Читать онлайн "Борозда, гл. 11-15"

11. Новый пятипалый

Вчера вечером привезли новенького, поймали у реки в запретке. Странный какой-то, и разнарядка на него в конторе: глаз не спускать, работой чрезмерно не нагружать, в свободное время не тревожить. Это в первый раз такая разнарядка.

Работает вроде ничего, как все, грузит лопатой породу, что машина накрошила, толкает живой силой вагонетку. С другими пятипалыми не разговаривает — это ему плюс потом пойдет в сводку за поведение. Но всё равно странный: чуть остановка, он уже по сторонам глазеет, как бы присматривается. Или высматривает чего-то. Остальные все носом в землю, ну или присядут, думая, что мы не видим, если отвернулись, а этот нет — стоит как столб и головой всё по сторонам вертит, как на задании.

И тут 007 ко мне ковыляет. Он у нас трахнутый слегка, этот 007, чистая квашня: то споткнется и свалится, то глупость какую вдруг сморозит пятипалым. А тем только повод дай, лишь бы поржать. Оно и понятно — работа тяжелая, нудная, грязная, а с шуточкой им вроде как кажется полегче. Слабосильный, короче, народ пятипалые, вот разве что только драться горазды. Те, которые с вечера сцепились, они и на работе друг друга стараются ушибить или поранить, но мы, конечно, всегда начеку. Не понимают, глупые, что драчунам ночью метку невидимую налепливают, для нашего то есть удобства: пятипалым не видно, а в нашем спектре она светится голубым, прямо даже сияет. Так что за драчунами контроль облегчается, их и в темноте за сотню метров видно.

Ну вот, доковылял 007, клешнями своими шевелит и головой из стороны с сторону покачивает, типа для контроля шейного привода.

— Слышь... — говорит. — Ты и я. Сигнал пришел.

— Какой сиг... — начинаю я.

И тут мне тоже сигнал подоспел. 007 понял, стоит себе дожидается, пока я сообщение обработаю.

— Ловко! — говорю. — Только этого еще не хватало. Спецконтингент.

— Ага, — лыбится 007. — Теперь по пятам за ним будем таскаться.

По пятам — это потому что в сигнале приказ: у нашего странного пятипалого мысли читать и вообще присматриваться. И виду не показывать. А мысли издалека плохо читаются, с помехами, тут поближе надо подойти, метров хотя бы на пять. И главное, в сигнале ни сроки не указаны, ни вообще ничего. «Читать и присматриваться...» — хорошенькое дело.

Короче, спорили мы с 007 спорили, судили-рядили, и вышло, что пятипалого надо с собою в служебку брать, иначе мы все его мысли как раз упустим, а потом нам за них по шее накостыляют. Повезло пятипалому. Еще дня не отработал, а ему уже льготы и поблажки.

Я запросил быстренько его ИСЗ, чтобы как-то понять ситуацию. Через минуту приходит ответ — «четверка». Ничего то есть особенного, к нам и поважнее персоны на шахту залетают. Даже гораздо поважнее. Когда у человека, к примеру, ИСЗ двенадцать, или еще побольше, то ему и метку клеить необязательно, он и так в темноте как бы светится — ну, то есть в нашем диапазоне. А этот — четверка. Непонятно.

Запросил еще о нем сводку, поподробнее. Приходит через минутку: десять лет пятипалый наш в центре на подлодке плавал, во как. Кран там какой-то держал с паром. Не иначе с центра у него какие-то связи и кто-то его здесь курирует. Нам-то оно, конечно, всё равно, но придется его и вправду в служебку забирать — а то потом пришьют халатность, если отчет по мыслям коротенький выйдет.

В конце смены я легонько пихнул пятипалого клешней в спину и говорю строго: «Со мной пойдешь...» Пятипалый нисколько не удивился и потащился себе следом к нашей служебке.

Комнатка у нас небольшая, и делать там пятипалым вроде бы нечего. Кроме зарядных ячеек для персонала в ней, в общем, и нет ничего. С 007 мы слегка посовещались без звука и решили, что завтра товарищ мой останется в служебке с пятипалым, будет мысли его то есть ловить без передышки, а в шахте я за него отработаю. Клиенту нашему поручим вылизать всю служебку со спецраствором, типа у нас тут санация или дезактивация. А что, такое тоже случается — в шахте приборы нет-нет да и начинают пищать: порода дело такое, ей не прикажешь, что, мол, давай тут без стронция. Если пошел стронций, так он и идет себе пока не кончится.

Короче, притащили пятипалому койку с запасного склада, навели ему сон, а сами включились на подзарядку и перешли в офф-лайн. Ничего, первую ночь обойдемся без чтения мыслей...

12. Задание

На шахте мне впаяли две недели. Тут всё без обмана: в управе имеется список нарушений, и кто хочет, может проверить. Уток при мне тогда в запретке не нашли, я их как-то ухитрился сбросить, так что две недели — это только за запретку, это по справедливости.

Чудеса на шахте начались прямо в первый же день. Только было я немного освоился с лопатой и вагонетками, как ко мне подрулили двое трехпалых и принялись пристально меня разглядывать. Они когда так смотрят, кожа под их взглядом начинает слегка дымиться, но небольно — щекотно даже. Так и глазели на меня до самого вечера, а как смена кончилась, один и говорит мне: пошли, мол. И мы пошли.

