Читать онлайн
"Генезис Мрака"

Словно безбрежный океан из серой ваты, небо растекалось над горизонтом, непрестанно орошая землю противным дождём. Холодные струи, словно слезы небес, хлестали по лицу, заполняя распахнутые глаза и стекая по вискам к ушам, смывая в грязь последние проблески надежды.

В ржавой железной клетке, где ржавые прутья, словно хищные пальцы, казалось, впивались в его плоть, Саббатон чувствовал себя беззащитным пленником. Сколько дней и ночей он трясся в этом кошмаре под проливным дождём, он уже не помнил. Время словно растворилось в серой пелене дождя и безысходности.

Детство, беззаботное и безмятежное, словно ускользающая тень, давно покинуло его, оставив лишь пустоту и горечь утраты. Юношеские бури и терзания, положенные каждому мальчику на пути к взрослению, давно угасли в его душе, оставив лишь пепел разочарования и равнодушия. Взрослость, манящая и пугающая одновременно, казалась ему недостижимой вершиной, окутанной туманом неизвестности. Всё давно перебродило внутри и испарилось вместе с желанием стать взрослым. Ведь старшие такие гадкие. Отвратные. Мерзостные…

Образ брата Кардана, погибшего тридцать лет назад, терзал его душу, не давая покоя ни днем, ни ночью. Его грозный силуэт с окровавленным мечом навис над мальчиком, изгоняя его из замка в жалкую унылую жизнь будущего пажа ведьмы.

В его душе клокотала яростная буря. Злость, тлеющая в нем долгие годы, разгорелась с новой силой с появлением в его судьбе Юлии, убогой племянницы.

«О, Тёмный Властелин, за что ты обрушил на меня это испытание? Неужели это очередная насмешка судьбы, посланная мне мёртвым братом? Чтобы окончательно сломить меня, втоптать в грязь жалкие крохи моей гордости?»

В отчаянии он взывал к неведомым силам, не в силах смириться с несправедливостью судьбы.

Вспомнив о потерянной руке, Саббатон ощутил, как в нем с утроенной силой вскипает ярость, словно клубок раскалённых змей. Фантомная боль пронзила его, и он, стиснув зубы, сжал воздух, словно сжимая в ней свою утраченную руку. Зуд, словно рой голодных мух, терзал его даже в объятиях сна. А по ночам ему снилось, что на месте раны вырастает нечто мерзкое и чужеродное, предвестник новых мучений и изгнания.

Страх сковывал его, не позволяя сорвать с культи окровавленную повязку. Взглянув на рану, он с ужасом увидел: из лоскутов окровавленной плоти и запёкшейся крови, словно из кошмарного сна, проступало нечто уродливое и противоестественное. Он с дрожью в руках забинтовал культю, стараясь утаить от самого себя мерзкое изменение, что творилось под повязкой. С тех пор он не решался снять повязку, чувствуя, как под ней что-то шевелится, словно зарождалась новая, жуткая жизнь.

Зажмурив глаза, Саббатон смыл с них ледяные струи дождя и, свернувшись в комок, попытался согреться. Холод пробрался до самых костей, и он инстинктивно свернулся в клубок, ища хоть каплю тепла. Вокруг него заворочались люди, недовольно бормоча во сне.

— Тихо ты там! — прошипела сквозь сон обнажённая женщина.

Где-то рядом всхлипнула маленькая девочка. Кто-то грубо толкнул его ногой в спину, а затем, не церемонясь, закинул на него свою тёплую ногу. Тепло чужого тела немного согрело Саббатона, но он все ещё дрожал от холода и отчаяния.

Стиснув зубы, Саббатон проглотил обиду. По вине Юлии он стал невольником, бездомным рабом, которого везли на продажу. Позади остались Кагода, развалины родного замка ди Ванэско, Оурден и ещё несколько деревень. Повозка монотонно катила на запад. Куда именно — неизвестно. Солдаты, управлявшие этими тюремными повозками, что-то бормотали о Катре и невольничьем рынке, организованном там на скорую руку. С каждой лигой вереница этих тюрем на колёсах становилась все длиннее. Ловили всех, кого могли, без разбора.

