Читать онлайн
"Икар"

ИКАР

Северный ветер, сдувающий с ног прохожих на Дворцовой набережной, очередной раз доказывал, кто в городе хозяин. Люд сновал вдоль Невы, поплотней закутавшись в тёмно-серые пуховики.

Дерзил мелкий ледяной дождь, обжигая лица прохожих и оставляя мокрые ссадины на стенах Эрмитажа.

Только Нева несла свои мутные воды в Финский залив, стараясь отобразить на своей глади новую историю города святого Петра.

Матильда плелась по набережной, не обращая внимания на «ласковые» потуги погоды. Взойдя на мостик через Неву, она остановилась, встав по ветру, чиркнула зажигалкой, прикурила сигарету и устремила свой взгляд в бездонные чёрные воды Невы. Красное пальто девушки намокло, по полям фетровой шляпы потекли ручейки воды.

Раздался звонок. Девушка достала из сумочки мобильник.

– Алло, – произнесла Матильда, выпуская изо рта дым колечками.

– Матильда Семёновна, не хотел вас огорчать, но по долгу службы придётся. Вы сами знаете, как публика восприняла ваш первый фильм в качестве главного режиссёра. На данный момент руководство киностудии «45-й калибр» отстранило вас от съёмок на своей главной площадке. Но в качестве шанса, как дань вашему отцу, командировало вас в филиал в Крыму, для съёмок новой ленты. Там в принципе неплохой сценарий… Я читал, рабочее название «Икар». Перешлю вам на емайл. Единственное, там сжатые сроки. На съёмки отведено ровно год, – закончил свою речь исполнительный продюсер.

– Вас поняла, Игорь Петрович. Спасибо за информацию.

– Не обижайся, Тилли.

– Ну что вы, всё нормально.

Игорь Петрович положил трубку. Только близким людям было позволено называть Матильду коротко, Тилли. Сергей Петрович был один из них. Он долгое время работал с отцом Матильды, когда тот был руководителем киностудии.

«Ну дура, ну сама же дура! Захотелось сразу великое кино снять. Что же, в ссылку так в ссылку. Крым не такое уж и плохое место. Тем более папа там», – закончила свою мысль Матильда.

Она вернула телефон на место. Потухший окурок она с яростью бросила в Неву, он тут же достиг нирваны, приобщившись к медленному потоку реки. «А ведь я чем-то похожа на него» – подумала она про себя.

– Ну что, Питер, Петроград, Ленинградище! Прощай или до свидания? – в полный голос, почти крича, продекламировала Матильда, жестикулируя руками.

Внутри вдруг резко всё вскипело, изверглось лавой, она даже расстегнула пальто, пот полился по лицу ручьем, начал рушиться мир, её внутренний мир. Бессмысленность прожитой жизни стрелой вонзилась в сердце несостоявшегося великого режиссёра.

От мучительных переживаний у Матильды настолько обострились черты лица, что даже ветер, словно порезавшись – стонал от боли, когда случайно прикасался к её лицу.

***

Прошло полгода.

– Так, что у нас по сценарию там: «Разверзлись небеса. Рухнул дождь». Быстро все шесть поливомоечных машин включили. Стучим в корыто кувалдой. Мотор. Снимаем, – прокричал в рупор главный оператор и помощник режиссёра, Шура Кондаков.

Технический персонал подключил воду, и из шести машин полился дождь. Подсобный персонал вытащил корыто, самому крупному и накачанному детине вручили кувалду.

– Дальше, что там: «Потоки воды понесли по мостовой весь беспредел человеческой морали и культуры. Огромная лужа в низине служила пристанищем всей этой мерзости. Здесь было всё: плесневелый хлеб, замотанные в целлофановый пакет презервативы, куклы без ног и со снятым скальпом, носки с дырками на пятках, консервные банки».

Шура ладонью закинул свои длинные волосы назад и ещё раз пристально вгляделся в сценарий.

– О боги, кто это писал? – шёпотом произнёс он. – Ладно, плывём дальше.

Он бросил взгляд на Матильду, она безучастно смотрела куда-то вдаль.

