Читать онлайн
"Семь путей в ад"

Я потянулась, наконец вытянула ноги на кровати, которые дрожали от усталости, и выдохнула. Только что ушёл мой последний клиент на сегодня. Их было восемь. Я устала как собака, но с другой стороны, это даже хорошо — больше заработаю и смогу хоть немного отложить на чёрный день. Заставила себя подняться, несмотря на то что очень хотелось спать.

Старая продавленная кровать скрипнула, когда я поднялась. Через силу заставила себя одеться в потёртую блузку и юбку, которые давно пора было заменить. Стянула простыню и вышла в узкий, облезлый коридор, куда уже выползали другие женщины — разного возраста, но все с одной судьбой. Последний год я занималась тем же, что и они. В районе Проституток других вариантов не было. Были здесь и мальчики, но их всегда меньше, да и платят им, как правило, больше. Что, как по мне, совсем не справедливо.

Я дошла до конца коридора и спустилась по крутым деревянным ступенькам, которые жалобно скрипели под ногами. Бросила простыню в корзину и подошла к Лукреции.

Она сидела за старым деревянным столом, склонившись над тетрадью и вчитываясь в цифры через очки. Рядом лежали калькулятор, карандаши и ручки. Атласное красное платье трещало по швам, блестело в пятнах и не скрывало ни её полноты, ни возраста. Половина её волос, собранных на затылке и скреплённых шпильками, ещё сохраняла выцветший рыжий оттенок. Где она берёт краску? Наверное, у Розы. У Лукреции, в отличие от нас, денег побольше, она может себе её позволить.

Она подняла голову и посмотрела на меня. Лицо её напоминало пса, что бегал у нас по району — обвисшее, уставшее. Красные губы растянулись в улыбке.

— А вот и ты, Вэл. Тебе сегодня повезло — один из клиентов оставил хорошие чаевые. Можешь даже устроить себе выходной, — Лукреция взглянула на меня поверх очков в ржавой оправе.

Чаевые — это хорошо. Но о выходном можно только мечтать. Мне нужны деньги. Много денег. И быстро. Времени остаётся всё меньше.

— Кто именно? Не помнишь? — спросила я.

— Да тот, с усами, в синем костюме, — сказала она, щёлкая ручкой.

Я его вспомнила. Он бывал у меня раз в неделю. Если я ему так нравлюсь, почему он до сих пор не стал моим спонсором? Или не забрал меня в город? Хотя… это скорее миф — что такую, как я, когда-нибудь увезёт богатый «папочка». Говорят, бывало, но кто и когда — уже никто не помнит. Мы все втайне мечтаем об этом, но знаем, что никто из наших клиентов на такое не пойдёт. Не стоит тешить себя несбыточными иллюзиями.

Лукреция отсчитала деньги, и я направилась к выходу.

Возле двери, прислонившись к стене, стоял здоровяк Том и курил папиросу. Где он их достаёт, оставалось для меня загадкой — мало кто мог позволить себе такую роскошь. Но Том работал здесь вышибалой, а значит, у него были деньги. Мы платили за защиту, и он её обеспечивал.

«Пусть только кто-нибудь попробует обидеть хоть одну из моих девочек — живого места не оставлю!» — любил повторять он. И это была правда. Если кто-то позволял себе лишнее, Том выбивал из него всю дурь.

Но, несмотря на грозный вид, в душе он был добрым.

— До вечера, Том, — сказала я, пытаясь улыбнуться, но сил не осталось.

— До вечера, Вэл. Иди отоспись, а то выглядишь как выжатый лимон, — усмехнулся он.

— Пошёл ты, — буркнула я, выходя за порог.

Как выглядит лимон в теории я знала, но вот как выжатый даже представить не могла. Видимо, не очень.

Я шла, хлюпая сандалиями по лужам. В воздухе висел густой туман, солнце только поднималось, духота была невыносимой — сезон дождей начался. Тело мгновенно стало липким и неприятным. Вот бы помыться… Хотя какой смысл? Через пять минут снова буду вся мокрая.

Я плелась в сторону Кухни, проходя мимо покосившихся хибар. Когда-то эти крошечные домишки, наверное, были новыми, но теперь они кренились на бок, стены потрескались, крыши держались на честном слове. Почти весь район жил в таких.