В который раз Саббатон мысленно прокручивал события тех дней, пытаясь понять, как он так глупо попался в руки мародёров. Разбитые на поле боя, они сбились в шайки и, не найдя иного применения своим «боевым» навыкам, пустились в охоту за людьми. В его памяти, словно в тумане, вновь и вновь проносились те роковые события...

От вида мальчика конь вначале шарахнулся, словно от чудовища, но потом успокоился и фыркнул, обнюхав здоровую руку Саббатона. Мальчик запрыгнул в седло, крепко зажал поводья культей и ударил пятками по бокам.

Энея и Яон провожали его призрачным светом, пока не растворились вдали. Конь мчался, повинуясь лишь инстинктам. Дважды он спотыкался, и Саббатон едва не вылетел из седла, но обмотанная вожжами культя удержала его. Невыносимая боль пронзила руку, возвращая мальчика в реальность. Он пришпорил коня, и тот скакал до изнеможения, пока не рухнул замертво, едва не придавив Саббатона. Пронзительная боль вновь пронзила руку, и где-то рядом прозвучал тихий шёпот, показавшийся мальчику угрозой: «Ты будешь страдать...».

Лишь эхо того голоса, что тридцать лет терзало его душу, умоляя открыть дверь в этот мир.

— Плевать! — прошептал Саббатон, высвободив культю из вожжей. Он поднялся и растворился в непроглядной тьме. Сколько бы он ни вглядывался в неё, пытаясь разглядеть хоть что-то, тщетно.

Вокруг царила тишина, будто конь унёс его далеко от поля битвы, где стихли стоны и лязг оружия. В измученном сознании мальчика роились образы чудовищ, но чем могли они его напугать, видавшего кошмары куда страшнее за тридцать лет жизни с Жанной?

— Жрите, да не подавитесь! — бросил Саббатон в темноту, обращаясь к неведомым тварям, и упал рядом с мёртвой лошадью. Он прижался к тёплому, сырому боку животного, обнял культю, словно младенца, и почти сразу же заснул.

И впервые в жизни ему не снился ни Азраид, ни Кардан, ни другие кошмары, терзавшие его все эти годы. Будто с исчезновением Владыки Мрака ушли и его жуткие посланники.

Саббатона разбудил громкий чавкающий звук, словно рядом пировали дикие звери. Он открыл глаза, но тьма была непроглядной. Значит, сон был так короток, что ночь не успела укрыться своим покрывалом. Лишь яркие звезды давали понять, что он еще жив, а не растворился в вечной темноте, как все живое.

Он приподнялся из-за туши мертвой лошади, которая сотрясалась от резких движений неведомого существа, терзающего ее. В темноте, едва освещаемой звездами, мальчишечьи глаза, привыкшие к мраку, различили два черных силуэта. Четыре тускло мерцающих глаза не замечали его — твари были поглощены трапезой.

Саббатон не мог разглядеть, кто эти звери, но тьма его скрывала, а запах пота кобылы и крови заглушал его человеческий запах.

Страх сковал его, а мысли зароились с утроенной скоростью. Будь он настоящим магом, он бы что-нибудь сотворил, но мальчик мог лишь подавлять силу ведьм и чародеев. Что же делать с этими голодными тварями, он не знал.

Страх — главный двигатель человека. Он будит в нас дремавшие инстинкты и задействует неведомые механизмы, помогая вырваться из пасти смерти.

Саббатон медленно и осторожно попятился. Его худое тело почти не ощущало сухой травы. Но он не мог оторвать взгляд от левой руки — резкая боль могла выдать его. Сорокалетний мальчишка, затаив дыхание, уполз к ближайшему валуну. Но темнота сыграла с ним злую шутку — под рукой не оказалось опоры, и он кувыркнулся назад.

