Читать онлайн
"Повесть о Красной Полосе"

Первая глава
Гнолл сделал глоток из латунного бокала, украшенного бронзовыми узорами в виде виноградной лозы. Мужчина смаковал напиток во рту, хотя получать удовольствия от вина он никогда не умел. Гнолл всегда считал, что вино либо слишком приторно, либо слишком горькое, но этот бочонок был особенным - и донельзя сладким, и противно едким. Со сморщенной, недовольной рожей он глотал. Глотал, смотря сквозь бычий пузырь, натянутый в окошке крестьянской избы. Там, далеко за поросшей рогозом рекой, он видел тянущиеся стяги армии противника. Золото штандартов блестело на ярком солнце, красочные хоругви из дорогих красителей, сотканные на новейших ткацких станках, можно было отличить и отсюда. Торми разглядел герба династии Брумна и Родна. В древности их отважные предки ещё пили мёд и сражались в одних только шкурах и неотделанном железе, но сейчас потомки тех бородатых воинов сидят на удобных сёдлах, ноют о слякоти и неудобном походе, и пьют треклятое вино!
Сегодня-завтра Гноллу придётся столкнуться с ними. Эта мысль побудила его взять вина из погреба крестьянского старейшины, и пить. Хотя потомки родоначальников Брумна и Родны уже не те дикие воители, и их армии - тоже не страшнючие дикари, но их больше, они уже сражались, и у них есть рыцарская кавалерия, а у Гнолла есть несколько общин гнилозубых крестьян, экстренно мобилизованных с округи, две сотни личных, проверенных солдат и ещё сотня ополченцев-алебардистов. От всей безысходности Гнолл взялся за бокал, параллельно обдумывая тактику: хотя ему светит казнь, как “предателю”, следует хотя бы продать свою жизнь подороже.
Торми видел несколько вариантов обороны: форсировать берег реки, заставив кавалерию врага спотыкаться на мелководье, а пехоту, оставив в невыгодном положении, сражаться в воде; можно защищаться за деревенским частоколом, забаррикадировать ворота и навязать врагу осаду, пока не придёт союзник или чудо... Торми видел возможность отступить, и партизанскими атаками из-за больших холмов и из лесов изводить врага.
Но каждый из его планов упирался в одну единственную проблему - его собственная армия. Ополченцы были простыми крестьянами, и ни о какой дисциплине не может быть и речи, особенно когда начнётся осада, и уж тем более если придётся прятаться в лесах - они сами же его сдадут врагу, и уйдут обратно!
Дощатый пол заскрипел, и Торми обернулся посмотреть на визитёра. Им оказался сотник Ронар Дермал - крепкий мужчина, сложенный как бык, язычник и обладатель роскошных бакенбард, как модно делать у богатых наёмников из земель Тербурга. Дермал с Торми знакомы давно, они стали почти братьями, хотя их разделяла не только кровь, но и происхождение - Ронар был сыном простого крестьянина, а Гнолл - дворянин, сын разорившегося клангарла, у которого не осталось земель.
Ронар кивком поприветствовал побратима, прошёлся по помещению чёткими, широкими шагами, сел за деревянный стол и многозначительно глотнул вина, подняв бочонок и отпив из медного кранчика. Громко вернув бочонок на место, он сказал:
- Паршивое. Пива у них не было?
- Нет, только куча идиотов прямо с полей. - Угрюмо ответил Гнолл.
Ронар хмыкнул.
- Надумал что-нибудь?
- Ты сам всё знаешь. В нашей ситуации выходов немного.
Ронар пожал плечами.
- Получается, придётся выбирать. Ты бы, друг, как хотел умереть?
- Во сне, в глубокой старости, в собственном имении в Ячменной Провинции Туардера, желательно, с девушкой на чреслах. - Ухмыльнулся Гнолл, сев напротив друга.
- Ага, теперь тебе осталось постареть, обзавестись этим домом, девку какую-нибудь деревенскую здесь найдем, и, ах, точно, всего-то пережить предстоящую битву! Дружище, выше нос! Тебе ещё умирать во сне, а мы здесь сидим. - Рассмеялся Ронар, встав, и направляясь наружу. Гнолл последовал за ним.
Торми, сколько знал Ронара, всегда восхищался его непреклонностью и способностью никогда не унывать, быстро смиряться с жизненными трудностями и принимать их, как должное. И сейчас, когда они близки к смерти, как никогда, Дермал продолжает шутить и вселять надежду своей уверенностью как в Гнолла, так и в других.
Снаружи была пустая деревня: всех, кто мог держать оружие, собрали на поляне и в срочном темпе учили держаться в строю и управляться с копьём, а иные помогали в лагере или просто молились за защитников. Уже четвёртый день это продолжалось. Сержанты вкладывали все силы, чтобы хоть чему-то обучить более трёх сотен мужиков, парней и женщин, вооруженных сельским инвентарём, а также луками для охоты, благо на то нашли егерей и торговца, который из чувств патриотизма отдал выставленные на продажу луки и стрелы.

Гнолл, Ронар и сотник Барни рассматривали предполагаемое место, где можно дать бой - брод в реке, окруженный зарослями камыша.
Быстрая речка сверкала на солнышке. Словно окно в картину художника, был обзор на душистые цветочные луга напротив, очерченные линией дороги и посевных полей.
- По голень будет. - Заключил Ронар, опустив одну ногу в ледяную воду. - Там и камешков всяких - самое то для лошадей!
- И на берегу расставим алебардистов - чтобы ни один конь не прошёл. - Заключил Торми.
