триест» достигают дна Марианского желоба в Тихом океане. Глубина впадины более 11 тыс. м.

1961г. – в космос полетел первый человек.

1966г. – в джунглях Амазонки обнаружен алмаз, который после огранки получает статус бриллианта и именуется «Феей Амазонки». Его вес превышает 82 карата, и на данный момент местонахождение его неизвестно.

1967г. – Р. Паттерсон и Р. Гимлин снимают на камеру снежного человека. Споры о подлинности съёмок ведутся до сих пор.

1969г. – американцы высаживаются на Луну. Спустя несколько лет «Лунная программа» НАСА сворачивается и данные засекречиваются.

1975г. – запущены две станции «Викинг», посадочные блоки которых достигают поверхности Марса, и впервые передают фототелевизионное изображение красной планеты.

1981г. – население Земли достигает 5 млрд. человек.

1993г. – станция «Вояджер» вышла за пределы Солнечной системы, неся на своём боту золотой диск с информацией всего человечества.

1996г. – компания «Intel» презентовала процессор «Pentium II».

1998Г. – в притоке реки Амазонки был пойман электрический угорь весом 390 килограмм и длиной 6, 8 м. После замера эту особь внесли в «Книгу рекордов Гиннеса».

1999г. – американская кинокомпания «XX фокс пикчерз» меняет название на «XXI фокс…»

2000г. – за сто лет, с 1900 по 2000гг. уровень мирового океана повысился на 20 см.

И, наконец, 2000г. – в очередной раз человечество готовилось к концу света.

№ 2.

…Выше были приведены примеры жизнедеятельности человечества за последние сто лет, как показатель того, как с 1900-го по 2000-й годы цивилизация шагнула пятимильными шагами в грядущие десятилетия, сама обгоняя себя в развитии. Иными словами, факты приводились, чтобы читатель смог представить себе тот размах прогресса, который произошёл за эти годы, поскольку Природа перестала контролировать человека в тот момент, когда он изобрел колесо. Но до ХХ века процесс этот шёл по-своему медленно, что и устраивало, собственно, нашу матушку-Землю. С начала же ХХI столетия это, по-видимому, перестало её устраивать.

Сначала отреагировали улитки, поменявшие свою генетическую расцветку с тёмной стороны на светлую, поскольку доказано, что светлый цвет, улавливая солнечные лучи, понижает температуру тела, и улитки сейчас «выбирают» этот цвет, обитая даже в тенистых местах.

То же самое произошло и с лягушками. Вслед за улитками, и у жаб и у лягушек начали проявляться признаки осветления их наружного слоя кожи, чем привело в крайнее замешательство учёных.

Дальше – больше.

В парках отдыха таких больших мегаполисов как Лондон, Нью-Йорк, Берлин, Амстердам, Токио или Рим, городские белки изменили свой метод общения: если раньше между собой они общались голосом – будь-то пофыркивание или писк – то теперь они как собачки передают свои фразы с помощью движений хвостов. Из-за повышенного шума в городах, все животные в парках перешли на язык жестов. К тому же у всех животных, перебравшихся в город, в отличие от их лесных собратьев, увеличился в размерах мозг, что дало новую тему для обсуждений различных отделов НАСА, Гринписа и Евробиологического Сообщества Природы.

Несколько лет назад, будучи на очередном заседании такого сообщества в Брюсселе и разбирая очередную проблему поведения животных, автор данного повествования получил в руки довольно любопытный документ, что, собственно, и стало причиной написания данной книги.

Проблемы поднимались всесторонние: от выше перечисленных, до в скором времени грядущих. Здесь собрались специалисты из разных стран, представляющие разделы истории, биологии, генетики, археологии, химии, и прочих наук. Комиссия, в которую входил автор данного повествования, состояла из четырёх человек, и на время работы Евробиологического Сообщества, нас поселили в довольно уютном отеле, недалеко от центральной площади Брюсселя. Неделя уже подходила к концу, заседания измотали не только нас, но и других представителей в той или иной области, поэтому в воскресенье весь коллектив решил сделать себе выходной, чтобы на следующий день разъехаться по домам.

Побродив по прекрасному тихому городу и приобретя по пары-тройки сувениров, мы наутро заказали себе в номер кофе и стали укладываться в дорогу. Тут-то и произошло то первое событие, о котором стоит упомянуть в начале книги, чтобы читатель имел представление, каким образом оказались у нас в руках эти загадочные документы.

В понедельник утром коридорный принёс нам в номер лёгкий завтрак и, уходя, положил на поднос довольно объёмный пакет, перевязанный скотчем. На наш вопрос, что бы это могло значить, он лишь пожал плечами и отчего-то доверчиво улыбнулся. Больше мы его не видели…

Уже сидя в самолёте, кто-то из моих коллег вспомнил о свёртке и предложил просмотреть содержимое.

К нашему изумлению в пакете оказались четыре старые потрёпанные тетради с пожелтевшими от времени листами. Тетради были общими, в клеточку, и явно ещё советского производства: штампы были стёрты, и ни года выпуска, ни фабрику мы так и не смогли определить. Однако, судя по всему, всё, что было написано в этих тетрадях, писалось в конце шестидесятых годов, так как рукопись была написана уже шариковой ручкой. Ни каких-либо указаний, ни подписи автора, ни прилегающей записки мы так и не обнаружили. С какой целью передали нам эти рукописи, что хотел автор, передавая нам их, и нам ли именно предназначался этот загадочный свёрток, приходилось только гадать.

Забегая наперёд, следует уточнить, что по прибытии домой, каждый из нас поочерёдно прочитал эти тетради, и, с всеобщего согласия, мы единодушно решили из этих пожелтевших записей сотворить что-то подобие книги. Скорее всего, незнакомец описывал события уже позже, по памяти, сидя в уютном кресле у себя в кабинете, но мы, к сожалению, так до сих пор и не знаем, кто это был.

Итак…

Данная книга, основанная на дневниках незнакомца, пишется от первого лица, минуя все те преграды, с которыми нам довелось столкнуться, пытаясь разыскать его имя. В конце книги читатель поймёт, отчего нам так трудно было это сделать.

Следуйте за мной.

Глава 2-я: СТОЛИЦА СУРИНАМА.

№ 3.

Было 9:00 утра апреля месяца 1966 года. Самолёт приземлился на запасном аэродроме столицы Суринама городе Парамарибо, и я сразу заметил пустынное запустение проходного пассажирского терминала. Государство Суринам – не самая большая территория на материке, поэтому и аэропорт в Парамарибо хотел бы желать лучшего. Нас встретило обычное двухэтажное здание с башней диспетчеров вверху: в открытом настежь ангаре пылились три самолёта допотопной внешности, к которым, по всей видимости, уже давно не прикасалась рука механика. Рядом стоял разобранный на запчасти немецкий Фокке-Вульф, и я ещё, помнится, удивился, а это-то чудо техники, откуда здесь в Южной Америке, если учесть, что со времён войны прошло два десятилетия?

Если передать вам своё «прекрасное» настроение после перелёта через Атлантику, то скажу вкратце: я был несказанно умилён тем фактом, что и на нашем самолёте, и на самолётах в ангаре стояли… пропеллеры. Этим, собственно, всё и сказано, поскольку наш рейс принадлежал Лиссабонской авиакомпании, а для перелётов через океан они до сих пор пользовались винтокрылыми машинами, нежели турбинными.

Возле «проходной» в зал ожидания сидел дежурный офицер таможни и отмахивался от надоедливых мух, зевая во всю мощь своих могучих лёгких. Униформа его была частично пропитана потом, и когда он нас приветствовал поднятой рукой, под мышками были видны тёмные пятна, очевидно не совсем вымытого тела. Рядом прохаживались несколько работников терминала, очевидно метисы, мне в тот момент было не до наблюдений, поскольку весьма хотелось принять душ и откупорить бутылку холодного пива. Перелёт действительно был не из приятных: болтанка над Атлантическим океаном, жарища в железном корпусе самолёта, да ещё и поднявшаяся у меня температура, видимо вследствие адаптации – всё это повлияло на моё настроение, когда мы приземлились. Местные, от нечего делать, попросили нас закурить, и ввиду отсутствия других маршрутов, принялись разгружать наш багаж.

А теперь вкратце о нашем составе экспедиции и о тех замыслах и задачах, которые мы поставили перед собой, направляясь вглубь южноамериканского континента.

Мне тридцать лет, я женат и имею десятилетнюю дочь, которая вместе с супругой уже несколько лет провожают меня в ту или иную изыскательную операцию, ожидая по возвращении бесчисленных подарков и сувениров в виде раскопанных артефактов, статуэток и прочих предметов старины. Оно и понятно: за последние пять лет, где я только не побывал. И на Байкале, и в Якутии, и у Станового хребта, и в аномальных зонах Алтайских гор, но за границу сейчас я выехал впервые. Отправляясь сюда в Бразилию, я как всегда пообещал дочке привезти что-нибудь экзотическое, присущее только этому региону и местности, в данном случае камешек берилла, поскольку именно на их прииски и была нацелена наша экспедиция. Данный маршрут разрабатывался и готовился в течение последних нескольких месяцев, и в конечном итоге в неё вошли семь человек, плюс два местных проводника-креола. Пожалуй, нужно рассказать о каждом члене команды по порядку, так как, начиная с этого момента, каждый из моих коллег будет нести в этих дневниках определённую роль, порою даже трагичную и непредсказуемую.

Итак, в аэропорту города Парамарибо приземлился самолёт с экспедицией из семи человек.

№ 4.

Первый, кто заслуживает внимания, это наш руководитель проекта, наш начальник экспедиции, чьим усилиям, связям и непреклонным авторитетом мы обязаны тем, что находимся сейчас в Южной Америке. Алексею Степановичу уже за пятьдесят лет, однако, его пыл, рвение и безудержная храбрость в различных походах стала уже притчей во языцах среди коллег и археологов различных отраслей наук. Именно он, будучи полноправным членом Географического Общества, снарядил данную экспедицию, используя всё своё влияние и авторитет в научном мире, чтобы советская группа геологов, пройдя сквозь бесчисленные джунгли Бразилии, вышла к месторождениям берилловых залежей Южного континента. Мы с ним не раз ещё столкнёмся на протяжении данной книги, так что, нет смысла сейчас останавливать на этом чудесном человеке слишком много внимания – всё ещё впереди.

О себе я уже упомянул, следовательно, перейдём к другим нашим героям.

Третий член нашей команды, это Валя, или просто Валечка – кто как ласково её называет. Единственная девушка в коллективе, о которой можно бесконечно говорить только хорошее. Отважная, добрая и, на удивление, привычная к нашей мужской компании, она и медсестра, и повар, и просто доверительный друг, проверенный и всеми любимый, за исключением, может быть, следующего члена экспедиции, наверное, самого неприятного и замкнутого в нашей команде. Знакомьтесь – сорокапятилетний фотограф Боровский, он же зоолог, присоединившийся к нам уже в Лиссабоне вместо заболевшего накануне нашего постоянного фотографа Константина – в общем-то, неплохого парня, если бы не его безудержные попытки познакомиться с местными представительницами индейских народностей. Костю скосила аллергия на местных женщин, и он, фигурально выражаясь, вынужден был отправиться назад домой, на родину, так и не познав всех прелестей будущего похода. А, впрочем, как покажут дальнейшие события, может, для него это было и к лучшему.

Но об этом позже…

Имени Боровского никто не знал, он изначально не расположил к себе, когда Алексею Степановичу пришлось в срочном порядке искать нового фотографа, обратившись в Бразильское Государственное Общество геологов, где у него были дружественные связи с коллегами. Именно там ему и предложили временно прикомандированного «специалиста», больше двух месяцев проживавшего в столице по заданию какой-то сомнительной фирмы из бывшего ФРГ. С самого начала у нас с ним образовалась невидимая преграда, и ни он, ни я не собирались её переступать, поскольку я сразу же заметил, что его бегающий взгляд останавливается только тогда, когда в поле зрения появляется Валя. Ей двадцать два года, она ещё не замужем, и её хрупкая и изящная фигура вызывала поистине плотское наслаждение у Боровского.

Но бывают люди и лучше, несомненно. В противовес ему, в нашем коллективе находился, образно и мило выражаясь, настоящий «солнечный зайчик», как мы его все называли. Коле-Зайчику было двадцать три года, всего на год старше Вали, чем, собственно, и оправдывалась их романтическая дружба, перераставшая с каждым днём во что-то более глубокое, сокровенное, прекрасное и известное только им двоим.

Колю-Зайчика все в нашей группе называли «ходячей катастрофой»: всё, что находилось в пределах его досягаемости непременно приходило в негодность, ломалось, крушилось, терялось или взрывалось. Руки его были постоянно в движении, вечно что-то щупали, находили, бросали, снова подбирали и тут же забывали. В любую погоду, будь-то дождь, ветер или хмурый туман, в любом состоянии и любой ситуации настроение его никогда не менялось, оставаясь позитивным даже при Боровском, которого он терпеть не мог, пожалуй, больше всех нас, разумеется, из-за Валечки. Коля постоянно что-то кому-то доказывал, шутил, рассказывал анекдоты и сам же над ними смеялся, при этом, не забывая размахивать своими руками-пропеллерами. А поводом для его анекдотов нередко служил ещё один член нашей команды, его постоянный компаньон, молчаливый и серьёзный Михаил, прозванный нами Мишей – полмизинца, на что он никогда не обижался. Ещё в детстве он с друзьями на рыбалке подцепил огромного сома, и пока снимал его с крючка, тот в агонии умудрился отхватить у Миши половину пальца. С тех пор и прикрепилась к нему это невинное прозвище, поскольку при первом же знакомстве он сразу демонстрировал свою геройски заработанную травму, чем сразу же завоёвывал у нового знакомого невольное уважение к себе, чем впоследствии и гордился. В тот момент ему было тридцать лет, и он неотлучно следовал за Колей-Зайчиком, куда бы тот не направлялся. С его ростом под два метра и руками-кувалдами мы не раз с умилением наблюдали, как он без всяких усилий выкорчёвывает довольно внушительные деревца, чтобы смог пройти Коля-Зайчик. При этом младший партнёр не забывал ни на минуту о своём друге, постоянно оставляя ему порцию еды побольше или охраняя его покой, когда Миша засыпал богатырским сном. Если у нас порой бывало хмурое настроение, мы тотчас обращались к этим двум неунывающим друзьям, зная наперёд, что настроение у нас поднимется, наблюдая за их безобидными шутками. На страницах данной книги именно они – Коля и Миша – будут нести всё доброе и светлое, разбавляя то неприятное и трагическое, что будет проскальзывать в нашей истории.

Ещё мы завербовали двух местных проводников, которые должны сопровождать нас на протяжении всего путешествия, указывая маршрут и ведя нас сквозь непроходимые джунгли к берегам Амазонки. Оба креола оказались к счастью крепкими и покладистыми парнями, на которых можно было решительно положиться в любой момент путешествия. Братья-близнецы, неприхотливые в быту, надёжные товарищи и неутомимые следопыты, они выросли в этих местах, и о лучших проводниках Алексею Степановичу можно было только мечтать. Профессору их посоветовал его старый приятель и коллега по Географическому Обществу, живущий здесь же, в Парамарибо. Узнав в переписке, что Алексей Степанович собирает экспедицию к берилловым приискам дельты Амазонки, его бразильский коллега тотчас предложил воспользоваться услугами этих братьев-проводников. С такими не пропадёшь. Как покажут дальнейшие события, собственно, так всё и будет, но об этом, разумеется, позднее.

Пока же, раз эта глава посвящена знакомству с нашей командой, стоит уделить внимание последнему герою нашего повествования. Знакомьтесь: Семён, археолог, тридцать лет, мой близкий и надёжный друг. Именно ему и нашему профессору я обязан, что попал в данную экспедицию, поскольку Семён знал Алексея Степановича ещё со времён их совместных походов к реке Подкаменной Тунгуске, где они с группой таких же геологов проводили изыскательные работы после экспедиции Леонида Кулика, известного, прежде всего своим стремлением найти Тунгусский метеорит. С тех пор они поддерживали связь и, узнав, что начальник экспедиции намеривается покорить дебри Амазонки, Семён тут же напросился к нему в команду, заодно порекомендовав и меня, как своего старого товарища по университету. Его жена Ольга и моя супруга Елена тоже были подругами, а наши дочери-одногодки ходили в то время в одну общую школу. Раз в нашей группе он занял место геолога, то на мою долю выпала роль консультанта по геологическим породам драгоценных и полудрагоценных камней, поскольку именно по этому предмету я намеривался после похода защитить свою диссертацию. А так как наша экспедиция попадала под категорию «международной», то проблем проезда через всю Европу до Лиссабона у нас не возникло. Оформление виз и паспортов взял на себя Алексей Степанович, благо за границей он имел неоспоримый авторитет среди научных кругов, и в каждом посольстве перед ним были раскрыты все двери. Таким образом, проехав, как говорится, галопом по Европе, мы, не успев даже поздороваться по-польски, пообщаться по-немецки и поругаться по-испански, оказались вдруг в Португалии, где и захватили с собой Боровского. Перелетев на пропеллерной колымаге через Атлантический океан, мы приземлились в Парамарибо, наняли проводников и решительно направились в гостиницу принять душ, а заодно и ознакомиться с меню местного буфета. В течение трёх дней нам предстоит закупка и оснащение всего необходимого оборудования, амуниции и прочего оснащения экспедиции, так что хотелось немного отдохнуть после перелёта, прогуляться по ночной столице Суринама, а возможно и успеть искупаться на пляже Атлантического океана. Чем, собственно, мы и занялись.