«Кухней» мы называли место, где покупали еду. Там был небольшой бар, в котором выпивали в основном заезжие франты из города. Алкоголь был настолько крепким и опасным, что это была игра «выживешь или нет», но многие все равно пили. Говорили, что в городе такого не купишь. А рядом располагалась крытая кухня, где трое женщин готовили еду для всего района. В наших домах кухонь нет, как и желания или сил что-либо готовить.

Я подошла к деревянной стойке под навесом и встала в очередь.

За стойкой стоял Бьёрн — крепкий, красивый мужчина лет сорока. Каждая женщина здесь мечтала стать его женой. Хотя как женой, официально тут никто не женился. У нас даже документов нет. Просто начинали жить вместе, но название осталось. После смерти супруги десять лет назад он так и остался один. Ни разу не видела его ни с одной женщиной, видимо, он сильно её любил. Бывает же такое. Он остался один с девятилетним сыном и сам его вырастил. Теперь сын помогает ему во всём и очень на него похож.

Бьёрн был главным человеком в нашем районе. Не знаю, как так повелось и почему, но он взял ответственность за всех нас. По всем вопросам и спорам все всегда идут к нему. Именно он встает в четыре утра, едет на своей развалюхе в соседний район и торгуется за продукты. Он знает: если не привезёт еды, больше тысячи женщин и детей просто подохнут с голоду. Мужчин здесь у нас мало.

— Доброе утро, Бьёрн, — сказала я, протягивая деньги. Почти половина моего ночного заработка ушла на еду.

— Доброе утро, Валерия, — он улыбнулся мне, хотя чаще всего был сосредоточенным и суровым.

Он передал мне четыре железных контейнера с ещё тёплой едой.

Из дверей вышел Лукас — сын Бьёрна, главный жених на весь район. Ему девятнадцать, и, наверное, каждая молодая девчонка мечтает, чтобы он обратил на неё внимание. Ведь быть пристроенной, сытой и защищённой до конца жизни — предел мечтаний для многих. Да и к тому же он очень красив, просто копия Бьёрна в молодости. Но вряд ли он выберет уже работающую проститутку. Скорее дождётся, пока в районе появится девушка из другого района — какая-нибудь невинная сиротка. Другие здесь не появляются.

Лукас просто кивнул мне. Мы почти не общаемся — да и зачем ему? Был только один случай, когда он мне действительно помог, и я до сих пор не могу забыть. Помнит ли он об этом, я не в курсе.

Я уже собиралась уходить, когда Бьёрн окликнул меня.

— Подожди, — он протянул мне бумажный пакет с сухарями. — Передай Лилиан.

— Спасибо, Бьёрн. Только ты её так избалуешь. Она до сих пор в восторге от той конфеты. Смотри, а то влюбится в тебя, и придётся тебе нарушить твой обет безбрачия, — усмехнулась я.

Он лишь улыбнулся и покачал головой.

Через десять минут я добралась до нашей хибары — двух крохотных комнат. Зашла внутрь и поставила контейнеры на стол. В моей комнате, помимо стола, было два шатающихся стула и маленькая кровать с железными пружинами. На стене висело потускневшее зеркало, под ним — небольшой комод, где хранились мои вещи.

До сих пор помню лицо мамы, когда мы впервые оказались здесь. Мне было семь, и после нашего маленького, но нормального дома эта развалюха казалась собачьей конурой. Бьёрн привёл нас сюда в тот день, когда дождь лил как из ведра. Здесь до нас жила женщина, которая умерла, и дом остался пустовать. Хорошо, что он не потребовал платить аренду. Я до сих пор не понимаю, откуда в нём столько доброты и сочувствия.

Вообще, мне казалось, что здесь все должны быть злыми от такой жизни, но нет. Люди помогают друг другу и поддерживают, чем могут. Криминала почти нет — у нас нечего красть. Женщины настолько вымотаны и устали, что на лишние эмоции просто не остаётся сил. Наша сотня мальчиков и мужчин стараются помогать, чем могут. Единственный источник денег в районе — мы, и потому нас никто не трогает.

