Читать онлайн
"Любишь меня? Люби мою собаку!"

Пройдя последние ярды, Сириус таки вполз на площадь Гриммо. Посмотрев сквозь спутанные и грязные лохмы на стык двух домов под номерами одиннадцать и тринадцать, он глухо прорычал:

— Площадь Гр-р-риммо, 12, чтоб тебя через этак… А ты стой смирно, зараза!

Последние слова относились к гиппогрифу Клювокрылу, на котором он, собственно, и прилетел сюда из Хогвартса. Сизый монстр опасливо косил глазом на высотные дома и нервно переступал передними орлиными лапами. Ему здесь не нравилось. Очень. Всё вокруг было серым и сырым, под ногами — холодный камень брусчатки, мелкий и скользкий, задние неподкованные лошадиные ноги опасно скользили, и гиппогриф часто взмахивал крыльями для удержания равновесия.

Перед ними вспух третий дом, нагло раздвинув в стороны два соседних, Сириус, продолжая ругаться, потянул за цепь. Поняв, что его тащат в эту каменную коробку, Клювокрыл присел на задние ноги, упираясь передними в брусчатку, и сдавленно захрипел. Ошейник передавил ему горло. Сириус грубо схватил его за клюв и рывком нагнул к себе орлиную голову, злобно прошипел в то место, где у пернатых, по божьей идее, располагаются уши:

— Слушай, ты… Мне сейчас не до твоих царственных капризов, собери ноги в кучу и двигай в дом. Иначе оставлю тебя здесь на потеху магглам и будешь ты сенсацией в завтрашнем номере «Лондон-Таймс», ошибка природы…

Что такое сенсация, Клювокрыл не знал и знать не хотел, но послушался. Очень уж зловещими были нотки в голосе нового хозяина. С большим трудом, цепляясь и едва слышно ворча, с хозяйской помощью гиппогриф вскарабкался по ступенькам на высокое крыльцо, внаглую повиснув на горбе Сириуса — ему надо, вот и пусть несет. Втащив неподъемное гиппогрифье тело в темную прихожую, Сириус сбросил его с плеч, выпрямился и осмотрелся. Грязный черный коридор с потеками плесени под потолком, на полу драное нечто, напоминающее видавший виды линолеум, комковатый и заросший въевшейся пылью. На стенах газовые рожки и портреты в тяжелых рамах. И как последний штрих безумного импрессиониста, картину довершала многолетняя паутина по углам. Сириус судорожно сглотнул — если ЭТО уже в прихожей, то что же творится в остальных помещениях? От осознания этого захотелось бежать отсюда без оглядки. Да вот только драпать-то некуда было… как там в песенках поется? Из огня да в полымя? Вот-вот, в самую точную точку, из Азкабана да в лондонские трущобы.

На гиппогрифа, похоже, напал приступ клаустрофобии, зверя колотила крупная дрожь, конские бока потемнели от пота, а в животе забурлили газы, угрожая вырваться через известное место и испортить воздух. Сириус кротко вздохнул и посмотрел в потолок, пытаясь вспомнить, есть ли в доме большие комнаты. Бальный зал? Библиотека? Прачечная? Вот и куда его теперь? Курицу с кониной… Может, его просто съесть, раз он это… курятина с кониной, вполне съедобен. Хотя... есть вроде чердак, но он, поди, захламлен так, что ни пройти, ни пролезть.

Содрав с шеи дырявый платок, Сириус замотал им голову гиппогрифу, плотно завязывая глаза. Это сработало. Клювокрыл перестал бояться тесных стен, и Сириус без препятствий протащил ослепленного зверя по всем коридорам и лестницам на самый верх дома. Чердак оказался битком забит вещами: зачехленной мебелью, коробами, сундуками и ящиками. Но зато маменькина спальня по размеру не уступала бальному залу, а из мебели в ней были лишь встроенное зеркало и огромная кровать, на ней можно было уложить целый полк гусаров с конями. Сняв с глаз зверя импровизированную повязку, Сириус оставил его в комнате и вышел. Надо было устраиваться на новом месте.