Привели они меня в свою охранную комнату для персонала, койку откуда-то притащили, и только я лег — ну как провалился. Проснулся утром свежий, бодрый, компота выпил с теплым пирожком и так показываю им типа: давайте, мол, ведите на работу, готов я. Разговаривать с ними трудно — голос у них какой-то металлический, да и видно сразу, что не люди, чего с ними разговаривать?

И тут мне один, который с номером 007 на лбу, подает большой бидон с антисептиком и кисточку вроде тех, которыми котам живот щекочут. «Давай, мол, всю комнату сверху и до низу обработай. Без пропусков». Порода, мол, у них идет какая-то опасная, надо везде провести обеззараживание. Ну, и встал в углу, замер вроде.

Но мы эти штучки с трехпалыми знаем — у них глаза везде: и сзади, и спереди, и по бокам. Так что взял я свою кисточку, влез на стремянку и начал потихонечку с потолка. Пока потолок и одну стену сделал — уже и обед. Опять компота выпил, пирожок снова поднесли в пластиковом боксе — теплый, даже горячий; нас на подлодке, помню, тоже всё такими пирожками кормили, только там печенка была гусиная, а здесь куриная. И клоновая, конечно — времена теперь не те, чтоб гусей на печенку разводить, не напасешься гусей этих на всё наличное население.

К концу смены я комнатку эту как есть всю химией обработал и даже устал. Динаму всё же крутишь когда хочешь или когда тебе удобно, а с этой работой вроде как напряжение: и побыстрее сделать хочется, и закончить не раньше, а вовремя, чтоб куда-то в другое место не перевели за передовые темпы, так что я от усталости после смены только компоту выпил с пирожком — и в койку. И опять проснулся утром как огурец: ни снов тебе, ни недомоганий. Прикольно на шахте-то, оказывается, если у тебя режим особый. Правильно Кама говорила, что откроются, мол, иные горизонты.

Тут уже другой трехпалый со мной остался, а 007 в шахту пошел на дежурство. У этого на лбу 003 написано, и голос у него вполне годным оказался, даже с какими-то человеческими интонациями. Модель, наверно, другая, поновее, хотя по виду так и не скажешь — они все как из инкубатора, на одно лицо.

Короче, неделя пролетела — я глазом моргнуть не успел. Антисептик я смыл, на это тоже день ушел, потом велели мне всё шпаклевать и штукатурить по мелочи, потом шлифовать, потом красить — в общем, теперь я не только на подлодке кран держать могу или, там, динаму крутить, — теперь я мог бы народу ремонты по домам запросто делать, так что ИСЗ мой уже считай что повысился, а то с четверкой мне как-то было неудобно: не то чтобы непутевый, а всё же после центра у многих и шесть, и восемь индекс, а я как лишенец какой-нибудь социально незначительный. Впрочем, так оно на самом деле и есть. Но это другая история, не будем сейчас о ней.

Выходные на шахте не приняты, в воскресенье всё равно полдня надо отработать, потом личное время — это то есть когда народу подраться всласть минутка выпадает. И вот только мы отобедали, подходит ко мне этот 003 и в бок пихает клешней своей трехпалой: пошли, мол. И 007 за нами следом поспешает.

Вышли мы на периметр — и я уж думал, что мне срок вполовину скостили за качественный ремонт помещения, как вдруг меня засовывают в машину-штрафовозку, да еще и мешок на голову натягивают — не скажу чтобы грубо, но всё-таки резко и неприятно.

Ехали мы довольно долго — наверное, с полчаса. Наконец машина остановилась, меня, не снимая мешка, провели по ступенькам в дом, усадили на что-то мягкое и только тут уже мешок с головы стащили.

Огляделся я по сторонам — батюшки! За столом светлой комнатки окнами в лес сидит мой начальник девочка Кама, ну то есть ее полноводное высочество, и дружески мне всячески улыбается. «Здравствуйте, говорит, Степаныч». Тепло так проговорила, но со значением. Трехпалые тут же отошли в угол и замерли.

— Здравствуйте... — угрюмо отвечаю я, чуя подвох. — Давненько не виделись.

— Ну-ну, Степаныч... — продолжает Кама. — Давненько... Зачем же с больной головы на здоровую? Разве это меня поймали в запретзоне охранники?

— Вам в запретзону и незачем, — острю я. — К вам утки наверное сами прилетают по месту жительства. Только свистни...

— Не прилетают, Степаныч, — довольно усмехается Кама. — Да и не свищу я уткам, не по протоколу это. А вот охранникам... Да, кстати... Как вам работалось с 003 и 007?

— Нормально работалось, — ворчу я.

— Привыкли к ним немного? Они ведь милые, правда?

— В каком смысле?

Не понимаю я Каминого хода, ничего не понимаю — куда клонит?

— Видите ли, Степаныч... Вас не зря привезли сюда с половины срока. Я посмотрела ваши ментограммы. Вы, как бы это выразиться... вы революционер. В душе, я имею в виду.

Тут лицо у меня, понятно, вытянулось. А Кама жжет дальше:

— Я, представьте, тоже не очень довольна существующим порядком. Как и вы, Степаныч, не так ли? Все эти ваши сарказмы по поводу мироустройства...

И куда ведет?.. — не пойму.

— И хотя вы, как выяснилось, врун и хитрец, тут я вам вполне доверяю.

— Что, извиняюсь, доверяете?

— Дело, Степаныч. Большое дело.