№ 5.

Разместили нас в самой «комфортабельной» гостинице города. При слове гостиница, наверняка у любого уважающего себя путешественника возникает ассоциация с уютным номером, где есть кровать, душ, туалет, тумбочка и хотя бы радио с графином воды. Из перечисленных удобств, в номере оказался только графин воды, насчёт кровати ничего плохого сказать не могу, но на это весь комфорт и заканчивался. Маленькая и убогая комнатушка на втором этаже со скрипящей входной дверью привела меня в уныние сразу, как я вошёл внутрь. О душе, как я понял, можно было тотчас забыть, поскольку он отсутствовал, по-видимому, ещё со времён постройки этого барака. Вверху в потолке висел трёхлопастный вентилятор, который очевидно когда-то работал, но только не сейчас в эту знойную жару, в которую мы окунулись после Лиссабона. Жирные и толстые мухи лениво летали через сломанную оконную раму, что позволяло им чувствовать себя как дома. На полу лежало что-то тряпичное, похожее на циновку; рядом с кроватью стояла тумбочка со слоем пыли толщиною с Мишин палец. Бедная Валюша, ей наверняка достался такой же убогий номер, поэтому, бросив рюкзак с вещами под кровать и сменив европейскую рубашку на бразильскую футболку, я отправился к своим товарищам полюбопытствовать, как они воспринимают местное гостеприимство.

Так как Алексей Степанович ушёл на встречу со своим коллегой по Географическому Обществу, захватив с собой наши визы и документы, то я заглянул в первую очередь в номер Семёна, который располагался по коридору напротив. Гостиница в это время года была полупустой и свободных номеров насчитывалась едва ли не дюжина на весь этаж. Войдя к Семёну, я застал его за распаковкой рюкзака и с довольно кислым выражением лица.

- Судя по твоей физиономии, тебя что-то удручает, друг мой, - пошутил я, не найдя ничего лучшего, чтобы развеять его печаль после удушливого перелёта и, оглядев комнату, отметил про себя, что убогостью она ничем не отличается от моей.

- У тебя душевой тоже нет? – откликнулся он, озабоченно почесав затылок.

- Забудь. Я так подозреваю, что местные жители здесь вообще не пользуются душевыми, благо океан рукой подать – брейся, мойся, купайся хоть круглый год.

- Похоже на то. Может, и мы сходим, ополоснёмся? Ты как?

- Я и сам хотел тебе это предложить. Только нужно Валюшу забрать с собой, а то её тут мухи сожрут. Кстати, ты тут сильно не распаковывайся. Я слышал, как наш начальник экспедиции предупреждал управляющего гостиницей, что мы в этой дыре не пробудем и трёх дней.

- Знаю. Когда закупим всё оснащение, сразу двинем на джипах к плоскогорью. Он уже отправил проводников в город, договариваться о поставках, а мне наказал быть всем к вечеру внизу в буфете. Разрешил сходить на пляж, покупаться в волнах Атлантики.

- Миша с Зайчиком уже там?

- Ещё бы! – хохотнул Семён, очевидно меняя настроение в лучшую сторону. – Бросили рюкзаки и сразу помчались вниз, не дожидаясь, пока мы тут распакуемся. Сказали, будут ждать нас под каким-нибудь грибком с уже холодным пивом.

При упоминании о холодной живительной влаге, у меня обильно потекли слюни. Не выдерживая больше противного гула мух в коридоре, я направился к двери соседнего номера к Вале, предупредив Семёна, что мы через пять минут будем готовы. Номера с открытыми дверями были пусты и, проходя мимо, я успел заметить всё то же убогое убранство, как и у нас с Семёном. Прошла горничная с ведром в руке и, улыбнувшись, пролепетала что-то на своём птичьем языке. Миновав комнату Боровского, за дверью которой было необычайно тихо, я постучался в Валин номер.

Она была уже готова и смотрелась в купальнике довольно очаровательно, гораздо красивее виденной мною горничной. Изрядно устав после перелёта, она, тем не менее, выглядела потрясающе, отчего я тут же немного позавидовал Коле-Зайчику.

- Что, твой горе-ухажёр бросил тебя и умчался к океану? Даже не предложил помочь распаковать вещи? – спросил я, оглядывая такую же пустую и мрачную комнату. Здесь у неё хоть работал вентилятор.

- Да нет! – отмахнулась она энергичным жестом. Скверного настроения у неё как не бывало, поскольку девушка обладала на редкость уникальным свойством характера заряжать своим позитивом окружающих, как, впрочем, и её ветреный, но благодушный приятель. – Я его специально отправила, чтоб под ногами не путался, - усмехнулась она, доставая полотенце и крем от загара. – Ты же его знаешь. А так они с Мишей присмотрят нам топчаны, прежде чем мы появимся на пляже. Ну что? Я готова.

Спустя несколько минут мы уже шли по булыжной мостовой, обрамлённой со всех сторон диковинными пальмами и кустами восхитительных орхидей, направляясь к пляжу вслед за остальными немногочисленными туристами.

В гостинице из нашей группы не осталось никого.

…Колесо роковой фортуны совершило первый оборот вокруг своей оси.

№ 6.

Столица Суринама представляла собой огромную каменную деревню, раскиданную в стороны среди многочисленных притоков главной реки Суринам. Маленькие лавочки и павильоны по бокам улиц в изобилии были завалены всевозможными сувенирами, бусами, амулетами и шаманскими масками едва ли не всех народностей Южной Америки. Тут же, не отходя от пылающих жаровней, можно было купить пышущие жаром пирожки, напоминающие наши домашние оладьи, с той лишь разницей, что начинка у них была сплошь из морепродуктов, причём, зачастую, в довольно свежем виде, словно вот-вот высунется из теста клешня краба и схватит тебя за палец. Сразу невольно шутя, вспоминался Миша с его мизинцем, отчего Семён не преминул купить один из пирожков, угостив им Валю.

Стотысячное население города в 1966 году состояло в основном из торговцев рыбой, пастухов, пригоняющих овец для продажи на местных рынках, всевозможных местных ремесленников и толстых смуглых матрон, зазывавших к своим лоткам немногочисленных туристов. Сам город находился всего в километре от побережья Атлантического океана и был надёжно защищён от морских стихий довольно внушительным волнорезом, возвышающимся над пляжем на пятиметровую высоту. Расплатившись за пирожки американскими долларами, оставленными нам Алексеем Степановичем (чему хозяйка была весьма рада), мы и ещё человек двадцать туристов из соседних гостиниц вышли к побережью, где сразу подуло спасительным свежим бризом, отчего у Вали от счастья даже закружилась голова. Огромная водная масса океана, тянувшаяся до горизонта, напрочь лишала каких-либо эмоций кроме восторга и потрясения своим величием. Ленивые волны накатывались на песчаную полоску пляжа, который извивался ломаной линией и прятался где-то в буйных зарослях пальм. Всё выглядело девственно чисто, величаво и первобытно, словно ты оказался выброшенным на берег три столетия назад.

От деревянных грибков с утыканными в песке тут и там топчанами к нам уже бежал Коля, размахивая на ходу связкой сушёных не то медуз, не то каких-то несъедобных на вид водорослей, очевидно, без излишней скромности полагая, что это местный деликатес. Судя по лоткам и снующих в толпе купающихся пронырливых мальчишек, здесь можно было купить всё, начиная от копчёного тунца, клешней омаров, варёных королевских креветок, и заканчивая щупальцами осьминогов, отчего у Вали помутились глаза. Бедная девушка впервые в жизни увидела столь широкое изобилие различных морепродуктов, которые раньше видела только на рекламных картинках фешенебельных ресторанов столицы. А здесь всё это великолепие стоило сущие копейки по местным меркам, причём в обиходе ходила валюта всех прилегающих к Суринаму стран, имеющих песо, гульдены, франки, доллары и марки. Круглые барные стойки, покрытые пальмовыми навесами, ломились от бесчисленного количества запотевших бутылок и банок всевозможных расцветок. Тут же стояли вкопанные в песке столики, жарились шашлыки и благоухал аромат фруктовых напитков, отчего у всех окружающих с аппетитом раздувались ноздри: кругом гомонили, смеялись, слушали из маленьких радиоприёмников бразильскую самбу, плескались в волнах и играли в пляжные игры. Подбегая к нам, счастливый Коля едва не получил по макушке пролетевшим волейбольным мячом, но удачно присев, оказался перед Валей, прежде чем та успела опомниться.

- Буэнос диос, господа! – заорал он весёлым голосом, очевидно уже успев искупаться, поскольку был мокрым и в волосах застряли мелкие ракушки. – Водичка обалдеть! – подхватывая Валю под руку и вручая ей сморщенные щупальца кальмара, потащил он к стоящим неподалёку топчанам.

- Ты уже нырял в океан? – с завистью накинулась на него Валя. Зайчик виновато потупился и приготовился спрятать голову в песок, как это обычно делают страусы в пампасах совсем иного континента. – Я же тебя просила просто топчаны занять, а купаться могли бы и вместе! – Голос у неё был суровый, но глаза смеялись, глядя на провинившегося незадачливого ухажёра.

- Так мы..

Предвосхищая дальнейший хохот, Семён переспросил на всякий случай:

- А Миша где?

- Вон там! – прячась за его спину и указывая рукой к барной стойке, оживился Коля. – Столик нам занял. А я на топчаны полотенца положил, чтоб было видно…

- Сопрут, как пить дать, - констатировал я, оглядывая толпу отдыхающих. Здесь можно было увидеть представителей едва ли не всех национальностей планеты, начиная от метисов, креолов, чопорных европейцев, и заканчивая смуглыми и красными от пива американцами. Спустя несколько минут мы уже потягивали из узких бокалов светлое пенистое пиво и созерцали под навесом из пальм всю великую мощь океана. Миша, как галантный джентльмен предложил Вале какой-то вычурный коктейль с соломинкой и, пробуя его первый раз в жизни, Валя зажмурилась от удовольствия. Скверное настроение от унылой гостиницы вмиг улетучилось, а когда мы всей оравой, счастливые и весёлые кинулись в волны Атлантики, восторгу нашему не было предела. Как нам казалось в тот миг, начало нашей экспедиции обещало быть забавным и не таким уж неопределённым, каким мы рисовали его себе, мучаясь в салоне удушливого самолёта. Воздух, широчайший простор, океанская громада величия – всё это казалось нам тогда по истине восхитительным! О предстоящих трудностях похода через девственные джунгли никто из нас в тот миг не задумывался, как, впрочем, и об ожидающих нас опасностях. Единственное, что слегка омрачало душу, это присутствие загадочного Боровского в нашей команде, ведь с первой нашей вылазки в город он не удосужился пойти вместе с нами, что наводило на определённые мысли. Ну да бог с ним, думали мы тогда, плескаясь в волнах могучего океана наравне с другими туристами. Со стороны можно было подумать, что мы приехали на отдых и восторгаемся всеми прелестями уютного песчаного пляжа, хотя только мы знали и понимали, что эти последние два дня, проведённые в цивилизации, будут потом вспоминаться весь последующий маршрут нашей нелёгкой экспедиции. Потому и веселились, пытаясь загодя наверстать всё, позже затем нами утерянное.

Вечером, отдохнувшие и весьма довольные, мы покидали пляж в компании других отдыхающих, которые наводнили вечернюю столицу, которая, на удивление, засверкала разноцветной иллюминацией на радость детям и нашей Валечке. Весь пляж светился гирляндами огней, отовсюду звучали ритмы бразильской румбы, но мы хотели успеть к ужину в гостинице и поделиться впечатлениями с Алексеем Степановичем.

- С документами всё в порядке, ребята, - объявил он, когда мы собрались в буфете первого этажа и взахлёб рассказали ему о своих первых впечатлениях на южном континенте. Ужин нам подали за общий стол, где кроме нас ещё трапезничали несколько туристов из разных мест.

- Через бразильскую границу переедем без проблем, там уже таможенники предупреждены, спасибо моему другу, всё уладил как нельзя лучше. И если бы не наши проводники, не знаю, на сколько времени мы бы здесь задержались. Хваткие ребята, скажу я вам. Я им вручил список, и они поехали по разным магазинам затовариваться продуктами, снаряжением и прочим необходимым для долгого похода вдоль берегов Амазонки. Всё снаряжение привезут завтра утром прямо сюда в гостиницу. Мой друг предоставил нам два джипа и микроавтобус с водителями. Послезавтра выезжаем во всей экипировке. Нам придётся проехать через всю страну, благо Суринам государство небольшое, с двумя остановками: в городе Браунсвег и перед самой границей с Бразилией ещё один, нужно посмотреть по карте. Коля, - обратился он к Зайчику, когда все уже насытились ужином и расположились перекурить на веранде прохладного вечера, - сбегай в мой номер, принеси, пожалуйста, карту – сейчас как раз и посмотрим.

Парень подмигнул Валюше, умчался наверх, а когда спустя несколько минут спустился вниз, лицо его выражало озабоченность и недоумение.

- Что случилось? – приподнялись мы, сразу почувствовав что-то недоброе. Профессор вопросительно посмотрел на Колю.

- Там это… - развёл он руками.

- Что?

- Ваш номер…

- Что, номер?

Коля сглотнул комок и обвёл всех озадаченным взглядом:

- Раскрыт настежь и всё перевёрнуто, будто ураган прошёлся.

Мы вначале не поняли смысл его слов, а когда уже до нас дошло, вскочили все разом.

И только тут мы, наконец, уяснили, что именно нас терзало весь вечер за столом…

- А где, кстати, наш фотограф? – спросил за всех профессор, обращаясь скорее к летающим мухам, нежели к нашей компании. – Он-то с вами ходил на пляж?

- Нет, - ответил Семён. – Мы думали, он по вашему указанию уехал с проводниками за провизией.

Наступила долгая пауза. Каждый думал о своём и об одном и том же.

Боровский исчез.

Номер перевёрнут вверх ногами, будто там искали что-то очень важное и необходимое.

- Боже! – воскликнул Алексей Степанович, - там же карты нашего маршрута!

- Где?

- В тумбочке! Я сложил все наши документы, запас валюты и карты в один большой пакет.

Все ошеломлённо переглянулись.

…Что-то нехорошее, тягостное и давящее завитало в воздухе.

Эффект Допплера: будущее может влиять на прошлое. Как покажут дальнейшие события, этот факт и впрямь имеет тенденцию воплощаться в жизнь.

№ 7.

Ранним утром мы все собрались за завтраком подвести свои первые неутешительные итоги ещё не начавшейся экспедиции. Предстоял долгий нудный день приготовления к походу. Боровский так и не появился. Проводники должны были вот-вот приехать на джипах с полным списком закупленного снаряжения, геологического оборудования и провизии с расчётом на два месяца маршрута через джунгли до ближайших берилловых приисков Минас-Жейрас. Всё оставшееся вчера время перед сном мы помогали профессору убираться в номере, безрезультатно искали карты, документы и деньги, а когда обратились с претензиями к управляющему гостиницы, тот лишь развёл руками. Ключи от номеров он отдал нам в руки, и чужие на наш этаж не поднимались, за исключением горничной, которая, разумеется, была вне подозрений. Замок в номере был профессионально вскрыт и, очевидно, пока мы купались в океане, а начальник экспедиции ездил в город, Боровский, воспользовавшись удобным случаем, обчистил комнату, прихватив с собой все ценные для похода вещи. Возникал только вопрос: ладно деньги, но зачем ему понадобились свои документы, и в особенности карты маршрута, которые были скопированы в трёх экземплярах для Семёна, проводников и, собственно, самого профессора? Наши паспорта лежали в развороченном пакете, остальное исчезло: паспорт фотографа, виза, военный билет, даже билет на самолёт из Лиссабона в Парамарибо, плюс деньги и карты.

- Может, ему нужно было попасть сюда в Южную Америку, и он, прикрываясь экспедицией, вошёл к вам в доверие и добрался до Суринама? – предположил Зайчик, обращаясь к Алексею Степановичу. За столом царило угнетённое состояние ещё толком не начавшегося похода. Валя ковыряла вилкой в салате, Миша, как всегда, невозмутимо и молча потягивал кофе, Коля не находил себе места, а мы с Семёном перебирали оставшиеся документы в надежде найти ответ на навалившиеся на нас вопросы.

Коля, всё ещё продолжая размышлять, подкидывал всё новую и новую идею:

- Может, ему вообще куда-нибудь в Аргентину нужно было? Вот он и скрылся.

- Сомневаюсь насчёт Аргентины, - безнадёжно вздохнул Алексей Степанович. – Виза с пропуском действительна только в Суринаме и Бразилии, а на обратном пути – в Гайане.

