Горбунова Елизавета Проза

Посвящается моему прадеду Николаю Иосифовичу Чапайтису.

Прошлое, хранящееся в памяти, есть часть настоящего.

Тадеуш Котарбиньский.

Случай на Ладоге.

Николай проснулся среди ночи от какого–то неясного тревожного шума на улице. С трудом оторвал голову от подушки: уставшее тело ныло после вчерашней, затянувшейся до позднего вечера работы. Ему и напарнику Сашке было поручено за два дня отремонтировать прохудившийся катер. Работа для них привычная и несложная, если бы не порвался трос на подъёмнике. Новый раздобыть не удалось, поэтому тягали катер вверх–вниз вручную. Николай устал так, что, придя домой, сразу же лёг и моментально заснул. Вдруг этот шум на улице. Жена, накинув на плечи халат, уже стояла у окна.

- Коля, мужики к пристани бегут, наверное, что-то случилось! – сказала она, продолжая всматриваться в темноту.

Николай встал, потянулся, напрягая уставшие мышцы, и быстро принялся одеваться.

Стояли последние дни октября, а холодный пронизывающий ветер уже напоминал, что скоро зима. Жизнь в их посёлке полностью зависела от времени года, так как располагался он на берегу реки Свирь, которая соединяла Онежское и Ладожское озёра. До райцентра, магазина, больницы можно было добраться по реке: летом на лодке или паромом, зимой по ледяной дороге, а вот ранней весной и поздней осенью, когда наступало время «тонкого льда», жизнь в посёлке приостанавливалась. Но у Николая, как у мастера-ремонтника судов, работы всегда было много. Сразу после войны Николай с женой и двумя дочками поселился в посёлке Свирица, который находился в ста километрах от Ленинграда. И вот уже два года зимой он готовил суда к навигации, выполняя профилактический ремонт, а в период судоходства постоянно была экстренная работа. И сейчас, торопясь к пристани, Николай не забыл свой старый чемоданчик с необходимыми для ремонта инструментами.

Уже подходя к пристани, он услышал голос диспетчера Татьяны. Приложив к губам рупор, она призывала:

- Товарищи! На Ладожском озере тонет баржа! Просьба проявить социалистическую сознательность и помочь в спасении ценного груза! У кого есть лодки, помогите!

Николай заметил, что некоторые уже тронулись в сторону Ладоги. Тут он увидел своего напарника Сашку Баранова.

- Давай в мою, четырёхвёсельную! – позвал Николай друга.

Сашка проворно спрыгнул с деревянных мостков в лодку. Ещё весной Николай установил дополнительную пару вёсел, чтобы его дочкам вместе было легче грести. Старшей было двенадцать, а младшей одиннадцать лет. На лодке они плавали на рыбалку, за ягодами, грибами, помогали перевозить сено с покоса. А сейчас, несмотря на высокую волну и штормовой ветер, четырёхвёсельная лодка легко обогнала всех и первой вышла в Ладогу.

Они сразу заметили накренившуюся баржу и быстро направились к ней. Когда подплыли, парень с баржи, одетый в бушлат и вязаную, натянутую до самых глаз шапку, скомандовал:

- Один остаётся в лодке, а второй - ко мне на помощь!

Николай вскарабкался по навесной лестнице на баржу. Палуба была заставлена деревянными ящиками. Он приподнял один и сказал:

- В лодку не больше четырёх: два на нос, два на корму.

Вдвоём они прицепили ящик к тросу лебёдки и аккуратно спустили Сашке. Тот проворно распределил груз по лодке, сел на вёсла и поплыл к берегу. А на погрузку подплыла следующая лодка.

Баржа кренилась, приходилось стоять, широко расставив ноги, чтобы груз спускался ровно, стальной трос нужно было направлять руками, и рукавицы быстро протёрлись.

Николай чувствовал, как металл сдирает кожу с ладоней. Ящиков на палубе заметно поубавилось, а из трюма два матроса продолжали вытаскивать новые.

- Что в ящиках? – спросил Николай у парня в бушлате.

- Немцы грехи замаливают, технику разную прислали для подъёма уровня жизни советского народа, - пояснил тот.