А сама брови подняла для выразительности и смотрит как бы слегка укоризненно.

Я напрягся и ноги подальше под стул засунул.

— Вы слышали когда-нибудь про борозду?

Я даже рот прикрыл ладонью от неожиданности. «Борозда» у нас слово запретное — это еще хуже чем демократия или, раньше, коты.

— Вижу, что слышали... Так вот, Степаныч. Отправитесь вы теперь с заданием к борозде и пройдете по ней докуда получится. У вас как раз есть свободная неделька, так что никто вас не хватится. В поддержку даю вам двоих трехпалых, чтобы от кенгуру отбиваться или еще от чего там по пути встретится.

Я для приличия киваю головой. Хорошенькое дело...

— Задание ответственное, — строго замечает Кама. — Даже очень ответственное. Так что подготовьтесь как следует — уток, что ли, себе впрок замаринуйте. Сроку на подготовку — два дня, сегодня и завтра. А сейчас идите, Степаныч. Кстати... дело это сугубо секретное. Так что помните о распылении.

С тем я и поднялся со стула.

— И вот еще... — вдогонку проговорила Кама. — Кота возьмите себе какого-нибудь в дорогу. Неизвестно, что там и как, а кот животное нежное, может зачем-то и пригодится — заметит, к примеру, что-нибудь, что трехпалые прозевают.

И Кама снова многозначительно подняла брови.

— А теперь идите...

И я выкатился на улицу.

У крыльца — тут уже брови поднялись у меня самого — как ни в чем не бывало переступал копытами мой конёк, которому, вообще говоря, сейчас положено было пастись на выгоне, в поселке. По морде у него гуляло что-то вроде ухмылки, как будто он уже был в курсе моего нового задания.

— Пойдем, лошадь, — буркнул я ему устало, отвязал повод, и мы неспеша двинулись от домика в чащу по узкой, едва приметной тропке — надо было хоть немного осмотреться на моем новом месте жительства, пусть и краткосрочном. И где-то в этой глуши найти кота.

Окрестности домика, то есть лесные дебри, оказались очень даже обитаемыми: в паре сотен метров в чаще скрывался еще один домишко, а дальше по тропе еще и еще. Дома смотрели не слишком гостеприимно и казались необитаемыми, но это была лишь видимость — по белью на веревках, по домашней утвари на верандах и по прочим мелким приметам можно было заключить, что хозяева просто скрытны и не желают контакта.

Мы с конем пробродили по лесным тропкам до самых сумерек, а когда под вечер вернулись обратно, у входа в домик на ступеньках уже уютно расположился огромных размеров кот муругой окраски. Ну, то есть с рыже-бурыми беспорядочными пятнами по всему телу. Таким образом проблема с «нежным животным» решилась сама собой. Точнее, тут очевидно похлопотала Кама.

Ее же самой, наоборот, в домике уже не оказалось, но на столе стоял, возникший как по волшебству, аппарат со щелью для донесений — то ли мой собственный, то ли очень на него похожий.

Я принялся за осмотр домика и обнаружил в числе прочего небольшую и чистенькую спальную комнату. Всё здесь было просто и солидно, как во времена дедов — даже часы-ходики на стенке, которые, правда, не столько показывали время, сколько наводили на мысли о бесконечности и прочих приятных вещах.

За окошком 003 и 007 неторопливо шастали по двору и, несмотря на сгустившиеся сумерки, наводили в хозяйстве какой-то понятный только им самим порядок. Трехпалые видят во тьме как днем, там что я, долго не раздумывая, выпил на сон компота в маленькой кухоньке, зажевал компот пирожком — и стал собираться на боковую. День наутро предстоял сложный: как мне готовиться к Каминой экспедиции, у меня не было ни малейшего понятия.

Наконец трехпалые закончили шастать и снаружи воцарилась особая ночная тишина, нарушаемая лишь всхлипываниями лесных птиц. Я высунулся в окошко, во тьму. Ярко освещенные луной, конь с котом на крыльце, странно уставившись друг на друга, очевидно общались на свои животные темы.

Трехпалые, кстати, язык животных понимают тоже — так по крайней мере у нас говорят.

13. К борозде

Проснулся я рано и тут же, в одном исподнем найке, вышел зевнуть на крылечко.

Кот на ступеньках лежал в той же позе, что и вчера, и я даже легко потрогал его ногой, чтобы убедиться в его подлинности. Животное тут же вскочило на ноги, потянулось, хрустя всеми суставами, и одним прыжком исчезло в чаще.

Трехпалые, как видно, продолжали затеянное с вечера наведение порядка и шастали по двору с сосредоточенным видом, перетаскивая с места на места отдельные предметы — какие-то грабли, двуручные пилы, колья для забора и прочее.

— Ну что? — спросил я неодобрительно.

Оба киборга тут же замерли и повернули ко мне головы.

— Значит, мысли читаем? Ментограммы пишем? Молодцы!

Уловив в конце фразы нисходящий тон, 003 и 007, как видно, сочли его концом сообщения и, как ни в чем не бывало, продолжили хозяйственные работы. Я ж говорю: они нелюди, и разговаривать с ними не о чем.

На кухне я подкрепился, пожевав того и сего из наличных запасов и запив всё компотом из зеленики, которого на плите обнаружилась целая кастрюля.

Надо было срочно придумывать какой-то план — по крайней мере узнать у кого-то, в какую сторону нам надлежит идти.

