Читать онлайн
"Зита"

Десять шагов до войны.

Шаг первый

Сначала бросилось в глаза кричаще яркое окружение. Костюмы, костюмчики, платьица, брючки-блузки, юбочки… Понятно, торговый комплекс, зал одежды для девочек. Что непонятно – почему так ярко? Скромнее надо бы.

Потом… ну да, женщины, как же без них. Одна в длинном, явно форменном платье продавщицы-консультанта, и рядом с ней стильная жгучая брюнетка формата small-short. И обе придирчиво рассматривают девочку между ними. Почти голенькую, между прочим. Из одежды на ней – только штанишки в обтяжечку, опять же кричаще разрисованные малиновыми сердечками по ослепительно белому фону. И одно, самое крупное и выразительное – между ног.

- Блясьво! – не удержалась она.

Не, ну мало того что раздели без стыда и стеснения – а чего, маленькая же, бесправная! – так и нарядили в проститутские штаны! И любуются, дуры.

Женщины удивленно оглянулись, она шевельнулась возмущенно, и голенькая девочка на крохотном подиуме шевельнулась аналогично. Шагнула вперед – и пухлая малышка шагнула тоже. Не сдвигаясь с места.

Голограмма, ошеломленно поняла она. Ее голограмма. Причем хорошо подработанная компьютером, потому что она сама - одетая.

- Заговорила! – ахнула продавщица и манерно прижала ладошки к щекам, типа, ах как она удивлена. – И как заговорила!

- Нет-нет, она у нас не разговаривает, это случайный звук! – с фальшивой улыбкой запротестовала брюнетка. – Мы берем это, оформляйте!

Продавщица с лицемерной улыбочкой покивала, мол, знаем мы такие случайные звуки, проделала молниеносную операцию с картой брюнетки, упаковала позорные штанишки и отошла к другой покупательнице. Брюнетка подхватила пакет, ее за руку и злобно потащила на выход.

На ходу она оглянулась. Голенькая малышка на подиуме оглянулась тоже, подарила удивленный взгляд широко распахнутых темных глаз – и растаяла.

Тогда она обратила внимание на женщину рядом, судя по исполняемым функциям, маму. А ничего такая, на первый взгляд. Молодая, красивая, маленькая ладненькая брюнетка, эмоции так и брызжут при каждой гримаске подвижного личика. Чудо, а не женщина! Только ладошку стиснула так, что больно.

Она остановилась и вырвала руку. Вот, гораздо лучше.

- Ты чего? – поразилась предположительная мама.

- Сама! – категорично заявила она.

Простое слово вогнало женщину в ступор.

- И вправду заговорила! – наконец справилась с эмоциями женщина.

Женщина ей понравилась. Резкая, откровенная, эмоциональная. Обнять бы такую и целовать. Она сжалилась, протянула ей руку, взялась за изящную ладонь и разрешающе кивнула.

Лучше б снова ругнулась – от такого простого жеста мама чуть не упала. Что, ее никогда не водили за ручку, всё сама? Психотип властной женщины? Бедненькая.

Наконец разобрались, успокоились, пошли. И тут противоположная стена торгового центра взорвалась картиной – объемной, блин, объемной картиной! -, бойцы в камуфляже заскользили хищно сквозь заросли, и зазвучала негромкая песня:

- Нас не было – мы были,

Смеялись, водку пили,

И гибли под огнем –

Но удержали Родину плечом.

Водители, танкисты,

Стрелки, парашютисты…

Получилось настолько впечатляюще, что она замерла в восхищении, а посетители шли себе мимо и сквозь, не обращая на действие никакого внимания. Они что, не слышат ярости и горечи, что рвется из музыки в мир?

- Да что с тобой сегодня? – озабоченно пробормотала мама.

Девочка призадумалась – а действительно, что с ней? Как будто она – и не она вовсе! Маму поведением в ступор вогнала… И почему мир такой незнакомый? Она где вообще? Ау! Понятно, что в торговом комплексе, но… объемные картины – это из другой оперы! И люди вокруг одеты… одеты, это сомнению не подлежит, но… Она снова оценивающе оглядела маму. Серебристые лосины, черный кардиган. На плечиках – какая прелесть! – крохотные серебряные погончики. Лейтенантские, между прочим. Под кардиганом, на первый взгляд - ничего, кроме тела, вон как грудь нахально сверкает. Стильно, подчеркивает стройность… но как-то чуждо. Так могли бы одеваться звезды Голливуда. Или на звездолете. Или гуманоиды. А что, мама вполне тянет, симпатичная такая гуманоидная особь явно женского полу, схватить бы и тискать.

Она закрутила головой, оглядываясь в новом для себя мире, но женщина быстро потащила ее наружу.

Торговый комплекс кончился, на выходе в щеку ударил поток теплого воздуха. Накатил одуряюще вкусный запах свежей выпечки. Она с любопытством огляделась. Террасы в зелени, столики открытых кафе… э, нет, не открытых – над всей площадью ажурные фермы прозрачного купола. И улица вдалеке тоже закрыта сверху. Искусственное освещение в дополнение к сиянию неба. Купола… она – не на Земле?! Хм, притяжение вроде обычное, вон как задницу вниз тянет…

Мама раздраженно дернула ее за руку. Понятно, торопится. Взрослые всегда торопятся. Пока не помрут. Ну и куда спешим, спрашивается?