– Кидайте всё, что принесли из дома ненужное, в лужу, прямо перед камерой бросайте! Быстричков, я же вас просил принести побольше отходов любви, а вы что?! Вам же не девяносто лет? Да, раньше за каждую крошку хлеба готовы были на всё, а ныне что, эх… Ох, а чьи это детки такие добрые? Чурочкина, не твои ли? Да не стесняйся уже, кидай своих обезглавленных кукол, вон туда, поближе к театральным ступенькам, – продолжал съёмку главный оператор.

– Последние штрихи, читаем сценарий: «В абсолютной синергии с лужей находился театр, во всяком случае, фасад точно. От центрального входа через весь искусственный водоём к ближайшей суше был проложен мостик из досок и кирпичей». – Та-а-ак, запускаем «гоблинов». Пошли, пошли, вы торопитесь, ведь дождь льёт как из ведра, вы спешите в источник культуры! Мужик в коричневом плаще, вы поскальзываетесь и падаете в лужу. Не переживайте, пару сотен вам доплатим. Бабушка в чёрном, вы тоже падаете в лужу. Что, вам всего тридцать?! Хорошо, доплатим, падайте уже! Ну и массовка пошла, слова не скажи…

– Стоп, снято, – скомандовал главный оператор. – Матильда Семёновна, что скажете?

– Александр, скиньте мне этот фрагмент в мессенджер. Я дома посмотрю, устала очень.

– Договорились, сброшу.

***

Семён Григорьевич Авдеев сидел за рабочим столом в своём домашнем кабинете. Он работал над мемуарами. Пятьдесят лет мужчина отдал кино, пройдя путь от актёра до руководителя киностудии.

Хлопнула дверь.

– Матильда, это ты?

– Да, папа, я.

– Отлично. Сейчас будем ужинать. Всё готово, – Семён Григорьевич встал с кресла, вышел к дочери в прихожую, поцеловал её в лоб. – Ну раздевайся, мой руки, проходи на кухню.

– Сегодня у нас борщ. Настоящий, почти четыре часа томился. Тут кусочек говядины, курочка и мозговая косточка свинины. В классическом варианте твоей бабушки, царствие ей небесное, – воодушевлённо распылялся Семён Григорьевич, разливая борщ по тарелкам.

Сумасшедший запах коронного блюда разлился по кухне.

– Пап, этот аромат мне напоминает Одессу, мне кажется, только там могли создать этот шедевр кулинарии.

– В твоих словах правда, дочка – присаживайся, стынет же.

На столе ещё присутствовал овощной салат, сало, порезанное кусочками, сыр и бутылка вина.

– А что у нас сегодня за праздник? – улыбнувшись, спросила Матильда.

– У меня каждый прожитый день — праздник. А вообще хотел с тобой серьёзно поговорить. Ну, и чтоб раскрепостить тебя после трудового дня, решил вина прикупить.

– О, пап, ты меня пугаешь.

Семён Григорьевич разлил вино по бокалам.

– Твоё здоровье, Тилли.

– За тебя, папа.

– Я просмотрел пробы у моря с главной героиней твоего фильма. Потом ещё раз прочитал в сценарии этот эпизод. И так четыре раза. И вот что я тебе скажу. Марина эту роль не тянет. Как-то всё наигранно, напыщенно у неё выходит. А ведь этот фильм для тебя имеет колоссальное значение. Ты или возвращаешься в большое кино, или так и будешь прозябать в глубинке. Второй провал тебе не простят, и уже Крымом не отделаешься.

Семён Григорьевич пригубил вина, поставил бокал на стол и пристально посмотрел на дочь. Она молчала, опустив глаза.

«Дочку спасать надо» – словно реактивный самолёт пролетела мысль в сознании Григорьевича.

– Вот что. Главный оператор у тебя Шура Кондаков. Я с ним лет двадцать проработал. У тебя фамилия другая, он не знает, что ты моя дочь. Мы хоть иногда и созваниваемся, но я не говорил ему, что в Крым переехал жить. Я ему завтра утречком позвоню. Он знает, что надо делать и как надо снимать. Тебе главное завязать с ним дружбу. Он хороший мужик. Слушай его, слушай себя, и всё получится.