— Мы знаем, куда идти, — просунулась вдруг в раскрытое окошко голова 003.

— Чего? — не понял я сперва. — Опять мысли читаете, бездельники?!

— Мы знаем маршрут к борозде, Трофим Степанович, — невозмутимо ответил трехпалый. — Так что будь спок... А мыслей у тебя мало, нам это вообще не в тягость.

И голова киборга исчезла. Так-так. Вот, значит, до чего дожили мы с прогрессом: полимерные машины тебе не только в шахте тыкают, как холопу, но и на ответственном задании в ровню набиваются.

И мне стало грустно. В старое время, как говорят деды, человек был всему венцом, а сейчас?

Я вышел на крыльцо. Конь с котом по-прежнему гипнотизировали друг друга взглядом. Киборги во дворе неутомимо таскали из угла в угол хозяйственный инвентарь.

— Эй! — крикнул я наугад, ни к кому не обращаясь. — А ну сюда!

В мгновение ока 003 и 007 уже стояли передо мной во фрунт и преданно таращили глаза... ну, это так говорится, что глаза — на самом деле в верхней части головы у них такое затемненное полупрозрачное кольцо, так что никогда не поймешь, смотрит кибер на тебя или куда-то еще.

— Вот ты! — Я ткнул пальцем в сторону 007. — Уток мне принеси шесть штук. И зеленики бидон.

Кибер тут же развернулся на месте и поспешно двинулся к воротам. Я даже опешил от такой исполнительности. Ай да Кама! Машины, похоже, были теперь запрограммированы на мои приказания.

— А ты... — 003 даже вытянулся: весь внимание. — А ты возьми бумажку и нарисуй мне план поподробнее — куда мы идем и всё такое. И север-юг не забудь указать...

003 так же без слова сорвался с места и ринулся внутрь дома.

Кот, заурчав на киборга, прижал к крыльцу зад, грозно хлопнул по ступенькам хвостом — и вдруг в один миг очутился на холке у лошади. Конь даже не шелохнулся. Кот осторожно переполз на круп и уютно на нем расположился, слегка свисая телом с лошадиной спины по обе стороны.

— Так-так... — пробормотал я и отвязал повод от коновязи. — Пойдите прогуляйтесь, животные. У вас, я вижу, уже свои общие дела...

Конь тут же размеренно потрусил рыхлым шагом к воротам. Кот устроился на его спине поудобнее, приноравливаясь к конскому шагу.

— И завтра чтобы ни-ни! — крикнул я на всякий случай вдогонку. — Строжайшая дисциплина!..

Вскоре оба они исчезли из вида в лесной растительности.

От нечего делать я прошел в дом и наскоро настрочил донесение о текущих событиях, устроившись в кухне, так как гостиную уже занял киборг, исчиркивающий листок за листком планами и схемами.

Мой волшебный ящик беззвучно втянул бумажку с текстом, и едва было я задумался, что бы мне поделать дальше, как за окнами на прогалине перед домом показался 007, нагруженный утками и зеленикой.

Уток мы почистили вместе, затем я замочил их в зеленичном маринаде, а остаток дня провел за изучением планов, составленных 003. Оба киборга тем временем снова взялись за дворовое хозяйство.

Наступили сумерки. Тихо вернулись с прогулки конь с котом и устроились у крыльца. А вскоре вдалеке заурчала машина: подъезжала Кама.

— Я с вами переночую, — с самого порога сообщила она. — Посмотрю, как вы завтра отправитесь.

Мы поужинали компотом и пирожками. Мы — это в смысле я и Кама. Киборги у нас не едят, они, понятно, на одном электричестве. Да и Кама, как я заметил, ела весьма странно, как бы не по-людски.

Ночь прошла спокойно, разве что Кама в соседней комнатке всё вертелась у себя на кровати и что-то бормотала во сне.

На следующий день мы увязали в тюки самое необходимое, прицепили коню к седлу специальную раму и нагрузили животное вьюками. Взяли немного: динаму на всякий случай, запас воды, компота, коробку для отправки донесений, моих маринованных уток да рулон плёнки для сна и ночевок. Плёнка эта у нас как бы живая — замотаешься в нее, а она подтягивается к тебе сама, и в ней тепло и приятно. А особенно удобно это в смысле лесных клопов и прочей нечисти: эти твари к ней даже близко не подползают — прогресс, короче, у нас везде, даже в таких мелочах. Кстати, и насчет врагов покрупнее беспокоиться было нечего: у трехпалых оружие встроено в корпус — чуть что, они так начинают палить из него во все стороны, что порою страшно смотреть.

В общем, в полдень мы распрощались с девочкой Камой и выступили, вытянувшись гуськом по лесной тропинке, по направлению на север — в сторону этой неведомой борозды.

14. В пути

Не буду врать насчет лиан, как это обычно делают в своих романах путешественники — дескать «с раскидистых крон могучих деревьев-великанов повсюду свисали лианы...». Ничего у нас тут ниоткуда не свисало, лес был редковатый, по большей части осиновый и как бы побитый какой-то лесной хворью, с проеденными неведомой нечистью листьями, хилыми кронами, сквозь которые виднелось серое, затянутое тучами небо. Через плечо у меня свисала неизвестно зачем взятая с собой куропаточница, а к поясу крепились две объемистые зеленичницы.