- Чтобы крестьяне разбежались, как поймут, что половина их издохнет здесь? - Нахмурился сотник Барни, помотав головой. Это был старый мужчина в возрасте, до которого люди доживают только в далёком Хати-Талай-Буя, с солидным весом и в извечной мускулате (Панцирь, напоминающий внешне мускулистое тело), видевшей множество боёв. Его голова была начисто обрита и покрылась пигментными пятнами, но он не терял мужицкой крепости и всегда был боеспособен. - Хотя бы сотня отборных бойцов должна стоять заградительным отрядом с чётким приказом бить сбегающих! Чтобы солдаты стояли до последнего – им должно быть некуда бежать. - Ворчал старик.
- Ну, а алебардистов что мешает вперёд поставить?
- Значит, ты хочешь предложить солдатам топорами и булавами крушить кости людям? Ткнуть человека острым концом легче, чем подойти, посмотреть в кричащее лицо, и разбить ему голову, как дыньку наливную! Тьфу, зелёный ты ещё, Гнолл, зелёный.
- Потому-то я тебя уважаю, Барни. - Закончил лизоблюдством Торми. Старик, польщённый, махнул рукой.
- Глядите! - Окликнул мужчин Ронар, вынырнувший из зарослей рогоза. - Здесь влезет целый отряд! Засадный отряд!
Барни и Гнолл последовали за Ронаром, который сиял от своей находки.
Ронар мощными руками раздвинул плотный ряд камыша, открыв вид на достаточно большое свободное пространство, окружённое растениями, словно стенами.
Торми вошёл внутрь, за ним ловко пролез старый Барни, Ронар влез последним.
Внутри Гнолл понял ту радость, с которой Дермал кричал: здесь действительно может влезть целый отряд! Торми уже представлял крики врагов, на которых с флангов влетает более сотни солдат.
- По обе стороны брода разместим наших воинов. Крестьяне пусть выступят приманкой, а Бедолаги (название отряда Гнолла) – руками, которые сомкнутся на шее врага.
- Тяжела доля простого люда. – Вздохнул Ронар.
- Здесь все крестьяне. Ты, Дермал, ты, Торми, и я. Нас от них, Ронар, отличает то, что наша задача – умирать на полях, а их задача – возделывать эти поля.
- Тогда уж наша работа – это удобрять их собой. – Хмыкнул Ронар.
В пути до лагеря они обсуждали предстоящее сражение и тактику, расстановку немногочисленных стрелков и некоторые другие вопросы, что следовало закрыть.
Чудесная находка вселила в душу Гнолла скромную веру в победу, хотя и пришлось запрятать в глубине сознания то, что вся надежда заключается исключительно в ударе по дисциплине врага, в совокупности разных факторов, которые ножевым уколом пошатнут уверенность противника в численный перевес и силу.
- Почему бы нам не предложить сиру Эрику Брумна и сиру Савелю Родна провести сражение ближе к вечеру? – Спросил Барни, когда все трое уже были в командирской палатке Гнолла. Его тон был такой, словно он напоминает о чём-то очевидном.
Торми поразился, а Ронар и вовсе засмеялся. Это предложение старика звучало, как самоубийство.
- О чём ты говоришь? – Спросил Гнолл, приподняв бровь в изумлении.
- Они представители древних родов, они рыцари, и им лучше знать о чести и доблести, чем нам, крестьянам. Потому для тебя, Торми, это кажется странным, а для них – то же, что вызвать на дуэль, понимаешь, Торми? Простые правила, которые должен каждый из благородных знать.
- А ты их лично знаешь, Барни? Что-то я не припомню, чтобы сира Рампера Улре прославляли барды за «честь» и «доблесть».
- Больше слушай придумки певцов - тогда и вовсе мозгов лишишься, хотя казалось бы: куда уж дальше? Да, - Серьёзно ответил Барни. – до всей этой войны мне приходилось воевать рядом с Эриком Брумна. Ни одну засаду мы не устраивали, и, тем более, я лично стал свидетелем того, как Эрик принимал условия сражения от другого полководца – Суршахана Древнего.
- Одно дело Суршахан – великий колдун, безумно богатый и влиятельный, а другое дело – я, Гнолл Торми, сын дрянного барона и крестьянки.
Барни улыбнулся.
- Тем более примет вызов. Ты проявишь рыцарские качества! Смелость, честь! А потом, вечером, мы утопим их в броде.
Гнолл отмахнулся от этого предложения, мол, подумает, а сегодня слишком устал. Ронар подколол друга вопросом «Устал от вина или прогулки до речки?», ехидно ухмыляясь, а Барни, как обыденно, заворчал.
До вечера Гнолл сидел в палатке, обдумывая речь для армии. Он никогда не умел поддерживать людей перед битвой, но в процессе своими выкриками всегда мог пробудить в людях ярость и желание сражаться. Может, сказать им, что лорд Йорен Фругал разрешил собирать трофеи после битвы? Или, что-нибудь наплести о долге крестьянина, о несправедливой эксплуатации северных земель южными?
Из раздумий, что пришли бы к бессмыслице, Торми вывели крики за стенкой палатки. Басовый голос уверенно орал что-то, от чего Гнолл сперва вздрогнул.
Двигаясь на звук, Торми увидел армию крестьян, вставшую в кривом подобии строя, свои три сотни воинов в кольчугах и панцирях, среди них подметил Ронара и Барни - этих здоровяков нельзя не заметить. Так же можно было сказать и про древнего волхва, который выполнял работу Гнолла - вдохновлял воинов перед битвой. Длинная седая борода ниспадала ниже груди старика, он поднимал тонкие, почти костяные руки до солнца, и его тощую фигурку обхватывала грязная белая ряса с традиционным узором синего и красного цвета. И несмотря на возраст, лицо волхва было полно жизни: красные щеки, яростный взгляд и сильная мимика.