Она ожидала поездки в… чем-то. Мама же спешит? Посмотреть бы, в чем тут ездят. Такие стильные грудастые красотки должны как минимум усаживаться за руль спортивных авто! Но мама потащила ее по улице пешком, и все вокруг тоже топали пешком, и по тротуарам, и по проезжей части. Куда делись машины?!

Улица тоже цепляла внимание. Узкая. Деревьев нет в принципе, асфальт и сразу белые стены домов. Дома. Вот в чем дело. Дома не стояли отдельными строениями, они тянулись вдоль проезжей (проезжей ли?) части сплошной белой стеной, и с другой стороны улицы тоже. И на них опирались фермы перекрытий. На фермах – прозрачное покрытие, за которым вроде бы небо. Бледно-голубое небо с разводами облаков. Все же – Земля? А почему тогда купола?

Через равные промежутки в стенах чернели арочные своды – проходы во внутренние дворы. У проходов там и тут толклись подростки. Она на ходу заглянула в проход – мужчина в будочке тут же поднял голову и уставился на нее. Ого, охраняется, и видеонаблюдение есть.

Мама лихо завернула, толкнула ее пакетом, дернула за руку и зацокала высокими каблуками под арку. Пришли? Это здорово, а то она уже взопрела. Ворочать такой задницей – нелегкий труд! Как толстухи вообще ходят, а?

При их появлении охранник в будочке встал и – оу, держите меня семеро! – козырнул! И глазами маму проводил. Оп-па! Не, что проводил, понятно: стройные ножки в лосинах, ладная попка словно голая, что б не посмотреть… но не так же! Смотреть надо непроизвольно, выворачивать шею, а он – подобострастно! Мама что – начальница ему?! Или – жена начальника? А тогда почему так позорно, пешком?

Охранник и на нее посмотрел – но совсем по-другому, как-то мерзко, гадко, она даже передернулась. Так посмотрел, словно она – беззащитная жертва, а он выбирает место и время для истязаний. Б-р-р. А по виду – обычный такой молодой парень. Белобрысый. Но спину взглядом сверлил, пока она не зашла во двор.

Она с любопытством завертела головой. Какие непривычные выпуклые окна! И зелень, зелень в каждом. И непременный купол над всем двором, на этот раз грязный, неохотно пропускающий дневной свет. Детская площадка с пористым разноцветным покрытием, спортивная площадка…

Мама мазнула карточкой по замку, толкнула пакетом вперед. М-да, в дверях электроника, а за дверью – обшарпанный подъезд.

Третий этаж. Аж шесть дверей на лестничной площадке. На одной – мерцающая зеленым табличка с надписью – «В.В. Лебедь». И две золотые звездочки справа. Похоже на армейский погон. Снова лейтенантский. Их квартира, что ли?

Надпись мигнула и сменилась. «11.30. в-сиб.вр. 1 августа 2055 г.»

Вот оно как. Пятьдесят пятый год. Будущее? Она – в будущем?!

-=-=-

Сергей Лебедь недовольно приложил карточку к декодеру замка. Надпись подмигнула ему.

- Сука! – огрызнулся в ответ он.

Ну не любил он – ни надпись на декодере, ни звание супруги. Вероника Лебедь, по новой табели о рангах - лейтенант жилищно-эксплуатационной службы. А у него – всего лишь сержантский шеврон на рукаве коммунальной робы. Начальница, подумаешь! Сука. Красивая. Все же добилась своего, мужики на работе боятся выпить! Последней радости лишила, как теперь жить, а? При такой адовой загрузке только выпивка и спасает, но что б она понимала? У нее своя жизнь в административной зоне - с рестораном, служебным фитнесом, парикмахерской и директором Давидом! Сука.

Ботильоны жены красовались в прихожей на привычном месте. Значит, уже пришла. Хорошо ей, свободный рабочий день, цокай себе по торговому комплексу, когда хочешь, хоть бы раз с них навернулась!

В прихожую на мгновение заглянула симпатичная мордашка в обрамлении черных кудрей, округлила изумленно глаза. Сергей скривился. Так называемая дочь. На папу и маму не похожа, зато похожа на директора Давида. Толстозадое, неповоротливое существо, не умеющее в свои шесть лет говорить. Или не желающее - тупого упрямства у отродья на десятерых.

Он расстегнул защелки шлеи, сбросил униформу прямо на пол и, как был в каспере, так и потопал в душевую. Вероника терпеть не могла рабочую форму на полу, ну, так ей и надо, пусть и дальше не терпит. А ему удобно, вот!

Вероника развернулась к нему от зеркала, в лосинах и корсете поразительно юная, похожая на девочку, в которую он когда-то влюбился на свою голову. Возмущенно округлила глаза:

- Серый, ты представляешь, она новые обтяжечки порвала! Специально! Я только что купила, августовскую социальную карточку на нее истратила, а она раз – и пополам их! И выбросила, представляешь?!

Якобы дочка стояла рядом и искательно улыбалась ему. Раздражение накатило волной. Он поймал девочку за руку, развернул и треснул от души. Она не дернулась от боли, как обычно. Качнулись кудряшки, голова развернулась, темные глаза посмотрели недоуменно.