Один из матросов подошёл к ним:

- Петрович! – обратился он к парню, - сил больше нет, ног не чувствую!

- Давайте меняться, мужики! – распорядился Петрович.

Они спустились вниз, а матросы встали на погрузку. В трюме ящиков оставалось немного, но все они уже были под водой. Ледяными оковами она сразу прижала ватные брюки к ногам, наполнила сапоги. Петрович подтаскивал ящики к лестнице, а Николай, взвалив на спину, поднимал их на палубу. Вода прибывала, и последний ящик вытаскивали, находясь в ней по грудь. Когда вышли на палубу, холодный ветер в момент превратил мокрую одежду в ледяную корку. Перед тем как спуститься в лодку, Николай спросил у Петровича:

- Можно я сниму трос с лебёдки? На барже он уже не понадобится, а нам в мастерскую на подъёмник нужен позарез!

- Снимай, конечно.

Николай сдёрнул трос и, смотав его кольцами, бросил на дно лодки. Несмотря на жуткий холод и боль в ободранных ладонях, усталость взяла своё, и он задремал, пока плыли к берегу. Там их уже ждали, сразу усадили в тёплую кабину грузовика. Какая-то женщина прижала к губам Николая холодную металлическую кружку, приказала:

- Пей!

Он послушно сделал большой глоток. Рот и горло обожгло, и спирт тёплой волной стал согревать его изнутри.

В больнице, куда их привезли, сняли мокрую одежду, растёрли тело какой-то остро пахнущей жидкостью, уложили в постель. Николай не знал, сколько он проспал, но, наверное, очень долго, потому что за многие-многие месяцы наконец впервые почувствовал себя выспавшимся человеком. Рядом с его кроватью на табуретке сидела с книгою жена.

- Дуся! Сколько же я спал?

- Коленька, у тебя была очень высокая температура. Врач сказал, что это воспаление лёгких. Ты уже неделю лежишь в больнице и первый раз открыл глаза в сознании. А так всё время бредил про Сашку, про трос, даже про немецкий груз …

- Неделю?! А как же вы, как Сашка? Смог ли он приладить трос?

- Ну вот, опять! Смог, всё сделал как надо, приходил тебя поблагодарить, только ты спал. Ему в помощь дали охранника Егора, и они вовремя закончили ремонт. Болей спокойно!

- Скажешь же ты, Дуся! – улыбнулся Николай, - я уже абсолютно здоров, позови, пожалуйста, врача, пусть меня выписывает!

Но врач ни в этот раз, ни на следующий день Николая не выписал, а продержал его в больнице до самых ноябрьских праздников.

Накануне седьмого ноября Николаю дали приглашение в поселковый клуб на торжественное собрание и концерт, посвящённый празднику.

Там в торжественной обстановке всем участникам спасения груза вручили благодарственные грамоты. А ещё им объявили, что каждый из награждённых может взять себе на память что-то из спасённой немецкой техники: швейную машинку, электрическую плитку, радиоприёмник. Будет ли работать намокшая техника – неизвестно, но люди всё равно обрадовались.

Николай по просьбе жены принёс домой швейную машинку немецкой фирмы «Зингер». Всей семьёй они пытались оживить её: вытряхивали из машинки воду, протирали тряпочкой корпус, старательно крутили колесо маховика, но машинка не работала, игла отказывалась подниматься-опускаться…

У дочек на глазах появились слёзы, ведь в мечтах они уже строчили себе новые платья.

- Девчонки, не печальтесь! – успокаивал Николай, - ведь мы её снаружи просушили, а теперь надо изнутри.

Он расстелил на столе газеты, достал инструменты и принялся разбирать машинку. Снимая каждую деталь, Николай старательно протирал её, смазывал машинным маслом. Скоро весь стол был завален. Казалось, что столько деталей никогда не вместится в швейную машинку. Вернувшись из кухни, Дуся всплеснула руками:

- У всех в праздник, на столе угощение, пироги, а у нас – железки!

Но «железки» задержались на столе и после праздника. Собирать машинку Николай мог только по вечерам после работы. Что-то не получалось, он разбирал и начинал прилаживать детали снова. И вот наконец машинка была собрана.

