Читать онлайн
"Последние посетители"

Последние посетители

— А теперь мы переходим к следующему стенду под названием «Празднование дня рождения», — робот-экскурсовод подошёл к секции, состоящей из трёх больших последовательно расположенных ниш в виде жилых комнат.

Стены первой «комнаты» были оклеены светлыми обоями с игрушечными лошадками, в глубине ниши располагалась детская мебель, повсюду были расставлены игрушки. Посредине стоял небольшой светло-зелёный стол, вокруг которого были размещены сидящие фигурки детей лет шести-семи — трёх мальчиков и двух девочек. На детских лицах застыло радостно-изумлённое выражение, причиной которого, без сомнения, являлся большой голубой торт. Верхний ярус торта украшал самолётик, по краям нижнего были воткнуты шесть тонких витых свечек. За спинами детей стояли модели пятерых взрослых, также радостно улыбавшихся.

— Празднование дней рождения являлось важной традицией завершающего периода голоценовой эры, который, как вы помните, характеризуется тотальным доминированием вида гомо сапиенс и разрушительным антропогенным воздействием на экосистему планеты, — робот набрал на тач-панели наружной части своего предплечья комбинацию кнопок, и картинка ожила — фигуры задвигались, послышались голоса:

— Классный торт!

— Ух ты!

— Давайте все вместе споём имениннику «Happy Birthday to You», а он загадает желание и задует свечи!

Миловидная молодая женщина в джинсах и белой футболке зажгла на торте свечи. Взрослые и дети хором спели поздравление с днём рождения одному из детей — мальчику с шапкой льняных кудрей и большими голубыми глазами, которого, судя по песне, звали Марком. Именинник набрал в лёгкие побольше воздуха, задержал дыхание и мечтательно закрыл глаза. А затем, раздувая щёки, подбадриваемый остальными, он старательно задул все свечи. Раздались радостные восклицания, смех и аплодисменты.

— Атрибутами этого праздника, как взрослого, так и детского, являлись торт и подарки, — продолжил робот. — Торт, как правило, украшался зажжёнными свечами, количество которых совпадало с возрастом именинника. Именинник — это человек, чей день рождения праздновали. Имениннику дарили подарки, отмечая тем самым его особенный статус в этот день. В данной сцене вы видите празднование детского дня рождения. Обычно его организовывали родители ребёнка, приглашая на празднование других детей и родственников. Если есть вопросы, прошу.

Робот-экскурсовод замолчал, бессмысленно пялясь в пустой зал. Задавать вопросы было некому, но по программе положено было подождать — на случай, если посетители раздумывают. Поэтому робот выждал положенные девяносто секунд и продолжил экскурсию.

На обзор всей экспозиции у него ушло ровно три часа — идеальный результат, впрочем, в последнее время он стал нормой. Закончив экскурсию, робот вежливо попрощался, пожелав посетителям приятного дня, и пригласил всех вновь посетить самую познавательную экскурсию Антропологического музея.

Затем робот прошёл к журналу посещений и сделал отметку о проведённой экскурсии за номером 65 976. В графе «Количество посетителей» он поставил ноль. Столбик нолей был длинным — посетителей не было уже давно, робот быстро подсчитал: ровно 2 733 экскурсии. Но это не означало, что их больше не будет. В программу робота-экскурсовода не было заложено оценивание такой вероятности, поэтому он продолжал выполнять свою функцию два раза в день — в десять и четырнадцать часов. Антропологический музей являлся хранителем памяти о прошлом, а он — робот-экскурсовод, маленький контакт музейной микросхемы, часть этого великого дела. И какая разница, будут при этом посетители или нет.

Робот нашёл видеозапись с последними посетителями в своей памяти и воспроизвёл её в ускоренном режиме. Время от времени он просматривал эту запись, потому что те посетители были особенными — они не хотели участвовать в экскурсии, которую робот всё равно провёл.

Он остановил запись на моменте, когда предложил женщине оценить экскурсию по десятибалльной шкале — от «совсем не понравилось» до «очень понравилось, буду рекомендовать».

— Отвяжись! — лицо женщины было искажено от неясной эмоции, которую робот на восемьдесят процентов распознал как тревогу. Её ответ не прошёл в системе оценивания ни по одному из критериев, поэтому робот предложил попробовать снова.