В детстве я часто вспоминала наш дом, который мы вынуждены были покинуть. Он тоже был маленьким, но там у меня была комната с нормальной мебелью, книжками и игрушками. Из моего окна была видна детская площадка, где я играла вместе с друзьями. Недалеко внизу стояла школа, куда я должна была пойти. И тогда мне казалось, что так будет всегда. Со временем эти воспоминания начали затираться, и иногда кажется, что это было не со мной.

Я взяла ведро, почти наполненное до краёв, и хотела вылить воду, но передумала. Не придётся идти к колонке, чтобы помыться. Взгляд скользнул к крыше, откуда тонкой струйкой стекала вода. Её давно надо было починить. В районе жил плотник, жилистый мужичок, который мог бы сделать это за еду, но его сварливая жена не позволяет. А тратить почти половину сбережений на ремонт я не могла. Единственное, что радовало — потолок пока не грозил рухнуть.

Лилиан влетела в комнату, как вихрь, и тут же повисла у меня на шее. Моя сестрёнка. Пятилетний ангел с белоснежными волосами, огромными голубыми глазами и улыбкой, способной растопить любое сердце. Я обняла её худенькое тельце, вдохнула тёплый детский запах и впервые за день почувствовала себя хорошо.

— Смотри, что я тебе принесла от Бьёрна, — я протянула ей бумажный пакетик.

Она радостно захлопала в ладоши и тут же набросилась на сухари. Потом мы сели за стол. Сегодня нам достались макароны с тушёнкой. Интересно, как Бьёрн умудрился достать мясо? Но было вкусно. Я съела половину, остальное оставила на вечер — перед работой. Взяв два оставшихся контейнера, я перешла в соседнюю комнату.

На стуле у кровати матери дремала Клаудия — старушка, которая присматривала за ними ночью, пока я была на работе. У неё никого не осталось, и мне стало её жаль. В благодарность я кормила её.

— Клаудия, вставай, — я осторожно дотронулась до её плеча. — Иди домой, отдыхай.

Она приоткрыла мутные глаза, молча взяла контейнер и, кряхтя, поднялась. Когда дверь за ней закрылась, я присела на кровать рядом с мамой.

Она спала. В последнее время она почти не просыпается. Ей всего тридцать пять, но выглядит она намного старше. Бледная, болезненно худая — кожа натянулась на скулы, как пергамент, а когда-то белоснежные волосы потускнели и поредели. Она почти не ест. Мне приходится заставлять её хотя бы вставать с кровати, хоть немного двигаться.

Я осторожно дотронулась до её плеча.

— Мама, проснись. Тебе нужно поесть.

Она медленно открыла глаза — потухшие, безжизненные.

— Я не хочу, — прошептала она. — Отдай лучше мою порцию Лилиан.

Я сжала кулаки.

— Нет уж. Ты будешь есть. Хватит жалеть себя, — я почти кричала от бессилия.

Она слабо улыбнулась.

— Я не себя жалею, Вэл… Мне жаль вас, — её голос был тихим, надтреснутым. — Я всё равно скоро умру, зачем тратить на меня еду?

Я молчала. Я её понимала. Она не хотела такой жизни для нас. Но кто в этом виноват? Никто.

После смерти отца нам пришлось покинуть зажиточный район Обслуги. Работы в городе для неё не нашлось, а единственное место, куда женщина может приткнуться, если у неё ничего нет, — это район Проституток. В другие её бы просто не пустили. Первый год здесь она постоянно плакала, и её можно понять. Она любила отца, как и я. И, наверное, не могла представить, что окажется здесь. В районе Обслуги всегда пугают двумя вещами: что ты можешь попасть либо в район Проституток, либо в район Наркоманов. И мамин кошмар стал реальностью.

А потом она забеременела Лилиан. Неизвестно от кого. Я была в бешенстве. Да, аборт стоит дорого — мы бы неделю потом голодали. Да, это больно и опасно — женщин здесь часто губит кровотечение. Единственная, кто делает аборты, — наша "медсестра". Когда-то она работала в клинике, но как оказалась здесь, никто не знает. Теперь она режет, колет и зашивает на свой страх и риск. Но рожать ребёнка… здесь…

Мама боялась, что умрёт после аборта, и тогда я останусь одна. И мне тоже придётся работать.