- Дети Богов! На нас смотрят Треярдор и Шегред! Туодес, Владыка Смерти, Что-Крути-Колесо скрепил Вечные Законы: Честь - для солдата, для девы - любовь, герцогу - злата, оракулу - снов, Смерть - каждому! Мы рождены, чтобы умереть! И нам не спрятаться от длани Шегреда, собирающего мертвецов, ибо Колесо Сущего не свернуть назад! Воспряньте духом и умрите, как должен каждый!
Гноллу было не по себе слушать волхва. Он никогда не верил в богов так, как верили другие, и уж тем более как этот старец. Оглянувшись на свою армию, воевода увидел в лицах крестьян нечто, чего не видел никогда. Что-то звериное, древнее, смиренное и сильное. Быть может, в крестьянах, что из поколения в поколение приносят дары лесам и рекам, живут рядом с природой, как сотни лет назад, ещё живет магия той почти забытой эпохи Богов-Королей, а Гнолл, что всё детство провёл в замке, как и его предки, и вовсе не наследник той крови героев-первооткрывателей, как и прочее дворянство?
- Поднимите своё оружие, воины! Соберите урожай душ для Шегреда, и затем сами станьте его добычей! Смерть! Смерть!
- СМЕРТЬ! - Прокричало больше пяти сотен разъяренных глоток, и тут Гноллу уже стало страшно. Чудовищное слово “смерть” приняло здесь совсем иной вид, другой, более разрушительный смысл, и звучало, как заклинание.
Затем волхв начал петь песню на древнем племенном языке, которую подхватили все. Тяжёлое наречие с грубыми слогами, но очень звучное и воинственное, поднялось над холмами, и Гноллу стало дурно. По спине прошёл ледяной пот. Воздух словно стал неподвижным, как перед грозой. Подобно завороженному, Гнолл смотрел, как старец раскрашивал лица солдатам, что друг за другом подходили к нему. Костлявыми пальцами волхв чертил белой глиной черепа на лицах, как бы намекая на их судьбу.
Становился вечер. Сгоравшее за спиной старика солнце божественно очерчивало его фигуру, ещё более вызывая тяжёлые чувства у Торми. Он сам не мог понять откуда они. Возможно, он лишний? Треклятый еретик среди истинно верующих, если вернее.
В палатке Гноллу было гораздо уютнее и спокойнее. Мысли его обратились к детству, и он был рад подумать даже об этом, чем мысленно возвращаться к предстоящей битве. Тем более, хоть и противное, вино помогало ему более свободно размышлять о прошлом, словно распутывая ниточки памяти.
Гнолл вспоминал годы в отцовском поместье. Захудалое домишко, три десятка крестьян и пропитая честь – вот та тень славного рода Торми, которая окружала Гнолла в детстве. Потом, когда Гноллу было семь лет, вспомнив о бедном клангарле Торми, граф Фолендерский по указу короля сослал их семью в Кроувцорд – далёкий и тёмный лес на самом севере королевства, где нужны были служивые люди с военным опытом, каким и являлся старший Торми. Гнолл помнит, как отец ободрился возложенной миссии на управлении большим земельным наделом: он снова чувствовал себя полезным, нужным государству! Но буквально через три года старший Торми словно выгорел от тяжелейшего труда, и, хотя мужчина мог это терпеть, но страшная гибель жены навсегда убила в нём чувства. Кроувцорд стал могилой для улыбки отца и его заботы, могилой для воспоминаний о матери Гнолла и могилой его собственного детства. Сломленный отец стал во много грубее и решительнее. Почти каждую неделю двенадцатилетний Гнолл наблюдал, как на главной площади их городка сажали на кол провинившихся крестьян, которых заподозрили в поклонении Ведьминому Очагу, или, ещё хуже, веровании в Аратака или Санакса.
Мрачно погрузившись в беззащитное детство, Гнолл не заметил, как к нему в палатку бесшумно пробрался Барни.
- Торми, - Громко обратился старик, просовываясь в палатку. С неожиданности Гнолл вздрогнул, поперхнувшись вином. - Враги разбили лагерь на холме. Самое время предложить им битву. Прямо сейчас.
- Почему сейчас? - Спросил Гнолл, вытирая губы рукавом. Белая ткань окрасилась в багровый цвет, и это пятно, непременно, останется надолго. - После долгого марша они устали, да и наших весь день гоняли на муштре - думаешь, эти рыцари согласятся?
- Ты, Торми, балбес. Слепые видят лучше тебя, ну и зелёный!
- Барни, тебе обязательно бранить меня перед тем, как отвечать? - С нахмуром спросил Гнолл.
Старик хмыкнул.
- Так лучше информация устаивается! Ты видел, в каком духе наша армия, а? Да они звери, Торми! Эти крестьяне готовы отдать головы на отсечение, друг за дружкой подходя на плаху, а ты решил их спать уложить! Они - дьяволы! И они жаждут битвы. Утром, на трезвую голову, они вспомнят, что у них есть какая-то семья, домик, а потом разбегутся, и будем мы втроём держать этот несчастный брод, Торми На их лицах - маски смерти - враги в ночи спутают вонючих крестьян с ожившими мертвецами и убегут, вопя от ужаса! Теперь ты понял?
Гнолл кивнул.
- Ты понял или нет, Торми? По коням - и в лагерь врага!