Следующий поступок женщины экскурсовод расценил, как грубое нарушение правил посещения музея: женщина швырнула в него один из экспонатов — настольную лампу с абажуром и керамическим основанием со стенда «Исчезнувшие предметы обихода». Ценный экспонат был уничтожен. Это было второе по счёту грубое нарушение правил с её стороны. Первым была порча экспоната: второй посетитель — ребёнок, который пришёл вместе с женщиной, лежал на большой двуспальной кровати в викторианском стиле со стенда «Спальня».

Робот никогда ещё не сталкивался с таким количеством грубых нарушений правил за одну экскурсию, женщину и мальчика следовало вывести из музея. Экскурсовод снова и снова пытался связаться с охраной, но на его вызовы никто не отвечал. Спустя пару часов безрезультатных попыток, он был вынужден ограничиться вынесением предупреждения недисциплинированным посетителям, которые, впрочем, продолжали нарушать правила. Робот всё тщательно фиксировал: каждое нарушение, каждый тронутый или испорченный экспонат…

Он перемотал запись вперёд. «Посещение» музея нарушителями затянулось. Женщина и мальчик остались и на следующую экскурсию, и ещё на большое количество экскурсий, однако робот уже не воспринимал их как посетителей: в его памяти они числились с пометкой «удалённые из зала». Но это были матёрые нарушители, рецидивисты.

Когда робот потушил в зале свет и подъехал к базе для подзарядки, женщина зажгла свечу. Экскурсовод не мог оценивать степень общественной опасности человеческих поступков, но такое поведение он с большой долей вероятности мог бы назвать преступлением. Музею, а значит, и всей памяти человечества, был нанесён немалый ущерб. Свечи числились утрачиваемым экспонатом: на всю экспозицию их насчитывалось семнадцать штук, одиннадцать из них были принесены из запасников музея, то есть уже почти на семьдесят процентов свечи являлись невосполнимой частью экспозиции.

Робот сделал пометку о необходимости справиться в архиве об остатке свечей и снова попытался вызвать охрану. Охрана музея не отзывалась. Робот сделал пометку о диагностике системы коммуникации.

Это были дни, наполненные кошмаром: неусыпный контроль за нарушителями, учёт нарушений правил, оценка повреждений. Реестр заявок на ремонт и восстановление экспонатов и стендов, а также запросов в разные службы занимал уже приличный объём и продолжал пополняться. Женщина перевернула вверх дном всю экспозицию. Она постоянно что-то искала: одежду, еду, одеяла…

Робот снова перемотал запись.

— Лекарства! — кричала женщина в его лицевой экран. Её каштановые волосы выбились из хвоста, лицо было искажено решимостью и отчаянием. — Здесь есть какие-нибудь лекарства?!

Разумеется, в музее была аптечка первой помощи. Робот тщательно, как и положено, следил за её содержимым. Он дал нарушительнице аптечку: он не мог иначе, ведь женщина, возможно, была ранена, а его протокол содержал пункт об оказании первой помощи любому человеку, даже завзятому хулигану.

Женщина вывалила содержимое аптечки на пол — так не полагалось, но роботу в последнее время приходилось мириться много с чем неположенным. Она что-то искала среди препаратов и спреев с жидкими бинтами, но, видимо, не нашла, потому что села на пол, обхватила руками голову и тихо заплакала.

Робот увеличил изображение плачущей женщины. Да, таких посетителей у него ещё не было…

— Мама, — послышался тихий детский голос. Женщина обернулась и замерла прислушиваясь.

— Мама, — вновь тихо позвал мальчик.

Женщина быстро вытерла слёзы рукавом выставочного свитера со стенда «Хобби», вскочила и побежала к стенду «Спальня», где на широкой кровати, застеленной постельным бельём из натурального хлопка, являющимся редчайшим экспонатом на планете, лежал её сын — мальчик лет семи.

Робот увеличил звук и приблизил изображение стенда. В полумраке неосвещённой ниши виднелись две фигурки — большая и маленькая. Женщина прижимала полулежащего ребёнка к своей груди и тихонько раскачивалась, как будто убаюкивала сына. Робот знал похожую сцену со стенда «Мать и дитя»: выставочная мать так же качала выставочного младенца, тихонько напевая колыбельную.

