Читать онлайн
"Проклятый дар"

Арест
«Мрак окутал мою душу, когда я ощутила прикосновение Смерти. О!, как желанным стало, чтобы это была действительно Она, величественная и непостижимая, а не те таинственные посланники, появление которых предвещало мне только горе и муки!»

Первые лучи рассвета еще не проникли сквозь окна, однако в мирной утренней тишине раздавались тяжелые шаги. У входа в нищенское жилище выстроился отряд высоких охотников, словно верные стражи, ожидая, что хозяева дома услышат их присутствие и вскоре откроют дверь, открывая им путь к цели. Тяжелая пауза, истинная молчаливая симфония, царила внутри дома, настойчиво подсказывая охотникам, что они не могут нарушить сон жильцов. Последователи закона, полные решимости в своих сердцах, ворвались в дом, снесли дверь с петель и разделились, чтобы как можно скорее найти ее среди этого лабиринта комнат.

Девушка, не в силах открыть глаза, сонно повернулась на кровати, прижимая подушку к себе.

— Вот она, держи! — пронзительный мужской голос вырвал девушку из ее снов, — Теперь ты не сможешь убежать, подлая тварь!

Схваченная за руки, дева не понимала, что происходит в ее доме, и что не может рассчитывать на чью-либо помощь. Ее попытки освободиться оказались тщетными. Сслабое тело не обладало достаточной силой, чтобы вырваться из крепкой хватки охотников. Отчаяние затмило ее глаза, а тревога уселась в ее сердце.

— «Господи, молю Тебя», — безмолвно молилась девушка, опасаясь даже думать о том, какая участь ей готовится, — «Расскажи мне, в чем я согрешила перед Тобой? Чем я заслужила Твою ярость?»

Казалось, что помимо охотников и девушки в доме никого не было. Только когда ее вытащили на улицу, из дальней комнаты появился едва стоящий на ногах старик и молча следил за тем, что развернулось в его доме.

Первые лучи восходящего солнца проникали на горизонте, раскрывая жуткую картину, когда охотники привели пленницу в свое мрачное убежище. Величественная Башня, возвышающаяся перед ними, вызывала смешанные чувства восторга и тревоги. Из окрестных домов выходили все больше зевак, привлеченных шорохом проходящих воинов. Пленница казалась равнодушной к своему аресту, словно ее не поджидала смерть в ближайшее время, что для прежних заключенных становилось жутким мучением ожидания. Но никто не мог представить, какие ужасы скрываются за вуалью ее безразличия.

Ночная рубашка, растрепанные волосы и невысокий рост создавали образ беззащитной девушки, которая не могла иметь никакого отношения к тому ужасному преступлению, в котором ее обвинили. Комната, в которой она находилась, напоминала кабинет серьезного человека, который, вероятно, не поверит в ее историю, даже если у девушки появится шанс ее рассказать.

Послышались медленные и глухие шаги, гул которых проникал по коридору на многие метры вперед. Дверь распахнулась, и в освещенное помещение вошли двое. Первый мужчина, проникнутый мрачным взглядом, скрытым за волосами, был высокого роста, как и многие присутствующие в помещении охотники. Его одежда выделялась среди прочих, а значок, висевший на его груди, говорил сам за себя – перед девушкой стоял человек, который никогда не изменит своему решению.

Пусть Церковь и выносила приговор, но главнокомандующий охотник имел полное право действовать так, как считал нужным. Отношения между этими двумя сторонами были напряженными уже много лет: Церковь призывала охотников проявить милосердие и человечность к тем, чье обвинение было снято, но вторая сторона считала это лишь играми темных сил, убежденной в своей невиновности и противостоящей Церкви.

Второй вошедший мужчина был немного ниже ростом. Темные русые волосы окаймляли его лицо таким образом, что оно, освещенное комнатным светом, казалось непоколебимым, словно высеченным из камня. Одежда охотника мало отличалась от одежды остальных, но выглядела свежей и безупречной. Вошедшие долго молчали, внимательно рассматривая девушку. Вокруг нее витало напряжение, которое только усиливалось под их пристальными взглядами.

— Благодарю вас за такую оперативность в исполнении моего приказа, — произнес высокий мужчина слова, словно обращаясь к пустоте, но все присутствующие в комнате отлично понимали, кому они предназначались, — Не секрет, что наша миссия направлена на истребление и избавление от всех тварей, которых мы сами привели в наш мир своими грехами. Я рад видеть, что мы, товарищи, превосходим в этом. И вот результат нашей работы находится здесь, в одном помещении с людьми, которые искореняют таких тварей, как она. Представь себя, отродье.

— Антарес, герр, — сдавленным голосом ответила девушка. Общение с охотниками в повседневной жизни наполняло горожан ужасом, но находясь здесь с ними, Антарес осознавала, что даже общение с ее отцом приносило ей больше утешения, — Я Антарес Хейг.

— Итак, ты действительно дочь того безумца, — произнес говорящий, обращая свой взгляд на нее. В нем проступала только неотразимая угроза, неподвластная всякому контролю, — Тогда внимательно слушай меня. Ночью к нам явилась одна барышня, рассказала о том, как ты скитаешься по лесу ночами и совершаешь такие чудеса, что даже страшно представить. Приносишь жертвы, общаешься с дьяволом, а здесь притворяешься святой. Я долго размышлял, стоит ли ждать приговора от Церкви или решить самому, что делать с тобой, но, глядя на тебя, я уже знаю, как поступить. Эй, ребята! Подготовьте камеру, дама нуждается в отдыхе перед завтрашним днем, только вечером проверьте, будет ли она на своем месте или нет.

— Нет, герр, умоляю вас! — пронзительный восклик девушки пронесся сквозь тишину комнаты, и она опустилась на колени перед охотниками. После вынесенного приговора Антарес, охваченная отчаянием, больше не могла сдерживать рыдания. Ее горький плач наполнил каждый уголок помещения, пронизывая пространство непреодолимой печалью. Он звучал как мучительная мелодия, отражающая утрату надежды и разрушение будущего. В каждом ее вздохе присутствовала горечь отчуждения и несправедливости. Антарес, безмолвно присевшая на пол, стала символом разбитых мечтаний и, связанных судьбой, близких. Ее рыдания звучали как последний протест против беспощадности мира, который лишил ее свободы и надежды на справедливость, — Пожалуйста, выслушайте меня! Все это обман, я ни в чем не виновата!

— Освободите меня от этого зрелища, прошу вас, — высокий мужчина потер лоб, явно желая вернуться к теплой постели и вернуться в потревоженный сон, — Уведите ее! Заткните ей рот, чтобы она больше не издавала ни звука.

— Нет! Пусти меня! — словно в истерике, Антарес вырывалась из сильных пар рук охотников, которые подхватили ее с пола и вынесли из кабинета, — Я невиновна! Это не я!

Охотники не обращали никакого внимания на крики и мольбы девушки. Для них был привычно проводить каждый день среди криков и прощений, а слова и вовсе звучали одинаково каждый раз. Однако на этот раз что-то было иное. Прежде молчаливый охотник, вошедший вместе с командующим, прошел мимо забитого стола и устремил взгляд в окно. Восходящее солнце подчеркивало рельеф его лица, выделяя острые скулы и массивный подбородок. Он молчал, но его товарищу стало отчетливо заметно то осуждение, скрываемое во взгляде. В кабинете царило трепетное молчание, готовое в любой миг быть нарушенным, но охотники оставались молчаливыми. Высокий командующий подошел к своему товарищу и положил руку ему на плечо.