- Денег много было? – полюбопытствовал Семён, никогда не имевший привычки заглядывать в чужой карман.

- Слава богу, основную часть я отдал проводникам на закупку снаряжения и продуктов, часть раздал вам на отдых, остальное держал на обратный путь. Голландские гульдены, доллары…

Повисла гнетущая тишина. Затем профессор встал и обвёл нас всех решительным взглядом:

- Значит так, друзья мои. Я отправляюсь к своему приятелю за деньгами – уверен, он не оставит в беде ещё не начавшуюся экспедицию, а вы дождитесь близнецов и разгрузите все вещи. Валюша, дочка, на тебе вся сортировка и разборка всего мелкого, что мы рассуём по карманам. Список они привезут, так что сориентируешься. Юра и Коля с Мишей будут сортировать остальное: палатки, спальные мешки, вьючные принадлежности для лошадей и прочее. Семёна я беру с собой, а проводников вы сразу же пошлёте по адресу, который я оставляю. – Он вырвал из блокнота листок и быстро начертал место, куда должны будут подъехать братья-креолы. – Всё, ребятки мои, я поехал.

Сказав пару слов по телефону, профессор тотчас отбыл с Семёном в город. Уже переступая порог гостиницы, он проговорил тоном, не предвещавшим ничего хорошего:

- Если этот негодяй надумал сорвать нам все планы экспедиции, то он об этом крупно пожалеет. У моего друга связи в министерстве, и Боровского будут искать не только в Суринаме, но и по всему южноамериканскому континенту. Выступаем завтра на рассвете, как и задумали.

Валя чмокнула его в щёку, а мы принялись в ожидании проводников рассуждать о дальнейших наших планах.

Это был второй день, можно сказать, уже неформально начавшейся экспедиции.

Что будет дальше – одному богу известно.

…Или Боровскому. Это кому как.

№ 8.

Одна карта предстоящего маршрута, основная и скрупулёзно выверенная циркулями, логарифмическими линейками и транспортирами у Алексея Степановича всё же осталась. О ней не знал никто, даже Семён. Просто наш забывчивый профессор уложил её на самое дно своего рюкзака и сохранял её на случай потери остальных, что, в общем-то, и случилось. Уехав к своему другу и нашему теперь невольному спонсору, он размножил её на копировальном аппарате (чуде техники, о котором мы в 1966 году ещё слыхом не слыхивали) и, вернувшись, отдал по экземпляру Семёну с проводниками. Первая проблема была решена. Вторая, денежная и финансовая, тоже разрешилась, благодаря его загадочному приятелю из Географического Общества, так что у нас снова «развязались» руки и мы могли без лишней суеты собираться в дорогу, чем, собственно, и занимались два оставшихся дня перед выездом на джипах к Гвианскому плоскогорью. Переехав границу, мы должны оставить автомобили и, сгрузив все наши вещи, передвигаться по плоскогорью на лошадях, а по мере углубления в Амазонскую низменность, мы от них избавимся, оставив в какой-нибудь местной деревушке. Лошадей нам предоставило Географическое Общество Бразилии, где Алексей Степанович имел непререкаемый авторитет. Таки образом, отпадала и третья проблема с нашим передвижением.

Вот тут-то всё, собственно говоря, и начиналось.

Всё худшее и неизвестное ожидало нас как раз по мере решения этих трёх проблем.

Двигаясь по руслу реки Кумина, мы должны будем выйти к слиянию трёх рек, неся пешком на себе палатки, спальные мешки, продукты и прочее снаряжение. Хорошо, что основную ношу возьмут на себя проводники, привыкшие к таким длительным переходам через джунгли ещё с детства. Продвигаясь по девственным лесам и сельве, мы попытаемся выйти к притоку Амазонки, реке Риу-Негру, чтобы затем, вверх по течению достичь реки Риу-Бранку, где мы выйдем из джунглей и окажемся у берилловых приисков Минас-Жейрас. Там нас через два месяца должны будут ждать те же машины, которые доставили нас к границе с Бразилией.

Так как мы на обратном пути будем продвигаться по территории страны Гайана, то Алексей Степанович заранее принял меры через своего друга, договорившись с гайанской таможней, а там уже, собственно, рукой подать и до столицы, города Джорджтауна. Дальше самолёт до Лиссабона и – домой. В родные пенаты.

Таков был план нашего маршрута в целом, но каждый из нас, несомненно, понимал, что такое джунгли, что такое сельва, и сколько непредвиденных ситуаций уготовано нам за два месяца путешествия.

Благополучно добравшись до границы, где нас уже ждали предупреждённые таможенники, мы без особых затруднений пересекли её, и оказались в Бразилии.

…Зловещее колесо фортуны совершило ещё один оборот вокруг своей оси.

Глава 3-я: ГВИАНСКОЕ ПЛОСКОГОРЬЕ.

№ 9.

Обидус…

Этот, в общем-то, уже разрастающийся в 1966 году город, стал нашим последним пристанищем перед тремя месяцами ожидавшей нас неизвестности. Наши проводники оказались хорошими парнями в прямом смысле этого слова. После пересечения плоскогорья, которое мы едва захватили своим маршрутом за не полных три дня, они сами предложили себя в качестве носильщиков, когда мы переложили вещи с лошадей на свои плечи. Лошади нам понадобятся ещё где-то с неделю, пока мы будем углубляться вниз по течению реки, а затем, скорее всего, отдадим их какому-нибудь местному племени, взамен получив воду и необходимые продукты, которые могут подходить к концу по мере нашего углубления в джунгли. Так как сезон жарких дождей уже миновал, то мы взяли с собой минимум скоропортящихся на солнце консервов, предпочитая в будущем промышлять дичью и питаться подножным кормом. Меня и Мишу отрядили присматривать за Валей, хотя девушка чувствовала себя прекрасно среди компании мужчин и абсолютно не стеснялась, когда дело касалось личной территории комфорта. Джипы и микроавтобус мы оставили в Обидусе, договорившись с водителями о нашей встрече через два месяца у границы с Гайаной. Если по истечении шестидесяти дней мы не выйдем к условленной точке, то они должны будут связаться со спасательной командой, которая заранее будет оповещена всё тем же загадочным другом профессора.

Хотя прививки от столбняка и малярии мы сделали ещё в Лиссабоне, Валя, тем не менее, несла с собой довольно объёмную сумку с медикаментами на случай каких-либо повреждений, ран или заражений от бесчисленных насекомых, спасение от которых мы находили в специальном отваре, приготовляемом на костре нашими братьями-близнецами. Рецепт этого природного репеллента достался им ещё от их прадедов и, натираясь каждое утро этой пахучей настойкой, мы могли вполне сносно себя чувствовать по ночам, когда ложились спать в спальные мешки. Палатки пока мы не разбивали – погода стояла ясная, и не было необходимости прятаться от гнуса под брезентом. Спасали москитные сетки.

Коля-Зайчик успевал везде, скорее, больше путаясь под ногами, желая угодить то проводникам, то помочь Валюше, то подсобить Семёну или Алексею Степановичу. Чувство свободы и чего-то нового в его молодой жизни переполняло всю его весёлую сущность, отчего Мише приходилось присматривать не только за девушкой, но ещё и за своим безудержным другом. Когда мы покидали Обидус и вечером последнего дня перед выходом в джунгли сидели в местной пивнушке, Коля, ввалившись внутрь, отвесил Вале галантный поклон и что-то протянул на ладони, со словами:

- Ангелочек мой, прими подарок, едва ноги унёс. Хотели обчистить до копейки, но я-то знаю цену этому камешку.

На Валиной ладошке сверкнул небольшой кругляшок поразительно красного, можно сказать, кровавого цвета.

- Ру-бин! – изрёк Зайчик, растягивая и смакуя слово, придавая ему значимость, словно он только что был вынут из короны какого-нибудь императора.

Мы с недоверием переглянулись и все вместе склонились над сувениром. Валя ахнула и потянулась к Коле, а он со значимым видом откинулся на спинку стула и поведал нам:

- Иду, значит, никого не трогаю. Подходят двое, что-то лопочут по-своему, а я же без переводчика ни гу-гу, мол, чего плиз желаете, господа индейцы? Они мне тыкают этот камешек и показывают на пальцах, мол, двадцать долларов и он твой. Но я-то разбираюсь, где стекляшка, а где настоящее сокровище. Нет, говорю, господа дикари, повертев его в руках, больше десятки не дам.

- И что? – ещё раз ахнула Валя. – Купил эту прелесть всего за десятку?

- Да и за сотню бы купил, козочка моя, мне для тебя ничего не жалко.

В это время Семён подмигнул всем за столом и, едва сдерживаясь от хохота, закатил глаза к потолку. Коля, тем временем, всё больше и больше входил в роль миллионера, осыпая наперёд свою ненаглядную будущими сокровищами всея земли. А когда его красноречие, наконец, слегка угасло, Семён под всеобщий хохот объявил, что наш неудачный коммерсант купил за десять долларов обыкновенный кусочек мозаики от детского калейдоскопа, красная цена которому от силы пятьдесят центов. Тут уж засмеялась и Валюша, наблюдая, как сконфуженно озирается по сторонам её горе-ухажёр в поиске своих аферистов.

После того, как мы вдоволь насмеялись и все хором обсудили классификацию данного искусственного изделия, Алексей Степанович вернулся к прерванному разговору, задумчиво наблюдая за бильярдным столом, где развивалась самая настоящая битва среди местных титанов.

- Давайте так, друзья мои. Мы прекрасно понимаем, какие трудности ожидают нас впереди. Джунгли есть джунгли, и надеяться только на проводников я вам решительно не рекомендую. Нас ждут встречи с ягуарами, пумами, анакондами, арапаимами…

- А это кто такие и с чем их едят? – оживился быстро отходящий Коля, будучи вознаграждённым поощрительным поцелуем от Вали.

- Это, Коленька, огромная рыбина с зубами, с которой нам придётся столкнуться в водах Амазонки и её притоков, когда мы будем пересекать маршрут на плотах. О пираньях я молчу, вы все знаете их репутацию, но и арапаиму не стоит сбрасывать со счёта. Я позже расскажу о ней подробнее, а сейчас предлагаю другое. Меня натолкнула на эту мысль только что принесённая Колей вещица. В течение этих двух месяцев, всё, что мы будем находить под ногами, в болотах, в осыпающихся оползнях, всё, что представляет относительную ценность, пока мы не достигнем приисков, будем складывать в отдельно заведённый нами мешочек. Крупинки золота, камушки, артефакты или статуэтки древних народов, в общем, всё, что мы будем подбирать по той или иной причине. У нас есть Юра, - он подмигнул мне, - и он как раз по этой части, вот у него и будут находиться в рюкзаке все наши драгоценные находки. А перечень собранных вещиц будешь вести именно ты, Коля, поскольку стал нашим первым изыскателем. Согласен? – улыбнулся он, видя, как Зайчик вновь наполняется значительной важностью.

- А почему не Сёма?

- На Семёна ложиться обязанность ежедневного протоколирования и занесения на карту прохождения нами маршрута. Пятнадцать – двадцать километров каждый день, я думаю, мы вполне способны вынести. Днём небольшой привал, вечером ужин и ночёвка. Дежурить по ночам будем по очереди, каждые два часа, чтобы на отдых оставалось минимум шесть часов. А вот когда уже пересядем на плоты, времени будет больше, нас просто будет нести течением, и к берегу приставать мы будем только на ночлег. Но это вы и сами знаете – не раз уже обсуждали.

Он вынул из рюкзака холщёвый мешочек, напоминающий кисет для табака с вышитым гербом, подал его Коле и под всеобщие улыбки подмигнул:

- Твой первый взнос в нашу копилку.

Зайчик аккуратно положил в него свою первую приобретённую «ценную» вещь, спросив у начальника похода:

- Кстати, а какие вообще камни относятся к драгоценным?

- Ну-у, протянул Алексей Степанович, это тебе к Юре, он у нас знаток по камням.

Мне пришлось преподать краткую лекцию, рассказав не только Коле, но и Мише с Валей о рубинах, сапфирах, изумрудах и алмазах, не забыв при этом упомянуть и о знаменитых бриллиантах.

- «Сан си» находится в Лувре, - вспоминал я, - «Куллинан» в скипетре английского короля, «Кохинур» в короне английской королевы…

- А у нас?

- У нас в скипетре Российской империи вставлен «Граф Орлов», а в короне находится поразительной красоты рубин в 400 карат. Ещё есть «Надир» в Российском алмазном фонде вместе с легендарным алмазом «Шах», который был подарен государю персидским шахом после того, как был убит наш полномочный посол Александр Грибоедов. А вообще, к категории драгоценных камней можно ещё причислить танзанит, таафеит, красный берилл, александрит, чёрный опал, мусгравит… их много, но они чрезвычайно редки. «Эксельсиор», к примеру, весит больше тысячи карат, а «Джонкер» около восьмисот.

При слове красный берилл у Коли загорелись глаза:

- Это мы его направляемся изучать и раскапывать?

Я засмеялся:

- Нет, Коля. Прииски Минас-Жейрас изобилуют лишь обыкновенным бериллом, полудрагоценным. Красный берилл встречается на планете – раз, два, и обчёлся.

…Ещё какое-то время мы обсуждали будущие передвижения по джунглям, затем разошлись по бунгало, а уже наутро отбыли на лошадях в первую точку нашего маршрута. Боровского в те дни никто не вспоминал.

А напрасно…

В тот вечер я ещё не знал, что Колин камушек, будучи первым в нашей коллекции, принесёт нам ещё ох, сколько неприятностей, порою ужасных, трагических и невосполнимых.

Однако, всё по порядку…

№ 10.

Оставив автомобили в Обидусе, мы наутро всем составом, за исключением фотографа, выдвинулись в путь. На четырёх лошадях мы везли всю нашу нехитрую поклажу, палатки, спальные мешки, москитные сетки, гамаки, запасы консервов, медикаменты, ракетницы, верёвки.

Сюда же входило и оснащение для раскопочных работ плюс большая фляга спирта. В нашей группе никто не увлекался алкоголем, но спирт был необходим, как незаменимое универсальное средство на все случаи жизни. Проводники, которые общались по-английски с Семёном и Алексеем Степановичем, уверили нас, что с дичью проблем не буде на всём протяжении маршрута, вплоть до выхода из джунглей к первым поселениям цивилизованного мира, благо амазонская сельва кишела разнообразием птиц, грызунов и млекопитающих. Уже на второй день, после того, как мы покинули Обидус, вся наша группа смогла в этом убедиться. Ещё не входя в сами джунгли, нам то и дело попадались, то муравьеды, то броненосцы, не говоря уже о богатом разнообразии птиц и пресмыкающихся всевозможных видов.

Мы переночевали в одной из бесчисленных деревушек, которые будут попадаться нам на пути ещё в течение трёх – четырёх дней. Затем и они исчезнут из поля нашего зрения; останутся только джунгли и полнейшая неизвестность.

…В тот вечер мы остановились в деревне, очевидно, в одной из последних, прежде чем мы углубимся в дебри амазонской низменности. Цивилизацией здесь уже, как говориться, и не пахло. Триста человек мужчин и женщин с отвисшими животами и грудями, встретили нас, прикрывая свою наготу только набедренными юбками из пальмовых листьев. Деревня представляла собой убогие глиняные шалаши, покрытые сверху бамбуком, с обложенным камнями большим очагом в середине центральной площади. Миша, при взгляде на всю эту «архитектуру», произнёс одну единственную фразу за всё время нашего пути:

- Ух ты…

И почесал свой мизинец.

Зайчик в это время, размахивая руками и смеясь от всей души, собирал вокруг себя детей, раздавая направо и налево подарки, словно дед Мороз на Новогодней ёлке. У нас был специальный запас мелких сувениров на этот случай: жевательная резинка, дешёвые ручки, открытки…

К вечеру расселись вокруг центрального костра, и проводники перевели нам слова вождя племени, что в честь нас вся деревня будет праздновать Восходящую Луну всю ночь до утра, специально по этому поводу зажарив двух диких тапиров на вертеле.

- Вентилятор им нужен, - задумчиво говорил Миша, вгрызаясь здоровыми зубами в ароматное мясо со специями.

Зайчик тут же откликнулся:

- Откуда у них электричество, тундра? Ты хоть одну розетку здесь видел? У них первая кофеварка появиться, когда мы уже Марс колонизируем.

Так, слово за слово, мы познакомились почти со всем взрослым населением племени, во главе которого помимо вождя стоял ещё и местный шаман, пожелавший разрядить Валюшу в местные цветастые наряды. От обилия бус и браслетов, Валя едва не падала с ног, при этом задорно смеясь и пускаясь в танцы вместе с другими девушками под звуки бубнов и тамтамов.