- Принесите нитки и лоскутки! – попросил он дочек. - Дуся, принимай работу!

Жена села за машинку, старательно заправила нить, опустила лапку и не спеша начала вращать рукой маховое колесо. На подложенном лоскутке появился ровный пунктир строчки. Девочки захлопали в ладоши и бросились обнимать отца.

С тех пор машинка работала исправно, и каждый вечер комнату наполнял её мягкий стрёкот. Дуся обшивала всю семью, скоро появились обновки: сорочки, платья, даже пальто. Дочки тоже освоили швейное мастерство и уже к Новому году сшили себе маскарадные костюмы.

- Обращайтесь с машинкой бережно, - учила Дуся дочерей, - замечательная немецкая техника, да ещё собранная таким мастером, как ваш отец, прослужит долгие-долгие годы…

Как же она была права! В этом году машинке «Зингер» исполнилось 65 лет, а она исправно работает и прекрасно выглядит. Все эти годы она служила верой и правдой. Даже внучка Евдокии и Николая, когда училась в девяностые годы на портниху, свои первые заказы выполняла на ней. Затем, конечно, была приобретена более современная, ультрамодная швейная машинка, тоже, кстати, хорошо зарекомендовавшей себя немецкой фирмы «Зингер». Но старенькая была поставлена рядом, и уже невозможно представить интерьер комнаты без неё.

Эта машинка хранит тепло рук моих предков, она всегда будет напоминать о подвиге прадеда Николая – замечательного отзывчивого человека, прожившего тяжёлую трудовую жизнь.

Маруся

(Семейные истории)

Моя прабабушка Чернова Евдокия Никитична была замечательной рассказчицей.

Никакая книга или кинофильм не могли сравниться с её историями, ведь она рассказывала о событиях, которые происходили в действительности с ней и её семьёй. Речь шла о людях, связанных со мной кровным родством.

Как часто мы садились рядом, брали большой старый фотоальбом, и бабуля вспоминала:

- Раньше его переплёт был бархатный и тёмно- зелёного цвета.

Мне было трудно в это поверить, держа в руках чёрный, абсолютно гладкий альбом, а бабуля поясняла:

- Время беспощадно к вещам. Как и люди, они стареют и изнашиваются. Только память способна вернуть нас в детство, в молодость, во времена, когда альбом был бархатным, а люди на снимках живыми...

Бабуля с любовью гладила старую фотографию, на которой была изображена вся семья Черновых: отец, мать, два брата и три сестры. Я знала, что это первая фотография всей семьи, сделанная сразу после их вынужденного переезда из Казахстана в Таджикистан.

В том 1928 году в Кустанайском районе Казахстана приступили к обязательной коллективизации. Мой прапрадед Никита был признан кулаком, и семья подлежала раскулачиванию. Они в принудительном порядке должны были сдать в колхоз на мясо двух коров- кормилиц, поросёночка, забить кур, уток, и остаться перед надвигающейся суровой зимой без молока, мяса и яиц. Никита понимал, что колхозными трудоднями детей не накормишь. Поэтому при первой же возможности распродал своё хозяйство казахам- кочевникам. На вырученные деньги семья могла прожить какое- то время.

Тогда же на семейном совете приняли решение бежать из Казахстана от преследователей. Родственники посоветовали Никите переехать в Узбекистан: «Климат хороший: палку посадишь, плоды принесёт. Да и далеко от наших мест, там вас никто не знает, а беженцев сейчас много...»

Решили ехать с обозом. В те времена многие так делали: пристраивались на своей подводе в конце обоза, который вёз продовольствие, оружие, технику. Обозы сопровождали вооружённые красноармейцы. Черновы собрали две подводы с вещами: на одной — мать Домна со старшим сыном Петром и маленькими дочками Дусей и Татьяной, на второй — отец Никита с восьмилетним Лёнькой и пятнадцатилетней Марусей.

