Читать онлайн
"Препод. Его плохая девочка"
Он дорвался до НЕЁ.
Тяжело дыша, всем весом давил на неё, будто она может сбежать. Она содрогалась под ним, пока он вбивался в неё до предела напряжённым членом. Напряжен до предела он был весь. Смотрел в её пьяные от происходящего карие, жгуче порочные глаза, и едва не скулил... От того, что это сон. Знал, что сон. И, тем старательнее, он за него цеплялся. Её крики были такими живыми, звучными, настоящими, хотя изображение теряло чёткость и становилось призрачным. Но он хватался за ощущение золотисто-цветастой шёлковой ткани, которую помнил на ней тогда, и в которой она была сейчас, и которую он без раздумий растерзал, обнажив её грудь и животик. Тактильность тоже рассредотачивалась, и он плохо управлял этим сном, но это нисколько не умаляло ощущения того, что это ОНА. И ОНА под ним. И собственные бёдра немели от того, сколько сил он вкладывал в то, чтоб продолжать...
***
— Доброе утро... — в его пробуждение вплелось тихое мурлыканье вместе с тем, как тёплая ладонь уже накрыла его нешуточную эрекцию. Он просыпался в горячем поту и в предельной близости к оргазму. Приоткрыв глаза, встретился с хитро-возбужденной мордашкой своей невесты. — С кем ты сейчас занимался сексом? — продолжала соблазнительно урчать она, помогая ему пока рукой.
Ну, конечно, вероятно, он стонал. Блядский сон стал достоянием всей квартиры.
— Разумеется, с тобой, — мгновенно соврал он и простонал от её манипуляций с его естеством.
— А почему ты говорил со мной на английском? — шептала она ему в губы, забравшись сверху. — Ты так шептал «More» и «Fucking bitch», что я сама чуть не кончила... — и не дала ответить, налегла жадными поцелуями, и увлекла в утренний секс. Который, по понятным причинам, вышел коротким, но от того не менее ярким.
***
Злата напевала себе под нос, пока готовила яичницу с беконом и томатами на двоих. Из одежды на ней была только его чёрная, расстегнутая на все пуговицы, рубашка и тонкие полоски в качестве трусиков. Настроение поднялось настолько высоко, что она поигрывала сковородой на манер профессиональных поваров, хотя этого и не требовалось, но выглядело красиво.
— Удивительные тебе сны, конечно, снятся, — смешливо хмыкнула она, тряхнув шелковистой копной волос цвета светлой ржи. — Тебе не хватает языкового разнообразия в нашей постельной жизни?
Он сидел за столом позади неё и просматривал в серебристом макбуке материалы к сегодняшней лекции.
— Ролан?
— А. Не знаю. Это просто сон. Если бы я говорил на выдуманном языке, ничего бы не поменялось.
Злата танцевальным движением развернулась к нему и поставила тарелку с ароматным завтраком рядом с ноутбуком. Её явно всё ещё вело, а вот в его лице ответного энтузиазма не просматривалось. Она опустилась напротив него со своей порцией.
— Снова академия?
Он кивнул, не отвлекаясь от экрана.
— Как бы основную работу не забросил, — вздохнула она, приступив к трапезе. Ролан закрыл макбук и отодвинул подальше.
— Мне ужасно нравится. Преподавать в своей же альма-матер, это невероятное чувство.
Злата чуть прищурила льдисто-голубые глаза и коснулась ногой его колена.
— Я и так редко тебя вижу... — капризно протянула она. — Если ты ещё в преподавание с головой уйдёшь...
Её мало трогали его рабочие интересы и амбиции, а он будто старался как можно больше заполнить свою жизнь работой.
— Совсем не получится. Меня просто приглашают, почему нет? Я не брошу консалтинг. Это просто приятный бонус. Пока.
— Мне кажется, папа тебя загоняет. Ещё и навязал это преподавание гражданского права для очников.
— Всего два потока. Третий и четвёртый курс. Дважды в неделю, мне несложно.
Злата приподняла брови в сдержанно-недовольной гримасе.
— Ну, конечно, тебе несложно. Отрываться на детях за годы мучений.
Он усмехнулся.
— Ничего твой папа мне не навязал. Ну, умер Борис Тимофеевич. Я не против помочь. Это временно, в любом случае. Чего ты?
— Там толпы студенток, — констатировала она. — Я им не доверяю.
Ролан наскоро проглотил яичницу.
— Злата.. — скривился он. — Всё, мне пора. До вечера.
Начиналось всё с того, что он несколько раз проводил лекции у вечерников, и был приглашён для открытых лекций в актовом зале, как успешный, в сфере международного права, магистр. А теперь он каким-то образом пошёл дальше, вглубь преподавания, и его затягивало. Пока удавалось балансировать с основной работой в крупной консалтинговой компании, где он занимался юридическим сопровождением бизнесменов главным образом международной арены. Часто летал по работе на Кипр. А с начала этого учебного года стал проводить лекции в академии чаще. Теперь еще будет иметь возможность вести семинары и принимать зачеты у двух потоков, как заменяющий. Ему самому было интересно. будущий тесть являлся ректором, и предоставил ему такую возможность. Доверие.
