Описание: Рассказ
1
Всё было просто и обыденно.
Подобные истории уже были описаны писателями и рассказаны рассказчиками. А в армейской среде воспринимались как очередная байка ещё задолго до выпуска из военного училища лейтенанта Коршикова Геннадия Борисовича с пожизненной кличкой КГБ.
Четыре года учёбы в военном училище; войсковая стажировка; учебные тревоги; выходы на полевые занятия; выпускные экзамены; торжественное построение на плацу молодых лейтенантов; последний аккорд училищного оркестра с традиционным «Прощанием славянки», – всё это уже в прошлом.
А сейчас лейтенант Коршиков сидел у окошка в купейном вагоне, тупо пялился на очередной перрон очередной железнодорожной станции.
Попутчики, пожилая супружеская пара, заняты собой: то о чём-то шепчутся; то прогуливаются по коридору вагона; то принимают лекарства. А то начинают очередной приём пищи, приглашая к столу и Геннадия.
- Нет-нет! Что вы! – всякий раз отказывался он, ссылаясь на сытный обед в вагоне-ресторане.
Хотя… вообще-то неудобно, в мундире как-то… не желательно. Да ладно, можно и потерпеть.
Сновали пассажиры; стояли и махали провожающие; уходили с перрона прибывшие; зазывали к себе продавцы, торговавшие различной снедью прямо здесь же, среди людской толпы у самых вагонов.
Вот эту пару, женщину в возрасте и молодую девушку, Генка заметил сразу.
Старшая несла чемодан, а младшая шла чуть поотстав.
Лейтенант даже привстал, почти прилип к оконному стеклу.
Он и потом не мог себе объяснить, не мог понять самого себя, что его заставило в тот момент выбрать из массы людей на перроне именно эту пару.
А если конкретно, то именно эту девушку.
Та, на которую он обратил внимание, была в брючном костюме, шла, припадая на правую ногу, с дамской сумочкой через плечо и с небольшой дорожной сумкой в руке.
Словно чувствуя Генкин взгляд, девушка повернула голову в сторону вагона, и в тот же миг лейтенанта Коршикова прошила, нет-нет! пронзила одна единственная мысль: она!
Она, та, которая не должна пройти мимо, которую он не имеет права пропустить. Эта та девушка, которая не единожды приходила к нему во снах и в мальчишеских грёзах.
Это она, без которой он себя не мыслит сейчас, не мыслил в прошлом, и не представляет себя без неё в будущем.
Если честно, то такие мысли придут к нему тоже потом, спустя некоторое время, когда эта девушка будут сидеть напротив него у окна в купейном вагоне пассажирского поезда. А он, Генка, забыв обо всём и обо всех, и даже об элементарных правилах приличия, будет бесцеремонно, открыто, и в наглую, любоваться ею.
И даже не любоваться, а упиваться неземной красотой этой необыкновенной, удивительной девушки, подарка судьбы.
И это был не эмоциональный всплеск юноши, не познавшего женской ласки, девичьего внимания. Не-е-ет! Эти чувства вызревали где-то глубоко-глубоко в его молодом теле, в молодом организме давно, с детства, а то и с рождения, чтобы выплеснуться вдруг в купе пассажирского поезда в двадцати двухлетнем возрасте и сохраниться на всю оставшуюся жизнь.
Но и осознание этого процесса придёт к нему потом.
А, может, и не придёт.
Зачем в таком возрасте предаваться философии бытия? Этому в военном училище не учили.
А тогда, в первое мгновение, невидимая сила сорвала Генку с места и вынесла на перрон незнакомой станции.
Что делала и говорила старшая женщина, когда он забирал чемодан из её рук, он не помнит. Выпало из памяти. Он всецело был занят её молодой спутницей.
Где-то на подсознательном уровне лейтенант успел уяснить, определить для себя: старшая провожает младшую.
Возможно, сработали армейские, командирские навыки, привитые в военном училище: в любой ситуации необходимо определить главное, выделить его из второстепенных событий и поступков. И только потом действовать. Притом, действовать напористо, быстро, не давая опомниться, будь то пред тобой собеседник или противник.
Что он и делал.
А она, молодая спутница, в тот момент испуганно вскрикнула:
- Ой, мамочка!
- Спокойно, доченька, спокойно, Аннушка! – возможно, старшая тоже умела отличать главное от второстепенного. – Спокойно, доченька! Солдат это… нет, офицер ребёнка…
- Почему вы на меня так смотрите? – уже в вагоне за столиком спросила девушка.