- Вот скотина! - донеслось до него задумчивое. – Девочку бить? Думаешь, я с тобой не справлюсь? Зарежу во сне. Садист.

Рука, приготовленная для следующего удара, невольно опустилась. Сергей вдруг понял, что она действительно может. Подойдет ночью и ткнет ножом. В горло. Как он ее иногда лупцует – запросто может.

- Кавказское отродье! – выругался он и ушел в душевую.

Далеко не сразу до него дошло, что девочка заговорила. А когда дошло, он рассердился. Горское племя! Ну что б ей с «папа-мама» не начать, как детям положено? Нет, сразу – «зарэжу!» Первое слово!

Дверь в душевую он не закрыл. Типа стесняться некого. На самом деле в глубине души жила надежда, что заглянет Вероника. Как в юности. Спинку потереть, то-се… Не заглянула, и он в очередной раз смертельно обиделся. Ей что, трудно?! Конечно, ей незачем, она теперь к Давиду заглядывает! Так что строгое личико так называемой дочери появилось в дверях неожиданно. Он обмер от страха. Нож, у нее нож! Пригляделся… нет, расческа. Ф-фух. Без ножа заявилась. На этот раз. Скользнула равнодушно взглядом по его мужским достоинствам, словно сотню лет их видела, и уставилась в глаза.

- Кто я? – раздалось требовательное.

Он чуть не упал от удивления. Нормальный вопрос, да? От шестилетней дурочки, еще вчера не умевшей говорить!

- Кавказское отродье! – прошипел он. – Иди отсюда!

- Не дочь, да?

Девочка подумала. Поглядела на его руки.

- Не трясись, не трону. Простила. Но больше чтоб не бил. Слова понимаю.

- Будешь пакостить – руки поотшибаю! – пригрозил он по привычке.

Девочка подумала.

- Штаны в обтяжку для толстухи – очень некрасиво, - рассудительно сказала она в результате. – А сердечко промеж ног – очень неприлично, неужели непонятно? Надень прозрачные колготки, чтоб причиндалы было видно, с сердечком на заднице, и пройдись по улице – сразу осознаешь! Мне юбки нужны, до колена, понятно? Лучше плиссированные.

Оглядела его строго, кивнула своим мыслям и ушла. Он не сразу понял, о чем она. Посмотрел на свои руки. Пальцы мелко подрагивали. Б-р-р, жуть какая. Ну ее к черту. Вероника нагуляла? Вот пусть и воспитывает.

-=-=-

Она провела пальчиком по сенсору замка, тихонько открыла дверь, спустилась по лестнице, разблокировала еще один замок и вышла во двор. Понаставили замков, как в тюрьме, еще и надзирателя во дворе посадили! Зачем, спрашивается? Нет ответа.

Родители ее уходу не удивились, она и раньше так делала – выходила, чтоб позвать к ужину брата. Да они ее ухода и не заметили – ругались увлеченно на кухне. Все как обычно.

Как правило, она выходила и маячила молча в сторонке, пока брат не соизволял обратить на нее внимание. Но сейчас ей требовалось подумать без помех.

Во дворе, несмотря на вечер, кипела жизнь. Бормотал репродуктор радиационной опасности под аркой, играли в карты за столиками на детской площадке, пацаны носились по спортплощадке с мячом, тетки о чем-то рассуждали возле доски объявлений, девчонки играли в догоняшки – и дворовый надзиратель торчал в будочке-стакане, так называемый смотрящий. Обычный вечер обычного первого августа две тысячи пятьдесят пятого года. Обещали в ближайшее время открыть интернет, говорили, что там будут выложены бесплатные фильмы, может, даже западные, но пока что все развлечения сосредотачивались во дворе. Не телевизор же смотреть. Там всего-то три канала, и всё смотренное-пересмотренное не по одному разу.

Она тихонько пристроилась подальше от спортплощадки. Итак, прежде всего: она – девочка. Шесть лет, через месяц первый раз в нулевой класс. Неразвитая, малоподвижная. В семье – нежеланный ребенок. Кавказское отродье? Ну... да. Отродье она бы исключила, а так – один в один грузинка. Или осетинка. Или черкешенка. Или… да много их, на русский неопытный взгляд одинаковых с лица. При том, что родители вроде бы русские. Что-то крылось в ее появлении на свет не очень приличное. Как будто залетела маменька по пьяни от собственного начальника. Случайно.

Отец… Тяжелый случай. Хотя мужчина красивый. Рослый, светловолосый, челюстью кирпичи можно ломать - настоящая арийская бестия. Атлет, и мужское достоинство ого-го какое. Форма у него красивая, вся в ремнях, мужественная такая. Она, как увидела отца впервые, так сразу и влюбилась. Ну настоящий папа! А он как дал по почкам, аж в глазах потемнело…

Она помрачнела от неприятных воспоминаний. Отец ее за родную не считает, вот в чем проблема. Правильно не считает, чужая кровь у нее на лице пропечатана, но… бить, да со всей силы? Прирезать бы гада, как обещала!

