Вагабондо

Мой дядя самых честных правил, Когда не в шутку занемог, Он уважать себя заставил И лучше выдумать не мог («Евгений Онегин») Когда я вспоминаю свое детство, прокручивая перед внутренним взором слайды игр и проказ, то в большинстве кадров вижу одну и ту же фигуру – высокого мужчину с черными кудрявыми волосами и очень светлыми глазами. Это младший мамин брат. Я звала его: «Дядя Вова», (на самом деле он – Владимир Владимирович) и завидовала своему двоюродному брату Сашке, потому что дядя являлся ему отцом. Ни одна забава не проходила без участия моего дяди. Салки-жмурки становились сущей радостью, когда он в них участвовал. Мы – дети, выпёндривались изо всех сил друг перед дружкой, стараясь показаться ловчее, быстрее и смелее в глазах ВЗРОСЛОГО, который играет вроде как с нами наравне. Дядина жена – некрасивая рябая тётя Надя – ворчала и злилась, когда видела каким несерьезным делом занимается ее муж. «Ты – придурок, - кричала через окно она, - мозг как у ребенка! Да только дети тебе и ровня!» Глупые дети не понимали, почему эта злая тётя ругается, ибо им с дядей Вовой было очень хорошо. Мы закапывали с ним свои «клады» (фантики, бусы, цветные резинки), ходили на рыбалку, печатали первые в своей жизни фотокарточки и воровали яблоки. Две мои подружки были в него по уши влюблены, а я гордилась, да, очень гордилась своим дядей! Мою гордость взрослое население нашей семьи не разделяло. Ни моя мама, ни бабушка, ни как я уже упоминала – тетя. Одному, пожалуй, деду было все равно, (ибо кроме выпивки его ничто в мире не обходило). С утра до вечера дядю моего поочередно «пилили»: жена, мать и сестра. И зарабатывает он мало, и в огороде хозяйничать не желает, и руки не тем боком у него пришиты… Словом, весь список претензий я оглашать не буду, оставим простор для фантазии. А дядя тихо отмалчивался на все выпады в его адрес. Конечно, чтоб бабы-пилы умолкли, надо было «рыкнуть» на них хорошенько, но он делать этого не умел. Дядя просто бежал из дома. Садился на велосипед «Украина», привязывал к раме связку удочек – и таял где-то за горизонтом. Только женщины наши его и видели. Возвращался, обычно, с жидким уловом пескарей и красноперок, от которого впадала в экстаз только бесхвостая Мурка. Мне почему-то кажется, что все рыбаки – это бегущие из дому «дяди вовы», которым осточертела домашняя «пилорама» и они на берегу реки, (или окияна), ищут тишины и покоя. Да, рыбалка была дядиной отдушиной. Помню, как чем-то дядя Вова насолил жене и она, чтоб отомстить супругу, поломала его драгоценные удочки. Он был смертельно расстроен. Тогда я поняла, что тетка моя – адское исчадие, рожденное для межгалактических полетов на метле. Тетя Надя – жадная и мелочная, глупая и пресмыкающаяся пред социально-доминирующими особями, я как не искала – не могла найти в ней хоть какое-нибудь приятное качество. Но за что-то же дядя мой на этой ведьме женился?! В старом семейном альбоме есть их свадебная фотография. Красивый молодой человек с бакенбардами по моде семидесятых годов и остроносая пигалица в блестящей короне с ёлочками, венчающей пышный парик. Спустя годы костлявая девушка с фото солидно обросла жиром, и только острый нос выдавал в Надежде Нальковне Надюшу из забитой деревни Галузия. Хотя, если подумать, то одно неплохое качество у дядиной жены присутствовало. Это – трудоголизм. Тетя Надя работала, не покладая рук маляром, и страстно стремилась в более интеллигентные слои народонаселения. Особенно она раболепствовала перед нашей соседкой Софией Даниловной – заведующей магазином «Детский мир», (в те времена подобный пост свидетельствовал о многом), даже сделала ей бесплатно ремонт. Тете Наде сильно хотелось красивой жизни. Трудолюбивая девочка из глухого Полесья мечтала, что выйдет замуж за городского принца – богатого и