Читать онлайн
"Смерть и любовь"

СМЕРТЬ И ЛЮБОВЬ.

Трудно объяснить, что заставило меня остановиться и замереть посреди широкого тротуара, по которому я беззаботно вышагивал еще мгновение назад. Как только я остановился, мой взгляд упал на заброшенное здание, которое по-видимому планировалось под бизнес центр, но увы... Я прозвал его «марсианским дворцом», потому что оно было стеклянное, а на самом верху красовалась постройка, похожая на летающую тарелку. Немного полюбовавшись заброшкой, я прошел мимо и оказался в парке, через который протекала речка, разделяющая территорию между ухоженным парком и лесом.

Впрочем, ничего особого я там не замечал, ибо был увлечен своими мыслями о новом романе, поэтому и не обращал внимания на окружавший меня пейзаж.

Деревянный мост всегда завершал мою прогулку. Немного постояв у реки и насладившись созерцанием быстрого потока воды, я возвращался домой в очень хорошем настроении. Ежедневно я выходил из дома для прогулки, чтобы полюбоваться как бежит вода, укрывая камни. Эта медитация помогала моему писательскому воображению придумывать новые сюжеты для романов.

Сейчас мне чуть больше сорока, а у меня всего три изданных романа, и я работал над четвертым произведением, которое решил назвать «Блуждание во тьме». Название это я увидел по чистой случайности, и оно сладостно отозвалось в моем сердце. Подумать только, ведь до этого я намеревался его назвать «Путь во тьме». Мне показалось, что «Блуждание во тьме» говорило само за себя, как начало и конец всем страданиям.

Вчера мой агент позвонил мне и сообщил об одном литературном издании под названием «Клубок», решившим приобрести права на публикацию отрывка из моей последней книги, и я испытал радость от того что, редактор обнаружит, текст, отличающийся, на мой взгляд, от всех этих банальных, и глупых рассказов.

Я никогда не искал легкого успеха и поэтому не огорчался, когда не находил его. Но ничто человеческое мне не чуждо, так что я был просто не в состоянии отказаться от удовольствия подставить подножку презираемому мной миру, опубликовавшись в журнале.

Подтверждение самых худших моих предположений не заставило себя долго ждать. Примерно через неделю после того, как гранки были отправлены в журнал, мне позвонил редактор и равнодушно поинтересовался, не буду ли я столь любезен, выбрать небольшой отрывок из моего текста, буквально в три, четыре предложения для рекламы романа.

- Если б вы потрудились прочитать книгу, вместо того чтобы, пролистать ее, то, легко бы нашли подходящий фрагмент, не обращаясь ко мне за этим советом! - ответил я вежливо, но без особого дружелюбия, может быть даже несколько сухо.

- Ни один редактор так не делает. - Начал оправдываться он. - Мы работаем на потоке. Это десятки авторов и сотни материалов, которые надо сделать за месяц. - и мужчина положил трубку.

Вскоре я совершенно позабыл об этом происшествии. Но через пару дней редактор напомнил о себе и позвонил.

- Наш журнал опубликует отрывок из вашей книги, но с одним условием, только если вы дадите небольшое интервью! – стал настаивать он.

- Я не даю интервью! -довольно ядовито ответил я.

Беседа затянулась на несколько минут, причем я, в основном, молчал, потому что не мог и слова вставить, чтобы подвести черту под этим бесполезным разговором.

- Писатели, которые пишут о кругосветном путешествии, но при этом боятся покинуть, хотя бы, на час башню из слоновой кости! - резко добавил редактор, словно предчувствуя свое неизбежное поражение.

Но упрек, что я живу в «башне из слоновой кости», меня сильно задел, как несправедливый и необоснованный. Я не испытывал ни малейшей тоски по шумному миру со всей его суетой и беготней, но и не вел затворнический образ жизни, зная его намного лучше, чем думал редактор.

Немедленно прервав его бессвязное бормотание усталым:

- Ну ладно, ладно, согласен! – я добавил, - Хорошо, дам вам интервью при одном условии, что продолжаться оно будет не больше часа, и возьмут его, в воскресенье в три часа, у меня в квартире!

Это уже был мой принцип. Я специально назвал день, который для меня был ничем не хуже и не лучше других, с намерением, чтобы испортить выходной какому-нибудь журналисту.

Четыре следующих дня я все время ловил себя на мысли о предстоящем интервью и ожиданием его. Мне было интересно, прочитает ли журналист хотя бы часть моего романа или даже тот фрагмент, который я выбрал для журнала, или будет просто надеется на обум, задавая глупые вопросы, вроде «Какие у вас планы на будущее» или «Что вас натолкнуло на написание этого романа».

Но в конечном результате журналист просто не пришел.

В назначенное время я сидел в кабинете за рабочим столом у зашторенного окна и нервно листал свежий выпуск газеты «Караван», бесконечно посматривая на квадратный, в мраморной рамочке, циферблат часов. Через полчаса, уже кипя от ярости и того, что я даже не мог позвонить редактору и отказаться от интервью, из-за несоблюдения моих условий. Потом я поймал себя на мысли, что не могу и десяти секунд усидеть на месте. Моему гневу не было предела, при одной только думки, что все это было подстроено чертовым редактором, и в этот раз он поставил мне подножку.

Я отшвырнул газету в сторону, и выбежал из кабинета, хватая на ходу пальто, зонт, и теплый шарф, выскочил из дома в безрадостную промозглую атмосферу пасмурной осени, начав бесцельный и слепой маршрут, до того самого моста, где постоянно любовался речкой.

Оторвав взгляд от воды, я впервые обратил внимание на то, что мое одиночество было не таким уж полным, каким оно мне показалось вначале. В парке стоял мужчина лет сорока, в бежевой куртке и с кем-то оживленно спорил по мобильному телефону. Вдали виднелась молодая супружеская пара, совершавшая, судя по всему, воскресную прогулку. Впереди супругов бежала девочка лет трех–четырех.

Как только я посмотрел в их сторону, ребенок оступился и растянулся на асфальте. Пару секунд девочка в изумлении рассматривала свои исцарапанные ладошки, заметив проступившею из них кровь, заплакала.

Не заостряя на этом внимание, я медленным шагом продолжил прогулку в сторону дома.

Проходя мимо молодой пары, увидел, как отец принялся успокаивать плачущую девочку, целуя по очереди то одну, то другую ее ладошки.

Выйдя на проезжую часть, я остановился возле витрины книжной лавки и с ленивым любопытством принялся изучать сомнительных эзотериков и мистиков. Но мысли о несостоявшейся встрече с журналистом не давали мне покоя. Раньше, категорически отказывался от какого-либо интервью, исключительно потому, что в один прекрасный день я намеревался дать его с большой буквы. Я готовился к моменту торжества, а вместо этого очутился на улице, как неприкаянный или отвергнутый любовник!

Шагая по тротуару и раздумывая, продолжить мне дальше прогулку или вернуться домой, не заметил, как дошел до перекрестка. Но не успел я взвесить все «за» и «против», начался дождь.

Не прошло и минуты, как уличные стоки переполнились водой, ручьи побежали по тротуару, и у моих ног. Я раскрыл зонт и поспешил домой.

В тот момент, пришло осознание, что история с интервью еще далеко не кончилась и необъяснимое исчезновение журналиста само по себе еще не означает, что в пьесе опущен занавес. Когда редактор «Клубка» соизволит позвонить мне и перенести встречу на другой день, извинившись, то я, просто откажусь и выскажу свое мнение о нем. Я впервые ощутил внутреннее спокойствие, достал сигарету из помятой пачки Винстон и закурил.

«Завтра с утра надо съездить на старую квартиру, да за аренду оплату взять.» Подумал я.

Дождь, к которому добавился порывистый ветер, явно не собирался униматься, и я решил заглянуть во французский ресторанчик, где мы с женой часто ужинали вместе. Я постоянно заказывал себе «Алигро» с котлетой «Де воляй». А если по-русски, то это картофельное пюре с сыром и куриная котлета с зеленью внутри. А она обожала суп «Кассуле», что делают в глиняном горшочке, куда кладут фасоль, мясо и добавляют зелень.

Иногда так по ней скучаю, по моей любимой Катеньке и по тому времени, когда мы по вечерам сидели у телевизора и с удовольствием смотрели все эти повседневные шоу с глупыми и наивными игроками и их желанием овладеть большими деньгами.

Она очень любила старые французские и итальянские комедии.

Как-то даже, помню, пришел домой. На кресле лежал связанный ею коричневый свитер с красной и желтой полоской посередине. Правда он был немного великоват, но Катенька меня успокоила, сказав, что при первой же стирке сядет. Она любила вязать.

Мы очень часто ходили в театр на спектакли, а после не спеша шли в ближайшее кафе, чтобы заказать ароматного кофе и обсуждали игру актеров, работу костюмеров и режиссёров. Как же нам нравилось это. А иногда просто гуляли по ночному городу.

Тогда я был занят своим вторым романом «Загадка Надежды». Каждую законченную главу читал жене вечером на кухне. Она, как обычно, заваривала чай, ставила конфеты или печенье на стол, а потом мы садились, и я начинал читать очередную главу, а после обсуждали ее, иногда мне даже приходилось ставить какие-то пометки на полях или сразу делать исправления, что-то зачеркивая, что-то дописывая. Это был мой первый читатель и критик, для которого писался этот роман.

Правда, Катерина так и не узнала, чем я закончил историю о бедной девочке, которая смогла пройти через все свои страхи и стать сильной и уверенной в себе и дойти до поставленной цели, потеряв близкого и надежного друга.

Катю настигла жуткая болезнь, рак поджелудочной железы. В начале врачи говорили, что нужно пройти несколько сеансов химиотерапии, и болезнь отступит. Но увы, она прожила еще около года и умерла. Рак съел ее, тогда, когда нам казалось, что все пошло на улучшение.

После смерти моей жены, я стал воспринимать жизнь, как игру с большим количеством заданий, которые должен был успеть сделать. Но самое интересное, что выиграть эту игру еще пока никто не смог.

После ужина, я все же решил поймать такси и добраться до дома.

Сменив мокрую одежду на сухую, сразу же включил телевизор и на экране появился кортеж юных, причудливо разодетых мотоциклистов, мчавшихся без шлемов наперегонки с ветром, игравшим с их длинными волосами. На перекрестке они резко повернули и исчезли за каким-то зданием. Следом в кадре появилась огромная кровать, застеленная розовым покрывалом, со множеством плюшевых медвежат и зайцев. В комнату ворвалось несколько девиц укутанных полотенцами, и они о чем-то очень яро спорили.

Я узнал, что один из тех самых мотоциклистов, которого звали Тёма, повздорил с какой-то Майей Васнецовой, и решил тем самым отомстить ей, сфотографировать ее обнаженной, а потом начать шантажировать, в надежде на продолжении отношений. По крайней мере, так я это понял. Но еще до того, как мне удалось расшифровать суть происходивших событий, одна из девиц случайно выглянула в окно и заметила затаившихся в кустах мотоциклистов с фотоаппаратом и закричав, сразу же отпустила жалюзи.

«Вот дерьмо!» – возмутился Тёма, и вся его команда вернулись к мотоциклам. Мотоциклисты снова куда-то помчались, вылетая из-за горы, по которой шла дорога, с такой яростью и решимостью, что, казалось, на какой-то миг они отрываются от земли и зависают в воздухе.