- Любуюсь, - без тени смущения ответил Гена.
Соседи, супружеская пара, предусмотрительно ушли в коридор, и уже оттуда наблюдали за молодёжью, периодически заглядывая в купе.
У него в кармане лежало предписание явиться для дальнейшего прохождения воинской службы в город Белгород в энскую воинскую часть на должность командира взвода.
У неё – направление в Дальнереченск, в городскую больницу на должность медицинской сестры.
Пока у них были общими купе, вагон, железная дорога и станция Зима, им было хорошо. Они уже привыкли друг к другу. Их сблизила дорога.
Для Генки – это была его конечная остановка, его малая Родина, его дом, родители, родственники, друзья.
Здесь он отгуляет свой законный отпуск и отсюда через месяц отправится к новому месту службы.
Девчонка проедет эту станцию, как уже проехала не один десяток таких же железнодорожных станций.
Она уже знала это и не подавала вида, что ей будет без него, мягко выражаясь, грустно.
Ибо здесь, на станции Зима будет расставание, разлука.
Так думала она. Но не хотела подавать виду. И говорить об этом не хотела.
Но он думал совершенно не так. И не собирался скрывать ни мысли свои, ни действия.
Генке было свойственно принимать неординарные решения. Его этому учили в военном училище. Та наука легла на подготовленную ещё с детства почву. Его решительность иногда причиняла ему неудобства, а то и физическую боль в период его взросления на затерянной в сибирской тайге станции. Суровые природные условия требовали от местных жителей выдержки, мужества, стойкости и решительности. Всё должно быть в движении. В динамике. Застой здесь не приветствовался, да и не мог прижиться.
- Собираем чемоданы, - Генка дал команду Ане, выставив её и свои вещи в центр купе, когда проводница известила о скором прибытии поезда на станцию Зима.
- Куда? Зачем? – девушка удивлённо вскрикнула.
- Как куда? – на это раз удивился лейтенант. – К моим родителям, - и так же напористо продолжил:
- Представлю им мою невесту, будущую молодую жену, а она познакомится со своей свекровью, со свёкром. А какой чудный домик у нас в частном секторе, одно загляденье!
- К…к…как это? – растерялась девушка.
- А вот так! – Генка был напорист и непреклонен.
- Но у меня направление. Да и вообще… с чего ты взял? И нога у меня… о чём ты говоришь? Какая невеста?
- С того и взял! То и говорю! – Генка продолжал гнуть свою линию. – Отправим к твоему месту работы копию свидетельства о браке, и всё!
- Но нога, - всё ещё сопротивлялась Аня. – Нога. Родовая травма…
- Для меня ты самая-самая! И не родовая травма, а на роду у тебя написано быть матерью наших детей, моей женой, - в конце почти выкрикнул Генка, и тут же привлёк девушку к себе, обнял, прижал.
А она расплакалась вдруг посреди купе, уткнувшись в его грудь.
Иногда согласие на предложение выражается и таким образом.
Пожилую супружескую пару эти события, этот диалог застали врасплох.
Мужчина хранил гробовое молчание и железное спокойствие. Но во взгляде читалось понимание и полная, безоговорочная поддержка. Он был всецело на стороне лейтенанта. Немножко не понимал девчонку, но был твёрдо уверен, что этот юноша своего добьётся.
Он и сам был сибиряком.
Его супруга же, ставшая невольным свидетелем этой сцены, смотрела на молодёжь сквозь вдруг затуманенные слезами глаза, что-то шептала, то и дело тайком, украдкой осеняя молодых крестным знамением. Но и не забывала легонько касаться спины мужа, поглаживая.
А поезд уже замедлял ход…
2
В военный полевой госпиталь, что расположен недалеко от линии соприкосновения на Донбассе, привезли очередную партию раненых.
Этого, обожжённого и забинтованного сразу же занесли в операционную.
- Подготовьте всё к операции, Анна Николаевна! – мимоходом бросил военврач хирург майор Лосев медсестре Коршиковой. – Будете ассистировать. Командир роты. Пехота. Подрыв БТРа. Сильный ожог и осколочные ранения челюстной кости и правой ноги.
…Старший лейтенант Коршиков пришёл в себя в реанимации.
Во рту что-то творилось, чему он не мог дать ни названия, ни объяснения.
Язык был в нём инородным телом, не поддавался его воле и усилиям.