Как часто бабуля рассказывала историю этого переезда! Про то, как тяжело было продвигаться по степи под палящим солнцем, про то, как постоянно хотелось пить, а воду надо было экономить. А если поднимался ветер, он вздымал клубы пыльцы со степных трав, и всё становилось серо- жёлтого цвета. Пыльца покрывала волосы, лица, забивалась в нос и глаза, скрипела на зубах. Ко всем тяготам пути добавлялась постоянная тревога за судьбы отца, Лёни и Маруси, которым пришлось повременить с переездом... О том, что с ними произошло, бабуле много раз рассказывала её старшая сестра Маруся- Мария Никитична Чернова.

Дорога в степи

-Маруся, мне очень- очень надо! Прошу тебя! - Лёнька умоляюще смотрел на сестру и, казалось, даже поскуливал для убедительности.

-Пусть идёт, - разрешил отец, - Я пока кобылу напою. - Он натянул поводья и остановил лошадь.

Лёньку как ветром сдуло с телеги, так необутым и побежал в степь, сверкая пятками. Маруся вздохнула, глядя ему вслед. Из- за Лёнькиной болезни они с отцом вынуждены были отложить переезд. Тогда, месяц назад, провожая мать с тремя детьми, Маруся пообещала ей, что вылечит Лёньку, у которого ночью поднялась температура, и они приедут со следующим обозом.

Переселенцев из Казахстана было много и обозы собирались каждую неделю. Но Лёнька тяжело болел, и речи быть не могло о поездке. Фельдшерица кормила его порошками, а Маруся, по- старинке, мёдом и растирала водкой с уксусом. Наконец, мальчик выздоровел, и они, собрав последний скарб, погрузили всё на телегу. С собой взяли мешок картошки, чтобы печь на привалах, и две большие фляги с водой.

Слабенький Лёнька двое суток спал, просыпаясь только попить, да сбегать по нужде. А на третьи сутки проснулся окончательно выздоровевшим. Они как раз остановились в небольшом селении возле реки, чтобы наполнить опустевшие во время пути фляги. Вода была такая ледяная, что ломило зубы, но все с удовольствием напились, умылись и плескались, наслаждаясь свежестью.

Маруся обменяла свой белый платочек с розами на две большие горячие лепёшки с тмином, несколько помидоров и две луковицы. Женщина, взявшая Марусин платок, заметила Лёньку, выглядывавшего из телеги. Довольная сделкой, она принесла мальчику миску тёмной, как кровь, черешни. Обрадованный Лёнька съел половину, даже не трудясь выплёвывать косточки. И вот результат- теперь он маялся животом.

Воспользовавшись вынужденной остановкой, Маруся расстелила полотенце, разделила лепёшку на части, разрезала помидоры и принялась чистить печёный картофель. Лёнька, понятное дело, есть не будет, а им с отцом перекусить надо.

- Марусь, что- то Лёнька пропал. Сходи, посмотри, - встревожился отец.

Маруся вытерла руки краем полотенца и отправилась в степь за братом. Она звала Лёньку, но он не откликался. Девочка ускорила шаг, продолжая звать. «Что- то случилось» - подумала она. Маруся быстро шла, вглядываясь в степь и пытаясь разыскать мальчика. Вдруг она услышала со стороны обоза гул и топот копыт, который надвигался на неё сзади. Оглянувшись, она увидела отца, который мчался за ней:

- Беги, Маруся! - крикнул он, - Басмачи!

И она побежала, не обращая внимания на колкие стебли степного ковыля, резавшие ноги в кровь. Вдруг отец, догнав её, с силой толкнул, набросил старую мешковину, которой они прикрывали вещи в телеги и навалился сверху сам:

- Марусенька, - услышала она шёпот отца через мешковину, - Басмачи напали на обоз, лежи тихо, может, не найдут.

Девочка, вдавленная в землю, закрыла глаза и вся превратилась в слух. Она слышала страшный вой и крики женщин, плач детей, слышала непонятную, гортанную речь — это перекрикивались налётчики, слышала выстрелы и топот копыт. Когда земля под Марусей стала содрогаться, она поняла, что к ним приближается всадник. Страх сковал Марусю, ей казалось, она перестала дышать, только сердце предательски громко стучало в груди.