Она подумала и со вздохом решила, что резать пока что рано. Папа у нее один, его надо беречь. Да и не гад он, а… пацан. Испугался ее, как маленький шкодник. Знает, что неправ! Значит, можно воспитать. Подружиться с ним? Ну… а почему нет? Глазки ему состроить, приласкаться…

Она вспомнила, как получила по почкам, и снова помрачнела. Тут приласкаешься, как же. Ну почему так? Ей же так мало от отца надо! Чтоб относился к ней с нежностью, только и всего, разве это так сложно – проявить нежность к маленькой девочке? Ну и что, что чужая?

Переборю, решила она упрямо. Окружу заботой, вниманием, лаской, он и поплывет. Забота и ласка всем нужны.

Мама. Ух, мама. Совсем другого поля ягодка. Яркая, стильная. Отцу не подходит совершенно. Она бы органично смотрелась в сопровождении какого-нибудь важного товарища. Очень-очень важного, уровня министра. А живет с папой. Папа, он… вахлак, как говаривали в деревнях. Простой, недалекий работяга. А вот мама… о, у нее есть запросы! Жаль только, что в ее жизни для дочки места тоже нет. Для мамы она… родная, конечно, но еще более нежеланная. Надо полагать, именно из-за нее в семье раздрай. Она – постоянное напоминание маминого блуда, тут не изменить, не исправить. Кавказ не заметить – слепым надо быть.

Брат. Хороший мальчик, единственный, кто к ней хорошо относится. Знает, что она умеет говорить. Знает, но не выдает, молодчина. Только с ним она иногда разговаривает – когда рядом никого нет. Но и он ее стесняется. Была б красивенькая, как кукла, за ручку б водил, а так… жопа на ножках, тупое лицо.

И еще в ней проснулась память прадеда. Как? Да кто его знает. Как-то. Колоритный был старик, на многое способный. Злой, умный… убежденный коммунист, кстати. Ни разу не состоявший в партии, стихийный бунтарь и революционер. Любимая присказка – «взять бы автомат да очередью». Со своим умом – всю жизнь работал плотником, нормальное для России дело. Зачем вернулся к жизни? Она сильно надеялась - чтобы помочь. Маленькой девочке за шесть лет радости досталось мало. Это ж как ей прилетало, что она дозвалась на помощь единственного настоящего мужчину в роду?! А говорят – маленьких любят. Ну, может, сейчас уже не любят, это ж будущее. Кто его знает, как оно сейчас. Она – точно не знает. До сегодняшнего дня она из двора не выходила, да и из квартиры редко и с опаской. Но сейчас впереди жизнь, целая длиннющая жизнь, и все можно узнать, исследовать и исправить! С ее памятью пожившего человека она такого натворит! Кстати – а что именно исправить?

Она подумала и мечтательно улыбнулась. Оказывается, ей для счастья надо совсем немного! Она хочет любить и быть любимой. Купаться в нежности и внимании. Дружить со всеми. И все. Разве это много? Разве это трудно? Она, например, уже сейчас готова дружить со всеми, любить и быть любимой! Жить счастливо, беспечно, как и положено в раннем детстве. И это всё. Нет, не все: еще она хочет, чтоб купола в городе были разрисованы прекрасными цветами, И на улицах чтоб росли цветы, чтоб тепло было всегда, мирно и уютно. Вот теперь всё!

Прадед в ее голове ликовал и пел. Еще бы, он пережил в свое время и дряхлость, и беспомощность, и бедную старость, и болезненное угасание. Да он вообще умер, если что! А тут – юное тело, новая жизнь! И-и-и! Па-адумаешь, толстожопая, па-адумаешь, девочка! Да хоть гермафродит! По сравнению со смертью – такой пустяк! И-и-и!

- Андрей, вон твоя грачка пришла, иди уже, дай поиграть! – закричали на площадке.

Она нахмурилась. Андрей, конечно, хороший мальчик. Но играет почему-то с младшими, причем бессовестно пользуется преимуществами возраста. Четырнадцатилетнему балбесу явно в удовольствие обыгрывать девятилетнюю мелюзгу. Из чего следует – с ровесниками у него не сложилось. И ее он, если что, не защитит. А иногда надо бы, потому что грачка – это про нее. Так во дворе обзывают нерусских. Обзывают и при удобном случае лупят. Вот и вчера ей такого пенделя на ход подвесили! Что это – крайне неудачная дворовая компания или поддержка национализма государством? Почему не наказывают уродов? Бьют маленькую нерусскую девочку – это как? Да вот так. Что-то подобное начало проявляться перед смертью прадеда, и вот оно во что развилось. Тенденция, мля. Русский национализм? Вообще-то не самая популярная идея в России. Но тенденция была, и еще какая! Выходит, интернационализм проиграл? Плохо, если так. Национализм – вообще плохо. Но – не стоит спешить, для твердых выводов мало фактов, пока что мало.

Она машинально потерла синяк и выцепила взглядом в толпе играющих обидчика. Злоба мгновенно поднялась волной. Ну да, мстительная она, и не стыдно! Хватит ли жизненного опыта прадеда, чтоб отомстить сопляку? Хватит, конечно, но… он же маленький, по сути, пацан. Может, проще поговорить, подружиться? Так хочется жить мирно и счастливо, ни с кем не конфликтовать, не воевать!

- Ну, пойдем, кавказское отродье! – покровительственно сказал брат, довольный игрой. Не всерьез сказал, пошутил, но…

- Пойдем, русский свинья, – ангельским голоском согласилась она.