Прежде чем принять ванну, пришлось подождать, пока из труб вытечет ржавая вода. Это, как ни странно, было завораживающее зрелище — сперва толчками пукала тоненькая черная струйка, потом, очевидно, в трубах что-то прочистилось и из крана, как из мощного брандспойта, ударила сильная струя рыжей и вонючей воды. Трубы натужно пели, как при поносе, кран хрипел и кашлял, выхаркивая застоялую жижу. Всё это безобразие вытекло где-то примерно через час, пока не появилась чистая вода, ещё один час Сириус мыл и отскребал чугунную ванну и только после этого вымылся сам. Мылся долго и с чувством, три раза менял воду, побрился, привел в порядок ногти на руках и ногах, закутался в махровый халат старинного покроя и вполз на кухню, ощущая, как пустой желудок прилип к позвоночнику, дар речи он давно утратил и уже несколько дней не подавал голоса. Сириус даже ловил себя на мысли, что его желудок тихо-мирно скончался, потому и не бурчит. Отгоняя гастрономические мысли о том, что где-то на верхних этажах находится конина с курятиной, Сириус провел ревизию кухонных шкафчиков в поисках сухариков или галет. Не нашел. Погладив впалый живот, голодный мужчина горестно задумался: деньги у него есть, но некого послать в магазин. Самому выйти нельзя, Дамблдор что-то сказал про защитные чары… рыжего и умного кота под рукой нет. Домовик? Полный сомнения, Сириус выглянул в коридор и посмотрел на ряд эльфьих голов, приколоченных к памятной мемориальной доске, так, Виски помер, вон его пучеглазая харя… Ренди, Грувер… Полли, вот бедняжка, и её голова висит. Кикимера нет, неужели живой?! Сириус приободрился, откашлялся и позвал:

— Кикимер! Покажись, старина.

Скрипнула дверь сбоку, ведущая в гостиную, и в её проеме показалась носатая физиономия старого домового. Его серо-стальные глаза, непривычно маленькие для представителя данной расы, подозрительно обозрели пространство вокруг Сириуса и остановились на нем. Поморгав, Кикимер неуверенно скрипнул:

— Господин?

— Да, это я… — Сириус присел на корточки и протянул руки. — Здравствуй, Кикимер.

Старый домовой, двигаясь, как в густом киселе, медленно подошел и уткнулся носом в грудь хозяину. Тихо выдавил:

— Господин вернулся?

Сириус кинул взгляд на головы мертвых эльфов и, передернувшись, сгреб Кикимера в объятия:

— Да, я вернулся. Как ты тут?

— Плохо, господин… — хлюпнул носом Кикимер. И забормотал, глядя в никуда: — Кикимер чистит, Кикимер слушается, но Хозяйка вечно недовольна, Хозяйка всё время кричит и приказывает… Кикимер слушается и чистит, чистит, чистит… всё время чистит.

До Сириуса не сразу дошло, что за Хозяйка и что именно Кикимер чистит. А когда понял, разозлился — какая-то крашеная тряпка свела с ума последнего оставшегося в живых домовика. И прямо здесь, не сходя с места, попытался снять со стены мамашин портрет, но у него ничего не вышло, картина была причарована к стене заклятием Вечного приклеивания. Можно было бы стену снести, но… стена оказалась не простой, а монолитной. Домик прятался в пространственной складке-кармане и был в буквальном смысле вырублен в толще скальной породы. И все свои портреты матушка ещё при жизни прилепила именно к таким стенкам, отесанным скалам, из которых вырос дом. Вздохнув, Сириус оставил картины в покое и занялся Кикимером, заставил его вымыться и переодеться в чистое. Потом проверил его на адекватность и выяснил, что в магазин тот вполне способен сходить. Убедившись в том, что Кикимер отличает галлеон от кната, Сириус отправил его за продуктами. Проводив домового, он прошел в свою спальню, шагнул было к кровати, но был остановлен барханами пыли, лежавшей на всех поверхностях. Ну хоть плачь. Пришлось отодвинуть негу подальше и вооружиться шваброй и ведром мыльной воды. Эх, как же плохо без палочки. Её изъяли во время ареста, и двенадцать лет он её не видел, хорошо хоть превращаться можно без палочки. Вернулся Кикимер, и Сириус, закончив уборку, заторопился на кухню, пуская слюни на запах еды, как пресловутая собака Павлова. Ожил и заурчал сдохший желудок, оказывается он был в коме…