Всадник остановился и, не спешиваясь, с громким гортанным выкриком, нанёс удар. Маруся не почувствовала боли, но услышала, как сабля с визгом рассекла воздух и рубяще вошла в мягкую плоть. И сразу же звук копыт стал удаляться. Маруся лежала, скованная страхом, под тяжёлым телом отца и пыталась утихомирить громко бьющееся сердце...

Страшная тишина повисла вокруг. Недавно всё содрогалось от криков, воя, плача и стрельбы, а сейчас тишина, в которой слышны только гулкие удары сердца.

- Отец! - хрипло позвала Маруся.

Ти- ши- на... Девочка осторожно пошевелилась и почувствовала, что щека и волосы мокрые. С ужасом она поняла- это кровь. Крови было так много, что ею пропитались одежда и даже земля под Марусей. Собрав все силы, девочка выползла из- под мешковины, на которой лежал отец. Руками он зажимал огромную рану у основания шеи, сквозь посиневшие пальцы текла кровь.

Маруся по- бабьи заголосила, запричитала, обхватив голову руками:

- Тятя, тятенька! Будь они прокляты, ироды окаянные, басмачи- душегубы! Что же мне теперь делать в степи этой Богом забытой? - она прижалась губами к его русому затылку и, даже не услышала, а почувствовала, как отец застонал.

- Тятенька, потерпи, не умирай, я что- нибудь придумаю, только живи!- взмолилась Маруся.

И отец услышал её. Он приоткрыл глаза и прошептал бескровными губами:

- Маруся, найди Лёньку, он далеко убежал, они его не достали, - и снова обессилив, потерял сознание.

А Маруся послушно поднялась с колен и продолжая плакать, пошла искать Лёньку.

Вскоре она нашла его: он сидел сжавшись в комочек за большим валуном и жалобно плакал. Она подошла к мальчику, обняла его.

- Марусенька, ты нашлась! - Лёнька попытался улыбнуться, но из глаз полились слёзы, - Ой, у тебя кровь! Тебе больно? - рыдая спросил мальчик.

- Это кровь отца, его ранили, ты мне должен помочь спасти его. - Маруся, секунду назад готовая расплакаться вместе с братом, уже была полна решимости как-то, ( она пока не представляла как ), доставить отца к доктору. Доктор его обязательно спасёт, непременно вылечит.

Она взяла братика за руку, и они бегом направились к месту, где лежал отец. Он всё ещё был без сознания. Лёнька опять принялся плакать.

- Ничего, Лёнька, справимся, мы обязательно доберёмся до Ташкента! - Маруся стянула с себя нижнюю юбку и свернула её в толстый жгут. Затем, с замиранием сердца, сжала вместе края отцовской раны и туго перевязала ему плечо жгутом. Отец, сжав зубы, застонал, уткнувшись лицом в мешковину. А Маруся, отерев окровавленные руки травой сказала Лёньке:

- Нам его не донести до телеги, будем тащить волоком на мешковине.

Они тянули отца в сторону обоза, продвигаясь медленно, радуясь каждому преодолённому метру. Видя, что у Лёньки совсем не осталось сил, Маруся предложила:

- Передохни немного, а я посмотрю, что там дальше...

Лёнька лёг рядом с отцом, а она отправилась в сторону обоза. То, что она увидела, повергло её в ужас. Кровь, разрубленные тела, истерзанные до смерти женщины, обезглавленные мужчины... Выживших не было. Даже новорожденный Максимка, всю дорогу изводивший мать плачем, лежал сейчас рядом с её мёртвым телом с посиневшим личиком и остекленевшими глазами.

Ощутив у себя за спиной какое-то движение, Маруся в испуге обернулась, но тут-же облегчённо вздохнула- это была их лошадь Сивка, которую отец выпряг из телеги, воспользовавшись вынужденной остановкой. Она, испугавшись стрельбы и криков, убежала в степь, а сейчас вернулась к своей телеге, которая стояла поодаль от других, поэтому почти не пострадала. Басмачи искали оружие, драгоценности и еду. Переворошив вещи на телеги Черновых, они ничего не нашли.

Маруся впрягла Сивку в телегу и, взяв лошадь под уздцы, повела в степь к отцу. Увидев их, Лёнька вскочил и побежал навстречу:

- Маруся, мне было так страшно, вдруг басмачи вернутся?