Собственно, в первый из двух дней пути, отделявших нас по плану от борозды, не произошло ничего значительного: мы сделали пару коротких привалов, потом один подлиннее для ужина, а после него прошли еще немного, освещая лесную тропку помещенными во лбу у трехпалых прожекторами, которые, я считаю, намного полезнее их накрашенных на лицах номеров — в шахте, к примеру, они бы без света давно уже все потерялись в темных и длинных штреках.

Около десяти мы разожгли небольшой костерок, погрелись у него, а затем, замотавшись пленкой, стали отходить ко сну. Замотались, понятное дело, только лишь мы с котом — конь от пленки решительно отказался и даже отошел подальше от костра, а киборгам сон и тепло вообще без надобности: они, полимерные, везде чувствуют себя как дома — что в шахте, что в запретках, что во впадинах с сомами. Надо бы, кстати, кое-кому поучиться у них выносливости и спокойствию, а то, замечаю, отдельные наши граждане в последнее время всё больше мечутся да нервничают, а потом еще начинают пререкаться в управе, почему по динаме норма у них не полностью выполнена.

Я стал составлять в уме донесение на эту тему и незаметно для себя уснул.

Проснувшись с первыми птицами, я сперва не стал открывать глаза, а решил еще слегка понежиться в согревшейся за ночь пленке. Кот, которого я легонько примял, вертясь во сне, что-то буркнул по-своему, и я совсем было нацелился вздремнуть еще полчасика, как вдруг возле уха послышался шорох и кто-то проворчал раздраженно:

— Подъем, подъем... поднимаемся...

Я нехотя открыл один глаз.

У моего изголовья, выгнув дугой спину, стояла в напряженной позе крупная куница.

— Ты что? — проговорил я спросонья. — Ты кто?

— Матильда, — немедленно ответил зверек басовитым не по своим меркам голосом.

— Матильда... — повторил я тупо, с трудом соображая.

— Послана провести вас через куничники, — уже доброжелательнее пояснил зверек.

— Кем послана? — снова не подумав переспросил я.

— Много будете знать, Степаныч... — тут же сообщила Матильда. — В общем, сами знаете.

— И ты туда же... — пробурчал я.

Куницы говорящие, прости Природа... Сомы во впадинах иероглифы знают... Может, махнуть на всё рукой и податься к диким? А что? Они по крайней мере живут естественной жизнью — ни киборгов тебе, ни шахты, ни китайцев. Хотя с китайцами... такое дело: беглые, наверное, тоже к диким прибиваются. Короче... эту темку надо обдумать. А то мотаешься тут между чужих амбиций как консервная банка на ниточке — вздохнуть некогда. Еще и динама бесконечная. К динаме, кстати, я уже, считай, две недели не притрагивался.

Знакомство кота и куницы было коротким и плодотворным: через пару минут молчаливого и осторожного обнюхивания, сопровождавшегося урчанием и другими утробными звуками, животные, как по команде, снялись с места и бок о бок отправились в чащу на ближнюю разведку окрестностей. Роботы тем временем раздули небольшой костерок и подогрели мне на нем пирожков на жестяном противне. Но сперва я конечно закусил маринованной уткой, чтобы коню меньше было везти.

Через полчаса коня снова нагрузили, кот взобрался в седло, роботы затушили угли — в общем, мы были вполне готовы к дороге. Я лишь отправил наскоро написанное донесение и сверился с нарисованным для меня киборгом планом. Собственно, навигаторы у киборгов, как и оружие, тоже встроены, но я решил не доверяться технике и самостоятельно, так сказать, держать руку на пульсе.

Мы бодро выступили в путь.

В подлеске тут и там сквозили куницы. Некоторые из зверьков даже выскакивали с дерзким видом на тропу перед нашим отрядом, но, завидев гордо выступающую впереди Матильду, тотчас снова скрывались в чаще. Конь шел молча, уставившись мордой в землю и, вероятно, обозревал подконтрольную ему лесную растительность. Кот мирно дремал в седле.

Я чуть отстал и, поравнявшись с конем, пнул дрыхнувшего кота в бок.

— Тебя зачем в экспедицию взяли, животное?

Кот встал в седле на четыре лапы и неспеша потянулся.

— Ты бдить должен, а не дрыхнуть.

Кот зевнул, обнажив нежно-розовую глотку и голубоватые колючие зубы, и опять промолчал.

Трудно с животными. Чего-то им всё-таки не хватает — концепции, что ли, цели какой-то в жизни. Ну мыслимое ли дело: идем по сплошной запретке, с важным ответственным заданием — и на тебе: один без конца занят травками по ходу движения, другой вообще спит, как будто его ничего кругом не касается.

Второй день по однообразию походил на первый: больной негустой лес тянулся бесконечно, мы так же делали привалы, что-то ели, я наскоро писал и отправлял Каме сводки по пройденному пути.

Вечером снова развели костер и стали устраиваться на ночлег. Назавтра часам к одиннадцати предполагалось достичь цели нашей экспедиции.

Уголья в костре еще потрескивали, когда в кустах затрещало. Кот с Матильдой тотчас же навострили уши и оскалились, но 003 произнес важно и четко: «Безопасно...».

На полянку, где мы все устроились, выбрался небольшой коренастый человечек. Лица под мятой шляпой было не видно.

— Мозно китайса у костёл погрецца? — проговорил он, смешно выговаривая слова. — Шибко замёлзла китайса...

Я чуть распутал пленку и, не вставая, подполз поближе к костру.