Действительно, было на что посмотреть. Специально для нас – чудаковатых гостей из Европы, разворачивалось настоящее представление, состоящее из поклонений Восходящей Луне, ритуальных танцев, прыганий через костёр и жертвоприношения к алтарю зарезанного ягнёнка. Разнообразие красок покрывало обнажённые тела молодых парней и девушек, чувствовалась первозданная природа, чистота и девственность ещё не тронутых цивилизацией традиций. Кастаньеты на щиколотках дребезжали в такт гремящим барабаном, вокруг царило веселье, и дым костров застилал всю огромную поляну, разнося далеко по джунглям аромат печёного в огне мяса. Нас опаивали какой-то мутноватой настойкой, от которой тотчас хотелось кинуться в толпу танцующих, и прыгать вместе сними через костёр, что, собственно, Зайчик уже и делал. Следом за своим неугомонным другом в гущу ритуальных танцев неуклюжей походкой двинулся и Миша, неловко толкаясь и возвышаясь над всеми едва ли не в половину человеческого роста. В центре подле костра в ритмичном экстазе раскачивался седой шаман, нацепив на себя ритуальную маску местного тотема. Всё население быстро пьянело и во всеобщей вакханалии странные движения, исполняемые танцующими девушками, всё больше начинали напоминать наркотический транс блаженства, когда испытываешь ни с чем несравнимую нирвану бытия.

- Что-то типа мескалина или пейота, - прокричал мне на ухо Алексей Степанович. – Напьются этого зелья, и дрыхнут затем вповалку целые сутки, прямо тут у костров. Проводники мне поведали. Ты заметил, какие у них сейчас лица? Уже ни черта не соображают, впали в настоящий транс, того и гляди Колю с Валюшей уволокут куда-нибудь к жертвенному алтарю.

Положение становилось опасным. Шаман прыгал в экстазе и, звеня бубном, что-то выкрикивал ритуальным голосом, указывая на наших молодожёнов, как мы их про себя называли. Миша уже всё понял и, расталкивая остальных танцующих в забытье индейцев, начал пробираться к Коле. Тот уже и сам был не рад, видя, как его окружают со всех сторон пылающие азартом воинственные лица и, высматривая в вакханалии Валюшу, пытался пробраться к ней. Профессор пересел к вождю и, подозвав одного из проводников, принялся на пальцах объяснять, что мы, дескать, устали с дороги, и не разрешит ли он покинуть нам празднество, чтобы хоть немного отдохнуть перед дорогой. Вождь тупо уставился куда-то в одну точку и принялся рассказывать о каком-то заброшенном городе в джунглях, через который мы должны непременно пройти и насобирать там несметных сокровищ, чтобы затем преподнести ему. Сами они в ту часть джунглей не наведываются, поскольку на неё наложено проклятие ещё со времён его далёких предков из-за обитающих там злых духов. Уже много десятилетий никто из соседних племён не посещал те места, и территория загадочного каменного города считается проклятой. Он ещё долго в такт ритма барабанов что-то бубнил о золотых статуях и духах умерших, пока, наконец, не отпустил нас отдыхать в одно из общих бунгало, при этом приставив к нам так называемую стражу из шестерых полупьяных воинов, размалёванных с головы до пят какой-то вонючей жидкостью. Мише с Семёном удалось вытащить наших молодожёнов из сонма уже едва держащихся на ногах танцоров и, добравшись до соломенных постелей, мы тут же провалились в тяжёлый наркотический сон.

Было два часа ночи.

№ 11.

…А наутро, на удивление с ясными головами мы проснулись, когда нас уже ждали проводники с лошадьми. Посёлок представлял собой сплошное разрушение после обильно выпитого зелья, и куда бы мы спросонья не бросали взгляд, повсюду видели валявшихся вповалку заснувших женщин, стариков, молодых людей и даже подростков. Детвора без всяких эмоций безразлично копошилась в пыли, ожидая, когда проснуться их родители, поэтому мы даже не удивились, что нас никто не проводил: шаман, вождь и его ближнее окружение мирно посапывали у потухшего костра, и разве что собаки последовали за нами, когда мы, мысленно простившись, покинули деревню. Проводники сказали, что никто из них даже не вспомнит о вчерашних гостях из Европы, а если и вспомнят, пожмут плечами и будут дальше заниматься своими делами. Это пугающее нас зелье отшибало память, видимо, начисто, отчего мы и ускользнули быстрее, чтобы нам не предлагали «похмеляться».

Первые несколько километров всё шло чудесно. Собаки отстали и вернулись назад. Мы двигались гуськом: первый проводник шёл впереди, неся на плечах палатки, за ним шла лошадь, гружённая провизией, следом шли я, Коля, Валюша, Семён и Миша, неся каждый поклажу вдвое больше превышающую собственный вес. Миша вёл под уздцы вторую лошадь, затем с лошадью шёл Алексей Степанович, и замыкали шествие второй близнец с последним навьюченным животным. Он прикрывал наш тыл, и если бы за нами случилось преследование, он дал бы нам условный знак.

Проходя около десяти километров по только начинающимся джунглям, мы делали обеденные привалы, полчаса отдыхали и следовали дальше. Идти сквозь ещё относительно редкие массивы пальм, бамбука и мангровых деревьев поначалу было легко. Лошади не вязли в болотах, кругом были протоптаны звериные тропы, своими направлениями указывающие нам близость водопоев, обезьяны и птицы не тревожили, поскольку мы ещё не вступили в их настоящие владения, которые затем раскинутся на тысячи километров от горизонта до горизонта. Маршрут был нами выверен с точностью до десятка километров, и мы заранее знали, в какую местность попадём, скажем, через час или два. Прежде чем войти в мангровые насаждения, окаймляющие эту часть зелёной сплошной долины, мы обмазались приготовленным близнецами отваром из корней каких-то неведомых нам растений, поэтому насекомые, висевшие облаком выше тростника, нас пока тоже не тревожили.

В поход мы взяли с собой четыре охотничьих ружья с изрядным запасом патронов и дроби, на случай, как охоты, так и обороны от пум, ягуаров, крокодилов и прочей опасности. (О Боровском мы в тот момент не думали). Два дробовика были у проводников, по ружью у Семёна с Мишей, которые менялись с нами, когда кто-то заступал на ночное дежурство. Кроме этого у профессора был ещё пистолет системы Стечкина, а в Валиной медицинской сумке всегда сверху лежал небольшой револьвер с барабаном на шесть зарядов, выстрелив из которого, при необходимости, она могла постоять за себя.

Так прошли первые два дня с одной ночёвкой, с того момента, как мы впервые вступили в настоящие джунгли. Начиная с завтрашнего утра, мы с каждым шагом будем всё больше и дальше углубляться в девственный, никем никогда не тронутый лес, кишащий всевозможной живностью и неизведанными человеком просторами. Впереди, по словам проводников, нас ожидала лишь последняя деревня на нашем пути, полудикая, не знающая цивилизации, возможно даже враждебная. А вот дальше уже… полное неведение.

За время первых дней похода, каждый показал себя с наилучшей стороны, включая даже нашего неугомонного Зайчика, который, в общем-то, был незаменим в поддержке и помощи, будь-то перехода через болото, вытаскивания из коряг лошадей, в ночном дежурстве или при охоте на всевозможную дичь, которая буквально кишела под нашими ногами. Стрелком он оказался отменным, и то и дело выхватывал ружьё у Семёна, чтобы подстрелить очередную пернатую жертву на полноценный наваристый бульон, который по вечерам готовила на костре Валюша.

Что касается проводников, то им не было равных в усердном изучении нашего родного языка, помимо английского, на котором они общались с Алексеем Степановичем и Семёном. Уже на исходе третьих суток маршрута, мы вполне сносно могли общаться с ними не только с помощью жестов, но и вполне конкретными фразами, которые они уже понимали и произносили по-русски, потешно коверкая слова и выражения. Особенно в этом деле преуспел Зайчик, с самого утра пристававший к ним, чтобы они раз за разом повторяли ту или иную фразу, а когда успех, наконец, достигался, наш неугомонный друг ходил у костра, словно полководец, победивший грозного и превосходящего соперника. Так, например, благодаря Коле, мы узнали, что братьев зовут Габриэлем и Даниэлем, что родом они из бразильской провинции, и в этих джунглях выросли едва ли не с пелёнок. Они уже участвовали в какой-то американской экспедиции в качестве носильщиков, но больше по душе им была роль как раз проводников, нежели вьючного транспорта, поэтому они с радостью огласились, когда их Алексею Степановичу рекомендовал его загадочный спонсор и приятель по Географическому обществу. Парни были незаменимы, добры, скромны и неприхотливы во всём, что касалось комфорта: всегда были начеку, были готовы помочь, или просто услужить, отчего у Коли к ним возникла просто-таки вселенская дружба необъятного масштаба. Это касалось и Миши. Куда Коля – туда и он, не забывая, разумеется, и о Валюше.

Таким образом, на исходе третьих суток после того памятного карнавала у костра, мы вышли в расположение последней жилой деревни на нашем пути, после которой будет одна неизвестность.

…И она уже началась.

Глава 4-я: ВОТ ОНИ, ДЖУНГЛИ!

№ 12.

Оглядываясь назад и подводя итог первых трёх суток, я с определённостью могу сказать, что те дни были одними из последних спокойных дней нашего уже начавшегося путешествия. Продвигаясь гуськом за проводником по едва заметной звериной тропе, мы вечером вышли к небольшому притоку реки Кумина. Это была последняя тропа, протоптанная зверьми к водопою, которых по пути попадалось великое множество. Сразу же надоели обезьяны. Мы их невзлюбили с первого раза, особенно Валя, до этого встречавшая их только в зоопарках, впрочем, как и мы сами. Широконосые, к которым относятся игрунковые и цепкохвостные, они пищали и визжали у себя в кронах деревьев, цепляясь и прыгая у нас над головами. Небольшие львиные игрунки и тамарины кидались в нас сверху всем, чем придётся: плодами, орехами, сломанными ветками. Паукообразные, длина тела, которых достигала уже около метра, цепляясь своими длинными хвостами за ветви пальм, норовили сорвать с нас пробковые шлемы или ухватить Валю за волосы. Только после того, как Габриэль пару раз пальнул в гущу листвы, они бросились вверх врассыпную, где закатили настоящий симфонический концерт, с применением всех яростных нот, которые когда-либо существовали в партитуре.

Из деревьев преобладали в основном каучуконосы, хинные, папоротниковые и тростниковые. Чуть ближе к водоёмам растительность переходила в мангровые заросли, передвигаться сквозь которые было особенно трудно. Всё утопало в зелени, лес буквально дышал, и был наполнен огромным количеством всевозможных звуков, многие из которых мы слышали впервые. Ленивцы, хамелеоны, змеи, ядовитые лягушки на деревьях, тарантулы, сколопендры, птицееды огромными полчищами ползали, бегали, прыгали, разворачивая у нас под ногами настоящие баталии грандиозных сцен жизни. По мере углубления внутрь лесов, всё чаще стали попадаться муравьеды, броненосцы, нутрии, морские свинки, тапиры и бездна прочих грызунов, названия многих из которых мы абсолютно не знали. В таких случаях спасал профессор, с его, просто-таки феноменальными знаниями в области биологии, описывая нам того или иного диковинного зверька. Так, например, мы, за исключением, может быть Семёна, только сейчас узнали от Алексея Степановича, чем отличаются обезьяны африканского континента от тех же обезьян Южной Америки. Всё очень просто, заверил он нас, снисходительно улыбаясь: африканские обезьяны бесхвостые, а южноамериканские – хвостатые. Вот и всё.

Кто бы мог подумать…

Завидев нас, нутрии забивались под коряги, барсуки трусили назад, а морские свинки разбегались в разные стороны. Пару раз мы видели издалека небольших пум, но они успевали скрыться, прежде чем Семён успевал их сфотографировать, поскольку один фотоаппарат у нас, всё же, остался после Боровского, но плёнку приходилось экономить. Даниэль на ломаном русском кое-как объяснил, что пуму в этой части леса бояться не стоит, они сами пугаются, завидев человека. Другое дело – ягуары. Вот где настоящая опасность для путников! Они пока нам ещё не попадались, однако оба близнеца были всё время начеку, держа свои дробовики заряженными. Днём ягуары обычно спят, но в лунные ночи могут напасть на любую жертву, даже превосходящую себя размерами. А когда мы выйдем к прибрежной местности могучей реки Риу-Негру, мы должны быть готовы к встречам с удавами-боа, кайманами и гигантскими анакондами.

Наконец, мы вышли на небольшую поляну, привязали лошадей, растянули первый раз палатки и развели уютный костёр. Недалеко сквозь заросли было слышно течение небольшой реки, очевидно, притока Кумины.

Валя колдовала над посудой, проводники, развьючив лошадей, ушли на охоту, Миша с Колей занялись приготовлением гамаков, профессор склонился над картой маршрута, а мы с Семёном, прихватив ружья и объёмный пластмассовый бидон, отправились за водой.

Позже, когда братья принесли отменного жирного агути, и Валя зажарила его на костре, Алексей Степанович вернулся к прерванной беседе, которую мы начали, прежде чем расположиться на брезентовой накидке, заменявшей нам походный стол.

- Боа-Виста и Минас-Жейрас, это, Коля, те месторождения, которые разрабатывали ещё прадеды наших близнецов. Тот район Бразилии, куда нам любезно разрешили добраться, благодаря моему другу из Географического Общества, весьма богат всевозможными минералами и, в частности, бериллом. И вот что интересно. Недалеко от населённого пункта Карвуэйру археологи позже находили окаменевшие черепа с выступами в виде рогов, а наш маршрут после приисков как раз лежит через этот населённый пункт, так что, возможно, ты и увидишь те загадочные окаменелости. Там же были обнаружены и каменные шары, похожие на наши карельские сейды, которые в изобилии были в своё время разбросаны едва ли не по всей Коста-Рике, но…

Он на миг задумался:

- Но… откуда эти каменные образования идеально круглой формы оказались в совсем иной стране и совсем ином климатическом поясе – тоже загадка. Их обнаружили сравнительно недавно, в тридцатых годах. Рабочие расчищали природный грунт под банановые плантации и внезапно наткнулись на несколько таких идеально круглых «бильярдных шаров», величиною с добрый автомобиль. Неизвестно кем, и с какой целью создавались эти петросферы, вот нам и предстоит попытаться узнать их загадку.

- Инопланетяне? – неуверенно поинтересовался Коля, бросив виноватый взгляд на Валюшу, и ожидая какой-нибудь шутки с её стороны. Однако девушка сидела, задумчиво глядя в огонь и, похоже, думала то же самое. Мы с Семёном так же склонялись к подобной версии, один Миша сидел с невозмутимым видом, почёсывал мизинец и наблюдал за насекомыми у своих ног. Проводники поили лошадей.

- Месторождения Боа-Висты вообще славятся своими необычайными находками древних артефактов, предназначение которых ставило в тупик умы всех выдающихся археологов и знатоков древности. Судит сами, - обратился уже ко всем Алексей Степанович. – Именно там был обнаружен любопытнейший артефакт всех времён, тринадцатисантиметровый глиняный сосуд, через горлышко которого был проведён железный прут в медном цилиндре. Исходя из строения находки, учёные предположили, что перед ними не что иное, как очень древний гальванический элемент, способный создать электрическое напряжение в несколько десятков вольт. И это, заметьте, за 4 тысячи лет до изобретения электричества. Позже, похожую вещицу найдут под Багдадом, и назовут её «Багдадской батарейкой». Дальше – больше. Именно в окрестностях прииска Минас-Жейрас впервые раскопают так называемый «золотой самолётик», а уже позже, такой же найдут и в Перу, ставший затем знаменитым на весь мир.

- Я видел его фотографию в журнале «Наука и жизнь»! – воскликнул Коля, желая блеснуть эрудицией перед идеалом своей мечты. Валя лукаво улыбнулась, и с достоинством оценила высший коэффициент IQ своего возлюбленного.

- Да, - согласился профессор. – Значит, нет особой нужды описывать его, разве что для Миши…

Миша вторично почесал мизинец.

- Это глиняное изделие, - показал ладонь Алексей Петрович, - как раз может поместиться здесь. Фюзеляж, крылья, хвост – всё точная миниатюрная копия современного самолёта, разве что обрамление фигурки имело местный фольклорный узор, непонятный современному человеку. Датирование этих фигурок – цивилизация инков.

- О! – выдал из себя Миша и снова замолчал. Это была высшая степень его заинтересованности.

- Пойдём дальше, - профессор, похоже, оседлал любимого конька, очевидно, приготовив нескончаемую лекцию до первых, вспыхнувших на ночном небе звёзд.

- О манускрипте Войнича, надеюсь, все слышали. Самая таинственная книга в истории человечества, написанная задолго до Библии Гутенберга на непонятном языке, не имеющего аналогов в мире, с использованием уникального алфавита, происхождение которого неизвестно до сих пор, сколько бы учёные не бились над его расшифровкой. Криптографы бессильны, а иллюстрации вообще не поддаются никакой логике.

- Тоже на этих приисках?

- Да. Позже его переправили в одну из библиотек в Европе, и сейчас этот манускрипт изучают в лабораториях, но пока безрезультатно.

- А ещё?