— Зря ты с ней так, Алоис, — произнес охотник, сбрасывая с себя оболочку статуи. Смотреть в глаза командиру он не мог, боялся, что не сможет сдержать порыва чувств, нахлынувших на него несколькими минутами ранее, — Не дать объясниться и приговорить к темнице до решения Церкви? Мы не боги, чтобы слепо следовать своим желаниям и целям.

— Ах, ну вот что я слышу, — насмешливый тон Алоиса звучал еще более оскорбительно, чем во все дни, проведенные ими вместе, — Кистоль, изощренный убийца детей, может, научишь меня жизни? Может быть, нам следует благодарить таких тварей за то, что они существуют? Ведь они приносят нам хлеб!

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я тебе говорю. — голос Кистоля был тихим, но серьезность мужчины он прекрасно передавал, — Ты уже давно не действуешь по уставу, как это было определено много лет…

— Мне не нужны твои нравоучения, друг мой, — Алоис прервал охотника на полуслове, подняв руку, — Мы не должны ссориться из-за этой оборванки, которая вообразила себя возрожденным чудом. Давай лучше выпьем, пройдемся по улицам, насладимся вином и вернемся обратно!

— Нет желания, — не задумываясь, ответил Кистоль Алоису, лишь бы тот не трогал его в ближайшие часы, — Иди сам.

— Сам? — удивленно переспросил командующий, и уже собирался проверить, все ли в порядке с товарищем, но охотник отошел к окну, удаляясь от Алоиса, — Какие удивительные чудеса! Кистоль Этингер, ты действительно из-за этого... — мужчина неопределенно жестом указал на комнату, — Откажешься от выпивки в компании прекрасных дам?

— Настроение нет, — повернувшись к Алоису, проговорил Кистоль. Его рука покоилась на рукояти меча, готовая выхватить оружие в любой момент. Этот жест охотника, ставший привычкой за годы, всегда тревожил командира, который видел в нем прямую угрозу, — Последний раз повторяю, иди сам.

Не проронив ни слова, твердой походкой Алоис покинул комнату, оставив товарища наедине со своими мыслями. Умирая в собравшейся духоте, Кистоль распахнул окно и, подойдя к столу, принялся разбирать бумаги, принесенные ночью с донесениями. Жалобы, прошения, снова жалобы, донос…Вырванный лист с помятыми уголками, лежал в самом нижу, словно специально был спрятан от внимательного взгляда охотника. Неразборчивый почерк, малопонятные слова, но подчеркнутая фраза: «Своими глазами видела, как они сливались в лесу! Говорю Вам, будто самого Сатану видела!..» Потемневший взгляд охотника не предвещал ничего хорошего, поскольку он считал эту информацию полностью исчерпывающей вопрос.

— «Не в моей власти решить эту задачу, — размышлял Кистоль, прогуливаясь по просторам комнаты. Ясно было ему, что дело, которое стояло перед, далеко не простое, а нечто гораздо более глубокое и сложное, чем кажется на первый взгляд, — Но стоит ли надеяться на то, что Алоис внимательно выслушает меня? Точно нет. Все, что ему нужно, это сохранение своей власти и удовольствие от ее благ. Передать дело в руки Церкви? Но что они смогут изменить? Сколько раз они не могли ничего сделать против охотников. И вообще, почему я ввязался в эту историю? К чёрту! Лучше мне отдохнуть или, может быть, вернуться в свою комнату и забыться в объятиях сна. Пусть наш бравый командир сам разгребает это дерьмо.»

Охотники проходили мимо с равнодушием, не обращая внимания на неподвижное тело юной девушки, погруженной в безысходность. Лежащая возле решетки, она покрылась холодом от контакта с каменным полом, но ее душу охватывал пылающий огонь страдания. Внутри нее тлело пламя разочарования, сметающее все на своем пути и обжигающее ее саму. Все вокруг казалось бессмысленным, пустым, словно лишено жизни и красок.

В одиночестве Антарес, заключенная в своей камере, смогла найти спокойствие в мрачной тишине, которая царила вокруг. Но ее ум и сердце продолжали гореть, искриться мыслями и эмоциями, которые проникали сквозь стены заключения.

Она погружалась в свой внутренний мир, где силуэты прошлого и будущего переплетались в непредсказуемые узоры. Воображение Антарес взлетало над серыми стенами, унося ее в волшебные миры, где она могла быть свободной и неприкосновенной. Она соткала витиеватые истории в своем воображении, воскрешая забытые моменты из своей жизни. Память о них оживала, словно дыхание ветра, и она погружалась в них с глубокой интенсивностью. В этих мгновениях она находила утешение и силу, которые помогали ей преодолевать тяготы заключения. В ее глазах светились искры решимости, готовые вспыхнуть, когда наступит момент сопротивления. Пока она была заперта в этой камере, она неуклонно укрепляла свой внутренний мир, готовая принять вызов, который ждал ее за пределами этих стен.

Спустя множество томительных часов ожидания, до Антарес наконец донеслись шаги и призрачные отблески факелов. Суровые лица охотников отражали только безжалостность и непреклонность. Девушка понимала, что ее ожидает дальше, она готовилась к этому, но в этот момент чувствовался только страх и отчаяние. Разговаривавший с ней утром командир, вышел вперед, оставляя сослуживцев позади.

— Вот и твое время пришло, Антарес, — прозвучал мужской голос охотника, его слова тронули душу девушки тяжелым грузом предстоящей судьбы, — Ты, должно быть, прекрасно понимала, чем закончится твое бесовство, вот и настигла кара тебя в наших стенах. Поднимайся, тебя уже ждут.

Антарес подняла глаза, встретившись взглядом с темными, холодными глазами охотника. В них сверкало презрение и неумолимость, чувствовалось упоение своим положением. Второй охотник, сопровождающий его на рассвете, стоял также молчаливо, как и в той комнате. Девушка подавила дрожь внутри себя и собрала последние остатки решимости.

— Я невиновна! — гордо заявила она, ее голос прозвучал твердо и отчаянно, — Вы не имеете права обвинять меня, у вас нет никаких доказательств. Я готова отстаивать свою невиновность только перед судом.

Среди охотников пробежал смешок, а насмешливое выражение лица Алоиса только сильнее разжигало ненависть в сердце девушки. Все происходящее казалось ей представлением, ложью, хотелось открыть глаза и вновь оказаться в постели родного дома. Только сейчас Антарес понимала, насколько издевательства отца были несерьезными в сравнении с тем, что происходило с ней в этом темном и ужасном месте.

— Твои слова здесь ничего не значат, — усмешливо самому себе напомнил командир, не сводя взгляда с девушки. Ее упорство и дикость пробуждали в мужчине неподдельное желание завладеть ею, — Здесь мы закон и суд, и мы, наставники истинны, знаем, что правы в своих доводах. А ты, дьявольское отродье, как бы ни старалась, не встанешь на пути нашей священной миссии. Кричи столько, сколько считаешь нужным, но своей невиновности тебе не доказать

— Тогда пусть эта пытка станет свидетельством моей невиновности. Я не позволю вам сломить мою душу и истязать меня без причины. — Антарес внутренне дрогнула, но не сдалась. Она подняла подбородок и сказала с гордостью эти слова.

Охотники обменялись взглядами, их решимость только укрепилась. Они подошли к Антарес и ухватили ее за руки, грубо ведя ее сквозь коридоры и лабиринты Башни к месту пытки. Но Антарес не проявила ни малейшего признака слабости, она шла прямо, подавляя боль и страх, и готовилась противостоять этому испытанию с достоинством и силой, которые она нашла в своем внутреннем пространстве.