— Ты кто? — ровно спросил я пришельца, когда он наконец устроился у углей на удобном ему отдалении — ни жарко, ни холодно.

— Моя от китайсев убезаль. Меня в яме сома съель, нету типель китайса. Типель длугой китайса пускай яма копай, — ответил беглый и добавил раздумчиво: — Китайсев многа...

— Понятно... — заметил я одобрительно и пододвинул гостю остатки еды.

Беглый не ел, наверно, с неделю — так он накинулся на пирожки. Конечно, в лесах у нас совсем уж не пропадешь, на зеленике одной можно неделю продержаться, но всё же это кислотная пища, и если у тебя началось несварение, то и ягода, понятно, не лезет. Можно ловить тряпкой лесных клопов и жарить их на углях, только это совсем уж последнее дело. К тому же китаец очевидно опасался сам разводить огонь.

— И давно ты за нами шпионишь? — спросил я, когда он прожевал последний пирожок.

— С полудни китайса сзади за вам идёт... — честно ответил пришелец.

— Понятно... — снова заметил я. — Бери себе плёнку, китаец. — И я указал на гору вьюков, снятых с коня. — Спать теперь будем. Как тебя звать-то вообще?

— Ю, — сообщил беглый, радостно скалясь. — Мин Жень Ю. Плоста Ю звать, дластвуйти.

— Здравствуйте-здравствуйте, — покивал я в ответ и принялся снова заворачиваться в пленку.

В ночном небе висела мутная дымка, сквозь которую как бы нехотя пробивался лунный свет, как сквозь фонарь молочного стекла. Было довольно светло. Где-то на краю неба иногда слегка вспыхивало: то ли работали люди, то ли падали звезды.

— «Ю» по-китайски Иуда... — вдруг тихонько протрещала Матильда, подобравшаяся мне к самому уху. — И еще «выдающийся». Нарцисс-предатель, короче. Имей в виду...

— А... а ты тоже, что ли?.. — не сразу сообразил я. — Ну... иероглифы? Как сомы?

— Сейчас все их учат, — бесцветным голосом сообщила куница. — Даже кенгуру... Но у тех сокращенная программа: голова маленькая, мозгов мало.

— Понятно... — уже в третий раз промямлил я. — Всё, Матильда. Отбой. Спокойной ночи!

— Ха! — фыркнула в ответ куница. — У нас с Мурзиком сейчас самое это... ну, в общем.

— Ага, — заметил я неодобрительно. — А потом он дрыхнет весь день, вместо того чтобы бдить...

— Я слежу за лесом, — важно заверила куница. — Не бойся.

Утро выдалось промозглым и ветреным. Сначала, еще до завтрака, я устроил членам экспедиции, не заметившим вчера преследовавшего нас китайца, общий разнос за утрату бдительности, особенно указывая на кота, который в конце концов получил в наказание лишь половину своей положенной на утро порции. Краем глаза я заметил, что Матильда подсунула новому дружку что-то из своего рациона, но вмешиваться не стал. Роботы ворчали что-то про «за всем не углядишь» и про недостаточный заряд.

— Так кто должен следить за вашим зарядом?! — тут же взорвался я. — О чем вы раньше думали? Может, китайца к вам теперь подключить с динамой? Он вас живо подзарядит.

В общем, в путь мы выступили хмурые и не в духе. К тому же тропа заметно пошла в горку: мы приближались к гребню, за которым нас ожидала борозда.

И вот около одиннадцати мы достигли наконец самой высокой точки. За вторым гребнем, похоже, простирался такой же унылый лес, как и с нашей стороны, а внизу, в расселине, еще стоял туман, из которого тут и там торчали верхушки кустов и небольших нездоровых деревьев. Начался спуск.

Почти сразу я заметил, что исчезла куница. Кот теперь ехал не на коне, а на плече у китайца, шедшего следом за киборгами. Я тащился по их следу шагах в десяти позади. Замыкал шествие конь с нашими пожитками, не отрываясь изучавший придорожную растительность. «У нас на подлодке, — внезапно подумал я, — такую разведгруппу наверное распылили бы в полном составе».

Как всё же летит время! Еще, кажется, совсем недавно у каждого гражданина была при себе кнопка, чтобы разом выключить любого робота на полсотни шагов вокруг. А сейчас? Они ведь уже как люди — ну, в смысле автономности и, как бы это сказать... принятия решений. А я ведь застал роботов еще целиком из железа, с колесиками вместо ног... Или вот... тогда, например, можно было, если тебе вдруг совсем всё разонравилось, продать себя на органы. Типа как нынешняя десоциализация за забором.

А нынче? Теперь человек со своим ИСЗ вообще никому не нужен. Только и слышно — распыление да распыление. А куницы говорящие? Сомы-лингвисты. И главное: кто-то ведь за этим стоит, кто-то большой, могучий, таинственный. Вот ведь и Каме кто-то дает указания. Кто?

Местность всё понижалась, до дна расселины оставалось с полсотни шагов. Туман сперва поднялся кверху, а потом и вовсе истаял. Перевалило за полдень.

Согласно плану по дну ложбины нам следовало двигаться на восток. Но сперва я приказал сделать короткий привал. Киборгов заметно шатало — видно, заряд и вправду был на исходе.

Мы с китайцем слегка закусили, коту, внезапно утратившему свою новую спутницу, я сунул побольше утятины, а затем все мы снова поднялись и двинулись гуськом к востоку, в сторону теплого марева, висящего над ущельем от солнца, едва пробивающегося сквозь плотную дымку.