- Не бойся. Они не вернутся! Нам чудом удалось спастись. А теперь надо поскорее выбираться отсюда.

С большим трудом им удалось поставить отца на ноги и помочь ему забраться в телегу. Эти усилия лишили отца последних сил, и он снова потерял сознание.

Маруся не знала дороги, поэтому ориентировались по слабому следу колеи в степи. Сколько обозов здесь прошло за последнее время! Когда стемнело, и дорога перестала просматриваться, они остановились на ночлег. Только теперь Маруся почувствовала, как она устала: болели руки, ныла спина, очень хотелось есть. Они с Лёнькой доели печёный картофель, а отец только с жадностью попил воды. Затем они легли втроём, прижавшись друг к другу и укрывшись старым верблюжьим одеялом, которое пахло родным домом. И у Маруси невольно потекли слёзы, так в слезах она и уснула. А проснулась рано, с рассветом: даже одеяло не спасало от утренней степной прохлады. Маруся запрягла лошадь, и они тронулись дальше в путь, высматривая дорогу в степи. Только к закату они увидели на горизонте юрты кочевников и поспешили к ним.

Казахи позвали лекаря-шамана, который тут-же занялся лечением отца. А Марусю и Лёньку добрые, гостеприимные женщины накормили и уложили спать. Всё это время Маруся чувствовала себя пружиной, растянутой до предела, а сейчас,казалось, её отпустили. Рядом были заботливые взрослые, которые им помогут.

Дети проспали до обеда следующего дня. Проснувшись, они сразу поспешили к отцу, чтобы узнать, как он себя чувствует. Отец бледный, измученный, увидев их встревоженные лица, улыбнулся:

- Вы- молодцы, герои! Шаман сказал, что ещё немного, и Смерть забрала бы меня. По его указанию я всю ночь пил какие- то горькие отвары и посыпал рану заговорённой золой. Насыпал столько, что кожа стянулась и рана заросла.

Хоть отец утверждал, что он здоров, шаман не отпустил его в дорогу, а продолжал лечить ещё несколько дней, пока Никита сам не встал твёрдо на ноги. Лёнька всё это время гонял с местной ребятнёй по степи, учился стрелять из лука. А Маруся помогала женщинам по хозяйству. Перед отъездом она раздарила им на память все свои бусы, а они подарили ей красивое казахское нагрудное украшение из металла и кусочков меха.

Два конных казаха проводили подводу Черновых до города, где путники пристроились к новому обозу. Второй этап пути проходил через горы и ущелья и был не менее опасен и труден. Но то, что они пережили в степи, сделало их стойкими и выносливыми. Дети наравне со взрослыми преодолевали все тяготы пути, всегда стараясь оказывать посильную помощь.

Сколько было радости, когда дорога осталась позади, когда в Ташкенте они встретились с мамой, сёстрами и братом. Разговорам и рассказам не было конца... А мама и отец решили, что надо двигаться дальше- в Таджикистан, так как в перенаселённом Ташкенте очень тяжело было найти кров, да и басмачи часто совершали свои бандитские налёты, выискивая и жестоко расправляясь с русскими.

Рано утром уже на двух подводах семья снова тронулась в путь. Мама не узнавала Марусю. За время, что они не виделись, девочка стала не только старше, но и мудрее, сдержаннее. Маруся всем и всегда готова была придти на помощь, заботилась об отце, продолжая готовить ему отвары по рецептам шамана, подбадривала братьев и сестёр, затевая шуточные соревнования и игры. Испытания, выпавшие на долю девочки, не сломили её, а стали горьким уроком мужества.

Таджикистан — страна гор. Путники уже были утомлены однообразными горными пейзажами, поэтому, когда открылся вид на Гиссарскую долину, утопающую в розовых фисташковых кустах, Маруся невольно воскликнула:

- Вот где надо жить! Здесь петь хочется!

И они, спускаясь в долину вдоль горной реки Ханакинки, все вместе пели простые русские песни. Так с песней они и вошли в посёлок Ханака, в котором прожили долгую, трудную, не всегда счастливую жизнь...