- Что ты сказала?!

- Вот и мне обидно, - вздохнула она. – Я же твоя сестра. Самый близкий тебе человек. Меня Зита зовут, не отродье.

Андрей растерянно моргнул.

- Какая ты мне сестра, ты грачка, - буркнул наконец подросток. – Это же видно.

- У нас одна мама - значит, сестра. Ну, грачка. Зато красивая. Грачки все красивые. Это тоже видно.

- У тебя ноги толстые! – возразил сбитый с толку брат.

- У меня не толстые ноги! - наставительно сказала она. – У меня – взрослые ноги! Чуешь разницу, тощий?

И гордо пошла впереди него в подъезд. Впереди – чтобы на лестнице ее ножки оказались перед его глазами. Пусть он молодой, но мужик же! Вид пятой точки в нужном ракурсе сразит его наповал!

- И задница у тебя жирная! – буркнул озадаченный брат и шлепнул.

Ну… на этот раз не удалось, признала она. Походочка пока что не та, надо тренироваться. Значит, будет тренироваться!

- Зато есть по чему шлепнуть! - легко ответила она и показала язык. – А у тебя – кости!

Влепила брату щелбана и побежала вверх по лестнице. Ну, как побежала… на ближайшей площадке удивленный брат ее догнал. Она со смехом попыталась спрятать свой лоб у него под мышкой – не очень успешно…

Они пыхтели, толкались и смеялись, а с верхней лестничной площадки на них ревниво смотрела мама. Нелюбимая дочь умеет смеяться?! И с братом играет? И улыбается ему нежно?! Вот хитрож…е кавказское племя! Правду говорят, они без мыла в … пролезут! Вся в своего папочку, тот тоже… кх! Родила на свою голову!

-=-=-

Сергей Лебедь устало посмотрел на знакомую зеленую табличку. Табличка мигнула и сменилась. «Россия. Подкупольный №1. Проспект Стратонавтов, 3. Ж. №36». Да помнит он, помнит, куда попал и за что! И кому обязан жилищем №36! Приложил электронный ключ. Правая рука еле поднялась. Снова от перегрузки опух сустав, снова полночи не заснет от боли. В тридцать пять лет! Сраные ночные смены! Сколько на работе – трое суток? Сраная жизнь, нескончаемая работа…

Он защелкнул дверь и непослушной рукой попробовал расстегнуть шлею. Не получилось.

- Папка пришел! – радостно завопили в квартире.

Темноглазая девчушка выскочила в прихожую и сунулась помогать. Он недовольно отстранил.

-Я же забочусь! – забавно возмутилась она, шлепнула по руке и с пыхтением вцепилась в застежки.

Сергей смирился. Ну и что, что у дочки здоровыми руками получится дольше, чем у него с больными? Зато приятно. Хоть кто-то в доме заботится о нем.

- Вот полотенце и сменка!

Зита без стеснения пролезла в душевую, посмотрела сочувственно и подала чашечку кофе. Горячего, ароматного. Наверняка сама сварила к приходу, заботушка. Маленькая, а научилась. И ведь не роняет ничего, не разливает.

- Выпей, а то упадешь, - посоветовала она. – На тебе лица нет.

- Есть лицо, не видишь, что ли? – нашел силы отшутиться он.

Маленькая ладошка нежно погладила щеку.

- И правда есть, - грустно сказала девочка. – Усталое. И колючее…

Внутри у Сергея прокатилось приятное тепло от кофе, и словно лопнула невидимая напряженная проволочка. Отпустило. Ушла тупая злость на весь мир.

- Сустав болит, - пожаловался он. – Два вагона втроем раскидали, охренело начальство, грузит и грузит!

- Я массаж сделаю! – забеспокоилась девчушка. – Поешь, и сразу приходи ко мне! Спинку потереть?

- Ну потри…

- Что ты тут делаешь?!

Вероника стояла в дверях душевой и подозрительно разглядывала невозмутимую дочку.

- То, что ты должна бы делать! – буркнул Сергей. – Муж с ночной вернулся, могла бы позаботиться!

- Надо же, какой нежный!

- Мама, закрой дверь, тепло выходит! – возмутилась Зита, вытолкала ошеломленную маму из душевой, защелкнула стопор и деловито развернулась.

- Пациент, предъявите спину! – скомандовала она. – Так, и что мы имеем? У, тяжелый случай. Надо тереть!

Сергей блаженно закрыл глаза. Все же здорово у него получилось наладить отношения с дочкой! Мужчина есть мужчина! Поговорил, и всё! Зажили душа в душу! Не то что дура Вероника! Да и Андрей тоже. Нет, он в целом неплохой получился, но балбес балбесом и вечно в своих делах, на родителей внимания не обращает. А Зита всегда рядом. Теплый, уютный кусочек настоящей семьи. И уже неважно, что неродная. Она же не виновата. Эх, Вероника… И совершенно не жалко потраченной налички. Обойдется без пива, Зите юбка и туфли нужней. И билеты в кинотеатр тоже. Ну и что, что дорогие? Для маленькой девочки не жалко.

-=-=

- Мой брат ведет меня в кино! – с восторгом завопила она и крутнулась на одной ножке.