Теперь я уже продолжал наблюдать за действиями на экране, испытывая глубокое отвращение ко всему происходящему. Мне захотелось переключить на другой канал. Ребята наконец-то добрались к какому-то придорожному кафе, собрались за одним из столиков и заказали кока-колу под оглушительные звуки музыки, раздававшиеся из двух огромных черных колонок.

Я стал елозить рукой по дивану в поисках пульта, который, точно был уверен, лежал рядом. Я уже нащупал его, как вдруг на экране появилась подружка Майи и приковала мой взгляд, заставив замереть меня у экрана.

Девушке было лет двадцать, так мне показалось, с удивительно густыми светлыми волосами, голубыми глазами, блеснувшими лишь на миг, когда губы ее приоткрылись в застенчивой улыбке, с ослепительно белыми зубами.

Я был потрясен совершенной красотой девушки и ее улыбкой. «Вот», подумалось мне, «лицо, которое разобьет немало мужских сердец.»

Тут я заметил, что до сих пор держу пульт в руках в готовности нажать на кнопку. Бросив его на диван, решил насладиться сполна нежданной радостью. Но она оказалась, увы, скоротечной. Тёма решил, отомстить девушке, схватил бутылку в форме томата, открыл ее и вылил содержимое ей на голову. И, надо признать, что несмотря на смехотворную ситуацию, она каким–то образом умудрялась сохранить обаяние, присущее юности.

Я продолжал сидеть на диване, не желая переключать на другой канал позволил себе тратить время на заурядную киноисторию, если не считать неожиданную искру красоты, привнесенную случайно мелькнувшим лицом.

Когда окончательно понял, что заинтриговавшая меня актриса вряд ли еще появится на экране, вновь схватил пульт и принялся листать по каналам.

Любопытство по поводу названия фильма донимало меня, и тогда я решил посмотреть в программу, узнал, что это был «Круг на песке 2».

За несколько последовавших дней с моим характером стали происходить удивительные перемены. Если раньше я был раздражителен и замкнут, то сейчас наоборот ощущение радости и счастья не покидало меня.

Еще пару дней мучила история о несостоявшимся интервью, при звуке каждого телефонного звонка, я думал, что это редактор того злосчастного журнала, чтобы извиниться и перенести встречу на другой день. Но журнал так и не подал никаких признаков жизни, словно его вместе со всем коллективом поглотила бездонная пучина. Я даже позвонил агенту, чтобы спросить не объявлялся ли этот человек, из журнала. На что он мне ответил, что ему и самому было бы интересно узнать, почему до сих пор редактор не позвонил.

Еще раз прогулявшись по парку и постояв на том самом мосту, меня посетила идея нового романа, и по спине пробежали мурашки. Идея, возможно, слишком сильное слово, скорее это было сгустком догадок и лабиринтов путаных незаконченных мыслей. Но предыдущие мои три романа возникли именно так. Писать их было довольно легко, мысли лились рекой, иногда даже рука уставала от быстрого набора текста, но редактирование доставляло мне больше всего мучений. Я мог часами сидеть и обрабатывать одну страницу, и испытывал ни с чем не сравнимую пьяную радость, когда его очертания начинали постепенно вырисовываться.

Но случались длительные периоды творческой немощи или простой растерянности, когда я впадал в панику, закрывал лицо руками, чуть ли не в буквальном смысле, рвал на себе волосы и считал себя неудачником. Хоть эти нервические припадки постепенно стали привычными, они все же меня пугали.

Возвращаясь домой с очередной прогулки, я миновал тот самый марсианский дворец, не обратив на него ни малейшего внимания, поскольку всецело углубился в обдумывание замысла. Я решил написать роман про незрячего парня и дать ему название «Азбука Брайля».

Откровенно признаюсь, что идею для написания этого романа я вынашивал очень много лет. Еще когда Катенька была жива, к нам по соседству переехала женщина с незрячим сыном. Парню на тот период было двенадцать лет. Звали его Игорем.

Катерина сдружилась с соседкой, и мы часто захаживали к ним в гости, и разговаривали обо всем, и в частности о том, что происходило с ее сыном, и как он жил со своей слепотой. Женщина нам поведала, что случайно наткнулась на объявление в местной бесплатной рекламной газетенке, что один эзотерик, изобрел какую-то методику, для слепых и обучал их видеть третьим глазом.

Когда у Игоря был день рождения и ему стукнуло тринадцать, мы с женой подумали и решили купить маленькую колонку «Алиса», ведь парень любил слушать музыку. Я и Катя очень долго подбирали ее из разноцветного ассортимента, а потом попросили продавщицу упаковать товар в подарочную бумагу. Женщина сразу же достала из-за прилавка синий лист, усыпанный нарисованными маленькими розочками и спросила, подойдет ли нам такой. Мы согласились. Ведь парень был не зряч.

Вечером я и Катя пошли к соседям, чтобы поздравить мальчугана, и я протянул подарок имениннику, мы дружно поздравили парня, как два маленьких ребенка. Игорь, обрадовавшись подарку взял его.

- Синий цвет! – воскликнул он, и показал маме.

- Да сынок! – весело ответила женщина. Но Игорь уже не слушал ее, быстро сорвал бумагу, а потом открыл коробку и покрутив колонку в руках спросил:

- Мам, а что это такое яркое?

- Это, - растерялась женщина, - это «Алиса» умная колонка, я тебе про нее говорила!

- Ура! – закричал он и елозя рукой по стене ринулся к себе в комнату.

- Только осторожнее, не упади! - крикнула ему в след женщина.

Правда жили они рядом с нами совсем недолго, так как хозяйка у которой снимали квартиру, подняла стоимость аренды, и женщина с мальчиком вынуждены были съехать.

Я начал вставать около семи утра, чтобы пропустить чашечку ароматного кофе, а после садился за рабочий стол и продолжал работу над своим романом. Где-то ближе к часу дня я жутко уставал и мне хотелось есть.

Тогда я шел на кухню, и как обычно, начинал что-нибудь готовить на обед, после которого совершал повседневную прогулку.

Ужинать садился около восьми, а вечер проводил обыкновенно за чтением или же прослушиванием любимой музыки, иногда смотрел телевизор и те самые шоу, что любила Катенька. И когда день проходил именно так, то я был безмерно счастлив.

Восстановив душевное равновесие, я обдумал произошедшее с литературным журналом и решил поставить точку. Позвонил моему агенту и спросил:

- В какой стадии у нас переговоры с этим долбаным журналом?

На что он мне ответил, что они нам не присылали ни каких договоров.

- Понятно, значит они передумали! – ответил я и положил трубку.

Сегодня ночью мне приснился сон, где я стоял посреди какого-то парка и просто разговаривал с блондинкой из фильма. Она глянула на меня и улыбнулась. Было такое ощущение, что мы давно знали друг друга и очень хорошо, даже были лучшими друзьями.

Я открыл глаза и потянулся за будильником, который стоял на тумбочке рядом с кроватью. Был без минуты час. Хотя я почти никогда не курил в спальне, но все же держал на тумбочке зажигалку и Винстон. Не включая света, извлек сигарету из пачки и закурил, глубоко затянувшись, выпустил дым.

Вся эта история со сном сильно взволновала меня, потому что я увидел ее, и там мы были друзьями, может даже и любовниками.

С тех пор, как мне попался этот фильм, прошло уже несколько дней, и я практически забыл о нем. Немного поразмыслив над сном и его смыслом, я понял, что все это глупость и погасил недокуренную сигарету, бросил ее в пепельницу и заснул.

Днем курьер принес мне первый авторский экземпляр моего романа «Блуждание во тьме», за которым через два дня последовали еще девять. И я разослал их моим друзьям и знакомым, коряво подписав «С уважением, ваш друг Алесь Дмитриев».

Азбука Брайля давалась мне легко. Каждое утро после выпитой чашки кофе, я садился за письменный стол и продолжал набирать текст. Иногда у меня получалось десять - двадцать страниц, а иногда всего лишь две. Но я был рад каждой странице, как выкопанному археологом артефакту. И все время думал, а получится ли у меня драматизм главного героя. Удастся ли мне передать слепоту мальчишки. Ведь раньше никогда, даже в скользь, не касался этой темы.

И все же, в один прекрасный день, сидя за компьютером я погрузился в бесцельные мечтания над романом, словно школьник с домашним заданием, и стал себя ловить на мысли о том, что часто думаю о ней. Мне было жутко интересно, чем же закончился тот фильм, с девушкой облитой кетчупом. В моей голове даже зародилась мысль, где она могла бы стать юной сиделкой для слепого мальчишки с ее необычной улыбкой. Я представил, как актриса появляется в доме парня, пожав ему руку, говорит: «Привет!» и почувствовал эйфорию от мысли, что она рядом с моим персонажем. Еще немного пофантазировав, отбросил посетившую меня идею, посчитав глупой.

Вечером я слушал музыку лежа в постели, девушка вновь возникла перед моим мысленным взором и заполнила сознание. Я попытался отогнать видение, но оно стало еще более живым. Хорошо это или плохо. С одной стороны, меня злило, а с другой — происходящее развлекало, как неожиданное и забавное умозрительное приключение. Удивительнее всего было то, что я не испытывал ни малейшей неловкости при мысли о моем влечении, имеющем эротическую природу. Мои мечты заполнились очаровательной и прекрасной, как цветок, актрисой. Эта девушка не на шутку завладела моим вниманием, я видел в ее лице нечто такое, для чего мучительно не мог подобрать слов.

На следующий день я открыл ноутбук и принялся искать «Круг на песке - 2» на просторах интернета, чтобы досмотреть его до конца, надеясь на то, что эти видения прекратятся, но кроме обложки так ничего и не нашел.

Надев пальто и шарф, я вышел немного прогуляться до деревянного моста и насладится созерцанием речки. Мысли об «Азбуке Брайля» и о сюжете с актрисой, в качестве сиделки для подростка, все сильнее волновали меня. Я почувствовал, как пронизывающий ветер забирается под ворот пальто и не заметил, как шагнул на проезжую часть.

Улица была совершенно пуста. Вдалеке послышался гул приближавшегося автомобиля. Я поднял взгляд и сначала увидел предшествующий появлению машины оранжевый отблеск фар, а затем в наступивших сумерках появился и сам автомобиль, который чуть не сбил меня, вовремя свернув в право. Водитель, громко выругался и поехал дальше.

Со второй попытки я все же нашел этот фильм в интернете и посмотрел его. Правда он мне все равно не понравился и мое презрение к Тёме и его дружкам мотоциклистам только усилилось.

Девушка появлялась в кадре еще несколько раз. То она задумчиво бродила по пляжу, под хриплую музыку, доносящуюся из радиоприемника, наполовину зарытого в песке, как сундук пирата; то стояла босая на линии прибоя, и набегавшие волны заливали ее ступни пеной, а потом медленно стекали с пальцев. Загорелые ноги были закрыты только до колена обтягивающими обрезанными джинсами. Торс, гладкий и стройный угадывался под скрывавшей ее белой почти облегающей футболкой, на которой красовалась надпись: «Мои родители были в Анапе и купили мне майку».

Именно эти кадры я без конца прокручивал у себя в памяти, пытаясь понять, что же в них произвело на меня такое сильное впечатление.

Через пару дней я еще раз пересмотрел этот фильм с одной только целью, узнать имя и фамилию актрисы. Ее звали Виктория Джейсова.