- Пожалуйста, Коленька, - весьма довольно откликнулся начальник экспедиции, видя, как его младший друг едва не ловит мух открытым от удивления ртом. – Так называемый «генетический диск». Это вообще уникальная вещь, заставляющая и меня впадать в ступор при его упоминании. На этом артефакте показан идеальный процесс зарождения и развития зародыша. Процесс, который современный человек может наблюдать только под микроскопом: вот уж где загадка всего человечества! Диск выполнен из сверхпрочного камня под названием лидит.

- Как? – переспросила Валя, тоже заинтересовавшаяся удивительными находками.

- Лидит, Валюша. Изготовить что-либо похожее сейчас пытаются, да структура камня такова, что его не берёт даже лазер. Опять внеземной разум, спросите вы?

- О! – вторично подал голос Миша и замок теперь уже точно надолго.

- Вроде знаменитого «Антикитерийского механизма», но совершенно другой структуры.

- А что это за механизм?

- Это, дочка, старейший вычислительный, не то калькулятор, не то прообраз современных вычислительных машин новейших поколений. Механизм показывает положения Луны, Солнца, передвижения планет по небесному своду, вычисляет поворотами оси по шкале лунные и солнечные затмения, календарь, логарифмические функции… - он сделал многозначительную паузу. Похоже, никто даже не дышал у костра. – И что самое удивительное, этот бронзовый диск с шестерёнками мог предсказывать такие ключевые события, как глобальные войны или спортивные олимпийские игры древности. Возраст, что каменного диска, что бронзового механизма – около сорока тысяч лет.

Заметив, как у нас с Семёном поползли вверх брови, профессор развёл руками:

- Знаю, ребятки мои. Бронзы тогда и в помине не было, а вот поди ж ты… Парадокс века.

…Ещё какое-то время мы разговаривали на подобные темы, подшивали порванную от колючек одежду, коптили впрок мясо на костре, затем, бросив жребий, кому первому дежурить, стали укладываться спать. Рано утром нам предстояло выйти к расположению последней на нашем пути деревни, распрощаться с лошадьми, и двинуться дальше вглубь джунглей уже без вьючного транспорта.

В лагере царило полное взаимопонимание. О Боровском никто не вспоминал…

№ 13.

К семи часам вечера мы уже подошли к реке Кумина, одному из притоков бескрайней, раскинувшейся от горизонта до горизонта дельты Амазонки. Разбили лагерь, растянули две палатки, разожгли костёр. Габриэль с Даниэлем распрягли лошадей, и повели их по едва заметной тропке отдать местному вождю – последнему в нашем маршруте человеку, представителю какого-то заблудшего племени, которых мы теперь не увидим, по нашим подсчётам, больше полутора месяцев. Если, разумеется, не наткнёмся на неизвестные, неучтённые в географических атласах племена, которые, вполне возможно, могут повстречаться на нашем пути, как те же пигмеи, о которых раньше абсолютно никто на Земле не имел ни малейшего понятия.

Расставание с покладистыми животными было не из приятных. Валя даже чисто по-женски всплакнула, последний раз погладив лошадей, но делать было нечего: животные дальше попросту бы не прошли. Река, заросли, мангровые корни выше человеческого роста, да и хищников у водопоев стало появляться больше – всё это не сулило нам ничего хорошего. Уже видели ягуара в зарослях тростника, и его жёлтые, налитые яростью вертикальные зрачки привели Валю в настоящую панику, однако она тотчас взяла себя в руки и навела на него свой револьвер. Зверь скрылся, прежде чем она успела перевести дух. Встреча произошла, и теперь отважную девушку можно было поздравить с так называемым боевым крещением, что мы, собственно, и сделали.

Было девять часов вечера, когда, расположившись у костра и ожидая к утру проводников, Алексей Степанович начал свою очередную лекцию для Валюши, Коли и Миши, поскольку мы с Семёном отчасти знали, о чём в этот раз будет говорить доктор исторических наук.

- Вот где-то здесь, как раз в этих местах, что мы прошли за четверо суток, археологи в начале века обнаружили останки загадочной цивилизации, существовавшей, как показал углеродный анализ каменных фресок, ни больше, ни меньше, как… - он сделал эффектную паузу, заставившую Зайчика открыть, по обыкновению, свой рот. – Сколько бы ты думал, Коля?

Парень захлопнул сведённую скулу и растерянно пожал плечами:

- А б-бес его з-знает… - решительно икнул он, очевидно глотая влетевшую туда муху.

Алексей Степанович многозначительно поднял вверх палец:

- Семьдесят миллионов лет назад…

И наступила тишина. Казалось, даже обезьяны притихли вверху деревьев, перестав бросаться в нас ветками и остатками своей трапезы, настолько умопомрачительная цифра показалась нам грандиозной.

- Ск… сколь-ко? – икнул вторично Коля.

- Семьдесят миллионов, - повторил профессор, смакуя каждый слог и растягивая столь колоссальный промежуток времени по буквам.

Тут даже Миша показал свою эрудицию, заставив всех обомлеть от удивления. Миша заговорил!

- Тогда даже австралопитеков не было… - буркнул он.

И замолчал.

Мы едва не расхохотались, видя, как Зайчик ошалелыми глазами уставился на него.

- Ты прав, Михаил, - подмигнул ему лектор. – Ни австралопитеков, ни даже синантропов или питекантропов, которые были значительно раньше. Мало того, не было даже высшего класса млекопитающих, не говоря уже о приматах. И всё же… - усмехнулся он, - видимо развитая антропологическая цивилизация, как показал, повторюсь, углеродный анализ, вполне себе существовала. И существовала не одно тысячелетие, поскольку успела развиться до уровня нашей современной эпохи. На этих фресках изображены странные сюжеты, как люди приучают динозавров, проводят сложные медицинские операции, и даже… взмывают ввысь на летающих аппаратах, подобно нашим современным ракетам.

- О!

- Да, Миша. Коллекция из одиннадцати тысяч камней и петроглифов хранится сейчас в музее на Пласа дес-Армас города Ика, расположенного в трёхстах километрах от столицы Перу, города Лимы. Отсюда, считай рукой подать. Относительно, разумеется. Эти камни, размером от совсем небольших, размером с твой кулак и до двухсоткилограммовых валунов, со всех сторон покрыты рисунками такой гравировки, какой на данный момент не владеет человечество, имея даже в своём распоряжении различные лазеры. На одних камнях люди охотятся на трицератопсов, оседлав их затем как домашних животных, на других летают на птеродактилях, словно это их обычный передвижной транспорт, на третьих изображено в деталях развитие детёныша стегозавра, будто автор рисунка наблюдал этот процесс изо дня в день и рисовал его с натуры. Присутствуют и диплодоки и тираннозавры и велоцирапторы и… - он отмахнулся рукой, - в общем, всех сейчас перечислять не имеет смысла. Удивляет другое: каким образом на тех же камнях Ики запечатлены пересадки головного мозга, вскрытие грудных клеток, замену органов печени, почек и так далее. И что самое интересное, на гравировках отчётливо видны наши современные медицинские инструменты вплоть до капельниц!

- О!

Тут уже не выдержала и Валюша, вслед за Мишей издав восхищённый возглас.

- Да, дочка, это как раз по твоей части, тебе будет интересно. Кроме капельниц, неизвестные граверы изобразили на фресках трубки, входящие в гортань, а рядом аппарат искусственного дыхания. И всё это, повторяю, около семидесяти миллионов лет назад!

Алексей Степанович выдул табачный дым в ночное небо и перевёл дух, видимо, сам шокированный столь грандиозной датой.

- Далее, - продолжил он, - На некоторых стокилограммовых валунах можно смело предположить очертания континентов, резко отличающихся от сегодняшних. Исследователи полагают, что на них изображена суша не только суперконтинета Пангеи, но и представлена поверхность совсем иной планеты. По мнению одного из крупнейших археологов того времени, профессора Хавьера Кабреры, каменную библиотеку оставила после себя правящая верхушка древней цивилизации Тапробан, узнав о неизбежности глобальной катастрофы, поглотившей в себя динозавров. Оставив послание грядущим поколениям, они покинули Землю и улетели на одну из планет созвездия Плеяд. Так, во всяком случае, посчитали учёные, расшифровав некоторые гравюры из их астрономического цикла. В пустыне Наска, насколько вы знаете, существуют изображения подобные тем, что были на камнях Ики, только в более ритуальной тематике.

…Ещё некоторое время профессор рассказывал о приисках Боа-Висты и Минас-Жейрас, об их удивительных находках, и о том, как мы будем вести раскопки залежей берилла, затем все стали укладываться спать, оставив первым дежурить Мишу, а сами разошлись по палаткам и завернулись в спальные мешки. В одной палатке спали Алексей Степанович и Валюша, для которой соорудили брезентовую перегородку, в другой мы с Семёном, а Коля с Мишей предпочли спальные мешки у горящего уютного костра.

Ночь была тихая, тёплая и безветренная. Часы показывали 23:45.

…До катастрофы оставалось ровно 56 минут.

№ 14.

Вначале был ослепительный свет и вспышка, больно ударившая по глазам. Она возникла ниоткуда, озарила нестерпимым сиянием округу и отбросила гигантские тени так, что можно было различить каждую травинку под ногами, каждый листок на дереве, словно вспыхнул блик гигантской неоновой электросварки. Спустя две секунды нас накрыла огромная ударная волна, пронёсшаяся стремительно, круша всё вокруг, вырывая с корнями деревья, выкорчёвывая целые пласты кустарников и вздымая почву до самых небес. Оглушительный взрыв буквально снёс с геологической плиты несколько гектаров леса, унеся в своих смерчах всё живое, что попалось им по пути их вращений. Смело под чистую и нашу поляну и прибрежные мангровые заросли, разметало костёр, расшвыряло палатки, гамаки и всё остальное оснащение экспедиции. После того как пронеслись смерчи, земля, казалось, разверзлась под ногами, увлекая в свои зигзагообразные разломы целые семейства грызунов, пресмыкающихся, млекопитающих… Барабанные перепонки едва не взорвались в собственном мозгу от оглушающего всю округу хлопка, будто сдетонировал весь запас ядерного арсенала, подобно нескольким атомным бомбам одновременно. Нас спасло лишь то, что эпицентр катастрофы пришёлся на противоположный берег реки, и ударная волна, сметавшая всё вокруг, коснулась нас лишь далёким отголоском, точно пуля, потерявшая свою стремительную скорость на излёте выстрела. Будь мы ближе к центру произошедшего, нас бы просто растворило, разметало, рассеяло на атомы в неоновой вспышке взрыва.

Каждый из нас пережил падение метеорита (а это, как мы потом узнали, был именно он) по-разному. Меня выбросило из палатки и, впечатавшись головой в ствол каучукового дерева, я надолго выбыл из центра событий. Это я узнал гораздо позже, когда меня уже привели в чувство, вытаскивая из-под груды обвалившихся веток и комьев развороченной земли. Ничего не слыша и не понимая, я привалился к коряге и бессмысленным взглядом созерцал картину опустошения. Лес за рекой горел сплошными сполохами пожарищ, всё небо заволокло дымом, стоял душу выворачивающий гул, воняло гарью и обожженным мясом, словно где-то неподалёку жарился шашлык колоссальных размеров. Валя вытирала мне кровь из ушей, а Семён рассказывал, как в первое время все бросились врассыпную, абсолютно не имея понятия, что происходит. Зайчика своим телом накрыл Миша, и Коля остался относительно без последствий для организма. Сам Миша тоже, на удивление, не пострадал, поскольку был защищён от ударной волны свалившейся подле него пальмой. А вот профессора унесло куда-то вглубь зарослей и, пытаясь прижать к себе Валюшу, их вдвоём проволокло по земле едва ли не с десяток метров. Обошлось благополучно, чего не скажешь о самом Семёне. Какую-то секунду он держался обеими руками за корягу, затем его подбросило вверх, снесло в сторону и спиной швырнуло на расщепленные пни, отчего в его теле сейчас сидело не меньше дюжины заноз различной величины, словно осколки гранат. Валюша уже успела обработать первичным раствором его раны и, занимаясь теперь моей побитой физиономией, тихо всхлипывала, ещё не полностью придя в себя.

Миша с Колей бродили по поляне, собирая уцелевшие вещи, а начальник экспедиции, поминутно чихая от едкого дыма, присев на развороченное дерево, составлял список убытков. Лагерь представлял собой сплошной котлован изрытой земли, вывернутых корней, веток, глины и оползней. Близкое зарево пожара освещало нашу бывшую поляну зловещими пляшущими тенями, от которых испуг в душе переходил в настоящее смятение. Это был настоящий катаклизм местного масштаба. Останься здесь в тот момент лошади, и их бы унесло смерчем вместе с остальным оборудованием. Можно сказать, мы остались теперь ни с чем.

Отложив в сторону аптечку, Валюша шмыгнула носом, протёрла мне лицо, дала напиться и поспешила к Алексею Степановичу, который никак не мог найти свои раздавленные давлением очки.

Уже утром, на исходе ночи, мы узнали от Габриэля, вернувшегося из деревни, сразу две трагические новости. Первой была: да, на этот участок джунглей упал метеорит, и мы оказались едва ли не в эпицентре его столкновения с Землёй. Вторая, более удручающая и заставившая Валю расплакаться – была гибель Даниэля…

Его придавило снёсшим волной деревом, когда оба брата возвращались из деревни, оставив там лошадей. Не желая оставлять нас на ночь одних в непроходимом лесу, они отказались от гостеприимства вождя местного племени и, не переночевав, двинулись назад, по только им одним знакомым тропкам. Темнота не мешала, поскольку близнецы могли видеть ночью, что кошки, а когда обрушился шквал огня и вселенского пекла - стало и того светлее, нежели днём. В отблесках ревущего по ту сторону реки пожарища, они припустили бегом к нам, в надежде помочь: тут-то ударная волна и накрыла их, сметая с земли всё, что плохо росло или держалось абы как. Первое же трухлявое, но гигантское дерево семейства гинкговых свалилось на Даниэля с высоты девятиэтажного дома, расплющило его насмерть, и он умер мгновенно, не успев даже почувствовать резких болей от переломанных позвонков. По словам Габриэля, он оставался с братом до наступления едва занимающегося рассвета, вытаскивая его по частям из-под завала древесной груды, массой в несколько десятков тонн. Затем похоронил по обычаю своих предков, и только тогда поспешил к нам, где и застал столь удручающую картину полнейшего разрушения. Сейчас Габриэль выглядел не лучшим образом. Смерть его кровного брата отложила на нём отпечаток трагического горя, печали и полной отрешённости от мира сего. Рассказав нам эти сногсшибательные по своему трагизму новости, он деликатно удалился в сторону, присел на сваленное ураганом дерево, и просидел так, не меняя позы весь оставшийся день, пока не наступили сумерки. По общему молчаливому уговору мы его не трогали, давая возможность побыть одному и перенести горечь утраты только одному ему известным способом. Мы же тем временем только и занимались весь оставшийся день, что приводили в порядок уцелевшие вещи, собирали, складывали, ремонтировали, подшивали одну оставшуюся палатку, так как вторую просто разорвало в клочья и разбросало брезентовые лоскуты в радиусе нескольких десятков метров. Ремонту она не подлежала, как не подлежало и большее количество оснащения нашей экспедиции. Уцелели лишь консервы и прочее оборудование, изготовленное из твёрдого материала, хотя и жестяные банки были местами сплющены от давления; остальное пришло в полную негодность, начиная от одежды, гамаков, сеток, пластмассовой и стеклянной тары, и прочих мелочей из мягкого материала. Котелок, миски, кирки и лопатки уцелели, а вот компасы, анероиды, единственный фотоаппарат с расплющенным объективом, запасы круп и вермишелей в полиэтиленовых кульках, сахар, мука, чай, табак и прочее, либо разметало по всей округе, либо превратилось в полный хлам, не подлежащий восстановлению.

Пожар на той стороне реки бушевал весь день и всю следующую ночь, по всей видимости, опустошив изрядную территорию джунглей противоположного берега Кумины, но, к нашему счастью, на этот берег реки так и не перекинулся, застилая его лишь плотным слоем дыма и бушевавшими вдалеке молниями.

Ночь прошла в волнениях, сборах, никто не спал. Следующий день мы посвятили постройкам трёх смежных плотов, на двух из которых будем плыть по течению мы, а на третьем будут находиться все наши уцелевшие вещи под охраной Габриэля. Он же будет и править. На первом плоту должны будут плыть Семён, Миша и Коля, на втором я, профессор и Валюша.

Завтрак и бед отложили до лучших времён.

Пожар по ту сторону реки приближался.

№ 15.

Общими усилиями к вечеру мы соорудили два плота, а уже в сумерках закончили третий, менее комфортабельный, зато более надёжный, поскольку на нём будет находиться всё, что уцелело от столкновения с небесным камнем. Спальные мешки и одна из палаток, хоть и довольно потрёпанная, слава богу, сохранились. Из провизии, как уже упоминалось, после нашей доскональной ревизии и описи сохранилось дюжина консервов, три банки сгущёнки и спирт во внушительной фляге. На этом всё. Минимум алюминиевой кухонной утвари, медикаменты в походной сумке, ракетницы, ружья (благо патроны были сложены в отдельный жестяной ящик, не подвергнувшийся ударной волне), кое-какая мелочь по карманам – вот и всё, что осталось от нашего, некогда обширного запаса экспедиции.