Андрей строго оглядел ее. Ну надо же. Куколка! Юбочка, рубашечка, на рукавах кокетливые бантики, щечки горят румянцем, кудряшки… Стоило сестре надеть юбочку до колен, выпрямиться, отвести плечики назад, и толстозадое чудовище исчезло. Вместо него – стройная девочка с откровенно взрослыми бедрами. Ну, как она говорит. На самом деле просто толстые ноги, но под юбкой не видно. А идет так легко, что и не верится, что ноги толстые. Она сказала – это осанка.

Зита споткнулась, вцепилась в него и тихонько охнула. Он поколебался и взял ее за руку. Еще навернется со ступенек, возвращайся потом. Ну, а что такого? Сестра же. Младшая! Во дворе осторожная проверка показала – никто не лыбится, не тычет пальцами. Вон близнецы Сухановы тоже свою младшую за руку ведут, и ничего. Даже наоборот: развевающиеся на рукавах ленточки то и дело привлекали взгляды. А он ее еще ругал, что вырядилась, как дура, что рубашку на три пуговицы расстегнула. Зато вон как все смотрят. Завидуют!

Андрей самодовольно улыбнулся. А всё он! Это он отдал ей свою мелочь на разные финтифлюшки, и в торговый центр он водил! Как она крутилась, как выпрашивала, как обнимала нежно! Ну, он добрый, вот и отдал. И теперь Зита сверкает дешевой бижутерией, как новогодняя елочка. Браслетики, клипсы с камешками, подвеска на открытой шее. Красиво, все смотрят. Ей приятно, и ему приятно вести за руку красивую девочку. А все он.

Они присоединились к компании детей и вышли на проспект.

- Андрюша, пойдем медленней! – тихонько взмолилась девочка. – Знаешь, как тяжело идти ровно? Я не привыкла! И еще каблуки!

- Привыкай быстрей! – буркнул он. – Видишь тубус аварийной ширмы? За ним чужой блок, там только толпой можно ходить!

- Я маленькая девочка! – удивилась она. – Что мне сделают?

Андрей объяснил простыми словами, что ей сделают. К его удивлению, Зита не покраснела, не смутилась.

- За такое посадят, - заметила она серьезно.

- Не посадят, - снисходительно сказал Андрей. – После революции у нас общество гражданской самостоятельности. Сами за себя отвечаем, государство ни при чем. Вырастешь, будешь изучать в седьмом классе на «Обществе и государстве». Если не покалечат – ничего никому не будет.

- А как жить девочкам?

- Ну, родственники защищают, - пожал плечами Андрей. – Друзья, соседи… мы в кино всегда толпой ходим.

- Вот это встряла… - пробормотала она и задумалась с каменным лицом. Андрей недавно заметил: если сестра думает о чем-то серьезном, ее лицо ничего не выражает.

- Ну, а чего я хотела увидеть? – буркнула она в результате. – Если государство полвека назад начало избавляться от ответственности за граждан, к чему еще могли прийти? Тенденция. Мля.

И она снова надолго задумалась.

- Меня один нехороший мальчик обижает, - вдруг сказала она. – Пинает. Грозился в подвал затащить. Защитишь?

- Кто? – осторожно спросил Андрей.

- Младший Мальцев.

Андрей замялся. Младшего Мальцева он знал – обычный дрищ. Но вот старший Мальцев… у-у-у! Этот сам кому угодно… не, если б не Мальцев, а кто другой, можно бы шугануть!

- Я подошла к нему поговорить, - пробормотала девочка. – Объясниться, подружиться, может… а он сразу начал меня бить. Кулаками. По лицу. Хорошо, он маленький, я закрылась, лицо не достал. Зато шел до самого подъезда и бил. Ногами тоже. А остальные смотрели и смеялись. Андрюша, он психически ненормальный. Сделай с ним что-нибудь, или он меня покалечит.

Андрей тоскливо вздохнул. Эх, если б у Малька не было старшего брата! И если б Зита не была грачкой. Грачиков положено бить – они на Кавказе вон что творили! Зиту любой может нагибать, и все одобрят и поддержат. Что, одному драться со всем двором?! А так бы он, конечно, защитил!

- Понятно, - пробормотала Зита. – Значит, сама. А как? Вы же по одному не ходите, только толпой.

Андрею почему-то стало стыдно. Но сестра больше этой темы не коснулась, спрашивала про устройство города, про стереокино, про номерные города атомного пояса «Сила Сибири» и про многое другое. Глупенькая, ничего не знает. Не то что он! Он аж в седьмом классе, и учится не ниже семерочки! Город – номерной! Закрытое поселение под куполами, на вечной мерзлоте, промышленный спутник атомной электростанции на десять тысяч мегаватт! Построен после революции по программе промышленного освоения Дальней Сибири! А стереокино сейчас сама увидит, чего там понимать? Демонстрационная площадка с кольцевым проектором Левановского, любой пацан знает. Что? Ну, спросила! Да социализм наступил после революции Ферра! Социализм с русским лицом! Это всем положено знать! Куда делись остальные национальности? Ну, дурочка! Какие еще национальности?! В России – русские, чего непонятного? Не, есть, конечно, и другие, но они на материке живут, общинами, с русскими не пересекаются. А в номерных городах только русские, в их второй школе, например, только Зита грачка, больше никого!

У кинотеатра кружил детский водоворот.