Матильда допила вино. Встала из-за стола, подошла к отцу, поцеловала его в щёчку.

– Спасибо, папа. Даже не знаю, нужно ли всё это?

– Тилли, тебе только тридцать пять. Прошло уже три года с момента гибели Валеры и мамы. Надо брать себя в руки. Учиться жить дальше. Мне вот мемуары помогают отвлечься. Я верю в тебя, дочь, – Семён Григорьевич обнял Матильду, прижал к груди и нежно погладил её по голове.

Матильда рыдала, по её щекам текли слёзы.

– Давай спать, Тилли. Иди отдыхай, у тебя завтра трудный день.

***

Матильда Семёновна сидела в своём кабинете, просматривала последние отснятые пробы.

В дверь постучались.

– Войдите.

– Матильда Семёновна, день добрый, – на пороге стоял здоровяк Шура.

Матильда встала со своего кресла.

– Александр Тимофеевич, проходите, присаживайтесь.

– Для тебя я Шура, договорились?

– Да. Значит, для вас я Тилли.

– Прости, Матильда, не знал я, что ты дочь Авдеева, ты же по мужу Шпалянская. Ну ничего, теперь всё прояснилось. Семён Григорьевич рассказал о ДТП, в котором погиб твой муж, твоя мама… Соболезную. Я тут в ссылке давно уже, что происходит в Питере — не знаю, да я, собственно, и не хочу знать. Утренний звонок твоего отца пробудил меня к жизни, так сказать, вернул в кино. Он знает, как мёртвого на ноги поставить. Я помогу тебе снять этот фильм.

Тилли, ты прости мне те снятые абы как эпизоды. Каюсь. Исправим.

– Это вы меня простите, я сама себя так вела, дала повод. Проехали. Шура, у нас много материала отснято. Не знаю, делился своей мыслью с вами отец или нет, по поводу Марины в главной роли?

– Матильда, у нас не так много времени до сдачи картины, успеем. С отцом согласен, Марину надо менять.

– У нас времени нет проводить кастинг, кого приглашать будем? Сейчас все известные актрисы заняты.

Шура встал со стула, подошёл к окну, посмотрел вдаль. Повернулся к Матильде, прищурился левым глазом и исполнил хитрющую улыбку.

– Я нашёл, кто сыграет главную роль.

– Кто она? – засияла Матильда.

– Ты, дочка, ты.

Матильда тут же изменилась в лице, схватилась руками за голову, упёрлась лбом о полированную крышку стола.

– Папа сказал, что вы человек серьёзный, а вы?! – пробубнила Матильда себе под нос.

Шура взбодрился ещё больше, подошёл к столу, за которым сидел главный режиссёр.

– Слушай внимательно. По сценарию героиню отправляют в провинцию поднимать на ноги театр. Тут же ей ставят задачу поставить новый спектакль. Её возраст чуть больше тридцати. У девушки в авиакатастрофе погиб муж. Она в депрессии. В Москве она поставила несколько пьес, спектаклей, и всё неудачно. Несмотря на семейную драму, героиня начинает бороться за успех в профессии на новом месте. В этом ей помогает главный художник театра. В конце у нас хэппи-энд. Ты ничего не замечаешь?

– Что я должна заметить?

– Ситуация точь-в-точь твоя, Матильда. Никто эту роль лучше тебя не сыграет, не проживёт. Обсуждению не подлежит! Готовься, завтра начинаем снимать эпизоды с главной героиней. Всё объясню и помогу по ходу съёмок. У нас времени действительно мало. Так что вперёд! А сегодня снимем пару проб, через полчаса жду тебя на площадке.

Матильда вскочила с места, хотела возразить, но Шура быстро направился к двери и покинул кабинет.

– Как же меня всё это достало. Мама, забери меня к себе! – завопила Матильда в голос, стуча кулаком по столу.

Шура, выйдя из кабинета, остался у двери. Он ждал реакции Матильды. Услышав крик души главного режиссёра, Шура хотел было уже идти на съёмочную площадку, даже сделал пару шагов, но остановился. Вернулся, почесал затылок и, сделав серьёзную мину, вошёл в кабинет без стука.