Она всегда твердила, что я особенная. Что я никогда не стану этим заниматься. И я держалась.

До шестнадцати лет. В нашем районе сложно найти даже двенадцатилетнюю девственницу. А я продержалась до шестнадцати. Но когда мама заболела — выбора не осталось. Я не могла смотреть, как они умирают с голоду. Работы, не связанной с обслуживанием мужчин из города, здесь почти нет. За неё держатся мёртвой хваткой, никому не уступая, потому что все понимают, какая жизнь ждёт потом.

Бьёрн всегда делает суп из всего, что не идёт в основной рацион. Очистки, кости, крупы — всё, что можно съесть. Он раздаёт его бесплатно тем, кто не может заплатить. Но одной миски в день слишком мало. Через месяц такие люди начинают пухнуть от голода, а потом просто умирают. У них не остаётся сил даже, чтобы прийти за ним.

Когда мама узнала, чем я теперь занимаюсь, у неё была истерика. Она кричала, плакала, умоляла меня прекратить. Но слезами сыт не будешь. Какой от них толк?

Мама заболела сифилисом — в нашем районе это не редкость. Лекарства могла достать только Роза, но когда она назвала сумму, у меня подкосились ноги. Я и за год столько не заработаю. Но если не найти их каким-то чудом быстро, начнутся необратимые последствия — мама уже жаловалась на боль в суставах. Смерть от этой болезни ужасна.

Был ещё один крайний вариант, о котором я даже думать боялась. У Розы есть возможность быстро и безболезненно её убить. Она уже делала это, избавляя несчастных женщин от страданий. Меня передёрнуло. Не знаю, на что я надеялась. Ведь болезнь рано или поздно возьмёт своё.

Но я всё равно откладываю каждую копейку. Здесь деньги — вопрос жизни и смерти. Никогда не знаешь, что может случиться.

Когда мама наконец поела, я пошла в другую комнату и рухнула на кровать. Можно было поспать хотя бы до пяти. Лилиан тут же подошла ко мне, осторожно провела ладонью по волосам и запела. Она всегда так делает — и мне становится спокойнее.

Я быстро уснула.

Проснувшись, я вышла на улицу и увидела, как Лилиан весело прыгает по лужам вместе с другими детьми. Некоторые дети стояли с палками и били ими по лужам, разбрызгивая грязь, при этом радостно смеясь. Кто-то кидал камни. Один мальчик катал какое-то старое колесо вдоль по улице. Они все были тощими, но по-своему милыми. Дети есть дети. Они ещё не понимают, какая жизнь ждёт их впереди, и, наверное, для них сейчас самое лучшее время. Пока бремя понимания не легло на их плечи.

Я позвала Лилиан с собой — нужно было зайти к Розе. В сезон дождей москиты просто сводили с ума. Лилиан вся была искусана, расчесывала укусы до крови. Нужно купить мазь, иначе она занесёт инфекцию. Я знала, что это дорого, но на здоровье сестры экономить не могла. Роза осмотрела её ноги, нахмурилась, а потом молча сунула мне в руки небольшой тюбик. Мы пошли домой.

Я поставила ведро воды на плиту — нужно было помыться. Нельзя идти на работу грязной. Клиенты этого не любят. Сначала я достала из угла старое железное корыто, налила в него тёплую воду и усадила туда Лилиан. Когда она вытерлась и оделась, я промазала её укусы мазью. Потом помылась сама, а в той же воде быстро простирнула свою одежду.

Когда я стояла перед зеркалом и расчесывала свои длинные волосы, я вспомнила слова Лукреции, когда впервые пришла к ней устраиваться на работу:

— Следи за своими волосами и не стриги их. Только из-за них у тебя будет много клиентов.

Они были такими же белыми, как у мамы и Лилиан, только сильно кучерявились. Я заплела их в косу. На работе распущу — и они будут спадать большими волнами. Мужчинам они и правда нравились. Некоторые любили оборачивать мои волосы вокруг руки во время секса и тянуть. Сначала было больно, и я боялась, что они мне их все выдернут, но со временем привыкла. Со временем я привыкла ко многим вещам, которые раньше и вообразить не могла.

