Читать онлайн
"Реваншист"
В Костаржи вешали редко. Ну а графа до этого — вообще никогда.
Серое небо нависло над площадью Святого Якова Огнетворца, словно предвещая трагедию. Холодный ветер гнал по мощеной булыжником площади обрывки пергамента и сухие листья. Запах сырости и гнили висел в воздухе, смешиваясь с тяжелым ароматом страха и отчаяния.
Андрэ дель-Косталь стоял в толпе и старался не выделяться. Поверх единственного костюма, оставшегося у него, мальчишка накинул самый обычный плащ, который ему втюхал Гурат. Старая солдатская шляпа, нацепленная с той же задачей, оказалась сильно велика, но ее поля хорошо скрывали приметное лицо.
От плаща пахло кислятиной и мокрой псиной, а шляпа то и дело сползала на лоб, скрывая все. Сейчас он походил скорее на голодранца, который ограбил пьяного солдата, но это даже неплохо. Мало кому из горожан придет в голову, что беглый сын опального графа оденется в такое по своей воле.
И уж тем более никому не придет в голову, что беглец заявится на место казни, где так много солдат. Вот только Андрэ не мог поступить по-другому.
Отец выглядел отвратительно. Его вывела из бронированного экипажа пара солдат и грубыми толчками направила к только что сооруженному помосту. Специально для него возвели. Шесть плотников работали не покладая рук, явно старались.
Только сейчас они поняли, что имелось в виду под фразой «заказ для графа дель-Косталя». И, судя по кислым рожам, они явно оказались к такой шутке не готовы.
Отец поднялся на подмостки и встал, где велено.
От того сильного и крепкого мужчины, каким он был буквально два дня назад, не осталось и следа. Пальцы переломаны и распухли так сильно, что рука походила на лапищу кузнеца Эдмона, а не на руку благородного владельца этих земель. Левый глаз заплыл багровым синяком, а на скуле виднелся глубокий порез. Его некогда прямая спина теперь сгорбилась под тяжестью пыток.
Легкая рубашка за недолгое время оглашения приговора успела пропитаться кровью из вновь открывшихся ран, образуя на ткани жуткие алые узоры. Если не знать, кого вешают, то можно было бы предположить, что гвардия поймала главаря банды душегубов, настолько неприятно выглядел отец.
Государственный обвинитель — граф Бенуа дель-Конзо — на его фоне выглядел просто роскошно: дорогой камзол из бархата с вышивкой, шелковая сорочка, а на ногах сапоги из искусно выделанной телячьей кожи. Длинные мышиные волосы туго стянуты в хвост.
Что говорил этот червяк, Андрэ не слушал. Кровь так сильно била в висках, что заглушала любые звуки. Судя по тому, с каким запалом говорил Бенуа, он переходил к вердикту. Дель-Конзо взглянул на притихшую толпу перед виселицей и выдержал театральную паузу. Его холеное лицо лоснилось от самодовольства, а в глазах плясали огоньки злорадства.
Он то и дело поправлял свой безупречный камзол, словно боясь запачкаться от одного лишь присутствия рядом с измученным подсудимым. Скрип досок под его ногами казался неестественно громким в напряженной тишине.
Отвратительный фарс, и все вокруг это понимали: обвинитель, подсудимый, даже толпа. Королевский суд всего за день. Обвинение меньше чем за час. Чтение приговора и то заняло больше времени, чем все следствие.
Люди молчали, но это молчание звучало громче любого крика.
Напряжение висело в воздухе, густое и осязаемое. Кто-то украдкой вытирал слезы, другие сжимали кулаки от бессильной ярости. Шепотки пробегали по толпе — то тут, то там, словно ветер по пшеничному полю. Но тут же они затихали под тяжелыми взглядами солдат дель-Конзо. Звон доспехов и оружия стражников время от времени нарушал гнетущую тишину.
Андрэ видел, с каким достоинством смотрит замученный и усталый отец. Мальчишка окинул всех собравшихся длинным спокойным взглядом, запоминая каждого. Толпа хранила гнетущее молчание, будто оцепенев от ужаса. Ни единого возгласа, ни малейшего требования скорой расправы не доносилось. Горожане просто смотрели на то, как пришлые вешают их графа, и старались не выдать настоящих чувств.