«Неужели, кроме меня, никто в целом мире не обратил внимания на столь выдающийся образец физической привлекательности?» - удивлялся я. - Неужели никто, за исключением меня, не разглядел красоту Виктории.» Мне казалось, что от нее исходил запах теплого хлеба. И этого было достаточно, чтобы покорить мое сердце. «Никогда, - подумал я, - не доводилось мне видеть более красивой игры природы, которая заставила бы меня вновь задуматься о красоте в этом мире».

На следующее утро я встал непривычно рано, и, хотя в десять часов уже сидел за ноутбуком и продолжал набирать свой роман, все время думал о ней. За час практически ничего не сделал, тяжело вздохнул и завершил работу.

Выйдя в интернет, я забил в поисковик «Виктория Джейсова». Всезнающий google оказался на моей стороне. Я увидел множество разных фотографий волновавшей меня девушки и фото в стиле «ню», от которого у меня замерло сердце. Она сидела на высоком барном стуле, прикрывая руками обнаженное тело. Ее манящий полный страсти взгляд, заворожил меня. Невозможно было оторваться, от слегка приоткрытых губ, и мне жутко захотелось поцеловать ее. По моему телу пробежали мурашки. Я почувствовал сильное возбуждение и удовлетворил свое желание.

– Блин, что со мной происходит? – ужаснулся я, выключил ноутбук и покинул дом.

В следующий раз мне попалась статья «20 фактов о Виктории Джейсовой, которых ты не знал!!» Поскольку пока я не знал о ней вообще ничего, признаюсь, испытал, некоторое возбуждение, слегка подпорченное тем, что моей любимице пришлось довольствоваться двумя вместо трех восклицательных знаков, и сразу же нажал на ссылку. Горя от нетерпения внимательно прочел, не пропуская ни одного слова.

Несмотря на то, что статья была написана в ироничном стиле, я жадно проглотил ее от первой до последней строчки. И сколько же сюрпризов меня поджидало в ней! Так, я узнал, что она родилась в Екатеринбурге одиннадцатого марта две тысяча первого года. Следовательно, ей исполнилось двадцать два, а значит, она была на несколько лет старше, чем я предполагал. Ее любимая еда — жаренная картошка, и она предпочитает парней искренних, романтичных, с чувством юмора, которые полюбят ее такой, какой является, а не за то, что кинозвезда. И что, она ненавидит «всю суматоху на съемочной площадке — особенно когда приходится долго ждать своей очереди. Еще я узнал, что кроме актерского искусства она увлекается пением, и сокровенной ее мечтой было бы «спеть в дуэте с Бритни Спирз, несмотря на то, что певица сейчас мало гастролирует и практически не выпускает новых песен. Тайная мечта актрисы - это сыграть роль Анжелики по романам Анн и Серж Голон».

Я вновь и вновь перечитывал статью, ища в них ключ к глубинным тайнам ее души, хотя во мне росло и укреплялось убеждение, что все от начала до конца было сфабриковано редактором статьи.

Но какой бы странной не казалась информация, к сожалению, других фактов, больше не было, поэтому я наслаждался каждой крупицей с таким упоением, которого мне уже давно не доставляло никакое чтение.

Впрочем, важнее всего, в любом случае было то, что мне удалось выяснить о профессиональной карьере девушки. Оказалось, что Виктория «дебютировала, появившись в рекламном ролике крутых кроссовок, затем сыграла роль в популярном семейном сериале и к настоящему моменту снялась в пяти фильмах. Один я уже видел, а остальные четыре имели броские названия: «Мотоциклисты», «Санкт- Петербург», «Кудряшки» и «Мост в преисподнюю».

Я стал понимать, что общего у обыкновенного алкоголика и безнадежно влюбленного безумца, то что они не ищут избавления от своей пагубной страсти и гневно отвергают любую помощь по спасению. Более того, они воздвигают преграды вокруг гноящейся душевной раны, дабы без помех насладиться ей.

Мое увлечение молодой актрисой росло, и я все же сделал ее сиделкой для слепого мальчика. Мой роман, претерпел сильное изменение, что теперь с исходным замыслом его связывало только название, печатался он также легко и непринужденно, словно все слова были заранее сложены в моей голове каким-то волшебным образом. Я перешел от составления заметок к разработке сюжета, выстраивая лабиринт романа с небывалой легкостью.

Выучив наизусть «20 фактов», я сгорал от нетерпения узнать о ней еще больше, продолжая шерстить просторы интернета, ища что-нибудь новое. Оказывается, Виктория, несмотря на то, что сделала пару фотосессий «Ню», была категорически против постельных сцен. Провал фильма «Мотоциклисты» застал девушку врасплох.

Закончив чтение, я задумчиво глянул в окно и выключил ноутбук, представляя, какой переполох бы произвел среди своих знакомых, друзей и близких, начни им рассказывать, о какой-то второсортной молоденькой актрисе, которую они знать не знали, и наверняка, увидев, не оценили бы ее красоты. И тут же понимал, что я, вдовец с образованием и эрудицией, намного превосходящей средний уровень. Разделять сексуальные вкусы и фантазии подростков, оставаясь при этом самим собой, мне казалось глупым. И уж если я попал под воздействие этих вкусов и фантазий, то не стоит ли мне собрать множество фотографий Виктории и повесить их на стену? Или почему бы мне не послать в ее фан–клуб маркированный конверт с обратным адресом, чтобы они незамедлительно выслали фото с автографом актрисы? Ведь ни на одном из сайтов, не было сказано о том, что заказы принимаются только от лиц не старше определенного возраста, и уж точно ни слова, что не слишком юный писатель, проживающий в Алматы, не может вдруг «стать фанатом».

В моей повседневной жизни пока еще ничто не выдавало того горько–сладкого порока, в сети которого я попал. За исключением тех случаев, что я переворошил весь интернет в поисках новой информации о Виктории Джейсовой. Каждый вечер совершал свои прогулки к речке. Раз в две недели, на протяжении уже примерно лет пяти, продолжал посещать баню недалеко от «Зеленого базара», где принимал паровые ванны, а потом купался в бассейне с очень холодной водой, и обернувшись в белые простыни, шел к массажисту. Растянувшись на прохладной софе, я прикрывал глаза и сложив руки на животе, позволял паре юных кулаков с вытатуированными на костяшках пальцев несколькими китайскими иероглифами, немного размять себя. Я устраивал стирку раз в две недели — короче говоря, если б кто–нибудь взялся следить за мной, то ничего бы не обнаружил.

Но на самом деле, день за днем, моя тайная жизнь становилась все интереснее. Я узнал, что буквально на днях, Виктория летала на концерт Мадонны, а также, что ей предложили сняться в каком-то мистическом фильме, и девушка напрочь отказалась, сказав, что ужастики терпеть не может, и что она не представляет себя в образе глупой блондинки, убегающей от монстра. Я даже привык к захлебывающимся интонациям своеобразного языка этих статей, и к множеству восклицательных знаков, которые свойственны юному возрасту читателей.

Оставалась, только одна проблема, я так и не увидел «Мотоциклистов» «Санкт Петербург», «Кудряшки» и «Мост в преисподнюю», и без особых трудностей отыскал все четыре фильма. Правда сами фильмы кроме драмы, где она сыграла подростка с лейкемией, лежащим в постели с торчащими трубками из носа и побритой на лысо головой, никакого впечатления не произвели, поскольку были, если можно так назвать, второсортные.

Несколько раз посмотрев эти картины, понял, что любой фильм, каким бы интересным он вначале ни казался, после множественного просмотра начинаешь замечать каждый незначительный и явно непроизвольный жест, или случайный момент, пойманный объективом камеры: лицо в толпе, проплывший на заднем плане пейзаж, какое–то, не имеющее отношения к делу, объявление, выставленное в аптечной витрине, как будто все эти мелочи были заранее предусмотрены режиссером или продюсером картины.

Кроме этого, я сделал еще одно открытие, когда посмотрел четыре фильма с ее участием, а также познакомился со статьями и фотографиями, освещавшими ее карьеру. Хоть я и владел весьма скудной информацией, чувствовал, что знаю Викторию лучше, чем кто-либо другой во вселенной. Разумеется, я продолжал скептически относиться ко всему, что писалось о ней, об ее интересах и вкусах.

Таким образом, начав с чистого листа, теперь я мог назвать возраст актрисы, день и место ее рождения, нынешнее местожительства – Россия, город Екатеринбург. Я знал рост и вес девушки, цвет ее глаз и волос, тот факт, что она слегка близорука и легко обгорает на солнце. Я изучил фотографии, сделанные на различных стадиях ее физического развития, и узнал, какие блюда она предпочитает, каких парней, одежду, музыку, какие виды спорта и даже какие книги читает. Я изучил как Виктория двигается, ставит одну ногу перед другой, когда идет, с таким грациозным изяществом, поворачивается и садится, или просто стоит. Кроме того, я не мог не заметить в ее характере одну тайную черту, которая тем не менее проявлялась в том, как она подавала свой образ. И тут я осознал, что ее душа и тело — это единственное, чем я пока не владею.

За роман я уже довольно давно не брался. Желание продолжать писать у меня совсем пропало. Купленные мной домашние котлеты с гарниром со сладко- кислым соусом, я съел в полузабытьи, и только опустив глаза на практически пустую тарелку, почувствовал, как мое лицо пылает оттого, что я жадно глотал пищу. «В моем-то возрасте...» подумал я.

На следующее утро я все же вернулся к работе над романом, а после еще раз перешерстил интернет в поисках новостей о девушке. И узнал, что в ближайшее время Виктория планирует приступить к съемкам в новом фильме, который она считает восхитительным, — «Но, пока контракт не подписан, я молчу и держу пальцы крестом!!!» твердила она.

«Боюсь, милая Вика, что пальцы крестом держишь вовсе не ты», - подумал я.

Я решил осушить чашу с ядом, и для этого мне оставалось только одно, лететь к ней. Такова логика, делая шаг за шагом, проходя этап за этапом, не пропустив ни одного пунктика, добиваешься поставленной цели. Став частью шарады, я попытался решить ее, но стоило мне пойти против ее логики, как меня стерли в порошок алмазные жернова машины, запущенные мной однажды. Но именно благодаря этому мне удалось понять, в чем состоял следующий шаг. Я осознал это, и встал у окна, сложив руки за спиной, в позе, выражавшей спокойную покорность тому неминуемому, которое ждало меня впереди.

Хотя я был готов отправиться в путь немедленно, дела, как литературные, так и повседневные, задержали меня в городе еще на несколько дней. За это время я успел оформить кредит и приобрести билет до Москвы, так как в ближайшее время прямых рейсов до Екатеринбурга не было. Перечел все, что мне удалось написать для «Азбуки Брайля», а затем в один из дней во второй половине октября, не предупредив ни одну живую душу в мире, даже моего агента, отправился в аэропорт и взошел на борт самолета.

Оказавшись внутри, я сразу же занял свое место у иллюминатора. Мое волнение перед полетом не проходило. Спустя несколько минут начали заводиться двигатели и появился незначительный шум в салоне. Я достал из кармана несколько леденцов «Малибу». Не спеша разорвал один фантик и посмотрел в окно. И вот мы уже в небе, все мельче и мельче проглядывали маленькие крыши домов через белые облака. Самолет набрал высоту.

Я не притронулся к блюдам, которые предлагали мне стюардессы. Иногда поднимал глаза, чтобы выяснить, что за беззвучные, размытые образы были на маленьком экране, висевшем на передней стене салона. Когда спросил у проходящей стюардессы, что это идет, девушка мне протянула наушники, от которых я отказался, раздраженно отмахнувшись рукой.