- Понял, понял... - Тяжело признал поражение Гнолл.

Ронар, Барни и Гнолл оседлали скакунов и двигались в сторону огней на холме. Гноллу становилось тревожнее с каждым шагом его коня. Затея Барни звучала сомнительно, да и даже если это получится, то каковы шансы, что враг согласится на условия Гнолла? Особенно, учитывая, что Гнолл - ничем непримечательный дворянин из затерянного в переписях рода Торми, а его спутники - простолюдины, выбившие себе путь в жизнь, проливая кровь на полях сражений, так ещё и с нарисованными черепами на лицах. И поверят ли благородные рыцари, что перед ними подлинный Торми? Перед поездкой Гнолл надел доспех и взял знамя с собственным гербом, но в сравнении с тем, что носят в бою дворяне, у мужчины какое-то потёртое тряпье, и только добротные наплечники отличают его экипировку от ополченской.

- Гнолл, говорить буду я. - Объявил Барни, когда впереди замаячили тёмные фигуры дозорных. Лагерь был близок.
- Сам справлюсь. - Вырвалась гордость, о которой Торми тут же пожалел.
- Давай, дружище, заболтай их! Убеди лыцарей дать нам пару сотен солдатиков - для честности. - Ронар засмеялся. Шутка мужчины разрядила обстановку - даже старый Барни хмыкнул.

Лошади перешли на шаг, когда троицу заметили. Ронар поднял знамя повыше, Барни выпрямился, а Гнолл прочистил горло, готовясь говорить максимально высокородно. Люди с факелами стали подходить ближе.

- Назовите себя! - Рявкнул солдат в десяти метрах от Гнолла. Слева и справа от него было ещё по трое воинов, окружавших троих.
- Я - Гнолл Торми, сын Регмана Торми, мой древний предок известен, как Лурим “Эльфоруб” Торми! Запомни это имя, крестьянин, ибо венец побед и славы будет на нём! - Гнолл вжился в роль, и она придала ему уверенности. Опыт чтения книг об императорах павшей Сиильфтской Империи дал ему обширный набор багрянородных фраз. - Я требую провести меня к вашим командирам - славным рыцарям короля Леопольда Вестрекса: сиру Эрику Брумна и сиру Савелю Родна.
Тон Гнолла заставил всех вокруг встать по стойке смирно, и тот солдат, слегка удивлённый, жестом заставил других поклониться благородной крови. Торми ещё никогда не проявляли столько уважения, как эти вражеские солдаты.
- Сир, пройдемте за мной. - Сдавленным басом сказал воин, едва не касаясь подбородком груди.
В пути до палатки рыцарей Гнолл особо не смотрел по сторонам. Он чувствовал на себе множество взглядов-игл, слушал шёпот в рядах солдат, но старался думать не об этом, а о разговоре с рыцарями. До этого самыми ответственными переговорами Гнолла были переговоры с девушкой, которая в итоге отвесила ему пощечину, а уж что могут сделать двое опытных рыцарей?
Вот и показалась палатка: Два больших, ярких шатра, соединенных коридорчиком со входом, окрашенных в цвета гербов, а рядом с проходом - большие знамёна и грозные стражники в лице гвардейцев с пышными плюмажами на шлемах. Гнолл и подумать не мог, что бывают такие большие палатки.
Торми вновь представился, но уже перед гвардейцами, а затем его запустили внутрь одного. Барни и Ронара пришлось оставить снаружи, так как с ними не впустили бы, да и Ронар шириной плеч порвал бы весь шатер изнутри.
- Добрый вечер, сир. - Поприветствовал вошедшего Гнолла рыцарь. У него было красивое, симметричное лицо, и шикарные длинные волосы цвета платины. В свете свечей его голубые глаза блестели. Сравнивая себя с ним, Гнолл провёл параллель между крысой и львом. - Моё имя Савель Родна, я так же известен, как Освободитель Иесафониан. - Рыцарь улыбнулся, и здесь Торми понял, чем ещё он отличается от доблестных дворян: они уважают врага и имеют честь. Гнолл видел в этом только недостатки, хотя это вызывало определённое благоговение.
- Я - Гнолл Торми, и моё имя ещё не прославлено, но отец был известен, как «Красный» - в честь Кроувцордских походов. - Торми постарался скопировать тон, которым говорил Савель.
- Приятно познакомиться, Гнолл Торми. Пройдём за стол. - Сказал Савель, проводя визитера за угол – в левый шатёр, из которого шёл тёплый свет и мягкий треск древесины.
Там, за красным кедром, сидел ещё один благородный рыцарь. Гноллу не составило труда догадаться, что он – Эрик Брумна. На лице мужчины были аккуратно стриженные усы цвета соломы и короткая, тоже аккуратная стрижка, какая была модной у мужчин в восточных графствах.
Обменявшись любезностями, от которых Гноллу становилось тошно, все трое сели за один стол. По хрусталю потекло вино, и Торми с отвращением пил, ведь отказать – значит не проявить должное уважение и благородство. Завязалась непринуждённая беседа. Сперва Эрик извинился, что полноценно отужинать не получится, так как повара спят. Затем Савель перевёл тему на вино, рассказал о чудесных виноградниках Винтланда и о краснощеких крестьянах с волосатыми ступнями, что его топчут, поделился своими предпочтениями в винах и лошадях, и уже спустя тридцать минут этих сухо-красных россказней, Гнолл попробовал сказать зачем пришёл. Но стоило ему открыть рот, как Эрик начал говорить о себе, о походе против кочевников на юге Ристании, о славном подвиге Годфрида Флэймхата и о Йорене Фругале, что сейчас лорд Севера и предводитель восстания. На чьей стороне, к слову, воюет Гнолл. Здесь же, пользуясь темой, Торми наконец напомнил, что он не поболтать приехал, а по делу.
