Шваб Олег

Его принцип был прост: пациент — это не ребёнок, а «органы с диагнозом». Сочувствие мешает работе. Оно не входит в протокол. Максим — блестящий, циничный и до предела уставший травматолог. Обычная ночная смена, автопилот команд, чужие трагедии. Его защита — безупречна. Его метод — безошибочен. До того момента, когда в его отделение привозят очередную жертву ночного кошмара. И все его правила, весь его выстроенный мир дают сбой, который уже нельзя исправит...

ИДЕАЛЬНОЕ ЗДОРОВЬЕ. НУЛЕВАЯ ЗАБОЛЕВАЕМОСТЬ. АБСОЛЮТНЫЙ ПОРЯДОК. Достигнут медицинский рай. Болезни побеждены. По крайней мере, так говорят официальные отчеты. Но у статистики есть свои скелеты в шкафу. И они не собираются молчать. Антиутопия, которая задает самый неудобный вопрос: что страшнее — смертельный вирус или безупречная ложь?

Эссе о том, как между двумя людьми вырастает невидимая стена — не из злобы, а из непонимания, страхов и негласных ожиданий. Вместо поиска виноватого оно предлагает разобрать эту стену по кирпичикам, чтобы увидеть, что скрывалось за ней всё это время.  Это последнее эссе из трилогии, в котором сделана попытка ответить на вопрос "Кто виноват?".

Это второе эссе, по сути продолжающее тему первого "Одиночество вдвоем". И если первое было задумано как ответ на вопрос "Что происходит?", то это пытается ответить на вопрос "Что делать?", рассматривая самое "деструктивное" решение, которое остается, когда все попытки других решений с обеих сторон уперлись в глухую стену непонимания.Это размышление для тех, кто оказался в ловушке между мечтой о счастливых отношениях и суровой реальностью, где царит боль и опустошенность. Он о том, как р...

Произведение вошло в ЛОНГ-ЛИСТ Всероссийского литературного КОНКУРСА имени НИКОЛАЯ ГОДИНЫ (2025 г.) Номинация "ПУБЛИЦИСТИКА". Быть одним в пустой комнате — тяжело. Но есть одиночество куда страшнее — одиночество вдвоем. Когда ты можешь коснуться руки другого человека, но не можешь достучаться до его души. Это эссе — не просто об отношениях. Это исследование самой горькой пустоты, которая возникает не от отсутствия кого-то, а от присутствия призрака тех отношений, которые м...

В предгорьях Урала, где вековая тишина хранит покой древних гор, появляются люди с буровыми установками и проектами развития. Они видят в этой земле лишь ресурс, не замечая ее живой, дышащей сути. Для местных жителей эти места — не просто территория, а наследие предков, хранящее тайну спящей силы, которую опасно тревожить. Когда на склонах раздается первый взрыв, начинается противостояние двух миров: бездушного прагматизма и древней веры, цена которого может оказаться неизмеримо высокой.

Лесистые предгорья Урала, где я живу, — земля с особой душой. Здесь время течет иначе, а вековые камни и шепот сосен хранят память эпох. Это место, где реальность тонка, и древние силы — духи лесов, вод и гор — не ушли, а лишь стали тише, прячась от современного шума. Этим рассказом я открываю сборник под названием "Хроники Уральских сумерек" в котором хочу рассказать о встречах с ними. О том, что происходит, когда в осенние сумерки, стирающие границы миров, кто-то сворачив...

Человек остаётся наедине с собой в решающую ночь. В его сознании звучат последние монологи — отчаяние, ярость, попытки понять, что привело к этой черте и можно ли было свернуть с пути. Это разговор с самим собой, от которого зависит всё.

Произведение вошло в ШОРТ- ЛИСТ Всероссийского литературного КОНКУРСА имени НИКОЛАЯ ГОДИНЫ (2025 г.) Номинация "ПРОЗА". «Каменная Слеза» — древний источник, куда столетиями стекаются люди со своими молитвами. Через шесть «псалмов» — историй разных паломников — текст исследует многообразие человеческой веры: от требовательной просьбы и благодарного принятия до горького сомнения и готовности к последнему уходу. Каждый произносит одни и те же слова &mda...

Заброшенный сад после дождя становится театром абсурдной философии. Здесь истину не постигают, а выкапывают и проглатывают. Наблюдая за Великой Квочкой, поглощающей червей-мыслителей, герой понимает, что путь к знанию — это не возвышенное созерцание, а «оскотинивание», болезненное погружение в грязь реальности, от которой он всегда брезгливо отворачивался.