В течение долгих и одиноких часов, потраченных на перелет, меня охватило волнение, которое обычно происходит с путешественниками; для чего я лечу, и вообще, чем закончится вся эта поездка; а смогу ли я найти Викторию, и не будет ли у меня проблем с законом, — возможно это стремление избавиться от навязчивой страсти к Виктории Джейсовой? Я был уверен, что, какими бы ни были мои шансы добиться желаемого, я ни за что на свете не позволю себе вернуться домой с пустыми руками.

Достав литературный журнал, купленный мной в аэропорту, я принялся листать его. Спустя несколько минут задремал. Хотя вовсе не собирался спать, но проснулся только тогда, когда самолет пошел на крутой спуск, нацелившись на аэропорт Внуково. Разбудил меня громкий мужской голос, сообщивший по бортовой системе о посадке. Я сонно потянулся и выглянул в иллюминатор. Там, подо мной, почти под прозрачной паутиной облаков России, проглядывали разноцветные крыши домов.

Мое прибытие в Москву произошло без каких-либо происшествий. Я моментально нашел свободное такси и направился в гостиницу. По дороге любовался уникальным, и поскольку уже смеркалось, полуосвещенным силуэтом города, пока пожилой таксист прокладывал путь сквозь ночные улицы.

Гостиница, располагалась между Хлебного и Малого Ржевского, недалеко от особняка Соловьева. Порекомендовал нам с Катериной ее мой давний приятель, как одну из лучших и не дорогих. Мы тогда с женой планировали слетать в Москву на несколько дней. Катя очень хотела побывать в Храме Василия Блаженного и побродить по Красной площади, а также посетить Большой театр. Я забронировал два билета. Но здоровье Кати как-то вдруг сильно подкачало. Ее бесконечно рвало и поднялась высокая температура. С появлением врача я узнал, что болезнь жены обострилась и она скоро умрет. Мне стало страшно даже подумать о том, что останусь вдовцом. От поездки в Москву сразу же отказался, снял бронь с билетов, а Катерине, чтоб ее не расстраивать, сказал, что полет перенес на другую дату, и когда она поправится, мы обязательно побываем там, посетим и Храм, и Большой театр.

На следующий день, когда пришел с очередной прогулки, жена лежала на кровати, ее глаза были закрытыми. Тогда я подумал, что она выпила прописанные врачом «волшебные» пилюли и уснула. Я тихо прикрыл дверь в комнату и пошел на кухню. Заварив себе чая, сел за ноутбук и принялся редактировать текст. Когда закончил работу, посмотрел на время и ужаснулся, было начало одиннадцатого, а я ни разу не слышал ни одного звука, кроме тиканья часов в коридоре. Напугавшись, сам не понимая, чего, я быстро соскочил с места и поспешил в комнату. Катя все также лежала с закрытыми глазами. Я включил свет и позвал ее:

- Катя, Катенька, Катерина!

Но она так и не пошевелилась. Я схватил ее за руку и понял, моя Катенька умерла. Сначала мне казалось это розыгрышем и что, она сейчас откроет глаза и все это забудется, как страшный сон. Но увы…

Войдя в вестибюль отеля, увидел длинное фойе разбитое на два уровня, в нижнем располагался бар, сверкавший варварской смесью бежевого и оранжевого. Ножки стульев и столиков представляли собой гнутые стальные трубы, а подушки на сиденьях казались чудовищно увеличенными малиновыми мармеладинами.

Оказавшись в номере, я решил, что утром съезжу в Храм Василия Блаженного и поставлю свечку за упокой Кати, а потом поброжу по Красной площади, заеду в аэропорт и возьму билеты в Екатеринбург.

- Жаль, что тебя рядом нет! – тяжело вздохнув я глянул на ярко-красные стены и вспомнил наше последнее совместное чаепитие. Тогда на улице было темно, на часах начало десятого. Мы с Катей решили, как обычно, выпить по кружке зеленого чая. Она спросила меня по поводу покупки нового ноутбука, а потом извинилась за то, что посчитала это глупой тратой денег, подумав, что шумного компьютера мне было бы достаточно.

- Как ты дальше будешь жить… - сказала супруга, и поняв, что сглупила сразу же сменила тему, и вспомнила про старый сервиз, пылящийся уже на протяжении нескольких лет в буфете.

–Ты не отвезешь сервиз, который нам подарили Хромовы, моей сестре, а то мы перекладываем его из угла в угол?

- К чему ты сейчас затеяла этот разговор? – удивился я и глянул на жену.

- Да так! – растерялась она, - что-то в голову стукнуло, я и сама не поняла к чему!

Когда мы закончили чаепитие, Катя быстро ополоснула две кружки, и убрала их на место, а потом, поцеловав меня, сказала:

- Ладно я спать. Идешь?

- Да нет, ты иди! А я еще немного поработаю!

Тогда мне показалось странным что, она вспомнила о сервизе. Меня все это немного взволновало. Было такое впечатление, что Катерина прощалась со мной. А ночью супруге стало плохо. Ее несколько раз вырвало, поднялась температура. В общем, это было начало конца.

Я немного отдохнул и решил прогуляться по улицам Москвы, перекусить в каком-нибудь ближайшем ресторане или в кафе. Покинув гостиницу, очутился в небольшом сквере.

Водоворот московской жизни ужасал меня, гул машин, шум улиц и блеск неона приводили в замешательство. Я все время чего–то пугался и в каждом прохожем подозревал тайного вора, нацелившегося на мой карман.

Внезапно, путь мне преградил необычайно высокорослый, но притом обладавший заметным брюшком человек, в грязном рваном одеянии. Левое ухо его было покрыто запекшейся кровью. Мужчина неуклюже навалился на меня, ухватил за лацканы пальто и начал бормотать сквозь зубы, словно припадочный, одну и ту же бессмысленную фразу, «Салют, чувак… салют, чувак… салют, чувак…» В правой руке он сжимал недоеденный донер, завернутый в пакет, из которого на землю капала желтая жижа. Пьяница продолжал яростно тянуть меня к себе, в то время, как я с отвращением и содроганием увертывался от жуткого запаха пота и дыхания, насыщенного отвратительной смесью ароматов водки и жареного лука. Вся эта сцена продолжалась несколько минут, пока я не запаниковал и не вырвался, обратившись в бегство, а мужчина громко засмеялся мне в след.

Пробежав сквер, я оказался возле отеля. Все еще запыхавшийся и дрожащий, убедился, что алкаш не бежит за мной. Достал пачку с сигаретами и закурил. Вернулся в номер и заказал порцию пельменей с бульоном, съел их и сразу же рухнул в постель.

На следующее утро, я передумал идти в храм Василия Блаженного и прогуляться по Красной площади. Практически всю ночь раздавались стоны и стуки в стену из соседнего номера, и я бесконечно просыпался от них. На улице было хмуро, и казалось, вот-вот пойдет дождь. В комнате стояла полная темень, на часах начало девятого. Заказав омлет из двух яиц и бекона, позавтракал, а потом выпил таблетку от головной боли и сразу же вызвал такси.

В холле приобрел туристическую карту города и отправился в аэропорт Домодедово. Ознакомившись с расписанием вылета самолётов, расстроился, поскольку билеты на ближайший рейс до Екатеринбурга были на вечер послезавтра. А мне жутко не хотелось провести в столице еще два дня.

Я поспешил к небольшому окошечку с надписью: «Справочное бюро» и у молодой сотрудницы, девушки, лет двадцати пяти, узнал, что на Ярославском вокзале ночью отходит поезд до Екатеринбурга. Поблагодарив ее, я ринулся туда.

Купить билет мне не составило никакого труда. Правда дорога предвещала быть муторной и неудобной. Я не представлял себе, как двое суток буду ехать на узком и скользком ложе, где бесконечно сползает матрац, подушки на синтепоне, от которых у меня горела голова, и надоедливые шумные соседи. Но оставаться еще на пару дней в отеле, мне казалось адом. Да и билет на поезд был намного дешевле, чем на самолет.

Покинув вокзал, я решил немного побродить по улицам города с его многоэтажными жилыми домами, большими и элегантными бизнес центрами.

Время от времени я натыкался то на церковь, то на школу, гостиницу, магазины с их яркими и очень красочными витринами и аптеки. Особняк Арсения Морозова выстроенный в стиле неоготики, с его причудливо витыми колоннами, лепниной в виде ракушек на башнях, напоминающих стены «дома с ракушками» в Саламанке, привлёк меня.

Мысли о нашей с Викой встрече не давали покоя. Я представил, как девушка моей мечты, увидев меня, расплывается в улыбке. Пожимает, протянутую мной руку. Я говорю:

- Привет!

А она в ответ:

- Я вас узнала! Вы Алесь Дмитриев, писатель. Недавно прочитала ваш роман «Блуждание во тьме». Это моя самая любимая книга!

И, по-моему, телу пробежали мурашки. Убедившись, в том, что на меня никто не обратил внимание, я продолжил путь.

Под вечер вернулся в номер и собрал вещи. Рухнул на постель и решил немного вздремнуть перед дорогой.

Открыл глаза в начале одиннадцатого, вызвал такси и спустился с чемоданом в холл, рассчитался за номер и сразу же покинул отель.

Пробираясь через подземные помещения вокзала, я увидел журнальную лавку, где решил приобрести какое-нибудь чтиво, и сразу же заметил несколько подростковых журналов с красующимися на обложке небольшими фотографиями Виктории Джейсовой. Хотя целью моей поездки в Екатеринбург было именно избавление от фанатизма, я хватал их дрожащей рукой и листал с лихорадочным трепетом и восторгом, словно во сне, пожирал оглавление, а затем складывал в стопку, собираясь купить.

Продавщица, заметив мой интерес к подростковому глянцу, протянула мне еще один.

- Этот только сегодня поступил в продажу! – сказала пожилая женщина, в темно коричневом плаще и положила рядом со стопкой.

Увидев портрет Виктории, я молча открыл журнал и отыскал нужную статью, и мой взгляд сразу же упал на фотографию, окруженную виньеткой из двух сердец, связанных алой лентой, и гирляндами свадебных колокольчиков. На фотографии девушка держала за руку молодого человека, а заголовок статьи гласил: «Тайная помолвка Виктории Джейсовой!!!» Мое сердце сильно забилось. Казалось, еще немного, и оно выскочит наружу. Я почувствовал, как стопка накренилась и журналы один за другим, шелестя, заскользили по моему пальто, падая на пол, я стал хватать воздух ртом, пошатнулся и через мгновение лишился чувств.

Когда пришел в себя, то услышал вопрос продавщицы, который звучал так, словно женщина говорила со мной через длинную трубу.

- Мужчина, с вами все в порядке? — помогая мне встать на ноги, спросила она. – Может вам вызвать врача?

— Со мной все в порядке, — буркнул я, прислоняясь к прилавку. — Ради бога, только не стоит никого беспокоить!

— Ну, честно говоря, — сказала продавщица, внимательно разглядывая меня, — у вас видок так себе, но, если вы говорите, что все в порядке, значит, так оно и есть. Всего вам доброго! - И она вернулась на свое место за прилавком.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы окончательно собраться с силами. Потом я поспешно распихал журналы по полкам, за исключением последнего, который сообщил мне ужасное известие. У меня все еще дрожали руки, когда расплачивался за покупку, и я, так и не решился посмотреть в глаза озадаченной доброй женщине. Сделав всего лишь несколько шагов от лавки, остановился, нервно огляделся и погрузился в чтение статьи.