На мои волосы уходило много шампуня, который я покупала у Розы. Они доставали сейчас практически до ягодиц. Но тут ничего не поделаешь — в каждой профессии свои издержки. Мои волосы были моей гордостью. Я знала, что многие мне завидуют. Мало кто здесь мыл их так часто, как я, особенно шампунем. В основном все покупали у Розы мыло, которое пахло дохлыми собаками.

Я посмотрела в зеркало. Теперь я была готова к очередной ночи.

Когда я утром вышла на улицу из борделя, то крепко прижимала к себе небольшой флакончик духов и коробку шоколадных конфет. Их подарил мне один из клиентов. Подарки случались и раньше — кружевное бельё, которое я потом надевала на работу, или шоколадные конфеты, которые прятала для Лилиан на день рождения. Но духи… духи были роскошью, до которой я никогда не могла дотянуться.

Аромат роз окутывал меня — сладкий, густой, как что-то из другой жизни. Мне хотелось оставить их себе, но я знала, что не могу. Лучше продать. Роза, возможно, захочет их купить — ей всегда нужно что-нибудь для торговли. Может, продаст в другой район. Лукреция — последний вариант. Она жадная, даст за них копейки.

Я подошла к стойке за едой, и Бьерн заметил у меня в руках флакон.

— Что это у тебя? — его голос был привычно хриплым и низким.

— Не поверишь, но духи, — усмехнулась я и брызнула немного на запястье, протягивая руку. — Понюхай, как пахнет.

Он наклонился, втянул воздух и на миг замер.

— Да, и правда чудесно. Моя Матильда такие любила, — негромко сказал он. В голосе прозвучала усталость. — Достать их было непросто.

Я опустила руку, неловко поёрзала на месте.

— Надо будет отнести их Розе, — сказала я, хотя он и так знал. Бьерн всегда всё знал. Он знал, что моя мать почти не встаёт с постели. Он молча кивнул и вернулся к своему супу.

Я распаковала коробку конфет — десять штук, и я точно знала, кому их предложу. Позвала Бьерна.

— Угощайся, — сказала я, протягивая ему одну.

Он посмотрел на меня и покачал головой.

— Отдай лучше Лилиан.

— Бери, не спорь, — ответила я чуть раздражённо. — Она своё получит.

Бьерн взял конфету, положил в рот и закрыл глаза, наслаждаясь вкусом. Я последовала его примеру — шоколад таял на языке, был невероятно вкусным. Вдруг из дверей вышел Лукас.

— Иди сюда! — крикнула я ему, и он подошёл, видимо, решив, что тоже откажется.

— У меня руки грязные, — сказал он, заметив, что я с конфетой.

— Ничего страшного, — ответила я, поднося угощение к его губам. Лукас улыбнулся, но отказываться уже не стал.

Я забрала свою еду и подарки и направилась в сторону дома. Неподалёку жил парень по имени Крис. Он тоже работал в борделе. Все считали его умственно отсталым, но мне всегда казалось, что его ум был скрыт за отсутствием нормального питания и образования. Он сидел на крыльце, усталый.

Я подошла, присела рядом и протянула ему конфету. Не могла пройти мимо. Благодаря своей работе он поддерживал пожилую мать и двух сестёр, но в их доме часто слышались крики, а родные относились к нему с пренебрежением. Он не получал от них ни благодарности, ни заботы.

Крис взглянул на меня. Его худое лицо было бледным, волосы давно нуждались в стрижке, а серые глаза смотрели устало.

— Ты слишком хорошая и красивая для этого места, — сказал он тихо, беря конфету. — Ты сюда не подходишь.

— Для этого места никто не подходит, Крис, — ответила я, стараясь не выдать эмоции.

Мы немного помолчали, и я встала, направляясь домой. Покормила всех, раздала конфеты и завалилась спать.

Проснулась я уже под вечер. Солнце клонилось к закату. Я проспала куда дольше обычного — всю ночь у меня был Маркус. А после его визитов мне всегда нужно было несколько дней, чтобы прийти в себя. Но он был щедр, и это перевешивало все минусы.

Я схватила флакон и пошла к Розе. Её дверь всегда была открыта, поэтому я просто вошла.
Дом у неё был больше и лучше нашего. В одной комнате стояла кушетка, рядом — шкаф с банками и пузырьками, источающими едкие, пряные запахи. Я знала, что в другой комнате она спит, но туда никто не заходил.