Но нарушительница не напевала, она лишь без конца повторяла одну и ту же фразу:

— Не бойся, мамочка с тобой, мамочка всегда будет с тобой… — почему-то при этом она не смотрела на своего ребёнка, как мать-андроид. Робот проследил за взглядом женщины по записи ещё раз. Стена. Разве любящая мать может смотреть на стену, когда ласкает своё дитя? Мать не должна так себя вести.

Когда ребёнок уснул, нарушительница снова принялась бесчинствовать. На этот раз её жертвой стал пункт доступа к центральному коммуникационному узлу Института антропологии.

Женщина просматривала карты института, особенно интересуясь лабораториями. Она снова и снова вводила код доступа, но в ответ выскакивало лишь предупреждение об аварийной блокировке всех стратегически важных объектов. Женщина отчаянно стучала пальцами по тач-панели — бессмысленная трата энергии при блокировке, робот это точно знал, к тому же посторонним было запрещено пользоваться пунктом доступа, о чём экскурсовод не замедлил уведомить нарушительницу: реестр нарушений пополнился ещё на один пункт.

Неожиданно она оставила тач-панель в покое и, повернувшись в сторону экскурсовода, посмотрела на него долгим задумчивым взглядом. Если бы робот умел оперировать категориями «люблю — не люблю», то он мог бы сказать, что эти четыре секунды записи его любимые. За время отсутствия посетителей он перерыл миллиарды гигабайт архивных записей и убедился, что так на него никто не смотрел. На него смотрели, как на стену, предмет интерьера, помеху, иногда с интересом, часто с раздражением, по служебной надобности, но никогда, как на возможность — с надеждой.

— Подойди, — сказала она.

Он с готовностью подошёл, его программа не предусматривала иного варианта.

— Я — сотрудник института. Меня зовут Елена Матиани, код доступа 2617-ASD. Проверь.

Робот снова исполнил команду.

Нарушительница не лгала. Елена Матиани с названным кодом доступа числилась младшим научным сотрудником биоинженерной лаборатории.

— Открой мне доступ к лабораториям.

— Согласно имеющимся данным доступ к лабораториям заблокирован. Чтобы осуществить разблокировку, необходимо ввести код доступа первого порядка. Ваш относится к девятому, — робот аккуратно переводил цифры и знаки ИИ в понятные для человека слова.

— Чёрт! — нарушительница была в отчаянии. Вообще отчаяние было одним из наиболее частых её состояний.

Она с силой пнула робота. Он не почувствовал боли или какого-либо дискомфорта, но зафиксировал нарушение.

— Как открыть доступ?! Мне нужно попасть в лаборатории, там есть лекарства, понимаешь?!

— Доступ в лаборатории будет открыт по истечении срока аварийной блокировки, а именно через 273 дня, либо после введения кода доступа первого порядка.

— 273 дня?! Это слишком долго!

— Вы или кто-либо другой можете ввести код доступа первого порядка, — снова сообщил робот. Требования нарушительницы казались ему нелогичными и повторяющимися.

— Да не будет никого другого! Там, — она указала рукой наверх, поскольку Антропологический музей и некоторые лаборатории находились под зданием института, — никого нет! Там почти ничего нет! Только этот бункер и… Я не знаю, возможно, ещё кто-то выжил… Но никому теперь не важны эти коды, понимаешь?! Они потеряли смысл, — она бессильно опустила руку и замолчала.

— Доступ в лаборатории будет открыт по истечении срока аварийной блокировки, а именно через 273 дня, либо после введения кода доступа первого порядка, — робот не понимал, чего она от него хочет.

— Хорошо. Ты можешь получить доступ к лабораториям иным путём? Без кода и не выжидая 273 дня?

Экскурсовод сверился с протоколом.

— Только в случае необходимости спасения из указанных помещений людей, находящихся в опасности.

— А если в музее люди находятся в опасности и им нужна помощь?

Робот снова заглянул в протокол.

— Я могу им предложить аптечку, могу самостоятельно оказать первую помощь, а также направить сигнал в службу спасения.

— А если ты сам не можешь, служба спасения не отвечает, а помощь находится в лабораториях? Ты можешь получить к ним доступ?

Давно его так не тестировали! Робот снова дотошно сверился с программой.

— Такая ситуация не предусмотрена протоколом.

— Железная дубина!

Робот проанализировал слова женщины и не нашёл в них нарушения.

