Читать онлайн
"Доктор по мутантам-4"
Вольф Мессинг. Между прочим, мой земляк. Судя по скудным крохам информации из времен до Катастрофы – величайший из магнетизеров. О его жизни и способностях не сохранилось достоверных сведений. Единственное, что мне удалось найти чудом – антикварное издание книги какого-то древнего детективщика, где мой предшественник проглядывает сквозь образ Мессера. Чисто художественный текст, автор ставил целью не рассказать правду, а наоборот припрятать ее под выдумкой, но не осознал важности мелких фактов и кое-что все же сохранил для потомков. А я неплохо умею использовать мелкие факты для своей работы.
Так вот, один из трюков Мессинга – показать кассиру бумажку – пустую бумажку! – и убедить его, что это важный документ. Само по себе несложное внушение – но пробить профессиональные установки на недоверчивость! Такой уровень в юности мне казался фантастическим. Сейчас, после Петербурга, я смело и вполне уверенно отправляюсь к кассам.
Кассирша принимает документ и привычно начинает заполнять форму.
- В графе «фамилия» поставьте что-нибудь благозвучное! – благожелательно советую я. – По своему вкусу.
- Навыдумываете фамилий, а кассиру потом исправлять! – ворчит женщина, но забивает только ей ведомые фамилии. И озадаченно замирает. Жмет несколько клавиш, ждет результата. А я покрываюсь мелкими мурашками. Не сообразил! Не сообразил, что…
- Что-то система зависла, - бормочет женщина. – Подождите несколько минут.
И снова жмет какие-то клавиши. Но я ждать не согласен, о чем сообщаю недовольным тоном и удаляюсь. Не сообразил. Терминал оператора наверняка же подключен к единой государственной базе личных данных. И когда туда попали атрибуты моего офицерского удостоверения с другой фамилией, пошел отказ. Несложно внушить усталой женщине нужную мысль, но как обмануть проклятую электронику?! Вольфу Мессингу было проще! Во времена до Катастрофы существовали только телефоны, и то я не уверен.
Так что мы с Катериной дошли до других касс и благополучно купили билеты до Москвы на собственные фамилии. У меня, конечно, фамилия и в удостоверении не совсем собственная, но главное, что этого не знает единая государственная база.
Катюшка излучает недовольство. По ее мнению, вот так явно афишировать свое возвращение в Москву очень непрофессионально. За год приключений в Петербурге она стала завзятой шпионкой. Как говорили во времена до Катастрофы – пробы ставить негде. Что за пробы и куда они ставились, теперь узнать невозможно, но звучит жутковато.
После Петербурга нам с Катюшкой многое звучит жутковато.
- Ты же все равно по приезду пойдешь к маме и Даниилу и гарантированно засветишься! – благоразумно напоминаю я.
Но Катерина уверена, что мама и Даниил – это не считается. Они же свои. А я не говорю ей, что кто-то из своих нас и предал. Она, конечно, девочка с феноменально устойчивой психикой, но все же маленькая девочка. Рано ей смотреть с подозрением на собственную маму и ее супруга.
Однако ничего такого-разэтакого не происходит, нам не крутят руки при посадке, и на наш скоростной поезд не сбрасывают бомбу, как обычно происходит в дешевых боевиках, так что мы благополучно прибываем в Москву.
Я с умилением смотрю на парочку полицейских у спуска в метро. Обычные «гоблины»-полицейские, какая прелесть! Не то что в Питере. И мимо них идут, спешат по своим делам самые обыкновенные «баксы», «муравьи» и просто человеки – и такие еще остались в столице! Прелесть, просто прелесть! И мы с Катериной тоже идем, и никто на нас не обращает особого внимания. Чувствую, что еще чуть-чуть, и слезы сентиментальности побегут по моим щекам. Мутанты, я вас люблю!
- Не расслабляйся! – еле слышно шипит Катерина.
В исполнении маленькой девочки предупреждение выглядит смешно, но она, к сожалению, права. Москва бьет с мыска, то есть очень больно, и расслабляться здесь нежелательно. Так что я усилием воли избавляюсь от блаженной улыбочки и концентрируюсь на окружающем.