Кикимер подал крошечную пиалу с куриным бульоном и горсть ржаных сухариков. Сириус покорно выпил его и взглядом попросил добавки, Кикимер отказал, строго проквакав:

— Господину будет плохо от обжорства.

Сириус прислушался к себе — его желудок, моментально всосав бульон, теперь, что называется, смотрел вверх в пищевод в ожидании новой порции. Невольно передернувшись от ощущения глаз в своем нутре, Сириус пошел спать. Однако едва он лег, как сон куда-то улетучился, на поверхность его сознания вылезла совесть и начала его точить. Сперва Сириус отмахивался от неё, но она настойчиво влезала к нему на грудь снова и снова и продолжала царапаться, выковыривая из него воспоминания. Вот он, молодой и безголовый, дарит годовалому малышу детскую метлу и хохочет-заливается, глядя, как Гарри на низком старте сшибает напольную вазу, как на полной скорости врезается в кошку Миллисенту и как она с воем удирает под шкаф… А вот тот же Гарри, двумя месяцами постарше, сидит в кроватке и жалобно плачет, из свежей раны на лбу на личико стекает кровь. А он, Сириус, тогда едва только взглянул на мальца и, убедившись, что он жив, зачем-то рванул в погоню за Питером. Ну и что в результате? Всё равно ведь не догнал, только кучу народу зря перебил… Так что двенадцать лет Азкабана за тех магглов он честно отсидел. А Пит… Пит, тварь такая, в семье Уизли спрятался, слишком близко от Гарри! Он же чуть душу дементорам не отдал добровольно, как только увидел Пита на плече того мальчишки, а в газете черным по белому было написано, что это друг-однокурсник Гарри! Ой-ей… чего ему стоило выбраться оттуда, хорошо, что стражи слепы, не заметили, как во время кормежки в открытую дверь камеры выскользнул тощий пёс… Тюрьма, конечно, на острове, но до причала оказалось недалече, спокойно доплыл, благо что собаки первоклассные пловцы, о чем свидетельствуют перепонки между пальцев — растопыренные в воде лапки прямо веслами становятся.

И последнее воспоминание, самое тяжелое. Гарри, тоненький, хрупкий подросток, щупленький и худосочный, неуклюжий и странно сгорбленный. Отчего? Почему он такой? И что означает затравленное выражение в его грустных глазах? Совесть наконец-то догрызает его и превращается в вину. И вина эта давит, душит, наваливается на него всей своей тяжестью. Он не выполнил обещание, данное Гарри…

Когда они выбрались из-под Гремучей ивы, Сириус робко обратился к мальчику:

— Ты ведь понимаешь, что это значит? Разоблачение Петтигрю?

— То, что ты теперь свободен, — оживленно отозвался Гарри.

— Да… — он помялся и спросил: — А скажи, ты знаешь, что я твой крестный отец?

Ответ Гарри был коротким:

— Знаю.

— Хм-м… — неловко продолжил Сириус. — Твои родители назначили меня твоим опекуном, если с ними что случится…

Гарри молча уставился на него, и что-то было в его взгляде, что-то такое… и Сириус смутился, замямлил:

— Я, разумеется, пойму, если ты захочешь остаться с дядей и тётей… Но ты всё-таки подумай. Мое доброе имя восстановлено… может, если бы ты захотел… э-э… другой дом…

Гарри воскликнул, удивленно и, как показалось Сириусу, возмущенно:

— Ты хочешь, чтобы я жил с тобой? Уехал от Дурслей?