Хотя она и заставила меня упасть в обморок, я все еще предпринимал слабые попытки убедить себя в том, что это всего лишь обычный рекламный трюк для поднятия рейтинга издания, но потом понял, что сообщение было правдивым. То есть пока меня сжигала страсть к Виктории, она была тайно помолвлена. Жениха звали Константин МАльцев и ему двадцать три года, работает моделью, хотя внешне, на мой взгляд, он ничем не примечателен. С Константином она познакомилась в Санкт Петербурге на сьемках в рекламе кроссовок. Купили дом на улице Горького. А еще, в этой статье говорилось, что буквально через две недели молодые собирались пожениться, после чего Виктория сразу же вылетит на съемки в третьей части картины «Круг на песке», планирующиеся на начало декабря.

Я закрыл журнал, быстро запихнул его в чемодан. Слезы заструились из моих глаз. «Скоро свадьба! — бормотал я как в бреду, шагая по длинному туннелю. — Нельзя терять ни минуты!»

Пара прохожих проводила меня взглядами, как странного типа, попавшегося им на пути; обернувшихся зевак могло бы оказаться и больше, не будь жители Москвы столь привычны к виду незнакомцев, которые говорят вслух сами с собою в общественном месте.

Я выбрался наружу из здания вокзала с такой поспешностью, будто слова о том, что нельзя терять ни минуты, следовало воспринимать буквально. Затем долгое время стоял, уставившись на пустые рельсы, в ожидании поезда.

На улице поднялся ветер, стал накрапывать дождь.

Когда появился поезд, во всех вагонах сразу же открылись двери, и проводники начали проверять билеты и впускать пассажиров на их места. Только мой, седьмой вагон был закрытым, мертвым, что меня сильно удивило. Оказалось, что еще у одной семьи билеты в этот вагон. Мы стали стучать в двери и через некоторое время появилась проводница:

— Извините, но этот вагон замерзший, я сообщила об этом, и в него билеты не должны были продавать!

— И что же нам делать? - возмутилась семейная пара. -У нас билеты именно в этот вагон.

— Можете пойти в кассу и поменять их на другое число или другой поезд. Вы же понимаете, что значит замерзший вагон?

- Мне срочно нужно попасть в Екатеринбург! – нервно ответил я, вспомнив о свадьбе Виктории, - для меня это очень важно!

Девушка, растерянно глянула на меня, видимо заметила мои заплаканные глаза и впустила нас в вагон.

- Мужчина, учтите, я вас предупредила! – крикнула она мне в след.

Я же, не обращая на ее слова никакого внимания ринулся дальше со своим чемоданом, ища нужное мне купе и место.

Семейная пара буквально сразу же последовала за мной, а недовольная проводница захлопнула дверь.

Температура внутри действительно была почти такой же как на улице. С окон сильно сквозило, несмотря на то, что они были плотно закрыты.

Железнодорожница проверила мой билет и сказала:

- Возьмите все одеяла, что есть в купе, а то замерзните! – и ушла.

- Спасибо! – ответил я и глянул на разноцветные пледы, потом спрятал чемодан под свое ложе, растянул матрац и укутался ими. Прижавшись к прохладной стене, тяжело вздохнул, и задумался над тем, что, когда приеду в Екатеринбург, мне придется снять номер в ближайшей гостинице, а потом отыщу улицу Горького, и немного прогуляюсь по ней, а если удача улыбнется, то встречусь с Викторией.

Я услышал низкий, протяжный и мелодичный гудок. Поезд медленно тронулся.

- Вот мы и поехали! – пробубнил себе под нос и по телу пробежали мурашки от мысли, что возможно совсем скоро увижу Викторию.

Мне было страшно только от того, что поездка к ней может оказаться пустой. Гастроли, съемки или вообще живет в другом городе.

Посмотрев в темное окно, я попытался разглядеть, что мы проезжаем, чтобы как-то отвлечься от пугающих меня мыслей. Но так ничего и не увидел кроме хмурого неба.

«Наверное, уже выехали из города?» - подумал я.

Раздался стук в дверь, сильно напугавший меня. На пороге появился молодой человек плотного телосложения в темно-красной куртке, с пледом на плечах.

—Добрый вечер! Вернее, ночи! Извините, что так поздно! Что поделать, поезд. Меня зовут Леша! – и парень протянул мне руку.

- Очень приятно! – я пожал ее.

- Я тут в соседнем купе. Если что, присоединяйтесь?

- Да нет, спасибо, я немного устал и уже собираюсь ложиться спать! – соврал я подвыпившему молодому человеку.

- Ясно! – раздосадовано ответил тот, - но, если надумаете, то присоединяйтесь! - и покинул купе.

Ночь прошла спокойно. Немного посидев у темного и холодного окна, я вернулся в постель и уснул.

Утром проводница принесла мне чай из соседнего вагона и предложила лапшу быстрого приготовления. Вот так я и позавтракал.

Днем терпеть холод было намного легче, чем ночью. В Перми, ко мне в купе зашла молоденькая, на вид около тридцати, очень симпатичная девушка. Она быстро разложила свои вещи. И я поделился с ней пледами.

Наталья, так звали ее, была милой и приятной собеседницей. Минут через десять мне уже казалось, что я давно знаю эту высокую худенькую девушку с каштановыми волосами, большими серо-голубыми глазами и тонкими чертами лица.

И вот мы в пути. Стучат колеса, железнодорожница проверила ее билеты и объяснив, что в вагоне не работает отопление предложила ей чай с печеньем.

Во время нашего знакомства девушка поведала мне о жутких проблемах с почками, и о диализе, потом рассказала, что ее мама стала донором для нее, несмотря на то, что врачи были против. К счастью почка ей подошла, и жизнь потихоньку стала налаживаться.

А еще Наташа рассказала о сыне, и о том, какой хороший парнишка у неё растет.

- Это хорошо, что у вас такая мама, которая во спасение вашей жизни и будущего вашего ребенка, отдала почку. – ответил я.

-Знаете, хотя у него есть отец, бабушки и дедушки, но мать не заменит никто!

– Отец…

-А что отец, – перебила она меня, – он сыном-то и не занимается почти. Вернее, никогда не занимался. Конечно, с деньгами проблем не было, он нам помогал, но ни тепла, ни моральной поддержки я от него не видела. И к сыну как к чужому относился. Мама меня все время успокаивала – мол, все мужики так, пока дети маленькие. А вот вырастет, тогда... И что? Сыну тринадцать, он умный, ласковый, мне во всем помогает. А отец только придет домой – поест, и в компьютере сидит до ночи, да спит. Сын раньше пытался к нему подойти, поговорить, а сейчас все проблемы свои со мной решает, даже те, с которыми сам Бог велел парню к отцу идти.

Колёса отсчитывали последние километры, а я продолжал смотреть в окно представляя Наташину маму, ту, что подарила дочери жизнь. Отражение в стекле расплывалось, а наши лица множились на тёмных полях России.

Через два с небольшим часа сошел с поезда и очутился, по-существу, нигде. Хотя станция, вне всяких сомнений, называлась «Екатеринбург - Пассажирский», я, наверное, был единственным человеком, который посреди ночи находился в незнакомом городе.

На перроне оказалось намного прохладнее, чем я предполагал, надевая свитер под пальто. Подул небольшой ветерок, и я продрог до костей.

Появившийся из ниоткуда дед с подростковым рюкзаком, достал пачку сигарет и закурил, ринувшись к выходу из перрона.

- Извините! – с трудом от холода выговорил, в след старику надеясь узнать дорогу до ближайшего отеля или хостела, но дед, так и не обернулся, растворившись в дверях вокзала.

- Да уж! – пробубнил я и направился к зданию.

Пройдя полупустой холл, остановился возле плотного мужчины лет пятидесяти в форме военного, сидящим за офисным столом с кроссвордом в руках.

- Доброй ночи, извините, вы не подскажете мне дорогу до ближайшего отеля или хостела? – обратился я к нему.

- Да, конечно! – радостно отозвался тот и махнул рукой в сторону выхода. - Вот смотрите, тут недалеко, минут тридцать ходьбы. Выйдите на улицу, перейдете дорогу, а там немного налево до улицы Тургенева и по ней прямо до «Театра оперы и балета», возле него и будет многоэтажная гостиница «Большой Урал».

- Спасибо! – ответил я и ринулся к выходу.

- Постойте! – крикнул он мне в след, - Пешком ночью опасно, дураков валом, лучше поймайте такси. Как говориться, береженного бог бережет!

- Спасибо! – еще раз повторил я и улыбнувшись покинул вокзал.

Вспомнив слова Катеньки, о том, чтобы не замерзнуть, нужно как можно больше двигаться, я решил немного прогуляться и сэкономить денег.

С трудом миновав липучих таксистов, которые чуть ли не наперебой пытались выхватить у меня багаж, уговаривая поехать с ними, я перешел дорогу, потом свернул на улицу Тургенева и пошел по освещенной пустынной улочке. Пройдя белоснежное здание с пятью разных размеров золотистыми куполами и памятником в образе большого могильного креста с несколькими людьми вокруг него, я понял, что это какая-то церковь.

Немного постояв у храма, я продолжил путь, пытаясь не обращать внимание на холод, продирающий меня до самых костей, напевая песенку, про странника, заблудившегося в лесу.

Мне жутко хотелось побыстрее залезть под теплое одеяло и выпить кружечку горячего чая с молоком и медом и заснуть.

И тут, когда я уже совсем было оставил всякую надежду добраться до цели моего путешествия и окончательно замерзнуть, я увидел «Театр оперы и балета», о котором мне говорил тот мужчина на вокзале, а рядом отель «Большой Урал», чему я очень сильно обрадовался.

Номер снять на неделю мне не составило никакого труда и через несколько минут я оказался в уютной комнате с ярко- зелеными стенами коричневыми шторами, под одеялом двуспальной кровати. Правда чай найти в три часа ночи оказалось большой проблемой, поэтому пришлось ложиться без него.

Утром, первым делом я пролистал телефонный справочник, который лежал на столе в моем номере. Правда никакой Джейсовой в Екатеринбурге не проживало. Конечно, это первое и вполне ожидаемое препятствие не могло служить особенным поводом для тревоги: возможно девушка опасалась странных поклонников и попросила не включать ее домашний номер и адрес в телефонную книгу. Угнетающие мысли не давали мне покоя. «А что, если Виктория, в настоящий момент где–нибудь на съемках, а может поехала в Турцию, к примеру! — или же вообще живет не в Екатеринбурге, а чертовы сайты и журналы просто соучаствуют в заговоре с ней, призванном сбить со следа почитателей его таланта? Что тогда?» Холодный пот покрывал меня при одной только мысли об этом, причем страшило не то, что я совершил бесполезную поездку, а то, что мне придется, не солоно хлебавши, возвращаться домой и жить так, как и раньше, без малейшей надежды на то, что я, когда–нибудь повстречаю ее.

Но что-то внутри меня настаивало не сдаваться и продолжать поиски Виктории.

Подробное описание моих нескольких дней может оказаться занудным. Но когда у меня созрел план отправиться на улицу Горького и прогуляться, я сделал это, но только очутившись там, понял, что никакого плана у меня, в общем то и не было, а присутствовало лишь желание увидеть Викторию. Но как этого добиться?