Как будто погруженный в густой туман, Кистоль неотступно следовал за охотниками, ведущими его путь, и его командиром, чье присутствие внушало ему уверенность. В душе охотника пробуждалось чувство, что женщина, обвиненная в прегрешении, была невиновной в нем. Следуя за процессией шаг за шагом, его глаза настойчиво исследовали ее, стремясь проникнуть сквозь хрупкость ее фарфоровой кожи и раскрыть все ее тайны. Взгляд охотника становился все более грустным и утяжеленным по мере приближения к первой, и, по его мнению, самой человечной комнате.

Когда Антарес вступила в комнату под пристальным взглядом охотников, происходило нечто волшебное. Воздух словно замер, наполнившись напряжением и ожиданием. Взоры охотников устремились на нее, словно они проникали сквозь ее сущность, разгадывая тайны, скрытые в ее глубинах.

Девушка испытывала замирание сердца, но не сдавалась перед этим испытанием. Ее глаза, исполненные смелости и непоколебимости, встречались с взглядами охотников, не поддаваясь страху или сомнениям. Внутри нее пылала искра сопротивления, и она готова была доказать свою невиновность, несмотря на все обвинения, висящие над ней.

В тишине комнаты слышался лишь шорох дыхания и трепет в сердцах присутствующих. Каждый мгновенье было пропитано напряжением и величием момента. Антарес стояла там, в центре внимания, как символ силы и достоинства, готовая пройти через испытание и доказать свою непорочность.

Охотники, увидев ее несгибаемую волю и благородство, начали сомневаться в их собственных предубеждениях. Сердца их ощутили тонкость искренности, пронизывающей каждое ее движение и слово. В тот миг в комнате зазвучало чувство справедливости, и взгляды охотников стали мягче, прозрачнее.

Командир Алоис, жестокий убийца с безжалостным сердцем, ощутил взгляды своих подчиненных, смягчившихся и пронизанных сопереживанием. Это вызвало в нем неподдельное раздражение и ярость, ибо он был привык видеть перед собой лишь страх и покорность.

Увидев, как его подчиненные начали сомневаться в их собственной преданности и вспыхнуло в них чувство справедливости, Алоис ощутил потрясение и озлобление. Это было для него нечто непонятное и неприемлемое. Он не мог позволить себе слабости или колебания, и подобное проявление гуманности у подчиненных вызвало его ярость и разочарование.

– Что же вы, сумели разглядеть в этом монстре нечто человеческое? – его голос звучал пронзительно и мрачно, отражая его ярость и решимость навести порядок и восстановить свою безграничную власть, – Оставьте это для своих семей, а здесь будьте теми людьми, которых боится каждая собака в этом проклятом городе. Вилу мне, сейчас же! Если в вас поселилась жалость к этой твари, то я лично испытаю ее на прочность.

Внезапно до девушки донесся звук скрипа, сопровождающий отпирание шкатулки или коробки, и это звучание не предвещало ничего хорошего для нее. Стремясь сохранить непоколебимость, Антарес стояла неподвижно и молча, ожидая своего неизбежного испытания, которое настигнет ее прямо сейчас, когда дух все больше ослабевал с каждой прожитой секундой рядом с охотниками. Лишь скользящим взглядом она заметила, как Алоис извлек из шкатулки предмет, напоминающий вилку с острыми концами с обеих сторон, и кожаный ремешок, который явно уже прошел через множество рук.

«Он, кажется, извлекает наслаждение из своей игры со мной, – размышляла Антарес, смешанными чувствами наблюдая за командиром, который медленно обошел ее вокруг, его взгляд, пронизанный непристойной озабоченностью, прилипал к ней, – Ему совсем не интересна правда. Ему нужны лишь мои муки и страдания».

Она ощущала, как его пристальный взгляд проникал вглубь ее души, раскрывая каждую ее тревогу и слабость. Этот человек, лишенный совести и сострадания, наслаждался ее страданиями, питаясь ее болезненными эмоциями. Он был охотником, а она – его жертвой, запутанной в сети его жестоких игр.

Она знала, что должна оставаться сильной, не давая ему удовольствия зреть ее душевные терзания. В ее груди пульсировала непоколебимая решимость выстоять перед ним, не допустить, чтобы он смог овладеть ее сознанием и душой. Она была готова сражаться, даже если это означало бороться одной против его мерзкой жестокости.

– Взгляните только на нее, – злобно прорычал Алоис, с леденящей кровь радостью наблюдая, как девушка борется со своими переживаниями, – Наша узница вскоре узнает цену своей наглости и высокомерия. Ты, тварь, сейчас поймешь, насколько это тебе пригодится.

Его голос звучал насмешливо и пронизывающе, словно острым клинком, затягивающимся в плоть. Каждое его слово было пропитано похотливой жаждой власти и унижения. Алоис испытывал извращенное удовольствие от того, как девушка сопротивляется, пытаясь не поддаться его мучениям. Он видел ее страдания и неутомимое сопротивление. В глазах охотника светились безумие и жаждущая крови желчь. Он наслаждался моментом, когда его жертва понимает свою ничтожность перед его властью и безжалостностью. Для него это был праздник садистического развлечения, в котором он был главным исполнителем.

Антарес чувствовала, как страх и отчаяние охватывают ее сердце. Но она отказывалась сдаваться, отказывалась подчиняться этому монстру. В ее душе горел огонь ярости, каждая его насмешливая фраза сталкивалась с неприкосновенной силой ее воли. Она знала, что этот бой может оказаться последним для нее, но она была готова сражаться до конца. Глаза Антарес искрились непоколебимостью и решимостью. Она не допустит, чтобы он унизил ее до кончиков ее души. Она будет стоять прямо, несмотря на его извращенные игры.

Алоис и Антарес столкнулись лицом к лицу. В их глазах отражались страшные эмоции: похоть, отвращение, борьба и надежда. Охотник и его жертва, играющие судьбами друг друга в этом мрачном спектакле, где зависит не только их жизнь, но и их души.

– О, какие вы, женщины, удивительные существа! – прорычал охотник, держа в руках вилу и ремешок, и зловеще приблизился к спине девушки, его пальцы легли на ее волосы, – Вы проклинаете нас, а сами готовы пойти против Него, лишь бы попутанными дьявольским обманом, скакать на его чреслах ночи напролет! Ну, для тебя эта жизнь исчерпана, как и любая другая, – схватив девушку за волосы, Алоис обнажил ее хрупкую шею и, прижав вилу точно под ее подбородком и над ключицей, затянул ремешок, – Возносись мыслями с Отцу и надейся, что Он дарует тебе пощаду, отродье.

Антарес почувствовала, как холод металла кольнул кожу, а страх и ужас охватывает ее. Она ощущала его томное дыхание на своей шее, его паршивые руки проникали в ее волосы, словно паутина, пленяя и оскверняя ее душу. Сердце девушки бешено колотилось, ее дыхание стало тяжелым и прерывистым.

Она поняла, что Алоис является ничем иным, как адским посланником, готовым навлечь на нее кару за ее непокорность и сопротивление. Его слова пронзали ее уши, переливаясь в ее сознание смертельной угрозой. Он пытался сломить ее волю, сокрушить ее дух и затоптать ее надежды.

Ее мысли были наполнены решимостью и мольбой к высшим силам. Она поднималась мыслями к Отцу, искренне надеясь на Его милость и пощаду. В последний миг, когда смерть подстерегала ее, она сохраняла веру в благосклонность небес, несмотря на весь мрак этого мирского безумия.

– Будь очень аккуратна с этой вещицей, – произнес Алоис, внимательно следя, как капли пота скатываются по ее фарфоровой коже, словно роса на лепестках цветка, – Зубья его обладают такой остротой, что легко вторгаются в плоть. Изречь иначе, если ты ныне склонишь свою голову, то этот изысканный металл прикоснется к твоей коже и окажет непоправимое ранение на важных для жизни сосудах. Так что, дочь сумасшедшего, твой вздернутый носик тебе сейчас очень поможет.