Вокруг площади возвышались старинные здания с узкими окнами, за которыми прятались любопытные лица людей, которым не нашлось места на площади. Флаги с гербом дель-Косталей, еще вчера гордо развевавшиеся на ветру, теперь были сорваны, а на их месте уже виднелись королевские штандарты.
Личное войско отец распустил перед арестом по прямому приказу короля. Теперь практически все офицеры заперты по домам и квартирам в ожидании суда, но уже над ними. Солдаты Дель-Конзо сейчас хозяйничали в городе и пригородах. Вели они себя по-свински нагло, и это немудрено — королевские гвардейцы встали двумя лигами южнее на дороге. Начни чернь в городе беспорядки, и эти паскудники примчатся на помощь захватчикам меньше чем за день.
И как бы ни любили подданные своего графа, но справиться с ротой пороховых магов в одиночку у них не получится.
Достаточно и половины таких бойцов, чтобы положить в гроб каждого мужчину старше двенадцати. Запах пороха и масла от оружия новых хозяев города витал в воздухе, смешиваясь с привычными ароматами.
Люди не пойдут на смерть, и Луи дель-Косталь этого и не ждал. Он отдался в руки суда, лишь бы предотвратить бессмысленную резню, которая могла захлестнуть город.
Он устал от резни.
Мостовая, по которой арестанта четвертью часа ранее вывели на эшафот, оставалась все еще влажной от недавнего дождя, отражая тусклый солнечный свет, пробивавшийся из-за туч.
Они с сыном встретились взглядами. Мгновение узнавания, замешательства и облегчения отразилось у отца только в глазах. Внешне же он и бровью не повел — казался холодным и отстраненным, словно только что проснулся и не до конца понимает, какого черта тут происходит. Только бы не выдать слишком долгим взглядом своего мальчика.
Нельзя.
Колокол на ближайшей церкви пробил полдень, заставив некоторых особенно впечатлительных в толпе вздрогнуть. Пауза меж тем уже слишком затянулась, и королевский обвинитель продолжил.
Его голос разносился по площади, отражаясь от стен домов:
— За ваши преступления, злоумышление против короны, заговор с целью свержения законной власти, за вероломство и предательство, вы, Луи, приговариваетесь к смерти через повешение.
Немногие наивные мечтатели, ждавшие помилования, выданного в самый последний момент, ахнули. Где-то в толпе раздался приглушенный женский плач.
Сердце замерло, пропустив три удара. Андрэ понимал, что этим и закончится, еще вначале, но все же итог заставил его вздрогнуть. Королевского помилования можно тоже не ждать: путь из Луарли́ до Костаржи займет не меньше четырех дней. И это при условии, что на каждой путевой станции найдется свежая лошадь, а есть королевский курсор будет на ходу. Вот только король не даст помилования.
Все подстроено с самого начала. Состав судей, бумага с печатью короля. Он тоже замазан.
Меж тем дель-Конзо продолжал играть на публику. Он поднял голос так, что его стало слышно без особого труда и из дальних рядов. Эхо его слов отражалось от фасадов зданий, окружавших площадь.
— Также ставлю в известность вас, что все ленные земли, находящиеся у вас во владении, будут отторгнуты в пользу короны. Титулы лорда упразднены ввиду ликвидации вашей провинции. Вы исключены из реестра рыцарства и более не имеете право таковым называться. Вы и ваши потомки, признанные и непризнанные, более не могут именоваться титулом графа дель-Косталь, шевалье или каким-либо другим именем, отличающимся от родового. Все ваши подданные с момента казни становятся личными подданными короля.
Ветер усилился, трепля королевские знамена, недавно вывешенные над зданием ратуши. Их шелест казался насмешкой над происходящим. «Королю, но не тебе», — как бы говорили они.
Дель-Конзо выдержал еще одну паузу, давая толпе понять то, что он только что сказал. Ублюдок заложил руки за спину и покачнулся, перекатываясь с носков на пятки и наоборот. Скрип досок эшафота под его ногами казался неуместно веселым в напряженной тишине.
Ну вот, графа он уже убил, осталось повесить человека, носившего этот титул.
