Читать онлайн
"За всё нужно платить"

1995 год

Сергей Петрович Снесаревский — пятидесяти двух лет от роду, с редкими каштановыми волосами, небольшим вторым подбородком и намёком на брюшко, но всё ещё не утративший некоего лоска и вкуса к жизни — вышел из своего кабинета, чтобы отправиться домой. Глава одной из столичных строительных фирм, достаточно крупной и процветающей, он, что называется, держал руку на пульсе — не только самолично вникал во все контракты, участвовал в переговорах, контролировал закупки и проверял сметы, но даже отслеживал, чтобы его сотрудники утром не опаздывали, а вечером не уходили раньше, чем это предусмотрено правилами внутреннего трудового распорядка. Именно поэтому сегодня, впрочем, как и в предыдущие дни, Сергей Петрович задержался на рабочем месте почти дотемна и теперь шёл к лифту, устало потирая глаза.

Спустившись на нижний этаж, он кивнул охраннику и уже направился было к выходу, когда его внимание привлекла маленькая фигурка, примостившаяся на потёртом стуле для посетителей. Сергей Петрович удивился и подошёл ближе. Это была девочка лет двенадцати, не больше: в короткой клетчатой юбке и простой светлой футболке. Белокурые локоны обрамляли ангелоподобное личико. Огромные карие глаза растерянно смотрели на него, а по-детски пухлые губы приоткрылись в испуге.

— Здравствуйте, — робко поздоровалась она.

Сергей Петрович внимательно рассмотрел её, хмуро кивнул и повернул обратно к выходу.

— Почему посторонние в здании? — строго спросил у охранника.

Тот расплылся в улыбке:

— Так это же Оленька, младшенькая Иваныча… то есть Александра Ивановича Киреева, моего напарника. Батя её непутёвый опять перед сменой ужин дома забыл, вот малявка и принесла ему бутерброды.

Сергей Петрович ещё раз внимательно глянул на девочку и вышел на улицу.

На следующее утро после планёрки он поймал себя на мысли, что постоянно возвращается к образу вчерашней гостьи, такой юной, невинно-доверчивой, с острыми голыми коленками и кротким взглядом. Не отдавая пока себе отчёта в своих действиях, Сергей Петрович нажал на кнопку селектора:

— Светлана, вызовите ко мне Киреева, нашего ночного дежурного.

— Я попробую, Сергей Петрович, но боюсь, что ночная смена уже ушла.

Однако сотрудник оказался на месте и пять минут спустя пришёл в кабинет директора.

Сергей Петрович с любопытством разглядывал вошедшего и не мог взять в толк — как такое отталкивающее, рыхлое чудовище, с одутловатым лицом и тусклым взглядом профессионального пьяницы, могло произвести на свет того златокудрого херувима?

— Присаживайтесь… э-э-э… Александр Иванович.

Охранник нерешительно присел на краешек стула, глаза его беспокойно забегали.

— Я… это, начальник… я и выпил-то всего соточку… — пробормотал он, ероша нечёсаные волосы. — Но за ночь никаких происшествий не было, ей-богу.

Сергей Петрович продолжал пристально смотреть на горе-охранника, как на какое-то экзотическое насекомое, а потом вдруг сказал:

— У меня к вам предложение, Киреев. Вчера видел вашу дочь Ольгу. Она очень красивая девочка, и теперь я заинтересован в её судьбе. Моему сыну сейчас четырнадцать. Когда наши дети станут совершеннолетними, предлагаю их поженить. Из них получится прекрасная пара. Мы с вами заключим договор. Вы позаботитесь об образовании и здоровье своей дочери, а также обеспечите сохранение ею девственности. Я же, в свою очередь, прямо сейчас выдам вам десять тысяч долларов наличными и буду ежемесячно выделять такую сумму на текущие расходы, чтобы Оля не знала нужды ни дома, ни в школе. Отчёт с вас за эти деньги я спрашивать не собираюсь. После свадьбы планирую передать сыну свой бизнес и часть личных накоплений, так что ваша дочь до конца своих дней не будет знать нужды. Вы можете ответить сейчас, а можете подумать.

Его собеседник судорожно сглотнул, дёрнув острым кадыком, и сказал:

— Я согласен.

***

От увесистой затрещины Оля отлетела в угол, там сжалась в комочек и тихо заскулила.

— Не надо, папочка, пожалуйста, не надо, — шептала она, глотая слёзы.