красивого, который увезет ее от недоенных коров и непрополотой свеклы. Но на беду Надюши, встретить богатого принца в краях, где водятся только волки и черника, было равносильно контакту с представителями внеземных цивилизаций. Подрастя и осознав оный факт, девушка собрала свои нехитрые пожитки и уехала в Большой Город (читать: г. Луцк), где поступила в ПТУ на маляра-штукатура. И вытравила Надюша волосики в желточный цвет, и надела коротенькую юбчонку, и стала считать себя настоящей городской барышней. Как-то с сокурсницами пошла девушка на танцы. Там-то и заприметила себе Надя высокого красавца с голубым взором. Плевать, что не богат… Теперь же Надежда Нальковна в выборе своем горько раскаивалась. Муж оказался совершенно равнодушным к накопительству. А тете до скрежета зубовного хотелось и стиральную машинку, и люстру из хрусталя, и сервиз «Мадонна» как у Софии Даниловны, и новый пылесос. Ах, на свете было так много всего необходимого Надюше, а Вова не мог, а главное – НЕ хотел всего этого ей дать. Ну, за что, Господи, ей такое наказание? Тетя остервенело вкалывала и заводила знакомства с «нужными» людьми. Чем яростнее погружалась в свою работу жена, тем равнодушнее к своим трудодням относился дядя. В конце концов, он уволился и уехал, куда глаза глядят. (Как оказалось позже, глаза его глядели в сторону Грузии.) Для тети это было настоящим шоком. Поступок казался необъяснимым и глупым. Упиваясь жалостью к себе, Надя плакала круглосуточно, а моя мама и бабушка хором ее утешали. Какой все-таки Вова гад, как он мог так поступить?! И Надя в семье заняла положение любимого мозоля, на который все дули, (кроме, естественно, деда-алкоголика). Через два года дядя вернулся, веселый и загорелый, но без велосипеда. Мы были страшно рады. В семье разыгралась классическая драма «Возвращение блудного сына». Тельцов, правда, не закалывали и перстня дяде не подарили. Радость по поводу Вовиного возвращения продержалась в доме пару месяцев. Дальше все вернулось на круги своя. Упреки возобновились с утроенной силой, поскольку моя мама и бабушка теперь стали считать своим священным долгом охрану Надюшиных интересов. Вкусив вольной жизни, дядечка мой уже был ею отравлен. Никакие пылесосы, люстры и сервизы не могли удержать его под одной крышей с Надюшей. Его манила Дорога. Это она, злодейка, соблазнила его уйти от сытого уюта. Нет, не Цель, а именно сама Дорога. Какая разница КУДА идти, главное же – ИДТИ. И он опять ушел. Куда? Бог знает. И опять вернулся – без денег, ободранный и еще более загорелый. Так повторилось несколько раз. Мы уже привыкли, что дядя наш – перелетный и что срываться в очередной полет – свойство его свободолюбивой натуры, бороться с которой бесполезно. Дядя превратился в настоящего вагабондо. (Так итальянцы называют бродяг и искателей приключений, слово это мне очень нравиться, поэтому пусть будет «вагабондо».) Теперь возвращениям его излишне не радовались, а уходам – не огорчались. За время мужниного отсутствия тетя завела себе любовника – тучного прораба Петровича, с которым они вместе ходили по «шабашкам». Он был женат, домовит и обладал роскошной красной лысиной в обрамлении рыжеватых завитков. С Петровичем тетя Надя вела себя смирно, не позволяя грубому словцу выплеснуться из уст, смотрела по-собачьи снизу вверх и заливисто хихикала, когда он щипал ее за мягкое место. В воздухе пахло разводом. Пусковым механизмом в разводе дяди и тети стала квартира, которую Надежда Нальковна получила от своего строительно-монтажного управления. Вначале тетя хотела мужа приписать, но, узнав, что это никоим образом не повлияет на увеличение жилплощади, подала на развод. Дядя Вова безропотно согласился. Может, помните, господа, старый фильм «Свадьба в Малиновке»? Там есть момент, когда Попандопуло делиться каким-то мародерским