— Я так и знал, что ты будешь против, — окончательно смутился Блэк. — Я просто подумал…

— Что? — у Гарри подозрительно сел голос. — Да. Я мечтаю расстаться с Дурслями! А дом у тебя есть? А когда можно туда поехать?

Сириус невольно остановился и повнимательнее посмотрел на мальчика, глаза Гарри сияли предвкушением грядущего счастья, он очень хотел поехать к нему…

— Значит, ты согласен? Да?

— Ну конечно!

И все надежды рухнули буквально в следующие минуты — из-за туч проглянула полная Луна. Люпин оборотился, выронив свою волшебную палочку, а пока Сириус сдерживал волка, Питер подобрал палочку и совершил повторное улепетывание… Визенгамоту и Министерству некого стало предъявлять, и Сириус Блэк снова стал преступником в бегах.

И как же рад был Нюниус, арестовавший его на берегу озера и лично доставивший его бессознательную тушку в одну из башен Хогвартса, и как он, роняя тапки, бросился за директором. Профессор Дамблдор выслушал его сбивчивую речь и, покачивая мудрой головой, изрек загадочную фразу:

— Что ни делается, всё к лучшему. Осталось только одно — выиграть время.

С чем он и ушел, оставив пленника наедине со своими мыслями и вопросами. И ожиданием смертного приговора с визитом Министра магии. А тем временем продолжалась жизнь, прибыл Макнейр с топором, министерский палач, готовый по приказу своих начальников срубить очередную голову приговоренному к смертной казни. Крались по лесу двое подростков, стараясь не столкнуться с самими собой… Это было немыслимо, но Гарри каким-то чудом повернул время вспять и устроил ему побег, дав в качестве верхового коня украденного гиппогрифа.

Сириус застонал и, дернувшись, рывком сел на смятых простынях. В глазах Гарри было столько разочарования! Мальчик так хотел поехать к нему… Ну совершенно невозможно сейчас заснуть, когда перед внутренним взором стоят обиженные глаза крестника. И снова в сердце закралась тревога — почему Гарри такой маленький и щуплый для своих лет? Рон, его одногодок, выглядит таким верзилой рядом с ним, и девочка та, Гермиона, кажется, тоже выше Гарри на целую голову. А ещё Гарри бледный и сутулится. Уж не обижают ли его родственники? А с чего ещё Гарри так рванулся к нему, незнакомому мужчине, при первом же его предложении переехать к нему? Ох, Гарри, прости за то, что обманул твои надежды.

И долго ещё потом ворочался без сна Сириус Блэк, вспоминая, переживая, думая-гадая…

Прошло несколько дней. Сириус на пару с Кикимером чистили и мыли дом. После недолгих совещаний решили ограничиться лишь теми помещениями, которыми господин Сириус будет пользоваться, а весь остальной дом лучше закрыть до поры до времени. Но даже и тех выбранных комнат хватило с лихвой, что поделать, дом был невероятно загажен. В подвале сновали здоровенные крысы вперемешку с дикими нарлами, среди них даже обнаружились помеси, какие-то крысонарлы… В шторах сидели докси и пикси, нашлись даже лечурки, охотящиеся на яйца докси. На чердаке поселились летучие мыши и непонятно откуда взявшийся кокатрис птерапсерис, странная птичка с четырьмя крылышками, мимикрирующая под гоацина. Мышек Сириус прогонять не стал, а вот птичку отловил и посадил в клетку, рассчитывая её приручить, авось сгодится в качестве почтальона. Паутину убирал едва не умирая от ужаса, их хозяева скопом разбегались во все стороны, и хорошо, что не к нему. Правда, один всё-таки побежал к Сириусу, так тот с позором сбежал от него, отмахиваясь шваброй. Кикимер, кротко моргая слезящимися глазками, проводил взглядом убегающего господина и только головой покачал, сказывалась неудачная шутка Регулуса в школьные годы, когда он спихнул старшего брата в погреб и высыпал следом ему на голову полную корзину пауков. Ой, как тот тогда верещал… а потом и проблемы начались, Сириус стал бояться пауков. Эх, и чего братьям не дружилось?..

