Прогулка для настроения

«Поэзия любит в мистику облекаться...»

В. Маяковский.

Поэт Степан Щипов с угрюмым видом сидел напротив главного редактора областной газеты «Огни Днепра». Тот, наверное, с утра поругался с женой, иначе зачем бы ему с выражением лица, более подходящим для ловца змей, остервенело критиковать очередное творение автора, небезызвестного как в области лирики, так и в области географической.

– Разве так пишут о любви? – вопрошал маленький лысый специалист в любовных науках. – У Вас, Степан, тут кругом один елей, да ещё пересыпанный мёдом. А любовь, как известно, «не вздохи на скамейке» – вспомните хотя бы своего знаменитого почти тёзку.

«Тоже мне, мастер художественного слова, – думал обиженный поэт, – Пересыпанный мёдом». То ли оригинальничает, то ли опять на кухне с супругой воевали. Недаром в редакции знают, что готовила в иной день жена главного. По продуктам на пиджаке, висящем рядом с этим мэтром. Мэтром, что не больше ...

Запросилась обидная рифма, но вслух Степан сказал другое:

– Вам, конечно, больше меня известно по этой теме, Вадим Палыч. Но ведь любовь – светлое чувство. Как писать о нём в тёмных тонах?

– А ты сходи на кладбище, – пошутил входящий и мгновенно уловивший суть разговора ответственный редактор Дорофеич, старый, как книга самых лохматых времён, – там и нагуляешь подходящее настроение.

«Теперь точно можно уходить – этот пахнувший нафталином дуэт мне не переубедить», – подумал Степан, заметив, что его настроение и так уже сместилось в нужную для коррекции стихов сторону.

– Завтра утром жду твою поэму, исправленную до стандартов социалистического реализма, – всё ещё злобно кричал вслед Вадим Палыч.

– Место пока держу, – продолжал он орать уже в форточку, зная, что Степан проходит сейчас как раз под ней.

«Вот, люди, – горячился поэт, сжимая в руке отвергнутую папку с почти гениальным произведением. – Ничего святого. Хорошо, хоть про кладбище напомнили. Как раз дата у матери. Нужно купить цветы и зайти помянуть. А что касается посещения этого места с точки зрения технологии правки стихов, пускай сами там пишут. У меня воображение ого-го и без него...»

Последняя рифма порадовала. Так же, как и сэкономленный на букете цветов рубль, которым Щипов мысленно уже расплачивался предстоящим вечером за хорошее дешёвое вино в одном магазине. Там, где работала продавщицей его Муза – хохотушка Варенька, с которой он планировал заговорить столько раз, сколько бутылок от плодово-ягодного пылилось у него в кладовке. И как тут, вспоминая её задорный смех, писать о любви в трагическом ключе?

На кладбище опять взгрустнулось. Вспомнил мать. Какая была практичная! Застолбила в своё время участок под несколько будущих захоронений. Вот и лежат теперь с отцом рядом – так же, как в машине тогда, после аварии. Только Степан сюда всё равно не попадет: осталось два места, а ещё живы его престарелые бабушка и дедушка. В любом случае они первые...

Кладбищенская обстановка не изменила поэтического настроя. Да и он думал уже не о стихах, а с интересом наблюдал за молодой женщиной, стоящей недалеко, на нейтральной территории: ни у какой могилы конкретно. Что-то таинственно-прекрасное было в её облике. Чёрные вьющиеся волосы ниспадающей волной обнимали до пояса её красивый плащ из золотистой ткани, который в свою очередь обнимал стройное тело. Зелёные глаза незнакомки словно гипнотизировали Степана. Он хоть и известный поэт, но не решился бы подойти к этакой красотке. Ведь внешность у него весьма средняя: рост, профиль, даже усреднённый цвет глаз: словно там намешано множество красок.

Женщина осматривала кладбище с видом, словно в парфюмерном магазине выбирала духи. Неожиданно она облизнулась, словно попробовала невидимое вкусное блюдо. Это простое движение губ и языка как будто подтолкнули Степана. Он отважился подойти.

Вблизи дама показалась моложе. Она спокойно стояла недалеко от могилы Григория Абрамовича, строителя, похороненного недавно. Степану за годы посещения этой части кладбища были знакомы некоторые из его молчаливых соседей – иногда по разговорам поминающих людей, которые он невольно слушал, а о прошлой деятельности других покойников догадывался по символам на их памятниках.

– Здравствуйте! – вежливо поздоровался он с девушкой. – Никогда не видел вас здесь раньше. А может, я просто невнимательный.

– Нет, – ответила красавица, кивнув в качестве ответного приветствия, – я не бывала здесь никогда. И никого из знакомых и родственников здесь тоже нет. Просто зашла случайно. Настроение такое.

– И я тоже... случайно, – не стал признаваться Степан о цели посещения сего места.