Склон был крутым настолько, чтобы скатиться, но не сорваться вниз. Саббатон пытался зацепиться за что-нибудь, но трава вырывалась с корнем, а камни катились следом. Звери, услышав шум, пустились в погоню. Пологий склон лишь ускорял их. Мальчик слышал, как под их лапами сыпались камни, и их страшное рычание, словно они уже делили добычу, которую ещё не поймали.

Это, возможно, была его последняя горка. Звери могли догнать его, или он разобьётся о камень, и…

Мир вокруг вертелся, словно в ярмарочном колесе, куда Жанна когда-то поместила его и крутила до изнеможения, забавляясь не мальчиком, а своей властью над ним.

Теперь же было ещё страшнее — темнота не позволяла разглядеть, куда несётся мальчик, а мелкие камни рвали в клочья одежду и, наверное, его кожу. Он чувствовал боль везде, и в последние мгновения старался прикрыть руками голову. Одной рукой… и единственная мысль пульсировала в голове: «Куда же я качусь?»

Это всё, что успело промелькнуть в его сознании. Склон неожиданно оборвался, и Саббатон полетел в пропасть. Из груди вырвался первобытный крик отчаяния, и… мальчик рухнул на что-то мягкое и шевелящееся.

Это существо, вскочив на ноги, осыпая мальчика ругательствами, направило на него меч, блеснувший в свете крохотного костра, невидимого сверху. Рядом тут же зашевелились, просыпаясь, другие люди. Солдаты короля, а это были именно они, удивлённо смотрели на мальчика и нехотя тянулись к оружию. Но когда на воина, разбуженного Саббатоном, набросились преследовавшие мальчишку звери, все вскочили и бросились во тьму, спасать товарища.

Статный светловолосый мужчина с острым взглядом остался один. Пока Саббатон корчился от боли, он внимательно его разглядывал.

— Кто ты, парень? Что делаешь один в такой тьме и в таких глухих местах? — спросил он, даже не моргнув на крики своих товарищей и вой тварей.

Но Саббатон, уже вскочив на ноги, бросился во тьму. Его никто не преследовал, следом лишь донёсся крик мужчины:

— Стой, дурак! Куда ты? Разве во тьме лучше, чем с людьми? Эй, парень? Слышишь? Вернись! Здесь безопасно!..

Саббатон бежал, не оглядываясь. Все люди и звери были ему чужими. Он не чувствовал себя в безопасности ни с кем. Бежал, спотыкаясь и падая, пока не забился наощупь в какую-то каменную щель.

Утро окрасило небо и вершины гор в алый цвет. Мальчик, наконец, решился выползти из убежища. Горы, редкая растительность на склонах, вдалеке — дымящиеся столбы и стаи птиц над побоищем. Саббатон глянул вдоль оврага, где он оказался ночью, и с облегчением вздохнул: ни зверей, ни солдат рядом. Повезло, а то не сносить головы, а то и всего тела.

С уходом Мрака ушли и все магические «фокусы», которые когда-то творил руками мальчик. Исчезла возможность мгновенно исчезать и перемещаться на далёкие расстояния. Минувшей ночью такая магия очень пригодилась бы Саббатону, но… сейчас с ним была только способность блокировать магические силы других ведьм или волшебников. На обычных людей или тварей его сила не действовала.

Он вздохнул: «А жаль!»

Ему могли представиться безграничные возможности по управлению людьми, но… всё это ушло с Азраидом. Он дал, он и взял, хотя обещал когда-то, что Саббатон станет правителем всех земель. Какая ирония! Пока Азраид был с ним, мальчик бесспорно верил этому посулу и потому действовал. А сейчас, когда ошмётки армии Эльмира Третьего бежали и прятались в ущельях и пещерах вокруг Долины Оракулов и Красных драконов, Саббатону хочется смеяться от собственной глупости. Если даже королю с армией не удалось стать единым правителем мира, то куда ему тягаться?

Получается… Азраид лгал? Дал силу, чтобы подловить Юлию? И всё? Но это же значит, что целью Владыки Мрака был не он, а его племянница! И теперь, когда их пути разошлись, Азраиду он вряд ли уже понадобится.