Пару раз заходил Дамблдор, сунулся своим крючковатым носом туда-сюда и сверкнул голубыми очами, одобрительно так. Языком поцокал и обратился к Сириусу:

— А что, дорогой мальчик, не устроить ли нам здесь штаб-квартиру Ордена Феникса?

На что Сириус лишь равнодушно пожал плечами, тихо ненавидя пронырливого старика. Мозги у него были, хоть и потрепанные азкабанскими дементорами, но были. Почему профессор Дамблдор так старательно выковыривал из тюрьмы Северуса Снейпа, истинного пожирателя с черной меткой на левой грабле? А его, верного соратника, даже не почесался выцарапать? Хотя он сам тогда не протестовал, позволил себя арестовать, всё-таки те тринадцать магглов погибли по его вине. Первые два года было тяжело, дементоры пугали до нервного тика, остальные десять лет были вполне терпимы, он приноровился и всегда превращался в собаку, чтобы они не трахали ему мозги. А потом терпеть стало незачем, он увидел Пита и понял, что тот непозволительно близко к Гарри.

А сегодня, когда всемогущий директор навестил его скромную обитель и он смог присмотреться к нему, все сомнения отпали напрочь. Директор Дамблдор — не тот человек, которому можно безоговорочно доверять. Он — жук. Или, вернее, паук, собирающий в свои тенета коллекцию вкусных и полезных мух. Вот и сейчас что-то ему вруливает, ну-ка послушаем…

— И я говорю, а с чего бы ему накидываться на бедного мальчика? Короче, Уизли пригласили Гарри на Чемпионат мира по квиддичу, мальчик был так рад получить приглашение. Вот только Рональда немного жаль, без питомца остался, а у его родителей с финансами негусто, сам знаешь. На нового зверька или сову они не смогут раскошелиться.

Так, намек понятен, придется обеспечить рыжего пацана дармовой зверушкой. А директор дальше поет что-то про Турнир Трех Волшебников. Хм, открытие в этом году, и даже в Хогвартсе, ох, что-то печенку так колет… чует она, что дело нечисто.

Директор ушел, а Сириуса долго ещё мучила больная печень, розовые очки-то давно были разбиты и стерты в порошок ещё в застенках Азкабана. Там пижонов, знаете ли, не любят. И Сириус принял решение. Властно позвал:

— Кикимер!

Шаркающие шаги, печальный взгляд и хриплый вопрос:

— Да, господин?

— Сходи-ка в центр Илопса «Совы» и купи там птичку подешевле. Сюда принеси.

Сходил, принес мелкую пичугу породы воробьиный сыч, размером с детский кулак. Ничего, сойдет, не до жиру…

Пора, пора взять себя в руки. Метлу вон ухитрился подарить, неужели и дальше не справится? Что бы там ни задумал уважаемый директор, а за Гарри он присмотрит, надо же понять, что там мальчика так угнетает и отчего у него такие грустные глаза. Письмо для Гарри он сочинял долго и мучительно, немало листов бумаги перевел, а его заскорузлые руки, казалось, забыли, как держать перо, но наконец, после нескольких часов у него родилось вполне читаемое послание.

«Дорогой Гарри!

Надеюсь, ты получишь это письмо ещё до того, как встретишься с дядей и тётей. Не знаю, как они относятся к совиной почте.

Мы с Клювокрылом в надежном месте. Не хочу говорить где — на случай, если письмо попадет не в те руки.

Не сомневаюсь, что дементоры всё ещё рыщут в поисках моего следа, но сюда им не добраться. Хочу на днях мельком показаться одному-другому магглу, как можно дальше от Хогвартса. Так что охрану замка в ближайшее время снимут.