Я не кручу головой, не вглядываюсь в лица, после Петербурга мне это не требуется. Просто иду, словно погруженный в собственные мысли. Мелькают неидентифицированные фигуры, кружит пестрый человеческий хоровод… никого. В смысле, никого опасного, так-то людей вокруг хватает, все же метро. Никто не смотрит на нас пристально, не злоумышляет, не подводит крестик прицела под сердце. Не верю собственным ощущениям и проверяюсь еще раз, тщательней. Что, и представителей Службы нет?! Хм. Даже как-то обидно. О нашей жутко секретной операции знали как минимум трое – те, кто ее заказали. Еще несколько человек обеспечивали нас документами, экипировкой, вводными и тоже могли о многом догадываться. При таком охвате утечка информации неизбежна. И – никого? Ну… кто бы переживал, а я так нет. И объяснение у меня имелось, очень хорошее объяснение, вселяющее робкую надежду. Мог наш непосредственный начальник, куратор от Службы, в виде признательности за выполнение невыполнимого по сути задания вывести нас из сферы интересов властных структур? Лыков – мог! Он – один из последних светлых рыцарей, воин с твердыми принципами. Тем более что мы – его, и только его команда, о нашей группе вряд ли знало его руководство. А для его подчиненных мы все погибли, насчет этого уже я постарался лично. Неужели – действительно всё? И дальше продолжится обычная жизнь заурядного доктора с частной лицензией? Как же страстно я этого желаю! Этого – и еще чтобы был свой уютный дом. С климат-контролем, с автоматикой, и чтобы пушистый ковер для Катюшки на полу валялся… м-да. Но с собственным домом пока что проблемы. Мы же погибли. А погибшим какие выплаты? И в результате переводы от охранной фирмы перестали капать на счет два месяца назад, а от Службы и того ранее. Начинать придется с нуля, а это тяжело. Я начинал, я знаю.
В спины нам холодно смотрит объектив видеокамеры, и между лопаток пробегает холодок тревоги. Электронику я обманывать не умею, это не люди. Научиться бы жечь ее одним взглядом! Но на такое, кажется, и Вольф Мессинг не был способен.
Катерина осторожно указывает глазами на группу парней перед нами. Ну да, у них ножи, но это «термиты», они себя неуверенно чувствуют без железяк. А с железяками – слишком уверенно, не знают меры южные пришельцы!
На всякий случай шугаю их. Ничего не говорю, просто немного приоткрываюсь. «Термиты» ежатся, трусливо оглядываются и предпочитают смыться от неприятностей на первом же поезде. А мы с Катюхой спокойно едем на следующем.
Отсутствие внимания Службы к нашим скромным персонам включает в действие привычный план любого приезжего: обзавестись жильем и затем найти работу, потому что Москва любит денежки, куда до нее какому-то Парижу!
Поезд метро выносит нас на самую окраину столицы, но мы с Катюхой не успокаиваемся на этом и еще едем на электричке. За окнами мелькают стройки, кучи желтой глины вдоль дорог, бетонные заборы и тесные группки дач за деревьями. Когда-то до Катастрофы здесь были подмосковные деревушки, а теперь это тоже Москва. Москва, жители которой в самой Москве, возможно, никогда и не бывали. Вот такую нам с Катюшкой и надо. Подальше от ее родителей, подальше от Службы и еще дальше от моих бывших клиентов. В офицерском удостоверении значится не совсем моя фамилия, а это тоже документ, и по нему можно начать совершенно новую жизнь. С чистого, как говорится, листа. При чем тут листы и почему они чистые – затерялось далеко во временах до Катастрофы.
Вот и наша даже не станция, а обыкновенная остановочная платформа. Не то Пряхино, не то Свахино, неважно. Главное, от Службы далеко, а новостроек вокруг – взглядом не охватить. Высотки, высотки, одни высотки. И во всех живут мои потенциальные клиенты, мои жирные карасики.
Как и в любом новом микрорайоне, здесь имеется лицензионно-разрешительная служба, маленький, но вполне функциональный ее филиал. А как же без нее доить приезжих, ведь именно на обирании их процветает Москва!
Оставляю Катерину в холле и пристраиваюсь к окошку оператора. Минута – и отхожу с обескураженным видом. Всего я ожидал. Даже вакуумной бомбы на наш поезд. Но этого – нет.