Мужчина тёмной глыбой навис над дочерью и взревел:

— Пойдёшь вечером к Сергею Петровичу и будешь бла-а-арить его за щедрость… поняла?! Маленькая шлюшка, дочь шлюхи… чтоб она в аду сгорела… — Он пьяно икнул, схватил скрючившуюся фигурку за плечо и с силой тряхнул: — Руки будешь ему целовать! П-няла? Тв-варь…

Девочка в ответ лишь молча кивнула — у неё больше не было ни сил, ни желания спорить и бороться.

Вечером Александр Иванович подвёл Олю к чёрному входу небольшого трёхэтажного здания, где располагалась фирма «СтройИнвест». Олег, личный охранник директора — огромный гориллоподобный молодой мужчина с бесстрастным лицом — взял девочку за руку, завёл внутрь и закрыл перед носом оторопевшего отца тяжёлую дверь. Они молча поднялись на верхний этаж, прошли по лабиринтам коридоров и остановились у кабинета, в который Олег легонько втолкнул свою маленькую спутницу.

Ей никогда не было так страшно. Даже когда умерла мама, и они остались с папой одни — старшая сестра Таня в то время уже училась на повара и предпочла жить в общежитии.

Оля посмотрела на сидящего за столом мужчину — она вспомнила, что видела его, когда на днях приносила папе на работу ужин. Папа сказал, что это их благодетель, зовут его Сергеем Петровичем, он даст им много денег, и папа тогда сможет не работать. При этой мысли её сердечко тоскливо сжалось.

Сергей Петрович улыбался и страшным не выглядел. Оля приободрилась и сделала ещё пару шагов к столу.

— Здравствуйте, — боязливо прошептала она.

— Здравствуй, Оленька, — приветливо сказал Сергей Петрович. — Папа тебе рассказал о моём предложении? Не бойся, подойди ко мне. — Девочка нерешительно приблизилась, и Сергей Петрович мягко взял её за руку. — Он сказал, что я буду давать тебе деньги, и ты сможешь покупать себе конфеты, новые платья и сколько хочешь игрушек? Ты хочешь Барби?

— Барби? — Глаза распахнулись от удивления. — Очень хочу1! А можно мне ещё кроссовки?

— Конечно, можно! Хоть пять пар! — Сергей Петрович, казалось, чему-то очень обрадовался. Он коснулся дрожащей рукой её нежной щёчки, медленно провёл по шее и огладил плоскую грудь. — У тебя будут и кроссовки, и Барби, и новые джинсы… если ты будешь хорошей девочкой и не расстроишь меня сегодня.

Оля снова испуганно сжалась и попыталась выдернуть ладошку из его потной руки. К глазам подступили слёзы.

— Пожалуйста, не надо, — прошептала она.

Сергей Петрович выглядел искренне огорчённым.

— Ты хочешь разорвать наш договор? — вкрадчиво спросил он. — Хочешь уйти и оставить своего папу без работы?

Когда она обречённо помотала головой, Сергей Петрович встал, продолжая держать её за руку, и повёл вглубь комнаты к мягким диванам для приёма гостей. Такой желанной гостьи у него уже давно не было.

Когда Оля вышла из кабинета Сергея Петровича, это была совсем другая девочка: огромные красивые глаза стали мутными от слёз, восхитительные нежные губы превратились в бесформенную вздутую рану, а тонкие нескладные ножки подгибались, как у подбитого оленёнка. Её качало. Дежуривший у двери Олег невозмутимо взял Олю за локоть и отвёл обратно к отцу — к тому входу, где час назад встретил.

Следующим вечером, когда Сергей Петрович выходил из офиса после рабочего дня, у дверей его поджидал Киреев. Он был трезв и хмур.

— Начальник… это… поговорить бы, — пробормотал он. — Вы мою дочку… того… этого… — Он никак не мог подобрать нужные слова и вдруг отважился: — Как теперь с нашим уговором-то?

Сергей Петрович с брезгливостью посмотрел на него.

— С каким уговором, Киреев? Ты в своём уме? — рявкнул он. — Действительно решил, что я женю своего сына на нищебродке? Да таких, как она, в базарный день на рубль пучок. Мой сын закончит университет и женится на умной порядочной девушке из хорошей семьи. У которой нет папаши-алкоголика. Мне нужны здоровые внуки.

— Но вы её изнасиловали, — ощетинился Александр Иванович. — Я пойду в милицию2.

— Серьёзно? Попробуй… — равнодушно обронил Сергей Петрович. — Но помни о том, что в тот же день тебя навестит Олежек и твоя дочь может неожиданно стать сиротой3. Так что пошёл вон! — Он ещё раз оглядел жалкую фигуру. — Тебе не на что жаловаться, Киреев. Ты продал девственность своей дочери за хорошие деньги. Не сегодня, так завтра, ты сам бы сделал с ней это, напившись до беспамятства. А так вы хоть заработали.