Поздно ночью под отблески неутихающего пожара, едва перекусив обгорелым мясом какой-то свалившейся к нам птицы, мы тут же попадали с ног, не выставив на ночь даже караульного – настолько все были измождены и отрешённы. О безопасности в этот момент никто не думал, у хищников сейчас мёртвой, обгорелой падали было навалом, и вряд ли они станут рисковать жизнью, нападая на человека, когда под ногами на протяжении едва ли не всего Гвианского плоскогорья можно было питаться чем душе угодно. Упавший метеорит растревожил и привёл в беспорядок всю экосистему ближайших районов дельты Амазонки и прилегающих к ней джунглей, выбив из пищевой цепочки животного биома целые классы и отряды млекопитающих, земноводных и прочих представителей фауны данного климатического пояса Земли.

Что творилось в самой дельте могучей реки, мы ещё не знали. Очевидно, она вышла из берегов, образовав сразу несколько смертельных цунами, прокатившихся своей громадной водяной массой по всем прибрежным деревушкам той стороны реки. Кумина была лишь одним из притоков Амазонки, и отголоски гигантских волн, слава богу, до нас не докатились. Зато был слышен неумолкаемый ни днём, ни ночью гул и жуткое шипение, как эти волны гасили на своём стремительном пути очаги возгораний леса, словно огромным огнетушителем. Вместе с дым появился коричневый пар, и небо на несколько ближайших часов заволокло оседающим пеплом, закрыв собою солнце. Днём стало также сумрачно, как и вечером, с той лишь разницей, что сумрак этот был красным от сполохов далёкого глобального пожара, которого нам удалось избежать, отчалив наутро от бывшей стоянки лагеря.

Три плота, огибая пороги и постоянно натыкаясь на туши вздутых животных, взрывом отброшенных в бурлящие воды реки, поплыли вниз по течению.

Теперь наш путь лежал к впадению одного из рукавов в разлившуюся дельту Амазонки.

Пожар остался позади. Габриэль частично пришёл в себя, и это хоть как-то радовало.

О Боровском так никто и не вспомнил.

Глава 5-я: ПУТЕШЕСТВИЕ ВГЛУБЬ.

№ 16.

Бурлящие потоки Риу-Негру сами несли нас к тому месту, где она впадает в Амазонку. Если брёвна и связывающие их лианы сильно набухали от воды, мы приставали к берегу, разжигали костёр, обедали, отдыхали полчаса, и вновь плыли по течению к цели нашего маршрута.

Пожар остался позади (его погасила разбушевавшаяся вдали от нас тропическая гроза), и уже спустя три дня мы оказались в нетронутой метеоритом местности. На ночь мы обычно располагались среди прибрежного тростника у какой-нибудь тихой заводи, над которой стаями носились местные скопы, кулики и чибисы. Иногда попадались пираньи. Ради забавы, Коля бросил в одну из проток старый Мишин вязаный носок, и через несколько секунд из бурлящей воды была выудена одна лишь нить пряжи с узелком, напоминавшая уютные вечера, когда Мишина мама сидела со спицами в руках. Были в этих заводях и форели, служившие нам великолепным ужином.

Дней через десять (по подсчётам Семёна), мы подплыли к какому-то ответвлению, весьма широкому, бурному и жутковатому по своей сути.

Вот она, наконец-то! Амазонка!

Стремительные водопады приветствовали нас водоворотами, а по берегам огромные пальмовые деревья, вскормленные илистой почвой, уступили место кокосовым и финиковым пальмам, которые возвышались группами среди густого кустарника, не имеющего названия в классификации биологических атласов. Мы плыли по компасу, и Алексей Степанович временами сверялся с картой. Правя первым плотом, Семён смотрел на птиц, перелетевших сюда после катастрофы и заселивших берега могучей реки. На каждом стволе, нависавшем над водой, сидели цапли, ибисы, аисты, попугаи, и даже близкие родственники чёрных грифов. Временами густой бамбук не давал нам пристать к берегу, а если мы и останавливались в какой-нибудь тихой заводи, то на нас тут же накидывались обезьяны. Днём они были особенно агрессивны, ночью молчали, но на рассвете и при заходе солнца чаща по обеим сторонам реки оглашалась дружным воем ревунов и пронзительным щебетом маленьких длиннохвостых созданий, которых мы привыкли называть своими предками.

- Одиннадцатый день плывём, - подвёл итог Семён, когда мы расположились на очередной ночлег у костра. Палатка служила нам и шатром и навесом и убежищем одновременно. Габриэль варил на огне свою знаменитую настойку от гнуса, Миша лениво стругал какую-то палку, намереваясь соорудить из неё первобытное копьё, Валюша колдовала с оставшейся от урагана посудой, а мы с Семёном подшивали кое-что из одежды, пришедшей в негодность. Алексей Степанович, набив трубку, по своему обыкновению, начал познавательную лекцию, обращаясь, прежде всего к Коле-Зайчику:

- Человеческий глаз, Коленька, как ты знаешь, на ровной поверхности ощущает горизонт на расстоянии не более двенадцати километров, следовательно, скоро мы уже не будем видеть противоположный берег Амазонки, так как по ширине, с ней может сравниться разве что Нил или наша матушка-Обь, и то, когда она в разливе.

- А батюшка-Амур не в счёт? – пошутил Зайчик, показывая, тем не менее, свою незаурядную эрудицию. – Или Енисей?

- Браво, гений ты наш! – похвалил профессор, отчего Валя прыснула в ладони. – Но Амур, скорее, в длину большой, а не в ширину. Енисей могуч, не спорю, но и он уступает Амазонке. Она и Нил – самые длинные и широкие реки на планете. Следом можно упомянуть Миссисипи с притоком Миссури, Янцзы, Нигер в Африке, Меконг…

- Парана, здесь, в Южной Америке, - добавил Семён.

- Да, - согласился начальник похода. – И она, безусловно.

- А Волга? – спросила Валюша.

Профессор взглянул на неё с любовью отца:

- При всём уважении, дочка моя, Волга, какая бы она для нас не была значительная, в десятку на планете не попадает. Амур, Енисей, Обь с Иртышём – да. Однако она меньше по объёму кубометров.

…Ещё какое-то время беседа шла в подобном ключе, каждый отдыхал от изнурительного передвижения по реке, когда это произошло.

№ 17.

- Я тебя сейчас догоню, козочка моя! – крикнул Зайчик Вале, которая, собрав грязную посуду, намеривалась отправиться к затоке, чтобы её основательно вымыть после вкусно приготовленного ужина. Время близилось к девяти часам вечера, светила полная луна, да и зарево далёкого, ещё не вполне утихшего пожара освещало поляну со всех сторон. Тем не менее, девушка прихватила с собой фонарик и отправилась к водоёму.

- Не спеши, крикнула она Коле, который замешкался у костра, отыскивая такой же фонарь. Ружьё он уже повесил на плечо, и теперь ему оставалось только предупредить остальных, что они с Валей пошли мыть посуду. По всеобщему уговору, никто из путешественников не имел права покидать лагерь в одиночку, даже если этого требовали интимные обстоятельства. Валя давно смирилась с этой, в общем-то, деликатной проблемой, и никак не реагировала на свою вынужденную охрану, когда отправлялась в кусты по необходимой надобности. В основном её всегда сопровождали либо Алексей Степанович, либо Семён, скромно стоявшие в стороне, пока она совершит утренний моцион, но в этот раз отчего-то сопровождать её решился Зайчик, в самый последний момент предупредивший своих старших товарищей.

- Мы мигом, Алексей Степанович, - объявил он, закидывая винтовку на плечо. – Туда и назад. Светло, как днём, да и ружьё при мне.

Профессор кивнул, видя, как наш молодой ухажёр рвётся побыть наедине с идеалом своей любви, и только с улыбкой предупредил:

- Не отходи ни на шаг. Отпускаю лишь потому, что хищники сейчас после многодневного пожара насытились на несколько суток вперёд, и опасность попасть им на ужин у вас минимальная. Но будь начеку, Коленька. Валюша у нас как свет в тёмном царстве, - улыбнулся он.

- Да знаю я, - отмахнулся Коля, думая уже, очевидно, о совсем ином, приятном для себя и неё: кто знает…

Так или иначе, он бросился догонять предмет своей любви, в то время как мы продолжали заниматься нехитрыми делами у костра. Профессор разглядывал карту маршрута, дымя трубкой, Габриэль ещё загодя ушёл куда-то собирать коренья для своего отвара, мы с Мишей мастерили самодельные капканы на завтрашнюю дичь, а Семён перекладывал пожитки, всё ещё не решив, какие из вещей можно оставить у костра, чтобы не таскаться с ними по реке. Третий плот и так был перегружен, хоть и осталось у нас после катастрофы всего ничего.

От костра до ручья было метров тридцать, не больше.

Валя спустилась по извилистой звериной тропинке к водопою и остановилась оглядеться под ветвями пробкового дерева, которые свисали едва ли не до самой воды. Сзади уже подбегал Зайчик. Залюбовавшись восхитительными орхидеями и вдыхая полной грудью их пьянящий аромат, девушка совершенно не заметила еле уловимого движения на толстой ветке, свисавшей над её головой.

…Первое же кольцо мерзкой твари плотно охватило горло, и Валя потеряла всякую способность что-либо выкрикнуть, призывая на помощь своих друзей. Коля только подходил к месту трагедии, и ещё ничего не мог видеть, вылавливая лучом фонаря дивные цветы в предвкушении близкого поцелуя, когда Валя уже корчилась в судорогах. Успей Зайчик на несколько секунд раньше, и ничего бы не произошло: разбуженная Валей гигантская анаконда уползла бы прочь, тем более желудок её был насыщен перевариваемой дичью. Но Коля замешкался у костра и успел слишком поздно. Точнее, уже не успел. Сонная тварюка, разбуженная незнакомкой, лениво потянулась, затем чисто рефлекторно накинула ещё одно шершавое кольцо, сдавив грудь и перекрыв доступ кислорода. Хватая ртом воздух, девушка упала на колени, что в дальнейшем и облегчило действия двенадцатиметрового монстра. Послышался едва уловимый хруст переломанных шейных позвонков, Валя задёргалась в конвульсиях и застыла в неестественной позе. Последнее, что увидела отважная девушка, это выпученные от удивления глаза своего возлюбленного, который только открывал рот для дикого, всепоглощающего безумного крика, продирающегося сквозь заросли. Обезумев от ужаса, парень буквально взвыл, уже ничем не в состоянии помочь, поскольку громадная анаконда захватила пастью ноги и подбиралась пульсирующими толчками к пояснице, заглатывая постепенно свою жертву. Затем, очевидно, сообразив своим скудным разумом, что такую добычу ей не в силах будет заглотить целиком, она натужилась, изогнулась кольцом, и выплюнула назад то, что осталось от Вали. Что-то склизкое и бесформенное, похожее на большую мокрую губку свалилось к ногам орущего Коли. Ещё раз отрыгнув остатки одежды, она бессмысленными глазами взглянула в сторону орущего непонятного существа, собрала все кольца и, изогнув колоссальное тело, скрылось в воде затоки, не оставив после себя даже расходящихся в стороны пузырей.

Зайчик всё ещё стоял с закатившимися глазами и дико орал, когда к нему сквозь заросли колючек протиснулся вначале Габриэль, а потом сбежались и все остальные.

Это был уже не крик. Это был хрип, переходящий в какое-то жуткое клокотание, и в этом хрипе было всё: и безумие, и ужас, и боль утраты.

Парень потерял рассудок в одно мгновение. Когда подоспели Миша с Семёном, он упал без сознания рядом с бесформенным телом своей любимой, пытаясь обнять её скользкое, от внутренностей анаконды, тело.

…Колесо роковой фортуны совершило очередной оборот вокруг своей оси.

Мы потеряли второго члена нашей экспедиции.

№ 18.

…Её похоронили на рассвете.

Коля пару раз приходил в себя, но увидев у костра бесформенное тело, накрытое брезентом, тотчас снова терял сознание. За его состоянием следил Миша, всю ночь не сомкнувший глаз подле своего друга, время от времени поднося к носу ватку с нашатырным спиртом и отпаивая валерьянкой. Габриэль с Семёном выкопали могилку, я соорудил небольшой пальмовый крестик, а профессор, как мог, обтёр Валюшины конечности, смывая всю эту противную слизь из желудка анаконды. Когда тело предавали земле, у всех на глазах были слёзы: о том, чтобы хоть немного поспать, не было и речи. Почему наша девочка оказалась в радиусе действия этого безжалостного монстра? Как так получилось, что наш ангелочек, отважная и незаменимая подруга всей команды оказалась на одну только минуту одна, без надзора и охраны? Как мы могли отпустить двух самых молодых из нашей группы одних, в темноте, к речке, пусть и под светящей луной?

Ответов мы не находили.

Один раз, оставив на минуту бредившего Зайчика, к нам подошёл Миша, и едва вымолвил сквозь хрипоту:

- Как бы Коля умом не тронулся…

И замолчал.

- Что, так плохо? – спросил Семён, но добрый гигант только махнул рукой в сторону лежащего друга. Семён понял его молчаливый жест и, присев около Зайчика, положил его голову себе на колени.

Бедный Коля, душа всей компании, неугомонный весельчак и незадачливый ухажёр, постарел сразу на несколько лет, превратившись из цветущего молодого паренька в иссохшую тень, похожую на мумию.

Предав земле Валино тело и поставив над свежим холмиком крестик, мы закопали рядом жестяную банку с кратким описанием трагедии, которую собственноручно написал Алексей Степанович. Колю перенесли на один из плотов, натянули над ним тент от солнца и, последний раз бросив прощальный взгляд на одинокий крестик, отчалили, поклявшись себе, что при любых обстоятельствах непременно вернёмся сюда, чего бы нам это не стоило.

Когда Колю улаживали на брёвна плота, он в забытье что-то пробормотал, и по щеке скатилась слеза.

- Ты не слышал, что он сказал? – спросил я у Семёна, когда мы уже оттолкнулись от берега.

- Что-то, вроде… любимая моя, я с тобой.

Семён тоже смахнул непрошеную слезу и, крепче ухватившись за деревянный шест, принялся ожесточённо тыкать им в мутное дно реки.

Надвигалась гроза.

Эта страшная ночь, в дальнейшем повлекла за собой сразу целую цепочку разнообразных событий: непредсказуемых, необъяснимых, и порою таких же трагичных. Беды только начинались

Глава 6-я: БРОШЕННЫЙ ГОРОД.

№ 19.

Прошла неделя после той трагической ночи.

Много событий произошло за эти дни. Мы пережили грозу, бурную, трёхдневную, с молниями и грохотом заката. Она догнала нас на следующий день после смерти Вали. Едва успев пристать к берегу и развести костёр, мы тут же оказались под сплошной стеной, низвергающейся с небес воды, словно целый океан обрушился на нас с неимоверной силой беснующейся стихии. Наспех, уже под ливнем растянув палатку и соорудив два меленьких шалаша, мы в первую очередь перенесли внутрь Зайчика, всё ещё бредившего с высокой температурой. Натянули брезент, бегом насобирали как можно больше сухого валежника, закинули в шалаши всё наше имущество с плотов, и только тогда занялись костром, от которого во влажном воздухе валил нестерпимый дым.

Коля временами приходил в себя, однако через несколько мгновений вновь проваливался в небытие, забываясь в тревожном бреду. Миша, как лунатика выводил его в туалет, поил из ложечки горячим чаем и наваристым бульоном, приготовленным Габриэлем, вливал в рот по капле спирта и успокаивал друга, ухаживая за ним, как за младенцем.

Семён поддерживал костёр, я спал, чтобы сменять Мишу, профессор непрестанно сидел над картами, с горечью вздыхая и вытирая старческие слёзы. Ему было вдвойне тяжело, и за Валюшу, и за Зайчика, впавшего в забытьё.

Гроза пронеслась мощная. Все три дня мы едва выходили из палатки и шалашей, ежечасно вычёрпывая мутную воду под ногами. Бельё и одежда не просыхали, приходилось спать урывками под разрядами молний, чертивших своими сполохами небо от горизонта до горизонта. Наружу выскакивали только в туалет, и тут же, промокнув, кидались назад в ненадёжное укрытие. Спасало лишь отсутствие бешеного ветра, какой мы испытали при столкновении с метеоритом. Дождь лил стеной не переставая. При каждом раскате грома Зайчик вскрикивал, открывал бессмысленные глаза, но тотчас снова терял чувство реальности. Питались эти дни сохранившимися консервами, курили отсыревший табак, лежали и сидели без дела, абсолютно не имея желания о чём-либо беседовать.

К пяти утра четвёртого дня заточения в палатке, когда ливень утих, мы были уже на ногах, прыгая и приседая, чтобы хоть как-то размять затёкшие конечности. Одежда вся была мокрая, но теперь мы могли хотя бы двигаться, отчего на душе сразу стало легче. Гроза ушла в соседние леса, и теперь нам предстояло собрать все вещи, скрутить палатку и двинуться в путь на плотах, которые мы загодя спрятали под густыми навесами пальм и каучуковых деревьев.