И это мальчику совсем не понравилось. Не к этому он стремился и не этого хотел. Злость с новой силой заклокотала внутри, заставляя играть мышцами скулы и в старческих спазмах сжиматься кулаки.

— Пошёл ты, призрачный бог… — прошептал Саббатон в тёмно-синее небо. — На твои обещания плевать! Слышишь? Я сам пробьюсь к власти! Обещаю! И никто! Слышишь? Никто меня не остановит! А тебя больше не пущу в голову — будешь из небытия смотреть, как я воплощаю твой замысел, но не для тебя! Слышишь?

Злость, позволившая Азраиду проникнуть в мир через Саббатона, теперь станет его опорой. Эту мысль, как мантру, мальчик повторял раз за разом, пока яркое солнце не поднялось в зенит.

Он осмотрел себя: окровавленная повязка на левой руке, тело в порезах и ссадинах, еле прикрытое рваным тряпьём, бывшим некогда крестьянской тогой. Похромал — где-то на склоне повредил колено — к ручью, что тёк по оврагу. Осмотрел унылое и худое отражение, умылся, напился и решил было идти вдоль ручья, который обязательно выведет в долину одного из предгорных графств — ди Ванэско, Олуок или Триду, но его планы опять откладывались. В ручей напротив встала чья-то голая и ужасно волосатая нога.

— Нью-ка посмьётри на мениа, щеньок! — приказал незнакомец с жутким акцентом. Саббатон поднял голову и обомлел. Перед ним стоял тощий и грязный тронг, из тех, что Юлия положила в горах в угоду Азраиду. Но видно один выжил.

— Тьи! — рявкнул тронг, к которому пришло узнавание. Его лицо перекосило, а рука с ножом затряслась от предчувствия скорой и сладкой мести. — Этьо тьи быль там! Вместье с этьой ведьмьой! А ньу-ка, идьи суда!

Тронг, обезумев, с ножом наперевес бросился на Саббатона. Он был уверен, что мальчик помогал ведьме убивать его соплеменников в горах.

Саббатон, хотя и был ранен, ловко отскочил. Острое лезвие просвистело у самого его носа, но не задело. Тронг зарычал:

— Стойять! Отродие ведьмьи! Я тебья порьежу на куськи…

Он прыгал, словно дикое животное — резво и точно, заставляя Саббатона отступать с такой же прытью. Любая заминка — и нож исполосовал бы его.

В итоге, камни снова сыграли свою роль. Саббатон споткнулся и упал на спину. Тронг же с яростным удовлетворением накинулся на него сверху, занося нож для смертельного удара. Но в последний момент его голова качнулась от внезапного удара, и он рухнул набок.

Саббатон удивлённо выдохнул и попытался подняться. Но вместо тронга перед ним появился угрур и, как и тронга, камнем вырубил его.

Очнувшись, Саббатон встретил злобный взгляд тронга. Угруры, те ещё шутники, связали пленников и усадили их друг напротив друга. Теперь тронг, пылающий ненавистью, мог полностью сосредоточиться на враге.

Естественно, Саббатон был вынужден постоянно ощущать на себе все чувства и мысли этого чуждого для любого нормального человека существа.

— Не ровьен час, я выбьерусь отсьюда! Но в этьот раз я будью убьивать тебья медленьё…

Пока тронг в подробностях расписывал мальчику свою будущую месть, Саббатон невольно оглядывался. Угруров было всего десять. Вероятно, это те, кто участвовал в битве в Долине, а потом был вынужден бежать и скрываться. Для выживания в этих землях существам, чей рост едва достигал половины человеческого, приходилось держаться группами.

Для привала они выбрали небольшую пещеру, где горел костёр. Грязные угруры, с давно не мытой шерстью, в пыльных и окровавленных кожаных доспехах, сидели вокруг костра, чистили оружие — короткие мечи и топоры — и что-то бурно обсуждали на своём языке.

— Я тебья… — не унимался тронг. Мальчик, наконец, не выдержал.