Дисциплина, педантичность, амбиции — вот три кита, на которых стояла его упорядоченная жизнь. Расписана на годы вперёд, и подчинялась чётким представлениям о реалиях и амбициях, о том, как именно будет проходить эта жизнь.
Ролан не женился бы в ближайшее время, но Злата так спокойно и уверенно вплелась, встроилась в его будни, что он толком и не заметил, как это произошло, что они уже живут вместе, и дело движется к свадьбе, которая была запланирована на начало следующего лета.
Пока ехал за рулём в академию этими стылыми октябрьскими дорогами фирменной московской серости, невольно вспоминал обрывки сна. Ни разу ОНА не снилась. И вот. Проснулся чуть ли не с подростковыми поллюциями. И теперь ОНА стоит перед глазами. Как напоминание о том, чего не случилось. Как то, что не имело закономерного итога.
Таких кукол в живую не бывает. Такие куклы могут померещиться в неровном свете кабака под градусом. И она померещилась, и выжглась на обратной стороне сетчатки глаз. Он чуял её всеми тонкими фибрами восприятия, обонянием, тактильно, визуально. Те три вечера в середине июля, в которые, казалось бы, не происходило ничего особенного, в нём что-то безвозвратно надломилось, какая-то часть отлаженного механизма перевернулась, дала сбой. Там был не он. Кто-то другой. Тот, кто не был Роланом, юристом-международником с глобальными планами на жизнь. Там был ОН, который слушал море, смотрел на звезды, чуял ЕЁ, как СВОЮ, дышал полной грудью, забыв даже своё имя. Там был ОН, который остался давно в прошлом, со всеми его страстями.
Скучающему и пресыщенному — ни море, ни звезды не интересны. Томному и уставшему, подчинённому строгому расчёту, нужно было только немного виски или текилы для расслабления перегруженного мозга. В голове шли подсчёты и юридические схемы по обходу налогов после очередного рабочего дня на Кипре. Пока он не врезался глазами в НЕЁ.
В золотисто-цветисто шёлковой тряпочке до середины бёдер, с поясом, что показывал узость её талии. Высокая грудь, чьи очертания под блестящими складками и небольшим вырезом, вызывали гипнотический эффект. Личико с высокими скулами и этими колдовскими глазами... Блядскими... Одновременно невинными. Невинность на грани порока. Губы с низкими углами, нежной линией и молочной полосой по контуру. Манкая, юная, настоящая... Загорелая, с браслетами на тонких запястьях, с монетками и ракушками. На шее чёрный ажурный чокер. Она была босая. С браслетом из ракушек на тонкой щиколотке.
Его зацепило сразу, он держался за свой стакан и хватался за беседу с коллегой-другом, с которым отдыхали... Не смотрел даже, с кем она была, с кем говорила, впитывал каждое её движение. Стремился отвернуться, но исподволь всё равно посматривал. Голова сама собой поворачивалась... Он этим не управлял. Будто на ней закрепился свет прожектора, и он замечал то её руку, то кусок платья, то всплеск светло-каштановых волос, если её загораживали люди.
У него почти получилось отвлечься, когда...
— Простите, вы не потанцуете со мной? — раздалось над их столиком на английском языке. Коллега замер, прижав стакан к губам. Ролан уставился на неё. И она тут же продолжила. — Это на спор. Если вы откажете, мне придётся выпить бутылку водки одной. Правила придумала не я, — говорила сбивчиво, почти потерявшись под его взглядом, раскрасневшись.
Ролан боковым зрением увидел, что две девушки и два парня с интересом наблюдают за ними, пихая друг друга в бока и посмеиваясь. Явный молодняк, всем не больше двадцати. И ей...
Они танцевали. Они бесились. Она облила и его, и себя шампанским. Она танцевала на одном из столов под одобрительные крики, а он уже собственнически смотрел на её точеные, отполированные морем и песком ноги. Он желал владеть. Её кружил в танце кто-то из её компании. А Ролан чувствовал только стремление забрать еë. Животная похоть. И что-то ещё по краю разморенного хмельным вечером сознания. Смутное, неясное.
Они убежали ото всех. Она говорила что-то о людях, путях и звёздах, а он шёл за ней следом по тёмному пляжу и глотал тугой, сгустившийся воздух. Внимал. Что-то даже отвечал. Она громко шлепала по морской кромке, на него летели брызги.
— Спасибо, что согласился! — говорила на мурлыкающем английском. — Я ненавижу водку.
— Ты сама меня выбрала?
— Нет! Жюли показала на тебя пальцем и сказала: «Вот этот. Он точно не танцует!» Я бы в жизни к тебе не подошла.
— Смысл был в том, чтобы тебя напоить?
— Именно. Представляешь, с кем я живу? Они всё хотят увидеть, какая я буду, если напьюсь.
— Почему бы ты ко мне не подошла? — перевёл он тему. Они оба шли по щиколотки в воде.