После этого случая нарушительница больше с ним не разговаривала, но продолжала заниматься вандализмом: брала ценные экспонаты и почти опустошила блок питания — уютное кафе, выдержанное в старинном стиле.

Робот хотел бы всё это забыть, как страшный сбой, но не мог. Экскурсовод промотал запись до отметки «Число посторонних/без билета — 1».

Без мальчика поведение женщины устраивало робота больше. Она вела себя гораздо тише, спокойнее и ничего не требовала. Реестр нарушений наконец-то перестал обновляться.

Однако записи стали однообразными. Нарушительница почти всё время спала или лежала, издавая странные заунывные звуки, которые андроид распознал как плач.

Робот взглянул на дату записи, на которой он остановился: оставалось недолго до того, как в графе журнала посещений «Число посторонних/без билета» вновь будет стоять ноль. Бесконечно длинная череда нолей…

Экскурсовод закрыл архивные файлы.

Да, это были необычные посетители хотя бы потому, что пришли они в музей сами, а ушли через утилизатор органических отходов, и это было совсем не похоже ни на одну из сцен со стенда «Погребение». Робот долго сверялся со стендом, чтобы сделать всё правильно — по-человечески, но кроме тел усопших он не нашёл ни одного совпадения ни с одной из имеющихся на стенде сцен.

Короткий сигнал в голове робота возвестил о начале вечернего обхода.

Прошло столько времени, однако восстановить экспозицию после тех двоих последних посетителей ему до сих пор не удалось. Робот не мог даже рассчитать, сколько времени для этого потребуется: все запросы в архивы, запасники и другие музейные службы по-прежнему оставались без ответа. Экскурсовод аккуратно направлял их после каждого обхода.

Робот остановился рядом со стендом «Мать и дитя», одним из немногих уцелевших, и вгляделся в фигуры выставочных матери и младенца, затем нажал на тач-панели нужную комбинацию: малыш-андроид заворочался в колыбельке, тихо похныкивая. Робот снова коснулся тач-панели: младенец заорал во всю глотку. Он работал.

Экскурсовод подошёл к белой колыбельке и посмотрел на красное сморщенное личико с маленьким беззубым ртом, издававшим такие громкие звуки. Робот с точностью до миллисекунды знал, что будет дальше: мать-андроид встанет с деревянного кресла-качалки, возьмёт младенца на руки и начнёт качать его, напевая колыбельную. Так должны вести себя матери, но та женщина, Елена Матиани, вела себя иначе. Возможно, разработчики стенда что-то упустили, а возможно, Елена Матиани была матерью с дефектом. Робот прикинул, но не смог рассчитать соотношение подобных вероятностей — данных было слишком мало.

Он наклонился над колыбелью и взял на руки извивающегося, дрожащего от крика младенца. Тихо, стараясь подражать голосу Елены, робот протянул:

— Не бойся, мамочка с тобой, мамочка всегда будет с тобой…

Младенец продолжал надрываться. Скорее всего, так было предусмотрено программой малыша-андроида: он переставал плакать при срабатывании датчиков прикосновения вкупе с определённой комбинацией звуков.

Экскурсовод положил выставочный образец назад в колыбель и снова прошёлся пальцами по тач-панели. Всё стихло.

Робот какое-то время вслушивался в стерильную тишину, наполненную только гудением электричества. Затем он набрал на своём предплечье редко используемую комбинацию кнопок, и вся экспозиция разом включилась: андроиды зашевелились. Они спешили на работу, праздновали успехи, сигналили прохожим, обедали, выполняли балетные фуэте, вели детей в сад и школу, пели хором — гвалт и грохот большого механического города заполнили помещение Антропологического музея, но каждый звук, каждое движение в этом кажущемся хаосе были строго выверены и подчинены определённому алгоритму. Шум тоже был стерилен.

Робот выключил экспозицию и надолго замер, уставившись на идеально отполированную стену из чёрного пластика, на которой светлым пятном выделялось его отражение, отдалённо напоминающее своими очертаниями фигуру человека. Посетителей нет слишком долго — это была системная ошибка, которую необходимо исправить.

С помощью пункта доступа к центральному коммуникационному узлу Института антропологии экскурсовод связался с роботом-администратором биоинженерной лаборатории и сделал самый необычный запрос за всё время существования Антропологического музея — запрос на посетителей.