- На премьеру попали! – сказал Андрей. – «Спортсменка, комсомолка, красавица» - во фильм! Про девчонку, в нее сознание мужика из будущего перенеслось! Как навела шороху на всю страну!

Сестра вздрогнула и посмотрела на него испытующим взглядом.

- Проходи быстрее! – поторопил он. – Надо своих искать, из-за тебя отстали!

Они искали свои места, когда в зале погас свет, и поразительно красивая девочка с демонстрационной площадки требовательно заглянула Андрею в глаза – и в душу. Взвилась щемящая мелодия, зазвучал детский отчаянный голос:

- Защити меня, папа! Унеси на руках в даль светлую!..

Он еще крепился, когда героиня росла и взрослела, когда с окровавленным лицом рубилась в хоккей, спасалась от пуль снайперов. Но когда она расстреляла все предательское правительство, упала, уставилась широко открытыми глазами в небо, когда небо медленно закружилось под ту же пронзительную мелодию и зазвучал далеко-далеко детский хор – он тайком вытер злые слезы. И мысленно поклялся, что вырастет и перебьет всех отродий рода человеческого. Неважно кого. Всех.

- Ну как? – возбужденно спросил он сестру на выходе. – Во фильм, да? Как она стреляла! Бах, бах! Олимпийская чемпионка!

И мысленно повторил, чтоб на забыть: «Снежана Михалкова-Усманова. Снежана». Фамилия и имя удивительной девочки, сыгравшей главную героиню. Он представил, как приезжает в Москву, идет по улице, случайно встречает ее – и у него сладко защемило сердце.

- Сильный фильм, - озабоченно сказала Зита. – Очень. Меня после него убьют.

Андрей посмотрел недоуменно. В последний месяц сестра уже не раз его удивляла взрослыми рассуждениями. Шесть лет, а как скажет – не сразу поймешь. Вот как сейчас.

- Над девочкой надругались носатые черноволосые парни, - объяснила она рассеянно, оглядываясь. – И убили. Потом главную героиню ударил клюшкой в лицо кто? По фильму – Ринат. Татарин, наверно. И в конце она стреляла в кого? По фильму – в Кунаева, Шеварднадзе, Рашидова, Алиева прежде всего. То есть в нерусских. В книге, кстати, вовсе не так. Специально поменяли. Это, Андрюша, называется «разжигание межнациональной ненависти». Качественное разжигание, гениальное. Еще и музыка за душу берет… Слышал, как пацаны на сеансе орали? А у нас во дворе только я грачка. Маленькая и беззащитная…

Она привставала на цыпочки и усиленно крутила головой, словно искала кого-то. Потом резко потащила Андрея вбок сквозь толпу выходящих из кинотеатра подростков, чуть присела – кудряшки стремительно метнулись туда-сюда – выпрямилась и припала к его руке.

- Андрюша, отведи меня домой, - слабым голосом попросила она. – Я, кажется, ногу подвернула.

Андрей сделал пару шагов и обернулся. Толпа на мгновение раздалась, и он увидел, как кто-то плавно падает на асфальт. И лицо у него почему-то - белое-белое. Потом он узнал его. Младший Мальцев.

- Андрюша, я стоять не могу, - жалобно попросила снизу Зита.

Он переборол любопытство, подхватил сестру под локоть и повел домой. За их спиной возбужденно зашумели, потом издалека донеслась сирена реанимобиля.

- Ну вот, из-за твоих каблуков самое интересное пропустим! – не выдержал он.

- Самое интересное уже произошло, - сказала девочка слабым голосом. – Не ругайся, Андрюша. Давай медленней пойдем. Мне легче, и ребята с нашего двора нагонят и расскажут, что там да как.

Он поворчал и зашагал еще медленней. И их действительно нагнали.

- Младшего Малька на пику посадили! – с удовольствием сообщил какой-то мальчишка.

- Кто?!

- А неизвестно! Я рядом шел, и он шел, и все шли, а он потом раз - побелел и упал! Молча! Болевой шок! Ему спицей в ногу как дали! В толпе! И не заметили, кто! Во дают!

Мальчишка с чего-то радостно заулыбался и убежал.

- Гады! – с чувством сказал Андрей. – Наверно, химмашевцы! Найти бы уродов и самих так! Верно?

Зита не ответила. Она с каменно неподвижным лицом смотрела вперед. Там несколько взрослых парней расспрашивали мальчишек о том, что случилось. И среди них – старший Мальцев, здоровенный парень в полицейской форме.

- А если он найдет, то убьет! – злорадно сказал Андрей. – И ему ничего за это не будет! А знаешь, почему? Не знаешь, вы это в пятом будете проходить! В России – безусловная правота полицейских! Они всегда правы, потому что нас защищают! И еще у них оружие! Найдет и как даст из «зубра»!

- Ничего не будет, - задумчиво повторила Зита. – У них оружие…

Андрей почему-то забеспокоился.

- Э, ты о чем думаешь? – подозрительно спросил он.

- О чем? – очнулась Зита. – А... Ни о чем. Честно. Просто мне кажется, что сегодня я что-то сделала не так. Сильно не так. Вроде и вариантов других не было, а сердце почему-то щемит. Как будто я ошиблась. Или свернула не туда…

И она снова бросила ничего не выражающий взгляд на старшего Мальцева. Андрей невольно поежился.