– Нет, девочка моя, так не пойдёт. Я понимаю, что становиться взрослой в таком возрасте очень трудно. От себя не убежишь. Ты привыкла — мама, папа, Валера, все рядом, только о чём-то подумала, тебе сразу это на блюдечке. Пора становиться Матильдой Семёновной. Всё, мамы нет рядом, Валеры нет. Есть отец, но он пожилой больной человек, уже ты за ним ухаживать должна. У тебя первый фильм провалился, потому что снимал его взрослый ребёнок. Взрослеем, девочка, взрослеем, – произнёс Шура и тут же удалился, не дав Матильде даже опомниться.

Матильда зависла. Если и можно было по выражению её лица что-то прочесть, то скорей всего только «сгинь, нечистая».

– Актриса Шпалянская, на площадку, – вернувшись, приоткрыв двери на мгновенье, произнёс Шура.

Но оператор дверь захлопнуть не успел, как в него очередью, словно из автомата, полетели яблоки, лежавшие в вазе на столе, в сопровождении отборного питерского сленга.

– Ну вот, взрослеем, – подытожил главный оператор и аккуратно прикрыл дверь.

С опозданием на пять минут Матильда всё-таки явилась на съёмочную площадку.

– Ребята, бодик главной актрисе повесьте, – заняв своё место, начал руководить процессом Шура. – Тилли, я буду снимать тебя крупным планом, как и договаривались. Эльза, грима не надо в принципе, чуть припудри щёчки, и всё.

Матильда никак не могла собраться, её растерянный вид немного настораживал Шуру.

– Тилли, сейчас смотришь поверх камеры, твои глаза полны ещё не пролившихся слёз. Готова?

– Да, – чуть встрепенувшись, ответила Матильда.

– Мотор. Так, взгляд переводим чуть в сторону, опускаем глаза. Тилли, не так быстро. Спокойнее, медленнее, ладонями закрываешь лицо. Всхлипываешь. Стоп, – Шура вскочил с места, подошёл к Матильде. – Девочка, о чём думаешь? Выбрось всё из головы начисто. Слушаешь только мой голос. Поняла?

Матильда кивнула.

– Ещё один дубль, и на сегодня для тебя хватит. Завтра начнём по сценарию работать. Времени нет. Всё будет с листа, – Шура занял своё место. – Мотор!

***

– Дочь, – начал разговор за ужином Семён Григорьевич. – На тебе лица нет. Одну вещь хочу тебе сказать. Тебя горе крепко держит. Ты не можешь маму и Валеру отпустить. Тебе надо им сказать последнее слово. Знаешь, это как покаяние. Ты попроси у обоих прощения. Наверняка были такие ситуации, когда ты чем-то обидела их, пусть даже невзначай. Тогда ты не приняла это во внимания, не придала значения. А сейчас у тебя всё это как на ладони. Тебя это и тяготит, мучает. Прости ты их, и они простят тебя. Попробуй, этот прием должен помочь тебе стать свободнее и спокойнее.

Семён Григорьевич встал из-за стола, подошёл к окну, приоткрыл форточку.

– Что-то душновато сегодня, не правда ли?

Мужчина расстегнул две верхние пуговицы на рубашке, несколько капель пота со лба слетело на пол.

– Папа, тебе плохо, сердце? – вскочив со стула, крикнула Матильда и быстро подошла к отцу.

– Сейчас пройдёт, всё хорошо.

– Может, приляжешь?

– Да, пожалуй.

Матильда проводила отца в его спальню.

***

Прошёл месяц.

– Матильда, мы почти всё сняли, я просмотрел. Не хватает вишенки на торте, вернее даже, изюминки. Всё-таки кино штука конъюнктурная. Я вот подумал… тут только надо твоё согласие, – немного замялся Шура.

– Шура, короче.