15. Борозда

Ландшафт тем временем менялся с каждым шагом: растительность почти исчезла, по дну расселины потянулись гнилые, закисшие лужи. Ни ветерка, ни шороха. Низкие серые тучи да оплавившаяся на скатах скальная порода отражаются в мертвой, дурной воде. Вверху по склонам снова робко пробивается зелень: сперва мхи, а дальше, повыше, уже редкие былинки, травка, затем, еще выше, кустарник, подлесок — пока наконец на гребнях с обеих сторон всё не делается привычным: ёлки, покосившиеся в сторону от склона, слабенькие осины и березки, как будто долго болевшие и едва пошедшие на поправку, колючий кустарник и даже, как кажется, цветочки: мелкие, робкие, тоже как будто болевшие. Или не цветочки: не видно отсюда толком, чтó там, на гребне.

Мы шли еще около часа, пока наконец дорогу впереди не перегородила пологая, осыпающаяся острыми камнями гора. Борозда кончилась. Точнее, в теле горы по створу расселины теперь зияла перед нами круглая темная дыра с гладкими оплавленными краями — в общем, туннель, только простреленный, похоже, в горе одним махом каким-то немыслимым гигантским оружием.

Мы остановились у входа.

— Какие будут соображения? — спросил я у общества с деланой бодростью.

Трехпалые тупо молчали, переминаясь на месте. Я чувствовал, как во мне закипает раздражение — на киборгов, на Каму и даже на уток, которыми здесь и не пахло. Тишина стояла полная: за всё время пути в борозде я не видел в небе ни одной птицы.

— Китайса знаит! — вдруг воскликнул беглый, спасая наше незавидное положение. — Китайса внутли ходил. Пойдемте!

Роботы молча зашевелились. Вообще трехпалый, конечно, собеседник никудышний. Ну как это, если нет глаз? Не знаешь куда ему и смотреть, да и номера накрашены прямо на лбу: типа смотри на номер, если желаешь диалога с машиной. Если бы не их прожекторы, я бы оставил киборгов у входа, настолько они ослабели. На солнышке они немного подзаряжаются, но сегодня погода нам не благоприятствовала.

Короче, не брать я решил коня, мы с китайцем кое-как привязали его у кучи камней, а затем двинулись во всё сгущающуюся темноту, разрезаемую лучами двух прожекторов.

Кот бодро путался под ногами у киборгов, потом я велел 003 для экономии выключить свой фонарь, а мы тем временем постепенно обвыклись в обширном, в три человеческих роста, прямом как стрела круглом туннеле. Временами я оглядывался назад, где всё еще бледно светилось изрядно удалившееся пятно входа в пещеру.

Либо глаза у меня постепенно привыкли к полумраку, либо в туннеле что-то изменилось. Еще через час хода мне стало казаться, что в туннеле светлеет. А что? Бывает, наверно, такая порода, которая немного светится. Стронций вон в шахте светится, и все это знают.

Я взглянул на китайца.

— Да-да, — радостно закивал головой Ю. — Там светлый стена будит! Плазлачный.

Кот вдруг набрал ходу и вырвался вперед, оставив позади киборгов. Впереди и вправду становилось всё светлее. Нам потребовалось, однако, еще больше часа, пока мы добрались до тупика.

Собственно, это была не стена, а прозрачная полусфера, половина шара, как бы капсула или огромная дробина, наводящая на смелую мысль о том, что именно она и продырявила в горе тоннель. А что? Шарахнул какой-то циклоп из гигантского дробовика, и вот тебе пожалуйста: и борозда, и дырка в горе, и сама дробь в три человеческих роста в поперечнике. Почему стеклянная? Ну... не наше дело. Может, это и не стекло...

Киборги стояли вплотную к полушарию и видимо прислушивались. Вид у них был озабоченный.

— Опасно, — произнес наконец 003.

Его напарник утвердительно закивал головой с номером.

— Что опасно-то? — спросил я своих разведчиков.

— Неизвестная опасность... — кратко и непонятно пояснил Ноль-ноль-третий. — Волны некоторые не проходят. Фон какой-то небывалый. Опасно... Чужие тут.

— Какие еще чужие? — начал сердиться я.

— Не наши, не с Земли, — охотно сообщил 003.

— А ты прямо знаешь про всю Землю — где наши, где не наши? — предположил я иронически.

— Ну, нас же учат... — возразил робот. — В смысле закладывают — ну, то есть в буфер памяти...

— А может, это чужие вам и закладывают? Никогда не думал об этом?

— Нам думать не положено, — скорбно сообщил трехпалый. — И без того работы навалом.

Трудно с киборгами. Но и без них теперь уже шагу не ступишь...

— Фонарь-то свой выключи! — приказал я, обращаясь ко второму роботу. — Разрядишься совсем, агент 007...

Прожектор тут же погас.

Сразу стало как-то уютнее, полусфера приятно, хотя и не сильно светилась, а внутри нее, как в аквариуме, в который напустили ваты, происходило какое-то неторопливое движение.

— Китайса галава болит... — вдруг сообщил беглый.

Я обернулся к нему, затем взглянул на кота, который терся боком о гладкое стеклянное полушарие... и тут меня, очевидно, накрыло.