Я кое-что не успел тебе рассказать во время нашей короткой встречи. Это я прислал тебе Молнию. Живоглот отнес мой заказ на почту от твоего имени. Но золото я распорядился взять в Гринготтсе из моего личного сейфа номер семьсот одиннадцать. Считай это подарком от крестного отца за все тринадцать лет рождения.

И прости меня, что я напугал тебя той ночью, год назад, когда ты ушел из дома дяди. Я хотел хоть одним глазком взглянуть на тебя перед дальней дорогой на север. Но боюсь, мой вид встревожил тебя.

Посылаю ещё кое-что, это скрасит твой четвертый год в Хогвартсе.

Если я вдруг понадоблюсь, черкни словечко. Твоя сова найдет меня.

Вскоре напишу снова, Сириус.

P.S. Думаю, твой друг Рон пожелает взять эту сову, ведь по моей вине у него больше нет крысы».

Вот и всё, и птичка пристроена. Так, теперь разрешение на посещение Хогсмида заполнить, вложить в конверт к письму и можно отправлять. Воробьиный сычик улетел, Сириус постоял у окна, наблюдая за тем, как пичуга боролась с земным притяжением и тяжелым для неё конвертом, но потом она справилась, полетела прямо, а не зигзагами вверх-вниз. Хм, как-то сомнительно стало… долетит — не долетит? Лишь бы ветром в Африку не унесло.

Сходил в материнскую спальню, проверил гиппогрифа. Зверь встретил его голодным взглядом и как-то очень пристально обозрел его конечности, словно примеривался к ним, прикидывал — а съедобны ли они. Это заставило Сириуса вздрогнуть, эдак они такими темпами сами друг друга сожрут… Сириус лихорадочно вызвал в памяти учебник по магозоологии, чем там гиппогрифы питаются? Память услужливо подсказала — драконье мясо, тушки хорьков и горностаев, тьфу ты… эстет четвероногий. Вспомнил о крысонарлах в подвале и приободрился, а может, не всё ещё потеряно?

Он сходил за полотенцем, завязал зверю глаза и отволок в подвал, снял повязку и показал рукой на пол:

— Вот твоя новая охотничья территория. Удачи.

И ушел. Гиппогриф проводил хозяина недоуменным взглядом и собрался оскорбиться таким невнятным отношением, но тут чуткое его ухо уловило тоненькое, ультразвуковое попискивание крыс, и он моментально насторожился, определив источник звука, весь напружинился и подобрался, готовый атаковать. Спустя пару минут из щели выглянула мордочка крысы-разведчицы, принюхавшись и поняв, что кошкой тут не пахнет, она осмелела и вылезла целиком. Смерти она даже не осознала, так точен и стремителен был удар мощного клюва голодного гиппогрифа. Охота началась.

Несколько дней спустя в окно спальни Сириуса влетела роскошная белоснежная сова. Сев на спинку кровати, она величественным взглядом окинула адресата и важно протянула ему лапу с привязанным письмом. Сириус с глубочайшим почтением отвязал послание и развернул его. Письмо оказалось от Гарри.

«Дорогой Сириус!

Я получил твое письмо и рад, что у тебя всё хорошо. Рон получил твой подарок, ему очень понравилась сова-малютка, он даже отдал её на экспертизу Живоглоту, и кот подтвердил, что сова — настоящая! Это, конечно, шутка, ты же не станешь подсылать к нам ещё одного анимага.

Чемпионат по квиддичу начнется ещё не скоро, и я не знаю, как убить время до его начала. Как жаль, что мы с тобой так быстро расстались.

Дела идут как обычно, у Дадли ничего не получается с диетой. Вчера моя тётка поймала его, когда он пытался тайком пронести к себе пончики. Родители пригрозили урезать ему карманные расходы. А так мы все вместе сидим на овощной диете, кроличьей, как выражается дядя.

У меня всё в порядке. Дурсли очень боятся, вдруг ты нагрянешь по моей просьбе и превратишь их всех в летучих мышей или жаб. Мою сову зовут Букля, сообщаю тебе её имя на всякий случай, она очень гордая птица и может заартачиться, чуть что не по ней, но если обратиться к ней по имени, она всё простит. Передай от меня привет Клюву.