Слова охотника Алоиса рассеялись в воздухе, оставив после себя горький привкус тревоги в сердце девушки. Ее взгляд оказался пленен мрачными тенями опасности, которые таяли в каждом его предостережении. Все нервы Антарес напряглись, словно струны, готовые взорваться от малейшего прикосновения. Она ощутила, как мир вокруг нее стал туманным и угрожающим, а каждое движение, каждый вздох превратился в потенциальную опасность. Сердце Антарес билось с неистовой силой, словно пытаясь спастись от невидимой угрозы, которая теперь скрылась за каждым углом ее сознания. Страх охватил ее тело, оставив ее беззащитной перед неизвестностью и возможным злом, которое могло ожидать ее судьбу.

Кистоль наблюдал за происходящим со смешанными чувствами. В его глазах промелькнуло восхищение перед силой и хитростью Алоиса, который с легкостью манипулировал ситуацией. Однако вместе с этим в его душе пробудилось искреннее беспокойство за плененную девушку. Он видел, как ее тело охватывал страх, ее глаза выражали тревогу и неопределенность. Кистоль понимал, что внутри нее таилась нежная душа, уязвимая перед опасностями мира, которые она только начинала постигать. Он чувствовал сильное желание защитить ее, оберегать от любой угрозы, которая могла ее постигнуть. В его груди расцветала смесь сострадания и решимости – сострадания к ее боязни и решимости сделать все, чтобы она оставалась в безопасности. Кистоль осознавал, что теперь его путь переплетен с судьбой Антарес, и он готов был идти рядом с ней, чтобы защитить ее от мрачных теней и неизвестности, которые скрывались в их будущем. Но он не мог. Еще тогда утром, охотник решил для себя, что не будет пытаться спасти девушку, чтобы с ней не происходило, пока безрассудство Алоиса не выйдет за рамки дозволенного.

Связанная в руках и стоящая босыми ногами на камне Антарес изо всех сил пыталась не опустить голову, прекрасно понимая, что в противном случае, кровь окропить не только ее одеяние, но и пол под ногами.

– «Да и стоит ли мне переживать об этом, если к тому моменту я уже буду биться в жаре агонии? – размышляла девушка, чувствуя, как сильно за это время устала шея, – Сколько же он выделил срока мне стоять так?»

– Забыл сказать, – воскликнул командир, словно читая мысли пленницы, – Тебе нужно будет простоять так хотя бы час, отродье, после чего, если ты не забрызгаешь здесь все своей кровью, тебя уведут обратно, – Алоис вновь подошел к девушке со спины, рукой проводя мимо ее лопаток, – Однако ты можешь попытаться искупить свою вину.

Антарес, безмолвная и трепетная, не проронила ни единого слова, позволяя лишь волнам мыслей сотрясать ее внутренний мир при каждом касании охотника. В то время как остальные присутствующие в комнате были словно ослеплены, не обращая внимания на происходящее и принимая это за нечто естественное.

– Выйдете прочь, – низким голосом скомандовал Алоис, не убирая руки от тела девушки, – Я сам все закончу. Здесь мне ваша помощь не нужна.

Охотники спешно покидали помещение, но один из них оставался неподвижным и продолжал следить за происходящим, словно надзиратель. По темному осуждающему взгляду сразу становилось понятным отношение Кистоля к поведению своего командира. Хоть годы службы и сблизили их, но охотник никогда не понимал, откуда столько рвения к власти у человека, который может спокойно решать: кому жить, а кому умереть?

Взгляд Алоиса погружался во мрак жажды, желания, которое Антарес не смогла разделить. Сейчас, смотря на несчастную, командир чувствовал только удовольствие, которым ему нужно было поделиться, даже если жертва будет против. Ладони Алоиса исследовали ее тело, полностью подчиненное его власти, лишенное возможности сопротивляться. Шея, плечи, спина, поясница... Без каких-либо сомнений или стыда командир прикасался к Антарес в тех местах, к которым не каждый супруг имел право прикоснуться. Его дыхание становилось тяжелым, охватывающим, но столь отталкивающим, что пленница была готова покорно склонить голову, лишь бы этот позор завершился.

– Это уже явный перебор, – произнес молчавший прежде охотник. Алоис моментально повернулся в сторону голоса и, растерявшись, опустил руки, – Она, если ты забыл, заключенная, но никак не игрушка для твоих игр.

– А я, по-моему, – взяв себя в руки, Алоис двинулся на товарища, словно на новую добычу, не скрывая гневного пламени во взгляде, – Приказал всем выйти прочь. Посчитал себя исключением?

– Ты сам назначил меня следителем, – сохраняя спокойствие, ответил на вызов Кистоль, продолжая стоять на своем месте и смотреть на девушку, – Вот и присматриваю за тем, как проходят наши мероприятия. Час – слишком много, ты даже смертникам не даешь столь много времени, а ее вина, – охотник пренебрежительно мотнул головой в сторону заключенной, – Еще не доказана и дело даже не передано церковникам.

– Ты, друг мой, – подойдя вплотную к товарищу, произнес Алоис, едва сдерживаясь от того, чтобы выместить весь свой гнев на охотнике, – Забыл, кто в этом месте отдает приказы и кому ты служишь. Покинь комнату, сейчас же, иначе мне придется принять силу, чтобы ты, в конце концов, исполнил приказ.

– Я уйду отсюда только тогда, когда закончится этот театр, – не теряя самообладания, Кистоль пошел навстречу Алоису, смещая его с прежнего месте и, тем самым, показывая серьезность своих слов, – Девушка не виновата в том, что ты, похотливое создание, не можешь сдержать свои чресла в брюках. Либо ты сейчас же прекращаешь эту пытку над девушкой, как раз время позволяет, либо мне придется доложить о происходящем в столицу.

В глубине души Кистоль испытывал волнение, взволнованность и негодование. Его сердце билось сильнее, а глаза яростно сверкали, отражая его решимость и непреклонность. Внутренний огонь возгорался в его груди, побуждая его защищать невинность и справедливость. Он чувствовал, что стоит на грани, на границе между долгом и личными эмоциями. Он не мог просто пройти мимо и позволить этому жестокому обращению продолжаться. В его голосе звучала решимость и протест, а его движения были энергичными и решительными. Кистоль был полон решимости стоять на страже справедливости и защищать тех, кто нуждался в защите.

Антарес, сидя в оковах своего заключения, внутренне сражалась с многочисленными эмоциями, которые захлестывали ее как бушующий океан. Она испытывала глубокое ощущение безысходности и потери свободы, которое вызывало в ней страх и тревогу. Она ощущала, как путы сдавливают ее запястья, символизируя ее бессилие перед силами, превышающими ее контроль.

В ее глазах промелькнули металлический блеск горечи и слезы бессилия. Она чувствовала себя уязвимой и брошенной на произвол судьбы. Но в глубине ее сердца тлела искра надежды – надежды на то, что кто-то придет ей на помощь, что справедливость восторжествует. Гнев и негодование вспыхивали в ее душе перед жестоким обращением Алоиса. Она не могла смириться с тем, что ее жизнь стала предметом его игры, что он смотрит на нее, как на безжизненную куклу. Ее душа возмущалась этой несправедливостью, и она стремилась защитить свою честь и достоинство. Смешанные эмоции колыхались в Антарес, создавая внутренний хаос. Она была одновременно сломленной и непокорной, раненой и борющейся. В ее груди горел огонь решимости – решимости сохранить свою силу и не позволить себя сломить. Она знала, что даже в самых темных моментах жизни есть искра надежды, которая может разжечь путь к освобождению и справедливости. Антарес оставалась сильной, несмотря на свою уязвимость. Она молча сопротивлялась, сохраняя в себе силу и решимость бороться за свою свободу. Ее эмоции, хоть и волновали ее внутренний мир, не позволяли ей сломиться. Она продолжала надеяться на лучшее, стремиться к освобождению и жаждать справедливости в этом мире, где она была лишена свободы.