- К слову о сепаратистах, - Начал Гнолл, перебив Эрика на полуслове, чтобы не слушать его болтовню ещё дольше. – Мы с вами по разные стороны, благородные сиры. Моё войско будет ждать вас по ту сторону реки, у брода.
- Обед – лучшее время – говорит за меня опыт. – Предложил Савель. Кивком его поддержал Эрик.
«Как хорошо, что эти балбесы так долго болтали, - Подумал Гнолл, - я уже успел придумать что им ответить.».
- Моё войско в два раза меньше вашего. Ваши воины прошли огонь и воду, а мои ещё неделю назад работали на полях. Против вас выйдет один рыцарь и шесть сотен крестьян, пока в вашей армии больше лошадей, чем у моей пехоты настоящих копий - и вы ещё хотите отоспаться и наесться перед тем, как втоптать меня в землю?! – Повысил голос Гнолл, резко встав из-за стола. Его лицо изобразило пренебрежение, и рыцари почувствовали стыд, приняв слова Торми не как хитрость, а как доблесть. Его предложение было столь безумным, что такое мог сказать лишь тот человек, который жаждет справедливости и искренне верит в рыцарские идеалы.
Эрик Брумна и Савель Родна встали с места и с неподдельным уважением поклонились перед Гноллом.
- Я признаюсь вам честно, Гнолл, - Начал Савель, выпрямившись. – Сперва я подумал, что вы очередной низкородный барон, но сейчас я осознал, насколько был не прав. Вы – идеал рыцарства. Вы смелы и доблестны. Я благодарен Иесафону, что встретил вас.
«Да-да, а что ты скажешь, когда я выйду из засады?» - Думал Гнолл, пожимая рыцарям руки, и слушая похвалу от Эрика. В итоге они условились встретиться на поле брани через час.
Распрощавшись, Торми наконец-то вышел наружу, где его уже заждались Барни и Ронар.
По дороге обратно он всё им рассказал, и вновь получил одобрение, но теперь Гнолл уже в полной мере испытал довольство собой. Осталось только победить.
Вернувшись к войску, Торми был рад видеть, что их эмоциональная заряженность только возросла. Крестьяне уже жаждали боя, как кульминации праздника смерти, который им устроил старый волхв. Горели костры, пелись песни, открылись старые запасы алкоголя. Хотя Гнолл в некоторой мере утерял контроль над собственным войском, это ещё можно было починить – и он отправил Барни с Ронаром усмирять толпу язычников. Им помогут в этом десятники, что, рявкая, напомнят солдатам о боевом порядке и выстроят их у реки, а кого-то – в зарослях.
Пока войско становилось в формацию, Гнолл решил поболтать с волхвом. Это был странный импульс, совершенно противоестественное желание, которое Торми не мог объяснить для себя. Они сидели у одного из костров, через которые прыгали разукрашенные крестьяне до того, как Барни, проклиная их, заставил идти к остальным.
- Как я могу к тебе обращаться? – Спросил Гнолл, подсев к старому.
- Отец Руддерлем, сын земли. – Ответил старец, не двинувшись телом. Его серые глаза смотрели прямо в огонь, словно в пляске языков можно было увидеть что-то. Гнолл инстинктивно устремил взгляд туда же, но ничего не обнаружил.
- Откуда ты?
- Отсюда, из земли севера. Земли моих и твоих предков.
- Ошибаешься, отец. Моя отчизна – земли герцога Фолендерского. Юг королевства.
Тонкие губы Руддерлема улыбнулись, и послышался смешок.
- Лурим Торми родился в лесах Кроувцорда, его сыны родились под вой волков, а их дети расселились поюжнее – так было принято. Лес стал аппетитнее. – Последние слова волхв украсил, резко повернувшись в Гноллу и хищно клацнув зубами, как волк. Торми стало не по себе: он сам столько о своём роде не знал. Почему-то он даже не предполагал, что старик мог врать, а ведь Гнолл тот ещё лжец и разбирался в этом лучше всяких. – Всё пришло к тому, что корни взяли своё: Регман вернулся в Кроувцорд, а ты сражаешься за независимость севера, как когда-то Лурим воевал за независимость людей от остроухих.
- Я здесь от того, что выбора у меня нет. Не пойду – лишат того, что есть и чего нет. Мне до гражданской войны дела нет.
- Это тебя и погубит, Гнолл Торми. Только ты не помечен смертью, но она живёт в твоём сердце, а тело гниёт.
И волхв, оставив Гнолла один на один со своими словами, поднялся и ушёл в сторону реки, взяв с собой факел из костра. Торми перевёл взгляд со спины старика на огонь. На секунду ему показалось, что он что-то увидел.

Луны таинственно освещали реку, на которую осел лёгкий, как вуаль, туман. Тени солдат напоминали собой призраков. Факелов не разжигали, чтобы ещё сильнее напугать врага, но Гнолл мог отчётливо увидеть двое огоньков - у Барни, что возглавляет заградительный отряд, и у волхва.