Гарри»

Прочтя письмо, Сириус горестно задумался. Судя по всему, Гарри избегает говорить ему о своих неприятностях, не желая его беспокоить, но в письме вольно или случайно проскользнула пара тревожных моментов. Во-первых, мальчик скучает по нему, об этом он прямо говорит — «жаль, что мы расстались». А во-вторых, Гарри голодает. Они все сидят на кроличьей диете. А он ведь и так тощенький и не стал бы жаловаться на диету, если б не голодал. Проклятье! Что же делать-то?! Тоскующий маг заметался по комнате, подобно льву в клетке и, вцепившись в черные кудри. Белая сова настороженно следила за его передвижениями, готовая драпать в случае опасности, кто их знает, волшебников, вдруг накинется… А Сириус в своих метаниях поймал мысль, которая ему очень понравилась. Успокоившись и сев на кровать, он позвал Кикимера. Его пришлось долго ждать, прежде чем он вполз в комнату, похоже, от старости он уже не мог трансгрессировать, как в былые годы. Сириус проглотил комок в горле и затолкал подальше все чувства, пока они не переросли в жалость и сожаление. Нарочито бодро спросил:

— Кикимер, а в доме не найдется какая-нибудь палочка для меня?

Кикимер честно задумался, глядя в потолок вечно слезящимися глазами, потом кивнул, прошаркал к письменному столу, открыл дверцу тумбы, выдвинул ящик и, покопавшись, принес хозяину… карандаш. Простой графитный карандаш. Палочка, ага… пишущая. Сириус вынужденно и терпеливо уточнил:

— А волшебная палочка есть?

Старый эльф снова задумался, кивнул и негромко пробормотал:

— Есть одна палочка. Кикимер сейчас принесет её господину.

И ушаркал за дверь. Сириус со всей возможной кротостью приготовился к долгому ожиданию, но Кикимер вернулся буквально через минуту и подал ему в руки палочку из темного дерева. Сириус растерянно заморгал, узнав инструмент Регулуса. Кикимер принес ему волшебную палочку погибшего брата, какая горькая ирония — Звездный Лев давно умер, а палочка его до сих пор жива… Глубоко вздохнув, он взял её и взмахнул, вызывая в памяти шарик света. Тихо шепнул:

— Люмос…

На кончике старой бесхозной палочки загорелся неяркий огонек. Она работала, плохо, с натугой, но работала. Сириус кивнул — ну что ж, для его целей она вполне сгодится. Напрочь забыв о сове, он вышел из комнаты и спустился в прихожую, толкнул парадную дверь и вышел…

Чтобы спуститься с крыльца собакой. Поняв, что идет на четырёх лапах, Сириус неуверенно замер — что за… Попытался превратиться, но ничего не вышло, лапы так и остались лапами. Черный волкодав уселся на тощий зад и озадаченно почесал задней ногой за ухом. Пришлось вернуться в дом, и в коридоре он снова смог стать человеком. Подозрительно оглядел свои руки, палочку Регулуса и осторожно позвал Кикимера. Тот долго спускался из спальни, с черепашьей скоростью сползая по лестницам. Доковылял до хозяина, вопросительно квакнул:

— Да, господин?

— Эта палочка исправна? — подозрительно осведомился Сириус.

— Исправна, господин.

Сириус опять шагнул за порог, а едва его нога коснулась брусчатки — снова против воли стал собакой. Вернулся в дом, навис над эльфом, кипя праведным гневом:

— Ты это видел? Что всё это значит? Почему я не могу выйти из дома по-человечески?!

Кикимер виновато съежился и медленно перевел остекленевшие глаза на портрет, висящий в центре коридора. Сириус проследил за его взглядом и судорожно сглотнул — всё ясно, какая-то посмертная воля матери сыграла с ним дурную шутку…