Антарес не сдалась пытке с вилой. Несмотря на боль и страдания, она смогла собрать все свои последние силы и сохранить свою решимость и непоколебимость. Она отказывалась сломиться под приступами боли и издевательств. Ее мучители, во главе с Алоисом, могли видеть в ее глазах искру сопротивления и непреклонности. Она оставалась сильной и отказывалась дать им удовлетворение, отвергая их жестокие попытки сломить ее дух. Ее воля оставалась непоколебимой, и она не сдавалась перед этой жестокостью. Антарес понимала, что сдаться означало бы потерять последний капельку своего достоинства и самоуважения. Она решила, что будет бороться до конца, несмотря на все страдания, которые ей приходилось переносить. Ее сопротивление стало символом ее силы и решимости, а также непреклонности перед несправедливостью и жестокостью.

Но очень скоро девушка ощутила невыносимую режущую боль в шее, оттого что провела слишком много времени в одном положении. Она старалась удержать ее еще немного, борясь с желанием пасть перед охотниками, но силы кончились в тот момент, когда прервался разговор мужчин. Стальные зубья впились в нежную кожу Антарес, разрывая себе проход к внутренностям шеи. Оглушающий крик пронесся по комнате и дальше по коридору. Уже от боли и страданий, девушка опускала голову все ниже, потеряв всякую надежду на свое спасение. Последним в ее сознании остался гнусный смех командира и чья-то широкая тень, закрывающая взгляд заключенной.

Когда вила проникла в девушку, Кистоль отреагировал мгновенно. В его глазах отразилось смешанное чувство ужаса и гнева. Он ощутил удар в сердце, увидев, как Антарес, еще не обвиненная перед судом, страдает от боли и издевательств. Сначала на лице Кистоля могло появиться выражение шока и недоумения перед происходящим. Его ум не мог понять, как кто-то может нанести такую боль и страдания другому человеку. Однако, сразу же наступила вспышка гнева и решимости. Взгляд Кистоля затвердел, а его руки сжались в кулаки. Он почувствовал, что его долг и назначение – защищать невинных и противостоять жестокости. В его голосе прозвучала ярость и решимость. Не размышляя и секунды, Кистоль мгновенно встал на защиту Антарес. Его движения стали быстрыми. Следуя к девушке по окровавленному полу, охотник прекрасно понимал, что его настоящим предназначением должна быть охрана невиновных, не прошедших судебные разбирательства, и восстановление справедливости в окружении людей, подобных Алоису.

С девушкой на руках, Кистоль неодолимо ощущал волну чувств, которые бушевали в его груди. Его взгляд, пронизывающий и злобный, устремился на Алоиса, который продолжал свое безжалостное высмеивание, не поддающееся угасанию. Ощущение гнева и ненависти к Алоису пронизывало каждую клетку тела. Одной рукой Кистоль крепко держал Антарес, нежно поддерживая ее голову, словно хрупкую цветущую розу, которую он старался защитить от злых ветров судьбы. В то же время, его вторая рука была занята снятием кожаного ремня с ее изможденной шеи, освобождая девушку от инструмента пытки, который стал символом страдания и боли. Кистоль проявлял непоколебимую решимость и силу, несмотря на бушующую внутри него бурю. Его движения были точными и уверенными, воплощая его стремление защитить Антарес и освободить ее от цепей мучений. В его глазах отражалось сочетание ярости и сострадания, охотник словно прочувствовал всю боль обвиненной на себе, стоя на ее месте, или же вовсе – вместо нее. Держа Антарес на руках, Кистоль ощущал ее хрупкость и уязвимость, но вместе с тем видел в ней искру надежды и жизненной силы. Он был решительно настроен защитить ее от дальнейших страданий и обеспечить ей безопасность. Его сердце заполнилось смешанными чувствами - от гнева и негодования перед жестокостью судьбы до нежности и заботы о девушке, которая оказалась пленницей в этом жестоком мире. В этот момент Кистоль ощутил себя не только охотником, но и защитником, чья миссия состояла в том, чтобы пролить свет на темные уголки мира и придать смысл своему существованию. Сила его решимости, появившаяся спустя столько лет службы, вдохновляя его на бескомпромиссную борьбу за спасение и освобождение от оков страданий всех, кто их не заслужил.

– Я вынужден доложить об обстановке в Башне, – произнес охотник и, оставив своего командира позади, направился прочь из комнаты с девушкой на руках.

Кистоль прошел по темным коридорам, окутанным таинственным мраком, и стал объектом любопытных взглядов своих собратьев-охотников, в глазах которых было множество вопросов и недоумения, их лица пронизывало незнание перед тем, что произошло, и они не могли понять, почему их товарищ несет с собой загадочную и обвиненную девушку, на которую были обрушены обвинения. Каждый его шаг сопровождался шорохом капающей крови, которая стекала по шее Антарес, словно ожерелье, и обрамляла ее прекрасное, но израненное лицо. Кровь, жизненная субстанция, превратилась в символ страдания и несчастья, и ее присутствие на шее девушки придавало ей образ мученицы. Она несла на себе следы пыток и обвинений, которые окутывали ее суровой аурой.

В глазах Кистоля отражались эмоции смятения и безразличия. Его душа была раздираема противоречивыми чувствами. Он ощущал смятение перед тем, что произошло, и несправедливостью обвинений, но в то же время его сердце было остывшим и безразличным. Охотник не мог полностью проникнуться судьбой Антарес, и эта безразличность отражалась в его взгляде.

Кистоль шел вперед, не обращая особого внимания на взгляды и осуждающие молвы своих сослуживцев. Своею непоколебимой решимостью он прокладывал путь сквозь тьму, несмотря на внешние сомнения и сомнения в собственном сердце. Его душа была охвачена борьбой с внутренними демонами, чтобы охотник сумел найти истину и свою роль в этой истории.

Когда Кистоль пронесся сквозь мрачные коридоры, несущий с собой ту, чье сердце было обвинено, его шаги были бережными, будто он несет частицу своей души. Когда он вошел в заточение, его глаза пронзили безжизненные стены камеры, словно ища убежище для юной заключенной.

Понимая, что девушке нужна помощь, Кистоль аккуратно положил ее на пол, укрытый легким одеялом. Следуя внутреннему голосу, который подсказывал ему, охотник обратил свое внимание на раны, которыми было отмечено тело Антарес. Он прикоснулся к ним с нежной тщательностью, словно хотел залечить не только их, но и исцелить ее духовные раны. Он применил свои навыки и медицинские знания, чтобы смягчить боль и предотвратить дальнейшее страдание. Его пальцы ласкали кожу, прикрываемую тонкой тканью, а дыхание было соткано из милосердия. Кистоль взял ее руку в свои, словно отправляя ее в путешествие из темноты к свету. Охотник говорил ей слова нежности и поддержки, рассказывал о ее силе. Голос мужчины был мелодией, звучащей в пустоте, и его слова были лепестками цветущей надежды.

– И как тебе только хватило сил простоять так долго, – задал вопрос охотник, хоть и прекрасно понимал, что ответа от девушки не последует, – Ты молодец, девочка, что выдержала это и даже воспротивилась Алоису, да вот только не поможет это тебе, скорее, даже погубит. Или демон, которому ты поклоняешься, уже защитил твое тело? – Кистоль продолжал свои размышления, все также не отпуская руку девушки, – Нет, тогда бы твой рассудок давно покинул тело, и ты не сопротивлялась Алоису. Или таково твое стремление к жизни? Что же творится в этом городе, что одни, закрывая глаза на убийства, становятся святыми, а люди, не причинившие никому вреда в этой жизни, становятся врагами всех, кто гниет за этими воротами.