В начале я обдумывал, не подкупить ли местного почтальона, с которым иногда пересекались мои пути, ибо нас обоих, хотя и с разными целями, объединяла общая планида — весь день напролет скитаться по улицам Екатеринбурга. До начала декабря оставалась всего несколько недель, и с тех пор, как приехал, уже неоднократно шли дожди, а однажды даже выпал мокрый снег, но, невзирая на все прихоти погоды, что ни утро я покидал гостиницу и все светлое время дня шел вдоль одной из городских улиц, пока не доходил до первого светофора, затем поворачивал налево или направо и шел дальше по Набережной, пока та, в свою очередь, не пересекалась с другой. Там я вновь менял направление и достигал нужной мне точки. По Горького я прогуливался гораздо медленнее, внимательно вглядываясь в покрытые изморозью, витрины кофеен и магазинов, бесцельно бродил по торговым залам супермаркетов, иногда приобретал какую–нибудь бесполезную и гроша ломаного не стоившую чепуховину.

Имелся у меня и иной маршрут, когда я фланировал по тихим жилым кварталам с его шикарными историческими особняками и многоэтажными домами окружёнными со всех сторон площадками для игр и парковками для машин.

Кварталы эти были обычно безлюдны; изредка попадалась детишки, играющие на площадке.

Я боялся, что честные горожане рано или поздно обратят внимание на одинокого чужака, который, судя по всему, не имеет иных дел, кроме как бродить день за днем туда–сюда, разглядывая обывателей и их жилища, посчитав грабителем и вызовут полицию, и тогда проблем у меня будет выше крыши.

В один из обычных вечеров в отеле меня посетила мысль, простая до невозможности, но при этом удивительно остроумная. Я перерыл чемодан, и достал тот самый журнал, с жуткой статьей о близившейся свадьбе Виктории, открыл его на нужной странице, еще раз пробежал глазами статью, пока не наткнулся на фамилию жениха Виктории. Затем снова взял телефонный справочник, нашел букву «М» и водил пальцем вдоль колонки, пока мой неухоженный и заметно нуждавшийся в маникюре палец, выглядевший от этого многозначительно зловещим, не наткнулся на строчку, которая гласила: «Мальцев Константин Юрьевич».

Я, в волнении оттого, что теперь знаю телефон и адрес Виктории Джейсовой, заходил взад–вперед по маленькой комнате, ликуя так, словно только что пересек вторую Атлантику. И хотя до телефона стоило только рукой дотянуться, у меня созрел совершенно другой план нашего знакомства.

На следующее утро я снова направился на Горького, только уже к дому под номером шестьдесят девять, мимо которого, как выяснилось, проходил не раз. Это было многоэтажное здание, с боку находился небольшой парк и река. Испытывая крайнее смущение и неловкость, я медленно прошелся перед ним и сразу же заметил, множество разных машин, стоящих вокруг.

« Наверное, одна из них была Виктории.» Подумал я. Мое сердце учащенно забилось, что возможна актриса, сейчас, смотрит в окно, и узнав меня удивилась, тому что вокруг ее дома ходит писатель. Но потом подумал, что если ее квартира располагается на одном из последних этажей, то на вряд ли она меня заметит.

Я упивался ощущением того, что нахожусь на той же улице и возле того дома, где живет Виктория, и теперь, как она сама выразилась в интервью, «мы занимаем одно и то же пространство», и тешил себя неожиданной встречей. Хотя для меня она навряд ли была бы случайной.

Изучив здание и все, что было в округе я заметил кафешку «Булгур» на против ее дома и понял, что это лучшее место для того, чтобы, сев у окна с чашечкой кофе, можно было наблюдать за домом и ждать, когда она появится.

Ближе к вечеру, я вспомнил что не ел весь день, и решил заказать чизбургер и кофе в той самой кафешке. Расположившись у окна с красными бархатными шторами, я бесконечно поглядывал на соседнее здание, в надежде, что скоро появится Вика.

Шеф–поваром заведения оказался некто Сергей Игоревич, толстый и неряшливый, с головою большой, как футбольный мяч, повторявшей очертания его выпуклого брюшка, то и дело высовывался из кухни и временами обходил холл, с грубоватым добродушием заглядывая посетителям через плечо, спрашивал их сиплым голосом, звучавшим так, словно его владелец перенес удаление связок, всем ли они довольны. Ко мне он проявил особенный интерес, и уселся напротив меня и поведал, что ранее он работал в ресторане «Вилка - ложка» и мое лицо ему показалось знакомым, а еще спросил, не доводилось ли мне встречаться с его «лучшим корешем», неким Владиславом Сарковским. На что я, улыбнувшись, ответил «- Нет!» и соврал, что приехал я в Екатеринбург исключительно по работе на несколько дней.

Мне жутко хотелось расспросить его по поводу Виктории, но внезапно поднявшийся приступ бессмысленного панического страха остановил от этой затеи, и я ограничился вполне безопасными разговорами касательно улицы Горького и города Екатеринбург, а потом вернулся в отель.

Каждый день обедал в «Булгур», а потом двигаться дальше, опасаясь задерживаться на этой улице слишком долго. Я гулял по парку и подходил к речке. Иногда еще раз возвращался в кафе, чтобы пропустить чашечку кофе, продолжая наблюдение за домом Вики.

Когда Сергей представал перед посетителями в проеме кухонной двери, окруженный неизменным ореолом пара, он снисходил, завидев меня, лишь до продиктованного этикетом хриплого «Привет!»

Из всех унижений, на которые я обрек себя во имя страсти, это, как прекрасно осознавал, грозило быть смехотворным, гротескным и рискованным, не говоря уж о том, что замысел мой вполне мог оказаться бесплодным. Но я зашел слишком далеко и подобрался очень близко к осуществлению цели, чтобы мне могли помешать мелочные предрассудки, присущие заурядно мыслящим людям.

Наконец, это случилось за несколько минут до двух часов, когда я, прогулявшись вокруг ее дома, решил зайти в «Булгур» и в очередной раз насладиться чашечкой «Экспрессо», парадная дверь дома номер шестьдесят девять отворилась, и показалась Виктория. На ней были слаксы, и пальто из какого–то темного материала в шотландскую клетку. Девушка, глянув на телефон, двинулась дальше. Моей радости не было предела и мне так захотелось закричать от счастья, что я наконец-то нашел ее. Но Виктория свернула на лево и исчезла из виду.

Рассчитавшись за кофе и оставив его нетронутым, покинул заведение, выскочил на улицу, и свернул налево, но актрисы там не оказалось. Я смотрел повсюду, даже заглянул в ближайшие магазины, кафешки, банк, пробежал несколько жилых кварталов в надежде, что Вика зашла в гости к какой–нибудь подружке, но все было тщетно — девушка словно сквозь землю провалилась. Запыхавшийся, и взволнованный понял, что она, скорее всего успела сесть в такси, и уехать.

Вернулся в мотель уставшим и разбитым, но счастливым, от того, что увидел ее, правда мельком. В голове все время прокручивался момент, когда актриса вышла из подъезда, глянула на телефон и ушла.

Поздно, вечером, я все же решился еще раз побродить по залитым искусственным освещением безлюдным улицам Екатеринбурга, которые лишь кое–где оживлялись полупустыми ресторанами, пока не очутился словно случайно на Горького шестьдесят девять. Быстрым шагом я прошел мимо дома и того самого подъезда от куда выходила Виктория: дверь была закрыта.

Далее я трижды после описанного мною происшествия видел, как девушка садилась в такси и куда-то уезжала. И все три раза для меня были безрезультатны. Однажды рванув в след за машиной, я, не углядев под ногами камень растелился, и порвал штанину. Но в четвертый добежав бездыханным и мокрым до супермаркета «Пятерочка», чуть не налетел на то самое такси, что было на стоянке, и по-видимому ждало девушку.

Наконец настал момент истины. Сама мысль о том, чтобы не воспользоваться такой возможностью, вдруг подвернувшейся мне, казалась невыносимой, и я поспешил в супермаркет.

Рядом с входом стояло множество тележек. Я взял одну из них и пошел по пестрым и прохладным рядам, нагружая банками овощных консервов, пакетами кукурузных хлопьев, пучками редиски и связками свеклы без всякой цели и смысла, с единственным стремлением - не упустить желанную добычу из вида.

В это время дня покупателей было немного, в основном юные мамаши со своими детьми, которые, широко расставив ножки, восседали в креслицах на вершинах тележек, так что поспевать за Викой оказалось делом довольно несложным.

Девушка надела не блиставшие чистотой джинсы и красную спортивную куртку. Она вышагивала у меня перед самым носом беззаботно, слегка опустив плечи вперед. Иногда наклонялась к полкам, брала с них какую–нибудь банку, вертела в руках и, в зависимости от прочитанного, ставила на место или помещала в корзину своей тележки. Затем шла дальше, а я следовал в нескольких шагах у нее за спиной.

Моему чрезмерному счастью не было границ, мне так и хотелось, как маленькому ребенку рвануться и приобнять Викторию. Но страх и совесть мешали. Ведь если я подойду и просто обниму ее, то она воспримет это ненормальным и быстро покинет магазин, возможно попросив помощи у охранников, или вызовет полицию, посчитав меня маньяком.

Актриса неторопливо обходила торговый зал, я же соблюдал дистанцию в ожидании момента, когда смогу выйти на сцену, и трепетал, хватит ли мне смелости сделать это. И тут девушка повернула за угол стеллажа, и я на мгновение потерял ее из вида, а нагнав, увидел, что она, оставив посреди прохода тележку, склонилась над длинным и низким холодильником с замороженными продуктами.

Я напрягся, почувствовав приближение подходящего момента — быстролетного, кульминационного и решающего. Увидел, как Виктория извлекает из холодильника завернутого в полиэтилен цыпленка и прикидывает его вес на руках; и с решимостью безумца толкнул свою тележку так, чтобы, наткнулась на тележку актрисы, и они ударились друг о друга.

Виктория, все еще с цыпленком в руках, удивленно повернулась и увидела меня. Я, в свою очередь, тоже сделал вид, что только сейчас заметил происшедшее, схватив пакет с молоком, это первое что мне попалось под руку, и рассыпаясь в извинениях кинулся к тележкам и принялся разнимать их сцепившиеся ручки, и тогда, раздраженная маленьким происшествием девушка, успокоилась и позволила мне обаять себя.

- Несомненно, - сказал я, чувствуя волнение, несмотря на то, что внешне голос оставался невозмутимым. - Какой ужас, что же я такой неловкий. Да, кстати… - тут я внимательно посмотрел Виктории прямо в глаза: - не встречались ли мы раньше? - Заливаясь в душе румянцем от собственной лжи, и неуклюже наклонившись, я толкнул тележку. Ведь я прождал этой минуты так долго, что сейчас ощущал себя, словно стоял лицом к лицу с ожившим мифом Мэрилин Монро.

Виктория слегка напряглась, очевидно заподозрила в этой реплике увертюру к банальной попытке познакомиться, из уст человека, явно невыглядевшего, как сердцеед.

- Вы не могли бы оставить меня в покое! –возмутилась она.

- О нет, нет, нет, конечно же нет! - продолжил я, сначала сбивчиво, но затем все увереннее и увереннее, - разумеется, мы никогда не встречались, просто я совсем недавно посмотрел фильм, где вы играли больного подростка… - И пустился в «объяснения», которые, были хоть и неоднократно отрепетированные в номере, тем не менее потребовали призвать на помощь все мое актерское мастерство.

- А если честно, мы этот фильм смотрели с моим крестником – Женькой, ему всего одиннадцать лет. Так вот, этот юнец обожает вас, собирает ваши фотографии, которые он с маниакальной страстью вырезает из всех журналов и аккуратно клеит их в общую тетрадь.