– Тилли, послушай. Наша героиня в панике. До премьеры три дня, а проданных билетов всего двенадцать. Она сама решает ввести в спектакль сцену ню. Это всего за три дня до премьеры. Девушка ни разу не обнажалась перед публикой. Ей нужен опыт. Её кабинет находится в фойе театра там же, где и касса. Героиня обнажается, берёт бутылку коньяка, выходит из кабинета в зал. В очереди пять-шесть человек. Четыре пожилых женщины, и в конце очереди двое молодых людей. Она подходит к парням и просит открыть бутылку. Они в ауте. Один из них нагло рассматривает её, второй, понаходчивей, берёт коньяк, открывает, отдаёт красотке бутылку. И произносит что-то вроде: «А может, мы составим вам компанию?» На что она отвечает: «Благодарю, в следующий раз», – сделав небольшую паузу, Шура посмотрел на Матильду.

Её лицо то озарялась улыбкой, то на нём вспыхивала возмущённость и даже гнев.

– Сцена с выходом в фойе заканчивается уходом героини. Но она уходит не спеша, давая молодым людям оценить себя. Парни спрашивают кассиршу, мол, кто это? Та, находясь сама в культурном шоке, отвечает им: «Директор театра и главная героиня будущей премьеры». Этого было достаточно для парней. В итоге, на следующий день билеты все проданы, – произнёс Шура, продолжая следить за выражением лица Матильды. – Тилли, ты помнишь великих итальянцев - Феллини, Пазолини, Бертолуччи? Они не прошли мимо эроса. Они эро сцены возвели в ранг искусства.

– Шура, может, это тебе клубнички захотелось?

– Тилли, я уже не в том возрасте. Да и не могу я себе позволить какой-то порнухи. Ты не переживай, мы снимем всё достойно, постараемся.

– Шура, а обо мне ты подумал? Я голая выйду в фойе, на меня будет пялиться вся съёмочная группа и не только, там куча народу мимо туда-сюда снуёт.

– Понимаю. Страх надо побороть. Времени в обрез. Начнёшь прямо сегодня. Закрываешься у себя, раздеваешься, и в таком виде носишься по кабинету, в смысле работаешь. Привыкаешь. Дома такого эффекта не будет. У тебя два дня. Матильда, соберись, я уверен, у тебя получится!

В кабинете раздался звонок. Матильда взяла трубку.

– Добрый день, Матильда Семёновна, вам сдвинули сроки сдачи фильма. У вас ровно месяц, – спокойно озвучил решение руководства Игорь Петрович.

– Как? Мы же не успеем!

– Тилли, ты же знаешь, откуда ветер. У Марины есть рычаги давления. У неё кто-то в совете директоров из поклонников. Удачи.

– Поняла. До свидания.

– Я всё слышал, Матильда. Не отчаивайся. Не из таких передряг мы с твоим отцом выходили.

– Работаем, Шура, работаем! Сцену снимем завтра. Я с этой эротической мыслью долго ходить не смогу, меня переклинит.

Матильда встала из-за стола, начала расстёгивать блузку.

– Стоп-стоп, подожди, дай я выйду, – встрепенулся Шура и выскочил из кабинета главрежа с улыбкой на лице.

***

– Та-а-ак, где моё орало? – крикнул Шура, ставший на время съёмок этого фильма и режиссёром, и гримёром, и оператором. – Матильда, готова?

– Да.

– Мотор. Снимаем, – громко крикнул в рупор Шура. – Входишь в кабинет, смотришь на календарь, который висит на стене. До премьеры осталось три дня. Подходишь к книжному шкафу, обводишь взглядом полки, разворачиваешься. На противоположной стене висит картина «Падение Икара». Пристально смотришь на неё. Тилли, твой возглас.

– Я полечу как Икар, – пронзает кабинет крик героини, будто бы душа только вырвалась из объятий ада. – Кар, кар, кар…

– Отлично. Раздеваешься, вещи бросаешь небрежно на пол. Так, так, берёшь бутылку коньяка из шкафчика, подходишь к зеркалу, пару мгновений любуешься собой, делаешь па и выходишь в фойе. Матильда, голову чуть выше, идёшь не спеша. Твои глаза бегают, ищешь «жертву», – орёт в рупор Шура. – И вот твой взгляд якорится. Ты подходишь к молодым людям. Диалог. Так, так, Тилли, сейчас идёт крупный план. Твоя грудь, лицо. Твое лицо горит от стыда, а глаза от победы над собой. Улыбку, Тилли. Ты не упала как Икар, ты взлетела. Всё, Тилли, разворачивайся, спокойно и медленно уходишь. Перед дверью делаешь небольшую паузу, как бы замираешь. Стоп. Снято!