Ему не терпелось, и он этого не скрывал. Почти детское нетерпение читалось в каждом его движении, в блеске глаз, в едва заметной дрожи пальцев. Он походил на мальчишку, ждавшего подарка, только вместо деревянной шпаги была казнь злейшего врага.
Ублюдок.
— Мне можно сказать последнее слово?
Было слышно, как больно говорить приговоренному. Его голос, некогда сильный и уверенный, теперь звучал хрипло и надломленно.
— Исключено! — Дель-Конзо дал петуха.
Толпа почти рассмеялась, но время и место не располагало. Где-то вдалеке прокаркал ворон, словно предвещая неминуемую смерть.
— Достаточно того, что уже написано в вашем признании. Вы мерзавец, Луи. Жалкий мелочный негодяй, предавший корону ради выгоды. Вы — позор всего дворянского рода, мне противно дышать с вами одним воздухом, и я не желаю более этого делать. Гульяр, приступайте!
Леонард Гульяр — любимый дядя Лео, интендант провинции первого ранга — за все время судилища так и не взглянул в глаза старому другу. Казалось, что за эти два дня он постарел на несколько лет. Глаза его ввалились, а лицо посерело, как после бессонной ночи.
Что же… кто-то ведь должен был пытать отца.
Услышав свое имя, Гульяр словно на деревянных ногах подошел к осужденному, закрепил петлю на шее, а после что-то тихо прошептал. Его руки заметно дрожали, когда он выполнял свою мрачную обязанность.
Андрэ стоял далеко и не расслышал бы их разговора и в полной тишине, но ропот толпы и свист ветра заглушали все звуки еще сильнее. В ответ же бывший граф, а теперь простой Луи Жуар рассмеялся и сплюнул себе под ноги. Трудно было представить, что отец, требовавший от сына исключительных манер, сделал бы подобное в обычной ситуации. Похоже, он окончательно смирился со своей участью.
Небо над площадью потемнело еще больше, обещая скорый дождь. Казалось, сама природа оплакивала судьбу семейства дель-Косталь.
— Не стоит тебе это видеть, малыш, — проговорил Жан Гурат хриплым басом.
Весь вечер он отговаривал мальчишку от похода в центр и теперь вздрагивал от каждого шороха, нервно оглядываясь по сторонам.
— Нет, — ответил Андрэ, не поворачиваясь к своему последнему верному солдату. Его глаза в эту самую секунду оставались прикованы к эшафоту.
— Ну же, пойдем. Милорд не хотел бы…
— Замолчи. Я должен все запомнить. — Голос мальчика дрожал от сдерживаемых эмоций.
— А, дьявол, — выругался в сердцах Гурат и вернулся к осмотру окрестностей, его рука лежала на эфесе шпаги под плащом.
Священник отчитал последнюю молитву, и Гульяр дернул рычаг. Площадка под осужденным на смерть провалилась, и он забился в петле. Сын смотрел, как отец борется со смертью. Шея выдержала рывок, так что теперь он умирал от удушья. Вены на его шее вздувались, лицо стало пунцовым, а глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Он страдал долгую минуту, пока Леонард не спустился и не повис на нем грузом в два отцовских веса.
Раздался хруст. Шея наконец сломалась.
— Далее, — продолжал дель-Конзо, его голос звучал холодно и безразлично, — введите подсудимую.
Карета во второй раз покачнулась, и из нее вышла мама в сопровождении пары солдат. Графиня Аннет дель-Косталь держалась с достоинством, которым всегда отличалась. Высокая и статная, она шла к эшафоту с гордо поднятой головой, несмотря на то что ее некогда роскошные темные волосы были небрежно острижены, а на запястьях виднелись следы от наскоро снятых кандалов.
Народ ко всякому привычен, но не к виду благородной дамы в кандалах — может и свару устроить.
Ее голубые глаза, которые передались и сыну, горели несломленным духом. При виде ее в сером шерстяном платье, заменившем привычные шелка и бархат, толпа зароптала. Даже в этом простом наряде графиня излучала благородство, которое невозможно скрыть.
Постепенно голос толпы все нарастал. Женщины и мужчины роптали, перешептывались и не понимали, какого черта эти ублюдки тащат на виселицу и ее? Царил гвалт, так что расслышать получалось только отдельные фразы.