— Ты можешь хоть тысячу раз убивать меня в своих фантазиях, — прошептал он, кивнув в сторону угруров, — но у тебя есть конкуренты. Угруры, как известно, не прочь полакомиться человечиной, да и тронгятина им по вкусу… Как думаешь, зачем нас взяли в плен?

Тронг осёкся. В его глазах постепенно проступало понимание, а затем, кажется, мелькнул ужас. Перспектива быть съеденным была понятна даже такому существу, как тронг.

И вместо того, чтобы заткнуться и потянуть время до возможного запекания на костре, он вытаращил глаза и совершенно диким голосом заорал, что есть мочи:

— Спасьитье! Памагьитье! — а потом вспомнил, что он, всё-таки, тронг, и перешёл на свой язык: — Варга! Варга! Сунга унгдон!

Саббатон закрыл глаза. Если раньше была хоть тень надежды, что угруры подождут с ужином до вечера, то теперь она испарилась, как дурная фантазия.

Трое угруров, вскочив на ноги, с разъярёнными мордами и огромными ножами двинулись к пленникам. Двое к тронгу, один к Саббатону.

В последние мгновения жизни тронг верещал, как свинья перед убоем. Когда кровь из перерезанного горла брызнула на лицо Саббатона, он зажмурился, ожидая своей участи. Но угрур лишь хладнокровно хлопнул его по щеке.

— Не вякай! — рявкнул он. — А то ты следующий… У?

— У! У! — покорно согласился Саббатон. Угрур присоединился к товарищам, которые тащили тело тронга к костру.

Мальчик судорожно выдохнул: ему дарована отсрочка, минимум до утра, максимум до следующего вечера, пока не кончатся остатки тронга. Нужно использовать это время с умом и придумать план побега.

Но мысли, как спастись и избежать участи тронга, никак не приходили. Верёвки были слишком крепкими, чтобы их перерезать. Тяжелее всего дались ночь и вечер, когда по пещере разлился манящий запах жареного мяса. Саббатон не только ощутил жуткий голод, но и настоящее отвращение. Он никогда не думал, что будет пускать слюни от запаха пекущегося тронга. И даже мысль, что он может стать следующим блюдом, не подавляла его проснувшийся аппетит.

Мальчик благодарил всех богов, — каких угодно, — за то, что угруры забыли о нем и не стали кормить его мясом тронга. Возможно, они уже не считали его человеком, а будущему ужину или обеду — по определению, еда не полагалась.

Запах стал его личным мучителем до утра. Он не давал желудку успокоиться, а обильно выделяющиеся слюни мешали уснуть. Под храп угруров Саббатон еле сомкнул глаза, а в темноте, едва освещаемой догорающим костром, ему постоянно мерещился ухмыляющийся лик Азраида.

Утром его грубо разбудили и заставили идти следом. Невыспавшийся и измученный мальчик, еле переставляя ноги и шатаясь, брёл среди угруров, лишь краем поблёкшего сознания осознавая, что к вечеру тоже станет ужином.

Его взгляд цеплялся за камни и кусты, иногда мельком ловя лучи солнца. В горле ком обиды, сдавливающий всё внутри, подталкивал к самоубийству. Хотелось орать, но тридцатилетний опыт жизни с Жанной и каждодневная закалка пленённого ребёнка её подлостью не дали Саббатону издать ни звука. И уж точно он никогда не посмел бы добровольно расстаться с жизнью. Хоть какой-то плюс от бытия с ведьмой — неприхотливость.

Овраг, словно змея, вился между холмов, которые росли с каждым шагом, превращаясь в неприступные скалы, а овраг — в глубокое ущелье. Камни на дне становились крупнее, их края острее. Саббатон, перешагивая через них или перепрыгивая, всё больше выбивался из сил, спотыкаясь и падая несколько раз за день.

После пятого падения, когда он снова ударился лицом о валун, но из-за апатии не почувствовал боли, его грубо схватили за шиворот, поднесли к горлу нож — возможно, тот самый, которым убили Тронга — и рявкнули:

— Твоя идти! Живо! Иль я порезать тебя на десять кусков и раздать собратьям. Слышишь?