Старец орал молитвы перед войском, что было слышно за стеной камышей и рогоза. Гнолл сидел в засаде со своим отрядом. Свои две сотни воинов он собирал долгим трудом с шестнадцати годов, как отец выгнал его из дома. Ему ещё пять лет назад граф, по указанию самого герцога Флэймхата, поручил возглавить группу из двадцати сержантов, чтобы очищать леса и дороги от разбойничьих банд, выполнять приказы герцогского грандшерифа, усмирять горцев, забредших из владений Монтусментров или с южных гор, защищать прибрежные селения от налётчиков из Ристании, а также разбивать стада боргерлуков (зверолюдов). За эту работу он получал почти ничего, так как это был долг перед графом, но хоть барон Ройс Борвейн, у которого, как дальний родственник, в замке жил безземельный Гнолл, не имел права предъявить Гноллу, что он тунеядец и позорит славный род Торми своей крысиной мордой. Понемногу Гнолл расширял своё копье (Копье - название, средневековой тактической единицы - небольшой группы, состоявшей из рыцаря, его оруженосцев, мечников, лучников и слуг.) заполняя потери крестьянами или теми же бандитами, которым Гнолл сам предлагал вступить в отряд. Одним из таких был богатырь-Ронар, с которым Гнолл почти сразу нашёл общий язык. Таким образом он собрал целую сотню мародеров и преступников, что были верны Торми и эффективны во всех делах, которые им поручались. Конечно, графу приходилось повышать жалование и затраты на отряд Бедолаг, как их неофициально называли, но владениям графства Реймор, а позже и всему герцогству, слишком требовалась постоянная малая армия, что будет стеречь границы земель, обеспечивать безопасность для деревень и дорог, разносить в клочья раубриттеров и прочую гадину, и потому Гноллу через время приказали набирать больше людей. Так Торми постепенно богател и получал свою небольшую долю славы, но так и не дослужился до замка, и приходилось довольствоваться совсем небольшой землёй и дряхлым поместьем, в котором он почти не бывал, и так долго Гнолл не навещал свой дом, что его в итоге сожгла бандитская шайка, которой он насолил. Эта ночь, как считал Гнолл, станет кульминацией его карьеры и звёздным часом для Бедолаг из Реймора, что возвысит его в звание барона, а может, и кастлхолда (Кастлхолд – тот, кто имеет замок).
- Слушайте меня, Бедолаги! – Обратился Гнолл к своим. – Пусть остальные сейчас с Барни и Ронаром, но не думайте, что вы особенные, раз я решил именно к вам пойти! Вы такие же трупы, как и все.
Послышался смех.
- Сегодня, как вы знаете, нам предстоит неблагородно умереть. Многие из нас утонут в этой реке, будут втоптаны и разбиты, взяты в плен и казнены, если не последуют моему совету! Ваши морды жутко разукрашены, враги устали, а вы, как я чую, пьяны и веселы, сейчас наш противник будет в очень невыгодном положении, особенно когда выскочим мы, понимаете? На нашей стороне неожиданность и вера. Не в богов – нет! А в то, что тамошние, за рекой, верят в нечисть и очень испугаются, когда на них с двух сторон с ужасающими криками кинутся мертвецы! Крушите их перначами и рубите топорами, не забывайте про щиты и защиту, ибо граф нам золота на латы не давал. Но если победим – я уверен – и на нормальные шлема денег хватит, да, Горек?
Горек – пехотинец, у которого на голове был переплавленный в шапель котелок, с ухмылкой закивал.
- Давайте, грабители и насильники, покажем королевским псам, как изнеженных южан встречают на севере!
Послышались крики одобрения, которые Гнолл тут же пресёк.
- Орать будете, как победим, а пока – мы в засаде!

Оставалось ждать. Солдатам, но не Гноллу. Он вылез из камышей поглядеть за врагом, который уже подходил. Впереди на шаге двигалась конница, за ней пехота с фонарями, и того около двух тысяч голов. Гноллу ещё никогда не приходилось сражаться с таким многочисленным и сильным врагом, но он, словно наёмник, старался думать не о собственной смерти и плене, а о горах блестящего золота и том самом дне, когда он сядет у очага в собственном замке, закурит Турешадского табачка из позолоченной трубки и умрёт как-нибудь тихо и безболезненно: так чтобы быть похороненным в лепестках цветов и на подожжённом корабле, выпущенном по реке, огибающей его обширные владения, словно Лурим Эльфоруб.
Из минутки мечтаний Гнолла вывел гром боевых рогов: Чёткое «ДУ-У-У-У-у-у-ум» заставило его вздрогнуть, и ощутить ледяную дрожь по телу. Ещё никогда Гноллу не приходилось сражаться с армией, и только сейчас он придал этому большее значение, чем раньше.
Кавалерия перешла на галоп, и с небольшой возвышенности лошади набирали скорость, чтобы ударить через широкий брод в строй двойной изгороди копий, торчавших стальной щетиной из-за деревянных щитов, сделанных на скорую руку. Гнолл заметил, что среди крестьян стоял и сам Руддерлем, что подбадривал воинов громкими молитвами.
- Смерть за север! Смерть за богов! – Кричал старец, поднимая вверх факел. Пехота с радостью повторяла за ним.
Торми быстренько вернулся в засаду и принялся ждать знака. По дороге назад оГнолл обсуждал с Барни, чтобы он протрубил в рога, когда пехота врага встанет в реке, дабы засадные отряды сокрушили их боевой дух и разбили атакой с двух сторон.
Гнолл напряг слух. В их положении только это могло хоть как-то пролить свет на происходящее снаружи.
Сперва Торми услышал словно бы множество свистков, но это была тетива луков – стрелки сделали первый залп. Увы, Гнолл не мог понять попали ли стрелы в цель, но он очень хотел в это верить.
Гул от копыт нарастал. Натиск набирал скорость. Торми почувствовал, как вода и земля дрожали от приближающихся рыцарей.