– А вы, я вижу, строитель, – указала девушка на папку со стихами.

Степан хотел возразить, но голос незнакомки снова мягко зазвучал в тишине среди безучастных каменных глыб. Казалось, ей хотелось выговориться.

– Сейчас так отвратительно строят. Современное крупноблочное панельное строительство не выдерживает никакой критики. Вот я у вас в городе проездом…

– Давайте пройдёмся, – предложил Щипов. - Кстати, меня Степаном зовут.

Они пошли по дорожке вдоль могил. Одна из них была печально известна Степану. Здесь лежал водитель такси, вёзший тогда его родителей...

– Меня зовут Акулина, – нежно пропела своё имя спутница. – У вас ужасные дороги. И многие водители совсем не умеют ездить. Вот там, на улице Ленина нас подрезал один таксист. Причём выезжает со вспомогательной на главную...

Следующего поселенца Степан тоже знал. Здесь был похоронен бывший сантехник из его дома.

– А вот магазины сантехники у вас хорошие, – продолжала Акулина, мгновенно забыв про таксистов. – Говорят, тут у вас своё производство. Хочу купить мойку в память о вашем городе...

Они прошли дальше. На следующем памятнике была изображена киноплёнка, обвивающая фамилию умершего. «Наверно, какой-нибудь режиссёр», – решил Степан.

Но Акулина и не смотрела по сторонам. Только вдруг моментально перешла на тему кино.

– Какие фильмы идут у вас в городе? – повернула она голову в сторону Степана. – В гостинице сидеть неохота, лучше схожу вечером в кинотеатр. Мой знакомый режиссёр...

– Вы в командировке? – спросил Степан, пытаясь увести разговор в сторону от странной тенденции, улавливаемой им в разговорах Акулины.

– Почти угадали, – мило улыбнулась девушка.

Наконец она перестала говорить на темы, странным образом затрагивающие бывшую жизнь покойников. Возможно потому, что они уже вышли за территорию кладбища. Сразу как-то посветлело вокруг, да и девушка преобразилась: стала выглядеть проще, хотя и с прежней элегантностью. Степан обрадовался возможности поговорить о другом.

– Кто вы по профессии? – спросил он, пытаясь уловить в её зелёных глазах и загадочном облике хоть какие-то намёки на принадлежность к чему-то особенному в мире живых.

– Я геолог, – гордо и одновременно кокетливо объявила Акулина. – Работаю в поисковых экспедициях, ищу в земле всё, что нужно человечеству.

– Вы такая хрупкая и женственная. Это же тяжело – ходить в экспедиции.

– Да, но я хороший специалист. Говорят, у меня особый дар – я чувствую всё, что находится под землёй. И даже будет находиться. Некоторые коллеги называют меня в шутку ведьмой, – с невинным видом пошутила девушка.

– А можно, я напрошусь с вами вечером в кино? – неожиданно для себя спросил Степан, посмотрев ей в глаза.

– Я не против. Запишите мой номер телефона в гостинице, а вечером позвоните.

Обрадованный поэт потянулся к боковому карману. Но любимой авторучки с позолоченным пером – подарком одного известного поэта, не было.

«Наверно обронил, когда пристраивал букет на могилу матери» – подумал он. Надо вернуться. Он так дорожил этим символом своего творчества.

– Извините, Акулина, я кажется, потерял свою авторучку, – взмолился Степан. -

Мне придётся вернуться.

– Ничего страшного. Мы ведь отошли недалеко, – успокоила его попутчица. - Я тоже пройдусь с вами, за компанию.

Они вошли на кладбище и девушка снова преобразилась. Пошла медленнее, рассеянно глядя по сторонам и втягивая в себя воздух, словно принюхиваясь. Поэту показалось, что она снова облизнулась, как в прошлый раз. Воспользовавшись её замедлившимся темпом, Степан ускорил шаги.

– Акулина, я пойду вперёд, поищу ручку, а вы подходите не спеша, – взволнованно предложил он спутнице. – Извините, что оставляю вас. Не боитесь одна?

– Нет, конечно. Я люблю кладбища. И никогда их не боюсь, даже ночью.

«Не нужно, чтобы она видела, кто тут похоронен», – решил Степан, шаря по траве в поиске злосчастной ручки.

– Странно, но мне вдруг захотелось почитать стихи, – услышал он слова незаметно подошедшей девушки. – Причём, о любви. Правда, приходят на ум какие-то легкомысленные строки. Как будто любовь – это лишь весёлое и беззаботное чувство…

У Степана потемнело в глазах. Отшвырнув папку, которую до этого держал в руке, он стал медленно оседать на землю. Листы бумаги, которые ещё несколько минут назад были поэмой, белыми прямоугольниками плавно опустились на место, где по всему получалось, что скоро, раньше своих бабушки с дедушкой, должен будет лежать один молодой поэт.