Сергей Петрович одёрнул дорогой, ладно сшитый пиджак и, насвистывая, направился к машине, дверь которой перед ним широко распахнул услужливый Олежек. Удобно устроившись на заднем сиденье, Сергей Петрович прикрыл глаза и стал вспоминать подробности вчерашнего свидания. Его мужской пыл с годами почти угас, и теперь только вот такие угловатые, безгрудые, с безволосым лобком девчушки ещё были способны пробудить в нём желание. В голове мелькнуло: может, ему стоит как-нибудь повторить с этим худосочным цыплёнком?

Наши дни

Молодая медсестричка медленно катила впереди себя инвалидную коляску, в которой сидел пожилой мужчина, заботливо укутанный пледом. Рядом шла её приятельница, миловидная полноватая женщина, они неторопливо беседовали.

— И давно он у вас? — кивнув на сидящего в кресле, шёпотом спросила подруга.

— Два года уже, — ответила медсестра. — Наша клиника недёшевая, ты же знаешь, но у него богатые дети. Навещают его они, правда, очень редко, да и то только дочь. У него ещё сын есть, взрослый уже, так вот он вообще ни разу за всё время не приходил. — Заметив, как подруга показывает головой на старика и делает большие глаза, успокоила: — Он ничего не понимает и не слышит нас. В первый год у него был приступ, и с тех пор он ни на кого не реагирует, кроме дочери, и ни с кем не разговаривает.

— Не дай бог дожить до такого…

— Вот вы где!

Подруги обернулись на звонкий голос — к ним приближалась молодая женщина. Её элегантный костюм, дорогие туфли, безупречный макияж и модная стрижка выдавали в ней далеко не рядовую посетительницу. Она подошла к гуляющим, наклонилась над стариком и поцеловала его в щёку:

— Здравствуйте, отец, как вы? — Старик сразу как-то ожил, его глаза заблестели, и он, не отрываясь, смотрел на долгожданную гостью, пока та отдавала распоряжения: — Мы погуляем в парке немного, а потом вы заберёте его в беседке около озера, как обычно, хорошо?

Отец и дочь медленно двинулись по тенистым тропинкам. Свежий ветер обдувал лица, шевеля всклокоченные седины старика и платиновые локоны женщины. Углубившись в парк, они остановились. Женщина присела на скамейку и развернула кресло к себе. Её лицо осветила ласковая улыбка:

— Ну, что, старая сволочь, похоже, недолго тебе осталось? — сказала она ровным голосом, и старик непонимающе вскинул на неё глаза. Женщина, глядя всё так же радостно, продолжила: — Я ходила сейчас к профессору Сомову, он сказал, что тебе остался от силы один месяц. И ты сдохнешь! — Её глаза светились счастьем. — И наш с тобой договор можно будет считать выполненным полностью.

— Что ты такое говоришь, дочка? — прохрипел старик. Слова давались ему с трудом, парализованная левая часть лица сковывала движения губ, но разобрать сказанное было можно.

— Бухенвальдская сука4 тебе дочка, ублюдок, — медленно, сквозь зубы, процедила женщина уже безо всякой улыбки. — Твоя дочь, как и твой сын, ни разу не пришли к тебе, так ведь? А знаешь, почему? Потому что они знают, что ты сделал с их матерью, как ты довёл её до самоубийства… И знаешь, кто откопал правду и раскрыл им глаза? Я! — Взгляд женщины был наполнен торжеством, её лицо неуловимо изменилось.

Красивая, ухоженная, безупречно одетая, сейчас она походила на древнюю жрицу, приносящую человеческую жертву на алтарь своего безумного бога. Осознавая, что наносит своему спутнику смертельные удары, она не скрывала, что получает от этого удовольствие. Между фразами женщина делала длинные паузы, давая ему время вникнуть в суть того, что говорила, и осмыслить весь ужас того, что происходило с ним сейчас.

— Ты думаешь, всё, что с тобой стряслось, случайность? Рок и несправедливая судьба? То, что ты лишился компании, которую создал с нуля, которую холил и лелеял, и которой так гордился? — Её глаза злорадно сверкали, большие, чётко очерченные не без усилий пластического хирурга губы изогнулись в презрительной усмешке, обнажив белые, идеально ровные зубы. Она смаковала каждую реплику, наслаждалась каждым словом. — Как ты думаешь, папаша, каким образом ты оказался в психушке? — И она захохотала, запрокинув назад свою хорошенькую головку. И смех её звучал так неприлично громко, казался таким чужеродным в этом скорбном месте, был таким злым, искренним, ликующим, что старик сжался весь, вдруг сразу поверив во всё то, что она только что сказала.