Мы с китайцем очнулись примерно через час. Все часы на нашей несложной технике стояли, но я как-то чувствовал желудком, что времени прошло не так много.

— Ты как, Ю? — спросил я.

— Кино видель китайса. Детство моя. Плакал... — ответил мой спутник томным голосом.

Понемногу сознание возвращалось. В голове всё еще мелькали обрывки чего-то чужого, постороннего — и я понял, что тоже видел «кино», только совсем не о детстве. Мне виделся полупрозрачный просторный дворец, а в нем зал со шведскими стенками, физкультурный зал, короче, такой был у нас в школе, когда я жил в центре. По залу носились, хихикали, прыгали и щипались девочки, все одного с Камой роста и возраста, одногодки, одноклассницы — или как там еще? Почему-то я знал всех их по именам, или, может, они называли друг друга по имени: Ангара, Лена, Обь. Даже Иртыш, Амур, Енисей — все они были девочками. Побродив по залу, я обнаружил в углу и Каму — но не на воле, как все, а под стеклянным колпаком. Девочки скакали вокруг, гримасничали, дразнились, и вид у Камы был скорбный. Она, однако, похоже, не видела меня изнутри своего колпака, да и подружек тоже не видела. Кама вообще странно изменилась, как-то окрепла. Она вытянулась, в то же время закоренастела и походила теперь на созревшую старшеклассницу, которых я вдоволь навидался в центре, пока учился на подлодку. Спереди у нее заметно выпирало, как у наших тёток на выгоне, женских гражданок — тех, что дают молоко вместо электричества.

Весь этот морок слегка дрожал, вибрировал, сообщая зрителю, то есть мне лично, ощущение опасности и тревоги. Хотя... ну что можно вспомнить толком из почти часового беспамятства? Да и нужно ли вспоминать?

— Свет давай! — бодро приказал я 007, поднимаясь на ноги.

Надо было возвращаться, цель экспедиции я считал выполненной.

В голове у киборга что-то щелкнуло, прожектор на мгновение вспыхнул и тут же погас, оставив по себе лишь желтоватое послесветье. Робот был очевидно разряжен.

— А ты? — обратился я к 003.

— Светить могу... идти не могу, — печально признался киборг. — Эта штука еще и энергию сосет.

Толку от роботов больше не было. Я приказал 007 светить, сколько сможет, в сторону входа в туннель, то есть нам в спину, пообещав ему вскоре привести помощь, и мы с китайцем скорым ходом двинулись прочь от светящейся сферы, возглавляемые неунывающим котом, то и дело рыскавшим к стенкам туннеля в поисках своей кошачьей поживы.

Конечно, прожектора 007 хватило ненадолго, и через полчаса мы с беглым Ю уже двигались в кромешной тьме. Сбиться с пути, однако, в круглом и прямом как стрела туннеле было невозможно, и мы лишь повыше поднимали ступню, шагая вперед, да подбадривали друг друга шутками, которых в наших лесах ходит немеряно. Я шутил про кирасиров и гусар, китаец рассказывал про китайских мандаринов, про странствующих монахов-даосов и про легендарного Сунь-Укуна, царя обезьян, — в общем, мы даже и не заметили, как впереди забрезжило, а еще через час и вообще оказались снаружи, в борозде, у входа в туннель.

Вечерело. Конь, как ни в чем не бывало, флегматично изучал каменистую оплавленную породу, всё не оставляя надежд отыскать в ней начатки подвластной ему флоры, и даже не оживился, снова увидев кота, очевидно не по-доброму поминая краткую связь того с дикой, хотя и говорящей куницей.

Первым делом мы подкрепились холодными пирожками, выпили компота, а потом я, пока еще не совсем стемнело, уселся за донесение.

Степаныч — их П.В. Каме

Донесение № 12

Согласно заданию т.н. «борозда» пройдена в восточном направлении от места спуска в нее до входа в туннель, последний же пройден до упора в светящуюся полусферу, наводящую мороки индивидуального содержания, а также, по заверению киборгов, вызывающую нарушения связи в недоступных нам диапазонах и дополнительный разряд батарей питания.

Киборги в разряженном состоянии оставлены мной у полусферы. Из туннеля выбрался снова в борозду. Конь и кот здоровы. Есть возможность вернуться к киборгам и подзарядить их при помощи наличной динамы, находившейся при коне. Жду указаний.

Конец донесения. Степаныч.

Я наскоро перечитал текст. Про китайца и куницу решил пока не докладывать — трехпалые всё равно разболтают, когда снова зарядятся.

Моя волшебная коробка шустро сглотнула исписанный листок и через пару секунд уже пискнула голосом Камы: «Возвращайтесь».

Мы с китайцем переложили коню во вьюк весь скарб и технику, что брали с собой в пещеру, и стали неспеша подниматься по косогору кверху — ночевать в ущелье нам не хотелось, а на гребне пока еще было гораздо светлее, чем в лощине, и, стало быть, легче найти для ночлега местечко поприличнее. Однако, когда мы добрались до верха, уже почти совсем стемнело. Мин Ю разгрузил коня, я наскоро развел костерок под каким-то безвестным деревом, мы понемногу поели и стали заворачиваться в пленку: после туннеля и целого дня на ногах на нас накатила смертельная усталость. Кот, лишившийся своей ветреной спутницы, снова забрался ко мне под пленку, и через пару минут все мы уже погрузились в глухой и тяжелый сон разведчиков, вернувшихся с трудного задания.