Роза возилась с коробками, перебирая содержимое.

— Привет, — сказала я, прислоняясь к косяку.

— Привет, Вэл. Что-то случилось? — она даже не подняла головы.

Роза была красивой женщиной — высокой, гибкой, с чёрными волосами, которые она всегда заплетала в тугую косу. Ей не было и тридцати, но она выглядела лучше всех в нашем районе. Ей не приходилось работать в борделе, и она хорошо питалась. Мы с ней ладили, но дружбой это не назовёшь.

— Смотри, что у меня есть. Не хочешь купить? — я шагнула вперёд и протянула ей флакон.

Роза выпрямилась, взяла духи, с любопытством покрутила их в руках, потом брызнула на ладонь и вдохнула аромат.

— Ммм… Вэл, засранка. Зачем так искушать? — она улыбнулась, но глаза оставались прищуренными, внимательными.

Она ещё раз понюхала руку, помолчала, словно взвешивая что-то на невидимых весах, и пожала плечами.
— Больше сотни дать не могу. Бери или оставь себе, если жалко.

Да, не густо. Если бы она продавала их сама, то взяла бы минимум две сотни, а то и больше. Но ничего не поделаешь — Лукреция дала бы и того меньше. Я кивнула.
Роза ушла в свою комнату, затем вернулась и сунула мне деньги. Я отдала ей последнюю конфету.

Попрощалась и пошла домой. Подошла к своей кровати, подняла одну из досок в полу, достала оттуда жестяную банку и спрятала в неё деньги. Потом вернула всё на место и поставила кровать обратно.
Когда я знала, что у меня есть хоть немного денег, становилось легче и спокойнее.

Я посмотрела в окно. Мы жили на окраине района, где сразу начинался забор. Возле него росла яблоня, которая не раз нас спасала. Мы с Лилиан собирали яблоки, сушили их и ели в течение года, в периоды голода. Много я относила и Бьерну — он потом раздавал детям. Именно он сказал мне, что эти яблоки можно есть. Нам повезло. За забором росли и другие деревья, водилась живность, но никто не рисковал — неизвестно, что заражено, а что съедобно. Некоторые пробовали от безысходности, но чаще всего всё заканчивалось смертью от тяжёлого отравления.

На улице уже стемнело. Пришло время идти на работу.
Бордель стоял почти в конце района. За ним возвышался массивный забор. За забором — город. Такой манящий и недоступный для нас. Я видела, как в окнах деревянного многоэтажного здания постепенно загораются тусклые лампочки. Бордель работал в три смены — я выбрала ночь, чтобы видеть Лилиан и присматривать за мамой.

Я шла быстро, потому что уже немного опаздывала. И вдруг почувствовала, как кто-то схватил меня сзади.
В первую секунду я даже не поняла, что происходит. Просто не ожидала. Потом попыталась вырваться. Закричать. До борделя недалеко, Том услышит и обязательно поможет. Но чья-то рука крепко зажала мне рот, а другая сжала тело, словно в тиски. Это, скорее всего, был мужчина — очень сильный и высокий.

Я забилась в его руках, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. Воздуха не хватало, к горлу подступила паника. Он не проронил ни слова. Только дыхание, горячее и ровное, скользило по моей шее. Может, если ударить локтем, я смогу вырваться? Я резко дёрнулась, вложив всю силу в движение, но он даже не дрогнул. Моё сопротивление не значило для него ничего.

И тут вспомнились слухи. Говорили, что из районов иногда бесследно исчезают молодые девушки и парни. Их никто больше не видел. Никто не знал, что с ними происходило. Грудь сжало ужасом. Я не могла дышать, мысли спутались. Почему именно я? Что будет с мамой и Лилиан, если я не вернусь?

Я почувствовала укол в руку — короткий, почти безболезненный. На секунду показалось, что ничего не произойдёт. Но потом ноги ослабели, тело стало ватным. Мир начал рассыпаться на куски. Последнее, что я услышала, прежде чем провалиться в темноту, — это ритмичное, бесстрастное дыхание незнакомца.