добром со Сметаной: «Это мне, это мне, это еще раз мне». Вот, по такому же «попандопуловскому» принципу делила имущество бедная Надюша. Однажды, когда никого не было дома, тетя наняла машину и вывезла все, что считала своим по праву. Бог ей судья. Дядя остался, что говориться, «как сокол». Надежда Нальковна съехала на новую квартиру вместе с двумя сыновьями, которые успели родиться и вырасти за время странствований дяди Вовы. Старший – Сашка и младший – Андрюха редко видели отца и особой сыновней любовью к нему не пылали. Да и с чего пылать? Тетенька, сколько ее помню, ни единого хорошего слова в адрес мужа не проронила. Когда она ругала Сашку, или Андрюху, то по всему дому гремели раскаты ее дурного голоса: «Ублюдки, оба в папашу своего!!!» Но это не правда, сыночки выдались все в мамашу. Годы жизни вагабондо не минули для дядечки бесследно. Он уже не был похож на того красивого молодого человека в кримпленовом костюме со свадебной фотографии. Когда-то крупные темные кудри поседели и были коротко острижены, спина ссутулилась, выпали зубы. Лишь глаза оставались такими же ярко-голубыми как раньше, и как раньше они по-детски распахивались в мир с жаркой жаждой новых приключений. После ухода жены дядя Вова больше не стал с нами жить. Он уехал в деревню к бабушкиной сестре – бездетной тете Шуре. Там никто его не «пилил», не требовал ничего, и он впервые за много лет осел. Уже достаточно долго не соблазнялся дядя Дорогой, завел себе нескольких пёстреньких уточек, посадил огород и даже начал ухаживать за вдовой Татьяной, до ужаса похожей его на бывшую жену. Чтобы как-то заработать себе на хлеб и рыбацкие снасти, дядя устроился в колхоз пастухом. Таким образом, житие его зазмеилось в тихих берегах. Но кто сказал, что спокойная жизнь – синоним счастья? Отнюдь. И дядечка мой стал запивать. То ли он грустил по Дороге, то ли по Настоящему Семейному Очагу, которого у него, по сути, и не было, не знаю. Нам он не звонил, а приезжал редко – на Рождество и Пасху. Бабушка ездила к нему чаще. Оседлый сын, или бродячий – какая разница материнскому сердцу? Дядя Вова никогда ничего и ни у кого не просил, даже если крайне нуждался. Но бабушка, приехав в деревню и увидев, что он влачит истинно нищенское существование, старалась помочь ему, чем только возможно со своей негустой пенсии. Покупала на толкучке рубашки и носки, лепила вареники и, нагрузив доверху хозяйскую сумку, ехала к сыну. Все это очень бесило мою маму. Она ревновала бабушку к дяде Вове и изо всех сил старалась очернить его в материнских глазах. Моя мама не хуже дядиной жены извращалась в изобретении различных унизительных прилагательных. Дядя же ни разу ни сказал о сестре ничего плохого. Не смотря на старания дочери, бабушка сына-вагабондо все равно любила. Не за то, что он был удачлив, умен, или богат, (таковым он как раз и не являлся), а просто потому, что он БЫЛ. Таково божественное свойство бескорыстной материнской любви. Бабушка видела в Вове не взрослого мужчину, а все того же озорного мальчишку, который чтобы не ходить в школу сочинял истории про банду «Черная рукавица», якобы орудующей в городе и всячески издевающейся над школьниками. Она хорошо помнила, как он болел энцефалитом и чуть не умер, а из-за последствий болезни ему тяжело было учиться. Отсюда и пропущенные уроки и фантазии про банду. Возможно, мама моя была и умнее, и практичнее, и ответственнее, но бабушка моя сильнее любила непутевого сына и все тут. Точка. Добавить нечего. В воскресенье вечером, я как обычно лежала с книжкой на диване. Стук в дверь. Открываю - моя мама. Вид у нее был обеспокоенный. Спрашиваю: - Что случилось? - Представляешь, Тюля (сосед) сказал моему Володе (дядин тезка - второй мамин муж), что Вова наш поехал в Польшу и там умер. Я осела, тараща на маму глаза. Как в