- Двадцать четыре, - проговорил Семён, сворачивая в рулон брезентовый навес и бросая его на плот. – Двадцать четвёртый день нашего маршрута.

Хоть все и знали, сколько уже времени мы продвигаемся по джунглям, но эта, в общем-то, и не новость, заставила нас на миг припомнить всё, что с нами произошло за эти дни. Чтобы окончательно не впадать в уныние, Алексей Степанович поспешил перевести беседу на другую тему.

- Попробуем сегодня проплыть километров двадцать, - объявил он, отталкиваясь от берега. Плоты были сцеплены между собой, на первом размещался Габриэль с оснащением экспедиции, на втором Миша с профессором и Зайчиком, а замыкали своеобразный водный караван мы с Семёном. – К концу недели нам нужно вплыть в устье Риу-Негру к большому портовому городу Манаусу – центру промышленного района этого участка Амазонки. Там пополним наши продуктовые запасы и оснащение, поменяем одежду и… - он на миг умолк, - и… заявим властям о потере наших двух членов экспедиции.

…За эти три дня мы проплыли около восьмидесяти километров, а ещё два дня покрывали по сорок километров, поскольку течение было быстрым, пороги не попадались, и нам приходилось только править шестами, не прибегая к вёслам и не застревая в пути из-за всяких неожиданностей. Пожалуй, этот участок маршрута можно было назвать самым удачным в плане нашего передвижения по реке. К берегу приставали только на ночлег часам к шести вечера. Спать ложились в десять часов, дежурили по очереди, просыпались в шесть утра, завтракали, и уже к семи были на плотах. Габриэль взял на себя обязанность отстреливать дичь к обеду и ужину, Семён ловил по ходу движения различную рыбу, я менялся с Мишей по уходу за Колей, а профессор руководил общим ходом работ по мере нашего продвижения. Мешочек с диковинными находками лежал в моём рюкзаке и постоянно пополнялся весьма необычными находками, но о них я расскажу позже, когда будет время у костра.

Зайчик постепенно выздоравливал.

Позавчера нам на глаза попалась арапаима – монстр, который водится только в Амазонке, и считающийся самой крупной пресноводной рыбой на планете, превосходящей размерами даже пресловутых сомов и пресноводных дельфинов. Это чудище выпрыгнуло из воды, разинуло пасть, обвело нас бестолковым мутным взглядом, ударило хвостом по краю плота и сгинуло в пучину, как и появилось. Зубы были с палец длиной. Пятиметровая рыбина, очевидно, ещё не слишком взрослая особь обдала нас фонтаном воды и едва не развалила на части плот с вещами, которым правил Габриэль. Он лишь печально улыбнулся и продолжил движение, будто ничего не произошло. После смерти своего брата наш проводник изменился до неузнаваемости, с каждым днём становясь всё грустнее и молчаливее. Мы прекрасно понимали его состояние, поэтому не лезли с лишними вопросами.

На исходе двадцать девятого дня пути, мы разбили лагерь вблизи начинающегося разлива Риу-Негру, освежевали две тушки агути (копчёная выдра была у нас в запасе), расположились на поляне, и профессор поведал нам, что Габриэль только что обнаружил в лесу неизвестную тропу, поросшую от времени высоким тростником, но всё же видимую опытным глазом.

- Что будем делать? – спросил он, когда мы ужинали под светом взошедшей луны. – Поплывём с утра дальше, или отправим кого-то в разведку, посмотреть, к чему или кому приведёт эта тропа? По словам Габриэля, в этой части джунглей не должно быть ни одного поселения, даже неизвестного науке.

- Давайте, я останусь с Колей, а вы, взяв провизии на двое суток, пройдётесь по этой тропе, - предложил Семён. – Если найдёте что-то или кого-то раньше, отправите за нами Габриэля. Если не найдёте – вернётесь назад, и мы просто потеряем два дня, отстав от графика не настолько уж далеко. Идёт? Еды вокруг навалом, Зайчик как раз окончательно отлежится, придёт в норму, а я с ружьём поохочусь на дичь и накопчу впрок мяса.

Начальник экспедиции долго размышлял над предложением, то и дело бросая взгляды на уже вполне осмысленно смотрящего Колю, затем решительно поднялся, подведя итог:

- Хорошо. Так и сделаем. Может нам и не придётся задерживаться. Всё необходимое у вас есть, Коля приходит в себя, а мы с утра постараемся разведать, что же это за тропа такая, которая ведёт в неизвестный район джунглей. Вполне возможно, наткнёмся на ещё одно неизученное цивилизацией племя, тогда и вернёмся назад с хорошими новостями.

На этом и решили.

Утором, ещё засветло, мы двинулись в заросли непроходимого леса, оставив в лагере наших двух друзей. С Семёном это было безопасно, рвался Миша, но профессор предпочёл Мишу держать при себе на случай какой-нибудь неожиданности. Его пудовые кулаки и мощная сила не раз приходились нам кстати, прежде чем эти неожиданности возникали.

Впереди шёл Габриэль, за ним я, сзади Алексей Степанович, а замыкал шествие молчаливый наш гигант. Это был тридцатый день нашего похода.

Месяц путешествия, можно сказать, позади.

№ 20.

Два ружья мы взяли с собой, два оставили в лагере Семёну с Колей. Он к утру полностью пришёл в себя и даже пытался проводить нас, но мы настояли, чтобы он ещё хотя бы день находился в полном покое. Провизии взяли минимум, зато запаслись водой, на случай, если по пути не будут попадаться какие-нибудь водоёмы.

Порою тропа терялась в заросших зарослях, но Габриэль своим прирождённым чутьём безошибочно находил нужное направление. К обеду прошли около восьми километров, лес начал постепенно редеть, и этот факт привёл нас к определённым размышлениям. Наконец, шедший впереди Габриэль указал рукой на берег небольшой, но, видимо, очень глубокой реки, поскольку она буквально кишела всевозможными кайманами и прочей живностью, а, как известно, кайманы обитают только в весьма глубоких водоёмах.

Прямо перед нами над речкой качался довольно трухлявый мост, сооружённый из тростника и растянувшийся на несколько десятков метров между двумя противоположными берегами. По бокам связанных между собой тростниковых реек свисали лиановые верёвки, служившие поручнями. При каждом порыве небольшого ветерка, он ходил ходуном, раскачивался в разные стороны и скрипел протяжным затяжным скрипом, отчего шум воды снизу казался слабее.

- Выхода нет, - объявил своё решение Алексей Степанович. – Придётся переходить на тот берег, хоть это висячее сооружение не вызывает во мне доверия. Похоже, им не пользовались уже несколько десятков лет. Другой вопрос: выдержит ли он нас, если мы двинемся гуськом?

- Думаю, нет, - откликнулся я. – Лучше переходить по одному. Габриэль первым, за ним Миша, как самый тяжёлый из нас, потом вы, а последним я.

Так, собственно, и поступили.

Как только проводник, пройдя осторожно по качавшемуся виадуку, оказался по ту сторону реки, следом двинулся Миша, невозмутимо поглядывая вниз с двадцатиметровой высоты на скопление кайманов, барахтающихся в воде. Их было не менее трёх десятков, и участок водоёма под мостом буквально бурлил, издавая противные звуки щёлкающих тут и там челюстей. Потом перешёл профессор, а за ним и я, едва не провалившись ногой в пустую прореху между деревянными настилами. Казалось, ещё шаг, и я полечу в тартарары, на съедение этим мерзким тварям, но, слава богу, всё обошлось благополучно. Меня подхватили дружеские руки и, отделавшись лёгким испугом, спустя минуту, я уже был на том берегу.

В таком же порядке мы двинулись дальше, оставляя за спиной мерзкое скопление ненасытных тварей, рассуждая, как бы этот мост выдержал нас и на обратном пути. По нему уже давно костёр плачет…

А уже к вечеру, когда начались сгущаться сумерки, перед нами стали возникать следы деятельности человека. Тропинка внезапно оборвалась, и мы оказались перед заросшим оврагом, явно выкопанным людскими руками для безопасности от хищников. По дну глубокого рва были натыканы деревянные заострённые колья, и некоторые из них ещё носили следы жертвенной крови, давно иссохшие от времени. С первого взгляда было видно, что здесь давно никто не бывал, поскольку всё было заброшено, неприкосновенно и пустынно. Осторожно преодолев овраг, друг за другом, мы оказались перед развернувшейся под нами величественной панорамой заброшенного каменного города, о котором нам рассказывал вождь из племени, где мы едва не остались праздновать несколько дней. Здания из камня ещё продолжали своё существование, но были покрыты многолетним мхом, лишайником, лианами и всевозможным кустарником, по ветвям которых тут и там носились обезьяны. Завидев незнакомцев, они пришли в настоящую ярость, принявшись кидаться в нас чем попало, начиная от иссохших веток, и заканчивая довольно увесистыми булыжниками.

- Прямо как у Киплинга в «Книге джунглей», - проговорил профессор, увёртываясь от летящего в него плода. – Помните, обезьяний город, где властвовали бандерлоги? Вот тут что-то похожее. И если наши хозяева боятся человека, следовательно, периодически с ним встречались.

- Или встречаются, - поправил я озабоченно. – Может, кто-нибудь сюда наведывается.

- Но следов-то нет.

- Это здесь нет. Мы ещё не вошли внутрь. Мост же кто-то соорудил несколько лет назад?

- Ты прав, Юра. Давайте поспешим, а то уже смеркается, и нам ещё нужно подыскать помещение под ночлег. Доставайте фонарики, держите оружие наготове: ещё неясно, с чем или кем нам придётся столкнуться.

Пробираясь таким образом среди заросших папоротником древних строений, мы углубились внутрь раскинутого среди леса города, кишащим обезьянами, летучими лисицами, змеями и бог весть ещё какой живностью.

Спустя некоторое время, минуя развалины гранитных обвалившихся зданий с арками, скульптурами всевозможных богов и прочим ритуальным обрамлением, мы вышли к центральной площади, ограждённой со всех сторон мраморными фонтанами, давно пришедшими в негодность. Первое большое многоэтажное здание представляло собой некий ритуальный храм, покоящийся на гранитном фундаменте, неизвестно каким образом, взявшимся здесь в бесконечных джунглях Амазонки. Всё вокруг, как я уже говорил, было покрыто мхом, лишайником, многолетней паутиной, но очертания шаманских ритуальных идолов угадывалось даже сквозь этот многолетний слой заброшенности и опустошения.

Первым через арку входа прошёл Габриэль, внимательно осматриваясь кругом и подавая нам знаки следовать за ним шаг в шаг, след в след. Под ногами клубками вились змеи, шныряли сколопендры, извивались метровые жужелицы, и нам совершенно не хотелось стать их первой добычей за последние несколько лет в образе человеческих существ, пришедших сюда незваными гостями. Следом за проводником двинулся Миша-полмизинца, так как профессор замешкался у какой-то выцветшей от времени статуи, освещая её фонариком и пытаясь осмыслить текст, написанный неизвестным на планете языком. Это он расскажет нам уже позже, когда такие же похожие неведомые надписи будут попадаться нам на всех скульптурах и мемориальных строениях, пришедших в негодность, но сохранивших неизвестный нам алфавит. Пройдя внутренний зал по диагонали, и осветив фонариками стены, на которых были изображены сцены повседневной жизни неизвестного нам народа, мы поспешили выйти наружу, поскольку кишащие под ногами пресмыкающиеся и тысячи насекомых готовы были заползти нам в ботинки, а это не предвещало ничего хорошего. Единственное, что мы успели заметить на фресках, это изображения сцен охоты, празднеств, ритуальных жертвоприношений и других культовых обрядов, будто перед нами за миг ока пронеслась целая история цивилизации, неупомянутой ни в одном учебнике мира.

Выйдя на открытый воздух после спёртого внутреннего запаха прогнившего дворца, мы еле перевели дух от возбуждения, охватившего нас с первых минут посещения этого неведомого города. Если посудить, то мы только что стали первооткрывателями новой, прежде неведомой ветви цивилизации, о которой не имеет понятия ни один учёный в мире! Тут стоило, о чём подумать…

Уже смеркалось. Пропали тени, но зато сами джунгли озарились новым всплеском жизни: ночные хищники вышли на охоту. Обезьяны попрятались в кронах каучуковых деревьев и пальм, отходя ко сну, утихли попугаи, усмирились мелкие грызуны, всё время шнырявшие под ногами, как только мы переступили первые развалины брошенных храмов. Спустя полчаса, мы облюбовали пустую каменную беседку с таинственными скульптурами, развели огонь и разогрели на вертеле мясо прокопченной нутрии, прихваченное с собой.

А ещё через несколько минут вернулся Габриэль, ушедший на разведку осмотреть местность, прилегающую к городу. Он был возбуждён и чем-то взволнован.

У меня противно засосало под ложечкой.

№ 21.

- Следы… - кратко проговорил он, когда мы уселись ужинать.

Профессор перевёл нам, что проводник, обходя строение за строением, внезапно наткнулся на свежие следы двух - трёхдневной давности, абсолютно не схожие на мокасины индейцев, обитающих в этих лесах. Это были отпечатки европейских ботинок с тракторными протекторами на подошвах. Такие носят в армии или вооружённых силах страны. Такие же носят и наёмники, вербуемые вглубь джунглей для поисков мифических ацтекских или инковских кладов. Следы ведут к одному из дальних зданий и возвращаются назад в джунгли параллельно пройденному нами мосту, только метрах в трёхстах от него.

- Выходит, мы тут не одни, - озабочено сделал вывод профессор. – Но делать уже нечего: своим костром и запахом жареного мяса мы обнаружили себя ещё прежде, чем устроились на ночлег. Так что, будем вести себя так, будто ни о чём не подозреваем, словно мы заблудшие путники, отставшие от основной команды большой научной экспедиции, но оружие держите наготове. Неизвестно ещё с кем мы можем столкнуться, может это такая же параллельная экспедиция, узнавшая об этом городе от шамана другого племени. А может…

Тут он с сомнением покачал головой, поскольку иных вариантов, в общем-то, не было. Точнее, они были, но о них пока не хотелось думать вслух: хотелось надеяться на лучшее. О том, что здесь могут находиться расхитители гробниц или мародёры, рыскающие по джунглям в поисках затерянных сокровищ, мы предпочитали умалчивать во избежание напрасной паники.

- Давайте плясать от лучшего, - задумчиво проговорил он пониженным тоном, бросая взгляды вокруг. Яркое пламя костра выделяло нас в сумраке как на ладони и, глазами показав нам на ружья, он незаметно придвинул к себе свой собственный пистолет Стечкина, с которым не расставался ни на минуту, особенно после нападения на Валю огромного питона. – Американцы, конечно, могут под шумок производить здесь какие-нибудь исследования, но что-то мне подсказывает, будь это у них научная экспедиция, мы бы обнаружили здесь палатки, оборудование и прочее оснащение изыскателей. Возможно так же, что эти следы принадлежат тем же индейцам, которые выменяли современную обувь на какие-нибудь местные реликвии в виде амулетов. Но оружие держите при себе, подмигнул он Габриэлю и Мише. Для меня винтовки не оказалось, и я довольствовался весьма внушительным мачете, доставшегося мне после смерти Даниэля.

- А следить за нами они не могут? – спросил я, придвигая нож ближе к себе. – Я имею в виду, не сейчас, а ещё прежде чем мы высадились перед грозой в этот район джунглей?

- Мы бы видели их издалека, кем бы они ни были, - с сомнением покачал головой Алексей Степанович. – Мы же последние дни плыли только на плотах, и сразу бы заметили их присутствие.

- А кому надо нас преследовать? – впервые подал голос Миша, любовно поглаживая приклад телескопической вертикальной двустволки.

- Вот этого-то я и не знаю, - хмуро отозвался начальник похода. – Мы не представляем никакой угрозы, у нас нет никаких ценных вещей, не считая мелких безделушек в мешочке Юры, мы не несём с собой никаких тайн…

Он на миг осёкся и обвёл нас внезапно озарившимся взглядом:

- Стоп!

Наступила пауза, в течение которой все вдруг осознали одно и то же.

- Боровский, - спустя минуту тихо проговорил Габриэль.

- Что?

- Боровский, - повторил он, и подкинул дрова в костёр. – Давно уже за нами следит.

- Откуда ты знаешь? – уставился на него профессор. – И почему молчал всё время?

- Не был уверен. Теперь знаю.

У костра повисла напряжённая тишина.

Что-то неуловимое, тяжёлое и исключительно тревожащее душу завитало в воздухе.

О ночном спокойствии теперь не могло быть и речи.

№ 22.

…Следы вели цепочкой к небольшому зданию с такими же рельефными фигурами, какие мы обнаружили вчера вечером, войдя в брошенный город. Ночь, на удивление прошла спокойно, хоть мы едва поспали и не смыкали глаз, дежуря по двое сразу. Следы шли туда и назад. Габриэль засветло сходил и определил количество ботинок, отпечатавшихся на грунте. Их было две пары, остальные четыре следа были, видимо, оставлены босиком. Пока мы наскоро завтракали, всю эту информацию он изложил профессору.