Я заметил по улыбке и облегчению, отразившемуся на лице Виктории, что она уже начала догадываться, как зовут героя моего «крестника». А я продолжал. - За несколько дней до отъезда из Алматы я встретился с Женькой и узнал, что он убит горем, прочитав в одном из журналов про ваше венчание, которое разбило его детскую мечту. Я приехал в Екатеринбург, чтобы завершить мой новый роман о парнишке, потерявшем зрение. Ах да, я писатель, совсем забыл сказать.

История моя, занятная, хотя, в сущности, и печальная, к тому же рассказанная хорошим слогом, очаровала Викторию и убедила ее в полной невинности моих намерений. Смущенная своими же собственными необоснованными подозрениями, она с сердечностью приняла протянутую мной руку и улыбнулась.

- Алесь! - сказал я, прикоснувшись к столь давно желаемой плоти.

Мы продолжили наш путь, но уже бок о бок, ведя, может быть, слегка стесненную, но тем не менее вполне приятную беседу. Время от времени каждый из нас по очереди снимал с полок какой–нибудь товар — причем я настолько увлекся этим занятием, что, когда мы достигли кассы, обнаружил в своей тележке не меньшую гору бакалеи, чем у нее.

- Глубоко уверен! - сказал я, подойдя к кассе, - что фильмы в которых вы снимались, вряд ли рассчитаны на таких стариков, как я. И все же меня впечатлила, ваша игра. Вы обладаете интересной внешностью и играли убедительно и эмоционально; просто талант ваш не мог до конца раскрыться на столь небогатом материале.

Пунцовая от удивления актриса энергично кивала головой в знак согласия; видно было, что для нее это был неловкий момент.

- Когда вы, появляетесь в кадре, сразу забираете все внимание на себя! – потом упомянул о ее манере держаться, одновременно робкой и вызывающей. Я говорил о юношеской норовистости персонажа, изображенного в одном из фильмов, и о впечатлении, которое произвела на меня сцена ее смерти, о потенциальных возможностях и глубине таланта, еще, по моему мнению, не вполне проявившихся. И хотя человек в трезвом уме безусловно заподозрил бы нечто неправдоподобное в том, что писатель в зрелых годах проявляет такой сильный интерес к малоизвестной актрисе и так детально рассуждает по поводу сыгранных ей ролей— но Виктория была попросту слишком ошеломлена моими рассказами, чтобы усомниться в них хоть чуточку.

Мы вышли из супермаркета вместе, причем я нес в руках не только свой пухлый пакет с покупками, но и, невзирая на возражения Вики, ее сумку тоже. Пересекли пустую стоянку и подошли к такси, которое ждало. Если бы замысел не удался, то для меня это был бы конец, поскольку мысль о том, чтобы снова начать слежку за ней, оказалась пустой.

Виктория, забрав свой пакет, отблагодарила за помощь и за составленную ей в супермаркете компанию и, судя по всему, собралась распрощаться со мной. Но я не мог отпустить ее просто так.

- Вообще я собираюсь задержаться в Екатеринбурге еще минимум на пару недель, так что с удовольствием бы повстречался еще раз с вами и вашим женихом. Если вы, конечно, не против. И мне бы очень хотелось, чтобы вы, подписали для Женьки свое фото. – В надежде если Вика даст свой номер телефона, то я смогу перезвонить им через пару дней и пригласить пообедать вместе в каком- нибудь местном кафе или ресторане.

Девушка слегка задумалась и не сразу ответила. С одной стороны, ей со всей очевидностью ужасно хотелось еще пообщаться с таким образованным поклонником, как я, но с другой — она опасалась сообщать свой номер незнакомцу, к тому же, вероятно, ей не понравился содержавшийся в моем предложении скрытый намек на то, что они с Костей живут вместе.

- Возможно, - наконец отозвалась она.

- Будет лучше, если я оставлю свой номер телефона: тогда вы с Константином сможете позвонить мне в удобное для вас время.

Поскольку ее телефонный номер был уже и так известен, досаду вызвало отсутствие со стороны Виктории уверенности в искренности намерений: афронт этот уязвил мою гордость, хотя разумом понимал, что недоверие вполне заслуженно. К обиде добавлялся ужас, от одной только мысли о предстоящем ожидании — кто знал, насколько долгим оно будет. Когда я вручил ей карточку, полученную от гостиницы на тот случай, если забуду адрес, Виктория удостоила ее лишь беглого и невнимательного взгляда, перед тем как засунуть в кошелек, и, казалось, не заметила нелепости в ситуации с накупленными мной продуктами. Затем мы пожали друг другу руки, и она села в такси.

Я был счастлив от нашей встречи.

Кто сказал, что ожидание — пассивно? Оно пожирает и снедает тебя, безжалостно поглощает каждый твой час, минуту, секунду, и не оставляет времени на то, чтобы справляться даже с самыми важными из повседневных обязанностей.

Пять дней прошли как во сне, причем сон этот был из тех, когда спящий постоянно переходит от яви к грезам, уподобляя свое бодрствование лихорадочным и беспокойным кошмарам, терзающим его в бессознательном состоянии. Все это время я мерил шагами узкую и тесную гостиную моего бунгало, пределы которой не решался покидать из-за страха, что мне позвонят в мое отсутствие, каким бы коротким оно ни оказалось. И вот телефон наконец ожил. Я позволил ему прозвенеть два раза, а затем снял трубку и услышал голос Вики.

Прежде всего она поинтересовалась, помню ли я ее. — я чуть было не закричал от радости. Девушка извинилась за то, что не звонила так долго, и наконец сказала, что если я свободен сегодня вечером и готов, как она выразилась, «рискнуть часиком свободного времени», то они с Костей будут рады пригласить меня к ужину. Изо всех сил стараясь, чтобы мой голос дрожанием не выдал охватившую меня при подобном повороте событий радость, я ответил, что это доставит мне удовольствие. Затем сделал вид, что тщательно записываю адрес, и без того мне известный, выслушал детальные разъяснения Вики о том, как добраться до Горького шестьдесят девять, и пообещал, что буду ровно в семь.

Остаток дня я провел у городского парикмахера —суетливого молодого человечка, напоминавшего своими закрученными локонами Аркадия Укупника. Молодой человек подстриг мне волосы и сделал маникюр. После я посетил более дорогой из двух магазинов мужской одежды в поисках стильного шелкового галстука, который подчеркнул бы линии моего светло–серого костюма, еще ни разу, не надетого мной в Алматы, ибо он был куплен и отложен именно для нынешнего случая, после чего направился в роскошную и наполненную дурманящими ароматами цветочную лавку и приобрел букет белых роз с длинным стеблем. Потом забежал в небольшой книжный магазин и купил последний экземпляр своей книги, красующийся на книжной полке среди зарубежных авторов. Покинув букинист, я сразу же подписал книгу, а в конце текста оставил свой номер телефона на всякий случай.

В полшестого уже сидел в своем номере, побритый и одетый, приговоренный еще к одному часу нервного, и волнующего хождения взад–вперед по гостиной.

Я отправился на Горького в шесть тридцать пять, прошел ровным шагом по все еще носившим следы дневного оживления улицам и ровно в шесть пятьдесят пять стоял возле ее подъезда. Глубоко вдохнув, я набрал номер квартиры на домофоне и услышал голос Виктории.

Дверь мне открыл Костя. Парень был босиком, в потертых голубых джинсах и вишнево–красном свитере с вырезом, надетом поверх рубашки в сине–зеленую клеточку. То, как все эти цвета весьма плохо сочетались между собой, я поначалу даже и не обратил на это внимание.

Улыбаясь обаятельной, непринужденной и открытой улыбкой, вызванной к жизни простой вежливостью, которая тем не менее заставила меня затрепетать так, словно услышал признание в любви, он протянул мне руку:

— Привет! Вы, должно быть, Алесь?

Я пожал протянутую руку, а затем он спросил, мотнув головой в сторону, откуда раздавалась негромкая музыка, — вам нравится Мадонна, просто Виктория ее обожает?

Но прежде чем успел что–нибудь сказать, Константин сам дружелюбно ответил за меня

— Думаю, что нет.

Затем, махнув рукой в неопределенном направлении, добавил:

— Да проходите же, проходите! Я сейчас выключу, и еще пальто на вешалку!

Все остальное, что он сказал, пока я шел за ним по узкому коридору в ярко освещенную гостиную с высоким потолком, было:

-Совенок, посмотри, какие цветы подарил тебе Алесь и книгу!

Комната, в которой стоял уже накрытый обеденный стол, была обставлена гораздо лучше, чем я ожидал, но волновала меня не обстановка в целом, а отдельные предметы известные мне по сотням фотографий, ставшие фетишами моей страсти. Мягкая игрушечная панда застыла в комической позе на спинке зеленого кресла, расписанная узорами гитара красовалась в углу, на книжной полке виднелся снимок в серебряной рамочке, на котором длинноволосая Виктория стояла в обнимку с Мадонной, надпись на фотографии гласила: «To Victoria from Madonna», а под ней красовалось небольшое сердце, нарисованное самой певицей.

Девушка вышла из кухни, вытирая руки полотенцем, с жеманной улыбкой поблагодарила меня за то, что я согласился «рискнуть свободным часиком», и тут же удалилась искать вазу для принятых с благодарностью белых роз. Костя предложил мне выпить, и бросил книгу на кресло.

- Извини, но кроме пива и водки, больше ничего нет, зато есть кола, можно совместить ее с водкой и получиться коктейль, или сделать «Кровавую Мэри», томатный сок тоже есть! Да Совенок?

На что Виктория молча кивнула головой, появившись в комнате.

Прежде всего мы обменялись теми пустыми банальностями, с которых начинаются все случайные светские знакомства: общие фразы о политике, и о музыке о том, какой скучный Екатеринбург, несмотря на то, что в нем много интересных мест, а также о любимом напитке города, вине. Мы даже обменялись глубокомысленными суждениями о погоде и о возможном влиянии на нее повреждений, причиненных озоновому слою. Константин вскоре поторопился перевести разговор на свою модельную карьеру и о планах, в ближайшее время сняться вместе с Викторией в «Круге на песке 3» правда, пока что в маленькой роли. В тот вечер я говорил девушке такие вещи, которых уверен не скажет никто и никогда. Мы вместе с ней и Костей разбирали ее актерские работы сцену за сценой, чуть ли не кадр за кадром, словно я наделен потрясающей зрительной памятью. Актриса была не в силах сдержать восхищение оттого, что кто–то говорит о ее работе с подобным глубоким и уверенным знанием предмета; глаза ее горели, поставив локти на обеденный стол, она подпирала смуглыми, загорелыми руками подбородок, отчего лицо превращалось в очаровательный треугольник, от одного взгляда на который, я сходил с ума. Она поглощала мои слова не только рассудком, но и всем телом. У нее то и дело перехватывало дыхание от недоверчивого восторга, когда я хвалил за то, как она сыграла больного подростка, или за неожиданную остроту за ту или иную реплику. В течение всей моей речи Константин то и дело оборачивался к невесте с выражением гордости и удовольствия на лице, которые следовало понимать, как, «Я же тебе говорил! Я же говорил!».