— Оленька, но что я сделал тебе… доченька? — Потрясённый старик всё никак не мог осознать всей тяжести обрушившегося на него несчастья.

— Ничего особенного. Ты просто заключил с моим отцом договор, по которому обязался давать ему деньги, а я должна была выйти замуж за твоего сына. — Лицо женщины снова исказилось от бессильной ярости. Казалось, она хочет вцепиться в это высохшее тело и разорвать его в клочья. — Я свою часть сделки выполнила, вышла замуж за твоего никчёмного, избалованного сына, правда, без твоей помощи. Ведь ты от своих обязательств отказался. Но я пришла и сама забрала деньги, которые ты задолжал мне!

Старику вдруг пришла в голову мысль, что у него ещё есть возможность бороться, и он нерешительно произнёс:

— Но я всё могу рассказать Антоше…

Женщина холодно на него взглянула.

— Серьёзно? Попробуй! — Сама не зная того, она повторила слова своего насильника, которые он когда-то сказал её отцу, и старик вздрогнул от этого воспоминания. — Как ты думаешь, на кого записана твоя компания, которую после краха я восстановила? А дома на Рублёвке и в Адлере? У твоего сына на счету от силы сто тысяч долларов… Думаешь, долго он сможет прожить на них, если я вышвырну его за дверь, как тебя два года назад? — Женщина перевела дух и вроде даже как-то успокоилась слегка. Теперь, когда она уже выплеснула большую часть яда, скопившегося в ней за долгие годы тщательно скрываемой ненависти, её слова звучали немного устало: — В жизни за всё нужно платить, Сергей Петрович, разве вы не знали об этом? Двадцать лет я ждала этого дня!

— Но тогда и тебе придётся заплатить за всё, что ты сделала, грязная шлюха, — со злобой прошипел старик. Он вдруг как-то весь подобрался, приободрился и даже выглядел уже не таким измождённым. Ему казалось, что он наконец-то нашёл на неё управу, отыскал способ испугать, уязвить свою невестку, которую давно уже называл дочерью, которой верил больше, чем собственным детям, которую, что уж скрывать, и любил больше, чем их. — Бог, он всё видит!

— А я уже заплатила. Просто я заплатила авансом, а вам был выдан кредит, — бесстрастно сказала Ольга. — Вы ведь даже представить себе не можете, что мне пришлось пережить после того, что сделали. — Она скрипнула зубами, а на глаза её навернулись слезы. — Пьяный папаша насиловал меня каждый день… благодаря вам. — На её лице была такая мука, такая боль, что сидящий в инвалидном кресле старик отшатнулся, весь его запал испарился вмиг.

Отец не только насиловал, постоянно оскорблял и унижал младшую дочь, Ольга испытала нужду, голод, ей в прямом смысле пришлось бороться за своё выживание. С каждым новым ударом судьбы она теряла частицу себя, того, что изначально даровано большинству людей: доброта, честность, искренность, милосердие, вера в людей. Всё это слетало с неё постепенно, как лепестки с умирающей розы. И только жажда мести поддерживала её все эти годы, только она не позволила опустить руки и сдаться. Но борьба эта иссушила её душу, и в сердце её было пепелище.

Ольга посмотрела на свёкра, и что-то, похожее на жалость, на миг мелькнуло в её глазах, но тут же пропало. Её голос окреп:

— Но я выжила, выстояла, выдержала всё и теперь пришла требовать оплаты счетов! У вас последняя стадия рака, Сергей Петрович. Не позже, чем через месяц, вы умрёте. Больше я к вам не приду. Ещё целых четыре недели вы можете жить и размышлять о том, как прожили свою жизнь. Прощайте!

На следующее утро дежурная медсестра с криком выбежала из палаты для VIP-персон. Тело пациента висело в туалете на брючном ремне, привязанном к батарее отопления. На столе лежала записка: «Я, Снесаревский Сергей Петрович, выполнил все свои обязательства по договору».

Псих, что с него взять, говорили потом в клинике.

______________

Примечания:

¹ современная девочка, скорее всего, попросила бы новенький мобильник, но в 1995 году об их существовании ещё мало кто знал. Девочки тогда играли в куклы, а джинсы и кроссовки были далеко не у всех.
² в 1995 году на страже закона и порядка стояла милиция, лишь в 2011 году она была переименована в полицию.
³ вполне реальная вещь, недаром то время нарекли "лихие девяностые".
⁴ Ильза Кох – надзирательница одного из концлагерей в годы ВОВ, входит в четвёрку самых кровожадных женщин в истории. «Бухенвальдской суке» (таким прозвищем Ильзу наградила общественность и история) приписывают более 50 тысяч жертв.