Но Саббатону было всё равно. Казалось, что мир вокруг погрузился в пульсирующий мрак, и он постепенно становится темнее… и темнее… очень хотелось спать или… умереть.

— Ну же, — прошептал Саббатон. — Закончи это мучение. Делай своё дело. Я больше никуда не пойду.

Угрур замахнулся ножом, чтобы перерезать мальчику горло. Саббатон закрыл глаза, готовый встретить смерть. Но вместо этого раздался удар, и мёртвый угрур рухнул на него.

Мальчик распахнул глаза и уставился на окровавленную макушку на своей груди. Из неё вытекало что-то мерзкое.

Со стороны ущелья доносились крики оставшихся угруров. Саббатон, собрав последние силы, столкнул тело врага и оглянулся.

С крутых утёсов на его пленителей сыпались камни. Через несколько тревожных мгновений все угруры были мертвы.

Саббатон попытался подняться, чтобы скрыться в горах, но ноги не слушались. Он упал на спину, и глаза сами собой закрылись.

Очнувшись, он увидел перед собой расплывчатое лицо светловолосого воина, того самого, что пытался спасти его от солдат короля.

«Несуществующего короля», — напомнил себе Саббатон. «Боги, как это было давно…»

— Алика! — воскликнул мужчина. Хмурые и грязные воины, стоявшие рядом, расступились, пропуская к нему девочку лет Саббатона. Она бросила на него косой взгляд и повернулась к светловолосому предводителю.

— Да, отец?

— Оботри его, намажь раны эликсиром Сионны, найди одежду, — распорядился он.

— Хорошо, отец, — отозвалась Алика и быстро упорхнула сквозь строй солдат, видимо, за тряпками и эликсиром.

Один из воинов обеспокоенно произнёс:

— Сир Ангдар, разведчики докладывают, что неподалёку видели отряд Сифа Раонрога. Нам стоит объединиться и вместе двигаться в Оурдэн. Предгорья кишат бывшими союзниками, сами видите. Вот и угруры никуда не делись. Если так пойдёт, мы вообще не выберемся отсюда. С каждой тварью придётся разбираться отдельно.

Ангдар, сидевший рядом с мальчиком, помолчал, а затем неторопливо произнес:

— Тебе, Имчек, не мешало бы выставить дозорного. В остальном ты прав: предгорье кишит тварями и отрядами бывших союзников, озлобленных поражением. Озверели, одичали. Так что за округой глаз да глаз. А вот Сиф Раонрог — гнида редкостная. Доводилось мне с ним по службе сталкиваться, урод немыслимый. Прежде чем с ним и его отрядом связываться, надо бы разузнать его настроения. Исход битвы в Долине Оракулов и Красных Драконов мог на его планы повлиять. Короля нет, и теперь таких мерзавцев никто не сдерживает.

— Что же делать, сир? — спросил Имчек.

Ангдар лишь взглянул на него, и мужик по тяжёлому взгляду всё понял.

— Ты и ты, — скомандовал он, — за южным и северным концами ущелья следите. А ты… — он указал на третьего воина, — наверх, за горами смотри.

Когда солдаты разошлись и к Саббатону подсела Алика, Ангдар продолжил:

— Мрак — не Тьма. Тьма — это абсолют, где не живёт ничто. А Мрак — это пограничное состояние тьмы. В нём рождаются и собираются, как мухи на… впрочем, не только мухи, но и другие твари, все с пограничным разумом. Те, кого обманули, не поняли, не послушали, обидели или не приняли на светлой стороне.

Эти существа, кем бы они ни были и как бы ни пропитались мраком, впитывают его ещё больше. Настолько, что становятся частью этого мира. И, как ни странно, они могут вернуться на светлую сторону, но мрак так пропитан мнимой свободой, что они не хотят...

— Отец, — перебила Ангдара Алика, — мне кажется, этот мальчик скоро умрёт, а ты ему про Мрак и как сложно из него выбраться. Ещё чуть-чуть и он начнёт бредить.