Охотник всеми силами старался отпустить ладонь Антарес, но что-то незримое, словно морок, не давало ему это сделать. Переборов себя, Кистоль все же отпустил ее, оставляя раненную в камере, но его присутствие ощущалось в каждом уголке ее сознания. Он оставил ее с чувством безопасности и заботы, даруя ей лекарство для ее ран, будто рассыпая их на землю, чтобы они проросли в цветущий сад. Охотник оставил ее с надеждой, что она сможет восстановить свою силу и сиять величием своей души вновь.

Пусть девушка и не могла говорить, что ее тело чувствовало прикосновения мужчины, но оно обретало тепло, словно Кистоль наградил темницу теплом своей праведности и борьбы за правосудие. Медленно открывая глаза, Антарес прекрасно понимала, что с ней произошло, и что это не последнее ее испытание. Слезы отчаяния собирались на ресницах и, устав бороться против своей судьбы, девушка взбудоражила всех, кто находился поблизости, свои рыданием и криками с мольбами покончить с ней и избавить от мучений. Раны, оставленные зубцами вилы, продолжали кровоточить, а мышцы сводило от любого движения головой или плечами, и, перевернувшись на спину, подвергая себя новой пытке, Антарес заметила возле себя мешочек, оставленный Кистолем перед уходом. Дотянувшись до лежащей вещицы, девушка с удивлением заметила, что, дотронувшись до нее, ее руки стали пахнуть особенно.

«Мелисса с валерианой, но еще, – перетирая пальцы размышляла девушка, придерживая раны одной рукой, нащупав повязку на шее, – Не могу точно сказать, есть чувство, будто придорожную траву перемололи. Нужно ли мне нанести это? Или это нужно принять вместе с едой?»

Трухи в мешочке было достаточно много и, едва сумев развязать тряпицу, наложенную на раны, Антарес приняла решение втереть часть в пораженный участок тела, а часть принять, как обычное лекарство. Высыпав немного трав на пальцы, девушка, забыв о боли, приносимой кровоточащими ранами, и сжав зубы, как можно крепче, начала втирать сбор. Пальцы цеплялись за края плоти, отчего тело заключенной содрогалось сильнее каждое мгновение, а кровь спускалась струей от ключицы все обильнее. Антарес готова была повалиться наземь, лишь бы остановить время и дать себе отдохнуть, но, к ее великому облечению, травы на пальцах закончились, и, обессиленная, она опустила голову и смогла выдохнуть без препятствий. Все остальное содержимое мешочка девушка высыпала себе в рот и, не пережевывая, проглотила, пытаясь запить образовавшийся ком собственной слюной. Сколько времени прошло с этого момента никто не знает, но, под действием трав, Антарес легла на оставленное одеяло и провалилась в забытье, словно ей и не пришлось покидать родной дом.

В кабинете командующего было шумно. Отмечая очередную поимку ведьмы, Алоис пригласил к себе девушек, далеких от церкви и норм приличия. Обнаженные и пропитанные запахом алкоголя, они заполнили, казалось, всю комнату, ублажая друг друга на глазах охотника, пока тот уделял внимание только одной. Он наблюдал за ней с глубоким интересом, погруженный в свои собственные мысли. Голос худощавой темноволосой барышни, играющей бедрами на сидящем мужчине, сливался в одной симфонии голосов разврата и грешного наслаждения, царящего в Башне. В голове командира кружились размышления о природе греха, о том, как он проникает в самые темные уголки человеческой души и позволяет испытывать запретные наслаждения. Алоис задумывался о том, какие же силы движут людьми, побуждающие их отступать от законов в поисках сексуальной свободы и экстаза. В его глазах отражалась смесь любопытства, возбуждения и некоторой мрачной притягательности, которую он испытывал к этим запретным практикам.

– Милая, ты - искушение само по себе, – его голос прозвучал тихо и проникновенно, – Твоя красота и страсть притягивают меня, словно магнит. Расскажи мне, что тебя влечет к этому запретному плоду, к греховному наслаждению, которое мы здесь испытываем. Что ты ищешь в этом мире разврата и блаженства, среди таких, как мы, находящиеся в этой комнате?

– Я ищу свободу от оков, созданных глупцами, яростно следующими за Ним. Проводить так время с тобой позволяет мне освободиться от рутины и ощутить истинную силу нашей плоти, – девушка, продолжая свои движения на сидящем мужчине, взглянула на Алоиса с огнем в глазах. Ее голос звучал соблазнительно и загадочно, – Я нахожу экстаз и возможность быть собой, без страха перед наказанием. Ты прекрасно понимаешь, что мы вдвоем готовы последовать против всего, чтобы добраться до глубины и почувствовать истинное наслаждение!

Алоис, слушая ее слова, улыбнулся смешению страсти и меланхолии на своем лице. Он понимал, что эти девушки и он сам являются частями одного большого парадокса - стремящимися к греху, но одновременно искренне ищущими истинного блаженства и свободы.

Внезапно, перед глазами охотника возникла заключенная в своей камере Антарес, из-за чего возбуждение, правящее мужчиной, только усилилось, но все девушки, окружающие его в кабинете в миг стали ему противны и нежеланны. Столкнув с себя одну из них, Алоис принялся приводить свою форму в порядок под непонимающие взгляды услаждающих его девиц.

– Пошли вон все, – застегивая ремень, громко проговорил охотник, даже не смотря на распутных жевок, – Оденетесь в коридоре, мне вы сегодня не нужны. Прочь!

В глубине души Алоиса одолела буря эмоций. Игра желания и презрения вела ожесточенную битву в его сердце, оставляя его раздираемым на два враждующих между собой лагеря. Первое, как неумолимое пламя, горело с такой силой, что поглощало его мысли. Это было стремление, которое не вписывалось в круг физического мира, достигая связи, выходящей за пределы поверхностного. Алоис жаждал глубокого единения с Антарес, переплетения душ, которое принесло бы утешение его беспокойному духу. Тем не менее, с этим пылким желанием переплеталось глубокое чувство презрения. Алоис презирал девушку за то, что она, дьявольское отродье, завладела его разумом, желанием, притягивая ближе к себе, возбуждая тело и пленяя рассудок.

Антарес, которая отвергла его и выбрала смерть в качестве своего спасения, верила, что это положит конец ее мучениям, но охотник в своем смятении понимал, что истинное освобождение не может быть найдено такими средствами. Он искал искупления не только для себя, но и для Антарес, надеясь превзойти границы своих желаний и найти высшую цель, которой было рвение овладеть ею, лишить свободы и сделать своей игрушкой, наслаждаться своей властью над девушкой всякий раз, когда этого потребует его грешная душа. Мужчина горел желанием владеть не только ее рассудком, но и телом, иметь власть над ней, как пастух над своим стадом.

Уносившаяся прочь тень остолбенела в дверном проеме, когда на другой конце коридора показался охотник. В темноте ночи было сложно разглядеть лицо мужчины, но чувство опасности крепко поселилось в душе проникшей в камеры женщины. Стоя на дрожащих ногах, она старалась остаться незамеченной, но хриплое дыхание слышалось в каждом уголке коридора.

– Довольна ли ты тем, что сделала? – голос обрушился на тишину невыносимым грузом, заставляя содрогнуться каждого, кто находился поблизости, – Рада ли ты видеть ее такой?