Солдаты, словно почуяв недовольство людей, встали более плотным строем и перехватили мушкеты. Весь первый ряд ощутил десяток вспыхнувших искорок демона. Пороховики прикоснулись к запечатанным демонам и приготовились стрелять по толпе.
Словно по команде они подняли мушкеты, и строй ощетинился штыками.
— Не нужно, друзья мои, — произнесла мать сквозь слезы, ее голос дрожал, но оставался твердым.
Андрэ узнал этот тон — так она говорила с ним в детстве, когда хотела успокоить.
— Не нужно давать повод вас убить. Прошу вас, сделайте это последнее одолжение мне и моему бедному Луи. Мне будет больно знать, что моя смерть повлечет за собой еще и ваши.
Ее слова заставили сердце сынишки сжаться от боли и гордости. Толпа немного утихла, очарованная достоинством этой женщины.
— Мадам де Жуар, вы обвиняетесь в пособничестве государственной измене. Понимаете ли вы высказанное обвинение? — Слова дель-Конзо прозвучали как удар хлыста.
— Да.
Голос матери показался громогласным, в нем звучала закаленная сталь, которую сын так часто слышал, когда она отчитывала нерадивых слуг или спорила с отцом.
Обвинитель слегка опешил от ее напора, но затем вернул расположение духа:
— Вам есть что возразить?
— Нет, и будьте вы прокляты, Бенуа. Жалкий мелочный ублюдок.
Мать плюнула негодяю в лицо, и слюна осталась у него на дорогом камзоле. Попала она прямиком на серебряную вышивку. Бенуа недовольно взглянул на место плевка, лицо его исказила гримаса ненависти и отвращения. Он резко развернулся и пошел прочь. Возле Гульяра он остановился на мгновение и велел продолжать казнь.
Леонард нервно сглотнул.
Он подошел ко вдове и попытался накинуть петлю ей на шею, однако женщина с силой огрела его по лицу. Звук удара эхом разнесся по площади.
— Не смей трогать меня, жирный мерзавец!
Аннет дель-Косталь сама накинула на шею петлю и крепко затянула. Ее руки, несмотря на тяготы заключения, двигались уверенно и ловко. — Будь ты проклят, ты и весь твой поганый род, предатель. Ты был ему как брат, негодяй.
В ее голосе звенела такая ярость, что Леонард невольно отшатнулся. Никогда за свои пятнадцать лет Андрэ не слышал, чтобы мама говорила с такой ненавистью. Только не вечно спокойная и рассудительная мама. Гульяра это, похоже, также удивило и испугало.
— Пожалуйста, замолчи, Аннет. — Это стало единственной фразой, которую тот смог выдавить из себя.
Гурат потянул подопечного назад. Парнишка почувствовал, как дрожат руки у старого солдата.
— Вот теперь мы точно уходим, — сказал он тихо и непреклонно. В его голосе не слышалось страха, только решимость. Нужно будет — и на руках понесет.
— Нет!
Андрэ попытался вырваться, но хватка была крепкой. Он чувствовал, как его сердце бешено колотится, а в горле стоит ком. Он должен остаться и запомнить все до последнего мгновения. Он не должен просто оставить родителей вот так. Не должен и не…
— Нас сейчас заметят. — Слова эти Гурат уже едва ли не рычал. Его лицо исказилось от напряжения. — А, к черту!
Старик быстро заломил мальчишке руку и потащил его прочь. Он уводил последнего члена рода дель-Косталь. Рода, которому служил три десятка лет и который в итоге не смог спасти. Он уводил мальчонку прочь от ужасающего зрелища казни его матери. Тащил упирающегося и ругающегося сироту и молил богов, чтобы все закончилось быстрее.
Каждый шаг давался юноше с трудом, словно его ноги налились свинцом. Позади них раздался скрип механизма и коллективный вздох толпы.
Андрэ зажмурился, пытаясь сдержать слезы. Горячие, почти кипящие слезы не обжигали. Они стекали по щекам, оставляя тонкие мокрые дорожки. Слезы лились и лились, опустошая сердце и заставляя чувствовать себя пустой оболочкой без души. Он и был ею сейчас — голем, слепленный из глины, а не рожденный от людей. Мертвый внутри и одинокий.
Небо разразилось дождем во второй раз.
.
ЛитСовет
Только что