Матильда тут же влетела в свой кабинет. Быстро оделась и вышла к Шуре уже с прикуренной сигаретой.

– Ну, что скажешь?

Главный оператор чуть оттолкнул камеру, встал с операторского кресла, подошёл к Матильде, приобнял её.

– Матильда, не бойся взрослеть. Не стесняйся своего тела. Не пугайся рассвета своей души. У тебя начинается новая жизнь.

У Шуры зазвонил телефон.

– Тилли, извини. Да, Сеня, здоров. Ты вовремя, мы практически закончили съемки. Теперь с «кирпичами» разберёмся, и доведём до совершенства.

– Здоров, Шура. Спасибо тебе за дочь. Я перед тобой в долгу.

– Брось, старик, мы же свои. Минутку, раз уже позвонил, нам музыка нужна.

– Есть у меня одна банда на примете, они в Ялте на набережной частенько играют.

– Сеня, ты шутишь?

– Завтра утром они будут у тебя. Услышишь, закачаешься. Давай. До связи.

– Пока.

– Шура, надо переснять один «кирпич», эпизод с лужей, без обид, пожалуйста. Только теперь я сама! – прощаясь сказала Матильда.

– Тилли, какие обиды. Работаем.

– Давай готовность на завтра в восемь утра.

– Не переживай, всё подготовим, – отчеканил Шура. – А грудь у тебя красивая. Не пойму, куда смотрят мужики?

Матильда остановилась, посмотрела на ведро с водой, стоящее возле стеночки, оно было приготовлено для мытья полов.

– Молчу, Тилли, молчу.

***

– Ребята, одну поливомоечную машину оставили перед камерой, она будет нам делать дождь. Остальные пять машин оттяните подальше, они будут создавать бурный поток. Все готовы?

Шура вначале было напрягся, но потом просто слился с камерой в единый целый организм. Матильда с рупором в руках забралась на подъёмник и умостилась в режиссёрское кресло.

– Мотор. Снимаем! Поливомоечную машину включили, над камерой дождь, отлично. Запускайте остальные пять. Хорошо, пошёл поток воды. Мусор кидаем, парни, только по очереди всё, не надо скопом. Шура, снимать начинайте с самого верха, а потом как бы с течением впадаем в лужу. Гром потом при склейке озвучим. Так, пошла массовка по мостику. Девушка в красном, падать по команде. Шура, мне нужны её эмоции, её испуганный взгляд при падении, возьмите её крупным планом. Девушка, готовьтесь. отсчёт. Три, два, один. Падаем! Отлично! Шура, подключайте боковые камеры, зритель должен видеть эмоции со всех сторон. Мужчина, вы должны поскользнуться перед самым театром, вам осталось пару шагов. Вы уже почти прошли эту «дорогу смерти», и тут падаете, прямо плашмя в это грязное болото. Мужчина, в ваших глазах злость, обида, но это всё быстро проходит. Ведь искусство требует жертв, это ваш девиз. Вы встаёте, поправляете рукой волосы, смахиваете с лица капли грязной воды. Луч солнца, пробившись сквозь тучи, касается вашего лица, прожектор включили. Улыбку, мужчина, улыбку. И уже не забираясь на мостик, двигаетесь ко входу в театр. Шура, его лицо тоже крупным планом. То, что он говорил при падении, мы озвучивать не будем. Стоп. Снято!

– Молодец, Тилли, отлично! Крупный план, эмоции, съёмка с разных камер, это будет твой конёк, это ты здорово придумала.

***

Киностудия. Утро. Стук в кабинет директора.

– Войдите, – не отрывая взгляда от монитора, произносит Матильда.