Отдельным указом лицензионная деятельность частных врачей-психотерапевтов, равно как и гипнологов, потомственных шаманов и гадалок на картах Зеро на территории Москвы отныне запрещена.
Это был нокаутирующий удар, в котором я явственно различил руку Даниила Рождественского. Отчим Катюшки очень впечатлился моими способностями и решил вычеркнуть меня и подобных мне из сферы своей ответственности, возможностей у него хватает. Оно, конечно, понятно и объяснимо. Даниил – мутант, а все мутанты прежде всего жуткие эгоисты. Зачем ему лишняя головная боль? Но – мне-то как жить? Да ладно «как», гораздо важнее – на что?!
Вздыхаю, объясняю Катюшке ситуацию.
- Домой не вернусь! – категорично заявляет она.
Киваю. Я бы ее и сам не отпустил. Мне без нее смерть, сорвусь. А сорвавшийся с контроля магнетизер моей силы – по-настоящему страшное явление, таких только стрелять.
Так что я беру ее за руку, и мы идем искать жилье. На счет от Службы давно ничего не падает, но по ходу задания мы с Катюшкой немножко обогатились, на первое время хватит. И на второе тоже, если экономить. А там что-нибудь придумаем. Я, может, и нет, а вот Катюха точно придумает. За год не очень простой жизни в Питере она неплохо натренировала изворотливость змеи и ее же хладнокровие.
За год Москва изменилась. В частности, рынок съемных квартир. Их перестали продавать в частные руки, все теперь принадлежит юрлицам. Огромный микрорайон – и весь под съем, весь принадлежит одной фирме. Общая база данных, общее управление. В результате квартира находится по щелчку пальцев, только плати. И мы платим.
Катюшка заходит в квартиру первой. Она у меня вместо кошки. Заходит, деловито суется на кухню, в комнату и снисходительно соглашается, что подойдет. И я соглашаюсь. Но мне понравилось, что она не элит-класса. Денег мало, их надо беречь – таков припев мыслей любых приезжих.
Что хорошо в съемных квартирах – все есть, ничего не надо докупать и настраивать, это вообще запрещено по условиям найма. И вот уже кухня-автомат шкворчит и булькает, и вода в душе шумит. И мы с Катюшкой чинно откушиваем, особенно она. Девочка растет, ей надо. Пирожных, мороженых и тарелку супа! И Даниила рядом нет, которому не нравится вес ребенка.
Катерина внезапно откладывает ложку и смотрит очень серьезно:
- Док, а как мы будем жить без работы? Мы же врачи.
Именно так, «мы». В исполнении маленькой девочки звучит смешно, но вспоминаю, как она вытаскивала из сумерек раненую Мату, сама избитая, грязная и в слезах, и становится не до смеха. Малышке в жизни досталось столько, что не всякому взрослому под силу. А она – ничего, скачет, смеется, еще и растет.
- Выкрутимся, - отвечаю я. – Так устроена жизнь: нас прижимают, мы выкручиваемся.
После еды мы садимся вдвоем у инфо и начинаем «выкручиваться». Я листаю списки вакансий, мы их придирчиво рассматриваем и отбрасываем.
- Нет, - вздыхает Катюшка через полчаса. – Тут мы ничего не найдем. Мы с тобой доктора. В торговле нас «баксы» задавят, в грузчиках «гоблины». Мутантов в Москве много, все места заняли.
А я завороженно смотрю на вакансию. Катюшка тут же суется посмотреть, что я нашел.
- Массажист! – разочарованно тянет она. – В спортивный комплекс. И… док, им требуется женщина!
А я довольно улыбаюсь. Катюшка не понимает. Спорт сейчас – для богатых. Для детей очень богатых родителей. Да, там будут в основном «рогатые», неудобный для меня контингент. Но – дети. С детьми я работаю. И это выход на моих «жирных карасиков». У богатых родителей случаются специфические проблемы, с которыми могу справиться только я. У их детей, кстати, тоже.
А женщина… Скорее всего, это группа гимнасток. Или фигуристок. В своих навыках массажиста я не сомневаюсь, в комплекте с моими способностями они гарантируют неплохой эффект. И неужели я не сойду за женщину? Так Катюшке и говорю. Она беззаботно смеется, потом задумывается.