Она заправила светлокаштановую прядку за ухо. Её волосы были короткими, до линии челюсти. Нежные, чуть вьющиеся, в них хотелось зарыться рукой, лицом, душой... Ролан был пьян не только от алкоголя.
— Я бы ни к кому не подошла. Поэтому мне такие вызовы и предлагают.
— Боишься отказа?
Она рассмеялась, заливисто и чисто. Он схватил её и сжал в руках.
— Боюсь согласия, — как будто обмякла в его объятиях. Обманчиво. Он придержал её за подбородок, глядя на приоткрытые губы. Но опустил голову и прижался губами к шее. И тут же языком, чувствуя вкус её кожи. Со вздохом, со стоном, упираясь крепким стояком ей в ногу. Невыносимо. Глупо. По-животному. Он хотел содрать с неё всё и взять прямо на месте.
Она как будто всхлипнула, дёрнулась и оттолкнула.
— Прости, я... — начал он.
Она лишь показала зубки в быстрой усмешке.
— Пойдём, я покажу тебе кое-что.
Взяла его за руку и потянула за собой.
«Пойдём ко мне. Здесь недалеко» — навязчиво вертелось у него на языке, но он интуитивно чувствовал, что не стоит. Кроме того, корил себя за эту странную, не свойственную ему несдержанность. Мыслей о невесте у него тогда вообще не появлялось. Существовали только он и она. И у них не было имён. Не было ничего, что бы связывало их с настоящей жизнью. Только в тот момент, настоящая была у них. Это он не сразу понял.
Три вечера. Три встречи в потёмках. Разговоры обрывками, дыхание, молчание, смех. И горячие, винные поцелуи до оргазма где-то в голове. Она давала себя целовать, а потом отталкивала, не отталкивая.
Он не вёл себя и не говорил конструктивно. Здесь не было никакой логики, ничего... Привычного.
Она показала ему живописные виды. Они говорили о Крите. И Кносской цивилизации. Она выказала неудовольствие тем, что Кипр и Крит теперь тени сами себя, и даже не близки к тому, что было, звучала мелодичными переливами, вплетенными в шум моря. Говорила о том, что Крит целиком — одна сплошная мафия, которая буквально оцепила остров, там не может быть никакого движения. Её раздражало всё туристическое и цивилизованное. Её бесили рамочки и установки. Её выводила из себя упорядоченность. Они не договаривались о встречах, и она не говорила, когда уезжает. От конкретных вопросов уходила, и лишь по-кошачьи щурилась ему от удовольствия. Прыгала с темы на тему. Спрашивала, как он думает, земля круглая или, всё-таки, плоская. Земля была плоская. Абсолютно. Ролан терялся в её глазах и мучился болью в паху, при этом испытывая нечто похожее на робость.
На третий вечер Ролан был близок к тому, чего так желал. Так ему казалось. Лишь казалось. Он ласкал её с упоением и, в тоже время, осторожностью. Уровень напряжения зашкаливал, после каждой такой встречи, как подросток, передёргивал по несколько раз. И перед тоже. От одной мысли. А её запах впечатался в рецепторы носа.
«Это какое-то безумие» — мысленно вопил он. Датчик инстинкта самосохранения визжал сиреной. Так не должно было быть. Это недопустимо.
Он потерялся в днях, они все слились в один, в который он дожидался встречи с ней. Днём он её нигде не видел, хотя искал по обозримой прибрежной зоне, нескольким отелям. Его ночная нимфа появлялась только к закату, как будто из ниоткуда. Он не мог понять, откуда она приходит.
В третий раз она сбежала из-под него на песчаном пляже. Просто выскользнула и растворилась в ночи, ничего не сказав. Она не останавливала его, не давала пощёчин, он чувствовал, что ей всё нравится. Но... Она сбежала. У него не было таких ситуаций, никто никогда не сбегал, он легко получал женское внимание, поэтому сначала растерялся, озадачился, а затем знатно удивился. И больше он её не видел, хотя за последующую неделю рыскал повсюду, как ищейка. Описывал метродотелям, искал её друзей, рассматривал каждую входившую в бар девочку.
В итоге пришёл к выводу, что всё к лучшему. Он не наделал глупостей. Так и должно было быть. Просто вино, просто морской бриз, просто озон, просто июль, просто магия моря...
«Кому я вру?», — поворачивая на перекрёстке, думал он. — «Хорошо, что не знаю имени. Мог стонать его вместо «more». Какая все-таки глупость эти гормоны».
Московская осень безжалостно отрезвляла. Воспоминание о девочке, что свела его с ума, было плотно впаяно в средиземноморский пейзаж, пахло морем и звучало джазом. А вот привычные серые разводы на зданиях от ледяного дождя, и свинцовые серые тучи, заволакивающие любой просвет, охлаждали и настраивали на рабочий лад, оставляя не случившуюся сказку просто сказкой, бредом заскучавшего сознания.
Этого не было. Таких не бывает. Он её выдумал.
.
ЛитСовет
Только что