В кабинет заходит Шура и человек семь молодых людей.

– Тилли, я тебе музыкантов привёл.

Матильда в растерянности окидывает взглядом вошедших.

– Ребята, вы точно музыканты?

– А пойдёмте на площадку, – с задором в голосе произнёс лидер группы, Жора.

– Пойдёмте. Шура, там же у нас есть технически возможность вывести ленту на большой экран?

– Да, вы проходите, готовьтесь, я сейчас скажу ребятам, всё сделают.

Матильда с музыкантами идёт по коридору.

– Парни, мне надо что-то камерное, фильм о внутренней борьбе, о падении.

– Вы не беспокойтесь, нам надо видеть, а потом уже будем разговаривать.

– Да, конечно, понимаю.

Они зашли в студию, музыканты разместились, вернулся Шура.

Матильда бросила взгляд на инструменты: перкуссия, две акустических гитары, саксофон, скрипка, флейта, бубен. «Ну что же, послушаем», – подумала она про себя.

Погас свет, на экране появились первые кадры фильма. Поток воды нёс весь мусор города в низину, в большущую лужу возле театра. Перкуссия задала ритм, гитары подхватили, как бы споря между собой, кто из них лучше. На фоне их переклички влез саксофон, потом скрипка, теперь они по очереди изливают каждый свою душу и сливаются в единую мелодию. Мелодию, в которой ещё чувствуется боль, унылость происходящего, но уже проскакивают нотки надежды на нечто светлое и пока необъяснимое.

***

– Матильда, сегодня мы полностью завершаем съёмки. Ты отлично справилась как режиссёр, ну а как актриса — просто слов нет. Остался только вот этот эпизод у моря. Соберись! Мы с тобой вместе решили, что здесь будет тоже ню. Готова?

– Да.

– Давай, через час на пляже.

– Ребятки, собрались! Все готовы? Тилли, слушаешь только меня.

Мотор! Поехали. Матильда, выходишь из моря, мы снимаем тебя во весь рост. Иди спокойно, подними голову вверх, ты радуешься солнечным лучам. Подходишь к месту, где лежит твоё полотенце, берёшь его. Вытираешь лицо. Так, пошёл крупный план. На мгновенье цепляем грудь. Тилли, нам нужны твои глаза, твои эмоции. Твоя героиня впервые на море с момента приезда. Это должно делать её счастливой. Но звонок из минкультуры, о том, что нужно поставить в кратчайшие сроки спектакль, омрачает всё утро. Ты опасаешься, что не успеешь, ведь ты ещё не знаешь возможности труппы. Тебя это тяготит, словно камень на душе тянет в омут. Так, ребята, боковая камера, крупно, морщинки на лице, глаза, ресницы. Тилли, медленно-медленно закрываешь глаза. Поворачиваешься к морю лицом. Бросаешь полотенце на песок. Тянешь руки навстречу солнечным лучам, медленнее, хорошо. Садишься на песок у берега, так, чтобы волны касались ног твоих. Умница. Руками обхватываешь голову и склоняешься к коленкам. На глазах наворачиваются слёзы, тебе хочется рыдать. Монолог героини, Тилли, давай, в голосе грусть и боль.

– Ну здравствуй, море. Я сочту за счастье быть с тобою. Возьми меня к себе. В тебе свободы больше, чем у меня. Забери, прошу.

– Массовку на пляж запускайте. Тилли, ты слышишь крики приближающихся людей, быстро одеваешься и уходишь. Стоп. Снято! Тилли, публика будет толпами идти только на твою фигуру посмотреть, я уже не говорю про всё остальное.

– Шура, ты маньяк.

***

Матильда с Шурой приехали в Питер на премьеру своего фильма «Икар». Перед премьерой они решили чуть прогуляться по набережной Невы. Как всегда, дерзил мелкий ледяной дождь. Они шли молча. Но в этом молчании была вся глубина ранее сказанного и осмысленного. Матильда была благодарна другу отца за тот багаж знаний, который он успел ей отгрузить на съёмочной площадке. И это всего лишь толика. А Шура был благодарен девушке за возвращение молодости, возвращение к жизни. За минуты радости, которые он испытал во время съёмочного процесса.