— Не переживай, дочь, — отозвался отец. — На пути туда ему нужно будет чётко осознать, что Свет не так беспомощен, а Мрак не ведёт к свободе. Там тоже придётся делать выбор: куда отправить бессмертную душу — в тернистый свет или в манящую тьму. Сейчас мальчику важно слушать что угодно, лишь бы не терять сознание, не погружаться во мрак. А мне давно хотелось высказаться. Я вот не вовремя понял, куда нас всех ведёт король, и… вот я здесь, а Тантара скатывается в пропасть анархии и хаоса. А твари, которые раньше и носа не высовывали из своих нор, теперь разгуливают на свободе и творят что хотят. Вчера только мы уничтожили три стаи краунов, два отряда угруров и стаю сэрилов. Откуда они здесь вообще взялись? Впрочем, неважно. А о Мраке главное знать: чем свободнее ты себя чувствуешь, тем крепче цепь, на которой сидишь. Вот король…

Ангдар не успел договорить. Сквозь пелену перед глазами Саббатон еле разглядел, как огромный камень обрушился на плечи предводителя. Раздался хруст, и уши заложило от вопля Алики. Она вскочила и бросилась к отцу. К Ангдару подбежал Имчек, и после короткого осмотра вскочил на ноги и заорал:

— Тревога! Враг окружает! Защищаться! Готовиться к бою!

Крики сражающихся и звон оружия эхом разносились по ущелью. Имчек, выхватив из ножен длинный меч, ринулся в бой, скрываясь из виду Саббатона. Мальчику оставалось лишь надеяться, что Ангдар выживет, но судя по воплям и рыданиям его дочери, дела обстояли плачевно…

Звуки битвы стихали, то тут, то там раздавались предсмертные хрипы. Имчек вновь появился в поле зрения Саббатона, но уже отступая и отражая удары другого воина. Здорового детины в блестящих латах, вооружённого огромным мечом и щитом. Из-под забрала черного шлема выбивалась густая черная борода.

Несколько мощных ударов, и Имчек, рассечённый почти пополам, упал на камни.

Чернобородый, которым, скорее всего, был Сиф Раонрог, быстро подошёл к Ангдару и одним пинком сбил Алику с ног, а затем встал над поверженным солдатом.

— Сиф! — еле слышно прохрипел Ангдар. — Что ты делаешь? Мы же союзники!

— О какой стороне ты говоришь, Ангдар? — прорычал Сиф. — О несуществующем королевстве Эльмира Третьего? Этот слизняк не дал нам ничего при жизни, и после смерти от него ничего не жди! А новый мир сулит огромные прибыли, и я его не уничтожу, но вот использовать… использовать ради выгоды я всегда готов. Например, твою дочь, Ангдар. Через несколько лет она станет красоткой. Продать её в нужное место — и можно неплохо нажиться.

— Не смей, Сиф! — прохрипел Ангдар, но что он мог сделать, изломанный под завалами?

— А этот мальчишка? — не обращая внимания на Ангдара, продолжил Сиф и кивнул в сторону Саббатона. — Он может работать где угодно, а чуть подрастёт — вообще цены ему не будет. Знаешь, сколько людей готовы платить за выносливых рабов? А есть и те, у кого тараканы в голове, и им подавай мальчиков и девочек для утех. Противно, да, Ангдар? Но деньги, милый Ангдар, не будут мне потом шептать, какой я плохой. Верно?

Пока Сиф говорил, к нему подходили его люди, ухмыляясь и слушая речь вождя. Им была понятна его жажда наживы, его готовность продать что угодно и кого угодно.

— Ответишь за это! — прохрипел Ангдар, с трудом сдерживая стон от боли.

— Кому, Ангдар? Кому? — ухмыльнулся Сиф. — Оглянись, вся Тантара — это поле возможностей. Пошевелишься — возвысишься, нет — и следа от тебя не останется!

С этими словами Сиф наступил на сломанную спину Ангдара, и тот вскрикнул от боли. Его крик эхом прокатился по ущелью, а затем Сиф надавил сильнее, и солдат умер.