Ужасающий звук нарастал. С каждым судорожным ударом сердца он был всё ближе и ближе. Гнолл ощущал, как напряжение надувается, словно пузырь, и он лопнул, когда послышался всплеск воды.
Тут же завопил волхв, а воины ему в унисон «За смерть!», «За предков!», отчётливо слышались крики рыцарей «За Герб и Бога!», «За Родна!», «За Брумна!», но через пару ударов сердца крики сменились треском копий и щитов, плеском воды, звоном мечей, ржанием лошадей и предсмертными воплями – животных и людей. Душераздирающий вой лошадей перекрывал крики людей, но громкие молитвы Руддерлема, казалось, ничего не могло заглушить.
- Смерть врагам севера! Умрите за предков или убейте во имя их!
В голове сама появлялась картинка происходящего, и фантазия стала его врагом. Прорвали оборону! Крестьяне разбежались! Но нельзя было падать духом раньше времени. Гнолл повернулся на свой отряд и постарался приободрить воинов, сказав им шёпотом, что маловато молитв для проигравших. Солдаты шутку оценили, хотя нельзя было точно сказать, подняло ли это их боевое настроение.
Опустив голову, Гнолл заметил, как вода стала темнее. Безусловно, это кровь…
Вновь зазвучали копыта и множественные проклятия рыцарям. Торми на секунду раздвинул стенку из рогоза, чтобы поглядеть на происходящее: Рыцари после неудачной атаки спешно отступали, а его солдаты стояли по колено в крови, под их ногами были трупы рыцарей в разбитых доспехах, затоптанные тела своих же и лошадей, на лицах которых застыла агония, смешанные в грязь знамёна и гербы были изорваны. Хоть и помятые и не без потерь, крестьяне праздновали победу в первом натиске врага. Гнолл смотрел в лица простолюдинов, и ему вновь становилось не по себе. Их лица с маской смерти были покрыты кровью, их тела раненые, они улыбались и орали проклятия убегающему врагу. Одетые во рванье, вооружённые раздробленными щитами и хозяйственной утварью, они выглядели больше воинами, чем те побитые рыцари, которые бежали за спину пехоте.
Гнолл заметил волхва, который поймал за ногу рыцаря, что пытался отползти. В разбитом, почерневшем от крови доспехе, тот отчаянно молил пощады перед стариком. Старик со странной лёгкостью подтянул к себе несчастного, и, не испытывая ни капли жалости, Руддерлем, глядя ему в глаза через прорези забрала, стал колотить дубиной по шлему. Торми слышал ужасные крики умирающего вперемешку с грохотом стали и брызгами воды, и решил вновь спрятаться за камышом. Лишь через несколько минут звуки прекратились, а волхв радостно завопил молитвы.

Он вновь услышал топот копыт, железные сапоги расплескивали мелкую воду. Гнолл понял по множеству шагов, что это – пехота врага, и он повернулся к своим. Жестом Торми приказал воинам приготовиться, и те ответили оскалом обнаженного оружия. Один из солдат напоминал блестящее зеркало с зажатыми в пальцах метательными кинжалами. Адреналин с напряжением возрос, как никогда. Гнолл уже слышал, как глухо, словно под топором дровосека, стонали деревянные щиты, сталь скрежетала о сталь, засвистели стрелы, в ужасе ржали кони.
- ХА-А-А-А-А-а-у-у-у-у!!! – Завопил рог Барни. Ответ не заставил себя долго ждать.
- Вперёд, собаки, к победе! – Крикнул Гнолл, и ринулся вперёд. За ним, с довольным, яростным улюлюканьем, понеслась его сотня бойцов. Реку заполнили проклятья и оскорбления от засадных отрядов и крики попавшихся в засаду.
Гнолл вырвался вперёд и, пользуясь неожиданностью, сильным ударом булавы раздробил шлем вместе с черепом ближайшего солдата, превратив его голову в месиво костей и железа. Враги пошатнулись от внезапного натиска, чем воины Гнолла пользовались на «ура».
Торми орудовал шипастой булавой, безжалостно пробивая кольчугу, круша кости и щиты. Вокруг него было много крови и боли, лица врагов искажались в страхе и агонии, когда топоры и клевцы настигали плоть. Как противники более-менее пришли в себя, они стали пытаться построиться в формацию, и Гнолл понимал, что нельзя этого допустить.
- В атаку, дьяволы! Приказ – Смерть! – Завопил во всю глотку Гнолл, прежде чем пнуть в почти собранную стену щитов перед собой. Враги впереди потеряли равновесие, и были тут же затоптаны, утоплены под кровавой водой.
Среди врагов было несколько десятков конных воинов – оставшиеся после первой атаки рыцари – и среди них Гнолл увидел рыцарей в дорогих латах и со знамёнами Брумны и Родны на седле.
Эрик был совсем близко, и Гнолл посчитал его пленение – своей главной целью. Вырвавшись к Эрику, Торми увидел, как тот ловким движением меча рубанул по лицу Горека, оставив длинную, красную линию на всё лицо.
Гнолл сделал выпад вперёд и уколол лошадь Эрика в грудь. Та встала на дыбы, едва не лягнув копытами по лицу Торми. Эрик, на секунду замешкавшись, узнав под шлемом Гнолла, чуть не пропустил удар булавой, но успел парировать и ударить в лицо.
Гнолл увернулся, отскочив в сторону. Он поворачивался, пока Эрик Брумна объезжал его, рубя мечом по голове и плечам. Сталь звенела о сталь, щиты трещали и ломались в щепки от мощных ударов. Скоро Гнолл понял, что противник быстрее и сильнее его.