-=-=-

Она дождалась, когда ванная окажется свободной, быстренько переоделась там в ночное и забралась под одеяло. Своей комнаты нет, приходилось вот так: переодеваться в ванной, спать на надувном матрасе в углу проходной комнаты. Не очень удобно: телевизор полночи в ухо бубнит, по ногам ходят, родители над головой ругаются - но и не страшно. А вот что страшно…

«Мзиури». Запал прадеду в память девчоночий ансамбль, крепко запал. Настолько, что помнит теперь Зита про них все. Много думала о них и сделала вывод: нужно успевать жить! У девчонок из «Мзиури» было удивительное детство: были возможности, был талант, безграничные силы юности – и они воспользовались шансом! Так и у нее – то же самое! Память прадеда в полном распоряжении, весь его огромный жизненный опыт! Ну и что, что память о прошлом? Жизненный опыт не устаревает, люди в целом те же самые! Надо пользоваться, потому что преимущество – пока маленькая. Станет взрослой – сравняется со всеми. Кстати, точь-в-точь как «Мзиури». Выросли, и кем они стали? По сравнению с детством – никем. Ну, актрисы, ну, певицы, врачи и телеведущие… там, в Грузии. Где всех жителей – на один хороший миллионник. А в детстве по империи гремели. Следовательно, надо успевать жить здесь и сейчас. Чтоб потом не плакать об упущенных возможностях. Надо, а как? В стране жуткий национализм, а она – нерусская! Не дадут! Не, в семье она устроилась неплохо, исправила ошибку прадеда, но всю жизнь в квартире не просидишь.

Прошел мимо нее в свою комнату Андрей. Она помахала ладошкой ему вслед. Отвернулся, сделал вид, что не заметил, но она-то знает – ему приятно внимание сестренки. Ничего, вода камень точит. Потихоньку-полегоньку привыкнет к взаимной заботе и вниманию, и будут в семье совет да любовь.

Вышел из ванной и побрел в спальню отец. Вопросительно вскинула брови – ты как? Он отмахнулся – ничего, мол, жить можно. Отец – взрослый, с ним проще. Он уже испытал и одиночество, и равнодушие, и предательство жены. Внимание и заботу дочки ценит теперь дороже последней воды в пустыне. Между ними как будто протянулась постоянная теплая нить, по которой скользят ласковые весточки. Сегодня он действительно ничего, может жить. Будь иначе, она бы давно подскочила и побежала утешать.

Мама зыркнула из кухни недовольно и ревниво. Ну не нравится ей, что младшая перетянула на себя внимание мужчин! А нефиг стервозничать на пустом месте! Зита не удержалась, скорчила ей тупую рожу. О, подпрыгнула и засверкала глазами! Ну до чего эмоциональная женщина! Уже веселее жить. Она спрятала улыбку под одеялом и отвернулась к стенке.

Не, как в многонациональной России выросла гидра великодержавного, как говорится, шовинизма, в целом понятно. Прадед в свое время об этом размышлял. Так могло случиться, только если кто-то возжелал прийти к власти со стороны. Логика простая: чтоб прийти к власти, нужна сила, а где ее взять? Опереться на народ? Народ, конечно, всегда недоволен, но этого мало, нужна организация. Только власть после семнадцатого года сделала выводы и любые организации с тех пор давит жестоко. Организации давит, силовиков подкупает. Так что выбора у претендентов на власть по сути не было. Воспользовались подходящим моментом и выпустили на свободу темную силу. Национализму организация не очень нужна, он сам по себе страшен. Спасай Россию, бей жидов. А также кавказцев, татар, среднеазиатов… Ударили, спасли. Заодно снесли власть. Кровавое, наверно, было время. Андрюшка говорит - революция. Ну, с революцией понятно, теперь у власти тиран, в стране социализм, вернее, национал-социализм – ничего другого на смену дурному капитализму прийти не могло в принципе. При том уровне забитости населения – или продолжать в том же духе, но тогда неизбежно крайнее ослабление и поглощение соседями – или обновление нации на волне новой идеи. А какая идея самая понятная, самая близкая для нации? Национализм. В русском варианте – германский национал-социализм времен Гитлера. Тут тебе и элементы социализма, о котором русские вспоминают с ностальгией, и порядок, который орднунг, о котором тоже русские мечтают со времен Рюрика. Довеском - в народных низах образ Третьего рейха пользовался немалой симпатией даже в советские времена, большое спасибо Ляндресу с Лиозновой. Так что как докатились до национал-социализма – понятно. Что непонятно – как ей жить?! И даже мыслей в голову никаких не приходит. А ведь скоро в школу. Больше от мира в квартире не спрячешься. Вот же угораздило. Она, сколько ни крутила головой, больше нерусских во дворе не заметила. Ей что, одной за весь Кавказ отдуваться? А ведь ей так мало надо для счастья.

Она посмотрела в выпуклое окно. За веточками герани полыхнули на куполе отсветы проблесковых маячков спецтехники, но ей показалось – это засияли на небе волшебной красоты многокрасочные цветы, точно такие, о которых она мечтала. Цветы, счастье, нежность и любовь окружающих ее людей. И она заснула с мечтательной улыбкой на губах.