— Заберите его дочь и мальчишку! — приказал Сиф Раонрог своим людям. — У нас будет прибыльное дело. Пока эти жалкие людишки не опомнились, нужно поймать как можно больше таких. А потом отправимся в Катру и начнём торговать!

Ущелье вновь наполнил крик. Но теперь это был отвратительный крик радости шакалов, что подвывают новому вожаку.

Саббатон закрыл глаза. Он бы предпочел стать пищей угруров, чем терпеть эту банду головорезов, собранную из солдат короля.

Их предводителем был Сиф Раонрог, бугай, больше похожий на бандита, чем на воина. Не ходи он в солдатской амуниции, его, наверное, давно бы арестовали.

Его опасения оправдались. Их с Аликой бросили в холодную железную клетку, где им приходилось спать на тонкой прослойке соломы. Ели они то, что кидали солдаты: гнилые огрызки и траву.

По ночам Саббатон не мог спать из-за тоскливого воя спящей девочки. Наверное, ей снилось что-то ужасное, навеянное смертью отца. Но мальчик не мог проникнуться её трагедией. Чувства ушли давно, и он давно забыл, что такое жалость и сострадание.

А через неделю скитаний по предгорьям Сизых гор ночью к ним залез один из солдат и утащил куда-то Алику.

Пол ночи потом он слышал сдавленные стоны и мычание, а под утро солдат закинул в клетку измученную, нагую девочку с окровавленным животом. Она прижала руки между ног, свернулась калачиком и продолжила выть.

Сиф, как узнал, что солдат сотворил с его товаром, страшно разъярился и убил подонка, но Алике было уже всё равно. Она истекла кровью и ушла во тьму на третий день после своего позора.

В этот же день к сорокалетнему мальчику закинули женщину и двух детей, чуть позже еще трёх детей. Потом к их клетке-повозке добавилась ещё одна, потом две, и их караван стал стремительно расти с приближением к Катре. За границей графства ди Ванэско повозок стало около семидесяти, а количество солдат выросло до тридцати. Хорошо одетых и вооружённых бандитов, бывших когда-то солдатами короля. Что с ними могли сделать женщины, дети и подростки?

Ничего.

И Саббатон не мог. Среди них не было ни одного колдуна или ведьмы, на чью силу можно было бы воздействовать, поэтому мальчику приходилось лежать среди вонючих полуголых тел и ждать вполне предсказуемой развязки.

Приближалась осень, а потому дожди с каждым днём становились продолжительней, ночи длиннее и холоднее. Из многих клеток доносился кашель. Пару бедных детей уже вынесли мёртвыми. И если они в ближайшее время не приедут в Катру, то умерших станет больше.

Надо что-то делать…

Но, вот парадокс, уже ничего делать не хотелось. И Саббатон уже мысленно торопил время, чтобы хоть что-то произошло и поменяло вынужденное возлежание среди убогих людишек, к которым его случайно подкинули…

«Что даже ни одного из них не жалко?»

Саббатон вздрогнул от знакомого голоса, вытаращил глаза и уставился на…

— Юлия! — воскликнул мальчик, испугав остальных пленных. Она лежала напротив и ухмылялась.

«Нет, дурак! Я — Ваня! Её сила, которую ты, по забывчивости, у неё забрал!»

«Это что же… — медленно, про себя, чтобы вновь не напугать сокамерников, спросил Саббатон, — получается, что я всё-таки могу забирать силу ведьм в отличие от Жанны?»

«Раз забрал, то можешь, — кивнула Ваня, но тут же предупредила: — Но управляться можешь не с каждой. Предупреждаю: я слишком мощна для тебя».

Мальчик молчал и всматривался в призрачный лик ненавистной племянницы, вернее, в лик её умершей сестры, и в голове зрели мысли.

«Слушай! — наконец, мысленно воскликнул Саббатон. — Это же отличная новость!»

«Что ты задумал? — настороженно спросила Ваня».

«Для начала — выбраться из этой клетки, — ответил Саббатон и улыбнулся. — А потом… как пойдёт! И для этого мне нужна какая-нибудь ведьма…»