– Умри. – с отвращением крикнул Эрик, нанося отчаянный удар, в который собрал всю силу размаху.
Гнолл едва успел поднять щит, и дерево словно взорвалось под могучим ударом, осыпав щепками его руку.
– Умри! – завопил рыцарь, ударив по щеке так, что в голове Торми зазвенело. Клинок врага скрежетнул по стали шлема и едва не раскроил рот.
- Сам умри! - Ответил Гнолл, заблокировав следующую атаку собственной железной перчаткой. Он обхватил лезвие меча левой рукой и успел размашисто рубануть по плечу Эрика, заставив кости под латами хрустнуть. Рыцарь припорошил коня, и тот быстро дёрнулся вперёд. Гнолл, не отпуская меча, поддался за ним и чуть не потерял равновесие, если бы не бросил булаву и не схватился за руку Эрика. Рыцарь свалился с лошади прямиком в воду и грязь под ногами. Пока тот вставал на ноги и подбирал меч, Гнолл успел поднять булаву.
Вокруг них по-прежнему кипела битва, хотя никто из воинов не рисковал вмешаться в дуэль рыцарей: все увязли в собственных боях насмерть.
Сталь билась о сталь, выжигая искры. Хотя правая рука Эрика была сильно ранена, и каждое движение доставляло ему боль, он всё равно был сильным противником. Торми попятился назад, а рыцарь напал на него с такой мощью, что мужчина споткнулся о мёртвое тело и чуть не упал. Клинок Эрика просвистел в воздухе, Гнолл чудом не расстался с головой.
Рыцарь постоянно наседал на Гнолла, не давая ему и секунды, чтобы нанести атаку. Требовалась хитрость - и Гнолл это понимал.
- Что, рыцарь, поверил мне? «Икона чести» - так ты говорил? – Ядовито ухмыляясь, говорил Гнолл, ныряя под очередной удар рыцаря.
- Замолчи, бесчестный скот! – Ответил Эрик, напав яростнее, чем раньше. Гнолл с трудом отвёл удар булавой, осыпав себя искрами.
Торми отходил назад, ближе к своим. Отуманенный праведным гневом на Гнолла, Эрик и не заметил, как оказался в окружении врагов.
- Парни, хватайте его! – Крикнул Гнолл, уже посчитавший себя победителем. В эту же секунду Эрик воспользовался моментом, чтобы отчаянным выпадом уколоть в живот Торми, прежде чем его вырубили двое воинов, навалившись со сторон и став молотить ударами. Гнолл пошатнулся и почувствовал, как его обдало жаром в месте ранения.
- Ты в порядке, дружище? – Спросил солдат с окровавленным лицом и идиотским шлемом – это был Горек. Он держал обмякшего Эрика.
- Да-да, вполне! Оставь этого мне и сражайся! – Ответил Гнолл, скрипя зубами от боли. Он чувствовал, как из него течёт кровь.
Оглянувшись, Торми заметил, что враг начинает отступать. Зажатые и потерявшие командующих, усталые, запуганные, они целыми группами разбегались. Гнолл так же заметил и Савеля Родну, что всё пытался призвать своих солдат к дисциплине, но внезапно его лошадь свалилась, когда здоровяк с огромным топором – Ронар – распорол зверю брюхо.
Стоило знамени вместе с рыцарем упасть в кровь и грязь, враг побежал назад.

После боя Бедолаги собирали трофеи с мёртвых и, по приказу Гнолла, делили их даже между крестьянами. Благо, добра было много, чтобы хватило всем. Раненых пленили, мёртвых скидывали в братскую могилу, а своих мёртвых хоронили по обычаю - строили курган. Крестьяне понемногу возвращались на свои рабочие места, в родные деревни, торговцу луками вернули товар, и он, с набитыми побитым доспехом мешками, отправился богатеть.
Через несколько дней в деревню приехал сам граф вместе с длинной свитой провизеров (Те, кто занимаются провизией), пажей и прочих слуг. В клине из двенадцати рыцарей, он ехал впереди. Каждый был в красивых, блестящих латах, и словно бы ярких плюмажей и табардов не хватало, на шлеме каждого рыцаря была фигурка с их позолоченным гербовым зверем. У Есса Рейморского был як, вставший на задние лапы.
То был солнечный день, и Есс решил отпировать за победу на улице. Крестьяне принесли из домов несколько столов и скамеек, накрыли самой красивой в деревне скатертью и принесли всё лучшее, что у них было, чтобы накормить дворян.
- Хочешь узнать, как мы поняли, что ты победил, Гнолл Торми? – С ухмылкой спросил Есс. Молодой граф вечно ухмылялся, как хорёк.
- Как? – Спросил Гнолл, хотя ему совсем не было интересно. Его больше заботила награда, но требовалось проявить уважение.
- По кровавой реке, Торми! Страшно представить, что за резня здесь была, ведь вода до сих пор пахнет железом! – Есс засмеялся. – Так и будем тебя теперь называть «Гнолл «Красная Полоса» Торми»! Неплохо, да?
- Вполне.
- Я знал, что тебе понравится, Гнолл! А знаешь, что, Торми?
- Что?
- Тебя следует наградить за этот подвиг! Не может же такой тактический гений заниматься одними бандитами, да зверочеловеками! Мы отправимся с тобой и Бедолагами в мой замок, Красная Полоса! Там как раз сейчас Йорен Фругал.
Сейчас Гнолл улыбнулся по-настоящему. Наконец-то! Золото, замки, признание! Всё было не зря!