– Я искренне не понимаю Вашего вопроса, герр, – виновато и смущенно произнесла гостья, опустив голову. Перед охотником стояла пожилая женщина, трущая свои пальцы, в которых запутались длинные седые волосы, – Ведьма должна получить то наказание, которое заслужила. Вы, как никто другой, это знаете. Я всего лишь посчитала своим долгом доложить вам то, что видела.

– Тогда почему ты не смотришь на нее? – схватив «гостью» за руку, охотник потянул ее к камере, держа лицо ладонью, направляя тем самым взгляд женщины в камеру, – В тебе проснулась жалость к ней? А не ты ли умоляла нас об испытании для нее? Посмотри, что твоя зависть сделала с несчастной!

Пальцы охотника все сильнее сжимали скулы женщины, не давая ей возможности отвернуться от места, где спала убитая безысходностью Антарес. Сырая и холодная камера скрывала в себе настоящее дитя, едва дышавшее и испуганное. Незваная посетительница места, казавшегося всем горожанам святым, воочию увидела, что происходит с теми, кто оказался здесь.

– Разве твоим долгом не является твоя работа? – голос охотника становился все громче, готовясь сорваться на крик, а суровые затуманенные злобой глаза прожигали изнутри, – Не должна ли ты была в то время спать за своим ткацким станком, устав от работы?

– Я не понимаю Вас, герр. – эти слова были последними, которые услышали стены коридора и охотник. Молча, без каких-либо объяснений, охотник выставил ткачиху на порог коридора и лишь махнул рукой в направлении выхода.

Она все слышала, стены рассказали ей об этом. Проживая последние дни, Антарес знала, кто рассказал о ней, но это знание никак не могло спасти ее из заточения. Колкость холодного пола не давала уснуть, едва ли стянувшиеся раны цепляли к себе все, на чем лежала девушка: волосы, пыль, мелкий мусор, грязь. Время шло. Угол комнаты стал полниться испражнениями девушки. Сколько бы она не кричала и не просила о возможности выйти из камеры, здание отвечало ей лишь шумом ветра и смехом пьяных постовых. Девушка, забившись в дальний угол, всеми силами старалась не замечать замерзших рук, пыталась согреться, растирая плечи и колени. Она не переставала лить слезы о потерянной жизни, желании существовать. Антарес лишь хотела, чтобы все это скорее закончилось, чтобы прямо сейчас стены обрушились, похоронив ее под собой.

Возродившееся на горизонте солнце разрушило ночное наваждение и вернуло стойкость. Путаясь в чертогах своего сознания, Антарес и вовсе забыла думать о себе, о новой себе, которая могла появиться на свет в этом омерзительном месте, построенном только ради ненависти и презрение. Девушка продолжала все также сидеть в углу, но взгляд ее стал тверже, а дыхание замерло, когда послышались тяжелые шаги. Антарес почувствовала, что этот человек, идущий прямиком к ней, не причинит ей вреда, не тронет ослабевшее тело, не навредит помутненному разуму.

Возникший перед ней человек действительно не вошел в камеру, оставшись перед решеткой, отделяющих их. Усталый взгляд, побелевшая кожа и синева под глазами рассказали девушке о переживаниях и отсутствии сна у охотника. Не обращая внимания на взгляд девушки, Кистоль, едва не свалившийся из-за отсутствия сна, сел перед решеткой прямо напротив Антарес.

– Вижу, что тебе стало немного лучше, – заключил охотник, смотря на пленницу. Его голос был лишен сил и больше походил на шепот, но всем своим видом охотник пытался скрыть свое состояние, – У тебя нет причин бояться меня. То, что с тобой произошло вчера – ошибка охотником, которую я пытаюсь сейчас исправить. Я не знаю, сколько времени займет путь моего сообщения, но я доложил о произошедшем и…

– Герр, – перебила речь мужчины Антарес. Сейчас она вновь предстала перед ним гордой девушкой, полной сил и желания спастись от своего наказания, – Об этом Вы должны говорить не мне. Охотники не отчитываются перед своими жертвами, если не хотят сообщить ей, как долго их внутренности будут разноситься по городу на подошве ваших людей.

– Ты и впрямь оправилась. – Кистоль смотрел на девушку не моргающим взглядом, пытаясь найти в ней хоть что-то, что могло бы рассказать об Антарес больше, – Я это говорю лишь для того, чтобы ты собралась с силами и держалась так долго, как только сможешь. Все остальное решит за нас время.

Между охотником и заключенной выросла стена молчания, но никто из них не отводил взгляд. Он, крепкий и рассудительный, искал в девушке ответ на единственный вопрос, мучавший его всю ночь – Почему я решил ей помочь? Она, изнуренная переживаниями, чувствовала, что все это происходит не просто так. Одно чувство объединяло их, уставших и не желавших жить. Страх.

– Я боюсь Вас. – выдавливая из себя шепот, произнесла заключенная. Ее глаза заблестели от наступивших слез, столь долго таившихся в ней и ждавших момента, когда они вновь смогут пролиться, – Вы и есть тот охотник, служащий здесь, как и все, ошибающийся. Мне страшно смотреть на каждого из вас, вы внушаете тоску по еще не ушедшей жизни. Простите, герр…

– Не стоит. – надеявшийся на понимание и открытый разговор, охотник медленно поднялся со своего места и, держась за решетки, выровнялся. Усталость ярко отпечаталась на его лице, скрывая всю жизнь человека под серой пеленой, – Тебе не помешало бы собраться с силами, скоро за тобой должны будут прийти. Второе испытание будет не таким легким, как вчерашнее, поэтому не рассчитывай на быстрое его завершение.

Не дожидаясь ответа, Кистоль покинул коридор, оставляя Антарес в одиночестве. Девушке хотелось кричать, вырывать волосы, но не думать о том, что сегодня ей вновь предстоит встретиться с борьбой за собственную жизнь и с ним. Воспоминания о его касаниях вызывали приступы тошноты, тело горело, словно изгоняя все то зло, что могло проникнуть через кожу. Согнувшись в пояснице, Антарес подскочила с места и ринулась к углу, очищая желудок от излишнего сока. Застоявшийся запах в камере становился ощутимым, скользким и пробирающим настолько сильно, что находиться там было невозможно. Девушке казалось, что вместе с рвотой выходит вся храбрость, собранная по крупицам перед второй пыткой.

Как и было сказано охотником, за заключенной пришли постовые, несшие громадную связку ключей. Среди этого множества отмычек, они долго искали нужную, а Антарес наблюдала за ними с нетерпением и животным желанием скорее покинуть свое «пристанище». Охотники были молчаливы. Грубо подняв девушку за руки и не рассчитывая свои силы, они потянули ее прочь по коридору, не позволив Антарес просто подняться на ноги. Собирая телом пыль, она лишь видела их ноги и коридор, бесконечно тянущийся перед ее глазами. Пусть за пределами Башни солнце и светило над горизонтом, но внутри нее, местами, сохранялись сумерки, напоминающие о том, что в этом месте сиять могут только оружия и доспехи охотников. Плечи начинали изнывать под пальцами мужчин, но даже это не так пугало Антарес, как предстоящая встреча. Он ждал ее, потирая руки и готовясь к очередным унижениям в адрес девушки.

И он действительно был там, ждал, когда ее занесут в комнату. Командир охотников стоял один, а по правую сторону от него конструкция, издалека напоминающая сапог. Ухмыляясь своим мыслям, Алоис жестом указал подчиненным место, куда нужно было оттащить девушку. Бросив ее в ноги мужчине, охотники удалились, оставляя их наедине.

– Здравствуй, Антарес, – издеваясь и протягивая главные, произнес командующий, – Надеюсь, ты готова к очередной игре. Правила те же: ты можешь выбрать свободу, а можешь остаться здесь и подвернуться испытанию. Каковым будет твой ответ в этом раз?