Семён Григорьевич побеспокоился, чтобы ленту показали в одном из самых престижных кинотеатров города. Зал был полон. Реклама, ожидания экспертов, высказывания знаменитых артистов, режиссёров… Пиар в интернете сработал на высшем уровне. Жаль, что отец Матильды не смог приехать на премьеру по состоянию здоровья.

Свет погас. Пошли титры. Фильм Матильды Шпалянской. Главный оператор Александр Кондаков. Музыка группы «Небритое яблочко». В главной роли Матильда Шпалянская.

Прошли томительных полтора часа, дело двигалось к финалу. Последние кадры, когда в город приезжает новый мэр, бывший сокурсник героини. Ему докладывают, что единственное место, где жизнь в городе бьёт ключом, это театр, но там есть проблемка, огромная лужа перед зданием театра. Директор театра оказывается его однокурсницей. Он вспоминает про романтические отношения с ней в институте. В течение двух дней на площади перед театром откачивают лужу, сыпят щебень, асфальтируют. День премьеры. Зал забит, люди на ступеньках и в проходе. Спектакль заканчивается, зал встаёт, овации, фурор. Мэр поднимается на сцену и дарит героине цветы, она узнаёт его, на её лице слёзы.

Матильда сидела рядом с Шурой, вцепившись в его руку мёртвой хваткой. Её бросало то в дрожь, то в жар. Шура молчал, он старался не показывать свои волнения Матильде. Последние аккорды, конец фильма, титры. Свет в зале.

Тишина. Слышно только дыхание зрителей. Матильда вжалась в кресло, теперь уже Шура вцепился в руку Матильды. Зал встал. Взорвался аплодисментами. Слёзы на глазах Матильды.

Матильда еле услышала звонок мобильника. Звонила соседка папы по лестничной площадке, Изольда Тихоновна.

– Матильда, ваш отец в реанимации, – с беспокойством сообщила женщина.

***

Тилли первым же рейсом летит в Крым. Кондаков остался принимать поздравления.

Дочь помчалась из аэропорта сразу в клинику.

– Доктор, скажите, я могу его увидеть? – в слезах спросила Матильда, входя в отделение реанимации.

– Можете, только недолго. Всё-таки инсульт в таком возрасте — дело не простое.

Матильда вошла в палату. Семён Григорьевич не спал.

– Доченька, родная, поздравляю тебя. Мне уже Шура позвонил.

Она подошла к отцу, наклонилась, обняла его.

– Папа, ну что же ты так пугаешь меня.

– Ничего, поправлюсь. Доктор большой молодец. Кстати, мой тёзка, причём двойной, он тоже Семён Григорьевич. Симпатичный молодой человек, не правда ли?

– Папа!

– Я же должен позаботиться, чтобы ты была не одна, а то ведь мне скоро уходить.

– Куда ты собрался так рано? А кто внуков нянчить будет?

– Во, такой настрой мне нравится.

***

Киностудия. Утро. Стук в дверь кабинета директора.

– Войдите, – как всегда, не отрывая от монитора головы, произнесла Матильда.

– Ну здравствуй, Шпалянская Матильда Семёновна, – заваливаясь в кабинет, с порога начал свою речь Шура.

Матильда встала из-за стола, вышла навстречу Шуре, обняла его, поцеловала.

– Что бы я без вас делала. Спасибо вам большое.

– Ну что, теперь обратно в Питер, чемоданы уже собрала? Ты теперь звезда.

– Нет. Я отсюда никуда. Там в Питере такого кино не снимешь, там нет таких монстров в производстве кино! Таких, как Александр Кондаков.

Шура опустил глаза, улыбнулся.

– Значит, ты с нами?

– Да. В здешних краях Икары не падают, они только учатся летать, учатся взрослеть.

***

Прошёл месяц, Семён Григорьевича выписался из больницы, и его тут же отправили на реабилитацию в профильный санаторий. Но с тех пор возле дома, где жила Шпалянская, соседи частенько стали замечать двойного тёзку её отца.