Я ни капли не сомневался, что полностью завладел ее вниманием, поскольку видел, как на лице смешивались восхищение с благоговейной робостью и почтением к моему возрасту, как она испытывала нечто совершенно новое, с чем по-видимому, не сталкивалась прежде. К тому же эти мои наблюдения подтвердило одно тривиальное, но для меня имевшее исключительную важность, происшествие, случившееся уже под самый конец вечера. Виктория спросила, буду ли я пить кофе?

На что Константин ей резко ответил.

– Что расселась как, клуша! Давно бы уже принесла! - девушка, надувшись, скрылась в кухне.

Молодой человек не помчался следом за ней, просить прощения. Он лишь пожал плечами и поднял брови:

-Женщины!

Правда, когда она вернулась в гостиную с кофе, он, испытывая некоторую неловкость, посадил ее рядом с собой на софу, ласково чмокнул в щеку и положил руки ей на плечи, однако столь показная и, безусловно, вынужденная демонстрация нежности не могла отравить радость, испытанную мной от предыдущей непроизвольной вспышки раздражения.

За весь вечер ни слова не было сказано об истинной природе отношений между Викторией и Костей. Но незадолго до полуночи, когда я уже стоял в дверях и прощался, собираясь предложить встретиться в следующий раз за накрытым столом уже по моему приглашению, девушка, рассыпаясь в благодарностях за данные мной советы, мимоходом сообщила, что из–за напряженного графика сценаристов съемки нового фильма перенесены на несколько недель вперед, так что они с Костей через пять дней вылетают в Питер, где и поженятся, вместо того, чтобы сочетаться браком в Екатеринбурге, как это было первоначально запланировано.

Я пожелал счастья молодым и покинул дом, но с таким чувством, словно мне дали в дорогу роковое послание. Медленно спустился к центру города, где все еще светилось несколько мерцавших огоньков, отделенных, как мне чудилось, один от другого миллионами световых лет. Сердце бурлило и кипело, переполненное светлыми надеждами и неукротимым отчаянием. Я отправился завоевывать девушку, и наполнил ее сердце такими амбициями и вожделениями, которые никогда бы не поселились там самостоятельно, и не внушил бы дражайший жених. Теперь я уже не имел права потерять ее.

Возбужденный произошедшим, я не мог заснуть всю ночь и весь следующий день провел в знакомом полубреду. Ночь следующего дня я опять не спал, раздираемый противоречивыми желаниями, и только в холодном свете второго бессонного утра ко мне пришло решение.

Ровно в десять часов я набрал номер актрисы —который, по идее, мне не мог быть известен. Только на седьмом звонке трубку подняли, и мне ответила заспанная Вика.

– Извини! Подожди минутку! - Вернувшись, она показалась мне уже гораздо бодрее, как человек, который только что ополоснул лицо холодной водой.

- Извини, я, наверное, тебя разбудил! – продолжил я и предложил ей встретиться утром в городе. Виктория явно удивилась и даже озадачилась, спросив:

- С какой целью ты хочешь видеть меня?

- Подожди немного, и ты все узнаешь! При встрече все объясню! – стал настаивать я на своем.

Она пожурила меня за излишнюю таинственность, назвав при этом «своим старым другом», и наконец согласилась встретиться через полчаса.

- Где?- спросила она.

Я вспомнил, что в кафе «Булгур» в конце зала была пара укромных мест, которые вряд ли кто–нибудь займет во время обеденного перерыва, и там мы сможем поговорить, не замеченные никем. Виктория согласилась с этим предложением, и мы одновременно повесили трубки. Никто из нас словом не обмолвился про Костю.

Актриса, как я и предполагал, опоздала на четверть часа. Я сел за самым дальним от входа столиком, но так, что не заметить меня, войдя, она не могла. Затем заказал кофе и стал терпеливо ждать, вертя в руках ложечку. Хотя Виктория и опоздала, все же оказалась первой после меня посетительницей заведения. Она была в своих извечных голубых джинсах и тонком льняном пиджаке с поднятым воротником и закатанными рукавами, такой же обаятельной, как всегда, несмотря на то, что надетые в тот день черные очки придавали ей слегка хулиганский вид. Подошла ко мне, заказала кока–колу, подняла очки на лоб, потревожив прядь светлых волос, и изобразила на загорелом лице вопросительную гримасу.

Послышался хриплый голос Сергея. Одинокий посетитель, взмостившийся на один из табуретов перед стойкой бара, монотонно стучал ложкой по блюдечку, листая газету; из-за полуоткрытой двери кухни доносился захлебывающийся в оргазме голос комментатора каких-то соревнований.

Начав говорить, сбивчиво и многословно, я вскоре обнаружил, что всего лишь пересказываю комплименты, уже произнесенные за два вечера до этого. Хотя ей и было приятно услышать их снова, и она вновь застенчиво улыбалась, я видел, на ее лице недоумение.

Тогда я сменил подход и зашел издалека, начав пространный и тяжеловесный рассказ о Мирре и царе Кипра Кинира, повествуя о необычной смеси любви и ненависти, неотличимых друг от друга в своем слиянии, между отцом и дочерью, о ловушке, которую она подстроила родителю во время праздника Деметры. О теме конфликта между законом и страстью.

Меня потрясло, что, когда я заговорил об этом, сознавая, что владел материалом более чем предостаточно, иногда прибегал к окрашиванию фактов, Виктория кивала головой, безмолвно умоляя продолжать, будто мы были отцом и дочерью.

Затем, напрягаясь от возбуждения, так что мне приходилось чаще обычного прочищать горло, и удивляясь все больше словам, слетавшим с моих уст, я перевел тему в более личную и чувственную плоскость, намекнул — боюсь, довольно грубо — на то, что карьера молодой девушки, а возможно вся ее жизнь, в настоящий момент подошла к поворотной точке и что если сейчас она сделает неверный выбор, то впоследствии об этом сильно пожалеет. Мне было противно самому слышать, какую лесть я расточал, отчаянно пытаясь убедить Вику, что ей не следует спешить на съемки «Круг на песке — 3», словно больше нет никакой альтернативы, а она, несомненно, имеется.

В конце этой речи я впервые заметил, что девушка нервно ерзала в кресле и пару раз, когда я чересчур повышал голос, оборачивалась, чтобы посмотреть, не подслушивает ли нас кто–нибудь, но не прошло и минуты, как ее лицо снова расплылось в улыбке, она пожала плечами и полушутливой гримасой смирения попыталась скрыть свою растерянность. -Знаешь все что я услышала от тебя сегодня и три дня назад я восприняла, как обалденное копание в моем эго, которое доставило мне немалое наслаждение, но я все это ни на секунду не воспринимала чересчур серьезно.

Но уязвимое юное создание незаметно для себя уже наполовину попалось в поставленный на него капкан. Я читал в ее глазах, как она алчет новых и новых похвал и того внимания зрителя, которое ее ущербная карьера до сих пор так и не даровала. И хотя боялся напугать ее, свернуть с выбранного курса в сторону я уже не мог, и поэтому мне оставалось только упирать на то, что считал своим преимуществом. Я напомнил Вике:

- Знаешь, я — писатель, и пусть даже ты никогда не слышала обо мне, но в Казахстане я — писатель почитаемый, уважаемый, даже известный, к моему мнению прислушиваются многие. И я клянусь, что отныне посвящу все свои усилия твоей карьере, напишу для тебя роль и сценарий, соответствующие твоему таланту. Я готов подчинить всю мою жизнь решению этой задачи. Я отдам все со своей стороны, но ты также должна отдать все со своей. Кстати, у меня есть к тебе предложение, совершить необычное кругосветное путешествие с приключениями и привлечением телевидения.

- Я подумаю! – ответила та.

- Да понимаю, — продолжил я, потрясенный своей наглостью, — что в настоящий момент вы связаны временными обязательствами… — и, произнеся эти роковые слова, махнул рукой.

Виктория, не дала мне продолжить.

— Временными обязательствами? — воскликнула она в изумлении и покачала головой так, словно сомневалась в моем умственном здоровье или в том, что правильно расслышала меня. Одновременно с этим на лице появилось выражение, которого я никогда не видел ни на одной из ее фотографий, — жесткое, цинично–насмешливое, с поджатыми губами.

В отчаянии я попытался вернуть себе прежнее красноречие, власть над словами, которыми обладал до того момента.

— Монро, — сказал я, — была любовницей Джонни Хайта. Они даже планировали пожениться. Жили в месте. Но он незадолго… - Поняв, что говорю лишнее решил остановиться.

Упоминание о Мэрилин Монро, как мне показалось, особенно смутило Вику. Я неосторожно поспешил разъяснить свои слова и сделал при этом вторую роковую ошибку.

Бросив быстрый и настороженный взгляд через плечо, Вика опустила черные очки на глаза, отчего ее лицо стало казаться гораздо бледнее, чем было на самом деле. Она хотела что-то сказать, очевидно, для того, чтобы с отвращением поспешно отвергнуть мои заигрывания, но затем вновь смягчилась. Быстро вставала из–за стола, поблагодарила меня за все сказанные теплые слова. Я понимал, что уже все кончено, но готов был пойти на что угодно, лишь бы задержать ее на несколько минут, чтобы просто посмотреть и еще раз услышать ее голос. Я попытался взять ее за руку и остановить.

— Я люблю тебя! – прошептал ей в след.

Но девушка, не промолвив ни слова, покинула кафе.

Оставшись в гордом одиночестве, я уронил голову в ладони, и из моих глаз потекли слезы.

«Вот и все.» Подумал я, вытерев их. «Боже мой, что я на творил?»

Когда добрался до гостиницы, было уже поздно для того, чтобы возвращаться в Алматы. Сказал на ресепшине:

- Я вынужден завтра утром покинуть ваш отель! И сейчас хочу рассчитаться! – и сразу же заплатил по счету вперед. Затем я попросил писчую бумагу, конверт и марку — все это удалось отыскать в моем скромном заведении не без труда.

Собрав багаж, я написал Вике длинное письмо. Глубокой ночью отправился в центр города, чтобы опустить его в почтовый ящик. Если только местная почтовая служба не обладает сверхъестественной расторопностью, письмо, я знал, будет доставлено в дом на Горького не прежде, чем я покину пределы Екатеринбурга.

Позже, сидя в маленькой гостиной, освещенной только неоновым сиянием вывески гостиницы за окном, я погрузился в размышления.

Я представил себе, как моя возлюбленная получит это письмо, каким необычно серьезным будет ее лицо во время чтения, как она наверняка решит скрыть содержание его и имя отправителя от своего жениха — несомненно, первая, но далеко не последняя тайна в их семейной жизни — и как она на некоторое время задумается, не порвать ли его. Но я знал Викторию, как ни никто другой на этой земле. Она не сделает этого. Скорее, повзрослев и осознав, что случилось с ней, а также то, что могло бы с ней случиться, медленно начиная догадываться, что карьера и жизнь, далекие от подлинного блеска, могли бы принять совершенно иные очертания, если б она сумела распахнуть свое сердце другому человеку, существование которого вскоре полностью переменится, а возможно, и вовсе прервется из–за любви к ней, она будет часто возвращаться к этому письму, читать его и перечитывать год за годом, уже зная наизусть и все же лелея как источник гордости, который будет испытывать и который, в свою очередь, будет испытывать ее в этом безразличном мире. И, поскольку она не сможет уничтожить письмо, рано или поздно оно уничтожит ее.

ПОСЛЕСЛОВИЕ.

Через пару месяцев раздался звонок. Я поспешил к телефону и поднял трубку.

– Привет это я, Виктория! Ты оказался прав, я все-таки прочла твое письмо! Путешествие это интересно…