– Испытание. – выдавила из себя Антарес, не поднимая взгляд на своего мучителя. Противный страх вновь сковал ее тело, разум, отчего она не могла себе представить, как будет сопротивляться святому монстру, возвышающемуся над ней.

Не видя его, ведьма даже не могла представить, что с ней произойдет в следующую секунду. Озверевший охотник, услышав ответ заключенной и не пожелав продолжать разговор с ней, пнул несчастную в бок, от чего та свалилась на пол всем телом, открываясь для ударов. Не спеша останавливаться, командир вновь осыпал Антарес ударами ног, не слыша ее мольбы и крики. Он не имел цели убить ее, лишь желание подчинить, подстроить под себя, поработить… Удар за ударом. Бедро, спина, снова бедро, руки, голова. Его сапоги оставляли огромные синие пятна на теле девушки, из некоторых и вовсе сочилась кровь, но Алоис не останавливался. Он перевернул ее к себе лицом и продолжил свои истязательства. Антарес почти не кричала, не молила о пощаде и прощении, и только лишь рыдания наполняли помещение, а пол пропитывался ее слезами.

Моргнув и не почувствовав новые удары, девушка начал думать, что на этом ее страдания закончились, что она покинула этот мир, но это был не конец. За спиной разгоряченного командира охотников стояли двое: мужчина, облаченный в скубарь и держащий книгу в убитых временем руках, и охотник, тяжело дышавших рядом со своим спутником.

– Мать твою! – Кистоль сорвался с места и, схватив Алоиса за плечо, оттащил его как можно дальше от лежащей девушки, – Какого черта здесь снова происходит?! Ты совсем уже потерял голову?

– Это не твоего собачьего ума дело. – сохранив безразличие на лице, ответил Алоис на поставленный охотником вопрос. Командира ничуть не смутило присутствие священнослужителя, как и само происходящее в помещении, – Ты, Кистоль, прислужливый пес, задача которого молча и беспрекословно выполнять поручения, и, на твоем месте, я не разговаривал бы так с человеком, от которого может зависеть твоя поганая жизнь.

– Прекратите это, дети мои. – за спинами мужчин проскрипел голос старика, отложившего книгу на каменный выступ. Его движения не были наполнены жизнью, в отличие от охотников, но даже он сжалился над Антарес и склонился над несчастной, – Ваши крики делают ей лишь хуже. Она такое же Божье дитя, как и вы, так почему вы решили, что пришло время для ее наказания? Ну а ежели решили, то почему не подвергаете простым испытаниям, ради осуществления коих вы здесь служите?

Священнослужитель, сидевший на коленях перед избитой девушкой, по-отцовски гладил по растрепанным волосам, распутывая некоторые узлы. Полные печали глаза кричали о сожалении, скорби, немом крике о помощи… Старец знал Антарес, но помнил ее счастливым ребенком, на душу которого выпали тяжелые испытания временем, веры и силы. Кистоль, стоя смирно, наблюдал за тем, как лицо служителя церкви бледнеет от каждого прикосновения к девушке, с какой заботой он касается ее тела. Тем временем, Алоис обходил приготовление орудие пытки и, пройдя почти круг, остановился прямо над Антарес и священнослужителем.

– При всем моем уважении к Церкви, – тихо, буквально шепотом, произнес командир, даже не пытаясь скрыть своей надменной улыбки. Ему нравилось смотреть на них так, чувствовать себя вершителем их судеб, карателем их тел, – Но ваши дела начинаются и заканчиваются только в Залах, где молитвы возносятся к Господу Богу. Здесь же – моя территория, на которую я не звал никого из вас, а значит, и проводиться пытки будут так, как я прикажу, как я посчитаю нужным. Ваше дело, если потребуется, констатировать кончину этой твари и потом…

– Тварь здесь только одна, и это вовсе не Антарес. – голос Кистоля раздался словно гром среди ясного неба, возвращая своего командира к реальности. Атмосфера в помещении была невыносима: два охотника, прежде верных товарища, готовы были порвать друг друга на месте, если бы не самообладание одного и высокомерие другого, – Очнись, Алоис, и посмотри вокруг себя! На кого ты стал похож? Устраиваешь здесь сборища с бабами, пьешь, не выходя из кабинета, избиваешь заключенных, вину который не признала Церковь. Ты стал монстром, делающим все так, как вздумается, не слушающим никого, даже себя!

– Возможно, – голос командира наполняла ненависть к старому товарищу, вынужденному подчиненному. Глядя сейчас на своего собеседника, Алоис почувствовал, как недоверие к Кистолю растет в нем все сильнее, – Но не кажется ли тебе, что в последнее время ты слишком часто начал меня поучать? Может причиной стало твое желание занять мое место?

– Да прекратите же вы это! – священнослужитель пытался подняться быстро, но тело уже было не способно слушаться разум так, как этого хотел бы мужчина, – Или проводите пытку, или я доложу о случившемся в Церковь, после чего Вас, командир Майенфорд, вызовут на разбирательство по заведенному делу. Это мое последнее слово.

Поняв серьезность происходящего и чем это может обернуться, Алоис вернулся на свое место и, продумав дальнейшие действия, вновь подошел в девушке. Командир, не обращая особого внимания на осуждение Кистоля, принялся приводить Антарес в чувства, но делал это по одной лишь причине: надо показать себя с хорошей стороны, хоть эта возможность и была потеряна. Священнослужитель наблюдал за этим поведением, давно понимая, что будет в его отчете о работе охотников по делу девушки.

Антарес, словно с неохотой, приходила в себя. Взгляд ее стал яснее, когда она увидела знакомые лица, не желающие ей явной и мучительной смерти. Тело изнывало, каждый вдох отдавался колкими ударами по коже, заставляя тело содрогаться. Дыхание было сбитым, ноги и руки были покрыты ссадинами и разрывами, из которых струилась багровая кровь. Хотелось остаться в забытье, не чувствовать новых ударов, боли, приносимой ими, и страха.

– Думаю, что она в состоянии продолжить. – торопливо проговорил Алоис и поволок еще не пришедшую в себя окончательно Антарес к «сапогу», – Планы по этому делу расписаны на несколько дней вперед, поэтому, с Вашего позволения, я начну свою работу.

Антарес, встревоженная и трепетная, погружалась в мир противоречивых эмоций, когда осознавала неизбежность боли, что ждала ее впереди. В ее груди разгорался пламень страха перед этой жгучей агонией и неопределенностью, связанной с таинственным будущим. Она таилась от мысли, что не сможет выдержать это испытание и что боль, весьма возможно, приведет ее дух к прародителю и Творцу. В то же время, девушка ощущала в себе внутреннюю силу и гордость за свою борьбу и неустанное желание жить. Она понимала, что эта «сапожная» пытка станет испытанием ее характера и выносливости, и она намеревалась пройти ее с неуклонным достоинством и несгибаемой решимостью.

– Кистоль, подойди. – командовал Алоис, затягивая последнюю металлическую стяжку вокруг ноги обвиняемой. Движения командира были резкими, приносящими боль на ноге в тех местах, где кожа лопнула от ударов, – Ты будешь стоять на рычаге. Процесс классический – я задаю вопрос, а ты, когда дается команда, тянешь рычаг, потом…

– Я все и так знаю, можно обойтись и без этого. – раздражение Кистоля достигло ушей всех находящихся в помещении. Мужчина, противореча первому впечатлению, сейчас открывался как человек чувственный, испытывающий гнев и разочарование. Глаза его были пусты, настроение и голос – агрессивны. Всем в ту же секунду стало понятно, для чего охотник привел служителя в Башню, – Начинай уже.