- Док, обманывать нехорошо.
Вот кто бы говорил! Эта мелкая поганка сама обманывает, как дышит! Даниил, наверно, крестится, что избавился от нее. В среде высших чиновников религия в моде, крестятся все, а Даниил же «флюгер», всегда нос строго по ветру.
- Я не буду обманывать, - усмехаюсь я. – Просто исправлю недоразумение. Какая для спортсменов разница, мужчина или женщина? Или ты сомневаешься в моих способностях?
Девочка смотрит ну очень недоверчиво. В моих способностях она не сомневается. А вот в искренности – очень даже да. Я тоже вру, как дышу. Ну, с ее точки зрения.
Отправляю запрос на собеседование. Ага, принято. Значит, зарплата там не очень. Но мне размер зарплаты не так важен, мне важно зацепиться. А там потихоньку-полегоньку пойдет. Сарафанное радио и частную практику на дому запретить сложно. Вот так и выкрутимся.
Собеседование завтра, так что мы с Катюшкой сначала просто валяемся в блаженстве, а потом не спеша идем гулять. Знакомимся с территорией, так сказать.
Необихоженный лесок неподалеку навевает воспоминания о «муте». Именно в такой вот он и уводил свои жертвы. Пока со мной не встретился. А Катюшка на лес не смотрит, она солнечно улыбается и обводит взглядом панораму высоток. По верхним этажам. У меня словно холодный ветерок промеж лопаток. Вспоминаю, как вот так же оглядывал высотки в Питере и прятал за спину Катюшку. Неужели все? Неужели история закончилась? Я снова вернулся в Москву и могу вести мирную спокойную жизнь обычного частника на ставке? Не верится. Но на душе становится немножко спокойней. Катюшка чует опасность лучше меня, а она беззаботна. Может, действительно все. Завтра на собеседование.
Мы покачались на качелях, покормили уточек в местном прудике, зашли два раза в кафешки, сходили до остановки автобуса, заглянули во все магазины – в общем, нагулялись до гула в ногах и вернулись в квартиру затемно. Зато познакомились с окрестностями и хорошо запомнили. Так, на всякий случай.
Катюшка раздевается и недовольно трет ноги. Смотрю с тревогой. Наше знакомство вообще-то началось с того, что я вылечил ее от кемиоэкземы. Считающейся неизлечимой. Болезнь не исчезла, она отступила и затаилась, готовая в любой момент наброситься на ослабленный организм. Что может послужить спусковым условием? Прежде всего стресс. Стресса в жизни девочки хватает.
- Покраснение? – интересуюсь по возможности спокойным голосом.
- Не, натерла, - откликается она. – Все нормально, Док. Я помню, я слежу. Если покраснения, изменение цвета кожи, резкое обострение чувствительности – сразу к тебе. Я помню.
Она действительно помнит, и я успокаиваюсь. Очень ответственная девочка. За питерский год она пропустила школу, но зато освоила такие навыки, которые невозможно встретить у обычной девочки. Определение различных болячек мутантов – в их числе.
Я долго не сплю, размышляю в темноте. Неужели действительно все, мирная жизнь? С сожалением прихожу к выводу, что вряд ли. Катерина обязательно заглянет к маме. Ее сжигает неутоленная потребность материнской любви. Маму свою она любит трепетно и беззаветно. А ее мама – довольно странная, не совсем нормальная женщина. Про старшую дочку она легко забывает. А Катюшка ждет, надеется и верит, что ее любят.
Я, как могу, ее поддерживаю. Но могу я немногое. Мы с ней всего лишь духовно единое целое. А мама – это мама.
А рядом с ее мамой – отчим, Даниил Рождественский, чиновник высокого ранга, один из немногих, кто знает о моих истинных силах. И один из тех, кто знал о питерской операции. Появление в доме потерявшейся девочки он не сможет пропустить. Даже если не успеет расспросить и Катюха вовремя смоется, выводы все равно сделает соответствующие. И вот тогда посмотрим, будет продолжение или нет. И если будет, то какое именно.
.
ЛитСовет
Только что