Польшу? Как умер? Он же младше мамки на пять лет! - Этого не может быть! Это какая-то глупая шутка, или ошибка! - Не знаю, Наташ. Как думаешь, бабушке говорить? - Ты что?!! Даже не вздумай! Сначала надо в деревню съездить, разузнать там, что да как. Сердце у меня бешено колотилось. Не скажу, чтобы последнее время я о дяде часто вспоминала, или как-то проявляла к нему родственные чувства. Он жил своей жизнью, я – своей. Встречались мы по Праздникам, когда собиралась наша небольшая семейка – бабушка, мама, дядечка да я. Встречам этим, вроде бы, радовались. Но вот сейчас, я как-то больно осознала, насколько все мы были черствыми по отношению к дяде. Наверное, это распространенное явление – ощущать свою вину перед лицом чьей-то смерти. Господи, а ведь ничего же не стоит сказать человеку при жизни хоть какое-то слово потеплее! На душе было скверно. В понедельник, в обеденный перерыв я поехала к бабушке. Целью моей была разведка – а не проболталась ли дражайшая моя маман о кошмарном известии? Бабушка захлопотала над обедом. Когда она наливала свекольник, я заметила, как у нее крупной дрожью трясутся руки. Миска ходила ходуном, расплескивая на белую скатерть ярко-красные капли. - Знаешь, Наталю, я всю ночь не спала. - Что случилось? - Вчера вечером Галин Володя приходил и сказал, что Вова наш в Польше умер. Я стараюсь сохранить невозмутимый вид, но все переворачивается внутри. - Ба, что за бред сивой кобылы! Небось, мамкин муженёк пьянёхонький вдрызг приперся! - Ну, да. Он был пьян. - Пожалуйста! Нашла, кого слушать! У меня возникает желание удушить мамкиного мужа собственноручно, прямо здесь и сейчас, вон тем цветастым кухонным полотенцем. Сука! Явился на ночь глядя с благой вестью к старенькой женщине с больным сердцем. Бабушке ж 80 лет! Не зря в старину гонцов плохих новостей казнили. Ой, не зря! Всецело поддерживаю эту чудную традицию! - Ба, вы с мамой завтра поезжайте к дяде в деревню. - Да-да, конечно, Наталю. Я ж вот рубашечек Вове купила, - бабушка достает из шкафа немного старомодные мужские рубашки родом из местного «секонд хенда», но выстиранные и отутюженные, - Еще надо вареничков налепить, Вова их так любит. В ее глазах стоят слёзы. Мне хочется кричать. - Хорошо, ба. Налепи – и поезжайте. Уверенна, дядя пасет своих коров и слыхом не слыхивал о своей безвременной кончине. Я говорю сухим, бесстрастным голосом слова, в которые сама не верю. Почему Польша? Потому, что там живет куча дядиных кузенов, и он запросто мог к ним податься погостить. Почему умер? А почему люди умирают? Люди добрые, что же делать, если все это правда? К кому обращаться? Смерть сейчас – дорогое удовольствие для родственников покойного, а уж если он надумал помирать в чужой стране – тем более. Я начинаю думать о том, где достать деньги. Почему я так уверенна в смерти вагабондо? Потому, что такие люди не любят умирать в кроватях. Меня тянет прочитать что-то типа: «Упокой, Господи, душу раба твоего…», но не решаюсь. Нет, пусть мама с бабушкой сначала вернутся из деревни. Рано еще ставить свечи за упокой. Утро. Я собираюсь на работу и рисую тушью тонкую стрелку на правом глазу. Неожиданно резко звонит телефон. Рука вздрагивает, и кисточка больно ранит белок. Бегу к телефону, ругаясь: - Алло! Ч-черт! - Наташа? Это – мама. - Да! Мама, чего тебе? - Подожди секунду. Глаз болит, елки-палки, из него сочится слеза. - Привет, Наташка-промокашка! Знакомый, прокуренный «Примой» голос с легкой хрипотцой врывается из потустороннего мира в моё сознание. - Дядя Вова! Дядя Вова!!! Вы жить будете двести лет! - Ты чё ревешь там, Наташка-промокашка? - А это..э-э-э.. я в глаз себе попала кисточкой, - почти правда. - Ладно-ладно, не реви, - смеется в трубку вагабондо, - в гости давай приезжай. - Приеду, дядя Вова! Но сначала я потолкую с маминым муженьком.