На штативах висели какие-то ёмкости с лекарствами с тонкими, прозрачными трубками, которые в конечном пути своём обвивали его, впивались иглами куда-то сквозь бинты.
Свободными остались только глаза.
Генка увидел Аню сразу же.
И совершенно не удивился.
Он её очень хорошо знал.
Ещё до ранения у них были разговоры по телефону, когда это было возможно.
Она ещё тогда говорила, что хочет и готова уйти добровольцем.
И вот сейчас она сидела у кровати, откинув голову на спинку стула.
Дремала.
Он хотел её разбудить, но не знал как.
Язык не ворочался, что-то инородное сжимало челюсти.
Пошевелиться тоже не мог.
«Пусть поспит», - подумал он.
Но она вдруг вскинула голову.
Они встретились глазами.
- Неужели это ты? – спрашивали его глаза с обгоревшими бровями и ресницами. – Как ты здесь оказалась?
Она положила свои руки туда, где должна была быть его правая нога и отвечала ему тоже глазами.
- Тебе нельзя говорить, - взгляд её туманился, но она сдерживала себя, стараясь не показать ему свои слёзы. - Да, это я.
- Как? Как ты оказалась здесь? Неужели добровольно? – спрашивал он взглядом. – Добилась своего?
- Да, ушла добровольцем, - ответила ему кивком головы.
- Зачем? – не переставали удивляться его глаза.
- Я должна была быть с тобой, - её глаза улыбнулись. – Помнишь, как нас называли в гарнизоне?
- Да, помню, - на этот раз уже его глаза попытались улыбнуться, но обгоревшая кожа вокруг них лишь немножко и болезненно сморщилась. – КГБ и Хромоножка.
- Да-да! Именно так! – её глаза уже смеялись. – КГБ и Хромоножка!
- КГБ - это мой позывной, - поведал он взглядом.
- Да, я знаю.
- Откуда? – удивились его глаза.
- Секрет! – её глаза снова улыбнулись. – Ты поступил к нам в госпиталь без документов с позывным «КГБ».
– А как же сынишка? Павлик как?
- Он у твоих, у бабушки и дедушки. На станции Зима. Я отвезла его туда, - веки предательски дрогнули, но она снова взяла себя в руки.
- Ему уже третий годик. Павлик мне разрешил, - твёрдо поведал взгляд Ани. – Нет, он мне приказал найти его папу. Он безумно любит папку и хочет во всём походить на тебя.
На этот раз его глаза не знали что ответить. Они вдруг забегали по потолку госпитальной палаты, не зная за что зацепиться, на чём задержаться.
Предательские слезинки вдруг выкатились, чтобы тут же исчезнуть под слоем бинтов на щеках.
Она отвела свой взгляд.
Аня не хотела и не должна была видеть его минутную слабость. Она знала, что он не хочет, чтобы она его видела слабым.
И Аня не стала противиться.
Опустила голову, теребила край госпитальной простыни.
Они молчали.
- А ты знаешь, какой головной убор больше всего любит Павлик? – первыми нарушили молчание её глаза.
- И? – его взгляд тоже был готов к следующему разговору.
- Твоя парадная фуражка! – победно поведали её глаза, и засветились вдруг ярче фонаря, что над входом в палату.
В его глазах тотчас мелькнул отблеск её глаз, и они засветились, радостно вскинулись куда-то в изголовье.
И снова предательски заблестели.
- А самая любимая игрушка, – её взгляд и дальше продолжал приятно удивлять Генку, - это маленький металлический, игрушечный БТР, который купил ему дедушка. Сказал, что это подарок от тебя. Павлик всегда ложится спать с твоей фуражкой и БТРом у изголовья.
И снова его глаза не могли найти точку опоры на потолке, метались, попутно наполняясь влагой.
Наконец, Генка успокоился, лежал обездвиженный, забинтованный, безголосый, лишь смотрел на жену.
А она неотрывно смотрела на него.
И тоже молчала.
А когда их взгляды снова встретились, Генка показал ей на свои ноги. Нет, только на одну ногу, на левую. И на обрубок правой ноги.
И глаза его вдруг погрустнели, и снова наполнились влагой.
- Глупенький! – отвечал ему её ласковый взгляд. – Глупенький мой КГБ! Не волнуйся! У тебя есть Павлик. И у тебя есть твоя Хромоножка.
ЛитСовет
Только что
К сожалению, пока ещё никто не написал ни одного комментария. Будьте первым!