- Следовательно, - подвёл итог профессор, - двое европейцев и четверо наёмников. Так?

Габриэль хмуро кивнул.

- Что ж… - решительно поднялся начальник экспедиции, - Будем действовать по обстоятельствам и быть всегда наготове ко всяким неожиданностям. Насчёт нашего ускользнувшего фотографа, это пока только предположения. Не хотел вам вчера говорить, не до того было, но что-то мне подсказывает, что это могут быть обыкновенные мародёры, или, как их ещё называют – расхитители гробниц.

- А что им тут делать? – спросил я. – Город-то заброшенный, кроме скульптур и непонятных письменностей ничего нет для их поживы.

- В том-то и дело, - усмехнулся лукаво профессор. – Я вчера остановился у одной скульптуры, помните, задержался с фонариком? Так вот, друзья мои… - проговорил он, растягивая слова для пущего эффекта. – Эта скульптура была… из чистого зо-ло-та!

Мы дружно выдохнули, словно пребывали долгое время под водой.

Да! – подтвердил он. – Из ЗОЛОТА САМОЙ НАСТОЯЩЕЙ ВЫСШЕЙ ПРОБЫ. Цельная и монолитная. Мох и лишайник скрывали от нас её структуру, но я ковырнул ножом и едва не ослеп от брызнувшего под светом фонаря золотого блеска.

- Выходит, - предположил я спустя минуту полной тишины, - что и все остальные скульптуры, изваяния и рельефные лепки, которые мы принимали за гипсовые или мраморные, тоже из чистого золота?

- А вот это мы сейчас проверим, - воодушевился профессор, направляясь к ближайшему барельефу какого-то местного бога с рогатыми выростами на голове. Расчистив мох и отковырнув наросты грибковых отложений, он поскрёб ножом пьедестал, открыв нашему взору вожделённое сверкание жёлтого металла. Солнце так и играло своими бликами, ослепляя нас лучами солнечных зайчиков.

- И такие скульптуры повсеместно в этом городе! – с восхищением воскликнул он. – Вот вам и разгадка загадочных следов. Эти незнакомцы прибыли не за нами. Они, очевидно, каким-то образом знали об этом, теперь уже будем называть его, Золотом городе, и посетили его, чтобы начать расхищение.

Ещё какое-то время мы приходили в себя от столь грандиозной находки, размышляя, что делать дальше, затем, так ничего и не придумав, отправились через площадь к месту обнаружения следов, держа оружие наготове, и осматриваясь по сторонам, словно загнанный зверь на охоте.

То, что мы только что обнаружили, не вязалось сенсацией даже с письменностями неизвестного народа. Целый город из золотых скульптур! То, что вчера при свете луны мы принимали за мраморные изваяния, сейчас, при взошедшем солнце, сверкали всеми цветами радуги. Зрелище было настолько восхитительным, что мне пришлось зажмурить глаза, чтобы не ослепнуть. Золотой город! Кто бы мог подумать! Так вот о чём говорил нам вождь пьяным языком у ритуального костра с безумными танцами. Вот о каком городе он имел в виду, поведав нам, что в эту часть джунглей не ступала ни одна нога индейцев соседних племён, из-за непонятного проклятия, наложенного на этот город. Здесь, будто бы обитали злые духи, и пришедший сюда, назад не возвращался. Рельефные изображения неизвестных животных и растений, нигде не встречающихся на планете, окружали нас со всех сторон, вместе с высеченными из камня полубогов-полулюдей с огромными глазами. Присутствие загадочных дисков в руках иноземцев и наличие непонятных инструментов сразу наталкивало на мысль об их внеземном происхождении, так же как и изображения очевидных шлемов на голове в форме скафандров. И всё это великолепие сверкало на солнце, переливалось, блестело и манило к себе.

- Ничего не поделаешь, - вздохнул профессор, отгоняя прочь навязчивую мысль отпилить кусок скульптуры из чистого золота. – Перед нами иная цивилизация, и этот город подлежит всестороннему изучению, когда мы вернёмся на родину. Я соберу новую, более подготовленную экспедицию, и со своими коллегами отправлюсь сюда с уже, чисто научными целями. Это будет сенсация на весь мир!

- Мы тоже сюда вернёмся, - подхватил я, бросив взгляд на Мишу с Габриэлем. – Нас теперь связывает с Амазонкой не только этот пресловутый город, а ещё и потеря своих близких.

- Разумеется! – откликнулся профессор. – С новой экспедицией мы навестим захоронения Валюши с Даниэлем и перевезём их в надлежащее место. А пока, друзья мои, нам нужно поторапливаться засветло назад, чтобы успеть до ночи вернуться в лагерь к Зайчику с Семёном. Юра, - обратился он ко мне, - разрешаю отковырнуть тебе один из золотых пальцев вон того неизвестного идола, - показал он рукой на небольшую скульптуру, пальцы которой можно было при помощи Миши обрубить прикладом винтовки. Занятие трудное, но как раз по силам нашему гиганту. Что мы, собственно и сделали, уложив реликвию в мешочек моего рюкзака.

- Жаль, что не можем ничего сфотографировать, - посетовал Алексей Степанович. – Всё оборудование и фотоаппарат, в том числе, разнесло ураганом, и теперь нам придётся довольствоваться только координатами города, которые я занёс на карту. До населённого пункта Манауса мы бессильны что-либо предпринять.

Бросив прощальные взгляды на величественный город, мы ещё раз осмотрели цепочку следов, и вскоре уже покидали это грандиозное зрелище.

- Не зря мы всё-таки сделали вылазку, - заключил я. – Теперь об этом городе узнает весь мир!

Габриэль как-то загадочно и в то же время печально взглянул на меня, произнеся одну только фразу:

- Нужно ещё выбраться отсюда.

И затих, не проговорив больше ни слова.

Золотой город остался позади.

№ 23.

…А потом произошло это.

Возвратившись к шаткому виадуку, мы совершенно не позаботились осмотреть его вкопанные в землю опоры по бокам, к которым были привязаны толстые верёвки, державшие всю хилую конструкцию навесу. Раз выдержал в прошлый раз, следовательно, выдержит и впредь, подумали мы, начав переходить по нему реку. Кайманы внизу оживились, и вода буквально забурлила от их бестолковых рефлексных движений, когда добыча сама идёт тебе в пасть. Что, собственно, и случилось. Переходивший последним Миша, уже добравшись до середины раскачивающегося на ветру тростникового моста, вдруг как-то неловко вскинул руками, уцепился за верёвочные поручни, раздался противный треск, и одна из вкопанных опор буквально переломилась надвое, оставив после себя развороченный трухлявый пень. Мы уже стояли по ту сторону реки, переправившись благополучно на другую сторону, и наш предостерегающий крик запоздал разве что на секунду, когда мы с ужасом увидели, как вслед за первой опорой из земли выскочила вторая, затем по принципу домино начали рушиться друг за другом следующие опоры… и следующие… и следующие. Под удручающий скрип и треск мост начал разваливаться на глазах, сбрасывая вниз брёвна тростниковых настилов. Привлечённые падающими досками, четырёхметровые кайманы уже образовали круг, в центр которого полетел с высоты Миша-полмизинца. До воды было около тридцати метров, и пока Миша падал навстречу смерти, из наших глоток наружу рвался дикий рёв, сопряжённый с ужасом и безвыходностью чем-либо помочь. Мы стояли, выпучив глаза, ошеломлённые, безвольные, растерянные, и орали диким криком, который разносился далеко в округе, приводя в замешательство обезьян и прочих животных, пожелавших узнать, чем обусловлены такие жуткие крики. Больше всех кричал профессор, ухватившись за сердце, в то время как Габриэль раз за разом стрелял из ружья, посылая в ожесточении пулю за пулей в омерзительные раскрытые пасти, высовывающиеся из воды.

Миша упал прямо в копошащийся клубок десятка кайманов, которые тотчас принялись рвать на части его могучее тело, превратившееся в мгновение ока в окровавленные ошмётки растерзанной плоти. Несколько десятков секунд – и Миши не стало. Тело вместе с одеждой поделили между собой пять или шесть рептилий, вода ещё некоторое время побурлила, выпустила наверх кровавые пузыри и тут же успокоилась. Весь ужас занял какие-то банальные полторы минуты, не более. Опоздавшие на обед твари крутили мордами и шумно выдыхали через ноздри воздух. Река успокоилась, а мы всё ещё стояли, вцепившись руками в обвисшие верёвки, и продолжали дико орать, срывая голосовые связки в безутешном крике.

Миша-полмизинца перестал существовать.

Помню, как меня в сторону оттащил Габриэль, как Алексей Степанович бился в траве, вгрызаясь зубами во влажную почву, помню, как проводник, не потерявший присутствия духа, бросившись вниз, тут же остановился, когда с Мишей было уже всё кончено. Помню, как он отпаивал нас глотками спирта, а когда мы немного притихли, направился к вкопанным опорам моста, вернувшись назад с бледным и ожесточённым выражением лица.

- Подпилены, - были его слова.

Оцепеневшие, мы в кучке сидели на берегу и беспомощно следили за шныряющими туда-сюда рептилиями.

- Подпилены, - повторил Габриэль. Слёзы на его глазах высохли, и в их недобрых зрачках светилась решительность, не предвещавшая ничего хорошего тому, о ком он в этот момент думал.

Спустя какое-то время, уже более осмысленным взглядом профессор посмотрел на него опухшими от слёз глазами, спросив одно только слово.

- Кем?

Проводник подумал с секунду, затем выдавил из себя:

- Теми, кто за нами следил.

И именно тогда, сидя на берегу, я осознал…

Что мы скажем Зайчику, едва перенёсшему утрату своей возлюбленной? Как мы преподнесём ему смерть его лучшего друга, если он не пришёл в себя ещё после первого потрясения? Как он воспримет гибель Миши?

Ответов не было.

№ 24.

Помню, как возвращаясь назад в лагерь, я споткнулся о какую-то корягу, вытянулся плашмя во весь рост и едва не угодил ногой в образовавшуюся под ногами расщелину провала. Габриэль шёл впереди, то и дело останавливаясь, прислушиваясь к каждому звуку, внимательно глядя себе по ноги. За ним ковылял Алексей Степанович, а всю горестную процессию замыкал я, совершенно не осознавая, куда мы идём и зачем. Нелепая смерть нашего добродушного гиганта поразила меня настолько, что я едва смотрел по сторонам, абсолютно не проявляя интереса к окружающей меня действительности. Всё казалось каким-то зыбким, расплывчатым, нереальным. Я просто шёл по наитию, ступая след в след за остальными. Очевидно, то же самое в душе происходило и с начальником экспедиции. Алексей Степанович поминутно останавливался, приваливался к дереву, переводил дыхание и шмыгал носом от слёз, застилавших его потускневшие от горя глаза.

Помню, я зацепился за какую-то ветку полусгнившего пня, земля начала осыпаться, образовывая воронку, и я едва на свергнулся в тёмную дыру подземелья, увлекаемый внутрь вместе с глиной, сухими ветками и прочим природным мусором. Лишь в последний момент я успел ухватиться за толстую корягу, потянулся и высвободил ногу. При этом от выступа откололся, как мне показалось, какой-то невзрачный камень, весь облепленный глиной и, чисто рефлекторно сжав его в руке, я выполз наружу. Ещё секунда, и меня могла поглотить тьма, откуда я бы потом не возвратился.

Машинально обтерев от грязи, я сунул его в мешочек до лучших времён, попутно заметив, что величиною он был с куриное яйцо, и я даже не понял, что он собой представляет: кварц какой-нибудь или из породы хризолитов. Потом убедимся, решил я, совершенно не осознавая своих действий.

Пока я отряхивался и приводил себя в порядок, меня вдруг охватило необъяснимое чувство тревоги, будто за мной кто-то наблюдает, кто-то незримый, невидимый, прячущийся в кустах за пальмами, и не желающий, чтобы его обнаружили. Затылок мой буквально заныл от сверлящего насквозь взгляда. Профессор с проводником затерялись уже где-то вдали, и я видел лишь их мелькавшие среди деревьев спины, совершенно не имея возможность их окликнуть. Мною овладела настоящая волна паники, какая бывает, когда тебя необъяснимым образом накрывает всепоглощающий страх. Жуткое это чувство – стоять на краю опасной тропы и знать, что кто-то неведомый тебе прячется поблизости и наблюдает за тобой с какими-то, только ему известными намерениями. Поэтому, начисто забыв о своей только что обнаруженной находке, я поспешил к ушедшим вперёд коллегам по экспедиции, зная заранее, что ни единым словом не выдам им своего накатившего чувства смятения.

- Что-то случилось, Юра? – любопытно оглядел меня профессор, когда я, запыхавшийся от бега, нагнал их спустя пару минут. Меня, вероятно, выдала бледность лица и дрожащие руки, которыми я судорожно сжимал мачете.

- Вид у тебя такой, будто привидение увидел, - попытался с горечью пошутить он, приподнимая москитную сетку и вытирая вспотевшее лицо. – Мы уж думали остановиться и подождать тебя. В кусты приспичило? – понимающе спросил он.

- Да нет… просто едва не провалился в какой-то разлом подземелья. Очевидно, там под пластом травы и почвы находилась самая настоящая пещера, а мы и не заметили, пройдя её в стороне. Если бы не нога, застрявшая в расщелине, свалился бы внутрь и не успел бы крикнуть. Но, слава богу, всё обошлось, не придавайте значения.

О своих страхах и сомнениях я, как и наказал себе ранее, не обмолвился ни словом. Не до того сейчас было. После того как вернёмся в лагерь, после того как расскажем всё Зайчику, после его, в общем-то вполне ожидаемой истерики, когда всё через пару дней вернётся в норму, вот тогда, возможно, и поделюсь со всеми своим опасением. Не раньше.

В тот момент я не придал особого значения своей находке, а ведь именно этот камень в дальнейшем сыграет одну из ключевых ролей в моих дневниках.

…Но я ещё не знал тогда об этом.

№ 25.

Наверное, не стоит описывать здесь нашу встречу в лагере, когда мы, скрепя сердце, объявили выбежавшему навстречу нам Зайчику о трагической гибели его второго близкого для него друга.

Он лишь обвёл нас непонимающим взглядом, заметил, что Миши действительно с нами нет, аккуратно отстранился от нас, медленной походкой отошёл к дереву, присел, и затих до самых сумерек, абсолютно не подавая никаких признаков жизни, превратившись в застывшую на века мумию.

Когда вернулся с охоты Семён и приветствовал нас издалека радостным помахиванием убитой им дичи, он сразу понял по нашим лицам, что произошла какая-то катастрофа.

- Миша, - коротко сказал я, и он тут же сполз спиной по дереву на землю.

- Ох! – только и смог проговорить он. Затем через минуту:

- Зайчик знает уже?

Я молча показал рукой в сторону поваленного дерева, на котором в застывшей позе, выделяясь на фоне цветущих джунглей, сидел без движения Коля.

- Сейчас лучше его не беспокоить.

- Да, - хмуро и озабоченно откликнулся Семён и протяжно выдохнул. – Только начал приходить в себя после Валюши, и тут… - он снова выдохнул.

Так и просидели мы до самого утра у костра, ни разу не сомкнув глаз и не разговаривая ни о чём, если не считать краткого изложения о Мишиной гибели в мерзких пастях прожорливых кайманов.

Утром, когда только солнце позолотило верхушки деревьев, мы оставили это проклятое место и, усадив безучастного ко всему Колю на плот, отчалили, покрывая расстояние в десятки километров за день и всё ближе приближаясь к большому портовому городу Манаусу, где нас ждала свежая постель, запасы провизии и новый этап продолжения маршрута. Что касается Коли, то смерть Миши он перенёс, на удивление, более стойко, нежели потерю Валюши. Очевидно, это обусловливается тем, что он не присутствовал лично при его смерти и не видел воочию своими глазами, как его друг падал с тридцатиметровой высоты в бурлящую мерзкими тварями реку. Он не видел как его растерзали и разорвали на части, иначе Коля просто бы потерял рассудок, как прежде с ним случилось, когда он собственными глазами видел анаконду, заглатывавшую Валю целиком своей разинутой пастью. Колю спасло неведение произошедшего. Он ни разу не спросил, каким образом погиб Миша, а мы, разумеется, ни словом не обмолвились, ни о подпиленных кем-то опорах, ни о кайманах, ни о таинственных следах, обнаруженных нами. Когда, по истечении недели, мы, пересев на катер в одной из деревень уже подплывали к каналам и верфям Манауса и Коля стал более разговорчивым, отвечая на наши вопросы о своём состоянии, мы рассказали ему о Золотом городе, умолчав обо всём остальном. Абсолютно не проявив никакого интереса к сокровищам, наш друг лишь покачал головой, давая понять, что ему это совершенно безразлично.

Сейчас мы на катере приближаемся к первым докам и верфям огромного порта, где нам предстоит отдых в течении двух дней. Затем снова в дорогу.

Так заканчивается первый этап нашего путешествия.

Скоро нас станет меньше…